Как-то социологи провели опрос среди населения, задав вопрос: как бы вы хотели умереть? Большинство ответило — во сне, другие склонялись к быстрой смерти — «Главное, чтобы я ничего не понял».

После жизни всегда наступает смерть. Не мы придумали этот странный закон бытия, и не нам его менять. Может быть, поэтому практически каждый человек стремится запланировать собственную смерть, заранее сделать ее красивой и по возможности безболезненной. Но разве можно быть уверенным на сто процентов, что умрешь в собственной постели и во сне?! Люди публичные относятся к своему последнему часу с большей ответственностью. Если оплошать в последний момент, то вся популярность пойдет насмарку.

Жизнь любого известного человека рано или поздно становится достоянием гласности. Это аксиома. Однако исторически сложилась, что обстоятельства смерти великих людей подчас являются запретной темой. Официальные справочники сухо информируют: скончался в таком-то году, а далее, как правило, следует пелена неизвестности. Почему? Нередко на эти вопросы так и не находится ответа. Парадокс, но чем человек популярнее, тем каверзнее становится его судьба, преподнося прощальный подарок — смерть. К примеру, балетмейстер Сергей Дягилев мечтал о спокойной старости и тихой кончине. Не сбылось. Умер в Венеции, с первыми лучами солнца, после долгих мучений. Все, кто знал этого талантливого русского, приходили в ужас от одного его внешнего вида: перед смертью Дягилев похудел, его лицо было землисто-серым, а все тело покрывали язвы. Что поделать, в те времена лечить диабет еще не умели. Хотел ли он такого финала? Вряд ли.

Болезни настигли и Марлен Дитрих, этого «голубого ангела», который до самой смерти не переставал удивлять зрителей. Когда Марлен Дитрих танцевала на сцене, никто не догадывался, что обе ее ноги практически восстановлены из кусочков: столько в ее жизни было тяжелых переломов и мучительных операций. Здоровье не позволяло предаться и самой любимой привычке — курению. Актриса страдала от болезни кровеносной системы, развившейся после сорока лет постоянного курения. Она философски относилась к смерти, повторяя: «Бояться нужно не смерти, а жизни». Марлен Дитрих умерла в Париже, в страшной нищете. По горькой иронии судьбы в дни Каннского фестиваля, который был посвящен ей. Гроб накрыли французским флагом и торжественно отправили в Германию. В Берлине тело актрисы обернули трехцветным немецким флагом и опустили в могилу на кладбище ее родного города. А ведь она мечтала совсем о другой смерти.

Обладательница трех «Оскаров», Ингрид Бергман как-то сказала: «Я не боюсь умереть, я прожила интересную жизнь и вполне довольна ею». Эта красивая женщина являла собой пример необычайного мужества и жизнелюбия. Во время съемок фильма «Убийства в Восточном экспрессе» она совершенно случайно обнаружила опухоль в левой груди. Опухоль оказалась злокачественной, и грудь пришлось удалить. Актриса нашла в себе силы продолжать работать и жить. Вскоре удалили вторую грудь, в которой также образовалась злокачественная опухоль. Рак медленно разрушал ее организм: сначала позвоночник, потом оба легких. Актриса скончалась 30 августа 1982 года в половине четвертого утра, находясь в бессознательном состоянии.

Говорят, что Мао Цзэдун, страдавший болезнью Паркинсона, как-то спросил своих единомышленников: «Немногие доживают до семидесяти лет. Мне уже за восемьдесят. Я давно должен был умереть. Неужели никто из вас никогда не думал, что мне пора отправиться на встречу с Марксом?». Соратники по партии не нашлись, что ответить. Впрочем, вскоре эта встреча состоялась. Паркинсон сделал свое дело.

Жизнь Айседоры Дункан напоминала медленную смерть. Она потеряла все: детей, любимого человека, карьеру. Финальной точкой ее сломанной жизни стал красный шарф, который, зацепившись за колесо автомобиля, задушил великую актрису и удивительную женщину. Однако в смерти она сумела превзойти своих знаменитых любовников, создав красивую и печальную легенду. Что-то мне подсказывает, что в тот день она нарочно выбрала длинный шарф, волочившийся по земле.

Но бывают исключения. Автор триллеров, Альфред Хичкок больше всего на свете боялся смерти. Будучи суеверным, он отказался участвовать в приготовлении к церемонии награждении Американской академии киноискусств в марте 1979 года. И только после длительных уговоров согласился туда прийти: «Такое впечатление, что он присутствует при чтении собственного некролога и не хочет быть при погребении», сказал кто-то из присутствовавших. Пребывая в состоянии затяжной депрессии, он постоянно плакал и жаловался окружающим: «Я скоро умру». Однако именно его судьба и пощадила: он умер безболезненно, во сне, в собственной постели. Как мечтает большинство из нас.

