Попытка вдохнуть была инстинктивной.

Но стоило мне выйти из Зеркала, и меня опять сковал лед.

Когда я проходила через темную гладь, поднялся занавес, открывая забытые детские впечатления. Внезапно я вспомнила, как в четыре, пять, шесть лет каждую ночь после молитвы закрывала глаза и попадала в этот кошмар.

Я вспомнила, как просыпалась от ужаса, дрожа и хватая воздух ртом, и бежала к папе. Плача, я говорила, что замерзаю и задыхаюсь.

Интересно, какой вывод сделал молодой Джек Лейн из того факта, что его приемную дочь, которой запрещено возвращаться в родную страну, мучили ледяные душные кошмары? Какие ужасы он придумал, чтобы объяснить мои мучения?

Я любила его всем сердцем за детство, которое он мне подарил. Он дал мне надежный якорь из ежедневной рутины простой жизни, в которой было много солнца и велосипедных прогулок, уроков музыки и маминой выпечки на нашей светлой теплой кухне. Возможно, пытаясь сгладить боль от кошмаров, он позволял мне больше, чем следовало бы. Но он всегда обращался со мной как родной отец.

В детстве ужас у меня вызывала не только неспособность дышать. Повзрослев и окрепнув в защитном коконе родительской любви, я научилась подавлять ночные образы и эмоции, которые вызывало у меня Холодное Место. К тому времени как я стала подростком, я надежно похоронила кошмар в подсознании, остались лишь нелюбовь к холоду и раздвоенность, которую я теперь начала понимать. Если какой-то образ и прорывался наружу, я списывала его на фильмы ужасов, мельком увиденные на ТВ.

«Не пугайся. Я выбрала тебя, потому что ты можешь»

Это я тоже теперь вспомнила. Голос, который требовал прийти, пытался утешить меня и обещал, что я способна справиться с задачей — какой бы она ни была.

Я никогда в это не верила. Если бы я могла справиться, меня бы это так не пугало.

Резко встряхнувшись, я сбросила кокон льда. Осколки осыпались, но корка тут же наросла снова.

Я опять встряхнулась. И еще четыре или пять раз. Я боялась, что, если не буду стряхивать лед, его слой станет таким толстым, что я навеки останусь статуей женщины в покоях Темного Короля, замерзшей и забытой.

Когда Бэрронс оживет, он увидит меня и попытается криком вернуть в сознание, заставить двигаться. Но я застыну перед его глазами, навечно вне досягаемости, поскольку никто, кроме меня и таинственного создателя Невидимых, не сможет сюда войти. А кто знает, где Король?

И кто знает, кто Король?

Я хотела это выяснить, а значит, мне нужно найти способ двигаться в его среде обитания. Раньше у меня получалось, давно, в прошлой жизни, когда я была его любовницей. Значит, я способна сделать это снова. Кажется, я оставила зацепки для себя самой.

«Страх, а не реальность мешает тебе».

Нужно было изменить свои ожидания и жить, не пробуя дышать.

Я снова покрылась льдом, но на этот раз замерла, не стараясь стряхнуть корку и бороться за воздух. Я пыталась принять этот лед как что-то приятное, как прохладу во время сильной лихорадки. Меня хватило на тридцать секунд, затем я запаниковала. Серебристые корочки посыпались на темный обсидиановый пол, когда я резко задергалась.

Во второй раз я продержалась минуту.

На третий раз до меня дошло, что я не дышу с того момента, как прошла через Зеркало. Борьба со льдом так захватила меня, что я не замечала этого. Если бы я могла, я бы фыркнула. Здесь, по эту сторону Зеркала, действительно не было воздуха. Моя структура здесь изменилась.

А я застыла, сражаясь за то, что мне не нужно, из-за привычного восприятия жизни.

А говорить по эту сторону я смогу? Разве для того, чтобы говорить, не нужно дышать?

— Эй.

Я вздрогнула. Мой голос звенел, как у Темных Принцев, только в иной тональности, более высокой и женственной. И хотя я пользовалась привычными звуками, без дыхания они превратились в аккорды адского ксилофона.

— Здесь кто-нибудь есть?

Я снова замерзла, застыла на месте, ошеломленная необычным звуком. Мой голос звучал, как трубчатые колокола.

Убедившись, что я не задохнулась и все еще могу говорить, а, пока продолжаю двигаться, льду меня не сковать, я начала бег на месте, оглядывая комнату.

