— Вас трудно разыскать, мисс Лэйн. — сразу же заявил мне инспектор О’Даффи, стоило только открыть резную с ромбовидными панелями, дверь магазина. Хочешь — не хочешь, но этот величественный книжный магазин, стал моим прибежищем вдали от родного дома, и, несмотря на роскошную обстановку, бесценные ковры, бесконечно огромный выбор лучшего чтива, мне тут не нравилось. Самая уютная клетка, все равно остается клеткой.

Когда я вышла вперед, на обозрение, он внимательно оглядел меня, отмечая сломанные руку и пальцы, швы на губе, посветлевшие уже желто — фиолетовые синяки над моим правым глазом и заканчивающиеся под челюстью. Инспектор вопросительно приподнял бровь, но от комментариев воздержался.

Снаружи погода была отвратительная, и пока дверь была открыта, я окончательно убедилась в этом. Дождь лил уже несколько дней, нескончаемый, наводящий тоску поток. Ветер занес капли даже туда, где я стояла, под поддерживаемую колоннами арку главного входа в магазин. Воскресенье, одиннадцать часов утра, а на улице так пасмурно и темно, что уже зажгли фонари. Несмотря на их угрюмый желтый свет, я едва могла рассмотреть очертания магазинов на противоположной стороне улицы из-за плотного водянистого тумана.

Я пригласила инспектора войти. За ним последовал и холодный воздух.

Закрыв дверь, я вернулась ближе к очагу, на диван, где читала завернувшись в плед. Мы продолжили разговор. Моя спальня находилась на верхнем этаже, но по выходным дням, когда книжный закрыт, я устраиваюсь на первом этаже. Тут так уютно и такие красивые камины с изразцами, моя личная гостиная. В последнее время, мои литературные пристрастия стали несколько странными. Зная, что О’Даффи рядом, я быстренько ногой пихнула под прелестный антикварный шкафчик несколько из самых диковинных книг. «Маленький народец: Вымысел или реальность?» за ней последовала «Вампиры для чайников» и «Божественная сила: История Священных реликвий».

— Ужасная погода, — заметил он, подойдя поближе к камину и грея руки у тихо потрескивающих языков пламени.

Я согласилась, пожалуй, с несколько большим энтузиазмом, чем того требовало это утверждение, но бесконечный поток снаружи надоел мне до чертиков. Еще пару дней и я начну строить ковчег. Я слышала раньше, что в Ирландии часто идут дожди, но, по-моему «постоянно» чуть больше чем «часто». Вынужденная туристка, тоскующая по дому, сменившая место жительства против своей воли, я сделала ошибку — посмотрела какая погода сегодня дома, в Эшфорде. В Джорджии — зной, синее небо и 34 градуса по Цельсию, обыкновенный отличный, пропитанный запахом цветов, солнечный день на Глубоком Юге. Через несколько часов мои подружки поедут на одно из наших любимых озер, чтобы наслаждаться солнцем, разглядывать симпатичных парней, и листать новенькие модные журналы.

Здесь, в Дублине — холодрыга, плюс десять по Цельсию, но казалось еще холоднее из-за влажности. Никакого солнца, симпатичных парней и мода меня тоже не слишком волновала, разве что выбрать одежду помешковатее, чтоб скрыть оружие под ней. Даже здесь в надежном и безопасном магазине я всегда имела при себе пару фонариков, ножницы, и смертельный, в тридцать сантиметров длинной, наконечник копья, аккуратно завернутый в фольгу. Больше дюжины фонариков, и остальных предметов первой необходимости для защиты, было размещено по всем четырем этажам магазина, на случай надобности. Еще я рассовала по тайникам парочку распятий и бутылки со святой водой. Если Бэрронс узнает, засмеет меня. Думаете, что я жду нападения из ада? Вы правы, ожидаю.