Иаков Еремеевич Мендельсон, наверняка, также мечтал о тихой смерти в старости. Хотя не исключено, что он об этом даже и не задумывался. Кто бы мог предположить, что смерть настигнет его в самом расцвете мужской красоты?! Да еще в чужой квартире, в грязной ржавой ванне!

Преодолевая брезгливость, я кончиками пальцев коснулась воды. Холодная. Значит, ванну господин Мендельсон изволили принимать давно. Причина смерти загадкой не являлась: под сердцем торчал кухонный нож. Еще одно разочарование эстета: наверняка, он бы предпочел более красивый вариант. Хотя, что может быть красивого в смерти? На лице Мендельсона застыла странная усмешка: словно в последнюю минуту ему открылся главный закон бытия, к которому, впрочем, он не успел испытать должного уважения. Глаза были открыты. Отчего казалось, что ювелир насмешливо следит за мной: мол, и что теперь? Будешь милицию вызывать или смоешься с места преступления. Учитывая место пребывания трупа, слово «смоешься» приобрело какой-то неприличный подтекст.

Даже в смерти он был вызывающе красив. На мгновение, мне стало горько, что наши судьбы, столкнулись под ударом кия, один оказался в лузе, а другой… Черт его знает, что будет с другим. Но признаться, в такую лузу меня пока не тянуло.

С трудом оторвавшись от мертвого лица, я огляделась по сторонам. В ванной комнате была только ванна, раковина и табуретка, на которой лежали аккуратно сложенные вещи. И все. Ни шкафчика, ни стакана с зубными щетками, ни бритвы. Идиотская инсценировка: получается, Мендельсон зашел в ванную комнату, разделся, сложил одежду, лег в ванну. После чего спокойно дал себя зарезать. Бред! Даже если он доверял убийцы, то все равно бы постарался защититься. А тут тишина и покой, крепко глазки закрой. Но с глазками как раз промашка и вышла. Я, конечно, не специалист в этих вопросах, но не трудно догадаться, что в ванну убитый попал уже после смерти. Принесли и положили в воду. Выходит, убили его в квартире?

Я выскочила в коридор и быстро обежала немудреные меморинские апартаменты. Маленькая кухня. Никаких следов пиршества. Только грязь и паутина. Чайник. Пустой. На подоконнике засохшая половинка лимона и заплесневелая горбушка хлеба. В холодильнике пусто.

Комната, где стояла старая, изъеденная жучком мебель, также не дала никаких ответов на вопросы. Шкаф, из вещей в нем только грязное постельное белье. На столе старый телефонный аппарат. Хм, может, все-таки позвонить в правоохранительные органы? И что я им скажу? Дескать, шла мимо, дай, думаю, поднимусь к старому другу. На чашечку коньяка. Поднялась. И вдруг труп. Теперь как законопослушная гражданка звоню. А что потом? Потом законопослушную гражданку возьмут под белые рученьки и отведут в ближайшее отделение милиции. Знаю — проходили.

Я вернулась к Мендельсону. Зачем его убили? И главное — кто? Неужели и здесь не обошлось без проклятого камня? И вдруг меня осенило: Иванова убили точно также. «Словно кто-то мне в кабацкой драке саданул под сердце финский нож». Как хотите, а совпадением здесь и не пахнет. Я взглянула на одежду, свернутую на табуретке: сверху лежали летние светлые брюки. Узкий карман словно манил к себе прикоснуться. И я не устояла перед искушением. Пальцы нащупали тяжелую скомканную бумажку. Листок из школьной тетради в клетку. Немного разочарованно я его развернула и застыла: на ладонь аккуратно, словно он этого давно ждал, выпал перстень. Изумруд Лукреции, надо полагать?

Камень действительно был очень необычным. Густо-зеленый, он сверкал филигранно отточенными гранями. Оригинальная золотая оправа только подчеркивала его совершенство. Перстень притягивал к себе, требуя немедленно его примерить. Я подставила безымянный палец, и он нежно скользнул, сжимая палец в золотых объятиях. Идеально. Не думала, что на свете существует подобная красота.

