Магия грез

Монинг Карен Мари

Мир магии и мир искушений переплетаются!

Стены между мирами рухнули, монстры ворвались в мир людей, и МакКайла стала игрушкой в руках фейри.

Преданный Бэрронс похищает девушку и пытается вернуть ей разум. Только зачем? Эти воспоминания ранят душу, за них МакКайла может возненавидеть его.

Девушка стремится любой ценой приоткрыть завесу над тайной своего рождения и древнего пророчества, связанного с ним. Ее ждут потрясающие открытия и чарующая бездна наслаждений…

 

Часть первая

 

Пролог

Мак: 11:18, 1 ноября

Смерть. Мор. Глад.

Они окружали меня, мои любовники, жуткие принцы Невидимых.

Кто бы мог подумать, что разрушение бывает таким прекрасным? Соблазнительным. Поглощающим.

Мой четвертый любовник — Война? Он был так нежен со мной. Забавно для того, кто несет хаос, катастрофы, безумие, — если это и вправду был он. Я не могла увидеть его лица, как ни старалась. Почему он прячется?

Он гладил мою кожу огненными руками. И я горела, моя кожа покрывалась волдырями ожогов, кости плавились от сексуального жара, которого не в силах выдержать ни один человек. Я выгибала спину и умоляла о большем, молила его пересохшим ртом, потрескавшимися губами. И когда он вошел в меня, он утолил мою жажду. Жидкость полилась по моему языку, проникла в горло. Меня затрясло. Он двигался во мне. Я могла видеть его кожу, мускулы, перед глазами мелькала татуировка. Но я не видела лица. И боялась того, кто скрывал себя.

Кто-то вдалеке отдавал приказы. Я многое слышала, но ничего не понимала. Я знала, что попала в руки врагов. И знала, что скоро перестану это знать. При-йа, пристрастившаяся к сексу с Фейри, скоро я перестану понимать и воспринимать что-либо, кроме них.

Если бы мои мысли были достаточно связными, чтобы сложиться в предложения, я бы сказала, что думала о жизни и она разворачивалась передо мной, словно прямая лента с точками. Вот люди рождаются и идут… вспомнить бы это слово. Я каждый день наряжалась перед походом туда. Там были мальчики. Много красивых мальчиков. Я считала, что мир вращается вокруг них.

Его язык у меня во рту, и он разрывает на части мою душу.

Помогитемнектонибудьпомогитемнезаставьтеегоперестатьзаставьтеихуйти.

Школа. Вот это слово. А после нее вы находите работу. Женитесь. Заводите… как их там? У Фейри их не бывает. Не понимаю их. Прекрасные маленькие существа. Дети! Если вам везет, то вы живете долго и счастливо, стареете в окружении тех, кто вас любит. А потом гробы. Блеск лакированного дерева. Я плачу. Сестра? Плохо! Это воспоминание причиняет боль! Отбросить его прочь!

Теперь они во мне. Им нужно мое сердце. Они хотят разорвать его. Поглотить страсть, которую они не могут ощутить. Холод. Как огонь может быть таким холодным?

Соберись, Мак. Это важно. Найди слова. Глубоко дыши. Не думай о том, что с тобой происходит. Видеть. Служить. Защищать. Другие в опасности. Слишком многие погибли. Нельзя, чтобы они остались неотомщенными. Думай о Дэни. Она в душе такая же, как ты, только прячет это под ершистостью, подростковым руки-в-карманы-взглядом-убиваю-наповал.

Оргазм был бесконечным. Я сама стала оргазмом. Удовольствие — и боль! Идеальное сочетание! Разум плавился, душа разбивалась на осколки, и чем больше во мне становилось осколков, тем меньше оставалось от меня самой. Все ускользало, ускользало, но прежде чем уйти окончательно, сознание подарило мне миг удивительной ясности, и я поняла, что…

Большую часть того, что мне было известно о себе и о жизни, я получила благодаря средствам массовой информации, никогда не споря с услышанным. Если я не знала, как вести себя в определенной ситуации, я вспоминала фильм или ТВ-шоу с похожими обстоятельствами и поступала так же, как актеры. Я как губка впитывала в себя окружение, превращаясь в побочный продукт СМИ.

Не думаю, что хоть раз я смотрела в небо и задавалась вопросом о том, есть ли во Вселенной другие разумные расы. Я знала, что ни разу не посмотрела на землю под ногами и не прониклась осознанием собственной смертности. Я слепо неслась по аллее магнолий и солнечных дней, слепая, как крот, во всем, что не касалось парней, моды, секса — всего того, что могло тогда доставить мне удовольствие.

Но я не призналась бы в этом, даже если бы могла говорить. Мне было стыдно. Очень стыдно…

Кто ты, черт возьми, такая? Кто-то недавно выкрикнул этот вопрос, кто-то, чье имя от меня ускользало. Кто-то, кто меня пугал. Кто вызывал жгучий интерес.

А жизнь не похожа на прямую линию.

Она прорежена вспышками молний. Такими быстрыми, что ты не замечаешь приближающейся опасности, пока не окажешься раскатанным в лепешку на дороге, как Хитрый Койот, после всех своих гениальных планов попавший под каток Дорожного Бегуна. Сестра погибла. Мне в наследство достались тонны лжи. И примесь древней крови. И невыполнимая миссия. И Книга, которая являлась чудовищем неимоверной силы. А от того, кто первым до нее доберется, зависит судьба всего мира. Возможно, судьба всех миров.

Глупая ши-видящая. Ты была так уверена, что все идет как надо.

Здесь и сейчас — не на мультяшной дороге, с которой можно встать и волшебным образом собраться из лепешки обратно, а на холодном каменном полу церкви, голая, потерянная, окруженная Фейри, которые убивали меня сексом, — я чувствовала, как мое самое мощное оружие, которое я клялась никогда не терять, — надежда — ускользает от меня. Копье я потеряла уже давно. Моя воля…

Воля? Что такое воля? Что значит это слово? Я знала его когда-то?

Он. Он здесь. Тот, кто убил Алину. Пожалуйста, пожалуйста, пусть он ко мне не притрагивается.

Это он меня трогает? Это он — четвертый? Но зачем ему прятаться?

Когда стены рушатся, когда мир разваливается, имеет значение только один вопрос. Кто ты?

Я воняла сексом, я пахла ими — темным, одурманивающим запахом. Я не чувствовала больше ни пространства, ни времени. Они были во мне, и я не могла от них избавиться, и какой же дурой я была! Я все еще надеялась, что в последний миг, пока мой мир еще не уничтожен, меня спасут: примчится на белом коне рыцарь в сияющих доспехах, или приедет на гладком и тихо урчащем «харлее», или появится во вспышке света — в ответ на сорвавшееся с моих губ имя. На чем там меня воспитывали — на сказках?

Не на тех, что нужно. Нужные сказки о Фейри мы должны были рассказывать своим дочерям. И несколько тысяч лет назад мы так и делали. Но с тех пор мы стали беспечными и самодовольными, ведь Древние, похоже, тихо, оставили наш мир, и мы позволили себе забыть Старые Пути. Мы наслаждались торжеством современных технологий и забыли о самом важном.

Кто вы такие, мать вашу?

Здесь, на полу, в последние мгновения — последнее «ура!» МакКайлы Лейн — я узнала ответ на вопрос о том, кто я такая и кем я была.

Я никто.

 

1

Дэни: 14:58, 1 ноября

Привет, это я, Дэни. Я тут малость возьму ответственность на себя. Фигня, честно говоря, потому что Мак сейчас попала в беду. Все мы попали. Вчера ночью все изменилось. Наступило что-то вроде конца света. Ага, вот как плохо. Миры Фейри и людей столкнулись, бабахнуло, как при сотворении мира, и все пошло наперекосяк.

Хреновы Тени ворвались в хреново аббатство. Ро чуть не лопнула, вопя, что Мак нас предала. Приказала нам за ней охотиться. Привести живой или мертвой. Запереть или закопать, сказала Ро. И держать подальше от врагов, потому что Мак — слишком опасное оружие, чтобы позволить использовать ее против нас. Она единственная, кто может найти «Синсар Дабх». И нельзя позволить ей попасть в плохие руки, а «плохими руками» Ро считает все, кроме своих.

Мне известно про Мак такое, что, пронюхай об этом старушка, она бы меня убила. И хорошо, что она ничего не знает. Я никогда не хотела драться с Мак.

Но вот она я, охочусь за ней.

Я не верю, что это Мак напихала в Сферу кучу Теней. Хотя большинство наших верят. Просто они не знают Мак, как знаю ее я. Мы с Мак как сестры. Она бы нас ни за что не предала.

Вчера в пять вечера нас в аббатстве было семьсот тринадцать. Пятьсот двадцать две ши-видящие выжили. Чтобы отвоевать Дублин. Чтобы охотиться на Мак. Чтобы надрать все фейрийские задницы, которые встретятся нам по дороге.

Следов мы пока не нашли. Но двигались в верном направлении. К эпицентру силы в этом городе, от которого вонь Фейри расползалась, как радиация от ядерного взрыва. Мы все это чувствовали. Почти на вкус. Почти видели висящий в воздухе гриб ядерного взрыва. Мы даже не говорили об этом. Незачем было говорить. Если Мак все еще в Дублине, она будет там, прямо перед нами. Ни одна ши-видящая не могла бы этого избежать. Я надеялась, что Мак надерет им задницы копьем. И мы будем драться спиной к спине, как несколько ночей назад.

Но в животе у меня тянуло…

На-фиг-такие-штуки! И ничего меня не тошнит. Меня никогда не тошнит. Тошнит только слабаков и соплячек.

Мак может о себе позаботиться. Она самая сильная из всех нас.

— Кроме меня, — пробормотала я и довольно улыбнулась.

— Что? — спросила позади Джо.

Я не стала отвечать. Они и так думают, что я хвастунья. А у меня есть причины для хвастовства. Ага, потому что я такая хорошая.

Пятьсот двадцать две ши-видящие подтягивались к нам. Мы деремся, как баньши, и можем нанести множество серьезных повреждений, но только одно наше оружие — Меч Света — может убить Фейри.

— И он мой. — Я снова улыбнулась.

Ничего не могла с собой поделать. Офигенная, лучшая в мире штука — быть супергероем. Супербыстрым, суперсильным и всякими другими «суперами», за которые Бэтмен отдал бы все свои игрушки. Я могла делать то, о чем все остальные только мечтают. За моей спиной Джо снова спросила «Что?», но я больше не улыбалась. Фигово, когда тебе четырнадцать. Ну, почти четырнадцать. Только что я чувствовала себя на вершине мира, и вот опять меня все просто бесит. Джо говорит, что это гормоны. И уверяет, что со временем мне станет лучше. Если это «лучше» значит, что я повзрослею, то спасибо, не надо. Лучше я умру в сиянии славы. Кто хочет быть старой и морщинистой?

Если бы Невидимые вчера ночью не вырубили электросеть и не превратили весь город в Темную Зону, я бы отправилась за Мак намного раньше, но Кэт заставила нас трусливо прятаться до самого рассвета.

«Недостаточно фонариков», — сказала она.

«Ну и что, я же супербыстрая», — фыркнула я.

«Ты хочешь, чтобы мы смотрели, как ты на своей суперскорости врезаешься в Тень и погибаешь? — ответила она. — Умно, Дэни. Очень умно».

Кэт меня разозлила, но она была права. Когда я очень быстро двигаюсь, мне действительно сложно увидеть, что впереди. А с тем, что в городе, погруженном в темноту, ночь принадлежит Теням, никто не стал бы спорить.

«Кто назначил тебя главной?» — спросила я, но вопрос был риторическим, и мы обе это знали, поэтому Кэт просто повернулась и ушла. Главной ее назначила Ро. Ро всегда назначает ее главной, хотя я лучше, быстрее и умнее. Кэт послушная, исполнительная и осторожная. Зла на нее не хватает.

Повсюду, куда ни глянь, были разбитые и сожженные машины. Я думала, что тел окажется больше. Тени не едят мертвечину. Наверное, другие Невидимые едят. В городе было тихо до жути.

«Помедленнее, Дэни! — заорала на меня Кэт. — Ты опять нас обогнала. Знаешь же, что мы не выдержим твоего темпа!»

«Извините», — буркнула я, замедляя бег. При том, что я чуяла впереди, и той глупой тяжести, которая давила на желудок…

«Не тошнит». — Я стиснула зубы. Ну кого я, на фиг, обманываю? Тошнит, тошнит, тошнит. Ладони и подмышки стали влажными от пота. Мое тело чуяло беду до того, как мозг ее осознавал. Всегда так было, даже в детстве. Маму это пугало. Именно поэтому я так хорошо дерусь. Я знаю, что меня поджидает штука вроде тех, от которых я просыпаюсь среди ночи и хочу выцарапать их с изнанки глаз.

То, что ждало нас впереди, выбросив в небо жуткий ядерный гриб, было силой такого количества Фейри, которого я раньше в жизни не ощущала, и все они собрались в одном месте. Ну, как мы обычно и делаем, другие ши-видящие подтянутся туда и зададут им жару, а я займусь тем, что у меня лучше всего получается с тех пор, как Ро забрала меня после маминой смерти.

Я буду убивать.

Мы растянулись, словно сеть. Пять сотен ячеек. Одна за другой ши-видящие подтягивались к эпицентру и смыкались в кольцо.

Ничто не проберется мимо нас, если оно не умеет летать. Или телепортироваться.

Ох, дерьмо! Телепортироваться. Некоторые Фейри могут перемещаться с места на место в мгновение ока — это всего чуть-чуть быстрее, чем я, но я над этим работаю. У меня была теория, которую я хотела проверить. Но я пока что не справляюсь с поворотами. Повороты меня убивают.

— Стой, — прошипела я Кэт. — Прикажи им остановиться!

Она злобно на меня посмотрела, но выкрикнула приказ, который передали по цепочке. Нас всех так обучали. Мы сошлись, и я озвучила то, что меня беспокоило: если Мак там, и у нее серьезные проблемы, и если те здоровые уроды, которые всю эту силу излучают, умеют телепортироваться — а большинство здоровых уродов это умеет, — ее утащат в тот же миг, как мы появимся.

А это означало, что я пойду туда одна. Только я могу атаковать достаточно быстро, чтобы вытащить ее.

— Ни за что, — сказала Кэт.

— Выбора нет, и ты это знаешь.

Мы посмотрели друг на друга. На лице Кэт появилось выражение, которое так любят взрослые, и она погладила меня по волосам. Я отпрянула. Не люблю, когда меня трогают. Взрослые меня бесят.

— Дэни… — Кэт мрачно замолчала.

Я прекрасно знала этот тон и знала, к чему он ведет: к театру одного актера и плачу по хорошему поведению. Я закатила глаза.

— Побереги слова для тех, кому они не пофиг. Уточняю: мне пофиг. Я поднимаюсь наверх. — Я кивнула на ближайшее здание. — Оцениваю обстановку. Потом вхожу. И. Только. Когда. Я. Выйду. Обратно. — Я выделяла каждое слово. — Вы, ребята, сможете войти.

Мы смотрели друг на друга. Я знала, о чем думает Кэт. Нет, чтение мыслей в мои способности не входит. Просто у взрослых все написано на лице. Кто-нибудь, убейте меня, если я когда-нибудь скорчу такую же козью морду. Кэт думала о том, что если она запретит мне командовать и в итоге потеряет Мак, то Ро с нее голову снимет. Но если она мне уступит и все закончится провалом, она всегда сможет обвинить непослушную тупоголовую Дэни. А меня часто обвиняли. Мне все равно. Я просто делаю то, что нужно делать.

— Я поднимусь, — сказала Кэт.

— Мне самой надо оценить расстояние и обстановку, чтобы я не схватилась за что-то ненужное. Ты же не хочешь, чтобы я вернулась с оху… э-э… ох, ужасным Фейри на руках?

Они всегда бесятся, когда я ругаюсь. Словно я еще ребенок. Словно я не пролила больше крови, чем они когда-либо видели. Достаточно взрослая, чтобы убивать, но слишком маленькая, чтобы ругаться матом. Пытаются сделать питбуля пуделем. Ну что у них за логика? Больше всего на свете меня бесит ханжество.

Кэт упрямо сжала губы.

Я решила надавить.

— Я знаю, что Мак там и по какой-то причине не может выбраться. Она в большой беде.

Ее окружили? Или она так сильно ранена? Она потеряла свое копье? Я не знала. Знала только, что она сейчас по уши в дерьме.

— Ровена сказала: «живой или мертвой», — важно напомнила Кэт.

В воздухе повисло недосказанное «похоже, скоро Мак будет мертвой и у нас одной проблемой будет меньше».

— Нам нужна Книга, помнишь? — Я попыталась воззвать к ее разуму.

Иногда мне кажется, что во всем аббатстве этот самый разум есть только у меня.

— Книгу мы найдем и без Мак. Она предала нас.

На фиг разум. Как же меня бесит, когда люди делают окончательные и бесповоротные выводы при полном отсутствии доказательств!

— Ты не знаешь этого наверняка, так что прекрати так о ней говорить! — зарычала я.

Чья-то рука сжалась в кулак на воротнике Кэт, заставив ее подняться на цыпочки. Моя рука. Не знаю, кто из нас двоих удивился больше. Я опустила ее на землю и отвернулась. Никогда раньше я ничего подобного не делала. Но Мак в беде, я должна ее вытащить, а Кэт тратила мое время на полную фигню с большой буквы «X».

Вокруг рта Кэт появились морщинки, а в глазах застыло выражение, которое я слишком часто замечала. От него я злилась и чувствовала себя жутко одинокой.

Она боялась меня.

Мак не боялась. В этом мы тоже были как сестры.

Не говоря больше ни слова, я приказала ногам отрастить крылья, ради которых мы и жили, и исчезла в доме.

Я смотрела с крыши.

Мои руки сжались в кулаки. Я очень коротко стригу ногти, но все равно они впились в кожу до крови.

Два Фейри тащили Мак вниз по ступеням церкви. Она была голой. Посреди улицы они бросили ее, словно какой-то мусор. Третий Фейри вышел из церкви и присоединился к ним, все трое стали вокруг Мак, словно почетный караул, и поворачивали головы, внимательно наблюдая за улицей.

Волна дикого секса, который они излучали, ударила в меня, но это не было похоже на влияние В'лейна, которому я однажды подарю свою девственность.

На сексе я поведена не меньше, чем остальные, но эти… существа… внизу… эти невероятно — черт, на них даже смотреть больно, что-то мокрое текло по моим щекам, словно глаза вскипели в глазницах, — прекрасные создания пугали меня, а я не из тех, кого легко напугать. Они даже двигались не так, как остальные. Под их кожей вскипали радужные штормы. На шеях скользили черные ожерелья. В глазах не было ничего. Ничего. В их глазах было забвение. Сила. Секс. Смерть. Они буквально излучали все это. Они Невидимые. Моя кровь это знала. Я хотела упасть на колени у их ног и вознести им хвалу, но Дэни Мега О'Мелли не будет возносить хвалу никому, кроме себя!

Я вытерла лицо. Пальцы были красными. Из моих глаз текла кровь. Жутко. Но здорово. Вампиры фигня по сравнению с Фейри.

Я закрыла глаза и, когда снова их открыла, не стала смотреть на тех, кто окружил Мак. Вместо этого я оценила обстановку. Каждого Фейри, каждый пожарный гидрант, машины, выбоины, фонари, куски мусора. Я мысленно отмечала объекты и пустое пространство, запоминала, подсчитывала вероятную погрешность движений и мысленно составляла план.

Я скосила глаза. По улице двигалась тень, слишком быстро, чтобы ее можно было увидеть. Фейри, похоже, не знали, что она там. Я наблюдала. Они не реагировали на тень. Не поворачивались, чтобы отследить ее движения. Я не могла на ней сосредоточиться. Не могла определить ее форму. Она двигалась почти как я… почти. Какого черта? Это не Тень. Не Фейри. Просто размытое темное нечто. Вот оно нависает над Мак. И вот оно исчезает. Светлая сторона вопроса — если Невидимые не заметили этого, они не должны заметить и меня, когда я брошусь вперед, чтобы выхватить Мак. Мрачная сторона — а что, если эта тень, чем бы она там ни была, может меня видеть? Что, если мы столкнемся? Что это вообще такое? Не люблю неизвестности. Неизвестность может убить.

Я заметила блеск копья Мак в руке того, кто был одет в алую мантию. Он нес копье, вытянув руку. Только Видимые и люди способны касаться Светлых реликвий. Он должен быть либо человеком, либо Видимым. Гроссмейстер?

У них Мак. У них ее копье. Не знаю, смогу ли я схватить все сразу, поэтому не стану и пытаться. Не будь это Мак, я бы рискнула. Но они ее сильно отделали. Она была вся в крови. Она мой герой. Я ненавижу их! Фейри отняли у меня маму, а теперь пытаются отнять Мак. Я обновила мысленный снимок окружающего, прежде чем разрешила себе сойти с ума, позволила древнему участку мозга, отвечавшему за талант ши-видящей, полностью меня проглотить.

И внезапно стала классной, идеальной, полностью отрешившись от всего. Я — Звезда. Я самая большая зараза в этом мире!

Я двигалась от одного стоп-кадра к следующему. Никаких промежутков.

Я на крыше дома.

Я на улице.

Я между тех, кто ее охраняет. Похоть — хочухочусекссмерть — обжигает меня, но я двигаюсь слишком быстро, они не могут дотронуться до того, кого не видят, а меня они не видят, и все, что мне нужно, — это просто не поддаться; ненависть, ненависть, ненависть, сделать ненависть своей броней. Во мне достаточно ненависти на бронежилеты для всей ирландской Гарды.

Я хватаю Мак.

Стоп-кадр.

Сердце прыгает к горлу! Похожая на тень штука блокирует мой путь! Что это такое?

Я торможу.

Слышу, как позади кричат Фейри.

И тогда я ору Кэт и всем остальным, чтобы они тащили свои задницы сюда, забрали копье и убили этих уродов.

С Мак на руках я мчалась изо всех сил, меняя стоп-кадры так быстро, как только могла. Я направлялась к аббатству.

 

2

Дэни: 4 ноября

— Позволь уточнить, правильно ли я тебя поняла, — напряженно сказала Ровена.

Она стояла ко мне спиной, вся ее маленькая фигурка буквально искрилась от злости. Иногда Ро кажется старухой. А иногда просто излучает жутковатую активность. Это странно. Спина у нее прямая, как шомпол, кулаки упираются в бока. Длинные седые волосы заплетены в косы и короной уложены вокруг головы. Ро была одета в белую мантию Грандмистрис с вышитым символом нашего ордена — изумрудным трилистником. Ровена носила эту мантию с того самого момента, как все рухнуло и начался ад. Меня удивило, что она так долго ждала, прежде чем устроить мне разнос, но Ро наверняка была занята уймой других вещей.

Она забрала мой меч, и теперь он лежал на столе. Лезвие мерцало белым светом — моим светом, — словно сошло прямо с небес, отражая сияние десятков ламп, расставленных так, чтобы осветить каждый угол, закуток и трещинку в кабинете.

В День всех святых, когда Сфера взорвалась, Тени вырвались на волю. Скользкие уроды застали нас врасплох и отняли сорок четыре жизни, прежде чем мы раздобыли достаточно ламп и фонариков, чтобы защитить себя. Насколько нам известно, Теней нельзя убить. Мой меч не может их коснуться. Свет временно сдерживает их, заставляя поглубже забиться во все темные уголки, которые Тени могут найти. Аббатство было в опасности, но мы не отступили ни на шаг. Ни за что Тени не отнимут наш дом и не превратят его в Темную Зону! Мы выловим их одну за другой и заставим убраться отсюда.

Вчера одна из Теней спряталась в ботинке Сорчи. Клир видела, как это произошло. Она рассказала, что Сорча вроде как исчезла в своем ботинке и только одежда рассыпалась вокруг. Когда мы выколотили ботинок на крыльце при ярком свете солнца, из него выпала пергаментная шелуха, украшения, две пломбы и Тень, которая разлетелась на миллион кусочков. Теперь никто не обувается, предварительно не вытряхнув из туфлей все, что туда насыпалось, и не посветив внутрь фонариком. Я в последнее время ношу сандалии, несмотря на холод. Ну и способ покинуть этот мир: умереть от Тени в ботинке! Я улыбнулась. Да, у меня черный юмор. А вы поживите моей жизнью, посмотрим, какие будут шутки у вас.

Я уставилась на свой меч. Пальцы сжались от ощущения утраты. До смерти не люблю разлучаться с оружием.

Ровена повернулась в вихре белой мантии и пронзила меня холодным, как сосулька, взглядом. Я неловко заерзала. Я могу подшучивать над Ровеной, называть ее Ро и трепаться о том, какая я классная, но — не ошибитесь — с этой старушкой нужно держать ухо востро.

— Ты была на расстоянии смертельного удара от Гроссмейстера и трех принцев Невидимых и даже не обнажила свой меч?

— Я не могла этого сделать, — защищалась я. — Мне нужно было забрать Мак. Я не могла рисковать и позволить ей погибнуть в драке.

— Какую часть выражения «живой или мертвой» я не смогла до тебя донести?

Ну ясно же, что часть про «мертвую», но я этого не сказала.

— Мак может чувствовать Книгу. Почему все постоянно об этом забывают?

— Уже не может! И ты знала это с того самого момента, как увидела ее. Предательница, а теперь еще и при-йа, Мак для нас бесполезна. Она не способна думать и говорить, она разучилась даже есть самостоятельно! Она умрет через несколько дней, если не раньше. Ох, а ты, ты не воспользовалась единственным нашим шансом уничтожить врага и трех принцев Невидимых, и ради чего? Чтобы спасти бесполезную девчонку! Кто ты такая, чтобы принимать подобного рода решения за всех нас?

Мак, возможно, и при-йа, но она не предательница. Я в это не верила. Но ничего не сказала.

— Убирайся с глаз моих! — закричала Ровена. — Уходи! Уходи! Или я вышвырну тебя отсюда! — Она взмахнула рукой, указывая мне на дверь. — Думаешь, что знаешь, как надо поступать, — тогда иди! Попытайся, неблагодарное дитя! Забудь, что я делала для тебя все, что сделала бы твоя мать, и даже больше! Уходи! Посмотрим, как долго ты проживешь в этом мире без меня!

Я стойко отказывалась посмотреть на свой меч. Ничего я ей не выдам. Ровена замечает любую мелочь. Но если она сейчас говорит серьезно, я могу подраться с ней за меч. И не просто могу, но и буду драться.

Я посмотрела на нее, буквально источая раскаяние и просьбу о поддержке. Сделала несчастные глаза. Заставила нижнюю губу задрожать. Мы смотрели друг на друга.

К тому времени когда все мышцы моего лица буквально завопили от нежелания удерживать такое глупое сопливое выражение, взгляд Ровены потеплел. Она вдохнула, медленно выпустила воздух. Закрыла глаза, вздохнула.

— Дэни, ох, Дэни, — закудахтала она, открывая глаза. — Ну когда ты научишься! Когда погибнешь? Я желаю тебе только добра. Неужели ты мне не доверяешь?

Вот к этому слову я отношусь с жутким подозрением. Оно означает безусловное подчинение. Однажды я уже это пробовала.

— Извини, Ровена.

У меня перехватило дыхание. Я повесила голову. Как же мне хотелось вернуть меч!

— Я вижу, что тебе небезразлична эта… эта…

— Мак, — подсказала я, пока Ро не произнесла слово, которое действительно меня разозлит.

— Но, клянусь, я никогда не пойму, по какой причине. — Ровена мрачно замолчала, и я поняла, что пришло время оправдываться за сам факт своего существования.

Я сказала ей все, что она хотела услышать. Мне одиноко, сказала я. Мак так мило со мной обращалась. Мне жаль, что я была такой дурой. Я действительно пытаюсь стать той, кем Ровена хочет меня видеть. В следующий раз я буду вести себя лучше.

Ро меня отпустила, но меч оставила себе. Я не возразила. Пока что. Я знаю, где он лежит, и, если она не отдаст его сама, я найду причину, по которой она это сделает.

А пока что у меня была уйма дел. Поскольку я супербыстрая, меня гоняли по всей округе, заставив собирать лампы, лампочки, батарейки и прочие ресурсы. То безумие, которое мы видели вчера в Дублине, до нас пока что не дошло. У нас все еще было электричество. А даже если бы его и не было, в аббатстве до хрена генераторов. Мы тут на полном самообеспечении. Свое электричество, еда, вода. У нас есть все.

А я до сих пор не видела ни одного Невидимого. Наверное, они предпочитают города. Там больше пищи. Кэт думает, что они не подадутся в сельскую местность, пока не выжрут города, так что некоторое время мы будем в безопасности, если не считать долбаных Теней. Время от времени я проверяла, как там Мак. Пыталась заставить ее поесть. У Ро был ключ от ее камеры. Не знаю, зачем ее понадобилось запирать, учитывая количество решеток и охрану, да и сама Мак, похоже, не могла ходить. Если я в ближайшее время не заставлю ее поесть, я стащу ключ. Мне пока не удалось подозвать Мак к решетке, и я не могла заставить ее поесть через прутья.

Что я на самом деле хотела узнать, так это где, мать его так, В'лейн? Почему он не пришел за Мак? Почему не остановил принцев Невидимых и позволил им ее изнасиловать? Я звала его, когда прыгала по селам, но даже если он и слышал мои вопли, то не стал отвечать мне. Похоже, Мак он тоже не ответил.

И Бэрронс — с ним что за дела? Неужели Мак не нужна ему живой? Почему все ее бросили, когда она больше всего нуждалась в помощи?

Мужчины.

Чуваки, это полный отстой.

Я сгрузила добычу в обеденном зале. Суперклей, фонарики, батарейки, скобы. Никто не поднял глаз. Ши-видящие сидели за столами и делали новые и новые копии классного шлема, который Мак надевала в ту ночь, когда мы вместе дрались. После того как я выдернула ее у принцев, Кэт и остальные двинулись вперед, надрали им задницы, отняли копье Мак и ее рюкзак, а в рюкзаке нашли розовый шлем.

Теперь ши-видящие образовали целый сборочный конвейер, а я таскала им все необходимые детали, за исключением щелчковых выключателей. Наверное, придется смотаться за ними в Дублин, хотя Ро и велела не обчищать городские магазины.

Поскольку большинство наших работали велокурьерами в «Почтовой службе инкорпорейтед» — так называлось прикрытие интернациональной коалиции ши-видящих, отделения которой были разбросаны по всему миру, — собственные шлемы были почти у всех. Их нужно было только модифицировать. Но в аббатстве было полно Теней, и все спорили за право первой получить готовый шлем. Я сказала ши-видящим, что Мак называла шлем МакОреолом, но Ро запретила произносить это слово, словно ее злило, что Мак сама до такого додумалась.

Я помчалась на кухню, рванула дверцу холодильника так, что она даже перекосилась и пришлось быстро ее чинить, и начала запихивать еду в рот. Не знаю, что я ела, меня это не волновало. Я дрожала. Мне постоянно нужно есть. Суперскорость высасывает из меня все силы. Мне нужно много жиров, много сахара. Масло, сливки, сырые яйца я проглотила сначала. Апельсиновый сок. Мороженое. Торт. Мои карманы постоянно набиты шоколадными батончиками, и я никогда не выхожу без поясного кошелька с запасами. Я выпила две банки содовой и наконец перестала трястись.

В магазинчике я взяла несколько белковых напитков для Мак. Я боялась, что она начнет сопротивляться и подавится твердой пищей.

Кэсси сказала, что Ро делает обход. Пришло время забрать ключ.

Я не плакала. Я вообще не помню, чтобы когда-нибудь плакала. Даже когда убили маму. Если я и заплачу, то только глядя на Мак. Понимаете? Она и я. Мы умрем друг за друга. И видеть ее такой — это выше моих сил. Я потащилась к ее камере. Ну, то есть я шагала совсем как Джо. По дороге я успела сжевать еще несколько батончиков.

Мак не признавала одежды. Срывала вещи, словно они жгли ей кожу. Блин, хотела бы я так выглядеть, когда вырасту. Когда я принесла ее сюда, Ро забрала ее и закрыла внизу, в одной из заброшенных старых келий. Каменные стены. Каменный пол.

Койка. Ведро для испражнений. Мак ничего не ела и не пила, ведро было ей не нужно, но сам факт! Она же не животное, даже если и ведет себя похоже. Она же ничего не может с этим поделать! Тюремные решетки вместо двери.

Ро сказала, что все это для блага Мак. Что Охотники выследят ее и принцы телепортируются сюда, чтобы отнести Мак обратно к Гроссмейстеру, если мы не поместим ее под землю и не окружим охраной. Большую часть того дня, когда я принесла ее сюда, мы провели, покрывая все аббатство вязью защитных символов, а Хевен заглядывал нам через плечо, советуя, что нужно делать. У них были рисунки. Ро добыла их в одной из книг в Запретной библиотеке. Это было обалденно! А в краску надо было добавлять кровь. Я знаю, потому что Ро собиралась использовать мою. И не хотела, чтобы я рассказала об этом остальным девчонкам. Я знаю много такого, о чем остальные даже не догадываются. Стены камеры Мак полностью покрыты символами.

В коридоре, который вел на лестницу, я столкнулась с Лиз. Она надела МакОреол и сияла, словно маленькое солнце.

— Как она? — спросила я.

Лиз пожала плечами.

— Понятия не имею. Сейчас не моя очередь проверять, и, пока дежурная не придет, я вниз не спущусь.

Проходя мимо Барб и Джо, я не стала повторять свой вопрос. Большинство ши-видящих чувствуют то же, что и Лиз. Они не хотят, чтобы Мак была здесь, и никто не желает к ней спускаться. В подвале нет электричества. Словно во времена Средневековья. В стенных нишах горят факелы. Ну, картинка вам ясна.

Поэтому я и нервничала за Мак и притащила в ее келью около пятидесяти лампочек, а теперь внимательно следила за батарейками.

— Не знаю, почему ты беспокоишься, — бросила Джо через плечо. — Мак испоганила Сферу. Она флиртовала с принцем Видимых. Она сама этого хотела. Фейри и люди должны жить отдельно. В этом и заключается смысл существования нашего ордена — мы следим, чтобы расы жили отдельно. А Мак получила то, чего добивалась.

Моя кровь вскипела. Я уже стояла у двери, собираясь спуститься, но в тот же миг швырнула Джо в стену, и между нашими носами оставалось не больше, чем позволял МакОреол.

Вот оно, нужное выражение. Она боится меня.

— Ну и правильно, — холодно сказала я. — Бойся меня. Потому что если с Мак что-нибудь случится, ты будешь первой, кто мне за это ответит.

Джо оттолкнула меня.

— Ровена забрала твой милый мечик. А без меча ты не такая уж крутая, Даниэлла.

Она издевается надо мной?

— Я Дэни. — Ненавижу это сопливое имечко. Я снова толкнула Джо в стену.

Черт, не могу поверить, но она снова меня отпихнула. На ее лице все еще был страх, но в глазах читался вызов.

— Ты можешь быть сильнее и быстрее нас, девочка, но, собравшись вместе, мы надерем тебе задницу. А мы уже начинаем испытывать такое желание. Ты заботишься о предательнице и становишься такой же, как она.

Я посмотрела на Барб, но та пожала плечами и сказала:

— Прости, но я согласна с Джо.

Кучка идиоток. Я помчалась вперед, не оборачиваясь. Не буду тратить на них ни времени, ни дыхания. Я нужна Мак.

О том, что что-то не в порядке, я догадалась, как только открыла дверь. Внизу было темно. Оторопев, я замерла на секунду. Не может быть, чтобы все факелы сгорели одновременно. Я не чувствовала Фейри, а даже самая слабая из наших ши-видящих способна охватить чутьем все аббатство.

То, что поблизости не было Фейри, означало, что одна из нас погасила факелы. Кто-то так сильно хочет смерти Мак, что готов ее прикончить. И подозревает, что это сойдет ему с рук. Я включила лампочки на шлеме, перешла на сверхскорость, и — бинго! — я в келье.

Все оказалось хуже, чем я думала.

Принеся вниз ведра с краской, мы не позаботились о том, чтобы убрать лишние наверх, и теперь кто-то пришел и разлил черную краску по полу, расплескал по стенам возле входа в камеру, и краска стерла защитные знаки.

Я потрогала краску носком сандалии. Мокрая, свежая.

Я нахмурилась. Что-то не складывается. Факелы погасили — и, естественно, Тени смогли пробраться сюда. При уничтоженной защите они смогли бы даже забраться в келью — если бы не пятьдесят лампочек, которые ее освещали. Но лампочки горят. Так какой в этом смысл? Зачем это недоделанное покушение на убийство, если оно по-любому не сработает?

— Ох, черт, — сказала я, сообразив.

Кто-то ожидал вовсе не Теней. Кто-то решил впустить сюда нечто побольше и похуже, нечто, не боящееся света.

Ни за что. Ну не может в этих стенах находиться такой предатель!

Я размышляла над уликами. Мозг говорил: может, Дэни. Поумней.

Мне не хотелось оставлять Мак одну, но я же не смогу защитить ее без оружия! И я все еще не чую Фейри. Мне нужно сорок пять секунд, это максимум. Придется рискнуть.

Стоп-кадр!

Двигаться, как я, клево: больше всего это напоминает невидимость. Люди говорят, что чувствуют только внезапный порыв ветра, который может вырвать волосы. Я все еще испытываю границы этой силы. И больше всего люблю бегать по улице, потому что там меньше предметов, в которые можно врезаться. Я вся в синяках.

Но я хотела сказать, что люди меня даже не видят. А прикоснуться ко мне, когда я так летаю? Ха, не смешите, не смогут.

Я вроде как вижу, что вокруг происходит, и даже кое-что слышу, но в основном это невнятный шум и все кажется размытым.

Но шум, который я расслышала, дошел до моего сознания, и я чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Мужские голоса. Злые. Раздраженные. Мужчинам запрещено появляться в аббатстве.

Так было всегда. Без исключений. В ту ночь, когда Мак привела сюда В'лейна, мы чуть с ума не сошли.

Но вот они здесь. Мужчины идут мне навстречу. Их много. Выстрелы! Ни фига себе! Ну что за идиот притащил огнестрельное оружие на такую войну? Кого они смогут убить этими пукалками? Ох, черт, да нас. Почему? Впереди, двигаясь быстрее, чем я ожидала…

УКЛОНИТЬСЯ! УКЛОНИТЬСЯ! УКЛОНИТЬСЯ!

Мне потребовалась вся моя скорость и ловкость, потому что происходило нечто очень странное в одном пространстве со мной. У меня ушло до черта времени на попытки уклониться от него, а потом, совершенно внезапно, меня выдернули из воздуха под локти и поставили на пол, да так, что у меня зубы клацнули.

Выдернули.

Меня.

Поймали на сверхзвуковой скорости. Заставили остановиться.

Я ничего не могла поделать.

Я пискнула.

— Дэни, — сказал незнакомец.

У меня отвисла челюсть. Мак никогда не говорила мне, как он выглядит. Поверить не могу, что Мак никогда не говорила мне, как он выглядит. Я таращилась и не могла отвести глаз.

— Бэрронс? — выдохнула я.

Это должен быть он. Просто иначе и быть не может. Она жила с этим изо дня в день? Как она это вынесла? Как она вообще могла ответить ему «нет» по любому поводу? И откуда он знает, кто я? Мак рассказала ему обо мне? Надеюсь, она не забыла упомянуть о том, какая я классная! Я до смерти смутилась. Я же перед ним запищала! Как мышь. Казалось, он занимал очень много места. И он выхватил меня из воздуха.

Я отскочила, почти на сверхскорости. И почувствовала, что он мне это позволил. Это раздражало. Очень.

Я взглянула ему за спину и чуть не пискнула еще раз.

Восемь мужчин шли за ним клином. Вооруженные до зубов, с кучей боеприпасов, с чем-то вроде «Узи» в руках. Крупные мужчины. Некоторые больше походили на животных, чем на людей. Один из них выглядел, как Смерть: белые волосы, бледная кожа, пылающие темные глаза, которые все видели и все замечали. Он посмотрел на меня. Я съежилась. Все они двигались плавно и очень странно. И все излучали надменность, почти как Фейри, но они не были Фейри. Ши-видящие жались к стенам, пытаясь не привлекать к себе внимания. Убитых я не заметила. Наверное, те выстрелы были предупредительными, в воздух. Надеюсь. От этих мужиков исходила жуткая энергия. Что бы ни было в Бэрронсе — я не могла дать этому четкого определения, но дикая сила, которую он излучал, просто зашкаливала, — в них это тоже было. Глядя на то, как эта команда шагает по коридору аббатства, даже я захотела убраться с дороги.

Один из них тащил Ро, приставив к ее шее нож.

Я могла рвануться вперед и спасти ее. Она наша Грандмистрис. Главный авторитет. Вот только я не была уверена, что смогу проскочить мимо Бэрронса.

— Убирайтесь из моего аббатства! — кричала Ровена.

— Где Мак? — мягко спросил Бэрронс, переключив мое внимание на себя. Его мягкость была словно скальпель над яремной веной. — Эта сука что-то с ней сделала?

Если бы взглядом можно было убивать! Кто-нибудь когда-нибудь будет смотреть так из-за меня. Я решила не говорить ему, что Ро намеревалась позволить Мак умереть.

— Нет. Она в порядке. — Я решила немного уточнить. — То есть ей не хуже, чем было, когда она здесь появилась.

Он мрачно посмотрел на меня и повторил:

— Где она?

Только сейчас до меня дошло, что означали погасшие факелы и разлитая по защитным знакам краска. Я сама не смогу обеспечить безопасность Мак. Даже мне нужно иногда спать. А до Дня всех святых Бэрронс успешно охранял Мак.

И все же… обычный человек ни за что не смог бы вот так выдернуть меня из воздуха. Кто же он такой? Я не знала, насколько Мак ему доверяет.

— Пообещай, что не причинишь вреда Ро, — сказала я. — Она нам нужна.

Что-то дикое шевельнулось в глубине его глаз.

— Я решу это, когда увижу Мак.

Я тоже внезапно озверела.

— Ну и где ты шлялся, когда был ей нужен?! — зарычала я. — Я была там.

И, не добавив ни слова, выскочила на сверхскорости.

В этих стенах я могла доверять только двоим: себе и своему мечу. Если мои инстинкты не ошибаются — а они никогда не ошибаются, — сейчас не только Бэрронс направлялся к Мак.

И я их всех там перебью.

Я позволила древнему, холодному ши-видящему участку мозга поглотить меня. Я стала сильной, мощной, быстрой, свободной!

Дверь в кабинет Ровены разлетелась в щепки.

Меч у меня.

И вот я уже в келье Мак, возвышаюсь над ней. Она перекатилась, словно реагируя на тепло моего тела. Она цеплялась за мою ногу. Терлась об меня. Издавала звуки. Я притворилась, что ничего странного не происходит. Она сейчас за себя не отвечает. Я старалась на нее не смотреть. С тех пор как я ее вытащила, я старалась не смотреть на Мак. Я мало что знаю о сексе, но то, что случилось с ней, определенно не лучший способ о нем узнать. Я уже провела небольшое расследование. И результат меня беспокоил. Ни разу за всю историю человек, ставший при-йа, не возвращался в прежнее состояние. Ни разу. Они до самой смерти оставались безмозглыми животными, которые делали, что им велят. И это люди, которых обратили Светлые. Никогда раньше никого не обращали Темные, а Мак пострадала от трех самых могущественных из них! Но у Мак железный характер. Она как-нибудь выберется. Ей придется это сделать. Она нам нужна.

Фейри телепортировался!

Хочухочусекссмерть ударило в меня. Но промедление не для меня! Я сунула меч ему в живот. Фейри глянул вниз. И замер, не в силах поверить. Мы смотрели друг на друга. Невероятное совершенство. Мои щеки стали влажными, как и в прошлый раз, когда я смотрела на принцев, и мне не надо было вытирать их и смотреть на свои пальцы, чтобы убедиться, что это кровь. Если у меня кровь идет из глаз от одного взгляда на него, как же Мак выжила после того, как трое принцев ее касались! И не только касались… Даже смертельно раненный, Фейри заставлял меня опуститься на колени. Я хотела полностью уступить ему, во всем. Хотела подчиняться ему. Хотела называть его Хозяином. Ро именовала их Четырьмя Всадниками Апокалипсиса, так как же зовут того, в ком застрял мой меч? Смерть, Мор, Глад или Война? Чуваки, вот это добыча! Я бы похлопала себя по спине, если бы все силы не уходили на то, чтобы не вытащить из него меч и не насадить себя на лезвие. Эта тварь играла с моим сознанием. Фейри пытался забрать меня с собой. Его радужные глаза сверкнули, и я чертовски уверена, что он попытался проклясть меня перед смертью. А потом мы оба упали на колени — Фейри, потому что умер, а я — черт, ну стыдно же — потому что, похоже, испытала первый в жизни оргазм, убив принца Невидимых. Это неправильно. Ненавижу. Ненавижу его за то, что он заставил меня это испытать. Все должно было быть совсем не так.

А потом в келье появился Бэрронс.

И еще один Темный принц материализовался за моей спиной. Он был таким могущественным, что мое чутье ши-видящей завопило еще до того, как он обрел форму. Я развернулась, сделала выпад, но не убила его, потому что этот ублюдок взглянул мне за спину и тут же исчез.

Я поняла. Я не дура. Бэрронс испугал его куда больше, чем я и мой меч.

Я повернулась к Бэрронсу, собираясь потребовать ответа. Я не позволю ему забрать Мак, пока он мне кое-что не объяснит. Но он так посмотрел на меня, что я заткнулась.

Молодец, Дэни, говорил его взгляд. Ты не ребенок, говорил его взгляд. Ты воин, и чертовски хороший воин. Его глаза приняли меня, оценили с головы до ног и отразили. И в темном зеркале его глаз я была настоящей женщиной. Бэрронс меня видит. Он действительно видит меня!

Когда он поднял Мак и отвернулся, я подавила вздох.

Когда-нибудь я подарю Бэрронсу свою девственность.

 

3

Мак: в келье аббатства

Я — жар.

Я желание.

Я боль.

Я больше, чем боль. Я агония. Я по другую сторону смерти, мне отказано в милосердии. Я жизнь, которой никогда не должно было быть.

Все, что я есть, — это кожа. Кожа, которая живет, которая хочет, которая жаждет прикосновения, чтобы прекратить боль. Я катаюсь, катаюсь, но этого недостаточно. От этого только сильнее болит. Моя кожа в огне, ее свежуют тысячи раскаленных лезвий.

На холодном каменном полу этой клетки я провела всю свою жизнь, сколько себя помню. Я не знала ничего, кроме холодного каменного пола. Я полая внутри. Пустая. Безмозглая. Я не знаю, зачем продолжаю жить.

Но подождите! Что-то изменилось в моем застывшем мучении? Грядут перемены?

Я поднимаю голову.

Кто-то не-пустой рядом!

Я ползу к нему, умоляю остановить мою агонию.

Некто не-пустой пытается что-то положить мне в рот и заставить меня жевать. Я отворачиваюсь. Сопротивляюсь. Мне нужно не это. Потрогай меня здесь. Потрогай сейчас!

Некто не трогает. Уходит. Иногда возвращается, и все начинается сначала.

Время не имеет значения.

Я дрейфую.

Я одинока. Потеряна. Я всегда была одна. Никогда не существовало ничего, кроме холода и боли. Я касаюсь себя. Я хочу. Хочу.

Некто не-пустой приходит и уходит. Кладет мне в рот что-то с неправильным запахом и вкусом. Я выплевываю. Это не то, что мне нужно.

Снова дрейфую в неподвижном океане боли.

Стойте! Что это? Опять перемена? Неужели я узнаю что-то, кроме агонии?

Да! Это я знаю! Тот, Кто Создал меня, здесь! Мой принц пришел. Я ликую. Конец моих страданий близок.

Но… что делает некто не-пустой?

Мой принц… нет, нет, нет!

Я кричу. Бью кулаками не-пустого. Этот не-пустой ударил моего хозяина длинной светящейся палкой. Хозяин перестает жить! Забери меня с собой, умоляю! Я не выдержу. Я боль! Я снова боль!

Некто не-пустой опускается на колени рядом со мной. Касается моих волос.

Мой принц ушел.

Этот, другой, заставил его не-жить!

Я падаю. Я горе. Я отчаяние. Я опустошенность. Я глыбы черного льда в том месте, откуда пришел мой Хозяин.

Снова изменение?

Пришел еще один Создавший Меня? Неужели меня все-таки спасут? Я приму милосердие из рук Хозяина?

Нет, нет, нет! Он тоже исчез. Почему меня мучают?

Я агония. Меня бросили. Меня наказывают, а я не знаю, за что.

Но подождите…

Что-то нависает надо мной. Оно большое и сильное. Оно электризует. Оно — похоть. Оно не один из моих принцев, но мое тело выгибается с жаром. Да, да, да, именно ты мне нужен!

Оно касается меня. Я в огне! Я плачу от облегчения. Оно прижимает меня к своему телу, вжимает в свою кожу. Нас охватывает дрожь. Оно говорит, но я не понимаю его языка. Я нахожусь в месте, где нет слов. Есть только кожа, и плоть, и желание.

Я животное. Я голод, бездумный, неутихающий голод.

И мне сделали самый лучший подарок — наверное, Хозяева мною довольны!

Слова, которые он произносит, отдаются у меня в ушах, но мне не нужно знать этот язык, чтобы опознать своего.

Существо, которое меня держит, не только утолит мою боль. Оно заполнит мою пустоту.

Оно тоже животное.

 

4

Я жива. Я жива! Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько живой. Я сижу, скрестив ноги, голая, на сбившихся шелковых простынях. Жизнь — это чувственный банкет, а я ненасытна. Я сияю от пота и удовлетворения. Но мне нужно еще. Мой любовник слишком далеко. Отошел, чтобы принести мне еду. Не знаю, почему он настаивает. Мне не нужно ничего, кроме его тела, его прикосновений, которые меня так возбуждают, и примитивных вещей, которыми он со мной занимается. Его руки, зубы и язык, а особенно то, что тяжело свисает между его бедер. Иногда я это целую. Лижу. И тогда он сияет от пота и возбуждения, выгибается под моим ртом. Я придерживаю его бедра и дразню его. От этого я чувствую себя сильной и живой.

— Ты самый красивый мужчина из всех, кого я видела, — говорю я ему. — Ты идеален.

Он издает странный звук и бормочет что-то о том, что вскоре я могу взять свои слова назад. Я пропускаю это мимо ушей. Он говорит много загадочных фраз. Я не обращаю на них внимания. Я восхищаюсь сверхъестественной грацией его тела. Темный, сильный, он двигается, как огромный зверь, мускулы перекатываются под кожей. Черные и красные символы покрывают большую часть его тела. Это экзотично. Это восхищает. И он такой большой. В первый раз я с трудом приняла его в себя. Он наполнил меня, полностью удовлетворил. Но только до тех пор, пока не вышел из меня и я снова не стала пустой.

Я опускаюсь на четвереньки и призывно выгибаюсь. Я знаю, что он не может сопротивляться, видя мой зад. Когда он смотрит на меня, на его лице появляется странное выражение. Дикое. Его губы сжимаются, взгляд тяжелеет. Иногда он резко отворачивается.

Но всегда поворачивается обратно.

Быстрый, жесткий, голодный, как и я.

Думаю, он сопротивляется желанию. Я не понимаю этого. Желание есть. А между животными не может быть никаких рассуждений. Нет ничего правильного и неправильного. Есть похоть. Удовольствие — вот путь зверей.

— Еще, — говорю я. — Возвращайся в постель.

У меня ушло немало времени, прежде чем я выучила язык этого великолепного существа, но, как только я начала его понимать, дело пошло быстрее. Хотя некоторые понятия все еще ускользают от меня. Он уверяет, что я все это знала, просто забыла. Он уверяет, что мне понадобилось несколько недель, чтобы научиться говорить. Я не знаю, что такое «недели». Он говорит, что это способ отмечать течение времени. Меня такое не интересует. Он часто произносит бессмысленные слова. Я пропускаю их мимо ушей. И затыкаю его рот своим. Или грудью, или другими частями тела. Это всегда срабатывает.

Он смотрит на меня так, что мне на миг кажется, будто я уже видела это выражение на его лице. Но я знаю, что это невозможно, потому что я ни за что не забыла бы такого изумительного создания.

— Ешь! — рычит он.

— Не хочу! — рычу я в ответ.

Я устала от его попыток заставить меня поесть. Я тянусь к нему. Я сильная. Мое тело уверенно. Но этот чудесный зверь сильнее меня. Я наслаждаюсь его силой, когда он поднимает меня, чтобы посадить на свои бедра, или прижимается и входит в меня сзади и глубоко проникает в мое тело. Я хочу ощутить его сейчас. Он не знает усталости. Иногда я засыпаю, но я никогда не видела, чтобы он спал. Я постоянно требую, и он всегда способен удовлетворить меня. Он неутомим.

— Я хочу еще. Ты. Иди сюда. Сейчас. — Я снова повожу задом. Вверх.

Он смотрит.

Ругается.

— Нет, Мак, — говорит он.

Я не знаю, что значит «Мак». Но я знаю, что значит «нет». И мне это не нравится.

Я надуваю губы. Но они быстро складываются в улыбку. Я знаю секрет. При всей силе этого зверя его самоконтроль слабеет, когда дело касается меня. Я выучила это за то время, что мы провели вместе. Я облизываю губы, смотрю на него, и он издает дикий, злобный горловой звук, от которого моя кровь становится горячей, горячей, горячей, потому что я знаю: этот звук означает, что он готов дать мне то, чего я хочу.

Он не может мне сопротивляться. Это его тревожит. Странный зверь.

Похоть есть, говорю я ему снова, снова и снова. Я пытаюсь заставить его понять.

— В жизни есть не только похоть, Мак, — грубо отвечает он снова, снова и снова.

И опять это слово, «Мак». Я многого не понимаю. И устала говорить. Я отвлекаю его.

И он дает мне то, чего я хочу. А потом заставляет меня есть — скучно. Я смешу его. С полным животом я становлюсь сонной. Я сплетаюсь с его телом. Но когда я это делаю, похоть снова охватывает меня, и я не могу спать. Я перекатываюсь по нему, сажусь верхом на его бедра, вожу грудью по его лицу. Его глаза загораются, и я улыбаюсь. Одним грациозным движением он подминает меня под себя, прижимает мои руки к постели над моей головой и смотрит мне в глаза. Я вскидываю бедра. Он твердый и готовый. Он всегда твердый и готовый.

— Лежи тихо, Мак. Черт побери, можешь ты просто полежать?

— Но ты же не во мне, — жалуюсь я.

— И не собирался.

— Почему нет? Ты хочешь меня.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Позже отдохну.

Он закрывает глаза. На его скулах ходят желваки. Он открывает глаза. Они мерцают, как полярная ночь.

— Я пытаюсь помочь тебе.

Я прижимаюсь к нему.

— А я пытаюсь помочь тебе помочь мне, — терпеливо объясняю я.

Иногда мой зверь глупый.

Он рычит и вжимается лицом в мою шею. Но он не целует и не кусает меня. Я ворчу от неудовольствия.

Когда он снова поднимает голову, на его лице бесстрастная маска, которая не обещает мне того, чего я хочу. Он все еще удерживает мои руки.

Я бодаю его головой.

Он смеется, и на миг мне кажется, что я победила, но потом он перестает смеяться и говорит: «Спи», странным голосом, в котором звучит эхо многих голосов. Мою голову сдавливает. Я знаю, что это. Мой зверь умеет творить магию.

Во мне тоже есть магия, в местечке у меня в голове. И я толкаю его этим, сильно, потому что у него есть то, чего я хочу, а он мне этого не дает. Я злюсь, когда он сопротивляется, и я толкаюсь в него, пытаюсь заставить его сделать то, что я от него хочу. В магии моего зверя я ищу слабые места, чтобы использовать против него, как он пытается использовать мои слабости против меня. А потом он поддается, и внезапно я уже не зажата между приятным прикосновением шелка сзади и ощущением мужского тела спереди, я…

Я стою в пустыне. Я в теле моего любовника, я смотрю его глазами. Я мощна, я могущественна, я сильна. Мы дышим жарким душным ночным воздухом. Мы одиноки, очень одиноки. Обжигающий ветер несется над пустыней, поднимает яростную песчаную бурю, ослепляет нас, и мы не видим дальше нескольких шагов. В наше незащищенное лицо, в наши глаза впиваются тысячи острых, как иглы, мелких песчинок. Но мы не пытаемся защититься. Мы принимаем боль. Мы, не сопротивляясь, отдаемся ей. Мы дышим песком. Песчинки жгут наши легкие.

Другие уступали нам путь, и все же мы были одиноки. Что мы сделали? Во что превратились? Добрались ли они до нее? Знает ли она? Осудит ли она нас? Отвернется ли?

Она была для нас всем. Нашей высочайшей звездой, самым ярким солнцем, а теперь мы стали темнее ночи. Мы всегда были темными, нас боялись, мы были вне и над любым законом. Но она все равно нас любила. Будет ли любить и теперь? Мы, которые не знали неуверенности и страха, познали и то и другое в огромной мере в момент нашей величайшей силы. Мы, которые убивали не задумываясь, брали, не спрашивая, подчиняли без промедления, теперь сомневались во всем. Мы, сила, которая никогда не сбивалась с шага, — мы споткнулись. Мы упали на колени, запрокинули голову, и, когда наши легкие забились песком, рев ярости вырвался из наших потрескавшихся горящих губ в небеса, эти издевательские хреновы небеса…

Кто-то трясет меня.

— Что ты делаешь?! — рычит он.

Я снова на кровати, между шелком и мужчиной. Я все еще чувствую обжигающий жар пустыни, и моя кожа кажется засыпанной песком. Он смотрит на меня, его лицо побледнело от ярости. И не только. Зверь, который никогда не смущался, был смущен.

— Кто она? — спрашиваю я.

Я больше не внутри его головы. Мне сложно там оставаться. Он не хочет, чтобы я там была. Он очень силен, он вытолкнул меня.

— Я не знаю, как ты это сделала, но больше никогда так не делай! — рычит он и снова трясет меня. — Ты поняла? — Он скалит зубы.

Это меня заводит.

— Ты предпочитал ее всем остальным. Почему? Она лучше в постели?

Это не имеет смысла. Я хороший зверь.

Он должен предпочитать меня всем остальным.

Я здесь. Сейчас. А ее нет. Я не знаю, откуда мне это известно, но ее нет уже очень, очень давно. Дольше, чем его «неделю».

— Держись, на хрен, подальше от моей головы!

На хрен. Это слово я понимаю.

— Да, пожалуйста.

— Спи, — приказывает он странным голосом с множеством звучаний. — Сейчас.

Я сопротивляюсь, и он повторяет это снова и снова. Через некоторое время он поет мне. И наконец достает чернила и рисует на моей коже. Он уже делал это раньше. Это щекотно… но успокаивает.

Я сплю.

Мне снятся холодные места и замок из черного льда. Снится белый особняк. Снятся зеркала, которые на самом деле являются дверьми в мечту или вратами в ад. Мне снятся звери, которые не могут существовать. Мне снятся вещи, которым я не знаю названия. Я плачу во сне. Сильные руки удерживают меня. Я дрожу. Я чувствую, что умираю.

И что-то во сне хочет, чтобы я умерла. Или перестала существовать, насколько я это понимаю.

Это злит меня. Я не перестану существовать. Я не умру, и не важно, сколько боли ждет меня в жизни. Я кому-то что-то обещала. Кому-то, кто для меня был самой яркой звездой, самым жарким солнцем. Кому-то, на кого я хотела быть похожей. Я хочу узнать, кто это.

Я проталкиваюсь сквозь холодные мрачные сны.

Ко мне тянется человек в красной мантии. Он красив, соблазнителен и очень злится на меня. Он зовет меня, призывает меня. У него есть какая-то власть надо мной. Я хочу к нему уйти. Мне нужно идти к нему. Я принадлежу ему. Он сделал меня такой, какая я сейчас. «Я расскажу тебе о той, о ком ты горюешь, — обещает он. — Я расскажу тебе о ее последних днях. Ты хочешь это услышать». Да, да, я не знаю, о ком он говорит, но отчаянно хочу услышать о ней. Была ли она счастлива, улыбалась ли она, была ли храброй до конца? Произошло ли это быстро? Скажи «да». Скажи, что она не испытывала боли. «Найди мне Книгу, — говорит он, — и я расскажу тебе все. Дам тебе все. Призови Зверя. Освободи его и меня». Мне не нужна эта книга. Я ее боюсь. «Я верну тебе ту, о ком ты горюешь. Я верну тебе воспоминания о ней, и даже больше».

Я думаю, что умру, если воспоминания вернутся. В них была дыра. Теперь на ее месте пропасть.

«Ты должна жить, чтобы вернуть эти воспоминания!» — рычит мне издалека другой голос. Я чувствую, как подрагивает моя кожа, слышу заклинания. Они заглушают голос человека в красной одежде. Он неистовствует, растекается кровью, тонет в ней, исчезает, и я на некоторое время оказываюсь в безопасности.

Я воздушный змей, попавший в торнадо, но у меня длинная бечева. И я чувствую, как она натягивается. Кто-то где-то держит другой ее конец, и, хотя он не может спасти меня от шторма, он не позволяет мне потеряться, пока я не наберусь сил.

Этого достаточно.

Я выживу.

Он включает для меня музыку. Она мне очень нравится.

Я поняла, что у моего тела есть и другие возможности получить удовольствие. Он называет это танцем. Он лежит, раскинувшись на кровати, закинув руки за голову, гора мускулов и татуировок на кроваво-красном шелке простыней, и наблюдает за тем, как я танцую голышом по комнате. Его взгляд жаркий, чувственный, и я знаю, что мой танец ему очень нравится.

Ритм ускоряется, уводит меня за собой. Песня ему соответствует. Только недавно он объяснил мне, что момент особенного удовольствия называется «оргазмом» и «приходит», а песня — это перепевка Брюса Спрингстина кем-то по имени Манфред Манн. Снова и снова повторяются слова «Я пришел за тобой».

Я смеюсь и пою для него. Я ставлю эту песню снова и снова. Он смотрит на меня. Я теряюсь в ритме. Запрокидываю голову, выгибаю спину. Когда я снова смотрю на него, он поет: «Девочка, дай мне время замести следы».

Я смеюсь.

— Никогда, — говорю я.

Если мой зверь вздумает уйти от меня, я его выслежу. Он мой. Я ему так и говорю.

Он хмурится. Спрыгивает с кровати, оказывается надо мной. Я его забавляю. Я это вижу по его лицу, чувствую в его теле. Он танцует со мной. Я снова любуюсь тем, какой он сильный, мощный и уверенный в себе. По десятибалльной шкале я дала бы этому хищнику десять баллов. А это значит, что я тоже заслуживаю десятки. Я горжусь собой.

Наш секс неудержим. У нас обоих останутся синяки.

— Я хочу, чтобы всегда было так, — говорю я ему.

Его ноздри раздуваются, в обсидиановых глазах — насмешка.

— Попытайся это запомнить.

— Мне не надо пытаться. Мои чувства никогда не изменятся.

— Ох, Мак, — говорит он, и его смех такой же темный и холодный, как место, которое мне снилось. — Однажды ты задумаешься, можно ли ненавидеть меня сильнее.

Мой зверь любит музыку. У него есть розовая штука под названием «ай-под», и, хотя я не понимаю, под чем она может говорить «ай», штука издает много других звуков. Мой зверь проигрывает мне песни снова и снова и внимательно наблюдает за мной, даже когда я не танцую.

От некоторых песен я злюсь, они мне не нравятся. Я пытаюсь заставить его выключить их, но он держит «ай-под» над моей головой, и я не могу дотянуться. Мне нравятся жесткие, сексуальные песни, вроде «Pussy Liquor» и «Foxy, Foxy». А он предпочитает веселые и счастливые песни, и меня уже тошнит от «What a Wonderful World» и «Tubthumping». Он смотрит на меня, постоянно наблюдает за мной, когда звучат эти песни. У них глупые названия, и я их ненавижу.

Иногда он показывает мне картинки. Их я тоже ненавижу. Это картинки с изображением других. Чаще всего на них женщина, которую он называет Алиной. Я не знаю, зачем ему картинки с ней, если у него есть я! А от взгляда на нее у меня внутри становится жарко и холодно одновременно. Мне больно на нее смотреть.

Иногда он рассказывает мне истории. Его любимая — про книгу, которая на самом деле чудовище и может уничтожить мир. Скучно!

Однажды он рассказал мне историю об Алине и сообщил, что она умерла. Я кричала на него и плакала, не знаю почему.

Сегодня он показал мне нечто новое. Фотографии человека, которого он назвал Джек Лейн. Я порвала их на клочки и бросила ему в лицо.

А сейчас я простила его, потому что он во мне, его большие руки на моей петунии — я не знаю этого слова, не знаю, откуда оно появилось! — на моей заднице, и он движется так сильно, так ритмично, так глубоко, что я мурлычу всем телом, а он целует меня так, что я не могу и не хочу дышать. Он в моей душе, а я в его, мы в постели, но мы и в пустыне, и я не знаю, где заканчиваюсь я и начинается он, и я считаю, что его странности с музыкой, фотографиями и раздражающими историями — это небольшая цена за такое удовольствие.

Он кончает, содрогается во мне. Я следую за ним, содрогаюсь в такт его движениям. Когда он кончает, он издает низкий горловой звук, такой дикий, животный и сексуальный, что я невольно думаю о том, что стоит ему посмотреть на меня и издать этот звук — и я могу испытать оргазм.

Он обнимает меня. Он приятно пахнет.

Я закрываю глаза.

Он снова начинает свои глупые истории.

— Мне неинтересно. — Я поднимаю голову с его груди. — Прекрати болтать.

Я накрываю его рот ладонью. Он отталкивает ее.

— Тебе должно быть интересно, Мак.

— Меня тошнит от этого слова! Я не знаю, что такое «Мак». Мне не нравятся твои картинки. Я ненавижу твои истории!

— Мак — это твое имя. Ты МакКайла Лейн. А коротко — Мак. Вот кто ты. Ты ши-видящая. Вот кто ты. Тебя вырастили Джек и Рейни Лейн. Они твои родители, они любят тебя. Ты им очень нужна. Алина была твоей сестрой. Ее убили.

— Прекрати! Я не буду слушать!

Я зажимаю уши ладонями.

Он отводит их в стороны.

— Ты любишь розовый цвет.

— Я терпеть не могу розовый! Я люблю красный и черный.

Цвета крови и смерти. Цвета татуировок на его прекрасном теле, которые покрывают его ноги, живот, часть груди и обвивают шею.

Он подминает меня под себя и удерживает мое лицо ладонями.

— Посмотри на меня. Кто я?

Что-то я забыла. И не хочу вспоминать.

— Ты мой любовник.

— Я не всегда был им, Мак. Было время, когда я тебе даже не нравился. Ты никогда мне не доверяла.

Почему он говорит мне неправду? Почему он так хочет испортить то, что у нас есть? У нас есть настоящее. Оно идеально. В нем нет холода, нет боли, нет смерти, нет предательства, нет ледяных мест и ужасных монстров, которые могут превратить тебя в нечто, чего ты не можешь понять, и могут заставить тебя стыдиться, стыдиться… Здесь есть только удовольствие, бесконечное удовольствие.

— Я доверяю тебе, — говорю я. — Мы одинаковые.

Его улыбка острая, как кинжал.

— Мы разные. Я уже говорил тебе. Никогда не совершай этой ошибки. Похоть делает нас похожими. Но мы не одно и то же. И никогда не будем.

— Ты беспокоишься о вещах, которые не имеют значения. И слишком много говоришь.

— Ты подарила мне торт на день рождения. Он был розовым. Я размазал его по потолку.

Я не знаю, что такое «день рождения» и «торт», поэтому молчу.

— Тебе нравятся автомобили. Я позволил тебе водить мой «вайпер».

Автомобили! Их я помню. Обтекаемые, сексуальные, быстрые, мощные, как все, что мне нравится. Что-то шевелится у меня внутри.

— Почему ты размазал этот «торт на день рождения» по потолку? — Я жду его ответа, и меня терзает странное дежавю — словно я часто ждала ответов от моего зверя, но редко их получала, если получала вообще.

Он смотрит на меня. Кажется, он удивлен тем, что я задала такой вопрос. Меня мало интересует разговор. У нас есть только настоящее. Я встретила его, и в тот же день он стал моим любовником. Какое мне дело до вещей с названиями «торт» и «день рождения»? И все же я почему-то очень ждала ответа и была странно разочарована, когда он так и не прозвучал.

— Я Иерихон Бэрронс. Назови меня по имени.

Я пытаюсь отвернуться, но его руки удерживают мое лицо, как тиски, и у меня ничего не получается. Я закрываю глаза.

Он трясет меня.

— Назови мое имя.

— Нет.

— Черт побери, ты можешь хоть немного мне посодействовать?

— Я не знаю слова «посодействовать».

— Ну естественно! — рычит он.

— Я считаю, что ты выдумываешь слова.

— Я не выдумываю слова.

— Выдумываешь.

— Нет.

— Да.

— Нет.

Я смеюсь.

— Женщина, ты сводишь меня с ума, — бормочет он.

Мы часто так делаем. Спорим, как дети. Он упрямый, мой зверь.

— Открой глаза и произнеси мое имя.

Я тут же сильнее зажмуриваюсь.

— Если ты произнесешь мое имя, у меня встанет.

Мои глаза распахиваются.

— Иерихон Бэрронс, — ласково говорю я.

Он издает звук, как от боли.

— Черт бы тебя побрал, женщина! Часть меня даже хочет, чтобы ты такой и осталась.

Я касаюсь его лица.

— А мне нравится быть такой. И нравится, когда ты такой. Когда ты… Какое слово ты произнес? Содействуешь.

— Попроси, чтобы я трахнул тебя.

Я улыбнулась и послушалась. Мы возвращались на территорию, которая была мне знакома.

— Ты не произнесла моего имени. Называй меня по имени, когда хочешь, чтобы я тебя трахнул.

— Трахни меня, Иерихон Бэрронс.

— С этого момента ты будешь называть меня Иерихоном Бэрронсом каждый раз, когда будешь обращаться ко мне.

Он странный зверь. Но он дает мне то, что я хочу. Думаю, мне будет не так уж сложно ответить ему тем же.

Так у нас началось новое существование. Я называю его Иерихон Бэрронс, он зовет меня Мак.

Мы больше не животные.

У нас есть имена.

Мне снится эта его Алина, и я просыпаюсь в слезах. Но во мне появляется нечто новое. Нечто холодное и взрывоопасное таится под моим плачем.

Я не знаю, как это называется, но от этого я теряю покой. Я хожу по комнате, как зверь по клетке, я разбиваю вещи, разбрасываю их. Я кричу, пока не срываю голос.

Внезапно у меня появляются новые слова.

Ярость.

Злость. Жестокость.

Я злюсь так, как никогда еще не злилась. Я хочу покарать землю своим горем и безумием.

Я хочу чего-то. Но не знаю, как назвать то, чего я хочу.

Он молча за мной наблюдает.

Я думаю, что, наверное, он хочет секса. Я иду к нему. Он садится на край кровати и притягивает меня к себе, поставив между своими ногами.

Мои руки болят. Он целует их.

— Месть, — мягко говорит он. — Они забрали слишком много. Ты сдаешься и погибаешь или учишься возвращать удар. Месть, Мак.

Я склоняю голову. Я пробую это слово. Месть. Да. Именно этого я хочу.

Когда я просыпаюсь, его нет, и мне становится плохо, но скоро он возвращается и приносит много коробок, некоторые из них приятно пахнут.

Я больше не сопротивляюсь, когда он предлагает мне еду. Я даже предвкушаю это. Еда — это удовольствие. Иногда я кладу еду на его тело и слизываю ее, а он смотрит на меня темными глазами и содрогается, когда кончает.

Он уходит и возвращается с другими коробками.

Я сижу на кровати, ем и смотрю на него.

Он открывает коробки и начинает что-то строить. Что-то странное. Он включает «ай-под», и от этой музыки я чувствую себя неуютно… маленькой, как ребенок.

— Это елка, Мак. Вы с Алиной наряжали ее каждый год. Я не смог достать живую. Мы в Темной Зоне. Ты помнишь, что такое Темные Зоны?

Я качаю головой.

— Это ты так их назвала.

Я качаю головой.

— Как насчет двадцать пятого декабря? Ты знаешь, что это за день?

Я снова качаю головой.

— Это сегодня.

Он протягивает мне книгу. В ней много картинок с толстым человеком в красной одежде, со звездами и колыбелью, с елками и странными сверкающими штучками на ветвях.

Все это кажется мне очень глупым.

Он вручает мне одну из многочисленных коробок. Там красивые блестящие штучки. Я понимаю. Закатываю глаза. Я наелась, и мне хочется заняться сексом.

Но он отказывается подчиниться. Мы снова спорим. Он выигрывает, потому что у него есть то, что я хочу, и он может меня этого лишить.

Мы украшаем дерево, звучат идиотские жизнерадостные песни.

Когда мы заканчиваем, он делает что-то, и загорается миллион маленьких огоньков, красных и розовых, зеленых и синих, и у меня перехватывает дыхание, как от удара в живот.

Я падаю на колени.

Я сижу, скрестив ноги, на полу и долго смотрю на дерево.

Я вспоминаю новые слова. Они приходят медленно.

Рождество.

Подарки.

Мама.

Папа.

Дом. Школа. «Кирпичный». Мобильный телефон. Бассейн. Тринити. Дублин.

Одно слово беспокоит меня больше, чем все остальные, вместе взятые.

Сестра.

Он заставляет меня надеть «одежду». Я ее ненавижу. Она тугая и натирает кожу.

Я срываю ее, бросаю на пол, топчу ногами. Он снова меня одевает, в радужные яркие цвета, от которых у меня болят глаза.

Мне нравится черный. Это цвет тайны и тишины.

Мне нравится красный. Это цвет похоти и силы.

— Ты носишь черное и красное. — Я злюсь. — Даже на коже у тебя черный и красный.

Я не знаю, почему он устанавливает правила, и говорю ему об этом.

— Я другой, Мак. И устанавливаю правила, потому что я больше и сильнее.

Он смеется. Даже в этом простом звуке слышна сила. Все в нем дышит силой. Это меня возбуждает. Заставляет все время его хотеть. Даже когда он напряжен и чем-то озабочен.

— Ты не так уж от меня отличаешься. Разве ты не хочешь, чтобы я была похожа на тебя? — Я стягиваю через голову узкую розовую футболку.

Моя грудь подпрыгивает. Он смотрит на нее, потом отворачивается.

Я жду, когда он повернется снова. Он всегда поворачивается. Но не в этот раз.

— Я не должна мечтать о розовых тортах, разве не это ты говорил? — Я злюсь. — Ты должен радоваться, что мне нравится черное!

Он резко оборачивается ко мне.

— Что ты сказала, Мак? Когда я тебе это говорил? Расскажи мне об этом!

Я не знаю. Я не понимаю, что я сейчас сказала. Я ничего не помню. Я хмурюсь. У меня болит голова. Я ненавижу одежду. Я снимаю юбку, но оставляю туфли на каблуках. Голая, я могу дышать. Мне нравится обувь на каблуках. Благодаря ей я чувствую себя высокой и сексуальной. Я иду к нему, покачивая бедрами. Мое тело знает, как ходить в такой обуви.

Он хватает меня за плечи, удерживает на расстоянии вытянутой руки. Он не смотрит на мое тело, только в глаза.

— Розовые торты, Мак. Расскажи мне о розовых тортах.

— Да в крысиную петунию розовые торты! — Я кричу. Я хочу, чтобы он смотрел на мое тело. Я запуталась. Я боюсь. — Я даже не знаю, что такое эта крысиная петуния!

— Твоя мама сердилась, когда вы с сестрой ругались. Вы говорили «петуния» вместо слова «жопа», Мак.

— Этого слова, «сестра», я тоже не знаю! — Я вру. Я ненавижу это слово.

— О нет, ты его знаешь. Она была для тебя целым миром. Ее убили. Ей нужно, чтобы ты отомстила за нее. Ей нужно, чтобы ты вернулась. Вернулась и сражалась, Мак. Черт побери, сражалась! Если бы ты дралась так, как трахаешься, ты вышла бы из этой комнаты в тот же день, как я принес тебя, сюда!

— Я не хочу выходить из этой комнаты! Мне нравится эта комната!

Я ему покажу, как я дерусь! Я прыгаю на него, пускаю в ход кулаки, зубы, ногти.

Но у меня ничего не выходит. Он непоколебим, как скала.

Он не позволяет мне причинить вред ему или себе. Мы спотыкаемся и падаем на пол. Внезапно моя злость проходит.

Я лежу на нем. В груди болит. Я сбрасываю обувь.

Я опускаю голову ему на грудь. Мы неподвижны. Его руки удерживают меня, сильные, уверенные, безопасные.

— Я скучаю по ней, — говорю я. — Я не знаю, как жить без нее. Во мне дыра, которую ничем не заполнить.

А помимо дыры есть кое-что еще. Что-то настолько мерзкое, что я отказываюсь это видеть. Я устала. Я не хочу больше чувствовать. Ни боли. Ни утраты. Ни ошибок. Только черное и красное. Смерть, молчание, похоть, сила. Только тогда мне спокойно.

— Понимаю.

Я поднимаю голову и смотрю на него. В его глазах таятся тени. Я знаю эти тени. Он действительно понимает.

— Тогда почему ты заставляешь меня?

— Потому что если ты не найдешь, чем заполнить эту дыру, Мак, найдет кто-нибудь другой. И если кто-нибудь другой ее заполнит, он завладеет тобой. Навечно. И ты никогда не вернешься.

— Ты странный человек.

— Вот как? — Он слабо улыбается. — Я уже человек? Я больше не зверь?

Только так я и называла его раньше: мой любовник, мой зверь.

Но теперь я нашла еще одно слово — «человек». Я смотрю на него. Его лицо словно мерцает и изменяется, и в какой-то миг кажется мне жутко знакомым, словно я знала его когда-то прежде, не здесь. Я касаюсь его, медленно провожу пальцами по высокомерным и прекрасным чертам. Он поворачивается к моей ладони, целует ее. Я вижу за ним какие-то очертания. Книги, и полки, и шкафы с безделушками.

Я ахаю.

Его руки сжимают мою талию, причиняя боль.

— Что? Что ты видела?

— Тебя. Книги. Много книг. Ты… я… знаю тебя. Ты… — Я замолкаю.

Вывеска, скрипящая на ветру. Янтарный свет канделябров. Камин. Дождь. Бесконечный дождь. Звенит колокольчик. Мне нравится этот звук.

Я трясу головой. Нет такого места, нет такого времени. Я еще сильнее трясу головой.

Он удивляет меня. Он не произносит слов, которых я не хочу слышать. Не кричит на меня, не называет Мак и не настаивает, чтобы я продолжала.

И даже, когда я открываю рот, чтобы снова заговорить, он целует меня. Крепко.

И затыкает мой рот своим языком.

Он целует меня до тех пор, пока я не забываю, как говорить и даже как дышать, до тех пор, пока мне не становится все равно, смогу ли я вообще дышать. До тех пор пока я не забываю, что он на миг показался мне не зверем, а человеком. До тех пор пока картинки, которые так беспокоят меня, не разлетаются пеплом от жара нашего желания.

Он относит меня на кровать и бросает на нее. Я чувствую злость в его теле, но не понимаю, почему он злится.

Я вытягиваюсь в струнку на гладком шелке, наслаждаясь его чудными прикосновениями и точно зная, что сейчас будет. Что он собирается со мной сделать. Что он заставит меня почувствовать.

Он глядит на меня.

— То, как ты на меня смотришь… Черт. Я понимаю, почему они это делают.

— Что делают? Кто?

— Фейри. Превращают женщину в при-йа.

Мне не нравятся эти слова. Они меня пугают. Я — похоть. Он — мой мир. Я так ему и говорю.

Он смеется, и его глаза сияют, как ночное небо в россыпи мириад звезд.

— Кто я, Мак? — Он накрывает меня своим мощным гибким телом, переплетает пальцы с моими, заводит мои руки мне за голову.

— Ты мой мир.

— И чего ты от меня хочешь? Произнеси мое имя.

— Я хочу почувствовать тебя внутри, Иерихон. Сейчас.

У нас дикий секс, словно мы наказываем друг друга. Я чувствую, как что-то изменяется. Во мне. В нем. В этой комнате. Мне это не нравится. Я пытаюсь остановить это своим телом, вернуть все, как было. Я не смотрю на эту комнату, в которой мы существуем. Я не позволяю себе задумываться о том, что за этими стенами. Я здесь, и он здесь, большую часть времени, и этого достаточно.

Позже, когда я парю, словно воздушный шарик, в том чудесном сумеречном месте, из которого мы отправляемся в страну снов, я слышу, как он делает глубокий вдох, будто собираясь что-то сказать.

И выдыхает.

Ругается.

Снова делает вдох, но опять ничего не говорит.

Он ворчит и бьет кулаком подушку. Его раздирают противоречия, этого странного человека, он хочет говорить и одновременно не хочет этого.

Наконец он напряженно произносит:

— Что ты надела на школьный выпускной, Мак?

— Розовое платье, — бормочу я. — Тиффани купила такое же. Она испортила мне праздник. Но у меня были туфли от Бетси Джонсон. А у нее от Стюарта Витзмана. Мои туфли были лучше.

Я смеюсь. Этот звук издает кто-то другой, кого я не знаю. Молодой и беззаботный. Женщина, которая не знает боли, никогда ее не знала.

Он касается моего лица.

Что-то в его прикосновении изменилось. Он словно прощается со мной, в панике осознаю я. Но в сумерках моего сознания на горизонте уже показывается луна снов.

— Не бросай меня. — Я бью кулаками по простыне.

— Не брошу, Мак.

Я знаю, что уже сплю, потому что только во сне может существовать та глупость, которую он произнес:

— Это ты оставишь меня, девочка-радуга.

 

5

Мы снова танцуем под «Tubthumping». Он заставляет меня танцевать по комнате и напевать: «Меня сбили с ног, но я поднимаюсь снова. Тебе ни за что не удержать меня на коленях».

Он танцует со мной. Мы выкрикиваем слова песни. От вида этого мужчины, большого, сексуального, мощного — и, насколько знала какая-то часть меня, невероятно опасного и совершенно непредсказуемого, — танцующего и кричащего о том, что никто не собьет его с ног, во мне что-то сломалось.

Внезапно я засмеялась и никак не могла остановиться. Я смеялась так сильно, что с трудом могла вздохнуть.

— Никогда не думала, что ты можешь танцевать. Или веселиться, если уж на то пошло.

Он застыл.

— Мисс Лейн? — медленно произнес он.

— А? Кто она?

Он внимательно смотрит на меня.

— Кто я?

Я тоже смотрю на него, чувствуя опасность. Мне это не нравится. Я хочу танцевать и говорю ему об этом, но он выключает музыку.

— Что произошло на Хэллоуин, мисс Лейн? — спрашивает он, и у меня появляется странное чувство, словно он уже давно задает мне этот вопрос снова и снова, а я забываю об этом. Отказываюсь даже слышать его. И, возможно, точно так же отказывалась услышать десятки других вопросов.

Почему он называет меня новым именем? Я не она. Он повторяет вопрос. Хэллоуин. От этого слова у меня по спине бегут мурашки. Что-то темное пытается вынырнуть из моей памяти, выбраться на поверхность, которую я пыталась сохранить неподвижной и спокойной, для этого мне и был нужен секс, секс, секс. Внезапно я понимаю, что больше не смеюсь, что мое тело дрожит, а кости словно становятся мягче. Я падаю на колени.

Обхватываю голову руками и трясу ею.

Нет, нет, нет. Я не хочу знать!

Видения атаковали меня: толпа, кричащая, беспорядочная. Темные улицы, мокрые от дождя. Тени, хищно и жадно движущиеся в темноте. Красная «феррари». Разбитые стекла. Пожары. Люди, которых ведут, гонят в ад.

Место с книгами и огнями досталось врагу. Оно много значило для меня, это место. Я многое потеряла, но это место у меня оставалось.

Отвратительная еда. Оружие, в котором я нуждалась и которого боялась. Беснующаяся толпа. Люди, топчущие друг друга. Горящий город. Башня. Темнота и страх. И, наконец, рассвет.

Святая вода выплескивается, шипит на стали.

Церковь.

Я замыкаюсь. Закрываю щитом свои сердце и разум. Я не пойду туда. Нет/не было/не будет церкви в моем существовании.

Я смотрю на него.

Я знаю его. Я не доверяю ему. Или я не доверяю себе?

— Ты мой любовник, — говорю я.

Он вздыхает и трет подбородок.

— Мак, нам нужно выйти из этой комнаты. Там, снаружи, плохо. Прошло уже столько времени. Мне нужно, чтобы ты вернулась.

— Я же здесь.

— Что случилось в… — он резко замолкает, его ноздри раздуваются, на скулах ходят желваки, — …церкви?

Кажется, он хочет услышать о том, что произошло, не больше, чем я хочу об этом говорить. Но если наши желания совпадают, зачем же он настаивает?

— Я не знаю этого слова, — холодно говорю я.

— Церковь, Мак. Невидимые принцы. Помнишь?

— Я не знаю этих слов.

— Они изнасиловали тебя.

— Я не знаю этого слова! — Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в кожу.

— Они отняли твою волю. Отняли твою силу. Заставили почувствовать себя беспомощной. Потерянной. Одинокой. Мертвой внутри.

— Ты должен был быть там!

Я рычу, но не знаю почему. Я никогда не была в церкви. Меня трясет крупной дрожью. Я чувствую себя так, словно вот-вот взорвусь.

Он падает передо мной на колени, хватает меня за плечи.

— Я знаю, что должен! — рычит он в ответ. — Сколько долбаных раз я, по-твоему, вспоминал эту ночь?

Я бью его кулаками. Колочу изо всех сил.

— Тогда почему тебя там не было? — кричу я.

Он не сопротивляется.

— Это сложно объяснить.

— «Сложно объяснить» на самом деле означает «я облажался и ищу оправданий»! — ору я.

— Хорошо. Я облажался! — орет он мне в ответ. — Но я застрял в долбаной Шотландии, потому что ты попросила меня помочь этим проклятым МакКелтарам!

— А, вот и нашлось оправдание! — Я смотрю на него, злясь и чувствуя, что меня предали, но не понимаю почему.

— Откуда мне было знать? Я что, кажусь всеведущим?

— Да!

— Ну так это неправда! Ты должна была быть в аббатстве. Или вернуться в Ашфорд. Я пытался отправить тебя домой. Пытался взять с собой в Шотландию. Но ты никогда не делала того, что я тебе говорил. И где, на хрен, мотался твой маленький принц Фейри? Почему он не спас тебя?

— Я не знаю таких слов — Фейри, принц.

Слова обжигают мой язык. Я ненавижу их.

— Знаешь, знаешь. В'лейн. Помнишь В'лейна? Он был там, Мак? Он был в церкви? Был? — Он трясет меня. — Отвечай мне!

Я ничего не говорю, и он повторяет тем странным многоголосым тоном, которым иногда говорит:

— В'ЛЕЙН БЫЛ ТАМ, КОГДА ТЕБЯ НАСИЛОВАЛИ?

В'лейн тоже меня подвел. Он был нужен мне, но не пришел.

Я качаю головой.

Хватка на моих плечах немного ослабевает.

— Ты можешь это сделать, Мак. Я здесь. Сейчас ты в безопасности. Ты можешь вспомнить. Они больше не причинят тебе вреда.

О нет, еще как причинят. Я не буду вспоминать и не выйду из этой комнаты.

Здесь есть вещи, которые удержат монстров вдали от меня. И мне нужны эти вещи. Прямо сейчас. Его тело. Его страсть. Чтобы стереть все это. Я толкаю его на пол, сходя с ума от желания. Он жестко отвечает. Мы буквально взрываемся, тянем друг друга за волосы, целуемся, сталкиваемся. Перекатываемся по полу. Я хочу быть сверху, но он переворачивает меня, распинает. Лижет, пробует, доводит до оргазма снова и снова, а потом несет на кровать, накрывает своим телом. Когда он толкается внутри, я со всей силой своей злости толкаюсь навстречу, проникаю в него той магией, что живет в моей голове, потому что меня чертовски бесит то, что он заставляет меня думать и вспоминать. Теперь моя очередь копаться в его мозгу, и…

…мы в его теле, оба, и мы убиваем без остановки, и наш член напрягается. Никогда раньше нам не было так хорошо от убийств. Плохо тоже не было, но теперь это стало просто восхитительным. Теперь это сила, похоть, жизнь. Дети мертвы, женщины уже остыли, мужчины умирают. Хрустят кости, плещет кровь…

Он знает, что я там. Он выталкивает меня с такой яростью, что моя магия исчезает. Я восхищаюсь его силой. Она возбуждает меня.

