14

Отвратительное время: три часа утра

Аэропорт Эдинбурга

Воскресенье, 15 октября

— Нет, у меня нет багажной квитанции, — в пятый раз сказала крайне раздраженная Джесси женщине за столом. — Я все время вам это повторяю. Но я могу описать багаж. Четко. Вплоть до мельчайших деталей. И упаковку, и содержимое. Как бы я могла узнать об упаковке, не говоря уж о содержимом, если бы багаж мне не принадлежал?

— А я продолжаю повторять вам, — ответила женщина, — что ничего нельзя получить без багажной квитанции, юная леди.

— Вы не понимаете, мне нужен этот контейнер, — продолжала настаивать Джесси.

— Я все прекрасно понимаю. — Этой пепельной блондинке было лет пятьдесят, и на ее гладком от ботокса лице не отражалось ни одной эмоции, зато в голосе звучала насмешка. — Вы хотите забрать нечто, на что у вас нет багажной квитанции. Как бы вы отнеслись к тому, если бы я отдала ваш багаж кому-то без квитанции? Как бы мы вообще следили за порядком, если бы допускали неправомочное изъятие багажа? Именно ради порядка и введена система квитанций. Каждая квитанция соответствует определенному багажу. Если хотите, можете написать заявление об утере квитанции.

— И сколько понадобится времени, чтобы получить багаж, если я напишу заявление?

— Процесс повторной выдачи утерянной квитанции может занять от нескольких недель до нескольких месяцев.

Джесси не была пессимисткой, но могла бы поклясться, что в голосе женщины вибрируют злорадные нотки, а потому не сомневалась, что любое заявление, которое напишет она, отправится дальше с пометкой «несколько месяцев». По какой-то непонятной причине эта женщина невзлюбила ее и явно не собиралась помогать.

А без зеркала Джесси была обречена. В ее сумочке осталось целых сорок два доллара семнадцать центов. Нет, кредитка тоже была, но стоит ею воспользоваться — и Лукан ее вычислит. А Джесси был необходим банковский счет в виде глубокого, сексуального, волшебного голоса Кейона МакКелтара.

Так или иначе, но зеркало нужно вернуть. И ясно, что стоящая перед ней женщина не упростит эту задачу. Некоторые люди помогали решать проблемы, некоторые — увеличивали их. Эта женщина не просто относилась к последним, она их возглавляла.

Джесси почти неслышно поблагодарила и поспешно отвернулась, пока не сказала того, о чем потом пришлось бы пожалеть.

Со вздохом перебросив рюкзак на второе ноющее плечо, она побрела обратно по длинному коридору в зал аэропорта и устало опустилась на пластиковый стул.

Посмотрев на часы, Джесси сняла их с запястья и перевела стрелку на шесть часов вперед. В Эдинбурге было начало десятого.

«Ну, — успокаивала она себя, — хорошая новость заключается в том, что Кейон теперь определенно сможет выйти, стоит мне до него добраться». Со времени его последнего освобождения прошло уже более суток в обоих часовых поясах, и, черт бы все побрал, она уже соскучилась по этому властному варвару. Ей не хватало его тестостероновой перегрузки, мысли о том, что в любую минуту он может поцеловать ее и она опять потеряет голову, превратившись в игривого котенка.

Прислонившись к орудию пыток, которое здесь называли стулом, Джесси потерла глаза и глубоко вздохнула.

— Рейс 412 «Эдинбург-Лондон» отправляется… — раздался певучий женский голос из динамика над ее головой.

Из Эдинбурга. Она в Шотландии! Великолепное каменное поселение Скара-Брей, которому уже пять тысяч лет, было совсем рядом. Потрясающая Рослинская капелла всего в восьми милях от Эдинбурга. Руины Даннотара и бесчисленные сокровища древности маячили прямо за дверью аэропорта.

А Джесси начинала думать, что может никогда до них не добраться. Ее самолет, следовавший в Париж, приземлился пять часов назад.

И с тех пор она пыталась заполучить зеркало обратно.

Почти час ушел на то, чтобы найти это идиотское отделение утерянного багажа.

Как она и ожидала, в багаже зеркала не было. Отделение утерянного багажа оказалось в конце длинного коридора, ведущего к задней части аэропорта. Тут было так пусто, что Джесси не верила, что попала куда надо, пока не увидела крошечный, написанный от руки знак на краю стола. Ей начало казаться, что они хотят оставить невостребованный багаж себе. «Может, — цинично подумала Джесси, — когда истекает срок хранения, служащие устраивают между собой аукционы».

В отделении не было даже двери, служащие явно попадали внутрь другим путем.

Если на контейнере не будет имени, куда его отправят? Кейон спросил об этом, перед тем как скомандовать служащим упаковать и погрузить зеркало.

Его отправят в отделение утерянного багажа. Джесси не знала, куда еще они могут его отправить. Без имени и обратного адреса они точно не смогут вернуть контейнер в Штаты.

Она выяснила это, когда пыталась избавиться от зеркала. Еще она знала, что аэропорт обязан хранить багаж, даже немаркированный, определенное количество дней. Однажды она потеряла свой багаж, отправляясь из родного Мэна в Чикаго, и к тому времени, как багаж отыскался, на нем не было ни одной бирки.

— Если ты придешь в это «отделение утерянного багажа» и сможешь опознать контейнер, тебе его отдадут? — уточнил Кейон.

— Я не знаю, — ответила она.

— Нам придется рискнуть. Я не хочу оставлять записей о путешествии. Если ты сможешь пройти в комнату с контейнером и произнести заклятие, я вырвусь и использую Глас, чтобы выбраться оттуда. Джессика, девочка, прости, но лучшего плана у меня нет. Тебе придется импровизировать.

В Индианаполисе импровизация казалась не таким уж сложным делом. Но тогда Джесси чувствовала себя неуязвимой рядом с горцем, который ошибался, думая, что контейнер окажется там, где она сможет его увидеть, не говоря уже о том, чтобы забрать.

Джесси застонала, жалея, что не обладает невероятной способностью Кейона использовать Глас, которым можно было бы успокоить мисс Без Лица в отделении утерянного багажа.

Однако, думала Джесси, не очень бы ее привлекла возможность получить такую силу. Это была бы серьезная проверка на то, насколько она хороший человек.

Покачав головой, Джесси поднялась на ноги. Она выпьет кофе с круассаном, а потом вернется в длинный тихий коридор и попытается снова.

Может, у той грымзы будет перерыв и ее кто-то сменит.

Грымза не только не ушла на перерыв. К тому времени как Джесси вернулась к окошку, лицо женщины окаменело.

Выражение сложно было разобрать издали, но если бы Джесси хорошо присмотрелась, она бы увидела, что между бровями женщины сокращаются мышцы.

Плохой знак.

— Вы не могли бы просто вывезти сюда контейнер и позволить мне на него взглянуть? — спросила Джесси. — Позвольте мне убедиться, что с багажом все в порядке, и я клянусь, что оставлю вас в покое. Я заполню все ваши бумаги и сдамся на милость бюрократам. Просто я должна знать, что он действительно здесь. Я так волнуюсь. Пожалуйста! Ну пожалуйста, можно мне его увидеть?

— Мы не делаем исключений, — фыркнула женщина.

— Но я…

— Чего вы не поняли? Наверное, слова «нет»? Этого и следовало ожидать. Люди вроде вас всегда думают, что для них должны сделать исключение.

Джесси моргнула.

— Люди вроде меня? — повторила она, пытаясь определить, к какому типу людей, по мнению этой женщины, она относится.

— Да. Люди вроде вас. — Женщина опустила взгляд на грудь Джесси. — Я уверена, что вы привыкли манипулировать мужчинами и добиваться от них чего угодно, но мной манипулировать не удастся. А за этим столом мужчины не работают, юная леди, и даже не думайте возвращаться сюда в другое время. Я уже предупредила своих сотрудниц. Никто не поддастся на ваши провокации. Придется для разнообразия пожить по правилам, мисс, как живут все нормальные люди.

Джесси моргнула еще раз, потеряв дар речи от этого внезапного обвинения. Она никогда не использовала свою внешнюю привлекательность, чтобы чего-то добиться, а если бы грудь играла в этом какую-то роль, она бы это заметила.

Не говоря больше ни слова, Каменная Морда вздернула длинный нос и отошла от окошка, каждым движением давая понять, что Джесси внушает ей отвращение. Мгновение спустя она уже что-то печатала на компьютере, приняв крайне деловитый вид и стуча по клавишам жуткими оранжевыми ногтями.

Джесси подавила рычание. «Сосредоточься, — сказала она себе. — И не на незаслуженной грубости. Это не твоя проблема. Твоя проблема — зеркало».

Слегка попятившись, она смерила взглядом конторку.

Зеркало должно быть поблизости. Просто должно. Если к этому окошку приходят за утерянным багажом, то, по логике вещей, он должен находиться под рукой для ускорения выдачи. Те, кто предъявит квитанцию, будут ждать, когда багаж принесут к окошку. А значит, он хранится где-то за конторкой.

Джесси поднялась на цыпочки и заглянула за стол. Каменная Морда изо всех сил показывала, что игнорирует ее, и это было Джесси на руку. В поле зрения не было ни контейнеров, ни чемоданов, а комната была маленькой, где-то шесть на пять метров, то есть у стойки одновременно могли бы поместиться и работать не более трех или четырех клерков.

На левой стене была картина, изображавшая что-то вроде штормового моря. Рядом висел телефон с пометкой «Охрана». На дальней стене виднелись крошечные картины с кораблями в море, вперемешку с разнообразными дипломами и сертификатами в простых черных рамках.

Ага, вот оно! Справа была приоткрытая дверь, за которой виднелся длинный, ярко освещенный коридор, уходящий куда-то вдаль.

— Мой контейнер в этом коридоре, верно?! — воскликнула Джесси.

Она не ждала ответа. Она знала, что ответ прочитает на каменном лице служащей.

Женщина подняла голову, между ее бровей снова образовалась складка.

Да. Кейон близко! В пределах досягаемости.

— Я могу это сделать, я могу, я знаю, что могу, — шептала Джесси себе под нос.

Несколько минут она смотрела в пол, пытаясь успокоиться. Потом повернулась и зашагала прочь от конторки. За ее спиной раздалось язвительное шипение:

— Самое время. Наконец-то я от тебя избавлюсь, маленькая…

Окончание предложения прозвучало так тихо, что Джесси не расслышала, да и не хотела слышать, потому что суть до нее дошла. «Ох, как ты сейчас удивишься», — подумала она с такой же язвительностью. Она спокойно воспринимала придирки, если люди сердились на нее справедливо, но ничем не заслужила враждебного отношения этой женщины. Просто она молода и у нее красивая фигура. Но ни первое, ни второе не помогало ей добиваться своего места в жизни. Она всего достигла тяжелым трудом. Не грудью.

Джесси повела плечами, убеждаясь, что рюкзак плотно прилегает к спине, оценила расстояние и высоту конторки и набрала воздуха в легкие.

Она развернулась, взяла разбег и прыгнула, перебрасывая тело через барьер.

Заскользив по полированной поверхности на руках и коленях, она кубарем скатилась на пол, зацепив два компьютера и стопку дисков. От удара об пол ее зубы клацнули.

— Ой! — завопила женщина. — Вон! Вон! Вон! Тебе запрещено здесь быть! Только сотрудники аэропорта имеют право находиться по эту сторону конторки!

Джесси не стала тратить времени на ответ. Вскочив на ноги, она выпуталась из проводов и рванулась к приоткрытой двери. Сердце грохотало, адреналин струился по венам, и она чувствовала, что дрожит, но при этом максимально сосредоточилась. Неудивительно, что люди становятся «адреналиновыми наркоманами».

— Я вызываю охрану! — провизжала за ее спиной женщина и сдернула телефон со стены.

— Только попробуй… — Джесси понизила голос, но, несмотря на все ее попытки, последнее слово прозвучало отнюдь не тихо. — Сука.

Ой. Черт. Теперь придется бегать наперегонки с охраной.

Но злобность женщины сыграла ей на руку. Каменная Морда и без того хотела расправиться с ней, а слова Джесси стали последней каплей.

С треском впечатав трубку на место, Каменная Морда погналась за ней.

— Мне не нужна охрана, я сама с тобой разделаюсь, наглая потаскушка! — Острые когти, покрытые оранжевым лаком, вцепились в ткань рюкзака, вынуждая Джесси остановиться. — Ты туда не проберешься!

Джесси нагнулась вперед, всматриваясь в коридор. Он был длиной примерно в сотню ярдов, слева и справа шли многочисленные переходы и двери.

А в конце тускло поблескивала двойная дверь. Похоже, она вела на склад. Рядом с ней стояли несколько тележек и небольшой погрузчик.

Значит, вот где нужно искать зеркало. За этой дверью.

Бездушная закомплексованная бюрократка, вцепившаяся в ее рюкзак, была единственной преградой на пути к выживанию.

От контейнера зависит ее жизнь.

Ей нужно туда добраться. И другого способа просто нет.

Джесси дернула плечами, выворачиваясь из лямок и вырывая рюкзак из цепких рук женщины. Рюкзак соскользнул, и Джесси подхватила его одной рукой.

Немного успокоившись, она набрала побольше воздуха в легкие. Он ей понадобится.

Помолившись про себя, чтобы все сработало, Джесси резко развернулась и ударила своим рюкзаком, лишние килограммы которого заработали ей «Кристи крим» по утрам, по виску бюрократки.

И с облегчением увидела — Джесси была не уверена, что сможет такое повторить, как бы ни вела себя старая ведьма, — что глаза бюрократки закатились, она пошатнулась и осела на пол.

Поспешно оглянувшись по сторонам, Джесси заметила дверь с табличкой «Для уборщиц». Схватив женщину за ноги, она зажала ее лодыжки под мышками и торопливо потащила тело по гладкому полу.

На то, чтобы утрамбовать ведьму между швабрами, щетками и моющими средствами, у Джесси ушло несколько минут, но она справилась. Затем она прикрыла дверь и осмотрела ручку. Запереть дверь на замок было невозможно. Это плохо.

И значит, ей следует торопиться. Вряд ли эта дама долго пробудет в кладовой.

Джесси, чувствуя, как бешено колотится сердце, помчалась к Кейону.

Лукан ударил кулаком в покрытую шелковыми обоями стену.

Еще раз.

И еще.

На разбитых костяшках выступили капли крови, но сразу же исчезли. Кожа зажила, не стала снова розовой и гладкой, но исцелилась.

Он повернулся спиной к столу, уставившись на проклятый темный прямоугольник невыгоревших обоев, и прорычал в спикерфон:

— Повторите, что именно они говорили. Подробно.

— Никто не может припомнить подробностей, мистер Тревейн, — ответил по громкой связи Ганс. — Только то, что они видели смуглого мужчину в татуировках, с темными косами, и он нес большое зеркало в золотой раме. С ним была молодая привлекательная женщина. В пятницу утром их видели вместе в фойе «Шератона». Если эти двое и останавливались в отеле, то все записи были стерты. В одном из номеров на ковре, занавесках и мебели обнаружена свежая человеческая кровь, но в записях отеля не указано, что этот номер сдавался кому-либо в ближайшие дни, и никакого тела не нашли.

Сукин сын подтверждал его худшие опасения. Ева почти наверняка мертва, а горцу помогает эта Джесси Сент-Джеймс. Они объединились против него.

А у Лукана осталось всего семнадцать дней на то, чтобы их найти.

— Вам удалось узнать, куда они отправились?

— Нет, мистер Тревейн, мы не смогли этого установить. Мы над этим работаем. У вас есть какие-то догадки, сэр?

Лукан потер подбородок. Куда бы отправился Кейон Мак-Келтар, если бы кто-то, не прикованный к зеркалу, вызвался ему помогать? Ведь это же определяющий фактор, в конце концов. Правила их маленькой игры резко изменились. Ни разу за прошедшую тысячу лет Лукан не думал, что обстоятельства могут сложиться таким невероятным образом — что неизвестная сила разрушит его непреодолимые барьеры, что сам он в это время окажется вне страны, что вор сможет проникнуть в его дом и украсть зеркало, что зеркало окажется в руках у кого-то, кто захочет помогать Келтару.

И что все это произойдет с абсурдной последовательностью.

Однако так и произошло.

Куда отправится Келтар? Лукан не сомневался: домой, в горы, куда же еще. Этот горец сокрушит небо и землю, лишь бы снова оказаться в Шотландии, особенно сейчас.

Прошло уже очень много лет с тех пор, как Лукан в последний раз посещал горы над Инвернессом. На протяжении жизни нескольких поколений после заключения Кейона в Темное Стекло он тщательно следил за наследниками клана.

Лукан хотел удостовериться, что мать Кейона сделала то, что обещала, в обмен на здоровье и благополучие семи дочерей: запечатала все знания Келтаров и стерла имя сына из анналов клана — следовательно, будущие Келтары не стали бы объявлять кровной мести и пытаться освободить своего предка.

Но в начале тысяча четырехсотых годов, когда источники уведомили, что МакКелтары — до последнего мужчины, женщины и ребенка — верят в то, что Кейон был не более чем мифом, Лукан перестал за ними наблюдать.

Свое внимание он направил в другие области, строил свою империю и искал недостающие Темные Реликвии.

Время и успех сделали его беспечным. Ему так давно не бросали вызов, что его самодовольство и самоуверенность перешли все границы.

Господи, семнадцать дней! Это немыслимо! Он был так близок к достижению своих целей. Он не мог позволить себе отвлекаться!

— Шотландия, Ганс. — Лукан вцепился в телефон. — Обыщите Инвернесс Я подозреваю, что он захочет уйти подальше от цивилизации и скрыться среди холмов. Найдите МакКелтаров, если таковые еще там живут, и поставьте в известность, что я даю пять миллионов любому, кто вернет мне зеркало, десять за зеркало и женщину. Однако я хочу, чтобы меня проинформировали сразу же, как только зеркало обнаружат, и постоянно держали в курсе. Вы получите еще десять миллионов, Ганс, если выполните это задание в течение недели.

— Да, мистер Тревейн! Я передам остальным, сэр. Я привлеку всех, кого смогу. И позабочусь об этом. Даю вам слово, сэр!

Лукан долго смотрел в пространство перед собой, прежде чем отключиться. Что для него двадцать пять миллионов? Ничто. Он устал от богатства еще несколько веков назад. И хотел лишь того, чего хотел всегда: власти и силы.

Он был так близок к осуществлению своих мечтаний, буквально на волосок от Темной Книги Невидимых. От того, чтобы наконец стать самым могущественным колдуном в мире, как среди людей, так и среди Фейри.

Ему следовало догадаться о том, что возникнут трудности. Он знал, что когда человек вплотную подходит к достижению высокой цели, мир посылает ему испытания. Это случалось с ним и раньше. И случится снова. В следующий раз он будет готовиться тщательнее.

Он, Лукан Мирддин Тревейн, сын неизвестного друида и шлюхи, переспавшей с десятками друидов, съехавшихся со всей Великобритании на трехдневный совет в крошечную деревеньку Уэльса — Кохлиз одиннадцать сотен и семьдесят восемь лет назад, поднялся невероятно высоко над своим позорным происхождением и был уже так близок к обретению безграничной силы, которая позволит ему командовать даже самими легендарными Туата де Данаан.

Первые годы были тяжелыми. Лукан боролся, работал, учился, путешествовал по миру в поисках знания и силы. Из ублюдка, сына шлюхи, которого другие друиды отказывались признавать, он превратился в уважаемого и внушающего страх мужчину, первого по силе среди друидов и других колдунов.

Во время одного из путешествий в те ранние годы Лукан и узнал о Темных Реликвиях. В возрасте всего двадцати восьми лет ему удалось получить списки трех страниц Невероятной Темной Книги. Следующие восемь лет он посвятил их расшифровке.

Это ему удалось, и страницы поведали ему о многом, в том числе и о месте, где хранилось Темное Стекло Невидимых Фей, и заклятие, приковывающее к нему. В обмен на тройную мольбу, подкрепленную невинной кровью жертв, заклятием пленника и периодическими выплатами десятины чистым золотом, это зеркало обещало вечную жизнь.

По слухам, сам Мерлин владел этим Темным Стеклом до тех пор, пока его не вырвала с боем армия из тысячи сильных и загадочных ирландских святых.

Но, к сожалению, знания о том, как использовать зеркало и где его достать, было недостаточно.

Лукан четырежды пытался добыть его. И четырежды терпел поражение. В последний раз ему едва удалось вырваться живым, и он вынужден был признать, что просто не обладает силой, достаточной для того, чтобы справиться со стражей.

Еще семь лет его жизни ушло на поиски того, кто такой силой обладал. Нужные силы оказались у Кейона МакКелтара.

Лукан возненавидел горца с первого взгляда.

 

15

Джессика лежала в луже крови, лицом вниз, темные кудряшки были влажными и прилипли к голове. Она была очень бледной, ее мертвое тело окоченело. Спина выгибалась дугой, правая нога торчала под неестественным углом. Левая рука была неловко выгнута над головой, тыльной стороной запястья вниз, ладонью до жути прямо — вверх. Правая рука была сжата в окровавленный кулак.

Видно было, что девушка страдала перед смертью. Не просто от боли, от немыслимой боли.

И она звала его.

Она ни на секунду не прекращала верить, что он ее спасет.

Он ведь говорил, что спасет, что будет ее щитом, он поклялся стоять между ней и всеми остальными.

И не смог.

Кейон заколотил по стене кулаками, запрокинул голову и завыл, как раненый зверь. Звук отразился эхом от каменных стен, взлетел к каменному потолку, вернулся к каменному полу.

Одна тысяча сто тридцать три года не свели его с ума.

Но за последние два дня едва не случилось то, чего он успешно избегал на протяжении одиннадцати веков.

Она была там, его Джессика, и она могла рассчитывать и полагаться только на свои силы. А он застрял в зеркале и не мог защитить ее.

С той секунды, как Темное Стекло забрало его назад, жуткие картины того, что могло с ней случиться, бесконечно прокручивались в его мозгу с мельчайшими подробностями.

Убийца мог проскользнуть в самолет и сидеть прямо за ними, а когда зеркало забрало его, мог захватить Джессику. И уже сейчас она могла быть одурманена и находиться на полпути к Лондону.

Нэй, — чертов самолет мог просто не удержаться в воздухе и рухнуть в чертов океан, камнем уйдя на дно. Кейон не понимал, как эта дурацкая штука вообще смогла взлететь. У самолета были крылья, но он ими не махал. (Этот вариант жуткой смерти был одним из наиболее предпочтительных, поскольку подразумевал быстрый конец без страданий.)

Нэй, — когда его зеркало в следующий раз вынут из контейнера, он окажется на стене в кабинете Лукана и будет смотреть, как его прекрасную Джессику, связанную, с кляпом во рту, насилует и пытает его древний враг.

Нэй, — когда его зеркало в следующий раз откроют, он увидит только ненавистное лицо Лукана, и этот ублюдок сделает то же, что делал раньше, когда намекал на мать и сестер Кейона, а затем ни разу больше и словом не обмолвился об их судьбе, сколько Кейон ни просил. Так будет и с Джессикой, он будет мучиться неизвестностью и каждый день, целую вечность, представлять себе самое ужасное.

И каждая следующая картина была хуже предыдущей, ранила его, словно меч, вонзившийся в живот.

Кейон сполз по стене, сжав руки в кулаки и стиснув зубы.

Ждать. Ждать.

— Ага, вот ты где! — радостно воскликнула Джесси, завернув за угол. — Наконец-то!

В десятке метров от нее, в конце самого последнего ряда (ну почему все всегда происходит именно так?) стоял искомый контейнер с новеньким штампом «НЕОПОЗНАННЫЙ БАГАЖ» поверх более мелких «Хрупкое» и «Не ронять».

Она нервно посмотрела на часы. На то, чтобы до него добраться, ушла целая вечность. Джесси боялась, что с минуты на минуту в дверь за ее спиной влетит Каменная Морда с охраной аэропорта Эдинбурга на хвосте.

Открывая дверь, Джесси рассчитывала увидеть небольшое хранилище, но уж никак не промышленный склад размером с футбольное поле, с ярусами, уходящими под тринадцатиметровый потолок и бесчисленными рядами коробок, пронумерованных контейнеров и разнообразных сумок с чемоданами.

Немало времени ушло на поиски места с багажом без номеров, и только потом, вспомнив о дедукции, Джесси догадалась, что вещи без номеров и билетов наверняка складывают у дальней стены, поскольку персонал знает: в ближайшее время никто за ними не придет.

Контейнер должен быть среди новых поставок, то есть в самой дальней точке в конце последнего ряда. Подбежав к нему, она выдохнула призывающее заклятие:

— Lialth bree die bree, Cian MacKeltar, drachme se-sidh!

Ничего не произошло.

Она повторила, ожидая, что из щелей контейнера польется свет, он начнет покачиваться или произойдет что-нибудь еще в этом роде.

Опять никакого эффекта.

Выдохнув, она остановилась перед контейнером и прижалась ухом к деревянной панели.

— Кейон? — позвала она.

И оглянулась через плечо. Несмотря на полное одиночество, она не решалась взломать контейнер. Расправив плечи, она выдала нечто более громкое, чем просто восклицание, но не совсем крик:

— Кейон!

И снова прижала ухо к панели. Что это было, сдавленный рык? Она немного послушала. Очень похоже на то. Ага, и еще раз.

Джесси отстранилась и замолотила кулаками по дереву.

— Кейон, я здесь! Немедленно тащи сюда свою задницу! Нам нужно спешить. Я не знаю, когда они нас обнаружат. Lialth bree che bree, Cian MacKeltar, drachme se-sidh!

Полная тишина.

Но не успела Джесси подумать, что в дороге что-то сломалось или она ошиблась контейнером, как из щелей полился яркий свет. Склад показался ей больше, чем был на самом деле, и она услышала шорох упаковки.

Мощный кулак пробил дерево в сантиметре от ее левого уха.

Заморгав, Джесси попятилась.

Он услышал, как она зовет его.

Сначала Кейон подумал, что это всего лишь часть очередного бреда, но потом раздалось сердитое «Немедленно тащи сюда свою задницу!», и он рассмеялся. Да, это его вспыльчивая Джессика, они добрались до Шотландии и она снова освобождает его.

Освободившись от слоя обертки и набивки, он вылез из зеркала и превратил свое тело в таран.

Пробив кулаком дерево — раз, другой, — он начал крушить контейнер с яростью и нетерпением, которые два бесконечных дня сводили его с ума в этой клетке.

Он выбрался наружу, буквально разорвав голыми руками дерево контейнера.

И когда протер глаза, увидел Джессику, бледную, глядящую на него широко открытыми глазами.

— О Господи, женщина! — прошипел он.

Преодолев разделявшее их расстояние двумя широкими шагами, он подхватил ее под подбородок, заставляя поднять лицо, и поцеловал, раз, другой, третий. Потом отстранился и посмотрел на нее.

— Я думал, что ты погибла. Я, мать его, не мог выбраться и размышлял о тысяче вещей, которые сделал не так, и представлял миллионы способов, которыми ты могла умереть. Поцелуй меня, Джессика. Покажи, что ты жива.

Джессика ошеломленно моргала.

Поцелуй меня, Джессика, — его слова повисли в воздухе. Покажи, что ты жива.

Когда он начал крушить контейнер, был миг, когда она искренне думала, что Кейон сошел с ума, таким диким и нечеловеческим было выражение его глаз. А потом он взглянул на нее, и его взгляд прошел сквозь одежду и кожу, пробрал до самого сердца, и, прежде чем Кейон сказал хоть слово, Джессика поняла, что это страх за нее стал причиной такой ярости.

Она была шокирована. И в глубине души радовалась. Потому что, как бы она ни отказывалась признаться в этом даже себе самой, все время, проведенное в аэропорту в попытках выяснить, как до него добраться, она с трудом справлялась с паникой, и не только потому, что горец был ее единственным шансом на выживание. Ее беспокоили тысячи вопросов. Она волновалась о нем. Где он? Все ли с ним в порядке? Что, если зеркало нечаянно разобьют? Умрет ли он? Или останется внутри навсегда?

Что, если Лукан каким-то образом добрался до Кейона? Как тогда его искать? Придется ли ей охотиться за этим жутким Луканом, чтобы снова похитить Кейона?

Что, если она больше никогда не увидит этого высокого, темного, жутко невоспитанного и жутко сексуального горца?

Это просто гормоны. Химия организма, усиленная опасностью, вот и все.

Но чем бы это ни было, такая реакция была сбывшейся мечтой, о которой Джесси до этого момента даже не подозревала. Мечтой о том, что когда она найдет горца, он не просто выйдет из зеркала, чтобы спасти ее, он вырвется, чтобы потребовать ее. Прижать к своему сильному телу, нежно поцеловать, завладеть ее языком. Дать ей самое простое и самое достоверное доказательство того, что он жив, что она жива и что любые грядущие битвы они встретят вместе.

Это было то, что каждая женщина на протяжении всей истории чувствовала всякий раз, когда ее мужчина возвращался с поля боя на своих ногах, а не перекинутым через спину лошади и не лежащим под десятком других трупов на телеге.

Они отчаянно дорожат мельчайшими крупицами страсти, которые может предложить им жизнь.

Как минимум — несколькими жаркими поцелуями. Ведь от нескольких поцелуев ничего плохого не будет…

Пресловутые последние слова, подумает она позже.

Джесси запрокинула голову и облизала губы. Большего поощрения горцу не требовалось. Его глаза цвета виски замерцали от желания, он положил широкую ладонь ей на затылок и накрыл губами ее губы.

И как только их губы соприкоснулись, молния жара ударила между ними и они оба словно сошли с ума.

Джесси видела сумасшедшую страсть в фильмах, но никогда не испытывала такого. До этого момента.

Сбросив рюкзак с плеч, она прижалась к горцу как можно теснее. Он тоже подался вперед, вжимая возбужденный член в живот девушки. Джесси всхлипнула и попыталась обхватить его ногами, но от ее неловкого движения горец потерял равновесие. Он слишком сильно подался вперед, они врезались в металлический стеллаж и отскочили от него.

Они перекатились по обломкам контейнера и дальше по проходу.

Не прерывая поцелуя.

Горец сжимал ее лицо ладонями и исследовал рот Джесси жаркими, глубокими движениями языка. Прикусив ее нижнюю губу, он слегка потянул ее, потом снова прикусил и нежно заскользил языком.

Он пробовал ее медленными, ритмичными движениями языка туда и назад, и Джесси засосала его язык так, словно это была другая часть его тела, которую она хотела бы ощутить внутри.

Кейон позволил ей это, тихо постанывая, потом отстранился, потерся щетиной о ее щеку. И стал целовать ее шею, прикусил то место, где шея переходила в плечо.

Джесси с шипением втянула в себя воздух, выгнула спину и запрокинула голову.

Нетерпеливо отодвинув воротник джинсовой куртки, горец обнажил кожу Джесси и покрыл ее плечо легкими поцелуями-укусами, балансируя на грани «недостаточно» и «слишком хорошо».

У Джесси мелькнуло подозрение, что Кейон МакКелтар отлично знал эту грань.

Господи, что с ней происходит? Джесси была недовольна собой. Она же собиралась сказать ему, что им следует поспешить. Что Каменная Морда скоро появится. И охрана, без сомнения, уже в пути. Вот еще пара поцелуев, и она обязательно скажет. Еще секундочку…

Она потянула его за рубашку, просунула под нее руки и начала гладить его живот и гладкие мускулы спины.

Он запустил руки ей под свитер, придвинулся так, чтобы бугор на его джинсах оказался между ее бедрами.

«Нам нужно идти», — собиралась сказать ему Джесси.

— Я не могу дышать, — произнесла она. — Ты слишком большой. Я хочу быть сверху.

Он издал полузадушенный смешок и перекатился так, чтобы она оказалась на нем. Джесси оседлала его и посмотрела вниз. Ее глаза расширились. Размер бугра на ткани его линялых джинсов почти пугал.

— Сними эту чертову куртку.

«Нам нужно идти», — попыталась сказать она. Но прежде чем ей удалось произнести хоть слово, Кейон прижал палец к ее раздвинутым губам, и все закончилось тем, что она принялась посасывать и покусывать этот палец.

Он застонал, не отрывая жаркого взгляда от ее губ.

Джесси стянула куртку с плеч. Когда горец потянул ее свитер вверх, она подняла руки над головой, позволяя его снять. Груди запрыгали, вырвавшись на волю, соски затвердели.

Кейон напрягся, глядя вверх, желание натянуло его тело как тетиву на луке, готовом выстрелить при малейшем движении.

Черт побери, она была великолепна!

Джесси оседлала его бедра, ее пышные груди трепетали и подпрыгивали, а линии ее тела были настолько идеальными, что мужчина мог кончить от одного взгляда на нее. Ее кожа была словно кремовый шелк, и Кейон знал, что почувствует ее не только снаружи, но и изнутри. В некоторых местах эта кожа была темнее, и он не мог дождаться момента, когда прикоснется к ним. Груди Джесси были полными, высокими и до безумия сексуальными. Соски, похожие на розовые иголочки, танцевали над его лицом. Кейон схватил эти прекрасные груди руками и втянул сосок в горячий влажный рот. Слегка потянул, пропустил между зубами, наслаждаясь твердостью, провел по нему языком.

Джесси, выгнув спину, запустила пальцы в волосы Кейона и застонала, когда он потерся щекой о ее груди, покалывая щетиной соски. А потом начал лизать медленными, ленивыми движениями языка, которые сводили ее с ума, и Джесси начала нетерпеливо извиваться. Кейон дразнил ее, проводя головой между ее грудями, играя с сосками, безжалостно кружил языком и покусывал острые кончики.

Ее груди сводило от этой медленной дразнящей ласки. Ей нужно было больше. Она хотела, чтобы его рот плотно присосался, а пальцы сжимали и гладили в такт. Она хотела жара, требовательности. Она хотела, чтобы он ее присвоил.

Джесси была так возбуждена, что буквально сгорала от нетерпения. Язык Кейона пощекотал один сосок, так же нежно начал дразнить другой.

— Пожалуйста, Кейон, сильнее, — всхлипнула она.

И задохнулась от внезапного шума, когда он перекатил ее на спину и оказался сверху.

Жаркое мурлыканье дрожало в его горле.

Холод бетонного пола контрастировал с жаром его кожи. Горец опустился на нее сверху, удерживая сокрушительный вес своего тела с помощью ладоней, которыми опирался по обе стороны от ее тела. Он опустил лицо между ее грудей и — Господи, наконец-то — жадно втянул в рот сначала один сосок, потом другой. Он сосал. Покусывал. Перекатывал языком тугие бусинки сосков, аккуратно сжимая их зубами. Опираясь на локоть, горец начал возиться с застежкой ее джинсов.

— Кейон, — ахнула Джесси.

— Айе, девочка? — Его рот двинулся ниже, прокладывая дорожку из жарких влажных поцелуев по ее животу, остановился над пупком, чтобы вылизать ямку.

— О Господи, Кейон! — Джесси вскинула бедра, чтобы дать ему доступ к джинсам, которые обтягивали ее, как вторая кожа.

Несколько секунд спустя он издал мягкий чувственный смешок, и Джесси знала, что он расстегнул ее ширинку и увидел слова «LUCKY YOU — ТЫ ВЕЗУНЧИК», вышитые золотом с изнанки.

— Так вот почему их называют «Lucky», — пробормотал он.

— Угууууу…

— Я не буду с этим спорить, девочка. Я знаю, что мне повезло. — Он сделал паузу, затем прорычал: — Женщина! Я заставлю тебя забыть всех мужчин, которые у тебя были.

— Но…

— Тише. — Его требовательный рот снова коснулся ее тела, осыпая легкими поцелуями-укусами нежную кожу ее бедер по мере того, как дюйм за дюймом стягивал джинсы вниз.

Она не слышала их — людей, которые приближались.

К счастью, Кейон различил раздраженный голос, пролаявший:

— Вы это слышали? Говорю же вам, она там, сзади! Рывком отстранившись, он склонил голову, напрягая слух.

И резко усадил Джесси, одновременно натягивая на нее джинсы.

Одурманенная, оглушенная желанием, девушка сидела на холодном бетоне, хватая воздух ртом и глядя на горца.

— Кто-то идет, — прошептал он.

Кейон встал, поднял ее за пояс джинсов и потряс ими, упаковывая Джесси. Мускулы на его руках заходили волнами.

Его глаза сверкнули, когда он встряхнул Джесси, и приобрели совершенно дикое выражение. Горец резко отвернулся, позволяя ей застегнуться. И спустя долгий миг снова повернулся с ее свитером и помог натянуть его через голову.

Свитер был настолько тугим, что застрял над грудью.

В глазах Кейона появилось загнанное выражение. Он попятился, расстегнул джинсы. Сунул в них руку и с шипением выдохнул.

Джесси справилась со свитером и надела куртку. Подхватила рюкзак и надела на плечи.

Быстрый стук высоких каблуков нервным стаккато рассыпался по полу, стремительно приближаясь. За ним следовали более мягкие шаги множества ног.

Господи, она же совсем забыла о Каменной Морде! За считанные минуты. Ее снова зацеловали до потери разума. Да что же с ней такое? Как одно прикосновение мужчины может полностью уничтожить весь холодный интеллект и сильную логику, которыми она так гордилась?

Джесси нахмурилась, сузила глаза и посмотрела на горца, пытаясь понять, что такого в Кейоне МакКелтаре, чего нет в других мужчинах.

Она была знакома с теорией, которая утверждала, что женщин инстинктивно притягивают мужчины с идеальным для них сочетанием генов, то есть той ДНК, которая усилит ее гены, и наоборот, что гарантировало сильных детей и обеспечивало человеческой расе больше шансов на выживание.

Был ли Кейон МакКелтар биологически идеальной парой для нее? Была ли она обречена беспомощно и безнадежно тянуться к нему? Или сама Природа была против нее, вооруженная своим дьявольским планом продлить эволюцию и ускорить ее беременность?

«Если так, — предположил внутренний голос, — тогда стоит, наверное, смириться и просто с ним переспать, а? Ну разве не так?»

— Неплохая попытка, — пробормотала Джесси.

Антрополог в ней был вполне согласен с логичностью теории, но сама Джесси предпочитала верить, что любовь и секс были вопросами свободной воли и осознанного выбора.