Мой несостоявшийся жених Сергей Сергеевич был прав, когда говорил, что мы найдем друг друга. И вот мы встретились — изумруд, Мендельсон и я. Только одному из нас уже не поможешь. Я в последний раз взглянула на ювелира и повторила ему те же самые слова, которые он сказал мне перед тем, как отправить к праотцам: «Очень жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах. Сложись они иначе, у нас могло быть очень интересно настоящее и не менее интересное будущее. Простите…», а от себя добавила: «хотя джентльмен и уступает место даме, но я ценю ваш порыв, Иаков Еремеевич изведать загробный мир первым. Счастливого пути!».

Представляете, он даже не сказал «спасибо!».

И только прикрыв дверь, я вспомнила: считалось, что все избранники Лукреции Борджиа умирали от точного удара в грудь кинжалом. Как позже выяснилось, их убивал ее брат Чезаре, влюбленный в сестру. Неужели убийце доставляет удовольствие повторять преступления Чезаре? Может быть в том, что Иванов и ювелир были убиты ножом в сердце, заключается особый смысл? Насколько я знаю, раньше такой способ убийства символизировал месть. За что отомстили моему бывшему мужу и ювелиру? За кражу изумруда? Или более серьезные проступки? И кто может владеть таким точным ударом? Профессиональный военный? Телохранитель? Врач?

Мне везло: ни в парадном, ни во дворе я не встретила соседей Меморина. Дверь в квартиру на всякий случай оставила чуть приоткрыла. Рано или поздно Мендельсона найдут. Немного мучила совесть: как-то негуманно скрываться с места преступления и оставлять ювелира одного. Да еще в ванне. Но с другой стороны, на руке у меня сверкал драгоценный камень. Где гарантия, что когда я вызову милицию, меня не обыщут? Стоит чуть глубже копнуть, как история изумруда Лукреции выйдет наружу. А вместе с ней и мотив, из-за которого я могла зарезать ювелира. Впрочем, мотивов даже два: уже упомянутая месть и желание завладеть имуществом покойного. Колечко отнимут, меня посадят. Заодно припомнят мою сумочку в крови, найденную на квартире Мендельсона. И, поди, потом доказывай, что умер ювелир намного позже. Сумку нашли? Нашли! Мотив есть? Есть! Пожалуйте, сударыня, в камеру предварительного следствия.

Именно поэтому, взвесив все «за» и «против», я поехала домой. По дороге прикидывала, где можно спрятать изумруд. Ясен пень, что спрячу его не навсегда, а только на время. Честное слово! Как только я узнаю имя его законного владельца, сразу верну. В душе теплилась надежда, что истинный владелец — я, ведь Иванов вез его мне в подарок, не так ли? При желании я даже свидетеля найду — таксиста, с лицом, внушающим доверие. Он на суде подтвердит, что пегий мужик с бородой вез перстенек своей супруге-змее с целью примирения. Да что это со мной? Сроду не была корыстной и жадной. Неужели так изумруд действует? Сергеев прав — я не хочу с ним расставаться. Всего несколько минут, как я его надела, а уже не хочу расставаться.

Безумный день все не кончался. Подходя к дому, я заметила, что около входной двери, посинев от холодного дождливого ветра, слонялись дети моего третьего мужа — Сидоров-1 и Сидоров-2. Несмотря на данное отцовство (к Сидорову у меня свои претензии), я очень люблю пацанов. Они, кстати, платят мне тем же. И по праву считают своей второй мамой.

— Какими судьбами, мужики? — устало спросила я, доставая ключи. — Почему мерзнете на крыльце?

Мужики оживились:

— Наконец-то! Мы тебя два часа дожидаемся. А мерзнем, потому что там собеседование-стриптиз. Нас выставили. Как сказала мама, от греха подальше.

— Выпороть бы вашу маму ремнем с пряжкой, — совершенно непедагогично заметила я уже в прихожей. — Собеседование-стриптиз, надо же такое придумать.

— Да ты не волнуйся, — успокаивающе заявил Сидоров-1. — Это для проверки будущей совместимости супругов. Мы в окно глядели: ничего криминального. Сначала девушка разделась. Потом мужик.

— Вы смотрели стриптиз? — ужас в моем голосе был неподдельный.

— Смотрели, — равнодушно пожал плечами Сидоров-2. — Разве это стриптиз? Вот в ночном клубе, да, просто супер. А здесь не девушка, а замороженный пельмень какой-то. Такой же синий.

Сколько нового я узнаю о частной жизни почти что родных мне детей. И это накануне первого класса. Акселерация, блин! Как они попали в ночной клуб, хотела бы я знать?

— Как вы попали в ночной клуб? — высказала мысль вслух. — Хотела бы я знать.

