Пролог

Дублин, Ирландия

Ночь была дикой, волнующей, неистовой. Беспрецедентной.

Такой же, как и он сам.

Словно незапланированный эпизод в фильме с четко прописанным сценарием.

Пальто развевалось за его спиной, будто темные крылья. Он прошел по мокрой от дождя крыше водонапорной башни, присел на корточки у самого края и, сложив руки на коленях, посмотрел на город внизу.

Молнии сверкали золотым и багровым, ненадолго покрывая позолотой темные крыши и мокрым серебром улицы. Газовые фонари светились янтарем, в окнах тускло полыхали огоньки, а воздух был наполнен магией Фэйри. По булыжной мостовой стелился туман, расползаясь по аллеям, окутывая здания.

Нет такого места, где бы ему хотелось быть больше, чем здесь — в этом сияющем городе, где люди нового времени ходят бок о бок с языческими божками. За последний год Дублин превратился из нормального города с толикой магии в город, до дрожи переполненный магией, лишь с толикой нормальности. Сначала он преобразился из процветающего средоточия человеческой активности в пустынную ледяную оболочку, а затем в свое текущее воплощение. Сейчас он бурлит жизнью, как и те, кто смог выжить и теперь пытается завладеть контролем над ним. Дублин стал полем сражения, на котором баланс силы смещается каждый раз, когда очередной ключевой игрок, неожиданно для самого себя, выбывает из строя. Ничто не дается просто. Каждый шаг, каждое принятое решение — вопрос жизни и смерти. Интересные настали времена. Жизнь смертных коротка. И потому невероятно захватывающая. Ведь если смерть твой постоянный спутник, ты спешишь жить. Насыщенно.

Ему известно прошлое. Украдкой видел он и множество возможных вариантов будущего. Как и его непредсказуемые обитатели, Дублин не вписывается ни в одну из вероятностей. Последние события не отражались ни в одном из тех вариантов будущего, что он видел. Невозможно предсказать, что произойдет дальше. Возможности бесконечны.

И ему это нравится.

Судьбу неверно именуют. Она всего лишь иллюзия, за которую могут ухватится те, кто теряя контроль над обстоятельствами, просто обязан верить, что у их никчемного существования есть некая высшая цель, таинственный замысел, который оправдывает их страдания.

О, горькая правда: судьба всего лишь космическое отхожее место. Такова природа вселенной — она выбрасывает всё инертное, неспособное проявить собственную волю. В состоянии покоя всё затормаживается. А движение придает ускорение. Судьба же снайпер, предпочитающий неподвижные цели подвижным.

Он бы хотел каждое здание в городе расписать граффити: «НЕ СУДЬБА ЭТО. А ВАША СОБСТВЕННАЯ ГЛУПАЯ ЧЕРТОВА ВИНА.» Но знает, что это бесполезно, ведь признав, что судьбы не существует, им придется признать, что ответственность лежит на них самих, а он не стал бы на это ставить.

И всё же… время от времени появляется кто-то, кто, как он сам и как этот город, бросает вызов всем ожиданиям и, прекрасно отдавая себе отчет в том, к чему приводят его действия, посылает судьбу на три веселые буквы при каждом удобном случае. Кто-то, кто не просто существует.

Кто живет. Бесстрашно. И готов заплатить любую цену ради собственной свободы. Таких он понимает.

С ухмылкой он обвел взглядом город.

С башни ему было видно даже неспокойное, с пенистыми гребнями волн море, серибристо-черную поверхность которого оттеняли силуэты огромных заброшенных судов, барж и более обтекаемых кораблей, раскачивающихся на штормовых волнах, чьи белые паруса хлестали от порывов пронизывающего ветра.

Слева от него простирались крыши, ещё одно темное, залитое дождем море, укрывающее тех немногих людей, что пережили падение древних стен, скрывавших фейри тысячелетиями.

Справа на тихой покрытой брусчаткой улице легкоразличимое в сиянии прожекторов между пабами, фешенебельными магазинами и обширной заброшенной частью города, опустошенной ненасытным аппетитом Теней, находилось необычное место, бросающее вызов однородности пространства, известное как «Книги и Сувениры Бэрронса», и которое являлось не тем, чем казалось на первый взгляд.

Где-то там внизу, где неоновые вывески отбрасывают на асфальт изломанные радуги, и где водостоки, направляя потоки воды, образуют из давно заброшенных катакомб огромную подземную сливную систему, а по улицам как открыто, так и скрываясь, ходят фейри, находится и бывший владелец, если этим местом вообще можно владеть, этого книжного магазина; его по-макиавеллиевски безжалостный брат; и невидимая женщина, которая, как и здание, на которое она претендует, является не тем, чем на первый взгляд кажется.

А ещё левее, если двигаться по извилистым проселочным дорогам где-то час вдоль унылой пустоши, а потом ещё один сквозь по-фэйрийски буйную растительность, находится ещё одно из тех древних мест, которыми невозможно обладать, и которым решительно настроена управлять выдающаяся, могущественная женщина.

Бэрронс, Риодан, Мак, Джада.

Перспективы грандиозны, поразительны. Обычно он прекрасно представляет себе, как всё может обернуться… Но не в эти времена: непредсказуемые и спонтанные.

Он запрокинул свою темную голову и рассмеялся.

Такие же, как и он сам.

 

Глава 1

Благодаря моим родителям, Джеку и Рейни Лейн, я росла, веря в правила. Не всегда они мне нравились, и иногда я их нарушала, но они были надежным основанием, на котором я строила свою жизнь. Они помогали мне не свернуть с пути истинного, ну или, по крайней мере, могли указать мне, как на него вернуться.

Правила служат определенной цели. Однажды я сказала Ровене, что они подобны ограждению для овец. Но соблюдение правил не просто сдерживает овец на пастбищах, давая пастухам возможность их контролировать; оно ещё и гарантирует безопасность от пугающего неизведанного. Ночь не так страшна, если толчешься посреди пушистозадого стада, не видя дальше соседского пушистого зада, чувствуешь себя безопасно и сравнительно нормально.

Когда же тебя ничто не ограждает, ты остаешься один на один с темной ночью. И если нет правил, то ты сам решаешь, чего хочешь и на что готов пойти ради того, чтобы это заполучить. И вынужден мириться с тем, чем пришлось вооружиться ради выживания.

Ведь нас характеризуют вовсе не достижения наших взлетов.

В конце концов, всё сводится к тому, в кого мы превращаемся во времена падений.

Вот на что ты способен, если… предположим…

…застрял посреди океана, ухватившись за обломок дерева, который и твой-то вес еле выдерживает, а рядом едва держится на плаву хороший человек, которому этот обломок тоже нужен позарез.

Такие моменты нас и характеризуют.

Уступишь свою единственную надежду на спасение незнакомцу? И будет ли иметь значение, кто этот незнакомец: старик, который жизнь прожил, или юноша, который жизни ещё не видел?

Или разделишь с ним обломок, приговорив обоих к верной смерти?

А может будешь отчаянно бороться за вожделенный плот с полным осознанием того, что, всего лишь отняв обломок, уплывёшь прочь, не причинив незнакомцу вреда, все равно станешь убийцей?

Сочтешь это убийством?

Способен ты на хладнокровное убийство?

А что будешь чувствовать, уплывая? Станешь оглядываться назад? Будут ли слезы застилать твои глаза? Или будешь считать себя хреновым победителем?

Угроза смерти способна разрушить мыльный пузырь наших представлений о самих себе. Много чего ещё на это способно.

Я живу в мире, где очень мало ограждений. А те, что сохранились, совсем обветшали за последнее время.

Мне это совсем не нравится. Не существует больше истинного пути. Остались только окольные, да и те постоянно приходится прокладывать заново, чтобы ненароком не нарваться на МФП, черную дыру и всевозможных монстров, не говоря уже об этических ямах, которыми буквально усеяны маршруты постапокалиптического мира.

Стеклянный офис Риодана в приватном режиме: пол — прозрачный, стены и потолок затонированы. Я уставилась в стеклянную стену, завороженная отражением глянцевого черного стола за моей спиной в стеклянной стене, отражающейся в столе, отражающимся в стене, и так до бесконечности, как в зеркальном лабиринте.

И хотя я стою прямо между столом и стеной, для мира и самой себя я невидима. Синсар Дабх по-прежнему таинственно помалкивает и по какой-то неведомой причине продолжает меня скрывать.

Подняв голову, я рассматриваю место, где должна была бы быть.

Лишь пустота смотрит на меня в ответ. И это на удивление уместно.

Tabula rasa — чистый лист. Это я. Знаю, где-то завалялась ручка, но я, кажется, разучилась писать. А может, просто поумнела и поняла, что теперь мне приходится иметь дело уже не как в юности с простым карандашом, следы которого легко стереть ластиком, а с маркером: черным, толстым и несмываемым.

«Дэни, перестань убегать. Я хочу всего лишь поговорить…»

Дэни больше нет. Теперь есть только Джада. Я не могу переписать историю: нашу с ней ссору; то, что мы с Бэрронсом переставили зеркала; и то, что Дэни выбрала то из них, которое ведет в слишком опасное место. Не могу изменить её ужасное детство, полное издевательств, которое расщепило её личность, с чем она, кстати сказать, потрясающе и очень творчески справилась и смогла выжить. Из всего перечисленного мне, пожалуй, больше всего хотелось бы исправить именно последний пункт.

Меня парализует страх того, что я могу всё запороть. Я прекрасно осознаю силу эффекта бабочки, знаю, что даже малейшее и самое безобидное действие может привести к невообразимой катастрофе, и моя попытка разобраться с Дэни — болезненное этому доказательство. Пять с половиной лет её жизни потрачены зря. Энергичная, забавная, эмоциональная, с неуемной жаждой жизни Мега превратилась в бессердечного киллера.

В последнее время я утешала себя мыслью о том, что хоть Бэрронс и его парни и балансируют на грани человечности, они всё-таки придерживаются определенного кодекса, живя так, как им это выгодно, и при этом не особо вредя нашему миру. Как и у меня, у каждого из них есть монстр внутри, но они выработали свод правил, который помогает им сдерживать свою дикую натуру.

По большей части.

Что меня вполне устраивает.

Я всё продолжала уговаривать себя, что тоже выработаю кодекс, которого буду придерживаться, используя их как пример для подражания. Я фыркнула. Нелепо и смешно. Те, кто были для меня примером год назад, и те, кто являются им сейчас — полярные противоположности.

Я подняла взгляд на монитор, показывающий наполовину затемненную каменную пещеру, где на границе тьмы и света сидят Бэрронс с Риоданом, наблюдая за фигурой, скрытой в тени.

Затаив дыхание, я ждала, когда фигура снова объявится в тусклом свете, рассеивающим мрак. Мне нужно взглянуть на неё ещё раз, чтобы убедиться в своих подозрениях.

Когда существо, сотрясаясь и спотыкаясь, наконец встало на ноги, взмахивая руками, словно отражая удары невидимых противников, Бэрронс с Риоданом приняли боевую стойку.

Оно рвануло из тени и бросилось к Риодану, пытаясь вцепиться ему в глотку своими огромными когтистыми руками. Оно пульсировало, менялось, безуспешно сопротивлялось, обращаясь прямо у меня на глазах. В тусклом свете по-кошачьи золотые глаза превращались в алые, затем в алые с золотыми крапинками и снова в алые. На гладком лбу, скрытом длинными черными волосами, внезапно вырос рог. Черные клыки заблестели в полумраке, превращаясь в белые зубы, затем снова в клыки.

Я наблюдала за подобным перевоплощением достаточно часто, чтобы понять, что происходит.

Девяткой их теперь не назовешь.

Теперь их десять.

Бэрронс не дал горцу дотянуться до Риодана, и они втроем стремительно превратились в смазанные очертания, двигаясь в манере, подобной дэниному стоп-кадру, только ещё быстрее.

«Преврати меня в подобную себе,» — просила я Бэрронса не так давно. Хотя, если честно, сомневаюсь, что пошла бы на это. По крайней мере сейчас, когда я одержима существом, которое так ужасает меня.

«Никогда не просите меня об этом,» — прорычал он. Его резкий ответ красноречиво указывал на то, что он мог бы сделать это, если бы захотел. И я поняла, как это обычно бывает между нами, и без слов, что подобное ему не просто отвратительно, но и является нарушением их нерушимых правил. Подозреваю, что однажды, найдя меня в подземном гроте на грани смерти, он рассматривал такую вероятность. И возможно, тогда, когда его сын вырвал мне глотку. Он был рад тому, что ему не пришлось принять подобное решение.

А Риодан все же принял его. И не ради женщины, как это сделал Темный Король, одержимый страстью, в результате которой появился Темный Двор, а по совершенно непонятным мне причинам. Ради горца, которого он едва знал. В очередной раз собственник Честера предстал передо мной загадкой. Зачем он это сделал? Дэйгис умер или умирал, пронзенный Кровавой Ведьмой, разбитый и сломанный ужасным падением в ущелье.

Люди умирают.

И Риодану на это нафиг наплевать.

Бэрронс в ярости. Хоть я и не отказалась бы это послушать, мне не нужен звук, чтобы понять: в той каменной пещере что-то дикое клокочет в его груди. Ноздри трепещут, глаза сужены, зубы сверкают в оскале, пока он выплевывает слова, которых мне не слышно, но которых оказывается достаточно, чтобы горец угомонился без применения к нему убийственной силы. Подозреваю, силу эту решили не применять вовсе не по доброте душевной, а чтобы возни было поменьше, ведь если Дэйгис и умрет, то снова воскреснет в том месте, где они все возрождаются. И им придется отправиться туда, чтобы привести его обратно, а это не только прибавит им проблем, но и раскроет десятому, где находится это запретное место, а этого не знаю даже я.

Я хмурюсь. Мои предположения могут оказаться ошибочными. Ведь если, каждый из них воскресает на том месте, где впервые умер, то Дэйгис оживет где-то в горах Германии.

Короче… как и Бэрронс, я в ярости.

Если Риодан безнаказанно нарушает правила, как я должна понять, что является допустимым для меня? И зачем нужны ограничения, если их вот так запросто можно преступать, когда вздумается?

Отстойные у меня примеры для подражания.

Обойдя стол, я уселась в кресло Риодана, разглядывая мониторы, обрамляющие противоположную стену, жалея, что не умею читать по губам.

Дэйгиса затрясло в конвульсиях, и он свалился на пол, содрогаясь от попыток зверя вырваться наружу и захватить контроль над оболочкой, которую они теперь с ним разделяют. Для меня не секрет, что и я, и Дэни ведем похожую борьбу: она — с Джадой, а я — с Книгой. Возможно, так происходит со всеми, кто находится на передовой решающих для этого мира сражений. Может все, кто, как говорит Дэни, живет по-полной, рано или поздно обзаводятся своим собственным демоном. Дома, в Джорджии, я повидала немало ветеранов. В последнее время мой взгляд стал таким же, как у них. Может, это неминуемо для тех, кто провел слишком много времени в темноте и вне защитных ограждений? Может, такая расплата ждёт всех, покинувших свое стадо. Может, поэтому тупые овцы за ограждения и не выходят.

А может, они вовсе и не тупые?

Хотя опять же, мои злоключения ведь начались ещё до моего рождения. У меня и выбора не было, на самом-то деле. Психопаты вон тоже каждый день рождаются. А может, внутренний демон появляется по воле случая. Бэрронса же я встретила случайно. Невероятное везение для женщины — такого заполучить. Не знаю, правда, можно ли про него так сказать.

Когда бесконечная и болезненная, как мне показалось, трансформация закончилась, Дэйгис снова отполз в тень, влез на каменный уступ и улегся на нем, дико дрожа.

Интересно, что с ним происходит? Может, у девятки, как у вампиров, начинается приступ безумной кровожадности, когда они впервые превращаются в то, чем они, чертяки, являются? Интересно, соображает ли он хоть что-нибудь, или его тело подвержено настолько травматичным изменениям, что он сейчас, как и я, чистый лист? А ещё интересно, как они собираются объяснять всё это Келтарам и жене Дэйгиса. А, дошло: они явно не собираются этого делать, раз отправили клан горцев хоронить какое-то другое тело.

Ну и беспредел. Не вижу ни одного положительного момента в этой ситуации. Разве что для Хлои, если, конечно, они с мужем когда-нибудь воссоединятся. Лично для меня зверь Бэрронса не проблема, чем больше я с ним сталкиваюсь, тем больше он мне нравится. Уж точно побольше, чем сам мужчина, по крайней мере на данный момент, ведь он не вернулся первым делом ко мне, и не важно, что теперь я знаю, почему он этого не сделал.

Дверь в офис открылась, и в проеме появился Лор. Опустив взгляд, я убедилась, что кресло, в котором я сижу, осталось видимым, и сдержала вздох облегчения. Видимо, оно достаточно большое, раз не превратилось в невидимку подо мной. Я аккуратно выскользнула из него, и сделала это медленно настолько, что у меня мышцы запекло огнем, так я старалась, чтобы оно не заскрипело и не пошевелилось, выдав мое присутствие. Потихоньку обойдя стол, я прижалась к стене.

С опозданием я поняла, что потайные панели в столе Риодана теперь оказались на обозрении, а на мониторах, которые обычно отображали открытые для всех части клуба сейчас было то, о чем Лор мог и не знать. «Скрытные» — слишком мягкое определение для Бэрронса и Риодана. Не-вмешивайся-на-хрен-в-мои-дела — их фамилия. Не знаю, сказали ли они Лору о том, что я стала невидимкой, но если они этого не сделали, то я тем более не собираюсь.

Лор оглянулся через плечо, осмотрел коридор, чтобы убедиться в том, что его никто не заметил, а затем спешно вошел внутрь, и дверь сомкнулась за его спиной.

Я подняла бровь, гадая, что же он задумал.

Он пошел прямо к столу, но резко остановился, увидев, что потайная панель выдвинута.

— Что за херня, босс? — пробубнил он.

Затем он потопал к креслу, но снова тормознул, заметив, что панель с внутренней стороны стола тоже выдвинута.

— Господи, ты таким растяпой стал. Что нахрен стряслось, что ты умчался и не закрыл тут всё?

Что же, его предположения меня вполне устраивают.

Качая головой, Лор плюхнулся в кресло Риодана и выдвинул скрытую панель ещё больше, чем мне это казалось возможным, открыв два пульта. Я подкралась поближе, заглядывая ему через плечо, но резко отскочила, когда он откинулся на спинку, задрал ноги на стол и хитро заулыбался.

Пришлось снова подкрадываться ближе.

Он жал на перемотку несколько секунд, потом на воспроизведение, а потом поднял взгляд на тот самый монитор, на котором каких-нибудь десять минут назад я наблюдала за тем, как они с Джо занимаются сексом.

Он что прикалывается? Приперся сюда, чтобы полюбоваться на свои потрахушки с Джо? Мужики, блин!

Отказываюсь смотреть это второй раз. Мне и первого хватило. Закрыв глаза, я дожидалась, когда он заметит, что происходит на соседнем экране. Много времени ему не потребовалось.

— Что это на хрен такое? — почти шепотом произнес он. Я услышала, как что-то разломалось, на пол посыпались осколки пластика.

Мда. Он ничегошеньки не знал.

— Охренеть, — отрывисто рявкнул он, а спустя мгновение зарычал: — Охреееееенеть, — и затем: — О, охренеть, охренеть, ОХРЕНЕТЬ.

У Лора пластинка заела на любимом словечке. Это и не удивительно.

Я открыла глаза. Он стоял за столом, выпрямившись, словно кол проглотил: ноги расставлены, руки сложены на груди, каждая мышца с головы до пят напряжена. Пульт валялся на полу, раздробленный на осколки.

— Окончательно охренел? Совсем с катушек нахрен слетел?

Сама этим вопросом задаюсь.

— Мы не творим такого беспредела. Это нахрен правило номер один в нашей охреневшей вселенной. Даже тебе это с рук не сойдет, босс!

И хоть меня немало порадовал факт, что без последствий не обойдется, не меньше меня это и расстроило. Нашему миру меньше всего сейчас нужна междоусобная война девятки. Вернее, теперь… десятки.

— Сукинжетынахренсын!

В этом весь Лор. В многословии его не обвинишь.

Он схватил второй пульт, нажал на кнопку, и офис наполнился жуткими стонами боли. Горец свернулся калачиком на каменном уступе. Бэрронс с Риоданом сидят в полной тишине, наблюдая за горцем. Видимо, ругаться они уже закончили. Кто бы сомневался, стоило нам обзавестись звуком, как они перестали разговаривать друг с другом.

Взгляд мой задержался на Бэрронсе: диком, элегантном, деспотичном и невероятно самодостаточном. Узнаю эту рубашку с расстегнутым воротом и закатанными рукавами. Узнаю брюки, настолько темно-серые, что кажутся черными, и его черные с серебром ботинки. Когда я его видела в последний раз, снова с распоротым животом на проклятом обрыве (я, Бэрронс и обрывы — проверенный рецепт катастрофы), он был в окровавленной и разорванной одежде, а значит успел побывать в своем логове за книжным магазином и переодеться. Когда успел? Сегодня после того, как я ушла? Или несколько дней назад, когда я крутилась и вертелась на диване, пытаясь поспать? Он вообще заходил в магазин? Когда же он вернулся? У него ведь остро развиты чувства восприятия, и он знает, что я невидима, так что если он и заходил в магазин, пока я спала, то точно заметил мои следы на диване. Он вообще искал меня?

— Ты его нахрен обратил, — прорычал Лор. — И что в нем нахрен такого особенного? А меня завалил всего лишь за то, что я устроил себе отгул и трахнул Джо! — фыркнул он. — О, чувак, это дойдет до трибунала. Нужно было просто дать ему умереть. Ты же знаешь, к чему подобное нахрен приводит!

Что за трибунал? Конечно же я знаю, что это означает, просто даже представить себе не могу, кто у девятки восседает в суде. И значит ли это, что они уже обращали людей в прошлом? И если так, что трибунал с ними сделал? Убить-то их нельзя. По крайней мере, так было до недавних пор. Теперь-то есть К'Врак, древний темный охотник, чьё убийственное дыхание упокоило измученного сына Бэрронса. Неужто попытаются найти его, чтобы избавиться от Дэйгиса? Надеюсь, они не рассчитывают, что я им в этом помогу? Неужели Дэйгис избежал смерти лишь для того, чтобы всё-таки умереть, ещё и душу при этом потеряв?

Бэрронс заговорил, и я задрожала. Обожаю голос этого мужчины. Глубокий, с неопределяемым акцентом, чертовски сексуальным. Когда он говорит, все мои мышцы переключаются на пониженную, тяговую, более агрессивную передачу. Хочу его всё время. Даже когда злюсь на него. Может, даже ещё сильнее, чем обычно. Извращенка я.

— Ты нарушил наш кодекс. Связал нас лишними обязательствами, — рычал Бэрронс.

Риодан многозначительно посмотрел на него, но промолчал.

— Он всегда будет предан прежде всего своему клану. А не нам.

— Спорно.

— Наши тайны. Теперь он их знает. Он не станет молчать.

— Спорно.

— Он Келтар. А они паиньки — неудачники, которые сражаются на стороне добра, словно оно, черт возьми, существует.

Риодан ухмыльнулся.

— Ну, от этого недостатка мы его избавили.