Наш секс примитивен.

Я выбиваюсь из сил и засыпаю. Я больше не знаю, кто я.

Я думала, что я животное.

Больше я в этом не уверена.

Сложно сказать, что заставляет разум вдруг сложить части головоломки в единое целое.

Я решила, что человеческий дух достоин самой высокой оценки. Как и тело, он стремится вернуться к здоровому состоянию.

Как клетки борются с инфекцией и стараются победить болезнь, так и у нашей души есть особая способность к восстановлению. Дух чувствует причиненный ему вред и знает, когда вред может стать необратимым. Если нанесенная рана слишком велика, наш дух закрывает ее своеобразным коконом, так же как тело оборачивает кистой инфицированный участок и таким образом получает время, чтобы набраться сил для выздоровления. Для некоторых людей это время так никогда и не наступает. Некоторые так и остаются навеки сломленными. Вы видите их на улицах, с тележками для мусора. Видите их в барах, где они постоянные клиенты.

Моим коконом была эта комната.

После того как Бэрронс ушел — позже я поняла, что он часто уходил, пока я спала, — я заснула.

Некоторые считают сны другим миром. Мы не знаем, так ли это, потому что во сне нет физической реальности, которую мы могли бы опознать. Сон существует в другом измерении, которого человечество еще не открыло и к которому не испытывает доверия.

Мне снилась моя прошлая жизнь.

Мы с Алиной играли, смеялись, бегали, держась за руки, гонялись за бабочками с сачком, но не ловили их, потому что кто же хочет поймать бабочку сетью? Они слишком хрупкие, слишком чувствительные. Вы не хотите сломать им крылья. Они как сестры, как любовь. С такими драгоценными вещами нужна постоянная бдительность и осторожность. А я уснула на посту. Я не была бдительной. Не слышала скрытых ноток в ее голосе. Я была слишком ленива и беспечна в своем счастливом розовом мирке. Мобильный телефон утонул в бассейне… По поверхности пошла рябь. И все изменилось навсегда.

Я — горе.

Мне снятся родители, но они мне не родные. Мы с Алиной появились на свет в другой семье, но я не помню ее и впервые задумываюсь о том, что воспоминания о ней у меня могли отнять.

Меня предали.

Мне снятся Дублин, и первый Фейри, которого я увидела, и старая злобная женщина, Ровена, которая посоветовала мне отправляться умирать в другое место, если я не могу защитить свою кровь. Она оставила меня одну, не предложив помощи.

Я — злость. Я этого не заслужила.

Мне снятся Бэрронс и В'лейн, и похоть перемежается с подозрительностью, противоречивые эмоции превращаются в яд.

Мне снится Гроссмейстер, убийца моей сестры, и я становлюсь местью. Но я больше не горяча. Я холодная месть, смертельный лед.

Мне снится книга-чудовище, и она зовет меня по имени и считает меня себе подобной.

Я не такая.

Мне снится логово Мэллиса. Я ем плоть бессмертных созданий и изменяюсь.

Мне снятся Кристиан, и Дэни, и аббатство ши-видящих. О'Даффи, Джайн, Фиона и О'Баннион, Охотники и монстры, наводнившие улицы. Затем сны становятся темнее и быстрее, они сыплются на меня, как удары боксера-профессионала, сердце и мозг принимают их на себя.

Дублин погружается в темноту! Дикая охота! Запах специй и секса!

Я в церкви, вокруг меня принцы Невидимых, они вскрывают мою сущность и разбрасывают по улице то, что ее составляло. Остается только оболочка женщины, мешок кожи с костями, и, ужас, Господи, как ужасно смотреть на себя со стороны, когда все, что ты знаешь о себе, вырывается и уничтожается и ты теряешь контроль не только над телом, но и над собственным разумом, тебя насилуют в самом глубоком и жестоком смысле этого слова, но…

Это как вспышка.

В той опустошенной женщине есть место, которого они не могут коснуться. Во мне оказалось больше, чем я думала. Нечто, что у меня не может отнять никто и ничто.

Им не удастся сломить меня. Я не сдамся. Я сильная. Я ни за что не исчезну до тех пор, пока не получу то, за чем пришла.

Я могла потеряться на время, но я никуда не исчезала.

Кто ты, мать твою?

С судорожным вздохом я резко сажусь на кровати, мои глаза распахиваются — я словно оживаю после того, как умерла и меня положили в гроб.

Я Мак.

И я вернулась.

 

Часть вторая

 

6

Я была зла как черт.

Причин было так много, что я даже не знала, с чего начать их список.

Хождение по комнате меня злило. Еще больше злило сидение на сбитых простынях из алого шелка, которые пахли так, словно кто-то устроил на них сексуальный марафон.

И этим «кем-то» была я.

При мысли об этом я злилась еще больше.

Стоит вам подумать, что жизнь отвратительна, как она тут же становится еще хуже. Ха, Мак не пришлось выбирать, стоит ли заняться с кем-то сексом. Прощайте, свидания, флирт и романтика. Меня затрахали до безумия, а потом, когда ниже падать было уже некуда, трахали, пока я не пришла в себя. И я ни за что и никогда не признаюсь в этом человеку, который наверняка будет горд и счастлив, зная, что одной лишь силой своей сексуальности вытащил меня из той бездумной пропасти, в которую меня, кричащую и сопротивляющуюся, затащили несколько Темных Фейри, убивающих сексом.

Насколько я знала Иерихона Бэрронса, он пребывал в уверенности, что его член — самая огромная, могучая, идеальная и важная вещь под солнцем нашего мира.

Это — я моргнула — я сама говорила ему раз или два.

Ну… может, несколько раз.

Я зарычала и натянула простыню, прикрывая грудь. Животное, которым я была до сих пор, не исчезло. Эта тварь все еще жила во мне, и я знала, что она останется навечно. Я была довольна. Мне нравилась ее дикая суть. Розовой Мак не помешает определенная доля дикости. Снаружи меня ждет совершенно дикий мир.

Я хладнокровно радовалась тому, что жива, радовалась, что у меня есть будущее, несмотря на то, какой ценой я этого добилась. И я кипела от злости на всех, кого встретила, и на все, что со мной случилось после того, как я оставила Ашфорд, штат Джорджия.

Ничто не шло так, как планировалось. Ничто. Убийца моей сестры должен был быть человеческим монстром, которого я намеревалась предать правосудию — либо при помощи ирландской Гарды, либо своими силами. Я не собиралась принимать участие в войне между человеческой расой и сверхъестественными, сверхчувственными, бессмертными и большей частью невидимыми врагами. И уж тем более не собиралась становиться в этой войне оружием, которым может воспользоваться кто угодно, стоит ему узнать, как лучше всего мной манипулировать. И это только начало длинного-длинного списка того, что пошло не так.

К слову о манипулирующих гадах…

Какой смысл в татуировке, которую Бэрронс сделал у меня на затылке, если он не смог ею воспользоваться и найти меня, когда я больше всего нуждалась в его помощи? Какой смысл в имени В'лейна, которое принц Светлых поместил мне на язык, если в критический момент это имя не сработало? Разве Бэрронс и В'лейн не должны быть самыми могущественными, опасными и умными игроками на этом поле? Ведь именно поэтому я с ними связалась!

Но оба они подвели меня, когда я больше всего в них нуждалась. Я рассчитывала на них. Я верила, что Бэрронс сможет найти меня. Верила, что В'лейн появится, как только я его призову. Инспектор Джайн мог помочь мне с определенными проблемами. Эти трое должны были увеличить мои шансы.

И кто спас меня?

Дэни. Тринадцатилетний ребенок. Девочка.

Она вырвала меня из лап Большого Г и отнесла в безопасное место.

Нет, не в безопасное. Не совсем.

Она отнесла меня к Ровене, которая заперла меня в клетке и оставила в жутком, мучительном одиночестве. Оставила умирать?

Некоторые воспоминания о времени, когда меня поймал Гроссмейстер, и начале моего заточения в аббатстве давались мне с трудом. Они были во мне. Я могла их почувствовать, они были спрятаны глубоко, в темном тайном месте, куда наше сознание прячет то, что трудно понять и принять. Это были не совсем воспоминания, потому что только работающий мозг способен сохранять нашу память, а мой в то время был травмирован. Остались лишь слабые отпечатки. Как фотографии, снятые, но не проявленные. Когда-то услышанные разговоры. Увиденные предметы. Придется поработать, чтобы вытащить их из глубин моего сознания. Но я это сделаю.

Большой Г не думал, что я смогу от него сбежать. Ровена не ожидала, что я выживу.

— Сюрприз, — мурлыкнула я. — Я это сделала.

Я отбросила простыню и вскочила с кровати. Мое тело чувствовало себя хорошо. Оно было более гладким, более сильным, чем в тот последний раз, что я помнила. Я потянулась и посмотрела вниз, потом моргнула, наслаждаясь видом.

Исчезли мягкость и округлость, за исключением груди и зада. Мои икры, бедра, руки, живот — все было слеплено из гладких сильных мускулов. Я напрягла бицепс. Он у меня появился. Длинные ногти впились в ладони. Я посмотрела на них. На Самайн я коротко их остригла.

Сколько же времени я занималась сексом с Иерихоном Бэрронсом? Сколько понадобилось времени, чтобы привести мое тело в такую — Дикая Мак была явно довольна, — куда более полезную новую форму? Чем мы занимались? Регулярной сексуальной гимнастикой?

Я отбросила эту мысль. У меня было слишком много довольно свежих воспоминаний, от которых поднималась волна противоречивых эмоций.

Например: спасибо, что спас меня, Бэрронс, — мне жаль, что придется тебя убить за то, что ты со мной делал, и за то, что ты видел меня такой.

Я занималась сексом с Иерихоном Бэрронсом.

Не просто сексом. Невероятно диким, совершенно разнузданным сексом.

Я делала с ним все, что только может делать женщина с мужчиной. Я поклонялась каждому дюйму его тела. И он мне это позволял.

О, не только позволял — с энтузиазмом в этом участвовал. Он подстрекал меня. Он погрузился в животное безумие вместе со мной, синхронно двигаясь в той темной, полной неистового секса пещере, в которой я обитала.

Я повернулась и посмотрела на огромную кровать с шелковыми простынями. Именно таким я представляла ложе, на котором спит Бэрронс. Украшенное в стиле «короля-солнца», с четырьмя столбиками, задрапированное шелком и бархатом, чувственное, очень мужское логово.

Со столбиков свисали отделанные мехом наручники. Воспоминания о них накрыли меня прежде, чем я успела себя одернуть. Мое дыхание стало прерывистым, руки сжались в кулаки.

— О да, я собираюсь убить тебя, Бэрронс, — холодно сказала я. Отчасти потому, что был короткий миг при взгляде на эти наручники, когда мне захотелось забраться обратно на кровать и притвориться, что я еще не пришла в себя.

И я подумала о том, что общение с Бэрронсом было сложным. Со дня нашей встречи мы тщательно выстраивали стену отчуждения и редко нарушали проведенные нами же границы. Я была мисс Лейн. Он был Бэрронсом. Стена между нами рассыпалась в пыль, и мне нечего было сказать по этому поводу. Мы перескочили от вежливых формальностей и почти постоянной раздражительности к Мак, Обнаженной Душой и Телом, и между этими двумя состояниями не было никаких промежутков. Он видел меня в самом худшем, самом уязвимом состоянии, а сам по-прежнему полностью контролировал себя, и я до сих пор не знаю о нем ни малейшей чертовой детали.

Мы стали близки, как только могут быть близки два человека — ну, если не принимать во внимание то, что он не человек. И теперь, вдобавок к тому, что Бэрронс мог нашпиговать Тенями Сферу Д'жай перед тем, как отдать ее в аббатство, к тому, что он мог сознательно сорвать ритуал МакКелтаров и мог хотеть, чтобы стены между реальностями Фейри и людей рухнули, я знала, что его возбуждает убийство. Что это его заводит. Я не забыла этой маленькой, но очень яркой детали, которую узнала, пробравшись в его разум. Теперь воспоминание о том, как я увидела его входящим через зеркало Невидимых с окровавленной мертвой женщиной на руках, воспринималось в совершенно ином свете.

Он убил ее просто для удовольствия?

Моя интуиция подсказывала, что нет.

К сожалению, я была не уверена в том, что моей интуиции стоит доверять, когда речь заходит о Бэрронсе. Я твердо знала лишь одно: строить предположения о нем так же бессмысленно, как бить чечетку на зыбучем песке вдали от твердого грунта.

Кстати о твердом грунте…

Я оглянулась. Я была под землей. Я буквально костями чувствовала, что нахожусь под землей. Я ненавидела подземелья. И замкнутые пространства без окон. И все же какое-то время это пространство под землей было моим убежищем от бушующего снаружи шторма.

Что случилось с Дублином, пока я была при-йа и медленно ползла к исцелению? Что случилось с миром?

И с Ашфордом? В порядке ли папа и мама? Добрался ли кто-то до Книги? Что творится там, снаружи, после того как Темные вырвались на свободу? В порядке ли Эобил, Королева Видимых, или на Хэллоуин Невидимые добрались и до нее? Она была единственной надеждой на то, что их удастся заточить обратно. Мне нужно было, чтобы она жила. И где В'лейн? Почему он не пришел за мной? Он погиб? Я запаниковала. Возможно, он все же пытался спасти меня и воспоминание об этом от меня ускользает, а Гроссмейстер взял мое копье и…

Мои пальцы сомкнулись на пустоте. О Господи, где мое копье? Древнее Копье Судьбы, одно из двух оружий, известных человечеству, которые способны убить бессмертного Фейри. Я помнила, как отбросила его прочь. Помнила, как оно шипело и исходило паром у чаши со святой водой.

Куда оно делось потом?

Возможно ли, что оно до сих пор лежит там, в церкви? Может мне настолько повезти?

Нужно его вернуть.

Как только копье окажется у меня, я смогу подумать над другими вещами. К примеру, выяснить, как принцы Невидимых смогли повернуть его против меня в критический момент. Информация о Фейри — о том, что Невидимые не могут коснуться реликвий Светлых и наоборот, — подтвердилась. Принцы не смогли отобрать у меня копье, но им удалось заставить меня повернуть оружие против себя же. Они поставили меня перед выбором: заколоть себя или отбросить копье, и я оказалась полностью в их власти.

Мне не только нужно вернуть копье — мне нужно научиться им управлять.

А потом я собиралась убить каждого Невидимого, на которого мне удастся наложить свои замораживающие руки, и я буду уничтожать Фейри, вверх по цепочке и не остановлюсь, пока не уничтожу всех принцев, Гроссмейстера и, возможно, даже Короля Невидимых. И Видимых тоже, за исключением тех, которые мне понадобятся, чтобы восстановить порядок в нашем мире. Меня тошнило от этих ужасающих, нечеловечески прекрасных, смертоносных захватчиков. Изначально это была наша планета, и, хотя В'лейн не считал это обстоятельство чем-то достойным внимания, для меня оно значило многое. Фейри были трупоедами, испоганившими свой родной мир настолько, что им пришлось найти новый, — и теперь они делают то же самое с нашим миром. Они были высокомерными бессмертными, которые создали мерзость — Двор Невидимых, темное зеркало своей расы — и потеряли над ним контроль на нашей планете. И кто платит за все их ошибки?

Я. Вот кто.

И я собиралась стать жестче, умнее, быстрее, сильнее и провести остаток жизни, убивая Фейри, если именно это потребуется для того, чтобы мой мир вернулся в обычное состояние.

Пусть у меня в данный момент не было копья, но я была жива и… стала другой. Что-то бесповоротно изменилось во мне. Я это чувствовала.

Я не могла с уверенностью определить, что именно.

Но мне это нравилось.

Перед тем как выйти, я обшарила комнату в поисках оружия. Его нигде не было.

В углу обнаружился наскоро подведенный душ. В комнате лежали только мои вещи, раньше хранившиеся в книжном магазине.

Где бы мы сейчас ни находились, Бэрронс хорошо потрудился, пытаясь восстановить мою память. Он воссоздал розовый мир Мак. Стены он оклеил увеличенными фотографиями моих родителей, Алины, нашими общими с сестрой снимками: вот мы дома, вот играем в волейбол с друзьями на пляже. Мои водительские права были приклеены к плафону ночника, рядом с фотографией мамы. Моя одежда была повсюду, разложенная по комплектам вместе с подходящими к ней сумочками и обувью. Бутылочки с лаком для ногтей всех оттенков розового, который только выпускала компания «OPI», выстроились на полках. На полу валялось множество модных журналов (вперемешку с журналами, по поводу которых я могла только надеяться, что мы не смотрели их с Бэрронсом вместе). На всех возможных поверхностях стояли свечи с ароматом персика и сливок — любимые запахи Алины. В комнате горело множество ламп и сияла гирляндами елка.

Моего рюкзака нигде не было, но Бэрронс определенно рассчитывал, что я приду в себя, потому что я нашла новый, кожаный, с множеством батареек, фонариков и с МакОреолом. Бэрронс взял за основу для МакОреола черный шлем. Все фонарики, кроме двух, тоже были черными. Думаю, он понимал, что я перерасту увлечение розовым, если выживу. Мне все еще нравился розовый цвет. Он всегда будет мне нравиться. Но во мне самой уже не осталось ничего розового. Пусть я вернулась, но теперь я была черной Мак.

Больше ничего полезного в этой комнате не было. Я быстро приняла душ — мое тело с головы до ног пахло Иерихоном Бэрронсом, — оделась, нацепила МакОреол, включила его и направилась к двери.

И обнаружила, что я заперта.

На то, чтобы выбить дверь, ушло меньше минуты. У меня появились не только мускулы, в моем черном ящике с инструментами завелось новое полезное устройство — ярость.

У Бэрронса, похоже, был план на все случаи жизни. Я хотела быть такой же.

Я была в подвале.

Там обнаружились ящики с оружием, поставленные у оглушительно громких генераторов, снабжавших электроэнергией комнату, в которой я жила, и запас бензина, которого должно хватить на год.

В подвале были десятки ящиков с оружием и вдвое больше ящиков с боеприпасами. Мне казалось немного рискованным держать такой арсенал рядом с бензином, но кто я такая, чтобы судить? Я просто радовалась, что все это здесь есть. Я села на ящик и принялась исследовать оружие, в итоге остановив свой выбор на полуавтоматической модели с дулом чуть более коротким, чем у остальных. Если не считать некоторых отличий, больше всего оружие напоминало «Узи».

До того как ад вырвался на свободу, я изучала с помощью Интернета разные виды оружия и пару раз забрасывала удочку на предмет того, чтобы Бэрронс, с его безграничными связями, купил мне такую штуку. То, что я выбрала, являлось ОЛЗ — оружием личной защиты. Оно идеально подходило женщине моего роста и комплекции. Очень маневренная, послушная, крайне эффективная, крайне незаконная вещь. Из нее можно стрелять из любой позиции. Я собиралась попрактиковаться в стрельбе изо всех возможных позиций. Пусть огнестрельное оружие не способно убить Фейри, но я надеялась, что оно приостановит тех из них, которые не умеют телепортироваться.

Я набила запасными обоймами рюкзак, заткнула их за голенища, наполнила карманы нового черного кожаного плаща, который нашла на спинке стула. Плащ был моего размера. Меня раздражало то, что выбором моей одежды занимался Бэрронс, но не настолько, чтобы совершать глупости по этому поводу, — плащ был мне нужен. Я была уверена, что в Дублине уже зима, а еще в конце октября было довольно холодно.

Много времени я потратила на то, чтобы отыскать в этом подвале свое копье, потому что хорошо знала Бэрронса и, если бы это было возможно, он бы добыл его. Но поскольку копья в подвале не оказалось, я отбросила мысль о том, что оно все еще в церкви. Бэрронс проверил бы это. А это означало, что кто-то другой забрал мое копье и рюкзак. Мне нужно узнать, кто это сделал.

Я нашла ящики с протеиновыми батончиками и пополнила свои запасы. Как я уже говорила, Бэрронс планирует все.

Но не думаю, что он учел еще кое-что.

Его детектор ОС — тот, которому он так старательно возвращал сознание, чтобы иметь возможность и дальше использовать в охоте за своими любимыми Объектами Силы, — не будет сидеть сложа руки.

— Спасибо, — сказала я пустому зданию. — Но отныне я сама во всем разберусь.

К тому же, насколько я знала Бэрронса, он наверняка усилил свой значок у меня на затылке, пока я спала, почти потеряв сознание от очередного сексуального марафона, или же поставил новый, усовершенствованный, на другой части тела. Я не сомневалась, что, так или иначе, Бэрронс сможет меня найти. Он был не из тех — кем бы он ни был, — кого женщина может потерять, пока он сам не захочет потеряться.

Я прошла по тихому дому, заставленному мебелью под пыльными простынями, и вышла на крыльцо. Дом был построен на возвышении, из него открывался прекрасный вид на окрестные кварталы. Я провела достаточно времени, охотясь по Дублину за «Синсар Дабх», и неплохо изучила город. Сейчас я находилась на северной окраине. Рассвет окрасил горизонт, первые лучи солнца подсветили море серых крыш.

Я улыбнулась.

Начинался новый день.

 

7

Защита дала мне по заднице именно в тот момент, когда я собиралась выйти со двора.

— Ой! — Я отскочила, как резиновый мячик от кирпичной стены, и приземлилась на лужайку. Точнее, на то, что осталось от лужайки, а именно — в грязь.

Я была в Темной Зоне. Тени уничтожили жизнь на этом дворе. Мать Природа оставляет траву даже в самые тяжелые времена. Тени не оставляют ничего. Бэрронс, должно быть, принес меня сюда уже после того, как они захватили район. Где лучше всего прятать оружие от врага? Конечно же, на его территории. Особенно если учесть их молчаливое соглашение не трогать друг друга.

Я сняла МакОреол — было достаточно светло и он не понадобится мне до заката, а я подозревала, что Тени, опустошив эту территорию, двинулись на более плодородные места, — пристегнула его к рюкзаку и потерла виски. Охранные заклятия чуть не раздробили мне череп. Зубы ныли, кожа головы, казалось, покрылась синяками. Я не заметила препятствия.

Я нахмурилась. Тонкие серебряные руны блестели на тротуаре там, где я пыталась шагнуть наружу. Такая охрана — хитрая вещь, ее обычно сложно заметить, а этим утром земля к тому же была покрыта инеем. Но теперь, когда я знала, что они там, я могла рассмотреть мерцание изысканного барьера, который стараниями Бэрронса уходил на восток и на запад. Я знала, насколько дотошен Иерихон Бэрронс, и все равно зашагала по периметру, выискивая брешь.

Но ее не было.

Наверное, защита так сильно среагировала на меня просто по ошибке. Бэрронс защищался от внешней угрозы. Он никогда не запирал меня заклятиями. Я шагнула на блестящий от инея тротуар — в другом месте.

И снова отлетела назад, с вибрирующими зубами и звоном в ушах.

Зарычав, я села. Я была в бешенстве. Если раньше я не собиралась уходить, то теперь просто обязана была это сделать.

— Он точно так же удерживает меня снаружи, МакКайла. Иначе я давно пришел бы за тобой.

Голос В'лейна опередил появление принца. Секунду я смотрела в пустоту, а в следующую — уже на колени В'лейна. На миг я задержала на них взгляд. После того, через что мне пришлось пройти, женщина могла бы ужаснуться. Не я, но другая женщина могла бы.

В'лейн был Видимым, одним из якобы «хороших» парней, если только Фейри можно так назвать, но все равно он был Фейри, который убивает сексом, таким же, как те мастера убийственной похоти, с которыми мне недавно довелось пообщаться. Вся элита Фейри, Светлого ли двора, Темного ли, могла при помощи секса превратить человека в при-йа. И, как и его более темные, смертоносные собратья, в своем обычном магическом состоянии В'лейн был слишком красив, чтобы люди могли смотреть на него. Я не исключение. От Темных принцев у меня кровоточили глаза. В'лейн мог устроить то же самое, если бы захотел.

Со дня нашей первой встречи он использовал свой сексуальный магнетизм, меняя его степень, но я знала, насколько на самом деле принц осторожен со своим влиянием, учитывая то, до чего он действительно мог дойти, чтобы заставить меня найти для него «Синсар Дабх». Мы вели бесконечную битву за то, какую форму он будет принимать в моем присутствии. В'лейн всегда пытался включить свою харизму на максимум, я же настаивала, чтобы он «приглушил» ее.

Я перевела взгляд на невероятно прекрасное лицо Светлого принца, внутренне готовясь к столкновению.

Но ничего не произошло.

В'лейн стоял передо мной, полностью заглушив всю смертоносную сексуальность Фейри. Впервые с тех пор, как мы познакомились, я могла смотреть прямо на него, воспринимать всю его невероятную красоту и при этом не поддаваться влиянию его чар. В'лейн выглядел настолько похожим на человека, насколько мог. На нем были джинсы, ботинки и свободная льняная рубашка, наполовину расстегнутая. Холод никак не влиял на принца — скорее это он влиял на погоду. Фейри могут менять погоду в зависимости от настроения. Прекрасное мускулистое тело В'лейна с золотистой кожей почти ничем не отличалось от загорелых тел моделей, длинные волосы больше не мерцали десятками соблазнительных, сверхъестественных оттенков; безупречно симметричные черты лица могли бы украсить обложку любого модного журнала. Единственной деталью, которая выдавала его природу, были бездонные, древние, радужные глаза. В'лейн все еще приковывал к себе взгляд: смуглый сексуальный мужчина с чужими, сияющими глазами, но меня не накрыло волной непреодолимого желания сорвать с себя одежду, я совершенно не испытывала сексуального влечения, не ощущала даже намека на слабость в коленях.

И он сделал это без моей просьбы.

Я не собиралась его благодарить. Это было самое меньшее, что он мог сделать после того, что его раса сделала со мной.

В'лейн рассматривал меня, пока я рассматривала его. Его глаза слегка сузились, потом почти незаметно расширились. Такое выражение на человеческом лице почти ни о чем не говорило бы, но для Фейри это было свидетельством сильнейшего удивления. Интересно, что стало причиной? То, что я выжила? Неужели мои шансы были настолько незначительными?

— Я следил за этим барьером и ощутил его возмущение. Я рад видеть тебя, МакКайла.

— Спасибо за помощь, — холодно ответила я. — Как хорошо, что ты появился, когда был мне так нужен. Нет, погоди-ка. — Я коротко хохотнула. — Теперь я вспомнила. Ты не появился. Даже твое имя, когда я попыталась им воспользоваться, сгорело.

Если бы он не поместил свое имя мне на язык, я не была бы такой бесстрашной в ту ночь. Но меня убаюкало спокойствие, вера в то, что Светлый принц способен по щелчку моих пальцев появиться и мгновенно перенести меня в безопасное место. Это заставило меня почувствовать себя неуязвимой, а я такой не была. И когда В'лейн больше всего был мне нужен, он не появился. Лучше было бы на него не рассчитывать. В ту ночь следовало взять с собой Дэни. Она могла бы унести меня в безопасное место.

В'лейн развел руки ладонями вверх и покорно склонил голову.

Я фыркнула. Расчудесный принц Видимых склоняет голову передо мной?

— Тысяча извинений за то, что не смог оградить тебя от вреда, который мои сородичи тебе причинили. Я шокирован тем, что ты… — Он осекся, склонив голову еще ниже, словно не мог заставить себя продолжать.

Это был совершенно человеческий жест. И я ни капли ему не верила.

— Что ж. — Я поднялась с земли и отряхнула свой новый кожаный плащ. — Чем ты объяснишь то, что подвел меня на Хэллоуин? Бэрронс сказал, что застрял в Шотландии. Точнее, он сказал, что это было «сложно». Это было сложно, В'лейн? — мило поинтересовалась я и дернула плечом, перебрасывая автомат за спину. Он стукнулся о мой рюкзак. Мне нравилось ощущать внушающий уверенность вес моего оружия и боеприпасов.

Принц Видимых моргнул от тона моего голоса, заметив спрятанный в сахаре яд. Пока я была при-йа, В'лейн определенно трудился над расширением своего репертуара человеческих выражений. И все же эти выражения изначально отличались. Они были слишком сильными для Фейри, слишком ярко выраженными. Взгляд радужных глаз встретился с моим.

— Чрезвычайно.

Я засунула большие пальцы в карманы джинсов.

— Продолжай, — улыбнулась я.

Ничто из того, что он скажет, не может заставить меня снова поверить во что-то настолько загадочное и совершенно бесполезное, как имя Фейри, запечатанное у меня на языке. Но я хотела посмотреть, как далеко может зайти В'лейн, чтобы вернуть мое расположение.

— Эобил для меня на первом месте, МакКайла. Ты знаешь это. Без нее все остальное не важно. Без нее стены никогда не удастся воссоздать. Она наша единственная надежда на возвращение Песни Творения.

В обществе Фейри царит матриархат, и только Королева Видимых может пропеть Песнь Творения. Я очень мало знаю о Песни, только то, что эта штука смогла сотни тысяч лет назад выковать стены темницы Невидимых. Примерно шесть тысяч лет назад, когда между нашими расами был заключен Договор о раздельном пользовании планетой, Эобил расширила эти древние стены, чтобы разделить реальности Фейри и людей. К сожалению, ее вмешательство ослабило стены темницы, дав возможность Дэрроку, Гроссмейстеру, уничтожить все стены на прошлый Хэллоуин.

Так почему же Эобил не спела, возвращая границы на место? Потому что в типичной для Фейри распре Король Невидимых убил предыдущую Светлую Королеву прежде, чем та смогла передать свои знания преемнице. Эобил, последняя в непрерывном ряду королев, которые правили с уменьшившейся силой, понятия не имела, как исполнять Песнь Творения. Им нужна была я — невероятный ОС-детектор, — чтобы найти единственную уцелевшую подсказку, которая позволила бы воссоздать Песнь: «Синсар Дабх», смертоносную книгу, которая вобрала в себя всю черную магию Короля Невидимых. Сам Король был близок к разгадке, но его смертная фаворитка покончила с собой, и он оставил эксперименты, вследствие которых возникла Темная раса Фейри.

— Только я могу найти книгу, которая позволит вернуть Песнь, — холодно сказала я. — Так кого можно пустить в расход?

В'лейн нахмурился и посмотрел по сторонам. Розовая Мак даже не заметила бы этого. Но я больше не была ею. Я выпрямила спину и столкнулась бы с ним нос к носу, если бы не разделявшая нас линия. Я бы с удовольствием схватила его за глотку, появись у меня такая возможность.

— О Боже, ты действительно над этим размышлял и решил, что пожертвовать можно мной. Ты знал, что я в беде, и не помог мне! — зарычала я. — Ты считал, что я это переживу! Или дело в том, что ты подумал: если я при-йа, меня будет легче использовать?

Его разноцветные глаза сверкнули.

— Я не могу находиться в двух местах одновременно! Я был вынужден выбирать. Королева не пережила бы той ночи. Было необходимо, чтобы она выжила.

— Ты сукин сын. Ты знал, что они идут за мной.

— Я не знал!

— Лжец!

— К тому времени, как мне стало известно, что они задумали, было слишком поздно, МакКайла! Несмотря на свои силы, я не смог предвидеть, насколько опасным может быть Дэррок. Никто из нас этого не предвидел. Мы считали, что на Хэллоуин стены станут слабее, считали, что еще больше Невидимых сможет вырваться, но никто не верил, что Дэррок преуспеет и совершенно уничтожит границы. Он не только совершил немыслимое, но и смог блокировать всю магию Фейри, а также уничтожил ваши, человеческие границы. В ту ночь никто из нас не смог телепортироваться. Никто не смог изменить форму. Ни одному из нас не удалось воспользоваться врожденным даром магии. Я вынужден был унести Королеву в убежище на человеческих, — это слово он презрительно прошипел, — ногах.

— В то время как я упала на свою человеческую задницу и твои собратья Фейри затрахали мне мозг и чуть не убили меня.

— Но они не преуспели в этом, МакКайла. Не преуспели. Не забывай. Ты царственна в своих заслугах.

— То есть результат оправдывает средства? Ты считаешь, что это так?

— А разве нет?

— Я страдала. — Я стиснула зубы. — Это было жутко. Невыразимо.

— И все же ты стоишь сейчас здесь. Лицом к лицу с принцем Видимых. Это впечатляет, если учитывать то, что ты человек. Возможно, ты становишься такой, какой хотела стать.

— То, что меня не убивает, делает меня сильнее? Этот урок я должна была, по-твоему, усвоить?

— Да! И радоваться этому.

— Позволь кое-что тебе сказать. — Я сжала пальцы на воротнике его рубашки. — Чему я буду радоваться, так это дню, когда последний из вас будет мертв.

В'лейн был странно, совершенно неподвижен.

Я встряхнула его. Он не шевельнулся.

Я моргнула и только потом поняла. Он застыл. Я заморозила его, «обнулила». Это был редкий талант ши-видящих, и, по словам Ровены, я была последним живым Нулем. Я могу заморозить Фейри простым прикосновением ладоней. Могу по своей воле «включать» и «выключать» эту способность, точно так же как принцы Фейри могут контролировать свой смертоносный эротизм. Я даже не думала про «обнуление», но внезапно моя ненависть ко всей его расе в целом превратилась в желание заморозить Светлого принца. Ну, раз уж он застыл, я пнула его несколько раз, выпуская свою злость на всех Фейри.

А потом сфокусировалась на своих способностях ши-видящей и заставила его расслабиться.

На его идеальной челюсти задвигались мускулы. О да, он определенно достиг успехов в человеческом поведении.

— Не было необходимости меня бить.

Ой. Я забыла, что, когда применила Ноль, он оказался просто заморожен, а не без сознания. Ну и ладно.

— Но мне определенно полегчало.

— Прекрасно, МакКайла, — напряженно сказал В'лейн.

— Что, заморозка? Я и раньше это делала.

— Не это. — Он посмотрел на мои руки.

Я тоже посмотрела на них. А потом и ниже, на ноги.

Я пересекла защитный барьер. Я прошла через него, даже не осознав этого. Мало того, я схватилась за воротник принца Видимых и при этом не попала под его чары. Раньше, в какой бы форме ни находился В'лейн, я никогда не могла стоять настолько близко к нему и не бороться с сильнейшим желанием заняться с ним сексом, в том же месте, в тот же миг, даже когда он заглушал свои способности настолько — если верить его словам, — насколько мог.

Я прислонилась к нему, прильнула к великолепному телу Фейри. Он тесно прижался ко мне, обхватил меня руками, опустил лицо к моим волосам. Он был возбужден.

Я ничего не чувствовала.

Я отстранилась и посмотрела на В'лейна. Его глаза вновь едва заметно сузились, затем расширились. Он был изумлен. Почему? Что удивило его, когда он увидел меня в первый раз? Что я восстановилась после того, как стала при-йа? Или нечто большее — что-то совершенно непостижимое для него?

Я поднялась на цыпочки, нагнула его голову и поцеловала его. В'лейн ответил немедленно и вложил в этот поцелуй весь свой сексуальный опыт — но ни грамма неуловимой, смертоносной, убийственной сексуальности Фейри.

Я оттолкнула В'лейна и внимательно посмотрела на него. Я чувствовала, что он излучает сильное сексуальное напряжение, но то же самое я могла почувствовать в любом смертном мужчине. На скулах принца снова заходили желваки. Возможно ли, что он не заглушает свои способности? Я слышала, что, если принять какой-то яд и не умереть от него, можно приобрести иммунитет. Неужели я выпила достаточно яда Фейри?

— Не заглушай свои чары, — потребовала я.

— Я. Не. Делаю. Этого.

Он когда-нибудь был так раздражен?

— Ты лжешь.

Неужели это правда? Могло ли все, через что я прошла, сделать меня неподвластной сексуальным принуждениям Фейри?

— Нет, МакКайла.

— Я не верю тебе. — Больше я не позволю себе глупо успокоиться, поверить во что-то, что потом окажется неправдой и будет использовано против меня.

— Я бы тоже в это не поверил. Ни один человек, ставший при-йа, никогда не возвращался в обычное состояние. И хотя я рад, что ты оправилась от нанесенного тебе вреда, меня не радует то, что я больше не могу бороться за тебя при помощи чар и должен обходиться без данного мне по праву рождения великолепия. Они были Невидимыми, МакКайла, отбросами, самыми темными из нашей расы, самыми мерзкими. Я Видимый и совершенно иной. Я надеялся, что однажды, когда ты будешь мне доверять, ты позволишь разделить с тобой экстаз, который можно испытать только со мне подобными. Без боли, МакКайла, без платы. Теперь этого никогда не будет. Ты не представляешь, насколько изысканный и совершенный опыт могла бы приобрести. Но этого никогда не произойдет.

— Фигня, — сказала я.

Двойные игры. Кроме них, в моей жизни ничего не осталось. Врет ли он, чтобы напасть на меня, когда я буду меньше всего этого ожидать?

— Ты пострадала от полной, не сдерживаемой силы трех принцев Невидимых. Они были в тебе. И невозможно предугадать, какие последствия это могло за собой повлечь.

— Четырех, — буркнула я. — И не напоминай мне о том, где они были. Я прекрасно это знаю.

Глаза В'лейна превратились в щелки и засияли нечеловеческим огнем.

— Четырех? Их было четверо? Кто был четвертым? Бэрронс? Скажи мне!

Я вздрогнула. Такая мысль ни разу не приходила мне в голову. Четвертый, который тщательно скрывал свое лицо, был принцем Невидимых. Разве нет? Четвертый был Фейри. Ведь так? Все мои способности ши-видящей были полностью оглушены тем, что я в ту ночь ела мясо Темных, чтобы силы Фейри помогли мне спастись от беспорядков и добраться до безопасного места. Но если честно, я не могла бы поклясться, что четвертый был Фейри. Я могла только сказать, что он был невероятно сексуальным.

Почему он скрывал свое лицо? Все, что я видела, — это кожа, мускулы и татуировка.

Татуировка.

— Это не мог быть Бэрронс. В ту ночь он был в Шотландии.

Злость В'лейна заморозила воздух. Температура упала так резко, что мой следующий вдох обжег легкие.

— Не всю ночь, МакКайла. Ритуал, с помощью которого МакКелтары надеялись укрепить стены между мирами, был сорван. Круг камней, в котором ритуалы проводились со дня заключения Договора между моей Королевой и вашими человеческими МакКелтарами, был разрушен, сменился реальностью Фейри. В последний раз Бэрронса видели в полночь на Самайн. Он вполне мог оказаться в Дублине до рассвета.

Ох! Так вот почему он сразу же не пришел за мной? Вот почему не выследил меня при помощи татуировки на моем затылке и не спас? И если уж на то пошло, сколько времени ему понадобилось, чтобы спасти меня из ада в аббатстве? Я смутно помнила первые дни, проведенные там.

— Бэрронс не имеет дела с Невидимыми и Большим Г. Им он нравится не больше, чем тебе.

— Именно. — В радужных глазах В'лейна была насмешка.

— Напомни мне, — сладко-ядовитым голосом попросила я, — почему это так?

Принц никогда не говорил мне об этом, и я не надеялась, что скажет теперь. Но я это выясню, так или иначе. Я собираюсь выяснить все.

Но то, что сказал В'лейн, нужно было обдумать. В моем непредсказуемом, совершенно непостижимом мире обдумывать приходилось буквально все. У Бэрронса не только имелось какое-то соглашение с Тенями. Он невероятно много знал о Невидимых, которых-никогда-раньше-не-видели-люди-потому-что-Темные-Фейри-вечно-томились-в-тюрьме. Он был старше, чем может быть человек, и однажды в книжном магазине я видела, как он выходит из зеркала Невидимых в своем кабинете, как несет на руках жестоко убитую женщину.

Но по какой причине Бэрронс стал бы превращать меня в при-йа, а затем снова в человека? Чтобы иметь возможность изображать из себя героя? Чтобы ворваться и спасти меня, в надежде что я начну слепо верить ему во всем? Нельзя сказать, что это не могло сработать, но почему он не оставил меня в состоянии при-йа и не использовал? Он мог на полпути прекратить свои попытки восстановить мой разум, позволить мне навсегда остаться полубезумной, но функционирующей при-йа, и я бы сделала все, что он попросит, чтобы по-прежнему получить секс. Я бы обошла весь мир пешком в поисках Темной Книги, я бы повиновалась любому его приказу.

Но он этого не сделал. Он провел меня по этому пути до конца. Освободил меня.

— Чего хочет Бэрронс, МакКайла? — мягко спросил В'лейн.

Того же, что и В'лейн, и все остальные, кто встречался мне с тех пор, как я приехала в Дублин, — «Синсар Дабх». Но ни Бэрронс, ни я не смогли ее коснуться. Я могла ее выследить, и он считал, что при правильном подходе когда-нибудь мне удастся взять ее в руки.

Я не верила в то, что Бэрронс был четвертым. Это был не его способ действовать. Но, возможно, так он понимал выражение «правильный подход»? Как далеко способен зайти Бэрронс, чтобы получить то, чего он хочет? Он был корыстным до мозга костей, постоянно давил на меня, пытаясь сделать меня жестче, сильнее. Пытаясь сделать из меня то, что нужно для выполнения его планов.

Сейчас я была неподвластна чарам Фейри, способных убивать сексом. Могла преодолевать барьеры. Эти силы я могла получить только при условии, что окажусь в ситуации, выход из которой — умереть или стать сильнее. Испытательный полигон: умри или эволюционируй.

Отвратительная тема для размышлений.

— А может, четвертым был ты, В'лейн? Откуда мне знать, что это не так?

Я замерзла. Стоило мне вздрогнуть, и вниз посыпались десятки иголочек инея.

— Я был с моей Королевой.

— Это ты так говоришь.

— Я никогда не причинил бы тебе вреда.

— Ты постоянно манипулировал мной при помощи своих сексуальных штучек.

— Лишь до тех пор, пока это было приятно.

— Приятно кому?

Его лицо напряглось.

— Ты не понимаешь моей расы. Видимые и Невидимые терпеть не могут друг друга. Мы не поддерживаем никаких отношений. Даже сейчас мы сражаемся, как сражались много тысяч лет тому назад.

— Это ты так говоришь.

— Как я могу успокоить тебя, МакКайла?

— Никак. — Я никому не могла доверять. Не могла полагаться ни на кого, кроме себя. — Я не знаю, кто был четвертым в тот день, но я это выясню. И когда я это сделаю… — Я потянулась к оружию и улыбнулась. Прикосновение меня успокоило. Человеческим оружием или оружием Фейри, но я отомщу.

— О да, ты изменилась. — В'лейн сузил глаза, внимательно рассматривая меня. — Возможно ли это? — пробормотал он.

— Что? — Я требовала ответа. Мне не нравилось, как он на меня смотрит. Восхищение в глазах Фейри не сулит ничего хорошего.

— Увидь меня. Я верю, что ты можешь.

Мне показалось или в его голосе действительно звучало невольное уважение?

Он замерцал, и внезапно мы оказались где-то в ином месте.

В то утро, в церкви, я видела нечто подобное, когда три принца Невидимых обступили меня, постоянно меняя форму. Мой мозг был не способен это воспринимать, и я решила, что именно так выглядят создания, существующие одновременно в большем количестве измерений, чем способен воспринять человек.

Однако, в отличие от Темных принцев, В'лейн не продолжил переходить от формы к форме. Он принял постоянный вид. По крайней мере, я считала этот вид постоянным. Он не менялся. Покой и изменение — вот как Фейри определяют все, что угодно. К примеру, если человек умирает — или, как они выражаются, «перестает существовать», — Фейри не чувствуют горечи утраты, а всего лишь отмечают «изменение». Они холодные ублюдки.

Мои глаза могли видеть В'лейна, но мозг не мог подобрать ему определение. Люди придумали слова только для тех вещей, которые нужно было как-то назвать, а ничего подобного раньше людям не встречалось. Энергия, существующая одновременно во множестве измерений? Я ничего в этом не понимала, у меня остались только школьные знания о пространстве, времени и материи. Мой мозг старался осознать то, что перед моими глазами… расширялось… почти рвалось на части, и пытался согласовать увиденное хоть с чем-то знакомым, что можно было бы понять. Я не могла найти никакого сравнения, и чем дольше я искала без малейшего результата, тем больше меня охватывало безумие. Это был замкнутый круг, который все сильнее увеличивался. «Прекрати сопротивляться, — сказала я себе, — перестань искать определения и просто смотри».

Напряжение спало. Я смотрела.

— Ты восприняла меня в моей истинной форме. Смертные не могут сделать это и не лишиться рассудка. Их сознание разбивается на части. Прекрасно, МакКайла. Стоило ли оно того? Разве ты не повторила бы все ради этого?

К горлу подкатила тошнота. Это стоит части моей души? Вот как он думает? Считает, что, если бы у меня был выбор, я бы прошла через все то, что произошло со мной на Самайн? Что я бы выбрала падение Дублина, разрушение стен, освобождение Невидимых, изнасилование и превращение в животное, которое спасла сначала Дэни, а потом Бэрронс?

— Я бы никогда этого не выбрала! — Ведь не только я пострадала. Сколько людей погибло в ту ночь и после?

В'лейн вернулся в человеческое обличье.

— Неужели? Ради такой силы? Ты неподвластна моему влиянию — влиянию принца Фейри. Ты непроницаема для сексуальных чар. Ты можешь смотреть на мою истинную форму, и твой разум не рассыпается на части. Ты умеешь преодолевать барьеры. Хотел бы я знать, на что еще ты стала способна. В какое существо ты превратилась.

— Я не существо. Я человек и горжусь этим.

— Ах, МакКайла, только дурак мог бы назвать тебя сейчас человеком. — В'лейн исчез, но его голос остался. — Твое копье в аббатстве… принцесса. — Смех затанцевал в воздухе.

— Я не принцесса, — огрызнулась я, затем нахмурилась. — И откуда ты знаешь, где мое копье?

— Бэрронс приближается.

Слова почти слились с прохладным утренним ветром. Внезапно порыв теплого воздуха, странно контрастирующий с морозным утром, забрался мне под рубашку и коснулся груди.

Я резко запахнула плащ и застегнула его.

— Держись подальше от моей одежды даже в виде теплого воздуха, В'лейн.

Снова смех.

— Если ты не хочешь увидеть того, кто использовал тебя в моменты твоей слабости, а может, и сам стал ее причиной, отправляйся на юго-восток, МакКайла, и как можно скорее.

Стоп-кадр из событий прошлой ночи мелькнул у меня в мозгу: я обнаженная, лицо Бэрронса между моих ног.

Я пошла.

Определенные даты застряли у меня в голове. Они были словно шрамы, от которых не избавиться.

5 июля: день, когда Алина звонила мне на мобильный и оставила безумное сообщение, которое я прослушала только пару недель спустя. Ее убили через несколько часов после этого звонка.

4 августа: день, когда я впервые вошла в Темную Зону и в итоге оказалась на крыльце «Книг и сувениров Бэрронса».

22 августа: ночь, когда произошло мое первое столкновение с «Синсар Дабх», из-за которого чуть не взорвалась моя голова.

3 октября: день, когда я попробовала мясо Невидимого, чтобы выжить, и узнала, что такое отравляющий эффект темной силы Фейри.

31 октября: ага, уже этим все сказано. Это были сумасшедшие несколько месяцев.

Я понятия не имела, какой сегодня день, поэтому пока не могла вписать его в свою память, но знала, что никогда не забуду ни малейшей детали.

Весь Дублин был поглощен Тенями, превратился в пустыню. Если в городе и остался кто-нибудь живой, кроме меня, этот кто-то хорошо спрятался.

Несколько часов я шла по жутковато тихим улицам. Не осталось ни травинки, ни кустарника, ни деревца. Я знала, что не должна тратить время, особенно если Бэрронс поблизости, но мне нужно было это увидеть.

Я фотографировала город взглядом, и каждый «снимок» ложился кирпичиком в стену моей решимости: я буду жить, чтобы увидеть, как будет восполнен нанесенный человечеству урон.

Те немногие газеты, что остались на стойках, были датированы 31 октября, последним днем, когда Дублин еще жил. Город погрузился в ночь и никогда не проснется.

Фасады магазинов были разбиты, в витринах не осталось стекол. Осколки валялись повсюду, везде были брошенные автомобили, некоторые из них лежали на боку, некоторые сгорели.

Но хуже всего были кусочки пергамента — через какое-то время я перестала их считать, — которые ветер гонял по тротуарам, как перекати-поле. Это были останки людей, та часть, которую Тени находят невкусной.

Я бы заплакала, но, похоже, у меня не осталось слез. Книжный магазин я обогнула по широкой дуге. Я не могла заставить себя посмотреть на него. Лучше сохранить его в памяти таким, каким он был до Хэллоуина: все на своем месте, ждет, когда я вернусь, открою дверь, заберу почту, поправлю журналы, которые наши посетители вечно оставляли в беспорядке, зажгу камин, свернусь на мягком диване с хорошей книгой и стану ждать первого в этот день покупателя.

Каждый фонарь, мимо которого я проходила, был разбит. Многие фонарные столбы были вырваны из своих бетонных гнезд, согнуты и искорежены, словно здесь бесновались гиганты. Тени не обладают физической формой, поэтому я пришла к выводу, что тут поработала другая каста Невидимых, решившая убедиться, что, если люди и смогут как-то добраться до электросетей и заставить их работать, у них все равно не останется того, к чему можно прикрутить лампы.

Почти так же жутко, как кусочки пергамента, — я вздрагивала всякий раз, когда наступала на них и они хрустели под моими ногами, — выглядели кучки одежды, мобильные телефоны, украшения, зубные протезы, имплантаты и кошельки. Каждая такая кучка в моем сознании была могильным холмом.

Но это не помешало мне подобрать пару вещей.

Открытая опасная бритва заблестела в лучах утреннего солнца и привлекла мое внимание. Наверное, ее владелец пытался порезать нечто неуязвимое, когда Тень проглотила его.

— Я найду ей хорошее применение, — сказала я кучке черной кожаной одежды, поверх которой лежало металлическое ожерелье из черепов. — Обещаю.

Я закрыла бритву и сунула ее за голенище.

Следующей мародерской добычей стал кусок живого мяса Невидимого, который прыгал по улице. Понятия не имею, откуда и почему здесь появился этот огрызок, но он мог мне пригодиться. Поедание мяса Невидимых не только давало возможность простому человеку видеть Фейри — в том числе и невидимых по своей природе Теней. Как и любой ши-видящей, оно дарило мне невероятную силу, обостряло все чувства, давало способности к черной магии и невероятно быстрой регенерации.

Я воспользовалась бритвой, чтобы нарезать мясо, потом остановилась в разоренной аптеке, стащила несколько баночек с детским питанием, вымыла их, и вот — у меня новый запас суши из Невидимых на всякий непредвиденный случай. На тот самый случай, если я: а) решусь пожертвовать талантами ши-видящей, которые, как оказалось, перешли все границы и рамки; б) позволю себе снова стать уязвимой для моего копья, которое я четко намеревалась вернуть в течение этого дня, что бы ни случилось; в) смогу по собственной воле взять в рот хоть что-то, имеющее отношение к Невидимым. Хватит с меня того, что произошло помимо моего желания.

Я вздрогнула. Интересно, а ведь я, кажется, исцелилась от своего пристрастия к мясу Невидимых. Я с отвращением смотрела на баночки детского питания и их дергающееся содержимое.

И все же оружие — это оружие, и любое оружие не помешает.

Вскоре я сидела в слегка помятом «рендж ровер спорт». Я вычистила из него сухие кусочки пергамента, стараясь не смотреть на самый маленький, пока отстегивала и осторожно вынимала детское сиденье. На нем был розовый плюшевый мишка и футболка с надписью «Я люблю папочку». Я оставила сиденье под безжизненным дубом.

И направилась в аббатство, двигаясь большей частью по обочине вдоль дороги, потому что сама дорога была забита брошенными машинами. По пути я сжевала несколько батончиков, несколько раз останавливалась у заправочных станций, чтобы посетить туалет и забить багажник и заднее сиденье «ровера» водой, продуктами, батарейками и, на одной из остановок, пластиковыми канистрами с бензином, которые я нашла уже наполненными. Канистры вызывали у меня смешанные чувства. Они были мне нужны, и я была благодарна за то, что нашла их. Но нельзя было сбрасывать со счетов кучку одежды: грубые рабочие штаны, имплантат бедра, ирландский рыбацкий свитер и ботинки, стоящие возле канистр. Может, это отец незадолго до заката выбрался за бензином, чтобы генератор обеспечил безопасность его семье? Может, семья все еще ждет его, прячась в темноте?

Примерно через час после того, как я выехала из города, я увидела странную вещь. Сначала, издалека, я перепутала это с большим, очень низко летящим странным самолетом. Но, подъехав ближе, увидела, что это Невидимый Охотник и еще один Фейри, незнакомого мне вида, сцепились в схватке, взбивая воздух огромными крыльями, разрывая друг друга клыками и когтями.

Это Невидимые сражаются между собой или Светлый сцепился с Темным? Или Охотники снова стали хранителями законов Фейри, как это было целую вечность назад?

Я не знала, и мне было все равно. Я просто хотела проехать мимо так, чтобы они меня не засекли. Охотники преследовали ши-видящих. Может, от меня пахнет как-то по-особому? Слишком поздно было возвращаться, и мне необходимо было ехать вперед, так что я просто затаила дыхание и шепотом молилась всем богам, которых могла вспомнить, чтобы Фейри были поглощены битвой и не смотрели вниз.

Один из языческих богов наверняка меня услышал, потому что я без происшествий проехала под Фейри, затаив дыхание и глядя в зеркало заднего вида на то, как дерущиеся постепенно уменьшаются по мере того, как я отдаляюсь. Я жадно втянула воздух и заставила себя думать, что мои руки на руле не дрожат.

— Все царство за копье, — пробормотала я.

До аббатства оставалось полчаса пути, когда меня подкараулил очередной сюрприз: грязь сменилась подмерзшей травой.

Какой бы ни была причина, но здесь Тени остановились.

Возможно, они успели добраться только сюда и теперь прячутся в канализации или под поваленным деревом, жадно дожидаясь ночи, чтобы продолжить проедать себе путь к аббатству. А может, почва в этом районе им не по вкусу, слишком соленая после столетий, которые прожили на ней ши-видящие? Или Ровена со своей счастливой маленькой бандой сделала что-то, что остановило продвижение Теней? Кто знает? Я рада была увидеть хоть что-то кроме грязи.

Следующий сюрприз оказался настолько неожиданным, что у меня не было возможности среагировать.

Я ехала параллельно дороге, такой узкой, что только отчаянные оптимисты могли бы назвать ее двухполосной, вокруг был зимний ирландский день, а в следующий миг я…

Оказалась под тройным пологом буйного тропического леса, двигаясь по поверхности темного прозрачного болота, разбрызгивая пену и оставляя за собой бурлящий след. Я понятия не имела, как это произошло и, что еще более важно, почему я не тонула. Я разбираюсь в автомобилях. Знаю все их виды. Они — моя страсть. «Рендж ровер спорт» весит около трех тонн. Автомобиль должен был камнем уйти на дно. Я выглянула из окна. Под странно окрашенной поверхностью не было ничего, кроме воды.

Я моргнула. Что произошло? Гигантские деревья окружали меня, выпуская из-под корней нечто вроде гибрида орхидеи и осьминога. Птицы размером с мой «ровер» плавали под деревьями, сложив на спинах кожистые крылья. Иногда они ударяли клювами по воде, запрокидывали головы и что-то сглатывали. У них были очень большие, очень острые клювы.

— В'лейн? — удивленно позвала я.

Но В'лейном тут и не пахло. Когда В'лейн переносил меня в свой мир, все было соблазнительным. Но не тревожащим и не потенциально смертельным, хотя эти два определения сразу приходили на ум, когда он оказывался поблизости.

И все же телепортация была единственным объяснением того, что мое окружение внезапно изменилось.

Мимо проплыла колибри. Размером с небольшого слона. Ее длинный заостренный клюв был пропорциональным. В моем мире — не то чтобы много людей об этом знало, все ошибочно ахали и охали над милыми крошечными птичками, которые пьют нектар, — колибри были хищниками. Нектар они пили только для того, чтобы набраться сил для охоты на мясо.

Мясом была я.

Я вдавила ногу в педаль газа и погнала «ровер» вперед, разбрызгивая воду, уклоняясь от птиц, деревьев и лиан. Я не оглядывалась, чтобы проверить, не гонятся ли за мной. Я просто мчалась вперед.

Внезапно я снова оказалась в Ирландии, и только несколько метров отделяли меня от столкновения с деревом.

Я ударила по тормозам, «ровер» заскользил по мертвой траве и остановился рядом со стволом. Несколько секунд я просто сидела и хватала ртом воздух.

После странной битвы Фейри в небесах я думала, что готова ко всему. Я ошибалась.

Выйдя из машины, я обогнула «ровер» и уставилась на то место, из которого выехала.

Примерно двадцать секунд мне понадобилось, чтобы понять, как можно это увидеть.

Если сузить глаза и слегка скосить их, полагаясь только на периферийное зрение — словно подсматриваешь за кем-то краем глаза, — я могла увидеть частичку реальности Фейри. Это выглядело так, словно она пыталась спрятаться, ждала меня в засаде, готовясь проскочить в наш мир.

Если воздух человеческого мира прозрачен как стекло, то воздух Фейри чуть более плотный, слегка дрожащий и немного искажает цвета.

Мне вспомнилась ночь Самайна, когда я смотрела с колокольни, как реальности людей и Фейри сражаются за место в мире без границ.

Как оказалось, несколько этих битв мы проиграли.

Я разозлилась. Это было еще одной опасностью, о которой предстояло постоянно помнить. Темные Зоны и сами по себе были злом. А теперь к ним добавились МФП: Межпространственные Фейрийские Порталы. Они испоганили мои дороги и шныряли тут и там, притворялись безобидными и добрыми и ждали неосторожного путешественника, у которого лопнет шина или сломается ось, чтобы затянуть его в безлюдное место с другими законами физики, враждебными формами жизни и полным отсутствием правил дорожного движения.

Я забралась обратно в «ровер» и захлопнула дверцу. И возобновила движение, на этот раз глядя на дорогу куда более внимательно.

Какие еще сюрпризы может принести мне этот день?

Я размышляла над шокирующими фактами, с которыми столкнулась: Бэрронс, который… ну, делал со мной то, что делал, чтобы вернуть меня к реальности; появившийся у меня иммунитет к барьерам и смертельным сексуальным чарам принцев Фейри; Тени, проглотившие больше половины Ирландии; битва Фейри в небе, а теперь еще и МФП.

Я бы ни за что не поверила, что самое большое потрясение все еще ждет меня впереди.

 

8

Я остановилась примерно в двадцати милях от аббатства и вышла, чтобы поиграть с новым оружием, потренироваться стрелять и перезаряжать его.

Чтобы справиться с первоначальным «ха, а если я уроню эту штуку и сама себе снесу голову?», у меня ушло меньше времени, чем я ожидала.

Чувствовать автомат в своих руках было приятно, его твердость и вес успокаивали. Так было с любым оружием, которое попадало мне в руки. Наверное, это заложено в моем ДНК ши-видящей. Мы были рождены, чтобы защищать, сражаться. И моя кровь это знала. Подозреваю, что с нашими родословными возились очень долго. Века, а то и тысячелетия.

Я снова двинулась к аббатству, проезжая десятки барьеров. Ровена наверняка заставила свою паству потрудиться, посылая ши-видящих во все стороны, чтобы изобразить защитные руны и то, что ими не являлось. Я размышляла над тем, какие еще задачи она придумала для своих подчиненных, чтобы не дать им времени задуматься и поднять мятеж, который, по моему скромному мнению, надо было затеять уже давно. Скажем, до того как они потеряли Темную Книгу, из-за которой и велась эта глупая война, потому что кто-то наверняка заснул на своем посту и позволил этому случиться.

О да, у меня были причины и желание сцепиться с не-такой-уж-и-Грандмистрис.

Я остановила «ровер» у входа в каменную крепость аббатства, вышла и заперла его — внутри были мои припасы, никто их не заберет, — после чего зашагала к двери. Рюкзак и МакОреол я оставила в машине, но прихватила с собой автомат. И очень удивилась тому, что пожилая женщина не ждала меня на крыльце, скрестив руки на груди, с очками на носу, за которыми прячутся пронзительные голубые глаза, завораживающие умом и жестокостью, и что у нее за спиной не стоит группа ши-видящих, не желающая впускать меня внутрь. Мы никогда не были в хороших отношениях, и я не сомневалась, что после всего, что произошло, наши отношения, если их можно так назвать, станут еще хуже.

Честно говоря, мне было плевать.

Дверь оказалась заперта. Я вскинула новую любимую игрушку и послала очередь пуль в дверную ручку, а потом выбила ее.

В вестибюле было пусто. Возможно ли, что меня никто не ждал? Я прошла через все барьеры, они на меня среагировали. Я нахмурилась. Или на меня они не реагируют?

Если теперь я могу проходить барьеры, возможно ли, что я совсем их не задеваю и меня нельзя заметить? Это мне бы очень пригодилось. И все равно, я же только что стреляла из автомата. Это наверняка должно было привлечь чье-то внимание.

Когда меня атаковали, это произошло так, словно на меня из пустоты обрушилась каменная стена, и в третий раз за день я свалилась на задницу. Кто-то выхватил у меня автомат и начал колотить меня, как очень быстрый боксер.

А потом в поле моего зрения мелькнуло лицо. Я вскрикнула, она вскрикнула, прекратила меня бить и обняла так крепко, что у меня чуть спина не треснула.

— Мак! — воскликнула Дэни. — Ты вернулась!

Я рассмеялась и расслабилась. Люблю я эту девчонку.

— Я говорила тебе, что ты крутая, Дэни?

Она скатилась с меня и вскочила на ноги.

— Нет. Никогда. Я бы это запомнила. Но можешь сказать это снова, если хочешь. И рассказать об этом всем остальным. Я не против.

Ее кошачьи глаза на мальчишеском личике сияли.

— Ты крутая, Дэни.

Я встала и забросила автомат на плечо. Пару секунд мы стояли и улыбались. Мы были очень рады друг друга видеть. А потом заговорили одновременно.

— Ты в порядке, Мак?

— Что с тобой случилось, Дэни?

— Ты первая. — Она восхищенно оглядела меня с ног до головы. — Чувиха, выглядишь обалденно. Мне нравится этот плащ. А что ты делала? Тренировалась с тяжестями?

Я покраснела. А потом закатила глаза. Таскаю автоматическое оружие и при этом заливаюсь румянцем? Надо побыстрее с этим справиться.

— Чувиха! — с уважением протянула Дэни. — С Бэрронсом? Ты все это время занималась с ним сексом? И поэтому вернулась из страны Нимфомании? Я так волновалась, когда ты не пришла в себя. Хотя, наверно, не стоило. Я нигде не могла тебя найти. Куда он тебя забрал? Я весь Дублин обшарила, искала тебя каждый раз, когда удавалось сбежать от Ро. А это было нечасто, — сказала она с кислой миной, но тут же просветлела. — Ты должна все мне рассказать! Все-все!

Я наморщила нос.

— Откуда взялось слово «чувиха»? Дэни надулась от гордости.

— А разве я теперь не говорю, как ты? Я смотрела много американских фильмов. И практиковалась.

— Мне больше нравилось, когда ты ругалась через слово. И я ничего тебе не расскажу. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Все, что тебе нужно знать, — это то, что я теперь в порядке. Я вернулась.

— Ты занималась сексом с Бэрронсом и не собираешься мне совсем ничего рассказать об этом? — Она выглядела удивленной. — Ничего? Даже одной малюсенькой детали?

О Господи. Как заметно, что ей всего тринадцать. Ну и что мне с ней делать?

— Ничего. Никогда.

— Ты жопа.

Я рассмеялась.

— Я тоже тебя люблю, Дэни.

Она улыбнулась.

— Я тебя спасла.

— Я это ценю. И я твоя должница.

— Можешь расплатиться, рассказав мне про секс.

— Если ты посмотрела столько фильмов, милая, ты знаешь о нем уже достаточно.

— Но ведь не… ну, ты понимаешь. Не о нем.

Я внимательно на нее посмотрела. Дэни говорила с придыханием. Все озорство исчезло; глаза стали, как у олененка. Дэни — непокорная хулиганка Дэни — выглядела так, словно чувствовала слабость в коленях. Меня это поразило.

— Теперь ты запала на Бэрронса? Я думала, что ты сходишь с ума по В'лейну.

— По нему тоже. Но когда Бэрронс пришел и вытащил тебя отсюда, чувиха, если б ты только видела, какими глазами он на тебя смотрел!

— Я не чувиха. Меня бесит это слово. — Я не собиралась спрашивать. — Ну и как же он на меня смотрел?

— Как будто у него день рождения, а ты была тортом.

Ну, хоть этот торт он не размазал по потолку. Кажется, Бэрронс все-таки получил свой торт и съел его.

Я моргнула. И отказалась дальше развивать ряд метафор. Мне было сейчас слишком сложно думать о Бэрронсе. Особенно о том, что касалось поедания тортов. Может, позже я и расспрошу Дэни о моих первых днях в аббатстве. Но сейчас у меня другие планы.

— Моя очередь. Что случилось с тобой?

Повсюду, где я могла видеть кожу рыжеволосой девочки, эта кожа была покрыта синяками. Особенно жутко выглядели предплечья. Два пальца были в шинах. Один глаз Дэни заплыл, губа была разбита, обе щеки покрывали желто-бордовые синяки, которые уже начали заживать.

Дэни резко отвернулась.

Я тут же напряглась.

— Что? Кто-то идет?

— Тут больше нельзя этого определить, — пробормотала она и снова оглянулась. Коридор был пуст, но Дэни понизила голос. — Я пыталась пробраться в Запретные Библиотеки. Но пока что это не срабатывает.

— Что не срабатывает? Попытки врезаться в дверь на высокой скорости?

Она пожала плечами.

— Вроде того. В основном меня отбрасывало. Это ерунда.

— Для меня не ерунда. Похоже, суперисцеление в твои способности не входит. Попытайся быть немного осторожнее, ладно?

Она бросила на меня быстрый удивленный взгляд.

— О'кей, Мак.

Неужели все в этом аббатстве так давно оставили ее одну, что простая забота о ее благополучии выбила Дэни из колеи?

— Я серьезно. Прекрати убивать себя, если в этом нет необходимости.

— Слушаю и повинуюсь, Бигмак. — Она нахально ухмыльнулась.

Бигмак. Это было как удар под дых. Алина называла меня Маленькой Мак. Иногда Младшей. А я величала ее Бигмак. Это была только наша шутка.

— Почему ты так меня назвала?

— Фильмы. Американские штучки. «МакДональдс». Ну, все такое.

— Не называй меня Бигмак, и я не буду называть тебя… Даниэллой. — Я просто предположила, но по тому, как скривилось ее лицо, поняла, что попала в цель. — Договорились?

— Договорились.

— Где мое копье?

Дэни снова напряглась и опять оглянулась по сторонам.

— Не знаю, — сказала она, еще больше понизив голос. — Но мы забрали его в тот день в церкви. Кэт принесла его в аббатство. С тех пор копья не видели. Я думала, что Ро отдаст его кому-то из нас. Но она этого не сделала.

Я сжала губы. Я знала, в чем тут дело: Ровена носила копье с собой.

— Я тоже так думаю, — сказала Дэни, и я бросила на нее быстрый взгляд. — Нет, я просто знаю, о чем ты подумала. В этом мы с тобой похожи. Мы видим вещи такими, какими они есть, а не так, как видят другие или как от нас хотят, чтобы мы их видели.

— Где старая ведьма?

Дэни угрюмо на меня посмотрела.

— В данный момент?

Я кивнула.

— У тебя за спиной.

 

9

Я обернулась, хватая и вздергивая автомат. И это было оно: мое самое большое изумление этого дня, совершенно сбившее меня с толку. Это шокировало меня куда больше, чем разросшиеся Темные Зоны, битвы в небе и Межпространственные Фейрийские Порталы.

Там стояла Ровена, одетая в мантию Грандмистрис — одеяние ордена, который был создан, чтобы охотиться за Фейри и убивать их, — рука об руку с Фейри. И этот Фейри только что перенес ее прямо мне за спину.

Неудивительно, что Дэни так нервно оглядывалась.

И неудивительно, что В'лейн знал, что мое копье находится в аббатстве.

Он был в аббатстве.

В сговоре с Ровеной. И он телепортировал ее с места на место.

Я опустила оружие и посмотрела на В'лейна.

— Это что, шутка? Ты считаешь, что это смешно? Почему ты просто не перенес меня сюда с самого начала, если уж все равно к этому шло?

Вздернуть нос к небу еще больше, чем сейчас, Ровена смогла бы, только лежа на спине.

— Ты больше не получишь ни копья, ни этого принца Фейри. Он увидел свет, который тебе недоступен. Теперь он помогает всем ши-видящим, а не одной.

Да неужели? Это мы еще посмотрим. И по поводу копья, и по поводу принца.

— Я говорила с В'лейном, старушка, а не с тобой.

— Он не станет перед тобой отчитываться.

— Правда? — Я рассмеялась. — Надеешься, что он будет отчитываться перед тобой? Только дурак может думать, будто принц Фейри станет давать кому-то ответ. Особенно тому, кто в нем нуждается.

— Ты сражаешься за меня, МакКайла? Я нахожу это… привлекательным. — В'лейн вскинул золотоволосую голову. — Я видел это в людях и раньше. Это называется ревностью.

— Если ты так думаешь, то у тебя проблемы с интерпретацией человеческих эмоций. Это называется не ревностью. Это называется «ты меня разозлил».

— Чувство собственничества.

— Моя ты задница!

— Приобрела за последнее время гораздо лучшую форму.

— Она над этим работала, — хихикнула Дэни.

— Моя задница тебя не касается, — сказала я.

— Она касается Бэрронса? — Температура в комнате резко упала.

Мой выдох замерз в воздухе.

— Мы не говорим о Бэрронсе. Мы никогда не будем говорить о Бэрронсе.

— Я бы поговорила о Бэрронсе, — сказала Дэни.

— Ты выбрала, — холодно отметил В'лейн.

— Я ничего не выбирала. Я была не в своем уме. Так в этом все дело, В'лейн? В Бэрронсе? Ты говоришь так, словно ревнуешь. Говоришь, как собственник.

— Ага, — поддакнула Дэни.

— Замолчите вы все! — рявкнула Ровена. — Вы, все! Ради Девы Марии, вы же не можете не видеть, что мир распадается на части, и все равно стоите здесь и ссоритесь, как дети. Ты, — она ткнула в меня пальцем, — ши-видящая, и ты, — она действительно ткнула пальцем в руку В'лейна, и он, казалось, очень этому удивился, — принц Фейри! — Ровена уставилась на Дэни. — А о тебе мне даже лучше не начинать. Думаешь, я не знаю, откуда у тебя взялись все эти синяки? Я Грандмистрис, а не Гранддура. Так что прекратите, все вы!

— Сама помолчи, бабуля, — сухо огрызнулась я. — Если мне хочется спорить, когда мир разваливается на части, я буду это делать. Я совершила много добрых дел и причинила куда меньше вреда, чем ты. Кто владел «Синсар Дабх» с самого начала — и потерял ее?

— Не суй свой нос в события, которые не можешь понять, девчонка!

— Тогда помоги мне их понять. Я вся превращаюсь в слух. Где, нет, как вы хранили Книгу? — Это я хотела узнать больше всего. Секрет того, как можно коснуться «Синсар Дабх», был ключом к овладению ее силой. — Что произошло? Как вы ее потеряли?

— Это ты будешь отвечать на мои вопросы, ши-видящая, — выплюнула Ровена, — но не наоборот!

— Это в чьей же больной фантазии?

— Пока ты в моем аббатстве. Сейчас, наверное, пришло время позаботиться о твоем поведении. — Это была угроза.

А мне грозить не следовало. Пока мы спорили, я слышала, как приближаются другие ши-видящие. Коридор был довольно большим, и по приглушенному бормотанию я поняла, что за мной около сотни ши-видящих.

— Что ты сделала с тех пор, как пали стены, Ровена? — Я требовала ответа. — Ты уже нашла Книгу? Ты добилась хоть чего-нибудь, что помогло бы восстановить порядок в мире? Или ты все еще наслаждаешься своей властью над группой женщин, которые справились бы куда лучше, получи они сами немного власти? Своими ограничениями и правилами ты вырываешь сердце того, кем и чем они являются. Ты связываешь их, вместо того чтобы помочь им научиться летать.

— Чтобы позволить им умереть?

— На любой войне потери неизбежны. Это их выбор. Их, по праву рождения. Мы сражаемся. И иногда платим ужасную цену. Поверь мне, я знаю. Но пока мы дышим, мы способны подняться и снова сражаться.

— Ты принесла нам Сферу, заполненную Тенями!

— Ты в это не веришь, — усмехнулась я. — Если бы верила, ты бы убила меня, пока я была при-йа и не могла себя защитить. Думаю, сам факт того, что я стала при-йа, убедил тебя, что я не в сговоре с Гроссмейстером. — Я пожала плечами. — К чему обращать перебежчика? В этом нет нужды.

— Есть шпионы и среди шпионов.

— Я не одна из них. И, пока ты в этом не убедишься, я останусь здесь, в твоем аббатстве.

Она моргнула. Я удивила бабульку. Я не собиралась дожидаться приглашения. В аббатстве я останусь и без ее разрешения. Открыто или тайно. Все равно как. Я хотела получить две вещи: копье и ответы на свои вопросы, — и не собиралась уходить без них.

— Мы не хотим, чтобы ты здесь была.

— Я не хотела, чтобы убили мою сестру. Не хотела узнать, что я ши-видящая. Не хотела, чтобы меня насиловали принцы Невидимых. — Я перечислила свои жалобы, но не стала вдаваться в подробности. — По правде говоря, я не хотела ничего, что произошло со мной за последние несколько месяцев. И я даже не хочу здесь находиться, но ши-видящие должны делать то, что необходимо делать.

Мы смотрели друг на друга.

— Ты согласна подчиняться?

— Можно это обсудить. — Обсуждением дело и закончится. Я собираюсь получить от Ровены все, что можно. А потом уйти. — Как идет охота за Книгой? — Я знала ответ. Никак. — Кто-то в последнее время ее видел?

— Что ты предлагаешь?

— Отдай мне копье, и я отправлюсь искать ее.

— Никогда.

— Значит, прощай.

Я прошла мимо нее к двери.

За моей спиной буквально взорвались ши-видящие. Я улыбнулась. Они были в ярости. Они устали от постоянного сидения в клетке и полного отсутствия достижений. Ши-видящие уже дошли до черты, которая грозила бунтом, и я собиралась помочь им ее переступить.

— Тихо! — крикнула Ровена. — А ты, — она повернулась ко мне, — вернись сейчас же!

В коридоре стало тихо. Я остановилась у двери, но не оглянулась.

— Я не выйду на охоту, не имея возможности защитить себя. — Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы добавить: — Грандмистрис.

Тишина все длилась.

И наконец Ровена сказала:

— Ты можешь взять с собой Дэни с мечом. Она защитит тебя.

— Дай мне копье, и пусть Дэни пойдет со мной. Ты можешь послать со мной столько ши-видящих, сколько захочешь.

— А что помешает тебе просто уйти, как только я отдам тебе копье?

Я обернулась. Мои руки сжались в кулаки, зубы оскалились. Позже Дэни сказала мне, что я выглядела одновременно как животное и как ангел возмездия. Это произвело впечатление даже на нее, а этого ребенка нелегко впечатлить.

— Мне не все равно, вот что! — зарычала я. — Я приехала сюда через пустошь. Я видела повсюду одежду и кусочки пергамента. Я смотрела на детское сиденье, прежде чем вынула его из «ровера». Я знаю, что пытаются сделать Невидимые с нашим миром, и либо остановлю их, либо погибну, пытаясь это сделать. Так что отвали от меня на фиг со своими подозрениями — ты сидишь у меня на горбу со дня нашей встречи — и очнись! Я не из плохих ребят. Я из хороших. Я та, кто может помочь. И я помогу, но на своих условиях, не на твоих. Иначе я просто ухожу отсюда.

Дэни прошла мимо Ровены и присоединилась ко мне.

— И я уйду вместе с ней.

Я посмотрела на нее, и мои губы уже начали произносить «нет», но потом я остановила себя. Какое я имею право с ней спорить? Дэни уже взрослая и может выбирать. По-моему, тот, кто достаточно вырос, чтобы убивать, имеет право сам принимать решения. А для ханжей в аду приготовлено особое местечко.

Из толпы вышла Кэт. Из всех ши-видящих, которых я встречала, эта тихая, упрямая сероглазая брюнетка, возглавившая небольшую группу напавших на меня в «Книгах и сувенирах Бэрронса» («КСБ») в тот день, когда я нечаянно убила Мойру, казалась мне самой уравновешенной, здравомыслящей и сосредоточенной на долговременной цели — избавить наш мир от Фейри. Мы несколько раз с ней встречались и даже сотрудничали. Я все еще готова была сотрудничать, если Кэт не против. Ей было двадцать с небольшим, но она держалась со спокойствием и выдержкой, которые свойственны людям гораздо старше. Я знала, что у нее есть влияние на ши-видящих, и мне было интересно услышать, что она скажет.

— Мак нужна нам, Грандмистрис. И, нравится нам это или нет, она может быть самым полезным инструментом на данный момент.

— Ты больше не винишь ее за то, что она начинила Сферу Тенями?

— Она может остаться и помочь нам избавиться от этой гребаной мрази, раз уж она ни в чем не виновна.

— Следи за языком, — резко сказала Ровена.

Я закатила глаза.

— Ох, черт побери, Ровена. Это война, а не кастинг на конкурс «Мисс Конгениальность».

Кто-то захихикал.

— На войне нужны правила!

— На войне нужно победить! — сделала я ответный выпад, и мои слова вызвали довольный хор приглушенных голосов.

— Что скажете о голосовании? — предложила Кэт.

— Хорошо, — одновременно выпалили мы с Ровеной и тут же неприязненно посмотрели друг на друга.

Она ни секунды не верила в то, что я могу победить, иначе ни за что бы не согласилась. Я тоже не была уверена в своей победе, но надеялась, что накал эмоций и годы неудовольствия, вызванного ее правлением, дадут мне преимущество. У Кэт было много последовательниц среди ши-видящих, а она высказалась в мою пользу. Даже если я проиграю, я знаю, на кого можно будет рассчитывать.

Кэт повернулась лицом к толпе ши-видящих, заполнивших холл.

— Все зависит от нас, поэтому взвесьте все, прежде чем высказать свое решение: уйдет Мак или останется? Если вы за то, чтобы она осталась, поднимите правую руку и держите ее, пока я не посчитаю всех.

Это было напряженное голосование.

Я победила с небольшим отрывом.

И постаралась запомнить лица всех тех, кто голосовал против меня.

— Какого хрена тут делает В'лейн? — потребовала я объяснений, как только мы с Дэни остались наедине.

А для этого потребовалось несколько часов. После того как я победила во время голосования, Ровена решила слегка надавить на меня перед ши-видящими, чтобы проверить, прогнусь ли я. Она дала мне указание: чтобы оправдать свое присутствие, я должна убрать не меньше десятка Теней из аббатства, прежде чем смогу поесть или поспать.

Я решила пока что подчиниться.

Мне не только нравилось выслеживать Теней и выбрасывать их под клонящееся к закату солнце — я достаточно долго следила за ними еще в книжном магазине и знала все места, в которых они любили прятаться, — я училась правильно сражаться. Я понимала важность нескольких мелких проигрышей. В итоге меня начнут недооценивать, сбросят со счетов. Ровена решит, что я полностью ей подчиняюсь, — ровно до тех пор, пока ряды ее последовательниц не всколыхнутся и не свергнут ее. Я не собиралась оставаться в аббатстве надолго. Я пришла сюда ради копья, чтобы получить ответы на свои вопросы и возможность поднять мятеж в рядах последовательниц Грандмистрис. Я хотела разбудить ши-видящих, напомнить об их призвании. Заставить их свергнуть старушку и стать теми, кем они могли стать.

— В'лейн появился в тот день, когда тебя забрал Бэрронс, — сказала Дэни. — Ты бы только видела! Когда он услышал, что тебя нет, он просто взорвался.

— Фейри не взрываются, Дэни.

Бесстрастные Фейри редко демонстрировали свои эмоции. И даже В'лейн, который в последнее время преуспел в человеческих реакциях, вряд ли мог «взорваться».

Глаза Дэни расширились.

— Чувиха, он заморозил Ровену!

— Ты хочешь сказать, что он превратил ее в глыбу льда? — Дэни так любила сленг, что иногда сложно было понять, что на самом деле она имела в виду. Поскольку Ровена была жива, Дэни наверняка выразилась фигурально.

Девочка кивнула.

— От шеи и ниже. Оставил ее голову торчать изо льда, чтобы она могла говорить. А потом пригрозил щелкнуть по ней пальцем, чтобы она наблюдала, как рассыпается на осколки. Это было офигенно.

— Но почему?

Дэни пожала плечами.

— В'лейн дико разозлился из-за того, что Ро тебя отпустила.

— Я сказала ему, что Бэрронса ничто не могло остановить, но это разозлило его еще больше. Он сказал, что застрял, охраняя Королеву, и не мог до тебя добраться. По-моему, он собирался сделать то же, что и Бэрронс, и, когда узнал, что тот опередил его на несколько часов, совершенно раскис. Я думала, он всех нас заморозит.

— Но почему он до сих пор здесь? И как они с Ровеной могли подружиться после того, что он устроил?

Я попыталась не думать о том, что могло бы случиться, доберись В'лейн до меня первым. Скорее всего, секс со смертоносным Фейри окончился бы тем, что я осталась бы при-йа навсегда. Я не могла представить В'лейна, который рассказывает мне о моем детстве или показывает фотографии моей семьи, чтобы помочь мне прийти в себя.

Дэни улыбнулась.

— Проще это показать.

Она побежала ко мне так быстро, что ее силуэт показался размытым, а потом просто исчезла.

И я тоже исчезла, точнее, исчез коридор, в котором мы стояли, и я ничего не могла разобрать, кроме расплывчатых пятен, шума и ощущения движения. Я чувствовала руки Дэни у себя на плечах. Она несла меня куда-то с невероятной скоростью.

Мой локоть во что-то врезался, это что-то хрюкнуло.

— Ой! — сказала я.

Дэни захихикала.

— Лучше прижми локти к бокам, это помогает.

— Смотри, куда летишь, девчонка! — крикнул кто-то.

— Ой, простите, — пробормотала Дэни.

Что-то врезалось мне в бедро.

— Ой, — снова сказала я, услышала чье-то ругательство, но тут же понеслась дальше.

— Мы почти на месте, Мак.

Когда мы остановились, я скривилась и потерла локоть. Неудивительно, что Дэни вся в синяках.

— В следующий раз давай просто пройдемся, а?

— Шутишь, что ли? Двигаться, как я, — это же самая крутая штука на свете! Я обычно не такая неуклюжая, просто сегодня из-за тебя из комнат вышло много народу и они все о тебе говорят. Я эти коридоры сердцем чую. Я во сне могу по ним промчаться, но хреновы люди сегодня путаются под ногами.

— Может, тебе удастся уговорить их сигналить, когда они собираются повернуть, — сухо сказала я. — Знаешь, как вы сигналили, когда развозили почту на велосипедах.

Ее лицо просветлело.

— Думаешь, они будут это делать?

Я фыркнула.

— Сомневаюсь. Мы явно не в числе их любимчиков. — Я осмотрелась по сторонам. Мы находились в большом зале, где стояли составленные буквой «П» столы и десятки стульев. — Почему ты принесла меня сюда и что…

Я осеклась, уставившись ей за спину, на огромные карты, покрывающие стены.

Секунду спустя я медленно повернулась.

— Мы называем это Залом Войны, Мак. Отсюда мы следим за тем, что происходит.

Вся комната от пола до потолка была оклеена картами. Повсюду были отметки, в некоторых местах виднелись стикеры, кое-где были приклеены увеличенные карты областей. Некоторые города были отмечены значком корпорации ши-видящих — несимметричным трилистником, символом нашей клятвы: видеть, служить и защищать.

— А где ключ? — Что означали все эти символы и пометки?

Дэни проследила за моим взглядом.

— Трилистником отмечены штаб-квартиры зарубежных филиалов «Службы доставки». А ключа нет. Ро не позволила бы нам его записать. Комната тщательно охраняется.

— У нас столько офисов ши-видящих? — Я была потрясена. В мире было больше наших, чем я могла себе представить. Корпорация ши-видящих давным-давно стала всемирной. Наша война тоже стала мировой, пока я была в отключке. Невидимые, вырвавшись на свободу, не сидели на месте. Они распространились по всей планете, и, согласно тому, что я видела на картах, разным кланам нравились разные территории. Повсюду были рисунки и примечания. Чтобы прочитать их все, мне понадобится несколько дней.

— Что это такое? — Я показала на две области, расположенные рядом и заштрихованные коричневым.

— Заболоченные территории. Есть каста Невидимых, которая с ума сходит по болотам, и они могут сожрать тебя так же быстро, как Тени. Мы к ним не приближаемся.

— А это? — Я указала на квадраты, обведенные толстым черным маркером.

Дэни вздрогнула.

— Некоторые из Невидимых собирали детей, самых маленьких. И держали их некоторое время, прежде чем… заняться ими. Мы пытаемся найти их и отбить.

Я резко вздохнула и пошла дальше. И остановилась, увидев колонку дат, написанных рядом и зачеркнутых.

Последней была дата 1 января.

Рядом стояло число. Оно было гораздо меньше предполагаемых семи миллиардов.

Я указала пальцем, даже не пытаясь притвориться, что он не дрожит.

— Эти число и дата означают то, о чем я думаю? Именно столько нас осталось на планете?

— По нашим предварительным подсчетам, — сказала Дэни, — население Земли уменьшилось более чем на треть.

Это было одно из немногих полных и правильно построенных предложений, которые я слышала от Дэни. Я быстро посмотрела на нее, и на краткий миг перед моим взором предстала совершенно другая Дэни — сосредоточенная, умная тринадцатилетняя девочка, покинутая всеми, кому она доверяла и кого любила, в мире, который сошел с ума. Образ так быстро исчез под беззаботной улыбкой, что у меня возникли сомнения, видела ли я его на самом деле.

— Правда, не слабо, чувиха? — В зеленых глазах плясали искры.

— Еще раз назовешь меня чувихой — и будешь Даниэллой до конца своих дней. — Я снова повернулась к картам. Мне сегодня ни за что не уснуть. Треть населения Земли мертва. — Сколько… меня не было? Какое сегодня число?

— Семнадцатое января. Извини, просто вырвалось.

— Какое отношение это имеет к В'лейну? — Продолжай говорить, приказала я себе, это поможет тебе не расклеиться.

Мы потеряли треть населения планеты! Более двух миллиардов людей погибло! Каждую секунду, пока я была животным, погибали люди. Чувство вины оглушило меня.

Я пошла вдоль карт, пытаясь найти Джорджию. Меня тошнило. На карте штата были два чернильных пятна, одно над Саванной, второе над Атлантой, оба всего в нескольких часах пути от Ашфорда, штат Джорджия, моего родного города. Большинство отметок на карте касалось более крупных городов.

— Что это за пятна? — напряженно спросила я, догадываясь, каким будет ответ.

— Темные Зоны. — Наверное, мои мысли отразились на лице, потому что Дани поспешно добавила: — В'лейн проведал твоих родителей. Говорит, что они в порядке.

— Недавно проведал?

Она кивнула.

— Он продолжает за ними следить. Говорит, что делает все, что может.

Впервые с того момента, как увидела карты, я смогла глубоко вдохнуть.

— Как вышло, что Тени так быстро распространились? Как они вообще смогли перебраться через океан? Электричество отключилось по всему миру?

— В'лейн говорит, что другие Невидимые им помогали, пока не поняли, что Тени слишком быстро пожирают их новую площадку для игр. Теперь он утверждает, что Невидимые сражаются друг с другом за территорию. Некоторые даже пытаются снова включить электричество, чтобы держать Теней подальше.