— А мы с Кларой ходили, — бесхитростно поведали малыши. — Мама была на свидании, Фима — на футболе, Карл — на собрании ветеранов, Соня — делала очередную подтяжку.

— А я где была?

— А ты была в отпуске. Так что по нам дежурила Клара.

— Нужно говорить не по нам, а с нами, — автоматически поправила я.

— Да какая разница! — возразил Сидоров-1. - от перестановки слов смысл не меняется.

— Ошибаешься, как раз очень даже меняется, — я чуть было не устроила филологическую дискуссию. — Но это действительно сейчас неважно. Объясните, а что делала бабушка в ночном клубе?

— Ты, Эфа, как маленькая, — засмеялся Сидоров-2. — А что обычно делают в ночных клубах? Прожигают жизнь.

Нет, я ними точно рехнусь. Детки подросли — хоть стой, хоть падай. Подумав, я выбрала второй вариант. Упала на кухонный диванчик.

— Вообще-то, мы с тобой не про стриптиз пришли разговаривать, — сказали умные дети и упали рядом со мной. — Мы по делу.

— Что-то стряслось? — забеспокоилась я.

— Стряслось, — мрачно сообщили малыши (синхронный кивок в сторону другой половины дома) — Они там с ума сошли. Ты одна нормальная. Так что мы за советом. Понимаешь, нам больше не к кому идти.

…Я смотрела на их серьезные, сосредоточенные и чуть осунувшиеся мордочки. Только по чужим детям видишь, как быстро они растут. Оба младших Сидоровых полностью соответствуют высказыванию: «Честный ребенок любит не маму с папой. Он любит трубочки с кремом». Эти действительно любят пирожные больше родителей. И, между прочим, правильно делают. На их месте я поступила точно также. Родители у пацанов… Впрочем, не будем о грустном:

— Ну, что у вас случилось?

— Во-первых, мама выходит замуж, — проинформировал Сидоров-1.

— Здорово! — надеюсь, в моем голосе прозвучала надлежащая искренность.

— Ничего хорошего в этом нет, — не согласился с фальшивой искренностью Сидоров-2. — Еще не понятно, за кого она выходит. Платье купила, а жениха все нет. Дядя Федя пребывает в полной несознанке. Представляешь, он нас в четвертый раз в Зоопарк сводил. Звери уже в лицо узнавать стали. Встанет у клетки с волком и воет. Даже не знаем, кого больше жалеть, волка или дядю Федю.

— Дядю Федю, — вздохнул Сидоров-1. — Ему тяжелее.

Однако! Что лексикон, что мышление подрастающего поколения оставляют желать лучшего. Лично меня дети просто пугают.

— С мамой вашей понятно. Тут ничем не поможешь. Если женщина захотела замуж, ее уже не остановить. Что, во-вторых?

— Во-вторых, родичи нашли тебе еще одного кандидата. Знаешь, как зовут?

— Могу себе представить.

— Вряд ли. Зовут Афанасий. И он лысый.

— Совсем?

— Угу, как коленки тети Сони после эпиляции.

— Ужас!

— Мы тоже так думаем, — подтвердили дети с набитым ртом. В ходе разговора я успела приготовить ужин на скорую руку. По тому, с какой скоростью они его поглощали, стал ясен смысл столь позднего визита: пацаны просто хотели есть.

— А в-третьих? — кажется, без добавки здесь дело не обойдется.

Они задумчиво переглянулись. Потом Сидоров-2, видимо, решившись на признание, поставил меня в известность:

— Знаешь, Эфа, я долго думал… В общем, я женюсь!

Я охнула: воспитали всем семейством недорослей на свою голову. А тут еще брачное агентство, будь оно неладно. Есть, с кого пример брать. Да и мамаша с флердоранжем вторую неделю носится. Понятное дело, почему и детей переклинило. Им бы о букваре подумать, «рама мыла маму», а они на кодекс о браке и семье замахнулись.

Правда, в дальнейшей беседе выяснилось — стать свекровью Ольге посчастливится лет этак через пятнадцать-двадцать: надо же сначала школу закончить, поступить в институт и вообще… Что Сидоров-2 вкладывал в понятие «вообще», я, признаться, так и не поняла. Вечер откровений постепенно набирал нужную информационную насыщенность и темп. В ходе дискуссии с Сидоровым-2 выяснилось, что, по мнению ребенка, приличная жена должна отвечать четырем требованиям: хорошо готовить, хорошо стирать, быть верной и не тратить денег на свою косметику.

Сидоров-1 уплетал ужин за обе щеки и не вступал в матримониальную дискуссию.