— Как же вы меня нашли? — поинтересовалась я у инспектора. Когда я в последний раз разговаривала с Гардой, примерно неделю назад, он настоял на том, чтобы я сообщила, как меня найти. Не знаю почему, но я сообщила им свой старый адрес в Отеле «Кларин», там я ненадолго останавливалась, приехав в Ирландию. Наверное, я больше никому не доверяю. Даже полиции. Плохие и хорошие парни, сейчас для меня, ничем друг от друга не отличаются. Спросите мою мертвую сестру Алину, ее убил красивейший мужчина на свете — Гроссмейстер. Так уж получилось, что он по совместительству, оказался опаснейшим злодеем в мире.

— Мисс Лэйн, я ведь детектив, — сухо усмехнувшись, ответил мне О’Даффи. Он не собирался рассказывать мне как нашел меня. Улыбка исчезла, глаза сузились, инспектор словно грозил мне: «Не ври, я все равно докопаюсь до правды».

Я не боялась его. Бэрронс когда-то сказал мне тоже самое, а у него была сверхъестественная чувствительность ко лжи и уж если ему не удалось видеть меня насквозь, инспектору О’Даффи это тем-более не грозило. Я ждала, гадая, что же привело его сюда. Он ясно дал понять, что считает дело моей сестры неразрешимым и закрыл его. Навсегда.

Инспектор отошел от камина и скинул свою сумку прямо на столик между нами. Карты рассыпались по полированной деревянной поверхности.

Хоть я и ничего не сказала, и никого не предала, но по моей спине пробежал холодок. Раньше я воспринимала карты всего лишь как помощь заплутавшему туристу или растерянному путешественнику, теперь все изменилось. Теперь, смотря на карту города, я почти уверена, что найду пропавшие районы, места Темной Зоны — это выпавшие из карт кварталы, где теперь хозяйничают смертельно опасные Тени. Меня беспокоят не то, что на картах есть, меня тревожит то, чего на картах нет.

Неделю назад, я потребовала от О’Даффи рассказать мне все, что он знал об убийстве Алины. Она должна была оставить какую-то зацепку на месте преступления, слова которые она, умирая в аллее, нацарапала на камне: 1246 Ла Ру.

Он сказал мне, что им так и не удалось разыскать этот адрес.

Но я отыскала.

Пришлось мыслить нестандартно, но это получается у меня все лучше и лучше с каждым днем, просто у меня нет выбора. Легко мыслить нестандартно, когда на тебя сверху валится двух тонный слон. Что, если все наши убеждения переворачиваются с ног на голову, и нет больше уверенности в собственной безопасности? Мой мир изменился раз и навсегда, и я больше не была уверена ни в чем.

О’Даффи очень легко опустился на софу рядом со мной, что для мужчины его комплекции весьма странно.

— Я знаю, что вы думаете обо мне, — произнес он.

Когда я уже было, собралась отрицать сказанное им — сказалась южная вежливость — он «шикнул», как сказала бы моя матушка, на меня.

— Я работаю в полиции уже двадцать два года, мисс Лэйн. Я знаю, что чувствуют, глядя на меня, родственники убитых, чьи дела я закрыл не раскрыв. Боль. Злость. — он сухо рассмеялся. — Уверенность, что я конченный идиот, и вместо того, чтобы работать и засадить преступника гнить в тюрьму, я провожу время в пабах. Что из-за меня души их любимых не могут успокоиться, не могут получить отмщение.

Гниение в тюрьме, слишком мягкое наказание для убийцы моей сестры. К тому же, сильно сомневаюсь, что существует тюрьма способная удержать его. Одетый в багровое предводитель Невидимых способен нарисовать символы на полу, ударить посохом, и исчезнуть через портал. Хоть Бэрронс и предостерегал меня о возможной ошибке, но я считаю, что Гроссмейстер виновен в убийстве Алины. О’Даффи замолчал, может давая мне шанс опровергнуть сказанное. Я не стала. Он был прав. Именно это я и чувствовала, даже больше, но думаю, пятна от желе на галстуке, и толстый живот свешивавшийся из-за ремня, свидетельствуют о бездельничанье в булочных и кафе, а не в пабах.

Он выбрал две карты Дублина из лежавших на столе, и протянул их мне.

Я недоуменно посмотрела на него.

— Сверху — карта этого года. Вторая — напечатана семь лет назад.

Я пожала плечами.

