«Ну, здравствуй, Эфа.

Вот решила тебе написать письмо. В Питере туман и снег, а здесь полная благодать. Хотя и немного ветрено. В тени плюс тридцать, повсюду снуют машины и скачут верблюды. На них — красивые мужчины (возраст — от 30 до 31), только они очень грязные. Мужчины, разумеется. Верблюды, напротив, чистенькие и ухоженные. Один меня вчера весь день катал. Верблюд, конечно, (а ты о чем подумала?). Халява! Всего полдоллара.

Сонька меня отговаривала, говорит, если на такого верблюда сядешь, то потом слезть не сможешь, пока погонщику хорошо не заплатишь. Но я ей не поверила. Сама знаешь, как она нам, молодым и красивым, завидует. В общем, с трудом я на зверя взобралась, верблюд поехал. Час катаемся — хорошо, два — еще лучше. Я себя кремом для загара намазала и сижу меж горбов, солнечные лучи ловлю. Так и не поняла, почему хозяин верблюда к третьему часу забеспокоился. Ведь я же заплатила! Сначала он вежливо спрашивал: не желает ли мадам слезть, я ему на чистом русском языке отвечаю — нет. Не понимает! Бежит рядом и лопочет: „Мадам! Хватит!“. Что, значит, хватит, если халява? Тем более я в тот день ногу натерла. Пришпорила горбатого и вскачь. Ощущения — тебе и не передать!

Скакали мы до вечера, хозяин мне потом сам деньги давать стал, лишь бы слезла. Сжалилась над ним, но деньги взяла вперед. Тут что ни человек, то мошенник. Гляди в оба глаза, а то не дай бог, обманет.

Так вот, теперь о египетской вони. Если бы не этот отвратительный запах, то я бы, наверняка, вышла за кого-нибудь замуж. Мне, кстати, предлагали. Куда ни пойду, отовсюду кричат: „Русский Наташа давай-давай“. Я устала объяснять, что зовут меня Ольга, и у меня двое детей и формально я все еще замужем, но всегда могу развестись, был бы человек хороший. Сначала объясняла, а потом перестала. Все равно они ничего не понимают. Да я и сама уже запуталась: замужем я или нет. Ты, кстати, не помнишь дату нашего бракосочетания с Сидоровым? По-моему, третье декабря. Если ошибаюсь, то поправь. У тебя всегда память была лучше.

Зато в отличие от тебя, Эфа, мне всегда везет на приключения. Вчера, к примеру, стала свидетельницей убийства. Представляешь, в одном из баров наша танцовщица (ее, кажется, Карина зовут) убила толстого араба. Вот так взяла и убила. Кровищи лилось — море. А зачем убила, не говорит. Может, он ее обидел? Смотрит своими глазищами на труп и по-русски лопочет: „Боженька, боженька“. Я даже сама прослезилась. Жалко девчонку, совсем молоденькая. Что с ней местная полиция сделает, даже и не представляю.

Вчера всей семьей ездили к пирамидам. Ну, к тем, которые возвел дурак Хеопс и его родственники. Там еще Клеопатру гадюка укусила. Вот женщина была! Всех мужиков в кулаке держала. Не то что мы с тобой. А ведь в самом соку! Так и хочется повторить за ренатой Литвиновой: „Как страшно жить!“. Или это Галкин ее пародировал? Хеопс с ними обоими, жить действительно страшно.

Пирамиды так себе. На картинках даже лучше. А тут пока голову запрокинешь, шею уже ломит. Жарко, душно, и песок во рту. Наши туристы меня прозвали верблюдкой: я все время плююсь. Песок же… Тьфу, вот опять попал.