— Ты знаешь, какое решение примет трибунал.

— Не будет никакого трибунала. Мы его спрячем.

— Не будешь же ты прятать его вечно. Да и он не согласится вечно прятаться. У него есть жена и ребенок.

— Смирится.

— Он горец. Клан для него — всё. Никогда он с этим не смирится.

— Смирится.

— Повторение ошибочного утверждения… — передразнил его Бэрронс.

— Пошел ты.

— И из-за того, что он с этим не смирится, ты знаешь, что они сделают. Что мы сделали остальным.

Сколько тех остальных, интересно? И что они им сделали?

— Ну, Мак-то при тебе, — ответил Риодан.

— Я не обращал Мак.

— Только потому что тебе не пришлось. Кто-то другой сделал её неуязвимой. И облегчил тебе жизнь. Может, в наш кодекс нужно внести поправки.

— Есть причины, по которым он такой, какой есть.

— Ты нахрен издеваешься. Сам заявлял, что теперь всё по-другому, и раз мы изменились, значит должен измениться и наш кодекс. Законы либо есть, либо их нет. И их, как и всё прочее в этой вселенной, стоит испытывать на прочность.

— Так вот чего ты добиваешься… Прецедент создаёшь. Не выйдет. Не в этом вопросе. Собрался обратить Дэни… которой не помешало бы снова стать Дэни.

— Никто нахрен не обратит мою сладенькую девочку, — мрачно проворчал Лор.

— Значит горец твоё прецедентное дело… — сказал Бэрронс.

Риодан ничего не ответил.

— Кас не разговаривает. Икс с ума сходит и в хорошие дни, а в плохие так и вовсе буйнопомешанный. Тебе всё это надоело. Хочешь снова обзавестись семьёй. Хочешь, чтобы дом был полным, как в прежние времена.

— Какой же ты, мать твою, всё-таки недальновидный, дальше собственного члена не видишь, — прорычал Риодан.

— Не такой уж и недальновидный.

— Ты не понимаешь, что нас ждет.

Бэрронс склонил голову в ожидании.

— Ты вообще задумывался о том, что случится, если мы не найдем способ остановить рост дыр, которые оставил после себя Ледяной Король.

— Честер будет стерт с лица земли. Часть мира исчезнет.

— Или весь мир целиком.

— Мы это остановим.

— А если не сможем.

— Уйдем отсюда.

— Ребенок, — произнес Риодан с таким презрением, что я сразу поняла, он говорит о Танцоре, а не о Дэни: — утверждает, что они подобны черным дырам. Что в худшем случае всё, что в них попадает, просто исчезает. А в лучшем — из них невозможно выбраться. Умирая, — с ударением произнес он: — мы возрождаемся в этом мире. И если этот мир прекратит свое существование или окажется внутри черной дыры… — он не стал продолжать. Этого и не требовалось.

Лор уставился в монитор.

— Это дерьмово, босс.

— Вечно мне приходится заниматься планированием, — продолжил Риодан. — И делать всё необходимое, чтобы защитить нас всех, обеспечивая безопасность нашего существования, пока вы, скоты, живете так, словно завтра непременно наступит.

— Ах, — с издевкой произнес Бэрронс, — короля утомила корона.

— Да не корона меня утомила, а подданные.

— Ну и при чём тут горец? — нетерпеливо спросил Бэрронс.

Вот и я о том же.

— Он друид из шестнадцатого века, который был одержим Драгарами — тринадцатью древнейшими друидами, которых обучали сами фейри.

— Слышал, он избавился от этой проблемы, — сказал Бэрронс.

— А я слышал иное, когда один ходячий детектор лжи сказал Мак, что его дядя так и не смог избавиться от них окончательно.

Я нахмурилась, прижав пальцы ко лбу, потирая его, словно это поможет мне вспомнить, где я была, когда Кристиан мне это рассказывал, и были ли там поблизости чертовы тараканы. Вся беда с тараканами заключается в том, что они маленькие, могут пролезть в сущности в любую дыру и подслушать, оставаясь незамеченными.

— Ты знаешь, о чем Кристиан разговаривал с Мак, когда самого тебя при этом разговоре не было? — мягко поинтересовался Бэрронс.

Риодан не ответил.

— Если я когда-нибудь увижу таракана в моем книжном магазине… — Бэрронс не потрудился продолжить.

— Тараканы? — пробормотал Лор. — О чем вообще он нахрен говорит?

— Светлая Королева исчезла, — продолжил Риодан. — Темным плевать на то, что случится с этим миром. Они не привязаны к этой планете так, как мы. Магия фейри разрушает этот мир. Возможно, только она его в состоянии спасти. Горец не должен был умирать на том утесе. Это не входило в мои планы. Не знаю, как ты, но я не хочу, чтобы мою чертову вагину засосало в черную дыру.

Ну очень наглядно.

— Я этого тоже не хочу, — тихо проговорил Лор. — Мне нравятся розовые и маленькие вагины. Гораздо более маленькие, — добавил он. — И гораздо более тугие.

Я закатила глаза.

— Это может стать нашим концом, — произнес Риодан.

Конец девятки? Я всегда думала, что если дела пойдут совсем плохо, то я соберу всех, кто мне дорог, и тех, кто под руку попадется, и сквозь Зеркала уйду с ними в другой мир. Колонизируем его, начнем всё с начала. Я ошибочно полагала, что если в новом мире дела тоже плохо пойдут, девятка будет в состоянии пробиться ещё дальше. Я даже и не рассматривала вариант, что может настать такой момент, когда наша планета попросту исчезнет. Я знала, что черные дыры представляют серьёзную угрозу, но до конца не осознавала к чему могут привести в долгосрочной перспективе разрывы материи нашей вселенной. И не учла, что влечет за собой факт того, что девятка перерождается на Земле.

И если Земли больше не…

— Нам нужно залатать эти хреновы дыры, — зарычал Лор.

Я яростно закивала в знак согласия.

— Какой план? — спросил Бэрронс.

— Мы будем его прятать, — ответил Риодан. — Ускорим его обращение. Соберём лучшие умы и решим проблему. А после этого трибунал может делать всё, что захочет, черт их подери. Например, дать мне хренову медаль и предоставить полную свободу действий, как я того и заслуживаю.

— Джада, — сказал Бэрронс.

— И малец, он соображает в физике, может, её законы уже и не работают как прежде, но помогут нам понять, с чем мы имеем дело. Мак. У неё чертова Книга. Они с горцем хранят больше знаний фейри, чем сами фейри.

«Но я не могу читать её,» — захотелось возразить мне. Какой от неё тогда толк?

Я снова задрожала, на этот раз от леденящего ужаса. И внезапно с абсолютной уверенностью поняла…

Они хотят, чтобы я её прочла.

— Охренеть, — Лор вернулся к своему односложному суждению о жизни, вселенной и обо всём остальном.

«Охренеть,» — мысленно согласилась я.

 

Глава 2

Инвернесс. Шотландия, высоко над Лохнессом.

Было время, когда Кристиан думал, что ему удастся побывать здесь снова разве что в полубезумных снах.

Сегодняшнее безумие совершенно иного рода.

Ведь под графитово-кровавыми небесами он хоронит мужчину, который умер, спасая его.

На просторном кладбище за разрушенной башней, недалеко от гробницы Зеленой Дамы, для того, чтобы погрести останки Дэйгиса МакКелтара в священном ритуале друидов, который высвободит его душу для новой жизни, собрался весь клан Келтаров. Реинкарнация — основа их веры.

Воздух был тяжелым и влажным из-за приближающейся грозы. В нескольких километрах к западу сверкали молнии, ненадолго освещая скалистые обрывы и поросшие травой долины его отчизны. Нагорье было ещё более прекрасным, чем когда он, будучи прикованным к скале, умирая снова и снова, детализировано воссоздавал его в своем воображении. Пока он висел там, миновал сезон убийственного холода. Зацвел вереск, а на деревьях шелестели листья. Мох мягко оседал под его ботинками, когда он переминался с ноги на ногу от боли в паху. Он ещё не исцелился полностью. Его распарывали слишком много раз, и регенерация не проходила должным образом; его внутренности едва успевали отрастать, как сучка тут же вырывала их снова.

— Тело готово, мой лэрд.

Кристофер и Драстен кивнули в ответ, а Хлоя, стоявшая неподалеку в объятиях Гвен, зарыдала. Кристиан с иронией осознал, что он тоже кивнул. Стоит прозвучать обращению «мой лэрд», как каждый мужчина Келтар в комнате кивнет, а вместе с ними и несколько женщин. Их клан состоит из лэрдов, а не смердов.

Казалось, прошли века с тех пор, как он ступал по этим склонам и долинам. Он наслаждался жизнью в Дублине, сосредоточенный на своей учебе в университете, выполнении тайного поручения: слежкой за непредсказуемым, опасным владельцем «Книг и Сувениров Бэрронса» и погоней за древней книгой черной магии. Но это было ещё до того, как Договор, за соблюдением которого Келтары следили с незапамятных времен, был расторгнут, стены между человечеством и фейри — разрушены, а сам он превратился в одного из Темных.

— Поместите тело на погребальный костер, — сказал Драстен.

После этих его слов рыдания Хлои перешли в тихие всхлипывания, а затем в утробные причитания, которые разрывали внутренности Кристиана не хуже спиц Кровавой Ведьмы. Дэйгису и Хлое пришлось преодолеть невообразимые преграды, чтобы быть вместе, и всё закончилось его бессмысленной смертью на том обрыве. Вина за это лежит всецело на Кристиане. Как Хлоя позволяет ему ей на глаза после этого попадаться, выше его понимания.

Хотя, если подумать, она и не позволяет. С тех пор, как они вернули его домой, она не разу на него не взглянула. Её отекшие, пустые глаза скользили мимо него. Он не был уверен, что являлось тому причиной. То ли она ненавидела его за то, что он стал причиной смерти её мужа, то ли он больше не был похож на юношу, которого она знала, превратившись в наихудшего из всех темных фейри. Он знал, что, глядя на него, они приходили в замешательство. И хотя его мутация, казалось, остановилась на длинных черных волосах, странно тусклых татуировках и, ради всего святого, крыльях (чертовых крыльях, с которыми непонятно как жить вообще), в его глазах поселилось нечто, это бесполезно отрицать. Нечто, подобное леденящей душу, усеянной звездами бесконечности, обосновалось в них. Никто не мог удержать его взгляд, никто не мог смотреть на него в упор, даже его собственные мать и отец. Его сестра Колин была единственной, кто после его возвращения сподобился на большее, чем просто перекинутся с ним парой слов.

То, что осталось от Дэйгиса, поместили на деревянную платформу.

Они прочтут заклинания, разбросают необходимые элементы, а затем сожгут его труп, высвобождая душу для перерождения. После церемонии его прах опустится в могилу и, смешавшись с почвой, начнёт новую жизнь.

Он подошел ближе и, присоединяясь к остальным, расправил плечи, чтобы кончики крыльев не волочились по земле. Ему до чертиков надоело чистить их. И хоть он постоянно скрывал их от взглядов чарами, кроме тех случаев, когда хотел продемонстрировать силу, самому ему приходилось смотреть на них постоянно, а он предпочитал, чтобы между его чертовых перьев не было хвои и можжевельника.

Перья. Черт возьми, думая о своем будущем, он никак не мог предположить подобного. Он словно проклятый птенчик.

С хмурыми лицами клан подступил к погребальному костру. Он не планировал присутствовать тут и уж тем более участвовать в ритуале, но Драстен настоял: «Ты Келтар, парень, прежде всего. Ты часть нас.» Он, видимо, позабыл, что Кристиан к тому же ходячий детектор лжи и знал, что на самом деле Драстен и рядом с ним находится не хотел. Что правда, он вообще ни с кем рядом быть сейчас не хотел, это касалось и его жены Гвен. Ему хотелось уйти в горы и оплакать брата в одиночестве.

Раньше Кристиан уличил бы его. Но он теперь разговаривает исключительно по необходимости. Так гораздо проще.

Когда начали читать заклинания, а священный елей, воду, металл и дерево разбросали на восток, запад, север и юг, завывая между скалистых каньонов и расщелин, поднялся резкий ветер.

«Присмотрись, прислушайся, почувствуй,» — казалось шептала ему трава, подхлестываемая порывами ветра.

В отдалении, на другом конце долины дождь перешел в ливень, быстро приближаясь к ним непроницаемой стеной. Молнии засверкали прямо над костром, и все содрогнулись, когда они прорезали ночное небо кровавой паутиной. Воздух наполнился специфическим запахом серы.

Что-то было не так.

Что-то было не в порядке.

Могущественные слова церемонии погребения высшего друида, казалось, воспламеняли стихии вместо того, чтобы успокаивать их. Они должны были готовить землю к тому, чтобы она могла принять тело высшего друида, а не раздражать ее.

Может так Нагорье отвергало присутствие Темного Принца на церемонии? Неужели Шотландия больше не принимала его за своего?

Кристиан продолжал произносить заклинания, сдерживая голос, чтобы не заглушать остальных, ночь становилась всё более темной, а небеса — неистовыми. Он изучающе осмотрел свой клан. Все мужчины, женщины и дети имеют право находиться здесь. Ингредиенты отобраны с особой тщательностью. Они используются его семьёй с незапамятных времен. Костер сооружен должным образом, руны правильно нанесены, дрова, как и должно, из старой, сухой рябины и дуба. Время тоже подходящее.

Оставалось убедиться лишь в одном.

Сузив глаза, он перевел взгляд на останки Дэйгиса. И продолжал рассматривать их даже после того, как прозвучали последние слова заклинания.

— Ты должна отпустить его, Хлоя, — сказал Драстен. — Пока шторм не помешал этого сделать.

Кристиан подслушал, как этим вечером Драстен говорил Хлое о том, что Дэйгис считал себя более испорченным, чем его брат. И это при том, что он уже дважды отдавал свою жизнь, чтобы спасти других. «Он был лучшим из мужчин, дорогая. Лучшим из нас всех.»

Хлоя рванулась вперед, неся факел из задрапированной омелой рябины, вспыхивающий и гаснущий на ветру.

— Подожди, — рявкнул Кристиан.

— В чём дело, мальчишка? — спросил Драстен.

Хлоя остановилась, факел дрожал в её руках. Она даже глаз на них не подняла. В ней, казалось, иссякла жизнь, оставив от неё лишь пустую оболочку. Она выглядела так, словно не прочь присоединится к мужу в этом пламени. Господи, они что не видят этого? Как они вообще подпустили её к огню? Он чувствовал витающий в воздухе привкус смерти, манящий Хлою как любовник, замаскировавшийся под её мертвого мужа.

Он протиснулся между тетей и костром, чтобы прикоснутся к дереву, на котором лежали останки его дяди. К дереву некогда живому, а теперь мертвому. Мертвое откликалось в нём так, как живое больше никогда не сможет. Речь мертвых и умирающих стала для него родной. Закрыв глаза, он окунулся в инородную и такую неугодную ему среду внутри себя. Он знал, чем является. Уже давненько это понял. С событиями, происходящими этой ночью, он был связан особыми узами.

У каждого из четырех Темных Принцев была своя специализация: Война, Мор, Голод, Смерть. Он являлся Смертью. И фейри. А значит связан со стихиями и настроен на них так, как друиду и не снилось. Его настроение влияло на погодные явления, если он был неаккуратен и несдержан. Но не он был причиной этого шторма. Его вызвало что-то другое.

Осталось проверить лишь один элемент, который мог быть причиной происходящего.

Одни лишь Келтары, являющиеся прямыми потомками первых, могут быть похоронены на этой священной земле, пройдя ритуал погребения высшего друида. Кладбище находится под мощной защитой. Все тут: от древесины тщательно отобранных и специально выращенных для этого деревьев до древних артефактов, крови и охранных заклятий в самой земле, — служит этой цели. Земля не примет чужого. Возможно, сама природа не допускает этого захоронения.

Или то, что осталось от Драгаров внутри Дэйгиса, клеймит его как нечто чуждое?

Ещё будучи маленьким, Кристиан смог распознать правду во лжи его дяди. Сначала Дэйгис сказал Хлое и всем остальным в своем клане, что Светлая Королева изъяла души Драгаров и стерла их воспоминания из его разума. Чуть позже для того, чтобы помочь Адаму Блэку, Дэйгис признался… частично, в том, что он по-прежнему хранит их воспоминания и может воспользоваться их заклинаниями, но продолжал настаивать, что он не одержим больше духами тринадцати древних колдунов.

Кристиану никак не удавалось выяснить, сколько из этих властолюбивых друидов всё ещё обитает в нём. Его дядя был гордецом и очень скрытным человеком. Иногда он верил Дэйгису. А иногда, наблюдая за ним, когда тот думал, что его никто не видит, был убежден, что Дэйгис так и не освободился от них. В те редкие случаи, когда Кристиан пытался расспросить его об этом, Дэйгис уходил, не проронив ни слова, тем самым не давая ему возможности прочесть себя. Типичное поведение для представителя его клана. Те, кто знали об уникальном «даре» Кристиана, даже его собственные родители, помалкивали в его присутствии. Он был одиноким ребенком, подростком, знающим никому не нужные секреты, и юношей, который всё никак не мог понять, почему действия людей так не соответствуют тому, что они на самом деле думают.

Он присмотрелся к останкам Дэйгиса, пытаясь ничего не упустить, принимая в расчёт всё и ничего не отбрасывая.

Вполне возможно, размышлял он, у них не то тело. Совершенно непонятно, зачем Риодану понадобилось бы отдавать им останки истерзанного трупа, принадлежащего неизвестно кому, но это же Риодан, а значит возможно всё, что угодно.

Едва касаясь мокрых от дождя дров, он сосредоточился на своих способностях определять ложь, пытаясь понять, сможет ли различить правду по останкам, и помогут ли ему в этом его недавно обретенные таланты.

Порывы шквального ветра темного, непоколебимого и невероятного проносились внутри него и вокруг него, взъерошивая его крылья. Смерть. О, да, в последнее время ему часто доводилось пробовать её на вкус, глубоко познавать её. В ней нет ничего ужасного. Она как поцелуй любовницы. Правда сам процесс перехода далеко не из приятных.

Он обуздал темный ветер и обратился к останкам плоти и костей.

«Дэйгис?»

Ответа не последовало.

Он собрал свою силу, не друида, а темного, и снова обратился к искалеченному телу, давая силе впитаться в останки, распределиться по ним…

— Черт подери, — прошептал он, получив свой ответ.

На плите находилось тридцать восемь лет внезапно прерванной человеческой жизни. «Боль, горе, скорбь!» Но эта жизнь не была прервана спицами Кровавой Ведьмы. «Пусть всё закончится!» Яд в крови, передозировка каким-то человеческим химикатом, сладким и приторным. Он потянулся своими вновь обретенными чувствами и чуть не задохнулся, ощутив момент смерти, восхитительную волну, накрывшую (его!) этого человека. Её так жаждали, искали. Облегчение, о благословенное облегчение. «Благодарю, — было последней мыслью человека. — Да, да, пусть всё прекратится, хочу уснуть, дай мне уснуть!» Он на самом деле услышал эти слова, произнесенные мягким ирландским диалектом и словно застывшие во времени; сухим шелестом они поднимались от останков.

Открыв глаза, он посмотрел на Драстена, который сфокусировал свой серебристый взгляд на его переносице.

— Это не Дэйгис, — сказал Кристиан, — а какой-то ирландец, оба его ребёнка погибли в ночь, когда пали стены. А жена умерла от голода вскоре, когда они прятались от Темных. Он пытался жить после этого, но просто не мог. Он сознательно искал смерти.

Никто не спросил, как он это выяснил. У него больше никто и ничего не спрашивал.

Хлоя зашаталась и бессильно осела на землю, позабытый факел выскользнул из её рук на мокрую траву.

— Н-н-н-е Д-дэйгис? — прошептала она. — Что это значит? Что он все ещё жив? — повысила она голос. — Ответь мне, он всё ещё жив? — завопила она, сверкая глазами.

Кристиан снова закрыл глаза, прислушиваясь, он тянулся всё дальше. Но жизнь не была его специализацией.

— Я не знаю.

— Разве ты не чувствуешь его смерть? — резко спросила Колин, и он открыл глаза, встречаясь с ней взглядом. К его удивлению, она не отвернулась.

О, так она знает. Или подозревает. Она провела некоторое время с ши-видящими, изучая их древние знания. Ей в руки попадались старые истории. Но как она догадалась, кем именно он является?

Он снова углубился в себя, его взгляд стал отсутствующим. Там такое умиротворение. Покой. Никакого осуждения. Никакой лжи. Смерть прекрасна, в ней нет уловок. Он ценил её чистоту.

Словно издалека он услышал, как Колин без особого успеха попыталась замаскировать свое затрудненное дыхание под кашель. Он был уверен, что она больше не смотрела ему в глаза.

Зловещий фейрийский ветер ворвался в его сознание, разрушая барьеры времени и пространства. У него появилось головокружительное ощущение, словно он влетел сквозь проход иного способа существования и бытия: тихого и черного, роскошного и бархатного, громадного. «Дэйгис,» — беззвучно позвал он. У каждого человека есть лишь ему одному присущий след. Каждая жизнь оставляет рябь на глади вселенной.

И на ней не было следов Дэйгиса.

— Мне очень жаль, тетя Хлоя, — тихо произнес он. Ему было жаль, что он не мог ответить «да». Жаль, что втянул их в свои проблемы. Жаль, что временно помешался и натворил черт знает что. Но сожаления бесполезны. Они ничего не могут изменить. Лишь вынуждают пострадавших простить тебе то, что ты вообще не должен был делать. — Он мертв.

У подножия костра, сидя на земле, Хлоя обняла себя за колени и начала причитать, раскачиваясь.

— Насколько ты уверен в том, что это не он, парень? — спросил Драстен.

— Безоговорочно.

Владелец Честера отправил их хоронить останки какого-то другого человека, рассчитывая, что они так никогда и не узнают, что где-то осталось гнить тело Келтара, а душа высшего друида утеряна и без должного погребения никогда не сможет переродиться.

Зная Риодана, он просто решил, что спускаться в ущелье и разыскивать во мраке останки — пустая трата его драгоценного времени, и будет гораздо проще подобрать труп в первом попавшемся городе по дороге в Дублин. Раздобыть плед Келтаров ему было совсем не сложно. Весь клан некоторое время жил в клубе этого козла.

— Вы не можете похоронить здесь этого человека, — сказал Кристиан. — Его надо вернуть в Ирландию. Он хочет домой.

Он не имел ни малейшего представления о том, как он выяснил, что тот, кому принадлежало тело, не хочет здесь оставаться. И то, что он хочет быть неподалёку от Дублина, рядом с маленьким коттеджем на берегу пруда, заросшего кувшинками и камышом, там, где летние ночи наполнены музыкальным кваканьем лягушек. Он отчетливо видел его в своем сознании. И его это возмущало. Ему дела не было до последних желаний почивших. Он им не хранитель. И уж тем более не его дело исполнять эти чертовы желания.

Драстен чертыхнулся.

— Если это не он, то где же, тело моего брата?

— Вот и я об этом, — сказал Кристиан.

 

Глава 3

Пещера-камера была надежно запечатана неизвестной ему магией, так что ни фейри, ни люди в неё проникнуть не могли.

К счастью, ему эту магию знать не нужно.