— И? — несколько недель назад я бы обрадовалась любой помощи от Гарды. Но теперь я знала про Темную Зону, рядом с магазином «Книги и сувениры Бэрронса» — ужасная пустошь, там я нашла 1247 Ла Ру, там произошло побоище с Гроссмейстером, и там меня чуть было не убили — я хотела, чтобы полиция держалась как можно дальше от меня. Не хочу еще больше смертей на своей совести. Все равно Гарда мне ничем бы не смогла помочь. Только ши-видящий может увидеть чудовищ захвативших опустошенный район и превративший его в смертельную западню. Обыкновенный человек даже не понял бы что он в опасности, пока не окажется, что он уже по колено увяз в смерти.

— Я нашел 1247 Ла Ру, Мисс Лэйн. Это место есть на карте семилетней давности. Очень странно, но на карте этого года, такой улицы не существует. Большой проспект, одним кварталом дальше от магазина, тоже отсутствует на этой карте. И Коннели стрит, кварталом позади магазина. Я знаю. Я прошел там, прежде чем зайти к вам.

О, Боже, он вошел в Темную Зону сегодня утром? Тусклого дневного света едва хватало, чтобы Тени затаились там, где бы эта дрянь не пряталась! Если бы штормовой ветер пригнал тучу потемнее, самые смелые из этих высасывающих жизнь осмелились бы вылезти днем за человеческим Хэппи милом. О’Даффи, только что вальсировал с самой Смертью, и даже не знает об этом!

Ничего не подозревающий инспектор махнул рукой в сторону кипы карт. Все они были хорошо изучены. Одна из них даже была смята в комок, наверно от нервного потрясения, и потом снова аккуратно разглажена и сложена. Как мне были знакомы эти чувства.

— Вообще-то, мисс Лэйн, — продолжал О’Даффи. — ни одной из перечисленных улиц нет на новой карте.

Я старательно изобразила непонимание.

— О чем это вы, инспектор? В городе переименовали улицы? Поэтому их нет на картах? — он напрягся и отвел взгляд.

— Никто улицы не переименовывал, — прорычал он. — Разве что, они сделали это без оповещения.

Инспектор снова посмотрел на меня, жесткий взгляд.

— Я подумал, может быть вы хотите мне что-то рассказать, мисс Лэйн. Что-то … необычное?

Я видела это в его глазах. С инспектором что-то произошло, нечто изменившее его взгляды на мир. Понятия не имею, что могло встряхнуть закостенелого, матерого, детектива, заставить его отойти от скептического восприятия. Но, теперь он тоже мыслил нестандартно.

Вот незадача, мне он как раз и нужен с стандартным мышлением. В городе так будет безопаснее.

Я думала быстро. Времени не было.

— Инспектор, — произнесла я, сладким и нежным голоском, «по-южному» как мы это называем дома в Джорджии. Вербальное подслащение «несъедобного» предложения. — Наверно вы решите, что я полная дура, приехать сюда и расспрашивать вас о методах расследования преступления, когда и так ясно, что ничего не понимаю в этих делах, тогда как вы настоящий асс. Я вам так благодарна за ваше терпение, и у меня больше нет ни малейших сомнений в вашем расследовании смерти моей сестры. Я знаю, что вы сделали все возможное, чтобы раскрыть преступление. Я хотела зайти к вам перед отъездом, но … по правде говоря, мне так стыдно за наши стычки раньше. На следующий день после нашего разговора, я отправилась в ту аллею и хорошенько осмотрелась вокруг, без слез и без эмоций, и поняла, что моя сестра не оставляла мне никаких подсказок. Это были лишь моя боль и злость, я приняла желаемое за действительное. Что бы там ни было нацарапано, оно было сделано давным-давно.

— Что бы там ни было нацарапано? — осторожно повторил О’Даффи, и я знала он вспоминал как непреклонна я была всего лишь на прошлой неделе по поводу того, что именно было нацарапано в той аллее.

— Правда, я еле смогла там что-то разглядеть. Это могло быть все что угодно.

— Это правда, мисс Лэйн?