В ее реакции на Кейона МакКелтара не было ничего осознанного и даже отдаленно напоминающего свободу воли.

— Я представить не могу, чем она там занята! — говорила Каменная Морда. — А вы можете? Вы слышали эти звуки? Она словно маленькое дикое животное. Она не просто меня ударила. Она жутко оскорбила меня. Надеюсь, у нее есть адвокат, потому что он ей понадобится. Я подам на нее в суд. Мое лицо никогда не станет прежним. Похоже, мне понадобится пластическая операция.

«Ой, да нууу», — фыркнула Джесси.

Кейон посмотрел на нее, и дикое сексуальное возбуждение в его темно-янтарных глазах смешалось с изумлением.

«Ты ее ударила?» — беззвучно спросил он.

«Мне нужно было как-то до тебя добраться», — прошептала Джесси в ответ, сморщив нос. Она поправила свитер. И попыталась не покраснеть, вспоминая, что они только что делали и, еще хуже, что они чуть не сделали. «Господи, — сердито подумала она, — может, в следующий раз мне нужно просто подарить ему свою девственность».

Хотя, если подумать, она только что пыталась сделать именно это.

Плечи горца задрожали от беззвучного смеха. Он шагнул ближе, склонил голову и прижался губами к ее уху. Поцеловал, нежно проводя языком по изгибам и впадинкам.

— Такой женой гордился бы любой горец, — прошептал он.

Джесси вздрогнула от чувственного прикосновения.

— Спасибо, — прошептала она в ответ. Такой комплимент от воина из девятого века был ей очень приятен. Она просто не могла удержаться и не добавить: — Я вырубила ее с одного удара.

Его плечи затряслись сильнее.

— Итак, мистер друид, ставший темным колдуном, у нас есть задача, требующая решения. Ты сможешь нас отсюда вытащить?

Он запрокинул голову и расхохотался. Его глубокий смех эхом разнесся по складу.

— Вы это слышали? — завопила Каменная Морда откуда-то из ближних рядов. — Там с ней мужчина! Как это создание смогло протащить сюда с собой мужчину?

Кейон сверкнул лукавой и сексуальной улыбкой, вложив в нее максимум самодовольства. Это была улыбка мужчины, который осознает свою силу и которому нравится ею пользоваться.

— Айе, смогу. Расслабься, девочка. Я обо всем позабочусь. Джесси не сомневалась в том, что он сможет. И, черт побери, ей очень нравилась в мужчинах эта черта.

 

16

Шотландия омывается Атлантическим океаном и Северным морем, граничит с Англией. Размером она примерно с половину своей соседки. Состоит в основном из торфяников, гор и семиста восьмидесяти семи крупных островов, к которым относятся Шетлендские, Оркнейские, Внешние и Внутренние Гебридские.

Цепкая память Джесси впитывала факты, как губка, и щедро делилась информацией.

Девушка знала, что если провести прямую линию от самой южной точки страны до самой северной, то получится всего 275 миль, в то время как длина береговой линии — 6 200 миль.

Джесси было известно, что истинное столкновение Англии и Шотландии, еще до того как столкновениями стали считать политические несогласия, состоялось около 425 миллионов лет назад, когда дрейф континентов заставил Шотландию — в те времена часть суши, включавшую в себя и Северную Америку, — и Англию — бывшую часть Гондваны — столкнуться почти по современной линии политического раздела.

Настоящая сокровищница артефактов, Шотландия занимала одно из первых мест в списке стран, которые Джесси давно хотела увидеть, наряду с Ирландией, Германией, Бельгией, Францией, Швейцарией и другими странами, где жили, любили и сражались древние кельты.

И все же, думала она, выворачивая руль, чтобы объехать канаву посреди узкой грунтовой дороги, ей и не снилось, что она так быстро окажется в Великобритании.

И уж точно она не представляла, что будет при этом в компании горца из девятого века и за рулем огромного краденого черного внедорожника.

Кейон снова был в зеркале и очень бесился по этому поводу.

А она нет. Джесси испытывала огромное облегчение оттого, что зеркало забрало его почти сразу, едва горец успел использовать Глас, чтобы вывести их из аэропорта и «арендовать» машину.

Уже дважды она чуть не отдала ему свою девственность. Если бы в последний раз им не помешали, второй раз стал бы последним.

Джесси не понимала, что происходит. Она была женщиной, которая ничего не делала без веской причины. Джесси знала, что отчасти ее скованность в общении с противоположным полом была результатом того, что она наблюдала за мамой и ее многочисленными мужьями. У Джесси было три сестры, четырнадцать сводных братьев и сестер (некоторые из них были детьми отчимов от предыдущих браков), большой чемодан цинизма и, как следствие, завышенные требования.

Джесси обожала свою мать, и любой, кто стал бы критиковать Лили Сент-Джеймс, получил бы от ее дочери по заслугам. Никто не имел права осуждать ее мать.

Джесси любила своих сводных родственников.

Но ненавидела такие сложные семейные отношения, и это была одна из причин, по которым она отправилась из Мэна в Чикаго, предпочитая длинные телефонные разговоры по воскресеньям, во время которых Лили Сент-Джеймс вываливала на нее весь хаос, творящийся у них дома. В данный момент мама была не замужем, но у нее снова появился возлюбленный, и иногда это было хуже, чем внезапное появление нескольких новых братьев с сестричками, которые с подростковой непосредственностью утаскивали из дома одежду или ключи от машины.

Дни рождения и другие праздники всегда превращались в катастрофу. Выходные были кошмаром. Джесси никогда не могла понять, что мама подразумевает под супружескими обязательствами. Лили работала торговым агентом и к брачным клятвам относилась так же, как и к любой своей сделке: как к кратковременному контракту с возможностью продления, которой редко пользовалась.

Джесси собиралась выйти замуж один раз. И рожать детей от одного мужа. Троих или четверых, может, мальчика и двух девочек, которым никогда не придется ломать себе голову над тем, кто кому кем приходится, не говоря уже о вопросе «почему». Ее мама иногда выбирала весьма странные варианты из череды своих поклонников.

Джесси хотела жить в маленьком, замкнутом, спокойном мире. Чем меньше людей ты любишь, думала Джесси, тем больше ты о них заботишься. Она всегда предпочитала качество, а не количество.

И все же с Кейоном МакКелтаром все ее продуманные и взвешенные жизненные установки вылетали в трубу.

Он смотрел на нее — она становилась влажной.

Он касался ее — она таяла.

Он целовал ее — она начинала раздеваться.

И не могла объяснить свое поведение. Да, он был сексуальным и мужественным — ну и что, что это не вязалось с современным феминистическим движением, которое ввело моду на изнеженных мужчин, — ей нравилась мужественность. Нравилось, что мужчина слегка неотесан и не приручен. Да, он был потрясающим, и Джесси с нетерпением ждала момента, когда сможет расспросить его о девятом веке и выяснить, что случилось с ним одиннадцать веков назад.

С точки зрения логики, его просто не могло быть.

Он жил в зеркале. Он был колдуном, объявившим кровную месть другому колдуну. И он был намного старше ее.

Он был не из тех, за кого можно выйти замуж. И даже не из тех, с кем можно завязать близкие отношения. Она знала это.

Но несмотря на все это, как только он ее касался, Джесси тут же деградировала до состояния своих доисторических предков, у которых было лишь три цели в жизни: еда, сон и секс. Впрочем, если бы порядок целей формировала сама Джесси и так, как ей нравилось, то на первом месте стоял бы секс, чтобы она выглядела стройной, а ее живот был плоским, затем еда с большим количеством углеводов и только потом сон. А затем проснуться и снова секс, который позволит сжечь лишние углеводы. И опять еда.

Но толку от этих планов не было.

А был мужчина, которого ей непрерывно хотелось трогать.

И, без сомнения, стоит ему снова выйти из зеркала, как они опять окажутся друг на друге. Причем в горах, куда он ее отправил, рассчитывать на то, что их прервут, не приходилось, разве что с неба рухнет четко прицелившийся метеорит или на них наткнутся воры, угоняющие чужих овец.

— Я снова сполз, девочка, — раздался недовольный рык с пассажирского сиденья. — Отсюда не видно ничего, кроме потолка.

Джесси притормозила и вырулила на обочину. Когда они забирались в машину, Кейон сначала разместил зеркало поперек задних сидений, а сам сел рядом с ней. Но не прошло и часа, как Темное Стекло забрало его обратно, и Кейон потребовал, чтобы Джесси отодвинула пассажирское сиденье назад, насколько это возможно, поставила зеркало вперед, наклонив под углом, и пристегнула ремнем безопасности. Таким образом, горец мог видеть, куда они едут.

— Я не уверен в том, куда нужно ехать, — сказал он ей. — Я знаю, куда хочу отправиться, но не знаю, как это выглядит спустя такое долгое время. По пути нам встретятся дороги и дома, которых не было в мое время, но я узнаю горы, если смогу хорошо их рассмотреть.

К сожалению, ремень безопасности был рассчитан на человеческое тело со всеми его впадинами и выпуклостями, а не на плоское зеркало, которое постоянно соскальзывало в горизонтальное положение. Если бы у Джесси был хоть какой-то багаж, его можно было бы поставить в качестве упора для нижнего края рамы, на полу, но они путешествовали вне закона и налегке. В салоне было три пустых упаковки от фаст-фуда, который они прихватили с собой, чтобы перекусить по дороге из аэропорта, и карты, которые Кейон утащил с газетного стенда на выходе.

Как только Джесси наклонилась, чтобы снова поправить зеркало, горец пробормотал что-то на своем загадочном языке и из стекла внезапно вылетела книга. За первой книгой последовали вторая и третья. Джесси пригнулась. Однажды она уже сломала нос, в тот жуткий день в гимнастическом зале, и с тех пор он так и остался немного искривленным.

— Подопри ими раму, — скомандовал Кейон. Джесси моргнула.

— У тебя там есть книги?

— Я накопил немного вещей за прошедшие столетия. Вещей, которых Лукан не стал бы искать. Когда меня перевозили с места на место, я при любой возможности прихватывал еще.

Джесси сложила книги у основания зеркала, мельком проглядывая названия. «Краткая история времени» Стивена Хокинга, Полный словарь английского языка Уэбстера, «Естественная история» Плиния, «Иллюстрированная энциклопедия Вселенной» и «Географика» — массивный том с картами и таблицами.

— Легкое чтиво, да? — пробормотала Джесси.

Лично она предпочитала серию Джанет Иванович о Стефани Плам или любую книгу Линды Говард в тех редких случаях, когда ей удавалось почитать для души. То есть примерно раз в год.

— Я старался быть в курсе событий.

Она посмотрела в зеркало. После того как совсем недавно она видела горца во плоти, странно было смотреть на плоскую одномерную картинку в стекле. Ей это совершенно не нравилось. Она начинала сердиться на зеркало. На то, что оно может забрать горца в любой момент, как только пожелает. Джесси покачала головой. Несколько минут назад она была благодарна, что зеркало его забрало. А сейчас злилась по той же причине. Хоть раз она может что-то твердо решить по поводу этого горца?

— Готовился к тому дню, когда будешь наконец свободен? Для этого?

Он посмотрел на нее, и Джесси не могла определить выражения его глаз.

— Айе.

Свободен. После одиннадцати столетий горец из девятого века будет свободен через две недели с небольшим хвостиком.

— Еще семнадцать дней, — задумчиво выдохнула Джесси. — Господи, ты, наверное, лезешь там на… стены, или что там у тебя есть.

— Айе.

— Кстати, а что там есть? — Она слегка потрясла зеркало, проверяя, надежно ли его закрепила. Теперь оно не должно было скользить.

— Камни, — сухо сказал Кейон.

— А еще что?

— Камни. Серые. Разных размеров. — Его голос стал монотонным. — Пятьдесят две тысячи девятьсот восемьдесят семь камней. Двадцать семь тысяч шестнадцать из них слегка светлее остальных. Тридцать шесть тысяч и четыре камня скорее прямоугольные, чем квадратные. Девятьсот восемнадцать — шестиугольные. У девяноста двух по поверхности идет бронзовая жилка. Три камня треснули. В двух шагах от центра есть камень, который слегка выпирает из пола, я спотыкался о него первые несколько веков. Еще вопросы?

Джесси моргнула, забыв, как дышать. Горло и грудь сдавил внезапный спазм. Что еще она могла спросить? Как он не сошел с ума, оставаясь там? Как спасался от сумасшествия? Как он выжил больше тысячи лет в таком аду?

Она не спросила, потому что это было все равно, что спрашивать гору, почему она все еще стоит, как стояла на заре творения, пусть немного изменив форму. Какие бы катаклизмы ни сотрясали планету, гора остается на своем месте.

Кейон был силен — не только физически, но и эмоционально. Этот мужчина был как скала, к которой женщина может прислониться в трудные времена и не бояться того, что все рухнет, потому что мужчина защитит ее. Она никогда раньше не встречала никого, кто был бы похож на Кейона. Общество двадцать первого века почти не рождало альфа-самцов. Да и где современным мужчинам воспитывать в себе нужные качества и закалять характер? Соревнуясь в новейшие видеоигры? Покупая костюмы и галстуки? Гоняя до идиотизма дорогими клюшками маленькие белые мячики по идеально подстриженному газону? Или в драке за место на парковке у ближайшего магазина?

— Нет, — сказала она. — Вопросов больше нет.

Одиннадцать веков плена. В зеркале, висевшем на стене в кабинете ненавистного врага. Одиннадцать веков без еды. Без любви. Ему хоть было с кем поговорить?

Наверное, мысли Джесси отразились на ее лице, потому что Кейон мягко сказал:

— Это уже не важно, девочка, но спасибо за сочувствие. Это почти закончилось. Еще семнадцать дней, Джессика. И все.

Почему-то от его слов она почувствовала, как к ее глазам подступают слезы. Одиннадцать веков ада не только не превратили его в монстра, он еще и пытался утешить ее, сделать так, чтобы она не переживала о его заключении.

— Ты плачешь, женщина? Она отвернулась.

— У меня был трудный день. Черт, у меня была трудная неделя.

— Джессика.

Ее имя прозвучало как мягкий приказ.

Она не подчинилась, глядя в окно на округлые холмы.

— Джессика, посмотри на меня.

Она повернулась и уставилась на него глазами, блестящими от слез.

— Да, я плачу из-за тебя, понял? — огрызнулась она. — Потому что ты застрял там на одиннадцать веков. Теперь мне можно снова ехать или тебе еще что-то надо?

Горец слабо улыбнулся и прижал ладонь к серебристой поверхности стекла.

В голове у Джесси не было ни единой мысли, она непроизвольно подняла руку и их ладони встретились на серебре. И хотя она ощущала только прохладное и твердое стекло, от этого жеста у нее потеплело на сердце.

Пару секунд они не говорили и не двигались.

А потом Джесси резко отвернулась, вытащила салфетку из коробки, высморкалась, выпрямилась на водительском сиденье, и машина тронулась с места, продолжая путешествие по шотландским нагорьям.

Сумерки в шотландских нагорьях.

Большая часть дня ушла на поиски пещер, в которых он в детстве играл.

Земля очень изменилась за прошедшую тысячу лет, новые дома и дороги сделали почти неузнаваемыми те ориентиры, которые он когда-то считал незыблемыми. Даже горы выглядели иначе, когда он смотрел на них с запруженных улиц города, совсем не такими, какими они когда-то казались с открытых полей, где бродили только овцы.

Кейон не хотел, чтобы Джесси входила в пещеры, пока он не удостоверится, что там нет животных, а своды не грозят обвалом, поэтому уговорил ее прислонить зеркало у входа в каменное убежище, чтобы он мог внимательно наблюдать за окружением. Вооруженный ножами и пистолетами, он был готов встретить любую опасность, хотя и сомневался, что таковая появится в этот вечер или даже в следующий.

Темное Стекло стояло на скалистой вершине холма, и запертому в нем Кейону открывался отличный вид на два самых прекрасных явления: закат в Шотландии и Джессику Сент-Джеймс.

Его любимая страна стала отличным фоном для этой женщины.

Джесси сидела, скрестив ноги, всего в футе от его зеркала, ее короткие кудряшки отливали золотым и багряным, лоб и щеки были окрашены розовым, губы напоминали красный бархат. Чудесные белые зубки сверкали, когда она улыбалась, глаза сияли внутренним огнем. Она замечательно выглядела на фоне заката, когда, смеясь, запрокидывала голову.

Она хохотала, когда они говорили. Эта женщина находила смешное практически во всем, даже в том жутковатом положении, в котором сейчас оказалась. Для Кейона это был один из признаков воинской доблести. Страх не давал ничего. Как и сожаление — Господи, это он знал слишком хорошо. Все сожаления в мире ничего не могли бы изменить. Как и в прошлом. И в будущем.

А вот юмора и воли, которые так редко проявляются в сложных ситуациях, Джесси было не занимать.

По его просьбе девушка рассказывала об испытаниях и бедах, которые ей пришлось пережить, когда она пыталась добраться до зеркала в аэропорту.

Она сопровождала свой рассказ жестами, и ее пальцы иногда касались стекла. Кейона так сильно тянуло к ней, что всякий раз, когда она дотрагивалась до стекла, его пробирала дрожь, словно пальцы Джесси касались его, а не холодной поверхности зеркала.

Впервые за тысячу лет он мог наблюдать, как ночь укрывает его горы, — наблюдать за закатом, чего ему дико не хватало в плену, — но куда больше его захватывал рассказ Джессики. Он смеялся вместе с ней, ярко представляя происшедшее. Он буквально видел, как она перепрыгивает через стойку, как бьет рюкзаком свою соперницу, как затаскивает ее в чулан. В Джессике Сент-Джеймс определенно было что-то дикарское.

«Это еще одна причина, по которой мне так нравится эта девочка», — подумал он, слабо улыбаясь.

Кейон смотрел на Джесси, упивался ею, и его улыбка поблекла. Джесси обернула плечи его пледом, уютно устроилась, согретая солнцем, которое уже соскальзывало за темные горные хребты на горизонте. В тартане она выглядела очень трогательно. Да, цвета пледа не принадлежали Келтарам, это был просто шотландский плед, который он стащил несколько веков назад как напоминание о доме, но Кейон привык считать этот плед своим. На Джесси плед смотрелся просто замечательно. Красный и черный цвета очень шли ей. Она была полна жизни, Господь щедро одарил ее драгоценными цветами: волосы цвета воронова крыла и розовая кожа с золотистым загаром.

Их разговор был долгим. Впервые с тех пор, как их пути пересеклись, их не окружала суета и им никто не мешал. Горец не мог обеспечить Джесси большей безопасности, пока находился в зеркале, поэтому решил воспользоваться шансом побольше узнать о ней.

Где она выросла? Есть ли у нее клан? Сколько их, кто они, где они? Чему она училась в своем университете? Чем мечтала заняться в будущем?

«Я училась копаться в земле, — сказала она, задорно улыбаясь, — и именно этим мечтала заняться». А когда она объяснила, что на самом деле имела в виду, Кейон понял, что и эта ее черта притягивает его. Она была любопытна, как друид. Он мог представить ее на раскопках, ищущую в земле сокровища прошлого, откапывающую осколки горшков и детали оружия и доспехов. Господи, как бы он хотел оказаться рядом с ней, когда она будет это делать! Рассказывать ей истории о том, что она нашла, а потом накрыть ее своим телом и показать ей живой и действующий артефакт.

«Если бы ты могла получить что угодно, что бы ты хотела?» — спросил он.

Джесси ответила без промедления: «Найти лучшего друга». И быстро добавила: «Настоящего, действительно лучшего друга, с которым я буду с удовольствием беседовать по утрам, как только проснусь, и перед тем как уснуть».

Кейон снова слабо улыбнулся. «Ты имеешь в виду родственную душу», — подумал он, но не сказал. Она говорила о мужчине, о любимом на всю жизнь. Он видел это по ее глазам.

А потом Джесси рассказывала ему о том, как решила стать археологом, как прочитала в детстве книгу, вдохновившую ее на этот путь.

Он внимательно слушал. И представлял, что сможет сидеть так целую вечность, а может и больше, и наслаждаться. Он хотел слышать подробности о ее жизни, узнать о ней как можно больше.

— А потом, на втором курсе колледжа, я поняла, что это будет совсем не похоже на «Мумию» Энн Райе. Не будет магии и путешествий, не будет восторженных открытий. Будет множество грязной работы и еще больше возни с бумажками. Большинство археологов так и не доходят до раскопок.

— Но к тому времени было уже поздно, — улыбнулась она ему. — Я влюбилась в археологию по совершенно другой причине. Мне всегда нравилась история. Меня захватили загадки нашего происхождения, происхождения мира, я пыталась сложить кусочки информации в единое целое.

Она говорила на темы, которыми интересовались друиды и которыми всегда восхищался Кейон. Жизнь была полна крупиц истины и знания, разбросанных то тут, то там, и мудрые мужчины и женщины стремились собрать эти крупицы.

А неразумные стремились собрать нечто иное. К примеру, Реликвии Невидимых.

И платили за это свою цену. Господь свидетель, немалую цену!

— Мама ненавидит мой выбор, — призналась Джесси. — Она не может понять, почему я не выйду замуж и не нарожаю детишек. Почему я люблю артефакты и занимаюсь ими, хотя могла бы в это время искать себе мужа.

У Кейона подвело живот. Искать себе мужа. Он ненавидел эти слова. Его колдовская кровь вскипела в жилах.

— Почему ты не нашла мужчину? — напряженно спросил он. Ее улыбка исчезла. Джесси помолчала минутку. А потом снова улыбнулась. На этот раз улыбка была мягче, и казалось, что она принадлежит куда более взрослой женщине, столько в ней было горечи.

— Думаю, я родилась не в то время, Кейон. Наверное, это одна из причин, по которым меня так тянет к прошлому. Я старомодная девушка. Моя мать четыре раза выходила замуж, а теперь ищет себе нового мужа.

— Ее мужья погибли, девочка? — спросил Кейон.

И подумал о том, знает ли она, как действует на него ее вид. Плед мягкими складками укутывал ее плечи, маленькие руки расслабленно лежали на коленях, ладошками вверх. Она задумалась, взгляд ее мерцающих глаз был устремлен вглубь себя.

— Нет, — ответила Джесси, медленно качая головой. — Просто они решали, что больше друг друга не любят. Обычно это мама их бросала.

— И они ее отпускали? — Если мать была похожа на дочь, то Кейон просто не мог представить себе мужа, который не приложил бы максимум усилий, чтобы сделать ее счастливой, не отдал свою жизнь, чтобы исполнить ее мечты.

Он никогда не поймет современных браков. У него не укладывалось в голове, как можно развестись. Как бы легкомысленно он порой ни относился к отношениям с женщинами, но все друиды Келтаров жили в ожидании того дня, когда смогут произнести свадебную клятву.

Для него этот день никогда не настанет.

— Я не понимаю этого, Джессика. Любовь дается навек. Они не любили ее, те, за кого твоя мать выходила замуж?

Джесси пожала плечами, и выглядела она такой же обескураженной, как и он.

— Я не знаю. Иногда я задумываюсь, помнят ли люди, что такое любовь. Были дни, когда я смотрела, как мои друзья по школе меняют любовников, как перчатки, и начинала думать, что мир переполнен людьми, а все наши развитые технологии сделали жизнь настолько легкой, что это обесценило самые основные, самые важные вещи. Сейчас женятся так, словно выбирают себе вещь, которую всегда можно вернуть, обменять или перепродать. И все пытаются выторговать что-нибудь получше, словно с любовью можно так поступать. — Она закатила глаза. — Ни за что. Это не для меня. У меня будет один муж. Я выйду замуж один раз. Когда знаешь, что выбираешь раз и навсегда, это заставляет задумываться, не спешить и выбирать очень тщательно.

Джесси замолчала, а Кейон горько улыбнулся, размышляя над причудами судьбы. Джессика Сент-Джеймс была сильной, яркой, искренней, забавной, страстной и невероятно сексуальной.

Она идеально ему подходила. Вплоть до раздражающей его строптивости. Она единственная всегда будет за пределами его магии, того дикого дара, который делал его жизнь слишком легкой. Опасно легкой.

Эта женщина была словно специально создана для него.

— А как насчет тебя? — без выражения спросила Джесси. — Ты был женат?

От него не укрылась тень, промелькнувшая в ее чудесных глазах. Ей определенно не нравилась мысль о том, что у него могла быть жена. Ей не нравилась мысль о том, что он мог любить другую женщину. От осознания этого тугая боль, свернувшаяся узлом у него внутри, слегка отпустила. Кейон знал, что вскоре этот узел снова затянется и с каждым днем будет становиться все туже.

— Нэй, девочка. Я не нашел женщины до того, как меня заперли в Темном Стекле.

Джесси нахмурилась, словно собираясь продолжить тему, но потом передумала.

— Господи, у меня столько вопросов, которые я хочу тебе задать, но я к ним даже не подобралась! Сколько тебе лет, кстати? То есть за вычетом тех, что ты провел в зеркале.

— Тридцать. Исполнилось незадолго до плена. А тебе?

— Двадцать четыре.

— В мое время ты бы…

— Знаю, знаю, была бы старой девой, так? — Она рассмеялась. — Моя мама тоже так говорит.

— Нэй, — сказал он ей. — Ты не осталась бы без мужа. Скорее всего, ты была бы уже замужем третий или четвертый раз. Такая красавица, как ты, привлекла бы внимание самых богатых мужчин нашей земли. К сожалению, они же были и самыми старыми.

Ее глаза расширились, губы зашевелились.

— Красавица, как… — Она осеклась, покраснела и тихо добавила: — Спасибо.

А потом наградила его улыбкой.

— Ну и пакость. Я выхожу замуж, он умирает. Я выхожу замуж, он умирает. И не похоже, чтобы я хоть раз осталась богатой вдовой, которая может делать что угодно. Какой-то родственник мужского пола наверняка снова выдал бы меня замуж, так ведь? И в семье сохранились бы и выкуп, и земли.

Кейон кивнул.

— Хотя у моего клана были не такие варварские обычаи. У меня было семь сестер, которые могли говорить одновременно — и очень громко, если волновались, — это меня кое-чему научило.

Джессика рассмеялась. Потом они оба помолчали. Она открыла рот, чтобы что-то сказать. Закрыла. Помедлила, потом открыла снова. И подалась вперед, понизив голос.

— А как это случилось, Кейон? Как ты попал в это зеркало?

— В другой раз, — ответил он. Хотя какая-то извращенная часть его души хотела, чтобы Джессика думала о нем как можно хуже, горец чувствовал, что между ними зарождается настоящая близость. И не хотел портить ее рассказами о древних грехах. — Пора спать, милая Джессика. Завтра нам многое нужно сделать.

Позже, той же ночью, Кейон стоял, полностью обнаженный, перед серебристой преградой из стекла. Вооружившись ножами и пистолетами, он наблюдал за спящей Джессикой.

Одетая в слишком большую для нее одежду, Джесси свернулась в гнезде из его вещей у основания рамы. За минувшие века Кейон не раз забирал и прятал разную одежду. Как только настала ночь и температура резко упала, он отдал весь свой запас Джесси, снял даже футболку и джинсы, чтобы она не замерзла холодной октябрьской ночью.

Сон, как и прочие физические нужды, в зеркале исчезал. Он будет на страже, пока девушка не проснется. Пока что Кейон сделал для ее безопасности все, что мог. Но не все, что вообще было в его силах, и собирался сделать все, что только возможно, ради ее безопасности, не считаясь с ценой.

Им действительно многое нужно было сделать. Завтра они вернутся в Инвернесс за припасами. Он обойдет их временное убежище по периметру, закопает охранные камни в восьми точках и прочитает заклятия в сорока шести.

Завтра он найдет, чем сделать себе татуировку, потому что ему понадобятся защитные руны, чтобы закрыться от темных сил, которые придется заложить в ловушки, необходимые для защиты от Лукана и его приспешников. Завтра он изменит почву так, как когда-то, очень давно меняли землю для погребений, силой заставит ее измениться, призовет к жизни, заставит повиноваться ему и только ему.

Если в почве попадется нечто мертвое, могут возникнуть… трудности, но он защитит Джесси. Даже если ему придется покрыть себя рунами с ног до головы, сбрить волосы и сделать татуировки на голове, на ладонях, на ступнях и на языке, он защитит ее.

«Однажды ты покроешь татуировками все свое тело». Слезы блестели в глазах его матери, когда она заметила свежие алые татуировки на его шее. Такие свежие, что его кровь все еще проступала на них капельками, неотличимая от рисунка. «А как ты после этого защитишь свою душу? Кейон, ты должен остановиться. Отошли его прочь».

Он тогда смеялся над ней. «Я не покрыл и десятой части тела, мама. А Лукан пусть и образованный человек, но у него недостаточно силы, чтобы стать опасным».

«Ты ошибаешься. И он делает опасным тебя».

«Ты не понимаешь, о чем говоришь».

Но она понимала. С того ненастного зимнего вечера, когда темный незнакомец из Уэльса появился у ворот и попросил приюта, говоря, что заблудился из-за метели.

«Отошли его, Кейон! — умоляла она. — Он пришел к нам во тьме, и тьма не только следовала за ним по пятам, она живет в его душе». Его мать всегда прислушивалась к тому, что считала даром предвидения.

«Мы просто накормим его и приютим на одну ночь», — сказал Кейон, чтобы доставить ей удовольствие. В те времена он ничего так не любил, как видеть близких людей счастливыми. Особенно сестер и мать. Эти восемь женщин были словно стайка ярких бабочек, порхающих по его жизни и делающих ее красочной. В их присутствии Кейону не терпелось найти себе пару на всю жизнь.

Но когда он понял, что сидящий за столом гость — тоже друид, Кейон слишком заинтересовался, чтобы прогнать его. Отец Кейона умер до рождения сына, братьев у него не было, и он никогда не слышал, что такие же, как он, существуют.

Одно цеплялось за другое. Самолюбие и высокомерие сыграли не последнюю роль.

«Мне доступно это заклинание, а тебе?»

«Айе, а ты знаешь вот это?»

«Айе. Ты умеешь призывать элементалей?»

«Айе. А владеешь ли ты Гласом? Слышал ли ты о Реликвиях Невидимых?»

«Нэй, мне известны только Реликвии Светлых: копье, камень, меч и котел».

«Ах, так ты не слышал о Магическом Стекле…»

Так Лукан называл поначалу Темное Зеркало. Уэльский друид начал раскладывать свои силки в первый же вечер, и приманка была подобрана великолепно. «Можешь ли ты представить, что значит предвидеть политические перемены? И знать, с кем из претендентов на трон твоему клану стоит заключить союз? Или когда твоим любимым грозит беда? Говорят, что зеркало показывает будущее четко и подробно, чего никогда не достичь с помощью наших заклинаний».

Пульс Кейона участился от мысли о том, что зеркало сможет показать ему его будущую жену — судьбу Келтара на всю жизнь.

Все началось с того, что он просто открыл дверь в тот зимний вечер, с того, что не прислушался к совету матери, — сложная картина жизни складывается из самых простых решений, мельчайших поступков!

Все те, кого он когда-то любил, были мертвы уже более тысячи лет.

Считал ли Лукан дни, оставшиеся до Самайна — или, может, валлиец называет этот праздник Холлантаидом, ночью визита призраков, ворожбы и гаданий, праздничных костров, — как считает он сам? Кейон говорил о днях, но считал при этом каждую минуту, которая ему осталась.

— Чуть больше шестнадцати дней, Тревейн, — прорычал он в холодную горную ночь, — и ты рассчитаешься за все, что отнял у меня.

Через триста восемьдесят четыре часа и сорок три минуты, если быть точным, он наконец-то сможет отомстить.

Глаза Кейона потемнели, когда он взглянул на Джессику.

Он никогда не думал, что месть окажется обоюдоострым мечом.

 

17

Кейон МакКелтар был машиной.

И Джесси это совершенно не нравилось.

После той близости в аэропорту и теплого дружеского разговора вчера вечером, после того как она спала, окруженная его терпким чувственным запахом, одетая в его одежду, свернувшись на его вещах, после того как ей снились эротические сны с его участием… Да такие сны, что автор Кама Сутры сел бы и начал за ними записывать! После того как она проснулась и увидела, что он стоит над ней обнаженный, смотрит на нее из зеркала и возбужден настолько, что у нее тут же пересохло во рту, зато другая часть тела стала влажной… Джесси ждала… ну, как минимум нескольких жарких поцелуев.

А получила всего лишь одно мимолетное касание губ.

И ни единого едкого комментария.

Только «Ты проснулась?»

Она моргнула, не в силах отвести от него взгляд. Этот мужчина был сложен и оснащен лучше, чем все, кого она видела. И хотя видела она в основном картинки из Интернета, Джесси полагала, что может судить беспристрастно. «Ага, я проснулась», — слегка задыхаясь, ответила она. Некоторые части ее тела явно проснулись больше остальных.

«Вызови меня».

Она облизала губы и послушалась.

Двухметровый, мускулистый, обнаженный горец вышел из стекла и шагнул к ней…

Мимо нее. И начал собирать одежду.

Он оделся, быстро и тщательно прикрыв свое восхитительное мускулистое тело. Потом подхватил зеркало и водрузил на заднее сиденье внедорожника. Вернулся, точно так же подхватил ее, уронил на водительское сиденье.

И когда разместил ее за рулем, то, блин, поцеловал ее в лоб.

Когда Кейон наклонился, она, как идиотка, потянулась к нему губами, думая, что сейчас он ее поцелует. Но ее губы поцеловали воздух, отчего настроение сразу стало мрачным, — как бы ни светило солнце, обещая великолепный, необычайно теплый осенний день в горах, которым она могла наслаждаться, потому что выжила.

Действуя с автоматической четкостью, словно Терминатор, стальное тело и компьютерный чип которого определяли каждое движение, Кейон погрузился в изучение буклетов, которые стащил в аэропорту вместе со стопкой карт, а затем направил Джесси к магазину «Тиедеманнс», который специализировался на товарах для туризма и оборудовании для выживания вдали от цивилизации.

За прошедшие полчаса — с тех пор как Кейон бесцеремонно «припарковал» ее у кассы — он словно забыл о ней, изучая ассортимент и засыпая продавца десятками вопросов. Горец выбирал и отправлял к кассе теплую одежду, спальные мешки, небольшую газовую плитку, посуду и самые разнообразные предметы, о назначении которых Джесси не имела понятия.

— Потом нам следует запастись едой, — сказал Кейон во время одного из своих рейдов к кассе.

Это немного подбодрило ее. В животе у нее урчало. Джесси проголодалась. Это будет райское наслаждение. А чашка горячего какао или кофе удвоят его. Обтягивающие джинсы «Лаки», которые поначалу были такими тугими, уже давно пора было постирать. Джесси спала в них в самолете и на земле. Уже четверо суток она носила их не снимая. И трусики тоже. Четыре дня прошло с тех пор, как она в последний раз принимала душ, и, если в ближайшем времени ей не представится возможности искупаться, она кого-нибудь пнет.

Приподнявшись на цыпочки, девушка рассматривала коллекцию женской спортивной одежды, которая находилась как раз за отделом с палатками. Минимум, что может сделать Кейон, это применить Глас, чтобы добыть ей одежду. И ей нужен бюстгальтер, черт бы все это побрал. Подойдет даже спортивный, а здесь их, похоже, предостаточно. Найти в этом магазине трусики Джесси не надеялась, но можно добыть пару бутылок воды и мыло, чтобы постирать белье руками.

Оттолкнувшись от стойки, у которой она послушно «ждала прямо здесь», как было приказано, Джесси отправилась вдоль секции товаров для кемпинга в сторону отдела женского белья. Приближаясь к вешалкам с бюстгальтерами, она увидела табличку дамского туалета и быстро повернула к нему.

На случай, если ей не удастся сегодня принять душ, — ведь неизвестно, как пройдут ее дни под опекой, руководством и защитой одного Кейона МакКелтара, — она решила привести себя в порядок с помощью бумажных полотенец. Ради безопасности и отсутствия запаха.

— Скажи мне, сколько этих газовых баллонов нужно для плиты на шестнадцать дней ее работы. С учетом ее постоянного использования.

Кейон хотел, чтобы Джессика не мерзла и чтобы он мог готовить для нее, но он боялся разводить костер в лесу или в пещере, чтобы не выдать их местонахождение. Бесцветное, не имеющее запаха и практически бездымное газовое пламя было отличным изобретением.

Продавец сделал подсчеты и назвал ему цифру. Карие глаза продавца остекленели от заклятия принуждения, движения были резкими, прерывистыми, как у автомата.

Кейон использовал Глас с той секунды, как вошел в дверь магазина. Он хотел справиться со всем как можно скорее. Слишком многое предстояло сегодня сделать, и он не мог позволить себе ни личных желаний, ни секунды промедления. Если ему повезет и он пробудет вне зеркала восемь часов, ему удастся достичь всех поставленных целей. Вчера у него было только три часа и сорок две минуты свободы, поэтому сегодня Кейон рассчитывал на более долгую «отлучку». Это было бы логично — если хоть на что-то, связанное с функциями Темного Стекла, можно было рассчитывать и определять словом «логично».

Джессика обижалась на его равнодушие, он знал это. И ненавидел, но это было необходимо.

Кажется, девочка не вполне представляла себе тот ад, что творился в его душе. Стоило допустить во внутренний пожар желания хоть каплю кислорода, и взрыв будет неизбежен. Кейон не сможет себя контролировать, они потеряют целый день и не останется ничего, кроме пепла.

А затем наступит ночь, и она снова будет недостаточно защищена. По его вине. Кейон не хотел нести эту ношу и рисковать ее жизнью. К вечеру Джессика будет защищена настолько, насколько он может это обеспечить. А до тех пор он не мог позволить себе прикоснуться к ней, потому что знал, что не остановится. Всю ночь Кейон наблюдал, как она спит, изучал ее лицо в меняющемся свете, от лунного серебра до розового рассвета. Запоминал ее лицо. Если бы он был скульптором, то смог бы вырезать ее черты в камне, даже ослепнув.

Стоять и смотреть на нее, не смея коснуться, было для него пыткой. И счастьем. Столетия назад он научился получать удовольствие от жизни, несмотря на обстоятельства, в которых оказался.