Он не фейри и не человек, а один из древних, живших ещё на заре веков. И даже сейчас, когда его истинное имя позабыто, мир считает его сильным, несокрушимым.

Ничто не в состоянии пережить ядерный холокост, кроме тараканов.

Это правда. Однажды ему довелось пережить и его. Удар стал для него немногим больше раздражителя. А последовавшая за ним радиация лишь сделала его ещё сильнее.

Он расчленился, отделил один из сегментов своей сущности и поместил его на пол около двери. Ему невыносимо было становиться букашкой, на которую все норовили наступить. Он завидовал тому, как жили ублюдки, которые при любой возможности норовили его раздавить и оскорбить. Долгое время он надеялся, что тот, кому он служил, даст ему то, чего он так жаждал. Он наблюдал с мучительной завистью за высоким бессмертным несегментированным зверем и мечтал, что тот сделает его подобным себе. Как славно это было бы: вроде и человек, а несокрушим как таракан!

Слишком долго жил он в страхе перед единственным оружием, способным его уничтожить. И если не дано ему стать одним из них, по крайней мере хотелось бы, чтобы это оружие снова было спрятано, утеряно, забыто.

Украсть это оружие у того, кто похитил его из древнего тайника, оказалось невозможно. Он целую вечность пытался. Зверь, который претендует на звание короля, не совершает ошибок.

Но теперь объявился тот, кто, как он верит, может оказаться даже более могущественным чем тот, кому он служил.

Он понял, что что-то изменилось, ещё до того, как, минуя двери, пересек порог, протолкнув свое блестящее коричневое тельце, плоское как бумага, сквозь щель, неразличимую для человеческого глаза.

Сам себя презирал за то, что тут же перешел в режим сбора информации, натренированный (хотя сам когда-то был божеством) на то, чтобы следить за глупцами и невеждами.

Это они букашки, а не он.

Эта миссия была только его. И ничья больше. Но его приучали к сбору информации так долго, что он уже делал это инстинктивно. Охваченный приступом ярости, он позабыл о собственном теле на какой-то миг и по невнимательности застрял задней частью туловища в слишком узкой бороздке с зазубренными краями. В гневе он рванулся вперед, жертвуя задними лапками, и отчасти пропихнул, отчасти протащил себя в помещение. Беззвучно и незаметно.

Тот, кого они называли в своих бумажках Папой Тараканом, уселся и, потирая усики, задумался.

Он готовился к своей опасной затее.

Ему уже доводилось двуличничать, стравливая стороны между собой, но это была его наибольшая уловка. Он проинформировал Риодана о том, что камера под аббатством непроницаема.

Он хотел, чтобы пещера и её обитатель исчезли с радара Риодана.

Этот потенциальный союзник, эта возможность принадлежали только ему одному.

Он мягко зашипел, спешно упал на передние лапки и, терпя неудобства, потащил свой хвостовой отросток к цели, остановившись лишь перед клеткой.

Но клетка оказалась пустой. В ней не хватало двух решеток.

— Позади тебя, — отозвался из тени глубокий голос.

Он испугался и неуклюже обернулся, с шипением вращаясь на своей грудине. Мало кто может разглядеть его. Ещё меньше увидеть в нём нечто большее, нежели досадную неприятность.

— Ты бывал здесь прежде, — Темный Принц растянулся на полу, своими широко распахнутыми крыльями он опирался о стену. — И я видел тебя не единожды в Честере, в компании Риодана. Не удивляйся так сильно, малютка, — сказал он, тихо смеясь. — Тут толком ничего не происходит. Разве что крошка каменная обвалится. И изредка паук продефилирует. Конечно же, я замечаю. Ты не фейри. Но ты сознательное существо. Издай этот звук снова, если я прав.

Таракан зашипел.

— Ты служишь Риодану?

Он снова зашипел, на это раз вкладывая всю скопленную за целую вечность ненависть и злость в этот звук. Всё его маленькое тельце содрогнулось от силы этих эмоций. Даже усики задрожали от выброса ярости, и он, потеряв равновесие, свалился на брюшко, барахтаясь.

Крылатый принц рассмеялся.

— Да, да, я разделяю твои сантименты.

Таракан приподнялся на передних лапках, встряхнулся, а затем застучал по полу одной из уцелевших конечностей, ритмично и призывно.

Тараканы посыпались из-под двери, спеша к нему. Они вскарабкивались друг на друга, пока в конце концов не приняли форму приземистого человека.

Темный принц выжидал, молча наблюдая за тем, как он аккуратно перемещал множество маленьких тел, формируя уши и рот.

— Он приставил тебя следить за мной, — тихо произнес Круус.

— Он думает, что я не в состоянии проникнуть в пещеру, — застрекотала груда блестящих тараканов.

— Ах, — взвесив его слова, ответил принц, — ты хочешь вступить в альянс.

— Я предлагаю это. За определенную цену.

— Я тебя слушаю.

— У того, кто контролирует меня, есть клинок. Я хочу заполучить его.

— Освободи меня, и он твой, — без промедления ответил Круус.

— Но даже я не в состоянии открыть дверь, которая сдерживает тебя.

— Было время, и я думал, что решетки моей клетки не поддадутся никому, кроме ублюдочного короля. Но потом пришел кто-то, кто отобрал у меня браслет, повредив заклятье. Всё временно, — Крус замолчал на время, а затем продолжил: — Продолжай предоставлять Риодану информацию. Но делись ею и со мной. Ничего не утаивая. Я хочу знать в подробностях о том, что происходит за этой дверью. Когда пещера была запечатана, я потерял способность проецировать себя. Теперь я не вижу, что происходит сверху, и никак не влияю на это. Я вырвался из клетки, но теперь знаю ещё меньше, чем тогда, когда сидел в ней. Чтобы сбежать, мне нужно знать, что происходит в мире. Ты будешь моими глазами и ушами. И моим глашатаем, если понадобится. Освободи меня, и взамен я освобожу тебя.

— Я согласен помочь тебе и делаю это по собственному выбору. Ты мне не указ, и я не принадлежу тебе. Относись ко мне с должным уважением, — загромыхала груда тараканов. — Я такой же древний, как и ты, и достоин почитания не меньше.

— Это сомнительно, — склонив голову, произнес Круус. — Но я принимаю условия.

— Я хочу заполучить клинок сразу же, как ты вырвешься на свободу. Это должно стать первым предпринятым тобой действием.

Круус поднял голову, изучая его.

— Хочешь воспользоваться им или уничтожить?

— Его невозможно уничтожить.

Темнокрылый принц ухмыльнулся.

— О, друг мой, всё возможно.

 

Глава 4

Я неслась по туманным и дождливым улицам Темпл Бар, словно пьяный шмель, лавируя между прохожими, которые не видели меня, и пытаясь не ударить их своим невидимым, но от этого не менее материальным зонтиком. Для передвижения по многолюдным улицам в состоянии невидимки требуется очень много энергии и концентрации. Ведь ты не можешь одним лишь пристальным взглядом вынудить кого-то убраться с дороги — этому фокусу я научилась, наблюдая за Бэрронсом, и уже, наверное, довела бы этот навык до совершенства, если бы не стала невидимой.

Уворачиваясь и подныривая, я начинала понимать, насколько сильно город после ледяного апокалипсиса напоминает мне тот Дублин, в который я так влюбилась вскоре после своего прибытия.

Всё те же скользкие от дождя улицы, залитые неоновым светом, те же в среднем тринадцать градусов по Цельсию, те же люди, вышедшие выпить с друзьями пива и послушать музыку в местных пабах, те же цветы в подвесных клумбах и световые гирлянды на ярко разукрашенных фасадах. Вот только теперь толпы народа дополняют низшие касты фейри, которых воспринимают как полубогов. Многие из них разгуливают, не прикрываясь чарами, несмотря на убийственный разгул Джады. Риодан впускает в свой клуб лишь высшие касты и их свиту, вот низшим и приходится реализовывать свои темные желания на Темпл Бар.

Я даже заметила несколько знакомых лиц в окнах пабов и на тротуарах, по большей части это были Темные, с которыми мне уже приходилось сталкиваться. В этом городе я не обзавелась друзьями, лишь привлекла союзников и нажила врагов. Дублин снова стал привлекательным местом для прибывающих отовсюду туристов, привлеченных слухами о том, что здесь есть еда и магия, и что именно здесь обитает большая часть фэйрийской знати, которая обладает способностью исполнять желания изголодавшегося населения, и утолять растущую зависимость от темной плоти. Фейри стали чем-то сродни последней версии смартфона, которую всем хотелось заполучить.

Разгуливать невидимой по своему любимому району довольно странно. Я словно призрак себя прежней: полной жизни, обозленной, решительной и наивной. Боже, какой же я была наивной! Примчалась в Дублин, чтобы отыскать убийцу Алины, а в результате узнала, что я могущественная ши-видящая и нуль, вывезенная из страны вскоре после своего рождения и одержимая невероятным злом. Я была слабой, стала сильной и затем снова стала слабой. Как и город, который я полюбила, я продолжала меняться, и не всегда эти перемены были к лучшему.

Было время, когда я отдала бы все, что угодно, чтобы быть невидимой. Как той ночью, когда я сидела в пабе с Кристианом МакКелтаром и была в шаге от разгадки, откуда он знал мою сестру. В то безобидное время он все еще был молодым сексуальным друидом с убийственной улыбкой. Нас прервал звонок Бэрронса, он звонил сообщить, что в небе полно Охотников, и мне немедленно нужно тащить свою задницу обратно в книжный магазин. Покинув Кристиана и пообещав вскоре снова встретиться с ним, я почувствовала себя (и на самом деле и была!) громадной ходящей неоновой буквой Х. Огромный Охотник и не по-человечески сильный вампир Мэллис с янтарно-желтым взглядом загнали меня в тупик.

Если бы тогда я была невидимой, меня бы не похитили, не пытали и не избили почти до смерти, после чего мне пришлось есть Темных, чтобы выкарабкаться.

Хэллоуин. Еще одна ночь, когда невидимость стала бы моим благословением. Увидев, как небо Дублина от края до края заполонили кошмарные Темные, и началась древняя Дикая Охота, я могла бы спуститься с колокольни, выскользнуть из церкви и избежать изнасилования четырьмя Темными принцами и последующего сумасшествия, которое накрыло меня в состоянии при-йи. Мне не пришлось бы пить эликсир фейри, на неопределенный срок продливший мою смертную жизнь.

В обе эти ужасные трансформирующие ночи моим спасением стал Иерихон Бэрронс. В первую ночь меня спасла его татуировка на моей шее, позволившая ему отследить мое местоположение в подземном гроте, глубоко под безлюдным Бурреном[5] . А после второй он возвращал меня к реальности постоянными напоминаниями о моей жизни до Дня Всех Святых и обеспечивал непрерывным сексом, в котором у меня была нездоровая сумасшедшая потребность после общения с принцами.

Если хотя бы одно из тех событий не произошло, я бы не стала такой какой стала.

И если бы меня устраивало мое нынешнее состояние, то эти ужасные ночи случились бы не зря.

Жаль, что меня оно не устраивает.

Невнятное сухое стрекотание прервало мои раздумья. Я посмотрела наверх и вздрогнула. Раньше я никогда не видела, как мои отвратительные преследователи летят стаей, и зрелище оказалось не из приятных. Словно сцена из фильма ужасов: мертвенно-бледные призраки в темных одеяниях мелькали среди туч, а за их костлявыми фигурами тянулся след из паутины, их лица, глубоко скрытые под капюшонами, изредка мелькали серебристо-серыми вспышками, когда они смотрели вниз на улицы. Их были сотни, они обыскивали Дублин в медленном полете, очевидно, охотясь на что-то.

Или на кого-то.

И я даже не сомневалась в том, кого они искали.

Я скользнула в неглубокий дверной проем закрытого паба, едва дыша, молясь о том, чтобы они каким-то непостижимым образом не смогли почувствовать меня. И не шелохнулась до тех пор, пока последний из них не исчез в пасмурном небе.

Глубоко вдохнув, я вышла из ниши и протиснулась в плотную толпу людей у лотка уличного торговца. Свой зонтик я держала так высоко, как только могла. Дважды мне попали локтями в ребра, оттоптали обе ноги, да еще и угодили зонтом в зад. Я вырвалась из толпы с рычанием, которое быстро переросло в судорожный вдох.

Алина.

Я остановилась как вкопанная и уставилась на нее. Она стояла метрах в трех от меня, одетая в джинсы, плотно облегающую желтую блузку, плащ от Барберри и ботинки на высоком каблуке. Ее волосы стали длиннее, а тело стройнее. Стоя в одиночестве, она кружила на месте, как будто искала кого-то или что-то. Я задержала дыхание и замерла, и только затем поняла, насколько это глупо. Кем бы ни была эта иллюзия, она все равно не увидит меня. А если увидит — вуаля, вот и доказательство того, что она ненастоящая. Да и не то чтобы мне были нужны какие-то доказательства.

Я не настолько глупа, чтобы поверить в то, что это действительно моя сестра. Это ведь я опознала ее тело. И занималась организацией похорон вместо парализованных горем родителей. Это я собственноручно закрыла крышку гроба, перед тем как ее заколотили. Моя сестра, вне всякого сомнения, осталась лежать на кладбище в Эшфорде, штат Джорджия.

— Не смешно, — пробормотала я, обращаясь к Синсар Дабх. Круус, который способен создать подобную иллюзию, все еще заперт под аббатством, а значит только Книга могла так издеваться надо мной.

Пешеход врезался в меня сзади и толкнул с тротуара на обочину. Я пыталась восстановить равновесие и едва удержалась, чтобы не полететь вниз головой прямиком в канаву. Неподвижно стоять в толпе, будучи невидимой — это верх идиотизма. Но я успокаивала саму себя, вернее пыталась, тем, что сейчас всего метрах в четырех от меня — копия моей сестры. Мой внутренний демон ничего мне не ответил, но это и не удивительно. Книга не проронила ни слова с той самой ночи, когда она, решив поиграть в джинна, исполнила мое тайное желание.

Я обернулась через плечо, высматривая несущихся на меня людей.

— Заставь ее исчезнуть, — потребовала я.

А в ответ лишь тишина.

Существо, похожее на Алину, прекратило крутиться и остановилось, приподняв рыжевато-коричневый в черную полоску зонт, чтобы осмотреть улицу. Между ее нахмуренных бровей пролегла глубокая складка, на лице отражались растерянность и беспокойство. Она кусала нижнюю губу и продолжала хмуриться, как это делала моя сестра в минуты глубокого раздумья. А затем она вздрогнула и погладила свой живот, как будто ей стало больно или её затошнило.

Я было задумалась над тем, кого она могла искать и почему была расстроена, но осознав, что слишком погрузилась в иллюзию, сконцентрировалась и стала детально ее рассматривать выискивая ошибки, не забывая при этом двигаться из стороны в сторону и бросая быстрые взгляды по сторонам.

Слева над ее верхней губой была крошечная родинка, от которой она и не думала избавляться. (Я метнулась влево, чтобы освободить дорогу двум Носорогам, шедшим по тротуару.) Длинные темные ресницы, которые, в отличие от моих, не нуждались в туши, шрам на переносице, который у неё ещё с тех пор, когда мы, будучи маленькими девочками, спрыгнули с качелей, и она налетела на мусорный бак. Шрамик слегка морщился, когда она смеялась, и сводил ее с ума. (Я метнулась вправо, чтобы избежать столкновения с пьяным прохожим, который фальшиво напевал, громко и отвратительно, о том, что его кто-то повред-ик-ил.) Книга знала ее на зубок и несомненно воссоздала ее из моих воспоминаний, которые прошерстила и изучила, пока я спала или была чем-то занята. Я часто представляла, как она гуляет по ночному городу. По правде говоря, практически каждый раз, когда я шла по Темпл Бар, на заднем фоне моего сознания маячили мысли о ней. Но я всегда представляла её не одну, а среди друзей. Счастливую, а не беспокойную. И у нее никогда не было сверкающего кольца с бриллиантом на безымянном пальце левой руки, которое засияло, когда она регулировала зонт. Она никогда не была обручена. И уже никогда не будет.

Как обычно, Книга не смогла с точностью воспроизвести все детали. Расправив плечи, я шагнула вперед, остановившись где-то в полуметре от нее, и рискнула застыть на месте, ставя на то, что люди предоставят немного личного пространства подделке, если они, конечно, видят её, и если она явилась не только мне. Хотя кто знает? Может, зрительная галлюцинация имеет свое собственное скрытое силовое поле. Меня тут же окутал аромат ее любимых духов и едва уловимого лавандового кондиционера «Snuggle», который она добавляла в сушилку, чтобы сделать свои джинсы более мягкими.

Мы стояли так некоторое время, лицом к лицу: иллюзия моей сестры смотрела сквозь меня, будто искала на улице бог знает кого; я же всматривалась в каждый сантиметр ее лица. Ладно, признаю, я наслаждалась, пристально рассматривая ее лицо, потому что, хоть это и была иллюзия, это была идеальная копия и… Боже, как же мне ее не хватало!

И до сих пор не хватает.

Прошло тринадцать месяцев, а рана, которую мне причинила потеря любимой сестры всё ещё открыта и по-прежнему глубока. Некоторое люди — которым не доводилось терять тех, кого они любят беззаветно, даже больше, чем самих себя — считают, что года вполне достаточно, чтобы справиться с травмой, вызванной их смертью, и продолжить полноценно жить дальше.

Да пошли вы все на хрен, года вовсе недостаточно.

За год сильно не продвинешься. Не помогло и то, что существенную его часть я пропустила, проведя всего несколько часов в Фэйри и пробыв в состоянии сексуальной одержимости — состоянии сознания, которое явно не способствует примирению с горем. Чтобы научиться отвлекаться и не вспоминать об утраченных возлюбленных, требуется время. Мы держимся за воспоминания, которые режут как опасная бритва. Большинство из нас пытается снова полюбить, но сестру всё равно заменить невозможно. Как и невозможно исправить свои многочисленные ошибки, извиниться за свои промахи и за то, что у тебя не вышло понять, что что-то пошло не так, до того, как стало слишком поздно.

Мне хотелось заключить в свои объятия и крепко обнять эту иллюзию. Хотелось услышать ее смех, то, как она произносит мое имя и рассказывает, что у нее все хорошо там, где бы оно ни находилось это место, куда попадают умершие. Что она там счастлива. Что она не попала в какое-то чистилище.

Или того хуже.

Один взгляд на эту копию Алины пробудил в моем сердце всю боль, ярость и жажду мести. К сожалению, моя жажда мести могла быть направлена только на старуху, которую я уже убила, и была печально связана с девочкой, которую я любила.

Не поэтому ли Книга делает все это? Неужели, ослабив меня невидимостью и чувством собственной несостоятельности, теперь загоняет нож ещё глубже, демонстрируя, что я могу вернуть себе, если соглашусь сотрудничать? Очень жаль, но заполучив её снова, я стану злом и буду вне себя.

— Да пошла ты, — зарычала я на Книгу.

Я бросилась вперед, чтобы пробиться сквозь иллюзию, и со всей силы врезалась в тело так, что отлетела назад, споткнулась о цветочный вазон, а затем, размахивая руками, перелетела через него. Я умудрилась перевернуться в воздухе и приземлиться на четвереньки в лужу, выпустив зонтик из рук.

Я кинула взгляд из-за плеча. Уже и позабыла, как хороши иллюзии Книги. Такое чувство, что я действительно столкнулась с кем-то. Кем-то теплым, живым, кого так хочется обнять. Как-то я уже играла в волейбол и пила «Корону» на пляже с иллюзией моей сестры, которая казалась такой реальной. Я больше не попадусь на это.

Она поднялась с тротуара, отряхнула джинсы, прищурилась и начала массировать виски, словно в приступе головной боли, выглядя при этом удивленно и растерянно. Она оглядывалась вокруг, пытаясь понять, что за ерунда с ней приключилась. Может, она столкнулась с невидимым фейри?

Здорово. Теперь я ещё и пытаюсь прочитать иллюзорные мысли в иллюзорной голове моей иллюзорной сестры.

Единственное, что мне остается — убраться отсюда, пока меня не затянуло еще больше, прежде чем Книга сможет воспользоваться моей очередной слабостью при помощи своих садистских фокусов.

Сцепив зубы, я заставила себя выбраться из лужи и встать. Мой зонтик исчез под ногами прохожих. С рычанием я отвела свой взгляд от того, что, я знала наверняка, не было моей сестрой, и пошла прочь с Темпл Бар, не оглядываясь, растворяясь в тумане и дожде.

* * *

В конце квартала из по-фейрийски неестественного тумана вырисовывалось четырех… нет, сегодня пятиэтажное здание «Книг и Сувениров Бэрронса» — ярко освещенная крепость, то тут, то там сверкающая вставками вишневого дерева, белого известняка и антикварного стекла, он как будто воплощал в себе некую элегантность Старого Света. Прожектора, расположенные по всему периметру крыши, прорезали темноту лучами света, газовые светильники горели через каждые шесть метров по обеим сторонам булыжной мостовой, хотя за ее пределами невероятно большая территория Темной Зоны по-прежнему была окутана тенями, и казалась покинутой и неосвещенной.

В нише из известняка и вишневого дерева висел витиеватый светильник, он покачивался на ветру синхронно висящей на отполированной бронзовой перекладине вывеске. На вывеске этой красовалось первоначальное название магазина, ради которого я отказалась от того, которое провозглашало мое собственное имя. Для меня это всегда будут «Книги и Сувениры Бэрронса», никогда не смогу называть магазин по-другому.

Завернув за угол и увидев книжный магазин, возвышающийся над остальным пространством, такой мощный и неподвластный времени, как и сам мужчина, я едва не расплакалась. Как же я рада видеть его. Боюсь того, что однажды могу завернуть за угол и не увидеть его. И в то же время я ненавижу свою столь сильную привязанность к этому месту, поскольку все, к чему ты прикипаешь душой, могут у тебя отобрать.

Никогда не забуду тот момент на Хэллоуин, когда я стояла на колокольне, смотрела вниз и видела, что все прожектора выключены. А затем отключилась вся энергосистема, и город мигнул и погас, как умирающий закрывает свои глаза в последний раз, и я наблюдала за тем, как мой нежно любимый дом стал частью Темной Зоны. Я чувствовала себя так, будто отрезали часть моей души. Каждый раз, когда Бэрронс громил книжный магазин: в первый раз, когда я исчезла на месяц с В'лейном, а затем после того, как я убила Бэрронса, а он думал, что я трахаюсь с Дэрроком — я не знала покоя, пока не восстанавливала его. Мне не выносим вид моего разрушенного дома.

Боже, что-то сегодня я не в духе. Невидимая, одинокая, преследуемая своими мерзкими чудовищами (ну, по крайней мере, ни одного из них нет на крыше КиСБ!), неспособная никого убить, внутри меня даже не язвит Синсар Дабх, да и бесцельное времяпровождение всегда было моей Ахиллесовой пятой.

А украшением этого отвратительного торта стало явление моей мертвой сестры. Как же мне хочется швырнуть в потолок этот торт и умчаться прочь. Но, к сожалению, куда бы я не ринулась, от себя не убежать. Впрочем, как и от противного торта, который по-прежнему будет стекать мне на голову. А так хотелось бы хоть от себя сбежать.