Покои Короля были размером с футбольный стадион. Стены из черного льда поднимались к потолку, который невозможно было различить. Черные лепестки невероятных, пряно пахнущих роз из иного мира с каждым движением взвивались у моих ног. К ним падали кусочки льда, пытавшиеся повторить очертания моего тела. На миг меня заворожил блеск кристаллов на фоне черного пола и цветов.

Она опрокидывается на спину, смеется, лед в ее волосах, бархатистые лепестки взвиваются с пола и падают на ее обнаженную грудь.

Здесь не бывает холодно.

Всегда вместе.

Печаль накатила на меня волной. Я чуть не подавилась ею.

У него столько амбиций.

А у нее одна. Любить.

Он мог бы у нее поучиться.

Крошечные бриллианты с белой половины фаворитки — я не могла заставить себя подумать «моей», особенно стоя рядом с постелью Короля, — вовсе не гасли. Они изменялись, проходя через Зеркало, превращались в ночных светлячков, мерцающих синим светом.

Кровать была задрапирована черными занавесями, устлана шелковистыми черными мехами и занимала треть комнаты. Я подошла к ней, погладила рукой мех. Он был гладким, чувственным. На нем хотелось растянуться голой и никогда не вставать.

Да, это было не теплое белое место, которое я считала уютным, но и по эту сторону Зеркала была своя красота. Мир фаворитки был ярким, теплым летним днем, где нет секретов, а здесь царила ночь, в которой не было ничего невозможного. Я запрокинула голову. На черном высоком потолке были нарисованы звезды? Или Король ради моего удовольствия переместил сюда кусочек чужого неба?

Я была в его спальне. Я помнила это место. Я пришла. Придет ли он? Увижу ли я наконец лицо своего давно потерянного любовника? Если он был моим возлюбленным, почему же я так боюсь?

Быстрее! Почти здесь... Поторопись!

Приказ шел от дальнего входа. И его сила превосходила мою способность к сопротивлению. Я побежала на голос, который с детства меня заклинал.

Когда-то Король превыше всех возносил Королеву Светлых, но тысячелетия назад все изменилось. Он несколько тысяч лет гадал, изучал ее, устраивал ей пробы в попытках определить, в ком из них заключена проблема.

И успокоился в тот день, когда понял, что это не их вина, просто оба они были вечным клеем для двух половин расы, она была Стазисом, а он — Изменением. Странно было лишь то, как долго они пробыли вместе.

Король больше не мог противиться своей эволюции, как и она не могла прервать свою стагнацию. То, чем Королева являлась в любой данный момент, было всем, чем она когда-либо могла стать.

Забавно. Мать их расы, которая владела Песнью Творения, способная на величайшие акты созидания, не была Творцом. Она была силой без желания, удовольствием без радости. А какова жизнь без желания и радости? Она пуста и бессмысленна.

И она еще считала его опасным.

Король начал ускользать все чаще, исследуя миры без нее, он жаждал того, чему не знал названия. Яркий капризный Двор, который он когда-то считал безобидным развлечением, теперь казался ему пустым и глупым.

Он построил крепость в мире черного льда, выбрав его как антитезис выбору Королевы. Здесь, в темном тихом замке, Король мог думать. Здесь, в отсутствие пышных ярких шезлонгов и кичливых придворных, он чувствовал, что растет. Он не тонул в постоянно звенящем смехе, в бесконечных спорах по пустякам. Он был свободен.

Однажды Королева увидела его в ледяном замке, и Короля позабавил ее ужас. Она потеряла яркий плюмаж в свете избранного им мира, который все окрашивал в черное, белое и синее. Спартанская обстановка была нужна Королю, пока он разбирался со сложностью своего существования и решал, кем станет дальше. Это произошло после того, как он нашел фаворитку, после того, как понял, что больше не способен мириться с обществом своего народа дольше нескольких часов, но до того, как он начал предпринимать попытки сделать свою любимую Фейри.

Королева была соблазнительна, она была полна коварства и презрения. И наконец попыталась применить к нему частицу Песни Творения, но Король был готов к этому, потому что, как и она, заглянул в будущее и увидел вероятности.

Они подняли друг против друга оружие впервые в истории их расы.

Величественная, ничего не прощающая владычица вылетела из его крепости, а Король запер за ней ворота и поклялся, что, пока она не даст ему желаемого — секрета бессмертия для любимой, — ни один Видимый не войдет в его ледяные коридоры. Лишь Королева могла создавать эликсир жизни. Она прятала его в своем убежище. Король хотел заполучить его, и более того: он хотел сделать фаворитку равной себе во всем.