Проснувшись, Джессика перекатилась на бок и посмотрела на него сонно-сексуальным взглядом. Ее кудряшки растрепались во сне. Ему удалось увидеть то, что мог знать только любовник, — как она выглядит по утрам, разрумянившаяся ото сна, с мягкими губами, со спутанными волосами. Она просыпалась мягкой и теплой, слегка сбитой с толку, но откровенно чувственной. От одного ее вида хотелось сгрести ее в объятия и сделать своей.

Кейон представил, как выходит из зеркала, срывает с нее джинсы, быстро и жестко овладевает ею, а уже потом сажает в машину.

Но он слишком хорошо себя знал, чтобы заблуждаться по поводу «быстро и жестко» с Джессикой. Жестко? Айе. Быстро? Да ни за что на свете. Если он начнет, то не сможет остановиться, и ее жизнь, и его месть, все отступит перед страстью.

Этот день он собирался посвятить поиску необходимых вещей, еды, краски, игл и охранных камней.

Завтра он сможет потребовать свою женщину себе. А будет еще послезавтра, и послепослезавтра. Как только Джесси будет вне опасности, он отдаст ей каждый миг своей свободы.

— Мне следует упаковать для вас эти вещи, сэр? — спросил продавец.

Кейон кивнул и посмотрел туда, где стояла Джессика. Когда он оборачивался в последний раз, она стояла, скрестив руки на груди, отчего ее бюст приподнялся еще больше, чем обычно. Она выпятила пухлую нижнюю губу и нетерпеливо притопывала ногой.

Теперь ее нигде не было.

Куда она делась, черт побери? Он же сказал ей не двигаться. На английском языке. А со слухом у нее было все в порядке.

— Сэр, палатка вам тоже нужна?

— Нэй! — прорычал Кейон, глядя на мужчину, который стоял теперь спиной к нему у той же стойки, где раньше была его женщина.

Это из-за него ушла Джессика? Незнакомец полез к ней, что-то сделал? Он убьет этого сукиного сына.

Кейон рассматривал помешавшего ему незнакомца. Тот был высоким, мощного телосложения, одет в темные брюки, черные ботинки и черную кожаную куртку. Длинные темные волосы были заплетены в косы и завязаны кожаным шнурком.

Так собирали волосы горцы прошлого, и эта традиция родилась еще до Кейона. И выглядели волосы так же, если только горцы, готовясь к битве, не выбеливали их гашеной известью, чтобы нагнать дополнительного страха на изнеженных римских чистоплюев.

Незнакомец явно много о себе воображал, это было видно по тому, как он стоит, как держит себя. Он излучал высокомерие. И не нравился Кейону. Совсем не нравился. Если этот урод сказал Джессике хоть слово, он покойник.

— Джессика! — рявкнул он. — Где ты, девочка? Ответь мне!

Ответа не было.

Кейон осмотрел магазин, ища глазами ее темную кудрявую макушку. Куда она могла уйти?

Он не мог найти ее при помощи друидского чутья, но рассчитывал, что сканирование помещения поможет ее обнаружить. Она была уникальна и казалась островком спокойствия и тишины в шумном окружении.

Кейон накрыл магазин сетью, потянулся чувствами, ощупывая пространство.

Чужое касание такого же щупа было настолько неожиданно и настолько сильно, что он вздрогнул.

И немедленно захлопнул ментальные стены, поднимая щиты один за другим, запечатывая себя. Отгораживаясь от этой непонятной дряни, чем бы она ни была.

Эти щиты и стены никогда не требовались ему раньше.

Никто и никогда не мог прочитать его мысли, даже Лукан при помощи темных искусств. Это была одна из особенностей, которые дико злили его тюремщика. Лукан до сих пор не мог прозондировать его, даже по прошествии тысячи лет, на протяжении которых он постоянно набирал силу и знания. Лукан не оставлял попыток, поскольку верил, что Кейон знает заклятия, которые скрывает от него (Кейон действительно знал и скрывал), и старался так или иначе выведать их (что не получалось и не получится).

Ни разу во время попыток Лукана Кейон не ощутил даже прикосновения к своему разуму. Тревейн не мог так глубоко проникнуть в его мозг.

А только что он ощутил вполне отчетливое вторжение в разум. Очень особое вторжение, хотя Кейон вряд ли мог сказать так о первом прикосновении. Но то, что его коснулось, обладало такой сложной структурой и было таким древним — куда более древним, чем он сам, — что он не мог бы назвать это… человеческим. А если это и был человек, то таких людей он никогда раньше не встречал.

Сосредоточившись, Кейон толкнул силу обратно в том направлении, откуда пришло странное чувство, пытаясь определить его источник.

Мужчина у стойки внезапно резко обернулся и начал шарить глазами по помещению.

Странные золотистые глаза встретились с глазами Кейона, и их взгляды встретились поверх рядов вешалок с одеждой и принадлежностей для кемпинга. У незнакомца были древние, внимательные глаза, выдающие острый интеллект.

Это были глаза необычного друида.

Кейон оттолкнул плечом продавца с остекленевшим взглядом и зашагал к незнакомцу, сталкивая с дороги вещи.

— Кто ты такой?

— Кто ты такой? — холодно осведомился незнакомец. Мягко. Высокомерно. Без промедления и даже не задумавшись, он двинулся вперед так же плавно и уверенно, как и Кейон.

Они встретились в проходе, остановились в дюжине шагов друг от друга и начали двигаться по кругу, как два диких зверя, готовящихся к битве за территорию и право спаривания.

Кейон почувствовал, как град ударов обрушился на ментальные стены, которые он воздвиг. Он не стал уклоняться, анализируя и оценивая силу противника.

А затем изо всей силы ударил в ответ. Один раз.

От силы удара череп незнакомца должен был расколоться.

Но если его противник что-то и ощутил, то ничем этого не выказал. Кто же он такой?

— Где моя женщина? — зарычал Кейон.

— Я не видел твою женщину.

— Если ты тронул хоть волос…

— У меня есть своя женщина. Твоя ей и в подметки не годится.

— Ты ищешь смерти, горец?

— Нэй, — рассмеялся тот в ответ. — Я уже давно оставил это занятие. В Манхэттене, на обледеневшем карнизе пентхауса.

Незнакомец нес чушь.

— Уходи, и я тебя не убью.

— Не могу. Я подбираю обувь для жены. Она хочет получить ботинки сегодня, а я дорожу ее желаниями. — Тон незнакомца был слегка насмешливым, улыбка была стопроцентно мужской и крайне неуважительной.

Так обычно улыбался сам Кейон.

О, айе, этот человек искал смерти.

Неизвестно, что сделал бы Кейон в следующий миг, если бы на его предплечье не легла рука. Он посмотрел вниз и расслабился. Джессика смотрела на него, прекрасная, как всегда.

— Женщина, где ты была? Я же сказал тебе не отходить от стойки.

— Я полчаса там стояла! — вскинулась она в ответ. — Я сходила в туалет. И я хочу есть! Мы скоро будем есть? Я хочу выпить кофе. И принять душ. В туалете я немного освежилась, но я чувствую себя, как маленькое дикое животное, которым назвала меня та женщина в аэропорту. Кейон, почему этот мужчина так на тебя смотрит? Ты его знаешь?

— Кейон? — повторил незнакомец. — Тебя зовут Кейон?

— Айе. И что с того?

Мужчина внимательно уставился на него. А потом рассмеялся, изумленно и недоверчиво, словно поймав себя на абсурдной мысли.

— Нэй. Эт' невозможно, — пробормотал он.

— Что? — рявкнул Кейон.

— Ничего. Эт' ничего.

— Что это за «эт»? Я не знала, что в Шотландии все еще так говорят, — изумленно проговорила Джесси, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Внезапно она громко вдохнула и склонила голову, теперь уже внимательно всматриваясь в них.

— Ты узнал мое имя. Назови свое, — резко потребовал Кейон.

— Дэйгис.

Кейон посмотрел на Джессику.

— Этот Дэйгис чем-то обидел тебя, Джессика?

Она вздрогнула, словно очнувшись от глубокой задумчивости.

— Как он мог? Я его впервые вижу. А знаешь…

— Он стоял у стойки, где я тебя оставил. Ты исчезла, а когда я обернулся, там уже стоял он.

Она пожала плечами.

— Наверное, он подошел, когда я ушла. Кейон, а ты заметил, что вы…

Кейон снова повернулся к Дэйгису.

— Ты можешь идти. Но не перебегай мне дорогу, горец. Иначе прольется кровь. Мне на тебя плевать.

— Мне на тебя тоже, — холодно ответил Дэйгис. — Но я никуда не уйду, пока ты не освободишь продавца от своего заклятия.

Он кивком указал на застывшего в ожидании продавца. Тот так и будет ждать, пока Кейон с ним не закончит.

— Что ты знаешь о заклятиях? — мягко спросил Кейон.

— Больше, чем ты, скорее всего.

— Вряд ли. Держись подальше от моих дел. Джессика попыталась вмешаться:

— Вы разве не видите…

— Это селение и все, что в нем, это мое дело. Это мой мир, незнакомец, — сухо ответил Дэйгис.

— Этот мир был моим задолго до твоего рождения, горец. — Улыбка Кейона больше напоминала оскал.

Дэйгис замер, внимательно вглядываясь в его лицо. Кейон снова ощутил прикосновение его разума, более осторожное, чем предыдущее, но гораздо более сильное.

Он ответил таким же давлением, усилив его, и на этот раз во взгляде незнакомца что-то дрогнуло.

— Ты имел в виду не то, что я думаю, — сказал Дэйгис.

— Думать можно лишь при наличии разума. У тебя я его не заметил.

— Посмотри в зеркало, и ты заметишь еще меньше. Я хотел бы узнать о твоем клане, горец. Чей ты?

Джессика снова попыталась:

— К вопросу о зеркале…

— Я назову свой клан и приму битву, — выплюнул Кейон. — Я Келтар. А ты?

— Келтар, — в тон ему отозвался Дэйгис. Кейон изумленно уставился на него. Стоящая рядом Джессика воскликнула:

— Я знала, я так и знала! Именно это я и пыталась сказать тебе, Кейон! Вы похожи друг на друга!

 

18

— А ну вернись. Ты не можешь выяснить, что ты мой родственник, и просто так уйти! — гаркнул Дэйгис в спину Кейону.

— Еще как могу, — бросил через плечо тот. И приказал зачарованному продавцу: — Запакуй все это и погрузи в черный внедорожник, стоящий за дверью. Вот ключи. Закрой машину, когда закончишь. Я скоро вернусь. Ты никому не расскажешь ни обо мне, ни о моей женщине. — Он обнял за плечи женщину с волосами цвета воронова крыла и потащил ее к двери. — Нам еще многое нужно сделать. Пойдем, девочка.

Дэйгис, не веря своим глазам, смотрел, как его предок, Кейон МакКелтар — а он пришел к выводу, что перед ним именно Кейон МакКелтар из девятого века, поскольку ни одного другого Келтара с таким именем не существовало, — собирается уйти в горное утро, не удосужившись сказать «всего доброго». И, если уж на то пошло, не вспомнив и про «доброе утро, родственник».

Ни слова не сказав про их родство.

Никак не объяснив свое невероятное появление!

Более того, этот человек использовал Глас направо и налево, отдавал приказы так, словно для него не существовало никаких правил.

— Я предполагаю, что ты оплатишь эти товары. — Дэйгис подчеркнул последние слова.

— Ошибаешься.

И огромный, дикий, покрытый татуировками горец повел свою женщину к двери, а зачарованный продавец последовал за ними.

Дэйгис уставился на закрывшуюся за ними дверь. Господи, ну и дикарь же его предок! Неудивительно, что он заслужил такую отвратительную репутацию. Он вел себя как варвар. И, во имя Дану, какую же силу он излучал! Словно вместо крови в его венах струилась дикая, густая, мощная магия. Если бы Драгары вцепились не в него, а в Кейона…

Дэйгис втянул в себя воздух и медленно выдохнул. Им чертовски повезло, что этого не случилось. Хотя он и не мог представить, что удержало этого примитивного, эгоистичного зверя от нарушения правил, в том числе и от использования камней Бан Дрохада в личных целях.

Что он тут делает? Как он сюда попал? Где провел минувшие одиннадцать веков? Кто его спутница?

Дэйгис попытался прочитать ее мысли, пока она стояла рядом с Кейоном, но наткнулся на какой-то гладкий, скользкий барьер. Она тоже практиковала магию? Последние несколько месяцев его умения стремительно росли, и он просто обязан был хоть что-то о ней узнать. Но не ощутил ни тени мысли или эмоции.

— Драстену это не понравится, — мрачно пробормотал Дэйгис. — Нэй, совсем не понравится.

Если добровольное стремление пожертвовать всем ради тех, кого он любит, характеризовало Дэйгиса, то законы чести и тяга к простой жизни, не осложненной ни Фейри, ни друидами, были превыше всего для его старшего брата Драстена.

Стоит Драстену услышать такие новости, и он, без сомнения, скажет: «Ну какого черта люди не могут оставаться на своем месте, в своем времени, и не лезть в мой век?»

На что его жена Гвен тут же напомнит, что это не его век. И что он сам отказался остаться в шестнадцатом веке. Что если бы Драстен не проспал пятьсот лет под действием цыганского заклинания, чтобы воссоединиться с Гвен в двадцать первом веке, он никогда не погиб бы при пожаре в ту давнюю ночь. А если бы он не погиб при пожаре, Дэйгису не пришлось бы нарушать клятвы Келтаров и использовать камни Бан Дрохада в личных целях, разрывать Договор между людьми и Туата де Данаан, чтобы вернуться в прошлое и спасти Драстену жизнь. А если бы Дэйгис не нарушил эти клятвы, он не оказался бы одержим душами тринадцати злобных Драгаров и не сбежал бы в двадцать первый век в поисках способа от них избавиться.

И Дэйгис не сомневался, что к тому времени, когда его умная невестка-физик закончит свою речь, она успеет провести и обосновать схожесть Дэйгиса и Кейона, а Драстен тут же громогласно возложит вину за появление нового родственника на самого же Дэйгиса.

Что будет совершенно необоснованно и нечестно. И принимать на себя вину за появление их предка из девятого века Дэйгис не собирался. Он ведь только читал о Кейоне, но не пытался его призвать.

Дэйгис потер подбородок, нахмурился и с сожалением осознал, что не уверен в последнем.

Проблема была в том, что несколько месяцев назад, в Лондоне, когда Эобил, королева Туата де Данаан, явилась во плоти и использовала всю свою неимоверную силу, чтобы избавить его от тринадцати душ злобных друидов, она освободила Дэйгиса от темного контроля, но оставила при нем все их воспоминания. И теперь он не был уверен в том, что способен сделать, а что нет.

Некоторое время после того, как Эобил изгнала из него тринадцать душ Драгаров, Дэйгис считал себя полностью свободным. После шума, который создавали в его мозгу тринадцать алчных, извращенных, требовательных сущностей, тишина казалась ему признаком того, что они полностью исчезли.

И прошло еще некоторое время, прежде чем он понял, что они исчезли из его сознания, а вот воспоминания о тринадцати жизнях остались в нем, похороненные глубоко в подсознании. Он не хотел верить в то, что все еще носит в себе запретные знания, накопленные Драгарами в прошлом, и поначалу, когда необычные знания появлялись в его мозгу, Дэйгис просто отрицал их существование.

Но долго так продолжаться не могло. Каждый день он открывал в себе нечто новое. А в последнее время часто ловил себя на том, что нашептывает отрывки заклинаний, которые никогда не читал и не учил, и понимал, что они как-то выплыли из темноты подсознания, где хранились бесчисленные запасы знаний Драгаров. Подсознание само выбирало, какие слова и в каком загадочном порядке следует произнести.

Неужели он невольно прочел заклинание?

Дэйгис вздохнул.

Если так, то это его вина и ему придется исправлять последствия.

А если нет, с этим все равно нужно что-то делать. Он не мог допустить, чтобы по его горам бродил язычник-переросток, воздействовал Гласом на каждого встречного и крал товары у честных торговцев.

Будто ты сам никогда ничего не крал, уколола его совесть.

«Айе, но я всегда рано или поздно возвращал краденое». И он действительно возвращал. Но не сомневался, что Кейон МакКелтар не станет возмещать ущерб. Он явно не из тех, кто об этом беспокоится.

Дэйгис вышел в яркое солнечное утро, посмотрел налево, потом направо. Кейона МакКелтара нигде не было.

Нужно возвращаться в замок, где его ждет жена. Хло была на четвертом месяце беременности и выглядела при этом, как эротическая мечта горца. В последнее время она была еще слаще, чем обычно, хотя и раньше Хло была похожа на игривую лисичку. Дэйгис и помыслить не мог, что проведет вдали от нее хоть какое-то время. Сегодня они собирались погулять по холмам и устроить пикник. Было достаточно тепло, чтобы заняться любовью на пледе, под бездонным синим небом, и Дэйгис уже предвкушал долгие часы неторопливой любовной игры. Груди Хло стали еще полнее, бедра раздались, а кожа словно светилась изнутри. Ему не терпелось коснуться и попробовать на вкус каждый дюйм ее тела. И Дэйгис не думал, что в его планы вклинится неожиданное изменение. Очень неожиданное изменение.

Драстен, помнишь нашего предка, Кейона, о котором я в последнее время много говорил? Ну так… э-э-э… он здесь.

Дэйгис помотал головой и выругался.

Потом задумался, невидящим взглядом уставившись на зачарованного продавца — который под властью Гласа усердно трудился, загружая украденные вещи во внедорожник Кейона, — и попытался вычислить, как провести побольше времени с Хло и при этом разобраться с возникшей проблемой.

Дэйгис прищурился. Все для кемпинга. Его родственник крадет оборудование для кемпинга. Он решил незаконно разместиться на земле Келтаров? Наглец! И как давно он здесь?

Дэйгис обошел продавца и наклонился, заглядывая в машину.

Моргнул. Потом снова моргнул, очень медленно, замер, закрыв на некоторое время глаза, потом открыл их.

Оно все еще было там.

Но во имя Амергина, это невозможно!

Или возможно?

— Отойди! — рявкнул он на продавца, используя Глас и даже не задумываясь об этом.

Продавец послушно отступил в сторону. Дэйгис протянул руку, стаскивая с предмета покрывало, наполовину его скрывавшее, и снова выругался.

— Невозможно.

Однако доказательство обратного было у него перед глазами.

Он никогда не видел этого раньше — и никогда не думал, что увидит, — но его видели Драгары.

Темное Стекло.

Одна из Реликвий Невидимых.

Одна из четырех Реликвий Невидимых.

Когда-то именно Драгары владели стеклом. Но не смогли перевести заклинания, необходимые для его использования, как ни старались. Они даже не определили назначения этого зеркала.

Для Дэйгиса оно тоже было загадкой, но он знал то, что ему нужно было знать. Его легендарный предок, известный своим аморальным и неконтролируемым поведением, завладел одной из Реликвий Невидимых.

И он был жив. Он находился здесь, в двадцать первом веке.

Какого дьявола друид клана Келтаров творит с самой темной из всех возможных сил? Келтары были хранителями Светлых, а не Темных Фейри!

Ситуация оказалась еще хуже, чем он предполагал.

Потерев подбородок, Дэйгис задумался о том, какие у него варианты. Их было немного. Он ощутил силу своего предка. И не обманывал себя, понимая, что без темных трюков Драгаров ему Кейона не одолеть. Обращаться же к темной силе он не хотел.

Полагаться на чистую силу тоже было нельзя, ведь всегда есть риск зацепить ни в чем не повинных людей. Особенно если этот жуткий друид просто метнет заклинание, чтобы остановить его.

Но Дэйгису нужно было затащить его в замок Келтар.

Возможно, вдвоем с Драстеном они смогут связать и допросить его, узнать, что происходит и что со всем этим делать.

Дэйгис снова посмотрел на Темное Стекло.

Оно его притягивало. Дэйгису хотелось прикоснуться к зеркалу. Он слышал, что реликвии оказывают такое действие на тех, кто обладает магической силой. Но никогда раньше не испытывал подобного и надеялся, что и дальше этого не произойдет. Он ощущал одновременно сильное, почти непреодолимое желание коснуться зеркала, и озноб, предупреждающий, что лучше этого не делать.

Опасливо покосившись на зеркало, Дэйгис внезапно понял, как нужно поступить. Это было простейшее решение, которое сведет к минимуму необходимость прикасаться к стеклу.

Кейон был не единственным, кто владел Гласом. Дэйгис тоже обладал этим умением. И хотя он сомневался, что сможет полностью отменить прямой приказ Кейона, но был уверен, что найдет способ обойти его.

Положив руку на плечо продавца, Дэйгис тихо, но уверенно приказал:

— Ты отдашь мне ключи от этого внедорожника. А когда он вернется к машине, скажешь ему, что ключи он найдет вот здесь. — Вытащив ручку и одну из визиток из кармана белой накрахмаленной рубашки продавца, который так и стоял с остекленевшими глазами, Дэйгис написал адрес замка Келтар. — Ты дашь ему эти ключи и укажешь на эту машину. — Он протянул свои ключи и указал на автомобиль, который только недавно приобрел. Такую машину тут называли «хаммер», видимо, потому, что все хамы на дороге мертвели от его мощного рыка.

Продавец кивнул с отрешенным видом.

Дэйгис не сомневался, что предок явится, размахивая мечом, чтобы вернуть себе Темное Стекло. Кейон был агрессивен по природе, а, учитывая то, как вольно он обращается с темными искусствами, агрессивность должна была зашкаливать.

Скорее всего, он будет опасно жесток. И Дэйгису с Драстеном лучше изолировать Хло, Гвен и маленьких близнецов.

Очень осторожно, стараясь не коснуться стекла, Дэйгис снова набросил на зеркало покрывало.

А потом подошел к водительской дверце внедорожника, бросил на пассажирское сиденье купленные для Хло ботинки, забрался внутрь и рванул домой.

— Но он же твой потомок! — воскликнула Джесси. — Как ты можешь так просто от него уйти?

Как только она увидела этого «Дэйгиса», скалящегося на Кейона, она с крайним изумлением отметила их невероятное сходство. Чем дольше она на них смотрела, тем больше убеждалась в том, что они определенно состоят в родстве.

И хотя потомок Кейона был одет в дорогие, великолепно скроенные черные брюки, черную водолазку и мягкую кожаную куртку, был ухоженным и лощеным, вся цивилизованность его внешнего облика не могла скрыть внутренней дикости — точно такой же, как у Кейона.

Джесси попыталась сказать об этом, но мерзкий характер и избыток тестостерона тоже относились к фамильным чертам горцев. Джесси ни разу не удалось закончить предложение, поскольку они продолжали говорить, не замечая ее.

Девушка продолжала их сравнивать, периодически безуспешно пытаясь вставить пару слов.

У обоих были длинные темные волосы, выразительные черты лица, высокомерно-прямая спина, гордая посадка головы и такой вид, словно по их венам струится не только чистейшая голубая кровь, но и нечто большее.

Оба излучали обжигающий эротизм. У обоих было мощное телосложение и накачанные мускулы. И нельзя было не отметить, что Дэйгис выглядел просто сногсшибательно.

Но Кейон был больше мужчиной. Дэйгис был стройным и более симпатичным. Кейон был больше, грубее, сильнее, откровеннее — и неизмеримо сексуальнее.

— Эй, подожди меня!

Джесси ускорила шаг, чтобы поравняться с ним. Пока она размышляла, Кейон снова вырвался вперед. Он исчез из виду, направляясь к отделу «Сахар/Специи/Консервы».

Для человека из девятого столетия он быстро обучался. Как только они зашли в бакалейный магазин, он задумчиво посмотрел на тележку, взглянул на других посетителей, схватился за ручку и начал толкать тележку от одного стеллажа к другому, загружая ее по мере того, как исследовал различные упаковки и жестянки.

Растворимый швейцарский мокко — ура! Пробегая мимо полки, Джесси успела схватить две баночки, потом догнала Кейона и бросила добычу в тележку. Она заметила газовую печку и баллоны среди вещей, которые он стащил в магазине, и уже предвкушала чашку шоколадного кофе, который обязательно сделает, вернувшись в их «лагерь».

— Разве тебе совсем не интересно узнать о нем? Кейон зарычал.

— Сейчас не время, девочка, — бросил он, обернувшись через плечо. — Я не собираюсь начинать ничего нового.

Она попыталась это скрыть, но тень боли все же мелькнула на ее лице. Не собираюсь начинать ничего нового. Так она и знала.

И это не должно было ее волновать. Они же не начинали ничего нового, и никто ничего не обещал.

Они просто сошлись вместе на некоторое время.

Кейон хотел от нее только секса. А этим утром не хотел даже секса. Она лишь помогала ему избегать Лукана до тех пор, пока не придет время мести. И только поэтому он беспокоился о ее жизни.

Яснее выразить свои чувства он просто не мог. После тех поцелуев в аэропорту, что она получила? Чмоканье в лоб, все равно, что курица клюнула.

Но она, как идиотка, продолжала видеть в ситуации больше, чем было на самом деле. Им пришлось очень близко взаимодействовать, они оказались в опасности, вот и причина обостренной чувствительности. Вдобавок этот мужчина был невероятно сексуален, силен, умен и насквозь пропитан магией. Какая бы девушка не купилась на это?

Не собираюсь начинать ничего нового.

Черт побери, это не должно было ее волновать!

Но волновало. Она попыталась отвернуться, но рука Кейона молниеносно поднялась и придержала ее подбородок.

— Отпусти меня, — огрызнулась Джесси.

— Нэй. — Его хватка была стальной.

Бороться с ним было бесполезно — та рука, что держала ее за подбородок, могла бы с легкостью поднять в воздух саму Джесси, стоило горцу только пожелать.

Некоторое время он, молча, вглядывался в ее глаза.

— Ты действительно не понимаешь, так ведь? Ты исключение, Джессика. Ты, девочка, исключение во всем, — мягко сказал он.

От его слов у Джесси перехватило дыхание, и подогнулись колени, а горец просто отпустил ее подбородок, развернулся и снова принялся толкать тележку.

Джесси застыла в проходе, хватая ртом воздух и глядя ему вслед. А потом побежала следом. Схватив его за предплечье, Джесси заставила горца остановиться.

— Ты хочешь сказать, что мы не просто вместе влипли в неприятности? Я тебе нравлюсь? — В тот же миг, как у нее вырвался этот глупый вопрос, Джесси захотелось пнуть себя под зад. Это просто жалко, поморщилась она. Это еще хуже, чем фраза «Я несла арбуз» из «Грязных танцев».

Кейон взглянул на нее, и его глаза потемнели от какой-то непонятной эмоции. Джесси смотрела, пытаясь определить, что же это за чувство, которое она уже несколько раз видела в его глазах, всякий раз в самые странные моменты.

Это сожаление, внезапно поняла она.

Едва различимое и в то же время бездонное сожаление, но почему именно в этот момент? Она действительно не понимала!

Внезапно он улыбнулся, печаль растворилась в жаре янтарных глаз.

— Айе, Джессика, ты мне нравишься. Я не просто влип вместе с тобой в неприятности. Ты подходишь мне вот здесь, женщина. — Он стукнул себя кулаком по левой стороне груди.

А потом стряхнул ее руку с предплечья и двинулся дальше, толкая перед собой тележку. Джесси зачарованно смотрела, как он идет по проходу с животной грацией, и его мощные мускулы перекатываются под кожей.

Проклятие.

Именно так она все себе и представляла. Люди должны подходить друг другу: иногда как сексуальные туфли на высоких каблуках, иногда как уютные тапочки, — но всегда подходить. И если тебе кто-то небезразличен, этот кто-то и будет для тебя исключением во всем, именно о нем ты станешь думать в первую очередь.

Горец отошел от нее на середину прохода, взял с полки жестянку — примитивный охотник-собиратель добывал еду на современный лад, фыркнула про себя Джесси. Она наблюдала, как он внимательно изучает состав, читает ингредиенты, потом возвращает банку на полку и берет другую, чтобы так же вдумчиво изучить.

Контраст между его грубой, мужественной внешностью и той хозяйственностью, с которой он действовал, произвел на девушку странное впечатление.

У нее было внезапное видение, от которого перехватило дыхание: темноволосый малыш, сидящий на детском сиденье тележки, улыбался Кейону, хватал его за косы маленькими пухлыми кулачками, пока папа-горец вчитывался в ингредиенты на баночках детского питания. От этой картины у Джесси потеплело в груди.

Именно в этот момент из-за угла, придерживая корзинки, вынырнули две женщины. Обе были примерно ее возраста, стройные и очень хорошенькие.

Теплое и мягкое чувство лопнуло, как воздушный шарик. Пока они шагали в ее направлении — нахалки чертовы! — они три раза оборачивались, чтобы посмотреть на задницу Кейона.

На задницу Кейона. Так, словно это было общественное достояние.

Руки Джесси сжались в кулаки. Внутри начала зарождаться гроза.

Но женщины дружелюбно улыбнулись ей и прошептали: «Выше нос, милая, впереди обалденная цель. Не упусти».

И они скрылись в другом проходе, а Джесси мрачно выдохнула. Эти девушки оказались просто душками.

Скрестив руки на груди, она уставилась на задницу Кейона. Почему он такой идеальный? Хоть бы ростом был пониже. Наверное, ему стоит постричься. Нет, тут же поспешно поправила она себя, его волосы ей нравятся. Они были шелковистыми и сексуальными, и ей очень хотелось посмотреть на эту гриву с распущенными косами. Не говоря уже о том, чтобы почувствовать, как эти волосы скользят по ее голой коже.

Что-то внутри нее завибрировало. Это было неприятное ощущение. Это было жутко. Проклятый зеленоглазый монстр опять до нее добрался. Она понимала, что относится к нему как к собственности. Так, словно горец принадлежит ей. Что же с ней происходит?

Кейон обернулся и посмотрел на Джесси. Прищурился. Смерил ее жарким взглядом с головы до ног. Затем облизнул нижнюю губу, прикусил зубами кончик языка и многообещающе улыбнулся.

Выражение его лица говорило: Как только я закончу с делами, я собираюсь овладеть тобой, женщина.

Джесси просветлела.

— О'кей, — кивнула она.

Похоже на то, что этот день все же станет самым ярким в жизни Джесси Сент-Джеймс.

Кейон запрокинул темноволосую голову и рассмеялся. В глазах цвета шотландского виски плескалось желание и исключительно мужской триумф.

Он все еще смеялся, когда исчез.

 

19

Ярчайшим из дней, мать его.

Ох, как же она ненавидела это зеркало!

На поиски дороги до внедорожника у Джесси ушел почти час.

Точнее, дороги до того места, где в ее прошлой жизни стоял внедорожник — а ее шансы на выживание не казались такими мизерными.

Раньше, когда они выскочили из магазина «Тайдеманнс», Кейон быстренько переместил зеркало, чтобы их «покупки» не соскользнули по дороге и не повредили его, а потом развернулся и помчался по улицам Инвернесса таким быстрым шагом, что Джесси с трудом поспевала за ним. Она почти не смотрела ни направо, ни налево, не обращала внимания на то, куда они идут, у нее не было возможности перевести дыхание и заговорить с ним, пока они наконец не остановились у бакалейного магазина. Следовательно, она даже не поняла, как далеко он ее завел, уклоняясь от разговора с потомком, и обнаружила это, только когда стала искать обратную дорогу на незнакомых улицах шотландского городка.

А потом — поскольку она искала внедорожник, а не магазин — Джесси два раза проскочила мимо «Тайдеманнс», пока не поняла, что машины возле него больше нет.

— Черт, черт, черт! — воскликнула она, глядя на опустевшее место перед магазином.

Джесси осмотрелась, словно надеясь, что у автомобиля выросли ноги, и он просто переместился, пока их не было, — в последнее время случались и не такие странности. Да она могла и забыть, где именно на этой брусчатке они оставили машину.

Ни одного большого черного внедорожника в пределах видимости.

Может ли быть еще хуже?

— Не отвечай, — быстро выпалила она в пространство. — Это риторический вопрос, не требующий немедленных доказательств.

У Джесси начали появляться параноидальные мысли о том, что Мироздание выбрало ее задницу для пары показательных пинков и извращенных шуток.

До сих пор, перебегая с улицы на улицу, Джесси боролась с нарастающей паникой, уверяя себя, что все будет хорошо, это просто зеркало снова затребовало его назад. Кейон ведь и раньше вот так исчезал, и, как только она доберется до машины, она поедет обратно в лагерь, а завтра они снова попытаются закончить начатое, и уже с большим успехом.

Нельзя сказать, что она не рассердилась, когда он исчез. Рассердилась. Ее сумочка и рюкзак остались в машине, поскольку Джесси не думала, что они понадобятся, раз уж Кейон может пользоваться Гласом и получить все, что она хочет.

Затем, когда Кейон внезапно исчез, она осталась посреди бакалейного магазина возле тележки с замечательными продуктами. Ее желудок громко жаловался на жизнь, а Джесси понимала, что придется оставить всю эту чудесную еду, потому что у нее в карманах не наберется и пары долларов, чтобы купить себе шоколадный батончик.

Она была так голодна, что даже задумалась о краже. Но не совесть остановила ее от попытки стащить что-нибудь съедобное, а страх перед тем, что ее могут поймать. А что тогда будет с Кейоном?

Перед этой мыслью спасовал даже голод. Джесси выскочила из магазина и отправилась искать горца.

А нашла только пустое место на парковке.

Куда он делся?

Она опустилась на бордюр, устроилась на краешке, уперевшись локтями в колени и положив подбородок на сжатые кулаки.

Вряд ли Лукан мог так быстро их найти.

Если бы это был он, она, Джесси, была бы уже мертва, так ведь? Ну, по крайней мере, в опасности. Она встревожено оглянулась по сторонам.

Никто на нее не смотрел, никто не шагал в ее направлении с недобрыми намерениями.

Оставалось лишь два варианта: 1) вор похитил машину, которую они угнали раньше, что — доводя ситуацию до полного абсурда — было отвратительно, поскольку Джесси ни за что не сможет выследить вора в одиночку и не сможет сообщить в полицию об угоне, так как это будет второй смертельный номер; 2) полиция обнаружила и отогнала машину, а Джесси Сент-Джеймс теперь разыскивают по подозрению в угоне (спасибо оставленным в машине карточкам и водительским правам), а также в краже зеркала и, наверное, всех тех вещей, что Кейон при помощи Гласа добыл в магазине «Тайдеманнс», плюс подозрение в убийстве (хотя она очень надеялась, что уничтожение записей в отеле избавит ее от этого обвинения). А все вместе это означало, что она все равно погибнет от лап Темного Колдуна.

Ее никогда в жизни не разыскивали по подозрению в чем-либо.

Не говоря уж о таких мерзких подозрениях.

Дэйгис поморщился, вытаскивая Темное Стекло из машины.

У него не было ни малейшего желания касаться зеркала, но стекло нужно было поместить в самое защищенное место замка. Там оно будет в безопасности, к тому же Дэйгис надеялся, что защитные чары уменьшат притяжение магического объекта.

В просторном гараже за замком, куда он загнал украденный внедорожник, защитных чар не было. Это было новое здание, и Дэйгис не присутствовал при его постройке. Но собирался вскоре защитить его заклятиями, поскольку на гараж у него были большие планы. Ему очень нравились современные средства передвижения. Машины были не только быстрее, они куда больше щадили мужское достоинство, чем конская спина между ногами.

Дэйгис уже жалел, что оставил свой «хаммер» в Инвернессе. Мощный «H1 Альфа» был первой машиной, которую он купил в двадцать первом веке, и это действительно был отличный автомобиль. На нем можно было забраться практически куда угодно. Дэйгис привязался к машине так же, как паренек привязывается к своему первому скакуну. И мог только надеяться, что его варвар-предок окажется осторожным водителем.

— Заносчивый неандерталец, — пробормотал Дэйгис, держа зеркало на вытянутых руках, чтобы хорошо его рассмотреть.

Он глубоко, восхищенно вздохнул.

Легендарное Темное Стекло. В его руках.

Потрясающе. Дэйгис провел пальцами по холодной серебристой поверхности, потом по рунам, отчеканенным на золотой раме.

Даже тринадцать друидов, существовавших в нем и долгое время живших бок о бок с Туата де Данаан много тысячелетий назад, не могли определить язык, на котором сделаны эти надписи.

Считалось, что реликвии Видимых и Невидимых появились от слов на языке Туата де Данаан. Священные Реликвии обрели жизнь, изначально являясь словами заклинаний и песен — но не на языке Адама Блэка и его современников — на куда более раннем языке, который использовался еще до прихода Туата де в мир людей. На языке, который давно забыли даже самые древние из Фейри.

По рукам Дэйгиса пробежала дрожь.

И ощущение это было не слишком неприятным.

По правде говоря, зеркало даже воодушевляло, наполняло его силой. Дарило ощущение могущества. Плохо. Очень плохо.

Поморщившись, Дэйгис отвернулся и быстро зашагал к выходу из гаража. Как только он вышел из прохладного помещения без окон на яркий свет, стало легче.

Но он не хотел больше экспериментировать с этой проклятой штукой.

Зажав стекло под мышкой, серебристой гладью к себе, так, чтобы оно заслонило его от тех, кто может его заметить, Дэйгис обошел замок и зашагал по газону.

— ТЫ ГРЕБАНЫЙ ПРИДУРОК! — заревело зеркало. — ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ТОЛЬКО ЧТО СДЕЛАЛ?

Дэйгис так удивился, что Темное Стекло орет на него, что замер.

И уронил зеркало.

Драстен лежал на спине, одной рукой обнимая жену, и тяжело дышал. Уже перевалило за полдень, а он все еще был в постели. Что вовсе не означало, что он был лентяем. Он уже просыпался. И вставал. И у него вставал. Когда в его объятиях была его любимая Гвендолин, у него всегда вставал.

— Господи, это было потрясающе, — сказала его жена, придвигаясь ближе и гладя его по колючей щеке.

Он подавил внезапное желание вскочить и замолотить себя кулаками в грудь. Вместо этого Драстен повернул голову, поцеловал ее ладошку и как бы между прочим уточнил:

— Ты про третий или четвертый раз, девочка? Она рассмеялась.

— Про все. Для меня это всегда как в первый раз, Драстен. Ты всегда потрясающий.

— Я люблю тебя, женщина, — страстно проговорил он, вспоминая их первый раз.