Я вспомнила битву в небесах, которую видела по дороге. Интересно, за что они дрались?

— Один раз, когда я отправилась в Дублин тебя искать, я видела людей, которые прогуливались с Носорогами и вместе входили в бар с вывеской. Я за ними не пошла, меня это напугало. Там были девушки, Мак. Не знаю, были ли они при-йа, но мне показалось, что нет. Они выглядели так, словно идут туда по собственной воле. — Ее блестящие глаза потускнели. — Мак, я думаю, что Невидимые стали вампирами для шизанутых фанаток.

— В'лейн об этом знает? Светлые хоть что-нибудь делают?

Я была в ужасе. Я знала свое поколение. Мы жили в мире, где возможно получить удовольствие по щелчку пальцев, у нас почти не было ограничений, и у большинства моих друзей не было такого папы, как у меня, который сказал что-то вроде «не путай силу эмоции с качеством эмоции, детка», когда я втрескалась по уши в классного сердцееда Томми Рэлстона. Чем больше он приударял за моими подругами, тем сильнее я старалась удержать его при себе. Я словно стала зависимой от того, что заставляло меня чувствовать ярко, сильно, даже если это причиняло мне боль. «Боль — это не любовь, Мак. Любовь приносит людям счастье». Я скучала по папе. Хотела встретиться с родителями. Своими глазами увидеть, что с ними все в порядке.

— В'лейн уверяет, что Светлые пытаются остановить худших из Невидимых, — сказала Дэни, — но они не могут убить друг друга, потому что у них нет меча и копья. В'лейн говорит, что Видимые хотят вернуть оружие себе, но до сих пор никто из них не пробовал отнять его у нас. Хотя, по его словам, это всего лишь вопрос времени.

Хаос. Это был полный хаос. Невидимые на свободе, они сражаются с Видимыми, дерутся друг с другом, обзаводятся почитателями, вроде тех готов, которых я видела в логове Мэллиса. Я не удивлюсь, если фанаты Мэллиса просто сменили объект поклонения, выбрав новую, куда более экзотическую опасность в этом городе.

Треть населения Земли погибла!

И все потому, что мы не смогли удержать стены на Хэллоуин. Потому что я не смогла этого сделать. Я закрыла глаза и потерла их, словно могла как-то стереть жуткую реальность — мир, третья часть людей которого погибла. Стереть хотя бы из собственного сознания.

— Поначалу мы понятия не имели, что где происходит. Ни звонков, ни сообщений. Ни электронной почты. Ни Интернета. Ни ТВ, ни радио. Словно мы оказались в каменном веке. Ну, может, и не настолько плохо, — поправила себя Дэни с улыбкой, — но ты поняла, о чем я. Потом В'лейн предложил нам помощь. Сказал, что может телепортироваться, собирать информацию, выяснять, что происходит, передавать сообщения и переносить Ро куда надо. После того как он ее вот так заморозил, она ему ни на грамм не доверяла. Ну, она ему и раньше не доверяла. Но от такого предложения просто не смогла отказаться.

— А что насчет «Синсар Дабх»? Насколько я поняла, до нее еще никто не добрался?

Дэни покачала головой.

— А кто-нибудь видел ее в последнее время?

Девочка снова покачала головой.

— Думаю, именно поэтому Ро позволила бы тебе остаться, даже если бы остальные проголосовали против. Только гоняла бы сильнее. Они с В'лейном обмениваются информацией, торгуясь за каждый факт. Она рассказала ему о том, что я видела на улице в тот день, когда спасла тебя…

— А я еще пыталась понять, как В'лейн об этом узнал. — Да, я вменяла ему в вину то, что он знал о Невидимых принцах, вот только оба они, Бэрронс и В'лейн, казалось, всегда были в курсе всех событий. Меня это больше не удивляло.

— В обмен на то, что он расскажет ей, как ты узнавала о передвижениях Книги. Что ты охотилась за ней, отслеживая самые жестокие преступления. Но теперь повсюду полно насилия, а газет и телевидения у нас нет, так что ни фига отследить не удастся.

Я подумала об этом и улыбнулась.

— Никому, кроме меня. — Теперь я стала еще важнее.

Дэни улыбнулась в ответ.

— Ага. Я считаю, что мы с тобой — два лучших оружия из всего, что есть у Ро.

— Но она по-прежнему прячет от тебя меч, верно, Дэни? Выдает его только тогда, когда сама пожелает?

Девочка кивнула с кислой миной.

Пришло время заняться диверсиями. Дэни станет моей первой попыткой.

— А тебе не кажется неправильным, что две сильнейшие ши-видящие в этом аббатстве большую часть времени не вооружены? Ты не думаешь, что достойна носить меч, поскольку ты сверхсильная и невероятно быстрая? У тебя ведь наверняка даже слух обострен до предела? Именно поэтому ты заметила сегодня мое появление, хотя все остальные ничего не слышали?

Она кивнула.

— Дэни, ты просто чудо. Ты самое ценное, что есть у Ровены. И посмотри на меня — я не только могу выследить Книгу, я могу обездвиживать этих ублюдков. Замораживать, оглушать, пока мы не убьем их. Помнишь ту ночь, когда мы вместе сражались?

Это было потрясающе, и я хочу снова это повторить. Я хочу повторять это каждую ночь, хочу охотиться на них так же, как они охотятся на нас. Мне надоело бояться. Пусть они боятся меня.

Дэни нахмурилась, ее губы приоткрылись от резкого выдоха, и она снова кивнула. Ее рука сжималась и разжималась, совсем как моя, когда я думала о Фейри, но у меня не было копья. Интересно, на моем лице тоже мелькало это не вполне человеческое выражение?

Мне не нужно было смотреть в окно, чтобы понять, что наступает ночь. Я ощущала приближение сумерек всем своим существом, как, по-моему, должны ощущать это вампиры. Не важно, насколько защищено аббатство, без копья я чувствовала себя так, словно мне не хватало жизненно важной части тела. Пусть я приобрела иммунитет к магии убивающих сексом Фейри — хотя я не смогу полностью доверять этому иммунитету, пока не проверю его на других Фейри, кроме В'лейна, — но если они сюда вломятся, то смогут захватить меня силой. И если превращение в при-йа мне больше не грозит, они могут просто пытать меня, чтобы заставить сделать то, что им нужно. К пыткам у меня иммунитета нет. Боль меня пугает. Очень. Мне нужно мое копье. Сейчас же.

— Дэни, мы с тобой созданы для этого оружия. Никто другой не сможет использовать его так, как мы! Никто не обладает нашей силой и нашими способностями. Держа при себе и меч, и копье, Ровена делает уязвимыми всех нас. Как она смеет сидеть в своем кабинете с артефактами, способными убить Фейри, и оставлять все аббатство без защиты? Она слишком стара, чтобы ими пользоваться! Если Фейри пройдет через ее барьеры, Ровена проиграет битву. Мы станем легкой добычей. Она знает, что Видимые хотят вернуть свои реликвии. Это только вопрос времени. Так не лучше ли, чтобы это оружие оказалось в руках двух ши-видящих, которые лучше прочих смогут сохранить и применить его? И разве эти две ши-видящие — не мы с тобой?

— Что ты имеешь в виду? Хочешь, чтобы мы вместе поговорили с Ровеной? Объединились против нее? Сказали, что ей придется отдать нам оружие? — Дэни, казалось, пугала сама эта идея.

Я фыркнула.

— Поговорили? Вряд ли. Ровену нужно немножко встряхнуть, чтобы она очнулась. Мы на нее не работаем. Мы перед ней не отчитываемся. Мы работаем с ней. По собственному желанию. Или никак.

На личике Дэни боролись страх и дикое веселье.

— Ты же знаешь, что, если мы это сделаем, пути назад не будет, — задыхаясь, сказала она.

— А кому нужен путь назад? — холодно ответила я. — Я хочу идти вперед. Если то и дело оборачиваться, переживая по поводу каждого шага, пути вперед не будет. Промедление убивает.

— Промедление убивает, — отозвалась Дэни, и это прозвучало, как боевой клич. Она ткнула вверх сжатым кулаком. — Я с тобой, Мак.

 

10

Бывают в моей жизни моменты, когда я чувствую, что нахожусь именно там, где должна, и делаю именно то, что нужно. Я всегда обращаю на это внимание. Это мои космические вехи, которые говорят мне, что я на верном пути. Теперь, повзрослев, я могу оглянуться назад и увидеть, где я пропустила нужные повороты. Я знаю цену, которую мне пришлось заплатить за невнимательность в прошлом, поэтому так осторожна в настоящем.

Сегодня наступил один из таких идеальных моментов: я гнала по Дублину в нагруженном «рендж ровере», полная луна светила с неба так ярко, что я могла бы ехать с выключенными фарами, рядом со мной сидела Дэни, сжимая Меч Света, а я держала в руке Копье Судьбы. Оно идеально подходило для моей ладони, и ощущение было просто сказочным.

Добраться до меча было не так сложно, как я ожидала. Оказалось, что Дэни могла забрать его в любое время, стоило ей только захотеть. Она знала все тайники Ровены, а выбивание дверей — одна из ее специальностей. Ровена контролировала ее простым страхом перед последствиями. А Дэни — тринадцатилетняя девчушка, которую то и дело в чем-то упрекают, — очень дорожила той каплей признания и внимания, которую ей давало хорошее поведение.

Теперь у нее были мои признание и внимание, причем безо всяких условий. По крайней мере без утверждений, что она должна мне подчиняться. Я бы никогда не поступила так с Дэни.

Достать копье было сложнее. Как выяснилось, Ровена носила его с собой. Я и не думала о том, чтобы добыть его тайно. Я просто хотела забрать копье и быстро смыться. Именно поэтому — плюс триллион причин — мне так нужна была Дэни.

С ее помощью мы обе врезались в Ровену на высокой скорости. Я взяла на себя Грандмистрис, свалив ее на пол и оплетя руками и ногами, а Дэни, все еще на сверхскорости, обыскала старушку, вытащила копье из ножен, которые Ровена пришила к своей мантии, потом снова схватила меня и выдернула нас обеих из комнаты.

Крики Ровены подняли на ноги все аббатство. Мы мчались в ночь, а за нами летели вопли: «Предатели, предатели!»

— Мы никогда не сможем вернуться в аббатство, Мак. — Дэни казалась такой юной и такой потерянной одновременно, какой я никогда раньше ее не видела.

Я помнила, каково это — быть подростком, и ни секунды ей не завидовала. Эмоции в этом возрасте такие сильные и так быстро сменяют друг друга, что невозможно предугадать, чем все кончится.

Я рассмеялась.

— О, мы вернемся, Дэни. Мне там кое-что нужно. Вопросы. Множество вопросов. Завтра я подумаю над тем, как пробраться в Запретные Библиотеки, и начну набирать собственную группу ши-видящих.

— Они никогда не примут нас назад, Мак. Мы напали на Ровену и ограбили ее. Мы изгнанники. Навечно. — В голосе Дэни смешались жалоба и гордость.

— Поверь мне, Дэни, у меня есть план. — Я поработала над этим, пока выслеживала Теней и выбрасывала их из аббатства. — Ши-видящие примут нас обратно. Обещаю.

Что еще важнее, я сама собиралась принять их. Но для начала мне нужно было хорошее подспорье. Нужно было показать им, как это может быть. Я знала, чего больше всего хотят ши-видящие, и могла им это дать, а это был ключ для любого лидера, который хочет управлять группой. Стоя в холле во время голосования, я чувствовала это в собственной крови. Всех подчиненных Ровены уже тошнило от мелких заданий, от жизни в стойле и от постоянных приказов, они устали наблюдать, как мир разваливается на части, пока они занимаются лишь тем, что Ровена позволяет им делать: собирают выживших, которых удается найти, и учат их делать то, что и положено жалким и побежденным, — прятаться.

Больше всего ши-видящие хотели охотиться и убивать Фейри. Так почему же им нельзя этого делать? Они ведь рождены для этого!

Все время, проведенное на посту Грандмистрис, Ровена пыталась подчинить их, ограничить, но она лишь навела внешний блеск, не изменив ничего существенного, потому что в глубине души каждая ши-видящая была охотницей, рожденной, чтобы убивать Фей, преследовать их, рычать, затаив дыхание ждать возможности это делать. Под кожей даже самой застенчивой ши-видящей таилось существо совсем иной породы. Хотите пример? Посмотрите, как розовая Мак стала черной.

Я собиралась пригласить ши-видящих на игру.

Я собиралась предложить им возможность, которой они жаждали, показать, что мы можем сделать вместе. У нас только два оружия, что не улучшало ситуацию, но над этим можно было поработать. Если я смогу уговорить пять сотен ши-видящих сражаться и поймать столько Фейри, не способных телепортироваться, сколько они смогут, мы с Дэни сосредоточимся только на убийстве, не тратя времени на охоту и погоню. Только вдвоем мы способны уничтожить около сотни Невидимых за ночь, но, если Фейри будут пойманы или окружены, мы сможем убить тысячу за несколько часов! И это при условии, что остальные ши-видящие поймают только по паре Фейри!

Я не сомневалась в том, что мы с Дэни лучше других ши-видящих сможем ловить Фейри, и в том, что остальные ши-видящие вполне справятся с их убийством, но я больше никому не отдам свое копье. Я скажу другим то же самое, что уже сказала Дэни: оружие должно принадлежать нам, поскольку только мы способны защитить копье и меч, когда за ними придут Светлые. Я никогда и никому не позволю узнать о том, что В'лейн может забрать оружие в любой момент по собственной прихоти.

Я отодвинула эту мысль подальше, решив сосредоточиться на другой, которая все еще не давала мне покоя. Если мы начнем кормить обычных людей плотью Невидимых, мы сможем превратить каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка в бойца, вооруженного способностью защитить себя. Меня тошнило от одной мысли о миллиардах, которые не могли рассмотреть даже Теней.

— Невидимые прячутся под чарами? — спросила я у Дэни. — Я имею в виду, становятся ли они невидимыми для обычных людей?

Она покачала головой.

— В'лейн говорит, что маскироваться предпочитают Видимые. А Невидимым хватает человеческого страха. Они ничего не скрывают. Нормальные люди не могут различить только Теней, но, насколько мы знаем, видят все остальные касты.

Итак, другие люди могут видеть приближение своей смерти, если только это не Тень. Они просто ничего не могут поделать. Но если их накормить мясом Невидимых, они получат невероятную силу, как Мэллис, Дерек О'Баннион, Фиона и Джайн, и смогут дать отпор. Мы можем поймать еще больше врагов, так не стоит ли рискнуть, даже зная, что съевшие их мясо изменяются на каком-то начальном уровне? Я не знала наверняка, к чему это приведет и долговременными ли будут изменения, но считала, что цель оправдывает средства. Страх перед собственным копьем был для меня сильнейшим препятствием. Разве выживание нашей расы и нашего мира — не самая важная цель, ради достижения которой можно сделать что угодно? При попытке выбрать между вариантами «чистота человеческих генов» и «выживание» я каждый раз выбирала жизнь.

— МФП, Мак! — воскликнула Дэни. — Прямо по курсу!

Я резко вывернула руль, объезжая его. Портал был маленьким. Мы видели уже три МФП. Дэни рассмеялась, когда я сказала, как окрестила их. Ночью порталы были более заметными. Когда на них падал свет фар, они мерцали тысячами сияющих пылинок, которые словно танцевали в воздухе. Первый МФП — болото, которое я проезжала днем, — светился бледно-зеленым, последние два оказались серебристыми. Я размышляла над тем, не зависит ли цвет от ландшафта, поджидающего нас внутри, и от опасности, которая там притаилась. А возможно, цвет портала зависит от того, в какую часть реальности Фейри он ведет. Я сделала мысленную пометку: записывать в дневник все, что смогу узнать о порталах. Возможно, мне удастся организовать разведчиков. Подобрать полдесятка ши-видящих и отправить их выяснить все, что можно, о Межпространственных Фейрийских Порталах. Может быть, это врата в страну Фейри? Может, их можно будет использовать для собственных целей?

Без четверти одиннадцать мы добрались до Дублина. Пробрались мимо брошенных разбитых автомобилей, припарковались неподалеку от Темпл Бар Дистрикт и вышли, освещенные МакОреолами и с оружием в руках.

Мое чутье ши-видящей говорило о том, что в городе огромное количество Фейри. Я чувствовала присутствие тысяч Невидимых, рассыпавшихся во всех направлениях. Почему их так много? Город был до жути тихим и казался совершенно безлюдным. Разве Невидимые не должны стремиться туда, где собирается много людей? Казалось, что в Дублине не осталось ни одного человека.

— Ты чувствуешь толпу Фейри, Дэни? — спросила я.

— Ага. Это одна из причин, по которой я сюда приходила. Я искала тебя и пыталась выяснить, что происходит. Тут немножко стремно одной. Думаю, Дублин у них вместо штаб-квартиры или чего-то в этом роде.

Я уставилась в темноту, пытаясь определить наличие Теней, перевела взгляд с темной аллеи на еще более темную улицу. От Дэни это не ускользнуло.

— Думаю, большая часть Невидимых ушла отсюда, Мак. В последний раз я встречала такого гада больше месяца назад, и он был маленьким. Наверное, они съели тут все, что могли, и двинулись дальше. С тех пор я видела Теней только у нас в аббатстве.

Я все еще не снимала МакОреол. И Дэни тоже.

— А где тот бар с вывеской, который ты видела? — Начнем оттуда. Убьем все, что относится к Фейри. Попытаемся вколотить немного здравого смысла в людей, которым хватило глупости туда прийти. — Ты знаешь, что делать, если нас окружат, — напомнила я.

— Хватать тебя и делать ноги, — улыбнулась Дэни. — Не волнуйся, Мак. Я тебя прикрою.

Как я и говорила, это было идеально. Мы дрались несколько часов, упражняясь в искусстве убивать. Каждый раз, когда мы «ликвидировали» Невидимого, я чувствовала, что становлюсь сильнее, что это заряжает меня, укрепляет мою решимость выследить и уничтожить всех Невидимых до одного, даже если мне придется заниматься этим до самой смерти.

Мы с Дэни пробивали, прорезали, прокалывали себе путь по темным дублинским улицам. Мы упивались чистым счастьем убийства. И мы сложили песню, которая однажды станет гимном всех ши-видящих на свете. Но мы этого не знали. Знали только, что, пока мы выкрикиваем эти слова, мы находимся на гребне волны и чувствуем себя неуязвимыми.

Мы отвергаем ночь, Пускай вернется свет, Мы больше не боимся. Вы отняли мое, И вот оно пришло, Время, когда счет сравняется. Мы отвоюем ночь!

— Тихо! — внезапно прошипела Дэни.

Я застыла на середине строки и на середине удара. Умирающий Носорог обвис на моем копье, беспомощно и беззвучно хватая ртом воздух.

Я ничего не слышала, но без мяса Невидимых я не обладала чрезвычайно обостренными чувствами и, спасибо, обошлась бы и без этого. Я выживу с теми способностями, что у меня есть.

— Вытащи копье, — прошептала Дэни.

Я это сделала и в тот же миг ощутила, как меня тащат по аллеям с такой скоростью и рывками, что мне стало дурно. Я никогда не пойму, как Дэни может двигаться подобным образом.

А затем мы остановились и она сказала:

— Посмотри, Мак!

Я посмотрела и вздрогнула. При том количестве Фейри, которые находились в городе, я не могла различить их касты. Но была каста, к которой я питала особую ненависть: Невидимые Охотники.

С незапамятных времен они охотились на ши-видящих и убивали нас. Защитники закона Фейри, каратели, продажные до мозга костей, они служили тем, кто платил, кто давал им то, чего они на данный момент больше всего желали. Они были перебежчиками. Обладали телепатическими способностями и могли пробраться к вам в голову и вертеть вами, как захотят. Вдобавок их холод пробирает до костей, а сами они выглядят, как дьявол, явившийся по вашу душу.

Два огромных Охотника кружили в небе, в нескольких кварталах от реки Лиффи. Они были вдвое больше тех, которых я видела раньше, и темнее ночи. Громадные кожистые крылья, заостренные хвосты, клыки длиной с мое копье и глаза, сияющие, как адские печи. Оскалившись, Охотники когтили воздух и кричали, глядя на что-то, находящееся под ними. Такими я представляла себе крики драконов. Каждый удар крыльев, похожих на паруса смерти, осыпал воздух черными кристалликами льда.

— Нет, ну ты можешь в это поверить? — выдохнула Дэни. — Они что, свихнулись?

Она имела в виду не Охотников. Она имела в виду тех, кто стрелял в них с улицы.

Я видела, как в огромных крыльях появляются и почти тут же заживают раны от пуль, летящих снизу, с улицы. Я слышала треск автоматов.

Это было бесполезно, Охотники только разозлятся. Очень.

Кто бы в них ни стрелял, он скоро погибнет!

Я посмотрела на Дэни, и она кивнула.

— Лучше спасем их задницы, — согласилась она и потянулась ко мне.

Я шагнула назад.

— Спасибо, но это всего несколько кварталов. Я пройдусь. Я повернулась к ней спиной.

Дэни схватила меня за плечо, и в мгновение ока мы были уже на месте. Придется обчистить не одну аптеку в поисках драма-мина, потому что, когда она снова меня отпустила, я могла только стоять, согнувшись, и бороться с невероятным позывом сблевать на свои сияющие черные ботинки.

Моментальная недееспособность была не лучшим состоянием, в котором следует появляться в потенциально опасных местах. Сверхскорость оказалась еще хуже телепортации. Телепортация проходила гладко. Сверхскорость была похожа на гонку на телеге, запряженной бешеной лошадью, по разбитой дороге.

Я подняла глаза и моргнула. На краткий миг я потеряла дар речи.

— Мисс Лейн, рад видеть вас живой. Я уже начал волноваться.

Обернувшись к группе людей в форме, инспектор Джайн прорычал:

— Огонь!

 

11

Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как суровый, крепко сбитый инспектор появился на моем пути, забрал меня в участок Гарды и допросил по поводу убийства его коллеги и зятя, инспектора Патрика О'Даффи. И, как минимум, полжизни миновало с тех пор, как я открыла ему глаза на существование Невидимых, которые наводнили Дублин. Для этого пришлось спрятать кусочки бессмертной плоти Невидимых в крошечные сэндвичи к чаю, на который я пригласила инспектора в книжный магазин.

А потом я повела его на обзорную экскурсию и заставила столкнуться с тем, что происходило в городе. У меня была двойная цель: заручиться помощью Джайна в поисках Книги и снять его наконец с моего хвоста. После этого мы общались только по делу, когда у него были подсказки по поводу местонахождения Книги, и эти разговоры были очень короткими. Ровно до тех пор, пока он снова не поймал меня на улице и не шокировал просьбой опять приготовить ему этот необычный «чай». Я не думала, что так выйдет. Я считала, что он зажмурится, столкнувшись с необъяснимым и невероятным, как это делает большинство людей. Инспектор меня удивил.

Я внимательно за ним наблюдала. Когда его люди сделали перерыв, я сказала:

— Вы все еще едите Невидимых?

Или они охотятся только за теми, кого могут увидеть?

Дэни позади меня поперхнулась.

— Ест Невидимых? Ест их? Да ты что, издеваешься? Они же вязкие, из них течет зеленая гадость, и у них есть… ну… гнойники! Тьфу. Сплошное гребаное бэ! — Она высунула язык и яростно замотала головой. — Тьфу! — снова не сдержалась Дэни.

Я пожала плечами.

— Это длинная история. Я позже тебе расскажу.

— Основную мысль я поняла. Так что не надо. — Она издала такой звук, словно ее сейчас стошнит.

— Ты к этому привыкнешь, — сказал ей Джайн. И уже мне: — Я ем их мясо с того самого дня, как попросил вас снова меня им накормить.

— Вы ни разу не вернулись за добавкой.

— Чтобы зависеть от вас? А что, если бы вас не оказалось на месте в нужный момент? — Он фыркнул. — Я не позволял действию их плоти закончиться, потому что стоило этому произойти — и я уже не смог бы их увидеть, чтобы добыть новое мясо. Порочный круг. Жена каждый день готовит мне их мясо на завтрак. Теперь, когда большинство тварей перестали прятаться, это уже не такая проблема, как раньше. Мои люди едят его. Наши жены делают детям сэндвичи с этим мясом. Огонь!

Полицейские снова начали стрелять. Крики ярости заполнили ночное небо.

Шум был оглушительным. Когда он наконец прекратился, я повысила голос:

— Что вы делаете? Вы не можете их убить! Вы их только злите!

Я чувствовала ярость Охотников — темную, глубокую, древнюю. И не только ее: коварное ожидание, терпение, порожденное вечностью, хладнокровную уверенность, что они переживут мелкую неприятность, которая посмела сопротивляться им на этих улицах. Мы были для них ничем. Мы уже были прахом, смертью, которая скоро настанет. Охотники злились из-за того, что у нас хватило наглости посмотреть на них и не рухнуть при этом на колени, поклоняясь им и вознося молитвы, умоляя позволить нам дышать.

Несколько месяцев назад я узнала, что телепатия Охотников работает в обе стороны, по крайней мере со мной. Они могут пробраться ко мне в голову, но я могу ответить им тем же. И им это очень не нравится. Даже сейчас я ощущала, как они давят на меня, пытаясь решить, что я такое и что делает меня… иной. Наверное, я была не так известна среди Невидимых, как, по-моему, должна была быть после похищения Большим Г и его Невидимыми принцами.

— Отлично! — воскликнул Джайн. — Потому что они злят меня. Они в моем городе, и я с этим мириться не собираюсь. Или они думают, что я запросто позволю им летать над моими улицами? Шпионить за нами? Выслеживать тех, кто выжил? Так почему бы нам сейчас не дать им понять, что этого не будет? Ни хрена они больше не получат!

В группе Джайна было около пятидесяти мужчин, одетых в униформу и шлемы. Инспектор повернулся к ним, отдал тихим голосом приказ, и четверо отделились, прошли дальше по улице и начали устанавливать массивный автомат на треногу. Большинство людей были вооружены устаревшим полуавтоматическим оружием, только у некоторых были пистолеты-пулеметы — и только они, судя по всему, наносили Охотникам хоть какой-то вред. Когда Джайн снова выкрикнул: «Огонь!», его люди синхронно подняли оружие и одновременно начали яростную стрельбу по двум зависшим в небе представителям самой жуткой касты Невидимых.

Мои губы растянулись в улыбке.

Джайн сознательно провоцировал Охотников.

Злил их, потому что они злили его.

Я улыбалась все шире. Когда я кормила этого человека Невидимыми, я даже не предполагала, чем это обернется. Идеально. Все правильно. Джайн нужен нам здесь, на улицах, чтобы приглядывать за теми, кто выжил, и продолжать их охранять. Этот человек никогда не переставал служить своему городу и его жителям, хотя зарплату ему перестали платить несколько недель назад. Он был полицейским, защитником до мозга костей.

От того, как случайно и как здорово все вышло, я рассмеялась.

Джайн внимательно взглянул на меня, и на миг его мрачная гримаса сменилась улыбкой. Наверное, в моих глазах отразилось восхищение, потому что он сказал:

— Это наша работа, мисс Лейн. Мы Гарда.

— К черту Гарду! — крикнул один из его подчиненных. — Мы Стражи! Новая сила нового мира!

— Верно! Правильно! — отозвались остальные.

Я с пониманием кивнула. Стражи. Мне это нравилось.

— Рада снова вас видеть, Джайн, — пробормотала я. — Особенно таким.

Что за неожиданный подарок?! Охотники теперь давили на меня куда сильнее. Я послала вверх единственное доходчивое сообщение, и для этого мне не понадобилась никакая телепатия.

Я подняла копье и угрожающе им потрясла. Оно сияло, освещенное моим МакОреолом. Дэни последовала моему примеру и подняла меч.

Охотники зашипели и заревели с такой неожиданной яростью, что их огромные темные крылья подняли вихрь, воронка которого начала засасывать сор с улицы и поднимать мусорные баки. Баки застучали по кирпичным зданиям, прыгая от стены к стене.

Мы будем охотиться за тобой до конца времен, ши-видящая. Мы уничтожим весь твой род.

Я была более чем уверена, что это уже случилось и в роду я осталась последней, но не могла бы ответить им, даже если бы захотела. Я стояла на коленях, сжимая голову руками. Крайне неудобная поза, учитывая МакОреол и копье у меня в руке.

Они меня удивили.

Эти Охотники были не просто больше. Они были иными. Разве не все они одинаковые? Когда Король Невидимых творил свои эксперименты и создавал Темную расу, делал ли он различные вариации на тему? Могут ли некоторые Фейри быть сильнее и могущественнее других представителей своей же касты? Эти ублюдки чуть не взорвали мой череп своей угрозой. Я оказалась не готова. И с этого момента вынуждена буду относиться к любому встреченному Фейри как к чему-то совершенно неопределенному, обладающему непредсказуемыми возможностями. Это меня злило. Нож должен быть ножом. Как мне жить в мире, где нож может оказаться гранатой? Больше никаких предположений. Никогда. Всегда буду ждать чего угодно.

Мое тело оказалось на коленях, но в душе я ничего подобного не испытывала. Я потянулась к темной пещере, в которой еще недавно жила, как животное. Попробуйте, ублюдки, бросила я им в ответ.

Они снова завопили. Я услышала в их криках боль и улыбнулась.

Мусорные баки застучали по брусчатке. Мусор сыпался мне на голову и на плечи. Ночь замерла.

Охотники исчезли.

Подняв голову, я смотрела, как два крылатых силуэта пролетают на фоне луны. Это было жуткое зрелище. Еще более жуткое от того, что у луны был красный ореол, который казался кровавым нимбом.

Могло ли совмещение реальностей людей и Фейри изменить оба мира? И теперь измерения истекают кровью, продолжая изменять друг друга? На что будет похож наш мир через несколько месяцев? А через несколько лет?

Я оттолкнулась от земли, поднимаясь на ноги, и заметила, что Джайн уставился на мое копье.

— Это оружие, о котором мы говорили за чаем, — догадался он. — То, которое может убить Фейри.

Я слегка наклонила голову. Не нравился мне его взгляд.

— Мы никогда не пытались сбить одного из этих дьяволов-драконов.

— Охотников, — сказала я ему. Ирония заключалась в том, что Джайну пришлось столкнуться со своим «коллегой» из мира Фей. — Они стражи закона у Фейри. Сами они Невидимые, но работают на оба двора, в зависимости от того, кто лучше платит.

Я увидела вспышку изумления в темных глазах, потом она исчезла, а взгляд Джайна так и прикипел к моему копью.

Мои пальцы напряглись на рукояти.

— Мы знаем, что их не удастся посадить в клетку, как тех других, которых мы поймали. Слишком уж они большие. Но этим копьем мы можем убить их там, куда они упадут.

— Посадить в клетку? Вы держите Невидимых в клетках? Как?

— Потребовалось время, чтобы в этом разобраться. Когда вы открыли мне глаза на то, что происходит, я принялся изучать старые легенды. У нас, ирландцев, их очень много. Я сосредоточил свое внимание на тех из них, в которых говорится, что Древние не выносят холодного железа. И решил, что раз уж оборотни ненавидят серебро, а вампиры боятся чеснока и святой воды, потому что эти вещи могут нанести им вред, то, возможно, железо может повлиять на Фейри.

— А это так? — спросила я.

— До определенной степени. Кажется, оно влияет на их силу. Его действия достаточно, чтобы поймать и удерживать некоторых из них на месте. Чем больше чистого железа, тем лучше. Другие металлы работают не так хорошо. — Джайн снял с головы плотно прилегающий шлем и показал мне его внутреннюю сторону. — Мы покрыли их железом. Несколько наших людей погибло, прежде чем мы поняли, что могут сотворить эти ваши так называемые Охотники.

— Железо блокирует способность Охотников проецировать образы в ваш мозг? — Я модифицирую МакОреол при первой же возможности!

— Не полностью. Это приглушает их, делает влияние более терпимым. Все мы слышим то же, что слышали вы. Просто это не так больно. Но мы уже давно привыкли к их постоянным попыткам поиметь наш мозг. Мы носим железо повсюду. На шее, в карманах. Из него мы делаем и пули.

— Офигительно! — воскликнула Дэни. — Мак, нам нужно железо!

Джайн взглянул на мое копье, потом на меч Дэни.

— Вы знаете, сколько добра мы могли бы сделать с одним из ваших оружий? — Он пытливо всматривался в мое лицо. — Мы вовсе не собираемся оставлять вас безоружными. Вы вдвоем смогли бы поделить меч.

— Нет! — выпалили мы с Дэни одновременно.

Мне не нужно было смотреть на нее, чтобы понять, что Дэни парит на грани сверхскорости, готовая в мгновение ока выдернуть нас отсюда.

— Мисс Лейн, это наше общее дело.

— Не настолько общее.

— Посмотрите на нас. Мы ловим несколько сотен Невидимых в неделю. Закрываем в клетках тех, которые не владеют трюком с внезапным исчезновением. А смертельный удар можете нанести им только вы, — горько произнес Джайн.

— Фейри называют это просеиванием, — сказала ему Дэни.

Он выругался.

— Эти «просеиватели» возвращаются и убивают моих людей. Они то подкрадываются, то преследуют нас, словно играют. Будь у нас способ убить их, они бы дважды подумали, прежде чем лезть. У вас два оружия, которыми можно их прикончить. И вряд ли вы можете сказать, что это справедливо.

— А что тут, на фиг, вообще справедливо, Джайн? Разве я заслужила то, чтобы меня втянули во все это с самого начала?

— Нас всех в это втянули! — зарычал он.

«Туше», — подумала я.

— Можем что-то придумать, — предложила я. — Мы можем убивать их для вас.

Чем больше будет убитых Фейри, тем счастливее я стану.

— Некоторые все равно смогут ускользнуть. Разве что вы останетесь, чтобы охотиться вместе с нами. Будете рядом, чтобы вырезать ублюдков, как только мы их собьем.

— Я не могу. У меня своя охота, и от ее результата зависит, закончится ли когда-нибудь вся эта дрянь.

Джайн сузил глаза.

— Вы имеете в виду книгу, которую я помогал вам выследить?

— Если я не найду ее, Джайн, мы никогда не сможем вышвырнуть Невидимых из нашего мира, и боюсь, что чем дольше стены будут разрушены, тем ужаснее будут изменения. Возможно, они будут необратимыми.

Он смерил меня холодным взглядом. И наконец сказал:

— Я мог бы предложить обмен. Услуга за услугу. Но я так не поступлю. Меня больше заботит не месть, а жизнь людей. Возможно, это послужит вам уроком. Ваша книга все еще в Дублине.

— Это не моя книга! — прошипела я.

Когда он назвал ее моей, по спине у меня пробежала ледяная дрожь. Словно каким-то образом так оно и было. Или хотело быть. Или я предчувствовала то, что вскоре случится. Итак, «Синсар Дабх» все еще находится в Дублине. Это объясняет, почему тут так много Фейри. Все мы охотимся за ней. Но я бы не подумала, что ее будет так сложно найти. Прошло несколько месяцев с тех пор, как рухнули стены. Разве Книга не хочет, чтобы Невидимые ее нашли? Разве они не родня? И что ей нужно в этом городе? Снаружи Книгу ждал целый мир, с бесчисленными странами и возможностями сеять хаос и разрушение. И все же она осталась в Дублине. Почему?

— Несколько недель назад она захватила одного из моих людей, когда он возвращался домой, к семье. Хотите знать, что он сделал потом, мисс Лейн? После того как приехал домой, к жене, детям и своей матери?

Я не качнула головой и ничего не сказала. Я не собиралась спрашивать. Я видела, что бывает, когда Книга берет человека под контроль. И за последние несколько месяцев я видела столько резни, что в моей голове уже не было места для кровавых картин.

— Мне жаль, — сказала я, зная, что этого недостаточно.

Я понимала, почему Джайн так хочет заполучить одну из Реликвий. И мне было очень легко поставить себя на его место. Более добрая, более мягкая Мак была бы тронута. Будь я лучше, я бы поделилась с ним.

Но я не собиралась этого делать.

— К сожалению, больше оружия у нас нет. — Я говорила искренне, но это ничего не меняло. Мне было о чем беспокоиться, и у меня имелись свои планы, ничуть не хуже, а то и лучше, чем планы Джайна. К тому же, сказав, что можно что-то придумать, я не врала. Можно будет раз в неделю появляться там, где Джайн и его люди держат пленных Фейри, и убивать их для инспектора.

— Я предпочел бы расстаться иначе, — мягко сказал он, рубанув рукой по воздуху.

Его люди тут же сгрудились вокруг нас.

Дэни придвинулась ближе ко мне, стала со мной плечом к плечу. Я представила, какими они нас видят: две маленькие девочки, прижавшиеся друг к другу, испуганные тем, что вокруг них собралось столько вооруженных мужчин.

— Я тоже, — ответила я, подражая его тону. — Никогда не пытайтесь забрать у меня что-либо, Джайн. Никогда не совершайте этой ошибки. Что мое, то мое. И вы понятия не имеете, с чем пытаетесь играть.

— Я вовсе не хочу «играть» с вами, мисс Лейн. Я хочу лишь работать в команде.

— У меня уже есть команда, Джайн. — Я посмотрела на Дэни и кивнула.

Ее лицо просветлело, и она улыбнулась мне.

— Прижми локти, Мак.

Я выставила локти, чтобы оставить по пути как можно больше синяков на чужих боках. И услышала великолепный хор оханья и вскриков, а потом стук оружия по брусчатке.

Полицейские даже не видели, как мы исчезли.

— Нам нужно железо, Мак, — сказала Дэни, когда мы зашагали по улице уже с обычной скоростью.

За несколько секунд мы оказались в другом районе города. Ее способ передвижения, как бы меня от него ни тошнило, стоил дороже золота.

Я кивнула, не вникая в ее слова и все еще размышляя над тем, как прошла встреча с Джайном. Жаль, что пришлось так с ним расстаться. Больше всего мне хотелось, чтобы все, кто защищает нашу планету, были едины и в нашем фронте не было трещин, в которые могут пробраться Фейри.

— Нам необходимо не только железо.

Мысленно я составляла список всего, что нужно потом записать в дневнике. Было время между школой и колледжем, когда папа заставил меня заняться планированием своего времени по системе Франклина. Он говорил, что это поможет мне контролировать свою жизнь. Я тогда ответила, что уже контролирую ее: у меня есть солнце, друзья, модная одежда, когда-нибудь будет и свадьба. «Этого недостаточно, малышка», — сказал он мне.

Я спорила, он убеждал. Я пошла на курсы, позволила папе потратить целое состояние на розовые блокноты с цветами, на которых я оставляла каракули, пока мне не стало окончательно скучно и блокноты не отправились на полку.

Ну и дурой же я была!

Один из основных принципов курса заключался в том, что преуспевающие лидеры вели дневники, ежедневно, утром и вечером, записывая все, чтобы быть постоянно сосредоточенными на своих целях. Я собиралась стать крайне эффективным лидером.

— У меня нет пистолета, Мак. Мне нужен пистолет.

Дэни развернулась ко мне и теперь шла задом наперед, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать: тысячи ватт гиперэнергии, жующие шоколадный батончик. Странно, что ее рыжие волосы не потрескивали от статического электричества при каждом шаге по брусчатке.

Я рассмеялась.

— Любое оружие — хорошее оружие, верно?

— А разве нет?

Наблюдать за ней было все равно, что следить за шариком для пинг-понга, скачущим туда-сюда: прыг-прыг, прыг-прыг. Мне нравился ход ее мыслей.

— У меня есть план.

— Ты сказала, что нас примут обратно в аббатство. Это часть плана?

— А как же! — Я внимательно посмотрела на нее. — Насколько хорош твой суперслух? Я имею в виду, можешь ли ты услышать кого-то очень скрытного, прежде чем мы в него врежемся?

Она прищурилась.

— Насколько скрытного?

— Чрезвычайно.

Дэни уставилась на меня с подозрением.

— Такого скрытного, как Иерихон Бэрронс?

Я нахмурилась.

— Откуда ты знаешь, насколько скрытным он может быть?

— Я видела его в тот день, когда он тебя вытаскивал. Их было девять, и все они были одинаковые. Источали то, чем от них обычно веет.

Я открыла рот. Закрыла. Попыталась осознать то, что сейчас услышала.

— Девять? — спросила я. — Восемь таких же, как Бэрронс? То есть совсем таких же?

— Ну, они не были близнецами или кем-то вроде того, но — да. С ним было восемь других… кем бы они ему ни приходились. Крупные мужики. Крутые. Простой демонстрации силы им хватило, чтобы тебя вытащить. А Ро никогда бы тебя не отпустила. — Дэни перескакивала с ноги на ногу настолько быстро, что ее сложно было рассмотреть.

— Я этого не помню! Как я могла их не видеть? То есть я знаю, что была… не в себе, но…

— Он никого из них к тебе не подпустил. Похоже, он не хотел, чтобы они тебя видели. Никто из них не был человеком, это точно.

Я резко втянула в себя воздух.

— Откуда ты это знаешь?

Ее лицо было слишком размытым от скорости, но то, что Дэни хмурится, было ясно по голосу.

— Он схватил меня, когда я была на сверхскорости. Даже не напрягаясь. Ни один человек на такое не способен.

— Бэрронс смог тебя остановить? — удивилась я.

— Выхватил прямо из воздуха.

— Но как ему удалось двигаться настолько быстро, чтобы тебя поймать?! — воскликнула я.

Есть ли хоть что-то, чего он не может сделать? Большинство планов я строила из расчета на скорость Дэни.

— Хотела бы я знать.

Я попыталась рассмотреть ее, но не смогла. У меня разболелась голова.

— Может, ты притормозишь? — раздраженно попросила я. — На тебя невозможно смотреть.

— Прости, — сказало размазанное пятно, состоящее из черного кожаного плаща, лампочек МакОреола и сияющего меча. — Это бывает, когда я очень волнуюсь или расстраиваюсь. А меня бесит, что он смог меня остановить. Подожди. — Дэни снова стала видимой, разрывая обертку очередного батончика.

— Значит, есть еще восемь таких, как Бэрронс.

Я пыталась уложить в сознании этот факт. Где они были все это время? Кто они такие? Кто он такой на самом деле? Это еще одна каста Невидимых, о которой никто не знает?

— Ты уверена? Они не могут оказаться обычными людьми?

— Ни в коем случае. Они даже двигаются странно. Они еще хуже Бэрронса, по-моему, он самый «цивилизованный» из них. Это было жутко. Я не чуяла Фейри, но уверена, что людьми от них тоже не пахло. И было что-то не так с их глазами. Никто не хотел к ним приближаться. Ши-видящие жались к стенам, пытались оказаться подальше от них. Один из них приставил нож к шее Ро. У всех были «Узи». Они просто ворвались к нам, и им на все было наплевать. Было ясно, что, если кто-то хотя бы моргнет не так, они превратятся в ходячую Смерть. Девчонки не перестают об этом говорить. Они тогда разозлились, но… им еще и понравилось. Ты бы видела, как выглядели эти мужики! Как Бэрронс. Чувиха… — восхищенно сказала она, потом обеспокоенно на меня взглянула. — То есть, блин, ты бы их видела. Не называй меня Даниэллой, я ненавижу это имя.

Значит, было еще восемь… существ… таких же, как Бэрронс. Я с трудом находила общий язык с ним одним. Но кто или что они такое? Из всего, что я сегодня узнала, этот факт беспокоил меня больше всего. Я считала Бэрронса аномалией. Единственным в своем роде. А он таким не был. Мне снова стоит ожидать всего, чего угодно.

Восемь таких, как он. Как минимум восемь, уточнила я. Кто знает? Возможно, Бэрронс привел с собой только нескольких. Может, их десятки. И он никогда мне о них не говорил. Ни слова.

Все запреты, которые я установила, после столкновения с Джайном не имели смысла.

— Ты права, Дэни, — сказала я. — Тебе нужен пистолет. На самом деле нам нужно много оружия. И я знаю, где его взять.

 

12

Уже почти рассвело, когда я припарковала у аббатства школьный автобус. Тот факт, что пришлось оставить «рендж ровер», не нравился мне до чертиков, но мне нужна была машина побольше. Ярко-голубой автобус с мятыми боками, облупившейся краской и полумертвой трансмиссией я нашла у молодежного общежития. Мы с Дэни загрузили в него ящики с оружием и трупами Невидимых.

Я очень устала. Я не спала уже двадцать четыре часа, и эти часы были весьма напряженными. К тому же до тех пор, пока мой план не начнет осуществляться, на сон я могу не рассчитывать, и все же я надеялась урвать хоть час, чтобы — как минимум — посидеть в тишине и привести в порядок мысли, разобраться с тем, что случилось, и с тем, что мне удалось узнать.

— Библиотека Леди Дракона в восточном крыле, Мак, — сказала Дэни, направляясь в сторону кухни. — Ею не пользовались годами. — Она поморщилась. — Там пыльно, но здорово. Я часто спала в ней. Когда меня в чем-то обвиняли или мне просто не хотелось никого видеть. Большая часть восточного крыла пустует. Я поем и тебя догоню. Чу… блин, как же я хочу есть!

Она умчалась, а я с улыбкой покачала головой. Дэни говорила мне, что, пока она продолжает есть, она может сутками обходиться без сна. Она определенно испытывала пределы своих возможностей. Интересно, какой была бы я, если бы росла, зная о том, кто я? Наверное, тоже постоянно испытывала бы себя. И, наверное, приносила бы куда больше пользы, чем сейчас. Я завидовала выносливости Дэни. У меня не было такого дара. От недосыпания я становилась слабой и злой. Я была не в той форме, чтобы начинать речь о «вставайте плечом к плечу со мной, ши-видящие, и мы надерем много-много фейрийских задниц». Я потерла глаза. Не удастся мне в ближайшее время растянуться на удобном диванчике.

Я вошла в аббатство через боковую дверь и зашагала к восточному крылу. На полпути к нему я поняла, что за мной кто-то идет.

И напряженно улыбнулась, но не сделала ничего, чтобы поприветствовать ее. Я не собиралась начинать спор с Грандмистрис посреди коридора, ведь на звук наших голосов высунутся остальные ши-видящие, чтобы внести в разговор свою лепту, а я пока была не готова с этим справляться. Если Ровена хочет войны, то это произойдет на моей территории и на моих условиях. Я сделала мысленную пометку: нужно узнать все, что выяснила Дэни по поводу барьеров. Будет великолепно, если я смогу заблокировать восточное крыло от Ровены и защитить свое маленькое личное пространство в ее аббатстве. Потому что иначе мне ни за что не почувствовать себя в безопасности.

Я шла по тускло освещенным коридорам, вспоминая указания Дэни. И удивлялась тому, что Ровена не приближается ко мне и моему сияющему МакОреолу. Пусть я не оборачивалась к ней, но ни один другой источник света не играл с тенями на каменных стенах, а значит, у нее может быть разве что пара фонариков. Мы не знали, сколько еще Теней осталось в аббатстве. Храбрости бабуле не занимать.

Я вошла в библиотеку, зашагала от лампы к лампе, включая их одну за другой. И с радостью увидела шикарный парчовый диван, на котором можно было подремать.

Как только я избавлюсь от Ровены.

— Не сейчас, старушка, — холодно бросила я через плечо. — Мне нужно поспать.

— Забавно. Несколько дней назад сон был для вас не так уж важен.

Кровь отхлынула от моего лица. Я была не готова к этому столкновению. И, наверное, никогда не буду готова.

— Точнее, сон был последним, что вас интересовало, — напряженно сказал он.

Он злился. Я слышала это по голосу. На что он-то злится? Это меня протащило через эмоциональную мясорубку.

Мои руки сжались в кулаки, дыхание стало частым и неглубоким. Сегодня я доверяла ему не больше, чем пару месяцев назад.

— Все, чего вам хотелось, — это трахаться.

Прямо сейчас мне хочется того же, с ужасом осознала я. Его голос подействовал на меня, как афродизиак. Я была влажной. С того самого момента, как он начал говорить. На протяжении двух месяцев я находилась под воздействием сил Фейри, у меня началось сексуальное бешенство, и у меня был постоянный, невероятный секс с ним, я слушала его голос, ощущала его запах. И сейчас, как собака Павлова, я выдала ожидаемую реакцию на привычные раздражители. В присутствии Бэрронса мое тело жадно, нетерпеливо ждало удовольствия. Я вдохнула, поймала себя на том, что стараюсь втянуть в себя его запах, заставила себя прекратить и закрыла глаза, словно могла спрятаться за сжатыми веками от смешной истины: В'лейн и Бэрронс поменялись ролями.

Я больше не была уязвима для чар убивающего сексом принца Фейри.

Моим ядом стал Иерихон Бэрронс.

Я хотела что-нибудь ударить. Много чего ударить. Начиная с него.

— Язык проглотили? А жаль, это был великолепный язычок. Я знаю. Он вылизал каждый сантиметр моей кожи. И не раз. — Он почти мурлыкал, но в его голосе чувствовалась сталь, спрятанная под бархатом.

Я стиснула челюсти и обернулась, готовясь к тому, что мне придется на него посмотреть.

Это оказалось хуже, чем я ожидала.

Мой мозг затопили нескромные видения. Мои руки на его лице. Я на его лице. Я спиной к нему. Я верхом на нем, мои ногти, покрытые розовым лаком, длинные и сексуальные, и я обеими руками держу его большой, длинный, твердый… ну да.

Что ж.

Хватит видений.

Я прочистила горло и заставила себя смотреть только в его глаза.

Лучше не стало. Мы с Бэрронсом часто вели безмолвные разговоры. И прямо сейчас он напоминал мне обо всем, чем мы занимались на его огромной кровати в стиле «короля-солнца». Напоминал подробно, ярко и в деталях.

Особенно ему нравились наручники. Воспоминаний о его языке у меня было не меньше, чем у него о моем. Бэрронс никогда не предлагал мне поменяться с ним местами, чтобы все было честно, хотя я много раз просила его об этом. Тогда я не понимала почему. Мы оба знали, что такая ерунда, как наручники, не способна удержать то, чем он является. Теперь, когда мой мозг прояснился, я поняла. Этот мужчина никогда не потерпит даже иллюзии чужого превосходства. Он был поведен на контроле. Никогда не ослаблял его. И большей частью именно это жгло меня изнутри, как соль на открытой ране. Все то время, что я провела в его комнате, я совершенно себя не контролировала. Он видел меня в самом беспомощном, обнаженном, уязвимом виде, а о себе не открыл ничего, кроме того что мне удалось против его воли вырывать из его сознания.

Он ни разу не утратил контроля над собой. Ни разу.

Ты говорила, что я стал для тебя целым миром.

«Это была не я. Я была животным». Мое сердце грохотало. Щеки горели.

Ты не хотела, чтобы это заканчивалось.

«А тебе обязательно быть таким уродом, который не может удержаться, чтобы не ткнуть меня носом в мое унижение?»

Унижение? Теперь это так называется? Бэрронс послал мне еще более подробное воспоминание.

Я сглотнула. Да, это я помнила. «Я была не в себе. Иначе никогда бы такого не сделала».

Да неужели? Его темные глаза насмехались, в них я снова требовала большего, говорила ему, что хочу, чтобы это продолжалось вечно.

Я вспомнила, что он ответил: однажды я буду размышлять над тем, можно ли ненавидеть его сильнее.

«Я ничего не понимала. У меня не было выбора». Я пыталась найти слова, которые вернули бы меня на твердую почву. «Это было такое же изнасилование, как то, что сделали со мной принцы Невидимых».

Его сверкающие глаза стали непроглядно черными, непрозрачными, как грязь, видения в них исчезли. Под левым глазом крошечный мускул сокращался и разглаживался, чтобы снова вздрогнуть. Это было равносильно человеческому негодованию.

— Изнасилование — это не то…

— После чего можно встать и уйти, — обрубила я. — Я знаю. И теперь понимаю. Ясно?

— После этого ползут. Вы ползали, когда я нашел вас.

— И что?

— От меня вы ушли. Став сильнее.

— И что? — сквозь зубы процедила я.

Я устала, я нервничала и хотела закончить этот разговор.

— Я решил удостовериться, что мы понимаем друг друга, — отрезал Бэрронс.

Его глаза были опасными.

— Ты сделал то, что должен был сделать, так?

Он наклонил голову. Не кивнул и не покачал головой, и это меня разозлило. Меня тошнило от того, что он никогда мне не отвечал.

Я решила надавить на него:

— Ты сделал так, чтобы я снова могла ходить, и сделал это единственным доступным тебе способом. Ко мне лично это не имело никакого отношения. Ты это пытаешься сказать?

Бэрронс смотрел на меня, и я чувствовала, что где-то наш разговор свернул не туда, что все могло бы пойти совсем по-другому, но понятия не имела, когда и как упустила нужный момент.

Он наклонил голову еще немного — все-таки кивнул.

— Верно.

— Тогда мы понимаем друг друга. Слово в слово, буква в букву, — выпалила я.

— Точка в точку, — сухо согласился он.

Мне хотелось плакать, и я ненавидела себя за это. Ну почему бы ему не сказать что-то хорошее? Что-то, не относящееся к сексу. Что-то обо мне. Почему он преследует меня, только чтобы ткнуть носом в то, что мы побывали в шкуре друг друга? Ну не умрет же он, если проявит немного вежливости и сочувствия?

Куда делся тот мужчина, который красил мне ногти? Тот, кто оклеил комнату моими фотографиями и фотографиями Алины? Тот, кто танцевал со мной?

Жалкая пошлость. Вот все, чем это для него было.

Тишина все длилась. Я попыталась поймать его взгляд. В глазах Бэрронса не было ни единого слова.

Наконец он слабо улыбнулся мне.

— Мисс Лейн, — холодно процедил он, но эти два слова сказали мне о многом.

Он предлагал мне официальные отношения. Дистанцию. Возвращение к тому, что было раньше, словно между нами ничего другого и не было. Вежливый фасад, который даст нам возможность работать вместе, когда придется.

Я была бы дурой, если бы не согласилась на это.

— Бэрронс. — Я скрепила договор. Неужели я когда-то говорила этому загадочному холодному мужчине о том, что он для меня — целый мир? Неужели он действительно требовал, чтобы я повторяла это снова и снова? — Почему ты здесь? Чего ты хочешь? — Я очень устала, а наша маленькая схватка отняла у меня последние силы.

— Можете для начала поблагодарить меня.

В его глазах снова застыло опасное выражение, словно он хватался за все возможные преимущества. Он пытался от меня защититься? Это же я показала свою слабость, а не он.

— За что? За то, что ты нашел нечто настолько важное, что на меня нельзя было отвлечься с полуночи Самайна и еще целых четыре дня? Я не собираюсь благодарить тебя за то, что ты спас меня от того, от чего не спас с самого начала. — Возвращаясь в аббатство, я спросила Дэни, когда Бэрронс и его люди меня вытащили. Она сказала, что поздним вечером четвертого ноября. Почему? Где он был, почему не со мной?

Он приподнял плечо, повел им — воплощение грации и силы в костюме от Армани.

— Мне кажется, что вы в порядке. Даже более чем просто в порядке, не так ли? Вы легко прошли через мой барьер. И даже не оставили мне записки у кровати. Как же так, — издевательски протянул он, — после всего, что между нами было, мисс Лейн? — Бэрронс оскалил зубы в волчьей усмешке, обещавшей кровь. — Но разве я услышал слова благодарности за то, что совершил невозможное и вернул вас из состояния при-йа? Нет. А что я получил в итоге? — Он холодно смерил меня взглядом. — Вы украли мое оружие.

— Ты совал нос в мой автобус! — нахмурилась я.

— Я буду совать нос куда мне только вздумается, мисс Лейн. Если захочу, я суну его даже в вас.

— Только попробуй. — Мои глаза сузились.

Бэрронс сделал быстрый, дикий рывок вперед, но вовремя взял себя в руки.

Я в точности повторила его движение, даже не задумываясь об этом, словно наши тела были связаны ниточками. Движение вперед, остановка. Я прижала руки к бокам. Они хотели к нему прикоснуться. Я посмотрела на Бэрронса. Его руки тоже были сжаты в кулаки.

Я разжала ладони и скрестила руки на груди.

Он сделал то же самое одновременно со мной.

Мы оба синхронно уронили руки.

И уставились друг на друга.

Молчание затянулось.

— Почему вы взяли мое оружие? — спросил Бэрронс наконец.

От этого вопроса я полностью очнулась. Похоже, моя усталость достигла опасного уровня.

— Оно мне понадобилось. И я решила, что это самое меньшее, что ты мне должен после всего того секса, который получил, — добавила я с легкомыслием, которого не ощущала.

— Думаете, что вам позволено у меня красть? Вы потеряли контроль над собой, девочка-радуга.

— Не называй меня так! — Она была мертва. А если бы и не была, я бы сама ее убила.

— И вы это знаете.

— Это ты потерял контроль над собой, — сказала я, чтобы его позлить.

— Я никогда не теряю контроль.

— Теряешь-теряешь.

— Не… — Бэрронс осекся и отвел глаза. Затем, словно не в силах поверить, произнес: — Черт возьми, вы так ничего и не поняли?

— А что я должна была понять, Бэрронс? — требовательно вопросила я. Мое терпение, и без того напоминавшее изношенную веревку, лопнуло. — Что мир — поганая штука? Что у тебя отнимут все возможное, если ты это позволишь? Что если ты чего-то хочешь, лучше поторопиться это получить, потому что есть вероятность, что кто-то другой хочет того же, и, если этот другой сможет тебя побить, он это сделает? Или я должна была узнать, что убивать — это не только нормально, но даже иногда чертовски весело? Вот этот прикол в твоей голове мне понравился. Хочешь поговорить об этом? Поделиться со мной сокровенным? Нет? Я так и думала. А как насчет этого: чем больше оружия, знаний и силы ты можешь получить, любым способом, тем лучше. Лги, мошенничай, кради, все сойдет с рук. Разве не так ты думаешь? Что эмоции — это слабость, а коварство бесценно? Разве я не должна была стать такой же, как ты? Разве не это было целью? — Я уже кричала, но мне было все равно. Я была в ярости.

— Это никогда не было целью. — Бэрронс оскалился, шагая ко мне.

— Тогда в чем смысл? В чем гребаный смысл? Скажи мне, что во всем этом есть хоть капля какого-то смысла! — зарычала я в ответ, шагая ему навстречу.

Мы следили друг за другом, как два быка перед схваткой. За миг до столкновения я крикнула:

— Ты помог Большому Г сделать меня при-йа, чтобы я стала сильнее?

Голова Бэрронса дернулась, и он остановился так резко, что я врезалась в него, отскочила и упала на задницу. На пол. Снова.

Он смотрел на меня сверху вниз, и на долю секунды я увидела в его глазах совершенно беззащитное выражение. Нет. Он не помогал Большому Г. И не просто не помогал, он… человек, за неимением лучшего слова… который убивал с удовольствием, был в ужасе от одной мысли о таком.

Жуткое напряжение отпустило меня. Дышать стало легче.

Я сидела на полу, слишком обессиленная, чтобы встать. Повисла долгая, напряженная тишина.

Я вздохнула.

Бэрронс втянул в себя воздух. Медленно выдохнул.

— Я бы отдал вам оружие, — сказал он наконец.

— Может, мне стоило просто попросить, — мрачно отметила я. — Но тогда ты, возможно, начинил бы оружие чем-то смертельно опасным, как Сферу, и в этом снова обвинили бы меня, — не удержавшись, добавила я.

— Я ничем не начинял Сферу. Я купил ее на аукционе. Кто-то меня подставил.

В его словах не было жара и убедительности, и я ему почти поверила.

Снова долгая пауза.

Сбросив с плеча сумку, Бэрронс уронил ее к моим ногам. Это оказался мой рюкзак.

— Где ты его взял? Я не нашла его в комнате, когда собиралась уходить и искала его. — Мне было интересно, куда он делся.

— Нашел здесь, в аббатстве, пока ждал вашего возвращения.

Я нахмурилась.

— И как давно ты здесь?

— Со вчерашней ночи. Вчера я провел весь день, пытаясь вас найти. Но к тому времени, как я проследил ваш путь до аббатства, вы снова ушли. Было проще остаться тут и ждать вашего возвращения, чем тратить время на поиски.

— А твой любимый значок не работает? — Я потерла затылок там, где Бэрронс оставил свою загадочную татуировку. Ту, которая подвела меня, когда я больше всего в ней нуждалась.

— Я определяю общее направление, но не могу уловить четкие координаты. И не мог с того момента, как были разрушены стены. Теперь, когда реальность Фейри столкнулась с нашей, знак работает скорее как компас, а не как GPS.

— МФП. Я называю их Межпространственными Фейрийскими Порталами.

Он слабо улыбнулся.

— Забавная вы девушка.

Мы снова влипли в неуютную долгую паузу. Я посмотрела на него. Он отвел глаза. Я пожала плечами и тоже отвернулась.

— Я не… — начала я.

— Я не… — начал Бэрронс.

— Как мило, — прервал нас В'лейн. Его голос появился раньше, чем он сам. — Прекрасная иллюстрация человеческой домашней идиллии. Она на полу, он возвышается над ней. Он ударил тебя, МакКайла? Скажи только слово, и я убью его.

Мне не нравилась мысль о том, что В'лейн может болтаться поблизости, невидимый, и подслушивать нас. Я с яростью уставилась на него, когда он появился. Моя рука скользнула под плащ, к ножнам под рукой, в которых я носила копье. Копья не было. В'лейн никогда не оставлял мне копья, если был рядом, но всегда возвращал его, когда уходил. Я ненавидела эту его способность отнимать мое оружие. А что, если он не вернет копье? Что, если решит оставить его для своей расы? Если бы В'лейн захотел, копье и меч оказались бы у него еще несколько месяцев назад. «Но на этот раз он снова вернет мне копье, — холодно подумала я. — Иначе всемогущий детектор ОС пошлет его куда подальше».

— Как будто тебе это под силу, — сказал Бэрронс.

— Возможно, нет. Но мне нравится сама мысль об этом.

— Возбуждаешься, Колокольчик?

Я встала.

В'лейн рассмеялся, и этот звук был ангельским, небесным. Пусть он больше не мог влиять на меня с помощью сексуальности, все равно он был полон «иномирных» штучек. Царственный, великолепный, он всегда был слишком прекрасен, чтобы это можно было выразить словами. Сейчас он полностью изменил свой имидж, таким я его еще не видела, но и этот наряд подчеркивал его золотое совершенство. Как и Бэрронс, В'лейн был одет в элегантный темный костюм, крахмальную белую рубашку и кроваво-красный галстук.

— Найди себе стилиста! — зарычал Бэрронс.

— А что, если мне понравился твой стиль?

— Ты решил, что, если будешь выглядеть, как я, она и с тобой станет трахаться?

Я вздрогнула, но моя реакция не шла ни в какое сравнение с реакцией В'лейна.

Я замерзла на миг, застыла, как Железный Дровосек без смазки. Потом все мое тело содрогнулось и на пол посыпались осколки льда. Я шагнула вперед, оставляя за собой ледяной след. Вся библиотека — мебель, книги, пол, лампы, стены — сияла, покрытая тонким слоем льда. Лампы лопались одна за другой.

— Хватит! — рявкнула я, и мое дыхание замерзло в воздухе. — Прекратите, оба. Вы крутые парни. Это понятно. Но я устала и мне осточертело. Так что говорите, зачем пришли, не выпендриваясь, и убирайтесь отсюда к чертовой матери.

Бэрронс рассмеялся.

— Отлично, мисс Лейн.

— Подводи итог, Бэрронс. Сейчас же.

— Собирайте вещи. Мы возвращаемся в Дублин. Нас ждет работа. Ши-видящие не спасли вас. Это сделал я.

— Меня спасла Дэни.

— Вы бы умерли здесь, если бы не я.

— Я бы спас ее, — сказал В'лейн.

— И ты подводи итог, В'лейн. И подотри за собой. — Лед начал таять. — Я не нанималась к вам в уборщицы. И почини лампы. Мне нужен свет.

Лампы снова зажглись. Пол в библиотеке был сухим.

— Недавно заметили Книгу. Я знаю где и могу переносить вас с места на место, охотясь за ней. Со мной вы сможете передвигаться куда быстрее, чем с ним.

— И ты будешь докладывать Грандмистрис о наших успехах? — сухо спросила я.

— Я помог Ровене лишь для того, чтобы подготовить почву для нашего дальнейшего сотрудничества, как только ты будешь в состоянии продолжать. Я отвечаю перед тобой, МакКайла. Не перед ней.

— После своей Королевы, — едко отметила я. — Той, с которой ты решил остаться, вместо того чтобы спасти меня.

— Для меня вы на первом месте, — сказал Бэрронс. — Никакая Королева не стоит для меня прежде вас.

— Верно. Королевы нет, но были четыре дня, — напомнила я. — Не верю, что ты так долго не мог меня найти. Хочешь рассказать мне, где ты был все это время? Что же было у тебя на первом месте?

Бэрронс ничего не ответил.

— Не думаю.

Я пересекла комнату и остановилась у камина. Это был старый камин, который топят дровами. От того, как проявилось настроение В'лейна, мне было зябко. В Дублине холодно по ночам, а это неиспользуемое крыло отапливалось еле-еле. Мне не хватало камина, который был в книжном магазине. Я хотела комфорта.

— Зажги мне огонь, В'лейн.

Не успела я договорить, как пламя уже искрилось и прыгало по белым ароматным поленьям.

— Я исполню любое твое желание, МакКайла. Тебе нужно лишь попросить. Твои родители в порядке. Я присматривал за ними. Бэрронс не может того, что могу предложить тебе я.

Я потерла руки, пытаясь согреться.

— Спасибо. И, пожалуйста, присматривай за ними.

Я хотела бы их увидеть, пусть даже издали. Но, несмотря на то что телефонной связи больше не было, я была не уверена, что смогу сейчас с ними говорить. Я больше не была той девушкой, которую они знали. Но я была девушкой, которая их любит, и сделаю все, что в моих силах, чтобы их защитить. Даже если это будет означать, что я должна держаться от них подальше, чтобы не привести за собой врагов.

Я повернулась. В'лейн был справа от меня, Бэрронс — слева. Я с удивлением заметила, что диван, четыре стула и три стола оказались между ними. В'лейн передвинул мебель, пока я стояла к нему спиной. Словно эта жалкая мебель сможет остановить Иерихона Бэрронса! Он умеет двигаться с быстротой молнии, и совершенно очевидно, что эти двое терпеть друг друга не могут. В который уже раз я задумалась почему. И знала, что ни один из них ни за что мне не скажет.

И все же могла быть возможность…

Готовясь и собирая остатки сил для решительной попытки, я сказала:

— Просвети меня относительно скорости. Что случилось у МакКелтаров на Самайн?

— Ритуал для укрепления стен провалился, — сказал Бэрронс.

— Очевидно. Детали.

— Мы использовали черную магию. Перепробовали все. МакКелтары происходят из рода друидов, который давно ходил по лезвию бритвы. Особенно Циан. Дэйгис и Драстен сделали первую попытку. Когда она провалилась, за дело взялись мы с Кристианом.

— И в чем конкретно заключалось ваше «дело»?

— Не спрашивайте, мисс Лейн. На этот раз просто забудьте. Мы сделали то единственное, что могло сработать. Это не помогло. Сейчас все это не важно.

Я решила оставить эту тему. От Кристиана я смогу узнать об этом более подробно, чем от Бэрронса, а с ним я планировала увидеться как можно быстрее. С этим была связана большая часть моих планов на будущее.

Словно прочитав мои мысли, Бэрронс сказал:

— Кристиан исчез.

Я вздрогнула.

— Как исчез?

— Пропал. Когда реальность Фейри затопила Бан Дрохад — белые камни, в которых МакКелтары проводили ритуал, — Кристиан исчез. Он был в круге, когда это произошло.

— Ну и куда он делся? — спросила я, переводя взгляд с Бэрронса на В'лейна.

— Если бы мы знали, он бы уже нашелся, — сухо проговорил Бэрронс.

— Невозможно сказать, — произнес В'лейн. — Хотя мы тоже его ищем. Моя Королева очень огорчена из-за того, что один из ее друидов МакКелтаров исчез в такое, сложное время. Его дяди тоже его разыскивают.

— Его нет уже два месяца? — Я была в ужасе. Где мог быть молодой сексуальный шотландец? «Хоть бы не в стране Фейри, — подумала я, — чтобы его не превратили в при-йа!» Он был как раз из тех редких красавчиков, которые так нравятся Феям. Мне было больно задавать следующий вопрос: — Но известно хотя бы, что он жив? Есть у вас какой-нибудь тайный способ узнать это?

Они покачали головами.

Я тяжело вздохнула и потерла глаза. Черт. Кристиан был единственным мужчиной в Дублине, которому я доверяла — ну, по крайней мере, доверяла больше, чем остальным, — и теперь он пропал. Я отказывалась думать о том, что он мертв. Это значило бы, что я сдалась, бросила его. А я никогда больше не брошу никого из своих.

Кристиан не просто нравился мне, он был мне нужен. Он был ходячим детектором лжи. Его способность отделять правду от вымысла была талантом, который мне просто необходим. А в этой комнате стояли двое, на которых я хотела его использовать. Я нахмурилась. Как странно и удачно сложились обстоятельства для этих двоих: Кристиан пропал в самый нужный момент.

Я волновалась за него. И была расстроена из-за того, что исчезла возможность потребовать ответов на некоторые вопросы.

Одна из возможностей, но не все.

— Собирайте вещи, — сказал Бэрронс. — И пойдем. Сейчас.

— МакКайла идет со мной, — заявил В'лейн. — Ты не можешь защитить ее родителей. Ты не можешь телепортироваться. Она не выберет тебя.

Тестостерона в комнате хватило бы на целую армию мужчин, и к нему у меня иммунитета не было. Даже без чар В'лейн был соблазнительнее любого смертного мужчины. А Бэрронс — что ж, тело помнило и наслаждалось каждым моментом. От присутствия этих двоих в замкнутом пространстве становилось трудно дышать.

Я переводила взгляд с одного на другого, обдумывая свои возможности. Оба молча следили за мной, ждали, когда я сделаю выбор.

Я шагнула к Бэрронсу.

Его темные глаза засияли триумфом. Я буквально чувствовала, как он излучает самодовольство, почти такое же сильное, как сексуальное напряжение, которое сбивало меня с ног.

— Думай хорошо и быстро, — прошипел В'лейн. — Делать из меня врага — не самое мудрое решение.

А я и думала быстро и хорошо.

Я сомкнула пальцы на предплечье Бэрронса. Он не выглядел бы более довольным, даже если бы я посмотрела на него влажными глазами и сказала, что он для меня целый мир.

Я стиснула пальцы, загоняя ногти в его плоть, вцепилась в него изо всех сил.

Его глаза сузились, потом сверкнули, но я уже не видела его, потому что толкала, нажимала, яростно вгоняла себя глубоко в его сознание тем особым талантом ши-видящей, который окончательно проснулся в его постели.

Я хотела получить ответы. Я хотела знать, почему между этими двумя такая вражда. Я хотела знать, кому верить, кто из них пусть не лучше, но хотя бы не так плох, как второй.

Я толкала себя вперед, искала любую брешь в его защите, в которую могла бы пробраться, и внезапно оказалась…

В стране Фейри!

Ничем иным это быть не могло. Пейзаж был невероятно пышным, цвета слишком насыщенными, живыми, настолько четкими, что почти звучали, совсем как на том пляже, куда В'лейн забрал меня несколько месяцев назад и где я играла в волейбол с Алиной. Он дал мне шанс снова увидеть ее, пусть даже это была просто иллюзия. Но сейчас я была не на пляже — я была при дворе Фей!

Яркие шелковые кушетки стояли на помостах. Деревья вокруг трепетали цветами и листьями невероятных оттенков и форм. Ветер благоухал жасмином, и сандалом, и чем-то еще — если бы рай существовал, там наверняка пахло бы так же.

Я хотела оглянуться. Хотела увидеть Королеву на троне, но не могла управлять моим/нашим взглядом, потому что была только пассажиром в его голове. Я была…

В теле Бэрронса.

Я был сильным.

Я был холодным.

Я был могущественным, и они даже не представляли себе насколько.

Они не узнавали меня, глупцы.

Я был опасным.

Я был с принцессой Фей, глубоко в ее теле. Она извивалась подо мной. Она была энергией, она была пуста, она была сексом, который поглощал. Ее ногти впивались в мои плечи. Я доставлял ей больше удовольствия, чем все ее принцы. Я был наполнен. Я был неистощим. Поэтому она и искала меня. Слухи обо мне ширились, как я и рассчитывал, и заскучавшая, поблекшая принцесса пришла ко мне, как я и предполагал.

Много месяцев я провел при дворе, в ее постели, наблюдая, узнавая, изучая Светлый двор. Я искал ответы. Охотился за проклятой Книгой.

Но сейчас мне было скучно, я узнал о них все, что мог, потому что они были глупцами, снова и снова пьющими из мистического котла, чтобы заставить себя забыть. Словно стертая память стирает и грезы.

Мне нужно было, чтобы они помнили.

Они не могли.

Но в моих силах было заставить их вспомнить страх.

В'лейн наблюдал за мной, он следил за мной с того самого момента, как я отнял его принцессу, он ждал, что она вернется к нему, и не сомневался в этом; в конечном счете, они ведь были бессмертны. Они были богами. Они были неуязвимы. Он ждал момента, когда я перестану быть ее игрушкой, лишусь ее защиты и он сможет уничтожить меня.

ВОН ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!

Я загнала ногти в руку Бэрронса и закричала.

Он боролся со мной. Сопротивлялся. Он вытолкнул меня из тела принцессы, отшвырнул прочь от своего воспоминания о дворе Фейри.

Но я была привязана к его сознанию ниточками, натянувшимися от внезапного рывка.

И я собралась, превратила себя в ракету чистой воли и выстрелила в барьер, который он поставил. Я ЕЩЕ НЕ ЗАКОНЧИЛА!

Меня рикошетом отбросило от гладкой черной стены, и я поняла, что эта стена непроницаема. Бэрронс был сильнее меня. Я не могла пробиться. Если я продолжу попытки, я могу разбиться об эту стену.

Но я не собиралась признавать поражение. Я воспользовалась ускорением, чтобы вернуться, как бумеранг, в последний миг чуть изменила направление и зашла сбоку.

Пусть то, что находится за этой стеной, останется скрытым, но я могу найти что-нибудь еще. Я знала, что могу.

И внезапно я снова оказалась там, стоя…

При дворе Фейри и глядя вниз на принцессу…

Бэрронс выставил передо мной стену. Но недостаточно быстро.

Я проскочила сквозь нее.

Я была Бэрронсом, и она лежала на земле, а я смеялась…

Он выставил еще одну стену, но не смог достаточно быстро ее усилить.

Я ее опрокинула.

Сучка была мертва.

Он возвел еще одну стену. Слишком низко, слишком поздно.

Я смела ее со своего пути.

Все Фейри королевского двора кричали и бежали, спасая свою жизнь, потому что случилось невообразимое.

Одна из им подобных перестала существовать.

Одну из им подобных убили.

Убили я/Бэрронс/мы.

Я задыхалась и шипела, отчаянно пытаясь вдохнуть, и внезапно с ужасом поняла, что это не Бэрронс/Мак задыхается.

Это мое тело.

Я отпрянула рывком, тянула себя назад, вырываясь из сознания Бэрронса. Расцепиться с ним оказалось нелегко.

Его рука была на моем горле.

Моя — на его.

— Какого хрена? — взорвался В'лейн.

Это была самая человеческая фраза, которую я от него слышала. Он наблюдал за нами, но не понимал, что происходит.

Наша битва была очень личной.

Мы с Бэрронсом переглянулись.

И одновременно отпустили горло друг друга.

Я сделала шаг назад.

Он остался на месте. Впрочем, этого я и ожидала.

— Ты действительно можешь убить В'лейна! — воскликнула я. — Вот почему он не подпускает тебя близко. Ты можешь убить его. Как?

Бэрронс ничего не сказал. Я никогда еще не видела его таким неподвижным, таким тихим.

Я обернулась к В'лейну.

— Как? — потребовала я. Я дрожала. Бэрронс может убить Фейри. Неудивительно, что Тени его не трогают. — У него есть копье или меч?

Но я знала, я чуяла, что у Бэрронса не было ни одного из оружий. Стена, которую он опустил передо мной, скрыла ответ. Каким бы оружием он ни воспользовался, оно было мне неизвестно.

В'лейн ничего не сказал.

— Что у него есть против тебя?! — раздраженно воскликнула я.

— Решайте, мисс Лейн, — сказал за моей спиной Бэрронс.

— Выбирай, — поддержал его В'лейн.

— Идите к черту, вы, оба! Новый мир. Новые правила. Новая я. Не вы меня зовете. Я вас зову.

— Чтобы позвать меня, тебе нужно вернуть мое имя, — сказал В'лейн.

— Чтобы оно снова меня подвело, когда ты будешь мне нужен?

— Оно не работало лишь тот короткий период времени, когда вся магия была мертва. Такое состояние невозможно поддерживать. Дэрроку не удастся добиться его вновь. Да ему это и не нужно. Он получил, что хотел.

— Я подумаю над этим, — сказала я.

И я действительно подумаю. Все возможное оружие. Хорошо.

Что-то застучало по полу у моих ног. Это был мобильный телефон.

Я не обернулась.

— Ну и зачем это? Покрытия больше нет, или напомнить? — издевательски поинтересовалась я.

— Он работает, — сказал Бэрронс. Сделал паузу, чтобы подчеркнуть финальный удар. — И всегда работал.

Я перестала дышать. То, о чем он говорил, было невозможно. Я обернулась, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Электричество вырубилось! Мой звонок Дэни прервался. Связи не было! — Я это знала. Я проверяла всю ночь.

Бэрронс направился ко мне так быстро, что я не заметила его движения и не смогла среагировать. Его тело прижалось к моему, губы оказались у моего уха.

Я прижалась к нему и вдохнула. Ничего не могла с собой поделать.

Он прошептал:

— О недоверчивая. IYD.

Это был номер, который он ввел в телефон на случай «если вы умираете».

— Но вы даже не попытались.

Его язык коснулся моего уха. И Бэрронс исчез.

 

13

Я сидела на краю дивана и терла глаза. Мне просто необходимо было поспать, но я не сомневалась, что не смогу заснуть.

Стычка с Бэрронсом и В'лейном слишком утомила меня, а скоро проснется аббатство и мне придется встретить новый вызов моим способностям.

Я погладила свое прекрасное сияющее копье.

В'лейн, как всегда, вернул копье, когда я потребовала, чтобы он ушел. Ощутив оружие в руке, я почувствовала себя увереннее и засунула его в заплечные ножны.

Я подцепила рюкзак ногой за лямку, подтянула к себе, чтобы покопаться в нем и найти дневник. К моему удивлению, дневник оказался на месте. А я была уверена, что его забрали. По крайней мере, стоит предположить, что и Бэрронс, и Ровена читали его.

Я погладила тисненую кожу обложки, радуясь этой тетради, как старому другу. Я вела дневник с тех пор, как убили Алину, заполняя страницы чувствами, размышлениями и планами. Поначалу я вела дневник, желая отдать дань ее памяти.

Потом поняла, что могу излить на его страницы свою боль, вместо того чтобы усиливать горе родителей. И наконец я поняла то, что моя старшая сестра обнаружила давным-давно: дневник был незаменимым инструментом, который помогал разобраться с мыслями, прояснить их, уточнить и спланировать последующие действия.

Господи, как мне не хватало сестры! Чего бы я только не отдала за возможность снова сесть и поговорить с ней! Обнять ее и сказать, что я ее люблю. Когда Алина умерла, я поняла, что слишком редко говорила ей, как много она для меня значит. Я всегда считала, что она знает, что нас ждут десятки лет вместе, с планированием наших свадеб, вечеринками в честь рождения детей, совместным отправлением деток в школу, с фотографиями на их выпускном: целая жизнь вместе с сестрой. Я остановила себя. Не время для эмоций. Когда все закончится, тогда и утону в своем горе. Заставлю В'лейна снова вернуть мне Алину в стране Фейри. Позволю себе бальзам иллюзии. Когда все закончится, я это заслужу.

Я открыла чистую страницу и начала записывать все, что недавно выяснила. Если со мной что-то произойдет, пусть после меня останется подробный рассказ для следующей идиотки, решившей справиться со всем этим хаосом, в который мы влипли.

— Я могу проходить барьеры. Все? Или только определенные?

— У меня иммунитет к чарам Фейри. Нужно опробовать это на других, не только на В'лейне.

— Бэрронс может убить Фейри. Как? В'лейн мне не расскажет. Почему?

— Кристиан пропал. Жив ли он?

— Ритуал МакКелтаров не состоялся. Что они пробовали и что пошло не так? Нужно больше узнать о магии друидов. Возможно, я тоже могу использовать их магию? В'лейн однажды сказал, что я только начинаю узнавать, кто я такая. Как и Дэни, мне стоит изучить свои возможности.

— Джайн управляет армией людей, которых он научил есть Невидимых. Они защищают Дублин. В городе все еще есть люди. Где? Стоит ли попытаться отвести их в более безопасное место?

— Железо оказывает определенный эффект на Фейри. Что оно делает и влияет ли оно одинаково на все касты Фей? Насколько эффективно оружие?

Я сделала вторую колонку на листе — для списка того, что нужно сделать.

— Сформировать группы для исследования МФП.

— Сформировать группы для сбора железа, чтобы сделать оружие и пули.

— Сформировать группы, чтобы выяснить, как делать оружие и пули.

— Пробраться в Запретные Библиотеки. Выяснить: что это за пророчество Хевена и кто сейчас входит в совет? Кто такие эти «пять»?

Кто-то посылал мне страницы из дневника Алины. Из ее записей я выяснила, что, пока моя сестра действовала (насколько я поняла, пыталась остановить Книгу и выгнать Фейри из нашего мира), она знала о пророчестве, известном Хевену — так назывался верховный совет ши-видящих. В нем говорилось, что нам нужны три вещи: камни, Книга и пять.

Я знала, что это за камни, — иссиня-черные и покрытые рунами, эти камни, по словам Бэрронса, могли либо перевести части Книги, либо «показать ее истинную суть». Бэрронс говорил, что два камня находятся у него. Третий был у В'лейна, или, по крайней мере, В'лейн знал, где он находится. Где найти четвертый камень, я не имела понятия.

И что такое Книга, я тоже знала. Это просто.

Но, к сожалению, я не представляла, что это за упомянутые «пять».

Я надеялась, что пророчество все прояснит, а лучшее место для поисков пророчества, которое имеет отношение к ши-видящим, — это наверняка Запретные Библиотеки Ровены, поэтому я так стремилась их найти. Мне было все равно, насколько это взбесит Ровену. Мне нужна была поддержка ши-видящих.

Я добавила в список самый срочный и личный пункт:

— Отправиться сегодня с Дэни в Дублин и поискать Честерс и Риодана.

IYCGM означало «если вы не можете со мной связаться». Однажды я набрала этот номер. Мне ответил человек, назвавшийся Риоданом, и у нас состоялся очень загадочный разговор, вроде тех, что бывали у меня с Бэрронсом. Я готова была поспорить на последние чистые трусики — а у меня их осталось опасно мало, — что Риодан был одним из восьми спутников Бэрронса. И Бэрронс, и инспектор О'Даффи упоминали о разговоре с загадочным Риоданом в месте под названием Честерс. Я уже несколько месяцев собиралась выследить его, но отвлекалась на один кризис за другим.

Неясно, что это был за Честерс и уцелело ли это место после всего, что произошло с Дублином, но, если была возможность найти одного из восьми мужчин, которые ворвались в аббатство вместе с Бэрронсом, чтобы освободить меня, я не собиралась ее упускать. Любой, кто знал Бэрронса, любой, кому Бэрронс доверял прикрыть себе спину, был тем, с кем мне хотелось бы мило и длинно побеседовать с глазу на глаз.

Кстати о трусиках:

— Добыть сегодня в магазине новое нижнее белье.

И много. Потому что стирка не была в числе занятий, на которые у меня найдется время в ближайшем будущем. Я запустила пальцы в волосы. Ногти царапнули кожу. Но длинными стали не только ногти. Вчера я видела свою прическу. Стрижка все еще сохраняла форму, но почти дюйм светлых волос у корней делал меня похожей на скунса.

— Добыть в магазине краску для волос и маникюрный набор.

Еще я собиралась стащить одежду, пока буду в городе. Важно это или нет, но люди реагируют на внешность и ведут себя в соответствии с тем, как реагируют. Ухоженный, привлекательный лидер получит больше влияния, чем неряха.

Я сделала третью колонку: долговременные, важные цели, которых нужно достичь в минимальный срок, потому что наш мир изменяется слишком сильно и слишком быстро. Эти пункты были критически важными. Их нужно выполнить.

— Выяснить, как удержать «Синсар Дабх»!

Я прикусила кончик ручки. И что потом? Во время нашей первой встречи В'лейн ясно дал понять, что имеется только один вариант и никому другому нельзя доверить Книгу.

— Отнести «Синсар Дабх» Королеве Видимых, чтобы она могла воссоздать Песнь Творения, восстановить стены и снова запереть Невидимых?

Этот пункт меня беспокоил. У меня в крови было недоверие к Фейри, но я не видела альтернативы. Я могла сойти с ума, размышляя над тем, что делать с «Синсар Дабх», когда я до нее доберусь. Что ж, я решила сосредоточиться на одной невозможной вещи. Добыть Книгу, а уж потом думать о следующем шаге.

Я вычеркнула этот пункт и написала другой:

— Вышибить их драные фейрийские задницы из нашего мира!

Этот пункт мне нравился. Я подчеркнула его три раза.

О недоверчивая… вы даже не попытались.

Я моргнула, закрыла дневник и глаза. С тех пор как Бэрронс ушел, я старалась не думать о его прощальном комментарии. За последние двадцать четыре часа, во время которых я объездила половину Ирландии, я все время прокручивала в голове события на Хэллоуин, тщетно пытаясь найти себе оправдание и мучаясь от того, что могла в ту ночь принять другие решения, которые привели бы к совершенно иному результату.

А потом Бэрронс ушел, сделав контрольный выстрел: в моем рюкзаке все это время был способ с ним связаться.

Я открыла глаза, вытащила телефон и вывела на экран три номера, которые он ввел в память, когда отдавал мне мобильный. Я нажала первый — номер Бэрронса. Я знала, что связи не будет. Но гудки появились, застав меня врасплох.

Я быстро нажала «отбой».

Телефон зазвонил.

Я открыла его, рыкнула на Бэрронса: «просто проверяю», — и немедленно отключилась. Как, черт побери, эти телефоны работают? Неужели в некоторых областях осталась связь?

Я сменила настройки на «личные» и набрала номер родителей — так мой номер будет скрыт и они не узнают, что это я, а если они ответят, я смогу нажать «отбой» и не заставлять себя говорить. Связи не было. Я попыталась дозвониться в «Кирпичный», где когда-то работала барменом. Снова нет связи. Я попробовала еще десяток номеров, но безуспешно. Выходит, у Бэрронса какая-то особая связь.

Я выбрала IYCGM и нажала «вызов».

— Мак! — прорычал мужской голос.

— Просто проверяю, — сказала я и нажала «отбой».

И промотала список на IYD.

Телефон зазвонил. Вызывал IYCGM. Я ответила.

— Я бы на твоем месте этого не делал, — сказал Риодан.

— Чего не делал?

— Не пробовал третий номер.

Я не стала спрашивать, откуда он знает. Он, как и Бэрронс, знал все мои мысли.

— Почему?

— Есть причина, по которой номер записан как «если вы умираете».

— И какая же?

— Пользоваться им можно, только если ты умираешь, — сухо сказал он.

Как и с Бэрронсом, с ним можно было вечно ходить по замкнутому кругу.

— Я собираюсь позвонить по нему, Риодан.

— Ты выше этого, Мак.

— Выше чего? — холодно поинтересовалась я.

— Женских истерик. Он ведь не тот, кто причинил тебе боль. Он тот, кто тебя спас.

— А ты хоть знаешь, как он меня спасал? — огрызнулась я.

По голосу Риодана стало ясно, что он улыбается.

— Я предложил свою помощь. Но мое предложение его совсем не обрадовало. Не теряй голову от злости, Мак, — сказал он серьезно. — Это как бензин. Можно использовать ярость как топливо или как факел, который сожжет все, чем ты дорожишь, и ты закончишь на пепелище, где все будут мертвы — даже ты, хотя твое тело, может, и не перестанет дышать.