Я встряхнулась и перестала бежать. Лед тут же сковал меня, но это уже не пугало. Я подождала несколько секунд, затем шагнула, разбивая корку.

Воспоминания на королевской стороне Зеркала не проплывали у меня перед глазами, как сцены из прошлого. Они сразу же возникали перед моим мысленным взором.

Так, словно я была двумя женщинами одновременно: первая бежала по коридорам из черного льда, а вторая стояла в величественной приемной, глядя, как Королева Фейри сражается с могущественной тьмой, ищет в ней слабости, манипулирует, всегда манипулирует. Я знала каждую мелочь ее бытия, знала, как она выглядит в истинной форме и каковы ее любимые личины. Я даже знала, с каким выражением лица она умерла.

«Иди ко мне...»

Я снова побежала по обсидиановому полу. Король не увлекался декорациями. Не было окон во внешний мир, хотя я знала, что когда-то, до того как Королева превратила этот мир в тюрьму, окна были. Я знала, что когда-то здесь было простое, но царственное убранство, однако теперь только узор тончайшей резьбы по льду напоминал о прежнем величии. Двор Королевы походил на раскрашенную шлюху, Двор Короля хранил странную, но естественную красоту.

Я знала каждый коридор, каждый поворот и изгиб, каждую комнату. Наверное, фаворитка жила здесь, прежде чем он создал Зеркала для нее. Для меня.

Я вздрогнула.

Так где же Король сейчас?

Если в прошлой жизни я была фавориткой, почему он не ждал меня? Кажется, я была запрограммирована рано или поздно попасть в этот особняк. Кто меня призывал?

«Я умираю...»

Мое сердце сжалось. Раньше я думала, что не могу дышать, но это было ничто по сравнению с тем, что я почувствовала от этих простых слов, — я бы отдала правую руку, зубы, а то и двадцать лет жизни, только бы не допустить сказанного.

Перед входом в крепость я резко затормозила и посмотрела вверх. Двери были выточены из чернейшего льда и поднимались на сотни футов. Я никак не смогла бы их открыть. Но голос раздавался оттуда — из мертвого ледяного ада Невидимых.

Высокую арку дверей украшали замысловатые символы, и внезапно я поняла, что существует код. К сожалению, я не могла дотянуться до них и нажать, а поблизости не было даже намека на стометровые лестницы.

И тогда я это почувствовала.

Так, словно он сам поднялся за моей спиной.

Я услышала приказ, исходящий из моего рта, — слова, которые не были предназначены для человеческого языка, — и огромные двери бесшумно распахнулись.

Ледяная тюрьма оказалась именно такой, какой я видела ее во сне, с одной лишь разницей.

Она была пуста.

В моих кошмарах ее всегда населяли бесчисленные чудовища, Невидимые, поджидающие в утесах наверху, швыряли осколки льда по ущелью, словно играли в адский боулинг, а я была кеглей. Другие монстры ныряли вниз, целясь в меня огромными клювами.

Шагнув за дверь, я тут же приготовилась к атаке.

Но ее не последовало.

Застывший арктический ландшафт был пуст, как раковина, как тюрьма со сгнившими решетками.

Но даже без узников каждый горный хребет обнимало отчаяние, оно скользило с утесов, сочилось из бездонных провалов.

Я посмотрела вверх. Неба не было. Утесы из черного льда тянулись выше, чем хватало глаз. Они излучали слабое синее сияние, единственный свет в этом месте. Черно-синий туман густел над трещинами. Тут никогда не всходила луна, никогда не садилось солнце. Не было времен года. И яркие цвета никогда не оживляли этого ландшафта.

Смерть в этом месте воспринималась как благословение. Не было надежды, даже намека на то, что жизнь когда-нибудь изменится. Сотни тысяч лет Невидимые жили на этих холодных, темных, смертоносных утесах. Их нужда, их пустота пропитали темницу насквозь. Когда-то, давным-давно, это был хороший, пусть и странный, мир. Сейчас он стал радиоактивной пустыней.

Я знала, что, пробыв здесь долгое время, утрачу волю к жизни. Начну верить, что эта арктическая пустыня, эта промерзшая тюрьма — единственное, что существует в мире, а то и хуже — единственное, чего я заслуживаю.

Неужели я опоздала? И мне нужно было ответить на призыв до того, как пали стены? А теперь я вижу только, как в песочных часах сыплется песок?

Но я продолжала слышать голос во сне — и даже теперь, наяву. А это значило, что время у меня еще есть.