Эту ночь он не забудет никогда, не упустит ни единой подробности: ни красных трусиков с котятами, которые он увидел в ее рюкзаке и решил, что это лента для волос, пока Гвен не сняла свои шорты, показав истинное назначение этого предмета гардероба. Ни той ошеломительной страстности, с которой они занимались любовью под звездным небом в центре Бан Дрохада. Ни того, как Гвен полностью доверилась ему, позволив отправить себя в прошлое, в его время.

Гвен Кэссиди была его родственной душой, его половинкой, их навек связывали древние клятвы друидов, в этой жизни и в будущей, и каждый миг был бесценен. Она столько привнесла в его мир, в том числе недавний бесценный подарок — двух темноволосых дочек-близняшек, которым на данный момент едва исполнилось пять месяцев, но которые уже подавали признаки удивительного интеллекта. А почему бы и нет, с гордостью думал Драстен, при его-то даре друида и великолепном складе ума у его маленького любимого физика — Гвен?

Кстати о детях…

— Думаешь, мы должны…

— Да, — тут же ответила она, — я тоже по ним соскучилась.

Он улыбнулся. Они были женаты чуть больше года, но читали в сердцах и умах друг друга, как в своих собственных. И хотя за девочками постоянно наблюдали две няни, и Гвен, и Драстен не любили надолго разлучаться с дочерьми. Разве что на время секса, конечно. Тогда они забывали обо всем на свете.

Гвен отодвинулась и направилась в душ, и Драстен поднялся, чтобы присоединиться к ней.

Но когда он проходил мимо высокого окна, какое-то мерцание снаружи привлекло его внимание. Он притормозил и выглянул в окно.

Его брат стоял на газоне, глядя вниз, в траву.

Улыбка Драстена стала шире.

Они пережили время, когда Дэйгис был темным. Это было адское испытание, но теперь его брат снова был свободен и, во имя Амергина, жизнь была полна и прекрасна! Его отец Сильван и вторая мать, Нелл, были бы рады, узнав, как живут их сыновья.

У Драстена было все, о чем он когда-то мечтал: любимая жена, растущий клан. Его брат женился, и впереди его ждала долгая, простая, счастливая жизнь в любимых горах.

Да, в последний месяц была заварушка, когда появился Туата де, Адам Блэк, но все быстро наладилось, течение жизни стало плавным, и Драстен искренне надеялся, что долгое время…

Он моргнул.

Дэйгис разговаривал с зеркалом.

Стоял посреди газона, осторожно держал зеркало за края рамы и обращался непосредственно к стеклу.

Драстен потер подбородок, ничего не понимая.

Почему его брат так себя ведет? Это что, один из странных способов двадцать первого века, когда советуют разобраться в себе с помощью — буквально — диалога с самим собой?

Кстати, а откуда взялось это зеркало?

Только что его там не было. Зеркало было выше его брата. И шире. Дэйгис не мог носить его в кармане или в складках килта, хотя сейчас он килта не носил. Они оба предпочитали современную одежду и постепенно привыкали к ней.

Драстен прислонился к окну. Нэй, зеркало было не просто необычно большим, оно сияло под солнцем серебром и золотом. Как он раньше этого не заметил?

Может, решил он, зеркало лежало на земле, а Дэйгис поднял его. И просто говорил что-то вроде «ух ты, какая штука, и откуда же ты здесь взялась?».

Серебристые глаза Драстена сощурились. Но с чего бы зеркалу лежать у них на газоне? У них есть садовники. Один из них наверняка заметил бы зеркало и унес бы его куда-нибудь. Как оно туда попало? Не могло же оно упасть с неба.

Мрачное предчувствие зародилось и начало крепнуть.

— Любимый, ты идешь? — позвала его Гвен.

Драстен услышал, как шумит вода в душе, когда жена зашла туда. Он почти видел ее внутренним взглядом: как вода струится по обнаженному телу, как влажно блестит гладкая белая кожа. Драстен обожал современные системы канализации и не мог насытиться Гвен, когда она была скользкой и игривой.

А Дэйгис внизу грозил зеркалу кулаком и что-то орал.

Драстен закрыл глаза.

Подождал, открыл и с отчаяньем посмотрел в направлении душа, где плескалась его обнаженная жена.

А потом посмотрел в окно.

И мрачно выдохнул.

— Нет, любимая. Извини! — крикнул он. — Похоже, Дэйгис по какой-то необъяснимой причине ведет жаркий спор с зеркалом на нашей лужайке перед замком.

— Дэйгис ведет что с зеркалом на нашей лужайке? — переспросила она из душа.

— Спор, милая, спор, — ответил он.

— Что?

Драстен снова вздохнул.

— Дэйгис разговаривает с зеркалом, — уже громче объяснил он. — Я должен выяснить почему.

— Разговаривает с… А! На газоне перед замком? Дэйгис? Правда? Подожди меня, Драстен! Я выйду через минутку! — закричала Гвен в ответ. — Это звучит просто захватывающе.

Драстен покачал головой. Захватывающе, сказала его женщина. Иногда ее взгляд на вещи просто поражал его.

Он слабо улыбнулся, и внезапно его охватила досада на очередной шум в его жизни. В конце концов, что такое жизнь?

Шум, его причины и последствия.

А если мужчина благословен Небесами, то у него есть такая жена, как Гвендолин, и с ней всегда можно поделиться своими мыслями.

— Подними меня, осел криволапый. Это хреново солнце слепит мне глаза! — прорычало зеркало.

Дэйгис заморгал на зеркало. Оно лежало на газоне, стеклом вверх, а в стекле бесновался Кейон МакКелтар.

Одной рукой он держался за край рамы изнутри, другой заслонял от солнца сощуренные глаза.

Некоторое время Дэйгис просто не мог найти слов, чтобы внятно ответить. Затем выдавил:

— Какого черта ты там делаешь?

В зеркале был мужчина. Его родственник. Дэйгис считал, что видел все на свете, но никогда не сталкивался ни с чем подобным. Десятки вопросов роились в его мозгу.

— Солнце. Ослепляет. Подними меня, — огрызнулся предок. Дэйгис посмотрел вверх. Солнце стояло в зените.

Посмотрел вниз. Озадаченно поднял зеркало и поставил его вертикально, напротив себя. Дэйгис очень осторожно касался рамы, стремясь свести прикосновение к минимуму. Из-за того, что он не решался как следует сжать пальцы, зеркало выскользнуло и чуть не упало обратно на землю. Горец едва успел поймать его вовремя.

— Ради бога, будь поосторожнее с этой проклятой штукой! — зашипел Кейон. — Она сделана из стекла. В странном значении этого слова. Ты всегда такой неуклюжий?

Дэйгис напрягся.

— А ты всегда такая злобная задница? У тебя ужасные манеры. Неудивительно, что ты заработал такую поганую репутацию.

— У меня плохая… — Его предок осекся, поднял руки, словно отказываясь дальше говорить на эту тему. — Забудь. Я не хочу знать, что обо мне говорят. — Он оглянулся. — Куда ты меня притащил?

— В замок Келтар. — Дэйгис подумал минутку, потом уточнил: — Во второй замок Келтар, не в тот, который ты знаешь.

На скулах предка заходили желваки.

— И как далеко этот замок Келтар от Инвернесса?

Дэйгис пожал плечами.

— Полчаса пути или около того.

— Дай угадаю, варвар ты чертов. Ты по какой-то причине взял мою машину? — Зеркало явно злилось.

— Это я варвар! Кто бы говорил, — высокомерно отозвался Дэйгис.

— Идиот проклятый, вернись туда и забери мою женщину. Немедленно.

— Твою женщину? Девочку, что была с тобой в магазине?

— Айе.

Дэйгис медленно покачал головой. Это было слишком.

— Нэй. До тех пор пока ты не расскажешь мне, что происходит, и не объяснишься с моим братом. Что ты делаешь в зеркале? Я прекрасно знаю, что это такое. Это Темное Стекло, Реликвия Невидимых, а Келтары стараются не иметь дел с Реликвиями Невидимых. Как ты его использовал? Ты практикуешь темные искусства? Мой брат не позволит такого на своей земле. Драстен не…

Кейон замолотил кулаками по внутренней поверхности стекла, да так, что оно чуть не задрожало в раме.

— Привези мою женщину! Ты оставил ее без защиты, сукин ты сын!

— Нэй. Сначала ответы, — сухо сказал Дэйгис.

— Ни слова, пока она не окажется здесь, — так же сухо ответил Кейон.

Они уставились друг на друга, понимая, что зашли в тупик.

Внезапно Дэйгис подумал кое о чем. Почему его темпераментный, невероятно талантливый предок не выйдет из стекла и сам не отправится за своей женщиной? Что могло остановить такого сильного друида, как Келтар?

— Ты застрял там, верно?! — воскликнул он.

— А как ты, мать твою, думаешь? Стал бы я тут сидеть, если бы мог что-то сделать? Привези. Мою. Женщину.

— Но раньше ты был снаружи. Как? Почему…

— Ты сказал, что у тебя есть женщина, — грубо перебил его Кейон. — Как бы ты себя чувствовал, если бы она осталась одна в незнакомом городе, а за ней охотились убийцы? Моя женщина в опасности черт бы тебя побрал! Ты должен отправиться за ней! А потом я расскажу тебе все, что пожелаешь!

Словно кулак сомкнулся на сердце Дэйгиса, когда он подумал о Хло в такой ситуации. Он вспомнил, как она оказалась в такой же опасности и это чуть его не убило. Любимая женщина была для него превыше всего. Забота о благополучии любимой была для него на первом месте.

Всегда.

— Ох, черт побери, я же не знал. Я привезу твою женщину, — немедленно ответил Дэйгис.

И, снова подхватив зеркало под мышку, торопливо зашагал к замку.

— Мы идем не туда! — в третий раз выкрикнуло зеркало, когда Дэйгис поднялся по ступеням и вошел в замок.

— Туда, туда. Я же сказал, что не возьму тебя с собой, — сухо отрезал Дэйгис. — Я гораздо быстрее найду твою женщину, если не буду волноваться о том, что могу тебя разбить. Я знаю, как она выглядит. Я найду ее, клянусь.

Он и правда не хотел беспокоиться о том, как бы не разбить зеркало, но куда больше он не хотел оставаться в непосредственной близости к Темной Реликвии. Дэйгис подозревал, что странное притяжение, которое по дороге домой не отпускало его, возрастет, как только он снова окажется во внедорожнике. На поиски может понадобиться не один час, а сидеть в метре от Реликвии в замкнутом пространстве ему никак не хотелось.

Запрокинув голову, Дэйгис заорал:

— Драстен! — так громко, что в ответ должны были загрохотать карнизы.

— Дэйгис, господи, да я же над тобой, — моргая, ответил его брат. — Не надо изображать иерихонскую трубу.

Дэйгис посмотрел вверх. Его брат-близнец стоял на лестнице, которая вела к главному входу, и смотрел вниз.

— Да откуда я знал? Почему ты там стоишь, Драстен?

— А почему ты разговариваешь с зеркалом, Дэйгис? — очень-очень тихо спросил Драстен.

— Я же сказала «подожди меня»! — раздался голос Гвен.

Дэйгис покачал головой. У него не было времени на объяснения. Имя женщины, о которой говорил ему Кейон всю дорогу до замка, перемежая разговор все более яростными требованиями взять его с собой в Инвернесс, было Джессика Сент-Джеймс. Она была ни в чем не виновата, и ей грозила смертельная опасность.

Ему нужно идти. Немедленно.

Прислонив зеркало к стене у двери, Дэйгис махнул в его сторону рукой.

— Драстен, это Кейон МакКелтар. Кейон — Драстен МакКелтар.

— Дэйгис, — голос Драстена стал мягким, как бархат, что всегда было плохим знаком. — Почему ты представляешь меня зеркалу?

— А ты посмотри в зеркало, Драстен, — нетерпеливо выдохнул Дэйгис, наклоняя Темное Стекло так, чтобы его было видно сверху.

У его брата отвисла челюсть.

Дэйгис слабо улыбнулся. Приятно было осознавать, что не только он был сбит с толку, увидев человека в зеркале.

— Я не думаю, что он сможет выбраться, Драстен, так что, скорее всего, он не представляет для нас опасности. Однако тебе лучше спрятать его подальше от женщин и детей до тех пор, пока мы не узнаем больше.

Драстен хватал ртом воздух.

Зеркало зарычало:

— Подальше от женщин и детей? Я никогда не представлял опасности для женщин и детей, дурень!

— Честно говоря, родственник, мы о тебе ничего не знаем, — ответил Дэйгис. — Почему бы тебе не объяснить все моему брату, пока меня не будет? Тогда, быть может, мне расскажут о тебе, когда я вернусь.

— Не оставляй меня здесь, — прошипел Кейон. — Возьми с собой.

— Я же сказал, что найду твою женщину, и я ее найду.

Драстен наконец снова обрел дар речи.

— Кейон МакКелтар! — загремел он. — Ты говоришь о нашем предке Кейоне? Жившем в девятом веке?

— Айе. А это Темное Стекло, Драстен, одна из Реликвий Невидимых, — кратко объяснил Дэйгис. Поскольку его брат не обладал знаниями Драгаров, Дэйгис сомневался, что он сможет опознать, что перед ним. — Тебе лучше поменьше касаться зеркала. Оно чувствует магию, которая есть в нашей крови, и тебя будет тянуть к этому стеклу. — Он добавил, отступая от темы: — Я нечаянно оставил его женщину без защиты. И должен отправиться за ней. Я вернусь, как только смогу.

И, не медля больше ни секунды, Дэйгис выскочил из замка.

 

20

Джесси прикончила третий гамбургер, скатала в шарик бумажную обертку и сунула ее в сумку.

— Тебе лучше, девочка? — спросил Дэйгис.

— О да, — ответила она, подавив вздох.

Она еще не ела таких вкусных, невероятно сочных гамбургеров, но подозревала, что все дело в том, что более суток у нее маковой росинки во рту не было. Джесси жадно глотала свою большую колу: сегодняшняя беготня и нервное напряжение чуть не привели к обезвоживанию.

Откинувшись на спинку кресла во внедорожнике, она вытянула ноги. Теперь ей определенно было лучше: еда придала ей сил, сообщение о том, что Кейон в безопасности, ее успокоило, а больше всего Джесси радовалась тому, что ей не придется сегодня ночевать под мостом, укрывшись газетами вместо одеяла.

— О Господи, я уже сказал, как мне жаль?

— Наверное, раз сто.

— Это потому, что я чувствую себя засранцем, девочка. Я бы ни за что не забрал зеркало, если бы знал, что ты окажешься в опасности. Пожалуйста, поверь мне.

— Я верю, — ответила она. — Все в порядке. Все закончилось хорошо. Я здесь, Кейон в безопасности, и никто не пострадал. — Хотя, мысленно добавила Джесси, она не будет чувствовать себя на все сто процентов хорошо, пока не увидит Кейона собственными глазами.

Она посмотрела на Дэйгиса. На улице было уже темно, и единственный свет в кабине давали зеленоватые огоньки на приборной доске. В смутном свете Дэйгис был очень похож на Кейона, те же черты лица, длинные волосы, мощное тело. Его бережное отношение к ней тоже напомнило ей о Кейоне.

Когда они наконец встретились, Дэйгис сказал, что искал ее несколько часов.

Чувствуя себя полностью потерянной после исчезновения автомобиля, Джесси методично осматривала улицу за улицей, парковку за парковкой, бродила по Инвернессу и вопреки всему надеялась, что обнаружит пропажу. Это был отвратительный план, и она это знала, но ей нужно было что-то делать, хоть что-то делать, чтобы не сойти с ума.

На самом деле она не рассчитывала найти украденный автомобиль и, когда на закате заметила его у бордюра, очень удивилась.

Джесси не задумываясь помчалась к машине, как только заметила ее. И опасливо остановилась в нескольких метрах от автомобиля.

Из машины вышел потомок Кейона.

— Эй! — крикнула она ему в спину. — Я тебя знаю! Что ты делаешь с нашей машиной?

Внезапно ее обожгло страхом, потому что Джесси подумала, что он может оказаться плохим парнем. Но когда Дэйгис обернулся и посмотрел на нее, на его лице отразилось такое облегчение, что страх исчез.

— Слава богу! Вот ты, где, девочка. Я повсюду тебя ищу! — воскликнул он.

Уставшая и голодная, Джесси чуть не расплакалась.

Потерявшись в Шотландии, она была не одна. Кто-то искал ее. Кто-то был рад ее видеть.

Дэйгис рассказал, постоянно извиняясь, что взял внедорожник только потому, что заметил в нем Темное Стекло и беспокоился о том, что они могут сделать с Реликвией. Он уже добрался до дома, когда обнаружил в стекле Кейона и взбешенный предок отправил его на поиски Джесси.

Взбешенный предок, сказал он. Он знал. И ничуть этому не удивлялся!

Еще в магазине «Тайдеманнс» Дэйгис назвал Кейона родственником, однако Джесси решила, что он имеет в виду дальнее родство в современности, считает Кейона своим кузеном или вроде того.

Но уж определенно не далеким предком, который застрял в зеркале на одиннадцать веков. Ну кто бы вот так сразу смог поверить в подобный абсурд? Она бы точно не поверила. Джесси сопротивлялась до последнего и позволила себе поверить только тогда, когда ее собственная жизнь была поставлена на кон.

У Дэйгиса же с этим не было никаких проблем. Что приводило лишь к одному логичному выводу.

— Насколько я понимаю, среди вас, МакКелтаров, нет ни одного нормального? — уточнила Джесси.

Дэйгис слабо улыбнулся.

— Нэй, не совсем. Я уверен, что моя жена объяснит тебе это лучше, чем я, но мы с моим братом, которого ты скоро увидишь, родом из шестнадцатого века.

Джесси моргнула.

— Ты тоже превратился? И поэтому попал в наше время?

— Превратился?

— В темного колдуна, — уточнила она. — Именно так вы с братом сюда попали? Вы тоже застряли в каких-то предметах?

Дэйгис подавился воздухом.

— Во имя всего святого, девочка, ты хочешь сказать, что Кейон стал темным колдуном?

— А разве вы ничего не знаете о своем предке?

— Одиннадцать веков назад его имя было стерто из всех анналов Келтаров. До недавнего времени, пока мы не открыли тайную комнату в подвале, мы считали его просто легендой. Так он темный колдун?

— Похоже, он именно так и думает. Я не уверена.

— Как он оказался в зеркале?

— Я не знаю. Кейон не говорил об этом. Пока, — жестко уточнила она.

Сегодня, когда она искала Кейона и с ужасом думала о том, что может больше никогда его не увидеть, Джесси многое поняла. День казался бесконечным, она осталась наедине со своими мыслями и страхами, и поэтому некоторые факты проступили очень четко.

Она хотела узнать о Кейоне МакКелтаре все, что только можно было узнать. Все, плохое и хорошее. По отрывкам его историй, которыми он пытался успокоить ее в ту ночь, когда уничтожил убийцу, замаскированную под работницу отеля, Джесси знала, что он провел прекрасное детство в горах. И знала, что в какой-то момент произошло нечто жуткое и необратимое. Джесси хотела выяснить, что это было, как он оказался в зеркале, почему считал себя темным колдуном, ведь каждый раз, когда она смотрела на Кейона, она видела свет.

Нет, не чистый, ослепительный свет. Ничего подобного. Кейон МакКелтар был мужчиной иного типа и никогда не изменится. Да ей никогда и не нравились святоши. Кейон не был плохим — но мог стать при необходимости, без промедления и раздумий.

Однако «плохой парень» не был основной частью его личности. Кейон был тем, кого физиологи и антропологи называли альфа-самцами, а им присуща определенная аморальность. Они подчиняются лишь собственному кодексу, а если этот кодекс в чем-то совпадал с общепринятыми законами, то лишь благодаря случайному совпадению. Никто и никогда не мог бы предсказать, как поступит альфа-самец, если он или те, кого он считает своими, окажется в опасности. Можно было лишь надеяться на то, что ты окажешься в кругу его защиты, — или же как можно дальше от него, чтобы он тебя не заметил.

Джесси знала, где она хочет быть. В самом центре круга, который защищает Кейон. И не только потому, что за ней кто-то охотится, но и потому, что сам Кейон хочет видеть ее там при любых обстоятельствах. Это было второе открытие, которое Джесси сделала, охотясь за ним сегодня.

— Но ты не считаешь его темным, да, девочка? — Голос Дэйгиса вывел ее из задумчивости. — Ты думаешь, что он хороший человек? Ты веришь в него? Всем сердцем?

Она с любопытством посмотрела на горца. Что-то странное было в его голосе, словно этот вопрос очень много для него значил.

— Ты меня даже не знаешь. Какая разница, верю ли я в него?

— Большая разница, Джессика. Мысли и чувства женщины всегда важны для мужчин Келтаров.

Хм-м. С каждой минутой Келтары нравились ей все больше и больше.

— И все же? Ты ему веришь? — настаивал Дэйгис.

— Да, — честно ответила Джесси, — верю.

Когда они добрались до замка — черт возьми, она в замке! — Дэйгис потащил Джесси внутрь с такой скоростью, что у нее все расплывалось перед глазами и она не могла разобрать ни одной детали.

Джесси удалось лишь краем глаза взглянуть на великолепный зал, в который с верхнего этажа спускались две сказочные лестницы, отметить доспехи в нише, потом скользнуть взглядом по обшитой темным деревом комнате, которая служила оружейной. Там хранились клейморы, секиры, копья, палаши, развешанные по стенам и создающие сложный геометрический узор. Джесси не терпелось схватить стул, стянуть оружие и начать проверку на аутентичность. Хотя она и без того подозревала, что все оружие в комнате было настоящим.

Почему бы вещам в этом замке не принадлежать далекому прошлому?

Дэйгис затащил ее в библиотеку и оставил там, а сам умчался, заявив: «Соберу остальных членов клана и принесу твоего мужчин) Мой брат и наши жены скоро к тебе присоединятся».

Оставшись в одиночестве, Джесси принялась зачарованно осматриваться.

Библиотека была прекрасной, обширной и в то же время уютной. Она во многом превосходила элегантность кабинета профессора Кини.

Высокие окна, обрамленные бархатом, выходили на идеально подстриженный сад. Вишневые книжные шкафы были утоплены в стены. Одну из стен занимал огромный камин из темно-розового камня и мрамора. Здесь было множество вычурных парчовых стульев и оттоманок, уютно расставленных вокруг резных журнальных столиков с кожаными вставками. Тройной потолок был обрамлен тремя лентами элегантных молдингов. Отличный бар был оформлен под одну из секций книжных полок.

Судя по тому, что Джесси удалось рассмотреть по дороге, этот замок был мечтой любого историка. Он был битком набит антиквариатом, и библиотека была ему под стать.

На стенах висели старинные гобелены. Комнату освещали изысканные — и Джесси могла бы побиться об заклад, что настоящие, — настольные лампы «Тиффани», витражные стекла окрашивали библиотеку в розовый и янтарный цвета. Большая часть книг на полках была переплетена в кожу, некоторые переплеты выглядели очень древними, фолианты были заботливо разложены горизонтально. Целый угол занимал массивный стол с резной столешницей, разделенной на три части кельтскими узлами, за ним располагалось массивное кожаное кресло. Над столиками висели подсвеченные портреты предков Келтаров. Поблекшие антикварные ковры придавали комнате уютный вид, перемежаясь с овечьими шкурами. Красивая лестница, перила которой были покрыты резными завитушками, могла скользить на колесиках по периметру деревянного пола.

Джесси как раз направилась к ней, надеясь добраться до стопки манускриптов, когда в библиотеку вошли две прелестные блондинки. За ними следовал мужчина, которого она поначалу перепутала с Дэйгисом.

— Добро пожаловать в замок Келтар, — задыхаясь, сказала одна из блондинок. — Я Гвен, а это мой муж Драстен. Это жена Дэйгиса, Хло.

— Привет, — неуверенно ответила Джесси. — Я Джесси Сент-Джеймс.

— Мы знаем. Дэйгис сказал нам, — произнесла Гвен. — Мы ждем, когда ты расскажешь нам свою историю. Можешь начинать прямо сейчас, — радостно продолжила она. — Мы весь день тебя ждали.

Вошел Дэйгис. Он нес зеркало, осторожно придерживая его за края рамы.

Джесси ожидала услышать яростные ругательства, которые возвестили бы о приближении Кейона, и удивилась тому, что зеркало молчало.

Дэйгис пересек комнату и прислонил зеркало к книжному шкафу, рядом с собравшейся компанией.

Джесси уставилась на зеркало. Поверхность была серебристой, и не было ни намека на присутствие Кейона.

Она торопливо шагнула к стеклу, инстинктивно протягивая к нему руку.

И в тот же миг из серебра потянулась ладонь Кейона, он шагнул вперед, снова став видимым.

За спиной Джесси раздались восхищенные возгласы.

— Так вот он какой! — воскликнула одна из женщин. — Он не только отказался отвечать на наши вопросы, он даже не показывался, пока ты не появилась в замке.

Мир вокруг Джесси сузился, и в нем не осталось никого, кроме Кейона. Его глаза цвета старого виски метали громы и молнии.

— Ох, Джессика, — сказал он хриплым низким голосом. Потом помолчал, неотрывно глядя на нее. — Никудышный из меня мужчина. Я даже не могу защитить свою женщину. Это проклятое стекло забрало меня, и я не смог к тебе вернуться!

Свою женщину. Джесси видела по его глазам и слышала в его голосе, что этот день был очень тяжелым и для него. Ей было жаль, и в то же время она была довольна. Радовалась, что не только она сходила с ума. Радовалась, потому что это означало: ее чувства были взаимными.

— Неправда, ты отличный, — страстно заверила его она. — Ты настоящий мужчина. Ты дважды спас мне жизнь. Если бы не ты, я была бы уже мертва. К тому же ты не мог предположить, что твой глупый потомок украдет тебя. Кто бы мог такое подумать?

Кто-то за ее спиной прочистил горло. Это мог быть Драстен, но они с Дэйгисом были так похожи, что Джесси не могла бы сказать наверняка. А потом поняла, что это все-таки Дэйгис, потому что он с деланным весельем в голосе сказал:

— Глупый потомок хотел бы знать, как ты освобождаешь его оттуда, девочка.

Джесси прижала к стеклу вторую ладонь. Кейон с другой стороны зеркала повторил ее жест. Они с жадностью смотрели друг на друга. Джесси не терпелось коснуться его, ощутить вкус его поцелуев. Почувствовать, как его руки обнимают, присваивают ее. Свою женщину, сказал он, а ведь Джесси знала, что такими словами горцы из девятого века не разбрасываются.

— Можно им это сказать? — спросила она у Кейона.

Кейон пожал плечами.

— Айе, думаю, что да.

Она обернулась через плечо:

— Есть заклинание, Lialth bree die bree, Кейон МакКелтар, drachme se-sidh, но оно сейчас не сработает, потому что…

Она собиралась объяснить, что с сегодняшнего утра, когда Кейон выбрался из зеркала, прошло еще слишком мало времени, но руны на резной раме засияли изнутри, а пространство показалось искаженным. У Джесси отвисла челюсть.

Кейон был изумлен не меньше. И почти сразу же в его глазах засияло торжество.

— Может, это потому, что последние два раза были такими короткими, девочка! — хрипло воскликнул он. — Какая разница, почему это произошло?

Он рванулся вперед, потянулся к ней. Мгновение назад ладони Джесси касались холодного стекла, затем по ним мазнуло холодом, и вот уже сильные руки горца обнимали ее. Он отделился от зеркала, словно вынырнул из серебристого пруда, шагнул вперед, и в его взгляде светилась страсть и желание, которое не потерпит возражений.

Джесси задрожала от предчувствия.

Где-то вдалеке раздавались удивленные голоса Хло и Гвен, а потом Кейон склонил голову, жадно впился губами в ее губы, и Джесси больше ничего не слышала. Она растаяла в его руках, прижалась к его большому твердому телу, запустила пальцы в его волосы и раскрыла губы, отдаваясь поцелую.

Внезапно он отстранился.

— Этот замок защищен, родственники? — бросил Кейон через плечо.

Один из близнецов ответил:

— Ну, айе…

— Как вы думаете, два слабеньких друида смогут удержать эту защиту на одну ночь? — прервал его Кейон.

— Мы, два слабеньких друида, — выплюнул один из близнецов, — сможем держать…

— …эту защиту целую вечность, если пожелаем, — закончил второй.

— Хорошо. Вот и займитесь. Выметайтесь отсюда к чертям.

И он снова поцеловал Джессику.

Драстен, стоящий за страстной парочкой, опасно сощурил глаза, его ноздри раздувались от гнева.

— Ах ты надменный…

— Любимый, помнишь тот день, когда я заперла тебя в туалете и ты наконец вспомнил, кто я такая? — мягко вмешалась Гвен.

Драстен проглотил окончание фразы. Помнит ли он! Да он с ума сходил от желания. Ничто на свете не могло остановить его, он хотел овладеть Гвен. Они тогда разбросали снятую одежду прямо в большом зале, и до сегодняшнего дня Драстен не знал, были ли у них зрители. И до сегодняшнего дня его это не волновало.

Именно это, судя по всему, переживали сейчас Кейон и Джессика. Над головами Келтаров пролетела мужская рубашка и приземлилась на одну из ламп. Изящный абажур опасно зашатался, но не упал.

У Драстена не было ни малейшего желания смотреть на обнаженного предка.

«Разве что… — подумал он, изучая мускулистый торс Кейона. — Черт побери, что это за татуировки?» Еще один Келтар пошел против совести? И как далеко он зашел? У Драстена был клан, который он должен защищать, его маленькие дочки спали наверху, и он хотел знать, чего ожидать. Кто этот человек, что он из себя представляет, что он здесь делает? Как он заполучил Реликвию Невидимых? Драстен хотел объяснений, и, видит Бог, он их заслуживал] Это был его замок, его мир. В конце концов, он же старший Келтар! То есть… был старшим Келтаром еще несколько минут назад.

Драстен нахмурился еще больше. Если его предок из девятого века считает, что может узурпировать обязанности лэрда только по праву старшинства, то он сильно ошибается.

Но стоило ему взглянуть на Кейона, и его раздражение исчезло.

Кейон и Джессика целовались так, словно мир мог взорваться в любой момент.

И Драстен прекрасно знал это ощущение. Каждый раз, когда он целовал свою жену, каждый раз, когда он брал на руки дочерей, ему казалось, что всего времени мира будет недостаточно, чтобы насладиться ощущением этой любви, и даже вечности будет мало.

Некоторые вещи не требовалось объяснять.

Единение Кейона с его женщиной было именно таким.

Драстен услышал металлический звук расстегивающейся молнии. Его или ее джинсов, он так и не понял. И он не собирался стоять здесь и смотреть, чтобы это выяснить.

Ему придется подождать.

Он развернулся и выпроводил родственников из библиотеки.

 

21

Как только Джесси услышала щелчок, с которым закрылась дверь библиотеки, ее тело напряглось, а пульс нервно зачастил.

Они были одни, Кейон был свободен, она касалась его. Она не могла желать большего, но внезапно чего-то испугалась.

Инстинкт прирожденного хищника подсказал Кейону, что значит эта внезапная перемена. Он прервал поцелуй и отстранился, глядя на девушку сверху вниз. Его влажные губы были приоткрыты, дыхание было жарким и страстным, глаза опасно мерцали.

Джесси попятилась и уставилась на него, тоже пытаясь восстановить дыхание.

Кейон протянул руку и погладил ее по щеке костяшками пальцев. Когда он заговорил, его голос был хриплым.

— Я что-то упустил, девочка?

Она покачала головой.

— Не думаю, что справлюсь с собой, если ты вздумаешь играть со мной, Джессика.

Она громко сглотнула и снова покачала головой.

— Так в чем же дело?

Джесси беспомощно пожала плечами. У нее не было слов. Она не могла объяснить. Она хотела его, хотела так, как никогда и ничего не хотела в жизни, и в то же время чувствовала себя так, словно пятится от края пропасти, не понимая, как оказалась здесь. Ее вел внутренний голос, приказывающий отступить, поискать более устойчивую почву.

Она не понимала этого. Джесси не была трусихой. И уж точно не собиралась просто дразнить Кейона. Она хотела его. Не только для секса, в ее желании крылось гораздо больше. Она чувствовала именно то, что представляла. Перед ней стоял мужчина, которого она хотела, и он тоже ее хотел. Уже дважды она чуть не отдалась ему. Так что же с ней происходит?

Кейон внимательно разглядывал Джессику. Сейчас было самое время положиться на внутреннее чутье, но он не мог этого сделать, поэтому сосредоточился на ее теле, а не на ее сознании.

В ее зеленых глазах бушевала гроза. Поза выражала откровенный вызов: подбородок был вздернут, тонкие ноздри раздувались, ноги были расставлены на ширину плеч, как у маленького воина.

Однако этому вызову противоречил чисто женский призыв: посмотри на меня. Ее спина была выгнута, ягодицы напряжены, тяжелые груди вздымались.

Соски набухли и четко вырисовывались под обтягивающим белым свитером.

Джесси опять облизала губы. А потом вскинула голову, призывно глядя на него.

Не трогай меня/приди и возьми меня, говорил каждый дюйм ее тела.

Кейон шагнул к ней, пригнул голову и резко втянул в себя воздух. Джесси снова попятилась, но не раньше, чем он получил то, что хотел. Кейон улыбнулся, радуясь этой двойственности. Он прекрасно ее понимал.

Джесси пахла изысканной смесью страха, вызова и отчаянного желания. Это был запах, которого он ждал всю жизнь, и желание ощутить его в последние дни обострилось просто до боли.

Он предполагал, что, несмотря на свою образованность, Джесси не понимала, что с ней происходит.

А он понимал. Прекрасно понимал.

Это было то, на что он не смел и надеяться.

Джессика Сент-Джеймс приняла его, как своего мужчину, и не только на ночь. Если бы это было не так, она не пахла бы такой уникальной смесью. Женщина, которая ищет удовольствия на одну ночь, пахнет только желанием, и ничем больше. И определенно не страхом и не вызовом, если мужчина не делает что-то неправильно, то, чего женщина не хочет, а такого ублюдка нужно наказать. Женщины — это ценность, о которой следует заботиться.

Но женщина, узнавшая родственную душу, пахла именно так, поскольку такое узнавание означало радикальные перемены в ее жизни. В его веке женщина поняла бы, что скоро у нее появятся дети, что она оставляет позади свое девичество и свой клан, связывает себя с другим кланом, переходит к мужу и его людям, отправляется в круговорот слез и радости, который до нее проходила ее мать.

Сильная, независимая, современная женщина вроде Джессики Сент-Джеймс инстинктивно сопротивлялась таким переменам. Она была женщиной, которая привыкла контролировать свою жизнь. С Кейоном этот контроль окажется под угрозой.

И он собирался осуществить свою угрозу.

Пришло время сделать ее своей. Время, когда он ясно это покажет, и даже если однажды она ляжет с другим мужчиной, никто и никогда не станет таким, как он. Никто не будет достаточно хорош, никто не подарит ей таких ощущений, как он в эту ночь. И в следующую ночь, и в следующую. Он оставит на ней свою метку, что она никогда не сможет его забыть. И если однажды Джесси пустит в свою постель другого мужчину, он, Кейон, будет между ними на кровати — большой темный горец, занимающий слишком много места. Барьер вокруг ее сердца, вечно живущий в ее памяти.

Когда Кейон потянулся к Джессике и обнял ее, он ощутил ее двойственность еще сильнее, но это была двойственность, с которой мужчина мог справиться, а мудрый мужчина — еще и насладиться ею.

Потому что как только она оказалась в его руках, она отвернулась, словно отказывая, и в то же время выгнулась, прижимаясь ягодицами к его возбужденному члену. Она хотела того же, что и он: сначала жара, а потом нежности.

Тихо застонав, Джесси пошевелила попкой. От ее стона у него внутри все завибрировало, возбуждение стало почти невыносимым. Наклонив голову, Кейон подхватил ладонью ее подбородок, развернул и поцеловал ее, прижимаясь пахом к ее пухлым ягодицам.

И заставил Джесси идти вперед, одной рукой прижимая девушку к себе, другой удерживая ее подбородок. Кейон покусывал ее припухшие от поцелуев губы, наслаждался ее вкусом, слегка посасывая их. Провел дорожку поцелуев по ее уху, скуле, шее. И продолжал продвигаться вперед, пока они на что-то не наткнулись. Кейону было все равно, что за мебель попалась на пути, главное, что она была.

Нашлось нечто, на что можно положить Джесси.

А, стол его потомка — прекрасно! Кейон не глядя смахнул все лишнее, не обращая внимания на падающие и бьющиеся предметы. Он накрыл ладонями ее грудь, укладывая Джесси на гладкую резную столешницу. Она ахнула, опираясь ладонями на глянцевитую поверхность.

Он хотел оказаться внутри нее. Хотел получить последнее доказательство того, что Джесси выбрала его своим мужчиной, ничто другое его не удовлетворит. Кейон неохотно выпустил из рук ее тяжелые груди, которые так женственно, так идеально подпрыгивали от каждого толчка его бедер, и начал расстегивать ее джинсы.

— Я собираюсь взять тебя, девочка.

Джесси дернулась и выгнула спину, глядя на него через плечо. Ее глаза были совершенно дикими, как он и ожидал.

— Да, — хрипло ответила она. — Пожалуйста, Кейон.

Пожалуйста, Кейон. Он мог бы внимать ей целую вечность! И умер бы счастливым, слушая, как она умоляет его о чувственном удовольствии. Пытаясь удовлетворить любые ее желания.

— Ты уже влажная, Джессика?

Кейон знал, что это так. Он чувствовал запах женского желания. Но он хотел, чтобы она сказала об этом. Хотел услышать о том, что он заставляет ее переживать.

— Я всегда влажная, если ты рядом. — В ее голосе звучало одновременно изумление и раздражение от такого признания.

— Это беспокоит тебя, девочка?

— Я никогда не испытывала… ох! — Джесси ахнула, когда он начал тереться об нее круговыми движениями, медленно расстегивая верхнюю пуговицу на ее джинсах. — …ничего подобного. Я словно всегда на взводе и никак не могу расслабиться.

— И от этого ты чувствуешь, что теряешь контроль?