— А ты? — не выдержала я.

— Что я? — удивился он.

— Будешь жениться?

— Не-а, потом развод получить трудно.

Как я его понимаю! В устах младенца — истина. Хотя, наверняка, именно Сидоров-1 и приведет первым девушку — знакомиться с многочисленной родней. Так всегда бывает: то, от чего убегаешь, настигает тебя в самый неподходящий момент. В таких случаях я всегда вспоминаю основополагающий закон Мэрфи: «Если какая-нибудь неприятность может случиться, она обязательно случается». Поразмыслив, из этого немудреного закона можно вывести несколько следствий. Первое: «После поворота событий от плохого к худшему цикл повторится». Второе: «Всякое решение плодит новые проблемы». Третье: «Из всех неприятностей произойдет именно та, ущерб от которой больше». И, наконец, последнее: «Все не так легко, как кажется».

— Эфа, а можно мы у тебя жить будем? — спросил вдруг Сидоров-2. - ты хотя бы нас иногда кормишь.

— Мы тебя не стесним, — умоляюще прошептал Ситдоров-1. — Честно. У нас как бы будет одна семья: ты, мы, крокодил и лягушка.

— Жаба, — машинально поправила я, глотая слезы. — Вы, ребятки, посидите пока тут, с крокодилом поиграйте, а я на минуточку. Перцу задам вашей маме.

Детки не соврали: на той половине дома полным ходом шло собеседование-стриптиз. Жених сидел на табуретке в одних плавках. Девица прикрывала причинные места синеньким скромным платочком. На каждом вились проводки на липучках. Дед фиксировал показания на датчике. Раскрасневшаяся Ольга, пунцовый Фима жадно разглядывали претендентов на вступление в брак. Остальные сотрудники брачного агентства делали вид, что им такие собеседования порядком надоели.

— И последний вопрос, — звенящим от напряжения голосом озвучила Ольга.

— Последний вопрос будет к тебе Оля, — рявкнула я, выйдя на середину комнаты. — Почему у тебя до сих пор дети не кормлены?

Ольга смутилась:

— Они просто не хотят.

— Так не хотят, что сожрали две тарелки щей и теперь наворачивают котлеты?

— Когда я спрашивала, они не хотели, — продолжала упорствовать в своих показаниях мать-кукушка.

— Эфа, Ольга сейчас занята, — Соня сделал попытку разрешить зарождающийся конфликт мирным путем. — Мы проводим собеседование по новой методике: одновременно проверяем психологическую и физическую совместимость будущих супругов. Между прочим, это ноу-хау, купили за очень большие деньги.

— Ты вообще молчи. У вас куда ни плюнь, везде ноу-хау. Растление малолетних тоже ноу-хау?

— Какое растление? — удивился дед. Но я закусила удила:

— Вас за подобные фокусы легко привлечь к суду. А у нашей амебы-невесты вообще материнские права отнять. Молчать, пока я говорю! Выставили, понимаешь, детишек на улицу в девятом часу вечера. Мол, погуляйте, подышите свежим воздухом. Им куртки кто-нибудь дал? Дождь идет. Окна кто-нибудь зашторил? Как они окна еще носами не выдавили, разглядывая ваш доморощенный стриптиз!

Пристыженные родичи молчали.

— Э-э… нам можно одеваться? — тихо спросила девушка.

— Одевайтесь, — Клара вручила каждому по анкете, — заполните и принесете, а потом мы поговорим о вашей физической совместимости.

— А чего о ней говорить? — удивился парень. — Я и так вижу — совместимы. Пошли, Анюта, посидим в кафе. Мы и без этих идиотов все решим. Ноу-хау, понимаешь, придумали. Зачем ноу-хау, когда есть и другие способы проверить, нужен тебе этот человек или нет.

— Вот видишь, — укорила меня Соня, когда только что образовавшаяся пара покинула дом, — Такую сделку сорвала.

— Я вам еще и не то сорву, — подавляя в себе желание, взять скалку и хорошенько отдубасить каждого из присутствующих. Оля, марш ко мне за детьми. Уложишь их в постель и почитаешь сказку перед сном.

— Какую сказку? — растерялась Оля, которая обычно читала только программку телепередач.

— Добрую! — крикнула я, теряя терпение. — А вам дорогие друзья-товарищи выношу последнее предупреждение: еще раз узнаю, про собеседование-стриптиз, прикрою агентство. Хватит с меня того, что приходится оплачивать ваши расходы. Ноу-хау, блин! Все! На сегодня концерт окончен.

Если бы я знала, какой концерт меня ждал утром…