В пирамиды нас не пустили. Говорят, там какой-то вирус опасный бродит. Еще с тех времен, как их открыли. Близнецам по барабану, вирус там или что-то еще. Они в эти пирамиды забрались и забаррикадировались. Мы их три часа по этой жаре уговаривались сдаться. Полиции понаехало, ужас! Гиды ругаются, полиция орет, верблюды плюются, а Сидоровы отстреливаются пластмассовыми пульками. Кошмар, да и только! Килограмм сбросила на нервной почве, представляешь? Но не волнуйся: за ужином набрала два. Так что все у нас нормально.

Купила тебе папирус и жука-скарабея. Жук почти что золотой, если не тереть, конечно. Его можно как подставку использовать. На фига тебе этот папирус, не знаю. Но пусть будет. В хозяйстве все сгодится. Экскурсовод меня, правда, отговаривал покупать скарабея. Оказывается, большинство сувениров в Египте — слепки с похоронных предметов. Поэтому в доме их держать нельзя, сразу скандалы начнутся. Особенно те, где есть изображение кобры. Ну и что! нашли, чем испугать. У нас постоянно бывают скандалы, в случае чего все проблемы свалишь на скарабея. Договорились?

Остальные чувствуют себя хорошо и шлют тебе привет из Страны Вечного Солнца. Клара ведет переговоры о поставке богатых женихов для наших невест. Остальные уговаривают оставить эту затею: женихи так себе, а хлопот с ними будет хоть отбавляй. На собственном опыте проверила.

Целую тебя. Эфа. И желаю счастья в личной жизни.

Как там Федоров? Вы еще не поженились? Надеюсь, что нет.

P.S. На пляже прочитала книжку про твою любимую белокурую Годзиллу — „Годзилла в осаде“. Не думала, что могу осилить любовный роман, но получилось. Особенно мне понравился вот этот отрывок:

— Помогите! — кричала Годзилла, пытаясь вырваться от злобных похитителей. — Меня хотят убить!

— Заткнись, — главарь бандитов ударил красавицу по лицу. — Если ты будешь следовать указаниям, то останешься в живых. Если нет — пеняй на себя.

— Я все скажу, — прошептала Годзилла, теряя сознание. — Только не трогайте моих детей.

— Каких детей? — удивился главарь. — У нее же нет детей.

— Наверное, это те два очаровательных карапуза, которые пытаются взорвать соседнюю камеру, — предположил его помощник. — У нее, кстати, тут еще родственники имеются. Мы их по разным клеткам рассадили. С ними что делать?

— Допросить!

И Годзилла увидела в руках главаря хищно оскаленные клещи…»

— И что тебя смущает? — недоуменно спросил Федоров, прочитав письмо Ольги. — Обо мне вот беспокоится! — Он небрежно кинул листок на стол и вернулся к прерванному занятию — яичнице с колбасой. — Вкусно!

— Это я готовил, — смиренно признался Кеша и подлил Федору Федоровичу чая. — Может, икорки?

— Давай, — согласился тот и усердно заработал бульдожьими челюстями.

По мысли Кеши, на эту сценку нужно было взирать с должным умилением и почтением. Встретились два мужчины, познакомились, вот теперь откушать изволили в полпервого ночи.

Вообще-то, пускать в дом Федорова я не собиралась. В процесс долгих и бессмысленных переговоров у входной двери вмешался Кеша, проснувшийся от нашей бурной перепалки. Иннокентий не только впустил замерзшего гостя, но и снизошел до того, чтобы угостить его отличным ужином, из моих, между прочим, запасов.

— Где ты такого урода взяла? — спросил вдруг Федоров.

Воцарилась неловкая пауза.

Оскорбленный Кеша крутил в руках банку с черной икрой — еще одно неловкое движенье, и выронит. В его больших голубых глазах мгновенно набухли слезы. Некстати вспомнилось цветаевское: «Были слезы больше глаз». Мы молчали, Федоров усердно пережевывал жареную колбасу. Я растерянно оглядела кухню в поисках урода, и вдруг поняла:

— Ты о кенгуру?