— Да. — Теперь в ее голосе была, только, обида и почти не осталось изумления.

— Ты и должна терять контроль рядом со своим мужчиной, девочка. Это и называется страстью. Думаешь, страсть подчиняется правилам? — Он рассмеялся. — Вряд ли. Не в моей постели.

— А как насчет мужчины? — требовательно спросила Джесси. — Он тоже теряет контроль со своей женщиной?

Кейон хмыкнул. Мужчина никогда не должен полностью терять над собой контроль. По крайней мере мужчина его размеров с такой изящной женщиной, как она. Но это не означало, что он не терял контроля ни в мыслях, ни в чувствах. Терял. От одного взгляда на нее что-то, живущее глубоко внутри и всегда остававшееся диким, срывалось с цепи.

— Я всегда возбужден, когда я с тобой. С первой нашей встречи. И, нэй, девочка, я тоже не могу сдержаться. Но, в отличие от тебя, и не пытаюсь. Я отдаюсь жару. Желанию. И испытываю боль от этого желания. Я наслаждаюсь тем, что жду тебя, хочу тебя, думаю обо всем, что я собираюсь с тобой сделать. — Он обхватил ее ягодицы и сжал их. Его голос перешел в сексуальное жаркое мурлыканье: — Я наслаждаюсь, думая о том, как возьму тебя, познаю так близко, как только мужчина может познать женщину. И я собираюсь узнать каждый дюйм твоего тела, девочка. Ты ведь хочешь этого, Джессика?

— Да, — простонала она.

— А после того, как я с тобой закончу, ты никогда не сможешь забыть меня. Я войду в тебя, как клеймо, и твоя кожа будет носить мой отпечаток до конца твоих дней. Скажи, что ты тоже меня хочешь, Джессика.

«И прости меня за грехи, которые я собираюсь совершить, а ты о них даже не догадываешься».

— Я хочу тебя… о-о-ох! — Ее ответ прервался вздохом, когда он мощно двинул бедрами.

Горец довольно улыбнулся. Между ними было слишком много одежды. Он хотел почувствовать, как она, влажная, скользкая и жаркая, сомкнётся вокруг его плоти. Кейон расстегнул оставшиеся две пуговицы на ее джинсах и спустил их на бедра Джесси, оголяя ягодицы.

И судорожно вздохнул, стягивая джинсы ниже, на лодыжки, но не дальше, чтобы ее ноги оказались спутанными.

— Ты хочешь почувствовать меня внутри, Джессика?

— Да!

— Медленно и плавно или жестко и быстро? Чего ты хочешь, Джессика?

— Да! — вскрикнула она.

Кейон рассмеялся. Он чувствовал себя триумфатором. Любой мужчина мечтал бы о безоговорочном «айе» от такой великолепной женщины.

Он приподнял ее бедра, заставляя Джесси принять позу, в которой он хотел ее взять. Он развел ее ноги, раздвинул бедра так, чтобы колени девушки слегка согнулись, шагнул вперед. И прижал ее спущенные джинсы ботинками, натягивая на лодыжках так, чтобы она оказалась беспомощной, в ловушке между его большим телом и столом.

Теперь, когда ее ноги были раздвинуты и обнимали его бедра, а попка была вдернута вверх, он мог добраться до самых сокровенных ее местечек. Лежа на животе, Джесси могла только принимать то, что он собирался ей дать. У нее не осталось возможности контролировать ситуацию. А если она все же попытается сделать это, ему достаточно дернуть ногой ее джинсы, чтобы лишить возможности двигаться.

Позже он позволит ей контролировать все, что она пожелает, — как бы это ни уязвляло его мужское самолюбие. Он позволит ей связать его хоть девятью разными способами, если она захочет, — но именно сейчас любая крупица ее контроля ослабила бы его контроль над собой, который и без того был изношен не хуже штанов, в которых он был в день своего пленения.

Они распались на лоскуты целую вечность назад.

Джесси ахнула, когда Кейон оказался между ее ног. Она была влажной и не могла бы пошевелить нижней частью тела, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Никогда раньше она не испытывала такого безграничного возбуждения, как сейчас, беспомощно распластавшись под ним.

Горец был сзади, ее большой, сильный, невероятно сексуальный горец, и она вдруг вспомнила, как впервые увидела его в кабинете профессора, жутковатой тенью чьего-то присутствия в зеркале. У Джесси мелькнула мысль, что уже в тот момент как-то предопределилась эта ситуация. Это было неизбежно. И не важно было, куда она пойдет, все равно в итоге она оказалась бы распластанной на столе и, затаив дыхание, ждала, когда он войдет в нее. Какое-то слово вертелось у нее на языке, что-то по поводу событий, которые складываются невероятным образом. Это была не «синергия» и не «совпадение», но слово начиналось на букву «с»…

А потом его большие ладони стянули ее свитер через голову, освобождая ее грудь, и у Джесси не осталось ни мыслей, ни слов. Кейон подхватил ее грудь ладонями, пощипывая и перекатывая соски между пальцами, потом завел ее руки вперед. Ее соски горели от прикосновения к холодному дереву.

— Держись за край стола, девочка. Пусть руки будут у тебя над головой, вот так.

Она сглотнула и вцепилась в край стола.

Одной рукой Кейон обхватил ее сзади за шею. Повернул ее голову, прижал щекой к столу. Перед глазами Джесси оказалась резьба из кельтских узлов, разделявшая две панели столешницы. Кейон положил ладонь ей на затылок, удерживая в таком положении.

А вторую руку горец опустил между ее ног, раздвигая ее мягкие складки.

Джесси беспомощно захныкала. Ширинка на его джинсах была уже расстегнута. Она сама ее расстегнула, когда он поцеловал ее во второй раз, в то время как остальные МакКелтары были в библиотеке. Она ждала, прикусив нижнюю губу, ждала первого обжигающего проникновения.

И содрогнулась всем телом, когда твердая толстая головка его члена коснулась ее входа. Кейон терся об нее, размазывая влагу, скользил, поддразнивая, но не входя. Джесси задергалась, отчаянно желая почувствовать его внутри, ощутить толчки, которые успокоят ее, выпустят это невероятное напряжение из ее тела. Кейон снова дернул ее за джинсы, сковывая лодыжки и вынуждая лежать смирно.

— Пожалуйста! — ахнула она, пытаясь прижаться к нему попкой, но в той позе, которую он заставил ее принять, у нее не получалось даже это.

— Ты хочешь именно этого? — промурлыкал Кейон хриплым глубоким голосом, двигая бедрами, чтобы снова почти войти в нее. Почти — он снова ее мучил, останавливаясь на полпути.

— Да, пожалуйста, Кейон! — закричала Джесси.

Он начал медленно продвигаться внутрь. Джесси так сильно вцепилась в край стола, что буквально почувствовала, как оставляет полукруглые лунки от ногтей на полированном дереве. Его член был таким большим, таким толстым. Ее тело никогда не испытывало ничего подобного, и внутренние мускулы напряглись, пытаясь сопротивляться мужскому вторжению, которого она так хотела. Джесси выгнулась, насколько могла, стараясь приспособиться к нему.

Кейон зашипел.

— Черт побери, Джессика, ты тугая!

— Может, потому, что я никогда… ах!., не делала этого раньше! — выдохнула она, задыхаясь от невероятных ощущений.

Он замер за ее спиной, так и не войдя.

— Скажи, что ты пошутила, — после долгой паузы произнес он.

— Кейон, — вскрикнула Джесси, — не смей останавливаться!

— Так ты дева? В твоем возрасте?

— Я не такая уж и старая. Двигайся, чтоб тебя!

— По меркам моего времени это немыслимо!

— По меркам моего тоже, — процедила она сквозь зубы. — Так что теперь, когда я решила расстаться с девственностью, мне бы не помешала п… омощь!

Он двинул бедрами, одним толчком преодолевая последний барьер.

И дал ей только миг, чтобы привыкнуть, приспособиться. Острая боль мгновенно исчезла, сменившись лихорадочным желанием.

Придерживая ее бедра своими большими ладонями, Кейон медленно входил в нее. Безжалостно заполняя ее собой, отвоевывая каждый дюйм ее сопротивляющегося тела.

— Ты можешь принять больше, Джессика? Я не вошел даже наполовину. Тебе больно?

— Нет! То есть да! То есть да, но нет! Да. Еще!

И он толкнулся еще, растягивая ее, наполняя, длинный, толстый и твердый.

Джесси всхлипнула, хватаясь за стол. Это было совершенно не похоже на все, что она себе представляла. Она была уверена, что ни за что не сможет принять его в себя целиком, но потом что-то внутри ее жарко подалось, и Джесси не только приняла и охватила его, но и жадно сжалась. Она была как бархатная перчатка, сшитая специально для горца. Она была создана для этого человека, подходила ему, как ножны подходят мечу.

Кейон вошел в нее финальным толчком, шелковистые волоски на его мускулистых бедрах коснулись ее попки, и Джесси закричала от полноты ощущений. Это была боль — и в то же время удовольствие. Она была заполнена им, ее тело обтекало его, удерживало, делало их единым целым. Это было ясно, примитивно и потрясающе.

А затем Кейон начал двигаться! Медленно, дюйм за дюймом он выходил, оставляя ее жаркой, пустой и жаждущей.

И так же медленно вернулся обратно, снова заполняя ее влажную и жаркую пустоту.

Кейон смотрел на изумительную попку Джесси, двигая бедрами вперед и назад. Черт побери, Джесси была такой тугой, влажной и жаркой!

И девственной. Он не мог в это поверить. Его ошеломил тот факт, что эта невероятно страстная, красивая, умная женщина никогда не спала с мужчинами. Он ни за что не догадался бы об этом. Сам-то он считал ее опытной.

Но Джессика такой не была. Она досталась ему нетронутой. И ему не важно было, как так вышло. Осознание того, что он стал ее первым мужчиной, что она выбрала именно его из бесчисленного множества тех, кто, несомненно, пытался пробраться туда, где сейчас находился он, наполняло горца триумфом и невероятным чувством собственничества.

Потребность пролить в нее свое семя безжалостной гарпией вцепилась в него с первого мига, как он вошел в Джесси. Он чуть не взорвался, когда лишал ее девственности.

Кейон смотрел на нее, распластавшуюся на столе, на изящный изгиб ее спины, на ее полные груди, прижатые к столешнице так, что он видел их даже со спины, на ее маленькие руки, вытянутые над головой, пальчики, вцепившиеся в дерево, круглую попку, подающуюся ему навстречу при каждом толчке. Это было самое чувственное зрелище в его жизни.

Кейон начал думать о своей тюрьме, чтобы сохранить над собой контроль. Он хотел, чтобы Джесси получила удовольствие первой.

Стиснув зубы, он начал мысленно повторять описание своего ада. Пятьдесят две тысячи девятьсот восемьдесят семь камней.

Он хотел доставить ей такое наслаждение, чтобы всякий раз при взгляде на него ее тело вспоминало об этом и жаждало повторения. Двадцать семь тысяч и шестнадцать из них слегка светлее прочих.

Он хотел, чтобы все ее сексуальные фантазии были только о нем. Хотел так же, как стать ее мужчиной, ее защитником, ее лучшим другом. Тридцать шесть тысяч и четыре камня скорее прямоугольные, чем квадратные…

Кейон просунул под нее руку, нашел пальцем шелковистый бутончик между ее ног и начал играть с ним нежно, поглаживая. Девятьсот восемнадцать камней скорее шестиугольные… Кейон стать гладить быстрее и сильнее. И снова легче, нежнее, двигая пальцем по кругу одним лишь намеком на прикосновение.

— О-о-ох… Кейон, это так приятно!

Он медленно двинулся назад, потом резко вошел в нее. Рукой он дразнил ее, чередуя медленные и нежные движения с настойчивыми и быстрыми, двумя пальцами гладил ее влажный холмик, добираясь до того места, где входил в нее. Туда, где они становились единым целым. У девяноста двух камней по поверхности идет бронзовая жилка. Три камня треснули.

Джесси бешено извивалась от его чувственных ласк. Одна большая ладонь придерживала ее попку, вынуждая оставаться на месте, вторая оказалась между ног спереди и нежно, осторожно и уверенно ласкала ее клитор. Эта рука отстранялась, когда Джесси уже хотела кричать, и возвращалась, как только она была готова ее почувствовать. Джесси цеплялась за край стола, ее трясло. Каждое сексуальное прикосновение шоковой волной пробегало по телу.

Оргазм накрыл ее так внезапно, что она издала дикий полувсхлип, полукрик. Джесси прижала тыльную сторону ладони ко рту и только беспомощно всхлипывала, сотрясаясь от волн наслаждения, впитывая то, что он дарил ей, содрогаясь от толчков его бедер, которые выжимали из нее последние капли удовольствия, и от прикосновений его опытной руки, которая не прекращала ласк.

Ее тело горячо сжималось и пульсировало вокруг его члена, и эти ощущения были слишком сильными для Кейона. Он не мог сдержаться, поэтому не стал и пробовать. Он рухнул вперед, накрыл Джесси своим телом, приподнял ее, прижимая спиной к своей мускулистой груди, и прорычал у ее уха: «Ты моя, Джессика. Ты понимаешь это? Моя». Еще два толчка, и он не выдержал и кончил в ее жаркую тугую плоть.

Непостижимое чувство правильности того, что его семя изливается в нее, подчеркнутое поглаживаниями ее сверхчувствительного после оргазма клитора, снова довело Джесси до пика. «Ты тоже мой, горец», — такой была ее последняя связная мысль перед тем, как они соскользнули на пол, где и лежали некоторое время, не размыкая объятий.

Кейон сидел на полу у камина, оперевшись плечами на оттоманку, и зачарованно смотрел на Джессику.

Она сидела, скрестив ноги, на овечьей шкуре возле яркого пламени, в которое он только что бросил сушеный вереск. Ее глаза искрились, короткие черные кудряшки были слегка взъерошены, на бедрах было завязано алое бархатное покрывало. Джесси о чем-то рассказывала, оживленно жестикулируя. Кейон понятия не имел — о чем, потому что не слышал ни единого слова.

Она была обнажена до талии, и ее высокие круглые груди подпрыгивали от каждого жеста. Розовые соски слегка припухли от любовных игр.

Теплый свет камина подчеркивал каштановые прядки в ее волосах, оттенок, которого Кейон не замечал раньше, и слегка золотил нежную кожу.

Все, что он мог, это держать руки при себе, потому что знал — если в эту ночь он зайдет слишком далеко, он не сможет заняться с ней любовью завтра, послезавтра и послепослезавтра. Ему приходилось сдерживаться, и это просто убивало его. Ладони зудели от желания гладить ее тело, вновь и вновь делать ее своей.

Кейон вытянул ноги, завел руки за спину, опираясь на них, чтобы избавиться от соблазна, и заставил себя некоторое время просто наслаждаться прекрасным видением.

Джессика Сент-Джеймс: полуобнаженная, невероятно женственная, сияющая после любовных игр с ним.

С первого взгляда на нее он знал, что этим все закончится. Что он возьмет ее. Джесси была его судьбой, в этом Кейон был уверен не меньше, чем в своем желании отомстить.

После того как они соскользнули со стола и некоторое время полежали, восстанавливая силы, он поднялся и подхватил Джесси на руки. Отнес сюда, к камину, уложил спиной на светло-кремовую овечью кожу и снова занялся с ней любовью. Медленно, ласково, показывая ей, что может быть не только диким самцом-собственником, что в нем живет и нежность. Он хотел, чтобы Джесси узнала его со всех сторон: узнала лэрда из девятого века и колдуна, простого мужчину и друида.

Потом они снова задремали, снова проснулись и начали лениво говорить о мелочах, которые обычно обсуждают влюбленные: о цветах и временах года, о любимой еде, интересных людях и местах.

Внезапно взгляд Джесси снова стал серьезным, и она подалась вперед.

— Как это случилось, Кейон? Как ты оказался в зеркале?

Он тоже наклонился вперед — просто не мог сопротивляться притяжению ее грудей, которые закачались перед его лицом. Кейон провел подушечкой пальца по нежной коже.

— Ох, женщина, — мягко сказал он. — Ты показываешь мне рай и просишь вернуться в ад? Не сейчас, милая Джессика. Сейчас наше с тобой время. Никаких грустных мыслей. Только мы.

Накрыв ее груди ладонями, Кейон склонил голову, провел языком по розовому соску, потом втянул его в рот хрипло мурлыча. Сосок тут же напрягся. Кейон легонько прикусил самый кончик, покатал его между зубами, потом прижал язык к небу и засосал уже сильнее.

— Мы, — задыхаясь, повторила Джесси, прижимая к себе темноволосую голову горца.

Это была самая невероятная ночь в ее жизни. Реальность превзошла все, что Джесси когда-то себе представляла. Ночь была обжигающей. Ночь была интимной. Она была наполнена звуками страсти, которые, казалось Джесси, должны были отражаться от каменных стен и эхом лететь по коридорам старинного замка. Ночь была тихой. Ночь была дикой. Нежной. Идеальной.

На столе горец овладел ею дико и грубо, пробудив в ней такую же дикость.

А потом нежно, до сладкой боли неторопливо, он взял ее у камина. Он держал ее лицо в ладонях, не отрываясь, смотрел ей в глаза и ласкал так нежно, почти благоговейно, что Джесси отвернулась, чтобы скрыть непрошеные слезы. Кейон двигался глубоко внутри нее, и Джесси чувствовала себя так, словно он занимается любовью с ее душой.

А потом Кейон перекатился на спину, поднял ее над собой — мощные мускулы заиграли под кожей его сильных, покрытых татуировками рук — и опустил на себя, медленно, дюйм за дюймом проникая в нее.

Он был невероятным любовником! Ни разу за ночь его член не стал мягким. Даже после оргазма он все равно был возбужден. Был миг, когда Джесси даже пожалела Кейона за эту выносливость. Он напоминал Терминатора. Но она не собиралась жаловаться на то, что Кейон оказался неутомимой сексуальной машиной (хотя утром наверняка пожалуется, ведь, судя по всему, завтра она с трудом сможет ходить!).

После третьего напряженного, великолепного раза, когда горец растянулся на бархатном покрывале, а Джесси двигалась сверху, доводя их обоих до ошеломительного оргазма, Кейон собрал мягкие шерстяные покрывала с кресел и, закутавшись в них, любовники выскользнули на каменную террасу, залитую перламутровым светом луны.

Кейон стоял сзади и обнимал Джесси, прижимаясь грудью к ее спине и положив подбородок ей на голову. Его пряный аромат окутывал Джесси. К этому запаху примешивался более тонкий: запах их обоих. Запах их любви — аромат пота, поцелуев, спермы — кружил ей голову.

Горец молча обнимал ее, и долгое время они просто стояли, глядя в ночь на горы за замком.

Джесси смотрела в небо, усыпанное бриллиантами звезд, и изумлялась.

Колледж остался в прошлой жизни.

Она больше не помнила ту Джесси, которая тщательно распланировала всю свою жизнь. Ту, которая упрятала подальше кружку с надписью «Жизнь — это то, что случается с нами, пока мы строим планы».

Она наконец перестала строить планы.

Это и была Жизнь.

Здесь и сейчас.

Именно здесь, стоя под звездным небом Шотландии в объятиях своего горца, она поняла, что уже не торопится дописать докторскую диссертацию. По правде говоря, перспектива остаться в Шотландии и начать случайные, незапланированные раскопки в этих горах казалась ей очень соблазнительной. Особенно если Кейон МакКелтар будет поблизости, чтобы подносить инструменты и составлять ей компанию.

Джесси знала, что, как бы она ни старалась, она никогда не сможет понять, почему ее мама не стремилась сохранить хотя бы один из своих браков, но внезапно полностью осознала, почему Лили так хотела детей. Джесси поняла, что такое неиссякающая любовь матери ко всем детям: родным и приемным.

Это была сложная эмоция, которую она раньше никогда не испытывала, потому что еще не встречала человека, от которого ей хотелось бы иметь детей.

Джессика МакКелтар.

Впервые в жизни она размышляла, какие дети у них получатся. Каких детей они могут подарить миру вместе, она и этот большой, сильный, мужественный человек. Наверняка их дети получатся замечательными!

Джесси знала, что с ней происходит.

И это пугало ее ничуть не меньше, чем радовало. Она подозревала, что светится так же ярко, как и луна у них над головами.

Так иногда на женщин действует настоящая любовь.

 

22

— Мы заходим, — предупредил глубокий баритон одного из близнецов МакКелтаров из-за двери библиотеки.

Джесси послала Кейону широкую задорную улыбку.

— Наверное, они уже устали ждать.

— Айе, похоже на то, девочка, — ответил он, проводя указательным пальцем по серебристой поверхности стекла. Изнутри.

Джесси прижала подушечку своего указательного пальца к его пальцу.

Она будет очень счастлива, когда он наконец освободится от этого проклятого стекла!

Зеркало забрало Кейона прямо из душа. На рассвете они наконец вышли из библиотеки, поблуждали по коридорам, заглядывая в комнаты в поисках ванной.

И нашли ее. Ванная была под стать замку, а замечательный душ с несколькими массажными головками был оборудован наклонной скамьей. Кейон и Джесси снова занимались любовью, намыливали друг друга, скользили и сплетались под обжигающими струями. А потом сильный мускулистый горец упал перед Джесси на колени, прижал ее спиной к стене, положил руки на бедра… Джесси могла бы поклясться, что не способна испытать еще больше удовольствия, но он целовал, лизал и посасывал ее до тех пор, пока не довел до очередного сокрушительного оргазма.

В эту долгую, потрясающую ночь она узнала, что в постели с женщиной грозный Кейон МакКелтар был совсем другим.

Этот мужчина сметал все барьеры, открывался ей полностью. Он замечал даже дрожание ее ресниц, узнавал, как доставить ей удовольствие, как заставить ее улыбаться. Он дразнил ее с ласковой игривостью, на которую способен только человек, выросший с семью обожаемыми сестрами.

Кейон исчез, когда она целовала его под душем.

Она сжала руки в кулаки, оскалившись от ярости.

Это был отвратительный момент, и Джесси утешало только то, что через пятнадцать дней горец будет навеки свободен от этого дурацкого зеркала.

Джесси вышла из душа, решив про себя, что на самом деле им очень повезло, когда Дэйгис угнал их машину. Все складывалось как нельзя лучше.

Она оказалась в защищенном замке, принадлежавшем родственникам Кейона, и была твердо уверена — хотя его потомки тоже буквально искрились тестостероном, — что они приложат все силы, чтобы защитить Кейона от Лукана до тех пор, пока не придет время выплачивать десятину. (А когда все это закончится, она возьмет кувалду и разнесет это проклятое зеркало на тысячу осколков. Ну и что, что это реликвия? Зеркало держало Кейона в плену целых одиннадцать веков, и Джесси хотела уничтожить эту дрянь.)

Вчера она и представить себе не могла, что сегодняшний день начнется так здорово — солнечным утром после страстной ночи с мужчиной ее мечты, в самом безопасном месте, которое только можно было отыскать, с двумя друидами, которые защищали ее и Кейона от любой возможной угрозы.

— У вас там все пристойно? — спросил женский голос из-за осторожно приоткрытой двери.

— Нет, но мы одеты, — промурлыкал Кейон.

Джесси рассмеялась. Да уж, его точно нельзя было назвать пристойным. Этот мужчина был откровенно непристойным.

Настоящим зверем в постели. От и до. Большим, голодным, ненасытным зверем.

И она обожала его за это.

Гвен первой влетела в библиотеку, за ней следовала Хло. Их сексуальные мужья шли следом. Этим утром Джесси с интересом рассматривала близнецов. Вчера она слишком волновалась за Кейона, поэтому почти не глядела на них. Теперь же взирала на них с ленивым интересом — ленивым потому, что занятие сексом повлияло на нее не хуже наркотика.

Братья были потрясающими мужчинами, с точеными чертами лица, золотистой кожей, прямыми носами и лепными скулами, на которых угадывалась одинаковая тень бороды.

Но, хотя они и были близнецами, между ними существовали значительные отличия.

Длинные темные волосы Дэйгиса этим утром были распущены и спадали, словно шелковое покрывало, до талии. У Драстена волосы были подстрижены и лишь на шесть дюймов спускались ниже плеч. У Дэйгиса были глаза цвета тигриного золота, глаза Драстена сияли осколками льда и серебром. Дэйгис был стройнее, мускулы четко выделялись под его кожей. Драстен был немного выше, шире и состоял, казалось, из одних мышц. Оба были невероятно привлекательными, но Джесси готова была поклясться, что это можно сказать обо всех Келтарах. Те признаки альфа-самца, которые так уникально сочетались в характере Кейона, присутствовали и в его потомках, родившихся на несколько столетий позже. Видимо, было что-то особенное в их крови, что формировало их гены в нужном порядке.

Гвен тепло улыбнулась ей.

— Мы подумали, что тебе может понадобиться чистая одежда. И мы с Хло перерыли свои шкафы, чтобы кое-что тебе подобрать. Некоторые вещи мы уже перенесли в Серебряную комнату.

Джесси с радостью вскочила на ноги. Чистая одежда! Утро становилось все лучше и лучше. Она с сияющими глазами зашагала по узорчатым коврам, а мимо нее с такими же сияющими глазами прошагали Дэйгис и Драстен. Оба не сводили восхищенных глаз с зеркала.

— Что означают руны на раме, Дэйгис? — спросил Драстен.

— Я не знаю этого языка. А ты?

— Нэй, — ответил Драстен.

Джесси смотрела на стопку одежды, ненадолго забыв о мужчинах. Гвен и Хло не просто принесли ей «кое-что», они принесли ей все, что было нужно. Тут были джинсы «Пейпер и Дэним» — с низкой посадкой и на пуговицах. Она мечтала о таких, но не могла себе позволить. Тонкая блузка с кружевами и мягкий шерстяной кардиган. Хозяйки замка принесли ей трусики, носки, обувь и — чудо из чудес! — бюстгальтер! Ей не придется постоянно сутулиться! Джесси благодарно погладила белую ткань.

Гвен подошла ближе и, понизив голос, чтобы мужчины не услышали, сказала:

— Я знаю, что он не очень красивый, но только он подойдет тебе по размеру. Я носила его, когда была беременна.

— О, он великолепен, — искренне сказала Джесси. — Это бюстгальтер. Что может быть лучше? Спасибо вам. Вам обеим.

— Если ты останешься с нами на некоторое время, — сказала Хло, — мы можем отправиться по магазинам. Или, если тебе нужно оставаться поближе к замку, закажем одежду через Интернет.

Джесси моргнула, чувствуя, что эти две женщины ее покорили. Она ворвалась в их дом без предупреждения и приглашения, они ничего о ней не знали, но встретили ее с распростертыми объятиями. Они принесли ей отличную одежду. И волновались о том, что ей может не понравиться бюстгальтер.

— Спасибо, — снова произнесла Джесси от чистого сердца.

— Вниз по коридору и налево от главного зала небольшой туалет. Можешь переодеться там.

Джесси кивнула и вышла из библиотеки. Ей не терпелось одеться в чистое.

Когда она вернулась в библиотеку, МакКелтары сидели у камина.

Они перенесли Темное Стекло от книжного шкафа к стене.

Кейон был внутри. Он стоял, широко расставив обтянутые джинсами сильные ноги, и опирался руками обо что-то за внутренними краями стекла — наверное, там каменные стены, подумала Джесси. Он смотрел в библиотеку.

На горце снова была темная футболка с Железным Человеком. Девушка уже предвкушала тот миг, когда сможет его выпустить. Нижний край зеркала был прижат оттоманкой.

На ближайшем кофейном столике лежали аппетитные лепешки, разнообразные фрукты, сыры и выпечка, а еще стояло три кувшина, над которыми поднимался прозрачный пар.

— В белом кувшине кофе, в серебряном какао, а в этом — горячая вода для чая, — сказала Гвен.

Джесси заторопилась к столу, с радостью налила себе чашку кофе и взяла лепешку, а потом присоединилась к компании.

Кейон с помощью заклинания утащил к себе несколько лепешек и целый кувшин какао — что приятно удивило и впечатлило Хло и Гвен, которые заставили его повторить этот фокус еще раз. Потом, перемежая рассказ глотками горячего шоколадного напитка и пережевыванием выпечки, он кратко ввел потомков в курс дела.

Джесси уже слышала этот рассказ раньше и отметила, что в этот раз Кейон не добавил ни одной неизвестной ей детали. Да уж, этого человека никто не мог упрекнуть в СМИ — слишком много информации. Кейон сообщил, что к зеркалу его приковал темный колдун по имени Лукан Тревейн, произошло это одиннадцать веков назад, а целью колдуна было бессмертие.

— Так вот в чем предназначение зеркала! — воскликнул Дэйгис.

Кейон кивнул и продолжил, рассказывая, что следующие 1133 года он провисел на стене кабинета Лукана. Затем, несколько месяцев назад, в Лондоне произошло нечто, уничтожившее все заклятия, защищавшие собственность Лукана. Колдун в то время был в другой стране, и вор украл бесценную коллекцию Тревейна. Зеркало несколько месяцев переходило от перекупщика к перекупщику и в итоге оказалось у Джессики.

Горец коротко рассказал о десятине, закрепляющей договор с Невидимыми, о том, что еще пятнадцать дней ему нужно не попасться Лукану, а после полуночи Самайна он будет свободен. И попросил МакКелтаров защитить его от Лукана и обеспечить безопасность его женщине.

Как же ей нравилось слышать эти слова! Его женщина.

— А что потом? — Драстен задал тот же вопрос, что беспокоил Джесси с того момента, как она услышала историю Кейона. — Что ты собираешься делать потом, как только десятина будет выплачена, и контракт с зеркалом расторгнут?

Кейон опустил голову, прижался к стеклу. Когда он вновь поднял глаза, в них сияла дьявольская ярость.

— Потом я отомщу ублюдку, который пленил меня! В библиотеке на миг повисла тишина.

Затем Дэйгис сказал:

— Ты говорил, что десятину нужно платить золотом каждую сотню лет по времени старого мира?

Кейон кивнул.

— Айе.

— И первым ее заплатил Лукан Тревейн?

— Айе, — ответил Кейон.

— Хм-м. — Дэйгис помолчал, затем тихо добавил: — Месть может быть обоюдоострым мечом, да, родственник?

Кейон пожал плечами.

— Да. Наверное. Но в данном случае месть необходима.

— Ты уверен в этом?

— Айе.

— Есть кровь, которую лучше не проливать, предок.

— Не думай, что понимаешь меня, Келтар. Не понимаешь.

— Ты можешь очень удивиться.

— Сомневаюсь. И ты не знаешь Лукана. Он должен умереть.

— Почему? — продолжал Дэйгис. — Потому что он пленил тебя? Ты жаждешь мести за оскорбление? Значит, месть для тебя важнее всего?

— Что ты знаешь о цене мести? Что ты знаешь о цене чего бы то ни было?

— Я многое знаю. Я нарушил клятву и вернулся в прошлое, чтобы предотвратить смерть своего брата. Некоторое время я был одержим душами тринадцати Драгаров…

— Господи, ты использовал камни Бан Дрохада в личных целях? Ты что, свихнулся? Даже я не смел переступить через это! — Кейон выглядел потрясенным.

— Судя по всему, ты не смел переступить только через это, — проговорил Драстен. — Ты темный колдун или нет, предок?

Джесси разозлилась. Кейон был хорошим человеком. Она уже открыла рот, чтобы сказать это, но Кейон опередил ее.

— Я занимался черной магией, — холодно произнес он. — Но, кажется, твой брат тоже нарушал важнейшие клятвы Келтаров.

«Так вам и надо», — подумала Джесси. Никто не идеален. Она не знала наверняка, что значил поступок Дэйгиса, но звучало все это как нечто очень плохое.

— Дэйгис поступил так из-за любви. Ты же не сказал нам, ни почему тебе пришлось наносить столько защитных рун на свое тело, ни как ты оказался в этом зеркале.

— Защитные руны? — эхом отозвалась Джесси. — Так вот что обозначают твои татуировки, Кейон? То есть я хочу спросить, это какой-то особый язык, да? Для чего они?

Ей ответила Хло:

— Они защищают от тех последствий, которые влечет за собой черная магия. Я недавно о них читала.

— Ох. — Джесси моргнула, размышляя о том, какой черной магией мог пользоваться Кейон. И решила, что сейчас не время это уточнять. Позже, когда они останутся наедине, она спросит у него об этом.

А сейчас Кейон смотрел в глаза Драстену, и его губы кривились в издевательской усмешке. Джесси очень не нравилась эта усмешка. От нее веяло холодом. Джесси это не нравилось вдвойне, особенно после тех жарких улыбок, которыми он награждал ее всего несколько часов назад.

— Я не собираюсь обсуждать это! — прорычал Кейон. — Что было, то было. Сделанного не воротишь. Все, что сейчас имеет значение, это как остановить Лукана.

— Нет необходимости… — начал Дэйгис.

— Ох, айе, необходимо, — прервал его Кейон. — Я не сказал вам, Келтары, что недавно Тревейн нашел несколько страниц из Темной Книги Невидимых. Он охотится за ней с девятого века. Вам знакомо название этой реликвии? Золотые глаза Дэйгиса сузились, он напрягся.

— Адова бездна!

— Именно, — сухо согласился Кейон.

— Он ищет Темную Книгу Невидимых?! — воскликнул Драстен. — И ты считаешь, что он может ее найти?

— Айе, и он ее найдет. Это всего лишь вопрос времени.

— Подождите-ка, — вмешалась Джесси. — Что такое «Темная Книга Невидимых»?

Кейон уже упоминал о ней раньше, но Джесси была слишком занята своими переживаниями и не обратила внимания на его слова.

— Ты знаешь, кто такие Невидимые, девочка? — спросил Драстен.

Джесси с сомнением посмотрела на него.

— Э… Фейри? — Да, это прозвучало исключительно глупо. Даже для девушки, которая верила в друидов и их заклинания.

Но никто из присутствующих, похоже, не считал это глупостью.

Гвен, как бы между прочим, сказала:

— Мы называем их Фейри, Джесси, но на самом деле это раса существ из другого мира, невероятно развитая цивилизация, известная нам как Туата де Данаан. Они пришли на Землю за тысячи лет до рождения Христа и поселились в Ирландии.

Джесси втянула в себя воздух.

— О Господи… Я читала о Туата де Данаан в Книге Вторжений! Они были одной из мистических рас, наряду с Фир Болг и немедианцами. Предположительно, спустились с неба на облаке. Вы хотите сказать, что они реальны? Что они действительно вторглись в Ирландию?

— Айе, они реальны, хотя они не вторгались в Ирландию. На самом деле народ Ирландии с радостью их принял, — сказал Дэйгис. — И только гораздо позже произошел раскол. Туата де прибыли задолго до того, как была написана Книга Вторжений. И остались, только стали скрываться от нас. Туата де Данаан разделились на два Двора. Светлый Двор Видимых Фейри — это те, кому служим мы, Келтары. Невидимые, или Темный Двор, начали распространяться по миру. Хотя Дворы были разделены, их связывали неразрывные узы. Некоторые говорили, что Невидимых создали Видимые, другие считали, что это Светлые мутируют со временем. Никто ничего не знает наверняка. Ходили слухи, что, возможно, это разные расы. Но все легенды утверждают, что там, где появляются одни Фейри, должны быть и другие. Они как римский бог, двуликий Янус.

— Так они пришли в наш мир — господи, как это странно! — и принесли с собой Темные Реликвии? — спросила Джесси.

Дэйгис кивнул.

— Невидимые принесли Темные. Видимые принесли Реликвии Света. У каждого Двора были свои предметы силы. Согласно древнему знанию, очень давно жуткие Невидимые как-то сдерживались Светом. В некотором роде они все делят с нами наш мир, но Невидимые не могут покинуть то место, в котором их удерживают. Это было записано в древних свитках вскоре после того, как Туата де прибыли в наш мир. Сила Невидимых возросла, и они чуть было не вырвались на волю. Во время войны с ними Темные Реликвии были утеряны, и Темная Книга тоже. Люди и Фейри тысячи лет пытаются их отыскать. Когда-то Темное Стекло было предназначено для одной из смертных любовниц Короля Невидимых. Затем, со временем, оно превратилось в нечто иное, как и большинство Темных Реликвий. Говорят, оно стало многофункциональной вещью. Видишь эту темную кайму по периметру?

Джесси кивнула.

— Ходят слухи, что однажды, когда уплаченных десятин будет достаточно, зеркало станет полностью темным, и в тот день оно превратится в совершенно иную вещь, обретет собственный разум.

Джесси вздрогнула и посмотрела на Кейона.

— Ты знал об этом? Он покачал головой.

— Нэй. Но это еще одна причина не допустить выплаты десятины.

— Да неужели… Как это ужасно!

— Все Реликвии Невидимых можно описать словом «ужасно», девочка, — сказал Кейон. — Они состоят из ужаса и тьмы.

— Там, внутри холодно? — спросила она, вспомнив леденящее прикосновение к зеркалу.

Он двинул плечом.

— Айе, девочка. Иногда бывает холоднее, чем обычно. Но это не тот холод, от которого может защитить одежда. — Кейон перевел озабоченный взгляд на близнецов. — Лукану удалось наложить лапы на три Реликвии Невидимых. Вор украл амулет и шкатулку, не только мое зеркало. Не знаю, нашел ли их Лукан. Они могут до сих пор гулять по миру.

Драстен тихо выругался.

— Господи, они в руках какого-нибудь ничего не подозревающего дурака!

— Именно.

— Так что это за Темная Книга? — спросила Джесси. — Чем она опасна?

— Судя по тому, что о ней знали Драгары, — сказал Дэйгис, — в ней содержатся заклятия, которые открывают реальности, контролируют и меняют течение времени, могут даже уничтожать миры. Хуже того, помимо всех возможных темных заклинаний, в ней содержатся истинные имена самых сильных Видимых и Невидимых, их элиты.

— Думаю, нелегко копаться во всем, что оставили в твоей памяти Драгары, — осторожно отметил Драстен, глядя в глаза брату.

Дэйгис сухо ответил:

— Нелегко. В моей голове словно засела книга на тысячи страниц. И в ней содержатся детали, которые так или иначе раздражали Драгаров. Я знаю о Темной Книге, потому что они хотели, чтобы я охотился за ней, пока ищу другие тома и пытаюсь от них избавиться. Они много о ней думали. — Он едко улыбнулся. — Не только я жаждал свободы, они тоже очень хотели вырваться из меня. Это помимо всего прочего.