Его слова задели что-то глубоко внутри меня. Я ходила по лезвию ножа и знала об этом. Но часть меня хотела шагнуть за грань. Хотела испепелить все. Просто чтобы увидеть, как все сгорит к чертовой матери.

— Не теряй концентрации, Мак. Не своди глаз с награды.

— Какой, на хрен, награды?

— Мы работаем вместе. Возвращаем себе наш мир. И мы все победим.

— Кто ты, Риодан?

Он рассмеялся.

— Вас девять. Кто вы? — продолжала давить я.

Он ничего не ответил.

— Я собираюсь позвонить по третьему номеру, — пригрозила я. — Пока.

Я не нажала кнопку.

Он перестал смеяться.

— Я сам убью тебя, Мак.

— Нет, не убьешь.

— Женщина, — сказал он, и внезапно его голос стал таким жестким, холодным и невероятно древним, что тонкие волоски на моей шее встали дыбом, а по спине пробежала ледяная дрожь. — Ты ничего обо мне не знаешь. Мак, которая звонит по номеру IYD, если она не умирает, — это не та Мак, которую я стану защищать. Выбирай осторожно. Ошибешься, и это будет твоей последней ошибкой.

— Не смей мне угрожать… — Я убрала телефон от уха и, не веря, уставилась на него.

Он нажал на «отбой». Говоря со мной. С единственной, кто способен выследить Книгу. С самым важным игроком на поле! А я даже не спросила его, что такое Честерс и как его найти!

Мои волосы растрепались от порыва ветра. Простыни захлопали по мебели. Огонь в камине вспыхнул, затрещал и чуть не погас.

Передо мной стояла Дэни, жадно запивающая апельсиновым соком что-то вроде печенья.

— Нам хана, Мак. Ро у автобуса, с ней половина аббатства. Жопа полная. Мы должны идти, — пробурчала она с набитым ртом. Потом понюхала воздух и помрачнела. — Чувиха, они оба были здесь? Почему ты мне не сказала?

Если Ро и половина аббатства у автобуса, «хана» означала проблемы. А я вымоталась. Я устала. Но я была готова действовать настолько, насколько вообще могла быть готовой. Я встала и сунула мобильник в карман.

— У тебя суперслух. Почему ты их не услышала?

— Не настолько супер.

Я прищурилась.

— Ты правда чувствуешь по запаху, что они здесь были?

Чего бы я не отдала за ее органы чувств!

Дэни кивнула.

— Однажды я подарю одному из них свою девственность.

Я онемела. По сравнению с такой перспективой бледнело неисчислимое количество событий.

— Нам предстоит долгий разговор, — наконец выдавила я из себя. И добавила: — Даниэлла.

Ее мальчишеская улыбка поблекла, и мне было так больно это видеть, что я добавила:

— Не знаю, почему тебе не нравится твое имя. Оно такое красивое.

Я знала почему. «Крутизна» — вот и все, что было у Дэни.

— Ой. Прости за «чувиху», Мак. — Она протянула мне руку.

— Нет, спасибо, я пройдусь.

Она хихикнула, схватила меня за руку, и мы исчезли.

 

14

Царил полный хаос, и не было даже намека на то, что Ровене удастся взять ситуацию в свои руки. Когда Дэни остановилась, я направилась прямо к кабине автобуса. С трудом сдерживая тошноту, я взобралась на капот, используя бампер как подножку, и встала на него, глядя вниз.

Сотни ши-видящих уставились на меня в ответ, и выражение их лиц было самым разным: от удивления из-за того, что мы осмелились вернуться, любопытства и восхищения до страха и очевидного недоверия.

Если бы я была адвокатом, как мой папа, этот автобус стал бы началом моего выступления и — переполненный и перегруженный мертвыми Невидимыми и автоматами — наверняка убедил бы присяжных. Ши-видящие открыли дверцы и начали разгружать его. На лужайке, между телами Фейри, появились горы оружия. Я сомневалась, что эти женщины видели стольких врагов так близко, учитывая изоляцию, в которой держала их Ровена. Они не могли отвести глаз от тел, трогали их носками ботинок, поворачивали то так, то этак, исследовали.

Сначала я собиралась набить «рендж ровер» головами мертвых Невидимых, чтобы показать ши-видящим результат, которого всего две из нас могут добиться в городе за ночь. Но потом мы узнали о железе, отправились в тайник Бэрронса, и нам пришлось поменять средство передвижения.

Дэни нажала на гудок, чтобы утихомирить толпу. Несколько коротких гудков не сработали, и тогда она налегла на руль, чтобы игнорировать звук было невозможно. Наконец стало тихо.

Ровена протолкалась через небольшую группку ши-видящих, подошла к автобусу и уставилась на меня.

— Слезай оттуда немедленно, — потребовала она.

— Не раньше, чем скажу то, что собиралась.

— У тебя нет права голоса. Ты украла копье и меч, и прошлой ночью аббатство осталось полностью незащищенным!

— Ой, не надо, — сухо ответила я. — Как будто оно защищено, когда ты держишь обе реликвии у себя и выдаешь их только изредка. Что ты сможешь сделать, если за ними придут Фейри? К тому же мы не крали. Я забрала то, что принадлежало мне с самого начала, и отдала Дэни то, что должно было давным-давно принадлежать ей. А затем мы использовали оружие по назначению — мы убивали Фейри. — Я указала назад. — На случай если ты не заметила, мы убили многих Фей.

— Немедленно верните мне оружие! — потребовала Ровена.

Я покачала головой.

— Ни за что. Мы с Дэни прошлой ночью нанесли нашим врагам удар, который был сильнее всего, что смогли сделать твои подчиненные. И не потому, что это было им не под силу, а потому, что ты этого не разрешала. Предполагается, что мы должны видеть, служить и защищать. Ты сказала мне, что мы рождены для этого. Что в давние времена, когда мы появлялись в деревне, все радовались и предлагали нам самое лучшее, потому что мы были благородными, уважаемыми защитницами. Мы защищали их. Мы жили для них и умирали за них. Ты не позволяешь этим женщинам быть защитницами. Ты заставила их бояться собственной тени.

— Я о них куда лучшего мнения, чем ты. Так что спускайся оттуда немедленно. Ты не будешь управлять этими женщинами. Никогда.

— Я и не пытаюсь ими управлять. Я показываю им их возможности. — Это была ложь, но ложь во благо, и в моем сердце жила уверенность: я буду ими управлять. Так или иначе. Я отвела взгляд от Ровены и обратилась к толпе: — Ваша Грандмистрис помогает вам узнать о вашем наследии? Развивает ваши способности? Рассказывает вам о том, что происходит? Или она предпочитает шептаться только со своим тайным советом? — Я выдержала паузу, чтобы подчеркнуть следующие слова. — Вы знаете, что железо может ранить Фейри? Что есть группы людей — самых обычных людей в Дублине, — которые активно охотятся за Невидимыми, выполняют нашу работу, защищают тех, что выжил, стреляют в Фей железными пулями? Вчера ночью мы с Дэни наткнулись на батальон из пятидесяти человек. Они стреляли в Охотников, выгоняли их из города, пока вы спали за стенами этого аббатства. Пока вы прятались в безопасности, бросив их на произвол судьбы. Это ваша сущность? Такими вы хотите остаться?

Минута тишины, а затем оглушающая какофония голосов. Дэни снова налегла на гудок. На этот раз потребовалась целая минута, чтобы они утихомирились.

Кэт вышла вперед.

— Как люди охотятся на них? Они же не могут их видеть.

— Большинство Фейри больше не прячутся под чарами, Кэт. Ты бы знала это, если бы Ровена позволила тебе выйти в город. Фейри чувствуют себя неуязвимыми, и почему бы им этого не чувствовать? Ведь у них на пути нет ши-видящих, способных их остановить. Но мы можем все изменить.

— Но если мы начнем нападать, Фейри снова будут прятаться за магией?

Я кивнула.

— Конечно. И поэтому станут намного опаснее. Поэтому нам и нужен особый талант каждой ши-видящей.

— Но тогда люди больше не смогут с ними сражаться, — взволнованно продолжала Кэт. — Они не смогут нам помочь.

В ее словах звучал страх, и я ее понимала. Как могут несколько сотен ши-видящих, у которых всего два оружия, надеяться победить целую армию Невидимых?

Я хотела знать, что известно Ровене, поэтому внимательно следила за ней, отвечая Кэт:

— Люди нашли способ открыть себе глаза и видеть Фейри так же, как мы.

Толпа ахнула. Лицо Ровены не изменилось ни на миг, и я поняла, что это знание было еще одним оружием, вроде меча или копья, которое она скрыла от женщин.

— Ты знала! — взорвалась я. — Ты все время знала! И за прошедшие два месяца ни разу не использовала это знание, чтобы защитить нашу планету!

— Это древнее знание, и оно запрещено! — прошипела Ровена. — Ты понятия не имеешь о последствиях!

— Я знаю, какими будут последствия, если мы им не воспользуемся! Мы потеряем нашу планету, часть за частью! Два миллиарда уже погибло, Ровена. Скольким еще ты позволишь умереть? Сколько жизней ты считаешь расходным материалом? Нашим долгом было хранить «Синсар Дабх»! Мы не справились. Теперь мы должны все исправить!

— Ты знала, что есть способ защитить обычных людей, и не сказала нам? — Кэт не сводила глаз с Ровены. — Семьи в деревнях, которые мы обещали хранить и которые погибли, можно было научить защищаться! — Ее глаза наполнились слезами. — Ради Девы Марии, Ровена, я потеряла Шона и Джеми! Я могла дать им возможность видеть Фейри? Они могли бы сами себя защитить?

— Чего она вам не говорит, — выплюнула Ровена, — так это того, что ради способности их видеть люди должны есть живую бессмертную плоть Темных Фейри.

Ши-видящие задохнулись, некоторые закашлялись, словно подавившись. Я прекрасно понимала их реакцию. Даже когда я боролась с усилившейся зависимостью от мяса, оно вызывало у меня тошноту.

— Она не говорит вам, — продолжала Ровена, — о том, что поедание этого мяса ведет к ужасным последствиям! Оно вызывает зависимость, и, однажды попробовав, человек уже не может остановиться. Мясо изменяет людей. Как вы думаете, что сделает с вами пожирание плоти врагов? Оно изменит вашу душу! Неужели ты бы приговорила к такому своих невинных братьев, Катрина? Ты хотела бы видеть их проклятыми, но не мертвыми? — Ее голос становился все громче, ярость придала ему сил. — Она не говорит вам, но, раз уж темные секреты увидели свет, скажу я. Это она научила людей есть мясо Фейри, и она…

— Сама его ела, — закончила я прежде, чем она добавила что-то еще. — Ас зависимостью можно справиться. Я справилась. — Очко в пользу Ровены. Как я и подозревала, она читала мой дневник. Я попыталась быстро припомнить все записи, которые она могла использовать, чтобы выбить почву у меня из-под ног. Я душу и сердце вложила в те страницы. — Ровена говорит, что мясо вас изменит. Я в этом не уверена. Судите сами, проклята ли я, — сказала я им. — Судите сами, прокляты ли люди в Дублине, которые сражаются на нашей войне вместо нас, изменились ли они, сделав то, что необходимо для выживания. Или продолжайте слепо глотать все, что говорит вам Ровена. Если я проклята, почему же я единственная ши-видящая, которая вышла вперед и не сидит сложа руки?

— Эй. — Дэни внезапно оказалась на капоте автобуса рядом со мной. — А я что? Пушечное мясо?

— Ты дорогущее жаркое, — заверила я ее. — И коллекционный виски.

Она улыбнулась.

— Это потому, что она сама хочет заполучить Книгу, — заявила Ровена. — Вот почему она там. Она сама хочет получить власть.

— Да неужели? — фыркнула я. — Если бы это было правдой, я бы давным-давно объединилась с Невидимыми. И Большой Г не стал бы превращать меня в при-йа.

— А откуда мы знаем, что ты ею не осталась? — спросила Ровена.

— Я могу ходить, — сухо сказала я. — При-йа, — обратилась я к женщинам, — это жуткое состояние. Но я не только оправилась от него, я получила определенный иммунитет к их сексуальной магии. В'лейн больше не может влиять на меня при помощи убийственного эротизма Фейри.

Это привлекло их внимание.

— Вы можете встретиться с тем, что ждет нас снаружи, а можете и дальше скрываться за этими стенами и выполнять приказы Ровены, до тех пор пока не останется шансов спасти нашу планету. Хотите поговорить о проклятии? Вся наша раса проклята, если мы ничего с этим не сделаем!

Толпа снова взорвалась, женщины поворачивались друг к другу, яростно обсуждая услышанное. Я их определенно взбудоражила. За несколько минут я дала им больше информации, чем их Грандмистрис за все эти годы. Я позволила ши-видящим почувствовать силу, в которой она им отказывала.

Ровена смерила меня ледяным взглядом и повернулась, чтобы рассмотреть своих подчиненных.

Она пыталась заставить их умолкнуть, я тоже. Пусть сами выполнят часть работы, пусть захотят действовать. А потом я подхвачу это желание и поделюсь своими планами. Сформирую группы и раздам задания.

Ровена снова посмотрела на меня.

Скорее всего, она хотела обратиться к толпе, но я не собиралась помогать ей успокоить женщин. Через несколько минут я нажму на гудок, чтобы закончить свою речь и взбудоражить ши-видящих еще больше.

То, что случилось потом, произошло так быстро, что я не смогла взять ситуацию под контроль.

Ровена вынула из кармана мантии свисток и резко дунула в него три раза. Толпа внезапно затихла, этот сигнал явно был привычным. А потом Ровена заговорила, и, прервав ее, я могла показаться мелочной спорщицей. Я решила позволить ей договорить, а потом повернуть ее же слова против нее.

— Большинство из вас я знаю с рождения, — сказала она. — Я посещала ваши дома, я смотрела, как вы растете, а когда наступала пора, приводила вас сюда. Я знала ваши семьи. Я была с вами каждый день, в радости и горе. Каждая из вас для меня как дочь.

Она наградила ши-видящих нежной улыбкой, словно сошедшая с портрета любящая мамочка. Я не доверяла ей ни на грамм. Интересно, кто-нибудь кроме меня заметил, на кого она похожа — на кобру, показавшую в улыбке человеческие зубы?

— Если я и совершила ошибку, то не потому, что недостаточно вас любила, а потому, что любила вас слишком сильно. Как и любая мать, я хотела, чтобы мои дети были в безопасности. Но моя любовь мешала моим дочерям стать женщинами, которыми они могли и должны были стать. Не позволяла мне вести вас вперед. Я ошибалась, но с этим покончено. Мы ши-видящие. Мы защитницы человечества. Мы рождены и выращены, чтобы биться с Фейри, с нынешнего дня мы будем это делать.

Вся мягкость в ее поведении внезапно исчезла. Ровена выпрямилась и словно стала выше ростом. Она начала сыпать приказами.

— Кэт, — каркнула она, — я хочу, чтобы ты набрала группу, которая определит, как мы можем использовать железо в качестве оружия. Поймайте нескольких Невидимых. Опробуйте железо на них. Отправьте вторую группу на поиски источников железа и соберите его как можно больше и как можно скорее. — Она махнула рукой в сторону автобуса. — Оружия у нас хватит на всех! — крикнула Грандмистрис с таким ликованием, словно это была ее заслуга. — Я хочу, чтобы свистели железные пули!

Я стиснула зубы.

— Узнайте, как их сделать, — приказала Ровена. — Если понадобится, обустройте кузню, как в старые времена. Выберите третью группу, чтобы исследовать Дублин, и, Катрина, — ты много раз доказывала, что ты разумный лидер, — я хочу, чтобы эту группу возглавила ты.

Кэт просияла.

Я начала закипать.

Я знала, что умнее всего сейчас хранить молчание. Но это было нелегко. Были десятки ядовитых комментариев, которые я хотела сделать. Напомнить, что это я добыла оружие, я узнала о железе, я голосовала за битву, пока их драгоценная ГМ слепо и настойчиво противилась действиям. Но я могла ощущать настроение этой толпы, и основным в нем было утверждение, древнее, как само время: лучше знакомое зло, чем то, которого не знаешь. Особенно если знакомое зло собирается дать тебе то, чего ты хочешь.

Состязаться с этим я не могла. Я была злом, которое они знали лишь несколько коротких месяцев. И отзывы обо мне были не самые лучшие. Во многом благодаря Ровене, ответственной за цензуру.

Голос Грандмистрис взлетел над толпой.

— Я хочу знать количество Фейри в городе, чтобы мы могли спланировать, где и когда нанести удар. — Она вскинула вверх маленькую ручку, сжала ее в кулак. — С сегодняшнего рассвета устанавливается новый порядок! Я больше не позволю своей любви к вам ослеплять меня, как раньше. Я с гордостью поведу своих дочерей в бой, и мы сделаем то, для чего рождены. Мы напомним Фейри, что это мы вышвырнули их из нашего мира и заставили скрываться на протяжении шести тысяч лет. Мы напомним им, почему они нас боятся, и снова прогоним их прочь! Ши-видящие, к войне!

Толпа разразилась одобрительными воплями. Дэни, стоявшая рядом со мной, сказала:

— Какого черта? Как она это сделала, Мак?

Я посмотрела на Ровену, она посмотрела на меня, и в этом взгляде было так много.

Деточка, ты и вправду думала, что сможешь забрать их у меня? — издевательски спрашивали ее глаза.

Туше. Берегись, старушка.

Она выиграла. Пока что.

Но мое поражение было неполным. Хотя Ровена и присвоила себе все мои достижения, но по крайней мере часть ши-видящих будет заниматься тем, чем я и хотела, за исключением исследования МФП, но это может подождать. Пусть я проиграла войну, но выиграла несколько битв. Моя первая попытка переворота провалилась. Следующая окажется более успешной.

— Политика, Дэни, — пробормотала я. — Нам придется многому научиться.

В Дублине мне ничто не давалось легко и просто. Я больше не ожидала, что так будет, зато не тратила на жалобы время, которое можно было употребить с пользой.

— Ага, — мрачно согласилась Дэни. — Но я все равно не собираюсь отдавать ей свой меч.

Ровена повернулась к нам со своей змеиной улыбочкой.

— Кэт, я давно намеревалась оказать тебе эту честь, — сказала она. — Ты поведешь нас к победе с Мечом Света в руках. Дэни, отдай его Кэт. Отныне меч принадлежит ей.

Пять секунд спустя я стояла на карачках посреди каменистого поля. Меня тошнило остатками протеинового батончика, который я съела час назад. Никогда в жизни у меня не было такой тряской, такой жуткой поездочки.

— Что это было? — простонала я, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Гиперскорость?

— Я сказала, — огрызнулась Дэни, — что не отдам ей свой меч!

Я подняла взгляд. Дэни возвышалась надо мной: костлявые локти воинственно выпячены, кулаки на талии, копна рыжих волос сияет на солнце. Я чуть не рассмеялась. Эта девчонка была настоящим джокером. Но наше исчезновение не может не повлечь за собой последствий. Если бы все зависело от меня, я предпочла бы остаться там еще некоторое время. Я предложила бы сотрудничество, защиту и попыталась сыграть на этом, как в случае с Джайном. Если бы это не сработало, Дэни забрала бы нас оттуда. Но сначала я хотя бы попыталась, попробовала договориться с некоторыми девушками. А теперь было слишком поздно. Я не сомневалась, что Ровена выжмет из ситуации все возможное. Превратит нас в предательниц. Заставит весь орден отвернуться от нас.

Я потерла глаза. Я слишком устала, чтобы размышлять. Нужно отдохнуть. А потом я подумаю о том, как спасти то, что еще можно спасти. То, что мы теперь изгнанницы, меня не волновало. Я чувствовала себя отверженной с тех пор, как приехала в Дублин, и научилась вполне комфортно существовать с этим ощущением. Когда я одна, у меня гораздо меньше поводов для волнений. Но чтобы достичь моих целей, понадобится поддержка хотя бы нескольких ши-видящих.

— Ты видела ее лицо?

— Каким образом? Все, что я видела, — это большое размытое синее пятно, когда мы пролетели мимо автобуса.

— Ровена никогда еще не была такой злой! Она и правда не думала, что я могу такое сделать!

Дэни говорила так удивленно, что становилось ясно: она и сама не верила, что решится на такой поступок. Пока она этого не сделала, оставалась надежда на то, что Ровена ее простит. Свалит всю вину на меня и примет Дэни обратно под крылышко. Но теперь надежды нет. Дэни стала persona non grata. Пути назад не осталось.

— Но все действительно было хорошо, Мак? Я хочу сказать, мне же не показалось? Девчонки нас слушали и мы им нравились?

Я кивнула.

— Блин, как быстро все испортилось!

Я снова кивнула.

Мы долго смотрели друг на друга.

— Чувиха, — сказала Дэни наконец, — похоже, теперь мы изгнанницы.

— А то, — согласилась я со вздохом.

 

15

Тем же вечером, в половине одиннадцатого, я была в Дублине и направлялась на 939 Ревемал-стрит.

Я была уверена, что отыщу Честерс.

В телефонном справочнике значилось три места с таким названием: мужская парикмахерская, бутик мужской одежды и ночной клуб.

Я выбрала ночной клуб, потому что его реклама соответствовала голосу человека, с которым я говорила по телефону. Высококлассный, стильный, с налетом риска, с намеком на то, что там можно купить все, что пожелаешь, если у тебя есть деньги и ты готов перейти от теории к делу и можешь себе это позволить.

Я поймала взглядом свое отражение в витрине и улыбнулась. Я вполне соответствовала этому описанию. Мои волосы снова были черными и слегка растрепанными. Я прошлась по ним муссом и оставила высыхать, как им нравится. Алая глянцевая помада была такого же цвета, как и лак на ногтях. Я была с ног до головы затянута в черную кожу, но не ради стиля, а ради практичности. С хорошей кожи можно стереть почти все. Ткань не подходит, она впитывает кровь.

В моих шагах чувствовалась энергия, в глазах пылал огонь. Мне наконец-то удалось поспать. Мы с Дэни до вечера отсыпались в заброшенном доме на окраине Дублина, потом отправились за едой. Я чувствовала себя странно и неуютно от того, что мы заняли чужой дом, хозяева которого либо погибли во время беспорядков на Хэллоуин, либо сбежали из города, но нам нужно было где-то остановиться и было глупо игнорировать один из десяти тысяч покинутых домов.

Оба наши МакОреола остались в аббатстве, поэтому первую остановку мы сделали в магазине спортивных товаров, смастерили пару новых шлемов и набили рюкзаки фонариками и батарейками. Хотя Тени, похоже, оставили Дублин, я не хотела рисковать.

Потом мы отправились в торговый центр, я покрасила волосы в комнате отдыха, помылась и переоделась. Дэни ушла в отдел электроники, и я нашла ее там чуть позже. Она устроилась у компьютера, рядом с горой пакетов с батарейками и стопкой DVD-дисков. Я пододвинула ногой пару DVD. Мои глаза расширились. Я быстро взглянула на монитор, но, к счастью для Дэни, она смотрела что-то другое.

— Просмотришь что-то из этого порно, — зарычала я, — и я надеру тебе петунию!

Она подняла глаза.

— Офигенно выглядишь, Мак! — И тут же скривилась. — Я охочусь и убиваю тварей. Какая разница, что я смотрю? Чувиха, эти глаза видели всякое. — Ей как-то удалось принять надменную позу, сидя на полу по-турецки.

— Мне наплевать, насколько крутой ты себя считаешь. Тебе тринадцать, и всему есть предел. Ты не будешь смотреть такие фильмы. А иначе лучше спрячься от меня, потому что, если я тебя поймаю, тебе это с рук не сойдет.

Она столкнула ноутбук с коленей и вскочила на ноги.

— Это смешно! — выпалила Дэни, сверкнув глазами. — Я каждый день вижу смерть, но не могу смотреть, как люди трахаются? Ты мне не начальник.

Она схватила свой рюкзак и зашагала прочь.

— Это не просто «как люди трахаются», Дэни. Это жесткое порно.

— И что? — фыркнула она через плечо. — А чем ты занималась пару дней назад?

— Все было совсем не так.

— И что, ты мне расскажешь, как это было? Быть при-йа означает поэзию и розочки?

А ведь были моменты, чертовски похожие на это описание. Нет, не с принцами Невидимых. Позже, с Бэрронсом. Я быстро затолкала эту мысль под замок, в дальний ящик своего сознания, где хранила вещи, с которыми не могла разобраться. Скоро придется топить эти мысли в бетоне — для надежности.

— Я не говорю, что тебе нельзя смотреть на то, как люди занимаются сексом, хотя мне бы хотелось, чтобы ты несколько лет подождала. Я говорю тебе, что надо делать выбор получше. Посмотри что-нибудь мягкое, фильм, где секс показан с хорошей стороны.

— Мак, — сухо ответила Дэни, — очнись. Мир — дерьмо. В нем не осталось ничего хорошего.

— Хорошее есть всегда и везде. Надо просто уметь его увидеть.

Я чуть не подавилась этими словами. Я говорила совсем как отец и удивилась, что все еще верю тому, что говорю. Верю после всего, что произошло. Похоже, радуга почернела не до конца.

Дэни резко повернулась ко мне. Ее щеки покраснели, в глазах была ярость.

— Правда? И что же мне видеть? Давай ты назовешь мне несколько хороших вещей? Давай ты расскажешь мне о них? О, у меня есть идея. Составим список. Запишем все чудесные вещи в этом мире. Потому что в последнее время я их усиленно искала, но как-то вот ни фига не нашла!

Ее руки сжались в кулаки. Дэни дрожала.

Я дожила до двадцати двух лет, прежде чем трагедия надломила меня. Сколько лет было Дэни, когда острые как бритва зубы горя пустили первую кровь? Она говорила мне, что Фейри убил ее мать шесть лет назад, а это значило, что самой ей было всего семь. Это случилось у нее на глазах? И с тех пор Дэни жила у Ровены? Что бессовестная старушка сделала с девочкой за это время?

— Что случилось с тобой, Дэни? — мягко спросила я.

— Думаешь, у тебя есть право это выпытывать? Чтобы я открылась и ты могла порыться в моей душе? Перевернуть и вылить из меня все, словно я чайник, который ты смогла ухватить за ручку?

— Я не ухватила тебя за ручку, Дэни.

— Ты пытаешься! Пытаешься заставить меня выдать все мои секреты! Вывалить тебе все, чтобы ты могла узнать, что хочешь, а потом выбросить меня, как мусор, так же как Невидимые принцы поступили с тобой! Как долбаное тупое несчастье, которому лучше было бы никогда на фиг не рождаться!

Я застыла от ее яростной реакции, совершенно сбитая с толку тем, куда повернул разговор.

— Я не пытаюсь лезть тебе в душу и никогда тебя не брошу. Я беспокоюсь о тебе, мелкий и вредный дикобразик! Так что встряхнись и смирись. Мне небезразлично, кем ты станешь. Настолько небезразлично, что я готова спорить с тобой по этому поводу. Потому я и говорю тебе: выбирай фильмы получше, ешь овощи, чисть зубы флоссом и уважай себя, потому что, если ты не будешь этого делать, другие тоже не станут. Я беспокоюсь о тебе!

— Если бы ты меня знала, ты бы не беспокоилась!

— Я тебя знаю.

— Оставь меня в покое!

— Не могу, — сухо сказала я. — Ты и я. Мы как сестры. А теперь задави свои подростковые страхи и давай выдвигаться. Ты нужна мне сегодня, нам предстоит много работы. — Сколько бы раз Джек Лейн ни проделывал со мной этот фокус, он всегда срабатывал: папа заставлял меня делать что-то, чтобы отвлечь от беспомощного барахтанья в эмоциях, от которых я готова была умереть в любой момент.

Дэни смотрела на меня, сузив глаза, сердито скривив губы, и мне показалось, что она на грани того, чтобы включить свою сверхскорость и умчаться прочь. Интересно, как мои родители меня выдерживали? И интересно, по какому поводу она так расстроилась на самом деле? Я же не дура. В этом был свой подтекст. Просто я пока не смогла определить какой. Я уже готова была нетерпеливо притопывать ногой, когда Дэни наконец развернулась и зашагала.

Я молча пошла за ней, дав девочке возможность остыть.

Ее черный кожаный плащ расправился там, где раньше топорщился над воинственно сдвинутыми лопатками. Она несколько раз глубоко вздохнула, потом сказала:

— Сестры многое прощают друг другу, правда, Мак? То есть больше, чем все остальные?

Я подумала об Алине, о том, как она влюбилась в главного злодея всей этой эпической ерунды и даже неосознанно помогла ему достичь такой силы. О том, как она ждала до последнего, прежде чем позвонить мне. Недавно я начала понимать, что моя сестра принимала решения, стараясь защитить меня. Узнав, что происходит на самом деле, она не рассказала мне об этом, пыталась справиться самостоятельно и не просить о помощи. Но сила не в том, чтобы уметь справляться со всем в одиночку. Сила в том, чтобы вовремя попросить о помощи и сделать это, не цепляясь слишком сильно за свою гордость. Алина не позвала меня на помощь, хотя могла позвать. Я не совершу такой же ошибки. И все равно, несмотря на то что она сделала и чего не сделала, ничто не повлияло на то, как сильно я ее люблю, и никогда не повлияет. Ничто не повлияет.

— Например, споры о том, какие фильмы смотреть? — уточнила Дэни, когда я помедлила с ответом.

И как только я собралась заговорить, она пробормотала:

— Я думала, ты будешь считать меня крутой, потому что я их смотрю.

Я закатила глаза.

— Я уже считаю тебя крутой. И, солнышко, сестры прощают друг другу все.

— Правда-правда?

— Все на свете.

Когда мы выходили из магазина, я заметила выражение ее лица в зеркале над дверью.

Оно было унылым.

Моего Дублина больше не существовало.

Яркие неоновые знаки, освещавшие дома калейдоскопом цветов, были разбиты и разломаны. Давно исчезли толпы самых разных людей, которые наполняли улицы дружеской атмосферой и бесконечным крайком. Фасады сотен баров вдоль Темпл Бар Дистрикт были разбиты. Старомодные фонари свернуты крендельками, из окон и дверей больше не звучала музыка. В городе было тихо. Слишком тихо. Животные тоже исчезли. Не гудел ни один мотор. Не слышно было, как включаются и выключаются тепловые насосы. Невозможно понять, сколько шума нас окружает, пока он не прекращается и мир не становится таким, как в доисторические времена.

Этот новый Дублин был темным, зловещим и… все еще не мертвым. Ирландский город, когда-то искрившийся энергией, стал немертвым. В нем чувствовалась жизнь, крадущаяся среди темных развалин, но это была та жизнь, в которую сразу же хочется вонзить осиновый кол.

Несмотря на количество Фейри, которое я чувствовала в городе, — их было так много, что ощутить отдельных Фей было практически невозможно, пока мы о них не споткнулись, — на улицах было на удивление мало Невидимых. Возможно, у них было нечто вроде конференции или политического съезда неподалеку, чтобы пообщаться с Большим Г — освободителем и долбаным лидером недоброй половины Фейрийской расы. Джайна мы тоже не увидели, и я предположила, что он гоняет Охотников где-то в другой части города.

Примерно через двадцать кварталов, которые мы прошли — «пешедралом», назвала это Дэни, но я не собиралась впервые столкнуться с Риоданом лицом к лицу и бороться с желанием заблевать его ботинки, — нам попались четыре Носорога (и почему они постоянно передвигаются парами?) и отвратительная ползучая тварь, которая перемещалась почти так же быстро, как Дэни. Я взяла на себя Носорогов, Дэни прикончила змею.

А потом, на перекрестке Ревемал и Грандин, я увидела ее. Если бы не огромное количество Невидимых, которые жужжали на одной частоте и забивали мне каналы восприятия, я смогла бы гораздо раньше учуять тварь, способную к телепортации, и среагировала бы быстрее.

Сначала я не поверила собственным глазам. В свою защиту могу сказать: я, руководствуясь опытом, решила, что это он — а выглядели они почти одинаково, — но знала, что этого не может быть, потому что мы с Бэрронсом его убили. Потом я подумала, что это может быть существо того же вида. Некоторые касты Невидимых были неисчислимы, к примеру те же Носороги, другие же встречались в единственном экземпляре, словно сам их создатель, Король Невидимых, посчитал свои творения мерзостью. Был жуткий момент, когда я пыталась справиться с ужасным видением сотен, а то и тысяч таких же тварей, прорвавшихся в наш мир, и в этот момент я потеряла возможность воспользоваться эффектом неожиданности. Наверное, я издала какой-то звук, потому что тварь внезапно обернулась — три метра изъеденного проказой тела и длинная сплющенная морда, почти полностью состоящая из ненасытного рта. В мгновение ока она оценила и отвергла мою кандидатуру.

Я была не того пола.

Попытка Дэни была действительно достойной. Она ушла в сверхскорость раньше, чем я успела сказать ей, что это бесполезно. Тварь умела телепортироваться. Я знала это, потому что мужская особь того же вида однажды перенеслась ко мне через всю улицу и, если бы не Бэрронс, я бы тогда погибла.

Невидимая растворилась в воздухе, оставив Дэни в квартале от меня. Девочка сжимала меч и шипела сквозь зубы о том, что добыча увернулась.

— Это что была за фигня, Мак? — спросила она. — Я никогда таких раньше не видела. А ты?

— Бэрронс назвал это существо Серым Человеком. Мы его убили. Я думала, что он единственный в своем роде, но только что мы видели Серую Женщину.

— На чем она специализируется? — Дэни казалась жутко заинтересованной.

Я тоже когда-то была такой. Одержимой всеми жуткими способами, которыми я могу погибнуть в руках Невидимых. Или в когтях. Или в тысячах острозубых ртов, как Алина.

— Им нравится вкус человеческой красоты. Бэрронс говорит, что они уничтожают то, что не могут иметь, пожирают это, как деликатес. Они наводят на себя иллюзию физического совершенства и выбирают для соблазна самых привлекательных людей. Кормятся через прикосновение, выпивают их красоту через открытые язвы на руках, пока не украдут все, что можно украсть, и не оставят свою жертву такой же отвратительной, как они сами.

Они не убивали добычу, оставляли людей в живых, чтобы те страдали, и иногда возвращались, чтобы напиться ужаса и страданий своих жертв. Я дважды видела, как питается Серый Человек. Он пугал меня больше остальных чудовищ, потому что я годами бессовестно использовала свою внешность для собственной выгоды, флиртовала, чтобы получить скидку, хлопала ресницами, глядя на дорожного полицейского, притворяясь глупой блондинкой, чтобы получить желаемое. До приезда в Дублин я считала, что внешность — мое единственное оружие и стоит мне потерять силу очарования, как я окажусь совершенно беспомощной.

— Бэрронс говорит, что их жертвы неизменно кончают жизнь самоубийством, — сказала я. — Потому что не могут вынести существования в таком виде.

— Мы уроем эту суку, — холодно сказала Дэни.

Я улыбнулась, но моя улыбка быстро поблекла. Мы добрались до цели, и я уставилась на нее, чувствуя, как исчезают силы. Я хотела получить ответы и действительно рассчитывала услышать хоть часть из них здесь, но адрес 939 Ревемал-стрит оказался полнейшим разочарованием.

Несколько месяцев назад Честерс привлекал бы сливки скучающих богачей фасадом из мрамора и гранита, отделанного полированным деревом. Но Хэллоуин заставил его рухнуть на колени, как и весь Дублин, и когда-то изысканное трехэтажное здание теперь превратилось в руины. Цветное стекло витражей хрустело под нашими ногами, когда мы пробирались по обломкам. Мраморные колонны у входа были испещрены глубокими зарубками, которые выглядели так, словно их сделали с помощью стальных когтей. Роскошные газовые фонари во французском стиле были вырваны из земли и свалены в кучу, перекрывшую главный вход, — словно Невидимый, который это сделал, испытывал особую ненависть к этому месту.

Вывеску клуба разбили на куски. Фасад и стены дома были густо исписаны граффити. Между лампами и вывеской невозможно было пройти.

Да и смысла не было.

Честерс опустел так же, как и остальной город.

Я сжала руку в перчатке в тугой кулак. Меня тошнило от тупиков и вопросов без ответа.

— Пойдем ловить Серую Женщину. Она должна быть где-то неподалеку! — прорычала я.

— Но почему? — Дэни с недоумением уставилась на меня.

— Потому что я расстроилась и злюсь, почему же еще?

— Но я никогда не была в клубе, — запротестовала она. — Я даже оделась специально для этого.

— Это не клуб, Дэни. Это разрушенное здание.

— Но там же столько всего происходит!

— Например? Тени устроили вечеринку на свалке?

Она рассмеялась.

— Ой, блин, я же забыла, что ты глухая! Ты не можешь слышать музыку! А это классный ритм, совсем ни на что не похожий. Я слушаю его уже несколько кварталов. Вниз, Мак. Нам нужно спуститься вниз.

* * *

Дэни была права, музыка действительно отличалась. Но, как мне пришлось вскоре выяснить, это было не единственное отличие Честерса. Честно говоря, здесь не было ничего нормального. Этот клуб сломал многие мои установки и объяснил многие перемены, которые произошли в мире, пока я была… занята другими вещами.

Вход в клуб теперь находился с другой стороны здания: неприметная металлическая дверь в земле выглядела, как лаз в заброшенный погреб. Если бы Дэни не смогла расслышать музыку, я бы прошла мимо этого места, совершенно ничего не заподозрив.

Дверь заскрипела и открыла узкую черную пасть. Я вздохнула. Ненавижу подземелья, и все равно мне приходится в них спускаться. Я отстегнула МакОреол от рюкзака, включила все лампочки и надела шлем на голову. Дэни сделала то же самое, и мы начали спускаться по лестнице в ореолах яркого света. Затем мы открыли вторую дверь и спустились по второй лестнице. И оказались посреди своеобразного технического фойе — со вкусом оформленного в шикарном урбанистическом стиле — перед высокими двойными дверьми.

Я все еще не слышала никакой музыки. Дверь наверняка была очень толстой. Я потянулась к ши-видящей части своего мозга в надежде получить хоть слабый намек на то, что ждет нас впереди, но канал все еще был забит помехами, которые стали сильнее.

Дэни сощурилась и посмотрела на меня.

— Как по-твоему, тут же должна быть охрана или что-то вроде того?

— Я думаю, что тому, кто смог пробраться живым по ночному Дублину и найти это место, не нужен фейс-контроль, — сухо сказала я. И налегла на дверь. Дверь не поддалась. — Ну, еще и тому, кто сможет открыть эту дверь.

Я расстегнула МакОреол и прицепила его, не выключая, к рюкзаку. Взбила волосы, чтобы на них не осталось вмятины от шлема.

Дэни присоединилась ко мне. Мы вместе раздвинули створки и впервые взглянули на то, что представлял собой Честерс.

I love you so much you must kill me now…

Музыка была такой громкой, что от басов у меня вибрировали кости. Здесь играли «If I Was Your Vampire» Мерилина Мэнсона, но песня была наложена на другой ритм — чуть более мечтательный, чуть более мрачный, хотя я и не думала, что такое возможно.

Я стояла в дверях и смотрела.

Здесь была новая Темпл Бар Дистрикт. Опустившаяся под землю.

Честерс: шик, блеск, городская изысканность и индустриальные мускулы. Хром и стекло, черное и белое. Стильный эротизм и низменная сексуальность. Шик Манхэттена, обвенчанный с ирландской мафией.

Everything black, no turning back…

Зал был огромен, все столики заняты. Все ярусы танцплощадок забиты разгоряченными телами. Остались только стоячие места. Я была в шоке от того, сколько людей уцелело и все еще находилось в Дублине — и при этом развлекалось. При других обстоятельствах это стало бы приятным сюрпризом.

Но других обстоятельств не было.

Дэни схватила меня за руку. Наверняка останутся синяки.

— Охренеть! — выдохнула она.

Я кивнула. Я ши-видящая. Для меня все просто: есть две расы, люди и Фейри. Я работала с В'лейном только потому, что собиралась спасти своих. По той же причине я готова сотрудничать с Королевой Фейри. Но в моих генах, в моей крови закодировано: две расы всегда должны жить отдельно, и мой долг — сохранить такой порядок вещей.

Честерс был кошмаром для ши-видящих.

Он был переполнен Фейри и людьми — вперемешку.

Нет, хуже того. Они общались.

Да кого я обманываю? Десятки молодых привлекательных людей отчаянно флиртовали с Невидимыми. На одной из танцплощадок полдюжины девушек вылизывали розовыми язычками желтые клыки Носорога. Его маленькие глазки блестели, он хрюкал, как свинья, и топал копытами.

На другой танцплощадке блондинка сняла блузку и терлась голой грудью о высокого, темного, безлицего Фейри, а две другие девушки старались ее оттолкнуть, чтобы в свою очередь добраться до него.

В кабинке обнаженный до пояса официант, намазавший кожу маслом, чтобы подчеркнуть рельефный торс, гладил… э-э-э… нижнюю часть твари, которую я никогда раньше не видела и надеялась больше не увидеть.

Дэни замерла рядом со мной.

— фу. Ну просто… бэ! Это отвратительно. — Она издала характерный звук, потом захихикала. — Это может служить иллюстрацией к поговорке «ей палец в рот не клади», правда?

— Что? Где?

Она показала.

Женщина эротично посасывала кончик толстого пальца Носорога — пальца, который он отдал ей, отрезав ножом.

Я резко вдохнула, потому что реальность происходящего залепила мне пощечину. Люди не просто старались подлизаться к новейшим экзотическим плохим парням, потому что те были чем-то новым и возбуждающим.

Как и боялась Дэни, Невидимые стали новыми вампирами этого мира.

Мое поколение было неизлечимо, жутко одержимо не-мертвыми. В их крайне романтизированной версии, конечно: беззубые кровопийцы из романов — это совсем не то, что реальный кровосос, он действительно ужасен и действительно убивает тебя.

Я смотрела, как женщина сначала вгрызлась в палец, а потом начала жевать его с выражением религиозного экстаза на лице.

Эти люди ели Невидимых — не для того, чтобы сражаться с ними и вернуть наш мир, а просто ради кайфа.

Плоть Невидимых — новый наркотик.

— Они меняют секс на наркотики, — сказала я без выражения.

— Похоже на то, — ответила Дэни. — Будем надеяться, что детей от этих уродов не получится.

Мысль была слишком жуткой, чтобы додумывать ее до конца.

К нам подошла молоденькая готка с лихорадочно блестящими глазами.

— Вам лучше поспешить! Песня почти закончилась!

— И что? — спросила Дэни.

Девушка смерила ее взглядом с головы до ног.

— Неплохая идея. Неуклюжесть и грубость могут заинтриговать. Им нравится экспериментировать.

Мне не нужно было смотреть на Дэни, чтобы догадаться, что ее рука уже нырнула под плащ, к мечу.

— Спокойней, Дэни, — мягко сказала я. — Не надо.

Но готка с нарочитой скукой продолжала:

— Вы обе, наверное, новенькие. Эту песню они ставят один раз за ночь, и, пока она играет, можно попытаться убедить их выбрать тебя. Иначе тебе нельзя будет к ним приближаться. Конкуренция жесткая. Могут пройти недели, прежде чем один из них тебя заметит.

— Выберет для чего? — спросила я.

— Да откуда вы такие вылезли? Выберет, чтобы сделать тебя бессмертной, как они. Если съесть достаточно священной плоти, ты тоже станешь бессмертной. А потом они заберут тебя с собой в страну Фейри!

Я сощурилась. Неужели поедание Невидимых настолько изменяет? Или Темные Фейри решили соврать ради выгоды? Я склонялась к последнему варианту. Мэллис на протяжении долгого времени постоянно ел их мясо и не стал бессмертным.

— И сколько для этого нужно? Она пожала плечами.

— Я не знаю. Никто пока не знает. Эффект все еще слишком кратковременный. Но мы обязательно это выясним. Я четыре раза ела их плоть! Это невероятно! А секс — Господи! Увидимся в Фейри, — прощебетала она и помчалась прочь.

Мне не нужно было слышать эти же слова от других — хотя в последующие месяцы я буду слышать это достаточно часто, чтобы мне захотелось кого-нибудь убить, — чтобы понять: только что произнесли одно из многочисленных странных выражений этого странного нового мира.

— Это хуже МФП, — пробормотала Дэни. — Мне кажется, я застряла в МФМТ.

Я вздернула бровь.

— Межпространственное Фейское Место Траха, — мрачно сказала она. — Разве они не видят, что происходит? Разве не знают, что Невидимые уничтожают наш мир? Разве не понимают, что мы все умрем, если их не остановим?

Похоже, им было все равно. Мне нужно было выпить. Срочно. Я направилась к бару, проталкиваясь сквозь толпу.

 

16

К тому времени как я схватила барный стул и рявкнула бармену, что мне нужен стакан лучшего виски и побыстрее, заиграла сильно утяжеленная версия «Closer» Трента Резнора.

I want to feel you from the inside…

Благодаря недавнему опыту я понимала темную половину расы Фейри лучше, чем мне того хотелось бы. Я знала, какая пустота их ведет. Я была пищей для их бездонного голода.

Честерс был переполнен мерзостью, сотворенной Королем Невидимых, и люди радостно принимали ее, соревновались за право быть замеченными, желали получить возможность «наполнить их изнутри», если это поможет добиться цели, соблазнялись обещанием огромной силы и обострения чувств. Их искушением было бессмертие. Я никогда не понимала, как кто-нибудь может хотеть вечной жизни. Мне всегда казалось, что перспектива смерти придает нашему существованию необходимое напряжение.

— Возможно, двум миллиардам нужно было умереть, — пробормотала я.

Настроение было премерзким.

— Я тоже выпью. — Дэни прыгнула на стул рядом со мной.

— Неплохая попытка.

— Ты когда-нибудь позволишь мне вырасти? Или будешь вести себя, как все остальные?

Я посмотрела на нее, затем на всякий случай дополнила заказ еще двумя порциями «Макаллана». Когда я была в ее возрасте, папа проделал со мной то же самое. Необходимая жестокость.

Стаканы тренькнули по полированной хромированной стойке под аккомпанемент густого:

— Привет, красотка.

Мой взгляд метнулся к бармену, и до меня дошло: это был тот самый парень с мечтательными глазами, которого я впервые повстречала в музее, когда охотилась за ОС, а потом с удивлением узнала, что он работает с Кристианом на кафедре древних языков в Тринити. В первую минуту я испытала радость от того, что он выжил. Потом всплыла подозрительность. В последнее время совпадения заставляли меня нервничать.

— Мир тесен, — холодно сказала я.

— Большую часть времени, — легкомысленно улыбнулся он, — в мире просторно.

— Сменил работу?

— Город изменился. Работа тоже. А ты?

— Безработная. Никто не покупает книги. — Все только охотятся за одной.

— Ты выглядишь по-другому. Решила стать темной, красавица?

Я коснулась волос.

— Более чем.

— Этого достаточно, чтобы выжить.

— Сложно сказать, когда станет достаточно.

— Смотря кто где работает.

— Смотря кто где пьет.

— Я могу о себе позаботиться. А ты?

— Всегда.

Он снова улыбнулся мне и двинулся вдоль стойки, отправляя по ней стаканы, которые наполнял быстро, четко и артистично.

Дэни рядом со мной подавилась, сплюнула и неудержимо закашлялась. Когда я погладила ее по спине, она отпрянула и прожгла меня взглядом.

— Ты что делаешь? Пытаешься убить меня? — проскрипела она, когда снова смогла говорить. — Это же бензин! Кто станет такое пить?

Я рассмеялась.

— Со временем ты войдешь во вкус.

— Похоже, с моим вкусом и так все в порядке! — Дэни зачерпнула ладонью вишни из блюда на стойке, затолкала их в рот и спрыгнула со стула. — Взрослые такие странные, — мрачно сказала она.

— И куда это ты собралась?

— Осмотреться.

Мне не понравилась эта идея, о чем я ей и сообщила.

— Да ладно, Мак. Я суперсильная и супербыстрая. Никто не сможет меня тронуть. Это мне нужно волноваться о том, что ты остаешься одна, черепаха.

Кстати говоря, в ее словах был смысл.

— Дай мне подышать, Мак.

Она переминалась с ноги на ногу, и по ее взгляду было ясно, что она сбежит независимо от того, соглашусь я или нет. Внезапно я помимо собственной воли поняла Ровену: как заботиться о ребенке, который быстрее, сильнее и, вполне возможно, умнее тебя?

— Только недалеко и ненадолго, договорились?

— Договорились.

— И будь осторожна! — Ветер взъерошил мои волосы. Она уже исчезла.

— Что это за девочка? — Глазастик вернулся.

По хрому стойки звякнул стакан. Я выпила, скривилась, глотнула воздух. В животе полыхал пожар.

— Моя подруга.

— Хорошо иметь друзей в такое время.

— Как ты нашел это место?

— Скорее всего, так же как и ты.

— Сомневаюсь.

— Тебе удалось найти Кристиана?

Он говорил о том дне, когда я раз десять звонила на кафедру, пытаясь отыскать молодого шотландца. Я дико волновалась, потому что Бэрронс при помощи Гласа заставил меня признаться в том, что МакКелтары шпионят за ним, и боялась, что Бэрронс найдет Кристиана и что-то с ним сделает.

— Да. — Я не видела ни малейшего смысла признаваться в том, что снова потеряла его и, возможно, навсегда.

— А ты давно его видела?

— Да. А ты?

— Тоже. Но хотел бы повидать.

— Зачем? — Я была воплощением подозрительности.

— Хорошо, когда есть друзья в такое время.

— Что ты думаешь об этом месте? — Почему он здесь? Еще один красавчик, который ищет бессмертия?

— Жизнь и смерть, красавица. Они заинтересовали меня с самого начала и будут интересовать до конца.

— И какой же яд тебя сюда тянет? Тоже хочешь стать бессмертным?

— Я бы предпочел тихое и мирное местечко. Красивую девушку. — Он рассмеялся. — Хорошую книгу.

— Прямо мужчина моей мечты. Я тоже люблю хорошие книги.

Что-то привлекло мое внимание в зеркале над баром. В кабинке за моей спиной Серая Женщина обнимала мускулистого красавца официанта, который чуть раньше играл с телом жуткой твари. Я видела одновременно и то, чем она была, и то, какой она заставляла его себя видеть. Для него она была принцессой Фейри, нечеловечески красивой, ошеломляюще сексуальной, глядящей на него с хищным обожанием.

Только я могла видеть открытые, сочащиеся гноем язвы, которыми она его гладила, через которые она высасывала из него жизнь, оставляя гнилые зубы, слезящиеся глаза, тонкую, как бумага, сухую серую кожу. Она не собиралась растягивать удовольствие. Официант не продержится и часа.

Моя рука потянулась к ножнам под плащом.

— Осторожнее, красавица, — мягко предупредил глазастик.

Я оторвалась от зеркала и взглянула на него. Он смотрел на мой плащ, на скрытую под ним руку. Но не мог же он знать, за чем я тянусь.

— О чем ты?

Он глядел мне за спину.

— Они здесь, и… что ж, ты сама узнаешь.

Большие руки вцепились в мои плечи. За мной стояли двое мужчин. Я могла их чувствовать. Большие, наэлектризованные, сильные мужчины.

— Вытащишь эту штуку, — прорычал один из них, — и мы ее отнимем и не вернем! Первое правило: это нейтральная территория. Второе правило: нарушишь первое правило — умрешь.

— Уберите руки, — процедила я сквозь зубы.

— У нас девчонка. Если хочешь снова ее увидеть, поднимайся.

Я сощурилась. Как они поймали Дэни?

— Вы ни за что…

— Мы быстрее.

— Как Бэрронс?

Ответа не было.

Что ж, я нашла загадочных приятелей Бэрронса, по крайней мере двоих из них. И у них была Дэни. Вздохнув, я поднялась со стула и уставилась в зеркало на Серую Женщину, но она не заметила этого — слишком увлеклась своим обедом в виде мускулистого официанта. Моя кровь кипела. От его прежней красоты уже ничего не осталось. Бэрронс говорил мне, что Серый Человек редко отнимает так много, что жертва гибнет. Как выяснилось, у Серой Женщины аппетит посильнее. Я поторопилась с предположением: официанту не продержаться дольше десяти минут.

Парень с мечтательными глазами отражался в зеркале. Я уставилась на него. В зеркале он выглядел иначе. Он… расплывался по краям и… был неправильным, совсем неправильным. Я вздрогнула, меня до глубины души пробрала дрожь. Я попыталась сосредоточиться, сфокусироваться на его отражении, но чем сильнее я пыталась, тем больше он расплывался. Размытый силуэт стал четким и остро взглянул на меня.

— Не говори с этим, красавица. Никогда с этим не говори.

Я охнула.

— Ты имеешь в виду с ней? С Серой Женщиной?

— С этим! — выплюнул он с таким отвращением, что я вздрогнула.

Я перевела взгляд с отражения на парня и внезапно снова смогла дышать. Он был человеком. Просто привлекательным парнем с чудесными глазами. А не тем, от чего хотелось бежать с воплями.

— С чем с «этим»?

Он непонимающе уставился на меня.

— Я ничего не говорил.

— Пошли, — раздался за моей спиной сердитый голос. — Сейчас же.

Мужчины провели меня по широкой хромированной лестнице на верхний этаж Честерса. За железными перилами гладкие стены из темного стекла опоясывали весь верхний этаж.

Я перевела взгляд с одного своего провожатого на второго. Они не проронили ни слова с тех пор, как сомкнули руки на моих предплечьях и потащили меня сквозь толпу. Я тоже. Я чувствовала, из чего они слеплены: из сдержанного насилия. Оба выглядели лет на тридцать, оба были мускулистыми. У того, кто шел слева, руки были покрыты сетью шрамов. Оба были массивными. Что-то в их глазах подсказывало мне, что лучше держать рот на замке, пока я не пойму, в какой ситуации оказалась, и не выберу наиболее разумный стиль поведения.

Когда мы поднялись по лестнице, я взглянула вниз. Официант лежал на полу. Он был мертв. Серая Женщина уже оглядывалась по сторонам в поисках новой игрушки. Мои руки сжались в кулаки. Мы шли вдоль темной стеклянной стены, пока мои спутники не заметили какие-то отличия, обозначавшие дверь: тот, кто шел справа, прижал ладонь к стеклу. Часть стены скользнула в сторону, открывая огромную комнату, полностью огороженную прозрачным с этой стороны стеклом в рамке железных перекладин. Отсюда можно было увидеть все, что происходит снаружи. По периметру потолка шли ряды небольших экранов, на которые транслировалась запись с бесчисленных камер наблюдения. Это было сердце клуба. Ничто, происходящее в Честерсе, не могло укрыться от обитателя этой комнаты.

— Привели ее, как ты и сказал, Ри.

Они втолкнули меня внутрь. Панель с тихим шипением закрылась за моей спиной. Если не считать света экранов, комната была темной. Я шагнула вперед и попыталась удержать равновесие. На секунду мне показалось, что я падаю, но это была иллюзия — пол в комнате тоже был сделан из прозрачного стекла. В комнате было так темно, что я видела только очертания: рабочий стол, несколько стульев и столик. В дальней части комнаты спиной ко мне стоял человек. Все, что находилось под нами, прекрасно просматривалось. От этого каждый шаг казался мне шагом в пропасть.

— Стеклянный дом, а, Риодан?

Когда я в первый раз набрала номер IYCGM, Риодан сказал мне, что живущему в стеклянном доме не следует бросать камни, намекая, что мои цели ничуть не благороднее целей Бэрронса. А теперь он сам стоит в стеклянном доме, наблюдая за собственным миром. Считает свои намерения благими? Я сузила глаза. За комнатой, в которой мы находились, была еще одна, и там было еще темнее. Риодан внимательно наблюдал за тем, что пряталось в ее сумраке.

После паузы он сказал, не оборачиваясь:

— Зачем ты пришла, Мак?

— Почему ты скармливаешь людей Невидимым?

— В моем клубе нет насилия, Мак. Только желание. Взаимное.

— Они не понимают, что делают.

— Это не мои проблемы.

— Они умирают. Кто-то должен открыть им глаза на происходящее.

— Они влюблены в смерть.

— Они запутались, потеряли ориентиры.

— Это не мои проблемы.

— Ты же можешь что-то с этим сделать!

— И поэтому должен? — спросил Риодан. — То, что находится внизу, кажется тебе дружелюбно настроенной толпой? Они балансируют на грани очередных беспорядков, а ты хочешь, чтобы я сыграл роль духовного наставника? Людей распинали и за меньшее. Я видел достаточно железнодорожных катастроф, чтобы знать, что бывает, когда заело стрелку, а тормоза не сработали. Все, что происходит внизу, — это очередная катастрофа, Мак. Меня теперь интересует только одно — потенциал. Бэрронс считает, что у тебя он есть.

По его тону все было ясно.

— Но ты так не думаешь, — сухо сказала я.

— Ты беспокоишь меня.

— Ты тоже меня беспокоишь.

Я сделала еще несколько шагов. Мне хотелось узнать, за чем он наблюдает. Как и Бэрронс, и мои провожатые, Риодан был высок и хорошо сложен. Интересно, это обязательное условие для тех, кем они являются: слабакам среди них не место? Он был одет в темные брюки и накрахмаленную белую рубашку, рукава которой закатал, открыв мускулистые предплечья. Серебряный браслет, такой же как у Бэрронса, блестел на его запястье.

— Кажется, все считают тебя решением проблем, не так ли? — спросил Риодан.

Я пожала плечами.

— Не все. Ровена так не считает.

— А тебе не кажется, что ты сама можешь быть проблемой?

— Что ты имеешь в виду?

— Как по-твоему, почему ты так часто сталкиваешься с Книгой, которую безуспешно ищут все остальные? Даже знаменитый Дэррок не смог к ней подобраться. Книга получает свое — невидимое, — пережевывает и выплевывает. Но никто из тех, кто действительно этого хочет, Книгу не нашел. За исключением тебя.

— Я детектор ОС, — напомнила я ему. — Единственная, кто может ее ощутить. Вот тебе и потенциал.

— Именно. Потенциал, но какой? Ты не думала о том, что, может, это не ты находишь Книгу — это она тебя находит?

— То есть?

— Как по-твоему, чего хочет Книга, Мак?

— Откуда мне знать? Смерти. Разрушения. Хаоса. Того же, что и остальные Невидимые.

— Чего бы хотела ты, будь ты Книгой?

— Я отличаюсь от нее, но это просто. Я бы хотела быть не Книгой.

— Может, не так уж и отличаешься. Возможно, она тоже хочет быть не Книгой.

— Но у нее есть другие формы. Она еще и Тварь.

— А Тварь хоть кому-нибудь навредила? Разве она не сделала бы этого, если бы могла? Разве это не в ее природе?

Я смотрела на спину Риодана, обдумывая его слова.

— Ты хочешь сказать, что Тварь — это просто чары? Она, как и любой Фейри, создает иллюзию?

— Что, если ее единственная форма — это книга? Которая не может ходить, говорить, двигаться и что-то делать самостоятельно?

— Ты полагаешь, что она захватывает людей, только чтобы обрести тело?

Он поднял голову к экранам под потолком.

— Я не знаю, просто взвешиваю все варианты. Если достаточно долго наблюдать за ними, можно понять, чего они хотят. Невидимые, как изголодавшиеся узники, жаждут того, чего Король не вложил в них во время создания. Что, если Книга хочет стать материальной? Стремится обрести мобильную форму, которая может существовать автономно? Тело, которое можно удержать под контролем? Собственную жизнь?

— Тогда зачем ей убивать людей, которых она захватывает?

— Возможно, она и не убивает. Возможно, они ломаются, как куклы. Или какой-то части их сознания удается перехватить контроль на несколько мгновений и остановить Книгу единственным способом, который у них имеется. Или Книга просто тянет время, дожидаясь подходящего момента. Она может обладать способностью Фейри к предсказанию вероятного будущего, аккуратно подталкивая ход вещей к определенному итогу. Книга когда-нибудь говорила с тобой?

— Да.

— Бэрронс сказал, что она назвала тебя по имени.

Я никогда ему об этом не говорила. Наверное, он слышал слова Книги в ту ночь. А я-то думала, что голос раздается только в моей голове.

— И что? Я не знаю, откуда ей известно мое имя. — Риодану нравилась игра в «возможно». Я тоже могла в нее сыграть. — Возможно, Книга знает всех. Я не понимаю, к чему ты ведешь, но она меня отталкивает. Я с трудом могу приблизиться к ней. Во мне слишком много добра, в ней — зла.

— Да неужели? — Это просто не могло прозвучать еще суше.

— Что «неужели»?! — вскинулась я.

— Добро и зло — это две стороны одной монеты, Мак. Стоит подбросить монету в воздух, и она вполне может упасть не той стороной. Возможно, Книга знает о тебе что-то, что отличает тебя от других. Возможно, именно поэтому она хочет заполучить тебя. Считает, что стоит тебе сменить сторону — и ты будешь стоить дороже всех остальных.

В том, что он говорил, не было смысла. И это меня пугало.

— Например? И, если уж на то пошло, почему Книга до сих пор мной не завладела? У нее было много возможностей.

— Дэррок тянул время, выжидая идеального момента. Возможно, ты еще не готова к превращению. Вечная жизнь дает им вечное терпение. Если ты проживешь достаточно долго, то сможешь ощутить, что если день тебя развлекает, значит, он прошел не зря. А все чувства касательно верного и неверного, вся мораль, все ценности могут перестать существовать.

За исключением двух положений, которые включают в себя все, — покой и изменение. Классическое мировоззрение Фейри. Ну да, бессмертие приведет к этому.

— Итак, ты думаешь, что Книга развлекается, выжидая нужного момента для удара? Очнись. Нужный момент для удара по мне не наступит.

— Высокомерие, как и злость, обычно становится фатальной ошибкой.

— Дэррок меня потерял. Он не получил того, что хотел. Я все еще на ногах. Все еще сражаюсь. И я никогда не переметнусь на другую сторону, — холодно сказала я.

— Ты все еще на ногах благодаря ей, Мак. — Он кивнул в сторону комнаты, за которой наблюдал. — Не забывай об этом. Никогда не видел ничего похожего, хотя видел я предостаточно.

Я подошла к нему и уставилась в комнату. С такого расстояния я могла различить, что там происходит. В комнате стояла Дэни, окруженная четырьмя мужчинами. Она с рычанием вертелась, угрожая им мечом.

— Причинишь ей боль, и я тебя убью, — сказала я Риодану.

И не важно, что он на фут выше меня и в два раза тяжелее.

— Она сказала то же самое, имея в виду тебя.

Внезапно Дэни развила гиперскорость, все они исчезли, затем Дэни снова появилась, окруженная четверкой мужчин.

— Она не оставляет попыток выбраться с тех пор, как я ее там запер. Интересно, как долго она продержится?

Без еды недолго, но я не собиралась ему этого говорить. Я посмотрела на Риодана.

Он повернулся ко мне и взглянул на меня сверху вниз. Красивый, пугающий. Его глаза были самыми ясными из всех, что я видела. У этого человека не было внутренних противоречий. Быть тем, кем он есть, для него не составляло проблемы.

Мы смотрели друг на друга.

— Черное тебе идет, — пробормотал он. — Бэрронс видел тебя такой?

— Вечное терпение, — проговорила я.

Узел его галстука был ослаблен, ворот белой рубашки расстегнут, и было видно, что шея Риодана покрыта шрамами. Один, длинный и жуткий, тянулся с левой стороны от плеча до самого уха. Не нужно было быть медиком, чтобы определить — он давно исцелился от раны, от которой большинство людей погибли бы. Насколько давно?

— Сегодняшний день тебя развлекает, Риодан?

Его губы изогнулись в усмешке. Он посмотрел на Дэни и после паузы кивнул.

— Да. Больше, чем последние… годы.

— Ей тринадцать.

— Время это исправит.

— Ты беспокоишь меня, Риодан.

— Взаимно. Позволь дать тебе совет, Мак. Жизнь — это океан, полный волн. Все они опасны. В любой можно утонуть. При определенных условиях даже мелкая зыбь может стать бурей. Прыгать с волны на волну — развлечение для резерва. Выбери одну и оседлай ее. Это увеличит твои шансы на выживание. — Он посмотрел на Дэни, затем сказал: — В моем доме есть правила.

— Твои дружки назвали мне первые два. Нейтральная территория. Нарушишь правило — умрешь.

— Никаких убийств Фейри в моем клубе. «В моих стенах» означает — «под моей защитой».

— Я только что видела, как защищенный Фейри убил человека.

— Если людям хватает глупости прийти сюда, они достаточно глупы, чтобы умереть.

— Это значит, что я тоже могу убивать людей? — мило поинтересовалась я.

Были две конкретные личности, которые привлекли мое внимание. Дерек О'Баннион — младший брат ирландского гангстера, которого я убила, сначала украв у него Копье Судьбы, — на данный момент правая рука Гроссмейстера, пересекал танцпол под моими ногами. С ним была Фиона, женщина, которая раньше работала в «Книгах и сувенирах Бэрронса», а потом попыталась убить меня и Бэрронс ее уволил.

Не хватало только самого Гроссмейстера и четырех принцев, чтобы все мои враги собрались в одном месте.

— Особое правило лично для тебя, Мак. В моем клубе тебе не позволено убивать никого, ни людей, ни Фейри. Драться будешь вне этих стен. И если вера Бэрронса в тебя окажется необоснованной, ты нигде не сможешь от меня скрыться. Мы все придем за тобой.

Я не стала отвечать на его угрозу.

Риодан постучал по стеклу и махнул левой рукой. Трое мужчин исчезли. Дэни мигнула. Затем внезапно один из его людей приставил ее меч к ее горлу.

— Еще раз появишься в моем клубе с оружием, и мы отнимем его навсегда. Надеюсь, это прозрачный намек?

— Как пол под ногами.

 

17

Я чувствовала себя королевой отверженных — враждебность и напряжение были всюду, куда ни повернись. Я все время рисковала и никогда не выигрывала.

Прошлой ночью я поняла, что не только у меня нет кредита доверия. Ни один из игроков на дублинской доске не доверял другим. Я совершила ошибку, подумав, что раз уж Бэрронс выбрал Риодана в качестве моей страховки и поддержки, то Риодан, когда я с ним встречусь… ну, поддержит меня.

Он не только не поддержал, он подверг сомнению все мои мотивы, поставил под вопрос мою сущность. Перекрутил все так, словно Книга охотится за мной, почуяв во мне нечто родственное. Я была так же далека от зла, как Северный полюс от Южного.

— Бросать камни, блин, — пробормотала я.

Риодан стоял в своем стеклянном доме, позволял Невидимым охотиться на людей и обвинял меня в беспринципности.

Настроение было ужасным. Нам с Дэни пришлось почти что красться к нашему пристанищу, когда четверка «людей» Риодана вышвырнула нас из Честерса.

Глаза Дэни лихорадочно светились, она плевалась от ярости, но на побледневшем лице, несмотря на браваду, я видела страх. И я ее понимала. Стоило мне решить, что я наконец стала значимой фигурой на доске, не пешкой, а ладьей или слоном, как появлялся король или ферзь, чтобы напомнить мне, как мало я на самом деле значу.

Меня уже тошнило от этого.

Я лежала на кушетке, не в силах заснуть — спать в чужой кровати было странно, — потом вертелась почти до рассвета. Затем заснула как убитая на несколько часов и проснулась от ветра, треплющего мне волосы по мере того, как Дэни сновала туда-сюда: вжик-вжик, вжик-вжик.

Я спустила ноги с края кровати и села, наблюдая за размытым силуэтом. В аббатстве Дэни было плохо по многим причинам, но там она постоянно была чем-то занята. В ней было слишком много энергии, ума и беспокойства, чтобы оставлять ее без дела надолго.

Когда я попросила ее отправиться шпионить в аббатство, чтобы выяснить, когда Ровена планирует отправить девушек на вылазку в Дублин, Дэни просияла от перспективы хоть чем-то заняться.

— Никто даже не узнает, что я там, — пообещала она, хватая меч и плащ и забрасывая рюкзак на плечо. — Когда ты хочешь, чтобы я вернулась?

— Главное, чтобы до заката.

Она ушла, а я бездумно уставилась на камин. Дом, который мы оккупировали, остался, как и весь остальной Дублин — за исключением Честерса, который наверняка был оснащен целым залом с генераторами, — без газа и электричества. Было не только темно, было холодно. И, конечно же, снова шел дождь. Я подоткнула стеганое одеяло, которое стащила из спальни наверху, закуталась в него и села, стуча зубами. Парочку зубов я отдала бы за чашечку кофе. Где В'лейн, когда он так нужен? Оценив взглядом стопку дров, я начала размышлять над тем, где предыдущий хозяин мог держать спички.

Открылась кухонная дверь.

— Ты что-то забыла, Дэни? — окликнула я.

В проеме между кухней и гостиной застыл силуэт.

— Я уже начал думать, что этот ребенок никогда не уйдет, — ответил глубокий музыкальный голос.

У меня не было сумасшедшей скорости Дэни — но я почти ее достигла. В первый момент я сидела и жалела себя, во второй — прижалась спиной к дальней стене, сжимая копье.

И в этот же миг мне пришлось понять жестокую истину: как бы меня это не возмущало, но, даже став сильнее, чем раньше, я была недостаточно сильной.

Мне все еще нужны союзники.

Мне нужна татуировка Бэрронса и имя В'лейна на языке, хотя ни на то, ни на другое я не могу полностью положиться. Мне нужен Джайн и его люди, и мне нужны ши-видящие. И я ненавижу в ком-то нуждаться.

— Я принес тебе кофе, МакКайла, — сказал Гроссмейстер, входя в комнату. — Я слышал, что ты любишь крепкий и сладкий, с большим количеством сливок.

— И от кого ты это слышал?

Меня трясло. Я прикусила язык до крови и сосредоточилась на боли, чтобы унять дрожь.

— От Алины. Она много о тебе рассказывала. Но она говорила, что ты ее подруга, а не сестра. Она прятала тебя от меня. Подумай об этом, когда будешь вспоминать о ней. Зачем ей скрывать твое существование? Наверное, она чувствовала, что мне не следовало доверять. Но она все равно выбрала меня. Все равно меня любила.

— Она не любила тебя. И ты лжешь. Скорее всего, ты нашел и прочитал ее дневник.

— А она писала в своем дневнике о том, какой кофе ты предпочитаешь? Жалкое объяснение, МакКайла.

— Значит, ты просто догадался. Убирайся из моего дома!

Я посмотрела на автомат, который лежал на полу возле кушетки. Нужно было схватить и его, но, услышав голос Гроссмейстера, я сорвалась с места, и это был чистый инстинкт, без проблеска мысли. Копье оказалось у меня по единственной причине — оно лежало у меня на коленях, когда он вошел. Гроссмейстер когда-то был Фейри, но Королева Видимых наказала его, превратив в смертного. Теперь он был человеком, накачанным плотью Невидимых. Смогу ли я убить его из автомата? Мне очень хотелось попробовать. Вряд ли Гроссмейстер подпустит меня настолько, чтобы я могла воспользоваться копьем. А еще меня удивляло то, что он подошел так близко ко мне без сопровождения Фейри, способных телепортироваться.

— Садись и пей свой кофе. И убери копье. — Гроссмейстер посмотрел на камин, пробормотал несколько слов, и пламя взметнулось над холодными бревнами.

— Как ты это сделал? Ты не Фейри.

— Не только Фейри играют на этом поле. Твой знаменитый благодетель хорошо меня обучил.

— В'лейн? — спросила я.

— Нет.

Что-то во мне замерло.

— Бэрронс?

— Он многому научил меня. В том числе и Гласу. На колени.

— Поцелуй меня в задницу.

— Я сказал: на колени передо мной.

Я резко втянула в себя воздух. Многослойный голос резонировал, откликался эхом, давил на меня, пытался проникнуть в сознание, сделать его волю моей. Этот Глас был так же силен, как тот, что однажды опробовал на мне Бэрронс.

Я улыбнулась. Это раздражало, но не более того. Похоже, я все-таки нашла то место в себе, за которым отправлял меня Бэрронс, сказав, что оно даст мне силу сопротивляться Гласу. Плохо то, что я все еще не понимаю, что это за место, и понятия не имею, как пользоваться Гласом. Но зато он больше на меня не действует. Я свободна. Это еще одно изменение во мне. Еще одна сила.

— Нет, — сказала я.

И шагнула за оружием.

— Посмотри в окно. — Это было предупреждением. — Коснись оружия, и они исчезнут.

Я посмотрела и вздрогнула.

— Дэни.

— Она почти так же впечатляет, как и ты. Если бы она могла чувствовать Книгу, ты бы мне не понадобилась. Но она этого не может, и ты мне нужна. Поэтому нам с тобой так или иначе нужно прийти к соглашению. Сядь, спрячь копье, выбрось из головы глупости вроде попытки в меня выстрелить и слушай.

Я бы ни за что не подчинилась, но за окном, под холодным серым дождем два принца Невидимых держали Дэни.

По ее щекам струилась кровь, и она сильно дрожала. Но не от холода. На нее не попадали капли. Наверное, принцам не нравилось мокнуть. Дэни дрожала от жара. Разрушительной похоти.

Ее меч сиял белым светом, забытый в глубокой луже на грязной лужайке. Я знала, что Невидимые не могли коснуться его. Но каким-то образом они заставили Дэни бросить его, точно так же как Гроссмейстер раньше заставил меня бросить копье.

Я начинала думать, что проиграла. Вот и все, чем обладали ши-видящие. И на что мы годны при всех этих ограничениях? Нас просто сталкивали с дороги.

Я пододвинула стул к окну, чтобы иметь возможность постоянно наблюдать за Дэни. Не знаю, что бы я сделала, если бы принцы решили удержать ее другим способом, но я бы что-то сделала. Сейчас они стояли и были одеты. И лучше им такими и оставаться. Я смотрела на двух принцев, которые вывернули меня наизнанку. Которые чуть не отняли у меня душу. Однажды я убью их, пусть даже это будет последнее, что я сделаю в своей жизни. Но мне хватило ума, чтобы понять — этот день еще не настал.

— Говори, — напряженно потребовала я.

И Гроссмейстер заговорил. Я потягивала кофе — раздражающе вкусный, — а Гроссмейстер рассказывал мне, как его вышвырнули из страны Фейри за то, что он бросил вызов Королеве и собирался вернуть свою расу на древний путь, чтобы Фейри поклонялись, как богам, которыми они и являлись, и им не приходилось жить, словно овцам, по соседству с жалкими людьми.

Он рассказывал, как Королева лишила его сущности Фейри и превратила в смертного, о том, как он оказался в нашем мире, одинокий хрупкий человек. Его вышвырнули без одежды, без оружия, без денег, и он оказался посреди Манхэттена, на станции метро. В первые же минуты он едва не погиб — на него напала группа жестоких людей, одетых в кожу и цепи, с бритыми головами и крепкими кулаками.

Гроссмейстер рассказал мне, что некоторое время был не в себе, в ужасе от тела, которое ощущало боль, которое должно было есть, пить и испражняться. Он узнал о существовании микробов и боялся смерти спустя столько сотен тысяч лет, в течение которых даже помыслить о ней не мог. Он скитался, у него не было места, где можно отдохнуть, денег и даже понимания, как обращаться с новой, смертной и слабой формой, которая так много требовала и причиняла столько страданий. Он — бог — вынужден был рыться в человеческих отбросах, чтобы прокормить свое тело. Ему пришлось убить, чтобы получить одежду, пришлось шарить по помойкам, как животному. Он изучал свое новое окружение, стараясь найти способ выжить, и делал все, что мог, чтобы добиться большего, чем простое выживание.

Он хотел отомстить.

— Вот видишь, — сказал Гроссмейстер. — Мы с тобой не так уж отличаемся друг от друга, не правда ли? Нам обоим нужно одно и то же. Вот только ты выбрала неверный путь.

— А ты нет? — Я фыркнула. — Оставь меня в покое.

Он рассмеялся.

— Перспективы, МакКайла. Твои перспективы искажены.

Он рассказывал мне, как шаг за шагом выбирался из пропасти, в которой оказался.

Когда Гроссмейстер наконец научился обеспечивать свои низменные потребности, он сделал удивительное открытие: его новая форма чувствовала не только нужду. Тоска и бесстрастие бессмертия начали исчезать. Страх смерти пробудил неожиданные стороны его натуры. В нем проснулись чувства, которые Фейри никогда не испытывал и испытывать просто не мог. Сумасшествие сменилось чистой похотью, но затем разум вернулся. Гроссмейстер взял свое существование под контроль, начал искать силу в человеческих сферах, преследуя личные цели.

Знания Фейри и сотни тысяч лет существования давали ему явное преимущество. Он знал, где искать то, что ему нужно, и как этим пользоваться.

Он обнаружил два Мерцающих зеркала на аукционе в Лондоне, рискнул жутким проклятием Крууса, но нашел путь в реальность Невидимых, где и заключил соглашение с корыстными Охотниками, чтобы вернуть принадлежащее ему по праву и отнятое у него по ошибке — сущность Фейри.

Гроссмейстер учился у колдуна в Лондоне, а позже украл у него бесценные копии страниц, вырванных из «Синсар Дабх». Копии он позже передал Бэрронсу в обмен на краткий курс друидских искусств, в которых преуспел благодаря интеллекту и глубокому пониманию космоса, оставшимся в нем от Фейри.

— Почему Бэрронс просто не отнял у тебя страницы?

— В то время у нас были общие цели. Он не убивает никого, кто в будущем может оказаться ему полезным.

Корыстный до мозга костей. Вполне правдоподобно.

— Кто он такой?

— Лучше подумай о том, кем он не является. Он не тот, кто преследовал меня за то, что я сделал с тобой. Разве это не говорит тебе о многом, МакКайла? Ты для него — всего лишь инструмент. Его инструмент снова работает. Он доволен.

— Как страницы были вырваны из «Синсар Дабх»? — Я быстро сменила тему. Если игнорировать нож, только что вонзившийся мне в сердце, он ведь может и исчезнуть.

Гроссмейстер пожал плечами. Он не знал. Страницы сделали свое дело. Теперь он хотел получить оригинал. Он продолжал собирать всю силу, до которой мог дотянуться. Охотники научили его есть низших Невидимых, чтобы защитить хрупкое смертное существование.

— Почему они помогают тебе?

— Я обещал им свободу. И я им ее дал.

Он был героем для Невидимых, сказал он мне, и вскоре Видимые тоже признают его. Да, он не подчинился их Королеве. Как и множество других, хотя никого больше не наказали так жестоко. Разве его преступление заслужило смертного приговора? Были Видимые, которые чувствовали то же, что и он, и хотели возвращения древних путей. Его единственное преступление заключалось в том, что он попытался дать своим собратьям то, чего многие из них так давно желали. Его следовало бы наградить за то, что он заслонил собой собратьев. Даже люди противились такому жуткому наказанию, хотя их до смешного короткая жизнь ничего не стоила. Он же потерял вечность за одно нарушенное правило. Он хотел ее вернуть. Что в этом плохого?

Когда Гроссмейстер замолчал, я махнула рукой.

— Я раньше этого не видел, — сказал он.

— Это миниатюрный проигрыватель для песни «сердце кровью обливается». Что мне до твоих причин? Ты сделал меня при-йа. — Я сощурилась, изучая его. Был ли он четвертым? Касался ли меня этот монстр?

— Ты сама сделала себя при-йа. Я предлагал тебе другие варианты. Ты отказалась.

— Ты вправду думаешь, что Невидимые будут повиноваться тебе, после того как выбрались из долгого заключения?

— Это я освободил их. Я теперь их король.

— И что мешает одному из них убить тебя и самому охотиться за Книгой?

— Они слишком опьянели от свободы, чтобы задумываться о будущем. Они празднуют. Трахаются. Они не думают.

— И как долго, по-твоему, это продлится? Ты ведь даже не Фейри.

— Я стану им снова, как только получу Книгу.

— Если никто из них не убьет тебя раньше. Гроссмейстер отмахнулся.

— Невидимые не хотят править. После целой вечности в аду они хотят лишь быть свободными и утолять свой голод. — Его лицо стало бесстрастным, словно высеченное из мрамора. — Но я не стану объяснять поведение моей расы обычному человеку.

В этот момент я прекрасно видела ледяного высокомерного Фейри, которым он когда-то был и станет снова, стоит ему получить хотя бы мизерный шанс. Гроссмейстер говорил, что опыт смертной жизни изменил его. Даже если и так — а я в этом сильно сомневалась, — он с легкостью изменится снова. В мгновение ока.

— Ты сам сейчас вполне «обычный», приятель. Каннибал, паразитирующий на собственной расе. Я слышала, что у Светлого двора есть за это особо жуткое наказание.

— Тогда надейся, что они не узнают о тебе, МакКайла, — холодно ответил он.

Долгое время мы смотрели друг на друга, потом Гроссмейстер отбросил волосы назад и сверкнул улыбкой, которая должна была очаровывать. В другое время и в другом месте, если бы я не знала, кем или чем он является, это могло бы сработать. Он был прекрасен, в нем чувствовались порода и сила, а рваный шрам на лице делал его еще более загадочным. Наверное, Алина при встрече нашла его просто восхитительным. В Ашфорде, в Джорджии, не было никого, даже отдаленно похожего на Гроссмейстера.

Словно прочитав мои мысли о ней, он сказал:

— Я приехал в Дублин, потому что получил информацию о том, что «Синсар Дабх» в городе. Именно тогда я встретил твою сестру.

У меня внутри все застыло. Я хотела услышать об Алине, пусть даже и от него. Мне дико хотелось узнать о последних днях моей сестры.

— Как вы познакомились?

Он вошел в паб, где она сидела с друзьями. Она подняла глаза, и он почувствовал, как все остальные люди словно растаяли, превратились в бессмысленный фон, остались только он и она. Позже Алина сказала ему, что почувствовала то же самое.

Они провели вместе целый день. И ночь. И следующий день, и так далее. Они были неразлучны. Гроссмейстер узнал, что Алина отличается от других людей, что она тоже страдает от нового для нее существования, которого не понимает и с которым не знает, как справиться. Они учились вместе. Он нашел союзника в своей погоне за Книгой, на пути к своей цели — снова стать Фейри. Они были предназначены друг для друга.

— Ты лгал ей. Ты притворялся ши-видящим, — обвиняла я. — Иначе Алина ни за что не стала бы тебе помогать.

— Это ты так говоришь. А я думаю, что стала бы. Но она была непостоянной, и я не хотел рисковать. Она будила во мне чувства, которых я не мог понять. Я дарил ей чувства, которых она желала больше всего на свете. Я сделал ее свободной. То, как она смеялась… — Он замолчал, и по его губам пробежала слабая улыбка. — Когда она смеялась, люди оборачивались и смотрели ей вслед. Это было… У людей есть точное слово. Счастье. Твоя сестра познала его.

Я ненавидела Гроссмейстера за то, что он слышал ее смех, за то, что он знал, что Алина была счастлива, даже за то, что он прикасался к ней — он, монстр, который организовал изнасилование, искалечившее мои тело и душу. Наверное, эта ненависть горела в моих глазах, потому что его улыбка поблекла.

— Я сказал тебе правду. Я не убивал Алину, а это значит, что рядом ходит тот, кто это сделал. Ты уверена, что я злодей. Но что, если истинный виновник ближе к тебе, чем ты думаешь?

— Я снова подвожу итог: ты сделал из меня при-йа, — отрезала я и тут же забросила удочку. — Ты натравил на меня четырех принцев Невидимых.

— Трех.

Я уставилась на него. Я знала, что был четвертый.

— Ты был четвертым?

— В этом не было бы смысла. В данный момент я не Фейри.

— Тогда кто был четвертым?

Мои руки сжались на коленях. Быть изнасилованной — само по себе достаточно плохо. Но быть изнасилованной и не знать, кем был четвертый насильник, — еще хуже.

— Четвертого не было.

— Не верю ни единому твоему слову.

— Четвертый принц Невидимых был убит сотни тысяч лет назад в битве между Королем и Королевой. Этот ребенок, — Гроссмейстер взглянул в окно, — убил еще одного принца, когда я пытался забрать тебя из аббатства.

Внезапно воспоминание всплыло на поверхность: я лежала на холодном полу, веря, что спасение близко. Рыжеволосый воин. Меч. Я помнила. Мне было стыдно за это воспоминание. Тогда я хотела прикончить Дэни за то, что она убила моего «хозяина». И я все еще злилась на Дэни за то, что она убила принца, — но теперь уже по совершенно иной причине: я сама хотела расправиться с этими ублюдками.

— Принцы жаждут мести. Они хотят, чтобы я позволил им взять ее. Они подчиняются мне.

Я смотрела на Гроссмейстера. Я не упустила угрозы, но все еще пыталась переварить известие о том, что четвертого принца не было. Разве мог Гроссмейстер не знать, что их было четверо? А был ли четвертый? Или он мне привиделся?

— Что пытался сделать из тебя Бэрронс, МакКайла? А В'лейн? Инструмент, служащий их целям. Они ничем не отличаются от меня. Я лишь действую более прямыми методами. И более эффективными. Все пытаются тебя использовать. — Он снова посмотрел в окно. — Если бы не ее вмешательство, я бы уже добился успеха. Я бы получил «Синсар Дабх» и вернулся к Фейри.

— Оставив наш мир в полном беспорядке.

— А что сделал бы Бэрронс? Или В'лейн?

— Они по крайней мере попытались вернуть стены.

— Ты уверена?

— Ты просто хочешь заставить меня сомневаться во всем.

— Если ты найдешь для меня «Синсар Дабх», МакКайла, я отзову Невидимых и восстановлю порядок в твоем мире.

Ни слова о восстановлении стен.

— И вернешь мне мою сестру? — сухо спросила я.

— Если пожелаешь. Или же ты сможешь навестить нас в Фейри.

— Не смешно.

— Я и не шучу. Можешь верить или не верить, но Алина много значила для меня.

— Я видела ее тело, ублюдок!

Его веки опустились, губы сжались.

— Я тоже. Но это было сделано не мной и не по моему приказу.

— Она сказала, что ты гонишься за ней! Что она боится, что ты не выпустишь ее из страны! Она хотела вернуться домой!

Его глаза распахнулись. Он был удивлен. Будь он человеком, я бы подумала, что ему больно.

— Алина так сказала?

— Она плакала по телефону и пряталась от тебя!

— Нет. — Гроссмейстер покачал головой. — Не от меня, МакКайла. Я не верю, что она считала меня врагом. Она слишком хорошо меня знала. Да, Алина меня разоблачила. Выяснила, кто я. Но она меня не боялась.

— Прекрати мне лгать!

Я вскочила на ноги. Это он убил Алину. Я должна в это верить. В огромном море неизвестности, в которое превратилась моя жизнь, это был мой спасательный плот. Гроссмейстер был плохим парнем. Он убил Алину. Это для меня абсолют. Неопровержимая истина. Я не могу в ней сомневаться. Иначе я не выживу в состоянии полной паранойи.

Он сунул руку под плащ, вынул фотоальбом и бросил его на кушетку.

— Я ожидаю, что ты вернешь мне его. Он мой. Сегодня я пришел с миром, — сказал Гроссмейстер. — И предложил тебе еще один шанс как альтернативу войне между нами. В прошлый раз ты мне отказала. Помнишь, что я сделал? Три дня, МакКайла. Я приду за тобой через три дня. Будь готова. Лучше добровольно.

Гроссмейстер посмотрел в окно. Снова полез за пазуху и на этот раз достал амулет на толстой золотой цепи. Амулет засветился от его прикосновения. Некоторое время Гроссмейстер смотрел на него, потом перевел взгляд на меня, словно сомневаясь, стоит ли пробовать. Я была ши-видящей и Нулем, неподвластным магии Фейри. Сработает ли амулет против меня?

Ожидай чего угодно, напомнила я себе. Предположений строить нельзя.

— Я оставлю тебе девочку. Сегодня. Она — мой подарок тебе. Я могу сделать много, много подарков. Но следующая плата, которую я потребую, будет… как вы говорите… невосполнимой. — Он постучал по стеклу и кивнул.

Принцы исчезли.

Дэни упала в лужу.

Гроссмейстер пропал.

— Они заставили меня выбросить меч, Мак, — сказала Дэни, стуча зубами.

Я осторожно стирала кровь с ее щек.