— Да. И еще я хотела сказать вам, что там валялась вовсе не ее косметичка. Тут я тоже ошиблась. Мама сказала, что она дала Алине серебристую и она не была стеганой. Мама хотела, чтобы мы различали их. Мы с сестрой всегда ссорились, где чьи вещи. Вообще, я просто хваталась за соломинку, и простите, что зря отнимала у вас время. Вы были правы, когда советовали собрать вещи и отправляться домой помочь семье в это тяжелое для нас время.

— Понятно, — медленно произнес он, и мне стало страшно, вдруг он, и правда, видел меня насквозь.

Неужели перегруженный работой, служащий с низкой зарплатой захочет смазывать скрипящие колеса? Я не возмущалась больше, так почему до него не доходило, и он продолжал держать масленку наготове? Дело Алины закрыли еще до моего приезда, он отказался снова открыть его и я буду проклята, если он откроет его сейчас. Его ведь убьют!

Теперь мой тон не был по-южному сладок:

— Послушайте, инспектор, я вам ясно дала понять, что сдаюсь и не прошу ни вас, ни кого бы, то ни было другого возобновлять расследование. Я знаю у вашего департамента и так дел по горло. Я знаю, что зацепок нет. Я знаю, что преступник не найден и соглашаюсь, что дело об убийстве моей сестры закрыто.

— Как… странно слышать от вас мисс Лэйн такое взрослое заявление.

— Смерть сестры заставила меня быстро повзрослеть. — По правде говоря, так оно и было.

— Значит, скоро вы улетите домой.

— Завтра, — соврала я.

— Авиакомпания?

— Континентал.

— Рейс?

— Я их никогда не запоминаю. У меня он где-то записан. Наверху.

— Время?

— 11–35.

— Кто вас избил?

Я моргнула, быстро соображая что-же ответить. Вряд ли я могла сказать, что проткнула вампира и он попытался убить меня.

— Упала. С лестницы.

— Постарайтесь быть аккуратнее с лестницами. — он обвел взглядом комнату. — С какой именно?

— Там, сзади.

— А как вы разбили лицо? Ударились о перила?

— Угу.

— Кто такой Бэрронс?

— Что?

— Этот магазин называется «Книги и сувениры Бэрронса». В архивах я не нашел ничего о владельце, дату продажи здания, даже патента. Хотя этот адрес и есть на карте, по всем признакам получается, что само здание не существует. Так кто же такой Бэрронс?

— Я владелец этого магазина. А что такое?

Я вздрогнула, с трудом переведя дыхание. Вот подлец. Он стоял прямо за нами, воплощение спокойствия, одна рука на спинке кушетки, темные волосы зачесаны назад, вся поза являла собой высокомерие и холод. Ничего особенного. Бэрронс такой и есть, высокомерный и холодный. К тому же, богатый, сильный, прекрасный, ходячая загадочность. Большинство женщин считают его очень сексуальным. Хвала Всевышнему, я не принадлежу к большинству женщин. Меня не вставляет от постоянного ощущения опасности. Предпочитаю мужчин с твердыми моральными принципами, так сказать с корнями. К корням Бэрронс близок только когда проходит мимо прилавка овощного магазина. Интересно, и сколько времени он вот так тут стоит. С ним, никогда не знаешь.

Инспектор встал, вид у него был слегка испуганный. Он оценил размерчик Бэрронса, заметил его окованные железом ботинки и деревянное покрытие на полу. Иерихон Бэрронс высокий, крепкого сложенный мужчина. Уверена, О’Даффи сейчас размышлял, как же он не услышал его шагов. Я больше не трачу времени на размышления о таких пустяках. Вообще-то, пока он охраняет мой тыл, я буду продолжать игнорировать доказательства того, что Бэрронс не подчиняется законам физики.

— Ваши документы, — прорычал инспектор.

Я ожидала, что сейчас Бэрронс вышвырнет О’Даффи из магазина за ухо. Он не обязан был подчиняться и Бэрронс терпеть не может дураков. Он вообще их не выносит, кроме меня, но я ему нужна, чтобы найти «Синсар Даб». И я не дура. Если в чем я и была виновата, так это в том, что у меня веселый нрав, обусловленный счастливым детством, наличием любящих родителей, долгими летними днями с лениво кружащимися потолочными вентиляторами и опытом жизни на Глубоком Юге, что, в общем-то, прекрасно — пока все хорошо — но абсолютно не нужно для жизни в моем новом мире.