— А чем так страшны эти истинные имена? — спросила Джесси.

Так странно было думать о том, что Дэйгис держит в голове воспоминания тринадцати других людей. Интересно, а голова у него от этого не болит?

— Тот, кто знает истинное имя Туата де Данаан, — сказал Кейон из зеркала, — получит власть над Фейри и сможет приказать им что угодно, вплоть до самоуничтожения.

— Но я думала, что Фейри бессмертны, — удивилась Джесси.

— Так и есть, — сказал Кейон. — Очень редко кто-то из них умирает, их почти невозможно уничтожить, но все же такое случается. Фейри обладают неимоверной силой. В руках плохого человека Темная Книга может угрожать их силе. Беспринципный человек может создать полный хаос, уничтожить не только наш мир, но и другие. Темная Книга написана сложным шифром, который, по слухам, меняется всякий раз, когда ее открывают, но Лукан узнал несколько кодов, когда получил копии страниц. На это у него ушло много лет, но он справился. И я не сомневаюсь, что он сможет сделать это снова.

— Как ты думаешь, где Темная Книга была все это время? — спросила Хло у Кейона. — Она ведь исчезла на долгие тысячи лет, так?

— Айе. Мы с Луканом считали, что давным-давно какой-то клан был либо назначен, либо сам вызвался стать стражем Книги точно так же, как Келтары стали хранителями знания. — Глаза Кейона потемнели. — Судя по всему, недавно с этими стражами что-то произошло, потому что информатор сообщил Лукану, что книга снова появилась и несколько человек ее видели. Все эти люди уже мертвы. Тот человек — его тоже убили за несколько недель до того, как было украдено зеркало, — смог достать списки нескольких страниц, прежде чем Книга снова исчезла.

— Значит, недавно Книгу видели люди! — воскликнула Хло.

— Айе.

— А вы уверены, что это действительно Темная Книга? Настоящая? — спросила Гвен.

Кейон кивнул.

— Я видел копии этих страниц. Лукан в своем кабинете не таился. Думаю, он делал это отчасти потому, что хотел заручиться моей поддержкой, поскольку я всегда был лучшим кол… э… друидом.

— Ага, но застрял в зеркале, — пробормотал Дэйгис.

Кейон вскинулся, его глаза сощурились, ноздри раздувались.

Дэйгис пожал плечами.

— Я просто так сказал.

Кейон и Дэйгис уставились друг на друга. Затем Кейон фыркнул и продолжил:

— Сама Книга, судя по всему, настолько сильна, что меняет заполучившего ее человека, и не в лучшую сторону. Даже копии пульсировали темной силой. Это были не просто листы с записями. Я не сомневаюсь в том, что Книга была настоящей. И не сомневаюсь, что рано или поздно Лукан сможет ее заполучить. Завладеть Темной Книгой всегда было главной целью Лукана, и он ни перед чем не остановится, чтобы ее достичь. Я видел, как с каждым веком растут его познания в черной магии и его сила. Он не признает никаких правил. У него нет чести. Я знаю, как он мыслит. И только я могу остановить его.

— Здесь еще два друида из рода Келтаров, — напомнил Драстен. — Я уверен, что мы можем тебе помочь.

— Ты не представляешь, о чем говоришь! Зеркало делает Лукана бессмертным, его нельзя убить привычным тебе способом. Ты ничего не можешь сделать. Или вы готовы сделать себе татуировки? — ласковым голосом произнес Кейон.

Драстен высокомерно на него взглянул.

— Думаю, что нет, — так же высокомерно заключил Кейон. — Мужчина делает то, что должен. Иначе он не мужчина.

— В данном случае с этим утверждением можно поспорить. Нет необходимости доходить до крайностей, — ледяным тоном отозвался Драстен.

— Ох, айе, необходимость есть, дурень ты чертов. Оставьте Лукана мне. И держитесь от всего этого подальше.

— Я не могу поверить в то, что этот Тревейн может оказаться сильнее нас.

Улыбка Кейона светилась мрачным удовольствием.

— Вот оно, уязвленное эго Келтаров. А я-то думал, когда же оно появится. Я допустил ту же ошибку. Я считал, что я намного сильнее. Я и был сильнее. Но поглядите, где я. А я даже не заметил, что к этому идет. Я сам разберусь с Луканом. Вам достаточно дать мне убежище до Дня Всех Святых. И мне нужно будет наложить дополнительную защиту, когда я выйду отсюда в следующий раз. Разрешите это. Большего я не прошу.

Дэйгис молчал, пока Кейон спорил с его братом. Но теперь он склонил голову, и его золотые глаза странно заблестели.

— Теперь я понял, — сказал он. — Вот что ты планируешь сделать. Но я не вижу в этом смысла. Особенно после прошлой ночи.

Джесси показалось или Кейон действительно напрягся? Она внимательно за ним наблюдала.

Ее горец слишком уж демонстративно пожал плечами и сказал:

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Айе, понимаешь.

— Ты не можешь прочитать мои мысли, поскольку мои барьеры установлены и я не убирал их с момента нашей первой встречи. Ты могуч, но не настолько.

— Пока. Да мне это и не нужно. Я знаю, как платят десятину.

— А может, знание, которое ты получил от темных Драгаров, неверно, — холодно сказал Кейон. — Я уверен, что даже они иногда ошибались.

— Нэй, — так же холодно ответил Дэйгис. — Я выяснил это благодаря нашим книгам, в подземной библиотеке, где искал способ избавиться от тринадцати. И я знаю, что ты тоже читал эти книги.

— Что? — спросила Джесси, переводя взгляд с одного горца на другого. — О чем вы говорите?

— Не делай этого, — внезапно попросил Кейон низким и напряженным голосом. — Оставь. Это мужской разговор.

— Нэй, это слишком важная тема, чтобы ее замалчивать. У нее есть право знать.

— Это не тебе решать.

— Мне не пришлось бы этого делать, если бы ты не ошибался, скрывая это от нее.

— Скрывая от меня — что? — попыталась уточнить Джесси.

— Это не твое дело. И держись от этого подальше, — зарычал Кейон на Дэйгиса.

— Нет. Только не после того, что произошло между вами прошлой ночью. Джесси имеет право знать. Либо ты ей скажешь, либо я. Это единственная милость, которую я могу к тебе проявить.

— Кейон? — просительно произнесла Джесси.

Он долго и молча смотрел на нее. На его скулах ходили желваки. А потом он внезапно отвернулся.

И исчез в серебре. Зеркало пошло рябью и сомкнулось за его спиной.

Джесси, не веря своим глазам, смотрела ему вслед. Что же должно было случиться, чтобы после той близости, которую они разделили, он поворачивался к ней спиной и вот так уходил?

— Что происходит? — Она вопросительно посмотрела на Дэйгиса.

У нее в животе появилось неприятное ощущение, и Джесси знала, просто знала, что он скажет нечто такое, после чего она пожалеет, что вовремя не заткнула себе уши.

Услышав, как Кейон бормочет заклинание, Джесси поняла, что сейчас произойдет, и испуганно вскрикнула, предупреждая. Изукрашенный кинжал, оборвавший жизнь убийцы в форме служащей отеля, вылетел из стекла и вонзился в стену — в волоске от левого виска Дэйгиса.

— Не смей отвечать ей, ублюдок. — От этого рычания задрожало серебряное стекло.

— Причинишь вред кому-то из моих людей, и я разобью твое проклятое зеркало, — очень-очень тихо сказал Драстен. — Если бы я не был уверен, что ты промахнулся намеренно, я бы уже это сделал.

Еще один дикий рык донесся из зеркала, и оно затрепетало в раме.

— Что? — слабым голосом спросила Джесси. — Что он мне не сказал?

Дэйгис вздохнул, его прекрасное лицо стало мрачным.

— Все сделки с Туата де Данаан, девочка, — не важно, со Светлыми они заключаются или с Темными, — должны периодически подкрепляться золотом. Договор Келтаров, к примеру, был написан на листе из чистого золота, и его нужно было заключать заново, только если что-то изменилось или если одна из сторон нарушала условия. Но Темные Искусства противоречат природе вещей, а потому требуют более частых выплат. Как и сказал Кейон, Темному Стеклу нужно платить дань раз в сто лет, в годовщину заключения договора, в полночь.

Полные жалости золотые глаза встретили взгляд Джесси, и жуткая пустота в ее животе словно наполнилась кислотой.

— Кейон был связан на Самайн, девочка. Если десятина не будет уплачена тем, кто заключил с зеркалом сделку, — в нашем случае это Лукан, — то ровно в полночь тридцать первого октября соглашение будет расторгнуто, а поскольку Кейон и Лукан жили дольше, чем им назначено природой, они будут вынуждены отдать эти годы. Все сразу. В единый миг.

В библиотеке повисла тишина. Она была тяжелой, удушающей.

— Ч-что т-ты х-хочешь с-сказать? — заикаясь, выдохнула Джесси.

— Ты знаешь, что я хочу сказать, Джессика, — мягко ответил Дэйгис. — Кейон вернулся в Шотландию лишь с одной целью: умереть. В этом заключается его месть. Это его способ удержать Лукана подальше от Темной Книги и закончить все раз и навсегда. Если десятина не будет уплачена вовремя, оба умрут. И все закончится. Бессмертный колдун будет уничтожен, ни капли крови не будет пролито. Все, что Кейону нужно сделать, это продержаться подальше от Лукана до полуночи первого ноября. И он прав, это действительно самый простой и эффективный способ решить проблему. И самый действенный. Мы с Драстеном сможем отследить Темную Книгу и либо вернуть ее прежним стражам, либо самим о ней позаботиться.

Джесси ахнула, глядя на Дэйгиса. Внезапно все, что говорил ей Кейон с момента их первой встречи — а говорил он крайне мало, как она теперь поняла, — предстало перед ней в совершенно ином свете. Джесси покачала головой, прижав руку ко рту.

Теперь, когда она знала правду, все сходилось так четко и логично, что она не понимала, как не догадалась раньше.

Кейон ни разу не обмолвился о планах на будущее. Даже когда она спрашивала, чем он собирается заняться после того, как освободится от заклятия. Он ни разу не проронил ничего похожего на «Господи, как же хорошо будет снова стать свободным!». Он не говорил, что хотел бы сделать после того, как убьет, Лукана, — может, посмотреть кино, посетить ярмарку, увидеть мир, размять ноги. На самом деле он даже ни разу не сказал, что убьет Лукана. Да и с чего бы ему об этом упоминать? Он ведь действительно не будет физически его убивать.

«Никаких новых начинаний», — сказал Кейон.

Он все время знал, что через пятнадцать дней будет свободен.

Через пятнадцать дней он умрет.

Ровно через две недели и один день Кейон МакКелтар — мужчина, с которым она провела самую восхитительную, невероятно страстную, потрясающую ночь в своей жизни, — превратится в тысячелетнюю горстку пыли.

Джесси изумленно повернулась к зеркалу. И уставилась на свое отражение. Кейона не было видно.

Трус.

Ее лицо было бледным, глаза огромными.

— Ах ты сукин сын! — выдохнула она.

И расплакалась.

Quod not cogit amor?

(Чего только не сделаешь ради любви?)

Древняя шотландская поговорка

 

23

Джесси стояла у открытого окна в Серебряной комнате и смотрела вниз, в сумрачный день, полный горного тумана, накрывшего земли вокруг замка.

Кейон шагал по идеально подстриженному газону. Он расплел косы, и теперь его волосы влажно блестели, обрамляя аристократическое лицо длинными темными волнами. Небо было хмурым, горы на горизонте были укрыты темными грозовыми тучами. Шел мелкий холодный дождь, клочки тумана клубились то тут, то там, укутывали траву и закручивались мутными завитками от шагов Кейона.

Несмотря на холод, он был одет только в плед, повязанный низко на бедрах, и мягкие кожаные сапоги. И выглядел как потрясающий полудикий лэрд из девятого века, обходящий свои владения.

Господи, как он был прекрасен!

И он был покрыт кровью.

Кровь струилась по его блестящей от дождя груди, скользила по рельефным мышцам живота, которые Джесси еще вчера ночью покрывала поцелуями.

Свежие татуировки были на правой стороне его груди и частично — на правой руке, недавние следы от иголок еще сочились кровью. Еще больше загадочных рун поднималось по правому плечу, а когда Кейон свернул на мощеную дорожку, Джесси заметила, что он или один из близнецов не пожалели красных и черных чернил для того, чтобы покрыть татуировками его спину.

Защитные руны. «Они защищают от последствий, которые влечет за собой черная магия», — сказала Хло.

Джесси была так поглощена разглядыванием горца, что не услышала, как открылась дверь, и поняла, что в спальню кто-то вошел, только когда раздался голос Гвен:

— Он трансмутирует землю, Джесси. Заметил тебя и послал меня, чтобы я попросила тебя не смотреть.

— Почему? — без выражения спросила Джесси.

Гвен глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

— Это черная магия, Джесси. После нее бывают мерзкие побочные эффекты, но даже Драстен согласился, что она необходима, а поверь мне, если Драстен соглашается применять какую угодно черную магию на землях Келтаров, для этого есть действительно серьезная причина.

Губы Джесси сложились в горькую улыбку. Так много любви и гордости звучало в голосе Гвен, когда она говорила о муже. Джесси знала, что чувствовала бы то же самое по поводу Кейона — если бы у нее было время. Но он с самого начала не собирался давать ей больше, чем две недели.

— Это нейтрализует силу Лукана, если он придет сюда, — сказала Гвен. — А Кейон уверен, что он придет.

— Если этот ублюдок появится, мы сможем его убить? — злобно поинтересовалась Джесси. — Когда эти охранные барьеры его нейтрализуют.

— Нет. Зеркало дарит ему бессмертие, так же как и Кейону, Джесси. Его невозможно убить. Защита лишь не позволит ему использовать темные заклятия на земле Келтаров. Он не сможет применить магию и пробраться в замок. Кейон собирается усилить защиту по периметру стен замка. Именно поэтому он попросил тебя не смотреть. Если в земле под замком окажется нечто мертвое, заклинания заставят это подняться и… э… Кейону придется похоронить это в другом месте, соблюдая определенный ритуал.

— Дай угадаю. Не будь защитных рун, этот мертвец мог бы наброситься на Кейона?

— Он не сказал. Но я тоже об этом подумала. А в шотландской земле чего только не похоронено. У этой страны очень богатая история.

Джесси вздрогнула и снова замолчала. Колдуны, заклятия, а теперь еще и ходячие мертвецы. Она помотала головой. Какой странной и страшной стала ее жизнь.

За прошедшие сорок восемь часов она взлетела на высоту, о которой и не подозревала, но лишь для того, чтобы рухнуть в глубокую пропасть. Она, как идиотка, считала, что нашла свою половинку, но обнаружила, что ее мужчина умрет через две недели, а ей уготовано место в первом ряду на спектакле его смерти.

Дэйгис и Драстен заперли ее в замке. Ей было запрещено выходить, пока они не дадут разрешения. Они считали, что стоит ей выйти, и, либо Лукан попытается использовать ее, чтобы добраться до Кейона (Джесси сомневалась, что это сработает: зачем Кейону беспокоиться о ее теле, если он наплевал на ее сердце?), либо убьет на месте. Джесси склонялась ко второму варианту, а значит, ей придется оставаться в замке, если она хочет выжить.

Что означало — увидеть, как умирает ее горец.

— Дэйгис и Драстен пытаются найти иной путь, Джесси, — мягко сказала Гвен. — Иной путь освободить Кейона из зеркала и остановить Лукана.

— Если Кейон не знает иного пути, то неужели ты думаешь, что это смогут узнать его потомки? Я ничего не имею против твоего мужа и его брата, но Кейон кажется мне единственным, кто действительно разбирается в темном колдовстве.

— Не смей сдаваться, Джесси!

— А почему бы и нет? — едко спросила она. — Он готов умереть.

Гвен вздохнула.

— Кейон думает, что только это сможет остановить Лукана. Пока что ему известен лишь этот путь. Позволь моему мужу и Дэйгису поработать над этим. Ты удивишься, узнав, сколько они могут добиться вместе. Да, Кейон допустил ошибку, не рассказав тебе правду, тут я с тобой согласна. Я тоже была бы опустошена. И злилась. Мне было бы больно. И становилось бы все хуже и хуже. Но я думаю, тебе стоит поразмыслить о том, почему он тебе не сказал. И еще кое о чем: тебе ведь двадцать с чем-то лет?

Джесси кивнула. Кейон вошел в небольшую рощицу, двигаясь с животной грацией в клубящемся тумане.

— Двадцать четыре.

— А Кейон прожил… Давай подсчитаем, в сорок семь и одну шестую больше, чем ты. Прожил, заключенный в зеркале. Это было лишь отражение жизни. Больше тысячи лет он пробыл один, беспомощный, в тюрьме. Кейон кое-что рассказал нам прошлой ночью, когда ты спала. В зеркале у его тела не было потребностей. Лукан ни слова не говорил ему о его клане с тех пор, как запер его там. Кейон более тысячи лет считал, что Лукан уничтожил всю его семью, что Келтаров больше не существует. Вот почему он не стал искать своих потомков и не сразу понял, что Дэйгис его родственник. Единственным чувством, которое он испытывал все это время, было желание однажды убить Лукана. И вот наконец появилась такая возможность. Ты удивляешься, почему он хочет умереть, лишь бы уничтожить своего врага и не продолжать больше этого адского состояния? А меня удивляет, как он не сошел с ума еще несколько веков назад.

Глаза Джесси стали влажными. А ведь она думала, что вчера выплакала все слезы. Да, ей тоже было непонятно, как Кейону удалось сохранить рассудок.

Вчера был самый жуткий день в ее жизни. Если бы Джесси могла собрать все слезы, которые выплакала за свою жизнь, начиная с первого протестующего плача при рождении, детских обид, взрослых неприятностей и женских болей, то получила бы всего лишь малую часть того, что пролила вчера.

Когда Дэйгис объяснил ей, что собирается сделать Кейон, она со всех ног бросилась прочь из библиотеки. И попыталась выбежать из замка, но Дэйгис поймал ее, остановил и ласково уговорил вернуться в комнату, которую для нее приготовили.

Джесси закрылась там и, рыдая, рухнула на кровать. И плакала до тех пор, пока не забылась глубоким сном. А хуже всего было то, что все время, пока Джесси плакала, она ненавидела Кейона за то, что он ей небезразличен, и в то же время каждая частичка ее души все равно рвалась обратно, к зеркалу, чтобы не упустить ни секунды. Чтобы вернуть ту близость, которая между ними возникла. Коснуться стекла, раз уж она не может коснуться Кейона. Ощутить хоть что-то.

Наслаждаться этими крохами.

Вчера Джесси и сама думала о том, что сказала Гвен. Да, у нее были просветления в этом потоке жалости к себе и безумной ярости.

Да, конечно, она понимала, почему Кейон хочет умереть, почему он готов сам идти навстречу смерти после целой вечности в одиноком ледяном аду.

Но это понимание ничуть ей не помогало.

Она когда-то читала в журнале — это был «Женский день» или «Ридерз дайджест» — о медсестре, влюбившейся в одного из пациентов, которому осталось всего двенадцать месяцев. Тема статьи была не из тех, что нравились Джесси, но она не могла оторваться, ее вело то же жуткое любопытство, что заставляет зевак подтягиваться к месту страшной катастрофы, где все залито кровью и усыпано телами в пластиковых пакетах. Она тогда подумала, какой же дурой была медсестра, раз позволила такому случиться. Ей нужно было передать пациента другой медсестре, как только она поняла, что он начинает ей нравиться, и влюбиться в кого-нибудь другого.

По крайней мере, у той медсестры был год.

А ее пациент погибнет через четырнадцать дней.

— Уйди, пожалуйста, — попросила Джесси.

— Я знаю, мы с тобой практически не знакомы…

— Ты права, Гвен, мы не знакомы. Так что, пожалуйста, оставь меня ненадолго одну. Можешь передать Кейону, что я не буду смотреть. Обещаю. — И она действительно обещала. Она будет уважать его желания. Двигаясь скованно, как деревянная, Джесси закрыла окно, закрыла ставни и опустила тяжелые занавески.

Гвен молчала.

— Пожалуйста, уйди, Гвен.

Несколько секунд спустя раздался тяжелый вздох, и мягко щелкнула закрывшаяся дверь.

Лукан запустил пальцы в волосы, приглаживая их на висках. Ладони были горячими, плоть зудела, ногти потемнели.

Не важно. Через минуту дымящиеся останки неудачливого Ганса исчезнут.

Он бесстрастно перешагнул через обугленное тело.

От него дурно пахло, и его нужно было убрать из паба.

Шагая по обшитому деревом пабу с уютными кабинками, Лукан бормотал заклятия, скрывая от оживленных посетителей и мужчину, которого только что сжег, и свое истинное обличье.

Столетия назад татуировки закрыли то, что оставалось от его лица, в том числе уши, веки, губы и язык. Внешность у Лукана стала слишком запоминающейся. Ему пришлось убрать даже ногти и вытатуировать на их месте руны. Его глаза изменились вскоре после того, как он закончил выводить последнюю черно-красную руну в ноздре. Член он покрыл татуировками гораздо раньше, чем язык, а веки — позже чувствительных носовых мембран, хотя к тому времени он уже не ощущал боли. Люди обычно очень бурно реагировали на внешность колдуна.

Не нужно было встречаться с Гансом в пабе. Хотя в последнее время его помощники явно предпочитали назначать встречи в людных местах.

Словно это имело какое-то значение.

Кейон МакКелтар определенно вернулся в горы. Как Лукан и предполагал. Этот ублюдок хотел умереть в Шотландии. Как Лукан и предполагал.

По словам неудачливого наемника, в замке, где когда-то жил Кейон, сейчас обитали Мэгги и Кристофер МакКелтар с детьми.

Но обитатели этого замка его сейчас не волновали.

Был другой замок, построенный в отдаленной части имения МакКелтаров примерно в шестнадцатом веке, после того как Лукан перестал следить за этим скалистым варварским уголком шотландских нагорий. В этом замке сейчас обитали двое Келтаров.

С древними именами.

Дэйгис и Драстен.

Что это за два хрена, и из какой дыры они вылезли?

В этом замке, как подозревал Ганс, и находилось зеркало. Мужчина и женщина, похожие по описанию на Джесси Сент-Джеймс и Кейона, посещали магазин в Инвернессе. Там Ганс обнаружил людей, на которых определенно воздействовали с помощью Гласа, но ему удалось узнать, что один из близнецов Келтаров, а именно Дэйгис, уезжал от магазина на автомобиле, в котором находилось большое зеркало в резной раме. Служащий запомнил это зеркало, потому что «парень с татуировками» очень беспокоился, как бы оно не разбилось, и трижды переставлял его, укутывая покрывалами, прежде чем позволил загрузить в машину другие вещи.

Лукану это не нравилось.

Он рассчитывал, что Кейон окажется на открытом месте. Он рассчитывал встретиться с одним МакКелтаром, а не с тремя, двое из которых совершенно ему не знакомы. В замке, который наверняка защищен до самых чертовых стропил.

Лукан обернулся через плечо, взглянув на обугленные останки Ганса. Они будут скрыты его заклятием еще несколько мгновений. А потом тот или другой посетитель заметит вонючий труп на полу, женщины закричат, все будут глазеть, чтобы завтра утром на работе было что рассказать. Вызовут представителей закона. Лукан ускорил шаг, проталкиваясь через толпу.

Гибель Ганса именно в это время была чертовски неудобна.

Были еще вопросы, которые Лукан хотел бы уточнить с его помощью. Он не убивал Ганса — точнее, это сделал не он. Он ничего не имел против Ганса. Просто сила, жившая в нем, внезапно захотела действовать по собственной воле. Для великого колдуна это было неизбежно. Покрытое татуировками тело уже не выдерживало его внутренней мощи. Иногда магия могла хлынуть через край, и кто-то сгорал. Буквально. Лукан сухо захихикал.

Он стал величайшим из колдунов.

Четырнадцать дней.

Его алые глаза засветились весельем. Он запрокинул голову и рассмеялся, сознавая абсурдность того, что он — Лукан Мирддин Тревейн — может умереть.

Это невозможно.

Лукан вышел из паба в промозглый лондонский вечер и задумался над тем, что делать дальше. Вопль шока и ужаса вырвался из-за закрытой двери паба, разносясь в ночи.

Он вернется в свою резиденцию и снова попробует установить связь с этой женщиной, Сент-Джеймс. Лукан регулярно пытался с ней связаться, но либо она не проверяла свою почту, либо он упускал время, когда она была в сети.

Женщины были слабым звеном. Они словно умоляли, чтобы их использовали. Нужно лишь выяснить, где их уязвимое место. И нажать на него.

Этим утром к нему явился необычный человек с длинными волосами медного цвета и такими же глазами и заявил, что ему известны шифры, которыми написана Темная Книга. Незнакомец излучал высокомерие, которого можно достичь, лишь родившись с определенным видом силы — или своей, или в непосредственной близости к кому-то, кто даст возможность быть бесстрашным. Первым побуждением Лукана было уничтожить незнакомца. Время от времени подмастерья просили стать их наставником или равный колдун подсылал к нему шпиона. Лукан терпеть не мог таких дураков и не оставлял их в живых. Он не доверял никому, кто способен узнать о нем, преодолев все слои дезинформации, которыми Лукан себя окружил.

Но затем незнакомец сказал, что долго жил среди Фейри, что ему знакомы руны реликвий и что он говорит на языке, который используют сами Туата де Данаан. К тому же он продемонстрировал глубокие познания о Темном и Светлом Дворах. Этого было достаточно, чтобы остановить руку Лукана.

Кем бы ни был этот человек, он должен быть жив, пока Лукан не вытянет из него все возможные знания. А чтобы подготовиться к ритуалу, необходимо время. Но до тех пор, пока он не вернет Темное Стекло, нужно подождать. Лукану пришлось позволить незнакомцу уйти, но он пообещал, что будет на связи.

О да, Кейон будет наказан. За эту задержку в его планах, за то, что в такой критический момент буквально связал ему руки. Люди Ганса искали его в горах, наблюдали за аэропортом. Некоторых из них нужно выставить охранять горца, когда Лукан его найдет.

Интересно, что скажет высокомерный горец, когда узнает, что следующую тысячу лет ему придется провести в пустой глубокой темной пещере, где зеркало будет повернуто к стене? Лукан держал зеркало в кабинете только для развлечения, а еще потому, что время от времени ему нужно было, чтобы пленник выполнял кое-какую работу, на которую у Лукана пока не хватало сил. Но как только у него окажется Темная Книга, ему больше не понадобятся услуги друида.

И Кейон МакКелтар отправится гнить в самый глубокий, холодный и темный ад, какой для него отыщет Лукан.

 

24

Джесси могла бы провести несколько дней, ни с кем не разговаривая. А может, даже недель. Когда ей было больно, она предпочитала прятаться в норке и зализывать раны.

Но обстоятельства были далеки от идеальных, а нескольких дней у нее определенно не было. Что же до недель — у Джесси осталось только две. Точка. К тому времени как она закончит зализывать раны, у нее появятся новые, гораздо серьезнее.

И она ненавидела бы себя за потраченное время.

Кейон либо уже наложил защитные заклинания, либо его забрало зеркало. Она знала это, потому что некоторое время назад услышала разговоры и смех на лужайке. Раздвинув шторы, Джесси увидела, как лучи солнца, катящегося к закату, пытаются проникнуть сквозь тучи, а несколько горничных стоят, уперевшись руками в крутые бедра, и с искрящимися глазами наблюдают за мускулистыми садовниками, подрезающими траву на все еще мокром газоне.

Джесси ужаснулась, когда поняла, сколько времени прошло. Большую его часть она провела, тупо уставившись в пространство, пытаясь собраться с мыслями и безнадежно увязнув в эмоциях и решить, был ли Кейон беспринципным ублюдком, который просто хотел заняться сексом до того, как (здесь нужно вставить слово, которое она отказывалась произнести даже в уме), и чувствовал ли он к ней хоть что-нибудь.

Она могла найти аргументы и за, и против обоих вариантов.

«Ты подходишь мне вот здесь, женщина», — сказал он.

И когда Джесси вспомнила, как он произнес эти слова, каким было тогда выражение его лица, она поверила ему.

Особенно когда вспомнила его и сопоставила с тем, как он занимался с ней любовью у камина. А потом позже, в душе. Джесси могла бы поклясться, что часть его души истекала кровью и, что он касался ее тела с благоговением.

И все же циничная часть ее души говорила, что умирающий мужчина, который тысячу лет мечтал о мести, мог бы сказать что угодно, чтобы: а) заставить ее помочь ему добраться туда, где он сможет совершить свою месть; б) эй, а как насчет попутного секса с грудастой цыпочкой?

В итоге грудастая цыпочка поняла, что ни к чему не придет, сидя у себя в комнате и слепо цепляясь за свои измышления.

Так что Джесси решила найти Кейона, прощупать его мысли — если он решит с ней разговаривать — и посмотреть, что удастся выяснить.

Вышло так, что прощупала она куда больше, чем просто его мысли.

Кейон стоял в библиотеке, у камина и заканчивал заплетать последнюю косу.

Он вплел в нее бусину и сжал мягкий металл пальцами, закрепляя пряди на конце. Колдун не мог рисковать ни одним элементом своего тела, занимаясь алхимией. Кейон взял свои браслеты и застегнул их на запястьях.

Теперь защита вокруг замка была установлена, земли были заговорены. В грунте оказалось не так уж много мертвецов, скорее всего благодаря старым слабым защитным чарам, которые он обнаружил и убрал, прежде чем наложить свои.

Земля Келтаров была чистой, сильной и могущественной. Его защитные барьеры сделали ее потенциал почти осязаемым.

Когда Кейон возвращался по дорожке к замку, он чувствовал, как жужжит под его ногами защита.

Никакая черная магия Лукана не страшна ему в замке и на доброй части земли Келтаров.

Завершив работу, Кейон вымылся и поспешно вернулся в библиотеку, чтобы сообщить, что дело сделано. Близнецы и их жены собрались в библиотеке у горящего камина.

Во всей заставленной книгами комнате не было такого места, на которое он мог посмотреть и в памяти при этом не всплыли бы чувственные и яростные воспоминания о прошлой ночи с Джессикой. Их тела сплетались с той взрывоопасной страстью, которой он и ожидал.

Все то время, что Кейон накладывал защиту, он заставлял себя думать только о деле. Но теперь мысли вырвались из-под контроля и отчаянно, жадно тянулись к его женщине.

— Как она? — спросил Кейон.

Ответила Гвен:

— Злится. И испытывает боль.

— И снова злится, отчего ей еще больнее, — добавила Хло.

— А чего ты ожидал? — сухо спросил Драстен. — Ты соблазнил ее и не сказал, что умираешь. Неужели у тебя нет совести?

Кейон ничего не сказал. Он не собирался оправдываться перед Драстеном, да и перед кем бы то ни было из мужчин. Ему было важно мнение лишь одной женщины, но даже оно его не остановило бы. Он сделал то, что должно, и не желал, чтобы этого не было. Не желал, чтобы не было той ночи. Джессика может считать его ублюдком, но у него будет еще одна ночь с ней. И еще. И еще.

Столько ночей, сколько он сможет вымолить, занять, украсть у нее, прежде чем станет пылью на шотландском ветру.

— Где Джессика?

Зеркало все еще не забрало его. Это было важно, пока он не поставил барьеры, но теперь работа была закончена и он не собирался тратить ни секунды драгоценной свободы.

Гвен только открыла рот, чтобы ответить, и тут дверь библиотеки открылась и показалась голова Джесси.

Ее мрачный взгляд остановился на Гвен. Она поначалу не заметила Кейона.

Потертые голубые джинсы обтягивали ее сексуальные ножки, которые совсем недавно обвивались вокруг его тела. Лодыжки смыкались за его спиной, когда он входил в нее. Джинсы сидели низко на бедрах, открывая кремовую кожу живота, на который он вчера пролил семя. Мягкая тонкая кофточка с кружевами и пуговицами обтягивала ее тяжелые круглые груди.

Казалось, с тех пор, как он ее касался, прошла целая вечность.

— Я хотела узнать, где… Ох! — Слова застыли у нее на языке, когда она увидела Кейона. — Вот ты где.

Кейон потянулся к ней инстинктами хищника, рожденного убивать. Слишком много раз он врезался в ту гладкую стену в ее голове, пытаясь услышать ее мысли, поэтому больше не стал тратить на это время. Вместо этого он читал язык ее тела.

И все понял правильно. Ее тело говорило на том же языке, что и его. Неосознанное, бездумное желание.

Стремительно, в несколько шагов Кейон преодолел расстояние между ними.

Глаза Джесси расширились. Она облизнула губы и приоткрыла рот — не для протеста, это было сделано инстинктивно. Ее глаза расширились, ноги слегка раздвинулись, груди приподнялись. Господи, Кейон чувствовал себя точно так же.

Он видел ее — он хотел ее.

Одной рукой схватив Джесси за плечо, он открыл дверь, заставив ее попятиться в коридор, и захлопнул дверь за ними, одним движением отрезая оставшихся в библиотеке МакКелтаров. Раз — и они перестали существовать. Осталась только Джессика.

Коридор был длинным, с высоким потолком, подсвеченным желтыми факелами на стенах и алым солнцем, садящимся за высокими окнами. Кейон шагал вперед, пока не прижал Джесси спиной к стене. Он чувствовал, как ее поглощает желание, знал, что с ним произойдет то же самое. Он мог чувствовать ее возбуждение, мог чувствовать свое.

Коснувшись стены, Джесси стиснула зубы и выдохнула:

— Сукин сын!

— Ты говорила это вчера. А я слышал.

Если бы у него было достаточно времени, к примеру целая жизнь, чтобы действовать по-другому, он сделал бы все на свете, лишь бы у Джесси не было причин называть его так. Если бы он только встретил ее, зная, что впереди годы, нет, если бы они были обвенчаны с рождения, росли вместе, рука об руку, в горах Шотландии, его жизнь была бы совсем иной. Он был бы крайне занятым человеком и в одну снежную ночь, когда Лукан постучал бы в дверь его замка, он был бы занят своей женой. У них был бы ребенок, а то и двое. Заклинания и темное колдовство ничего бы для него не значили. Ничто не имело бы значения, кроме его женщины. Он никогда бы не отправился за Тревейном в Ирландию, не ехал бы с ним в чудесное весеннее утро в Кэпскорт, не зная, что ночью того же дня на его руках окажется кровь всей деревни.

— Ты бесчестный ублюдок!

— Я знаю.

Кейон не собирался этого отрицать. Все, что он делал, было неправильно. Он должен был с самого начала рассказать ей. Дать ей возможность сделать выбор, позволить самой решать, хочет ли она связать свою судьбу с обреченным на смерть.

— Бессердечный урод!

— Айе, женщина. Я все это и многое другое.

Он ведь все время знал, кто она. Знал это с того самого момента, когда увидел ее в кабинете университета, когда защищал ее от Романа.

Он знал это уже тогда, чувствовал спинным мозгом.

То, что он так долго хотел испытать, то, что никогда не приходило. Он ведь представить себе не мог, что понадобится тысяча сто тридцать три года, чтобы найти ее, и у него останется всего двадцать дней, за которые нужно успеть прожить целую жизнь. Ох, айе, еще в ту ночь он почувствовал это. Как только Кейон взял ее тогда за руку, чтобы задвинуть себе за спину, все его существо прошипело одно слово.

Моя.

Кейон старался не видеть правды все то время, что добивался девушки, потому что если бы он признал, что она — его вторая половинка, его решимость отомстить пошатнулась бы. А он был не из тех, кто сомневается. Он решал. Совершал. И за все платил положенную цену. За этот грех, Кейон не сомневался, он заплатит душой.

И он считал, что оно того стоит.

— Поверить не могу, что ты соврал мне!

— Я знаю.

Зная, что она его пара, зная, что она его переживет и, несомненно, найдет себе мужа, создаст семью с другим мужчиной, он старался сделать так, чтобы она его запомнила, остаться выжженным тавром в уголке ее сердца.

Он должен был быть ее мужчиной. Он должен был быть отцом ее детей. А не придурок из двадцать первого века, который будет касаться ее грудей, целовать мягкие губы, входить в нее — и никогда не станет достойным ее.

Никто не был достаточно хорош для нее. Предполагалось, что достойным окажется он.

— Я ненавижу тебя за это!

Кейон вздрогнул.

— Я знаю.

— Ну и как ты собираешься оправдываться?

Он обхватил ее лицо ладонями, глядя ей прямо в глаза.

— Четырнадцать дней, — прошипел Кейон. — Это все, что у меня осталось. Что ты хочешь от меня? Извинений? Оправданий? Их не будет.

— Почему?! — воскликнула Джесси, чувствуя, как ей на глаза снова наворачиваются слезы.

— Потому что как только я тебя увидел, — страстно заговорил он (слова «я ненавижу тебя» все еще звенели у него в ушах), — я знал, что в другой жизни, где я не стал темным колдуном, ты была моей женой. Я заботился о тебе. Обожал тебя. Любил тебя до конца времен, Джессика МакКелтар. Но у меня нет другой жизни. Так что я пойду на что угодно, чтобы заполучить тебя. И не собираюсь извиняться за это.

Она застыла в его руках. Ее чудесные зеленые глаза расширились.

— Т-ты любил меня?

Он резко вздохнул.

— Айе. — Кейон смотрел на нее и чувствовал, как тает что-то внутри. — Ох, девочка. Я буду целую вечность страдать за каждый миг страданий, что причинил тебе. Все время, что я буду гореть в аду, я буду сожалеть о каждой твоей слезинке. Но если ценой за двадцать дней с тобой будет ад, то я готов приговорить себя к нему снова и снова.

Джесси прислонилась к стене. Ее ресницы трепетали, глаза закрылись.

Кейон ждал, глядя на нее, запоминая каждую черточку ее лица, от спутанных черных кудряшек до густых темных ресниц, отбрасывавших полумесяцы теней на ее щеки. Ресницы блестели от слез. Он смотрел на ее тонкий носик, на мягкие сладкие губы, на упрямый подбородок. Он умрет, вспоминая ее. Кейон чувствовал, что знает ее лицо с рождения. Что он всегда оглядывался по сторонам, ожидая, что вот-вот увидит ее воочию.