— Я знаю, милая. Ты мне говорила. — Семь раз за последние три минуты. Это было все, что она сказала с тех пор, как я помогла ей выбраться из лужи, нашла металлический чайник, откупорила две бутылки воды, нагрела воду на огне, который Гроссмейстер оставил гореть, и начала ее умывать.

— Не знаю, как ты выжила, — сказала Дэни и заплакала.

Я вытирала ее щеки, расчесывала пальцами волосы, гладила и похлопывала по спине, как делали мама и Алина всякий раз, когда я плакала.

Плакала она ужасно. Так, словно прорвалась наконец давно сдерживаемая гроза. Подозреваю, что Дэни плакала о вещах, о которых я ничего не знала и могла никогда не узнать. Дэни была очень скрытной. Она плакала так, словно ее сердце разрывалось. Казалось, она может выплакать собственную душу, и я обнимала ее, думая о том, насколько же странная штука жизнь. В Ашфорде я считала, что живу на полную катушку.

Я понятия не имела о том, что такое жизнь и любовь.

Жизнь не кипит на солнышке в красивых местах. Жизнь пускает самые сильные корни там, где дождь льется на огромную кучу дерьма для удобрения. Да, иногда любовь растет и в мире, но закаляется она только в битвах. Папа когда-то рассказал мне — когда я обмолвилась о том, какие у него с мамой прекрасные отношения, — что мне стоило бы посмотреть на первые пять лет их совместной жизни. Они дрались, как непослушные дети, врезались друг в друга, словно гигантские камни. И вышло так, что они прогнули друг друга именно таким образом, что смогли идеально совпасть, стать единой стеной, все их острые углы и вмятины сошлись, ее силы заполнили трещины в его броне, а ее слабость оказалась прикрыта его силой.

Я начала рассказывать Дэни о своих родителях. О том, как это было — расти в счастливом доме на Глубоком Юге. О жарких днях, которые пахли магнолией, о медленно крутящихся вентиляторах и вечеринках у бассейна. Девочка застыла в моих объятиях. Через некоторое время она перестала плакать и прислонилась к спинке кушетки, глядя на меня, как бродячая кошка, подобравшаяся к окну ресторана.

Когда Дэни умчалась в аббатство, я осторожно засунула альбом, брошенный Гроссмейстером на кушетку, в свой рюкзак. Я не открыла его, потому что знала: на изучение этих фотографий мне понадобится время, а такой роскоши я себе позволить не могла.

И я зашагала в серый промозглый день в сторону «Книг и сувениров Бэрронса».

 

18

По пути я прошлась мимо Честерса в надежде на то, что Серая Женщина окажется поблизости. Я собиралась провести много времени, шатаясь по улицам возле клуба Риодана. «Внутри его клуба» означало — под его защитой, а вот окружающая территория была свободна для маневра.

Я шла тихо, напрягшись для битвы, готовясь ударить тварь ладонями — заморозить ее, проткнуть и исполнить победный танец на поганой туше. Но единственными Невидимыми, которые попались мне по дороге к книжному магазину, были Носороги. Шесть штук. И то, что они делали, ошеломило меня настолько, что я перестала шагать по брусчатке с копьем в ножнах, засунув руки в карманы, и вытаращилась на них, пока они таращились на меня. Думаю, у всех нас на лицах проступили большие буквы «КАКОГО ХРЕНА?». Сложно судить по их рылам и маленьким глазкам, но у меня выражение было именно такое.

Носороги натягивали провода между фонарями и устанавливали столбы вдоль тротуаров. Убирали мусор. Заменяли лампы. У них были метлы и отбойные молотки, инструменты для работы с проводкой, тачки и бетон.

Я должна была их убить. Это то, что я делала, то, для чего я была рождена.

Но они приводили Дублин в порядок.

Я хотела, чтобы в Дублине снова был порядок. Значит ли это, что скоро они включат и электричество?

— Собираетесь выгнать Теней?

Я покачала головой от нереальности происходящего: я разговаривала с Носорогом. Мне следовало бы подумать о том, может ли день быть еще более странным, но мои дни становятся все более невероятными.

— Свиньи, — хрюкнул один из них, а остальные согласно зафыркали. — Жрут все. Ничего нам не оставляют.

— Понятно. — Я решила, что позволю им окончить уборку квартала и убью на обратном пути.

Снова сунув руки в карманы, я зашагала дальше.

— Эй, красотка, хочешь жить вечно? — прохрюкал один из Носорогов мне вслед. Все они зафыркали и захрюкали, словно это была какая-то шутка. Похоже, поедание их мяса в обмен на секс действительно дает не бессмертие, а новую, неслыханную феерическую заразу. — Могу дать пососать, девочка.

Бэ.

— Ни за что, — холодно отозвалась я.

Им следовало меня отпустить. Я бы их не тронула. Но у Носорогов явные проблемы с мозгами. Я услышала, как толстые ноги топают за мной по мостовой. Их приманка не сработала, и они решили сменить тактику в пользу грубой силы. Но для этого они выбрали не ту женщину. Я ненавижу Невидимых.

— Дважды подумайте, — предупредила я.

Но, подозреваю, даже первая попытка подумать далась им нелегко.

Через несколько мгновений шесть Носорогов были мертвы, а я шагала к «КСБ», злясь на то, что пришлось убить их раньше, чем они закончили чинить фонари.

Последний раз я видела книжный магазин поздним вечером в тот адский Хэллоуин, который горел в памяти, как вторая худшая ночь в моей жизни. Тогда все фонари были разбиты. Я не знала, чего ожидать, сворачивая на улицу, которую раньше считала «дорогой домой».

Я остановилась и слабо улыбнулась. Ну конечно же.

Все дома на этой улице были сильно повреждены, и только магазин «КСБ» остался нетронутым. Элегантный фасад старомодного кирпичного здания был восстановлен, магазин выглядел безукоризненно. Прожекторы на фронтоне, сзади и по бокам дома, которые я в прошлый раз видела разбитыми, были заменены. Яркая вывеска «Книги и сувениры Бэрронса», как и прежде, висела перпендикулярно зданию на замысловатом латунном карнизе и слегка поскрипывала на ветру. Табличка за старомодными окнами в зеленых рамах мягко светилась неоном: «Закрыто». Янтарные факелы в медных держателях освещали глубокий свод известнякового портика над главным входом. Между колоннами поблескивали на свету резные вишневые двери со стеклянными вставками.

Наверное, магазин много значил для Бэрронса, раз уж он пошел на такие затраты. Или это просто сентиментальность? А может, его собственность, его заявление миру, что никто и ничто не сможет отнять у него то, что принадлежит ему?

Я вошла под арку и коснулась двери. Не заперто. Я открыла ее.

Никогда не устану описывать впечатление, которое производит магазин. Стоит справиться с ощущением искаженного пространства — словно открываешь старую телефонную будку, а внутри оказывается Библиотека Конгресса, — и понимаешь, что никогда еще богатство и комфорт не сочетались так удачно.

Главный зал примерно двадцать пять метров в длину, двадцать в ширину, а украшенный фреской потолок находится на высоте пятого этажа. На втором, третьем, четвертом и пятом этажах все стены увешаны книжными полками. За элегантными перилами видны небольшие проходы, а лестницы, скользящие по рельсам, позволяют добраться до каждой секции.

Но большую часть времени я проводила на первом этаже, где забитые последними громкими новинками открытые книжные шкафы стояли на полированном полу между плюшевыми коврами. Две кушетки, повернутые друг к другу, кричаще дорогие, но очень удобные диваны и парчовые стулья под мягкими покрывалами стояли возле моего любимого спасения от дублинской сырости и дождя — богато украшенных газовых каминов.

Я посмотрела на аккуратный стенд для журналов (к сожалению, устаревших) и на свою конторку. И улыбнулась старомодной кассе с крошечным серебряным колокольчиком, который звонил всякий раз, когда я выдвигала ящик.

Я подошла к стойке.

На кассе меня ждала записка.

«Добро пожаловать домой, мисс Лейн».

— Высокомерный самоуверенный сукин сын.

Рядом с запиской лежали ключи.

Интересно, что за машину он выбрал для меня на этот раз? Я потянулась к ключам, и внезапно на меня обрушилась волна эмоций, сильных и противоречивых. Каждая эмоция тащила за собой ворох воспоминаний: день, когда я впервые пришла сюда, моя злость из-за того, что я заблудилась, знакомство с Бэрронсом, моя наивная уверенность в том, что с таким человеком я никогда не буду встречаться.

— Мы и не встречались. — Я скомкала записку в кулаке. У нас был просто дикий и свободный секс. Несколько месяцев.

Я закрыла глаза, и новая порция воспоминаний захлестнула меня: ночь, когда я увидела, как Серый Человек поглощает красоту женщин, и примчалась сюда за ответом, еще не понимая, что со мной не так, но начиная подозревать, что это навсегда. Ночь, когда я согласилась на предложение Бэрронса поселиться в спальне наверху и переехала в комнату с видом на аллею за магазином. День, когда за мной приехал папа, а я поняла, что не смогу отправиться в Ашфорд, пока в Дублине не прекратится это безумие и я не вернусь с победой или мне не станет все равно, потому что меня отправят домой, как Алину, в гробу. Ночь, когда я приготовила Бэрронсу торт на день рождения, а потом съела его сама, когда торт наконец свалился с потолка.

Я вдохнула запах Бэрронса. Он был рядом, буквально в метре от меня. От желания у меня подгибались колени. Он был неутомимым любовником. Для него не было слова «слишком».

— Мисс Лейн.

Я сжала руки в карманах в кулаки и открыла глаза. Он стоял по другую сторону стойки, глаза потемнели, лицо застыло.

— Бэрронс.

— Это «хаммер».

— «Альфа»? — с надеждой спросила я.

В обсидиановых глазах мелькнула насмешка. Стал бы я довольствоваться меньшим?

— Дэни переедет сюда, — сказала я.

— Дэни вернется в аббатство.

— Тогда я тоже туда вернусь.

— Я слышал, что вам там не рады.

— Скоро будут рады. У меня есть план. И она мне нужна.

— Вам нужен я, — сухо сказал он. — Я думал, что вы уже это поняли.

Я поняла. Меня продолжали сбивать с ног. Да, я поднималась, с каждым разом становясь немного сильнее. Но я все еще была недостаточно сильна. Однажды я стану сильней. Но до тех пор отпугнуть моих врагов может только Бэрронс. Если IYD действительно сработал бы на Хэллоуин, он может увеличить мои шансы на выживание. Мне надоело прыгать по зыби и стараться сбежать от прилива. К добру или к худу, правильно или нет, но я сделала выбор: Бэрронс будет моей волной. Но я ни за что не буду жить с ним одна. Мне нужен буфер, а моему буферу нужно где-то ночевать.

— А почему Дэни не может остаться здесь?

— Рядом с вами она подвергается большей опасности.

— Не думаю, что она уйдет. У нее своя голова на плечах.

— Тогда попытайтесь убедить ее, что это для вашего общего блага.

— Это может занять несколько дней. — По словам Большого Г, дней у меня осталось всего три. — Дай мне хотя бы время.

Как только Дэни окажется здесь, я сделаю все, чтобы она осталась. И заставлю работать ее суперслух и другие чувства, чтобы выяснить, кто живет у Бэрронса под гаражом и как туда пробраться. Пусть он — моя волна, но не спасательный плот. Знание — вот что спасало меня от быстрины.

Некоторое время Бэрронс изучал меня, потом напряженно кивнул.

— У вас сорок восемь часов. Держите ребенка под контролем и подальше от меня. И учтите новые правила. Первое: не приближаться к Честерсу. Это означает: не находиться ближе десяти кварталов от него. Второе: всей информацией, которая относится к делу, вы делитесь со мной без предварительной просьбы. Третье: не подпускайте ребенка к моему гаражу. Четвертое: попытаетесь снова сунуть нос в мою голову, и я засуну кое-что вам в штаны.

— О! Вот это уж полная ерунда!

— Око за око. — Взгляд Бэрронса опустился на мою грудь, и я внезапно отчетливо вспомнила, как сдергивала футболку через голову, а он смотрел, как подпрыгивает мой бюст. — Или сиська за сиську?

— Не обязательно быть грубым.

— Я могу назвать множество причин быть грубым.

— Держи их при себе.

— Как изменились ваши песни!

— В твоем голосе злоба, Бэрронс. Раздражение. Что не так? Ты немного пристрастился ко мне?

Его губы вздрогнули, обнажая зубы. Я часто чувствовала их на своих сосках. И почти чувствовала их сейчас.

— Мы трахались, мисс Лейн. Даже тараканы трахаются. И жрут друг друга.

— Все там же, Бэрронс.

— Все так же, — согласился он.

О да, мы снова работали вместе. И снова были в том же месте — в «Книгах и сувенирах Бэрронса».

— Я действительно буду жить в «Бэрронсе»? Ну, то есть у Бэрронса?! — воскликнула Дэни, прыгая с ноги на ногу, спиной вперед, когда мы шагали по Темпл Бар Дистрикт.

Мы шли на встречу с ши-видящими. Дэни узнала, что группа из нескольких десятков под предводительством Кэт сегодня собирается на разведку в город.

— Нет, — сухо сказала я. — Скажем так, с Гроссмейстером и его миньонами.

— Я буду жить с Бэрронсом! Ну ни фига себе! Вот это клево!

— Тебя не беспокоит, что ты понятия не имеешь, за плохих он играет или за хороших?

— Не-а. Ни капли. — Ее глаза искрились.

Я фыркнула. Она говорила вполне серьезно. Хотела бы я вот так же не заморачиваться. Но я не могла. Для меня все еще имели значение добро и зло, я все еще думала о том, что правильно, а что нет. Это вина родителей. Они обеспечили мне уйму проблем, привив добропорядочность.

— Мы почти на месте, Мак. Я их слышу прямо впереди. — Дэни склонила голову, а потом ее глаза расширились. — Ого, Ро точно озвереет! Она велела им не вступать в бой ни при каких обстоятельствах! Просто выяснить, что к чему и сколько кого где. Надо спешить, Мак. Судя по звукам, там ничего хорошего!

У меня не было времени, чтобы приготовиться к жуткой скачке. Дэни схватила меня за руку, и мы исчезли.

Дэни встала как вкопанная прямо посреди битвы. Драка была огромной, грязной и заполнила целый квартал. Дэни нравится движение. К сожалению, она забывает, что все остальные не могут двигаться так же быстро, как она. Дэни прибыла на место с обнаженным мечом и тут же помчалась дальше на гиперскорости, а у меня ушло некоторое время на то, чтобы достать копье из ножен. Этот момент стоил мне удара по затылку, настолько сильного, что я увидела звезды, а скобки моего МакОреола разлетелись в трех разных направлениях. Зарычав, я обернулась и вонзила копье в… кажется, это все-таки была голова Невидимого. Наверное. У него были три округлые штуки на плечах, с десятками щелей, из которых начала сочиться ледяная жгучая жидкость, когда тварь упала.

А потом схватка превратилась в вихрь движения, кружения, ударов, обнуления и тычков копья. Я увидела расширенные глаза Кэт, ее испуганное лицо. Наверняка это первая ее драка, и началась она неожиданно.

Краем глаза я замечала ши-видящих между Невидимыми. Они отчаянно пытались держаться. Большую часть времени наш дар дремлет, но присутствие Фейри и особенно участие в драке заставляют способности проснуться. Я видела, что девушки перешли в новое состояние — стали быстрее, сильнее, жестче, выносливее, — но этого было недостаточно.

Страх приводит к промедлению, а промедление убивает.

Если вы когда-нибудь ехали за кем-то, кто застыл на въезде на магистраль и боится ехать дальше, движется медленно, останавливается и снова ползет, с каждой минутой все больше теряя уверенность в себе, вы поймете, о чем я говорю. Вы стоите в пробке, зажатые транспортом, перед вами мечется нерешительный, и вы знаете, что, если он собьет с толку остальных и машины не будут двигаться слаженно, рано или поздно в ваше авто кто-то врежется.

Именно так дрались ши-видящие. Я проклинала Ровену за то, что она не тренировала их, за то, что прятала своих подопечных от опасности так хорошо, что их таланты стали угрозой их собственному — и моему — здоровью. Мы с Дэни двигались слаженно, спиной к спине, прорезая и прокалывая себе путь сквозь толпу Невидимых.

— Помоги! — услышала я крик Кэт.

Я обернулась в ее сторону. Она попала в ловушку между двух крылатых тварей с когтями и клыками, которые выглядели жутко хищными.

Я оценила обстановку и стала действовать.

Позже я размышляла над своим решением. Думала, не нашло ли на меня временное помешательство. Но я знала, что они не могут прикоснуться к копью, а Кэт может, и знала, что она погибнет, если я этого не сделаю, а никто не будет погибать у меня на глазах, если я могу этому помешать.

— Кэт! — заорала я.

Она обернулась. Я вскинула руку, бросила ей копье и смотрела, как оно летит, вращаясь в воздухе.

Ее глаза расширились от изумления. Она подпрыгнула, поймала копье, приземлилась, спружинив на носках, и использовала силу инерции, чтобы снести обоих Невидимых одним ровным движением слева направо.

Это было прекрасно. Если бы я могла нажать на повтор, я бы посмотрела эту сцену раз десять.

Но я осталась без оружия.

И тут же схлопотала какой-то кожистой конечностью по лицу. Удар должен был бы сломать мне нос, однако не сломал, но меня атаковали, и я потеряла из виду Кэт и свое копье. Я ударила нападавшего ладонями, заморозив его. Он застыл неподвижно, а я потянулась к тому участку сознания, который делал меня ши-видящей. Без копья я была в дерьме по горло, и мне нужно было больше силы.

Внезапно улица исчезла и я оказалась у себя в голове, глядя на огромный темный пруд. Было ли это обсидиановое озеро источником того, что превращало меня в ши-видящую? Я никогда раньше не видела его, копаясь в себе. Может, я стала сильнее и теперь могу смотреть глубже и видеть четче?

Из темных глубин веяло силой, она потрескивала в воздухе пещеры, в которой я стояла. Я чувствовала что-то в воде, что-то, что притаилось и ждало.

То, что пряталось под поверхностью, все знало, все могло и ничего не боялось. Оно ждало, чтобы я позвала его наружу. Чтобы воспользовалась тем, что дано мне по праву рождения.

Но сомнение, такое же огромное, как обитатель темной воды, заставило меня застыть.

Было ли то, что я собиралась позвать из глубины, частью меня? Или это нечто совершенно иное?

Если это была я, я могла им воспользоваться.

Но если по какому-то странному стечению обстоятельств — а учитывая мои «будни», обстоятельства могли быть более чем странными — это было не мной, оно могло использовать меня.

Я не доверяла себе. Нет, я не доверяла этому ши-видящему местечку.

А с чего бы мне доверять? Несколько месяцев назад я даже не подозревала о его существовании. До тех пор пока я не узнаю, что это и чем это не является, я не собираюсь ничего отсюда вызывать. Меня вполне устраивают мои нынешние способности.

Я резко покачала головой и снова оказалась на улице, где хищная тварь как раз собралась откусить от меня кусочек.

Я уклонилась. Голова твари отлетела в сторону, тело упало на мостовую, а на его месте возникла Дэни, которая ухмыльнулась мне.

— Вытащи голову из задницы, Мак.

Мы двигались слаженно: я обнуляла, она убивала.

Не знаю, сколько я дралась без копья. Но этого времени было достаточно, чтобы я попробовала то, о чем просила ши-видящих. Я проклинала Ровену за то, что она отправила их в Дублин без оружия, без железных пуль. Я бы никогда не превратила их в ходячую мишень.

Я продолжала высматривать Кэт, но не видела ее в этом сумасшествии. Без копья я чувствовала себя голой, беззащитной. Я чувствовала, что все это неправильно.

Я припечатала ладонями высокого Невидимого, похожего на жука с толстым пластинчатым панцирем. Он не застыл. Я отдернула руку, и внезапно другая рука обвилась вокруг моей, и, когда я снова ударила, мы с Кэт вместе погрузили копье в похожий на доспехи панцирь «жука».

Невидимый упал на брусчатку, а я обернулась через плечо.

Кэт улыбнулась, кивнула и отпустила копье, оставив его в моей руке. А потом повернулась ко мне спиной, и мы задвигались вместе, так же как раньше я двигалась с Дэни.

Кэт не была Нулем, но у нее был сокрушительный апперкот, и из нас получилась неплохая команда. Дэни встала в пару с другой ши-видящей, и битва продолжилась.

Позже кто-то из нас сидел на бордюре, прислонившись спиной к стене дома, кто-то растянулся на тротуаре: грязные, покрытые различными вариантами того, что заменяло Невидимым кровь, усталые и довольные.

— Что случилось? — спросила я у Кэт. — Как вы схлестнулись с такой толпой?

Она покраснела.

— Мы слишком привыкли к тому, что с нами Дэни. Она слышит то, чего не слышим мы. Думаю, что Невидимые начали собираться, как только мы вошли в город, их привлекли наши шлемы, — она постучала по своему МакОреолу, — или шум автобуса. Мы шли, а их собиралось все больше, они тянули время и выжидали удобного момента, чтобы окружить нас. Если бы вы не появились… В общем, хорошо, что вы появились.

Я осмотрела поле битвы. На мостовой валялись трупы нескольких сотен Невидимых.

— Отлично поработали. Но могло быть и лучше, будь у вас оружие и план.

Кэт кивнула.

— Могу я говорить прямо?

Я наклонила голову.

— Нам больно видеть, насколько Грандмистрис отличается от тебя.

— Тогда ей стоит поумнеть и подумать о причине.

— То, насколько ты отличаешься от нее, тоже нас ранит, — подчеркнула Кэт. — Война — не время для переворотов. Если вы продолжите драться между собой, то разрушите королевство, которым пытаетесь править.

Остальные согласно забормотали.

— Я не пытаюсь править. Я только пытаюсь помочь.

— Вы обе пытаетесь править. И мы говорим вам обеим: остановитесь. Мы о многом говорили после вашего с Дэни ухода. Мы хотим, чтобы вы вернулись. Пусть оружие остается у вас. Но мы не хотим менять правление Ровены на твое. Вы обе нужны нам. Если ты согласишься играть в команде, мы сделаем все возможное, чтобы заставить Ровену сотрудничать. Насколько мы видим, ни ты, ни Ровена не можете заставить нас принять кого-то из вас. А сами мы хотим попробовать и заставить вас обеих потрудиться для общего блага. Именно это вы постоянно нам говорите, не так ли?

— Я не буду жить в аббатстве, Мак! — Дэни вскочила на ноги. — Ты сказала, что я могу жить у Бэрронса.

Я посмотрела на Дэни, потом на Кэт, обдумывая ее слова. Кэт была права: когда дело касалось Ровены, я действительно становилась предвзятой. Я пыталась разделять и властвовать, а сейчас не время для этого, какой бы ни была причина. У нас и так достаточно проблем.

Я отправляла Дэни в аббатство с единственной целью: выяснить, когда ши-видящие выйдут в город, чтобы можно было втянуть их в битву, помочь им победить и снова обрести поддержку в аббатстве. Кэт предлагала мне все это добровольно. Пятьсот ши-видящих могут заставить Ровену сотрудничать со мной, а все, что от меня требуется, — это прикусить язык.

— Меня убеждать не надо, Кэт. Убеди Ровену.

— Но ты же сказала! — взорвалась Дэни.

Я вздохнула. Мне нужен был буфер. Но Бэрронс прав. Дело касалось не только меня.

— Мне нужно, чтобы ты была в безопасности, Дэни. После того как сегодня ты попалась в лапы принцев Невидимых, боюсь, что безопаснее всего тебе будет не со мной.

Ши-видящие ахнули.

— Дэни, тебя поймали Невидимые принцы? Как? Откуда они тебя забрали? Что случилось?

Внезапно Дэни оказалась в центре внимания. Просияв, она начала рассказывать им свою историю.

Я была не готова ее отпускать.

И не была готова провести остаток ночи наедине с Бэрронсом. Лучше уж драться с очередным стадом Невидимых.

Я посмотрела на Кэт.

— Утром встретимся в аббатстве. Если старушка будет вести себя хорошо, я последую ее примеру. Даю слово.

Кэт пристально посмотрела на меня, потом взглянула на копье в моей руке.

— Мне не нужно твое слово, Мак. Сегодня ты дала мне нечто другое, и это сказало мне больше всяких слов.

 

19

— МакКайла.

Нам оставалось пройти примерно квартал до книжного магазина, когда из темноты раздался голос В'лейна, словно оркестровая версия эротической мечты. У Фейри невероятные голоса, глубокие и мелодичные. Их нотки словно вибрируют под вашей кожей, скользят и ласкают нервные окончания. Если Песнь Творения действительно песня, я не уверена, что человек сможет выжить, услышав ее.

Раньше у меня было то, что я называла нормальным отношением к сексу. Некоторые мои друзья были просто одержимы им. Наверное, они думали, что сексом можно заполнить отсутствие смысла и цели в жизни, с чем многие из моего поколения сталкивались, пытаясь отыскать свое место в мире.

Но, став при-йа, я изменилась, отбросив ненасытную жадность ко всему, что касалось секса. А возможно, я изменилась после секса с Бэрронсом — не знаю. Знаю только, что теперь я куда тоньше настроена на эротические нюансы, чем раньше. Шепот принца Видимых ласкал все мое тело, и я на секунду позволила себе насладиться этим ощущением, прежде чем стряхнула оцепенение.

— В'лейн! — воскликнула Дэни.

Он рассмеялся, и, не имей я иммунитета к смертоносной сексуальности Фейри, у меня начались бы серьезные проблемы.

Смех великолепного золотого Фейри, излучающего чистый сексуальный жар, сам по себе был соблазнением. Я начала думать, что это просто часть его природы, что он ничего не может с этим поделать, как некоторые мужчины ничего не могут поделать со своей аурой. У некоторых представителей обоих видов этого просто много.

У Дэни иммунитета не было. Ее глаза лихорадочно заблестели, кожа порозовела, губы раскрылись. На миг я увидела в ней женщину, в которую она со временем превратится.

— Прекрати, В'лейн. Оставь ее в покое.

— Не думаю, что она этого хочет. Кто лучше пробудит ее для форм и своеобразия Эроса? Как говорят люди, я устанавливаю планку.

— Ага, — хрипло сказала Дэни. — Мне нравится эта идея.

— Мне наплевать, во что ты веришь и чего она хочет, но ты не будешь устанавливать планку. У Дэни должна быть нормальная жизнь. — По крайней мере настолько нормальная, насколько это возможно. — Дэни, зайди в магазин. Я догоню тебя через пару минут.

— Но я не хочу…

— Сейчас же, — сказала я.

Она сверкнула глазами.

— Думаю, Бэрронс внутри, — забросила я наживку. И обратилась к В'лейну: — Приглуши свои силы, чтобы она пришла в себя.

Он приподнял и опустил плечо.

Дэни мягко вздохнула, словно ее внезапно оставило напряжение, от которого ей не очень хотелось избавляться, потом перевела взгляд с В'лейна на магазин и обратно, будто пытаясь сделать выбор между банановым десертом и сливочным мороженым. Потом она сказала «хорошо» и исчезла. А у двери обернулась ко мне через плечо, нагло улыбнулась и бросила:

— Наслаждайся, Мак. А нам с Бэрронсом есть о чем поговорить.

Я вовремя спохватилась, чтобы не фыркнуть от смеха, и вспомнила свои подростковые влюбленности. Это была кошмарная смесь неловкости и нервного напряжения. А также осознания собственной неуклюжести, заплетающегося языка и желания. Я верила, что Бэрронс сможет спокойно уклониться от восхищенного обожания Дэни. Он только со мной постоянно вел себя, как законченная сволочь.

Я смотрела вслед Дэни, пока она не скрылась внутри здания и не закрыла за собой дверь. Хотя признаков того, что Темная Зона по соседству с магазином все еще существует, не было, я не доверяла темным улицам за «КСБ».

Я повернулась к В'лейну. Он внимательно меня изучал.

— Ты побывала в битве. В порядке ли ты, МакКайла?

— В полном.

Сегодня мои рефлексы словно взорвались. И хотя я пропустила несколько сильных ударов, мне всякий раз удавалось в последний момент уклониться или отступить, чтобы свести силу удара к минимуму. У меня не осталось даже синяков. Даже царапин. Никаких ушибов. Я чувствовала себя просто чудесно. И мне нравилась эта новая, сильная и обтекаемая я.

Зажглись прожекторы на фронтоне «КСБ». Улицу внезапно залило ослепительно-ярким светом. Я не сомневалась, что сейчас появится Бэрронс.

В'лейн бросил взгляд на магазин, великолепно имитируя отвращение, а потом его руки сомкнулись вокруг меня и мы исчезли.

Мы появились снова, высоко в темном ночном небе.

Он держал меня за руку.

Я совершила жуткую ошибку, мельком взглянув вниз, и тут же снова подняла глаза. Я стояла на пустоте. Под ногами был только темный воздух.

Почему я не падала?

Стоило мне об этом подумать, и я полетела вниз. Я рванулась к В'лейну, обхватила его руками и ногами, цепляясь изо всех сил.

Его руки тут же обвились вокруг меня.

— Нужно было сделать это давным-давно, МакКайла, — промурлыкал он. — Успокойся. Я не позволю тебе упасть. Посмотри вниз.

— Ни за что на свете. — Я не знала, на какой мы высоте, но здесь было холодно. Я крепко зажмурилась. — Мы просто висим в небе? Плывем? — Это жутко меня нервировало. Я всегда считала, что люди созданы с ногами потому, что должны ходить по поверхности планеты. Ключевое слово по поверхности: не над ней, не под ней.

— Ты чувствовала бы себя лучше в одном из тех приспособлений, которые так часто падают и разбиваются?

— Не часто.

— И одного падения достаточно, чтобы оборвать человеческую жизнь, и все же вы рискуете. Люди нерациональны и глупы.

— Тут один нерациональный и глупый человечек очень хочет ощутить почву под ногами.

— У меня для тебя подарок, МакКайла. Я… как вы там говорите… — В'лейн замолчал, и я с удивлением поняла по его голосу, что он меня дразнит. — Ах да, вспомнил. Потрудился. Мне пришлось потрудиться, чтобы добыть для тебя этот подарок. Я не просто махнул своей волшебной рукой.

Он дразнил меня. А я не знала, что меня беспокоит больше: то, что я повисла в ночном небе, или то, что В'лейн меня поддразнивает. Гроссмейстер говорил, что превращение в человека изменило его. Почему изменился В'лейн?

— Это лучший способ показать мой подарок.

— Я посмотрела вниз, когда мы тут оказались. Там очень темно. И, кажется, я видела звезды.

— Звезды над нами. Посмотри снова. — По его тону мне стало ясно, что либо я соглашусь, либо мы провисим в небе до самого утра.

Я вздохнула и открыла глаза, бросила быстрый и перепуганный взгляд вниз и снова зажмурилась. Но когда до меня дошло, что я увидела, мои глаза тут же распахнулись. Мы были в тысячах футах над землей, а далеко внизу сияли городские огни.

Городские огни! Под нами было сияние, которое могло принадлежать только большому городу.

— Я думала, электричество отключилось повсюду! — воскликнула я.

— Я работал с другими Видимыми, чтобы оно было восстановлено, — с гордостью ответил В'лейн.

— Где мы?

— Под нами твоя Атланта. На побережье огни Саванны. — Он указал рукой. — А там Ашфорд. Я обещал тебе, что буду оберегать твоих родителей. Когда Бэрронс буквально на несколько минут опередил мою попытку освободить тебя, я решил позаботиться о тех, кто тебе дорог. Бэрронс до сих пор ни разу не подумал о них. Темные Зоны, которые поглотили города по соседству с твоим домом и грозили разрастись, были истреблены. Электричество восстановлено. Даже сейчас люди учатся защищаться. Мой подарок тебе — возвращенная Джорджия.

Я посмотрела вниз, на огни, потом снова на него.

— А ты можешь сделать то же для всего мира?

— Большая часть нашей силы рождена способностью манипулировать измерениями, недоступными вам, но ткань человеческого мира слишком… вязкая, плотная; законы вашей физики не настолько… гибкие, как наши. Это вмешательство потребовало много времени и совместной работы других Видимых и людей.

В переводе с языка В'лейна это означало «нет». Он сделал это для меня и не собирается делать больше.

— Твои родители в безопасности. Ты хотела бы их увидеть?

Я сглотнула внезапно образовавшийся в горле комок. Мама и папа были там, внизу. В одном из огоньков под моими ногами, в одном мгновении телепортации. Впрочем, они всегда были в одном мгновении телепортации, но почему-то в Дублине, когда нас разделяли тысячи миль, мне было легче об этом не думать. Чтобы не было больно, чтобы не волноваться, не рискнуть и не выдать моим врагам их существование, мне пришлось запереть маму с папой в сундук для запретных мыслей. Неужели Алина тоже так поступала?

Я затаила дыхание. Мне нельзя. Я же знаю, что нельзя.

— Перенеси меня к «Кирпичному», — сказала я. — Оттуда я пойду пешком.

Я была здесь и не могла удержаться. Я хотела снова увидеть свой мир. Пройти по улицам родного города, засаженным дубами и магнолиями. Хотела узнать, найду ли я след той девочки, которая бродила по этим улицам, или ее бесследно затянул темный кошмар Фей. Я не рискну попасться кому-то на глаза, я буду держаться в тени, делать это я в последнее время наловчилась.

Я чуть качнулась, когда мои ботинки коснулись мостовой.

«Кирпичный» стоял, где ему и положено, на большом участке между двумя довоенными зданиями. Свет горел и внутри, и снаружи. Ничего не изменилось. Я торопливо прошла по дорожке и заглянула в окно.

О, как же я ошибалась! Изменилось все. Полиция Ашфорда, пожарные, мэр и примерно сотня горожан были внутри, и мне не надо было открывать окно, чтобы узнать, что они обсуждают стратегию обороны. Стены рухнули, и весь мир об этом знал. Если бы национальная пресса все еще работала, все заголовки были бы посвящены только этому. Фейри выбрались наружу, и я сейчас смотрела, как простые люди моего города готовятся защищаться. Мне хотелось войти и помочь им. Научить. Взять оружие и защитить.

— Твое место и твоя цель не здесь, МакКайла.

Я заставила себя отвернуться и раствориться в ночи.

Для января в Ашфорде было очень тепло, но ничего необычного в этом не было. Бывало, на Рождество бушевала снежная буря. А иногда я встречала этот праздник в шортах и майке. Сегодня был вечер для джинсов и футболки.

Я шла, глубоко дыша. В это время года тут ничего не цветет, но я могу поклясться, что Глубокий Юг всегда пахнет магнолиями, дикими азалиями, сладким чаем и цыпленком, которого кто-то где-то жарит. Через месяц по всему городу зацветут анютины глазки — в Ашфорде по ним с ума сходят! — а за ними нарциссы и тюльпаны.

Я была дома. Я улыбнулась.

Здесь было безопасно!

Ни Теней, ни Невидимых, и повсюду свет.

От облегчения я крутанулась на одной ноге посреди улицы.

Как я соскучилась по своему миру! Какой потерянной я чувствовала себя вдали от дома!

Все выглядело так же, как раньше. И у меня было чувство, словно я никуда и не уезжала. И мне казалось, что, пройдя еще пять кварталов, я увижу маму, папу и Алину, играющих в скраббл и ждущих моего возвращения с поздних занятий или с работы (чтобы надрать мне петунию, потому что Алина и папа знали слова, которые любому нормальному человеку и словами-то не кажутся, — вроде «орт» и «тетрагональ», — ну правда, ну кто знает такие слова?), и мы будем смеяться, и я буду думать о том, что мне завтра надеть, а потом отправлюсь спать, и беспокоить меня будет только одно: подействует ли моя жалоба на «OPI» и продолжит ли компания выпускать лак моего любимого оттенка. (Подействовала, и они прислали мне прекрасный розовый с золотом сертификат, где говорилось, что я почетный член «OPI». Этот сертификат я с огромной гордостью повесила рядом с туалетным столиком, за которым делала прически и наносила макияж. О испытания и несчастья моей беззаботной юности!).

На месте были дом Брукса, с гордыми белыми южными колоннами, венчающими большой круглый подъезд, и белый особняк Дженнингсов с романтическими башенками и решетками. Я всегда думала, что у Ашфорда богатая история, но на самом деле мой город был совсем юным, всего несколько веков по сравнению с тысячелетиями Дублина.

Вскоре я оказалась у своего дома и застыла на улице, дрожа от нетерпения.

Я не видела маму со второго августа, с того самого дня, как уехала в Дублин. Последняя встреча с папой состоялась 28 августа, когда я попрощалась с ним в дублинском аэропорту и отправила домой. Он прилетал, чтобы найти меня и непременно забрать с собой обратно в Ашфорд. Но Бэрронс использовал Глас, чтобы Джек Лейн перестал за меня волноваться, оставил в его голове Бог знает какие указания, чтобы папа уехал и не возвращался. Я и ненавидела Бэрронса за это, и была ему благодарна. Джек Лейн обладал невероятной силой воли. Он никогда бы не уехал без меня, и я никогда бы не смогла обеспечить ему безопасность.

Я тихо прошла по дорожке. В десятке шагов от входной двери появилось зеркало и повисло в воздухе передо мной. Я вздрогнула так, словно кто-то прошел по моей могиле. С зеркалами у меня теперь были сложные отношения. С тех пор как я взглянула в Мерцающее зеркало, которое Бэрронс держал у себя в кабинете в «КСБ», и заметила, как движутся и извиваются в нем темные твари, смотреть на свое отражение мне было неприятно. Словно все зеркала были под подозрением и за моим плечом в любую минуту могло материализоваться нечто темное и ужасное.

— На случай если ты решишь показаться, — предупредил В'лейн, появляясь за моим плечом.

Я посмотрела на себя.

В тот миг, когда я увидела свой дом, во мне проснулась пышная красотка, которая так много месяцев назад бежала к такси по этой дорожке. Длинные светлые волосы развевались, короткая белая юбка открывала великолепные загорелые ноги (когда я их брила в последний раз?), маникюр и педикюр были идеальными, сумочка под цвет обуви, украшения подобраны к месту.

И вот я взглянула на себя сейчас.

Дикарка, с ног до головы затянутая в черное. В спутанных черных волосах какая-то липкая зеленая дрянь. Я была забрызгана вонючей жидкостью, заменявшей Невидимым кровь. Мои ногти были коротко острижены, за спиной у меня висел черный кожаный рюкзак, забитый оружием и фонариками, на голове был велосипедный шлем с батарейками, на плече автомат. В'лейн прав.

— Убери это, — сухо сказала я.

Зеркало исчезло.

Мне здесь не место. Ничего хорошего мое появление не принесет. Конечно, я могу попросить В'лейна воспользоваться магией и сделать меня чистенькой красоткой, чтобы я могла нанести этот визит, но что я могу сказать? Чего надеюсь добиться? И разве каждая минута моего пребывания здесь не привлекает ненужное и опасное внимание к моим родителям?

После всего, что я пережила, всего, что видела, я пока еще не могла прийти домой.

Сейчас весь мир в беде. Мои мама и папа здесь в безопасности. Внезапно я ощутила прилив благодарности к В'лейну и повернулась к нему.

— Спасибо, — сказала я. — То, что ты их защитил, очень много для меня значит.

Он улыбнулся, и я подумала, что впервые вижу на его лице настоящую улыбку. Она была ослепительна.

— Пожалуйста, МакКайла. Пойдем? — Он протянул мне руку.

Я бы взяла ее, я должна была ее взять, но именно в этот момент я услышала голоса.

Склонив голову, я прислушалась. Сердце сжалось: это были мама и папа. Они сидели на закрытой террасе, которая выходила к бассейну за домом. Заросли кустарника со всех сторон закрывали ее от соседей.

Я могла спрятаться за густыми ветками падуба и взглянуть на родителей, не попавшись им на глаза. Мне невероятно хотелось их увидеть.

Сняв МакОреол, я сбросила на землю рюкзак и оружие.

— Я на минутку, — прошептала я. — Останься здесь. Я сейчас вернусь.

— Я думаю, что это неумное решение.

— Не тебе решать. Отвали.

Я скользнула в тень у своего дома.

— Мы говорим об этом снова и снова, Рейни, — произнес папа.

Я тихо вклинилась между ветвей и жадно уставилась на них.

Мои родители сидели на террасе в белых плетеных креслах. Мама потягивала вино, папа держал стакан с бурбоном. Я надеялась, что он не пьет слишком много. После смерти Алины наступили тяжелые времена, и я начала беспокоиться о том, как часто он прикладывается к бутылке. Мой папа ведь не из тех, кто заливает горе, он человек действия. Однако смерть Алины выжгла нас всех. Я с жадностью всматривалась в мамино лицо. Ее глаза были ясными, черты лица — такими же тонкими и прекрасными, как всегда. Мне до боли хотелось прикоснуться к ней, обнять их обоих. Папа выглядел по-прежнему собранным и красивым, но в его волосах было больше седины, чем я помнила.

— Я знаю, что там опасно, — сказала мама. — Но я не выношу неопределенности! Если бы я была уверена, что она жива!

— Бэрронс сказал, что она жива. Ты была рядом, когда он звонил.

Бэрронс звонил моим родителям? Когда? Каким образом работает его телефон? Черт, как бы мне хотелось добраться до его провайдера!

— Я не верю этому человеку ни на грамм.

Я тоже, мама. А еще я с ним спала. Мои щеки вспыхнули. Слова секс и мама не укладывались в моей голове одновременно.

— Нам нужно отправиться в Дублин, Джек.

Я молча завопила тысячу «нет» в направлении мамы.

Папа вздохнул.

— Я пытался туда попасть. Помнишь?

Я моргнула. Он пытался? Когда? Что произошло?

Мама вцепилась в эту фразу.

— Об этом я и говорю, Джек. Ты считаешь, что этот человек загипнотизировал тебя, поставил в твоем мозгу блоки, не позволившие тебе вернуть нашу дочь домой, заставил тебя уехать, а потом каким-то образом сделал так, что ты не можешь вернуться, — ты не мог даже зайти в самолет, тебе было плохо! — но стоило тебе выйти из аэропорта, и все приходило в норму. Три раза ты пытался улететь! А теперь веришь ему на слово, что с нашей дочерью все в порядке?

Я была просто в шоке. Мой папа знал, что Бэрронс его заколдовал, и считал, что это возможно? Папа никогда не верил в магию. Именно он научил меня не верить ни во что сверхъестественное. А теперь они с мамой спокойно попивают вино и говорят о таких вещах?

— Мы не можем сейчас туда попасть. Ты слышала, что разведчики говорили офицеру Дитону. Реальность Фейри смешалась с нашей. Несколько самолетов, которые рискнули взлететь, либо разбились, либо просто исчезли.

— А если чартерным рейсом?

— И что будет, если ты погибнешь, пытаясь добраться до Мак?

— Мы должны что-то сделать, Джек! Мне нужно знать, что она жива. Нет, мне нужно не только это. Мы обязаны ей рассказать. Ты должен был рассказать ей обо всем еще тогда, когда виделся с ней. Это был твой последний шанс.

О чем рассказать? Я плотнее прижалась к веткам, полностью превратившись в слух.

Папа потер глаза. По выражению его лица я поняла, что этот разговор у них с мамой далеко не первый.

— Мы обещали, что никогда не будем говорить об этом.

Я чуть не стукнула по веткам от раздражения. О чем говорить?

— Мы многое обещали и нарушили обещания, — веско сказала мама. — С этого все и началось.

— И что ты хотела бы, чтобы я рассказал ей, Рейни?

— Правду.

Ну же, папа, ну, скажи!

— А что такое правда? Правда одного человека — не всегда правда для…

— Не играй со мной в адвоката, Джек. Я не присяжная, и мы не на слушании, — сухо произнесла мама.

Он открыл и закрыл рот, неуверенно посмотрел на нее. И заговорил только после паузы:

— У Мак и без того достаточно проблем со смертью Алины. Я не собирался рассказывать ей об ирландской сумасшедшей и о еще более сумасшедшем пророчестве. Наша девочка несколько месяцев боролась с депрессией. Хватит с нее.

Пророчество? Мама и папа знают о пророчестве? Что, все знают об этом чертовом пророчестве и только я не в курсе?

— То, что ты услышал много лет назад, когда искал медицинские карточки Алины, теперь уже не кажется таким безумным, правда? — спросила мама.

Папа глотнул бурбона. А затем выдохнул и словно уменьшился в размерах.

— Господи; Рейни, пятнадцать лет прошло. Совершенно нормальных пятнадцать лет.

— Она говорила о Фейри. Кто мог подумать, что она не сумасшедшая?

Мне показалось, что папа ее не слышал. Он залпом осушил стакан.

— Я позволил Алине сделать одну вещь из тех, которые обещал не позволять. Обещал тем, у кого мы забирали девочек, — хрипло сказал он.

— Мы позволили ей это сделать, — резко поправила его мама. — Прекрати винить только себя. Я тоже отпустила ее в Ирландию.

— Ты не хотела. Это я настоял.

— Мы оба приняли решение. Важные решения мы всегда принимаем вместе.

— Но когда я принимал это решение, тебя не было рядом, чтобы мне помочь. Когда я улетал в Дублин за Мак, ты все еще со мной не разговаривала. Ты даже не брала трубку, когда я звонил.

— Прости, — сказала мама после долгой паузы. — Горе…

Она замолчала, а мой желудок скрутился узлом. В ее глазах снова появилось то самое выражение. То, от которого у меня каждый день болело сердце, пока я не сбежала в Дублин.

Папа внимательно посмотрел на нее, и буквально на моих глазах в нем произошла перемена. Я видела, как он собирается, как отбрасывает собственные эмоции и берет себя в руки — ради нее. Становится ее мужчиной. Ее неприступной скалой. Я улыбнулась. Я очень любила его. Он уже один раз вытащил маму, кричавшую и упиравшуюся, из бездны горя, и я знала, что могу не беспокоиться: больше он не позволит горю украсть у него жену. Что бы ни случилось со мной.

Папа встал и подошел к ней.

— Что бы ты хотела, чтобы я сказал Мак, Рейни? — Он говорил громко, чтобы встряхнуть ее, не дать замкнуться в себе. — «Милая, мне жаль, что я должен сказать это, но, согласно древнему пророчеству, с тобой что-то не так и ты станешь причиной гибели нашего мира»? — Он фыркнул, потом рассмеялся. — Посмейся со мной, Рейни. Ну же! — Он поднял маму на ноги. — Только не наша девочка. Ни за что. Ты знаешь, что это неправда.

Я подавилась. Зажала себе рот ладонью, попятилась и чуть не упала. Со мной что-то не так? Я стану причиной гибели мира?

— Их мать отказалась от них, потому что верила в это, — раздраженно сказала мама.

— Так утверждала та сумасшедшая, — спокойно ответил отец. — У нее не было ни малейших доказательств. Я тщательно ее допросил. Она никогда не видела этого предполагаемого «пророчества» и не могла указать никого, кто бы его видел. Ради Бога, Рейни, в их стране верят в лепреконов и горшки с золотом! Думаю, тема закрыта?

— Но Фейри существуют, Джек, — настаивала мама. — В этом сумасшедшая была права. Они здесь, сейчас, в нашем мире, и они уничтожают его.

— Это совпадение. Одно предсказание не делает верными все пророчества.

— Она говорила, что одна из наших девочек рано умрет, а вторая будет желать себе смерти!

— Алина чуть не умерла, когда ей было восемь, помнишь? Вот это рано. И то, что она погибла в двадцать четыре года, не подтверждает того, что та женщина говорила нам правду, и уж точно не доказывает, что с Мак что-то не так. Я думаю, что Фейри с большей вероятностью станут гибелью мира, чем кто-либо из людей. К тому же я не верю в судьбу, да и ты тоже. Я верю в свободу выбора. Все мои советы, вся твоя мудрость и любовь, вот что получила наша девочка, и я думаю, что этого достаточно. Она настолько хороша, насколько это возможно.

Он взял маму за руки и притянул к себе.

— Милая, Мак жива. Я знаю, что жива. Об этом говорит мне сердце. Я почувствовал смерть Алины. И я уверен, что с Мак все в порядке.

— Ты просто пытаешься меня успокоить.

Он слабо улыбнулся.

— А у меня это получается?

Мама слегка стукнула его кулаком.

— Ох ты!

— Я люблю тебя, Рейни. Я чуть не потерял тебя, когда умерла Алина. — Он поцеловал ее. — Я не потеряю тебя теперь. Может быть, нам удастся снова связаться с Бэрронсом.

— Если бы я только знала это наверняка, — сказала мама.

Папа снова поцеловал маму, а она поцеловала его в ответ, и я внезапно почувствовала странное смущение от того, что подглядываю за ними.

И все же мне приятно было на них смотреть. Они были друг у друга, и у них была любовь, которая выдержит все. Мы с Алиной всегда чувствовали, не без легкой горечи и обиды, что, хотя наши родители обожают нас и сделают для нас что угодно, друг друга они любят больше. А я считала, что так и должно быть. Дети вырастают, уезжают, находят свою любовь. А родители не должны горевать в опустевшем гнезде. Они должны быть готовы к этому и радоваться тому, что им предстоит своя жизнь и свои собственные приключения, но, конечно, они будут часто видеться с детьми и внуками.

Я бросила на родителей прощальный взгляд и вернулась к В'лейну.

Он молча шагнул ко мне, встал рядом и предложил мне руку, но я покачала головой.

А потом подобрала свои вещи, подошла к почтовому ящику и достала из рюкзака фотоальбом, который оставил мне Гроссмейстер. Полистав его пару минут, я нашла чудесную фотографию Алины, на которой она стояла под аркой у входа в Тринити-колледж. Она улыбалась во весь рот. Я улыбнулась ей в ответ.

Перевернув фотографию, я нацарапала на обороте:

«Она была счастлива.
Мак»

Я люблю вас, мама и папа.

И вернусь домой, как только смогу.

 

20

— Я могу понадобиться тебе, МакКайла, — сказал В'лейн, когда мы материализовались на улице перед «КСБ».

Я думала о том же. В'лейн был, без сомнения, самым быстрым способом передвижения. Дэни была хороша на суше, но перелетать через океан она не могла. Умение телепортироваться было бесценным. Даже если В'лейн будет появляться в половине нужных мне случаев, это все равно лучше, чем ничего. Я никогда больше не буду на него рассчитывать, но смогу использовать при необходимости.

— Я не могу постоянно проверять тебя, чтобы узнать, не нужна ли тебе моя помощь. Когда моя Королева не дает мне заданий, я сражаюсь вместе с другими Видимыми против наших темных собратьев. Невидимым недостаточно только твоей земли. Они жаждут исказить и наш двор, отнять его у нас. Моя Королева постоянно в опасности, как и мой дом. — В'лейн обнял меня, развернул лицом к себе и нежно провел пальцем по моим губам.

Я подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Мне все еще было не по себе от того, что я увидела маму и папу, от разговора, который подслушала. Я хотела, чтобы В'лейн вернул мне свое имя, и быстро, чтобы я наконец смогла зайти в дом, принять душ и забраться в теплую знакомую кровать. Натянуть на голову одеяло и изо всех сил попытаться сразу же заснуть, чтобы не приходилось больше ни о чем думать.

Гибель всего мира.

Ни за что. Только не я. Они выбрали не того человека, не то пророчество. Я покачала головой.

В'лейн неправильно меня понял.

— Это подарок, — напряженно сказал он.

Гордый принц, самолюбие которого я ранила. Я коснулась его лица. Он вернул мне маму и папу, весь мой город, весь штат Джорджия.

— Я качала головой по поводу своих мыслей, а не по поводу того, что ты сказал. Да, я хотела бы получить твое имя, В'лейн.

Он снова ослепительно улыбнулся и прижался губами к моим губам. В этот раз, пока он целовал меня, непроизносимое имя Фейри скользнуло по моему языку, как ниссовый мед, осело на нем, теплое и сладкое, заполнив рот вкусом и ощущением, для которых еще не придумано слов, и только потом растаяло и впиталось в мою плоть. Теперь, в отличие от прошлых случаев, я чувствовала имя В'лейна у себя на языке как нечто природное, незаметное. А еще, в отличие от прошлых случаев, на меня не обрушивалась атака его эротизма, которая заканчивалась оргазмом от прикосновения принца Видимых. Поцелуй был невероятным, но это было приглашение, а не вторжение, он дарил, а не отнимал.

В'лейн отстранился.

— Мы учимся друг у друга, — сказал он. — Я начинаю понимать Адама.

Я моргнула.

— Первого человека? Ты знал Адама и Еву?

В'лейн мало походил на специалиста по человеческим мифам о сотворении мира.

— Нет. Это один из представителей моей расы, который решил стать человеком, — уточнил он. — Ах, приближается рычащий Бэрронс.

Принц Видимых издал странный эквивалент человеческого смешка и исчез. Я инстинктивно потянулась за копьем. Оно снова было в ножнах. Я нахмурилась. Я забыла проверить: пропадало ли оно вообще?

Я обернулась. «Рычащий» было слишком мягким словом. Бэрронс стоял в дверях, и, если бы взглядом можно было убивать, с меня бы уже заживо содрали кожу.

— Кто-то мог бы подумать, что у вас во рту побывала толпа Фейри, мисс Лейн.

— Кто-то мог бы подумать, что в моем рту побывала толпа мужчин, Однажды я сама решу поцеловать мужчину. Не потому, что меня насилуют, и не потому, что меня собирают по частям из того, что было при-йа, и не потому, что мне нужен эквивалент мобильного телефона, раз уж все обычные телефоны не работают. А потому, что я, черт побери, сама этого захочу!

Я протиснулась мимо него. Бэрронс не сдвинулся ни на дюйм. Электричество затрещало там, где наши тела соприкоснулись.

— Завтра вечером. В десять. Будьте здесь, мисс Лейн.

— Завтра мне нужно драться вместе с ши-видящими, — бросила я через плечо.

— Закончите это до вечера. Или ищите себе другой дом.

К полудню следующего дня Дэни, все другие ши-видящие аббатства и я собрались в одной из их огромных столовых и расселись за столами, слушая, как Ровена обращается к присутствующим. О, эта женщина знала, как управлять аудиторией!

Хитрая ГМ была превосходным политиком. Я слушала и запоминала ее тактику. Анализировала выбор слов, то, как она строит фразы, то, как вовремя выражает нужные эмоции.

— Да, — говорила она, — забудем все, чем я отличаюсь от молодой грубой ши-видящей, которую никогда не учили как следует, забудем, что ее сестра предала весь мир, помогая своему любовнику — злодею Гроссмейстеру — освободить Невидимых, которые убили два миллиарда людей, включая и наших сестер. Да, я соглашусь со всем, что вы считаете нужным, чтобы победить в главной битве за судьбу человечества. Я не смогу остаться в стороне, и не сниму мантию, которую ношу сорок семь лет — вдвое больше, чем наглая ши-видящая живет на свете, — и буду сотрудничать с этой особой, поскольку мои любимые дочери считают, что это нужно сделать, и забуду множество убедительных аргументов против.

После ее выступления я заметила, как на лицах некоторых ши-видящих снова появилось сомнение, поэтому встала и заговорила:

— Да, забудем все, чем я отличаюсь от пожилой женщины, которая отвернулась от меня в ту ночь, когда мы впервые встретились, даже не спросив, как меня зовут, которая в сложной ситуации посоветовала мне идти умирать где-нибудь в другом месте и оставить ее в покое — хотя тогда уже было ясно, что я ши-видящая и мне отчаянно нужна помощь. Почему в ту ночь я не стала одной из ее «любимых дочерей»? Разве я виновата, что выросла, не зная, кто я? Почему она не привела меня сюда?

Но я прощу ее, и — да, я буду работать с женщиной, хранившей у себя оружие, способное убить Фейри, и отказывавшейся давать его ши-видящим для дела, ради которого они были рождены. И пусть Ровена постоянно клевещет на мою сестру — а ведь ее единственной ошибкой было то, что ее соблазнил превращенный в человека Фейри, сотни тысяч лет совершенствовавший создание иллюзий и искусство соблазна.

Кто из нас не ошибся бы при таких обстоятельствах? Вы видели В'лейна. И если кто-то хочет бросить камень, пусть сделает это сейчас. Алина в конце концов разгадала планы Гроссмейстера и поплатилась за это жизнью. И опять же, где была Ровена, когда моя сестра пыталась понять, кем она является? Почему ши-видящие отодвинули нас с Алиной в сторону, позволили нам остаться в неведении?

Я очень хочу сделать то, что предложила Кэт, — сказала я им. — Я буду счастлива работать вместе с ши-видящими и добиваться общих целей, поставив их нужды на первое место. С этого момента и далее, — поклялась я, — я не скажу ни одного плохого слова о Грандмистрис, при условии что она поступит так же.

Я села.

— Я согласна сотрудничать, — сказала Ровена, стоя на возвышении, — несмотря на то что МакКайла постоянно подтверждает, что она опасна и на нее нельзя положиться, и заключает сделки с существами вроде В'лейна.

— Прости, но ты поступила так же, — уточнила я.

— Только ради всеобщего блага.

— Ты не позволила мне стать частью общества. Ты отказалась впустить меня сюда.

Кэт поднялась со своего места.

— Прекратите! Грандмистрис, мы должны забыть о разногласиях. Вы согласны?

Ровена застыла на миг, потом напряженно кивнула.

— Полное сотрудничество? — настаивала Кэт.

Ро молча оглядела собравшихся. Я сразу поняла, что ей ясно: она потеряла слишком много очков в глазах своих подчиненных и вернуть себе прежнее положение — здесь и сейчас — у нее не выйдет. Либо мы обе будем тянуть эту телегу, либо телега покатится без нас.

— Да, — глухо сказала Ровена.

— Отлично. — Я вскочила на ноги. — Так где держали Книгу, как ее хранили и как, черт возьми, ты умудрилась ее потерять?

Рев, раздавшийся в коридоре, был оглушительным, как я и ожидала. В конце концов я задала вопрос, который более двадцати лет обсуждался в этих стенах только шепотом.

Я села на свое место. Мне было интересно, как Ровена будет выкручиваться, а в том, что она выкрутится, я не сомневалась.

— Обалдеть, Мак! — сказала Дэни с улыбкой. — Кажется, на этот раз мы ее достали.

Я знала, что это не так. Ровена была слишком умна, чтобы так просто попасться.

Когда крик наконец прекратился, Ровена со смиренной серьезностью сообщила, что обсуждение подобных вопросов не в ее компетенции. И хотя я, кажется, считаю, что она одна управляет орденом, в аббатстве всегда была демократия, был Хевен, и все ее действия и решения сначала либо одобряет, либо отвергает этот орган власти, особенно если дело касается столь тонких и опасных материй. Она должна встретиться с верховным советом, предоставить ему список наших вопросов и подчиниться его приказам. К сожалению (и очень удачно для нее, сухо отметила я), некоторых членов совета сейчас нет в аббатстве. Но вскоре, когда они вернутся…

— Ля-ля-ля-ля-ля, — пробормотала я. — К тому времени как она соберется что-то нам сказать, Невидимые убьют еще миллиард людей.

Не важно. Я вернулась в стены аббатства. Пришло время разработать план А. Эта встреча была всего лишь планом Б.

Я посмотрела на Дэни.

— Ты говорила, что пыталась пробраться в Запретные Библиотеки. Библиотек всего двадцать одна, ты знаешь, где все они находятся?

Глаза девочки заискрились.

 

21

Дэни гордо сообщила мне, что в каменных лабиринтах коридоров аббатства она ориентируется на уровне любой ши-видящей первых пяти кругов доступа. Всего таких кругов семь, и на седьмом находится сам Хевен. Кэт и ее команда были на третьем. А она сама, довольно сообщила Дэни, была субъектом без ограничений. Ровена избавляла ее от множества запретов под личную ответственность.

— Так это Ровена сказала тебе, где находятся библиотеки? — Это шло вразрез с поведением той Грандмистрис, которую я знала.

Ну нет, нахохлилась Дэни, не совсем. Ну ладно, большую часть информации об аббатстве она получила до того, как Ровена и остальные поняли, что легкий ветерок означает, что она рядом, и Дэни могла свободно подслушивать и подглядывать. Какая разница? Она все равно знает гораздо больше остальных! У нее ушли годы на то, чтобы отследить путь к библиотекам, и она все еще не совсем уверена в некоторых из своих догадок, потому что не смогла пройти по тем коридорам, но она считает, что это должны быть библиотеки, ведь что еще может прятать Ровена?

— Это место огромное и до чертиков странное, Мак, — сказала она мне. — Некоторые части аббатства вообще не имеют смысла. Это просто пустота там, где ты ожидаешь что-то увидеть.

Я хотела увидеть все эти места, но на данный момент должна была сосредоточиться на библиотеках. Прошлой ночью я почти не спала. Подслушанный разговор родителей снова и снова крутился в моей голове, словно заевшая пластинка. Милая, мне жаль, что я должен сказать это, но, согласно древнему пророчеству, с тобой что-то не так и ты станешь причиной гибели нашего мира…

Мне и раньше дико хотелось получить это пророчество. Теперь, когда я поняла, что в нем говорится обо мне, захотелось просто отчаянно. Я не поверю, что пророчество говорит обо мне, пока не увижу его собственными глазами. Да и тогда, наверное, не поверю, разве что там будет указано мое полное имя и написано нечто несомненно обвиняющее, вроде: берегитесь этой злой МакКайлы, она ужасный человек. Эта девица погубит наш мир.

Я фыркнула. Абсурд. Знала ли об этом Алина? Может быть, поэтому она старалась держать меня подальше отсюда? Не только для моего же блага, а еще и потому, что узнала обо мне нечто такое, что ради безопасности всего мира решила не вовлекать меня во все это?

— Не-а, — саркастически протянула я.

— Есть, есть! — вскинулась Дэни. — Я могу тебе показать.

Я резко вернулась в настоящее.

— Извини, я просто думала вслух. Я верю тебе и хочу увидеть эти места. Но сначала библиотеки.

Мы наматывали коридор за коридором. Все они казались мне одинаковыми. Аббатство было огромным. Без Дэни я могла бы плутать здесь несколько дней, пытаясь найти выход. До того как в первый раз отправиться в аббатство, я добыла сведения о нем и знала, что эта огромная каменная крепость была возведена на освященной земле в семнадцатом веке, когда церковь, построенная святым Патриком в 441 году от Рождества Христова, сгорела. Та церковь, в свою очередь, находилась на месте древнего круга камней, который, как утверждали некоторые, был капищем древних язычниц. До каменного круга здесь располагался шиан, или холм Фейри, который считался входом в иной мир.

Перевожу: этой особой точке Земли, именно на этой широте и долготе, придавали особое значение, ее считали священной, защищали на протяжении всей летописной истории этого места — и, подозреваю, начали еще раньше. Почему? Потому что Книга неимоверной силы оказалась под этим местом еще тысячи тысяч лет назад?

Аббатство было разорено в 913 году, отстроено в 1022-м, сгорело в 1123-м, отстроено в 1218-м, сгорело в 1393-м и было отстроено в 1414-м. Каждый раз оно увеличивалось и укреплялось.

В шестнадцатом веке аббатство значительно расширилось, а затем, в семнадцатом веке, увеличилось еще больше, поскольку анонимный богач помог закончить прямоугольник каменных зданий, закрывая внутренний двор, и добавил жилые постройки — к огромному удивлению местных жителей, — чтобы в аббатстве могла разместиться тысяча людей.

Тот же неизвестный «спонсор» купил земли вокруг аббатства и превратил его в автономную систему, которой оно оставалось до сих пор. Если у меня когда-нибудь появится время действовать, а не только реагировать на чужие действия, я займусь выяснением личности этого неизвестного благодетеля.

Я взглянула на часы. Было три пополудни, а мой график был очень плотным. В семь часов я должна была увидеться с ши-видящими в Дублине, затем мне предстояла встреча с Бэрронсом в десять, и кто знает, что меня ожидает? Планировать свое расписание дальше было затруднительно, а то, что Гроссмейстер обещал вернуться за мной через три дня, не очень упрощало ситуацию, потому что я не знала, в какой из дней это произойдет. Либо он учел весь вчерашний день, а значит, вернется в субботу утром, либо он имел в виду, что отсчет начинается с пятницы, а значит, появится в воскресенье. А может, он рассчитывал дать мне три полных дня и прийти только на четвертый. Вся эта неопределенность раздражала. Гроссмейстер не только угрожал мне, он даже не назначил четкой даты, когда мне ждать неминуемого… а, не важно.

Я собиралась сегодня обсудить это с Бэрронсом. Он был моей волной. И я рассчитывала, что он не позволит Гроссмейстеру осуществить угрозы.

Но вернемся к нехватке времени.

— Отведи меня к коридорам, в которые ты не смогла попасть, Дэни. Что тебе помешало? — Я представила толстые каменные стены, перекрывшие коридор и двери хранилища, код которых был длиной с число пи.

Я и не надеялась на более обнадеживающий ответ.

Дэни хмуро на меня посмотрела.

— Там эти дурацкие барьеры.

Дэни знала, где находятся восемнадцать библиотек. А еще в аббатстве было три места, к которым ей никак не удавалось подобраться. В первой точке, куда она меня отвела, барьеры были выгравированы на каменном полу, от стены до стены, через каждые три метра. Линии барьеров тянулись через весь коридор и исчезали за углом.

Я зашагала по барьерам не моргнув глазом, а Дэни счастливо заулюлюкала у меня за спиной. Я завернула за угол, прошла еще несколько барьеров и очутилась перед высокой резной дверью.

Войти в дверь оказалось сложнее. Она была защищена и покрыта странными рунами. Я подергала ручку. Дверь была не заперта, но стоило мне ее коснуться, как на меня навалилось жуткое ощущение падения с огромной высоты и я вдруг почувствовала себя под наблюдением/уязвимой, на прицеле кого-то, кто вот-вот нажмет на курок и выпустит пулю мне в голову.

Я отдернула руку, и ощущение исчезло.

Сделав глубокий вдох, я снова коснулась ручки. И тут же почувствовала себя так, словно нахожусь в маленьком темном ящике под землей и у меня вот-вот закончится воздух!

Я отпрянула.

Мое дыхание было прерывистым, меня била дрожь, но я стояла в коридоре и все было в порядке.

Я уставилась на руны, покрывающие дверь, и внезапно поняла, что это такое. С тех пор как я очутилась в Дублине, я буквально набросилась на книги о паранормальном, выискивая информацию на самые разные темы, от друидов до вампиров и ведьм. Я искала в мифах правдивые факты и пыталась найти в сказках ответы на свои вопросы. Это были отвращающие руны! Они усиливали страх того, кто пытался их пересечь.

Когда я в третий раз взялась за ручку, по моему телу поползли огненные муравьи, которые безжалостно кусались, и я вспомнила, как в возрасте семи лет решила поиграть в красной шелковистой глине на холме. С тех пор я жутко боялась этих насекомых.

Это не реально.

Я собралась с силами и повернула ручку, а муравьи тем временем обгладывали мои пальцы.

Дверь открылась, я дернулась вперед, подавившись криком от невыносимого желания содрать с себя зудящую кожу.

Как только я переступила порог, все ощущения исчезли. Я оглянулась. Деревянный порог тоже был покрыт резными отвращающими рунами.

Но я прошла! Я была в одной из Запретных Библиотек!

Я осмотрелась. Особого впечатления библиотека не производила. По сравнению с «КСБ» это было ничто — маленькая комната без окон, и, несмотря на множество влагопоглотителей, довольно сырая. Между полками и столами, заставленными книгами, свитками и коллекциями древностей, сияли десятки ламп. Ровена не оставила Теням ни единого шанса пробраться в ее драгоценные книгохранилища.

Я двинулась вперед, решив для начала осмотреть столы, пока Дэни следит за коридором. Как я и боялась, каталога в Запретной Библиотеке не было. И хотя комната оказалась небольшой, на ее исследование могло уйти несколько дней.

Через десять минут Дэни завопила и я выскочила обратно в коридор, вздрогнув над заклятым порогом. К первому из барьеров приближалась толпа ши-видящих.

Впереди была Кэт.

— Ровена сказала, что ты смогла пройти через ее защиту к закрытым архивам. Она послала нас, чтобы мы тебя остановили.

Ну что ж, на первый из моих вопросов она ответила. Меня интересовало, можно ли теперь, когда я получила возможность свободно преодолевать барьеры, засечь мое передвижение. Я только удивилась, что Ровена не явилась лично.

— Чтобы остановить меня, вам нужно научиться пересекать защитную линию. — Я взглянула на ноги Кэт, застывшей на грани почти невидимых символов. — Но мне почему-то кажется, что вам это не удастся.

— Я могу пройти через большую часть барьеров, — сказала Барб, выдвигаясь вперед. — Ты не такая уж крутая. Джо тоже это может. — Она оглянулась. — А где Джо? Она же только что была тут.

Дэни пожала плечами.

— Она ушла.

— Мы здесь не для того, чтобы остановить тебя, Мак. — Глаза Кэт, обычно спокойные, сейчас светились от волнения. — Мы пришли помочь тебе в поисках.

Линии охранных барьеров я разрушила с помощью жвачки — ага, именно жвачки. Такие барьеры — довольно тонкая штука, их легко уничтожить, если вы способны их коснуться.

А чтобы их коснуться, от вас обычно требуется способность их пройти, то есть надо ли их трогать — спорный вопрос. Но сейчас мне нужно было убрать силу барьеров, чтобы мои сестры по оружию смогли идти за мной.

В большинстве случаев все, что нужно для уничтожения барьера, — это нарушить его целостность, отчего в потоке энергии словно возникает короткое замыкание. Иногда, если нарушить его неправильно, барьер может превратиться в нечто другое, но я тогда этого не знала, и в тот день мне просто везло.

Мне удалось снять защиту с двери, но я ничего не могла поделать с отвращающими рунами, вырезанными на деревянном пороге. Каждая ши-видящая, переступавшая его, должна была встретиться со своими личными демонами.

Они все справились, и я ими гордилась.

Я оставила их в библиотеке, и десятки пар усердных рук начали осторожно листать древние страницы, аккуратно разворачивать толстые свитки, поднимать статуэтки и открывать шкатулки в поисках того, что сможет нам пригодиться.

А мы с Дэни отправились к следующей библиотеке. Добраться до нее оказалось труднее. Там снова были многочисленные барьеры, но каждый новый оказывался сильнее и плотнее предыдущего. Я относительно легко пересекла первый, второй заставил меня охнуть. Третий сгенерировал небольшой электрошок, от которого у меня затрещали волосы. Достав из кармана помаду, я зачеркивала каждую пройденную линию, открывая проход Дэни.

После четвертого барьера я стиснула зубы и прокляла того, кто вывел здесь древние знаки. Ровена? Хотела бы я уметь так же.

С пятым барьером я совершила ошибку, попытавшись быстро проскочить неприятные ощущения. В итоге я врезалась в него, как в кирпичную стену, отскочила и растянулась на полу.

Дэни захихикала.

— Чувиха, со мной такое постоянно.

Я встала и осторожно приблизилась к барьеру. Он представлял собой не просто защитную линию. На его месте было несколько барьерных слоев, мерцающих один поверх другого.

Раньше я видела только барьеры в виде тонких серебристых линий. А у этой защиты был синий оттенок, более четкие линии и сложные формы. Сейчас, внимательно присмотревшись, я почувствовала легкий озноб. Даже на страницах Келлской книги рисунки были не такими сложными. Узлы превращались в фантастических животных, становились непостижимыми математическими уравнениями, а потом снова свивались в узлы. Я ничего не знала о барьерах. И где Бэрронс, когда он так нужен?

На попытки преодолеть это препятствие у меня ушло минут десять. Если я бежала, меня отбрасывало. Если я пыталась медленно продвигаться вперед, барьер просто не поддавался, словно действительно был каменной стеной, которую я не могла увидеть.

— Попробуй кровь, — предложила Дэни.

Я посмотрела на нее.

— Зачем?

Она пожала плечами.

— Иногда, когда Ро нужно усилить ведьмины штучки, она пользуется кровью. В некоторых барьерах, которые мы ставили вокруг твоей комнаты, была моя кровь. Я думаю, что, поскольку ты можешь пройти большую часть преград, твоя кровь подействует. А если нет, попробуем мою.

— И что мне с ней делать?

— Не знаю. Попробуй капнуть на барьер.

После минутного размышления я решила, что хуже не будет. (Придет день, когда я пойму, как сильно ошибалась. Добавлять кровь к некоторым барьерам так же глупо, как заливать костер бензином, и в некоторых случаях в результате этого обычная защита может превратиться в живых стражей. Поверьте мне на слово и ни в коем случае не капайте кровью на барьеры неизвестного происхождения!) Я достала из ботинка выкидной нож.

— Отойди, вдруг что-то пойдет не так, — сказала я.

И вытянула руку ладонью вверх, поднесла ее настолько близко к барьеру, насколько позволяла его сила, и резко сделала разрез. Ой.

Потекла кровь.

Я перевернула руку, чтобы кровь капала на пол.

Ничего не капало. Я посмотрела на ладонь. Раны не было.

Я резанула снова, на этот раз глубже.

— Ой!

Потекла кровь. Я перевернула ладонь. Кровь не капала. Я нахмурилась. Встряхнула руку, сжала ее в кулак.

— Что ты делаешь, Мак?

— Подожди секунду. — Я снова перевернула руку.

Пореза не было.

Стиснув зубы, я повернула ладонь к полу и разрезала ее, быстро, сильно и глубоко. Кровь потекла. Отлично. И остановилась. Я сделала еще один разрез, глубже. Кровь потекла снова, маленький ручеек подобрался к краю символов.

Рисунок зашипел, задрожал на каменном полу и начал дымиться — еще до того, как моя кровь его коснулась.

Я смогла перешагнуть барьер, но не без труда.

— Пойдем, Дэни.

Мы не закончили. Я чувствовала, что впереди нас ждет что-то еще.

Что-то гораздо хуже.

Ответа не последовало.

Я обернулась. За мной оказалась каменная стена.

— Дэни? — позвала я. — Дэни, ты меня слышишь?

Тебе запрещено здесь быть. Ты не одна из нас.

Я резко обернулась. В коридоре, преграждая мне путь, стояла женщина. Очень красивая блондинка с ледяными глазами.

— Кто ты? — спросила я.

Уходи, или узнаешь, что такое наш гнев.

Я шагнула вперед и внезапно почувствовала жуткую боль. Я попятилась.

— Мне нужно попасть в библиотеку. Я просто ищу ответы.

Тебе запрещено здесь быть. Ты не одна из нас.

— Я и в первый раз тебя прекрасно слышала. Но мне нужно осмотреться.

Уходи, или узнаешь, что такое наш гнев.

Я пыталась с ней поговорить, но поняла, что, несмотря на оглушительную боль, которая накатывала при любой попытке двинуться вперед, эта женщина на самом деле — просто магический эквивалент автоответчика.

Что бы я ни говорила, она повторяла одни и те же фразы, снова и снова. Сколько бы раз я ни пыталась шагнуть вперед, боль вынуждала меня отступить.

Я не сомневалась, что этот непреодолимый барьер скрывает самые важные секреты. Мне нужно сквозь него пройти.

В моем распоряжении имелись и другие инструменты. Я открыла рот и выпустила имя В'лейна.

Он появился раньше, чем я договорила, и улыбался — долю секунды.

А затем согнулся пополам от боли. Его золотоволосая голова запрокинулась.

В'лейн зашипел на меня.

И исчез.

У меня отвисла челюсть.

Я снова посмотрела на женщину.

Тебе запрещено здесь быть. Ты не одна из нас.

На данный момент я не видела возможности пробраться мимо нее. У меня не было с собой мяса Невидимых, чтобы съесть и посмотреть, не смогу ли я с его помощью справиться с болью. Но опять же, после того, что случилось с В'лейном, я не знала, поможет мне временная подпитка силой Невидимых или помешает.

И я не особо удивилась тому, что стена за моей спиной оказалась иллюзией.

Но проходить через нее все равно было чертовски больно.

 

22

— Вчера ко мне приходил Гроссмейстер, — сказала я, переступая порог «Книг и сувениров Бэрронса».

Мягкий свет наружных огней тщательно восстановленного здания омывал улицу и заливал крытый главный вход спокойным янтарным сиянием. Внутреннее освещение тоже было приглушенным. Наверное, Бэрронс больше не считал Теней серьезной угрозой.

Я не видела его, но знала, что он там. После всего, что было, я с легкостью улавливала даже намек на его запах. Хотела бы я, чтобы это было не так. Это заставляло меня вспоминать то время, когда мы танцевали и Бэрронс смеялся, а я не беспокоилась о судьбе мира, а просто была… хорошим зверем. Который ест, спит и занимается сексом.

О простая жизнь!

Я напряглась. Где-то в магазине был Объект Силы или даже несколько Объектов Силы. Один невероятно мощный или много слабеньких. Я чувствовала их желудком. И они горели холодным огнем в темном провале моего сознания. Меня больше не тошнило от ОС. От их присутствия я ощущала себя… живой.

— Гроссмейстер сказал, что уродом, который научил его Гласу, был ты, — продолжала я. — Забавно, что ты забыл сказать мне об этом, когда пытался научить меня.

— Я ничего не забываю, мисс Лейн. Я умалчиваю.

— И уклоняешься.

— Лгу, обманываю и краду, — согласился Бэрронс.

— Если обувь подходит тебе по размеру.

— У вас абсурдные приоритеты. — Он вышел из тени за книжными полками.

Я оглядела его с головы до ног. Я только однажды видела Иерихона Бэрронса в джинсах и футболке. Это было словно мотор «W16 бугатти вейрон» — на 1 001 лошадиную силу — очутился в корпусе «шелби» 65 года. Мощная изощренная сила, хищная, гладкая, бросающаяся в глаза. Эффект был ошеломляющим.

Татуировок на Бэрронсе было больше, чем несколько дней назад. Когда я в последний раз видела его (одетым только в блестящий пот), его руки были без отметок. Теперь замысловатые красно-черные узоры спускались от бицепсов к ладоням. На запястье блестел серебряный браслет. На ботинках были серебряные цепи.

— Дичаем, а? — спросила я.

Кто бы говорил, ответили темные глаза, скользя взглядом по моей черной кожаной одежде.

— Что не так с моими приоритетами? — Я сменила тему. Меня не волновало, что думает Бэрронс о моей одежде. — Ты ненавидел мои разноцветные наряды, теперь тебе не нравится кожа. Тебе вообще хоть что-то во мне нравится?

— Гроссмейстер, как вы его называете, отправил своих принцев, чтобы вас изнасиловать, и мог заняться этим и сам, а вы говорите мне только то, что он… что? Пришел вас уговаривать? Принес цветы? А мой ответ на ваш вопрос, мисс Лейн: кожа. Ваша кожа.

Я постаралась не думать о последних словах.

— Никаких цветов. Только кофе. И даже не из «Старбакса». Я бы зуб отдала за большой латте из «Старбакса».

— Я не стал бы так небрежно разбрасываться зубами. Никогда не знаешь, когда они понадобятся. Для женщины, которая недавно пережила групповое изнасилование, вы как-то странно спокойны.

— О Господи, Бэрронс, а что еще мне терять?

— Никогда об этом не думал.

— Зачем ты его учил? Ты хоть понимаешь, что нечаянно, а может, даже чаянно…

— Нет такого слова, мисс Лейн.

— …мог помочь ему убить мою сестру?

— Вы передергиваете.

— Разве? Чему еще ты его научил?

— Нескольким мелким друидским трюкам.

— В обмен на что?

— А что сказал Дэррок? Снова пообещал вам вернуть сестру?

— Конечно.

— И вы ответили своему насильнику, что подумаете об этом?

— Он сказал, что вернется за мной через три дня. И что мне лучше пойти с ним добровольно.

— Но вы, — мягко проговорил Бэрронс, приближаясь ко мне, — ах, моя дорогая мисс Лейн, вы решили, что вам нечего больше терять. Когда истекают эти три дня?

— А вот это меня по-настоящему бесит. Я не знаю. Он был отвратительно неточен.

Бэрронс посмотрел на меня, его губы изогнулись в легкой улыбке, и на секунду мне показалось, что он вот-вот рассмеется.

— Дэррок держит вас в напряжении. Угрожает и при этом напускает туману.

— У меня такое же чувство.

Слабая улыбка исчезла. Лицо Бэрронса снова стало холодным.

— Вы больше не уйдете от меня.

Я вздохнула.

— Я была уверена, что ты это скажешь.

— Хотите, чтобы он снова вас забрал?

— Нет.

— Тогда не будьте дурой. Не срывайтесь навстречу опасности в самый неподходящий момент по какой-нибудь благородной причине и только затем, чтобы злодей вас похитил, хотя это будет не ваша вина, ведь вы должны преследовать благородные цели, а разве нет в мире вещей, за которые стоит умереть?

Я вздернула подбородок.

— Не думала, что ты читаешь романы.

— Я знаю людей.

— Ха. Ты наконец признал, что сам к ним не относишься.

— Я ничего не признавал. Вам не хватает правды обо мне? Так попытайтесь меня увидеть, когда смотрите на меня.

— Почему ты швырнул в потолок торт, который я заказала тебе на день рождения?

— Вы пытались отпраздновать день, когда я родился. Пойдемте, мисс Лейн. Я хочу кое-что вам показать.

Бэрронс развернулся и зашагал в глубь магазина, даже не оглянувшись, чтобы проверить, следую ли я за ним.

Я следовала. Здоровенный ОС был прямо по курсу.

— Кого ты убил, чтобы получить третий камень? — вытаращилась я.

Три камня из четырех, необходимых для «проявления истинной сущности» «Синсар Дабх», светились странным иссиня-черным светом на столе его кабинета.

Бэрронс посмотрел на меня. В темном взгляде была насмешка. Вы правда хотите это знать?

— Забудь, — быстро проговорила я. — Четвертый камень у В'лейна, так?

При этих словах я вспомнила, как исчез В'лейн и почему. Что с ним случилось в том защищенном коридоре? Почему он зашипел на меня? Что причинило ему боль? Я ждала, что вскоре после этого он появится и либо объяснит мне все, либо как следует выругает.

Я думаю, что да.

— Но мы не знаем где.

Пока не знаем.

— Прекрати отвечать молча. У тебя есть рот, вот и пользуйся им. — Меня раздражали намеки на близость в наших безмолвных разговорах.

— Я пользовался ртом несколько дней назад. Да и вы тоже.

— Прекрати мне об этом напоминать! — зарычала я.

— Я думал, что мы покончили с недоразумениями. Я буду корректен.

Я подошла к столу, чувствуя, что сила покрытых рунами камней одновременно притягивает меня и отталкивает. И узнала камень, который стащила в логове Мэллиса. Он был самым маленьким из трех. Второй был вдвое больше, третий — еще больше второго. У камней были острые рубленые края, словно их с огромной силой высекли из материала, химический состав и универсальные законы которого не имели ничего общего с нашим миром. Разложенные рядом друг с другом, все три камня издавали тонкий хрустальный звон разной частоты и тона. Звук был навязчивый и прекрасный. И невероятно тревожный. Словно звон адских колокольчиков.

— Ты сказал, что, если собрать все четыре камня вместе, они споют Песнь Творения. Саму Песнь? Или поменьше? Есть ли вообще песни поменьше?

— Не знаю.

Я поежилась. Бэрронс, который признавался в незнании, беспокоил меня почти так же, как звук камней.

Я потянулась к одному из них. Стоило моей руке оказаться над камнем, как они вспыхнули так ярко, что у меня заболели глаза. Я отдернула руку.

— Интересно, — пробормотал Бэрронс. — Хотите поэкспериментировать?

Я посмотрела на него.

— Ты хочешь попытаться загнать Книгу при помощи этих трех камней. — Чтобы изучить, как Книга среагирует и что еще может проявиться по ходу дела.

— Вы в игре?

Я поразмыслила с минуту над его словами, вспоминая, что случилось в последний раз, когда мы с ним пытались поймать Книгу.

Она тогда внезапно изменила направление и двинулась прямо на нас. Но Книга хотела поймать Бэрронса, а не меня. Она гналась за Бэрронсом, а не за мной. Со мной все в порядке. Я все та же Мак, которой была раньше. Сам папа сказал, что я настолько хороша, насколько это возможно. А все знают, что Джек Лейн — мудрый человек.

— Конечно, — произнесла я.

Пока Бэрронс собирал камни и заворачивал их в бархатную ткань, я смотрела в зеркало Невидимых. Все это время оно висело у меня под носом, в кабинете Бэрронса, но я ни разу не чувствовала присутствия Фейри, а ведь зеркало было одной из реликвий Невидимых. Сейчас оно было закрыто и притворялось совершенно обычным зеркалом.

— Как оно работает? — спросила я.

Бэрронс продолжал молча заворачивать камни.

— Ой, ну перестань, — нетерпеливо проговорила я. — Я же не пытаюсь влезть тебе в голову и открыть один из твоих ненаглядных секретов. Фейри портят мою планету, и я собираюсь вышибить их к черту. Тут любое знание, как и оружие, не помешает. Так что колись.

Он не поднимал глаз, но я заметила слабую улыбку на его губах.

— Иногда мне кажется, что ты отказываешься говорить, только чтобы позлить меня.

— А вы никогда ничего не делаете, чтобы позлить меня? — раздраженно ответил Бэрронс.

— Не тогда, когда дело касается важных вещей. А что, если я попаду туда, единственным выходом откуда окажется зеркало? Я ведь даже не буду знать, как им пользоваться.

— Думаете, вам хватит пороху шагнуть в одну из этих штук?

— Ты бы сильно удивился, — холодно сказала я.

— Нет, если вы все делаете так, как трахаетесь.

Я не хотела, чтобы он сбил меня с толку разговорами о сексе.

— Я хочу научиться, Бэрронс. Научи меня. Если я буду знать хоть часть того, что знаешь ты, мои шансы на выживание будут намного выше.

— Вполне возможно, что жить вам от этого расхочется.

— Черт возьми, ты можешь хоть немного мне посодействовать?

— Я не знаю такого слова, — притворным фальцетом протянул он.

— Я пытаюсь вооружиться, чтобы драться так же, как трахаюсь! — рявкнула я. — Но ты отказываешься мне помочь. — Я ненавидела его напоминания о том, что я была при-йа.

— А я уже начал сомневаться, что вы когда-нибудь снова произнесете это слово, мисс Лейн. Хотя было время, когда вы твердили его, не умолкая. «Трахни меня, Иерихон Бэрронс», — говорили вы. Утром, днем и вечером.

Есть два вида меда, которым женщины с Юга могут полить свои слова, если захотят: мед, на который слетаются мухи, от которого тают мужские сердца, а другие органы напрягаются, и мед, от которого мужчинам хочется свернуться в узел и умереть. Я выбрала второй.

— Если бы я знала, что разговорить тебя так просто, я бы сказала это еще пять минут назад. Трахни себя сам, Иерихон Бэрронс.

Он запрокинул голову и расхохотался, белоснежные зубы сверкнули на темном лице. Я загнала ногти себе в ладони.

— Мерцающие зеркала, — сказал он, когда перестал смеяться, — когда-то исчислялись десятками тысяч. Некоторые утверждали, что они бесконечны. Изделия Фейри стремятся…

— Это я знаю. Обрести собственную жизнь. Изменяться и развиваться странными способами.

— Когда Король Видимых только создал их…

— Король Невидимых, — поправила я.

— Тогда он был Видимым. И хватит меня перебивать, если хотите, чтобы я продолжал рассказ. Когда Король Видимых создал их, зеркала были упорядоченной сетью. Это было великолепное изобретение. И первый способ, которым Фейри научились путешествовать по измерениям. Стоило войти в одно из зеркал, и путешественник оказывался в Холле Всех Дней.

— Что такое Холл Всех Дней?

— Холл — это… Ну, если сравнить зеркала с аэропортом, то Холл — это главный пункт отправления и прибытия. Вдоль стен холла шли зеркала, соединенные с зеркалами в других мирах, в бесчисленном количестве времен и измерений. Тот, кто оказывался в Холле, рассматривал разные зеркала и мог выбирать из сотен тысяч мест то, куда хотел отправиться. Это было своеобразное… квантовое туристическое агентство для Фейри.

— В'лейн говорил мне, что Король изначально создавал эти зеркала для своей фаворитки, а не для всех Фейри. Он сказал, что Король создал их, чтобы она могла жить в зеркалах, не старея, и исследовала другие миры, пока он не найдет способ сделать ее Фейри. — Я снова подумала о том, что случилось с В'лейном сегодня. Даже зная, что не могу на него рассчитывать, без его имени на языке я чувствовала себя голой.