— Угу, — кивнул Федоров. — О нем.

Кеша мгновенно оттаял и начал намазывать булку икрой.

— Любой телепузик в сравнении с этим чудовищем Аполлон Бельведерский, — продолжил незваный гость. — Ты бы еще в секс-шоп зашла, там тоже товар отменный.

— А ты откуда знаешь? — мгновенно ощерилась я. — У тебя дисконтная карта постоянного покупателя?

— Убийство там было, — устало сообщил Федоров. — Пришел невзрачный с виду мужичок, потребовал показать резиновую куклу. Блондинку. Кукла не понравилось, как он потом признался, она оказалась ненатуральной блондинкой. Как сказал классик: «Эту Барби я купил для себя, только мне она оказалась чуть-чуть маловата». Тогда мужичок достал из широких штанин пистолет и расстрелял весь персонал к чертовой матери. Двух продавщиц и кассиршу. К счастью, посетителей, кроме нег не оказалось.

— Ужасная история, — Кеша прижал холеные ручки к впалой груди. — Наверное, в его жизни произошла какая-то драма.

— Произошла, — подтвердил Федоров, переключившись на черничный пирог. — Крыша съехала.

— Ты мне зубы не заговариваю, — я почувствовала, что настала пора самой включиться в дискуссию. — Давай о письме поговорим.

— Не понимаю, что тебя так в нем испугало? — удивился Федоров. — Скажи спасибо, что она вообще написала тебе, учитывая ваши своеобразные отношения.

— У меня нет никакой уверенности, что именно Ольга написала мне письмо, — отрезала я.

— Почему?

— Во-первых, письмо написано на компьютере. Ольга терпеть не может компьютеры, она их панически боится. Во-вторых, письмо, как и телеграмма, пришло с питерского главпочтамта. Однако, как следует из содержания самого послания, мои родственники в данный момент находятся или находились в Египте. Объясни, как такое возможно.

Федоров задумался:

— Нестыковки, конечно, есть, но вряд ли стоит впадать в панику.

— Хорошо, — я не стала сдаваться перед лицом мужской тупости. — Самое главное, что настораживает в этом письме, это отрывок из любовного романа.

— «Годзилла в осаде»? — усмехнулся Федоров. — Любовный роман! Кеша льстиво хихикнул и приблизился к вожделенному объекту.

— Именно! Такого романа в природе не существует, — торжествующе воскликнула я. — Не говоря уже о том, что Ольга никогда в жизни не возьмет в руки любовный роман. Она считает это ниже своего достоинства. Она читает только то, что можно: Харуками, Руэрто-Превиса, Канальо. И все в таком духе. Помню, как она пыталась Зюскинда прочитать, а потом услышала краткое изложение романа и успокоилась. Главное, чтобы в обществе поддержать беседу.

— И причем тут твоя Годзиллла?

— В том-то и дело, что ни причем. Она не модная литература. О любовных романах вообще не принято говорить в обществе, их обычно держат под подушкой. И нечего так гнусно усмехаться, мужлан!

— Истеричка! — Федоров не остался в долгу. Я выровняла дыхание (за истеричку он мне потом ответит) и продолжила:

— Есть еще один момент. У белокурой Годзиллы нет и никогда не было детей. У нее нет никаких родственников! Она сирота. Понимаешь?

— То есть… — до оперуполномоченного постепенно стал доходить смысл моих слов. — Ты хочешь сказать, что некто держит взаперти твою родню, а чтобы ты не волновалась, он отправляет тебе соответствующие письма и телеграммы. Разузнать общеизвестные факты не проблема, если источник или — несколько источников информации у тебя под рукой. Так?

— Так. Федор, мои родственники пропали три с лишним недели назад. Я не знаю, что мне делать. Судя по письму, всем им угрожает серьезная опасность.

— Рассказывай, — Федоров сурово скинул с плеча Кешину ладошку и взял злополучное письмо.