Но для чего?

Я рассматривала множество пещер в монолитных склонах иззубренных гор. Эти ледяные дома создали себе Невидимые. Ни намека на движение. Я знала, что в пещерах ничего нет. Те, кто утратил надежду, не вьют гнезд. Они лишь не гибнут. Внезапно я ощутила глубокую жалость к ним, низведенным до такого состояния. Ну что за мстительность со стороны Королевы! Они же могли стать сородичами Светлых, а не дрожать целую вечность среди льда и темноты. На солнечном пляже, в тропическом климате, они могли бы даже эволюционировать, как Король. Но нет, Королеве мало было запереть их в тюрьму. Она хотела, чтобы они страдали. А за какое преступление? Чем они заслужили это? Только тем, что родились без ее разрешения?

Меня беспокоила искренность моих мыслей. Я жалела Невидимых и считала, что Король эволюционировал.

Наверное, это место влияло на воспоминания.

Я перелезла через ледяной нанос, вышла на неровную почву и повернула в узкое ущелье между высоких скал. Эта тонкая щель была еще одним кошмаром из моего детства. Ширина прохода была меньше метра, скалы давили на меня, вызывали клаустрофобию, но я знала, что это верный путь.

С каждым шагом моя раздвоенность усиливалась.

Я была Мак, которая ненавидела Невидимых и больше всего на свете хотела вернуть их в тюрьму и запереть.

Я была фавориткой, которая любила Короля и его детей. Я любила даже это место. До того как коронованная сука испортила все за миг до смерти, я была здесь счастлива.

Кстати о смерти. Я давно должна была умереть. Я не дышала. Кровь не текла в моих венах. Тут не было кислорода. Я должна была замерзнуть до смерти, как только вышла из Зеркала. Я никак не могла идти при таких условиях, но все же шла.

Мне было так холодно, что смерть я приняла бы с облегчением. Теперь стало ясно, почему в детстве я так восхищалась «Сожжением Сэма МакГи». Упоминание о тепле почти не воспринималось сознанием.

Я несколько раз думала о том, чтобы отказаться от навязанной мне миссии. Я могла развернуться, вернуться в замок, пройти сквозь Зеркало, найти Иерихона и продолжить то, что мы начали, притворившись, будто ничего не было. Он же ничего не скажет. У него самого есть темные тайны.

Я могла забыть, что была фавориткой. Забыть о прошлом. Ну кто бы хотел любить кого-то, с кем не встречался в этой жизни? Мысли о Короле Невидимых были огромным клубком эмоций, и меньше всего мне хотелось его распутывать.

«Поспеши! Ты должна!»

Начал падать острый снег. Глубоко в пещерах зазвенели жуткие скрипучие крики. Иерихон сказал мне, что некоторые твари стали в этой тюрьме настолько уродливыми, что решили остаться и после падения стен, поскольку любили свой дом. Как бы я добралась до цели, если бы это место все еще было обитаемо? И прежде всего, как я должна была найти дорогу? Почему обстоятельства сложились так, что я оказалась здесь и сейчас, а главное — кто на них повлиял? Кто мой кукловод? Я не хотела здесь находиться. И была не в силах уйти.

Не знаю, сколько я пробиралась через отчаяние и запустение, настолько осязаемые, что каждый шаг сквозь них был шагом по бетонному раствору. Времени тут не существовало. Не было часов, не было минут, не было ночи, дня, солнца и луны. Лишь однообразные чередования черного, белого и синего и вечное страдание.

Сколько раз я проходила этой дорогой во сне? Если я видела сны с рождения, то больше восьми тысяч.

Повторение делало каждый шаг уверенным. Я обходила опасно скользкий лед, о котором не могла не знать. Я догадывалась о расположении бездонных провалов. Мне были известны форма и количество входов в пещеры на темной стене над моей головой. Я узнавала мелкие ориентиры, которые просто не заметил бы тот, кто не проходил по этому пути бесчисленное количество раз.

Если бы в моих венах текла кровь, мое сердце забилось бы быстрее. Я не знала, что меня ждет. Если я и добиралась до конца пути во сне, я слишком хорошо заблокировала воспоминания об этом.

Мной всегда командовал женский голос. Наверное, фаворитка, стоило мне заснуть, брала надо мной верх и пыталась заставить меня что-то вспомнить и сделать?

Дэррок сказал, что некоторые верили: Король Невидимых похоронен в черном льду и вечно спит в своей темнице. Его заманили в ловушку, и с тех пор он звал меня в стране Снов, пытаясь научить, как освободить его? И в этом — цель всей моей жизни?