— А В'лейн не сказал вам, что когда Королева почувствовала силу творения Короля, она потребовала рассказать ей, что он сделал, и, чтобы успокоить Королеву, которая ненавидела его фаворитку, Королю пришлось притвориться, будто он сделал Мерцающие зеркала в качестве подарка ей самой?

— В'лейн сказал, что Король отдал ей только часть зеркал.

— К сожалению, он отдал Королеве ядро, в котором находился и Холл Всех Дней. Его фаворитке досталась лишь малая часть того, что он для нее сотворил, часть, отрезанная от остальной сети. В качестве компенсации Король построил для своей фаворитки фантастический Белый Дворец, дом на высоком холме, с бесконечным количеством комнат, террас и садов. Он сделал эту часть недостижимой для других зеркал, и попасть туда можно было только из его личных покоев.

— То есть существуют две независимые части зеркал. — Нужно было многое запомнить. — Одна является коллекцией, возможно бесконечной, зеркал, соединяющих различные измерения, миры и времена, с главным пунктом в Холле Всех Дней. Вторая — это отдельная маленькая сеть, в которой обитала фаворитка. Думаю, что после ее смерти той частью больше никогда не пользовались, — заключила я.

Мерцающие зеркала были фантастической штукой. Я не могла представить, каково это — шагнуть в зеркало и внезапно перенестись в совершенно другой мир или время.

— В'лейн многое вам рассказал. — В голосе Бэрронса звучало раздражение.

— Он рассказал мне больше, чем ты. Потому я и размышляю, кому из вас доверять.

— Девиз для тех, кто хочет выжить, таков: никогда не доверяй Фейри. А он сказал вам, как умерла фаворитка?

— Он говорил, что она настолько ненавидела то, во что превратился Король, что решила уйти единственным доступным ей способом. Покончив с собой.

— А В'лейн не удосужился уточнить что все, что сделал Король, было сделано для нее? Она хоть думала об этом, когда решила убить себя? До нее не доходило, что иногда желание стать темным ради кого-то другого может быть чертовым достоинством?

— Не похоже, что Король решил стать темным ради нее. Звучит так, словно его настолько злила мысль о ее смерти, что он делал все, что угодно, лишь бы удержать ее.

И Гроссмейстер говорил мне то же самое: «Думаешь, фаворитка смогла оценить то, что ее любовник превратился в одержимого идиота, и не замечать жутких результатов его экспериментов? Может, вместо того чтобы тратить все свое время — а разве не ждала она десятки тысяч лет? — на попытки сделать ее жизнь вечной, ему было бы достаточно любить ее всю ее смертную жизнь, и она была бы счастлива!»

Бэрронс остро на меня посмотрел.

— Сейчас зеркала превратились в мусор, — резко продолжил он. — В них не осталось ничего определенного.

— Потому что Круус их проклял. Кстати, кто такой Круус? — Я не раз слышала это имя, но даже не знала, кто он и был он Видимым или Невидимым. — И что это за проклятие?

— Это к делу не относится. Он мертв. — Бэрронс сложил камни в черный кожаный мешочек, покрытый тонкими мерцающими рунами, и завязал его кожаным шнурком. Как только он закрыл мешок, звон прекратился. — Но проклятие не умерло. Оно безвозвратно испортило зеркала. То, что раньше было легко управляемой сетью, сейчас превратилось в полный хаос. Теперь некоторые зеркала могут отправить вас в ад, некоторые этого не сделают. Миры и измерения рассыпаны, смешаны с МФП. Часть главных зеркал разбилась, в других зародилась жизнь, которой никогда не предполагалось. Многие двусторонние зеркала Холла стали билетом в один конец, и выходят они в пустыни. Обзорные зеркала тоже изменились, теперь они показывают иллюзии. Холл Всех Дней смешался с реальностью фаворитки и даже проник в реальность Грез.

— Грезы! — воскликнула я. — Так называется реальность Фейри?

— Она не принадлежит Фейри. Грезы гораздо старше их и не принадлежат никому. Все надежды, все фантазии, иллюзии и кошмары мыслящих существ приходят оттуда и удаляются туда на отдых, если вам угодно. Но проклятие Крууса еще более усложнило ситуацию, потому что разорвало стены темницы Невидимых, так что теперь зеркала соединяются и с ней.

— Но если так, почему Невидимые не вырвались раньше?

— Некоторые вырвались. Но тюрьма Невидимых была настолько велика, что лишь немногие из них нашли трещины в ее стенах, а зеркала настолько непредсказуемы, что очень мало нашедших трещины смогли добраться до вашего мира. Некоторые исчезли в сети Мерцающих зеркал навечно. Их больше нет в реальности настоящего времени, они осели в прошлом. Кое-кто говорит, что они стали проекциями всех вероятностей, что они слились с Холлом Всех Дней, который существовал и будет существовать всегда. Но никто не знает наверняка. Фейри полностью избегают контакта с зеркалами.

— Но не ты. И не Гроссмейстер.

— Есть способы — умения друидов — отделить часть зеркал, и, если эти опечатанные части использовать с умом, можно получить доступ и контроль над временным передвижением в ограниченном пространстве. В зависимости от зеркала, которым пользуются, это может быть довольно… неприятно. Холод некоторых зеркал тяжело перенести.

Это я знала. Я видела, как Бэрронс выходит из зеркала, покрытый кристаллами замерзшей крови. Я чувствовала поток ледяного воздуха, который пробирал до костей.

— А почему ты убил женщину, которую вынес потом из зеркала? — Мой голос был сахаром на острие ножа.

— Потому что мне так захотелось. — Бэрронс прекрасно имитировал мой тон. — Не ждали такого, мисс Лейн? Это не просто ответ, это готовое признание, запишите. Пора. — Его глаза внезапно зажглись нетерпением. — Ночь не будет длиться вечно.

— На что похожа тюрьма Невидимых? — Я хотела выяснить, не была ли она тем холодным местом, которое снилось мне время от времени. Если да, то откуда же я это знаю?

— Умножьте холод моего зеркала на бесконечность.

— Как она выглядит?

— Нет солнца. Нет травы. Только ледяные утесы и скалы. Холод. Темнота. Отчаяние. Воздух звенит от них. Там только три цвета: белый, черный и синий. Самой ткани того места не хватает химических компонентов для существования других цветов. Ваша кожа была бы там, как выбеленная кость. Глаза — полностью черными. Губы — синими. Там ничего не растет. Существует только неутолимый голод. Неудовлетворенная похоть. Бесконечная боль. Там есть монстры, которые не хотят жить, потому что они так ужасны.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила я, когда мы уже шагали, как мне казалось, выбирать очередную великолепную машину из невероятной коллекции Бэрронса.

— Довольно. Скажите, мисс Лейн, если бы вы могли вернуться в тот день, когда Алина уезжала в Тринити, вы остановили бы ее?

— Конечно, — тут же ответила я.

— Зная, что все эти события все равно произойдут? Книга была уже потеряна. Все это случилось бы вне зависимости от того, приехала бы ваша сестра или нет. Просто другой вариант того же разрушительного сценария. Вы бы решились оставить ее в Ашфорде, чтобы сохранить ей жизнь, не узнать того, что знаете, и, скорее всего, погибнуть в неведении от рук кого-то из Фейри?

— А третьего варианта не дано? — раздраженно поинтересовалась я. — Что за дверью номер три? Нигде не написано «Давайте договоримся»?

Он посмотрел на меня.

Ясно, что нет.

— На чем сегодня поедем? — спросила я, берясь за дверную ручку.

 

23

— На этом я не поеду. — Редко бывали случаи, когда я открыто и резко возражала Бэрронсу. Но это был один из них.

— Заткнитесь и залезайте.

Если бы я замотала головой еще резче, я бы свернула себе шею.

— Залезайте. Живо.

— И не мечтай.

Нашим «транспортом» оказался Королевский Охотник.

Бэрронс каким-то образом заставил приземлиться на аллею между «КСБ» и гаражом одного из Охотников — да, одного из тех жутких монстров, чьей первостепенной задачей было стереть с лица земли всех мне подобных. Правда, этот был довольно мелкий — размером с узкий двухэтажный дом, а не с пятиэтажный гостиничный комплекс — и он не распространял вокруг себя смертный ужас, как те Охотники, в которых стрелял Джайн, но все равно это был Королевский Охотник, а их каста за тысячи лет убила невероятное количество ши-видящих. И Бэрронс думает, что я прикоснусь к этому существу?

Я не чувствовала Охотника, потому что он был как-то… заглушён.

Он сгорбился, темное пятно на фоне ночи, дьявольского вида, с кожистыми крыльями и огненными глазами, рогами и вилкой на хвосте. Тяжелое дыхание вырывалось клубами дыма, которые уносились по аллее туда, где раньше была самая большая Темная Зона в городе. Между книжным магазином и гаражом было градусов на пять холоднее, чем в округе.

Я потянулась под плащ за копьем.

— Не вздумайте, — сказал Бэрронс. — Он у меня под контролем.

Мы уставились друг на друга.

— И что ты предложил Охотнику, чтобы заставить его это делать? Чем один наемник платит другому?

— Вы сами должны знать. Куда в последнее время подевались ваши милые принципы?

Я нахмурилась. И опустила копье.

— Он может двигаться по городу быстрее, чем автомобиль. Ваши… МФП, как вы их называете, ему не помеха, поэтому я считаю данный вид транспорта оптимальным.

— Я ши-видящая, Бэрронс. Это Охотник. Угадай, на кого он охотится? На ши-видящих. Я не полезу на него.

Мысленно я попыталась дотянуться до Охотника и узнать его намерения. Я ожидала наткнуться на бурлящую яму с мыслями об убийстве ши-видящих.

Но там не было ничего, кроме стены из черного льда.

— Я не могу добраться до его сознания. — Это мне совсем не нравилось.

— И сегодня он не сможет добраться до вашего, поэтому оставьте его в покое и делайте, как я сказал.

Я сузила глаза.

— Ты не можешь контролировать Охотника! Никто не может!

В глазах Бэрронса была насмешка.

— Вы боитесь.

— Нет, — огрызнулась я. Конечно, я боялась. Эта тварь казалась удивительно спокойной и никак не реагировала на мое присутствие, но страх перед Охотниками был у меня в крови. Я родилась со встроенным в подсознание сигналом тревоги. — А что, если он стряхнет нас, как только поднимется в небо? — Пусть у меня теперь практически не течет кровь из ран, но я была уверена, что мои кости ломаются так же легко, как и у любого другого.

Бэрронс подошел к морде Охотника. У того полыхнули глаза, когда он заметил Бэрронса. Но Охотник принюхался и, похоже, его жар поутих. Когда Бэрронс вынул мешочек с камнями из-под плаща, Охотник прижал к мешочку ноздри и, казалось, ему понравился запах.

— Он знает, что умрет, прежде чем сделает это, — мягко сказал Бэрронс.

— Он ни за что не позволит мне сесть на него с копьем, а с копьем я не расстанусь, — попыталась вывернуться я.

— Ваше копье его меньше всего беспокоит.

— Ну и как мне за него держаться? — уточнила я.

— У них между крыльями есть складки кожи. Схватитесь за них, как за конскую гриву. Но сначала наденьте вот это. — Он бросил мне пару перчаток. — И не снимайте. — Перчатки были из странной ткани, толстые, но эластичные. — Вам бы не хотелось коснуться его голой кожей. — Он изучил меня с ног до головы. — В остальном все в порядке.

— Почему мне не хотелось бы коснуться его голой кожей? — опасливо уточнила я.

— Залезайте, мисс Лейн. Немедленно. Иначе я привяжу вас к этой чертовой штуке.

Мне пришлось сделать несколько попыток, но через некоторое время я оказалась на спине Королевского Охотника.

И сразу поняла, почему Бэрронс дал мне перчатки. От твари исходил такой жуткий холод, что, если бы я прикоснулась к нему голыми руками и на них оказалась хоть какая-то жидкость, они примерзли бы к ледяной шкуре. Я вздрогнула, мысленно поблагодарив свою плотную кожаную одежду. Бэрронс уселся за моей спиной. Он был слишком близко и был слишком наэлектризован, чтобы мне было комфортно.

— Почему ему нравится запах камней?

— Камни были вырезаны из стен замка Короля Невидимых. Для Охотника это эквивалент вашего орехового пирога, жареного цыпленка и лака для ногтей, — сухо ответил Бэрронс. — Пахнет домом.

Охотник резко выдохнул клуб дыма, наполнив аллею кислой серной вонью. Потом расправил крылья и одним ударом этих кожаных парусов поднялся в воздух и помчался в ночь, засыпая кристаллами черного льда улицу под нами.

Я затаила дыхание и уставилась вниз, глядя, как книжный магазин становится все меньше.

Мы поднимались выше и выше в холодное и темное ночное небо.

Вот показались Тринити-колледж и Темпл Бар Дистрикт!

Вот отделение Гарды и парк. А вот и пивоварня «Гиннесс», на смотровой площадке которой я стояла, смотрела в ночь и понимала, что влюбилась в этот город.

Дальше шли доки и залив, тянущиеся к самому океану.

А вон ненавистная церковь, в которой мой мир рассыпался на части. Я запрокинула голову и уставилась на звезды, отказываясь думать и вспоминать. Луна была ярко-белой, ярче, чем должна была быть, а по краю шел тот же странный кровавый ободок, который я заметила несколько дней назад.

— Что с луной? — спросила я у Бэрронса.

— Мир Фейри просачивается в наш. Посмотрите на улицы к северу от реки.

Я отвела взгляд от луны в кровавой короне и посмотрела, куда он указал. Мокрые булыжники мостовой были словно подсвечены изнутри неоном лавандового оттенка с замысловатыми вкраплениями серебристого. Это было прекрасно.

Но это было неправильно и очень тревожило, потому что изменился не только цвет камней. Словно какие-то микроскопические, похожие на пиявок биологические формы Невидимых прорастали в наш мир, иссушали его, меняли так же неотвратимо, как проклятие Крууса изменило зеркала.

— Нам нужно остановить изменения. — «И как можно быстрее», — подумала я. На какой стадии изменения станут необратимыми? Или они уже необратимы?

— Вот поэтому я и думал, что вы не станете тратить время на споры, когда я добуду самое эффективное средство передвижения. — В его голосе слышалось раздражение.

Я посмотрела на наше «средство передвижения», на чернильную складчатую кожу, на которой я стиснула затянутые в перчатки руки.

Я еду на Невидимом Охотнике! Хоть одна ши-видящая в истории человечества могла таким похвастаться? Дэни ни за что мне не поверит. Я взглянула на клочья тумана, взлетающие над козлиной головой, украшенной смертоносными черными рогами. Ощутила, как напрягается кожа от движения огромных крыльев. Потом посмотрела на город внизу.

До земли было далеко.

— Ты же знаешь, что инспектор Джайн в них стреляет, — обеспокоенно сказала я.

— Джайн в данный момент занят другими делами.

— Ты не можешь знать все на свете. — Теперь мой голос звучал раздраженно.

Бэрронс потрепал Охотника по шкуре, как обычно треплют лошадей.

Охотник вскинулся в боевую позу, выгнул шею, сверкнул через плечо полными ненависти глазами и фыркнул, выпустив из ноздрей тонкие струйки пламени, явно не радуясь такому обращению.

Бэрронс рассмеялся.

Надо признать, что, если бы не холод и не Бэрронс, сидящий так, близко, мне бы понравился полет. Это было приключение, которое я никогда не забуду. Забавно, что в темные времена прекрасное можно обнаружить в самых неожиданных местах.

Дублин все еще был без электричества, но так было уже несколько месяцев, ветер и время унесли смог в море. Ни дымовые трубы, ни выхлопные газы уже не загрязняли воздух. Ореол городских огней не затмевал света луны. Дублин был выметен начисто. Таким был мир когда-то, сотни лет назад. Звезды мерцали и были прекрасно видны в ночи — увидеть их так ясно прежде можно было разве что в сельской местности в Джорджии.

Река Лиффи разделяла город пополам, ее длинная серебристая лента была перечеркнута многочисленными мостами, соединяющими берега до самого залива.

На севере люди Джайна действительно были заняты другими делами — сражались с такой толпой Невидимых, которой я раньше не встречала, всего в нескольких кварталах от аллеи, на которой убили мою сестру. Боль взметнулась волной, но я спрятала ее в дальний уголок сознания так быстро, что почти ничего не почувствовала.

На юге мы снова и снова тихо пролетали над моими сестрами ши-видящими. Сияли МакОреолы, ши-видящие под предводительством Кэт и Дэни патрулировали улицы, делая все возможное.

Дэни злилась на то, что я сегодня отправилась в ночь без нее, и доказывала, что ее суперсила может очень пригодиться в случае неприятностей. И не успокоилась, а разозлилась еще больше, когда я напомнила, что Бэрронс быстрее, чем она.

Мы летали несколько часов, кружили, кружили. Было почти четыре часа утра, когда я наконец почувствовала «Синсар Дабх».

— Засекла, — напряженно сказала я, указывая общее направление.

Охотник понес нас вниз. Мы скользили над крышами, а я пыталась определить местонахождение Книги. Метрах в трех под нами проплывали дымоходы и церковные шпили. Чем ниже мы спускались, тем сильнее становилась боль и тем холоднее мне было. Зубы стучали, я дрожала от боли, но направляла Охотника: налево, нет, направо, нет, поверни сюда, да, сюда. Быстрее, она уходит. Подожди, я не могу ее ощутить. Да, вот она снова.

Внезапно «Синсар Дабх» остановилась. Мы пролетели пять кварталов по инерции, и пришлось сделать круг, чтобы вернуться. Охотники не умеют разворачиваться, как «порше».

— Что она делает? — требовательно спросил Бэрронс.

— Кроме того, что убивает меня? Не знаю. — На тот момент мне было все равно. — Ты уверен, что это необходимо?

— Это всего лишь боль, мисс Лейн, причем временная.

— Сам попытайся действовать, когда тебе раскололи череп и кто-то перемешивает твой мозг. Разве нет никакого друидского заклинания, чтобы с этим справиться?

— На данный момент мне не хватает принадлежностей для татуировки. К тому же я не уверен, что это сработает, и, хотя недавно вы требовали одеть вас в красное и черное, я не хотел бы видеть эти цвета на вас постоянно.

— Без напоминаний ну никак не обойтись, — пробормотала я, закатив глаза. Меня чуть не стошнило.

— Только потому, что вы, похоже, продолжаете забывать, кто спас вашу задницу.

К сожалению, для этого ему пришлось сделать не так уж много.

Охотник сложил крылья и в полной тишине резко опустился на землю. Я соскользнула с кожистой спины на брусчатку, и меня вырвало.

— Где она? — спросил Бэрронс раньше, чем я закончила.

Я вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Прямо впереди. В трех кварталах? — предположила я.

— Идти сможете?

Я кивнула, и меня чуть снова не вырвало от этого простого движения. Я не ела с обеда, и в моем желудке было пусто. Но боль меня странно успокаивала. Ясно же, что я не стану причиной гибели мира. Если бы я была настолько плохой, я бы понравилась Книге, она бы хотела, чтоб я подошла ближе, а не отталкивала меня. Риодан ошибался. «Синсар Дабх» не хотела иметь со мной ничего общего.

Мы приближались. Бэрронс шагал, я ковыляла. Охотник поднялся в воздух и внезапно исчез, подняв вихрь черного инея.

— И транспорт наш сбежал, — хмуро сказала я.

«Синсар Дабх» действовала на меня так, что я была не уверена, что осилю долгий обратный путь до магазина. Я только надеялась, что камни смогут удержать ее — даже без четвертого — и, возможно, это уменьшит мою боль от ее присутствия.

— Он вернется, когда мы закончим с Книгой. Охотник настаивал на том, чтобы держаться от нее на определенном расстоянии.

И я его нисколько не винила. Жалела только, что сама так сделать не смогу.

В двух кварталах от нас Книга прочно закрепилась на моем радаре, а боль внезапно исчезла без малейшей на то причины.

Впервые после того, как мы приземлились, я смогла выпрямиться и с облегчением вздохнуть полной грудью.

Бэрронс остановился.

— Что случилось?

— Мне больше не больно. — Я повернулась к нему, застывшему посреди пустынной улицы.

— Почему?

— А так.

— Уточните.

Я взглядом уточнила, куда ему идти.

— Мне это не нравится! — прорычал он.

Мне тоже не нравилось. Но в то же время я радовалась. Я ненавижу боль. Я всегда знала, что пыток мне не выдержать. Если кто-то вырвет мне один ноготь, я начну фонтанировать секретами.

— Но вы все еще ее чувствуете?

Я кивнула.

— Вы ели Невидимых? — уточнил Бэрронс.

— Эй, ОС-детектор в полном порядке. Я бы не смогла работать, если бы ела их.

— И все же вы не испытываете боли?

— Абсолютно. — На самом деле я чувствовала себя великолепно. Энергичной, стремительной, готовой ко всему. — Ну? — выпалила я. — Собираемся стоять здесь всю ночь или будем что-то делать? — Освободившись от агонии, я была готова ринуться в бой.

Он напряженно изучал меня. И через секунду сказал:

— Все отменяется. Мы уходим. — Развернулся и зашагал прочь.

— Ты что, шутишь?! — гаркнула я ему в спину. — Мы здесь. Мы нашли ее. Давай посмотрим, что могут сделать камни!

— Нет. Уходим. Быстро.

— Бэрронс, я в порядке…

— А не должны бы. — Он остановился и снова посмотрел на меня.

— Может, я просто стала сильнее. Сейчас у меня иммунитет к большей части чар Фейри и я могу проходить барьеры. Может, Книга просто застала меня врасплох, а теперь мое тело приспособилось.

— А возможно, она просто играет с нами.

— Может, это наша первая возможность узнать что-то о Книге.

— А может, она вас поймала, а вы этого даже не заметили.

— А может, мы не будем стоять здесь всю ночь, споря о «возможно» и «может быть», а начнем действовать по твоему плану и посмотрим, что получится? Ты же сам на этом настаивал с самого начала. Вот и не шипи на меня теперь. — Я повернулась к Бэрронсу спиной и зашагала в противоположном направлении, к «Синсар Дабх».

— Остановитесь немедленно, мисс Лейн!

— А куда делся тот Бэрронс, который никого не боится и пленных не берет? Может, нам трусливо спрятаться? — бросила я через плечо.

Через секунду мы уже шагали рядом.

— Вы невозможны! — прорычал он.

— Кто бы говорил, — ласково произнесла я.

— Возьмите. — Он протянул мне один из камней, обернутый в бархат.

Даже через толстую ткань было видно, как засветился камень, стоило мне его коснуться. Бэрронс уставился на меня тяжелым взглядом, но я не поняла, что означало выражение его лица.

— И что мне с ним делать?

— Мы выйдем на О'Коннел. Я зайду с другой стороны перекрестка, сзади. Я хочу, чтобы камни окружили Книгу с трех сторон. Как только вы одновременно увидите и меня, и Книгу, положите свой камень на восточный угол перекрестка. Я расположу оставшиеся два камня в нужных местах.

— И что должно получиться?

— В лучшем случае? Мы ее поймаем. В худшем? Придется бежать как от огня.

 

24

Бэрронс ушел, а я зашагала по улице, уверенная, что двигаюсь в правильном направлении. И размышляла, что еще и камни, которые были у нас с собой, могли стать причиной того, что я больше не чувствовала боли. Возможно, по мере того, как мы приближались, они возводили нечто вроде защитного барьера. Они же были созданы, чтобы хранить и использовать Книгу. Почему бы им не защищать того, кто их несет, от вредного воздействия?

Я торопливо дошла до перекрестка, встала на указанном углу и стала ждать.

Я ждала.

Книга двигалась очень медленно, словно лениво прогуливалась.

— Ну же. Шевелись, чтоб тебя.

Кто ее несет, Фейри или человек? Город жужжал от присутствия множества Фей, и настроиться на определенный канал приема было невозможно.

Книга, словно услышав меня, начала двигаться быстрее, направляясь именно туда, куда нам было нужно.

А потом, внезапно она просто… исчезла.

— Какого…

Я завертелась, выставив внутренний «радар» на максимум, я искала, пыталась прочувствовать ночь. Но не поймала ничего. Даже намека на присутствие Книги.

Я оглядела улицу. Бэрронса нигде не было.

И это мне совершенно не нравилось. Мы не должны были расставаться. В фильмах самое худшее происходит как раз тогда, когда герои расходятся в разные стороны, а я в данный момент чувствовала себя героиней фильма ужасов. Фонарей нет, я одна в городе, кишащем монстрами, в непосредственной близости от меня находится древнее и разумное вместилище чистого зла, но я больше не Могу его засечь и понятия не имею, что делать дальше.

Я поворачивалась по кругу, зажав в одной руке камень, в другой копье.

— Бэрронс? — нетерпеливо прошипела я.

Ответа не было.

Книга вернулась так же внезапно, как и исчезла. Но теперь она была позади меня!

Я снова позвала Бэрронса. Опять не получив ответа, я зажала копье под мышкой, вынула мобильный и набрала его номер.

Когда он ответил, я быстро объяснила, как и куда переместилась Книга.

— Ждите меня. Я буду через минуту.

— Но она движется. Мы ее потеряем. Иди на восток. — Я дала отбой и двинулась за Книгой.

Я бежала к ней, пыталась ее поймать. Внезапно Книга остановилась, и я почувствовала, что нахожусь ближе к ней, чем мне казалось. Гораздо ближе. Все показания моего «радара» сегодня были неправильными.

Я застыла.

Книга была прямо за углом, не далее чем в десяти метрах от меня.

Если я дойду до края здания и загляну за него, я ее увижу.

И я чувствовала ее там, совершенно неподвижную, пульсирующую темной энергией. Что она делает? Играет со мной в кошки-мышки? Просто… развлекается?

Книга начала двигаться. Ко мне.

Куда, чтоб его, подевался Бэрронс?

Книга остановилась.

Она пытается меня напугать? Если да, то у нее это получается.

А что, если Риодан ошибался? Если Тварь обладает формой и может меня разорвать? Что, если у того, кто ее несет, при себе пистолет и он прострелит мне голову? Я боялась, что, если отступлю, Книга примет это за слабость и, как лев, почуявший страх добычи, начнет преследовать меня.

Я собрала всю свою волю в кулак и шагнула вперед.

Она тоже.

Я моргнула. Теперь Книга была совсем рядом.

Кто ее несёт? Что она делает? Что задумала? Незнание было хуже всего.

Я ши-видящая. Я детектор ОС. Я создана для этого.

Стиснув зубы, расправив плечи, я дошагала до угла и оказалась нос к носу с психопатом.

Он улыбнулся мне, что меня совсем не обрадовало, потому что зубы у него были похожи на зубцы циркулярной пилы и постоянно вращались за раздвинутыми губами. Психопат оскалился и рассмеялся. Глаза у него были черными, словно бездонные озера. Высокий и истощенный, он пах смертью: гробами, разложившейся тканью, кровью и безумием. Руки у него были белые и дрожали, как умирающие бабочки. На ладонях оказались рты, в которых вращались острые зубы.

Под мышкой он сжимал вполне безобидный том в твердом переплете.

Но не от вида «Синсар Дабх» я остановилась как вкопанная.

Я смотрела в лицо психопата.

Когда-то он был Дереком О'Баннионом.

У меня было копье, а О'Баннион ел Невидимых, поэтому стоит мне его ранить — и он умрет. Но если я убью его, на кого тут же обратит свое внимание «Синсар Дабх»?

На меня.

Внезапно Дерек перестал смеяться и выдернул Книгу из подмышки. Он удерживал ее как можно дальше от собственного тела, на вытянутых руках, и мне на миг показалось, что он предлагает ее мне.

Мы были так близко, что, если бы я захотела, я бы протянула руку и взяла Книгу. Но ни за что на свете я бы не сделала ничего подобного.

А потом Дерек дернулся и перевернул Книгу, словно текст — если то, что находилось у нее внутри, можно было назвать текстом — сначала располагался вверх ногами и был нечитаем.

Когда его губы раздвигались, изо рта доносилось лязганье вращающихся зубов, но Дерек продолжал шевелить губами, будто пытался и не мог мне что-то сказать.

Внезапно я заметила белый ореол вокруг его зрачков. Что было в его глазах, ужас? Дерек пытался протолкнуть «помоги» через заслон металлических зубов? Мне хотелось сбежать. Но я не могла отвести от него глаз.

А затем его глаза снова стали совершенно черными, тело конвульсивно задергалось, словно получило приказ, которому он сопротивлялся изо всех сил.

Его пальцы сомкнулись на краях Книги, которая больше не притворялась невинным томиком. Прямо на моих глазах она трансформировалась в огромный, толстый черный том с замысловатыми замочками, которые отвалились, когда Книга распахнулась в руках О'Банниона, и я четко понимала, что все, что осталось от бывшего Дерека О'Банниона в этом психе, не хотело, чтобы Книга открывалась. Больше всего на свете оно хотело просто умереть до того, как увидит хоть одну страницу. Хоть одну строчку.

Но все равно его заставили открыть Книгу.

Его пальцы начали гореть, потом пламя распространилось дальше, на грудь и ноги, поглотило лицо, и внезапно Дерек О'Баннион вспыхнул ослепительно-белым светом и засыпал пеплом все в радиусе трех метров.

Я принялась яростно отряхиваться, отплевываясь и пытаясь вычесать пепел из волос.

Ледяной ветер разметал то, что осталось от Дерека О'Банниона.

На брусчатке у моих ног лежала «Синсар Дабх».

Она была открыта.

 

25

Взрослея, я узнавала границы своих возможностей.

Я была достаточно симпатичной, чтобы парни из школьной команды приглашали меня на выпускной, но охмурить квотербека мне бы не удалось.

Я была достаточно умна, чтобы со скрипом, но поступить в колледж, однако мне никогда не стать нейрохирургом.

Я могла снять велосипед с алюминиевой рамой с крючка под потолком гаража, но не могла даже сдвинуть велосипед, на котором папа ездил со времен юридической школы.

В том, чтобы знать свои способности, есть нечто успокаивающее. Это зона комфорта. Большинство людей узнают пределы своих возможностей и остаются в них до конца жизни. Именно так я собиралась прожить отпущенные мне годы.

А грань между глупостью и пониманием того, что пришло время проверить себя и пределы своих возможностей, раз уж вы хотите жить, а не существовать, довольно тонкая.

И сейчас я балансировала именно на этой тонкой грани.

У моих ног лежала открытая «Синсар Дабх».

Я не смотрела на нее с того момента, как она упала на брусчатку. Не смотри вниз, не смотри вниз, твердила я себе, как мантру.

О'Баннион только открыл ее, и она его испепелила.

Что случится со мной, если я посмотрю на ее открытые страницы?

Я полупрошептала, полупрошипела имя Бэрронса и тут же поняла глупость своего поведения. Неужели, если я не буду шуметь, Книга меня не заметит?

Здрасте! Она уже меня заметила. И не только заметила, но и полностью сосредоточилась на мне. Книга играла со мной с той секунды, как появилась на моем «радаре».

Потому что это была я? Или потому, что она играет со всеми, кто оказывается поблизости?

— Бэрронс! — заорала я. — Где тебя черти носят?

Единственным ответом было эхо, запрыгавшее между кирпичными домами на жутковато тихой улице.

Я старалась смотреть только прямо перед собой и прощупать вещь под моими ногами при помощи чутья ши-видящей.

Получилось!

Но Книга была… инертной.

Я совершенно ничего в ней не ощущала. Это из-за камня в моей руке? Или потому, что она обманывала меня, как и всех остальных? Просто притворялась, без всякого подтекста?

Все возможно. Слишком многого я не знала. Я ошиблась. Я не балансировала между глупостью и проверкой себя на прочность. Километры глупости простирались по обе стороны линии, на которой я стояла.

Мне пришлось попятиться по этой узкой линии, очень осторожно, чтобы не свалиться ни по одну сторону, ни по другую.

Я подожду Бэрронса. Ничего не предпринимая.

Я сделала шаг назад. И еще один. А потом третий, и тут мой каблук наткнулся на что-то твердое. Я споткнулась и начала падать.

Это был основной инстинкт — попытаться удержать равновесие, вытянув руки в стороны и посмотрев под ноги.

— Черт! — вскрикнула я, резко отводя взгляд.

Но было слишком поздно. Я увидела страницы. И я не могла не посмотреть снова.

Я упала на колени и склонилась над «Синсар Дабх».

Я склонилась над Книгой потому, что на ее постоянно меняющихся страницах увидела ту самую светловолосую женщину с ледяными глазами, которая раньше стояла на страже, преграждая мне вход в одну из самых важных библиотек Хевена. Я видела, как она движется с одной картинки в Книге на другую.

Мне нужно было узнать, кто она такая и как мне пройти мимо нее. Мне нужно было узнать все, что знает о ней Книга. Откуда Книга знает о ней?

«Тебе нужно знать, — будет потом насмехаться Бэрронс. — Разве не это Ева говорила Адаму, когда протягивала яблоко?»

«Это не мое яблоко, — буду защищаться я. — Ты тоже пытался его сорвать. Разве не все мы так поступаем, потому что нам нужно что-то на страницах Книги? Не знаю, чем она зацепила тебя, но зацепила же. Скажи мне, Бэрронс, только честно: сколько лет ты охотишься за Книгой и почему?»

Он, конечно же, не ответит.

Как я и говорила, по обе стороны линии тянулись километры глупости.

Но, оказавшись на коленях перед Книгой, я была абсолютно уверена, что нахожусь на грани величайшего откровения. Что по-настоящему полезное, освобождающее знание всего в нескольких минутах — да нет, в секундах — от меня. Знание, которое позволит мне контролировать собственную жизнь, поможет победить врагов, прольет свет на тайны, которые я не могу разгадать, подскажет, как вести за собой людей, как добиться успеха, даст все то, чего я хочу больше всего.

Я смотрела на две постоянно меняющиеся страницы, но меня вдруг начало отвлекать назойливое жужжание насекомого.

Я отмахивалась, но насекомое не улетало. Я была занята. В Книге были вещи, которые мне необходимо было узнать, просто я пока не могла понять их. Все, что мне нужно, — это отрешиться, перестать беспокоиться. И учиться, воспринимать, существовать. А все остальное будет в порядке.

Вскоре жужжание стало визгом. Визг перерос в вопль. Вопль стал ревом, и я наконец поняла, что это вовсе не насекомое, это человек, который кричит на меня.

Говорит мне обо мне. О том, кто я есть. О том, кем я не являюсь. Чего я хочу.

Чего я не хочу.

— Уходи! — гремел голос. — Вставай, Мак. Вытаскивай свою задницу оттуда, быстро! Или я приду и сам убью тебя!

Моя голова запрокинулась. Я посмотрела на улицу.

Прищурилась, скосила глаза. Силуэт Бэрронса стал более четким.

На его лице застыл ужас. Но он смотрел не на Книгу у моих колен и не на меня.

Он смотрел на то, что находилось за мной.

По моей спине пробежала ледяная дрожь. Что может ужаснуть Иерихона Бэрронса?

Что бы это ни было, оно дышало мне в шею. Теперь, очнувшись от транса, я могла его ощутить, злобное, насмешливое. Оно развлекалось, смеялось мне в ухо.

— Что ты такое? — прошептала я, не оборачиваясь.

— Бесконечность. Вечность. — Я услышала визг бензопилы, ощутила на щеке горячее дыхание, которое пахло маслом, металлом и разложением. — Без определений. Свобода.

— Испорченность. Мерзость, которой никогда не должно было быть. Зло.

— Это две стороны одной монеты, Мак, — сказало оно голосом Риодана.

— Я никогда не переметнусь на другую сторону.

— Возможно, с тобой что-то не так, Младшая, — сказало оно мягким и тихим голосом Алины.

Бэрронс пытался подойти ко мне, бил кулаками в невидимую стену.

Я повернула голову.

О'Баннион скорчился за мной, его истощенное тело прижалось к моему, запах смерти окружил нас, отвратительные лезвия зубов оказались в дюйме от моего лица.

Он оскалился и расхохотался.

— Сюрприз! Я подловил тебя, а?

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Книга не лежит на брусчатке.

И никогда не лежала.

На самом деле я ничего этого не видела. Все было иллюзией, чарами. А это значило, что Книга порылась в моем мозгу и вытащила картинки, которые должны были меня заманить, и я действительно на них отвлеклась. Наверное, какая-то часть моего мозга думала о той женщине, размышляла, как я завтра смогу пробраться мимо нее.

Книга показала мне намек на то, что я хочу увидеть, а потом удерживала мое внимание с помощью пустых обещаний.

А на самом деле она подобралась ко мне сзади, чтобы… что? Что она делала, пока я таращилась на несуществующие страницы?

— Изучала тебя. Пробовала. Познавала тебя, Мак. — Зубастая ладонь О'Банниона погладила меня по руке.

Я стряхнула ее.

— Милая. Такая милая, — выдохнул О'Баннион мне в ухо.

Я собрала волю в кулак, приподнялась и с низкого старта рванулась вперед, подальше от него.

— Я СКАЖУ, КОГДА МЫ ЗАКОНЧИМ!

От сокрушительной боли я рухнула на мостовую и поняла, что камни не защищали меня и в моих способностях и силах ничего не изменилось. Это «Синсар Дабх» освободила меня от боли, и она же могла вернуть ее в любой момент по своему выбору.

Она выбрала этот.

Книга возвышалась надо мной, вырастала, вытягивалась, трансформировалась в Тварь, рассказывала мне в ярких деталях, что я могу сделать со своими ничтожными камешками и что только дурак может думать, будто они удержат, остановят, смогут хоть что-нибудь сделать с величием чего-то настолько безграничного и идеального, как она. Она полосовала меня раскаленными докрасна лезвиями ненависти и холодными черными клинками отчаяния.

А во мне буквально вопила агония.

Я не могла драться. Я не могла бежать.

Я могла только лежать и всхлипывать, парализованная болью.

Когда я пришла в себя, мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, где я.

Увидев приглушенный свет, я моргнула и решила не двигаться, пока быстренько не определю, что с моим физическим состоянием.

Я с облегчением поняла, что в данный момент не ощущаю боли — только ее последствия. Голова казалась одним сплошным синяком. Кости болели так, словно были сломаны, закатаны в гипс и едва успели немного срастись.

Закончив внутреннюю проверку, я обратила внимание на то, что меня окружало.

Я была в книжном магазине, растянулась на своем любимом диване у камина в зоне отдыха в задней части магазина. Я промерзла до костей и была завернута в одеяла.

Бэрронс стоял у огня спиной ко мне. Высокий мощный силуэт был подсвечен языками пламени.

Я вздохнула с облегчением, и это было почти не слышно в огромной комнате, но Бэрронс резко обернулся и из его груди вырвался жуткий грохочущий звук, горловой, животный. Моя кровь замерзла в жилах.

Это был самый нечеловеческий звук из всех, что я когда-либо слышала. Адреналин смыл остатки боли. Я встала на диване на четвереньки, словно сама была животным, и уставилась на него.

— Что вы такое, мать вашу?! — прорычал он.

Его темные глаза горели древним холодным огнем. На щеках была кровь. На руках тоже. Интересно, моя? И почему он не стал ее смывать? Мне было любопытно, сколько времени я провела в отключке. Когда я вернулась сюда? Который час? Что со мной сделала Книга?

А потом до меня дошел его вопрос. Я отбросила волосы с лица и начала смеяться.

— Что я такое? Что Я такое?

Я смеялась и смеялась. Ничего не могла с собой поделать. Я держалась за бока. Может, в смехе и проскакивали истерические нотки, но после того, что мне довелось пережить, я считала это вполне простительным. Я смеялась так, что почти не могла дышать.

Иерихон Бэрронс спрашивал меня, что я такое.

Он снова издал звук, словно гремучая змея — огромная — предупреждающе затрещала хвостом в его груди. Я перестала смеяться и посмотрела на него. Звук заморозил меня так же, как раньше делала «Синсар Дабх». Заставил думать о том, что кожа Иерихона Бэрронса может быть просто покрывалом на стуле, которого я предпочла бы никогда не видеть.

— На колени, мисс Лейн!

Черт. Он использовал Глас!

И это сработало!

Я упала с дивана, запутавшись в одеялах, и приземлилась на колени, стиснув зубы. Я думала, что к Гласу у меня иммунитет! У Гроссмейстера Глас не сработал! Хотя Бэрронс был лучшим во всем.

— Что вы такое?! — проревел он.

— Не знаю! — крикнула я в ответ.

Я действительно не знала. Но меня это начинало интересовать. Фраза, которую В'лейн проронил в аббатстве, вспоминалась мне все чаще: «Они должны бояться тебя, — сказал он. — Ты только начинаешь понимать, что ты такое».

— Чего от вас хочет Книга?

— Не знаю!

— Что она делала с вами, пока держала вас на улице?

— Я не знаю! Сколько она меня там продержала?

— Больше часа! Она превратилась в Тварь и заслонила вас. Я пытался до вас добраться, но у меня ни хрена не получалось! Черт, увидеть вас я и то не мог! Что она делала?

— Изучала меня. Пробовала. Познавала, — сквозь зубы процедила я. — Так она мне сказала. Прекрати действовать на меня Гласом!

— Я перестану воздействовать на вас Гласом, когда вы заставите меня перестать, мисс Лейн. Поднимайтесь.

Я с трудом встала на дрожащие ноги, остатки боли звенели во всем теле. В этот момент я ненавидела Бэрронса. Не нужно было пинать меня, когда я и без того свалилась.

— Боритесь со мной, мисс Лейн, — прорычал он без использования Гласа. — Возьмите нож и разрежьте себе ладонь.

Я посмотрела на кофейный столик. В свете камина поблескивало зубчатое лезвие ножа с рукоятью из слоновой кости. Я с ужасом поняла, что тянусь за ним. Со мной так уже бывало. Именно так Бэрронс обучал меня раньше.

— Боритесь!

Но я продолжала тянуться.

— Черт побери, загляните же в себя! Ненавидьте меня! Сражайтесь! Сражайтесь со мной, как можете!

Моя рука остановилась. Отдернулась. Снова двинулась вперед.

— Порежьте себя глубоко, — прошипел он Гласом. — Пусть боль будет адской.

Мои пальцы сомкнулись на рукояти ножа.

— Вы прирожденная жертва, мисс Лейн. Ходячая и говорящая Барби, — презрительно протянул он. — Смотрите, как убивают сестру Мак. Смотрите, как насилуют Мак. Как ее трахают. Как Мак падает на улице перед Книгой. И как валяется мертвой в куче мусора на заднем дворе.

Я резко вздохнула от боли.

— Возьмите нож!

Я подняла нож, рука двигалась рывками.

— Я побывал у вас внутри, — продолжал насмехаться Бэрронс. — Я знаю вас вдоль и поперек. В вас нет ничего стоящего. Сделайте нам всем одолжение и сдохните, чтобы мы наконец смогли работать над следующим планом и перестали гадать, сможете ли вы вырасти и стать на что-то способны.

Ладно, достаточно!

— Ты не знаешь меня вдоль и поперек! — оскалилась я. — Ты мог побывать у меня внутри, но ты никогда не был в моем сердце. Давай, Бэрронс, заставь меня нарезать себя на ломтики. Давай, играй со мной в свои игры. Пинай меня. Обманывай. Запугивай. Будь собой — настоящим ублюдком. Броди повсюду, вынашивая планы, психуй и храни свои секреты, но по поводу меня ты ошибаешься. Во мне есть то, чего тебе следует бояться. И ты не можешь коснуться моей души. Ты никогда не коснешься моей души!

Я подняла руку, отвела ее назад и отправила нож в полет. Лезвие взрезало воздух, направляясь прямо ему в голову.

Бэрронс уклонился с противоестественной грацией, это был словно намек на движение. Он отодвинулся ровно настолько, чтобы нож пролетел мимо.

Рукоять завибрировала в резной каминной панели рядом с его головой.

— Так что пошел ты, Иерихон Бэрронс, и не туда, куда тебе хотелось бы. Пошел ты — ты никогда больше не сможешь прикоснуться ко мне. Никто не сможет.

Я ударила по столу, толкая его на Бэрронса. Стол стукнул его по голеням. Схватив с края стола лампу, я бросила ее ему в голову. Бэрронс снова уклонился. Я схватила книгу. Книга врезалась ему в грудь.

Он рассмеялся, темные глаза сверкали от радостного возбуждения.

Я бросилась на него, ударила в лицо кулаком. И услышала убедительный звук, когда что-то в его носу поддалось.

Он не попытался ударить меня в ответ или оттолкнуть. Просто обхватил руками и с силой притянул к себе, так, что мои руки были прижаты к его груди.

А потом, когда я подумала, что он может задушить меня до смерти, Бэрронс наклонил голову и прижался к впадинке над моей ключицей.

— Вам не хватает траха со мной, мисс Лейн? — промурлыкал он мне в ухо.

Глас завибрировал в моем черепе, вынуждая ответить.

Но внутри я была высокой, сильной и гордой. Никто мной не владел. Я не должна была отвечать ни на какие вопросы, если сама этого не хотела.

— А ведь правда, тебе очень хочется это узнать? — замурлыкала я в ответ. — Ты хочешь продолжения, Бэрронс, верно? Я тоже пробралась к тебе под кожу. Надеюсь, у тебя появилась зависимость от меня. Я же была дикой, правда? Думаю, у тебя за всю жизнь не было подобного секса, да, о Древний? Я пошатнула твой миленький, идеально упорядоченный мирок. И надеюсь, тебе чертовски больно от того, что ты меня хочешь!

Его руки внезапно сильно сжались у меня на талии.

— Важен лишь один вопрос, мисс Лейн, — тот, к которому вы так и не подобрались. Люди способны менять степень правды. Большинство всю жизнь проводит, придумывая и постоянно усложняя хитросплетения лжи, убеждает себя в правдивости всей этой ерунды, делает все возможное, чтобы только почувствовать себя в безопасности. Но те, кто действительно живет, редко наслаждаются моментами безопасности, зато учатся выживать в любой шторм. Правда, которую вы можете увидеть и вынести с ледяным спокойствием, делает вас той, кто вы есть. Слабой или сильной. Живой или мертвой. Испытайте себя. Сколько правды вы можете вынести, мисс Лейн?

Я чувствовала, как его разум трется о мое сознание. Ощущение шокировало своей чувственностью. Бэрронс тянулся к моим мыслям так же, как я вламывалась в его, вот только он соблазнял меня, уговаривал мое сознание раскрыться ему навстречу, как цветок открывается солнцу, он манил меня в свои воспоминания.

А потом я оказалась уже не в магазине, не на грани того, чтобы убить или — да кто, блин, знает? — поцеловать Иерихона Бэрронса, я была…

В шатре.

Вскрывая окровавленным клинком грудь мужчины.

Отводя руку назад, чтобы загнать кулак сквозь кости, защищающие его сердце.

Смыкая пальцы на нем.

Вырывая сердце.

Я уже изнасиловал его женщину — она была все еще жива и смотрела, как погибает ее муж. Так же как смотрела на смерть своих детей.

Я поднял его сердце над головой, сжал в кулаке, позволил крови течь…

Бэрронс пытался погрузить меня в сцену жестокого убийства. Силой заставлял меня видеть все очень четко, во всех деталях. Но было там что-то еще. Что-то таилось за этой сценой.

И я хотела это увидеть.

Я собрала всю свою волю, отступила и бросилась вперед, в ту сцену, которую он мне показывал. Я прорвала ее центр, словно экран кинотеатра, а за ней оказался другой экран.

Снова убийство. Он смеется.

Я потянулась к темному гладкому озеру в своем ши-видящем центре. Я не стала призывать то, что таилось в его глубинах. Просто попросила у него немножко силы. Что бы ни лежало в озере, оно с радостью предложило мне силу, пропитывая ею мои ментальные мышцы.

Я, словно нож, пронзала экран за экраном, пока их наконец не осталось и я не свалилась на колени в мягкий песок…

Пустыня.

Сумерки.

Я держу на руках ребенка.

Я смотрю в ночь.

Я не хочу опускать глаза.

Не могу смотреть на то, что было в его глазах.

Не могу не смотреть.

Мой взгляд против воли жадно устремляется вниз.

Ребенок смотрит на меня с безграничным доверием.

Его глаза говорят: я знаю, что ты не дашь мне умереть.

Его глаза говорят: я знаю, что ты остановишь мою боль.

Его глаза говорят: верю/люблю/обожаю/тывсегдаменяохраняешь/тыдляменявесьмир.

Но я не смог его сохранить.

И я не могу остановить его боль.

Мой рот наполняется желчью. Я отворачиваюсь, меня рвет. Я никогда ничего не понимал в жизни до этого момента.

Я всегда думал, что существует только моя выгода. Корысть до мозга костей.

Если ребенок умрет, ничто больше не будет иметь значения, потому что с ним погибнет часть меня. До сих пор меня не волновала эта часть. Я не знал о ее существовании. Не знал, что она важна.

Смешно было найти ее, чтобы сразу же потерять.

Я держу его.

Укачиваю его.

Он плачет.

Его слезы падают мне на руки и обжигают кожу.

Я смотрю в доверчивые глаза.

Я вижу его в них. Все его прошлые дни. И день сегодняшний. И завтра, которое не придет никогда.

Я вижу его боль, и она рвет меня на части.

Я вижу его безграничную любовь, и мне стыдно.

Я вижу свет — чудесный, идеальный свет его жизни.

Он улыбается мне. Взглядом он выражает всю свою любовь ко мне.

И его глаза начинают гаснуть.

Нет! Из моей груди вырывается рев. Ты не умрешь! Ты не оставишь меня!

Кажется, что я смотрю в его глаза тысячу дней.

Я вижу его. Держу его. Он здесь.

Его нет.

Это лишь миг смерти, перехода. Жизнь сменяется смертью. Наполненность — пустотой. Вот он есть, и вот его нет. Слишком быстро. Вернись, вернись, хочу я закричать. Мне нужна всего лишь минута. Всего лишь еще одна улыбка. Еще один шанс все исправить. Но его нет. Его нет. Куда он исчез? Что случается с жизнью, когда она уходит из тела? Ушел ли он куда-то или, будь все проклято, его просто больше нет?

Я пытаюсь плакать, но ничего не выходит.

Что-то трещит у меня в груди.

Я не узнаю этого звука.

Я больше не то, чем был раньше.

Я смотрю на остальных.

Мы все изменились.

Видения прекратились. Я снова была в книжном магазине. Я дрожала. Горе в моей груди ощущалось открытой раной. Я истекала кровью за ребенка, которого потеряла, за Алину, за всех людей, погибших на войне, которую мы не смогли предотвратить.

Вздрогнув, я подняла на Бэрронса глаза. Если он думает, что я отвечу ему своим прошлым, то ошибается.

Я была задета за живое. Я была полностью выбита из колеи. Если бы он коснулся меня сейчас, я могла бы быть нежной. Если бы он был нежным, я могла коснуться его в ответ.

Его лицо было бесстрастным, глаза — тускло-черными, руки сжаты в кулаки и опущены вдоль тела.

— Бэрронс, я…

— Спокойной ночи, мисс Лейн.

 

26

— Разве нельзя было взять что-нибудь побыстрее? — жаловалась я, пока мы огибали брошенные машины и уворачивались от МФП, то есть тащились черепашьим шагом.

Бэрронс покосился на меня.

— Сегодня все Охотники заняты.

— Ну хоть на газ ты можешь нажать? — проворчала я.

— И влететь в какой-нибудь МФП? Они движутся, уточняю на тот случай, если вы не заметили.

Я это заметила, и это казалось мне крайне нечестным. Статичные порталы были предсказуемы, но последние два МФП на нашем пути в ирландскую глубинку не были закреплены и парили в нескольких футах над землей, подгоняемые ветром. Было довольно сложно не попасть в стационарный МФП. Но попытки уклониться от дрейфующего портала напоминали маленькие танцы, которые порой случаются на улицах: вы сталкиваетесь с кем-то и одновременно с ним шагаете то влево, то вправо, пытаясь друг друга обойти. Вот только в случае с парящими МФП казалось, что они хотят танцевать. Хотят вас обнять. И проглотить.

— Чтобы оторваться от последнего МФП, нам понадобилось сорок минут.

Беда в том, что выбраться из них непросто. Как только портал проглатывал добычу, он, казалось, хитро изменялся, пряча место входа. Чтобы нащупать выход, нужно было потрудиться.

— Ладно, — согласилась я.

Мне было скучно, тревожно и не терпелось добраться до коттеджа старой женщины. А мы ползли к нему целую вечность, громыхая на «альфе».

Я осмотрелась в «хаммере» и заметила на заднем сиденье кейс для компакт-дисков. Интересно, что слушает Бэрронс, когда остается один? Я включила магнитолу. Роб Зомби заорал:

Ад не любит таких. Дьявол отвергает, Дьявол отвергает…

Бэрронс выключил музыку.

Я приподняла бровь.

— Бэрронс, а ничего банальнее ты выбрать не мог?

— «Банальность» — это всего лишь еще одно слово, которое СМИ затрепали до того, что простые люди — а это и вы, мисс Лейн: простая, — его уже не воспринимают, и чаще всего себе же во вред, потому что стали не способны узнавать опасность, глядящую на них из глаз дикого животного или поверх заряженного ствола.

— Я не отношусь к «простым», и ты это знаешь. — Ни за что не признаюсь, что он прав. Зеркальные нейроны играли с нами в забавные игры, заставляли мысленно проживать то, на что мы смотрим, работали и тогда, когда мы действовали сами, и тогда, когда мы только наблюдали за чужими действиями, и потихоньку делали нас нечувствительными. Но кому нужны СМИ для потери чувствительности? Что со мной случится через несколько месяцев? Да я стану нечувствительной ко всему. — На себя посмотри. Хитро сделанный говнюк.

— Хитро сделанный. Вы думаете, что есть такое понятие, мисс Лейн?

— Кем был ребенок? — спросила я.

Некоторое время Бэрронс молчал. Затем изрек:

— Вы задаете абсурдные вопросы. Что я чувствовал?

— Горе.

— И что вам даст нечто настолько тривиальное, как имя ребенка, или то, какое он имел ко мне отношение, или нечто еще?

— Может, это поможет мне понять тебя.

— Он умер. Я горевал. Конец истории.

— Но ведь все не так просто, Бэрронс? — прищурилась я. — И это не конец истории.

— Попробуйте, мисс Лейн. Только попробуйте.

Я благодарно склонила голову. На самом деле я не пыталась всерьез пробраться через защиту в его сознании, но он это ощутил.

— Вчера я отпустил вас с миром. А вы рылись в моей голове.

— Ты сам меня пригласил. Сам терся о мое сознание.

— Я пригласил вас на бойню. Но не туда, куда вы отправились после нее. За это нужно платить. И не думайте, что я вас от этого избавил. Я просто отсрочил приговор.

Я задрожала на клеточном уровне, отказываясь узнавать эмоцию, которая окрасила его слова.

— Попробуй, Бэрронс, — передразнила я. — Только попробуй.

Он ничего не сказал. Я посмотрела на него. Его верхняя губа странно напряглась. У меня ущла секунда на то, чтобы понять: Бэрронс старается не засмеяться.

— Ты смеешься надо мной! — возмутилась я.

— Посмотрите на себя, такую надутую от гордости. Проникли вчера в мою голову и возомнили себя крутым дерьмом. — Он смерил меня тяжелым взглядом. Взгляд говорил: побывайте в моей шкуре, зайдите так далеко, как зашел я, и вот тогда сможете надуваться от гордости. А до тех пор вы слабачка, мисс Лейн. — И для ясности уточняю: я мог вас остановить.

Он мог? Он не хвастался. Иерихон Бэрронс позволил мне увидеть его горе? Почему? Какого черта это должно было означать?

Парящий МФП мы увидели одновременно.

Бэрронс вывернул руль. Мы чуть не пропустили эту чертову дрянь.

— Эти штуки опасны! Откуда они берутся? Это новые МФП или стационарные порталы учатся передвигаться?

Он внимательно следил за дорогой.

— Похоже, что кто-то их освобождает. Возможно, Невидимые, просто чтобы добавить хаоса.

Некоторое время мы ехали в тишине, каждый был занят своими мыслями. Я подозревала, что Бэрронс размышляет о дрейфующих МФП, я же начинала волноваться, предвкушая встречу с женщиной, к которой мы направлялись.

После изматывающих событий прошлой ночи я доковыляла до кровати только в восемь часов утра, а потом спала, пока в пять часов Бэрронс не начал колотить кулаком в дверь.

— Внизу ждут ши-видящие, — сказал он мне.

Я натянула джинсы и кофту и помчалась вниз, ожидая увидеть Дэни.

Но там была Кэт с потрясающей новостью. Они нашли женщину, которая может с нами поговорить, женщину, которая может рассказать нам о «нечестивых деяниях в аббатстве», происшедших двадцать с лишним лет назад. На эту женщину они наткнулись совершенно случайно, обыскивая сельскую местность в поисках выживших. Она отказалась покидать свой коттедж. Не собиралась приближаться к «оскверненной части земли» и настаивала на том, чтобы даже намек на ее существование не дошел до ушей Грандмистрис, иначе она не проронит ни слова. Старушка размахивала клюкой из чистейшего железа, зажатой в шишковатом кулаке, и говорила, что знает пару вещей о Древних и с ней «и так усе харашо, так шо вон пошли».

— Что она вам рассказала? — требовательно спросила я.

— Ни черта. Она сказала, что мы должны принести ей что-то, чтобы доказать, что мы не в сговоре с теми темными даоин сидхе, которые сошли с ума.

— И что же вы должны принести?

Кэт пожала плечами.

— Я чувствую, что она имела в виду нечто, связанное с Видимыми. Мы подумали о Дэни и мече, но… — Она запнулась, и я поняла, что ее беспокоит. Из нас двоих я вызывала больше доверия, чем импульсивный подросток. — Кажется, старушка боится, что мы сотрудничаем с Невидимыми. И, похоже, она много знает о Фейри.

Я готова была отправиться туда прямо сейчас.

Сложнее было убедить Бэрронса.

Он собирался держаться неподалеку от надежно защищенного магазина, пустить корни и не двигаться с места до встречи с Гроссмейстером.

— Но мне нужно узнать о пророчестве, — настаивала я. — А может, старухе известно, как пропала Книга. Кто знает, что эта женщина может нам рассказать?

— Мы знаем все, что нам нужно знать, — сухо отвечал он. — У нас есть три из четырех камней и четверо из пяти друидов.

У меня отвисла челюсть.

— Так те пять, которые нам нужны, — это друиды? Эти пятеро — люди? Какого черта? Неужели все, кроме меня, знают о пророчестве?

— Похоже на то, — сухо сказал он. — МакКелтары, надменные ублюдки, считают, что это они те пятеро друидов: Дэйгис, Драстен, Циан, Кристофер и Кристиан. Но Кристиан пропал, а четвертый камень у В'лейна. По правде говоря, мисс Лейн, я считаю вас джокером, который может сделать все остальное несущественным. Я ставлю на вас.

К сожалению, я не была уверена, что я джокер. Я боялась, что в пророчестве будет что-то обо мне и это что-то будет нехорошим. Но я не собиралась говорить этого Бэрронсу. Вместо этого я принялась спорить о том, что было бы ошибкой упускать возможность узнать все, что можно, о Книге. А если этой женщине известно, как Книга исчезла, то что еще она может нам рассказать?

Привезите женщину сюда, сказал Бэрронс.

Это невозможно, уведомила нас Кэт. Возраст старухи может поспорить только с ее упрямством, сварливостью и способностью моментально засыпать на середине фразы.

Вот поэтому мы и пробирались сейчас к дальней окраине графства Клер.

Где нас ждала девяностосемилетняя Нана О'Рейли.

Я и раньше видела коттеджи мелких фермеров, но этот превзошел все ожидания. Освещенный фарами «хаммера», он казался чьим-то странным капризом. Неровная оградка из камней, соломы и мха ограждала двор от сада, в котором летом наверняка будут буйствовать самые разные цветы, и перемежалась с причудливыми фонтанами, напоминавшими фигуры Эшера. А за ними в лунном свете серебрился Атлантический океан, с которого долетал соленый бриз.

Теней здесь не было. По периметру двора шли мощные барьеры.

Когда мы пересекли «демаркационную линию», я вздрогнула. Бэрронс совершенно никак не среагировал. Я внимательно наблюдала за ним с того момента, как наши фары осветили слабенькую серебристую линию, чтобы отследить его реакцию на барьеры.

Но Бэрронс был олицетворением равнодушия.

— Ты хоть чувствуешь их? — раздраженно спросила я.

— Я знаю, что они там. — Типичный для Бэрронса ответ без ответа.

— Твои татуировки тебя защищают?

— От множества вещей. От некоторых — нет.

Опять ответ без ответа.

Мы вышли из машины и зашагали по почти заросшей, мощеной природным камнем тропинке к двери коттеджа. Она была зеленой. Ее украшало множество символов. Неровный трилистник невозможно было не опознать. Нана О'Рейли знала о нашем ордене. Откуда?

Я постучала, и дверь открыла Кэт. Она отправилась сюда раньше нас, надеясь проложить нам путь при помощи чая, свежей воды и ящиков с продуктами, которые принесла старушке из города.

Я уставилась внутрь. Там горели свечи и трещал очаг.

— Я сама буду открывать свою собственную дверь. Я еще не мертвая! — Нана О'Рейли оттолкнула Кэт в сторону.

Седые волосы старухи были заплетены в длинную косу, которую она перебросила через плечо. Лицо избороздили морщины, почти сотня лет жизни на берегу сделала ее похожей на просоленного морского капитана. Зубов у Наны не было. Посмотрев на Бэрронса слезящимися глазами, она сказала:

— Такие, как ты, тут не ходют!

И с этими словами она дернула меня внутрь, захлопнув дверь у Бэрронса перед носом.

— Какие это «такие»? — спросила я, как только за мной закрылась дверь.

Нана посмотрела на меня так, словно я была слишком глупа, чтобы выжить.

Кэт усадила старую женщину в кресло у камина и укутала ее плечи вылинявшим одеялом, сшитым из множества кусочков ткани с разным рисунком. Покрывало выглядело так, словно было сшито десятки лет назад из обрезков одежды, из которой выросли ее дети.

— Я бы тоже хотела вас спросить, — с любопытством сказала Кэт. — Какие это — такие как он?

— Вы оглохли, девчата? Не нашей породы.

— Это понятно, но какой он породы? — спросила я.

Нана пожала плечами.

— Вам-то что за беда? Есть белое, и есть не белое. Чего вам еще надо?

— Но я белая, — быстро сказала я. Кэт странно на меня посмотрела. — То есть вы же видите, что мы с Кэт такие же, как вы, так ведь? Мы не такие, как он. — Если она может различать истинную природу людей, я хотела бы узнать о себе.

Слезящиеся карие глаза жадно всматривались в меня, вцепившись, как мутноватые пиявки.

— Вижу, ты красишь волосы. Какого они цвета на самом деле?

— Светлые.

Нана закрыла глаза и замерла, и на миг я испугалась, что старушка заснула.

А потом ее глаза распахнулись, а беззубый рот широко открылся от изумления.

— Пресвятая дева! — выдохнула она. — Никогда не забыла бы этого лица. Ты ублюдок Ислы! Вот уж не надеялась увидеть тебя еще раз при жизни!

— Ублюдок? — повторила я.

Кэт выглядела изумленной.

— Дочь, — сказала она.

Мою мать звали Исла О'Коннор.

Я была на нее невероятно похожа, сказала мне Нана, формой лица, густотой волос, глазами, но больше всего — осанкой и движениями. Тем, как моя спина перетекала в плечи, тем, как я двигалась, даже тем, как я иногда наклоняла голову во время разговора.

Я была похожа на свою мать.

Мою мать звали Исла О'Коннор.

Эти слова я могла повторять часами.

— Вы уверены? — У меня в горле застыл ком, который едва удалось сглотнуть, чтобы заговорить.

Старуха кивнула.

— Когда-то они с моей Кайли играли в нашем саду Были бы твои локоны светлыми, девочка, я бы приняла тебя за призрак Ислы.

— Расскажите мне все.

Глаза Наны сузились.

— Она с собой кой-что носила, никогда с ним не расставалась. — Ее глаза затуманились. — Хоть позже эт’ пропало. Знаешь, что это было?

— Это от Светлых?

Нана кивнула, и мои глаза расширились. Я медленно сунула руку под плащ и вытащила копье.

— Моя мама носила это?

Нана улыбнулась, и ее глаза утонули в лучиках морщин.

— Я уж думала, что никогда его не увижу! Слышала, что оно попало в нечестные руки. Сияет славой небес, ага. Айе, твоя мама носила Копье Судьбы, а моя дорогая Кайли владела мечом.

— Все, — сказала я, опускаясь у коленей Наны возле камина. — Я хочу узнать все!

Исла О'Коннор была самой молодой ши-видящей в истории аббатства, занявшей пост Мистрис Хевена — она выступала от имени всего верховного совета. Таких одаренных ши-видящих никто не помнил. Грандмистрис боялась, что древние линии слишком разбавлены бездумными и неконтролируемыми браками, чтобы на свет мог появиться настолько сильный потомок. Вы только взгляните на галлогладхов МакРоев и МакСуини, которые смешались с исландцами и пиктами!

— Галлоглассы, — уточнила для меня Кэт, — это такие наемники.

Никто не знал, кто отец Ислы. Моя бабушка Патрона О'Коннор — беззубая улыбка озарила лицо Наны, когда она произнесла это имя; они были ровесницами и подругами, были друг другу ближе, чем сестры, — никогда не выходила замуж и отказалась открыть имя отца своей дочери. Она поздно родила Ислу и унесла имя ее отца в могилу, которая, на случай если я захочу ее посетить, находится в нескольких милях к югу отсюда.

Патрона! Это имя упомянула Ровена в тот день, когда я искала в музее ОС, а она поймала меня на улице. Она говорила, что я очень похожа на Патрону, хотя и не понимала, как такое может быть. Твердила, что она знала бы. Теперь я поняла почему: Ровена была знакома с моей бабушкой!

— А кроме меня есть еще О'Конноры?

Нана фыркнула.

— В Эйре их полно. Правда, это дальние родственники. Но никто не сравнится по силе с линией Патроны.

Ровена говорила, что О'Конноров не осталось! Или она имела в виду только близких родственников? Но, как оказалось, она в лучшем случае ввела меня в заблуждение, в худшем — солгала.

Грандмистрис презирала мою мать за нечистое происхождение, продолжала Нана, но, без сомнения, Исла была самой сильной ши-видящей из всех, кто когда-либо попадал в аббатство. Шло время. Исла и внучка Наны, Кайли, не только были посвящены в самые тайные и сокровенные круги аббатства, но и назначены на руководящие посты, облечены величайшей властью.

Жизнь была прекрасна. Нана гордилась. Она правильно растила свою Кайли, воспитала ее, как положено хранителям древних путей.

Глаза старой женщины закрылись, она засопела.

— Разбуди ее, — сказала я.

Кэт подоткнула ей покрывало.

— Она прожила почти столетие, Мак. Думаю, у нее очень хрупкие кости.

— Нам нужно узнать больше.

Кэт посмотрела на меня с укором.

— Я еще не услышала ни слова ни о Книге, ни о пророчестве.

— Вот именно поэтому нам нужно ее разбудить!

— Так отвлекись от своей семьи и сосредоточься на наших общих проблемах, — приструнила меня Кэт.

Несколько минут ушло на осторожное встряхивание и уговоры, но старушка наконец проснулась. Похоже, сон ничуть ее не смутил, потому что она продолжила рассказ так, словно он никогда и не прерывался.

Это было время великой надежды, сказала она. Шесть самых мощных родов ши-видящих снова стали сильными: Бреннаны, О'Рейли, Кеннеди, О'Конноры, МакЛахланы и О'Мелли. В каждой из семей появилась дочь, дар которой просыпался раньше, а развивался быстрее.

Но все изменилось и пришли темные дни, дни, когда Нана ступила на землю и почувствовала под ногами неправильность. Сама земля была… испорчена. Что-то злобное поднималось и разрывало утробу земли. Нана просила своих девочек найти источник этого. Умоляла остановить любой ценой.

— Вы тоже ши-видящая? — спросила я. — Вы когда-то жили в аббатстве?

Нана снова заснула. Я встряхнула ее. Это не сработало. Она продолжала тихо сопеть. Кэт приготовила старушке чай. Я добавила в ее чашку второй пакетик.

Пять минут спустя, хоть и покачивая головой, Нана с открытыми глазами прихлебывала чай.

Нет, аббатство ей было не нужно. К чему ей учиться? Ее кости знали истину. Зачем женщине что-то большее, чем чутье самих костей? Учение, фыркала Нана, сбивает кости с толку. Чтение ограничивает способность видеть. От лекций уши глохнут. Посмотрите на землю, ощутите грунт, попробуйте воздух!

— Темные дни, — просила я ее сосредоточиться. — Что произошло?

Нана закрыла глаза и умолкла надолго, я даже испугалась, что она снова заснула. Но когда ее глаза открылись, в них блестели непролитые слезы.

Две девочки, когда-то игравшие в ее саду, изменились. У них больше не было времени на старую женщину. Они стали скрытными, пугливыми, обменивались обеспокоенными взглядами. И хотя она всегда была той, которая указывала им верный путь и чуяла его своими костями, они заставляли ее замолчать. И шептались о каких-то действиях. Нана улавливала только обрывки.

Тайные места в аббатстве.

Темные соблазны.

Книга величайшей магии.

Два пророчества.

— Два?! — воскликнула я.

— Айе. Одно давало надежду. Другое приговаривало мир к ужасной участи. Оба пророчества касались одной вещи.

— Вещи? — уточнила я. — Или личности?

Нана покачала головой. Она не знала. Она предположила, что речь шла о вещи. О событии. Но это мог быть и человек.

Кэт забрала у нее чашку, прежде чем Нана разлила остатки чая. Старушка снова клевала носом.

— Как Книгу хранили в аббатстве? — настаивала я. Нана бездумно на меня посмотрела.

— Где ее держали? — сделала я еще одну попытку.

Старушка пожала плечами.

— Когда ее туда принесли и кто?

— Они грили, что королева даоин сидхе поместила ее там в туманах времен. — И снова раздался легкий храп.

— Как она выбралась? — громко сказала я, и Нана, вздрогнув, проснулась.

— Я слышала разговоры о том, что ей помог кто-то из высших кругов. — Она грустно посмотрела на меня. — Некоторые говорили, что это сделала твоя мама. — Ее веки закрылись. Лицо обмякло, рот приоткрылся.

Мои руки сжались в кулаки. Моя мать ни за что не выпустила бы «Синсар Дабх». И Алина не предательница. И. я не зло.

— Кем был мой отец? — спросила я.

— Она заснула, Мак, — сказала Кэт.

— Ну так разбуди ее! Нам нужно узнать больше!

— Завтра будет еще один день.

— У нас каждый день на счету!

— Мак, она устала. Мы начнем снова завтра утром. Я переночую здесь. Нана не должна оставаться одна. И ей не следовало оставаться одной так долго. Ты тоже переночуешь здесь?

— Нет! — зарычал из-за двери Бэрронс.

Я медленно втянула в себя воздух. Выдохнула. Все во мне было словно завязано тугими узлами.

У меня была мать.

Я узнала ее имя.

Узнала, откуда я взялась.

Но мне нужно еще столько всего выяснить!

Кем был мой отец? Почему о нас, О'Коннорах, говорят столько плохого? Почему обвиняли мою мать, потом мою сестру, а теперь меня? Это меня злило. Я хотела встряхнуть старушку, разбудить и заставить ее продолжать.

Я посмотрела на нее. Сон разгладил морщинистое лицо, и Нана выглядела спокойной, невинной, легкая улыбка коснулась ее губ. Я подумала, что ей, должно быть, снятся две девочки, играющие в ее саду. Я тоже хотела их увидеть.

Я закрыла глаза, потянулась к ши-видящей части сознания и поняла, что проникнуть в разум Наны довольно просто. Он, как и ее кости, был хрупким и беззащитным.

И вот я их увидела: двух девочек, одну темноволосую, другую светлую, лет семи или восьми. Они бежали по вересковому полю, держась за руки и смеясь. Была ли одна из них моей матерью? Я нажала сильнее, пытаясь придать форму сну Наны и заставить ее показать мне больше.

— Что ты делаешь?! — завопила Кэт.

Я открыла глаза. Нана смотрела на меня, испуганная и смущенная, ее руки вцепились в подлокотники кресла-качалки.

— Этот дар — чтобы делиться, а не отнимать!

Я встала и успокаивающе развела руками.

— Я не хотела вас пугать. Даже не думала, что вы меня почувствуете. Просто я хотела узнать, как она выглядела. Мне очень жаль. Я просто хотела узнать, как выглядела моя мама. — Это был лепет. Во мне боролись злость на то, что она остановила меня, и стыд за то, что я сделала.

— Да знаешь ты, как она выглядела. Твоя мама все время брала тебя с собой в аббатство. Поройся в памяти. Там ты ее и найдешь, Алина.

Я моргнула.

— Я не Алина.

Ответом мне был только тихий храп.

 

27

Это была, как сказал Бэрронс, колоссальная трата времени, и он не собирался второй раз отвозить меня к старухе.

Как он мог такое сказать? Я буквально взорвалась. Я сегодня узнала имя своей матери! Узнала свою настоящую фамилию!

— Имена — это иллюзии! — прорычал Бэрронс. — Бессмысленные ярлыки, которые люди навешивают на себя, чтобы лучше себя чувствовать в непостижимости собственного жалкого бытия. Я это. Я то, — насмехался он. — Я произошел от тех-то и тех-то. Следовательно, я… любое ля-ля-ля, в которое хочу верить. Черт побери, увольте меня от этого.

— Ты начинаешь говорить до жути похоже на В'лейна.

Я была из рода О'Коннор — одного из шести самых мощных родов ши-видящих, — и это было для меня важно. Существовала могила бабушки, которую я могла навестить. Я могла отнести ей цветы. Я могла сказать ей, что отомщу за всех нас.

— Не важно, откуда вы пришли. Важно лишь то, куда вы идете. Разве вы не понимаете? Неужели я ничему не смог вас научить?

— От лекций, — сказала я, — уши глохнут.

Несколько часов спустя, когда Бэрронс загнал «хаммер» в гараж за книжным магазином, мы все еще спорили.

— Тебе просто не нравится то, что она что-то о тебе знает! — обвинила я.

— Старая кошелка, набитая древними предрассудками, — усмехнулся Бэрронс. — С мозгами, отказавшими от картофельного голода.

— Ты ошибся веком, Бэрронс.

Он сердито на меня посмотрел, словно подсчитывая что-то в уме, потом сказал:

— И что? Результат тот же. Она изголодалась. Чтение слепит глаза, от лекций глохнут уши, мать ее так.

Мы оба выпрыгнули из «хаммера» и с такой силой захлопнули дверцы, что автомобиль задрожал.

А под моими ногами дрожал пол гаража.

Бетон действительно загрохотал, у меня завибрировали лодыжки, когда раздался звук, который могло издать только порождение дальних уголков ада.

Я уставилась на Бэрронса поверх капота автомобиля. Ну, по крайней мере, над одним вопросом мне рассуждать больше не придется: что бы ни находилось под гаражом, оно не было Иерихоном Бэрронсом.

— Кого ты там держишь, Бэрронс? — Мой вопрос почти утонул в другом безнадежном, отчаянном вопле. От этого вопля мне захотелось сбежать. Захотелось заплакать.

— Единственным вариантом, который вас бы касался, была бы книга, та, которую мы ищем. Поскольку это не она, отвалите. — Он зашагал из гаража прочь.

Я наступала ему на пятки.

— Хорошо.

— Фиона, — сердито выдохнул он.

— Я сказала «хорошо», а не Фиона. — Я врезалась в его спину.

— Иерихон, как давно мы не виделись, — раздался хорошо поставленный голос с легким акцентом.

Я вышла из-за его спины. Она выглядела потрясающе, как всегда: обтягивающая юбка, изумительные туфли, подчеркивающие чудесные линии ее длинных ног, короткая кружевная блуза, под которой угадывались чувственные изгибы тела. На ее плечи был наброшен длинный бархатный плащ, слегка развевающийся от ночного ветра. Ничем не сдерживаемая чувственность. Запах Фейри. Дорогой парфюм. Ее безупречная кожа была бледнее, чем раньше, больше светилась, помада была кроваво-красной, а взгляд — откровенно сексуальным.

Копье немедленно оказалось в моей руке.

Фиону обступил десяток охранников Гроссмейстера, одетых в черное и алое.

— Похоже, ты недостаточно важна, чтобы твоей охраной назначили принцев, — холодно сказала я.

— Дэррок ревнивый любовник, — весело отозвалась Фиона. — Он не разрешает им приближаться ко мне, чтобы они не свели меня с ума. Он говорил, что рад наконец заполучить в постель женщину, а не ребенка, которого он разорвал на куски.

Я резко втянула в себя воздух и прыгнула бы вперед, если бы рука Бэрронса не сомкнулась на моем запястье, как капкан.

— Чего ты хочешь, Фиона?

Интересно, помнит ли она, что Бэрронс опаснее всего, когда его голос настолько мягок?

Фиона мельком взглянула на Бэрронса, и я увидела неприкрытое желание в ее глазах. Увидела боль, гордость, желание, которое не прекращало ее пожирать. Я увидела любовь.

Она любила Иерихона Бэрронса.

Даже после того, как он вышвырнул ее за попытку меня убить. Даже после того, как она связалась с Дереком О'Баннионом, а теперь и с Гроссмейстером.

Даже с плотью Невидимых, отравившей ей кровь, даже став любовницей темнейших жителей нового Дублина, эта женщина все еще любила стоящего рядом со мной мужчину и всегда будет его любить. Любить такого, как Бэрронс, было больно, и я ей не завидовала.

Она с нежным вниманием всматривалась в его лицо, с нескрываемой жаждой оглядывала тело.

А потом взгляд Фионы наткнулся на его руку, сомкнувшуюся на моем запястье, и внезапно любовь в ее глазах сменилась яростью.

— Ты от нее еще не устал. Разочаровываешь ты меня, Иерихон. Я бы простила временное увлечение, как прощала тебе многое. Но ты слишком долго испытываешь мою любовь.

— Я никогда не просил твоей любви. И постоянно предупреждал тебя об этом.

Лицо Фионы изменилось, напряглось, и она прошипела:

— Но ты отнял все остальное! Ты надеялся, что это сработает? Пусть я сама приставила пистолет к голове, но зарядил его ты! Или ты думаешь, что женщина может отдать мужчине все и при этом сохранить свое сердце? Мы просто созданы по-другому!

— Я ни о чем не просил.

— И ничего не давал! — выплюнула она. — Ты хоть знаешь, каково это — понимать, что у человека, которому ты даришь сердце, своего сердца никогда не было?

— Зачем ты здесь, Фиона? Чтобы показать, что у тебя новый любовник? Чтобы умолять о разрешении вернуться в мою постель? Она не пуста и никогда не опустеет. Чтобы извиниться за то, что попыталась убить ее, тем самым уничтожив мой единственный шанс?

— Единственный шанс на что? — Я тут же вцепилась в эту его оговорку. Так он злился на то, что она попыталась меня убить, не из-за меня, а из-за того, что я была его последним шансом на что-то?

Фиона внимательно посмотрела на меня, потом на Бэрронса и засмеялась.

— О, какой замечательный абсурд! Она до сих пор не знает. Ох, Иерихон! Ты никогда не изменишься, верно? Наверное, ты так боишься…

Внезапно ее рот приоткрылся в резком вдохе, лицо застыло, и она с удивленным выражением лица осела на землю. Ее руки потянулись вверх, но не достигли цели. Фиона медленно сжалась в комок на брусчатке.

Я вытаращила глаза. Глубоко в ее груди засел нож, попавший прямо в сердце. Вокруг раны растекалась кровь. Я даже не видела, как Бэрронс его бросил.

— Предполагаю, вы пришли с сообщением, — холодно сказал он одному из охранников.

— Гроссмейстер ждет вот эту, — охранник кивнул на меня. — Он сказал, что это ее последний шанс.

— Уберите эту, — Бэрронс посмотрел на Фиону, — с моей аллеи.

Она все еще была без сознания, но это ненадолго. Ее плоть была так пропитана Невидимыми, что даже нож в сердце ее теперь не убьет. Сила Темных Фейри в крови залечит эту рану. Нужно было мое копье, чтобы убить то, во что она превратилась. Или оружие, которое Бэрронс использовал против принцессы Фейри. Но его нож заставил Фиону замолчать.

Что она собиралась сказать? Чего я не знала и почему Бэрронс не хочет, чтобы мне это стало известно? Что за «замечательный абсурд»?

Я посмотрела на «мою волну», которой доверила нести меня через море опасностей. И почувствовала себя ребенком, обрывающим лепестки цветка: я ему верю, я ему не верю, верю, не верю.

— И можете передать Дэрроку, — сказал Бэрронс, — что мисс Лейн принадлежит мне. Если он хочет ее заполучить, пусть, мать его, придет и попробует это сделать.

 

28

На следующее утро я первым делом направилась к каминам, зажгла их и выставила на максимум.

Мне снова снилась прекрасная холодная женщина. Она была одна, с ней что-то было не так, но душа причиняла ей большие страдания, чем тело. Я плакала во сне, и слезы превращались в лед у меня на щеках. Она потеряла нечто настолько важное, что больше не хотела жить.

Как обычно, я проснулась промерзшей до костей. Даже обжигающий душ не справился с ознобом. Теперь я знала, что этот сон снился мне всю жизнь, и вспомнила, как маленькой девочкой я вскакивала с кровати, как замерзали у меня ноги, и как стучали зубы, и как я бежала, чтобы согреться в папиных объятиях. Вспомнила, как он заворачивал меня в одеяла и читал мне. Он говорил «пиратским голосом», хотя теперь я не могу понять почему: «Эй, на палубе! Навидались дел, кто денег хотел, кто золото здесь искал…» .

И пока Сэм Мак-Ги согревался в своей печи для кремации, я дрожала и согревалась в папиных руках, напуганная историей о золотоискателях в Арктике, один из которых волочет тело мертвого друга на салазках, чтобы сжечь на берегу Лебаржского озера, выполнив обещание, данное умирающему.

Я грела руки у огня и слышала через дверь, как Бэрронс в своем кабинете злобно разговаривает с кем-то по телефону.

Прошлой ночью, после того как он зарезал Фиону, мы обменялись всего восемью словами.

Я смотрела на него, когда он отпирал заднюю дверь, и размышляла над всеми возможными вопросами.

Он толкнул дверь, подождал, пока я войду, проскользнув под его рукой, и насмешливо посмотрел на меня сверху вниз.

— Что? Никаких вопросов, мисс Лейн?

Скопировав его тон, я холодно сказала:

— Спокойной ночи, Бэрронс.

На лестнице меня догнал его мягкий смех. Задавать вопросы было бессмысленно. Я не собиралась больше упражняться в тщетности.

Согрев в микроволновке за конторкой чашку воды, я добавила три чайные ложки растворимого кофе. Открыла ящик с посудой.

— Черт.

Сахар у меня закончился, сливок в холодильнике тоже не было. А это были простые удовольствия, которые очень много для меня значили.

Вздохнув, я прислонилась к конторке и отпила кисловатый кофе.

— Скажите этому надменному ублюдку: потому что я так сказал, — говорил Бэрронс. — Мне понадобитесь вы все. И мне плевать, что об этом думает Лор.

Кажется, он организовывал общий сбор. Интересно было бы увидеть других, похожих на Бэрронса. Он собирался разобраться с Дэрроком, покончить с ним, убрать его с дороги. Я была обеими руками за этот план, до тех пор пока мне предстояло вонзить копье в живот ублюдка, который начал всю эту дрянь и либо убил мою сестру, либо позволил ее убить, а потом приказал изнасиловать меня. Мне нужно было, чтобы одна из грозящих мне опасностей исчезла. Опасностей в моей жизни и так было предостаточно.

Я надеялась, что это произойдет сегодня. Надеялась, что Гроссмейстер явится в книжный магазин, а улицы заполнят Невидимые. Надеялась, что Бэрронс соберет своих… кем бы они ни были. А я позову Джайна, его людей и ши-видящих. У нас будет самая главная из битв, и мы выйдем из нее победителями, в этом я не сомневалась. Но мне было холодно не только от моего сна. Моя решимость была выточена из цельного куска льда. Я беспокойно металась, как зверь по клетке. Меня тошнило от размышлений о том, что может произойти. Я хотела, чтобы все это наконец произошло.

— Нет, это не важнее моего дела. Ничто не важнее, и ты это знаешь! — зарычал Бэрронс. — И какой хрен тут главный, по его мнению? — Пауза. — Тогда пусть убирается на хрен из моего города.

Моего города. Я размышляла над этой фразой, думала о том, почему Бэрронс решил так выразиться. Он никогда не говорил «наш мир». Он всегда говорил «ваш мир». Но называл Дублин своим городом. Только потому, что давно здесь жил? Или Бэрронс, как и я, был очарован мишурой и грацией, шармом и цветастой двойственностью?

Я посмотрела на «мой» магазин. Так я его называла. Похоже, мы называем вещи, которые затронули наше сердце, «своими», независимо от того, наши они или нет. А если Дублин был его городом, означало ли это, что у Бэрронса есть сердце, несмотря на уверенность Фионы в обратном?

— Не-а, — фыркнула я и отпила кофе.

Не знаю, сколько она трепетала на двери, пока я ее заметила.

Позже я буду размышлять о том, не подошел ли кто-то, чтобы ее приклеить, пока я отрешенно попивала кофе, подслушивая разговор Бэрронса. Может, этот кто-то даже смотрел на меня сквозь затемненное стекло. Ухмылялся или посмеивался злодейским смешком. Я буду думать о том, что ее могла бы прикрепить Фиона. И ненавидеть ее за то, что она стояла и смотрела на меня, предвкушая мою боль.

— Дэррок придет, — говорил Бэрронс, пока я косилась на дверь. — Я сказал Фионе, что у меня три камня из четырех и я знаю, где четвертый.

Он сказал ей? Когда? Встретился с ней вчера ночью, пока я спала? От этой мысли я почувствовала себя… обманутой.

Я обогнула конторку и медленно подошла к главной двери магазина, по стеклу которой на легком ветру похлопывала эта штука. Именно движение заставило меня ее заметить. Кто знает, когда бы я обнаружила ее, если бы не это.

Бэрронс говорил:

— Вполне возможно, что она сделает это ненужным. Но пока слишком рано говорить.

В трех метрах от двери я узнала ее. И отвернулась, словно страус, прячущий голову в песок. Словно, если я не буду смотреть, я окажусь в безопасности.

Но в безопасности я не была.

— Этого не может быть, — сказала я.

И повернулась обратно, дошла до двери, открыла ее и аккуратно сняла записку, которая крепилась к стеклу.

Могло.

Я долго на нее смотрела, потом закрыла глаза.

— Гроссмейстер не придет, — сказала я Бэрронсу, зайдя в его кабинет.

Мой взгляд, как всегда, тревожно метнулся к большому зеркалу, которое было частью огромной сети Мерцающих зеркал: дверью в адские миры, куда не ступала нога человека и где были только лед и монстры. Но мое восхищение/страх перед зеркалом сегодня получило новую остроту и новое значение.

— Вы не можете этого знать, — отмахнулся Бэрронс.

Он сидел за массивным столом и казался выточенным из того же материала — затвердевшим от злости.

Я улыбнулась. Потому что если бы я не улыбнулась, я бы расплакалась, а этого я ни за что не могла допустить.

— Проблемы? Мальчики плохо себя ведут? — мило поинтересовалась я.

— К делу, мисс Лейн.

Я подняла руку, чтобы протянуть ему то, что сняла с входной двери. Рука дрожала. Я заставила себя успокоиться, и, когда снова протянула ему руку, она двигалась без намека на дрожь.

Бэрронс посмотрел на фото.

— Это ваша сестра. И что?

Да, это была она. Стояла и смеялась у входа в Тринити-колледж.

— Переверни, — напряженно сказала я. Он перевернул снимок.

— Прочитай.

— Она была счастлива, — прочитал он. — Я люблю вас, мама и папа. И вернусь домой, как только смогу. Мак. — Он сделал паузу. На его скуле задергался мускул. — 1247 Ла Ру. Пятое зеркало справа. Принеси камни. Если приведешь Бэрронса, они оба умрут. — Он поднял на меня глаза. — У него ваши родители. Дерьмо.

Вот оно. Самое удачное определение для такого итога.