Увидев иллюзию Алины, я была потрясена до глубины души. Ведь я храню тайну, о которой никто не знает, и прятала ее настолько глубоко, что отказывалась даже признавать факт ее существования, пока она неожиданно не сваливалась мне на голову, как сегодня вечером. Видение практически раскрыло тайну, во всех её отвратительных подробностях, манипулируя моим сознанием, да так, что это могло сломать меня. Оно обнажило проблему. А может это и не проблема вовсе. Мне сложно судить. В том-то и проблема, что та часть меня, которая способна делать здравые выводы и принимать взвешенные решения, давно ушла в бессрочный отпуск. Гораздо раньше, чем я стала невидимой. С той ночи, когда мы заточили Синсар Дабх под аббатством. С той самой ночи я перестала быть собой. И сомневаюсь в том, что стану снова.

Поймав себя на том, что начала вздыхать, я пресекла это на корню и заставила себя улыбнуться. Самое главное — это настрой. Во всём нужно искать положительные моменты: я могу зажечь газовый камин, обсушиться, подпереть подушкой книгу, растянуться на честерфилде и, укрывшись любимым пледом, погрузиться в повествование, зная, что Бэрронс вернулся и рано или поздно придёт. Мне есть чем занять мысли: нужно придумать, как удержать их от попыток вынудить меня открыть Синсар Дабх, и в то же время найти какой-то другой способ, с помощью которого можно избавиться от черных дыр.

Удовлетворенный вздох помог слегка ослабить тревожный узел внутри. Дом. Книги. А вскоре и Бэрронс. Для начала этого достаточно. Не стоит мне слишком забегать вперёд, нужно просто делать то, что от меня зависит, притворяясь, что целиком и полностью отдана делу, даже если не уверена, что когда-нибудь снова смогу посвятить себя чему-либо.

Я как раз открывала магазин, собираясь шагнуть внутрь, когда заметила промокшую Дублин Дейли, прикрепленную к двери. Подперев дверь ботинком, я наклонилась, чтобы взять листок.

И в этот самый момент первая пуля угодила в меня.

 

Глава 5

Справедливости ради, стоит заметить, я не сразу поняла, что меня задела пуля.

Лишь почувствовала, как руку печет адским пламенем, и показалось, что слышала выстрел.

Забавно, но разум сопоставляет подобные вещи не так быстро, как того хотелось бы. Когда на нас внезапно нападают, мы теряемся от недоумения и впадаем в оцепенение. Я пребывала в нерешительности достаточно долго и умудрилась поймать вторую пулю, но в этот момент я уже поднималась с колен, проскальзывая боком в дверь, так что она задела мое плечо, а не одно из легких или сердце.

Третья пуля вошла в переднюю часть бедра, пока я закрывала дверь. Я слышала, как автоматная очередь прошила альков, перед тем как раздробить дверное стекло и оба боковых светильника. Над моей головой разлетелась вдребезги прекраснейшая хрустальная фрамуга. Антикварные высокие окна разбивались, осыпая меня осколками и щепками.

Я начала двигаться кувырком через голову. Приходилось опираться на раненую руку при каждом обороте, и, перекатываясь по деревянному полу, я морщилась от боли.

Кто стрелял в меня?

Нет. Не так. Кто мог попасть в меня? Я же невидимка!

Или уже нет?

Некогда проверять.

Кричали мужчины, раздавался топот и очередные выстрелы.

Я спряталась за книжной полкой, лихорадочно соображая, что предпринять дальше.

Сбежать через заднюю дверь?

Не пройдёт. С того направления тоже доносился топот и голоса.

Я в ловушке. Очевидно, они прятались в тени, окружив магазин, когда я вразвалочку, ничего вокруг не замечая, подошла к нему. Я и не пыталась наблюдать за людьми. Так привыкла к собственной невидимости, что перестала оглядываться по сторонам.

Подтолкнув передвижную лестницу влево ногой, я взметнулась по ней вверх, оттолкнула её от себя и, пролетев по воздуху немногим больше метра, приземлилась на высокий, широкий книжный шкаф.

Распласталась на животе и украдкой глянула на свою руку.

Я всё ещё невидима.

Как они тогда меня подстрелили? И почему? Кто им сказал, что я невидима? Зачем кому-то понадобилось стрелять в меня? Как они это провернули? Сидели в засаде, дожидаясь, пока дверь откроет невидимая рука, и принялись стрелять наугад?

Корчась от боли, я приподнялась на животе, как кобра, и глянула вниз.

Стражи.

Вот кто стрелял в меня.

Целая толпа вломилась в мой магазин.

Ерунда какая-то.

Два офицера ворвались в комнату из задней части. Рыжеволосый мужик около входной двери рявкнул:

— Она где-то здесь! Найдите её.

Он начал отдавать приказы, отсылая людей осмотреть центральный зал, других — наверх, а остальных обыскать мою приватную зону в задней части магазина.

Они не просто обыскивали мой дом, они его разрушали. Хотя в этом не было необходимости. Скинули журналы со стоек, сбросили мой кассовый аппарат с прилавка, швырнули на пол мой iPod и док-станцию.

С каждой секундой я все сильнее злилась. И всё больше беспокоилась.

Я была легкой неподвижной мишенью.

Я мысленно перебрала свои отсутствующие тактические преимущества: копья нет, пистолета нет. Из оружия при мне лишь один-единственный складной нож. Я практически безоружна в последнее время из-за невидимости и браслета Крууса на запястье. Людей я не опасалась. Ши-видящие Джады меня не трогали. Я беспокоилась лишь о фейри, но благодаря браслету была предположительно неприкасаема.

Да и свою обычную ловкость потеряла из-за проклятых ранений, пули — это больно! Может, меня и тяжело убить, ведь, пока я лежу тут, раны уже начинают заживать, и тем не менее сам процесс до жути болезненный. Магазин не был защищен от людей, только от монстров. Как иначе мне было продавать книги?

Я оглядела толпу людей, пытаясь отыскать среди них инспектора Джейни. В магазине около тридцати стражей, все они одеты в новый вариант экипировки: прочные джинсы цвета хаки и черные футболки. Все увешаны оружием и боеприпасами, и у многих с собой военные рюкзаки.

Где Джейни? Это он послал их сюда, и если да, то зачем? Неужели, в конце концов, решился силой отобрать мое копье? И даже готов ради этого убить меня? Слышала, он отобрал меч у Дэни, когда она оказалась в уязвимом положении, так что не удивлюсь, если он все-таки пошел на это.

Не повезло ему — копья у меня нет. Оно у Джады. И откуда он узнал, что я… О боже, неужели Джада сказала ему? Неужели она способна на подобное предательство? И даже подослала кого-то другого устранить меня, потому что не хотела сама пачкать руки или не желала, чтобы кровь обеих сестер Лейн была на её совести? А может, просто не хотела тратить драгоценное время, свое и своих ши-видящих, на подобную ерунду.

— Отыщите сучку, — рявкнул рыжеволосый. — Она убила нашего Микки. Превратила его в груду чертовых ошметков. Найдите её немедленно!

Я нахмурилась. Как они узнали, что я убила одного из них? Может кто-то следил за мной в тот день, когда я убила Серую Женщину и в процессе неумышленно отняла жизнь у человека? Чего они тогда тянули?

— Броди, — окликнул его один из мужчин, и рыжеволосый повернул к нему голову. — Тут кровь. Мы задели её. Я так и знал.

Я замерла, опустив взгляд на пол туда, куда он указывал. Я оставила след из крови и воды, когда катилась кубарем по деревянному полу. След обрывался там, где я вскочила на ноги — метрах в трех от книжного шкафа, на который я забралась. Я осторожно потянулась рукой к ноге, чтобы проверить кровоточит ли по-прежнему мое бедро. Рука осталась сухой. Не знаю, каким там эликсиром Круус напоил меня, но благодаря ему рана зажила. Вот дерьмо. У меня в бедре застряла пуля. И как мне теперь её извлекать? Но не стекала ли кровь по книжному шкафу, пока рана не закрылась? Я осторожно провела рукой вдоль верхней части шкафа. Она оказалась мокрой. Легонько прошлась пальцами по боковой поверхности.

Сухо.

Мои волосы были влажными от дождя, но с них не капало. То же самое и с одеждой.

Сдержав вздох облегчения, я начала рассматривать помещение. Стражи перекрывали оба входа-выхода. Даже если мне удастся беззвучно спуститься со шкафа, что кажется практически невозможным, учитывая, что лестницу я оттолкнула, мне ещё придется увернуться от толпы озверевших мужчин. Шансы нарваться на одного из них или попасть под летающие обломки мебели весьма высоки.

— Она не могла далеко уйти. Она все еще в комнате. Если бы она ушла — остался бы кровавый след, — сказал Броди.

Очевидно, им неизвестно о моей доставшейся от фейри способности к исцелению. Это преимущество. Немного темной плоти поможет мне надрать им зад или, по крайней мере, сбежать.

Эх, жаль, что они её тоже едят, а все мои запасы вывалились из холодильника, который один из них перевернул, оторвав от стены. Опять же, из-за того, что я не опасалась фейри, плоти темных у меня при себе нет.

Опасно думать, что тебе известно всё об окружающей обстановке. Ведь всё, что находится за гранью нашего воображения, мы относим к невозможному, и к сожалению, у вселенной воображение гораздо креативнее моего.

По крайней мере, моя невидимость всё ещё работает, окутывая меня мистическим покровом, который скрывает меня даже от атавистической чувствительности Бэрронса и Риодана, не давая им меня учуять. Ох, не удивлюсь, если именно этот момент Синсар Дабх, пользуясь прекрасной возможностью, выберет, чтобы разоблачить меня, вынуждая открыть её под угрозой смерти.

Я вытянула руку перед собой, присматриваясь с тревогой. Всё ещё невидима. Чем занимается мой демон? Это затянувшееся молчание между нами не слабо треплет нервы. Пока она разговаривала, мне казалось, что я могла уследить за ней. Может, это и не так, но так казалось.

Я прищурилась. Кто бы в этом сомневался. Стражи опрокидывали и ломали вещи. Это просто подло.

Только не мой Честерфилд!

Выродок Броди направил свой автомат на мою уютную зону отдыха. Лоскуты кожи и обивки взметнулись вверх, книги разлетелись в клочья, а мои любимые чашки разлетелись вдребезги.

Я сжала зубы, сдерживая крик с требованием остановиться и убраться прочь. Мне абсолютно нечем будет подкрепить эти слова.

Один из мужчин неожиданно снял с плеча рюкзак, рывком раскрыл его и начал раздавать баллончики. К нему присоединились ещё двое, открыв рюкзаки, и вскоре у всех в руках оказались одинаковые баллоны.

Что в баллончиках? Что они задумали? Собрались травить меня газом? Не заметила, чтобы они достали из рюкзаков маски. Сработает ли на мне газ?

— Держите строй! — прокричал Броди, и стражи встали в стройный ряд, плечо к плечу, растянувшись на всю ширину помещения. После этого он рявкнул: — Ничего не упустите. Я хочу, чтобы эта сучка стала видимой!

С ужасом я наблюдала за тем, как они начали свирепствовать в моем ненаглядном книжном магазине, методично распыляя ярко-красную краску на всё, что было на виду.

* * *

Спустя двадцать минут в той части первого этажа КиСБ, что была открыта для посетителей, не осталось и сантиметра, не покрытого красным.

Мой прилавок превратился в скользкое багряное месиво.

Кресла и диван промокли насквозь. Ковры Бэрронса — его драгоценные превосходной работы ковры — пропитались красной краской так, что её невозможно будет отмыть, не разрушив при этом деликатный орнамент.

Мои книжные шкафы, книги и журналы были полностью запачканы. Мои милые лампы были разбиты и кровоточили. Мои подушки и покрывала превратились в хлюпкий хлам. Они раскрасили даже мои облицованные камины и газовые горелки.

Моя Синсар Дабх продолжала хранить молчание, пока длился штурм. Ни разу даже не попыталась соблазнить меня, призывая остановить их. Я в любом случае не стала бы пользоваться ей. Я не воспользовалась ею, чтобы спасти себя, и уж тем более не стала бы делать это, ради спасения магазина, несмотря на то, что я очень сильно его люблю.

Массивный шкаф, на котором я растянулась, был выше четырех метров. Когда они начали распылять краску, я вжалась в верхнюю крышку, поближе к центру, пытаясь занимать как можно меньше места, и молилась о том, чтобы краска не достала так высоко. Я осмотрела себя.

Вот дерьмо! На моей левой ноге была явно различимая полоса красной краски! Может, у меня и голова замазана! Наверное, рискованно теперь высовываться, чтобы глянуть вниз.

Я осталась лежать неподвижно. Может, они просто уйдут. Со мной случались и более странные вещи.

— Второй этаж, Броди? — с рвением предложил один из стражей. Козлы. Разрушение доставляло им удовольствие, как и многим людям на Хэллоуин…пока они сами не превратились в добычу. Бесчинства порождают жестокость, которая опять же порождает бесчинства. Иногда мне кажется, что люди немногим отличаются от животных и готовы ухватится за любой предлог, чтобы скинуть маску цивилизованности. А я тут отчаянно пытаюсь удержать свою на месте.

Поднимаясь по лестнице, один из них, несомненно, посмотрит за перила и обнаружит неясные красные очертания моего тела на книжном шкафу.

Но вместе с тем это возможность для побега!

Я напряглась, готовясь к головокружительному прыжку со шкафа и бешеному броску к двери. Я разденусь, чтобы они не могли разглядеть мою заляпанную краской одежду, и буду надеяться, что всё остальное смоет дождь.

Броди кивком указал на вход.

— Вы трое, заблокируйте дверь. Ещё трое — заднюю. Чтобы никто не мог ни войти, ни выйти.

Хреново.

— А потом поднимитесь на лестницы. Я хочу, чтобы каждый сантиметр здесь был покрашен. Она где-то тут. Проверьте всё, может, она свисает с перил или прячется под чем-то. Она не могла выбраться отсюда.

Ещё хреновее.

Когда стражи двинули в направлении обоих входов, из алькова донеслось:

— Что, черт возьми, вы тут творите?

Знакомый голос. Я рискнула высунуться из-за края.

Инспектор Джейни ворвался в комнату, отряхиваясь от дождя. От бывшего полицейского, здоровяка, так похожего на Лиама Нисона, так и веяло нешуточным авторитетом и привычкой командовать. Никогда в жизни не была так рада его видеть. Если он не давал на это разрешение, может, он сумеет их остановить.

Он медленно обвел взглядом происходящее и рявкнул:

— А ну построились!

Никто и не шелохнулся.

— Я сказал, построились на хрен! Или вы теперь Броди подчиняетесь?

— Сучка убила нашего Микки, — рявкнул Броди.

— Не ты командуешь тут. А я, — категорично отрезал Джейни.

— Может, некоторые из нас не в восторге от твоих решений.

— Может, некоторые из вас просто заскучали и жаждут действий. Хотят выпустить пар. Устали от того, что не могут убивать фейри, и поэтому обернулись против людей. Женщины. Которая научила нас есть темных. Которая открыла наши глаза на то, что происходит в этом городе. Которая уничтожала фейри.

— Она зарезала Микки!

— Ты не знаешь этого наверняка.

— Все об этом говорят.

— И давно то, что все говорят, стало правдой? — съязвил Джейни. — Без конкретных доказательств мы ничего не предпринимаем. Тем более без моих прямых приказов.

— Они говорят, что она одержима книгой…

Кто эти они, интересно?

— Книга уничтожена, — перебил Джейни.

— Но они говорят, что есть ещё одна!

— Они говорят, — передразнил Джейни. — Тебя так легко убедить? Думаешь, если бы существовала вторая копия Синсар Дабх, и она, будучи одержима этой копией, находилась бы здесь, вы всё ещё были бы живы? Она убивает. С жестокостью. Без промедления. Сам же видел, на что она способна. Мы все видели. Она не стала бы прятаться, забившись в угол, пока вы разрушаете её дом.

Он ошибается, но я не собираюсь его переубеждать. Слишком занята: прячусь, забившись в угол.

— Ты искал предлог, чтобы поднять бучу, и втянул в это хороших людей. Броди О'Роарк, я сказал: встать в строй! — крикнул Джейни.

На этот раз десять мужчин шагнули к доброму инспектору и построились.

Броди стоял неподвижно со сжатыми кулаками, расставив ноги.

— У неё копьё. Оно должно быть у нас, и ты прекрасно это знаешь, черт возьми.

— Мы не убиваем людей, чтобы завладеть их оружием.

— Но у девчонки меч ты отобрал.

— В подходящий момент, и не вредя ей при этом.

Не уверена, что Дэни с ним согласилась бы.

— Мы не выносим приговоров людям, не изучив тщательно все доказательства, — продолжал Джейни. — И мы, мать твою, не убиваем людей, основываясь на словах непроверенных источников, не подкрепленных ничем.

Ещё двое шагнули в сторону своего широкоплечего командира.

Мне нравится Джейни. Он хороший человек. Не без изъянов, как и все мы, но у него доброе сердце.

Отдала бы на отсечение свою простреленную руку, чтобы узнать, что это за непроверенные источники.

— Но они же оказались правы относительно её невидимости, — рычал Броди.

— Это не значит, что они правы и насчет всего остального. И пока мы не будем уверены, мы не станем ничего предпринимать, — ответил Джейни. — Кроме всего прочего, ты знаешь, чей это магазин? А кому принадлежит эта женщина? Ты что тупой, черт тебя дери? Хочешь навлечь на нас всех его гнев? Кто ты нахрен такой, что принимаешь решения, которые подвергают опасности весь наш отряд?

— Идет война, Джейни. Он не на нашей стороне. Он заботится лишь о самом себе.

— Во время войны мудрые люди ищут союзников.

— Ерунда это. Они жгут мосты, чтобы враги не могли пройти по ним.

— Ты не мост сжег. А вломился в его дом. Разрушил его. Затравил его женщину. Теперь он начнет охоту на нас.

Ещё восемь человек перешли на сторону инспектора.

— Очистите тут всё, — приказал Джейни.

Все, включая меня, уставились на него.

— Краска на масляной основе, инспектор, — запротестовал один из младших стражей. — Нам не очистить это место, разве что мы зальем тут всё…

— Бензином, — продолжил за него Броди со зверской ухмылкой. — И подожжем. Тогда он и не узнает.

Меня передернуло.

— Ни хрена вы не подожжете, — сорвался Джейни. — Вы вытащите отсюда свои чертовы задницы прямо сейчас. Вам остается надеяться только на то, что её тут не было, и поэтому она не сможет рассказать ему, что за придурки это натворили. Шевелитесь! Встать в строй!

Я задышала полной грудью, лишь когда они вышли через парадную дверь. Последним вышел угрюмый, настороженный Броди-хренов-поджигатель. Уходя, он оглянулся через плечо, оглядывая помещение.

Я пролежала ещё десять минут, трясясь от напряжения. Однажды, в одной из своих книг я прочитала, что чаще всего животные не впадают в эквивалент человеческого ПТСР[7] . После ужасных инцидентов их жутко трясет, так их тело справляется с напряжением и страхом. Я не сопротивлялась непроизвольной дрожи и дала телу успокоиться.

Если бы не Джейни, они бы обнаружили меня. Они собирались сжечь мой драгоценный книжный магазин. Выпотрошить его. Превратить его в дымящиеся развалины.

Ну их этих покупателей. Их всё равно давно уже не было. Хочу, чтобы это место было защищено и от людей тоже. Хочу, чтобы на окнах были стальные жалюзи, чтобы никто не смог закинуть воспламеняющийся снаряд внутрь. Хочу, чтобы на входах были двери, как в банковских хранилищах. КиСБ не просто мой магазин, это мой дом.

Перегнувшись через край шкафа, я свалилась на пол, содрогаясь от боли. Размазывая красную краску и скользя, я поползла в ванную.

* * *

Спустя полчаса я сидела голая на полотенце в ванной комнате с бутылкой медицинского спирта в одной руке и раскладным ножом в другой.

Может, я и исцелилась, но две пули так и остались во мне, причем в совершенно неудобных местах. «Регенерация могла бы включать в себя крошечное дополнение в виде вытеснения инородных объектов в процессе,» — кисло подумала я. Ну серьёзно, раз уж существует такая чудесная заплатка, почему бы ей не быть универсальной?

Пуля, застрявшая в руке, или угодила в сухожилие, или повредила его, поэтому каждое движение причиняло невыносимую боль. А та, что в ноге, попала в самый центр квадрицепса[8] и пекла огнем при каждом шаге. Мускулы не приспособлены для того, чтобы в них находились инородные металлические объекты. Особенно острые пули, которые впиваются при каждом движении всё глубже. К тому же они могут быть свинцовыми, а свинец токсичен. Не хватало мне остаток моей по-фейрийски длинной жизни разгуливать с симптомами отравления металлами. Это свалившееся на меня скоростное исцеление/бессмертие прибавило целый набор новых угроз. Подозреваю, если кто-то вонзит в меня нож, и я не смогу его извлечь по какой-то причине (например, если буду связана или типа того), мое тело просто срастется вокруг него.

Чёрт побери. Реально нездоровые вещи можно со мной сделать. Чем неуязвимее я становлюсь, тем уязвимее себя чувствую.

В общем поэтому у меня в руках спирт и ножик. А голая я потому, что одежда моя промокла от краски и пачкала всё, к чему я прикасалась, а идти за чистой наверх я отказываюсь, пока не извлеку пули. Они не дошли туда со своей краской, а я не собираюсь разводить бардак в своем доме.

Проблема в том, что я не вижу свою ногу. Я положила ладонь на бедро, пытаясь нащупать, где конкретно находится пуля. Ничего у меня не вышло. Мышца слишком плотная. Но по боли, исходящей от четырехглавой мышцы, я приблизительно представляла, где нужно надрезать.

Нужно действовать быстро.

Разрезать, выколупать пулю, извлечь лезвие.

Я задумалась, склонив голову. Можно, конечно, намазать краской ногу перед тем, как разрезать, но внутренность бедра я всё равно увидеть не смогу, а мне совсем не хочется пользоваться одним из брошенных ими баллончиков краски, чтобы выделить внутренние края раны. Мало того, что будет жутко печь, подозреваю, я не успею надрезать, подкрасить, углубиться, снова подкрасить, прежде чем мое глупое тело снова заживет. Правая рука не работает как надо. Закончится всё тем, что я обзаведусь татушкой в процессе исцеления. А в мои планы не входило обзаводиться неаккуратной и сделанной по неосторожности татуировкой.

А что если я свалюсь в обморок, разрезая себя? Или когда буду выколупывать пулю? Рана, наверное, заживет ещё до того, как я приду в себя.

Да нет, я более выносливая.

Сжав зубы, я надрезала.

Скуля от боли, вонзила нож глубже.

И свалилась в обморок.

Теряя сознание, я успела вытащить нож большим пальцем.

Когда я очнулась, нога уже зажила.

Блин.

Можно, конечно, попросить Бэрронса достать их. Я могу распылять краску, пока он будет резать. Или смогу использовать муку или что-то другое, что мое тело сможет впитать… Ну, до тех пор, пока не свалюсь в обморок. Да и неизвестно, когда он вернется. И сколько связок, мышц или вен в процессе перережет. К тому же, меня уже достало то, что я не в состоянии позаботиться о себе самостоятельно. Это моя проблема. И я сама её решу. Я устала, что меня спасают другие, например, как сегодня, когда вмешался Джейни. Это раздражает.