Бэрронс зверски улыбнулся инспектору.

— Конечно. — сказал он и вынул бумажник из внутреннего кармана костюма. Протянул его инспектору, но не выпустил из рук.

— И ваши документы, инспектор.

У О’Даффи заходили желваки, но он подчинился.

Когда мужчины обменялись удостоверениями, я бочком приблизилась к О’Даффи и могла заглянуть в бумажник Бэрронса.

Чудеса никогда не кончатся? Словно нормальный человек, у него было водительское удостоверение. Волосы: черные. Глаза: карие. Рост: 190 см. Вес: 111 кг. Дата рождения — он шутит? — Хэллоуин. Ему тридцать один год и его второе имя начиналось на букву Зэт. Сомневаюсь, что он донор.

— Мистер Бэрронс, местом вашего рождения вы указали Гэлвэй. Вы действительно там родились?

Однажды я поинтересовалась у Бэрронса его происхождением, он ответил, что в его роду были баски и кельты. Гэлвэй находился в Ирландии, пару часов езды к западу от Дублина.

— Нет.

— А где?

— Шотландия.

— У вас нет шотландского акцента.

— А у вас ирландского. И тем не менее, вы тут наводите порядок. Но ведь англичане веками пытались прижать своими законами соседей, не правда ли инспектор?

У О’Даффи начал нервно подрагивать глаз. Раньше я этого не замечала.

— Сколько вы живете в Дублине?

— Пару лет. А вы?

— Вопросы тут задаю я.

— Только потому, что я вам это позволяю.

— Я могу вас забрать с собой в участок. Вы это предпочитаете?

— Попробуйте. — одно слово провоцировавшее Гарду на поединок, по плохому или по хорошему. Улыбочка на лице Бэрронса гарантировала инспектору неудачу. Интересно, а что бы он сделал, если инспектор, и правда, решился бы попробовать его забрать в участок. Мой непостижимый хозяин, кажется, обладал бездонной сумкой с хитростями и уловками.

О’Даффи продержался под взглядом Бэрронса дольше чем я ожидала. Я хотела сказать ему, что ничего нет стыдного в том, чтобы отвернуться. В Бэрронсе есть нечто такое, что большинство из нас не имеет. Не знаю, что именно, но чувствую его воздействие постоянно, особенно когда мы оказываемся с ним рядом. Под дорогой одеждой, непонятным акцентом, культурным налетом, там есть нечто сидящее в болоте. Оно не хотело показываться, ему хорошо и там.

Очевидно, что инспектор счел самым мудрым, возможно и самым легким, ходом обменяться информацией.

— Я живу в Дублине с двенадцати лет. Когда умер мой отец, моя мама вышла замуж за ирландца. Один человек в Честер сказал мне, что знает вас мистер Бэрронс. Его зовут Риодан. Знакомое имя?

— Мисс Лэйн, идите наверх, — быстро и мягко, сказал Бэрронс.

— Мне и тут хорошо. — «Кто такой этот Риодан и что скрывает от меня Бэрронс?»

— Наверх. Сейчас же.

Я нахмурилась. Не нужно было даже смотреть на О’Даффи, я и так знала, что он наблюдает за мной с интересом … и жалостью. Он думает, что лестницу, с которой я упала, зовут Бэрронс. Ненавижу жалость. Сочувствие — совсем другое дело, оно означает — я знаю, как ты себя чувствуешь, ужасно ведь так? Жалость — когда думают, будто вас сломили.

— Он меня не бьет. — раздраженно сказала я. — Я убила бы его.

— Она может. Характер у нее еще тот. К тому же она упрямая. Но мы работаем над этим, правда, мисс Лэйн? — Бэрронс обернулся со своей волчьей улыбочкой ко мне и мотнул головой вверх, приказывая мне уходить.

Когда-нибудь я достану Иерихона Бэрронса, и посмотрю, что тогда произойдет. Но пока я подожду, и поднакоплю силенок. До тех пор, пока в руках у меня не появится козырная карта.