— Это отвратительный план, — сказал Бэрронс в десятый раз.

— Ты сам его предложил, — напомнила я. — И я согласилась. Нам нельзя отступать.

Я продолжала заталкивать вещи в свой рюкзак. Другого пути не было. Я хотела столкновения, и я его получу. Просто не так, как надеялась.

— Послушай, Бэрронс, ты вложил в мою голову больше знаний о жизни, чем кто-либо другой, не считая папы. Из того, чему вы меня научили, следует, что, если я не могу выжить, меня нужно пристрелить. Я должна перестать быть для всех проблемой.

— Это была благодарность, мисс Лейн?

Я подумала и пожала плечами.

— Да.

Он издал странный звук за моей спиной.

— Ну все. Никуда вы не пойдете.

— Потому что поблагодарила? И где в этом логика?

— Человек, который благодарит другого человека, как правило, не выживает. Неужели вы ничему не научились?

— У него мои родители.

— Если он получит вас, то сможет заполучить весь мир.

— Он меня не получит. Я сделаю именно то, что ты мне сказал. Никаких отклонений. Никаких самостоятельных решений. Я зайду в его дом, сфотографирую точку выхода, которую покажет зеркало, и перешлю снимок тебе по мобилке. С этим фото и моим знаком ты сможешь меня отследить. Приведешь своих… кто они там, за мной или воспользуешься другим способом, чтобы нас спасти.

А я убью Гроссмейстера. Я загоню копье ему в грудь, по самую рукоять. Или воткну в глазницу. И буду смотреть, как он разлагается. Надеюсь, смерть его будет медленной.

— Мерцающие зеркала слишком непредсказуемы. Что-то может пойти не так даже за тот короткий миг, который потребуется вам для перехода из одного зеркала в другое.

— Ты хотел знать, хватит ли мне пороху. Теперь знаешь. К тому же я нужна Дэрроку, не забыл? Он не станет мной рисковать.

— Каждый раз, когда вы пользуетесь зеркалом, возникает риск. Особенно если вы несете ОС. Сила провоцирует изменения в местах непредсказуемой силы.

— Я знаю. Ты мне уже пять раз об этом сказал. Я буду держать копье в ножнах, а камни в мешке.

— Учитывая дыры в стенах тюрьмы и проклятие Крууса… ни хрена нельзя предположить, что именно пойдет не так. Нет, мисс Лейн, это просто не сработает.

— Я пойду туда, Бэрронс, с твоей помощью или без нее.

— Я могу вас остановить, — сказал он, и это прозвучало достаточно мягко, чтобы я поняла: он всерьез размышляет об этом и находится в шаге от того, чтобы приковать меня где-нибудь.

Я резко вздохнула.

— Помнишь ребенка, который умер у тебя на руках?

Его ноздри раздувались. Что-то загрохотало в его груди.

— Не заставляй меня переживать это, Бэрронс. Не выбирай за меня мое горе. У тебя нет на это права.

— Они не твои биологические родители.

— А по-твоему, сердце повинуется только зову крови?

Несколько минут спустя я готова была выйти за дверь, повернуть направо и отправиться туда, где раньше располагалась самая большая Темная Зона города.

Я знала, что к тому времени, как пройду четырнадцать кварталов до 1247 Ла Ру, я покроюсь потом, но не хотела рисковать. На случай если в зеркале будет холодно, я натянула несколько слоев одежды. На случай если будет темно, я надела МакОреол. На случай если я пробуду там некоторое время, пока до нас доберется Бэрронс, или на случай если моим родителям понадобится еда, я набила свой рюкзак протеиновыми батончиками, водой, баночками с мясом Невидимых и кучей других вещей, которые мы с Бэрронсом поочередно туда паковали. На случай если Гроссмейстер потребует показать три камня, я несла их в черном мешочке со слегка светящимися защитными рунами.

На плече висел автомат, под мышкой было копье. Я не думала, что мне понадобится большая часть моего багажа, но не собиралась выходить куда-либо без полной экипировки, пока последний Фейри не исчезнет с лица земли. В десятый раз за последние два дня я пожалела, что на моем языке нет имени В'лейна, и задумалась о том, куда он пропал и что с ним случилось.

Телефон был у меня в руке, я готова была сделать фотографию и тут же переслать ее, чтобы Бэрронс увидел то место, куда Гроссмейстер хочет провести меня с помощью зеркала. Я посмотрела на телефон. Кое-что беспокоило меня с того самого момента, как Бэрронс изложил мне свой план. Какая-то ускользающая несообразность постоянно крутилась на границе сознания. Факт, который не согласовывался с другими.

— Насколько я поняла работу зеркал, все они показывают место назначения. И ты ждешь, что Гроссмейстер тоже мне его покажет. Так почему твое зеркало показывает дорожку, вьющуюся через что-то вроде кладбища с демонами? Это же не место, в которое оно ведет.

Бэрронс ничего не сказал.

— Ты связал вместе несколько зеркал, ведь так? — Я нахмурилась. — Что, если Гроссмейстер сделает то же самое? Что, если он тоже укажет неверное направление?

— Он не настолько умелый, чтобы выстраивать зеркала.

Когда у меня случаются прозрения, они происходят внезапно и бывают отчетливыми.

— О Боже, я поняла! — воскликнула я. Неудивительно, что Бэрронс не хотел рассказывать мне о зеркалах! — Зеркало в твоем коридоре связано с тем, что находится под гаражом! Ты «выстроил» зеркала, чтобы сделать проход, охраняемый демонами, так что, кто бы ни нашел путь к твоему зеркалу, через их «строй» живым ему не пробраться. — Вместо того чтобы переходить из одного зеркала в другое, он составил несколько зеркал, чтобы получить длинный и смертельно опасный коридор. — Вот как ты попадаешь на те три этажа под гаражом. И вот почему я не смогла найти туда вход. Все это время он был в моем магазине, прямо у меня перед носом!

— В вашем магазине? — Бэрронс фыркнул. Потом рассмеялся. — Выберетесь со своими родителями и камнями, прикончите Дэррока, мисс Лейн, и я подарю вам эту чертову штуку.

Я внезапно забыла, как дышать.

— Мы говорим буквально или фигурально?

— Целиком и полностью буквально.

— С документами и всем прочим? — Мое сердце бешено стучало. Я любила «КСБ».

— На магазин. Но не на гараж и не на коллекцию машин.

— Другими словами, ты всегда будешь дышать мне в шею, — сухо сказала я.

— И не сомневайтесь, — ответил он с волчьей усмешкой.

— Добавишь «вайпер»?

— И «ламборгини».

 

29

1247 Ла Ру выглядела точно так же, как в тот день в конце августа, когда я впервые ее увидела.

Шесть месяцев назад, приехав в Дублин, я скептически относилась к рассказам о паранормальном, никогда в жизни не видела Фейри и ни за что на свете не поверила бы в их существование.

А потом, спустя всего две недели, я стояла там же, где была сейчас, посреди Темной Зоны, и смотрела, как Гроссмейстер выпускает орды Невидимых в наш мир через портал в каменном дольмене, спрятанном на старом складе за его домом.

Как быстро изменился мой мир. Всего за две поганые недели!

Дом на 1247 Ла Ру, высокий, богатый, с резным известняковым фасадом, казался в этом разрушенном промышленном районе таким же неуместным, как я посреди происходящего безумия.

Тонкая изящная кованая ограда тянулась вдоль мертвой лужайки с тремя умирающими скелетообразными деревьями. В земле за домом был огромный кратер. В'лейн не просто разрушил дольмен Гроссмейстера — как я просила его в тот день, когда он подарил мне иллюзию игры в волейбол с Алиной на пляже, — он вырвал его из ткани бытия, оставив огромную дыру. Я пожалела, что не уточнила тогда и не попросила уничтожить и дом тоже. Тогда бы мне не пришлось здесь стоять, готовясь войти и пропасть в одном из зеркал, от которых я пришла в ужас еще в тот раз, впервые их увидев. Хотя в таком случае, не сомневаюсь, Гроссмейстер отправил бы меня в еще более ужасное место.

Я поднялась по ступенькам, толчком открыла дверь и шагнула в элегантное фойе, предусмотрительно постукивая ботинками по черно-белому мраморному полу. Я прошла под мерцающей люстрой, мимо причудливо украшенных двойных пролетов и плюшевой мебели.

Я знала, что наверху находится спальня Гроссмейстера, с огромной высокой кроватью в стиле Людовика XIV, бархатными драпировками, роскошной ванной и огромным гардеробом. Я знала, что Гроссмейстер носит только самую лучшую одежду, самую дорогую обувь. Я знала, что у него великолепный вкус и он выбирает только самое лучшее — в том числе и самых лучших девушек, например мою сестру.

Не было смысла оттягивать неизбежное. К тому же я хотела добраться и покончить со всем этим, чтобы потребовать себе свой магазин. Бэрронс ошеломил меня этим предложением. Я не знала, что и думать. А сейчас он ждал в магазине мою фотографию. Его… помощники, скорее всего, были неподалеку. Я вошла в длинную гостиную, на стенах которой висел десяток огромных зеркал в рамах, и зашагала мимо мебели, за которую передрались бы аукционы «Кристи» и «Сотби».

Первое зеркало справа было совершенно черным. Я подумала, что оно запечатано. Оно выглядело мертвым. Я заглянула в него. Густая тьма внезапно пошла зыбью и вспучилась, и на миг я испугалась, что она вырвется из рамы, вырастет, как пузырь из фильма ужасов, и проглотит меня. Но на пике своего расширения зеркало громко стукнуло, издало такой звук, словно сжалось изнутри, и уменьшилось. Миг спустя оно снова начало вздуваться. Сжалось. Опало. Я вздрогнула. На этой стене висело и пульсировало гигантское черное сердце.

Я двинулась дальше. Второе зеркало показало мне пустую спальню.

Третье открывалось в тюремную камеру, в которой были заперты человеческие дети. Они тянули ко мне через прутья худые бледные ручки, их глаза умоляли. Я застыла. Их было около сотни или даже больше, а камера была маленькой. Все дети были грязными, в синяках, их одежда была порвана.

У меня не было на это времени. Я не могла позволить себе эмоций. Я подошла ближе к зеркалу и повернула к нему ладонь, чтобы сделать фотографию и позже, когда вытащу своих родителей, можно было заставить Бэрронса помочь мне найти путь в зеркалах и освободить детей. Но как только я собралась нажать кнопку, дети открыли рты, оскалив зубы, которых просто не могло быть у человеческих детей, и сделали мне предложение, которое не сделал бы ни один человеческий ребенок. Я резко попятилась, ругая себя за то, что позволила эмоциям затуманить мой разум.

Дэни говорила, что Невидимые где-то удерживают человеческих детей. С этой отвратительной мыслью я посмотрела в зеркало, и оно воспользовалось моим страхом и тревогой, чтобы спрятать и слегка затушевать очевидные подсказки. Если бы я мыслила ясно, то заметила бы небольшую неправильность в форме голов этих «детей», неестественную ярость в их маленьких лицах.

В четвертое зеркало я уже не смотрела, прошагав сразу к пятому. Под углом, чтобы Гроссмейстер не увидел, что я делаю, я сфотографировала зеркало и отправила снимок на мобильный Бэрронса, потом сунула телефон в карман.

И только после этого позволила себе понять, на что смотрю.

Да, это было вполне определенное место назначения.

Это была моя гостиная, в моем доме, в Ашфорде, штат Джорджия.

Гроссмейстер привязал моих маму и папу к стульям, заткнул им кляпами рты. Вокруг стоял десяток его охранников, одетых в алое и черное.

Гроссмейстер был в моем родном городе! Что он сделал с Ашфордом? Привел туда с собой Теней? И даже сейчас по улицам ходят Невидимые, пожирая моих друзей?

Это было место, которое я изо всех сил пыталась сохранить в безопасности, и я проиграла!

Я позволила В'лейну отнести меня туда, поддалась слабости, я стояла возле своего дома. Именно эта фатальная ошибка привлекла внимание Гроссмейстера к моим родителям? Или он всегда знал, где они, и только сейчас решил воспользоваться своим знанием?

В зеркале, в десяти метрах от меня, папа покачал головой. Его глаза ясно говорили: не смей, маленькая. Оставайся по ту сторону зеркала. Не смей обменивать себя на нас.

А как я могла поступить иначе? Он научил меня, что у сердца есть свои резоны, о которых разум ничего не знает. Это была единственная цитата Паскаля, которую я помнила. Все резоны мира не могли заставить меня повернуться и уйти, даже не будь у меня поддержки в лице Бэрронса. Даже без страховки я шагнула бы на эту проволоку. Да, вчера ночью я выяснила имя своей биологической матери. Я даже начала думать о себе как о Мак О'Коннор, но Джек и Рейни Лейн были моими папой и мамой и всегда ими останутся.

Я подошла к стене. Глаза у папы стали дикими, и я знала, что, если бы не кляп, он бы накричал на меня.

Я шагнула вперед, в зеркало.

 

Часть третья

 

30

— Как хорошо, что вы заглянули, — издевался Гроссмейстер. — Милая шляпка.

Войти в зеркало было все равно, что прижаться к клейкой мембране. Поверхность пошла тяжелой рябью, когда я ее коснулась. А когда попыталась пройти, она стала сопротивляться. Я нажала сильнее, и потребовалось значительное усилие, чтобы моя нога проткнула серебристую пленку. Я смогла просунуть ногу по бедро.

И все равно зеркало сопротивлялось и выталкивало меня, словно его эластичность возрастала.

На миг я оказалась между двух миров, мое лицо прошло через зеркало, затылок все еще был в доме, одна нога в зеркале, другая снаружи. И как только я подумала, что оно вышвырнет меня, словно гигантская резиновая лента, зеркало поддалось — всосало меня в теплую и неприятную влажность и выдавило по другую сторону, где я споткнулась.

Я рассчитывала оказаться в гостиной, но была в тоннеле или в чем-то вроде него, влажной розовой пленке. Моя гостиная была дальше, чем это казалось сквозь зеркало. Между мной и моими родителями было около десяти метров. Бэрронс ошибся. Гроссмейстер умел управлять зеркалами куда лучше, чем он думал. Он не только смог выстроить их в ряд, тоннель был невидим за стеклом. Пользуясь терминологией теннисистов, этот сет был за Гроссмейстером. Но он ни за что не выиграет весь матч.

— Словно у меня был выбор.

Я вытерла лицо рукавом, убирая тонкий слой вонючего и скользкого вещества. Оно капало с моего МакОреола. Я думала о том, чтобы снять шлем перед тем, как войти в зеркало (довольно сложно сделать так, чтобы тебя воспринимали всерьез, когда у тебя на голове такая штука), но теперь была рада, что оставила его. Неудивительно, что люди избегают зеркал.

У тебя был выбор, со злостью сообщили мне папины глаза. Ты сделала неправильный.

Мамины глаза сказали мне намного больше. Она начала с ужаса, в который превратились под «шляпкой» мои спутанные черные волосы, чуть не озверела при виде кожаных штанов, кратко прошлась по ногтям, которые я обкорнала, а когда дошла до автомата, который постоянно соскальзывал с моего плеча, постукивая по бедру, мне пришлось отвести глаза.

Я шагнула вперед.

— Не так быстро, — сказал Гроссмейстер. — Покажи мне камни.

Я перебросила автомат в другую руку, сняла с плеча рюкзак, открыла его, вытащила черный мешочек и подняла его.

— Достань их. Покажи мне.

— Бэрронс считает, что это плохая идея.

— Я сказал, чтобы ты не вмешивала в это Бэрронса, и мне плевать, что он думает.

— Ты сказал, чтобы я не приводила его. Мне пришлось к нему обратиться. Камни были у него. Ты пытался когда-нибудь что-нибудь украсть у Бэрронса?

Выражение лица Гроссмейстера ответило мне: да, пытался.

— Если он вмешается, они умрут.

— Я и в первый раз прекрасно поняла твое сообщение. Он не будет вмешиваться.

Мне нужно было подобраться ближе. К тому времени, как прибудет Бэрронс со своими людьми, я должна оказаться между Гроссмейстером, его охранниками и моими родителями. Должна оказаться на расстоянии удара. Бэрронс собирался изменить конфигурацию своего зеркала, соединить его с тем местом, в которое планировал забрать меня Гроссмейстер, но сказал, что ему понадобится время и скорость будет зависеть от места.

«Тяните время, — приказал Бэрронс. — Как только я получу фото, я начну работать над соединением с тем местом. Мои люди явятся за вами, как только я определю ваше местонахождение».

— Брось копье, автомат, пистолет, который сзади за поясом, выкидной нож из рукава и ножи из ботинок. Отодвинь их ногой.

Как он узнал, где я прячу оружие?

Мама не выглядела бы более изумленной, если бы узнала, что я переспала с половиной футбольной команды ашфордской старшей школы, а в перерывах между тачдаунами покуривала травку.

Я послала ей свой лучший обнадеживающий взгляд. Она вздрогнула. Наверное, то, что я в последнее время считала обнадеживающим взглядом, стало немного… диким, наверное.

— Эти несколько месяцев выдались тяжелыми, мама, — попыталась оправдаться я. — Я все объясню позже. Отпусти моих родителей, — сказала я Гроссмейстеру. — Я буду сотрудничать с тобой. Даю слово.

— Мне не нужно твое слово. У меня последние из твоих родственников, оставшихся в живых. Учитывая быстротечность существования, люди особо чувствительны к таким вещам. Алина сказала мне, что ее родители погибли в автокатастрофе, когда ей было пятнадцать. Еще одна ложь. Я задумывался, так ли это. Но я не собирался их искать, пока ты сама не привела меня сюда.

Как я привела его сюда? Как он проследил мой путь до Ашфорда? Мог ли он выследить В'лейна? Или В'лейн двурушничал? Работал на Гроссмейстера?

— Они мне не родственники, — холодно сказала я. — Все мои родные мертвы. Убив Алину, ты уничтожил последнюю представительницу моего рода, если не считать меня. — Я надеялась, что это снизит для него ценность Джека и Рейни Лейн. В кино такое всегда срабатывало. — Нас удочерили.

Я быстро покосилась на маму, хотя и знала, что не стоит этого делать. Ее глаза блестели от непролитых слез. Великолепно. Сначала она во мне разочаровалась, а теперь я причинила ей боль. Подача получилась на тысячу.

Гроссмейстер не сказал ни слова. Он просто подошел к папе и ударил его в лицо кулаком. Голова папы дернулась назад, из носа потекла кровь. Его глаза сказали мне: Беги отсюда, маленькая.

— Ладно! — закричала я. — Я соврала! Оставь его в покое!

Гроссмейстер снова повернулся ко мне.

— Смертность — это сумма всех слабостей. Она определяет все ваше существование. Каждый вздох. Неудивительно, что Фейри всегда были богами для вашей породы.

— Для меня не были.

— Брось оружие.

Я позволила автомату соскользнуть на пол, выдернула пистолет из-за пояса, бросила нож, спрятанный за манжетой куртки, вынула из ботинок и отложила ножи.

— Копье.

Я уставилась на него. Если я попытаюсь метнуть копье через разделяющий нас десяток метров, что у меня получится? Даже если я попаду ему прямо в сердце, Гроссмейстер, наполовину человек, не умрет мгновенно. И кто-то из моих родителей, а может оба, погибнут через секунду после того, как я сделаю бросок.

«Тяните время», — сказал Бэрронс.

Я вытащила копье из ножен и потянула его из-под плаща. Как только я достала его, копье затрещало, заискрилось, рассыпая маленькие белые разряды. Оно светилось с почти ослепительной яркостью, словно выкачивая силу из реальности Фейри, которая нас окружала.

Я не могла заставить свою руку отпустить его. Пальцы не хотели разжиматься.

— Брось сейчас же! — Гроссмейстер повернулся к моей матери и занес кулак.

Я зарычала, отбрасывая копье прочь. Оно вонзилось в стену лоснящегося розового тоннеля. Плоть тоннеля содрогнулась, словно от боли.

— Оставь. Ее. В покое, — сквозь зубы процедила я.

— Отбрось ногой оружие и покажи мне камни.

— Бэрронс действительно советовал не делать этого.

— Немедленно.

Вздохнув, я вынула камни из мешочка и развернула бархат, в который они были завернуты.

Реакция была немедленной и яростной: тоннель спазматически сжался, из глубины влажных розовых стен раздался стон, пол подо мной задрожал. Камни светились сине-черным светом. Стены сокращались и расширялись, словно пытаясь вытолкнуть меня, и внезапно меня ослепил жуткий свет, я оглохла. Я не слышала ничего, кроме завываний ветра и воды, и крепко зажмурилась от вспышки. Держаться было не за что. Я вцепилась в камни, пытаясь накрыть их, и шторм чуть не вырвал у меня бархатную ткань. Рюкзак ударил меня по голеням и выпал из рук.

Я заорала, пытаясь перекричать ветер, я звала родителей, Бэрронса — черт, даже Гроссмейстера! Я чувствовала себя так, словно меня разрывает в десяти разных направлениях. Плащ слетел с моих плеч и рвался от ураганного ветра. Я с трудом засунула камни обратно в мешочек.

И все внезапно стихло.

— Я же сказала тебе! — зарычала я, не открывая глаз. — Бэрронс советовал этого не делать. Но ты послушался? Нет. — Ответа не было. — Эй? — опасливо позвала я.

Ответа по-прежнему не было.

Я открыла глаза.

Розовый пленчатый канал исчез.

Я стояла в коридоре из чистого золота.

Золотые стены, золотой пол. Я запрокинула голову. Золото тянулось вверх, насколько хватал глаз. Даже если здесь был потолок, я не могла его рассмотреть. Золотые стены возвышались надо мной и тянулись в никуда.

Я была одна.

Ни Гроссмейстера. Ни охранников. Ни родителей.

Я посмотрела вниз в надежде увидеть свой автомат, ножи и рюкзак.

Но под ногами не было ничего, кроме гладкого золотого пола.

Я отчаянно зашарила глазами по стенам в поисках копья.

Нигде ни проблеска.

И, поняла я, медленно поворачиваясь по кругу, на этих золотых стенах не было ничего, кроме сотен, нет, тысяч, нет — я присмотрелась: они тянулись дальше, чем я могла видеть, — миллиардов зеркал.

Пытаясь это осознать, я поняла, что такое бесконечность. Я была крошечной точкой на линейной картине времени, которая тянулась в обоих направлениях и давила на меня своей полной и законченной нелогичностью.

— Ох, черт, черт, черт!

Я поняла, где оказалась.

В Холле Всех Дней.

 

31

Не знаю, сколько я там просидела.

Время в этом месте стало для меня неопределенной величиной.

Я сидела посреди Холла Всех Дней — подтянув колени к груди и уставившись в золотой пол, потому что при взгляде на все остальное я чувствовала себя маленькой и у меня кружилась голова, — и пыталась разобраться в ситуации.

Проблема: где-то там, в реальном мире, в гостиной моего дома, в Ашфорде, штат Джорджия, Гроссмейстер все еще держал в заложниках моих родителей.

И я понимала, что он действительно разозлился.

В этом не было моей вины. Это он настоял, чтобы я показала ему камни. Я предупреждала его, что не надо этого делать. Но вопрос вины значил не больше, чем мое присутствие в этом пустом и равнодушном вечном месте.

У него мои родители. Вот что важно.

Надеюсь, что Бэрронс сейчас спешит к ним из перенастроенного зеркала в своем кабинете, и надеюсь, что его товарищи штурмуют зеркало на 1247 Ла Ру. Надеюсь, что скользкий розовый тоннель, который неприятно напоминал определенную часть женской анатомии, все еще там, он только вытолкнул меня, чтобы избавиться от боли, как при родах, и надеюсь, что спустя несколько минут мои родители окажутся в безопасности.

Слишком много пунктов сопровождалось словом «надеюсь».

Это не имело значения. Меня полностью нейтрализовали. Выдернули из ряда чисел и швырнули в квантовый холл вероятностей, ни одну из которых нельзя было рассчитать при помощи единственного уравнения, которое я знала и которое имело для меня значение.

Вокруг меня были миллиарды зеркал. Миллиарды порталов. А я считала тяжелыми времена, когда не могла выбрать один из пятнадцати оттенков розового лака.

Через некоторое время я посмотрела на часы. Они остановились на 1:14 p.m.

Я выскользнула из плаща и начала раздеваться, заткнув мешочек с камнями за пояс. В Холле было слишком жарко для тех слоев одежды, которые я на себя натянула. Я сняла свитер и вязаную кофту с длинными рукавами, завязала их на талии, потом снова надела плащ.

И начала проводить инвентаризацию всего, что у меня с собой было.

Один нож — антикварный шотландский «дерк», привязанный к левому предплечью, который я стащила из секции сувениров в «КСБ» и о котором не знал Гроссмейстер.

Одна баночка из-под детского питания, с дергающейся плотью Невидимого внутри, в левом кармане плаща.

Два протеиновых батончика во внутреннем кармане, раздавлены.

Один МакОреол, ремешок которого все еще застегнут под подбородком.

Один мобильный телефон.

Я решила составить список того, чего у меня не было.

Батареек и фонариков.

Воды.

Копья.

На этом я остановилась. Все было и так достаточно плохо.

Я вытащила телефон из кармана и набрала номер Бэрронса. Я так привыкла к его неуязвимости, что ожидала, что он ответит, а когда телефон не сработал, очень удивилась. Получается, даже у его телефона есть мертвые зоны, и если уж он где-то не будет работать, то только в месте вроде этого. Даже если бы у меня было имя В'лейна, сомневаюсь, что оно бы здесь сработало.

В этом месте отказывался работать даже мой мозг. Чем дольше я сидела, тем более странным мне все это казалось.

Холл был не просто скоплением бесконечных дверей в другие места и другое время. Огромное количество порталов заставляли его жить и дышать, постоянно изменяясь. Холл сам был временем. Он был древним и юным, прошлым, настоящим и будущим одновременно.

В «КСБ» было только одно зеркало, висевшее в кабинете Бэрронса, и все же у меня появлялось чувство дезориентации в пространстве.

Здесь миллиарды зеркал открывались в одно и то же место, и их влияние возрастало в геометрической прогрессии, затрагивая и пространство, и время. Время не было линейным, оно было… Мой разум не мог сосредоточиться, но я была частью всего этого, чего вовсе не понимала. Я не имела значения. Я была предельно важной. Я была ребенком. Я была иссохшей старухой. Я была смертью. Я была источником всего живого. Я была Холлом, а Холл был мной. Казалось, что из каждого портала тихо сочится моя сущность.

Это было даже не раздвоение личности. Как и само это место, я была всеми возможностями сразу. Это было самое жуткое ощущение в моей жизни.

Я попыталась связаться с IYCGM.

Нет связи.

Я долго смотрела на IYD.

Риодан сказал, что убьет меня, если я воспользуюсь этим номером без необходимости.

Первой мыслью было «хотелось бы посмотреть, как он сюда доберется, чтобы попробовать». Вторая мысль была о том, что я не стану нажимать кнопку, потому что, если он придет и тоже тут застрянет, он действительно может меня убить.

Я не могла предоставить убедительный аргумент, подтверждающий, что действительно умираю. Я оказалась в необычной ситуации, но полностью здорова и в непосредственной близости никакой угрозы не наблюдалось. Хотя, кажется, с каждым мигом у меня все больше путались мысли.

Детские воспоминания зашевелились в моем сознании, слишком живые и отчетливые, чтобы быть просто воспоминаниями. Я пролистала их, выбрала то, что мне нравилось.

Мой десятый день рождения: мама и папа устроили для меня вечеринку-сюрприз.

Как только я решила сосредоточиться на нем, воспоминание обрело резкость и форму, и вот уже мои друзья смеялись и держали подарки, они были совершенно реальными, настоящими и ждали, когда я присоединюсь к ним в столовой, где были торт и мороженое. Я видела все происходящее прямо в расплавленном золоте пола, на который уставилась. Я провела по видению. Золото поддалось под моими пальцами, как вода, и я коснулась нашего обеденного стола, почти нырнула в воспоминание, в мое десятилетнее тело, которое смеялось над чем-то, что сказала Алина.

Алина была мертва. Это не настоящее. Это не реально.

Я резко отвела взгляд.

В воздухе передо мной проявилось еще одно воспоминание: мой первый поход по магазинам с тетушками в Атланте. Шоппинг произвел на меня большое впечатление. Мы зашли в «Блумингдейл». Мне было одиннадцать. Я бродила там, рассматривала красивые вещи и больше не видела золотых стен и зеркал.

Я закрыла глаза, встала и засунула телефон в задний карман.

Нужно выбираться из этого места. Оно играет с моим сознанием.

Но куда мне идти?

Я открыла глаза и начала двигаться. И как только я сделала шаг, воспоминание исчезло, а мой разум снова очистился.

У меня появилась идея. Я нахмурилась, прошла несколько метров и остановилась.

Воспоминания тут же вернулись.

Мой папа болел за меня на моей первой — и единственной — игре в софтбол. Он купил мне розовую перчатку с пурпурной строчкой. Мама вышила на ней мое имя и цветы. Мальчишки смеялись надо мной и моей перчаткой. Я побежала ловить граунд-бол, чтобы доказать им, какая я крутая. Мяч врезался мне в лицо, разбив нос и выщербив зуб.

Я вздрогнула.

Они смеялись и показывали пальцами.

Я стала манипулировать воспоминанием: отмотала его назад, поймала мяч, осалила раннера на базе и прибежала к «дому» так быстро, что у кетчера было достаточно времени на то, чтобы вывести из игры третьего раннера.

Мальчишки ошалели от моего мастерства.

Папа раздулся от гордости.

Это была ложь, но какая приятная!

Я снова зашагала.

Воспоминание взорвалось пылью из розовой перчатки и осыпалось на пол.

Останавливаться в Холле было опасно, может, даже смертельно опасно.

Это подозрение подтвердилось совсем скоро, когда я прошла мимо скелета, который сидел на полу, скрестив ноги и привалившись спиной к стене между зеркал. Его поза не выдавала никаких признаков борьбы или агонии. Выражение его черепа — если у черепа может быть выражение — казалось совершенно умиротворенным. Он умер от голода? Или прожил сотни лет, заблудившись в мечтах? Я совершенно не хотела есть, а ведь должна была, поскольку с прошлого вечера выпила только кофе, и это было несколько часов назад. Нужно ли питаться в месте, где время не является тем, к чему мы привыкли?

Я начала заглядывать в зеркала, мимо которых проходила.

Иногда из зеркал на меня смотрели в ответ, с изумлением и смущением. Кажется, обитатели некоторых зеркал видели меня так же ясно, как я видела их.

Похоже, мне придется сделать выбор, и разумнее сделать его как можно раньше. Я начинала думать, что золотой — самый мирный, правильный, прекрасный цвет из всех, что я видела. А пол — он так и приглашал! Теплый, гладкий, я могу вытянуться на нем и позволить себе немного отдохнуть… собраться с силами перед дорогой, которая наверняка окажется трудной.

Первая опасность Холла Всех Дней: если вы снова и снова можете проживать в сознании любой день — и проживать его правильно, — то зачем уходить? Здесь я могла спасти свою сестру. Спасти мир. И вскоре не видеть никакой разницы.

Вторая опасность Холла Всех Дней: когда возможно все, как сделать выбор?

Здесь были тропические пейзажи с белыми пляжами, которые тянулись на многие мили, а вода была настолько чистой, что коралловые рифы всех цветов и оттенков сияли на солнце до самого дна и видно было, как прыгают и играют маленькие серебристые рыбки.

Были улицы с изумительными особняками. Пустыни и безбрежные поля. Были древние рептилии в папоротниковых долинах и постапокалиптические города. Были подводные миры и зеркала, которые выходили в открытый космос, темные глубины с мерцающими звездами. Были врата в туманности, а одно зеркало даже вело прямо на радиус черной дыры. Я попыталась представить разум, который решил бы туда шагнуть. Бессмертный, который испробовал все остальное? Фейри, который не может умереть и хочет почувствовать, каково это — быть затянутым в черную дыру? Чем дольше я находилась в Холле Всех Дней, тем больше понимала, что я ничего не знаю о бессмертной расе, создавшей это место.

Были зеркала, в которых отражались такие жуткие картины, что я отводила глаза, лишь мельком заметив, что происходит. Некоторые из этих вещей совершали и люди. Как оказалось, существа из других миров занимались тем же. В одном из зеркал человек, занятый жутким экспериментом, увидел меня, улыбнулся и прыгнул ко мне. Я бежала от него как сумасшедшая, сердце грохотало в ушах, но я долго не решалась остановиться. А когда наконец обернулась, за мной никого не было. Я была одна. Наверное, то зеркало было односторонним. И слава Богу! Я размышляла над тем, все ли зеркала в Холле односторонние или некоторые все еще работают в оба конца. Если я войду в одно из них, смогу ли я тут же вернуться, если мне не понравится мир? Судя по тому, что говорил мне Бэрронс, здешние игры назывались «Непредсказуемость».

Но как я попала в Холл? Что сделали камни, чтобы вырвать меня из тоннеля выстроенных зеркал и отправить в водоворот целой сети? Могут ли они работать, как путеводный луч, всякий раз приводя меня к Холлу?

Я шла. Я смотрела. Я отворачивалась.

Боль, удовольствие, наслаждение, пытки, любовь, ненависть, смех, отчаяние, красота, ужас, надежда, горе — все это было здесь, в Холле Всех Дней.

Были сюрреалистичные зеркала, в которых виднелись ландшафты, настолько похожие на картины Дали, что я даже подумала, будто здесь повесили и оживили его полотна. Были двери в нечто такое, чему я не могла придумать названия.

Я смотрела в зеркало за зеркалом и все больше сомневалась. Я ведь даже не знала, есть ли тут порталы, которые открываются в мой мир. Или все это разные планеты? Разные измерения? Войдя в одно из них, не попаду ли я в лабиринт, из которого нет выхода?

Миллиарды. Здесь были миллиарды путей. Как мне найти среди них дорогу домой?

Я шла, и мне казалось, что я шагаю уже несколько дней. Кто знает? Может, так и было. Время в Холле не имело значения. Ничто здесь не имело значения. Маленькая я. Гигантский коридор. Редкие скелеты — и еще реже человеческие. Тишина, если не считать звука моих шагов по золоту. Я начала петь. Я спела все известные мне песни, глядя в зеркала. От некоторых я убегала.

А потом одно зеркало заставило меня примерзнуть к месту.

Я вытаращилась на него.

— Кристиан? — вскрикнула я, не в силах поверить.

Он был спиной ко мне, шел по темному лесу, но луна в зеркале была яркой, и я не спутала бы его фигуру и походку. Длинные ноги в вылинявших джинсах. Темные волосы, заплетенные в косу. Широкие плечи и уверенные шаги.

Голова Кристиана повернулась в мою сторону. По его шее сбегала дорожка красно-черных татуировок, которых прежде не было.

Мак? Его губы двигались, но я его не слышала. Я подошла ближе.

— Это правда ты?

Как оказалось, он меня слышал. Облегчение и радость смешались с нетерпением в чудесных глазах шотландца. Он посмотрел на меня, подался ближе, удивился и покачал головой. Нет, Мак. Оставайся там, где ты сейчас. Не приходи сюда. Возвращайся.

— Я не знаю, как вернуться.

Где ты?

— Ты не видишь?

Он покачал головой. Для меня ты находишься в стволе огромного кактуса. На миг я подумал, что ты здесь, рядом со мной. Как ты меня видишь?

Мне пришлось заставить его повторить несколько раз. Я не очень хорошо умею читать по губам. Слово «кактус» сбило меня с толку. Я не встречала в том лесу ни одного кактуса.

— Я в Холле Всех Дней.

Тигриные глаза вспыхнули.

Не оставайся там надолго! Он играет с твоим сознанием.

— Это я уже вроде бы выяснила. — Секунду назад на моей руке снова появилась розовая рукавица и я услышала шум на бейсбольном стадионе. Я начала бежать на месте. Но Холл не обманешь. Рукавица осталась у меня на руке. Пришлось описать узкий круг между зеркалами. Рукавица и воспоминание исчезли.

Это опасное место. Я был там некоторое время. Пришлось выбрать зеркало. Я выбрал неправильно. Они не то, чем кажутся. То, что они тебе показывают, — не то место, куда они ведут.

— Ты что, шутишь? — Я чуть не заорала.

Если я войду в изображение тропического пляжа, то, со своими выкрашенными в черный цвет волосами, могу оказаться в фашистской Германии?

Зеркало, которое я выбрал, сработало именно так. С тех пор я перемещался по измерениям, пытаясь добраться до места получше. Некоторые зеркала не врут, некоторые обманывают. И невозможно их различить.

— Но ты же детектор лжи!

В Холле это не срабатывает, девочка. Только вне его, и то не всегда. Сомневаюсь, что твои таланты ши-видящей там подействуют.

Все еще бегая по кругу, я закрыла глаза и потянулась к центру своего сознания. Покажи мне правду, скомандовала я. Открыла глаза и посмотрела на Кристиана. Он все еще стоял в темном лесу.

— Где ты?

В пустыне. Он кисло улыбнулся. Здесь четыре солнца и нет ночи. Я сильно обгорел. И слишком долго не ел и не пил. Если я вскоре не найду выхода в другое измерение… у меня будут проблемы.

— Выхода в другое измерение?

Я спросила, имел ли он в виду МФП, и объяснила, что это такое.

Кристиан кивнул.

Их полно везде. Но здесь мне пока ни один не попадался.

«Попадааался», — сказал он. И хотя зеркало показывало мне совершенно чистого и отдохнувшего человека, теперь я знала, что искать, и заметила его истощение и переутомление. Более того, я заметила определенное… мрачное понимание? У Кристиана МакКелтара? Ни за что.

— Насколько тебе плохо, Кристиан? — спросила я. — И не ври мне.

Он улыбнулся. Припоминаю, что говорил тебе то же самое. Ты с ним спала?

— Длинная история. Ответь на мой вопрос.

Значит, да. Ох, девочка. Тигриные глаза внимательно уставились на меня, словно пробуя почву. Очень плохо, сказал он наконец.

— Ты стоишь там? То есть ты на ногах? — Хоть что-то из того, что я видела, было правдой?

Нет, девочка.

— Ты можешь встать, если захочешь? — резко спросила я.

Не уверен.

Я не стала тратить время.

И шагнула в зеркало.

 

32

Некоторые зеркала напоминают зыбучий песок.

Я ждала, что зеркало поведет себя так же, как то, что висело в доме Гроссмейстера, — в него будет трудно протолкнуться, что-то будет пытаться выдернуть меня обратно, как резинка.

И в него действительно было трудно протолкнуться, оно сопротивлялось сильнее первого, но выбраться оказалось еще сложнее. Без Кристиана я могла бы не справиться.

Я застряла в серебристом клее, который почти что меня обездвижил. Я брыкалась и толкалась, и закончилось это тем, что я больше не могла определить, в какую сторону двигаться. Хотя оказалось, что движение возможно только в одном направлении.

А потом ладонь Кристиана сомкнулась на моей руке (он мог стоять), и я рванулась к нему изо всех сил.

В колледже у меня дома, где я посещала дополнительные занятия, была аэродинамическая труба, созданная уникальным расположением прохода между математическими корпусами и другими зданиями колледжа. В особенно ветреные дни там было почти невозможно пройти. Приходилось нагибаться вперед под сомнительным углом и шагать, пригнув голову и изо всех сил пробиваясь вперед.

О том, что труба не непрерывна, я узнала не самым лучшим способом. То ли по ошибке инженера, то ли благодаря шутке какого-то вредного архитектора в аэродинамической трубе было «око шторма», в котором ветер внезапно прекращался. Человек, который не знал, где эта точка, и все еще наклонялся вперед, рисковал пахать носом землю перед всеми чудиками, свихнувшимися на математике, — которые знают об этом и в ветреные дни всегда держатся неподалеку, но не предупреждают новичков, чтобы не лишиться бесконечного потока удовольствия. Они наблюдали, как мы падаем, и особенно радовались, если попадался кто-то в короткой юбке, которая в итоге становилась поясом вокруг талии.

Вот чем было это зеркало.

Я проталкивалась навстречу руке Кристиана, боролась, нажимала изо всей силы, и внезапно сопротивление исчезло — и я вылетела из стекла прямо на Кристиана, с такой скоростью, что мы покатились по песку.

Я попыталась вдохнуть, но у меня не получилось. Жарко было, как в печке. Я не могла открыть глаза, ослепленная ярким светом, а воздух был таким сухим и горячим, что я не могла дышать.

Мне тяжело далась акклиматизация, но наконец я смогла сделать вдох, который обжег мне легкие. Я приоткрыла глаза — только чтобы посмотреть на Кристиана — и скатилась с него.

Ему было не просто «плохо». Он действительно был в опасности. И без того смуглая кожа загорела, но под загаром была видна жутковатая краснота, губы потрескались, и, глядя на его глаза и кожу, я могла сказать, что его организм обезвожен. Лицо шотландца было покрыто волдырями от ожогов.

Я развернулась, надеясь увидеть висящее в воздухе зеркало, с помощью которого могла бы вернуть нас обоих в безопасное место.

Зеркала не было.

Вместо него были сотни кактусов в человеческий рост, любой из которых мог оказаться тем, в котором я показалась Кристиану. Было ли зеркало спрятано в одном из них? Казалось разумным, что Фейри, желая посещать некоторые миры незамеченными, маскировали зеркало под нечто, если не оказывалось места, где оно не выглядело бы совершенно нелепо. Или загадочное проклятие Крууса и тут все испортило?

Я подумала, стоит ли пытаться проскочить через некоторые ближайшие к нам кактусы, пробуя метод, которым Дэни пыталась пробить барьеры, и поможет ли это найти двусторонний портал. Но эта мысль энтузиазма не вызвала. Дэни не получила от своих попыток ничего, кроме множества синяков. Кактусы были покрыты защитной броней из очень острых игл.

Я прищурилась и оглянулась по сторонам.

Мы были в океане песка.

Температура была около пятидесяти градусов. Вокруг не было ничего, кроме песка.

Я посмотрела вверх и тут же пожалела об этом. Небо было ослепительно ярким, на нем сияли сразу четыре солнца. Оно было не просто белее белого. Оно было радиоактивно-белым.

— Дура ты чертова, — выдавил Кристиан сквозь потрескавшиеся губы. — Теперь мы оба здесь умрем.

— Нет, не умрем. Через какой… кактус я сюда попала?

— Понятия не имею. Их колючки ядовиты, так что желаю удачи в попытке их потрогать.

Черт. Нужно переходить к плану Б, который держался буквально на честном слове.

Я начала вытаскивать из-за пояса мешочек, готовясь вынуть из него камни. Вернут ли они нас в Холл, откуда мы сможем вместе выбрать следующий портал? Кто знает? И какая разница? Все, что угодно, будет лучше, чем это. Кристиан здесь погибнет, да и я тоже.

Я подкатилась ближе к Кристиану и прижалась к нему.

— Ну вот, теперь ты ко мне пристаешь, девочка, — слабым голосом сказал он с тенью обычной убийственной улыбки. — Когда я не в состоянии ответить.

— Держись за меня руками и ногами, Кристиан. Не отпускай. Что бы ни случилось, не отпускай.

Он не стал меня расспрашивать. Просто обхватил ногами мои бедра и сцепил руки у меня за спиной. Я молилась, чтобы ему хватило сил не разжать хватку. Я понятия не имела, что произойдет, но была уверена, что приятным это не будет.

Я вытянула мешочек между нашими телами, развязала шнурок и приоткрыла камни. Они вспыхнули, ожили и запульсировали иссиня-черным огнем.

Местность среагировала немедленно и яростно, точно так же как розовый тоннель.

Пустыня пошла волнами, воздух наполнился высоким тонким визгом, который быстро превратился в металлический вопль. Песок взвился вверх, впиваясь в мои руки и лицо.

— Ты с ума сошла? Что за… — остаток фразы Кристиана заглушил вой ветра.

Ядерно-белое небо невероятно быстро темнело до черно-синего. Я посмотрела вверх. Солнца, одно за другим, закрывались затмением.

Песок под нами содрогнулся. Росли дюны, появлялись впадины. Мы с Кристианом покатились вниз, вниз, глубоко в песчаную долину, которая продолжала углубляться, пока мы падали. Я почувствовала, как отламываются скобы от МакОреола. И внезапно испугалась, что пустыня проглотит нас живьем, вот только пустыня нас не хотела. В том-то все и дело, но тогда я этого не знала.

Я старалась не выпустить мешочек, крепко прижимая его к груди. Ноги Кристиана сомкнулись на моих бедрах, как стальные, руки были сцеплены мертвой хваткой. Температура резко падала.

Пустыня начала дрожать. Дрожь стала грохотом. Грохот перешел в землетрясение, и, как только я подумала, что нас разорвет на части, земля под нами резко просела, потом рванулась вверх одной гигантской волной и швырнула нас в воздух.

Когда мы летели по темному небу, я шепотом извинилась перед Кристианом. Он вроде как рассмеялся и прошептал мне на ухо, что предпочитает быструю смерть от падения, переломанных костей и всего прочего медленной смерти от обезвоживания и это все хорошо и здорово, но, может, раз уж именно камни вызвали такую катастрофическую реакцию, я попытаюсь их спрятать и посмотреть, что получится?

Я сунула камни в мешочек и снова затолкала его за пояс.

Мы падали.

Я приготовилась к удару.

 

33

Мы рухнули в ледяную воду.

Я погрузилась глубоко. Брыкаясь изо всех сил, я вынырнула и жадно вдохнула. Сморгнула воду с глаз и увидела, что мы упали в каменный карьер. Повезло. Значит, подо мной в воде должен быть жуткий монстр с острыми зубами, и он должен готовиться откусить мне ноги, потому что боги мне не улыбаются — по крайней мере, в последнее время я начала этого опасаться.

А Кристиану было не так плохо, как я думала, потому что он плыл к берегу.

Плыл к берегу, предоставив мне выкарабкиваться самостоятельно, а ведь он даже не знал, умею ли я плавать.

Я убедилась, что мешочек все еще крепко держится у меня за поясом, и поплыла брассом. Плаваю я отлично, поэтому выбралась из воды, всего на несколько секунд отстав от Кристиана. Он тяжело свалился на поросший травой берег и закрыл глаза.

— Спасибо, что задержался, чтобы проверить, не тону ли я. — И тут же пробормотала: — Ох, Кристиан.

Я коснулась его покрытого ожогами лица, убедилась, что он дышит, проверила пульс. Шотландец был без сознания. Он отдал всю энергию без остатка, чтобы выбраться из карьера.

Но сначала самое важное: в безопасности ли мы?

Я осмотрелась вокруг. Карьер был большим и глубоким, в некоторых местах вода формировала маленькие озера и пруды. Он находился в небольшом закутке огромной долины. Мили травянистых равнин были окружены невысокими горами со снежными шапками. Сама долина казалась мирной и спокойной. На противоположном краю паслись животные.

Выглядело это так, словно здесь безопасно, по крайней мере пока. Я испустила вздох облегчения и начала стягивать промокший кожаный плащ. Я вынула мешочек с камнями из-за пояса и отложила его в сторону. Сомнений не оставалось: как только я вынимала камни из заклятого мешка, они как-то провоцировали смену измерений, но открытые — приводили мир вокруг в полный хаос. В следующий раз, решив их использовать, я только быстренько приоткрою их, и, может, нам удастся избежать жуткого выталкивания и проскользнуть в следующий мир в спокойном темпе.

Немного помедлив, я разделась до лифчика и трусов, благодаря небо за умеренный климат. Промокшая кожаная одежда отвратительна. Я разложила одежду просыхать на камнях под солнцем, надеясь только, что кожа не сядет до смешного размера.

Следующая проблема: что сделать для Кристиана? Его дыхание было поверхностным, а пульс неравномерным. Он потерял сознание на солнце. Волдыри на лице полопались, из них сочилась кровь. Сколько времени он провел в той адской пустыне? Когда он ел в последний раз? Я никак не могла сдвинуть его с места. Не могла даже снять с него мокрую одежду. Можно ее срезать, но ведь она ему еще понадобится. Кто знает, с чем нам придется столкнуться дальше? Его мускулы были накачаны сильнее, чем во время нашей последней встречи, и сейчас, без сознания, он был мертвым грузом. Кристиану пришлось пробиваться из измерения в измерение с самого Хэллоуина? Идет ли время одинаково в нашем мире и там, где он был?

У меня в плаще была баночка с плотью Невидимых, если она, конечно, не выпала во время перехода. Я так поспешно рванулась проверять карманы, что споткнулась о собственную ногу.

— Ой! — Влажные шевелящиеся полоски мяса в застегнутом внутреннем кармане смешались с осколками стекла.

Я осторожно вынула мясо из баночки, которая разбилась, видимо, когда я катилась по песку. Из семи полосок, которые я затолкала в маленькую баночку, осталось только четыре. Три все еще где-то извивались. Я держала отравленные куски серой плоти Носорога, выбирала из них серебристые осколки стекла и размышляла над тем, как мгновенно затягиваются порезы на пальцах.

Я так быстро восстанавливаюсь, потому что в прошлом ела Невидимых? Они и правда приводят к постоянным изменениям, как говорила Ровена? Что, если с Кристианом от этого мяса произойдет нечто ужасное? Но я не знала, что еще можно для него сделать. У меня были только два протеиновых батончика, и я не была уверена, можно ли пить здешнюю воду или в ней водятся какие-то смертельные для людей паразиты. Я никогда не была герл-скаутом, не могла развести огонь с помощью палочек, у меня не было емкости, чтобы вскипятить воду, даже если бы удалось разжечь костер, и меня тошнило при мысли о том, что во многих вопросах я все еще оставалась совершенно беспомощной.

Я поспешно вернулась к Кристиану, положила одну из полосок мяса на плоский камень и нарезала на кусочки размером с горошину. Потом разжала Кристиану зубы, высыпала кусочки в рот и зажала ему рот и нос, надеясь, что плоть Носорога будет дергаться в поисках выхода и попадет ему в желудок.

Так и случилось. Не такая уж я и беспомощная!

Кристиан подавился, я отпустила его нос, и мышцы его горла конвульсивно дернулись. Он снова подавился и непроизвольно сглотнул. А потом закашлялся и издал такой звук, словно его сейчас стошнит. Даже для тех, кто без сознания, мясо Невидимых отвратительно.

Кристиан со стоном перекатился на бок.

Я нарезала еще одну полоску, засунула ему в рот и опять зажала его губы и нос. На этот раз он сопротивлялся, но тело Кристиана было слишком слабым, чтобы дать достойный отпор.

К тому времени как я нарезала третью полоску и высыпала кусочки ему в рот, Кристиан перевернулся на спину, открыл глаза и посмотрел на меня. Наверное, он хотел спросить, что я делаю, но я заставила его сжать челюсти, одной рукой удерживая затылок, а другой подбородок. Он подавился и вместо слов снова сглотнул.

Эффект, который оказывает мясо Невидимых на израненную человеческую плоть, проявляется мгновенно, как чудо. Я смотрела, как исчезают волдыри, как кожа Кристиана снова становится слегка загорелой. Сухость лица исчезла, эпидермис заново покрывал его тело, стирая нанесенный обезвоживанием урон, полностью восстанавливая.

Мясо Невидимых вызывает зависимость. Несмотря на то что я излечилась от своей одержимости этим мясом (а ему правда нужен последний кусочек?), я завидовала тому, что происходило с Кристианом: по его венам струился горячий поток силы, улучшались слух, обоняние, зрение, сила увеличивалась до уровня Бэрронса, приходило чудесное ощущение неуязвимости, подчеркнутое еще и тем, что его тело прекрасно адаптировалось к окружающей среде.

Да, Кристиану определенно стало лучше.

Тигриные глаза не только открылись, они еще и с нескрываемым удовольствием шарили по моей обнаженной коже, оценивая нижнее белье. Он оттолкнул мою руку от своего рта.

Быстро — и, возможно, большей частью потому, что сама хотела съесть то, что осталось, — я наклонилась к Кристиану и сунула последнюю полоску мяса между его губами.

Шотландец сел так быстро, что наши головы стукнулись, и сильно.

Я взвизгнула, он плюнул.

Мясо Невидимого вылетело из его рта и упало на землю между нами.

Он посмотрел на живой кусочек плоти, потом на меня, и я не поняла, что кажется ему более отвратительным: вонючее серое мясо, из которого сочится гной, или я, которая засунула это ему в рот. Я разозлилась, потому что даже в худшие свои дни я все же была лучше, чем это мясо. А отсутствие тепла в янтарных глазах Кристиана было жутковатым.

— Мог бы и поблагодарить меня, — сказала я.

Кристиан снова поперхнулся, прочистил горло, отвернулся и сплюнул через плечо.

— Что, — спросил он, поворачиваясь ко мне и показывая пальцем, — черт побери, это за штука?

— Плоть Невидимого, — холодно ответила я.

— Это Невидимый! Ты скормила мне мясо темного Фейри?

— Как ты себя чувствуешь, Кристиан? — поинтересовалась я. — Правда, замечательно? — Выглядел он определенно хорошо, в своих линялых джинсах и мокрой футболке, облепившей широкие плечи. Мускулы перекатывались на руках, когда он убирал с лица и приглаживал мокрые волосы. — Ни ожогов, ни волдырей, ни голода, ни жажды? Тебе не кажется, что я спасла твою задницу?

— А какой ценой? Что с нами сделает эта еда? За все, что приходит от Фейри, надо платить!

— Мясо лечит тебя. Или ты предпочел бы, чтобы я этого не делала?

— В твоих словах я чую большую и жирную ложь. Есть побочные эффекты. Как они проявятся? — Он явно злился.

— У всего есть побочные эффекты, — огрызнулась я.

Мы уставились друг на друга.

— Ты хотел бы, чтобы я позволила тебе умереть?

— А ты попыталась сделать для начала хоть что-нибудь другое? Или ты целиком полагаешься на магию, на немедленный результат?

Я вскочила на ноги и зашагала туда-сюда.

— А что я должна была попробовать? В одиночку оттащить твое большое тело, чтобы ты не обгорел еще больше? Или начать с попыток научиться разводить огонь при помощи палочек? А, нет, я поняла! — Я обернулась и сверкнула на него глазами. — Я должна была отправиться на поиски торгового центра, чтобы купить солнцезащитный крем и гель с алоэ, а когда найду, зайти еще и в ветеринарную аптеку за жидкостью для подкожных инъекций, которой мои соседи лечили своего больного кота!

Его губы дернулись.

— Забавный наряд, Мак.

Я рассвирепела. Я тут брожу только в бюстгальтере и трусиках, а он считает меня забавной?

— Моя одежда промокла! — зарычала я.

— Я говорил о твоей… — Он указал глазами вверх. — Ты, наверное, называешь ее шляпкой, девочка?

Я закрыла глаза и застонала. Я так привыкла к тяжести МакОреола, что просто забыла о нем. Отстегнув ремешок, я сдернула шлем с головы, убрала мокрые водоросли и осмотрела Мак-Ореол на предмет повреждений. Две скобы были сломаны у основания, несколько лампочек включились во время нашего перекатывания по дюнам и впустую расходовали драгоценные батарейки. Я выключила их и положила шлем на камни рядом с одеждой.

И кивнула на кусок мяса, который остался лежать на земле между нами.

— Ты собираешься это есть?

— Ни за любовь, ни за деньги, — отрубил Кристиан.

— Ну так подними и положи в карман. Оно может снова тебе понадобиться. Нравится тебе или нет, но это мясо спасло твою жизнь. — Не важно, насколько мне хотелось его съесть, я не собиралась лишаться способностей ши-видящей. Если мы встретим кого-то из Фейри, мои способности Нуля будут всем, что у меня осталось. Придется заморозить его и сбежать. Или снова воспользоваться камнями.

— Оно что-то со мной сделало. Что-то… неправильное. — Кристиан с отвращением посмотрел на мясо, поднял его, размахнулся и швырнул в карьер.

Я услышала всплеск, потом еще один, гораздо более громкий, и клацающий звук, за которым последовал третий всплеск. Поскольку я стояла спиной к воде, о происходящем пришлось судить по лицу Кристиана.

— Его сожрало нечто отвратительное?

Он кивнул, все еще пребывая в шоке.

— Расскажи мне все, что знаешь о том, чем ты меня накормила, и о том, какое действие оно может оказать. А что до озера, девочка, то я бы очень не советовал в нем плавать.

Одежда Кристиана промокла, а после быстрого осмотра заснеженных гор он заключил, что к вечеру температура резко упадет ниже нуля. Это означало, что нам нужно высушить одежду, и поскорее. Поскольку платной сушилки поблизости не наблюдалось, все, что мы могли, — это разложить одежду на солнце, и вскоре оба вытянулись на земле: я почти раздетая, он полностью голый. Своей наготы Кристиан совершенно не стеснялся. Но, надо признать, стесняться ему было нечего.

Я быстро нашла уединенное местечко по другую сторону груды камней, на которой сохла наша одежда, и начала впитывать тепло кожей. Мне не хватало только ай-пода.

И родителей. И сестры. И чувства, что все нормально и я в безопасности. В общем, мне не хватало всего.

Я боялась за папу и маму. Поскольку зеркало, в которое я вошла, не показало тоннеля с другой стороны, откуда мне было знать, что оно показало мне не иллюзию? Что, если Гроссмейстер не держал моих родителей в заложниках в моей же собственной гостиной, а был где-то в другом месте и я со своим фото отправила Бэрронса навстречу явной опасности?

Во мне нарастала волна беспомощности, угрожая затопить с головой. Я не могла позволить себе запаниковать. Нужно было оставаться собранной и спокойной и работать над продвижением вперед, любыми способами, пусть даже это продвижение будет небольшим. Сейчас шагом вперед была необходимость высушить одежду и отдохнуть, раз уж выдалась такая возможность. Кто знает, какие опасности могут появиться ночью — или даже через пару часов?

Мы с Кристианом загорали и беседовали, наши голоса с легкостью преодолевали каменный барьер между нами. Я рассказала ему о действии мяса Невидимых. Кристиан о многом меня расспрашивал и хотел знать, кто еще ел такое мясо, что именно оно с ними делало и как долго держался эффект. Особенно его интересовали возрастающие «способности к темным искусствам».

— Кстати о темных искусствах, — сказала я. — Что вы, ребята, сделали на Хэллоуин? Что случилось? Что пошло не так?

Он застонал.

— Твой вопрос означает, что стены рухнули. Я пытался убедить себя, что дяди смогли сотворить чудо. Расскажи мне все, Мак. Что случилось с миром, пока я был здесь?

Я рассказала ему о том, что в полночь стены рухнули полностью, а мне пришлось наблюдать, как Невидимые проходят через них, и о том, что Гроссмейстер и его принцы поймали меня. Я умолчала об изнасиловании, о том, что меня превратили в при-йа, и о моем последующем… выздоровлении (ни за что не рассказала бы этому детектору лжи об этих событиях), затем о том, что меня спасли Дэни и ши-видящие. Я перешла к рассказу об успехах Джайна, о том, что инспектор узнал о железе, сказала, что семья Кристиана в порядке и ищет его. Сообщила, что Книга все еще утеряна, но не стала упоминать о своей последней встрече с ней.

— Как ты оказалась в Холле Всех Дней?

Я рассказала о Гроссмейстере, который похитил моих родителей, заманил меня в зеркало и потребовал, чтобы я показала камни.

— Придурок чертов! Даже мы знаем, что этого нельзя делать, а ведь он когда-то был Фейри! Неудивительно, что их Королева назначила нас, МакКелтаров, хранителями древнего знания. Мы знакомы с их историей лучше, чем они сами.

— Потому что они пьют из котла и все забывают?

— Айе.

— Ну, по крайней мере, камни у нас есть. И хотя перемещение было не из приятных, через измерения они нас проносят.

— Ты сумасшедшая, Мак? — резко спросил Кристиан.

— Что ты имеешь в виду?

— Разве ты не знаешь, что происходит каждый раз, когда ты вынимаешь камни из этого мешка?

— Ну так об этом я и говорю. Они заставляют нас перемещаться из мира в мир… или по измерениям, или как это вообще называется.

— Потому что реальность, в которой мы находимся, старается нас выплюнуть, — сказал он без выражения. — Зеркала отвергают эти камни. Как только ты достаешь их из мешочка, реальность засекает их и пытается выдавить из себя, как загноившуюся занозу.

— Почему зеркала их отвергают?

— Из-за проклятия Крууса.

— Ты знаешь, каким было проклятие Крууса? — Наконец-то хоть кто-то может мне о нем рассказать!

— Время, когда я путешествовал по этим чертовым мирам, показалось мне долбаной вечностью, и я осознал пару вещей. Круус ненавидел Короля Невидимых по множеству причин, и он домогался его фаворитки. Он проклял зеркала, чтобы Король не мог попасть в них снова. И планировал забрать все миры в зеркалах и саму фаворитку себе. Стать королем всех реальностей. Но проклятие оказалось невероятно мощным, а Круус наложил его на вещи неимоверной силы. Как и большинство вещей, созданных Фейри, проклятие обрело собственную жизнь и изменилось. Некоторые говорят, что все еще можно услышать слова проклятия, которые звучат в темном ветре, постоянно изменяясь.

— И Круусу удалось не пустить Короля к его фаворитке?

— Айе. А поскольку камни, которые ты носишь, были вырезаны из стен королевской крепости и несут в себе его запах, зеркала отвергают и их тоже. Вскоре после этого Короля предали, ему пришлось сражаться с Королевой Видимых, и он убил ее.

— И тогда его фаворитка покончила с собой?

— Айе.

— Но раз уж зеркала пытаются от нас избавиться, почему бы им не отправить нас обратно в наш мир?

Кристиан фыркнул.

— Потому что они не пытаются отправить нас туда, откуда мы пришли, Мак. Они пытаются восстановить порядок вещей и вернуть камни туда, откуда они пришли.

Я резко втянула в себя воздух.

— То есть каждый раз, когда мы ими пользуемся, зеркала пытаются отправить нас в темницу Невидимых? А что происходит? Они промахиваются?

— Подозреваю, что ни у одной отдельной реальности не хватает на это сил, поэтому нас просто выметают, словно метлой по грязному полу, как можно дальше по измерениям.

— Каждый раз мы оказываемся чуть ближе к тюрьме?

— Именно.

— Но, возможно, — я попыталась быть оптимисткой, — мы в миллионе реальностей оттуда. — Почему-то мне так не казалось.

— А возможно, — мрачно сказал Кристиан, — в одной. И в следующий раз, когда ты нас «перенесешь», мы окажемся нос к носу с Королем Невидимых. Не знаю, как тебе, а мне бы не хотелось встречаться с создателем худших из Фей, который прожил миллион лет. Некоторые говорят, что сознание ломается от одного взгляда на его истинную форму.

Некоторое время спустя Кристиан сказал, что одежда просохла. Я слушала шорох одежды, пока он одевался. Когда он закончил, я встала и подошла к своим вещам, а потом замерла, уставившись на него.

Он язвительно улыбнулся.

— Знаю. Это начало происходить вскоре после того, как ты меня накормила.

Я видела его обнаженным. Я знала, что красные и черные татуировки покрывают его грудь, живот и шею, но остальное тело было чистым.

Больше не было. Теперь его руки были покрыты черными линиями и символами, которые двигались у него под кожей.

— Они спускаются по ногам и поднимаются по груди, — сказал Кристиан.

Я открыла рот, но не могла придумать, что сказать. Прости, что накормила тебя мясом, чтобы спасти тебе жизнь? Ты хотел бы, чтобы я этого не делала? Разве не лучше прожить еще один день любой ценой?

— Это как-то связано с темными искусствами. Они клубятся во мне, словно шторм. — Он тяжело вздохнул. — Подозреваю, это из-за того, что мы с Бэрронсом пытались сделать на Хэллоуин.

— И что это было? — Мне хотелось выяснить.

— Мы собирались призвать нечто древнее, которое лучше было бы не будить. Мы звали это. Я надеялся, что найду Бэрронса, но, как только нас затянуло в воронку, мы разделились.

Я вытаращилась на него.

— Бэрронса затянуло в зеркала на Хэллоуин?

Кристиан кивнул.

— Мы оба были в кругу камней, потом он пропал, пропал и я. Нас переносило с места на место со скоростью переключающихся каналов, потом внезапно я оказался в Холле Всех Дней, а Бэрронса рядом не было. Мне было наплевать на него самого, но он владеет черной магией. Я надеялся, что мы сможем выбраться, если вместе возьмемся за поиски выхода.

— Жаль тебя перебивать, но он уже выбрался.

Глаза Кристиана вспыхнули, потом сощурились.

— Бэрронс выбрался? Давно?

— Через четыре дня после Хэллоуина. И он ни словом об этом не обмолвился. Сказал только, что ты в ту ночь исчез.

— Каким чертовым образом он умудрился выбраться?

Я беспомощно на него посмотрела.

— Откуда мне знать? Он никогда не говорил, что был тут. Он соврал.

Глаза Кристиана сузились еще больше.

— Когда у вас с ним был секс?

Ой-ой. Детектор лжи смотрел на меня в упор своими тигриными глазами.

— Не то чтобы я этого хотела, — попыталась извернуться я.

— Ложь, — сухо сказал он.

— В других обстоятельствах я бы этого не сделала. — Это была правда, и пусть подавится!

— Ложь.

Неужели?

— Он меня заставил!

— А вот это самая большая ложь. — Голос Кристиана стал еще суше.

— Ты не понимаешь ситуации, в которой я оказалась.

— Попытайся объяснить.

— Не думаю, что это имеет отношение к нашим проблемам. — Я повернулась к нему спиной и начала одеваться.

— Ты к нему что-нибудь чувствуешь, Мак?

Я молча одевалась.

— Ты боишься мне отвечать?

Закончив одеваться, я обернулась. Кристиан выглядел страшновато. Его глаза стали нечеловечески яркими, золотыми. Я удерживала на лице спокойную маску.

— Я хочу есть, — сказала я ему. — У меня только два протеиновых батончика. Можешь взять один. Еще я хочу пить, но пробовать воду из карьера не рискну. И думаю, что у нас имеются проблемы поважнее, чем мои чувства к Иерихону Бэрронсу. Или, как минимум, более насущные. А те животные, — я указала в дальний конец долины, — кажутся мне съедобными.

Я зашагала.

К сожалению, не только мы решили, что лоснящиеся и грациозные, похожие на газелей существа выглядят съедобными. Это пришлось выяснить где-то на середине долины.

Топочущее стадо из тысяч мохнатых рогатых быков с плетевидными хвостами и волчьими мордами неслось прямо в нашем направлении.

— Как ты думаешь, могут они расступиться и обогнуть нас? — Я видела, как такое случалось в фильмах.

— Я не уверен, что они охотятся не за нами, Мак. Бежим!

Я побежала, хотя была совершенно уверена, что это бесполезно. Животные были слишком быстрыми, а мы были слишком далеко от всего, что могло бы служить нам убежищем.

— Ты не можешь сделать что-то друидское? — заорала я, пытаясь перекричать почти оглушительный топот копыт.

Кристиан покосился на меня.

— Друидическое! — прокричал он. — Для этого нужны приготовления, иначе это может привести к непредсказуемым результатам!

— Ну ты же выглядишь вполне внушительно! Наверняка ты можешь справиться со всем, что с тобой происходит! — Черные символы уже двигались у него на горле.

Земля под ногами дрожала так сильно, что было сложно бежать. Казалось, что под нами постепенно усиливается землетрясение.

Когда я споткнулась, Кристиан двинулся так быстро, что я успела осознать только одно: он перебросил меня через плечо и помчался в десять раз быстрее, чем обычный человек. Конечно, он же был накачан плотью Невидимых. Я подняла голову. Стадо было слишком близко. Мы все еще двигались недостаточно быстро. Твари догоняли, их челюсти щелкали, из пастей летела слюна. Я почти чувствовала, как нас обжигает их дыхание.

— Доставай камни, — прокричал Кристиан.

— Ты же сказал, что это слишком опасно!

— Что угодно лучше смерти, Мак!

Я сунула руку за пояс, вытащила мешочек и на краткий миг достала камни.

По сравнению с остальными это был гладкий переход.

К сожалению, он закончился в мире огня.

Я снова сверкнула камнями, и пламя на моих ботинках тут же погасло, потому что следующий мир не был предназначен для углеродной жизни, в нем не было кислорода.

Я снова достала камни, и мы оказались под водой.

В четвертый раз мы очутились на узкой вершине утеса, который по обе стороны обрывался в бездну.

— Поставь меня. — Я попыталась перекричать вой дикого ветра. Я повисла на плече Кристиана, с меня стекала вода, и я отчаянно пыталась сделать вдох.

— Здесь?

— Да, здесь!

Он фыркнул и опустил меня на ноги, но продолжал крепко держать за талию. Я уставилась на него. Янтарная радужная оболочка теперь была окружена черным ободком. Чернота просачивалась в его глаза, словно чернила в воду. Странные символы поднялись уже на подбородок.

— Да что же такое вы сделали на Хэллоуин? — Почему плоть Невидимых оказала на Кристиана такое странное действие?

Он сверкнул своей обычной убийственной улыбкой, вот только теперь она не очаровывала, а была крайне холодной.

— Я струсил в последнюю минуту, иначе мы не потерпели бы неудачу. Мы попытались возродить ту единственную силу, которая когда-то противостояла Туата де Данаан, и успешно. Древняя секта Драгаров когда-то очень давно уже поднимала эту силу против Фейри. Бэрронс не медлил. Медлил я. Ты не против забрать нас с этого утеса, Мак? — Он уже рычал.

— А что, если следующее место окажется еще хуже?

— Продолжай менять измерения, а я буду продолжать за тебя держаться.

Порыв ветра буквально врезался в нас. Мы свалились с края в зияющую тьму. Я открыла мешочек, пока мы падали.

Вокруг нас взорвался огромный водоворот, черный, кружащийся, рвущий волосы и одежду. Я сжалась, чтобы засунуть камни обратно в покрытый рунами мешочек. И почувствовала, как выскальзываю из хватки Кристиана, а потом его руки исчезли и я осталась одна.

Я свалилась на четвереньки посреди травянистой тундры.

Удар был так силен, что мешочек вылетел у меня из рук. Я врезалась в землю лбом и сильно прикусила язык. И не чувствовала больше рук Кристиана.

В ушах звенело от столкновения с землей. Я приподняла голову.

И встретилась глазами с огромным вепрем с бритвенно-острыми клыками.

 

34

Когда вы встречаетесь со смертью лицом к лицу, время иногда странно замедляется.

Или в этой реальности оно действительно текло медленнее, кто знает?

Глядя в маленькие хитрые голодные глаза вепря, я знала только одно — с тех пор как я утопила телефон в бассейне, я постоянно что-то теряла. Одно за другим.

Сначала я потеряла сестру. Потом родителей и надежду когда-нибудь вернуться домой.

Я пыталась уворачиваться от пинков судьбы, и это было неплохое соревнование с ней. Я создала себе новый дом в книжном магазине Дублина. Завела новых друзей и заключила союзы. Попрощалась с симпатичной одеждой, светлыми волосами, любовью к стильным штучкам. Я заменила радугу оттенками серого, а затем полюбила черный цвет.

Я потеряла Дублин и мой магазин.

Я потеряла рассудок.

Я научилась пользоваться новым оружием, нашла новые пути выживания.

И потеряла их тоже.

Мое копье пропало. У меня не осталось мяса Невидимых. На моем языке не было имени.

Я нашла Кристиана. Потеряла Кристиана. И была совершенно уверена, что его утащило водоворотом куда-то в сторону, пока меня выносило в другую.

А теперь я потеряла еще и камни. Мешочек был на земле, далеко за вепрем, и он был туго завязан. Я не могла даже надеяться на быстрый переход.

Кинжал с моего предплечья ни за что не пробьет толстую чешуйчатую шкуру зверя.

Я не могла не подумать: и в чем тут смысл? Нужно было отнять все, что у меня было? В этом и заключается жизнь? Ты теряешь все, что тебе дорого, и все, во что ты веришь, а потом тебя убивают?

Да, я жалела себя.

А-фигительно, как сказала бы Дэни, — а кто бы на моем месте себя не жалел?

Огненные миры? Водные миры? Утесы над обрывом? Какая долбаная космическая сила решала, куда направить меня в следующий раз? Были ли черно-синие осколки чего-то там настолько отвратительны зеркалам, что реальности, которые не могли выплюнуть их обратно в ад Невидимых, пытались просто уничтожить их — и, вот незадача, меня вместе с ними? И я каждый раз сама шагала в зубы опасности?

Или, как я начала думать в последнее время, мое разрушение началось задолго до этого? Спряталось в скрытых мечтах и забытых воспоминаниях?

Что у меня осталось?

Ничего.

Я припала к земле, с яростью глядя в глаза-бусинки через разделяющее нас расстояние, и могу поклясться, что на клыкастой морде вепря была злобная ухмылка.

Зверь фыркнул и стал рыть землю копытом.

За неимением лучшего варианта я тоже фыркнула и заскребла по земле.

Глаза-бусинки сузились. Вепрь поднял тяжелую голову и понюхал воздух.

Пытался учуять страх? Не повезло. Я совершенно не боялась. Я слишком разозлилась, чтобы бояться.

Да куда, мать их, все подевались, когда мне так нужна… — ох! Один раз я уже думала, что у меня не осталось выбора, хотя выбор все же был.

Пока кабан оценивал мой потенциал, я оскалилась на него, показав зубы, и запустила руку под плащ в задний карман.

И вытащила мобильный. С него текла вода. Сработает ли он? Я мысленно фыркнула. Я все еще рассчитывала, что вещи будут работать согласно привычным и понятным законам, хотя сжалась в седьмом альтернативном измерении за недолгое время. Ну разве не глупо?

Я открыла крышку телефона и положила его на землю.

Вепрь наклонил голову, готовясь напасть.

Я не осмелилась поднести телефон к уху. Пришлось нажимать кнопки, не поднимая его. Первый — Бэрронс, потом IYCGM, и наконец запретный IYD. Моя ситуация как раз подходила под его «если вы умираете».

Я ждала. Не знаю чего. Какого-нибудь чуда.

Думаю, я надеялась, что стоит мне нажать IYD, и он сотворит нечто вроде волшебного перемещения в книжный магазин. Или того, что Бэрронс внезапно материализуется, чтобы спасти меня.

Я ждала.

Ничего не произошло. Ничего абсолютно.

Я осталась одна.

Вот и выяснили.

Кабан угрожающе опустил морду к земле. Я с тоской посмотрела на мешочек в нескольких метрах за ним.

Продолжая рыть землю, он приподнял зад. Я понимала, что это означает. Кошки делают так перед прыжком.

Я тоже рыла землю и испустила крайне злобный рык. Я и чувствовала себя крайне злобной. И тоже приподняла зад.

Вепрь моргнул крошечными глазками и басовито хрюкнул.

Я хрюкнула в ответ и снова заскребла по земле.

Безвыходное положение.

Внезапно я словно взглянула на себя с высоты.

Вот до чего я докатилась: МакКайла Лейн-О'Коннор, наследница одной из самых сильных семей ши-видящих, ОС-детектор, Нуль, когда-то при-йа, теперь неподвластная магии Фейри, не говоря уже об очень интересной способности к регенерации, стою на четвереньках, грязная, мокрая, с оставшимся почти без батареек МакОреолом на голове и обгоревшими ботинками на ногах, лицом к смертельно опасному дикому кабану. А из оружия у меня только ярость, надежда, что завтра будет лучше, и желание выжить. И я виляю задом. Рою землю.

Во мне начал нарастать смех, я чихнула и попыталась сдержаться. Губы задергались. Глаза улыбались. Нос чесался, а живот болел от желания расхохотаться.

И я не удержалась. Просто всего было слишком много. Я села на пятки и рассмеялась.

Вепрь тяжело заерзал.

Я встала, уставилась на него и расхохоталась еще громче. Почему-то, если ты не на коленях, все кажется не таким уж страшным.

— На хрен пошел, — сказала я ему. — Иначе схлопочешь.

Кабан покосился на меня с опаской, и я поняла, что это не волшебное создание. Это просто дикий зверь. Я слышала множество историй о людях, которые в горах Северной Джорджии отпугивали зверей чистой бравадой и грубостью. Этого у меня было с избытком.

Я рассерженно шагнула вперед и погрозила кулаком.

— Пошел вон отсюда! Кыш. Уходи. Я не собираюсь сегодня умирать, придурок! ПОШЕЛ ОТСЮДА НЕМЕДЛЕННО! — Это был уже рев.

Вепрь повернулся и крадучись — насколько это может изобразить туша кабана в полтонны весом — подался прочь по луговине.

Я вытаращила глаза, но не потому, что он уходил.

Мой последний приказ все еще отдавался эхом в воздухе.

Я только что использовала Глас!

Понятия не имею, подействовали на него отсутствие страха и хвастливые угрозы или сила моих слов, — я хочу сказать, разве можно использовать Глас против того, кто не понимает английского? — но мне было все равно. Дело было в том, что я его использовала! И то, что у меня получилось, звучало чертовски убедительно!

Как я это сделала? Что я нашла в себе? Я попыталась вспомнить, что именно я чувствовала и думала, когда кричала на кабана.

Одиночество.

Я чувствовала, что осталась одна, целиком и полностью, и не было ничего, кроме меня и моей приближающейся смерти.

«Ключ к Гласу, — разъяснял мне Бэрронс, — находится в том месте вашего сознания, до которого не сможет добраться никто, кроме вас».

«В том, которое отвечает за дар ши-видящей?» — спросила тогда я.

«Нет, в другом месте. Оно есть у всех людей. Не только у ши-видящих. Мы рождаемся в одиночестве и умираем в одиночестве».

— Теперь понимаю, — сказала я.

Не важно, сколько людей меня окружало, не важно, скольких друзей и родных я любила, а они любили меня в ответ, — я была одинока в момент рождения и буду одинока в миг смерти. Никто не рождается с нами, и никто с нами не умирает. Это путешествие для одного.

Но не совсем. Потому что в этом месте сознания есть нечто. Я просто почувствовала его, хотя раньше мне это не удавалось. Возможно, в момент рождения и смерти мы чуть ближе к истине. Может, это единственное время, когда мы четко ощущаем, что есть нечто большее, чем мы, нечто, побеждающее энтропию, нечто, что существовало и будет существовать всегда. Вещь, которая никогда не изменится. Называйте ее как хотите. Я знала только, что это нечто Божественное. И не безразличное. И это не было одной из моих «зон комфорта». Это было правдой.

Я смотрела, как вепрь семенит по полю. Через несколько секунд он уже не будет мешать мне забирать мешочек с камнями, и я их верну. Не то чтобы я особо им доверяла. И все же это было лучше, чем ничего, а мне они нужны, чтобы отследить Книгу, когда я отсюда выберусь.

Я шагнула вперед, чтобы подобрать мобильный, а затем перейти к камням, и в этот миг ниоткуда внезапно выскочило огромное серое чудовище — вспышка рогов, клыков и когтей.

Я попятилась и споткнулась.

Чудовище врезалось в бок вепря, погрузило клыки в его горло, схватило его за шею и оторвало голову. Кровь забрызгала все между мной и мешочком с камнями.

Зверь с рычанием уселся над телом кабана и начал есть.

Я наблюдала, едва осмеливаясь дышать. Если это нечто выпрямится и встанет на задние ноги — а похоже на то, что оно это может, — его рост будет около трех метров. По обе стороны его головы виднелись два костяных гребня, на которых через равные промежутки располагались три пары острых загнутых рогов. Первая пара была над ушами, вторая на середине черепа, третья и последняя пара росла на затылке и загибалась к спине. Длинные пряди спутанных черных волос обрамляли его доисторическую морду с выступающим лбом, выпуклыми костями и смертоносными клыками. Руки и ноги были с небольшими перепонками и длинными когтями. Шкура тускло серая, гладкая, как кожа. Зверь был очень мускулистый и определенно мужского пола.

Я не видела и не слышала его приближения.

И не собиралась пытаться зарычать на него или использовать только что приобретенный Глас, который мог сработать, а мог и не сработать. Если мне очень повезет, я смогу тихонько ускользнуть и он меня не заметит. Блефовать перед вепрем — одно. Вепрь простое животное, может даже родственник земных кабанов. Но мне не нужен был тест на ДНК, чтобы понять — новый монстр не имел с Землей ничего общего.

Я начала медленно пятиться, почти не отрывая ног от земли. За телефоном и камнями придется вернуться позже.

Монстр поднял голову и посмотрел прямо на меня. Его морда была измазана кровью. Вот и пропала моя надежда ускользнуть незамеченной.

Я замерла совершенно неподвижно, одна нога застыла в воздухе. Кролики замирают, чтобы обмануть врага. Медведь мог бы на это купиться.

Но с монстром это не сработало. Он присел на корточки, выпрямил спину и рассматривал меня хищными узкими глазами, словно пытаясь определить, какой я буду на вкус. В его глазах светилась ярость, как у льва, загнавшего занозы во все четыре лапы сразу.

Я затаила дыхание. Ешь кабана, молча просила я. Я состою из жестких мускулов, я не такая сочная, как свиное брюхо.

Монстр сместился в сторону от вепря в моем направлении, полностью забыв о добыче. Черт, черт, черт.

Теперь его целью была я.

Без предупреждения или чего-то подобного он внезапно помчался ко мне на четырех ногах. Монстр был невероятно быстрым.

Я вынула кинжал из ножен и пригнулась, сердце заколотилось в груди.

— ОСТАНОВИСЬ НЕМЕДЛЕННО! — Глас вырвался из меня, заполнил воздух, заговорил на тысячи голосов. Он был грозным, ощутимым, до чертиков властным и подчиняющим. Я не могла поверить, что издала такой звук. Бэрронс бы мной гордился. — ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! ТЫ НЕ ПРИЧИНИШЬ МНЕ ВРЕДА!

Монстр продолжал приближаться, совершенно не впечатленный.

Я приготовилась к столкновению. Я ни за что не собиралась сдаваться без боя. Если монстр останется на четырех ногах, я сделаю ложный выпад, изогнусь и постараюсь добраться до его глаз кинжалом или тем, что осталось от моих ногтей. А может, до его гениталий. Я сделаю что угодно, чтобы выжить.

Не добежав до меня где-то с полметра, жуткое существо остановилось так резко, что вспахало когтями землю. Комки дерна взлетели в воздух, едва не попав мне в голову. Желтые глаза твари превратились в щелки. Монстр зарычал.

Он был так близко, что меня обдало жаром его дыхания, я ощутила запах свежей теплой крови. Я дико уставилась на него. У монстра были вертикальные зрачки, которые расширялись и сокращались в жутких и чуждых желтых глазах. Чудовище ощетинилось от ярости, его грудь поднималась и опадала от быстрого дыхания, оно непрерывно рычало.

Приблизившись ко мне, он помотал головой и щелкнул челюстями. Меня забрызгало слюной и кровью.

Я вздрогнула, но не посмела вытереться.

Внезапно чудовище начало двигаться с такой гладкой мускулистой грацией, что в какой-то странный момент я нашла его… прекрасным. Это существо было прирожденным убийцей. Для этой цели оно было идеальным. Мощным и простым животным. В его жизни было всего несколько целей. Оно было рождено и создано для убийства, победы, размножения и выживания. В тот странный миг я почти что ему завидовала.

Монстр начал обходить меня по кругу, когтистые лапы прокладывали борозды в торфе и грязи. Он вертел головой из стороны в сторону, в желтых глазах светилась жажда крови.

Я поворачивалась вместе с ним, не отводя глаз от его морды. Я смотрела в злобные глаза, словно могла удержать его на расстоянии, просто отказываясь бояться. Что это, какой-то ритуал перед убийством? С вепрем он так себя не вел.

Монстр остановился, вздернул рогатую голову, задрал чудовищную морду и… принюхался ко мне.

Какого черта он делает? Я затаила дыхание, надеясь, что пахну чем-то несъедобным. Клыки — Боже, у него были клыки длиной с мой палец!

Казалось, ему не понравилось то, что он унюхал. И запах, похоже, разозлил его еще больше. Он издал долгий низкий рык и совершенно неожиданно прыгнул!

Стиснув кинжал в кулаке, я не отступила. Нас определяют наши действия. Я либо выживу, либо умру, сражаясь.

Но сражаться мне не пришлось.

В последнюю секунду монстр завыл и изогнулся в воздухе.

Я увидела только размытое движение. В первый миг он летел прямо на меня, а в следующий уже мчался, разбрасывая когтями дерн, в сторону убитого кабана. Я смотрела, как он погружает клыки в плоть вепря и, яростно мотая головой, разрывает ему брюхо и начинает есть, круша кости и разгрызая хрящи.

Несколько секунд я не могла двигаться. Я так дрожала, что была не уверена, удержусь ли на ногах. И была слишком растеряна, чтобы связно мыслить.

Способность двигаться вернулась на крыльях адреналина.

Я метнулась вперед, подхватила с земли мобильник и помчалась прочь.

 

35

Некоторое время спустя я сидела на поляне с высокой травой и белесыми деревьями, прислонившись спиной к стволу, и пыталась оценить ситуацию. На то, чтобы перестать дрожать, у меня ушло полчаса. Я хотела сбежать как можно дальше от жуткого монстра, но мне нужно было забрать эти проклятые камни.

Этот день шел совершенно не так, как я планировала. И мне с трудом удавалось смириться с тем, где я и что со мной происходит.

Этот день я начала с четким планом: я вхожу в зеркало, точно зная, с рациональными ожиданиями (о Господи, это что, последнее доказательство искореженности моего мира?), собираюсь выйти из него в мою гостиную, в моем же мире, где я либо с помощью Бэрронса спасу моих родителей из злобных лап Гроссмейстера, либо погибну, пытаясь это сделать.

А теперь я в чужом мире, внутри зеркал, которыми — по словам Бэрронса — практически невозможно управлять и где можно потеряться навсегда, переживая нападение одного хищника за другим.

Я сбилась с пути. События развивались настолько непредсказуемо, словно я, как Алиса, свалилась в кроличью нору.

Смотреть на то, как Фейри вторгаются в Дублин, и пытаться отвоевать мой мир, — это одно. Совсем другое — прыгать по мирам при помощи зеркал и загадочных камней и сражаться на чужой земле. Дома я хотя бы знала, где взять необходимые вещи, и у меня были союзники, которые могли помочь. Здесь я ничего не соображала.

В моем мире события развивались без меня, а мне необходимо было стать их частью. Мне нужно выбраться отсюда! Нужно спасти родителей, расспросить Нану О'Рейли, забраться в Запретные Библиотеки, выяснить, куда делся В'лейн, узнать пророчество… Список был бесконечен.

Но я застряла в одном из миров в сети зеркал. Между мной и камнями, которые я не осмеливалась оставить, был жуткий монстр. Камни не только необходимы мне здесь (хотя пользоваться ими довольно рискованно), мне нужно вернуть их в мой родной мир, чтобы использовать там.

Если бы мне нужно было доказательство того, как сложно выбраться из зеркал — и выжить в них, — достаточно было подумать о Кристиане, который два месяца назад исчез и которого я нашла на краю гибели.

Как мне самой выжить в течение двух месяцев? Как мне прожить две недели?

Что случилось с моими родителями?

Я в сотый раз нажала на телефоне IYD, и в сотый раз ничего не произошло.

Я закрыла глаза и потерла лицо. Бэрронс отсюда выбрался.

Как? Почему он не сказал мне, что его затянуло в зеркала вместе с Кристианом? Зачем ему врать? Или, как он это называл, «умалчивать»?

Я открыла глаза и посмотрела на часы. Все еще 1:14. А как же. Я сняла их и сунула в карман. Часы здесь совершенно бесполезны. Я ждала, пока монстр закончит поедать кабана, чтобы вернуться за камнями. И предполагала, что ему потребуется как минимум два часа, но солнце не сдвинулось по небу с того момента, как я здесь села, а значит, либо мое чувство времени совершенно сбилось, либо дни здесь длиннее, чем я привыкла.

Мне нужно было убить время, и я решила обдумать доступные варианты. Насколько я понимала, их у меня было три. Как только я верну камни, я могу: а) начать поиски МФП, рискнуть войти в один из них и надеяться, что он не приведет меня в нечто вроде той пустыни, где застрял Кристиан; б) воспользоваться камнями и надеяться, что я действительно очень далеко от тюрьмы Невидимых и что они отправят меня в Холл Всех Дней или другое место, где есть зеркала, которые можно выбирать; в) остаться на месте и надеяться на то, что, даже если IYD не сработал, Бэрронс сможет отследить меня по татуировке. И что монстр отправится в другое место, чтобы пугать и убивать. Иначе возможность остаться здесь выпадает из списка вариантов.