Мне нужно повысить болевой порог. Не то чтобы он у меня был низкий, но всё же.

Я не намерена снова есть темных.

Я ела их уже трижды: после того, как Мэллис пытал меня и избил почти до смерти, во время беспорядков на Хэллоуин и восемь дней назад, когда спускалась с обрыва, чтобы спасти Кристиана. И каждый раз я мучительно осознавала, что мне неизвестно, к чему это может привести в долгосрочной перспективе. Кристиан сказал мне, что комбинация из неудачно проведенного ритуала черной магии и поедания темной плоти привела к тому, что он превратился в Темного Принца. Думаю, я превосходный кандидат в Темные Принцессы.

Но опять же, Кристиан ел их лишь однажды, а я уже три раза. Непоправимый вред, скорее всего, уже нанесен.

В общем, свое решение принять новую дозу я оправдывала тем, что оно никак не связано с искушением и ломкой и основано исключительно на острой необходимости. После изнасилования мне была противна даже мысль о том, чтобы снова взять в рот что-то темное. А затем мне пришлось сделать это на обрыве, и я вспомнила, что это за ощущения и упс… Короче, отвращения я больше не испытываю.

Поход за опрокинутым содержанием холодильника и обратно был болезненным. Я ходила в одних лишь ботинках, чтобы не испачкать ступни, а на обратном пути остановилась, чтобы снять их, перед тем как войти в чистую часть магазина.

Вернувшись в ванную, я плюхнулась на полотенце и оперлась о стену. Протерла крышку банки из-под детской смеси, открыла её и, не давая себе времени на раздумья, закинула содержимое банки в рот.

Это было так же отвратительно, как и прежде.

Вкус серой, хрящевидной, пузырчатой плоти был родом из кошмаров. Тухлые яйца с касторовым маслом, личинки с дёгтем.

Куски плоти извивались во рту, пытаясь сбежать, пролезть сквозь стиснутые зубы. Я застыла на мгновенье: вязкие кусочки темного мяса прыгали по моему языку, а я и рот открыть не могла, и справиться с рвотным рефлексом у меня не получалось.

Я стукнула кулаком по полу, чтобы отвлечься от непокорных мышц горла, и сглотнула. Спустя несколько мгновений ледяной жар вспыхнул в моем теле, а прилив энергии ворвался в сердце, подобно уколу адреналина.

Внезапно все мышцы под моей кожей задвигались гладко, уверенно и сексуально, спина идеально выпрямилась, плечи расправились, груди приподнялись, бедра стали более покатыми, а живот — плоским. Словно все небольшие несовершенства человечности в моем теле разгладились. Если так фейри чувствуют себя всё время, то я им завидую. Меня хоть и напоили эликсиром, который изменил меня, но в отличие от фейри я всё ещё страдаю от боли, душевной и физической, всё ещё вынуждена спать, есть и пить.

Извивающаяся плоть дёргалась до самого желудка, попав в который, затрепетала как стая бешеных мотыльков, с отчаянием пытающихся вырваться на волю.

Мое сердце гулко стучало, из мозга словно вакуумом высосало все страхи и сомнения, а тело было как будто под напряжением.

Это было опьянительно.

И до чертиков сексуально.

Я потянулась, сила фейри привела меня в состояние эйфории. И как я жила без этого с той ночи на обрыве? Серьёзно, я, наверное, уже изменена настолько, насколько это вообще возможно благодаря этой ерунде, так ведь?

И тут я поняла, что у меня появилась новая проблема.

Я больше не чувствовала пули. И имела лишь приблизительное представление, где резать.

Понятия не имею, почему случилось то, что произошло в следующий момент.

Может, потому что всё это началось с моего желания, а этого я хотела так сильно, что книга решила наконец-то смилостивиться надо мной.

А может, Синсар Дабх не по нраву была мысль о том, что я собиралась себя резать.

А может, ей известно что-то, чего не знаю я, и я могла действительно убить себя, перерезав важную артерию.

Независимо от причины я резко стала видимой.

Я смотрела на свое тело и так рада была видеть себя, что несколько секунд даже не шевелилась. Затем вытянула ногу и залюбовалась ей. Согнула пальцы. Оценила состояние ногтей. Оно ужасное: ногти короткие, зазубренные и неотполированные. Черт. Их нужно привести в порядок. Кожа сухая. Как кожа может быть такой сухой, когда здесь бесконечно дождь идет?

Ладно, может, я и оттягивала мою кустарную операцию немного, упиваясь прекрасным зрелищем моего плохо ухоженного тела. Я соскучилась по себе.

Боже, как же здорово вернуться!

Я изучила свое бедро, с клинической точки зрения и безо всякого страха, боли, без малейшего намека на переживания, сделав глубокий хирургический надрез, начала копаться в ране. Кровь заполняла рану, испарялась и снова начинала течь.

Вау, а тут всё так интересно. Никогда не заглядывала себе внутрь раньше. Тело — это настоящее чудо. Какая жалость, что оно состоит из органических компонентов с очень коротким сроком службы.

«Но не мое,» — изумлялась я, продолжая резать. Впервые с тех пор, как я узнала о том, что меня переделали с помощью фейрийского эликсира, о котором ничего не известно, у меня случился приступ радости по поводу перспективы долгой жизни. Ненавижу вещи, которые в этом улучшенном состоянии можно со мной сотворить, но обожаю возможность встретить больше рассветов, провести больше ночей с Бэрронсом, потратить больше времени на то, чтобы найти смысл жизни.

— Сосредоточься, Мак, — пробормотала я. Моя безотлагательная проблема — пули. У меня есть целый список других проблем, и наименьшая из них — это выяснить, кто разболтал мои секреты.

Кожа уже пыталась срастись вокруг ножа. Из-за темной плоти я исцелялась ещё быстрее, чем прежде. Оказалось, что нужно продолжать резать, двигая ножом туда-сюда. Было интересно, как будто я оперировала кого-то другого. Я почти не чувствовала этого.

Извлечь пулю из ноги мне удалось с двух попыток. С трёх я смогла извлечь ту, что застряла в руке.

Конечно же, именно так он меня и застал.

Сидящую, развалившись на полу с парочкой искореженных металлических осколков в ложбинке между ногой и бедром, с ножом в одной руке, бутылкой спирта, которым я так и не успела воспользоваться, в другой, и с выражением дикого триумфа на лице. Возможно, я даже немного смеялась.

И я была в чем мать родила.

 

Глава 6

Такое чувство, что я была под кайфом. Да, собственно, так и было из-за радости от победы над пулями кровь неслась, наполненная бессмертной силой, жизненной энергией и похотью.

Мой мозг зафиксировал Бэрронса, а тело предложило: «А не пуститься-ли нам во все тяжкие?» Мое нынешнее состояние как раз идеально для этого подходит. В последний раз, когда я съела плоть Темных, его убили спустя пару минут после этого. И я в одиночестве переживала кайф и ломку. По большей части кайф пришелся на обратное путешествие из Германии, когда я изо всех сил старалась не думать и не чувствовать.

Боже, когда же мы в последний раз трахались отчаянно, по-животному, безо всяких запретов? И как, черт возьми, я допустила, что это было так давно?

Я знала ответ на этот вопрос. Причиной было то, что я таила в себе, как прожорливую гусеницу, поедавшую изнутри прогнившее яблоко, которым была МакКайла Лейн.

А сейчас, чувствуя себя неуязвимой и воинственной, благодаря темной плоти и присутствию Бэрронса — то ли зверя, то ли человека — и не видя никаких непосредственных угроз своему существованию, я ощущала лишь одну настоятельную потребность. Я прошла через очищение и стала прежней Мак, причем во многих смыслах. Возможно, чтобы пережить все это и разобраться со своими многочисленными проблемами, побыть наркоманкой — как раз то, что мне нужно.

Я никогда не занималась сексом с Бэрронсом, накачавшись темным мясом, хотя невероятно хотела этого. После того как я распробовала его в гроте Мэллиса, меня преследовало навязчивое, неудержимое желание почувствовать это удовольствие снова. Быть при-йей было ужасно. Я была до безумия ненасытной, немногим отличалась от марионетки.

А вот кайф от темного мяса, наполняя неутолимой похотью и наделяя несокрушимым телом, при всём этом не лишает рассудка. Даже если мы будем жестко трахаться, что с того? Моя кожа заживет ещё в процессе, и я смогу позволить себе ещё больше. Мы можем заняться тем, что я так люблю, и от чего у Бэрронса совершенно сносит крышу, и притом безо всяких последствий.

Я вся дрожала от похоти, внезапно начав понимать увидимся-в-Фэйри девушек больше, чем хотелось бы.

Наши взгляды встретились, и я вздрогнула.

«В моем Доме хренова река крови.»

В его глазах я разглядела заглавную «Д», а это значит, что в его Доме, независимо от того, что именно он считает своим домом, никто — никто, кроме него — не может нагадить и остаться безнаказанным. И я вовсе не уверена, что до конца ночи не подтолкну его в нужном направлении. В сторону Броди. За время моего пребывания в Дублине, я усвоила несколько вещей: если позволить плохому парню уйти, то он непременно вернется. Так что лучше просто лишить его возможности ходить.

«Краски,» — поправила я. Хотя его первобытное восприятие сообщило ему об этом ещё до того, как он преступил порог. Он ведь может учуять даже мои месячные. Больше того, он чувствует их приближение.

Бэрронс зарычал, сверкнули черные клыки, и я вдруг осознала, что прогулка по книжному магазину в его нынешнем состоянии могла пробудить в нём воспоминания о тех днях, когда он шагая по залитому кровью полю битвы, гадал о том, что обнаружит. Вероятнее всего всех, кого знает — за исключением своих бессмертных товарищей — мертвыми. Интересно, сколько времени прошло до тех пор, когда он запретил себе проявлять всякий интерес к людям? И каково это чувствовать, что ты потерял всех, как я потеряла Алину? О да, намного проще быть безразличным. В конечном счете, лучше просто позволить другим осуждать себя.

Зверь Бэрронса всегда наготове. Иногда я гадаю, что если однажды он не просто изменится, а сбежит и больше никогда не вернется в человеческое обличье. Останется в своей истинной форме, которая для него наиболее близка, в каком-то другом мире, в облике, в котором его гораздо тяжелее убить, но в котором гораздо проще жить.

Его темные глаза вспыхнули.

«Черт. Не знал, что застану здесь. В мире всё ещё есть вещи, способные убить тебя. Мне ненавистна сама мысль.»

Ах, так он не исключал вероятность того, что Дэни придет за мной с моим же копьем.

«Чёрт. Не знала, вернешься ли ты…» — «…ко мне» — быстренько проглотила я. — «Мне ненавистна сама мысль.»

Он улыбнулся, но улыбка эта быстро исчезла. Его губы сжались, а рот принял хорошо знакомые мне очертания. Он думал о том, чем бы хотел заняться со мной, используя свой рот. И это были определенно не разговоры. Бэрронс не тратит время попусту. Другой бы сказал: «Вот это да, ты снова видима!» Или: «Что, черт возьми, произошло с моим книжным магазином?» Или: «Кто это сделал? Ты в порядке?»

Но не он. Он осмотрел меня, убедился, что я цела, и вернулся к тому, что на самом деле имело значение.

Ко мне. Обнаженной.

Он разделся.

На его плечах играли мускулы, когда он стягивал с себя рубашку. Он скинул ботинки, вытащил ремень из пояса брюк, позволил им упасть, и я с трудом сглотнула. Бэрронс не носит белья. Люблю его член. И люблю то, что с его помощью он может со мной сделать. Я обожаю его яйца. Они такие мягкие и шелковистые, с бороздкой посередине, которую я люблю лизать, прежде чем обхватить его член губами. А когда я понимаю, что он потерялся в скользкой теплоте моего языка, кружащего медленно и непринужденно, посасывая его как особое лакомство, я глубоко вбираю в рот, сжимая рукой его яйца, и начинаю двигаться резче, чем должна, и каждый божий раз у него сносит крышу. Я одержима его телом и его реакцией на мои прикосновения. Он мой мужчина-гора, с которым я могу поиграть, поэкспериментировать и посмотреть, насколько высоко он может взлететь благодаря мне.

На его недавно возрожденной коже не было ни единой татуировки. Он представлял собой темное, мускулистое, лоснящееся совершенство. Я почти кончила, просто наблюдая за тем, как он раздевается. От его стриптиза и собственной руки между ног, а еще от его пристального взгляда, прикованного к моим движениям. Будучи при-йей, я часто такое проделывала, а он сидел рядом в кресле, пока я лежала на кровати, и наблюдал за мной тяжелым взглядом, в котором читалась похоть, восхищение и частенько мелькало нечто, весьма смахивающее на ревность. Затем он откидывал мою руку, накрывал своим телом и с силой до отказа входил в меня. Его взгляд словно говорил: «Я нужен тебе для этого. И если больше ни для чего другого, то, по крайней мере, для этого.»

Он прав. Одно дело мастурбация.

И совсем другое — секс с Бэрронсом.

Они абсо-нахрен-лютно и рядом не стоят друг с другом.

Я поднялась с пола, и пули с моего бедра, позабытые, упали на пол. Мой позвоночник стал гибким, тело — сильным, я пульсировала от желания, которое граничило с жаждой насилия. Не могу понять, почему рядом с ним я так себя чувствую. С другими было иначе. С Бэрронсом же я всегда чувствую себя живой и агрессивной. Мне хочется жесткого секса, хочется все ломать и крушить. Я хочу толкнуть его, хочу проникнуть в его голову. Мне хочется узнать, как много он может взять, и как много я готова отдать.

«Хочешь что-то сказать, Девочка-Радуга?»

Я знала, чего он хотел. Он всегда ждет этого от меня. Хочет знать, что я в происходящем отдаю себе полный отчет, делаю это добровольно, и что я на сто процентов поглощена им, жизнью, собой, этим моментом. Казалось бы, это не такое уж и трудновыполнимое требование, но для меня это не так просто. И где-то среди всего мною сказанного он хочет услышать свое имя.

Я вскидываю голову и бросаю на него колкий взгляд.

«Трахни меня, Иерихон Бэрронс,» — я не стала добавлять: «Ты мой мир.» По крайней мере, я очень надеюсь, что не стала. Мои веки затрепетали, прикрывшись, скрывая чувства.

И вот он на мне, я припечатана к стене, мои голые ступни свободно покачиваются над полом, а он поднимает меня все выше, пока не обхватывает своими большими руками мои бедра. Его физические возможности просто невероятны, они превращаются в неоспоримый бонус, когда дело доходит до секса.

Когда он прячет свою голову между моих бедер, я обхватываю ее ногами, выгибаюсь дугой, прижимаясь к его рту, и запускаю руки в его густые темные волосы. Когда его клык едва касается моего клитора, я с силой тяну его за волосы, и он смеется, поскольку для него, как и для меня, во время секса, не важно под кайфом или нет, боли просто не существует. Когда я была при-йей мы испробовали все, что могли. Я приспособилась к нему. Все это было чувственным опытом. И чертовски приятным.

Я откинула голову и позволила себе раствориться в блаженстве, которое дарил мне его рот и язык, двигающийся во мне.

Я выгнула шею и зарычала, кончая. Чертов мужчина, он прикасается ко мне — и я взрываюсь. Все еще во власти отголосков предыдущего невероятного оргазма, приближаюсь к следующему, и так до тех пор, пока он не прекращает ласкать меня. Он досконально знает, как управлять моим телом. Это невероятно. И пугающе.

В желании и похоти мы с Бэрронсом идеально подходим друг другу. А в обычной жизни мы как два дикобраза, которые с осторожностью должны учитывать жизненное пространство друг друга, потому что один неосторожный толчок — и любой из нас может оскалиться и удрать. Не потому что иглы причинили боль, а потому что мы оба… взрывоопасны. Темпераментны. Горды. Чертовски неуступчивы. Из-за этого у нас сложные дни, но невероятные ночи. Я не могу измениться. А он не станет. Что есть, то есть.

Здесь и сейчас, объединенные похотью, мы едины, и благодаря этому дни не так сложны. Снова взрываясь, я слышу, как он издает этот низкий, примитивный звук, зарождающийся в глубине его гортани, который так сводит меня с ума. Он вызывает вибрацию в тазовой области, которая медленно распространяется по всему телу, придавая моему оргазму пикантную остроту. И только это имеет значение для нас как пары.

Я не могу позволить себе лишь изредка трахаться с этим мужчиной, поскольку секс — это тот клей, который держит нас вместе; та нить, которая связывает нас; те единственные узы, ошейник или цепь, которые каждый из нас может себе позволить. Секс словно место, где все незначительное исчезает, а мы вместе становимся чем-то большим того, кем являемся поодиночке. Сейчас я понимаю, почему он трахается так же самоотверженно, как умирающий верит в бога. Секс с ним больше, чем что-либо другое, приближает меня к святости. Бэрронс — мой храм. Каждая ласка, каждый поцелуй как аллилуйя.

Если вас что-то не устраивает, можете отправить меня гореть в Аду.

Он отправится туда со мной.

Нам всё равно.

Пока оргазм затухал, вспыхивал и снова затухал, он откинулся назад, позволив мне соскользнуть со своего тела, его глаза полыхали кроваво-красным, лицо наполовину превратилось в звериное. Он стал выше сантиметров на шестьдесят, чем был до этого, плечи стали заметно шире, кожа потемнела и приобрела цвет отшлифованного красного дерева. Я чувствовала когти на своей коже. Крохотные бугорки рогов показались на его черепе.

Меня все еще трясло от отголосков оргазма, и все равно, несмотря на это, новая волна похоти накрыла меня, очистив мою кровь, открыв шлюз, который, как мне казалось, я и не закрывала. На какой-то момент я задержала дыхание, потрясенная непрошено возникнувшим осознанием того, что я в очередной раз подавляла все свои эмоции в течение многих месяцев. Все без исключения. Так же, как я делала, когда верила, что убила его на скале вместе с Риоданом. Я скользила по водной поверхности, как плоский камень прыгает по глади бездонного озера «блинчиком», благодарная, что могу быть беспристрастным наблюдателем, невидимым рассказчиком чьих-то чужих историй. Я жаждала быть невидимой. Хотела исчезнуть задолго до того, как это произошло на самом деле. У меня и без Книги имелась критическая, хотя и не очевидная неисправность. И эту неисправность я не могла самостоятельно починить. По крайней мере ни одним известным мне до сих пор способом. Безжалостная и неразрешимая сумятица в моей голове вынудила меня выбрать состояние полнейшего безразличия ко всему вместо борьбы с тем, что невозможно победить.

Лишь одно чувственное прикосновение Бэрронса — и я воскресла. Пришла в чувства, ощутив себя такой чертовски живой. А моя неисправность, которую невозможно починить и контролировать, никуда не денется и после того, как мы закончим. Так что нужно наслаждаться моментом.

Он склонил свою темную деформированную голову ко мне, и длинные спутанные волосы коснулись моей спины.

— Я ощущаю Темных в тебе, — глухо пробормотал он в основание моей шеи сквозь зубы, которые были слишком велики для человеческого рта. Я чувствовала, как его язык нащупал мою яремную вену. Ощущала, как мое сердцебиение пульсировало под его клыками. Его следующие слова были гортанными, искаженными, едва похожими на человеческие: — Насколько жестко ты готова поиграть? — а затем он немного потряс меня, как делает собака, когда у нее в зубах кролик.

— А насколько жестко ты умеешь? — выдохнула я ему в грудь.

Он поднял голову, посмотрел на меня и засмеялся так, как никогда не смеялся в человеческом обличье. О да, Бэрронс определенно предпочитает зверя. В этой форме есть что-то надежное и простое. Как будто в облике этого сообразительного существа он может быть свободным настолько, что мне никогда этого не понять. Хотелось бы мне знать, что он чувствует под своей примитивной эбеновой кожей, какова на вкус жизнь на острие его убийственных клыков. Хотелось бы и самой быть движимой теми же фундаментальными принципами, чтобы быть с ним на равных.

Я толкнула его в грудь. Он так сильно врезался в стену ванной комнаты, что у него опустилась голова, а когда он снова поднял ее, на его лице сверкала дикая и торжествующая улыбка.

— Ты хочешь бороться или трахаться, Мак?

Переполненная яростью и сексуальной энергией, я переступала с ноги на ногу. Быть может, я так никогда и не пойму, почему рядом с ним меня одновременно переполняют оба этих чувства, но, черт возьми, я уверена, что могу насладиться ими.

— И то, и другое.

— Думаешь, сможешь одолеть меня?

— Уж попробую точно.

— Думаешь, выдержишь?

Я ткнула пальцем ему в грудь и улыбнулась.

— Думаю, я тебя переплюну. Иерихон.

В его груди зародилось низкое рычание.

— Тогда, черт возьми, давай действуй, Мак.

Я так и сделала.

 

Глава 7

Я потянулась, чувствуя себя чрезвычайно удовлетворенной, перевернулась на бок и посмотрела на Бэрронса. Он снова был в человеческом обличье, лежал на спине, а его грудь не вздымалась, и я знала, что если приложу ухо к его коже, то не услышу сердцебиения в груди.

Бэрронс не спит. Он дрейфует, пребывая в состоянии глубокой медитации, которое я научилась распознавать. Пройдет немного времени, и он растворится в ночи, чтобы сделать то, от чего его тело наэлектризуется, а сердце снова забьётся.

Я запустила руку в свои волосы, пытаясь убрать это безобразие с лица, и умудрилась лишь запутаться пальцами в колтунах, пропитанных краской. В итоге я сдалась и отбросила их на одну сторону. Мы оба были перемазаны в краске на масляной основе, и если бы я не была… усовершенствована, а он не был бы… кем он там был, я бы забеспокоилась по поводу химикатов на нашей коже. Мы скользили и буксовали по магазину, кидали друг друга на обломки, окрасили свою кожу багровым: не только краской, но и кровью тоже.

И в конце концов оказались зажатыми между сломанным честерфилдом и расколотым книжным шкафом, книги впивались в мой зад острыми углами, абажур лампы был мне вместо подушки, а один из многочисленных сувениров врезался в поясницу.

Я чувствовала себя великолепно. Словно вырвалась на свободу. Раскрепостилась. Я сделала мысленную пометку: набрасываться на него, как только почувствую себя неуверенно или впаду в апатию. Бэрронс — антидот к яду, отравляющему меня.

Приподняв голову, я осмотрелась по сторонам.

Если прежде тут и оставались шкафы, которые не были полностью разгромлены, то теперь таких точно не было. Что-то чумовое произошло с нами, пока мы дрались и трахались, вымещая всё, что чувствовали, друг на друге, ведь слова теперь уже для нас не имеют значения. Словно одержимые единым первобытным порывом, мы вдруг перестали заниматься сексом и целиком отдались тому, чтобы закончить начатое теми людьми. Мы рвали, метали и крушили.

И то немногое, что уцелело после Стражей, мы разрушили сами. Мой iPod, как ни странно, работал на своей станции. Теперь же он был стерт в порошок нашими ногами. Ковры разодраны когтями Бэрронса. Шкафы валялись перевернутые, их содержимое разбросано по запятнанному пёстрой краской полу.