Но она не появлялась.

И он перестал верить в легенды Келтаров о второй половинке.

И обратился к черной магии.

— Моя, — яростно прошептал он, глядя на нее.

Глаза Джесси распахнулись. В их глубине он увидел боль, ярость, горе, но и понимание.

— Знаешь, что самое грустное? — тихо спросила она.

Кейон покачал головой.

— Если бы ты сказал мне правду с самого начала, я бы просто переспала с тобой.

Он моргнул, и мысль о потерянном времени ножом прошлась по его сердцу. И лишь после этого он осознал, что Джесси только что подарила ему отпущение грехов, которого он не заслуживал. Маленькая женщина с сердцем воина.

— Так что возьми меня, Кейон. Бери меня, сколько сможешь. — Ее голос дрогнул на последних словах: — Потому что не важно, сколько нам осталось, этого все равно будет недостаточно.

— Я знаю, любимая. Знаю, — сказал он.

И не стал больше терять время. Он обхватил ее лицо ладонями, жарко поцеловал. Запустил пальцы в шелковистые кудряшки, наклонил ее голову.

Джесси прижалась к нему. «Ты была моей женой, — сказал он. — Я любил тебя до конца времен». «Джессика МакКелтар», — назвал он ее, словно они действительно поженились в другой жизни.

Она хотела услышать эти слова. Но не ожидала и не была к ним готова. Только когда Кейон их произнес, Джесси подумала, что лучше бы он этого не делал. Ей было бы легче считать его бессердечным ублюдком, легче его ненавидеть.

После этих слов она никогда не сможет возненавидеть его. Они заставили ее открыть душу, полностью довериться горцу. Злость исчезла, словно ее никогда и не было, осталось только отчаяние и желание получить все, что можно, пока у них еще есть время. Потому что Джесси чувствовала то же самое. Что, если бы они встретились при обычных обстоятельствах, у них была бы долгая, сумасшедшая, страстная жизнь вместе. У них были бы дети. Но события повернулись под таким углом, что они потеряли все свои «могли бы/стали бы/должны бы»…

Если она задумается об этом, то рассыплется на кусочки. Джесси отказывалась предаваться печали. Она утонет в ней вместо того, чтобы наслаждаться полнотой момента. Для печали и горя время наступит позже. И его будет много. Слишком много. Целая жизнь.

Но сейчас, сейчас ее мужчина целовал ее. Сейчас его сильные руки обжигали прикосновениями ее кожу, пробравшись под свитер. Сейчас он обхватил ее за талию и поднял, привлекая к себе.

Джесси обхватила его ногами и сомкнула лодыжки у него за спиной, а горец прижал ее к стене, страстно целуя.

Настоящее принадлежало им.

И Джесси не собиралась терять ни одной драгоценной минуты.

Гвен улыбнулась, глядя через плечо на проводившего ее до двери Драстена.

Вскоре после того, как их предок из девятого века, ни слова не сказав, вышел из библиотеки вместе с Джесси, Гвен поняла, что настало время обеда. Что было неплохо, потому что она в этот сумасшедший день позабыла о ленче, и теперь ее желудок урчал от голода.

После ухода Кейона Драстен и Дэйгис начали яростно спорить. У Гвен ушло почти десять минут на то, чтобы добиться минутки внимания и предложить перенести обсуждение в столовую.

И вот, открыв дверь, она сделала шаг в коридор.

Слабо выдохнула:

— О Боже…

Попятилась в библиотеку и тихо притворила за собой дверь.

— Хм, почему бы нам не… м-м-м… не посидеть еще немного в библиотеке? Кто хочет сыграть в пенте? Я не так голодна, как мне казалось.

Гвен развернулась и уткнулась носом в ребра Драстена.

Он обнял ее за плечи.

— Почему, девочка? Я что-то упустил? Что там происходит? — Драстен сделал шаг назад и вопросительно посмотрел на нее.

— Ничего, ничего особенного.

Драстен приподнял темную бровь.

— Ну так давайте просто выйдем…

— О нет, пока еще нет. — Гвен широко улыбнулась и попятилась к двери, закрывая ее собой. — Давайте останемся здесь. Еще полчаса, или вроде того, а потом выйдем. — Она неуверенно моргнула. — Ну, я надеюсь.

Драстен склонил голову набок, внимательно рассматривая ее, а потом потянулся к дверной ручке.

Гвен вздохнула.

— Не надо, Драстен. Нам пока лучше не выходить. Там, снаружи Кейон и Джесси.

— Снаружи? — удивленно повторил Драстен. — И что? Мы не пройдем мимо них по коридору?

— Нет, если захотим, то пройдем. Но я не думаю, что нам захочется, — с выражением произнесла Гвен.

Он выжидающе на нее уставился.

Она попыталась снова:

— Ну, понимаешь, они там, снаружи.

Драстен продолжал удивленно смотреть на нее.

— Ох, Гвен, — восхищенно протянула Хло. — Ты имеешь в виду, что они там, снаружи?..

Гвен кивнула.

— Ха! Я знала, что она не дура.

— Подождите-ка минутку, — недоверчиво вмешался Дэйгис. — Вы хотите сказать, что они там, снаружи, в коридоре?.. В этом замке более сотни комнат, а они там, снаружи, в этом чертовом коридоре, словно не могли найти дверь в комнату? Я же эти двери не прятал, от двери до двери два чертовых шага! Им что, сложно было дотянуться до дверной ручки?

Драстен стиснул зубы и прищурился.

— Девочка, ты хочешь сказать, что Кейон и Джессика трахаются в коридоре? Ты поэтому закрыла дверь?

Она покраснела и кивнула.

— Ты это видела? Нэй, это глупый вопрос. Конечно, видела. Что именно ты видела?

— Я? Да ничего. — Гвен скрестила руки на груди и уставилась куда-то в сторону.

— Гвендолин? — Он тоже скрестил руки на груди и ждал.

— Ну ладно, я кое-что видела, — призналась Гвен, — но Кейон прижимал ее к стене и все, что я увидела, это его задницу, но я сразу же закрыла глаза.

— Ты видела задницу моего предка? — ледяным тоном уточнил Драстен. — Его голую задницу? На нем вообще была одежда? — Он снова потянулся к дверной ручке.

Гвен отвела его руку в сторону.

— Господи, Драстен, ты же видел его, когда он выходил. Он с самого начала был одет только в плед. Сам подумай.

Ноздри Драстена раздувались от ярости.

— Я думаю, что этот мужчина чертов дикарь.

— Айе, — согласился Дэйгис.

— Кто бы говорил, — рассмеялась Хло. — Дэйгис, тебе напомнить несколько мест, где мы с тобой…

— Ладно, Хло, ты права, — поспешно признал он.

— Я почти ничего не видела, — заверила Драстена Гвен. — Я же не открывала дверь и не таращилась на него, хотя он и МакКелтар. — Она моргнула. — А он определенно МакКелтар до последнего дюй… — Она осеклась, заморгала и принялась изучать ногти. — Я просто хотела сказать, что вы, МакКелтары, выглядите лучше, чем большинство мужчин, а он ваш родственник, точнее, он родился раньше вас и его гены не разбавлены, чем может объясняться… О господи, по-моему, мне нужно просто заткнуться, да?

— Ну все, — спокойно сказал Драстен. — Я убью этого урода.

Но Дэйгис вернул все на свои места.

— Ты не хочешь этого делать, Драстен, и не смог бы, даже если бы захотел. Пока Кейон привязан к зеркалу, его невозможно убить. Но тебе не придется утруждаться. Этот несчастный ублюдок скоро и так умрет и больше не сможет заниматься любовью в нашем коридоре.

Драстен моргнул, и его глаза поблекли. Он посмотрел на Гвен, потом нежно обнял ее и привлек к себе.

Дэйгис тоже обнял жену, вспоминая то время, когда считал, что ему с его любимой половинкой осталось очень мало времени.

Полчаса спустя угрюмая четверка осторожно выглянула в коридор, а потом все же отправилась в столовую.

Джесси проснулась поздней ночью, одна, в спальне.

Они с Кейоном внезапно осознали, где находятся, и горец увел Джесси в ближайшую спальню.

Джесси потянулась на огромной кровати, устраиваясь в гнездышке из мягких бархатных покрывал. Она запустила пальцы в волосы, и ей не нужно было зеркала, чтобы понять, что они растрепались. На окраине сознания колотилась ужасная реальность, пытаясь пробраться в ее мысли, но Джесси не собиралась поддаваться. Она жила настоящим. Позже у нее будет время над этим подумать.

Она улыбнулась, вспомнив, как засыпала в объятиях своего горца, прижавшись спиной к его груди.

Идеальное воспоминание. Джесси отправила его вглубь сознания, где собиралась увековечить каждый миг, который они провели вместе. Этих воспоминаний ей должно было хватить до конца жизни.

Джесси спрыгнула с кровати, зашлепала босыми ногами по полу. Быстро одевшись, она пошла к двери. Она торопилась, поскольку не хотела упускать ни секунды.

Но когда Джесси заглянула в сумрачную библиотеку — весь замок уснул вместе со своими обитателями несколько часов назад, — зеркала не оказалось там, где она в последний раз его видела, и Джесси ощутила, как паника стискивает ей грудь.

— Мы его передвинули, девочка, — донеслось до нее из темноты.

Она подпрыгнула и уставилась туда, откуда раздался голос. В мягком янтарном свете догорающего камина Джесси различала лишь мужской силуэт в кресле у огня. С обеих сторон его окружали стопки книг, которые он пролистывал одну за другой.

— Драстен? Дэйгис? — Она не различала их по голосу.

— Я Дэйгис, девочка. Почему я не могу прочитать твои мысли?

Джесси пожала плечами.

— Наверное, потому что в юности я получила травму и у меня в черепе металлическая пластина. Когда Кейон использовал Глас на других людях, я чувствовала, как под ней зудит.

Дэйгис помолчал, затем фыркнул от смеха.

— Ох, это просто идеально. Именно это я и почувствовал — гладкий холодный и твердый барьер. Наверное, пластина как-то защищает тебя от магии. Ты сказала «на других людях». Кейон пытался применить Глас к тебе?

— Да, — сказала Джесси. — Но это не сработало.

Дэйгис снова мягко хохотнул.

— Несмотря на свою огромную силу, Кейон тоже не смог узнать, о чем ты думаешь?

— По-моему, нет. Он сказал, что его магия на меня не действует.

— Хорошо, — медленно сказал Дэйгис. — Это очень хорошо.

Джесси подумала, что все это довольно странно, и решила было уточнить, но он опять заговорил:

— Ты в порядке, Джессика?

Она снова пожала плечами. Ну что она могла ответить? «Более счастливой и живой я себя еще не чувствовала, и в тоже время мне кажется, что я умираю. И подозреваю, что, прежде чем все это закончится, я пожалею, что и вправду не умерла».

Вместо этого она спросила, где зеркало.

— Кейон попросил перенести его в главный зал. Когда я строил замок, я поместил четыре защитных камня под входом, на востоке, западе, юге и севере. Это огромные камни, и я сам их заклинал. Кейон оценил их мощь и попросил повесить зеркало над лестничным пролетом, там оно будет лучше всего защищено. Кейон хочет быть уверен, что Лукан не получит Темное Стекло. — Дэйгис замолчал, и Джесси поняла, что он недоволен своим предком. — Он решил отомстить, чего бы это ему ни стоило.

Это она уже знала и была не в настроении обсуждать. В ней и так кипел кислотный суп, но Джесси не была готова его расхлебывать. Сначала она хотела попробовать жизнь. Девушка коротко кивнула.

— Спасибо.

И вылетела из библиотеки.

Двадцать минут спустя Джесси добыла, что хотела.

Она уложила покрывала, подушки и одеяла возле зеркала. Кейон стоял в зеркале, следя за каждым ее движением. Джесси уютно устроилась в гнезде из одеял, перекатилась на бок, лицом к нему, и сонно улыбнулась.

— Спокойной ночи, Кейон.

— Спокойной ночи, Джессика. Сладких снов, девочка.

— И тебе.

Он не стал напоминать ей, что в зеркале он не может ни спать, ни видеть сны.

А Джессика сделала запись в мысленном дневнике.

«Воспоминание/день четырнадцатый: мы пожелали друг другу спокойной ночи, как семейная пара, прожившая вместе много лет».

Ну и что, что он был в зеркале, а она спала на полу.

Все равно это отличное воспоминание.

 

25

Дни летели с сумасшедшей скоростью.

Джесси всегда считала, что это всего лишь клише: дни летят с сумасшедшей скоростью, когда ты счастлив, или, как говорил Кейон, время имеет большое значение.

Но так и было. Внезапно оказалось, что все клише мира были правдой. И каждое из них обретало для нее смысл. Все те любовные песни по радио, от которых Джесси закатывала глаза и быстро включала «Godsmack», теперь навевали на нее грусть. Она даже ловила себя на том, что мурлычет себе под нос мелодию услышанной вчера песенки в стиле кантри, а ведь ей никогда не нравился этот стиль.

В прошлом году Джесси прочитала «Незнакомца» Альбера Камю в оригинале, чтобы подучить французский. Это была не ее тематика, но книга дала ей пищу для размышлений, натолкнув на мысли о том, что смерть делает всех людей братьями.

Теперь Джесси знала, что и любовь делает братьями всех людей. Несмотря на то, что все они были разными, любовь объединяла их, делала сумасшедшими.

Как и огромное количество женщин до нее, от подростков до умудренных опытом дам, Джесси вела ментальный дневник, где увековечивала все свои воспоминания.

«Воспоминание/день тринадцатый. Сегодня мы целовались во всех ста пятидесяти семи комнатах замка (включая кладовки, ванные и чуланы!)».

«Воспоминание/день двенадцатый. В полночь у нас был пикник с копченым лососем, сыром и тремя бутылками вина (о, моя голова!) за замком под звездным небом, а когда все уже заснули, мы купались голышом в фонтане и занимались любовью в рощице».

«Воспоминание/день одиннадцатый. Мы пробрались на кухню и приготовили пирожные со взбитыми сливками и малиной».

То, что они потом делали с малиновым джемом и взбитыми сливками, практически не имело отношения к еде. Пирожные, ага.

Но не все воспоминания были приятными. И некоторые из них она не могла стереть из памяти. Они были словно пощечины.

«Воспоминания/день десятый. Сегодня появился Лукан Тревейн».

Лукан стоял на границе между защищенной землей Келтаров и своим охранным барьером и смотрел на замок. Он презрительно пнул барьер, поскольку уже давно не чувствовал боли. Сила Келтаров буквально звенела под его ногами, пытаясь пробиться через его барьер и борясь с его защитными чарами.

Потребовалась целая ночь и усилия десяти тренированных людей, чтобы закрепить за ним участок земли, достаточный для достижения цели. При свете бледной луны, пока весь замок спал, они закляли землю от черного лимузина, который ждал их возвращения, до линии, проведенной вокруг замка, который Кейон считал своим.

Сейчас Лукан стоял примерно в сотне ярдов от замка и ждал. Горец не стал тратить время и силы на защиту большую, чем было необходимо, да в этом и не было смысла. Лукан подобрался к замку не ближе, чем рассчитывал горец.

До тех пор пока он не пересечет черту, Кейон не мог использовать магию против него. До тех пор пока черту не пересечет Кейон, Лукан не сможет использовать магию против горца. Они оба были бессмертны, оба тут же заживляли раны и не могли навредить друг другу ничем, кроме колдовства. Уже очень давно они вычислили, какими заклятиями нейтрализовать силу друг друга. Только так мощные колдуны соглашались встречаться с глазу на глаз — на нейтральной территории. Кейон не пересечет линии, Лукан тоже, разве что одному из них удастся спровоцировать другого, а для этого они были слишком умны.

Да, Лукан был бессмертен, и его нельзя было уничтожить физически, но можно было заколдовать. Если ему хватит глупости шагнуть за поставленный Кейоном барьер, горец поймает его, спеленает в кокон и погрузит в мистический стазис, беспомощного, как муха в паутине.

Да, со временем Лукан придумает, как выбраться, но он слишком дорожил своим временем, чтобы рисковать. И он не хотел ввязываться в открытый бой с Кейоном.

Ситуация была хуже, чем он предполагал. Лукан чувствовал мощь двух Келтаров, которые жили в замке. Он ничего не знал о них, но их сила была такой же древней, как и их имена. Они были очень сильны. Не так, как Кейон. Но и не так, как знакомые ему друиды.

Лукан прибыл вчера вечером и быстро докопался до сути: не было способа пробраться в этот замок без помощи изнутри.

Вот почему он потратил ночь на чары, вот почему стоял сейчас здесь.

Что ж, он снова прибегнет к своим уловкам, как и тысячу сто тридцать три года тому назад.

— Тревейн. — Ноздри Кейона яростно раздувались, когда он выплюнул это имя.

— Келтар, — выплюнул в ответ Лукан, и словно самая едкая из всех кислот заструилась по его черному от татуировок языку.

Этот язык произносил такие жуткие заклятия и такое отвратительное вранье, что, казалось, давно должен был сгнить у колдуна во рту так же, как сгнила в его теле душа.

— Что-то не похоже, что ты готов умереть ради меня, — поддразнил Лукан.

Кейон мягко рассмеялся.

— Я готов был умереть еще тысячу лет назад, Тревейн.

— Правда? Я видел фотографии твоей женщины. Она довольно привлекательна. Я трахну ее, как только уплачу десятину.

— Ты никогда больше не уплатишь десятины, Тревейн.

— А тебе придется смотреть на нас, горец. Я прижму ее к твоему зеркалу и…

Кейон отвернулся и зашагал к замку.

— Ты зря тратишь мое время, Тревейн.

— Тогда зачем же ты вышел, Келтар?

Кейон повернул обратно, подошел к линии и пнул барьер. Они стояли так близко, что едва не соприкасались носами. Лишь волосок отделял их друг от друга и гарантировал безопасность.

Лукан заметил движение за спиной горца. На ступенях богато оформленного главного входа появилась женщина. Как он и надеялся.

— Чтобы посмотреть тебе в глаза, Лукан, — тихо сказал Кейон. — Увидеть в них смерть. И я ее увидел.

Он снова резко отвернулся и направился к замку. И посмотрел на вход.

— Вернись в замок, Джессика. Немедленно.

— А что она думает обо всем этом, Келтар? — снова заговорил Лукан, повышая голос, чтобы девушка его услышала. — Она жаждет мести так же, как и ты?

Кейон не ответил.

— Скажи мне, готова ли она к твоей смерти так же, как ты, горец? — крикнул Лукан.

Кейон перешел на бег.

— Я не верю, что ты хочешь умереть, Келтар, — кричал Лукан ему вслед. — И я не хочу умирать. Я готов почти на все, чтобы остаться в живых. И думаю, что согласен на все, что угодно, лишь бы уплатить десятину Темному Стеклу в полночь Самайна, — Его голос гремел, слова эхом отражались от каменных стен замка.

Кейон в несколько прыжков оказался у входа. Схватив Джессику за плечи, он затащил ее внутрь и захлопнул дверь.

Лукану было все равно. Он достиг того, за чем пришел. И его последние слова предназначались вовсе не Келтару. Они предназначались женщине, которая стояла на ступенях и глупо позволила своим эмоциям отразиться на лице. Она сжала руки в кулаки, ее глаза блестели от горя.

На это понадобится время. Лукан не сомневался, что пройдет несколько дней, с потерей которых он вынужден будет смириться, и кое-кто умрет, став жертвой его недовольства. Да, Лукан не мог прочитать ее мысли, он снова врезался в странный, гладкий и твердый барьер вокруг ее сознания, но он читал язык ее тела. Нет никого глупее влюбленной женщины.

— Подумай об этом, Джессика Сент-Джеймс, — прошептал Лукан. — Пусть эта мысль пожирает тебя изнутри.

Много часов спустя, когда Лукан Тревейн давно уже вернулся в своем черном лимузине туда, откуда явился, Джесси уставилась на экран компьютера в темной библиотеке.

Она прижала ладони к холодной столешнице под мягко подсвеченным портретом патриарха клана МакКелтаров, жившего в восемнадцатом веке, и его жены. Джесси старалась держаться подальше от клавиатуры и мыши.

Было четыре часа утра, и в замке было тихо, как в могиле. Да он и казался ей могилой. Не только ее впечатлило появление колдуна. Тягостное предчувствие охватило всех МакКелтаров.

Только Кейон испытывал мрачное удовлетворение. «Лукан пришел умолять. Он понял, что я победил», — сказал он Джесси.

Победил, мать его. Смерть — это не победа. Только не для нее.

Лукан Тревейн был злом. Это он должен умереть, а не Кейон.

Джесси взъерошила волосы, глядя на экран. Лукан Тревейн пугал ее до судорог. Она не знала, чего ожидать от древнего врага Кейона, но, несмотря на все предупреждения, оказалась совершенно не готова к увиденному.

Лукан был не похож на человека. Пластина в ее голове защищала ее от принуждения и глубокого сканирования, но она же защищала ее от магии, и, в то время как Хло и Гвен видели привлекательного мужчину, Джесси смогла разглядеть истинный облик темного колдуна.

На его теле было столько татуировок, что казалось, будто его кожа покрыта язвами. Он двигался с отвратительным автоматизмом, как рептилия. Его глаза, если их можно было так назвать, были узкими красными щелками. Язык мелькал черной лентой, когда он говорил.

Но еще хуже его внешности была дрожь, которую он вызывал. Он буквально излучал древнее зло.

Она ясно слышала каждое его слово.

Джесси хотела остаться в замке, как и приказывал Кейон.

Но когда они сошлись лицом к лицу, когда она увидела своего мужчину рядом с этим… извращенцем на лужайке, Джесси не могла остановиться.

Ее инстинкты требовали предпринять хоть что-то — что угодно, — чтобы помочь Кейону, хотя она и понимала, что ничего не сможет сделать против Тревейна. В тот миг она поняла Кейона. От древнего колдуна исходили волны зла невероятной мощи. Теперь, когда она своими глазами увидела его, она могла оценить перспективы того, что случится, если Тревейну удастся заполучить Темную Книгу. После этого его невозможно будет остановить.

«Я согласен на все, что угодно, лишь бы уплатить десятину Темному Стеклу в полночь Самайна», — сказал колдун.

Джесси не была дурой.

Она знала, что он искушает ее.

Проблема заключалась в том, что за наживка была на его крючке.

Жизнь Кейона.

Джесси закрыла лицо ладонями, потерла виски. Когда Тревейн это сказал, какая-то испорченная часть ее души тут же попыталась решить, как с ним связаться.

Ответ пришел тут же. Электронная почта. Ну конечно же. [email protected]. До сих пор у нее не было причин о нем вспоминать.

Через секунду Джесси подняла голову и посмотрела на экран.

Батарея ее ноутбука разрядилась, адаптера у нее не было, поэтому пришлось ждать, пока все в замке уснут, и лишь потом оставить свое импровизированное ложе, промчаться по каменным коридорам и включить один из трех компьютеров в библиотеке МакКелтаров.

В ее почтовом ящике было более сотни новых писем.

Сорок два из них прислал Лукан Тревейн. Он пытался связаться с ней через определенные промежутки времени, с той самой ночи в отеле. У более ранних писем поле для темы оставалось пустым. В последних письмах темами служили откровенные подначки: «Ты любишь его, Джессика?», «Ты готова смотреть, как умирает твой горец?», «Ты можешь спасти его», «А он позволил бы тебе умереть?», «Купи себе время, Джессика, живи ради будущей битвы».

Примитивная уловка. Но очень эффективная.

Все, что ей нужно сделать, — это начать переговоры. Джесси не сомневалась, что Тревейн уже вернулся в свою резиденцию в Лондоне — или остановился в нескольких милях по дороге, где-то между замком и Инвернессом и ждет, когда она это сделает.

Ждет простого «да», чтобы сохранить жизнь Кейона.

Но какой ценой?

Ее затошнило.

«Ты ведь видишь его истинное лицо, девочка?» — спросил ее Кейон, когда затащил обратно в замок.

Джесси кивнула, стараясь не расплакаться, потому что поняла, к чему он ведет.

«Я единственный, кто может остановить его, Джессика».

Ага, именно к этому.

«И только я стою между этим монстром и монстром с неимоверной силой».

«Мне не нужен краткий курс этики, Кейон», — огрызнулась она. И тут же пожалела о своих словах.

У них осталось так мало времени. Джесси поклялась себе, что не испортит ни единого момента, не позволит своей боли, ярости и горю пролиться на горца. Она оставит эти чувства на потом, на то время, когда ей больше нечего будет терять.

А сейчас она собиралась дарить своему благородному, сильному, целеустремленному возлюбленному только то, что могла ему подарить: идеальные дни и идеальные ночи.

Идеальную маленькую жизнь, на которую у них почти не осталось времени.

«Прости меня», — тихо попросила Джесси.

«Нэй, девочка. Это ты прости меня, — ответил он, привлекая ее к себе. — Я должен был с самого начала сказать тебе, что…»

«Не надо! — Она прижала палец к его губам. — Никаких сожалений. Не смей. Я ни о чем не жалею».

Ложь. Сожаления пожирали ее заживо. Джесси жалела, что не переспала с ним в номере отеля. Сожалела, что не осталась в ту ночь в кабинете профессора Кини и не вызвала Кейона из зеркала. Тогда у них было бы больше времени.

Сожалела, что оказалась такой трусихой.

И что не могла сказать: «Да пошел он, этот мир! Пусть сами защищаются от Лукана. Пусть кто-то другой спасает их задницы. Не мой мужчина. Ведь как же я?»

Джесси прикусила губу и уставилась на экран. Потянулась к мышке. Отдернула руку. Снова потянулась, замерла, удерживая над ней палец. Даже не прикасаясь, Джесси чувствовала жуткий холод.

У нее есть выбор: потерять Кейона, позволив ему умереть, или потерять Кейона, предав его и заключив союз с его врагом, чтобы сохранить ему жизнь.

Так или иначе, она его потеряет.

А если она сохранит ему жизнь, он наверняка возненавидит ее.

— Я не могу этого сделать, — прошептала она, качая головой.

Джесси выключила компьютер и вышла из библиотеки.

Когда дверь за ней закрылась, из-за занавески вышел Дэйгис, посмотрел на потемневший экран и вздохнул.

Чуть раньше, после того как уехал Лукан, Джесси загнала его в угол, когда Дэйгис торопился — незамеченным, как он считал, — к черному входу в замок, стараясь избежать встречи с Кейоном, как он делал это уже несколько дней, чтобы не дать родственнику возможности прочитать его мысли.

«Дэйгис, эти древние люди, Драгары, которые были в тебе, знали хоть что-то? Есть ли способ его спасти?» — Ее лицо было опустошенным, зеленые глаза потемнели от горя.

Он глубоко вздохнул и дал ей тот же ответ, что и Драстену, когда несколько дней назад брат задал ему такой же вопрос.

«Нэй, девочка», — солгал Дэйгис.

 

26

«Воспоминания/день девятый. Сегодня мы с Кейоном поженились!

Это было совершенно не похоже на свадьбу, какой я себе ее представляла, но это было просто идеально.

Церемония состоялась в часовне замка. Мы обменялись клятвами, потом записали свои имена в библию Келтаров, на толстом желтоватом пергаменте с золотой окантовкой.

Джессика МакКелтар, жена Кейона МакКелтара.

Драстен, Гвен и Хло были свидетелями. Дэйгис плохо себя чувствовал, поэтому не пришел.

Кейон теперь мой муж!

У нас был свадебный завтрак, торт, и шампанское, и медовый месяц — в дождливый серый день, на огромной кровати у ревущего пламени камина, в пятисотлетнем шотландском замке.

Его клятвы были прекрасны, гораздо лучше моих. Я знаю, что МакКелтары тоже так подумали, потому что Гвен и Хло буквально затаили дыхание, на глазах у них выступили слезы. Даже Драстен, казалось, был тронут.

Я хотела сказать ему те же слова, но Кейон мне не позволил.

Он действительно забавно себя вел. Прижал одну руку к своему сердцу, а другую к моему — это было так романтично! — и сказал:

"Потеряешь ли ты что-то, сохранится мое почтение к тебе.

Останешься ли одна, моя душа будет с тобой.

Придет ли вскоре смерть, моя жизнь станет твоей.

Я дарован тебе".

От этих слов у меня дрожь прошла по всему телу.

Господи, как же я его люблю!»

«Воспоминание/день восьмой: Этим утром мы думали о том, как назовем наших детей. Кейон хочет, чтобы были девочки, похожие на меня, а я хотела бы мальчиков, таких же как он, так что мы решили, что у нас будет четверо детей: два мальчика и две девочки.

(Я согласна и на одного ребенка. Если кто-то там, наверху, меня слышит, Я СОГЛАСНА И НА ОДНОГО, ПОЖАЛУЙСТА!)»

«Воспоминание/день пятый. Черт его побери — он попросил меня не присутствовать, когда это будет происходить!»

Джесси не думала, что этим все закончится. Разговор начался довольно невинно. Они отдыхали на кровати в Серебряной комнате, Кейон растянулся на спине, довольная Джесси лежала на нем. Ее груди прижимались к его мускулистой груди, ноги охватывали его бедра (и каждый раз, стоило ей шевельнуться, по телу разбегались иголочки ощущений от недавнего оргазма). Джесси прижималась лицом к теплой ямке на его ключице.

Они занимались любовью уже несколько часов и как раз смеялись над тем, что пора совершить набег на кухню, но у них не было сил двигаться.

А когда перестали смеяться, повисла странная, неуютная тишина. Такие моменты все чаще случались в последнее время, поскольку слишком много было тем, которые они старались не затрагивать.

— А если разбить зеркало, Кейон? — выпалила Джесси, чтобы прервать эту тишину. — Что может случиться?

Он положил руку ей на затылок, запустил пальцы в темные кудряшки.

— Это зеркало — мое окно, или дверь, как пожелаешь. На самом деле тюрьма, в которой я обитаю, находится в иной реальности. Если зеркало разбить, я застряну там навсегда. И когда десятина не будет уплачена, я умру, как и Лукан. Он — в твоем мире, а я в каменном мешке без окон.

Джесси содрогнулась, представив и возненавидев то, о чем он говорил.

— Если ты знал, что разбитое зеркало не позволит Лукану уплатить десятину, почему же ты не разбил его еще по пути в Чикаго?

— Ох, девочка, до того, как я встретил тебя, никто не мог вызвать меня из зеркала. Я пытался уговорить вора сделать это, но он подумал, что сходит с ума. После этого я решил, что мудрее всего позволить времени и расстоянию отделить меня от Лукана. Тревейн постоянно искал предметы силы, и у него было много знакомых. Я не знал, с какими торговцами он поддерживает связь, и боялся, что, если буду продолжать свои попытки, меня вернут к нему задолго до Самайна. А потом я встретил тебя и понял, что должен защитить тебя. Только поэтому я волновался, как бы стекло не разбилось и ты не осталась без защиты. — Он помолчал, затем тихо добавил: — А кроме того, я никогда так сильно не хотел жить, как с момента нашей встречи. Более тысячи лет жизнь означала для меня только возможность отомстить. А затем, когда такая возможность появилась, жизнь внезапно стала мне очень дорога. Это было самое горькое из лекарств.

Джесси и сама чувствовала эту горечь. Каждый бесценный день утекал сквозь пальцы, а Драстен и Дэйгис продолжали качать головами и говорить, что все еще не нашли способа спасти его. Воля Джесси становилась все слабее.

Кейон мог считать свою смерть необходимостью, но она никогда с ним не согласится.

Каждую ночь наступал момент, когда Джесси оказывалась в темной библиотеке и сидела у компьютера, вцепившись в ноутбук. Последние несколько ночей она не решалась даже включать его.

Потому что с каждым днем ее воля слабела. Этика? Что такое этика? Джесси была не уверена, что знает, как пишется это слово. Его не было в ее лексиконе.

— А что, если его разбить, пока ты снаружи! — продолжала она.

— То же самое. Ведь не само зеркало забирает меня обратно, я возвращаюсь в реальность Невидимых. Когда часы свободы, отпущенные мне на день, истекут, я снова вернусь туда, но у меня не останется выхода. И Лукан все так же не сможет уплатить десятину, а значит, мы оба умрем.

— О господи! — воскликнула Джесси, отталкивая его. Села и ударила по матрасу кулаком. — Я окружена магией! Вы трое — друиды. Мало того, ты колдун, а Дэйгис был одержим тринадцатью древними злобными созданиями! Ну неужели никто из вас не знает заклинания, необходимого, чтобы разорвать эту дурацкую сделку?

Кейон покачал головой.

— Я понимаю, о чем ты, но нэй. Келтары призваны защищать Реликвии Светлых, а не Невидимых. Некоторые из нас возились с вещами, которые лучше было бы оставить в покое, но мы очень мало знаем о черной магии и еще меньше о темной половине Туата де Данаан.

— Но должен быть какой-то выход, Кейон!

Он сел и схватил ее за плечи. Глаза цвета старого виски были бешеными.

— Девочка, ты думаешь, что я хочу умереть? Неужели ты считаешь, что, если бы был другой способ остановить Лукана, я бы им не воспользовался? Я люблю тебя! Я совершил бы что угодно, лишь бы выжить! Но дело в том, что именно моя жизнь делает Лукана бессмертным, и ничто, кроме моей смерти, не сможет его уничтожить. Со временем он найдет Темную Книгу. Ему нельзя этого позволить. На кону не только наша жизнь, речь идет о будущем всего мира. Пока что я могу его остановить. Но еще немного, и никому это не удастся.

— А ты не сможешь с этим жить, — сказала Джесси, не в силах сдержать горечь. — Тебе нужно быть героем.

Кейон покачал головой.

— Нэй, девочка. Я никогда не был героем и не пытаюсь стать им сейчас. Но есть вещи, с которыми можно жить дальше, а есть те, с которыми нельзя. — Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Я говорил тебе, что попал в зеркало, потому что меня предали, и это большая часть правды. Но я не сказал тебе, что я сам хотел заполучить Темное Стекло Невидимых.

Джесси замерла.

— Зачем?

Неужели он наконец расскажет ей, что произошло с ним много лет назад?

— Когда-то мы с Луканом были друзьями. По крайней мере я так считал. Позже я узнал, что с самого начала это было лишь притворство.

— Разве ты не мог прочитать его мысли?

Кейон кивнул.

— Айе, я это сделал, потому что моей матери он не нравился. Но поверхностная проба ничего не показала. И я не стал углубляться. Я самонадеянно полагал, что превосхожу его в силе и знаниях, и не считал Лукана серьезной угрозой. В чем ужасно ошибался. Я не знал, что он специально разыскивал меня, чтобы я помог ему добраться до Темного Стекла. Не знал, что он ублюдок, сын неизвестного друида и деревенской шлюхи, и что всю жизнь он ненавидел других друидов. Они отказались учить его, отказались принять в свой круг.

Все знания и силу, которые Лукан получил до нашей встречи, он добыл с помощью жестокости и кровопролития. Долгие годы он ловил и пытал более слабых друидов, чтобы получить их знания. Даже сильные друиды старались обходить его стороной. Но ему не удавалось заполучить друида, который обладал бы знанием Гласа, а этим умением Лукан отчаянно стремился овладеть.

Как-то он узнал обо мне и приехал в Шотландию, в мои горы, а я, отгородившись от мира, ничего о нем раньше не слышал. Позже я узнал, что весь Уэльс, Ирландия и большая часть Шотландии слышали сказания о Лукане «Мерлине» Тревейне. Но не я. Он притворился моим другом. Мы начали обмениваться знаниями, подталкивали друг друга, пытались узнать, что каждый из нас умеет. Лукан рассказал мне о Магическом Стекле и вскоре предложил помочь достать его, если я в обмен научу его Гласу.

— Магическом Стекле?

— Айе. — Кейон горько улыбнулся. — Лукан лгал мне о том, чем оно является. Он сказал, что зеркало предсказывает будущее. Что оно может изменять ход событий, которые еще не произошли. Мне это казалось очень заманчивым. Особенно с тех пор, как я стал задумываться о собственной жизни. Я начал сомневаться, что найду свою вторую половинку. В конце концов, мне было двадцать лет.

— Вторую половинку?

— Легенда гласит о том, что у каждого Келтара есть истинная пара, идеальная жена, вторая половинка. Если Келтар найдет ее, они могут обменяться друидскими клятвами и навеки связать свои души, что бы ни ожидало их в жизни и за гранью смерти, навечно. — Он помолчал, словно прислушиваясь к себе. — Если же, — пробормотал Кейон, — клятву приносит только один, то привязан будет только он. Второй может любить того, кого он или она выберет.

Джесси забыла, как дышать. А как друид Келтар узнает свою пару? Я — твоя половинка? Ей очень хотелось это спросить. Но она ни за что этого не сделает, потому что, если Кейон скажет «нет», она просто умрет. Лишь миг спустя до нее дошли его последние слова.

— Подожди, ты хочешь сказать, что если один произносит клятву, он становится навеки связан с другим, с человеком, который может не ответить взаимностью, и эта связь будет существовать целую вечность?

— Айе, — тихо сказал он.

— Но это же ужасно! — воскликнула Джесси.

Горец пожал плечами.

— Все зависит от обстоятельств. Кто-то может считать это подарком судьбы.

Он быстро сменил тему:

— Я согласился на сделку, обучил Лукана Гласу, и однажды утром мы отправились в деревеньку в Ирландии, где Темное Стекло хранилось в неприступной крепости. Его защищала дюжина святых и группа воинов.

Тревейн научил меня древнему заклятию, и я произнес его, когда мы подъезжали. Наш план был прост: мы хотели усыпить защитников, зайти, забрать зеркало и выйти. У меня не было причин не доверять Лукану. Он несколько раз демонстрировал мне действие этого заклинания, и ничем, кроме крепкого сна, оно не грозило. Лукан просил меня произнести магические слова, потому что ему самому не хватало сил, чтобы погрузить в сон всю деревню, а я это мог. Я делал все, чтобы научить его, но все, что ему удавалось, — это подчинить Гласу нескольких человек, находящихся с ним в одной комнате. Самому Гласу можно научить, однако сила, которую человек использует для заклятия, дается при рождении. Лукан был силен в другом.