Бэрронс был явно знаком с мирами, соединенными сетью зеркал, судя по тому, как быстро он отсюда выбрался. А это, насколько я понимала, означало, что он бывал тут прежде, как минимум один раз до того, как попал в воронку вместе с Кристианом.

Из всех вариантов самым разумным было оставаться на месте и позволить Бэрронсу найти меня. Однажды я уже недооценила его способность спасти меня и не собиралась повторять ошибки.

У него ушло четыре дня на то, чтобы выбраться.

Я дам ему пять на то, чтобы найти меня. Но пять дней — это максимум, который я могла себе позволить, потому что я опасалась мыслей «Да, но что, если он именно сегодня придет за мной?» И тогда я буду вечно бояться уйти. Главным было принимать твердые решения и воплощать их в жизнь.

Приняв решение, я собралась с духом, встала и осторожно двинулась к краю поляны, чтобы посмотреть, можно ли забрать камни.

Монстр все еще ел. Он остановился, поднял голову и принюхался. Видел ли он меня за всеми этими деревьями?

Я упала на четвереньки и медленно попятилась. Увеличив расстояние между нами, я встала и бегом вернулась к своему дереву.

Почему он меня не убил? Почему он остановился? Я несъедобна?

Я знала, что иногда звери могут взбеситься и убивать просто ради убийства. Я никогда раньше не видела столько ярости в глазах животного. Одного из моих друзей укусила бешеная собака, и я посмотрела на нее, прежде чем ее усыпили. Она казалась скорее испуганной, чем злобной. В сером монстре не было ни грамма страха. В нем была только свирепость.

Еще два раза я подбиралась к краю поляны, чтобы проверить. Оба раза монстр жрал и не подавал никаких признаков того, что скоро закончит.

Я вернулась к своему дереву, под которым наблюдала за движением солнца по небу. День был теплым, и я сняла плащ, свитер и вязаную кофту. Из кофты я сделала узелок, чтобы прикрепить МакОреол к палке, как бродяги крепят свои вещи.

И проводила время, тревожась по очереди за маму и папу, пытаясь убедить себя в том, что Бэрронс их спас, волновалась из-за того, что не могу присмотреть за Дэни, которая осталась в аббатстве, а она может принять без меня какие-то необдуманные решения; за Кристиана, который исчез неизвестно куда, и хорошо бы, чтобы он нашел еду, потому что я так и не отдала ему один из своих батончиков. Я беспокоилась даже о В'лейне, который пропал и больше ни разу не появился.

Не было ни единой причины, чтобы начать волноваться за Бэрронса.

Я размышляла о жизни, пыталась найти в ней хоть какой-то смысл и удивлялась, как могла вырасти, считая, что мой мир — это разумное, безопасное и упорядоченное место.

Я уже собиралась подняться и в четвертый раз проверить камни, когда услышала хруст веток.

Моя голова повернулась на звук.

Монстр сжался на четвереньках не дальше десяти метров от меня.

Он смотрел на меня через высокую траву, низко опустив голову и сверкая желтыми глазами.

Он закончил с вепрем и теперь решил закусить мной?

Я схватила плащ и палку с узелком и рванула на дерево с такой скоростью, что теперь из-под моих ног полетели комья дерна. С сердцем, колотящимся где-то в горле, я взлетала с ветки на ветку.

Высоту я ненавижу примерно так же, как замкнутое пространство, но на полпути к верхушке я заставила себя остановиться и посмотреть вниз. Может ли это чудовище влезть на дерево? По его комплекции было похоже, что нет, потому что, по моим прикидкам, в нем было не меньше ста двадцати килограммов мускулов, плюс все эти когти, но кто знает, что возможно в этом мире? Особенно при той странной текучей грации, с которой оно двигалось.

Монстр на четырех лапах подошел к дереву и начал скрести траву, на которой я недавно сидела.

Я смотрела, как он нашел мой свитер. Подцепив ткань когтями, монстр поднес свитер к морде.

Я ахнула. Свитер был не единственной моей вещью, которую он нашел. К задней паре рогов кожаным ремешком был привязан мой покрытый рунами мешочек.

Монстр забрал мои камни!

Когда он наконец отошел — обвязав мой свитер вокруг ноги, — я спустилась с дерева. И после долгого спора с собой я пожала плечами и двинулась следом за ним.

Меня очень разозлил такой поворот событий.

Почему эта проклятая тварь забрала мои камни и как — с его-то жуткими когтями — монстр умудрился привязать мешочек к рогам? Разве чертова наука вязать узлы доступна доисторическим тварям? И на кой черт ему сдался мой свитер?

Монстр понял, что я иду за ним, остановился, обернулся и посмотрел на меня.

Все мои инстинкты вопили, что надо поджать хвост и бежать, но происходило нечто странное. Монстр просто трясся от ярости, но не сделал ни шагу в моем направлении.

— Это мои камни, и они мне нужны, — попыталась я.

Жуткие желтые глаза сощурились, не моргая.

Я показала на его рога.

— Мешочек. Он мой. Отдай.

Ничего. Ни проблеска понимания, ни чего-либо отдаленно похожего на разум в его глазах.

Я показала на свою голову и жестами объяснила, что надо отвязать мешочек и отбросить его в сторону. Чтобы донести до него свою мысль, показала, как отвязываю свитер с ноги. Повторила несколько раз, с вариациями на ту же тему. Никакого результата. Все мои попытки возымели примерно такой же эффект, как и вопросы, обращенные к Бэрронсу.

Наконец, просто от безысходности, я заплясала на месте, чтобы посмотреть, смогу ли добиться хоть какой-то реакции.

Монстр поднялся на задние конечности и завыл, показав внушительное количество зубов, потом снова упал на четвереньки и начал прыгать на меня, снова и снова, но каждый раз отскакивал, словно собака, которую дергают за поводок.

Я застыла на месте.

Все это выглядело так, будто он хочет напасть на меня, но по какой-то причине не может.

Монстр тоже замер, рыча и внимательно наблюдая за мной сквозь щелки глаз.

Миг спустя он отвернулся и заскользил прочь — воплощенное безумие и гладкие мускулы.

Вздохнув, я последовала за ним. Мне нужно было вернуть камни.

Чудовище остановилось, обернулось и зарычало на меня. Оно совершенно ясно дало мне понять, что ему не нравится моя компания. Плохо. Когда оно снова начало двигаться, я выждала несколько секунд и стала следовать за ним, сохраняя чуть большую дистанцию. Я надеялась, что у него есть логово, где он оставит камни, а когда снова пойдет на охоту, можно будет их стащить.

Я шла за монстром несколько часов, сначала по лугам, потом по лесу вдоль широкой и бурной реки, где наконец потеряла его между деревьями.

День в этом мире заканчивался ошеломляюще резко.

Весь день солнце медленно ползло по небу, но примерно в пять часов — так я предположила по углу, под которым оно находилось к планете, — сияющий шар начал опускаться быстрее, чем шарик на Таймс-сквер опускают на Новый год. Если бы я не косилась на солнце, пытаясь определить, сколько у меня осталось времени, чтобы найти место, где можно остаться на ночь, я бы не поверила своим глазам.

В мгновение ока день сменился глубокой темной ночью. Температура упала на несколько градусов, и я порадовалась, что у меня все еще есть плащ.

Я ненавидела темноту. Всегда ненавидела и всегда буду ненавидеть.

Я пододвинула к себе МакОреол, в спешке уронила, снова подняла, надела на голову и начала включать лампочки. Поскольку скобки отвалились, пришлось поменять некоторые лампочки местами, и я пожалела, что не взяла Бэрронсов вариант моего изобретения, на котором скобок не было. Я никогда ему не говорила, но его вариант Ореола был более эффективным, легким и ярким. В свою защиту могу только сказать, что легче модернизировать устройство, чем сесть и придумать нечто новое. Я сделала нечто из ничего. А он просто улучшил мое «нечто».

Не знаю, услышала я или просто почувствовала его присутствие, но внезапно я поняла, что за моей спиной кто-то есть, и не далее чем в трех метрах справа.

Я обернулась и поймала его в круг резкого белого света ламп, прикрепленных к передней части моего шлема.

Он взвизгнул и закрыл лапой глаза.

На миг я даже засомневалась, что это «мой» монстр. Он почернел, как хамелеон, сменивший темно-серый цвет на угольно-черный, а глаза теперь были красными. Я бы приняла его за кого-то другого, может дальнего родственника того чудовища, за которым шла, если бы не мешочек с камнями, привязанный к его черным рогам.

Увидев свет, он зарычал. Длинные клыки блеснули черным.

Я задрожала. Теперь он казался еще более страшным, чем раньше.

Я выключила передние лампочки, и он опустил конечность.

Что теперь? Почему он вернулся? Ему явно не нравилось, что я за ним иду, но, когда я потеряла его след, он вернулся за мной. Ничто в его поведении не имело смысла. Может, со временем он устанет от мешочка, болтающегося на рогах и стучащего его по затылку при каждом шаге, и решит его выбросить? Почему у него до сих пор мой свитер? Как мне пережить эту ночь? Убьет ли он меня во сне? Если я, конечно, сумею достаточно расслабиться, чтобы уснуть.

Если монстр не собирается меня убивать, то, может, попробует что-то другое? Какие чудовища выходят в этом мире по ночам? Чего мне нужно бояться? Где я смогу заснуть? На дереве?

Я хотела есть. Я устала, и у меня закончились идеи.

Монстр зарычал и вышел из тени, прошагал меньше чем в метре от меня и направился к реке.

Вздрогнув от того, что он чуть о меня не потерся, я застыла и могла только наблюдать, как качаются на его рогах мои камни.

Смогу ли я через день или два отчаяться, устать и изголодаться до такой степени, что попытаюсь схватить это существо за голову и отобрать камни? Если пройдет достаточно времени, а он все еще не попытается убить меня, я могу действительно рискнуть и решиться на такое.

Монстр остановился на илистом берегу реки и обернулся в мою сторону. Посмотрел на берег, потом снова на меня. И повторил это движение несколько раз.

Пусть он меня не понимал, но я его поняла. Он почему-то хотел, чтобы я вышла на берег.

Я взвесила варианты. На это ушла секунда. Если я не пойду, что он со мной сделает? И куда еще я могу отправиться? Я зашагала вниз по течению реки. Как только я вышла на берег, монстр прыгнул ко мне и, клацая челюстями, погнал на его середину.

А потом я с изумлением наблюдала, как он мочится, обходя меня по кругу.

Когда монстр закончил, он скользнул в ночь и растворился в темноте.

Я стояла в центре круга мочи, которая все еще исходила паром, и до меня медленно доходило понимание происходящего.

Он пометил землю вокруг меня, чтобы его запах отпугнул существ, которые могли представлять для меня угрозу, и мне хотелось надеяться, что большинство угроз этого мира окажется поменьше.

Я устала от дневных событий, вымоталась от страха и постоянного напряжения, поэтому села, вытащила один из оставшихся батончиков, сделала из плаща подушку, потом вытянулась на берегу и положила рядом МакОреол, не выключая его.

Я медленно жевала, стараясь растянуть свою жалкую трапезу, и прислушивалась к мягкому реву бурной реки.

Похоже, я все-таки нашла убежище на ночь.

Я особо не надеялась, что сон придет. Я потеряла все. Застряла в зеркалах. Мои камни пропали. Жуткий монстр подбирал мои вещи и мочой рисовал круги вокруг меня, а я понятия не имела, что делать дальше. Однако мое тело решило иначе: оно решило сегодня закончить с волнениями, и я отключилась даже раньше, чем дожевала батончик.

Очнулась я в темноте. Мой пульс бешено бился. Я была не в состоянии определить, что же меня разбудило. Я уставилась поверх темных верхушек деревьев на две яркие полные луны, которые взошли в темном небе, и попыталась сложить вместе осколки сна.

Во сне я шла по коридорам дворца с бесконечным количеством комнат. В отличие от моих снов о ледяных местах, здесь было тепло. Мне нравился дворец, его бесконечные террасы, которые выходили на сады с чудесными животными.

Я почувствовала, как он притягивает меня. Был ли он где-то в этой реальности? Был ли это тот Белый Дворец, который Король Невидимых построил для своей фаворитки?

Откуда-то издалека волки приветствовали воем восход двух лун.

Я перекатилась на бок, натянула на голову плащ и попыталась снова заснуть. Чтобы выжить завтра в этом месте, понадобится вся моя энергия.

Кто-то неподалеку взвыл в ответ на дальний вой волков.

Я рывком поднялась на своей земляной постели, схватила кинжал и вскочила на ноги.

Это был жуткий звук. Звук, который я слышала раньше, в моем мире — под гаражом «Книг и сувениров Бэрронса»!

Это был измученный вопль проклятого существа, лишенного надежды на спасение. В нем было столько отчаяния, что мне хотелось проткнуть себе барабанные перепонки, лишь бы больше никогда не слышать этого звука.

Волки выли.

Чудовище выло в ответ. На этот раз не так близко ко мне. Оно удалялось.

Волки выли. Чудовище им отвечало. Еще дальше.

Водилось ли здесь нечто хуже моего монстра? Нечто вроде твари, живущей у Бэрронса под гаражом?

Я нахмурилась. Слишком уж странным оказалось совпадение.

А может ли быть так, что «мой» монстр и был тварью из-под гаража Бэрронса? «О Боже», — прошептала я. Неужели номер IYD сработал?

Не знаю, сколько времени длился жутковатый концерт, от которого расширялись глаза и стыла кровь. Я слышала в этом плаче одиночество, опустошенность, растерянность. Что бы это ни было, я горевала о нем. Ни одно живое существо не заслуживало такой агонии.

Когда волки взвыли в следующий раз, чудовище им не ответило.

Чуть позже я услышала жуткий визг и звуки, с которыми волки погибали — один за другим.

Дрожа, я опустилась обратно на землю, сжалась в тугой комок и заткнула уши.

Я снова проснулась перед рассветом, в окружении десятков голодных глаз, которые глядели на меня из-за круга мочи.

Понятия не имею, кому принадлежали глаза. Я видела только массивные тени, которые двигались, рыскали, хищно бродили во тьме за пределами светлого круга МакОреола.

Им не нравился запах мочи, но они чувствовали и мой запах, а я определенно пахла для них едой. Я наблюдала, как одна из темных фигур нагребла задними лапами землю и листья поверх мочи.

Другие начали делать то же самое.

Черный монстр с красными глазами вырвался из леса.

Я не могла различить деталей битвы. Мой МакОреол светил слишком слабо. Все, что я видела, — это вихрь клыков и когтей. Слышала злобное рычание, которому отвечали перепуганный рык и шипение, а затем крики боли. Я слышала, как некоторые твари со всплесками бросаются в воду. Монстр двигался невероятно быстро, рвал и потрошил с предельной точностью. В разные стороны летели обрывки меха и куски мяса.

Некоторые пытались сбежать. Монстр им не позволил. Я чувствовала его ярость. Он радовался возможности убивать. Он наслаждался ею, заливая себя кровью, ломая кости когтистыми лапами.

Я зажмурилась и перестала пытаться что-то рассмотреть.

Когда наконец стало тихо, я открыла глаза.

Дикие красные глаза смотрели на меня из-за груды изувеченных тел.

Когда он снова начал мочиться, я легла на бок и спрятала голову под плащ.

 

36

Я проснулась сразу, как только взошло солнце, собрала свои вещи и прошла мимо остатков искалеченных тел к реке. Все, включая меня, было заляпано кровью.

Я зашла на мелководье, набрала в ладони воды и напилась, прежде чем умыться. Мне нужна была вода, и ее было много, быстрой и кристально чистой. Я все равно не могла развести костер, чтобы вскипятить ее, оставалось лишь надеяться, что после всего, что я пережила, я умру какой-нибудь более выдающейся смертью, чем просто от водяного паразита.

Помывшись, я двинулась в лес. Первым пунктом списка дел на сегодня был поиск еды. Да, вокруг валялось много мяса, но есть его мне что-то не хотелось.

Я проходила мимо трупов. Многие из них принадлежали маленьким существам, которые наверняка не представляли для меня угрозы. Они не были съедены. Их убили просто так.

Двадцать минут спустя я поняла, что за мной идут.

Я обернулась. Монстр вернулся. Он снова был серым с желтыми глазами. Мой мешочек с камнями все еще был привязан к его рогам, обрывки свитера — завязаны узлом на ноге.

— Ты IYD, верно? Номер сработал. Ты тот, кого Бэрронс держал под гаражом, и он отправил тебя меня защищать. Но ты явно не очень умен. Ты знаешь только, как убивать. Всех, кроме меня, так ведь? Ты сохраняешь мне жизнь.

Монстр, конечно же, не ответил.

Я была почти уверена в этом. После второго массового истребления я лежала без сна, ждала, когда солнце поднимется в небе достаточно, чтобы можно было пойти за едой, и размышляла о вероятностях. Только один вариант объяснял, почему монстр не убивает меня. Наверное, вчера, когда он впервые попытался на меня напасть, он учуял на мне запах Бэрронса. И этот запах удерживал его, как поводок. Я сделала мысленную пометку: не мыться слишком усердно, как бы я ни испачкалась.

— Ну и каков же план? Ты сохраняешь мне жизнь, пока он меня не найдет?

Появилась бы эта машина для убийства на Хэллоуин, если бы я связалась с IYD? Я не представляла, как бы он смог противостоять Гроссмейстеру и принцам Фейри, но, если бы я вызвала его во время беспорядков или даже сразу после них, не тратя времени на прятки в церкви, он наверняка расчистил бы мне путь и привел в безопасное место, где Гроссмейстер меня не нашел бы.

Я изучающе посмотрела на монстра. Он в ответ уставился на меня сквозь пропитанную кровью гриву. В его взгляде светилась ярость и что-то более дикое, более пугающее. Секунда у меня ушла на то, чтобы определить это «что-то». Это существо находилось в кратком шаге от полного безумия.

Это должен быть IYD. Другого объяснения просто не было. Как Бэрронс поймал эту тварь? Как он заставил монстра слушаться? Что он сделал, чтобы тварь не убила его? Каким мистическим образом? Как обычно в случае с Бэрронсом, у меня были только вопросы без ответов. Когда я наконец вернусь в свой мир, ему точно не отвертеться от ответов на некоторые из них. Теперь я знала, кто жил у него под гаражом, и хотела узнать больше.

Я рассматривала дикую морду, глаза, смотревшие с психопатической яростью, мощное тело, созданное для убийства, и понимала, что больше не боюсь. Я костями чувствовала, что это существо не собирается меня убивать. Оно разорвет и уничтожит все живое вокруг меня, будет мочиться, собирать все вещи, которые я по неосторожности оставлю без присмотра. Оно может даже хотеть меня убить, но не станет, потому что оно — IYD и его единственная задача — сохранить меня живой.

Я чувствовала себя так, словно половина тяжести всего мира свалилась с моих плеч. Я смогу справиться. У меня было оружие, о котором я не знала, — демон-хранитель. Как выяснилось, мне не нужно даже забирать камни. Бэрронс сам их заберет, когда появится. Еще четверть мира упала с моих плеч.

Я продолжила поиски еды. Монстр большую часть времени следовал за мной. Иногда что-то шуршало среди деревьев, и монстр тут же бросался туда, чтобы разорвать существ на части. Я начала затыкать уши, как только слышала шелест. Я любила животных, и мне не нравилось, что он убивает всех без разбору. Жаль, что Бэрронс не научил его отличать, кто опасен, а кто нет.

Я нашла ягоды в подлеске и орехи на низко свисающих ветвях тонких деревьев с серебристой корой. Наевшись, я постаралась набрать как можно больше сладких орехов, сделав мешочек из своей кофты. В небольшом ручье я нашла рыбью икру. Гадость редкая, но все равно протеин.

Поздним утром монстр снова погнал меня к реке, а потом начал рычать и клацать челюстями, заставляя идти против течения. Я предположила, что он действует согласно плану Бэрронса по моему спасению.

Монстр «направлял» меня несколько часов. Местность резко менялась. Лес был гуще, берег реки стал обрывистым, а к тому времени, когда монстр наконец позволил мне остановиться, я была на вершине скалистого утеса, который отвесно обрывался метров на тридцать над белыми барашками речной быстрины. Река больше не шумела, она ревела и грохотала, наполняя ущелье тихим громом.

Я вытянулась в солнечном пятне на берегу и съела половину последнего протеинового батончика. Обдумала вариант с походом в разведку, но была не уверена, что монстр мне это позволит.

Он понюхал землю вокруг меня, спустился ниже по течению и грациозно вытянулся на земле. Наверное, устал от такого количества убийств.

Мне отчаянно хотелось услышать человеческий голос, поэтому я заговорила с ним. Я рассказывала ему истории о том, каково это — расти на Юге. Рассказала, какие прекрасные планы у меня были на жизнь.

Рассказала ему, как все пошло кувырком и как я начала терять одно за другим. Рассказала, каким адом для меня стала потеря разума и воли после изнасилования и как Бэрронс помог мне прийти в себя. Рассказала даже о недавнем путешествии с В'лейном домой, в Ашфорд, о том, что я там узнала и как начала бояться, что со мной что-то не так. Я говорила ему о переживаниях, которыми никогда не поделилась бы с мыслящим существом, делилась самыми сокровенными чувствами. Я испытывала огромное облегчение от того, что могу с кем-то ими поделиться, пусть даже с безмозглым чудовищем.

Я тоже подремала и проснулась примерно за полчаса до того, как солнце ушло за горизонт и лес накрыла темнота.

Монстр поднялся на четвереньки, подошел, помочился, делая вокруг меня круг, и растворился в темноте, черный на черном, с красными глазами.

Мне «подоткнули одеяло» на ночь.

Несколько раз меня будили странные звуки. Но как только я убеждалась, что за моим кругом никто не шныряет, я засыпала снова.

Перед рассветом я проснулась от отдаленной грозы, которая двигалась в моем направлении.

В десятках метров подо мной река оглушительно грохотала, огромные волны бились о каменный утес.

Небо прорезали молнии. Гремел гром, и я приготовилась промокнуть, но гроза прошла по противоположному берегу реки и не задела меня.

Это был жуткий шквал. Гром не затихал, периодически в нем слышалось нечто вроде автоматных выстрелов. Деревья пригибались к земле. Дождь лил потоками, все на другом берегу промокло. Я была рада, что меня это не коснулось.

Наконец гроза закончилась, и я заснула.

Проснулась я от того, что чья-то ладонь крепко зажала мне рот, а сокрушительный вес чужого тела придавил меня к земле.

Я дралась, как дикое животное, била, пинала, пыталась укусить.

— Тише, Мак, — прошептал хриплый голос мне на ухо. — Замри.

Мои глаза вспыхнули. Я узнала этот голос. Это был Риодан. Но ведь я ждала Бэрронса!

— Я пришел забрать тебя отсюда, но ты должна делать именно то, что я скажу.

Я кивнула еще до того, как он закончил говорить.

— Очень важно, чтобы ты не шумела. Говори со мной шепотом.

Я снова кивнула.

Он отстранился и посмотрел на меня.

— Где… существо?

— То, которое IYD?

Он странно на меня посмотрел, но кивнул.

— Я не знаю. С прошлой ночи я его не видела.

— Быстро собирай свои вещи. У нас мало времени. Дэррок тоже здесь.

— Ты шутишь? Каким образом все меня находят? Я что, большой ходячий маячок?

— Ш-ш-ш. — Он прижал палец к моим губам. — Говори тише.

Потом поднялся, перевернул меня на живот и начал что-то искать в моих волосах.

— Лежи тихо. Ох, дерьмо.

— Что? — Это прозвучало, как тихое рычание.

— Дэррок пометил тебя. Наверняка он сделал это, пока принцы тебя имели.

— Он сделал мне татуировку?

— Рядом со значком Бэрронса. Я не могу убрать ее здесь. Пойдем.

Я перекатилась, злобно почесывая затылок.

— Куда мы идем?

— Недалеко отсюда находится — как там Бэрронс говорил, ты их назвала? — МФП. Он перенесет нас в другой мир, а там находится дольмен в Ирландию.

— Я слышала, что проклятие Крууса все испортило.

— Изменились зеркала. МФП — нет. Это статические микрокосмы.

Риодан подхватил меня под мышки и поднялся, увлекая за собой.

Я схватила его за руку.

— Как мои родители?

— Я не знаю. Я шел за тобой с Ла Ру.

— Где Бэрронс?

— Он пытался попасть в Ашфорд и добраться до Дэррока. Я был единственным, кто смог пройти, прежде чем тоннель закрылся с нашей стороны. У меня ушло некоторое время на то, чтобы найти тебя. Еще я нашел вот это. — Он бросил мне мой рюкзак. — Твое копье внутри.

Я чуть его не расцеловала! Схватив рюкзак, я быстро проверила, что в нем было, выхватила копье и погладила его. С копьем в руке я чувствовала себя персонажем из песни Тревиса Тритта — трехметровой и пуленепробиваемой.

— Существо будет атаковать всех, кто окажется рядом с тобой. На данный момент рядом с тобой нахожусь я. Я могу вывести тебя отсюда. Оно не может. Оно может только убивать. Помни об этом.

Риодан взял меня за руку и подвел ближе к реке, гораздо ближе к обрыву, чем мне хотелось бы, но я поняла, почему он это сделал. Отломившийся край был мягким, как песок, и наши шаги по нему были беззвучными. Я посмотрела на Риодана.

— Как ты меня выследил? Ты тоже меня пометил? — прошептала я.

— Я могу следовать за меткой Бэрронса. Еще одно слово, и ты полетишь вниз.

Я замолчала. Если речь идет о выживании, Риодан определенно будет спасать свою жизнь, а не мою. Интересно, почему Бэрронс ничего не сделал, чтобы защитить Риодана от монстра? Мог бы дать ему свою рубашку или что-то другое, что пахло бы Бэрронсом.

Словно прочитав мои мысли, Риодан пробормотал:

— Это его татуировка защищает тебя от атаки. Ни за какой хрен я не позволил бы ему себя пометить. Я пришел с оружием. Всю ночь я охотился за этой тварью под дождем. У меня закончились патроны. Умная сволочь.

Значит, я действительно слышала автоматные очереди!

— Ты пытался его убить? — ошеломленно выдохнула я.

Какая странная смена взглядов. Монстр защищал меня. Яростно. А теперь он мой враг?

Риодан на меня покосился.

— Ты хочешь отсюда выбраться или нет?

Я кивнула.

— Тогда держи копье под рукой, заткнись на хрен и надейся, что он меня не убьет. Я — твой выход отсюда.

Когда монстр атаковал — а я на самом деле не сомневалась, что он атакует, — он делал это с той же взрывной неожиданностью, с которой напал на вепря, просто выпрыгнул ниоткуда, повалил Риодана на землю и пустил в ход клыки и когти.

Я беспомощно наблюдала, как они перекатывались и изгибались, и ждала возможности что-то сделать. Хоть что-то.

Монстр был гораздо больше Риодана, но таинственный брат Бэрронса по оружию и сам был дикарем. Браслеты на его запястьях ощетинились ножами и шипами.

Я наблюдала за их битвой, а они разогнались почти до невероятной скорости Дэни, их силуэты казались размытыми, и за ними сложно было уследить. Я больше не могла различить, кто есть кто. Риодан казался таким же сверхъестественно быстрым, как и монстр.

Я могла заметить их только мельком, когда кто-то на миг останавливался, получив рану.

Воздух наполнился рычанием, во время драки они подкатились к краю обрыва — так близко, что я затаила дыхание и молилась, чтобы оба не полетели вниз, — потом сместились обратно.

На краткий миг я увидела Риодана, истекающего кровью от десятков ран.

Потом мелькнул мой монстр, с разорванной плотью, окровавленными и щелкающими челюстями.

Они снова превратились в смазанное от скорости пятно на краю обрыва.

Я смотрела, широко раскрыв глаза, я перемещалась с места на место, пытаясь выбрать момент и помочь. И чувствовала странную раздвоенность.

Монстр постоянно спасал мне жизнь. Он был моим диким демоном-хранителем. Он защищал меня.

Но, как сказал мне Риодан, он мог только это.

Он не мог помочь мне вернуться домой. И он уничтожит мой «выход отсюда», если сможет. Оставит меня защищенной, но потерянной. Я не могла этого допустить. Я должна была выбраться отсюда.

Я снова увидела Риодана. Монстр рвал его на части!

А потом Риодан, наверное, ранил монстра, потому что тот на секунду стал вполне различим. Прежде чем потерять свой единственный шанс, я подобралась, прыгнула и всадила копье ему в спину, туда, где должно было находиться его сердце, если анатомия монстра хоть немного походила на человеческую.

Он дернулся, повернул голову и заревел на меня.

Риодан воспользовался возможностью, загнал нож ему в грудь и дернул вверх, распарывая монстра до самой глотки.

Монстр повернул голову обратно и сильно оттолкнул Риодана к краю утеса. Я с ужасом смотрела, как тот ударяется о мягкий грунт, скользит и срывается вниз!

Думаю, я закричала, а может, я кричала уже долго, в тот день я ни в чем не была уверена.

Монстр выпрямился в полный рост, вопя от ярости и гнева, мое копье засело у него в спине.

Я затаила дыхание, когда Риодан подтянулся на несколько сантиметров над краем. Его лицо было настолько залито кровью, что я почти не видела его глаз. Как он может двигаться? Его щека была разорвана так глубоко, что я видела кость! Грудь превратилась в месиво перекрестных порезов.

Монстр пошатнулся, и я, наверное, издала какой-то звук. От облегчения, потому что видела, что он вот-вот упадет? От жалости? А может, от стыда за то, что сделала? Мои эмоции сплелись в нечто совершенно непонятное.

Он повернул голову и посмотрел на меня в упор. В желтых глазах было выражение, которое заставило меня охнуть.

На отвратительный, словно растянувшийся во времени миг я могла бы поклясться, что вижу в его глазах упрек за предательство, неверие в то, что я оказалась такой двуличной, словно мы с ним заключили какой-то договор, какой-то пакт. Он смотрел на меня с упреком, желтые глаза светились ненавистью к моей измене. Он запрокинул голову и завыл с отчаянием и скорбью, мучительным воплем горя и безумия.

Я закрыла руками уши.

Он шагнул ко мне. Я не могла поверить, что он все еще может стоять, со всеми его ранами.

Когда он сделал второй шаг, Риодан ухитрился подняться на ноги, броситься на спину монстра, обхватить его рукой за шею — и перерезать глотку.

— Выбирайся на хрен отсюда, Мак! — прорычал он.

Чудовище, обливаясь кровью, выгнулось назад, всадило в Риодана когти и швырнуло его через край.

— Нет! — завопила я.

Но Риодан уже исчез, пролетев десять метров и погрузившись в дикую реку.

 

37

Я застыла, тупо глядя на монстра с искалеченным телом и перерезанной глоткой.

Он все еще стоял.

Мне было одновременно жарко и холодно, я дрожала. И чувствовала себя словно в странном лихорадочном сне, кошмаре, из которого не выбраться. Я постепенно теряла связь с окружающим миром, превращалась в камень, отрешалась от всего.

Монстр попытался шагнуть ко мне. Упал на одно колено и посмотрел на меня снизу вверх. Задрожал и рухнул на землю мордой вниз.

Мое копье торчало у него в спине.

Лес замер в тишине и неподвижности.

Я смотрела, как кровь монстра заливает землю, и без эмоций, отстраненно оценивала ситуацию, в которой оказалась.

Риодан был мертв.

Никто не смог бы выжить после такого падения — даже если бы он смог оправиться от ран, что и без того было маловероятно.

Монстр тоже был мертв — или очень близок к этому — и лежал в быстро растущей луже крови.

Я потеряла возможность выйти отсюда.

Я потеряла защитника.

Где-то в этой реальности за мной охотился Гроссмейстер, выслеживая меня по магическому значку, который он оставил на моей голове.

Где-то в этой же реальности находился МФП, в котором был дольмен, способный отправить меня обратно в Ирландию. К сожалению, я понятия не имела, ни какой это МФП, ни в каком он направлении, ни сколько таких порталов может оказаться в этом мире.

Мой мешочек с камнями все еще был привязан к рогам монстра, остатки моего свитера все еще висели на его ноге. Когда он умрет, я заберу камни. Это был своеобразный плюс на моей могильной плите, потому что я не видела в них того, чем они были, — лодочками, медленно плывущими в ад.

Монстр издал булькающий звук и безвольно осел.

Я выждала несколько секунд, подняла палку, осторожно шагнула вперед и ткнула в него.

Никакой реакции. Я ткнула сильнее, потом поддела его ногой.

Затем подергала копье, застрявшее у него в спине. Снова никакой реакции.

Он определенно был мертв.

Я села рядом на корточки и начала отвязывать мешочек, и тут внезапно его рога стали мягче и растаяли, стекая маслянистыми ручейками по окровавленной голове.

Я сдернула мешочек с его спутанной гривы.

Форма его головы начала меняться.

Гребни и клыки исчезли.

Спутанные пряди стали волосами.

Я отшатнулась, споткнувшись, и замотала головой.

— Нет, — вырвалось у меня.

Он продолжал меняться. Серая кожа посветлела.

— Нет, — настойчиво повторила я.

Но мое отрицание ничего не значило. Трансформации продолжались. Рост уменьшался. Исчезала лишняя масса. Он становился тем, кем был.

Тем, кем он был все это время.

У меня началась гипервентиляция. Я припала к земле, раскачиваясь в позе горя, которая была древнее самого времени.

— Нет! — закричала я.

Я думала, что потеряла все.

Я ошибалась.

Я смотрела на того, кто лежал мертвым на лесной подстилке.

Того, кого я помогла убить.

Вот теперь я потеряла все.

 

Дорогой читатель!

Я знаю, что путешествие было нелегким, но оно почти подошло к концу. Следующая книга станет пятой — и последней — частью поражений и побед МакКайлы Лейн-О'Коннор. И там будут победы. Я обещала это с самого начала.

Как я говорила во многих интервью и у себя на сайте, серия «Лихорадок» пришла ко мне полностью сформировавшейся, и, пока я ее писала, она требовала от меня придерживаться сценария и характеров персонажей, с каким бы трудом мне это ни давалось. Переключиться с рассказа от третьего лица, к которому я привыкла в своих предыдущих книгах, к повествованию от первого лица в «Лихорадках» было довольно сложно, но я считаю, что результат того стоил. По-другому я не смогла бы рассказать историю Мак.

Дьявол скрывается в деталях — и радость тоже. Это нюансы делают повествование ярким, неподражаемым, удивительным, привлекают нас и заставляют любить и ненавидеть, ненавидеть с любовью и любить с ненавистью своих персонажей. Все дело в том, какой путь они выбирают, как они проводят время, какие решения принимают в большом и малом, то, с какой неловкостью они налаживают связи, те очевидные для нас и непонятные пока еще для них эмоции, сомнения, убеждения, неуверенность, истины и радости. В том, как прекрасно наблюдать, как они пробуют и ошибаются, снова делают попытку и снова ошибаются и наконец учатся поступать правильно, — вот что делает историю — как и жизнь, на самом-то деле, — действительно стоящей. Спасибо за то, что присоединились ко мне в приключениях Мак.

Хотите больше? Заходите на www.karenmoning.com, там вы найдете форум и познакомитесь с веселыми чудесными людьми, которые иногда знают детали моих историй не хуже меня. (Ладно, признаюсь, что в трудные дни, когда у меня нет под рукой блокнота с пометками, они могут знать даже лучше.) Там же вы найдете ссылку на магазин для почитателей МакКайлы, где можно купить что угодно, вроде футболок с надписями «Малышка Бэрронса» или «Подружка В'лейна», чашки для свежевыжатого сока Невидимых, наклейки с МакОреолами, всяческие сувениры из «КСБ» и даже личный значок корпорации ши-видящих.

Там же есть ссылка на BLOODRUSH, официальный саундтрек к серии «Лихорадок», коллекция песен, которые написал и исполнил Нил Довер. Это замечательный CD с «Little Lamb» и «I Am Not Afraid», плюс пять новых песен и акустическая версия. Проверьте «Sweet Dublin Rain», чудный рэп от Мак. Для «Taking Back the Night» — гимна ши-видящих — сто пятьдесят фэнов со всего мира собрались в нашей студии в Атланте, чтобы пропеть заключительный куплет. Это было невероятно! На вкладышах диска вы найдете фото из студии, множество дополнительных материалов и удаленных сцен, которые больше нигде не доступны.

Ярко-розовый МакОреол и его черная версия, которую сделал Бэрронс, — Z-Lo — последние шесть месяцев путешествовали по миру, и фотографии тура — это нечто. Вы можете посмотреть, где они побывали, зайдя на www.flickr.com/photos/karenmariemoning. Фото получились фантастическими, смешными, удивительными. Благодаря им я с радостью познакомилась по электронной почте со многими читателями, которых не встречала лично. Спасибо, что сделали приключения Мак настолько популярными!

Оставайтесь на свету.

Карен.

 

Глоссарий

 

Из дневника Мак

Амулет* : Темная реликвия Невидимых, созданная самим Темным Королем для своей фаворитки. Украшен золотом, серебром, сапфирами и ониксами, создающими «клетку» для невероятной чистоты камня неизвестного происхождения. Человек, обладающий выдающимися способностями, может воспользоваться амулетом, для того чтобы повлиять на реальность. Список бывших владельцев просто ошеломляет: в нем упомянуты Мерлин, Боудика, Жанна д'Арк, Шарлеман и Наполеон. Последним амулет приобрел уэльский богач, отдав за него на нелегальном аукционе восьмизначную сумму, но в его руках амулет пробыл недолго — в настоящее время реликвия находится у Гроссмейстера. Амулет налагает что-то вроде десятины, требуя платы за свое использование. Я смогла пробудить его, но не смогла выяснить, каким образом нужно им пользоваться.

Дополнение к записи: он все еще у Гроссмейстера, и я считаю, что амулет помогает ему контролировать принцев Невидимых. Амулет он носит постоянно, но применять его ко мне не стал. Почему? Испугался, что на меня он может не подействовать?

Барьеры: только начинаю о них узнавать. Они повсюду у Запретных Библиотек. Я могу пройти сквозь большую их часть. Не знаю почему. Или это один из моих талантов ши-видящей, или я приобрела эту способность во время злоключений. Барьеры бывают обманчивы.

Библиотеки, двадцать одна: Дэни знает, где все они находятся, даже те, вход в которые запрещен, и в одну из них мы пробрались, оставив Кэт и других ши-видящих исследовать тексты, но я не смогла пройти во вторую, к которой Дэни меня отвела. Библиотека оказалась не только защищена многочисленными магическими барьерами, там было и нечто вроде «стража», который блокировал проход и постоянно повторял, что я не одна из них и мне там не место. В том коридоре было нечто вроде непреодолимого барьера. Я призвала В'лейна на помощь. Когда он появился, он зашипел на меня, согнулся от боли и исчез. С тех пор я его не видела. Я начинаю волноваться.

Браслет Крууса: браслет из золота и серебра, украшенный красными камнями; древняя реликвия Фейри, которая, теоретически, позволяет человеку, носящему ее, «поставить щит против многих Невидимых… и других неприятных явлений». (Это по словам смертоносно-эротичного Фейри — которому верить, сами понимаете…)

Бэрронс, Иерихон: да ни фига я о нем не знаю. Но он продолжает спасать мне жизнь. А это уже кое-что.

Дополнение к записи: в его кабинете висит Мерцающее зеркало, и, когда Бэрронс проходит сквозь него, монстры разбегаются с его пути точно так же, как Тени. Я видела, как он вынес на руках окровавленный труп женщины. Ее убили, жестоко убили. Кто? Он сам? Или кто-то из обитателей зеркала? Бэрронсу не менее семи сотен лет, а возможно, возможно, и гораздо больше. Я заставила его прикоснуться к копью, чтобы проверить, не скрывается ли в нем Невидимый. Бэрронс смог это сделать, но позже В'лейн сказал мне, что Король Невидимых может касаться всех реликвий (так же как и Светлая Королева). Не понимаю только, почему Король Невидимых не может дотронуться до своей собственной Книги, но ведь Бэрронс был вполне уверен, что ему удастся ее взять. Может, все дело в том, что Книга стала гораздо сильнее, чем была. И все равно я не могу отделаться от мысли о том, что Бэрронс — какой-то гибрид Видимого и Невидимого. Могут ли Фейри размножаться? Иногда… когда я думала, что он человек… я получала наглядное доказательство того, как сильно я в нем ошибаюсь. А иногда я думала, что такой твари, как Бэрронс, наш мир еще не видел. Он определенно не ши-видящий, но при этом видит Фейри так же ясно, как и я. Бэрронс владеет магией друидов, черной магией и неизвестно чем еще, он невероятно силен, органы чувств у него развиты гораздо лучше, чем у обычных людей. Что имел в виду Риодан, когда говорил об Альфе и Омеге? Мне нужно будет это выяснить.

Дополнение к первоначальной записи: Бэрронс признался, что убил женщину, которую вынес из зеркала! Я почти уверена, что знаю, куда выходит его зеркало, но у меня пока не было возможности это проверить. Думаю, оно соединено с подземными этажами под гаражом. Я стояла в этом гараже, смотрела на Бэрронса поверх капота «хаммера», пока то, что находилось внизу, вопило. Он отказался отвечать на мои вопросы об этом. (Ха, кто бы удивился.)

Дополнение: то, как он вернул меня из состояния при-йа… Я не могу не думать об этом. То, что я видела у него в голове: ребенка, горе, — все это убивает меня. Иногда я хотела бы снова стать животным. Чтобы снова обо всем забыть. Обо всем. И просто существовать.

Видимые: «Светлые», или «прекрасные», Феи, относящиеся к кругу, которым управляет Видимая Королева, Эобил.

Дополнение к записи: Видимые не могут коснуться реликвий Невидимых. Невидимые не могут коснуться реликвий Видимых.

По словам В'лейна, Королева Видимых давно погибла от рук Невидимого Короля и вместе с ней пропала Песнь Творения. Эобил всего лишь ее преемница, одна из многих, кто пытался править Туата Де Данаан после смерти Королевы.

В'лейн: согласно записям Ровены, В'лейн — принц Видимых, принадлежит к двору Светлых, входит в Верховный Совет Королевы и иногда является ее консортом. Он — убивающий сексом Фейри, который старается заставить меня работать на него и Королеву Эобил, искать «Синсар Дабх».

Дополнение к записи: он вернул мне Джорджию! Когда стены рухнули, он защитил моих родителей и спас Ашфорд. Он возобновил подачу энергии и привел в порядок весь штат — для меня. Наши отношения изменились, теперь у меня иммунитет к Фейри, которые убивают сексом. Стали ли мы равными? Я волнуюсь за В'лейна. Почему он исчез из аббатства? Почему он испытывал такую боль?

Глас: искусство друидов. Услышавший Глас человек во всем подчиняется приказам говорящего и готов выполнить любую команду. И Гроссмейстер, и Бэрронс использовали Глас против меня. Это жутко. Глас лишает воли, превращает человека в раба. В итоге вы беспомощно наблюдаете за тем, как ваше тело вытворяет вещи, которые разум изо всех сил не хочет делать. Я пыталась научиться Гласу. По крайней мере научиться ему сопротивляться, потому что, если я этого не сделаю, я никогда не смогу подобраться к Гроссмейстеру достаточно близко, не смогу убить его и отомстить за Алину.

Дополнение к записи: теперь я могу сопротивляться ему и использовать его! Забавно было найти в себе стальную сердцевину, только оказавшись на грани между жизнью и смертью. Но Бэрронс был прав: ученик и учитель теряют возможность управлять друг другом при помощи Гласа. Мастерство взаимоисключается.

Гроссмейстер: тот, кто предал и убил мою сестру! Фейри, но в то же время не Фейри, предводитель армии Невидимых, охотник за «Синсар Дабх». Он использовал Алину точно так же, как Бэрронс использует меня, — для того чтобы находить ОС.

Дополнение к записи: он предложил мне сделку: вернуть Алину в обмен на книгу. Думаю, он и вправду может оживить мою сестру.

Дополнение: мало того, что он превратил меня в при-йа, он еще и похитил моих родителей!

Договор: соглашение, заключенное между Королевой Эобил и кланом МакКелтаров (Келтар = тайный барьер или мантия) примерно шесть тысяч лет назад, чтобы сохранить реальности людей и Фейри разделенными. Клан горцев-друидов обязался проводить определенный ритуал на Самайн (Sow-en, больше известный нам как Хэллоуин). Стены, которые Королева Эобил возвела, чтобы разделить миры, не были созданы при помощи Песни Творения, потому что Фейри утратили ее давным-давно, но каким-то образом выделены из стен темницы Невидимых и укреплены при помощи клятв и крови. Это серьезно ослабило стены тюрьмы. Когда наши стены рухнули, тюрьма тоже оказалась без барьеров.

Дольмен: одиночная древняя могила, состоящая из двух или более вертикально расположенных камней, на которых лежит большая плоская горизонтальная плита. Дольмены широко распространены в Ирландии, особенно в окрестностях Буррена и Коннемара. Гроссмейстер использовал дольмен для ритуала черной магии — с его помощью он создал дверь между реальностями и провел сквозь нее Невидимых.

Друид: в дохристианском кельтском обществе друиды руководили правящим религиозным культом, их орден обладал законодательной и судебной властью, они занимались философией и обучением элитной молодежи, которую после привлекали в орден. Друиды, по преданиям, владели секретами богов, в том числе обладали способностью манипулировать физической материей, пространством и даже временем.

Ирландское слово «друи» означает маг, волшебник, прорицатель («Мифы и легенды Ирландии»).

Дополнение к записи: я видела, как Бэрронс и Гроссмейстер использовали умение друидов под названием Глас — особый способ говорить многими голосами, которым невозможно сопротивляться. Совпадение?

Кристиан МакКелтар — потомок древнего рода друидов.

Дэни: молоденькая ши-видящая, совсем подросток. Ее дар — сверхчеловеческая скорость. К моменту нашей встречи на ее счету — и она по этому поводу готова была при первой же возможности танцевать на крыше — сорок семь убитых Фейри. Сейчас этот список удлинился. Мать Дэни убили Фейри. Мы с ней сестры по мести. Она работает на Ровену, в том числе и курьером в «Почтовой службе инкорпорейтед».

Дополнение к записи: на счету Дэни более двух сотен убитых Фейри. Эта девочка вообще не знает, что такое страх!

Дополнение к записи: она крутая. Она спасла меня от Гроссмейстера и его приспешников. Мы стали как… сестры. Я клялась, что больше никому не позволю стать мне таким же близким, как Алина, но ничего не могу с этим поделать. Несмотря на вызывающее поведение, Дэни — ребенок, который пленил мое сердце. У нее есть секреты. Я их чувствую. Как и глубокие эмоциональные шрамы, оставшиеся после событий, о которых она может никогда не рассказать. Я только надеюсь, что однажды она начнет доверять мне. Вещи, которые мы носим в себе и о которых отказываемся говорить, в конечном счете могут нас уничтожить. Я уже не могу подсчитать, скольких она убила. Она убила даже принца Невидимых!

Железо: в периодической таблице элементов — Fe. Инспектор Джайн выяснил, что оно может навредить Фейри. Он и его люди делают из железа пули, оковывают железом свои шлемы, носят его на теле. Железо может сдерживать Фей, которые не умеют телепортироваться. Кто знает, что может сделать большое количество железа с теми, кто телепортируется?

Захватчики: тоненькие полупрозрачные Невидимые, на удивление симпатичные. Захватчики больше всего похожи на тот образ Фей, которым увлекается наше телевидение, — стройные мерцающие обнаженные красотки с прекрасными личиками и сияющими длинными волосами. Ростом они практически с человека. Я назвала их Захватчиками, потому что они нас «захватывают» — пробираются в человеческое тело и подчиняют его своей воле. Как только они проникают в человека, я перестаю ощущать их как Фейри. То есть я могу стоять рядом с Захватчиком и даже не догадываться об этом. Раньше я боялась, что один из них вселился в Бэрронса, однако Бэрронс смог прикоснуться к копью.

Копье Луина* (известное также как Копье Луга, Копье Лонгина, Копье Судьбы, Пылающее Копье): копье, пронзившее тело Христа после его распятия. Не человеческое оружие — Светлая Реликвия Туата Де Данаан, одна из немногих вещей, способная! уничтожать Фей — вне зависимости от ранга и силы.

Дополнение к записи: оно убивает все, что имеет отношение к Фейри, даже если это всего лишь часть Фейри, и убивает жестоко.

Королевские Охотники: средняя каста Невидимых. Разумны и агрессивны, внешне полностью подходят под классическое описание дьявола: раздвоенные копыта, рога, вытянутые, похожие на козлиные, морды, кожистые крылья, хвосты, светящиеся оранжевые глаза. Их первоочередная функция — уничтожение ши-видящих. Оценка угрозы: смертельны.

Дополнение к записи: столкнулась с одним из Охотников. Бэрронс знает далеко не все. Эта тварь оказалась гораздо больше, чем я думала, размах ее крыльев — девять или десять метров, и она обладает телепатическими способностями. Охотники невероятно корыстны и служат своему хозяину лишь до тех пор, пока им это выгодно. И, честно говоря, я не уверена, что их каста относится к средним и они полностью Фейри. Но Охотники боятся моего копья и, подозреваю, не хотят умирать ни за какие цели и идеалы, что дает мне тактическое превосходство.

Дополнение: я ездила на одном из них!

Котел*: реликвия Светлых, или Видимых, из которой они пьют, чтобы избавиться от воспоминаний, угрожающих свести их с ума. По словам Бэрронса, у бессмертия есть своя цена: в конечном счете все бессмертные лишаются рассудка. Когда Фейри чувствуют приближение безумия, они пьют из котла и «рождаются заново», теряя воспоминания о своем прежнем существовании. У Фейри есть летописец, который записывает все многочисленные реинкарнации своих соплеменников, но настоящее местонахождение этого летописца известно только избранным, а о том, где его записи, знает только он. Интересно, проблемы Невидимых начались именно из-за этого — у них нет возможности добраться до котла и выпить из него?

Круус: Фейри, неизвестно, Видимый или Невидимый. Множество реликвий, созданных его руками, теперь рассыпаны по миру. Он проклял Серебряные зеркала. До проклятия Фейри использовали их, чтобы свободно путешествовать по измерениям. Проклятие каким-то образом повредило каналы, соединявшие реальности, и теперь даже Фейри не осмеливаются в них войти. Природа проклятия неизвестна. Неизвестно, какой именно вред оно причинило и какому риску подвергается тот, кто попадает в зеркала. Что бы это ни было, Бэрронс его не боится. Я пыталась добраться до зеркала в его кабинете, но не смогла выяснить, как его открыть.

Дополнение к записи: я выяснила, в чем заключалось проклятие! Круус ненавидел Короля Невидимых и проклял зеркала так, чтобы Король не мог в них попасть и дойти до своей фаворитки. Круус хотел, чтобы фаворитка и все миры, заключенные в зеркалах, принадлежали ему. Но проклятие подействовало неправильно и испортило все. См. также Серебряные зеркала.

Кэт: думаю, однажды она возглавит всех ши-видящих, если проживет достаточно долго. Надеюсь, что проживет, потому что я терпеть не могу Ровену. Кэт почти двадцать пять, она уравновешенная, умная, и только ей удается быть достаточно непредвзятой, чтобы принимать мою сторону. Если со мной что-нибудь случится, доверьтесь Кэт. И Дэни. Если я погибну, обращайтесь за помощью к ним.

МакКелтар, Кристиан: сотрудник кафедры древних языков в Тринити. Он знает, кто я, и был знаком с моей сестрой! Понятия не имею, какую роль он играет в происходящем, и ничего не знаю о его мотивах. Скоро все это выяснится.

Дополнение к записи: Кристиан принадлежит к клану, верховные друиды которого раньше служили Фейри, а затем тысячи лет следили за исполнением Договора со стороны людей, читали заклинания и проводили ритуалы, для того чтобы соглашение не было нарушено. С Алиной Кристиан был едва знаком. Она пришла попросить его перевести часть текста из «Синсар Дабх».

Дополнение: он исчез на Хэллоуин, когда МакКелтары и Бэрронс проводили ритуал, чтобы укрепить стены. У нас обоих была жуткая ночь. Кристиана затянуло в воронку, которая уничтожила Бан Дрохад, священный круг камней, в котором друиды МакКелтары тысячелетиями проводили ритуалы, отдавая дань Договору. Я нашла Кристиана застрявшим в сети зеркал.

МакОреол: мое изобретение. Очень классное. Ярко-розовое и полностью покрыто, лампочками. Это крайне модная защита от Теней.

Меч Луга*: реликвия Светлых, или Видимых, известная также как Меч Света. Обладает способностью убивать Фейри, вне зависимости от того, Светлые они или Темные. На данный момент принадлежит Ровене, она вооружает им служащих у нее курьерами ши-видящих, которых считает достойными такой чести. Обычно мечом пользуется Дэни.

Дополнение к записи: видела его. Он прекрасен!

Дополнение: украла его у Ровены и отдала Дэни насовсем.

Многоротая Тварь: омерзительный Невидимый с мириадами похожих на пиявки ртов, дюжинами глаз и гипертрофированными половыми органами. Каста Невидимых: в данное время неизвестна. Оценка угрозы: в данное время неизвестна, теоретически убивает способом, о котором я и думать не хочу. (Личный опыт.)

Дополнение к записи: эта тварь все еще где-то ходит. И я очень хочу, чтобы она сдохла.

Еще одно дополнение: Дэни убила урода!

Мог ли он телепортироваться? Кто из Фейри обладает такой способностью, а кто нет?

МФП : Межпространственный Фейрийский Портал. Эти штуки сводят меня с ума! Когда на Хэллоуин обрушились все стены, части реальности Фей смешались с частями нашего мира, и теперь, если не соблюдать осторожность, можно наскочить на один из порталов совершенно внезапно. Вы не поймете, что перед вами, пока не окажетесь внутри. Из них очень трудно выбраться. Кто-то, похоже, «отпускает их на свободу», и они начинают дрейфовать по ветру, отчего от них еще сложнее уклониться. В сети зеркал тоже есть МФП. Когда Круус проклял зеркала, столкновение реальностей раздробило некоторые миры. По словам Риодана, МФП — это статические микрокосмы и их можно нанести на карту. В некоторых находятся дольмены, ведущие в наш мир. В большинстве находятся другие МФП. По ним можно путешествовать из мира в мир. Но все это очень запутанно.

Мэллис: урожденный Джон Джонстон-младший. После загадочной смерти своих родителей унаследовал сотни миллионов долларов, затем исчез на некоторое время и появился уже в образе умершего и при этом бессмертного вампира Мэллиса. На протяжении следующих десяти лет сформировался и вырос всемирный клуб его поклонников, а самого Мэллиса нанял Гроссмейстер, заинтересовавшись его связями и деньгами. Бледный светловолосый желтоглазый вампир предпочитал стим-панк и викторианскую готику.

«Мы отвоюем ночь»: песня, которую придумали мы с Дэни; теперь это интернациональный гимн ши-видящих.

Невидимые: Темные, или Злобные, один из дворов Туата Де Данаан. Согласно легенде Туата Де Данаан, Невидимые были заперты на сотни тысяч лет в тюрьме, из которой невозможно сбежать. (Ага, невозможно. Козлы.)

Носороги : отвратительные Невидимые с серой кожей, напоминающие носорогов шишковатыми вытянутыми головами, бочкообразными телами, короткими руками и ногами, безгубыми ртами и торчащими нижними клыками. Самая низшая из средних каст Невидимых. Более высокие касты Фейри используют Носорогов в качестве сторожевых псов. (Личный опыт.)

Дополнение к записи: на вкус они просто мерзость.

Еще одно дополнение: не верю, что они могут телепортироваться. Я видела Носорогов в клетках, в пещере Мэллиса, и цепи их прекрасно держали. Тогда мне это не показалось странным, я думала, что Мэллис мог удерживать их каким-то заклинанием. Но после того как Джайн заговорил о тюрьмах для Фейри, я поняла, что не все они умеют телепортироваться. Наверняка такой способностью обладают только самые сильные Феи. В будущем эта информация может быть полезна. Нужно проверить.

Дополнение: они пристрастились к молодым красивым девушкам, которые выменивают секс на наркотик в виде мяса Невидимых. Фу!

Нуль: ши-видящая, обладающая способностью временно замораживать Фей, коснувшись их руками (например, я). Чем выше и сильнее каста Фей, тем менее длительным будет время заморозки.

О'Баннион, Дерек : брат Роки и новый «рекрут» Гроссмейстера. Зря я не позволила ему в тот день отправиться в Темную Зону.

Дополнение к записи: он ел Невидимых и научил этому Фиону!

Дополнение: захватила ли его Книга или все, что случилось в ту ночь, было иллюзией?

О'Баннион, Роки : бывший боксер, который стал гангстером и религиозным фанатиком. Копье Судьбы* хранилось у него в подземной сокровищнице. Мы с Бэрронсом однажды проникли туда и украли копье. Смерть Роки стала первой человеческой смертью на моей совести. В ночь ограбления Бэрронс выключил весь внешний свет вокруг нашего магазина. О'Баннион приехал в компании пятнадцати своих бандитов, и Тени сожрали их всех прямо под окнами моей спальни. Я знала, что Бэрронс должен был это сделать. И если бы он попросил меня выбрать между ним и «гостями», я бы помогла ему выключить свет. Вы никогда не узнаете, на что способны ради выживания, пока вас не загонят в угол и вы не начнете действовать.

О'Рейли, Кайли: одна из подруг моей матери, тоже член Хевена. Случилось что-то плохое, и, думаю, моя мама и Кайли пытались это остановить. Я думаю, что именно тогда исчезла Книга.

О'Рейли, Нана: ей почти сто лет, она живет у моря в графстве Клер, и она знала мою мать! Мою маму звали Исла О'Коннор. Я тысячу раз могу это повторить. Моя мама росла вместе с внучкой Наны, Кайли. Думаю, Нана знает, что произошло, когда Книга исчезла. Нужно снова ее расспросить. Желательно в отсутствие Кэт.

ОС: сокращение от «Объект Силы», реликвия Фей, обладающая мистическими свойствами. (Определение Мак.)

ОС-детектор: я — ши-видящая с особой способностью чувствовать ОС. Алина тоже была такой, именно поэтому Гроссмейстер ее использовал.

Дополнение к записи: эта способность встречается очень редко. Целые семьи с такими генами выводились специально. Ровена и ее прислужницы говорят, что все подобные ши-видящие вымерли.

Парень с мечтательными глазами: большой знак вопроса. Почему он постоянно появляется? Кто он такой? Сначала я встретилась с ним на улице Дублина, потом в музее, где искала ОС, потом выяснила, что он работает на кафедре древних языков в Тринити-колледже, вместе с Кристианом МакКелтаром, а теперь он бармен в Честерсе, печально известном криминальном логове Риодана. Когда я заговорила с ним там, произошла странная вещь. Я увидела его в зеркале над баром, и он выглядел иначе. Он напугал меня. Действительно напугал. Его отражение говорило со мной. Посоветовало мне «не говорить с этим».

Патрона: о ней упоминала Ровена. По ее словам, я очень похожа на Патрону. Была ли она О'Коннор? Некоторое время она являлась предводительницей ши-видящих и возглавляла Хевен.

Дополнение к записи: Патрона была моей бабушкой!

При-йа: женщина, пристрастившаяся к сексу с Фейри. (Я так думаю. Определение следует.)

Дополнение к записи: я знаю, Господи, теперь знаю.

Принцы Невидимых: Смерть, Мор, Глад и Война. По словам Гроссмейстера, одного из них убили много тысяч лет назад, а Дэни убила второго, а это означает, что их осталось только двое. Ну и кто тогда был четвертым в церкви? Гроссмейстер утверждает, что не он и что четвертого не было. Неужели я его просто вообразила? Воспоминания о тех ранних часах и даже днях очень расплывчаты.

ПСИ («Почтовая служба инкорпорейтед »): служба курьерской доставки, прикрытие для коалиции ши-видящих. Похоже, Ровена там за главную.

Дополнение к записи: после исчезновения Книги Ровена открыла отделения «ПСИ» по всему миру, надеясь отследить и вернуть ее. Умный ход. Курьеры на велосипедах служат Ровене ушами и глазами в сотнях крупных городов. У аббатства ши-видящих есть очень богатый спонсор, который переводит им деньги через множество разных корпораций. Хотела бы я узнать, кто это.

Реликвии: восемь древних реликвий, дарующих безмерную силу: четыре принадлежали Светлым, четыре — Темным. Светлыми реликвиями считаются камень, копье, меч и котел. Темными — зеркало, шкатулка, амулет и книга («Синсар Дабх», или Темная Книга). («Алфавитный определитель артефактов: истинных и мифологических».)

Дополнение к записи: я все еще ничего не знаю о камне и шкатулке. Обладают ли они силой, которая способна мне помочь? Где они?

Небольшое исправление данной выше записи: зеркало — это на самом деле Серебряный Коридор. Смотри: Серебряный Коридор (Мерцающие зеркала). Все реликвии Невидимых создал Темный Король. Кто сделал Светлые?

Еще одно дополнение: прочитайте историю Короля Невидимых и его смертной фаворитки, которую рассказал мне В'лейн. Король сделал зеркала для возлюбленной, чтобы она не состарилась и могла наблюдать за разными мирами. Он создал амулет, чтобы она могла менять реальность по своему усмотрению. Он отдал ей шкатулку, чтобы ей не было одиноко. Что нам это дает? «Синсар Дабх» была создана случайно.

Риодан: Бэрронс записал его номер в мой мобильный, обозначив его «IYCGM».

Дополнение к записи: в списке тех, кого мне нужно выследить, Риодан один из первых.

Дополнение: см. Честерс. Этот человек — один из восьмерки Бэрронса, что бы это ни значило. Все они крупные мужчины, невероятно быстрые, покрыты жуткими шрамами и излучают нечто… нечеловеческое. Риодан меня беспокоит.

Ровена: в некоторой степени она может считаться главой коалиции ши-видящих, которые играют роль курьеров в «Почтовой службе инкорпорейтед». Действительно ли Ровена Грандмистрис? У ши-видящих есть нечто вроде убежища или штаб-квартиры в старом аббатстве, в нескольких часах езды от Дублина. Там находится библиотека, в которую я должна попасть.

Дополнение к записи: я никогда не нравилась Ровене. А теперь она судья, присяжные и палач в одном лице. Ровена послала за мной своих девушек, приказав забрать у меня копье! Я никогда не позволю ей завладеть копьем. Мне пришлось побывать в аббатстве, но пробыла я там недолго. Подозреваю, что в гнезде ши-видящих можно найти множество ответов на интересующие меня вопросы — либо в тайных библиотеках, в которые могут входить только члены Хевена, либо у самих ши-видящих. Мне нужно узнать, кто входит в Хевен, и поговорить с кем-то из них.

Дополнение: я пока что не свергла Ровену с поста. Она не позволяет ши-видящим выполнять их обязанности. Она держит их чуть ли не под замком, но, думаю, мне удалось проделать первые трещины в стенах аббатства. И думаю, что будет восстание.

Серая Женщина : женский вариант Серого Человека. Видела ее неподалеку от Честерса, потом внутри. В отличие от Серого Человека, она не оставляет жертв в живых. Телепортируется. Я больше не считаю их единственными представителями вида. Их могут быть десятки.

Серебряный Коридор (Мерцающие зеркала )*: реликвия Невидимых, или Темных, искусно сделанный зеркальный лабиринт, когда-то служивший основным способом перемещения Фей между реальностями. Однако с тех пор, как Круус наложил на него запретное заклинание, ни один Фейри не смеет зайти в Серебряный Коридор.

Дополнение к записи: в доме Гроссмейстера, который находится в Темной Зоне, стоит множество таких зеркал, и Гроссмейстер пользовался ими, чтобы перемещаться в страну Фейри и обратно. Если уничтожить такое зеркало, пропадет ли то, что в нем заключено? Останется ли в ткани нашего мира незаживающая рана, открытый вход/выход между нашим миром и страной Фейри? Какое именно проклятие наложил Круус на эти зеркала и кто такой этот Круус?

Дополнение: одно из зеркал у Бэрронса, и Бэрронс умеет им пользоваться!

Дополнение: см. также Холл Всех Дней. До проклятия зеркала работали примерно так: Холл Всех Дней был центральным аэропортом, вы могли выбирать из миллионов зеркал, соединенных с зеркалами в других мирах, измерениях и временах, и отправиться куда-то по вашему выбору. Сами зеркала были двусторонними порталами в то время, и чтобы вернуться, достаточно было просто шагнуть через них обратно в Холл. Думаю, что в других мирах зеркала скрывались внутри привычных объектов и найти их могли только Фейри. Королева ощутила силу зеркал, которые Король создал для своей фаворитки. Чтобы развеять ее подозрения по поводу того, что он все еще влюблен в смертную, которую Королева ненавидела, Король подарил ей большую часть сети зеркал, в том числе и Холл, но часть сети он отделил и построил там Белый Дворец для своей фаворитки.

Вот как это работает теперь, после того как Круус произнес проклятие: все смешалось и испортилось. Число зеркал в Холле увеличилось в геометрической прогрессии, теперь их миллиарды. Они больше не двусторонние, места, которые они показывают, не обязательно будут точкой их назначения, а миры, в которые они выходят, изобилуют МФП. Круус испортил миллионы миров, измерений и времен. Однако зеркалами, как говорит Бэрронс, можно управлять, и по ним можно перемещаться, если обладать необходимыми друидскими умениями. Похоже, Бэрронс провел в зеркалах некоторое время. Обычно одно зеркало напрямую связано с другим. Когда вы смотрите в это зеркало, оно показывает место назначения. Но иногда люди (вроде Бэрронса и Гроссмейстера) «выстраивают» зеркала, формируя тоннели, чтобы создать пространство, в котором можно удержать кого-то (к примеру, меня!), заставить бросить оружие и показать выкуп или, как в случае с Бэрронсом, населить пространство «коридора» между кабинетом и гаражом злобными демонами, которые не пропустят никого другого. Не пытайтесь понять зеркала. Не думаю, что чей-то разум на это способен. Просто ждите чего угодно.

Серый Человек: невероятно уродливый, заживо гниющий Невидимый, который питается украденной у человеческих женщин красотой. Оценка угрозы: может убить, однако предпочитает оставлять свою жертву ужасно обезображенной, но живой, чтобы насладиться ее страданиями. (Личный опыт.)

Дополнение к записи: судя по всему, существовал единственный представитель данного вида (БОЛЬШОЕ ЖИРНОЕ НЕТ, СМ. НИЖЕ), и мы с Бэрронсом его прикончили.

Еще одно дополнение: мог телепортироваться.

«Синсар Дабх» (Ши-са-ду)* : Темная реликвия, принадлежащая мифологической расе Туата Де Данаан. Написанная на языке, известном только старейшинам их расы, Книга учит, как завладеть смертоносной магией, заклинаниями которой заполнены ее зашифрованные страницы. Принесена в Ирландию Туата Де во время вторжений, описанных в псевдоисторической «Книге захвата Ирландии» («Leabhar Gabhala Eireann»), затем украдена вместе с другими реликвиями Темных и, по слухам, попала в мир людей.

Авторство приписывается Темному Королю Невидимых, написавшему ее миллион лет назад. («Алфавитный определитель артефактов: истинных и мифологических».)

Дополнение к записи: теперь я ее видела. Но словами ее не описать. Это книга, но она живая. И обладает сознанием.

Еще одно дополнение: Тварь. И хватит об этом.

Дополнение: и каким хреном я предположительно смогу удержать эту штуку? Они что, шутят?

Стоп-кадр: так двигается Дэни. Она называет это стоп-кадрами, потому что мгновенно переносится с места на место, с такой скоростью, что меня укачивает. Но какое же это тактическое преимущество! Молодец девчонка.

Стражи: так начали называть себя люди из Гарды, которыепод предводительством Джайна сражаются, защищая последних выживших дублинцев. Они едят мясо Невидимых и всерьез сопротивляются Фейри.

Сфера Д'жай: понятия не имею, что это такое, но у Бэрронса она есть. Он говорит, что это ОС. Я не могла почувствовать ее, когда держала в руке, но в тот момент я вообще ничего не могла почувствовать. Где он ее взял и куда потом дел? Спрятал в своем таинственном подземелье? И какие у нее свойства? И, кстати, как Бэрронс пробирается в это свое подземелье? Где вход в эти три подземных этажа под его гаражом? Есть ли туннель, соединяющий здания? Надо проверить.

Дополнение к записи: Бэрронс отдал мне сферу, чтобы я передала ее ши-видящим для использования в ритуале, который должен укрепить стены между мирами во время Самайна.

Дополнение: Бэрронс клянется, что она уже была начинена Тенями, когда попала к нему. Нашелся вход в его подземелье — через зеркало в кабинете!

Тав'ры (Таб'ры): порталы Фей, сквозь которые они могут переходить из мира в мир, обычно спрятаны внутри повседневных человеческих объектов.

Дополнение к записи: думаю, на самом деле это зеркала, вроде того кактуса в пустынном мире, где я нашла Кристиана, только вот увидеть зеркало я потом не смогла. Конечно, можно воспользоваться помощью ши-видящей, которая сможет их видеть!

Телепортация: способ перемещения Фей — со скоростью мысли. (Сама видела!)

Дополнение к записи: каким-то образом В'лейн смог телепортировать меня без моего согласия, причем его самого я даже не видела. Я не знаю, сумел ли он незаметно подобраться ко мне, а потом в последний момент прикоснуться, а я просто не поняла этого, поскольку все происходило слишком быстро. А может быть, он сместил реальности, вместо того чтобы перемещать меня? Умеют ли Фейри это делать? Насколько могуществен В'лейн? Могут ли другие Фейри проделать со мной то же самое, а я даже не почувствую угрозы до самого последнего момента? Это же невероятно опасно! Мне нужно больше информации.

Темная Зона: территория, занятая Тенями. Днем она выглядит как обычный заброшенный район. С наступлением темноты превращается в смертельную ловушку.

Дополнение к записи: они распространились по всему миру, когда стены рухнули. Огромная Зона за «Книгами и сувенирами Бэрронса» теперь опустела. Тени подались на более плодородные пастбища. Некоторые Невидимые работают над восстановлением электросетей, которые уничтожил Гроссмейстер, потому что им не нравится скорость, с которой Тени пожирают их потенциальную добычу. Я приму любую помощь, которая позволит мне загнать этих паразитов обратно во тьму. Это поможет нам выиграть время.

Тени: одна из низших каст Невидимых. Могут чувствовать, но неразумны. Они голодны — они питаются. Тени не выносят прямого попадания света, поэтому охотятся только по ночам. Они похищают жизнь тем же способом, каким Серый Человек похищает красоту, осушают своих жертв с вампирским проворством. От жертвы остается лишь кучка одежды и высохшая оболочка. Оценка угрозы: смертельны. (Личный опыт.)

Дополнение к записи: я думаю, что Тени меняются, учатся, усложняются.

Еще одно дополнение: теперь я в этом уверена! Одна из этих тварей изучает меня!

Они учатся действовать сообща, меняют форму, превращаясь в стены.

Дополнение: теперь они расползлись по всему миру!

Трилистник: немного несимметричный трилистник клевера является древним символом ши-видящих, которые призваны видеть, служить и защищать человечество от Фейри.

Туата Де Данаан, или Туата Де (Туа де дана, Туа де) (см. Феи): высокоразвитая раса, прибывшая на Землю из иного мира. Разделены на Видимых и Невидимых.

Убивающие сексом феи (например, В'лейн): Фейри, которые настолько сексуально «могучи», что люди умирают от секса с ними, если Фейри не защитит человека от полного влияния своего смертоносного эротизма.

Дополнение к записи: когда В'лейн прикоснулся ко мне, он представлялся мне похожим на обычного сексуального мужчину. Они могут приглушить свою смертоносность, если захотят.

Еще одно дополнение: эта способность характерна только для Фейри из королевского рода. Они способны сделать три вещи: полностью защитить женщину от своего влияния и подарить ей самый восхитительный секс в мире; защитить ее только от смерти, превратив в при-йа; убить в процессе.

Способны телепортироваться.

Дополнение: Быть при-йа — это ад! Но я выжила.

«Увидимся в Фейри!»: крылатое выражение, принятое среди льстивых человеческих кисок, которые обменяют все, что угодно, на наркотик в виде мяса Невидимых. Они верят, что, если съесть достаточно этого мяса, можно стать бессмертными и отправиться в страну Фейри. Произносится эта фраза самым отвратительным жизнерадостным тоном!

Фея (Фейри) (см. также Туата Де Данаан ): разделены на два двора — Видимый, или Двор Света, и Невидимый, или Темный Двор. К обоим дворам принадлежат различные кланы Фей, каждой кастой управляет королевский дом. Всего королевских домов четыре. Видимая Королева и избранный ею супруг управляют Светлым Двором. Темными управляют Темный Король и его нынешняя любовница.

Дополнение к записи: железо оказывает на них определенный эффект. Странно, что в периодической таблице железо им созвучно: Fe.

Фиона: когда-то была управляющей в «Книгах и сувенирах Бэрронса», но потом я ее заменила. Она была дико влюблена в Бэрронса и попыталась меня убить, выключив в магазине все лампы и напустив в него Теней. Бэрронс ее за это уволил — ха, увольнение за попытку меня убить, суровая кара, вы не находите? Сейчас Фиона спелась с Дереком О'Баннионом, и тот научил ее есть Невидимых. У меня гадкое предчувствие, что нам с Фионой еще предстоит столкнуться.

Дополнение: теперь она работает с Гроссмейстером. Она знает, кто такой Бэрронс. Бэрронс убил ее раньше, чем она смогла мне об этом сказать. Но Фиона была слишком накачана мясом Невидимых, чтобы умереть от простого удара ножом в сердце. Позже Бэрронс отправился на встречу с ней и передал через нее сообщение Гроссмейстеру. Раньше они были любовниками. Мне она совершенно не нравится.

Хевен: верховный совет ши-видящих.

Дополнение к записи: когда-то его члены избирались голосованием, а теперь подбираются Грандмистрис в зависимости от того, насколько они к ней лояльны. Не считая Ровены, только совет знает, что было спрятано под аббатством. Некоторые участницы совета погибли/исчезли двадцать с чем-то лет назад, когда Книга вырвалась на свободу. Как это произошло? Мне двадцать два. Возможно ли, что моя мама была одной из них?!!

Дополнение: да, моя мать, Исла О'Коннор, была одной из них! Она была, как и Алина, и я, необычайно одаренной. Нужно узнать больше!

Холл Всех Дней: главный центр всех зеркал. Бэрронс описывал его как квантовое туристическое агентство для Фей, нечто вроде главного зала аэропорта. Стены и пол сделаны из чистого золота, и Холл кажется бесконечным. Стены покрыты миллиардами зеркал, которые являются порталами в другие миры, измерения и времена. Это опасное место. Время там кажется искаженным, не линейным, а, прекратив двигаться, вы можете потеряться в воспоминаниях, которые появляются перед вами, как реальность. Все, о чем вы думаете, там материализуется. Приходится продолжать движение. Я проходила мимо скелетов на полу. Когда зеркала только были созданы, все они являлись частью сети (снаружи Холла), которая неизменно открывалась в Холл Всех Дней. Оттуда вы могли выбирать направление. Перекрестная ссылка с Мерцающими зеркалами.

Чары: наведенные иллюзии, которыми Феи маскируют свой-истинный вид. Чем сильнее Фея, тем сложнее проникнуть сквозь эту маскировку. Обычные люди видят только то, что Феи хотят им показать. Особой частью магии Фей является небольшой периметр искаженного пространства, окружающий их, он отпугивает людей и не позволяет им наткнуться или нечаянно задеть Фейри.

Честерс: ночной клуб Риодана, расположенный на 939 Ревемал-стрит. Бывшее место отдыха для богатых, скучающих и красивых. Честерс, как таракан, мог бы, наверное, пережить любую катастрофу. С тех пор как пал Дублин, клуб переместился под землю и теперь служит совсем другой клиентуре. Или, точнее, его старая клиентура служит новой. Теперь Честерс стал местом, где Невидимые охотятся на людей. Серая Женщина не интересовалась меню, ее интересовал только официант. Риодан позволяет этому происходить прямо у него под носом, наблюдает за всем с высоты, из своей стеклянной комнаты. Те, кто поклоняется Фейри, жертвуют собой направо и налево в надежде обрести бессмертие, хотя я целиком и полностью уверена, что им предлагают не реальный шанс, а только временный наркотик. Я собираюсь прикрыть это место так или иначе.

Четыре камня: полупрозрачные сине-черные камни, покрытые выгравированными руническими письменами. Ключ к пониманию древнего языка, которым написана «Синсар Дабх», находится в этих камнях. Каждый из этих камней по отдельности может пролить свет на небольшую часть текста, но лишь все четыре камня — объединенные — смогут открыть текст полностью («Мифы и легенды Ирландии»).

Дополнение к записи: в других текстах говорится, что камни покажут «истинную природу» «Синсар Дабх».

Дополнение: теперь у нас есть три камня из четырех. Я узнала, что они были вырезаны из стен крепости Короля Невидимых. Если сложить их вместе, они издают странный высокий звон. Я думаю, что это часть меньшей Песни Творения. В сети зеркал они превращаются в отраву по причине проклятия Крууса. Зеркала отвергают Короля Невидимых и камни, потому что несут на себе его отпечаток. Думаю, что четвертый камень у В'лейна.

Ши-видящие: люди, на которых не действует магия Фей. Способны видеть сквозь иллюзии, или «чары», с помощью которых Феи скрывают свою истинную сущность. Некоторые ши-видящие способны также видеть Тав'ры, тайные порталы между реальностями. Некоторые могут чувствовать близость Объектов Силы, принадлежащих Видимым и Невидимым. Каждая ши-видящая индивидуальна, различны степени чувствительности к близости Фей. Некоторые ограничены, некоторые наделены несколькими «особыми силами».

Дополнение к записи: некоторые ши-видящие, как Дэни например, обладают сверхскоростью. И то место в моем мозгу, которое… не вполне мне принадлежит, — есть ли оно у всех? И что это такое? Как мы такими стали? Откуда к нам приходит знание, которое кажется воспоминаниями? Существует ли коллективное генетическое подсознание?

Дополнение: это ши-видящее местечко у меня в голове похоже на темное гладкое озеро. Оно меня пугает.

IYCGM : Бэрронс дал мне мобильник с номерами быстрого вызова. Этот номер нужен на тот случай, если я не смогу связаться с самим Бэрронсом. Когда я позвонила, мне ответил некий загадочный Риодан.

IYD: еще один номер из списка Бэрронса. На случай если я буду умирать.

Дополнение к записи: Господи, теперь я знаю, что это!

Z-Lo: Бэрронсов вариант моего МакОреола. Черный. Легче, ярче, более эффективный, но я ни за что не признаюсь в этом ему.

 

Рецепты из Дублина

 

Ирландский содовый хлеб

(Его удобно брать с собой в дорогу!)

4½ стакана муки 2 ст. л. сахара

1 ч. л. соли

2 ч. л. пищевой соды

4 ст. л. масла

1 стакан изюма

1 стакан нарезанного Невидимого (чем тоньше вы его нарежете, тем тяжелее ему будет двигаться)

1 большое яйцо (взбить)

2 стакана пахты

Разогреть духовку до 220 °C.

Смешать 4 стакана муки, сахар, соль и пищевую соду в большой емкости.

Широким тупым ножом нарезать масло и смешивать его с мукой до получения грубых комочков, затем высыпать изюм. Добавить нарезанное мясо Невидимого, убедиться, что оно не выползает из миски.

Добавить пахту и взбитое яйцо, замешивать тесто, пока не станет тугим. Присыпать руки мукой и очень аккуратно сформовать шар. НЕ ПЕРЕСТАРАЙТЕСЬ, иначе хлеб получится жестким. Положите шар на присыпанную мукой поверхность и сделайте из него круглую буханку.

Положите буханку на слегка смазанную маслом чугунную сковороду. Надрежьте на верхушке крест, чтобы центр хлеба хорошо пропекся. Выпекайте до появления золотистой корочки, примерно 40–50 минут. Хлеб готов, когда зубочистка или нож, воткнутые в центр, выходят чистыми и сухими.

 

Традиционное ирландское тушеное мясо

1 стакан Невидимого, нарезанного кубиками

1 ст. л. оливкового масла лавровый лист, тимьян, розмарин

1 фунт картофеля 2 стакана мелко нарезанной кочанной капусты

1 сладкая луковица

10 мелких белых луковиц

1½ стакана измельченного сельдерея

1½стакана гороха

соль и перец по вкусу

свежая нарезанная петрушка

Обжарьте мясо Невидимого на слегка смазанной жиром сковороде. (И наслаждайтесь тем, как оно на ней мучается!) Добавьте воды, чтобы полностью закрыть мясо. Доведите до кипения, добавьте петрушку, лавровый лист, тимьян, розмарин. Убавьте огонь и оставьте томиться.

Очистите картофель и нарежьте его — большие картофелины на восемь частей, маленькие на четыре.

Добавьте картофель, капусту, лук, маленькие луковицы и сельдерей. Томите на маленьком огне 20–30 минут, потом добавьте горох. Еще 20 минут томите, пока картофель не станет нежным. Пора попробовать и посыпать сверху нарезанной петрушкой.

 

Лепешки с клубникой на пахте

[10]

 

(Мои любимые!)

2½ стакана обычной муки для выпечки

2 ст. л. сахара

1½ ч. л. разрыхлителя для теста

½ ч. л. пищевой соды

½ ч.л. соли

½ холодного масла, нарезанного кубиками

1 стакан пахты

1 яйцо

¾ стакана нарезанной клубники, хорошо просушить

½ стакана Невидимого, ломтиками

Разогрейте духовку до 200 °C.

Разложите большой лист бумаги для выпечки.

В большой миске смешайте муку, сахар, разрыхлитель, соду и соль. Ножом для выпечки нарезайте масло, пока тесто в миске не станет рассыпчатым. В отдельной миске смешайте пахту и яйцо, вылейте смесь в сухое тесто. Перемешайте (как можно меньше!) вилкой, чтобы получить средней густоты тесто. Деревянной ложкой осторожно добавьте и перемешайте клубнику и мясо Невидимого.

Присыпьте руки мукой и сделайте из теста шар. На присыпанной мукой поверхности аккуратно вымесите его, но не более десяти раз! Похлопайте, чтобы получить прямоугольник примерно 25 х 20 см. Разрежьте на четыре квадрата, каждый разрежьте по диагонали, чтобы получить восемь треугольников. Положите на лист бумаги и выпекайте в середине духовки до золотистого цвета, 15–18 минут.

 

Сэндвичи к чаю («Пальчики

[11]

»)

(Как я готовила их для инспектора Джайна)

18 унций мягкого сыра, размягчить

1 стакан нарезанного Невидимого

3 сваренных вкрутую яйца, мелко нарезанных

½ стакана сельдерея, мелко нарезанного

половина средней луковицы, мелко нарезанной

¾ стакана мелко нарезанных орехов пекан из Джорджии

молотый розмарин

молотый сушеный чеснок

соль и перец по вкусу

1 буханка свежего хлеба, нарезанного, без корочки

Смешайте все ингредиенты с размягченным сыром и хорошо перемешайте. Намажьте на хлеб и нарежьте до нужного размера.

Главное преимущество этого рецепта — в густой консистенции, которая не позволяет Невидимому слишком сильно дергаться. К сожалению, бутерброды без сыра имеют дурную привычку уползать с подноса. (Невидимые неплохо держатся и на сэндвичах с арахисовым маслом.)

Еще этот рецепт хорош тем, что ничего сложнее вареных яиц вам готовить не нужно, так что, если вы спешите, без них можно обойтись.

 

Пастуший пирог

(Одно из любимых блюд инспектора Джайна)

2 фунта картофеля, очищенного и нарезанного кубиками

2 ст. л. сметаны

1 большой желток

½ стакана жирных сливок

1 ст. л. оливкового масла

2 стакана Невидимого, нарезанного кубиками

соль, перец и сушеный молотый чеснок по вкусу

1 морковка, очищенная и мелко нарезанная

1 сладкая луковица, нарезанная

2 ст. л. несоленого масла 2 ст. л. говяжьего бульона

2 ст. л. вустерширского соуса

½ стакана гороха

2 ст. л. свежей нарезанной петрушки

Разогрейте плиту до максимума.

Варите картофель в подсоленной воде до мягкости. Просушите и выложите в миску, отставьте. Смешайте сметану, желток и сливки. Влейте в картофель и истолчите его до нужной мягкости.

Поставьте сковороду на средний огонь. Добавьте масло и кубики Невидимого, затем соль, перец и сушеный чеснок, морковь и лук и готовьте 5 минут, постоянно помешивая.

В кастрюле на медленном огне растопите масло и добавьте муку. Влейте бульон и вустерширский соус. Подождите, пока загустеет, и добавьте мясо, овощи, горох.

Смесь мяса и овощей выложите в сотейник, затем поверх мяса положите картофель. Приправьте картофель по вкусу и поставьте вариться до коричневого цвета в 6–8 дюймах от верха духовки. (Вам может понадобиться крышка, чтобы Невидимый не выскользнул через край и не оказался на дне духовки.) Присыпьте готовое блюдо мелко нарезанной петрушкой.

 

Благодарности

Огромное спасибо великолепному редактору, Шоне Саммерс, чьи озарения, неослабевающий энтузиазм и поддержка сыграли огромную роль в появлении этой серии на свет. Ты редактор, о котором можно только мечтать, Шона!

Спасибо Джессике Себор за внимание к деталям и за то, что присматривала за мной, пока я ездила по стране. Я знаю, что это было нелегко. Спасибо великолепному маркетингу Бантам Делл, дизайнерскому отделу и отделу продаж за ваш тяжелый труд и вашу энергию. Спасибо замечательной Женевьеве Гагн-Хэус за чтение и критику первых набросков ко всей серии. Ты чудесная женщина, и моя благодарность не знает границ! И спасибо моему агенту, Эми Берковер, и замечательным людям из «Райтерс Хауз» за работу «за кулисами», результат которой не сразу можно заметить. Я вижу его и очень вам благодарна!

Благодарю Монинг-маньяков, которые сделали доски сообщений и форумы на karenmoning.com таким веселым местом, поделились своей страстью к жизни, любовью к книгам. Наши сумасшедшие встречи так много значат для меня! Спасибо талантливым поклонникам, которые создали чудесные вещи для Магазина почитателей, и «местным боссам», которые приняли участие в Мировом Турне МакОреола. Вы лучшие!

Спасибо Лейе Манн, чьи таланты настолько многочисленны и разнообразны, что я никогда не смогу перечислить их все: менеджер, инноватор, координатор, фотограф, инициатор, создатель великих событий. Меня всегда изумляет, как такая грандиозная личность может уместиться в таком хрупком теле!

И наконец, особая благодарность моему мужу Нилу, первому человеку, который слышит об эскападах Мак по утрам, и последнему, кому я рассказываю о них на ночь. От мозгового штурма до редактирования, от написания песен до их записи на студии ты настолько обогатил серию о МакКайле и мою жизнь! Я продолжаю с наслаждением творить вместе с тобой.

И всем людям, которые посвятили серии свое время, энергию, креативность и интуицию, — спасибо!

Ссылки

[1] Речь идет о стихотворении «Душа ивы R». (Примеч. пер.).

[2] Хитрый Койот, Дорожный Бегун — персонажи мультипликационного сериала. (Примеч. ред.).

[3] Таблетки, принимаемые при тошноте, рвоте, симптомах морской болезни. (Примеч. пер.).

[4] Келлская книга («Книга Колумбы») — богато иллюстрированная рукописная книга, созданная ирландскими монахами примерно в 800 г. (Примеч. ред.)/

[5] Эшер, Маурис Корнелиц (1898–1972) — нидерландский художник-график. (Примеч. ред.).

[6] Отрывок из стихотворения Р. У. Сервиса «Кремация Сэма Мак-Ги» в пер. Е. Витковского. (Примеч. пер.).

[7] В зеркале и в загадке; в отражении и иносказании (лат.). (Примеч. пер.).

[8] 7

[9] * обозначены Светлые и Темные реликвии.

[10] Мне нравится за несколько минут до готовности намазывать их сверху маслом и немного присыпать сахаром!

[11] Или ножки, или ручки, или все, что вам удалось отрезать. (Примеч. авт.).