Может в эту войну меня и втянули силком, но я учусь выбирать нужные сражения.

Весь остаток дня Бэрронса я не видела.

Как послушный солдат я, согласно приказу, отступила в окопы и затаилась там. В окопах меня осенило. Люди обращаются с вами плохо настолько, насколько вы позволяете им это. Ключевое слово — позволяете.

Некоторые люди являются исключением, родители, лучшие друзья и супруги, хотя пока я работала барменшей в забегаловке «Кирпичный завод» насмотрелась там на женатиков, которые обращались друг с другом прямо на людях хуже, чем я обращалась с заклятыми врагами один на один. Итого — пока вы позволяете, с вами и будут обращаться плохо. Может Бэрронс и отослал меня в комнату, но я идиотка сама туда пошла. Чего я боялась? Что он сделает мне больно, убьет меня? Вряд ли. На прошлой неделе он спас мне жизнь. Я ему нужна. Почему я позволила ему запугать меня?

Мне самой от себя стало противно. Я все еще веду себя как МакКайла Лэйн, внештатная барменша и солнцепоклонница, и сто процентная гламурная барышня. Мое недавнее столкновение со смертью ясно дало понять, что такая цыпочка здесь не выживет, утверждение многозначительно подчеркивалось десятью сломанными, не полированными ноготками. К несчастью, ко времени, когда меня посетила сия светлая мысль, и я как ураган спустилась вниз, ни Бэрронса, ни инспектора уже не было.

Мое и без того ужасное настроение еще больше испортила женщина, которая управляла магазином и обожествляла Бэрронса — Фиона. В свои сорок с хвостиком она была потрясающе привлекательна и терпеть меня не могла. Подозреваю, если бы она пронюхала, что Бэрронс на прошлой неделе поцеловал меня, то невзлюбила бы еще больше. Я была почти без сознания, когда это произошло, но я все помню. Такое не забывается.

Когда она посмотрела на меня, в этот момент ее руки зверски мучили кнопки мобильника, мне показалось, что она все знает. Ее глаза источали яд, рот изогнут в презрительной гримасе, подчеркнутой тонкими морщинками. С каждым быстрым, мелким вдохом, ее кружевная блуза трепетала на ее пышной груди, словно она только что в спешке прибежала откуда то, или переживала жуткое горе.

— Что Иерихон делал тут сегодня? — резко спросила она. — Сегодня воскресенье. Его тут быть не должно. Не могу представить что его могло заставить сюда придти. — она сканировала меня с головы до ног, как я догадалась, разыскивая следы свидания: спутанные волосы, расстегнутая пуговица на блузке, или трусы забытые в спешке, и болтающиеся в штанине джинсов. Такое со мной было однажды. Алина спасла меня, прежде чем мама успела застукать. Я чуть было не расхохоталась. Свидание с Бэрронсом? Невозможно.

— Что ты сама тут делаешь? — отшила ее я. Маленького послушного солдатика больше нет. Книжный закрыт и никого из них не должно здесь быть, портить мне и без того испорченную малину.

— Я шла к мяснику, и заметила, как Иерихон зашел сюда, — натянуто ответила она. — Сколько он здесь пробыл? Где ты только что была? Что вы делали вдвоем? — ревность так явно окрасила ее слова, что я почти видела как из ее рта вырываются зеленые язычки пламени. Словно околдованная невысказанным обвинением, что мы с ним занимались чем-то грязным, в моем мозгу возникло видение обнаженного Иерихона Бэрронса — темный, деспотичный, и скорее всего ненасытный в постели.

Видение показалось мне ошеломляюще эротичным. Встревоженная, я поспешно посчитала дни. У меня овуляция. Тогда все понятно. В эти дни я на все возбуждаюсь, то есть, день до, первый день, и день после. Наверное, мать природа придумала такую подлянку, чтобы обеспечить выживание человечества. Это дни, когда я замечаю таких парней, на которых в обычное время даже не взглянула бы, особенно привлекательными кажутся типы в обтянутых джинсах. Ловлю себя на мысли, что пытаюсь угадать они «левши» или «правши». Алина шутила, что если не можешь этого сказать сразу, то лучше и не знать вообще.