Интуитивно я понимала, что приняв участие в осквернении нашего дома, начатого кем-то другим, мы попрощались с его нынешним воплощением. Мы устроили ему достойные похороны, скорбя в ярости. Мы разнесли Феникса в пух и прах, чтобы он мог снова возродиться к жизни.

Мы начнём всё с начала. Мы с Бэрронсом будем начинать всё сначала не раз. Долголетие это подразумевает.

Пока я лежа, раздумывала о том, как тут всё переоформить — да, я по-прежнему люблю всё украшать, как говорит гениальный, полубезумный король, невозможно избавиться от собственной сущности — на глаза мне попался клочок бумаги, за которым я наклонилась, когда меня подстрелили. Судя по здоровенному красному отпечатку чьего-то ботинка, он прицепился к подошве и в результате оказался приклеенным к сломанному подлокотнику честерфилда.

Я потянулась за ним через Бэрронса и отодрала его. Разгладила и перевернула.

Мое имя резало глаза, просвечиваясь между брызгами краски.

Я начала читать. Остановилась. Чертыхнулась. И продолжила читать, чертыхаясь.

Дублин Дэйли

2 Августа ППС

ОПОВЕЩЕНИЕ О ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ!

ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ, ДОБРЫЕ ЛЮДИ НОВОГО ДУБЛИНА!

МАККАЙЛА ЛЕЙН

находясь под контролем смертельно опасной Книги черной магии, известной как Синсар Дабх, беснуется в Новом Дублине! Она совершает УЖАСАЮЩИЕ УБИЙСТВА НЕВИННЫХ и УНИЧТОЖИТ НАШ ГОРОД, если её не ЛИКВИДИРОВАТЬ немедленно! Её последней жертвой стал хороший человек, служивший в Стражах, который пытался ЗАЩИТИТЬ нас, не жалея себя! Мик О'Лири был разорван в клочья ВЗБЕСИВШИМСЯ ЖИВОТНЫМ МАККАЙЛОЙ ЛЕЙН.

Её фото снизу! Обычно она блондинка, но может и перекраситься, не попадитесь на её ГРЯЗНЫЕ уловки!

Если увидите её, НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ! Она УБИЙЦА, ПСИХОПАТ и ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСНА!!!

Сообщайте ПОПЕЧИТЕЛЯМ обо всех новостях, связанных с её местонахождением!

Обычно она обитает в КНИГАХ и СУВЕНИРАХ БЭРРОНСА, но в последнее время не была там замечена.

Ходят слухи, что Книга сделала её НЕВИДИМОЙ, в разы увеличивая ОПАСНОСТЬ, которую она представляет!

Помогите нам ЗАЩИТИТЬ Новый Дублин!

Присоединяйтесь к Попечителям сегодня!

Грязные. Я насупилась от обиды. Во мне нет ничего грязного. Ну, не считая недавнюю активность, и та не была грязью. Это была свобода.

Я невесело улыбнулась. Джаде и пальцем пошевелить не пришлось. Ей всего-то надо было дискредитировать меня, сдав Попечителям мое временное помешательство Синсар Дабх и раскрыв мое местоположение. Этим она поставила меня под прицел каждого дружинника, фейри и чокнутого в Дублине. Благодаря предыдущим вестникам Дэни, в которых она детально информировала горожан обо всех угрозах, которые считала существенными, включая и Синсар Дабх, мир был прекрасно осведомлён об астрономической силе, которая в ней содержится. Одни будут охотиться на меня, чтобы убить, других, будет подгонять тщетная надежда завладеть контролем над культовой, смертоносной Книгой. Вместо того, чтобы сообщить Попечителям, что Книга во мне, она позволила им думать, что у меня есть копия, подогрев желание охотится на меня у тех, кто хочет завладеть её силой.

Я не психопатка, и она прекрасно это знает. Я чертовски здорово держу себя в руках. Я убила всего одного человека. Случайно. О чем невероятно сожалею. С удовольствием бы исправила это.

Я снова закипала, вся та враждебность, которую я выплеснула на Бэрронса, снова потекла по моим венам, словно кто-то открыл неисчерпаемые источники внутри меня.

Полная фигня. На весь город обо мне раструбили, а я снова видима. Теперь мне не прокрасться потихоньку по улицам. Не смыться от рыскающих по небу призраков. Ну не странно ли, что они начали разыскивать меня той самой ночью, когда я снова стала видима. Неужели так легко могут меня учуять?

«Не то что бы мне снова хотелось превратиться в невидимку,» — мысленно добавила я с поспешностью. Если Синсар Дабх прислушивается, а я уверена, что так оно и есть, то мне нельзя ничего хотеть. Никаких желаний. Даже малейших.

— Слышишь меня? — зашептала я. — Это я. Мак. И у меня нет никаких желаний.

Ответа не последовало, но, судя по всему, мы с Книгой в ссоре. Или она слишком занята чем-то мерзким, коварным и зловещим, что требует её безраздельного внимания и что безусловно аукнется мне. Так что стоит наслаждаться молчанием, пока еще не начало аукаться, и заняться чем-то гораздо более приятным.

Я окинула Бэрронса голодным взглядом. Секс под темной плотью был феноменальным, как я и предполагала. Обычное человеческое существование бледнеет в сравнении с возможностям, которые открываются в жизни, если питаться фейри. Обостряются все чувства: вкусовые ощущения, осязание, слух, обоняние. Секс был ещё более потрясным, чем обычно с Бэрронсом, каждый нерв восхитительно чувствительным. Оргазмы были продолжительными, практически бесконечными, один затухал, и тут же вспыхивал следующий. О да, наверное, есть темных дважды за неделю — плохая идея.

Поразмыслю об этом через пару дней, когда протрезвею.

Глаза Бэрронса медленно раскрылись, его веки были тяжелыми. Похоть в этих древних глазах всегда пробуждала мою, превращая меня в дикарку. Я заскользила пальцами вверх по его телу от живота к челюсти, наслаждаясь каждой выпуклостью, каждой впадинкой. Я балдела, прикасаясь к этому варвару, и наблюдала, как его мягкость исчезала, скрываясь в оболочке жесткости, контроля, сдержанности.

Он взял меня за подбородок, провел пальцем вдоль нижней губы.

— Джейн стрелял в тебя, — произнес он убийственно тихо, и я поняла, что он учуял инспектора в разрушенном магазине, и что Джейн ещё до рассвета станет покойником.

— Джейн остановил тех, кто стрелял в меня, — поправила его я. — Страж по имени Броди заварил эту кашу. Рыжеволосый. Ему лет тридцать пять, метр восемьдесят, может чуть выше, — я чётко описала его, чтобы Бэрронс мог найти его, если захочет. А он захочет. — Остальные следовали за ним. Он единственный из них всех, кто, по-моему, представляет угрозу. Он хотел сжечь мой магазин, — сказала я. — Остальные будут слушать Джейна, когда Броди исчезнет.

Он слабо улыбнулся от того, с какой лёгкостью я рассуждала о близкой кончине человека.

— Рад, что ты пришла в себя.

«Во всех смыслах,» — читалось в его взгляде.

Я протянула ему Дублин Дэйли.

— Джада сдала меня.

Он просмотрел его, поднялся и обнаженный зашагал к разгромленному прилавку, на котором раньше стоял мой прелестный кассовый аппарат, чей серебристый колокольчик оглашал каждый выбитый мною чек. Что бы он не искал, этого не было там, где его оставляли. Он порылся в завалах и вернулся с ещё одним перепачканым, измятым листом.

Я разгладила его.

Дублин Дэйли

3 Августа ППС

ОПОВЕЩЕНИЕ О ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ!

НОВОДУБЛИНЦЫ, БУДЬТЕ НА ЧЕКУ!

Мы только что получили подтверждение того, что ДВЕ копии смертоносной ПСИХОВАННОЙ ЗЛОВЕЩЕЙ Синсар Дабх находятся в Ирландии.

Одна овладела МАККАЙЛОЙ ЛЕЙН. Вторая овладела

ДЭНИ О'МЭЛЛИ

которая теперь именует себя ДЖАДОЙ. Её фото снизу.

Самая смертоносная книга черной магии из всех, когда-либо существовавших, полностью КОНТРОЛИРУЕТ РАЗУМ МАККАЙЛЫ ЛЕЙН и ДЖАДЫ! Их НЕВОЗМОЖНО спасти.

Они обе ОПАСНЫЕ ПСИХОПАТКИ!

Их нужно УБИТЬ, чтобы остановить!

Свяжитесь с ПОПЕЧИТЕЛЯМИ, если располагаете информацией об их местонахождении. НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ К НИМ САМОСТОЯТЕЛЬНО!

Помогите нам ЗАЩИТИТЬ Новый Дублин!

Присоединяйтесь к Попечителям сегодня!

Я нахмурилась.

— Подожди-ка, что это? Что за бессмыслица? Это ведь неправда?

Не могла же она за прошедшие несколько дней освободить Крууса и попасть под его контроль.

— Мне об этом ничего неизвестно. А Риодан пристально следит за ней.

— Кто напечатал это и зачем?

Он склонил голову, внимательно наблюдая за мной.

— Думаешь, она издала первый, а я — этот в ответ.

Он пожал плечами.

— Если тебя кто-то бросает к акулам, тяни его за собой. И вас будет двое против акул. За редким исключением, люди объединятся, чтобы сокрушить общего врага — хищника, а потом уже, создав возможности к бегству, вернутся к своей вендетте.

Мне нравится его логика, простая, но эффективная.

— Я бы скорее всего заявила о своей невиновности. Издала бы собственный Дэйли, с опровержением.

Пожалуй, я не стала бы сдавать Дэни, несмотря на то, что она сдала меня. Я бы ни за что не призналась в том, что убила Стража. Ненавижу себя за это, ненавижу саму мысль о том, что кто-то мог наблюдать, как я это делала. Хочу знать кто это. Жутко осознавать, что кто-то знает о тебе что-то ужасное, а ты даже представления не имеешь кто это.

— Оправдания никогда не срабатывают. Системе свойственна предвзятость. Атакующий наступает, вынуждая того, кто защищается, оправдываться и от этого выглядеть виновным. Если не ты и не Дэни напечатали это, значит кто-то подставил вас, в надежде на то, что вы обе сбежите или погибнете. И с помощью двух обычных листков бумаги добился своего. Ими увешан весь город. Сам видел, как возле Дублинского Замка собиралась толпа, требующая чтобы Стажи приняли меры.

Вот почему он решил, что это Джейн напал на меня. После падения стен в замке разместился гарнизон Стражей и то, что теперь является единственной городской больницей.

— Неужели все просто так в это поверили? Попечители не предоставили никаких доказательств. И кроме того, — проворчала я, — стиль в котором листовки написаны однозначно незрелый.

— Страхи, скука и чувство беспомощности породили немало охот на ведьм. А тот, кто контролирует прессу…

— Направляет массы, — закончила я. — Неужели они не понимают, что у нас есть проблемы посерьёзнее? Вроде разрушения материи нашей планеты?

— Они винят тебя и Дэни за черные дыры. Толпа скандировала что магия, которую вы используете, настолько разрушительна, что разрывает мир на части.

— И тебя не беспокоит, что они могут направляться сюда прямо сейчас? — раздраженно поинтересовалась я. Чтобы навредить моему дому ещё больше. Мои руки сжались в кулаки.

— Возможно я прокрался в эту толпу и пустил слушок о двух молодых женщинах, которые танцуют где-то на окраине города на кладбище, обнаженные, вокруг сияющей книги.

Я фыркнула.

— И что, это сработало?

— Когда это напуганные мужчины могли устоять перед соблазном обнаженными женщинами и насилием? Но всё же то, что они придут, лишь вопрос времени.

Он поднялся как грациозная черная пантера, заиграли мышцы. Он выглядел не таким грозным, когда тело не было покрыто черными и багряными татуировками. Редко удается увидеть его без них. Прекрасного обнаженного мужчину. Моя кожа пахнет им. Мне не хочется смывать этот запах, но краска не оставляет выбора.

Он протянул мне руку и помог встать на ноги. В последний момент он склонил голову и вдохнул. Я улыбнулась. Наши запахи привлекательны друг для друга, когда мы трахаемся. Человеку должно нравится, как пахнет тот, с кем он трахается, в противном случае, он делает это не с тем, с кем нужно.

— У меня есть дела, — сказал он, и я уловила в его словах сожаление о том, что мы не можем просто позабыть обо всём на свете, оградившись ото всех. Жизнь была бы гораздо проще, если бы мы могли игнорировать всё, кроме друг друга.

— Унас есть дела, — поправила я. Не собираюсь больше отсиживаться в стороне.

— У меня. А ты помойся. Через час мы уходим.

И прежде чем я успела открыть рот, чтобы возразить, он исчез, скрылся из вида в этой его струящейся манере. Либо он двигался так быстро, что я не успевала разглядеть, либо сливался с окружающей обстановкой как хамелеон, двигаясь от объекта к объекту.

Раздался бесплотный голос:

— Я сделаю так, что люди не смогут попасть в магазин. Вы будете в безопасности до моего возвращения, мисс Лейн.

Я рассердилась. На протяжении последнего часа, когда я влезла ему под кожу и запустила его глубоко под свою, я была для него Мак.

Два малюсеньких слова снова воздвигли между нами стену формальности.

— Мисс Лейн, блин, — пробубнила я. Но его уже не было.

* * *

Ровно час спустя мы вышли из задней двери, ступая в аллею, которая соединяет КиСБ с гаражом Бэрронса. Мне жутко не хотелось оставлять магазин с разбитыми окнами, но Бэрронс заверил меня, что магазину больше ничто не угрожает.

Принимая душ, я поняла, что читая Дублин Дэйли упустила кое-что. Сегодня третье августа — ровно год прошел с того дня, как я впервые ступила на землю Ирландии. Столько всего произошло. Столько всего изменилось. Я всё еще не могла осознать до конца все произошедшие со мной жизненно-важные изменения. И теперь, снова став видимой, мне захотелось поговорить с мамой о некоторых моих проблемах, попасть в папины крепкие объятья, но с нашим воссоединением придется повременить.

Я задрожала от промозглого сырого воздуха. Мои волосы всё ещё были влажными, светлые локоны с кровавыми прядями. Масло лимона, которым я пыталась вывести краску, смягчило волосы и распутало колтуны, но не помогло мне избавиться от кровавого красителя. Очередной день в Дублине с неудачной прической.

Но дрожала я не только из-за мокрых волос. Ледяной Охотник припал к земле в переулке, удерживаемый символами, которые Бэрронс выгравировал на его крыльях и затылке. Это был тот же Охотник, которым я правила в тот день, когда мы пытались выследить Синсар Дабх и, будучи обмануты Книгой, разбежались как перепуганные мыши. В тот день, когда древний Охотник К'Врак, парил со мной рядом, коря меня за то, что я летела не на нём, и тепло приветствуя меня как «старого друга».

В моем сердце есть особое место для самого большого и самого древнего Охотника, чьё имя стало синонимом смерти, а поцелуй столь финален, что истребляет саму сущность души. Не нужны мне пуделя. Мне даже питбули не подходят. Мне подавай старую-добрую блаженно-чудаковатую финальность К'Врака. Интересно, где он? Может, он и сегодня присоединиться к нам в небесах?

Я вздрогнула от этой мысли. Если он объявится, я прогоню его. Я его и близко к Бэрронсу не подпущу. Никогда.

В небесах он был не единственной моей проблемой. Интересно, как быстро меня облепят противные упыри теперь, когда я стала видимой? Складывается впечатление, что я всего лишь меняю одну проблему на другую.

Сегодняшнее транспортное средство было в пять раз меньше своего гигантского сородича. И почему мы не взяли одну из машин Бэрронса, которые дадут фору любому на дороге? Кожа Охотника была совершенно лишена цвета, чернее полночи в тёмной пещере, она поглощала любой свет, попадающий на неё, словно побывала в космической ванне, где припудрилась пылью из черный дыры. Его крылья неподвижны благодаря чарам, которые Бэрронс наложил на это создание, чтобы контролировать его, а от его тела исходит пар, как от сухого льда в моросливую ночь.

Я снова вздрогнула. Сидеть верхом на одном из этих зверюг — всё равно что растянуться на льдине. И если ты прикоснешься к нему влажной кожей, можешь примерзнуть, как примерзает язык морозным утром к металлическому столбу. Однажды, в один из таких редких для Джорджии холодных дней меня заманили принять подобный вызов, пока я дожидалась вместе с друзьями школьного автобуса.

— Мне нужно захватить…

Бэрронс пресёк меня, швырнув мне ворох одежды: перчатки, шарф и толстую, подбитую мехом куртку пилота. Этот мужчина ко всему готов.

Охотник раздраженно запыхтел в моих мыслях:

«Убери его метки. Они раздражают.»

Я была удивлена, услышав его в своей голове. Обычно после того, как я ела темную плоть, мои чувства ши-видящих не работали, пока эффект не выветривался. И я предполагала, что не смогу общаться с ним мысленно.

«Дело не в том, что ты способна слышать. А в том, что я способен быть услышанным. Сотри их.»

«Я подумаю об этом,» — солгала я, заправляя перчатки в рукава и обвязывая шарф потуже вокруг шеи.

Его это позабавило. Его реакция щекотала мне нервы, и внезапно я осознала две вещи: он знает, что я солгала, и Охотника ничто не удерживает. Он просто притворяется.

«А тебя можно как-то удержать?»

«Мы неукротимые. Таков наш выбор. Скажи своим, чтобы перестали стрелять в нас. Мы не навредим. А метки просто раздражают. Сотри их.»

Он тяжело задвигал своим массивным брюхом, явно теряя терпение.

«Если от них никакого толку, то почему они раздражают?» — спросила я.

«Тебе нравятся эти красные пряди в волосах?»

Я не удержалась и засмеялась вслух, заработав взгляд Бэрронса.

«Так вы тщеславные?»

«Они искажают зрение. А ты не заигрывай с нами. А то мы начнем заигрывать с тобой, и тебе это не понравится.»

У меня нет абсолютно никакого желания выяснять, как Охотник может заигрывать с человеком.

— Чтобы оседлать кого-то, для начала нужно на него взобраться, мисс Лейн, — сухо произнес Бэрронс.

— А я-то думала, что продемонстрировала в книжном магазине свою осведомленность об этой последовательности, — не менее сухо ответила я. — Он разговаривает со мной. Ты что не слышишь?

«С этим даже я не могу общаться,» — шептал мысленно Охотник. — «Для этого нужны двери. А у него их нет.»

«Что ты имеешь в виду?»

«То, что говорю.»

«А?»

«Я не уточняю, не разъясняю и не дополняю. Раскрой свой умишко. Если ты не видишь этого, значит не заслуживаешь знать.»

Я закатила глаза. Вовсе не удивительно, что Темный Король питает слабость к этим созданиям. Они с ним на одной волне.

Бэрронс качнул головой влево, его темные глаза сверкали. Он перекусил, пока его не было, и его большое тело гудело как под напряжением. Мне не терпится откинуться на него, восседая на спине Охотника.

И раз уж не выйдет воспользоваться чувствами ши-видящей, чтобы определить, говорит ли Охотник правду, я решила прислушаться к своей интуиции: подошла к нему и приложив руку в перчатке к его ледяной шкуре, стерла мерцающий символ с его кожи.

— Что за хрень вы сейчас учудили? — взревел Бэрронс.

— Он сам захотел быть здесь. Он не навредит нам.

— И вы уверены в этом, только потому что он так сказал?

Это не единственное, в чём я уверена. Он будет содействовать нам больше, если я их сотру. Может, даже подразнит меня секретами вселенной, а то и не одной. До чего же интересно, что там за пределами. Побродив по коридорам Белого Дворца, этого безразмерного пристанища бесконечных диковинок, я заподозрила в себе цыганские корни. Если… нет… когда мы разберемся с нашими проблемами, я планирую отправиться вместе с Иерихоном Бэрронсом в путешествие. Круговселенское.

Этот Охотник был гордым, надменным и не привык подчиняться. Само это понятие было ему чуждо, причём настолько, что даже пришлось в своем уме разбить его на составляющие, как это делает Темный Король, разделяя себя, чтобы ходить среди людей. Не уверена, что он живой в нашем понимании этого слова. Он живой настолько, насколько живы ледяные метеоры или звезды. Символы его совершенно не сдерживали. Они были вроде назойливых мух на его шкуре и оскорбляли саму его суть.

— Доверься мне.

Бэрронс пристально смотрел на меня, замерев, лишь желваки ходили на его челюсти, что для этого мужчины равносильно полноценному приступу ярости. После затянувшегося молчания, он с трудом выдавил:

— Под вашу ответственность, мисс Лейн.

Я обошла Охотника по кругу и стерла следующий знак с его крыла. Бэрронс подсадил меня, когда Охотник присел, чтобы я могла забраться ему на спину. Я подтянулась вперед к его массивной голове и стерла последний символ.

А когда Бэрронс запрыгнул наверх, расположившись позади меня, и мы уселись между его крыльями, Охотник заурчал:

«Аххххх, теперь можно лететь.»

Он метнулся вперед и, достигнув широкого перекрестка на краю Темной Зоны, взмахнул своими кожистыми крыльями, отчего черные льдинки взметнулись маленьким штормом вокруг нас.

Мы взлетали всё выше и выше.

Мне так не хотелось оставлять магазин на неизвестно какой срок, обрекая его на одному Богу известную судьбу. Я смотрела вниз, пока он не превратился в совсем крошечное пятнышко под нами, и я не убедилась, что на данный момент никто не пытался совершить налет на мой дом. Мне стало понятно, почему Бэрронс о нём не беспокоится.

Неистовый и черный торнадо, кружа обломками, охватывал целые восемь кварталов, а в самом его центре находились КиСБ. Мы взмыли в небо прямо из его эпицентра. Небольшое сборище толпилось неподалеку, но никто не мог пересечь границы циклона, который вытянулся до небес, не рискуя при этом быть затянутым в воронку. Я оглянулась из-за плеча. Ледяной монстр подо мной, горячий мужчина позади.

— И как ты это сделал? — недоуменно спросила я.

— Попросил фейри об услуге. Они специализируются на климате.

Не слабая такая услуга.

— И кто из фейри благоволит к тебе настолько, что согласился помочь? — спросила я, хотя и без того знала ответ. Никто.

— Тот, кого я не стал убивать, прося об услуге. После того, как убил двух предыдущих.

Я усмехнулась. Одним словом, сорвиголова.

Хочу стать Иерихоном Бэрронсом, когда вырасту.

 

Глава 8

Когда мы приземлились на поле неподалеку от аббатства для встречи с Риоданом, стоявшим у Хаммера, в котором я не так давно провела слишком много времени, я решила не говорить ничего о том, что увидела на мониторах в клубе. Мне было интересно, поделятся ли Бэрронс и Риодан со мной информацией по собственной инициативе.

Мне хотелось выяснить, кто я для них: Мак — заслуживающий доверия член тайного общества; или мисс Лейн, которая по-прежнему находится за пределами внутреннего круга. К тому же знания — это сила, и мне нравится утаивать, что я узнала о чём-то, чего знать не должна была. О чём-то, вроде Кэт, которая тренируется с Кастео под Честером; Папы Таракана, который служит Риодану шпионской сетью; поцелуя Джады и Риодана; или Лора, который решил позажигать с Джо и готов ради этого вывести из себя своего босса. Того самого Лора, который задолжал мне, это, кстати, я тоже храню в секрете. Мудрая женщина подберёт все инструменты, что другие разбрасывают. Вдруг пригодится отвертка или ножик.

