— Ты знаешь, а он умер, — новость мимоходом, невзначай.
Между сообщением о новом платье и квартальной задолженности.
Мир рушится — в рапиде. Ломая ногти, с трудом выбираюсь из-под обломков.
− Когда?
− Неделю назад. Странно, что ты не знала. Я принесла ему розы.
В голове стучит метроном: «Умер, умер, умер».
Выключаю.
Итак, он все-таки умер, Олег. Сыграл в ящик. «Ты, Каська, большая дура. Нашла, чем пугать! Пока мы здесь, смерти нет, когда смерть здесь, нас уже нет». Любил заезженные цитаты…
* * *
Звонок по внутренней связи. Босс.
− Зайди-ка…
Вдруг скрутил приступ тошноты. Как в тот день, когда впервые почувствовала измену мужа.
«Я задержусь, родная, не скучай». Где-то там, в офисе Олег предавался любви с секретаршей. Когда они синхронно достигли оргазма, меня вырвало. На обеденный стол. Под хохот телевизора и далекий стон мужа.
Он вернулся в два часа ночи с убедительной версией. Но я сделала вид, что сплю. К девице, признаться, ничуть не ревновала.
Проникнув в чужую суть, знала о ней все. Спустя шесть мучительных недель, сделает неудачный аборт. И у нее никогда не будет детей.
После секретарши были другие женщины. Со мной он был скучен, с ними − изобретателен. Возвращаясь, всегда врал. Не интересно, но почти всегда правдиво.
И вот он умер.
Почему, чувствуя его тогда, я не смогла почувствовать его сейчас?
…У босса в руках заявление, напоказ:
— Почему?
Боссу хватает такта не говорить про мой возраст. В сорок четыре не увольняются. В сорок четыре держатся за место всеми конечностями.
Почему я ухожу?
Потому, что надоело. Потому, что работать в женском коллективе − самоубийство. Потому, что невозможно работать с людьми, которых не уважаешь. Потому, что мое сердце покрыто девятью рубцами. И один из них сегодня лопнул.
Но самая главная причина — Марга.
— Ладно, иди…
Под его белой рубашкой бьется изношенное сердце. Вижу левое легкое — красное с черным. Черного намного больше. Странно, он же совсем не курит. Ведет здоровый образ жизни: бегает по утрам, пьет свежевыжатый апельсиновый сок и ест спаржу.
Сказать? Еще все можно исправить.
Босс принимает решение за меня:
— Зайдешь туда, где тебя брали, и получишь то, что хочешь получить.
Перевожу: «Ступай в отдел кадров и забери свою трудовую книжку».
Может, все-таки предупредить его? Но кто слушает Кассандру под Новый год?!
* * *
Набираю ненавистный номер. Было время, мы считались подругами.
— Алла, это я… Соболезную.
— Не смеши, — Алла скользит по лезвию истерики.
— Как он умер?
— Это все, что тебя интересует? Ни одного вопроса о завещании! И где твои материнские чувства? Даже не спросила, что сейчас чувствует твоя дочь!
— Ты же знаешь, его деньги меня не интересуют. А моя дочь… Она давно уже твоя. Скажи, как он умер?
— Зарезали. Как свинью. В подворотне. Очень много крови.
Он родился в год Кабана, вот его и…
— А как именно?
— Горло ему перерезали!
И вдруг в трубке — до боли знакомое дыхание, Лялькино, четкое и раздельное:
— НИКОГДА. НАМ. БОЛЬШЕ. НЕ. ЗВОНИ!
Иногда я думаю, что Лялька действительно не моя дочь.