Несмотря на любовь, которую испытывала к нему фаворитка, я отказывалась посвятить этому всю свою жизнь, отказывалась служить инструментом без учета меня самой, того, кем я могла бы стать. Разве ей было мало одной долгой жизни, ожидания, что Король одумается, вытащит голову из задницы и начнет жить?

Неудивительно, что в старшей школе я чувствовала себя психопаткой! Я с детства подавляла в себе воспоминания о другой жизни и носила их в своем подсознании!

Внезапно мне все стало казаться подозрительным. Я действительно так любила солнце или это остатки ее чувств? Мне на самом деле нравилось следовать моде или я была одержима гардеробом фаворитки с тысячами чудесных платьев? Я вправду любила украшать свое жилище или это отголоски ее желания менять обстановку в ожидании любовника?

Мне вообще нравился розовый цвет?

Я попыталась вспомнить, сколько платьев в гардеробе фаворитки были розовыми.

— Тьфу, — сказала я.

Мой голос прозвенел басовитым гонгом.

Я не хотела быть ею. Я хотела быть собой.

И вот что жутко: может, я вовсе не реинкарнация фаворитки, может, я сама фаворитка, а кто-то заставил меня выпить из котла!

— Ага, а потом послал пластического хирурга и переделал мое лицо? — пробормотала я.

Я была совершенно на нее не похожа.

В моей голове роились страхи, один хуже другого.

Я остановилась, словно зовущий меня радиомаяк, пищавший все быстрее и быстрее, стал издавать один долгий звук.

Я была на месте, где бы оно ни находилось. Что бы меня ни ждало, что или кто ни привел бы меня сюда, он находился сразу за следующим хребтом из черного льда, метрах в десяти от меня.

Я стояла так долго, что снова покрылась льдом.

Меня охватило отчаяние. Я не хотела смотреть. Не хотела туда идти. Что, если мне не понравится то, что я там обнаружу? Настолько, что я заблокировала память, потому что здесь во сне умерла?

Что, если я опоздала?

Тюрьма была пуста. Не было смысла идти дальше. Я могу просто сдаться, навсегда превратиться в лед и забыть. Я не хотела быть фавориткой. Я не хотела найти Короля. Я не хотела оставаться в стране Фейри и быть его вечной возлюбленной.

Я хотела быть человеком. Хотела жить в Дублине и Ашфорде, любить маму и папу. Хотела сражаться рядом с Иерихоном Бэрронсом и однажды, когда мир восстановится, заняться книжным магазином. Хотела видеть, как взрослеет Дэни, как она в первый раз влюбляется. Хотела заменить старушку Ро на Кэт и проводить отпуск на тропических пляжах человеческого мира.

Я стояла, не зная, на что решиться. Отправиться на встречу с судьбой, как послушный маленький автомат? Замерзнуть и забыть, то есть сделать то, что пыталось заставить меня это пустое место? Или развернуться и уйти? Последняя мысль нравилась мне больше всего. Она зависела от моей личной воли, выбора парусов и курса.

Но если я никогда не переберусь за хребет, не увижу, чем заканчивается сон, отравивший всю мою жизнь, смогу ли я от него освободиться?

Никакая высшая сила не заставит меня продолжать, ни одно божество не осудит меня за поиск Книги и восстановление стен. Но то, что я могу ее выследить, еще не значит, что я должна это сделать. Я не должна сражаться с Фейри. Я вольна в своих действиях. Я могу уйти прямо сейчас, уехать, отказаться от ответственности, заботиться только о себе, и пусть кто-то другой со всем этим разбирается. Это был странный новый мир. Я могла перестать сопротивляться, адаптироваться — и справилась бы на «отлично». За последние несколько месяцев я доказала себе, что прекрасно умею приспосабливаться и продолжаю жить в мире, где все является не тем, чем кажется.

И все же... А смогла бы я развернуться сейчас и уйти, так никогда и не узнав, в чем дело? Жить с вечной раздвоенностью при каждом выборе? И хотела бы я так жить — в постоянном конфликте с собой, зная, что не смогла, что струсила в решающий момент?

«Безопасность — это ограда, а ограды для овец», — сказала я Ровене.

«А если дело дойдет до реальной проверки, — надменно ответила она, — выдержишь ли ты сама?»

Вот и проверка.

Я разломала лед, отряхнула его с кожи и зашагала к перевалу.