Алина. Боже, как же я соскучилась по ней.

— Ничего, Фиона. — сказала я. — Я была наверху.

Она тыкнула в меня пальцем, глаза опасно сверкнули, и я неожиданно испугалась, что она расплачется. Если она заплачет, моя уверенность пропадет. Не выношу женских слез. В каждой плачущей женщине я вижу свою маму.

Я облегченно вздохнула, когда она зарычала на меня.

— Думаешь, что он вылечил тебя, потому что ты важна для него? Думаешь, ты нужна ему? Ты ничто для него! Ты даже представить себе не можешь, что он за человек и какие у него бывают настроения. Его нужды. Его желания. Ты глупая, эгоистичная, наивная девчонка, — прошипела она. — Убирайся домой!

— Я с радостью убралась бы домой, — отвечала я ударом на удар. — К несчастью, у меня нет выбора!

Она открыла рот, но я не слышала, что она сказала, потому что уже повернулась и шла через сквозные двери в приватную часть магазина. Она так хотела поругаться, а я своим нежеланием спорить с ней, все испортила, и она продолжала что-то кричать о том, как у нее тоже нет выбора.

Я поднялась наверх. Вчера Бэрронс сказал мне немного ослабить лубки. Я ответила, что кости так быстро не срастаются, но рука жутко чесалась и я отправилась в ванную, прилегающую к моей спальне, и сняла их.

Я робко пошевелила запястьем и сжала кулак. Моя рука наверное никогда и не была сломана, наверно это было просто растяжение связок.

Все чувствовалось целым, сильным как никогда. Я сняла лубки с пальцев и обнаружила, что они тоже срослись. На предплечье было слабое пятно красного и черного, как мазок чернил. Пока я его смывала, я вертела голову перед зеркалом, хотелось бы, чтобы синяки на лице заживали так же быстро. Большую часть своей жизни я провела как привлекательная блондинка. Теперь в отражении я видела жестоко избитую брюнетку с короткими волосами.

Я отвернулась.

Пока я выздоравливала, Бэрронс притащил мне маленький холодильник, из тех, что используют студенты в общежитиях, и набил его всякими закусками. Я открыла лимонад и растянулась на кровати. Остальную часть дня я зависла в Инете, читала и изучала все, что касалось паранормального, то есть всего того, что двадцать два года своей жизни я успешно игнорировала.

Уже неделю как я жду нападения армии из Ада. Я не была глупа, и знала, это всего лишь маленькое затишье перед бурей.

Мэллис и правда умер? Хоть я и проткнула желтоглазого вампира в день моего прерванного «свидания» с Гроссмейстером, последнее что я помню прежде чем потеряла сознание от ран нанесенных им в ответ, Бэрронс впечатывающий вампира в стену. Я не была уверенна в том, что он составил завещание и не буду, пока не услышу что-нибудь от пустоглазых поклонников, уйма которых набилась в готическом особняке вампира, в южной части Дублина. Будучи наемником Гроссмейстер — ведя двойную игру и утаивая от вожака Невидимых мощные реликвии — Мэллис пытался убить меня, чтобы заставить замолчать, и я не могла бы выдать его грязного секрета. И если он все еще жив, не сомневаюсь, он придет за мной, скорее раньше, чем позже.

Беспокоилась я не только по поводу Мэллиса. Действительно ли Гроссмейстер не мог пройти через наложенные на крови и камне заклятия вокруг книжного магазина, как Бэрронс уверил меня? Кто сидел за рулем машины проехавшей мимо магазина на прошлой неделе, в которой находилась мозголомное зло «Синсар Даб»? Куда ее увезли? Почему? Что теперь делали все освобожденные Гроссмейстером Невидимые? И как я отвечала за все это? Принадлежать к небольшой горстке людей, которые могут что-то сделать с существующей проблемой, автоматически делает вас ответственным за исправление ошибок?

Уснула я в полночь, дверь спальни закрыта, окна закрыты, свет включен.

Открыв глаза, я сразу поняла, что-то не так.