— О господи, — выдохнула Джесси. — Скажи мне, что все было не так, как я думаю.

Кейон кивнул. Его взгляд стал отсутствующим, словно горец вернулся в прошлое и видел сейчас Ирландию девятого века.

— Заклятие вызывало сон только потому, что у Лукана не хватало силы напитать истинное заклятие смерти. Я не знал этого, как не знал и других «талантов», которые так редко проявлялись в нашем роду, что я просто о них не думал. Я считал, что произношу безобидное заклинание, до самого последнего момента, когда опустился на колени у Темного Стекла и коснулся святого, который лежал, раскинувшись, на полу. Думаю, он пытался разбить зеркало, чтобы оно нам не досталось, но мое заклятие было слишком мощным и быстрым.

Святой был мертв. А я сидел там и все никак не мог понять, что произошло и как меня предали, не мог понять, зачем это Лукану, а он в это время связывал меня темным заклятием зеркала. У него было заклятие, золото и человек для жертвы, а я только что пролил для него кровь невинных.

Внезапно я оказался в зеркале и смотрел на Лукана уже оттуда.

Когда мы выезжали из деревни, он не закрывал зеркала, чтобы убедиться — я увижу, что натворил. Одним заклятием я убил не только стражей зеркала, я уничтожил всю деревню Кэпскорт. Мужчин, женщин, детей. Все они упали замертво там, где стояли. Сотни трупов лежали на улицах, будто мор внезапно поразил их. Этим мором был я. — Кейон закрыл глаза, словно пытаясь избавиться от жуткого видения.

— Но ты же не хотел, — заговорила Джесси.

Будь проклят Лукан! Она знала Кейона — и знала, что в глубине души он до сих пор переживал каждую смерть, оказавшуюся на его совести.

— Ты же не собирался никого убивать!

Он открыл глаза и слабо улыбнулся.

— Я знаю, девочка, — сказал горец. — И на самом деле я больше не казню себя за то, что совершил в тот день. Есть вещи, которые можно изменить, а есть такие, с которыми приходится просто жить дальше. Я живу с этим.

Он обхватил ее лицо ладонями и заглянул Джесси в глаза.

— Но я не смогу жить, отдав в руки Лукана Тревейна силу, с которой его невозможно будет остановить. Тогда погибла деревня. С Темной Книгой он уничтожит города, даже миры. Только моя смерть способна предотвратить это. — Он помолчал. — Милая Джессика, ты должна смириться с этим так же, как и я. У меня нет выбора.

— Я не могу! — воскликнула она, вытирая слезы. — Не требуй от меня этого.

— Девочка, я хочу, чтобы ты мне пообещала, — сказал Кейон тихо и настойчиво. — Я много об этом думал. Я не хочу, чтобы ты была там, когда все произойдет.

Джесси словно ударили в живот. Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Она запрещала себе задумываться о будущем, представлять в деталях то, что случится. То, как она будет стоять у зеркала и смотреть, как ее горец за одну ночь станет старше на тысячу лет.

И превратится в горстку праха.

— Мы проведем вместе оставшееся время, что я буду свободен, а затем ты уйдешь куда-нибудь с остальными. Пообещай мне это, — настаивал он. — Драстен поклялся разбить зеркало, когда все закончится, чтобы никто больше не мог стать его пленником.

— Это нечестно, Кейон, ты не можешь…

— Я могу и сделаю это. Это последняя просьба умирающего, — хрипло сказал он. — Я хочу, чтобы ты запомнила меня мужчиной, девочка, своим мужчиной. А не пленником черной магии. Я не хочу, чтобы ты видела мою смерть. Пообещай мне, что не будешь смотреть, Джессика. Пообещай мне и сдержи слово.

Джесси больше не могла сдерживать слезы. По щекам побежали горячие мокрые дорожки.

Она смотрела на горца сквозь пелену слез, и перед ее внутренним взором пролетала целая жизнь надежд и желаний, любовь, семья, дети, которых у них никогда не будет.

Это было уже слишком.

Когда Джесси снова заговорила, ее голос был низким и страстным.

— Я обещаю тебе, Кейон МакКелтар, что не увижу твою смерть.

Он привлек ее в объятия, чтобы поцеловать, а Джесси закрыла глаза и возблагодарила небеса за пластину, которая защищала ее мысли.

Она пообещала ему то, что он просил, но имела в виду совсем другое.

 

27

Самайн

Двадцать девять минут до полуночи

— Вот и все, Джессика. Барьеры отодвинуты. Ты понимаешь, что это значит?

Джесси глубоко вздохнула и кивнула.

— Да, — тихо ответила она. — Теперь Лукан сможет войти в замок, но ему не удастся прибегнуть к колдовству.

— Не думай, что ты в безопасности, девочка. Он может причинить тебе вред, как и любой другой мужчина. Я хочу, чтобы ты носила вот это.

Дэйгис закрепил ножны на ее предплечье и вложил в них кинжал с простой рукоятью, острием к локтю, рукоятью к запястью.

— Закрой его свитером.

Джесси послушалась.

— Сделай вот так. — Дэйгис взмахнул рукой. — Урони его. Девушка повторила движение и удивилась тому, как гладко все сработало, — рукоять очутилась в ее руке.

Он помог ей вернуть кинжал в ножны.

— Лукан в отчаянии, Джессика. Это единственная причина, по которой он согласился. Не думай, что его согласие искренне.

Жди измены. Каждый миг будь готова к любой подлости. К предательству.

Она внимательно на него посмотрела. Слова «к предательству» были произнесены с какой-то странной уверенностью. Так, словно Дэйгис знал что-то, чего не знала она.

— Но вчера ты сказал, что он передаст десятину через стекло и уйдет, — запротестовала она. — Ты сказал, что он сосредоточится на поисках Темной Книги и только потом вернется, чтобы забрать зеркало у Келтаров. На этом основан наш план, разве нет? Мы собирались выиграть время. Так?

Дэйгис долго смотрел на нее.

— Я просто советую тебе быть постоянно настороже, девочка. Постоянно, — повторил он. — Берегись. Ни на секунду не расслабляйся. Ты не знаешь, что может с тобой случиться. Запомни это. И будь готова ко всему. Ко всему.

— Ты начинаешь меня пугать. Ты думаешь, что…

— Тише, девочка, — оборвал он ее. — Я должен идти. Времени мало, а мы не хотим, чтобы он меня видел. Лукан считает, что ты действуешь в одиночку. Вот пусть так и считает. Но не бойся, я присмотрю за тобой.

Дойдя до середины коридора, Дэйгис оглянулся.

— Постоянно настороже, девочка, — прошипел он.

Джесси сглотнула. Напрягла запястье, чтобы почувствовать клинок.

— Постоянно настороже, Дэйгис, — отозвалась она. — Обещаю.

Двадцать минут до полуночи

Джесси торопливо шагала по коридору. Ее била дрожь. Пять дней назад, когда девушка пообещала Кейону, что не увидит его смерть, она утратила надежду, но приобрела бесконечную решимость.

Однако той же ночью, чуть позже, обстоятельства кардинально изменились.

После того как зеркало забрало Кейона, Джесси вышла из Серебряной комнаты и отправилась в библиотеку, чтобы начать переговоры с Луканом.

Она сидела за компьютером, открыв свой почтовый ящик и собираясь нажать на одно из его сообщений, и тут из-за занавески появился Дэйгис, поймав ее на месте преступления. Он сказал, что уже несколько ночей провел в библиотеке и знает, что Джесси получает письма от Лукана.

Девушка смотрела на него, ожидая, что он сейчас потащит ее в какой-нибудь средневековый донжон для наказания, но Дэйгис шокировал ее еще больше, сказав:

— Ты действительно во что бы то ни стало хочешь сохранить его жизнь, девочка?

Решив, что терять ей уже нечего, Джесси ответила честно и просто:

— Я сделаю что угодно. Даже если Кейон возненавидит меня.

— Он не станет тебя ненавидеть, Джесси, — заверил ее Дэйгис. — Он будет ненавидеть меня.

Она на это и рассчитывала. Нет, не на то, что Кейон будет ненавидеть Дэйгиса, а на то, что он когда-нибудь простит ее за то, что она позволила его древнему врагу уплатить десятину.

— Но ты ведь говорил, что не знаешь, как освободить Кейона. Зачем тебе это?

— А тебе? — ответил Дэйгис вопросом на вопрос.

— Я верю, что существует способ освободить его, просто нам нужно время, чтобы узнать, что это за способ.

— Я тоже верю, что такой способ существует, девочка, — ответил Дэйгис после короткой паузы.

— Правда? — При этих словах ее сердце ожило.

Одно дело, что она сама в это верила. Она была в таком отчаянии, что цеплялась за любую надежду. И совсем другое, когда в такую возможность верил друид Келтар, — надежда обретала под собой основание. Потому что Драстен и Дэйгис ни за что не стали бы рисковать, давая Тревейну возможность добраться до Темной Книги, то есть они уверены, что смогут освободить Кейона вскоре после того, как десятина будет уплачена.

Было почти невозможно скрыть от Кейона ее настроение. Особенно сегодня — ведь он был уверен, что сегодня их последний день вместе, — но Джесси это удалось. Дэйгис настоял на том, чтобы она ни с кем не делилась их планами, даже сказал, что не станет ей помогать, если она не сможет убедить Кейона, что тоже считает этот день последним. «Кейон убежден, что это единственный путь, девочка, — сказал Дэйгис. — И, боюсь, попытается помешать нам, если узнает, что мы собираемся его остановить».

Ей пришлось разыгрывать роль, и это чуть не убило ее, — слава богу, что ей не пришлось на самом деле переживать то, что она играла! — но Джесси была убедительной, поскольку не могла потерять единственный шанс спасти его.

«Напиши Тревейну, — сказал ей в ту ночь Дэйгис. — Сообщи, что ты поможешь ему пробраться в замок и уплатить десятину, но зеркало останется у Келтаров».

Она это сделала. Сначала Тревейн отказывался, предлагая миллиарды альтернатив, которые Джесси под руководством Дэйгиса отклонила.

Но вчера поздно ночью, за двадцать четыре часа до часа «X», Тревейн наконец согласился.

И теперь — Джесси остановилась у черного хода, резко вдохнув, — он был здесь. У нее мурашки бежали по коже. Она чувствовала его через дверь — холод, тьму, разложение, и все это было слишком близко.

А она собиралась подойти еще ближе.

Тревейн согласился на сделку только после того, как Джесси предложила себя в заложницы.

«Ты должна помочь мне войти и выйти из замка».

Она широко открытыми глазами смотрела тогда на Дэйгиса. Он резко помотал головой. Но иначе темный колдун отказывался шагнуть на защищенную землю Келтаров, и Дэйгис наконец кивнул.

«Откуда мне знать, что это не ловушка?» — напечатал Тревейн.

«А мне?» — ответила Джесси.

После этого переписка прекратилась. Они действительно достигли соглашения. Оба рисковали всем. И знали это.

Джесси посмотрела на часы.

Оставалось одиннадцать минут до полуночи.

Дэйгис был непоколебим, утверждая, что они дадут Тревейну ровно столько времени, сколько нужно, чтобы дойти до зеркала и внести десятину. «Я не хочу, чтобы он провел с тобой хоть одну лишнюю секунду. Когда все закончится, я покажусь и мы вышвырнем его из замка».

Джесси сосредоточилась, готовясь встретиться с Тревейном.

Что бы ни произошло, она не выкажет ни страха, ни слабости. Она Джессика МакКелтар, жена Кейона, и он будет гордиться ею.

Ублюдок, которого она собиралась впустить в замок Келтаров, заточил ее мужа в тюрьму на одиннадцать веков и тридцать три года, и, хотя Джесси никогда не считала себя жестокой, она вонзит кинжал в сердце Тревейна, как только ей представится такая возможность.

Она убрала задвижку и повернула дверную ручку.

— Лукан, — холодно сказала Джесси, склоняя голову.

— Добрый вечер, Джессика, — с сердечной улыбкой ответил Тревейн.

Когда он взял ее за руку, Джесси едва справилась с желанием отдернуть кисть.

Дэйгис стоял в коридоре за балюстрадой, которая выходила в главный зал, и чутко прислушивался. Оставив Джессику, он помчался на свой наблюдательный пункт, стараясь не попасть в поле зрения Кейона.

Его брат, Гвен и Хло надежно спрятались в дальней комнате. Всего несколько часов назад Дэйгис вынужден был скрывать свои планы и от них, чтобы его могущественный предок не смог прочитать и намека в их сознании.

«Это слишком опасно!» — рычал Драстен.

«Но это единственный выход, брат», — ответил он.

«Драгары знали это наверняка?»

«Айе».

«Очень многое может пойти не так, Дэйгис. Ты не сможешь контролировать происходящее».

Дэйгис не стал спорить. Риск был велик, и он знал это. Он должен был лишь подготовить сцену и надеялся, что инстинкты его не подведут и актеры сыграют, как надо.

Драстен не спешил соглашаться до тех пор, пока Дэйгис не заверил его, что при любом исходе Тревейн не передаст десятину. Что он сам остановит его при необходимости. Но только в самый последний момент, добавил он про себя.

В нескольких десятках метров от него, высоко на каменной стене, висело Темное Зеркало Невидимых.

Его поверхность была серебряной.

Дэйгис представил своего предка. Неужели Кейон растянулся на полу, заложив руки за голову, и, глядя в потолок, просто ждал смерти?

Если да, то он сам хотел бы убить Кейона, и причем всеми возможными способами. В крови Келтаров не было готовности к смерти. В особенности когда они встречали родственную душу и произносили свадебные клятвы. Дэйгис знал это. Он сам был в очень похожем положении.

И именно это дало Дэйгису подсказку.

Он посмотрел на часы.

«Жди предательства, — сказал он Джессике. — Жди предательства в самый последний момент».

Он не сказал ей, что предателем будет не Лукан, а он, Дэйгис.

* * *

Кейон прислушивался к часам, висевшим в главном зале, весь вечер отслеживая течение времени.

До полуночи осталось несколько минут, и он готовился в последний раз вдохнуть воздух. Он представлял лицо Джессики и собирался удержать ее образ до последнего мига.

Его отвлек звук приближающихся шагов. Она же обещала не смотреть, подумал Кейон, леденея.

Он дернулся и вскочил с пола, услышав звук, которого совершенно не ожидал.

Он услышал, как смеется Лукан Тревейн.

Нэй! Это невозможно! Этот ублюдок не мог пробраться в замок Келтар! Без посторонней помощи…

— О Господи, нэй, девочка, — прошептал Кейон. — Скажи, что ты этого не сделала. Скажи, что это не так.

Но ему не нужно было смотреть в зал, чтобы понять, что случилось непоправимое. И на самом деле он не мог винить ее. Он тоже не позволил бы ей умереть. Он горы бы свернул. За жизнь своей жены он сражался бы с Богом и дьяволом.

Джесси предала его.

Он слабо улыбнулся.

И тем самым оказала ему великую честь. Его Джессика любила его настолько, что нарушила ради него все правила, приговорила к смерти весь мир, только бы сохранить ему жизнь.

Он сделал бы для нее то же самое. Он во что бы то ни стало сохранил бы ее жизнь.

— Горец, — зазвенел голос Лукана, — ты мой еще на один век.

Улыбка Кейона поблекла. К сожалению, ее действия ничего не изменили.

— Только через мой труп, — пробормотал он. Что, как он всегда знал, было единственным способом.

* * *

Джесси смотрела вверх, на лестничный пролет высоко над залом. Там она спала каждую ночь, если Кейон не был свободен, чтобы присоединиться к ней в постели.

Он видел из зеркала, как она стоит рука об руку с его врагом. На миг Кейон зажмурился, словно стараясь избавиться от наваждения. А потом мягко сказал:

— Вызови меня, девочка. Ты ведь не хочешь этого делать. Ты должна позволить мне остановить его.

Джесси посмотрела на высокие древние часы в нише слева от лестницы. Пять минут до полуночи.

Прикусив губу, она покачала головой.

— Джессика, ты не только сохранишь мне жизнь, ты спасешь и его тоже. Мы ведь уже говорили. Ты должна вызвать меня наружу.

Она одеревенела от напряжения, но снова покачала головой.

Когда зеркало внезапно ярко засияло и зал исказился, в первый миг Джесси просто не могла этого осознать.

А затем Дэйгис вышел из тени за балюстрадой, и она поняла, что это он пробормотал заклинание, чтобы выпустить Кейона, — заклинание, которое она сама ему сообщила в тот первый день в библиотеке, — и сделал это так тихо, что ни она, ни Кейон не услышали.

Но почему?

— Дэйгис, что ты… почему ты… ох! — вскрикнула Джесси.

Он шагал прямо к Темному Стеклу, и она не сомневалась в его намерениях.

Ее ошеломило предательство Дэйгиса, и она не заметила опасности, пока не стало слишком поздно.

Лукан перебросил шелковый шнур через ее голову и крепко затянул его на шее, завязав удавку раньше, чем она сообразила, в чем дело.

— Сукин сын, отпусти ее! — заревел Кейон, вырываясь из зеркала.

Но вместо того, чтобы отпустить Джесси, Лукан слегка затянул удавку.

Девушка замерла. Ей было знакомо устройство гарроты. Один поворот, и она мертва. Она не осмеливалась сдвинуться на те несколько дюймов, которые были необходимы, чтобы воспользоваться кинжалом, который дал ей Дэйгис.

«Будь готова ко всему», — сказал он.

Теперь, горько подумала Джесси, ей понятны его слова.

Три минуты до полуночи

Лукан взял в заложницы его жену, набросил гарроту ей на шею.

— Возвращайся в зеркало, горец. Вернись в него по своей воле, и я сохраню ей жизнь. Пошел. Живее.

Кейон напрягся. Он должен был почувствовать это раньше, но ведь он ни о чем не подозревал. Айе, барьеры, не пускавшие Лукана в замок, были сняты.

Но барьеры, сковывающие магию Тревейна, все еще были на месте. А это значило, что он может заколдовать ублюдка, и тот не сумеет ему помешать.

Кейон открыл рот, и Лукан тут же зашипел:

— Скажи хоть одно слово из заклинания, и она мертва. Я не дам тебе шанса заколдовать меня. Если я услышу хоть один неверный звук, я сломаю ей шею.

Кейон стиснул зубы.

— Тебя это тоже касается, — рявкнул Лукан, обращаясь к Дэйгису. — Если кто-то из вас попытается произнести заклинание, она умрет. Возвращайся в стекло, Келтар. Немедленно. Мне пора передавать золото.

Столетия ненависти и злости захлестнули Кейона при взгляде на человека, который давным-давно украл его жизнь, а теперь угрожал его женщине.

Месть — вот для чего он жил так долго, что в нем почти не осталось ничего человеческого.

А потом появилась его чудесная страстная Джессика.

Когда-то ничего, кроме смерти Лукана Тревейна, не имело для Кейона значения. Не имела значения и цена. Еще недавно, двадцать шесть дней назад, он не желал ничего больше.

Но теперь, глядя на то, как древний враг удерживает в заложниках его жену, Кейон почувствовал, как у него внутри что-то меняется.

Его больше не волновало, выживет Лукан или погибнет. Важно было лишь вырвать из лап ублюдка свою жену и прожить достаточно долго, чтобы спасти ее. Чтобы она увидела рассвет завтрашнего дня и могла жить дальше. Она была его светом, его истиной, его самым сильным желанием.

Любовь к ней заполнила его, захлестнула, и в промежутке между двумя ударами сердца одиннадцать веков ненависти и жажды мести испарились, словно их никогда и не было.

Тревейн его больше не волновал.

Значение имела только жизнь Джессики.

Тихая решимость, неожиданное спокойствие заполнили душу Кейона. Никогда раньше он не ощущал ничего подобного.

— Ради тебя я бы тоже заключил сделку с дьяволом, девочка, — мягко сказал он. — Я бы тоже сделал что угодно. Я люблю тебя, Джессика. Ты моя единственная любовь. Никогда не забывай об этом.

— Возвращайся в стекло, горец! — зарычал Лукан. — Или она умрет. Я не шучу. Быстро!

— Ты хочешь передать десятину, Лукан? Хорошо. Чувствуй себя, как дома. Я не стану тебя останавливать.

Одним быстрым движением он обернулся, снял зеркало со стены, развернулся и бросил его, заставляя вращаться, через пятьдесят ступеней лестницы на холодный мраморный пол.

— Лови.

Второй раз в жизни Джесси воспринимала происходящее, как в замедленной съемке.

Признание Кейона в том, что она его единственная любовь, все еще звенело у нее в ушах, а она смотрела, как единственная вещь, способная спасти жизнь ее возлюбленного, летит к неотвратимой гибели.

Она знала, почему он это сделал. Чтобы спасти ее. Тревейн не мог одновременно удерживать гарроту и ловить зеркало. Кейон заставил его выбирать.

Ее муж хорошо знал своего древнего врага. Конечно же, тот бросился за зеркалом. Чтобы выжить сегодня и убить завтра.

Веревка ослабла на ее шее, когда Лукан прыгнул вперед.

Джесси сняла веревку и рухнула на пол, с колотящимся сердцем глядя на происходящее.

Даже если Лукан каким-то чудом успеет поймать зеркало высотой в человеческий рост, она не удивится, когда оно разобьется просто от силы столкновения.

Широко распахнув глаза, Джесси запрокинула голову, глядя вверх. Кейон стоял на верхней ступеньке лестницы, глядя вниз, на нее. В его глазах светилась любовь — такая чистая, такая сильная, что у Джесси перехватило дыхание.

Она смотрела на него, стараясь запомнить каждую черточку. Ей ни за что не успеть добежать до Кейона по этой лестнице, чтобы коснуться его. Обнять его. Поцеловать в последний раз.

Лукан был почти под зеркалом.

Почти.

Джесси вдохнула и забыла выдохнуть. Чудеса иногда случаются. Может, он успеет поймать зеркало, протолкнуть в него золото и Кейон останется жив.

В дюйме от вытянутых рук Лукана зеркало врезалось в пол. Один угол изукрашенной золотой рамы ударился о мрамор.

Темное Стекло разлетелось на тысячи звенящих осколков.

Для Джесси весь мир словно замер и сузился до этих осколков серебра, водопадом сыплющихся на пол.

Жизнь ее мужа была заключена в этих осколках.

Часы начали бить полночь, и воздух вырвался из ее легких с громким всхлипом.

Один. Два.

Джесси подняла взгляд на Кейона. Темное Стекло безнадежно разбито. Десятина никогда больше не будет уплачена. Она потеряла его.

Три. Четыре.

На краю сознания маячил страх перед Луканом, который замер, совершенно потерянный, у пустой расколовшейся рамы, посреди озера осколков.

Пять. Шесть.

Джесси чувствовала себя так же. Потерянной. Сбитой с толку. Этот день начался с надежды, а завершился отчаянием.

Она, как в тумане, заметила, что остальные МакКелтары присоединились к Дэйгису за балюстрадой и все, как завороженные, смотрят на разыгравшуюся перед ними сцену.

Семь. Восемь.

В глазах ее мужа была молчаливая просьба. Джесси знала, чего он ждал.

Она обещала не смотреть на его смерть. Запомнить его своим мужчиной, а не пленником темного колдовства.

Девять.

Она намеревалась сдержать свое обещание. Правда, не так. Господи, совсем не так!

— Я люблю тебя, Кейон! — крикнула Джесси.

Десять. Одиннадцать.

Все, что она могла для него сделать, — это сдержать свое обещание.

Слезы струились по ее щекам, когда Джесси зажмурилась.

Двенадцать.

 

28

Открыть глаза ее заставил смех Лукана — после двенадцатого удара часов. Джесси удивленно заморгала, глядя на темного колдуна, который непостижимым образом остался жив.

И ее взгляд тут же метнулся к лестничному пролету. Сердце подпрыгнуло к горлу. Кейон тоже был здесь!

Но как это возможно? Стекло разбито, полночь Самайна миновала, десятина не была уплачена. Они оба должны были умереть!

Превратиться в пыль. Почему же они живы? Нельзя сказать, что она хотела, чтобы было по-другому. По крайней мере для одного из них.

— Господи, да какая разница? — проговорила Джесси. — Ты все еще здесь! О Господи, Кейон!

Резко вдохнув, она помчалась к лестнице, к своему любимому, живому, дышащему мужу.

— Джессика, любимая, берегись! — закричал Кейон.

Лукан развернулся и метнулся прямо на нее, поскальзываясь на осколках стекла.

— Черт возьми, Кейон, он же теперь смертный! — крикнул Дэйгис. — Не убивай его. Нам нужно узнать, где Темная Книга!

Но его предупреждение опоздало. Для них обоих.

Когда Лукан прыгнул, Джессика выхватила кинжал, который Дэйгис велел ей спрятать в рукаве.

Она подняла руку, чтобы встретить колдуна, и лезвие вошло в его грудь одновременно с изукрашенным кинжалом Кейона, вонзившимся Лукану в спину.

Джесси попятилась от оседающего тела. Кейон сбежал к ней по лестнице и заключил в объятия, заслоняя от жуткого зрелища.

Она слышала, как Дэйгис кричит Лукану:

— Где Темная Книга, Тревейн? Черт побери, скажи нам, что ты знаешь!

Лукан Тревейн прошептал:

— Пошел ты, горец.

И умер.

— О господи, я поверить не могу, что ты жив! — Джесси повторяла это снова и снова и не могла остановиться. Не могла перестать прикасаться к Кейону, целовать его страстно и отчаянно, пытаясь убедить себя, что он действительно здесь и больше не исчезнет.

— Айе, любимая, я жив. — Цепочка проклятий сорвалась с его губ, и он хмуро посмотрел на нее. — Сумасшедшая, ты пыталась ради меня торговаться с самим дьяволом. Черт возьми, никогда не рискуй ради меня своей жизнью. Никогда! Слышишь меня? — Он запустил пальцы в ее темные кудряшки, заставив Джесси поднять голову, и жадно поцеловал.

— Ты бы сделал ради меня то же самое, — ответила она, когда снова смогла дышать. Он ведь так много сказал в день их свадьбы. Потеряешь ли ты что-то, сохранится мое почтение к тебе. Придет ли вскоре смерть, моя жизнь станет твоей. Ну и что, что Кейон запретил ей повторять эти слова? В своем сердце она дала такую же клятву. Я дарована тебе.

— Не важно, — прорычал Кейон. — Это должен делать любой мужчина для своей половинки.

Его половинки. Джесси смотрела на него, и внезапное озарение заставило ее ахнуть.

— Те свадебные клятвы, которые ты произнес, на самом деле были клятвами друидов, о которых ты мне рассказывал? Ты принес мне связующие клятвы и запретил их тебе возвращать! Правда? — Она стукнула его по груди. — Ты обманул меня!

— Я запретил тебе связывать свою судьбу с мертвецом, девочка, — мрачно сказал Кейон. — Но не хотел упускать шанс подарить тебе свое сердце навеки. Даже если бы это значило, что я буду возрождаться снова и снова и лишь издали наблюдать за тобой и защищать тебя, пока ты будешь любить другого. Мне достаточно было знать, что ты жива и здорова. — Он помолчал. — Не то чтобы я не собирался сделать все, что в моих силах, чтобы украсть твое сердце у этого ублюдка, — яростно прорычал он. — Я бы сделал это.

Слезы радости заблестели у нее на глазах. Джесси рассмеялась. О да, она прекрасно представляла, как ее горец будет сражаться за ее сердце. Ему нетрудно будет одержать победу, ведь она будет любить его вечно.

— Но ты не умер и теперь не сможешь меня остановить, — тихо сказала Джесси, беря его за руку и прикладывая ладонь к сердцу.

Девушка тихо и уверенно повторила те слова, которые навсегда запомнила в часовне. И в тот миг, когда последний звук затих в большом зале, эмоции обрушились на нее так яростно, что у Джесси подкосились ноги. Любовь к Кейону заполнила все ее существо. Теперь они были неразрывно связаны. Навечно. Кейон обнял ее, целуя с невероятной страстью. Джесси прижалась к нему, наслаждаясь силой его сильного, твердого тела, впитывая жар его поцелуя.

— Но подожди-ка. — Через несколько минут она смогла нахмуриться и заговорить. — Почему ты остался жив? Я не понимаю. Что произошло?

Ответил ей Дэйгис. Пока они с Кейоном были заняты друг другом, остальные МакКелтары успели спуститься по лестнице в главный зал.

Дэйгис же повел их всех прочь от погибшего колдуна, и три пары остановились у одного из каминов.

— Я открыл тебе не всю правду, девочка, — сказал Дэйгис. — Правда в том, что мы могли и не найти способа освободить Кейона. Единственной нашей надеждой был разрыв Соглашения с Невидимыми. Драгары верили, что как Светлый Договор может быть разрушен темным деянием, так и Соглашение с Невидимыми можно лишить силы бескорыстным действием. Не разорвать, не разбить, не отменить. Аннулировать. Обе стороны освобождаются от обязательств и возвращаются к прежнему состоянию.

— Верили?! — воскликнул Драстен. — Ты сказал мне, что они знали.

— Их вера в это была сильна, — поспешно уточнил Дэйгис, обнимая жену и притягивая ее к себе.

— Подождите-ка, — запротестовала Хло. — А разве тот факт, что Кейон собирался умереть, чтобы не позволить Лукану заполучить Темную Книгу, не считается бескорыстным действием?

— Нэй, — сказал Дэйгис. — Бескорыстное действие не подразумевает личной заинтересованности. Кейона вела жажда мести. Это слышалось в его голосе всякий раз, когда он говорил о Лукане, о том, что умрет, чтобы убить его.

Кейон кивнул.

— Айе, это правда. Я не желал умирать. Я хотел смерти Лукана, и у меня просто не было иного способа добиться цели. Да, я надеялся помешать ему добыть Темную Книгу, но отомстить я хотел куда больше.

— Но Кейон был готов умереть ради тебя, Джессика, — мягко сказал Дэйгис. — На это я и рассчитывал. На то, что он решит умереть бескорыстно. В тот миг, когда он бросил зеркало, в его голове не было мыслей о мести. Только отчаянное самопожертвование и безграничная любовь. Они и аннулировали темное соглашение.

— Ты не мог знать, что это сработает! — зарычал Кейон.

— Ты прав. Я не знал. Но однажды я побывал в похожей ситуации. — Дэйгис посмотрел на Хло. — Я думал, что на твои чувства к Джессике можно положиться.

— Ты все сделал чертовски быстро. За доли секунды!

Дэйгис выгнул бровь в ответ на этот упрек.

— Это была наша единственная надежда.

— Ты подверг мою женщину опасности.

— Но теперь вы вместе, — напомнил Дэйгис. — Господи, да незачем так благодарить меня за то, что я спас тебя.

— Ты не спасал его, — поправила Гвен. — Ну, не совсем. Ты просто создал для этого условия. Кейон сам себя спас.

— Черт, как хорошо, что я с самого начала не рассчитывал на благодарность, — сухо ответил Дэйгис.

— Не жди от меня благодарности. Ты всех нас поставил под угрозу, — сказал Драстен.

— Спасибо тебе, Дэйгис, — искренне выдохнула Джесси. — Спасибо, спасибо, спасибо! Если хочешь, я буду благодарить тебя по сотне раз в день до конца твоей жизни, и мне жаль, что я несколько минут ненавидела тебя, считая, что ты меня предал.

Дэйгис кивнул.

— Пожалуйста, девочка. Хотя про ненависть ты могла бы и промолчать.

Хло улыбнулась мужу.

— Я тоже тебе благодарна. Ты проделал отличную работу, выстраивая нужные обстоятельства, Дэйгис.

Он поцеловал ее в нос. Хло была его величайшей поклонницей, а он — ее, и так будет до конца времен.

— Кстати об обстоятельствах, — медленно проговорил Драстен. — С тех пор как вы двое появились в замке Келтар, меня не оставляет странное чувство. Да и до вашего приезда я пару раз ощущал такое. Это словно… да нет, это глупость. — Он покачал головой.

— Что, брат? — спросил Дэйгис.

Драстен потер подбородок и нахмурился.

— Наверное, ничего. Но у меня такое ощущение, будто в замке в последнее время происходит больше, чем мы способны заметить. Кто-нибудь еще это чувствует?

— Не могу судить о замке Келтаров, Драстен, но я поняла, что ты имеешь в виду, — сказала Джесси. — Это слово крутилось у меня на языке с самого начала. Я почти его вспомнила, но, что самое странное, стоит мне об этом подумать, и слово ускользает.

Она на миг нахмурилась и замолчала. Затем воскликнула:

— Ага! По-моему, я поняла. Ты имел в виду син…

— …хронию, — пробормотала Эобил, королева Туата де Данаан, и ее разноцветные глаза замерцали.

Столкновение событий, настолько невероятных, что кажутся божественным вмешательством.

Уголки ее губ приподнялись в слабой улыбке. Она расслабила мышцы лица. Королева так много времени провела в человеческом облике, что начала перенимать даже выражения их лиц.

Люди всегда приписывали действия Фейри своим богам. В некоторой степени они были правы, ведь для того, чтобы держать в руках столько нитей и менять саму ткань реальности, нужно обладать божественной силой.

Вот они, перед ней.

Ее игроки, ее фигурки на доске. Больше, чем пешки, меньше, чем короли.

Катастрофа, происшедшая в семнадцатом веке, не случилась, поскольку она изменила события, чтобы запечатать подземную библиотеку Келтаров. В двадцатом веке, по той же причине, не состоялась другая. И еще две, но уже по иным причинам.

— J'adoube, — прошептала она. — Я касаюсь. Я изменяю.

Уже семь раз Эобил предотвращала исчезновение самых чистых и самых сильных линий друидов.

И собрала пятерых именно там, где они были ей нужны. Где они могли помочь ей.

Спасти ее.

Здесь был Дэйгис, обладающий куда большими знаниями, чем положено друиду: знания Драгаров, тринадцати древних, хранились в его памяти. Эти воспоминания, которые она оставила в нем, и заставляли его совершать поступки, которых Дэйгис не осознавал. Но отмечали Драстен и его жена.

Затем Кейон, мощь которого была больше, чем положено друиду: генетический сбой, неожиданная мутация, случающаяся единожды за всю родословную. Вещи, которые могли бы совершить вместе Кейон и Дэйгис, приди им такое в голову, беспокоили даже ее.

Затем Драстен: по сравнению с его опасно одаренными родственниками он обладал посредственной силой, но кое в чем превосходил их. Дэйгис и Кейон могли пойти по любому пути, как доброму, так и злому. Драстен МакКелтар относился к тому уникальному типу людей, имена которых вечно жили в легендах, — он был воином с таким чистым сердцем, что оно не принимало тьмы. Он мог умереть за свои убеждения, и не раз, а тысячу, столько, сколько потребуется.

Что же до остальных, скоро она их увидит.

Внизу, под ней, в зале замка Келтар, люди разговаривали, не подозревая о ее присутствии. Блаженно не подозревая, что менее чем через пять лет их мир превратится в хаос, стены между реальностями людей и Фейри рухнут, и Невидимые будут править ледяной жестокой рукой. Тени снова будут питаться, Охотники преследовать непокорных и вершить смертные приговоры в ответ на малейшее нарушение, а Принцы Невидимых снова будут пытаться удовлетворить свой ненасытный аппетит со смертными женщинами, жестоко насилуя их и оставляя пустые оболочки.

А она?

Ах, вот в этом-то и была проблема.

Взгляд Эобил переместился во внутренний мир.

Ее раса могла свободно путешествовать в прошлом, но будущее было для них недоступно. Если кто-то пытался проникнуть дальше своего настоящего существования, он оказывался в белом тумане, не более того. Если заходил слишком далеко в прошлое, его окутывал тот же туман. Даже Туата де Данаан не понимали времени. Они лишь знали, как работать с простейшими его структурами.

Эобил бесчисленное количество раз возвращалась в прошлое и осторожно меняла события, стараясь затрагивать их как можно меньше. Скрытая ото всех, даже от собственного двора, она временно лишилась трона ради своей цели. Миры были хрупкими, и кто-то мог ненароком уничтожить всю планету. Эобил уже несла на себе груз подобной ошибки. Это был тяжкий груз.

Она жила уже более шестидесяти тысяч лет. Многие представители ее расы уставали от существования и за более короткие сроки.

Но не она. Эобил не хотела расставаться с жизнью. Да, потеря Адама Блэка, который предпочел ей смертную возлюбленную, огорчала ее, но королева знала, что человеческий фактор крайне опасен, и не решалась ничего менять. Сила любви была поистине непредсказуемой и могла воздействовать на события таким образом, от которого даже у Туата де ум заходил за разум.

Королева не могла предугадать того, чего не могла понять. Трижды она подозревала, что человеческая любовь является источником куда большей силы, чем та, что отпущена ее расе. Любовь влияла на вещи с необъяснимой силой. А то, что каждый Келтар нашел свою вторую половинку, определенно делало их еще сильнее. Они были желанными союзниками королевы.

Внезапно в комнате стало тихо. Эта тишина заставила Эобил снова взглянуть на группку мужчин и женщин.

Дэйгис, Хло, Драстен, Гвен и Джессика — все смотрели на Кейона, который уставился прямо на нее.

Королева замерла. Невозможно! Она ведь на самом деле была не здесь, послав в замок всего лишь свою проекцию, скрытую бесчисленными слоями иллюзий, за непроницаемой вуалью Фейри. Даже самые одаренные ши-видящие не могли бы определить ее форму в том искаженном измерении, которое она создала.

— Что случилось, Кейон? — спросил Драстен, глядя через плечо в том же направлении, что и его предок. — Я что-то пропустил? Ты что-то видишь?

Эобил смотрела на горца, и ее губы сжались. Она снова заставила себя расслабить мышцы лица. И ждала, что Кейон выдаст ее местонахождение.

Нет, нет, нет, еще не время — это может непоправимо изменить события, уничтожив шанс, который у них появился!

Она достигла тончайшего баланса. Ей нужно было больше времени.

Королева посмотрела Кейону в глаза, вложив в свой взгляд молчаливую мольбу.

Горец из девятого века молча глядел на нее. А затем незаметно кивнул головой, отвернулся и посмотрел на Драстена.

— Нэй, — сказал он. — Ничего, Драстен. Совсем ничего.