Мы с Бэрронсом не разговаривали, с тех пор как Охотник взлетел. Бэрронс просто не разговорчив, а я наслаждалась моментом, скользя по ночному бархатному небу, озаренному светом звезд, откинувшись на граничащую с непристойным волнующую чувственность мужчины, сидевшего позади меня, и одновременно поражаясь интригующе непостижимым эмоциям-мыслям-видениям в голове зверя, находившегося подо мной. Я была под кайфом, поэтому могла насладится поцелуями ветра, красотой, окружавшей меня, и не сильно обращала внимание на физический дискомфорт, вроде льдины под задом.

На спине Охотника, рядом с Иерихоном Бэрронсом я свободна. Ничем не заморочена. Жизнь — прекрасна.

Всё слишком быстро закончилось.

Риодан пошёл нам навстречу по пастбищу, и несмотря на то, что на самом деле он мне нравится, я напряглась. Он хочет, чтобы я открыла Синсар Дабх, и безжалостно следует к своей цели, но этому не бывать. В этом мы с ним противники. Вполне возможно, это тёмная плоть в моей крови так подзадоривает меня. Приятно всё-таки осознавать, что, если на меня попробуют надавить, я могу и ответить.

Он ни слова не проронил. Как и с Бэрронсом, никаких тебе: «Надо же, Мак, да ты снова видима!» Или: «А как ты это делаешь?» Или хотя бы: «А где твои сталкеры-падальщики?» Последнее меня и саму интересовало, пока я не решила, что они нашли себе новый объект слежки.

В свою очередь я тоже не поинтересовалась у него: «А кто же приглядывает за Дэйгисом? Ты что бросил его одного страдать от вселяющих ужас трансформаций?»

Риодан швырнул Бэрронсу бумагу.

Чёрт возьми, только не очередная газетёнка! В чём меня обвиняют на этот раз? Я заглянула через его плечо и прочла то, что он подсветил телефоном.

Дублин Дэйли

3 Августа ППС

ОПОВЕЩЕНИЕ О ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ!

ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ, ДОБРЫЕ ЛЮДИ НОВОГО ДУБЛИНА!

ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ДЕВЯТКУ!

Девять бессмертных разгуливают по нашему городу, притворяясь людьми. Они НЕЛЮДИ, и из достоверного источника нам стало известно, что они хотят захватить контроль над городом, прекратить поставки еды и МЕДИКАМЕНТОВ, в которых так нуждаетесь ВЫ и ВАШИ ДЕТИ, и ПОРАБОТИТЬ НАС ВСЕХ!

Они ПИТАЮТСЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПЛОТЬЮ и КОСТЯМИ, предпочитая маленьких детей. Они часто бывают в ночном клубе Честер, но не связывайтесь с ними там. Они слишком могущественны на своей территории.

Стреляйте издалека, если есть такая возможность!

Ниже фото!

Иерихон Бэрронс

Риодан

Лор

Фейд

Кастео

Даку

(Остальные имена сообщим позже)

ОПРОВЕРЖЕНИЕ: Синсар Дабх НЕ контролирует ДЖАДУ.

Только МАККАЙЛУ ЛЕЙН.

Я сдержала смешок, который уж точно хорошо бы не восприняли, но честно, мне уже надоело, что меня особо выделяют. Теперь, по крайней мере, я не одна в списке преследуемых. Я подняла взгляд на Риодана, вскинув бровь, и мило поинтересовалась:

— Предпочитаете маленьких детей? Серьёзно?

— Ты нахрен веришь всему, что тебе говорят.

Это не был вопрос, но он их вообще редко задаёт.

— То, что в газете написано обо мне — частичная правда.

— Аналогично. Частичная правда.

— Кто, вашу мать, — прорычал Бэрронс, — издаёт эту херню?

— Ну, теперь, по крайней мере, все мы раскрыты, — сказала я. — Я больше не чувствую себя единственной преследуемой.

— Джада, — произнёс Риодан.

Я тут же принялась её защищать:

— Я тоже так решила сначала, но больше так не считаю.

— В этой грамматика безупречна, и Джада единственная, кого реабилитировали, — ответил Риодан.

Бэрронс склонил голову, соглашаясь.

— И здесь нет упоминаний о Дэни, которую Джада считает мёртвой.

Если посмотреть с этой стороны, то я склонна согласиться. Кто бы там ни стоял за Попечителями, им не было смысла опровергать обвинения против неё, а с её-то суперскоростью она могла быстренько напечатать и распространить листовку.

— Дэни не умерла.

Из-за широких плеч Риодана показалась темная голова. Я и не заметила, как он приблизился к нам в сумерках.

Очевидно Риодан не стал терять времени и уже собрал свою «команду» по решению проблемы стремительно атрофирующихся мышц влагалища девятки.

— И я не верю, что это она напечатала. Стиль Меги гораздо занимательнее и ярче.

«Ох, дружочек, — подумала я, — тебя ждет сюрприз.» Джада холодная и блеклая до невозможного. Прищурившись, я изучала стоящего рядом с Риоданом молодого мужчину. Кажется, не для него одного их первая встреча с Дэни после её возвращения станет шокирующей.

Даже в тусклом свете луны было видно, как изменился Танцор. Он, казалось, стал ещё выше, а ведь и раньше был далеко не коротышкой, при его метре девяносто с чем-то. Мой взгляд скользнул к его ступням. Исчезли привычные кроссовки, уступив место ботинкам наподобие тех, что носят Риодан и Бэрронс, делая его ещё на пару сантиметров выше. Следом за кроссовками, толстовки уступили место брутальной черной армейской куртке. И хоть его джинсы были потертыми, а футболка — концертной, создавалось ощущение, что с тех пор, как я его видела в последний раз, он повзрослел на несколько лет. Но самое большое изменение произошло с его лицом. Я склонила голову, пытаясь понять, в чём дело. Густые, волнистые волосы ниспадали до подбородка в стиле этакого секси студента-поэта.

Он почувствовал мой взгляд и сверкнул улыбочкой.

— Линзы. Чувиха, весь мир у моих ног. Не знаю, почему раньше ими не пользовался. Хотелось бы сделать лазерку, но так пока и не нашел хирурга, которому смог бы довериться.

Так вот в чем дело! У него великолепные глаза цвета морской волны, обрамленные темными ресницами. До этого я видела их только за стёклами очков. Без них он выглядит более атлетичным, агрессивно-мужественным.

Я усмехнулась. Он услышал, что Дэни вернулась повзрослевшей, и поднял ставки, демонстрируя свои намерения. Как бы говоря: «Я мужчина. Выбор за тобой, Дэни». Молодчина. Их отношения были самыми нормальными из всех её отношений, а Дэни очень не хватает нормальности. Уж лучше пусть ему свою девственность отдаст. Однажды она сказала мне, что собирается сделать это с Бэрронсом или В'Лейном, тогда мы ещё не знали, что он Круус.

Она была решительно настроена превратить потерю девственности в нечто по-настоящему феноменальное. Танцор, может, и не слишком феноменален, но я уверена, для первого раза вполне достаточно, чтобы он был приятным, наполненным заботой и искренностью.

Я поморщилась, осознав, что думаю о ней как о Дэни, а не как о Джаде, словно ей всё ещё четырнадцать, и она по-прежнему невинна в этом последнем смысле. Сильно сомневаюсь, что стоит переживать о девственности Джады. Особенно после её поцелуя с Риоданом, которому я стала свидетелем. Джада — женщина, которая прекрасно умеет пользоваться своей сексуальностью. Пять с половиной лет — долгий срок. Пять дней рождений. С кем она их праздновала? Может, она, как и Бэрронс, возненавидела торты? До чего же хочется разузнать у Джады, была ли потеря девственности такой безупречной, как она на это надеялась.

Но Джада никогда мне этого не расскажет.

Танцор наблюдал за мной, интуитивно догадавшись о некоторых из моих переживаний.

— Она всё ещё Дэни, — сказал он.

«Нет, больше нет,» — не стала отвечать я, желая, чтобы он оказался прав.

— И даже, если как он говорит, — Танцор указал большим пальцем на Риодана, — у неё есть альтер-эго, что с того? У некоторых людей такой богатый внутренний мир, что они не могут ограничиться каким-то одним способом бытия. Что такое Бэтмен, если не альтер-эго Брюса Вэйна? Бэт был быстрее, сильнее, умнее и гораздо круче. Вообще-то можно даже поспорить о том, кто из них был альтер: Бэт или Вэйн. Бэтмен эволюционировал, стал жестче и превосходнее во всех смыслах, лишь изредка носил маску человека, чтобы вращаться в обществе. Вспомните Чудо-женщину, известную как принцесса Диана или Диана Принс, она была каждый раз разной. Супермен стал Кларком Кентом…

— До нас, мать твою, дошло уже, — оборвал его Риодан.

— А я думала, что Кент стал Суперменом, — сказала я.

Танцор с насмешкой посмотрел на меня.

— Ты что телек не смотрела? Тебе бы стоило почитать о супергероях. Он родился на Криптоне и был Кал-Элом.

— Жизнь тебе не чертов комикс, мальчишка, — холодно произнёс Риодан.

— Ещё и какой, — возразил он, — а сценарий мы пишем сами, так что или стань легендарным, или не занимай эфир. Вы все относитесь к этому слишком серьёзно. Предоставьте Меге возможность самой создавать альтер-эго для трудных времён. И просто восхищайтесь. Не мешайте ей. Мне всё равно, кем она решит быть.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь её, — ответил Риодан.

— То же самое, — сказал Танцор. — Хочет быть Джадой, так тому и быть. Захочет быть Дэни — без проблем. Хватит думать, что Джада убила Дэни. Научитесь ценить обе составляющие её личности. Господи, вам просто необходимо всё раскладывать по полочкам, да? И если что не помещается, вы из себя выходите, пока не распихаете всё по своим местам. У меня для вас новость: жизнь не так устроена.

Я моргнула, обескураженная его словами. Ценить их обеих? Я, может, и рассмотрела бы подобный вариант, улови я хоть намёк на Дэни в ней, с тех пор как она вернулась.

— Куда делись все твои «чуваки», мальчишка, — сказал Риодан. — И твоя одежда. Думаешь понравиться Джаде повзрослевшим. У меня для тебя новость: Джаде никто не нравится.

— Никто из тех, кого она до этого встречала, — ответил Танцор. — Основное правило Меги: принимай её такой, какая она есть, или и думать о ней забудь. Попробуешь посадить её в клетку ограничений, и она перейдёт в режим полной боевой готовности. И кому, как не тебе, это знать.

— Что ты имеешь в виду под «кому, как не ему»? — спросила я.

— Он же вроде должен быть охрененно умным. Но когда речь заходит о Дэни, он слепнет как летучая мышь. Как и все вы. То, что вы отвергаете Джаду — следствие вины, которую вы чувствуете за все, что с ней случилось. Это ваши заморочки, и она тут не при чём. Хватит думать об этом, как о чём-то плохом, и разглядите, наконец, то, что она может предложить. Но прежде всего дайте ей время. Мы ведь понятия не имеем, что с ней произошло. Дэни не было пять с лишним лет, и она всего пару недель назад вернулась. Дайте ей дух перевести. Народ, чего вы такие нетерпеливые? — на этом он развернулся и пошел к Хаммеру.

— Устами младенцев… — хмыкнула я.

Бэрронс тихо рассмеялся.

— Стоило прибить младенца в тёмном переулке, пока у меня был шанс, — произнёс Риодан.

* * *

Арлингтонское Аббатство. Мне никогда не давались легко визиты в это место. Впервые я попала сюда, после убийства ши-видящей Мойры, и рядом со мной ради защиты и демонстрации силы был принц фейри. Мы с В'Лейном довели до белого каления практически каждого обитателя этих стен.

Во время второго посещения я была в адском состоянии при-йи заперта в камере темницы.

В третий раз я посетила грандмистрисс, вооруженная до зубов, и подбила Дэни выкрасть меч и копьё у Ровены, в очередной раз испортив отношения со своими сестрами ши-видящими.

Если честно, единственным приятным воспоминанием, связанным с этим местом, была ночь, когда мы захоронили Синсар Дабх, и даже тогда всё пошло наперекосяк. Мы всего лишь заменили бесплотную книгу на Темного Принца, способного создавать практически безупречные иллюзии, искусного в сложных расчетах и долгосрочных махинациях. На сто процентов уверена, что он совсем не такой «инертный» как когда-то книга. И совсем не уверена в том, что Темный Король предпринял адекватные меры по его удержанию. Теперь, нося его браслет, я уверена в этом и того меньше. Джада сняла браслет с руки Крууса. Повредила ли она при этом решетку? Не потому ли дверь теперь заперта? Смогла ли она запустить энергетическую сетку? По-прежнему ли он в своей тюрьме или едва заключен в пещере? На какой риск она пошла ради того, чтобы завладеть оружием? Может, она ослабила решетку настолько, что его побег всего лишь вопрос времени.

От этой мысли пальцы сжались, хватаясь за пустоту. Терпеть не могу, что копья у меня нет, особенно теперь, когда я снова видима. Утешаю себя мыслью, что не меньше этого не могу терпеть, когда у Дэни нет её меча. В конце концов, это она сидит прямо над его клеткой. И если он сбежит, она сделает то, что у неё получается лучше всего — убьёт. И это будет уже второй Темный Принц на её счету. Мега бы раструбила об этом выдающемся подвиге на всю округу. А Джада, наверное, даже упоминать бы о нём не стала. Но Джада, вне всяких сомнений, превзошла количество убийств Дэни ещё несколько лет назад.

Когда мы въехали в открытые ворота, припарковались возле фонтана и выбрались из Хаммера, я замерла на мгновенье, моргая. Парк так походит на сады Белого Дворца с его посеребренными лунным светом диковинными цветами, сияющими чернильными мегалитами, переливающимися темными розами и лозами, которых не сыскать нигде, кроме как в Фэйри, что мне пришлось сконцентрироваться, чтобы разглядеть серые каменные стены аббатства и убедиться, что я не попала каким-то образом в Зеркалье.

Во время моего последнего визита сюда Джози заносчиво проинформировала меня, что Джаде удалось остановить изменения, вызванные Круусом. И это замечательно, иначе аббатство могло затеряться, как замок Спящей Красавицы, в чаще фейрийской лозы и шипов. Я быстро осмотрела мегалиты — по-прежнему без верхней перегородки. Они так и не превратились пока в дольмен — фейрийский портал в другие измерения. Очень хочу, чтобы эти камни были уничтожены или по крайней мере завалены.

Танцор присвистнул, выходя из Хаммера.

— А тут всё изменилось, с тех пор как я был здесь в последний раз, — сказал он.

Никто из нас не потрудился ответить ему. Я подошла к кусту, усеянному огромными бархатными цветами, которые пахли как ночной жасмин, сорвала бутон размером с грейпфрут и стала перебирать лепестки пальцами. Они такие же реалистичные, как иллюзия моей сестры. Я зарылась в них лицом. Запах был насыщенным, одурманивающим, усиленным Темными в моей крови. Мог ли Круус достичь своим влиянием до Дублина? Может это он, а не книга, создал иллюзию Алины? И чем вообще занята моя книга?

— Мак, убедись, что Круус по-прежнему скован, — велел Риодан.

— Она не может. Снова наелась темных, — ответил ему Бэрронс.

— Зачем? — удивленно спросил Танцор.

— Это придаёт суперсилы, — сказал Риодан. — Человека сложнее убить. Он становится сильнее. Быстрее. Видимо Дэни не стала делиться этой информацией с тобой. Интересно, почему.

— Очевидно же. Она считает, что мне всё это не нужно.

— Или ей всё равно, выживешь ты или нет.

— Время покажет, старичок.

— Покажет. Ты станешь пеплом. А я по-прежнему буду здесь.

— Один. Потому что мы с Дэни умрём, сражаясь вместе со злодеями, и отправимся в следующее приключение. Тоже вместе.

— Не бывать этому, — категорично заявил Риодан и двинул в сторону аббатства.

Я с тревогой глянула на Бэрронса. Он выглядел таким же недовольным, какой я себя чувствовала. Комментарий Риодана прозвучал как намёк, что он намерен сохранить жизнь Дэни любой ценой. И он уже доказал, что готов сделать для этого всё необходимое.

— А вот этому точно никогда не бывать, — пробубнила я ему вслед. Дэни и так уже, по-моему, частично монстр. Нет необходимости превращаться в ещё большего.

Я прищурилась, глядя мимо Риодана, рассматривая аббатство как единое целое, игнорируя буйный ландшафт, ослепительные висячие сады и разглядывая структуру самого здания.

Здесь произошла битва с Ледяным Королём, и была одержана победа. К сожалению, уже после того, как он разместил в нашем мире свою опухоль. Я пропустила эту схватку. Была в Зеркалах вместе с Бэрронсом — охотилась за заклинанием, способным призвать Тёмного Короля. Но я наслышана о том, как Дэни и Риодан спасли всех у дальней… О!

Я моргнула, но всё осталось без изменения. Рядом с древней молельней, примыкающей к покоям Ровены, около привязанного МФП, который использовали для уничтожения ЛК, ночь была темнее чёрного.

Абсолютное отсутствие света очерчивало идеальный круг размером с небольшую машину. Я указала на него остальным.

— Вы знали об этом?

Бэрронс покачал головой.

Танцор вздохнул.

— Я надеялся, что мы убили Ледяного Короля до того, как он внёс свой космический вклад, но он не терял времени зря, пока мы отвязывали МФП. Похоже, уменьшенная квинта, которую мы ему скормили, оказалась офигенно вкусной.

Словно очередное доказательство того, в какой ужасной ситуации мы находимся, как будто оно нам требовалось, около молельни, метрах в тринадцати от стен аббатства, зависла самая большая черная дыра из всех мною виденных.

— Что будет, если она разрастётся и достигнет стены? — потребовала ответа я. Сама догадываюсь, но хочу, чтобы кто-то убедил меня в том, что я не права.

— Если она ведет себя так же, как та, что под Честером, — ответил Бэрронс, — аббатство и всё, что в нём, исчезнет.

— В лучшем случае, — поправил Танцор. — Я изучал их, забрасывая внутрь мелкие объекты. Все дыры, что я видел, зависают над землёй. Думаю, как и все остальные, ведь ЛК забирал частоты прямо из воздуха, оставляя свои депозиты взамен на том же самом месте. И это не лишено смысла, учитывая, что звуковые волны, соприкасаясь с объектами, искажаются. Каждый из объектов, которые я забрасывал, был тут же поглощён, а аномалия слегка увеличивалась в размерах. Толку от этого нам никакого, потому что увеличение её размеров не было пропорционально массе, поглощенного объекта.

— К чему ты клонишь, черт тебя дери? — рявкнул Бэрронс.

— Дослушай и поймёшь. Когда дыра под Честером поглотила упырей Мак, они тоже, между прочим, парили над землей. Ничто из того, что я забрасывал в черные дыры, не соприкасалось с другими объектами.

Может, я и не знаю ответа. Может, ответ ещё хуже моих догадок.

— В самом худшем случае, — продолжал Танцор, — она поглотит аббатство и всё, с чем оно соприкасается, воспринимая всё это как единое целое.

— Но аббатство соприкасается с Землёй! — воскликнула я.

— Вот именно, — ответил Танцор.

— Как быстро она может поглотить его? — требовательно спросил Бэрронс.

— Невозможно знать наверняка. Возможно, дыры поглотят только то, что находится на поверхности и недостаточно велико, чтобы противостоять притяжению этих штуковин. Может, такие большие объекты, как Земля, они не в состоянии втянуть, и дыра поглотит всего лишь часть аббатства. Если притяжение черной дыры соразмерно силе земного тяготения, можно предположить, что объект разрушится под воздействием двух противоборствующих гравитационных сил, при достижении критического напряжения. Проблема в том, что я не могу гарантировать, что они поведут себя подобно тому, что принято считать черными дырами. По большому счёту, наши знания касательно самих черных дыр весьма спекулятивны и ограничены, так что рискни мы провести подобный эксперимент с какой-то другой сферой, можем ненароком запустить необратимый эффект домино.

— Подытожь, — отрезала я.

— Вывод такой: мы не должны допустить, чтобы черная дыра достигла аббатства, даже если для этого нам придется сровнять его с землей.

 

Глава 9

Джада устремила взгляд в ночь, наблюдая из окна за тем, как посетители исчезли из вида, пройдя мимо колонн центрального входа аббатства.

Она была уверена, что они придут. Те, кто хотят, чтобы она снова стала той, кем больше не является, той, что просто не смогла бы прожить в Зеркалье несколько кровавых и безумных лет.

Они думают, что она украла их Дэни. Она этого не делала. Думают, что у неё раздвоение личности. Это не так.

Она то, во что превратилась Дэни.

Теперь она не такая, как та Дэни, которую они все знали.

Неужели они ожидали, что девчонка, сиганувшая в Зеркало, пять с половиной лет спустя вернется такой же, какой была, словно с ней ничего не случилось за всё это время?

Это просто невозможно.

Четырнадцатилетняя Дэни утеряна так же безвозвратно, как и чья-либо юность.

Их желания нелогичны. Желания часто бывают таковыми. У неё самой есть несколько абсолютно лишенных смысла желаний.

А ещё она была уверена в том, что имя, которое она для себя выбрала, огорчит их. Но её так долго не называли Дэни, что она уже и не помнит, когда это было. К тому же она хотела начать всё заново, оставив прошлое позади.

Она снова дома.

Жизнь началась сначала.

И живет она так, как умеет.

Когда она осознала, что по земным меркам отсутствовала очень несущественный отрезок времени — факт, который вначале она была не в состоянии осмыслить — она поняла, что обитатели аббатства не последуют за внезапно повзрослевшей Дэни так же охотно, как за неизвестной им воительницей. Многое зависит от того, как факты преподносить, порой даже больше, чем сами по себе факты. «Повстречав» её как Джаду, многие из ши-видящих до сих пор поверить не могут, что она когда-то была дерзкой, непослушной девчонкой.

И если бы она продолжала называть себя Дэни, это смущало бы её ближайшее окружение. Они не приняли бы её под любым именем, ведь ей уже почти двадцать, и они бы не смогли смириться с тем, что она прожила пять с половиной лет вдали от них и стала другой.

Не совсем другой, правда.

Всё, что она делала после возвращения, кричит о том, кем она была, во что верила и ради чего жила. Она начала вербовать ши-видящих, вызволила аббатство, приступила к превращению этих женщин в тренированных воинов, которыми им следовало быть всегда. Не сделав этого, предыдущая Грандмистрисс допустила непростительную ошибку.

Овцы, как прежде она называла сознательно зашоренных, по-прежнему воспринимают всё черно-белым и видят лишь четырнадцатилетнего со взрывным темпераментом ребенка, который пытался сбежать от своих проблем, прыгнув в Зеркала, и по их мнению зрелая, прекрасно владеющая собой женщина является её неправильной версией.

Они не приняли её.

Кроме Риодана её даже не узнал никто. Но и он тоже её отверг. Решил, что «другая» часть её, которая бывала так полезна при необходимости, завладела полным контролем, будто она была настолько несостоятельной, что допустила бы подобное. Он даже не понял, что на него смотрела повзрослевшая Дэни.

«Способность приспосабливаться, — говорил он: — гарантирует выживание.» И она к нему прислушивалась. А теперь сам же осуждал её за методы, даже не догадываясь о том, что ей пришлось преодолеть и на что пойти.

Её это сильно задело.

Возможно, более тактичная женщина не стала бы провоцировать Риодана комментариями о том, что Дэни умерла, или разбрасываться пренебрежительными высказываниями о подростке, которым она когда-то была. Но он так же, как и прежде, раздражал её. И это задевало её ещё сильнее, ведь она не ожидала от себя подобной реакции. Она не может позволить себе так реагировать, потому что это может привести к фатальным последствиям.

Когда она только вернулась, подобные реакции были ей несвойственны, её сердце было ожесточено и скованно горем, но дублинские будни были совсем не похожи на ту часть её жизни, когда ей с боями приходилось прорываться домой. Тогда всё было подчинено одной единственной цели. Сейчас же всё стало гораздо сложнее, а некоторые люди умудряются пробуждать в ней всё самое худшее, то, о чем она уже и позабыть успела. Привязанности — это цепи, которых она старалась избегать любой ценой, и вот пожалуйста: она умудрилась сковать себя ими по рукам и ногам.

Последние недели были неоднозначными: эмоциональность людей как внутри аббатства, так и за его пределами; то, что осталось от её далеко не безупречных отношений; коварные ловушки, подстерегавшие за каждым поворотом; время, проведенное в Хаммере с двумя из тех, кого она сначала намеревалась убить (и с чем в итоге решила повременить, а то и вовсе переосмыслить); прошлое, которое она хотела позабыть — всё это пробуждало в ней то, чего она не хотела больше чувствовать.

Она и выжила-то лишь благодаря тому, что стала бесчувственной.

Разуму свойственна последовательность. А чувства подобны гранатам с выдернутой чекой.

Если бы она всегда придерживалась здравомыслия, целее была бы, это ведь чувства вынудили её сигануть в Зеркало, ведущее прямиком в ад…

На пять с половиной лет, которые она провела практически в полном одиночестве.

И всё это после четырнадцати лет, когда её совершенно никто не понимал.

А вернувшись в Дублин, ей пришлось взять на себя ответственность за пятьсот с лишним ши-видящих, которых становится больше с каждым днем.

Но она по-прежнему одинока. Её по-прежнему никто не понимает.

Отвернувшись от окна, она посмотрела на себя в зеркало. Исчезли буйные кудряшки, которые в тот первый опасный год в Зеркалье просто с ума её сводили пока она не срезала их ножом. И хотя они снова отросли, она научилась справляться с ними с помощью средств для укладки. Меч был её единственным украшением, разбавляя черный наряд. Она спокойно встретила изумрудно-зеленый взгляд в своем отражении, а затем отвернулась от него и села в кресло за столом, ожидая.

Она знала, что им от неё нужно, и планировала сотрудничать с ними, потому что её город в опасности. На кону судьба человечества, а одной ей не справиться. Она прекрасно осведомлена о том, кем является — одной из сильных, а значит должна защищать тех, кто не так силён. Она присоединится к этой команде несмотря на то, что общение с этими людьми угрожает её внутреннему равновесию, потому что от этого зависит судьба мира.

Они привели с собой Танцора. Она планировала и дальше избегать его, но согласится на его присутствие, потому что его разум простирается до невиданных горизонтов, и в прошлом ему удавалось разобраться в том, что ей было не под силу. Его находчивость безо всякого сомнения является ценным ресурсом. Она осознавала масштаб угрозы, которую представляли собой черные дыры, и она не для того, не зная жалости, пробивала себе путь к дому, чтобы снова его потерять.

Когда-то они оба были юными. Полными энтузиазма и жажды приключений, сумасбродными и свободными.

Он по-прежнему такой.

А вот она больше не самодовольная, дерзкая и пылкая девчонка, какой однажды была, и он, как и все остальные, станет презирать её за то, что она отняла у него друга.

Они такие предсказуемые.

Мак позволила отобрать у себя копье. Она была уверена, что та так поступит, если скрыть от неё меч на некоторое время, потому что ей будет невыносима сама мысль о том, чтобы Дэни осталась без защиты. Сориентироваться на местности, оценить естественный и эмоциональный климат и принять облик, который больше всего способствует достижению текущей цели — этому она тоже научилась у Риодана.

Притворяясь, что у неё нет меча, она не имела возможности открыто вырезать Темных, и жажда убивать довела её до крайнего возбуждения, поэтому, заполучив копьё, она ринулась на улицы спускать пар, выпуская фейерверки кишок и проливая потоки крови.

Мак чувствовала себя виноватой за то, что загнала её в Зеркала. И она этим воспользовалась. Но Мак преследовала, лишь потому что Дэни убегала. Есть методы уклонения более действенные, чем побег, и если кого и стоило винить в случившемся, то это саму Джаду.

А вот за то, что Мак не принимает её такой, какая она есть, вина уже целиком и полностью лежит на Мак.

Она отдала копьё ши-видящим, чтобы они пользовались им на свое усмотрение, это должна была сделать ещё предыдущая Грандмистрисс. Сдержки и противовесы — эффективный метод. Ши-видящие справятся лучше с зачисткой Темных и спасут больше людей, чем Мак, парализованная страхом, который в ней вызывает её темный компаньон.

К тому же с Мак будет всё в порядке и без копья. У неё есть браслет и Бэрронс под боком.

Когда рядом с женщиной находится кто-нибудь вроде Бэрронса — это навсегда, и он не позволит даже смерти разлучить их. Никогда не позволит.

Куда бы не пошла Мак, Бэрронс последует за ней.

Даже если это будет Зал Всех Времен.

* * *

— Что это за хрень.

Джада застыла. Когда ты застигнут врасплох или напуган, замереть — естественная человеческая реакция, лишенная логики и самоубийственная. Будто если замрешь, будет легче уклониться. Ей понадобилось достаточно много времени, чтобы превозмочь этот инстинкт и усовершенствовать технику «продолжай двигаться и будь водой»[13] . В сражениях одерживает победу тот, кто более подвижен.

Черт бы побрал девятку и их уму непостижимые способности. Она так и не нашла ни одного первоисточника о них ни в этом мире, ни в других, а она искала. Она, которая может уничтожить то, от чего они зависят.

Риодан бросил в неё лист бумаги. Он находился в её кабинете, рядом с ней, но она даже не ощутила движения воздуха.

А он хорош. Когда он перемещается нормально, она ощущает его. Когда же он двигается в этом усиленном черт-знает-каком режиме, ей приходится действовать вслепую.

Она обернулась к нему, приподняла голову и мгновенно переместилась в прошлое. Как же она тогда, попав в очередную безвыходную ситуацию, с готовой сорваться с языка бэтменовской шуточкой, ждала его. Молилась о том, чтобы наконец-то, задрав голову, увидеть, как он возвышается над ней. Рассчитывала на то, что он примчится, чтобы вытащить её оттуда, куда её угораздило вляпаться. И они, сражаясь бок о бок, прорвутся домой.

— Дублин Дэйли, — произнесла она безо всякой интонации.

— Изданный кем.

— Мной, конечно же. Расширила круг преследуемых и всё такое. Больше целей. Меньший риск. И себя реабилитировала.

— И ты это признаешь.

— Почему бы и нет?

— Потому что ты вывела меня из себя, а ты знаешь, что происходит с теми, кто выводит меня из себя.

— Как я уже говорила, я — это всё, что осталось от той, которую ты предпочитаешь мне. Так что пошел ты, — выдала она прохладно.

Он слабо улыбнулся. Ей пришлось прикусить язык, чтобы не нахмуриться. Он не должен был улыбаться. Почему он улыбнулся? Его улыбки всегда её смущали.

— Ты подставила моих людей, — мягко сказал он.

Она медленно поднялась, вытягиваясь в полный рост — во все сто семьдесят восемь сантиметров, и сложив руки на груди, встретила его взгляд.

— Думаю ты разберешься с этой проблемой. Тебе не привыкать. Ближе к делу. Черные дыры.

— Классный меч, Дэни. Мак знает, что он у тебя.

— Джада. Скоро узнает. Я ничего не таю. И не делаю ничего такого, что приходилось бы скрывать, кроме тех случаев, когда я умалчиваю или искажаю факты намеренно, чтобы добиться желаемого. Ой, подожди, что же это со мной? Совсем на тебя похожа стала.

Он склонился к ней, почти касаясь, и прошептал:

— А ты во всеоружии, Дэни. Правда, классное чувство — бороться с тем, кто в состоянии держать удар. Кого невозможно сломать. Помни об этом, когда будешь выбирать союзников в этом городе. Меня невозможно сломать.

— Как и меня.

— Да, ты научилась прогибаться. Гибкие не ломаются.

— Святые хвалебные оды, — передразнила она, — комплимент.

— Приправь свои действия эмоциями, и может снова начнешь мне нравится.

— Снова, — она не собиралась ему вторить, но рядом с ним, как ни с кем другим, она вечно, нарушая собственные правила, болтает лишнее. Она подозревала, что это происходит от того, что в ранние годы в Зеркалах она без умолку разговаривала с ним. Отвечала сама себе вместо него. Оценивала собственные решения в зависимости от того, посчитал бы их мудрыми и полезными сам великий Риодан.

Серебристые глаза продолжали удерживать её взгляд.

— Это не значит, что Дэни мне нравилась.

— По крайней мере ты последователен, — невозмутимо ответила она.

Его серебристые глаза были как лёд.

— Я любил её.

Она потеряла контроль над собой. Каждый мускул в её теле сжался. Она отказывалась сделать то, что её тело от неё требовало — прервать оцепенение движением, отвлечься, взяв что-то в руки, отвести взгляд от этих колючих глаз, которые внимательно следили за ней, пытаясь прочитать язык её тела. Он всегда замечал слишком много. Она заставила себя расслабиться, стать невозмутимо флегматичной.

— Тебе неизвестно значение этого слова.

— Отказ от эмоций — ошейник с коротким поводком.

— Эмоции — это ошейник с коротким поводком.

— Не вижу смысла спорить. Пока. Танцор здесь. Я ожидаю, что ты…

— Мое желание сотрудничать никак не связано с твоими ожиданиями. Что бы я не делала, это никак не связано с твоими ожиданиями, — она и так несколько лет на это потратила. — Я сделаю только то, что зависит от меня, чтобы спасти мой мир.

— Наш мир, — он отвернулся к двери, когда раздался звук приближающихся шагов.

— И это всё, что нас связывает.

— Осторожно, Дэни. Как бы тебе не пришлось забирать свои слова обратно.

Шаги казались ей неправильными. Люди бежали, кричали.

Джада рванула в обтекающий её тело поток и промчалась мимо него.

И если она ткнула его под ребра, слегка выставленным локтем, то лишь исключительно из-за спешки, не более.

 

Глава 10

В крошечном мире телепортирующихся деревьев Джада обнаружила пушистое создание, которое можно было описать так: что-то среднее между дикой рысью и упитанной коалой, с кошачьей мордочкой, лохматой дымчато-серой шкуркой и мягким белым брюшком. У него были огромные лапы с массивными острыми черными когтями, а длинные задорно торчащие ушки украшали серебристые кисточки.

Несмотря на свою пухлость, создание было на удивление проворным. Оно умудрялось взбираться на деревья в тех редких случаях, когда они на время останавливались, и могло прыгать далеко и с поразительной скоростью.

Существо мрачно сообщило ей, что оно осталось последним выжившим представителем своей расы.

Не умолкающий ни на минуту, капризный, пессимистически настроенный по отношению практически к каждой ситуации, он смеялся над ее многочисленными синяками, которые она зарабатывала от столкновения с непредсказуемыми, внезапно перемещающимися деревьями, отчитывал ее за то, что из-за ее хаотичных столкновений настанет неизбежный апокалипсис, и учил управлять «воздушным потоком».

По словам маленького зверька, которые по обыкновению звучали крайне недовольно и подавленно (по тем или иным причинам он всегда крайне недоволен и подавлен), она не может мысленно собраться и оседлать поток, ей лишь удается, совершенно непонятным ему, учитывая её неуклюжесть и примитивность, образом, проехаться как на попутке по одному из высших измерений.

Она спросила, как его зовут, совершенно не удивившись странной манере их общения, поскольку к тому времени она повидала уже столько странностей, что ее мало что способно было удивить.

Практически с патетическим отчаянием он сообщил ей, что у него нет имени, и он вовсе не прочь обзавестись им.

Со слезами, сверкающими в огромных фиалковых глазах, он сообщил ей, что его жизнь бессмысленна, и он предпочитает находиться в восьмом измерении, где никто не может видеть его, потому что там никого нет, чего ей, в общем-то, не понять, поскольку она не может справиться должным образом даже с пятым измерением. А когда кто-то одинок и невидим, ничто не имеет значения, буквально ничто.

Давясь рыданиями, он сообщил ей, что и в третье-то измерение вернулся исключительно потому, что почувствовал её в нём и решил, что она, возможно, удосужится позаботиться о его спутанной шерстке (удалось же ей как-то добиться, чтобы её собственные грязные рыжие лохмы не превратились в колтуны) и, возможно, она будет так добра, что подстрижет его болезненно вросшие ногти, которые стали слишком острыми, чтобы их можно было жевать (не так, правда, коротко, как она обстригла собственные грязные ногти).

Она окрестила его Шазам! в честь супергероя, надеясь, что это поможет ему справится с тоской, и он, как и его легендарный тёзка, станет грандиозным спутником. Но волшебник ему нравился больше, поэтому впоследствии он стал просто Шазамом[15] .

Все это происходило в ее первый год Зазеркалья, как она называла то время; еще до того, как она обрезала волосы, когда она все еще верила, что ее спасут, и все еще была готова рисковать, и знакомилась с довольно разумными, на первый взгляд, обитателями миров, в которых непродолжительное время жила.

Путешествуя по небольшим континентам планетки Олин, которая раз в шесть меньше земной луны, она искала способ выбраться с неё, а её угрюмым спутником, склонным исчезать без предупреждения, был мелкий, капризный, требовательный котомедведь. Она впитывала все, что он мог или хотел ей дать между приступами депрессии, которые он заедал всем, до чего только могли дотянуться его лапы.

Ее депрессивный, капризный спутник учил ее не фиксировать мысленно карту, а наоборот расширить свое восприятие и научиться чувствовать возможные преграды, возникающие на пути.

Все закончилось тем, что у нее появилось еще больше синяков, чем было, когда она делала все по-своему.

Но однажды с завязанными глазами и ноющими от боли конечностями, подавленная и раздраженная его бесконечными упадническими комментариями касательно всего: начиная от солнца на небе, расположенного под углом, не предвещающим ничего хорошего, и заканчивая неизбежной надвигающейся гибелью его мира, предсказанной изогнутыми ветвями телепортирующихся деревьев — она, наконец, начала понимать, что он имел в виду.

Благодаря Шазаму, Джада теперь могла играючи передвигаться стоп-кадром, и чувствуя все преграды, ни с чем не сталкивалась, она скользила в воздушном потоке так же плавно, как спускалась по водной горке в аквапарке.

Здесь и сейчас в аббатстве, передвигаясь в пятом измерении, прямо по курсу она ощущала колоссальную энергию. И это не был Риодан, которого она оставила в кабинете глотать после себя пыль.

Это был фейри, который был не совсем фейри. Принц, который был не совсем принцем.

Девять метров до цели, семь, шесть…

Она врезалась в твердую стену и отскочила от нее, выпав из воздушного потока, размахивая руками в поисках равновесия.

— О, Дэни, — сказал Риодан, ухмыляясь, — не заметил тебя.

Она застыла. Не заметил он, как же. Не стала даже прижимать пальцы к скуле, на которой без сомнения скоро появится синяк. Она спокойна, ничто не сможет вывести её из себя. Ничто и никогда.

— Я давно поняла, что у тебя не такое уж и прекрасное зрение, как я считала раньше, — бесстрастно сказала она. Он находился в воздушном потоке рядом с ней, а она даже не знала об этом. Она научится чувствовать его. Она избавится от этого недостатка.

Его улыбка испарилась.

Прекрасно. Она не отреагировала. Но ответила. Она была Джадой. А не той, кого он помнил. Краем глаза она заметила развернутые крылья и повернулась, чтобы рассмотреть посетителя. Последний раз, когда она видела Кристиана, он был без сознания, его клан транспортировал его обратно в Шотландию вместе с останками его дяди.

Частицы переливающегося всеми цветами радуги льда кристаллизовались в воздухе и опадали, покрывая позолоченный Круусом пол аббатства. Температура резко упала, в холле погасли подсвечники, рассчитанные на шесть свечей. Принц, живший в Горце, был недоволен, влияя на окружающую среду.

— Джада, он просеялся! — воскликнула Бриджит, а затем беззвучно добавила за его спиной: — Наши заклинания не сработали. Какого черта?

— Вольно, — приказала она ей, что подразумевало: «Попридержите пока оружие». Кристиан уже не был тем или чем он был до времени, проведенного на скале. И хотя большую часть дороги из Германии он провел в бессознательном состоянии, она увидела достаточно, чтобы понять, что его что-то изменило, усмирив его дикую природу и безумие.

Холл внезапно наполнился движением, прибывало всё больше ши-видящих. Она позволила себе немного насладиться картиной того, как коридор величественного старинного аббатства заполнялся хладнокровными, хорошо обученными и вооруженными женщинами. Вот так и должно было быть всегда. Каждая из них олицетворяла собой жизнь, семью, яркую судьбу, и она уже существенно приблизила их к тому, чтобы они смогли оставить след в истории.

Кристиан заскользил по проходу к ней: наполовину мускулистый Горец, наполовину изящный темный фейри, его величественные иссиня-черные крылья скользили по позолоченному полу. Несмотря на то, что их обучали держать строй, несколько ши-видящих отошли назад.

Она их не винила. Он выглядел впечатляюще. А она придерживалась правила по достоинству оценивать врагов и союзников. Его поведение по отношению к ней и продемонстрирует сейчас, кем он является на самом деле. Казалось, его превращение остановилось на полпути: его кожа всё ещё была золотистой, а не белоснежной, отливающей синевой, а губы — розовыми, а не иссиня-черными, но его волосы стали длинными и темными, а тусклые татуировки и величественные крылья выдавали в нём Темного Принца, обладающего незабываемой смертоносной красотой.

А его глаза! Она решительно избегала смотреть в них, слегка расфокусировав свой взгляд, воспринимая его лицо в общем, без определенных черт. Его взгляд больше походил на взгляд фейри, чем человека, и она знала, что если прямо встретит его, то заплачет кровавыми слезами.

В выцветших джинсах и вязаном ирландским узором свитере с разрезом на спине для его огромных черных крыльев, которые были широко распростёрты, он являл собой наглядное воплощение волка в овечьей шкуре. На его шее, сверкая, переливалось ожерелье, которое скорее было частью его плоти, и вполне возможно даже кости, чем украшением.

Однажды он избавил её от необходимости делать мучительно сложный выбор. Тогда она и понятия не имела, что такое на самом деле мучительно сложный выбор.

— Дэни, милая, — тихо сказал он.

— Джада, — исправила она.

Он смерил ее взглядом, с головы до ног и обратно, но в его глазах не было и намека на похоть, которая когда-то присутствовала в этом временами черном, временами янтарном взгляде. Своим слегка расфокусированным взглядом она заметила, как его глаза расширились, а затем сузились от злости и уже приевшегося отвержения, после чего вообще лишились любого намека на эмоции.

О, да, испытывая непрестанную боль, он научился контролировать себя. Научился сдерживать свои эмоции так, чтобы они не разгорались с силой, способной заживо испепелить его.

Тот, кто хочет выжить, вынужден этому научиться.

— Точно подмечено, — сказал он. — Я не собираюсь враждовать ни с тобой, ни с твоими людьми. Спасибо за то, что помогла выбраться с той скалы, я твой должник. Я хочу поговорить с ним, — он кивнул в сторону Риодана.

Она склонила голову, давая разрешение, раздумывая над причинами его появления здесь и о том, смогут ли они сотрудничать, ради достижения общих целей.

Кристиан прошел мимо нее, направляясь к ублюдку, который все еще способен выбить ее из стоп-кадра.

— Что ты нахрен сделал с моим дядей?

До плена у Ведьмы, много лет назад по её меркам, Кристиан бы ворвался в этот коридор и попытался бы убить Риодана из-за малейшей обиды, реальной или надуманной. Теперь же он демонстрирует рассудительность и терпение.

Она не пыталась его останавливать. Объяснять, что Риодан не ответит. Этот мужчина никому не позволяет себя допрашивать, и уж тем более не позволит этого ходячему детектору лжи.

— То, что и обещал сделать, — мягко ответил Риодан. — Вернул его.

Кристиан застыл, пытаясь проанализировать правдив ли ответ. После нескольких мгновений он прорычал:

— Правда. И все-таки ты отдал нам не его тело. Объяснись.

Риодан никогда не объясняется.

— В том ущелье было бесчисленное количество тел. Я думал, это ваш плед, — ответил Риодан.

Она прищурила глаза. Он вел себя вопреки обыкновению, а этот мужчина ничего не делает без тайного умысла. Что за игру он затеял?

— Это был наш плед, — немного помедлив продолжил Кристиан. — Но не наш родственник. Где, черт возьми, его труп?

— Мне ничего не известно о его трупе. Могу лишь предложить твоему клану тщательно исследовать дно ущелья. Может, я упустил что-то.

Джада внимательно следила за Риоданом. «Может, я упустил что-то»? Если бы это и было правдой, что она, откровенно говоря, считала невозможным, он бы ни за что не признал этого.

— Уже исследовал. Просеялся первым делом туда. Ни одно из тел не принадлежит моему дяде.

— Возможно, в ущелье есть раскол из мира Фэйри. Там много пещер и быстрая река. Возможно, ты плохо искал.

Он не из тех, кто разбрасывается словом «возможно». Его допрашивал — допрашивал, представьте себе, что само по себе уже было странно — Келтар, который его в лучшем случае жутко раздражал, и которого в худшем случае он хотел убить, а Риодан ни разу не сказал «нахрен» и ни разу его не спровоцировал. Даже язык его тела демонстрировал, что он спокоен и расслаблен.

— Ты что-то сделал с останками моего дяди? — спросил Кристиан.

— Я ничего не делал с останками Дэйгиса.

Джада мысленно собирала все элементы их разговора воедино и отсутствие таких элементов, как враждебность, которую должен был излучать Риодан. В ее уме все складывалось в определенную картину: слова, язык тела, подтекст, который проскальзывал повсюду. Он сказал: останки. А также он упоминал труп. И каждый его ответ был правдив для детектора лжи.

Между правдой и правдоподобием существует тонкая, но весьма существенная разница. Ответы Риодана казались правдоподобными.

А не правдивыми.

Что-то там таилось… но она не знала что именно.

Она присоединилась к ним, скрестив руки и широко расставив ноги, как и они.

— Ты знаешь, где Дэйгис находится сейчас?

Риодан повернулся и встретился с ней взглядом.

— Нет.

— Ты делал что-то с Дэйгисом в ту ночь, когда мы убили Кровавую Ведьму? — продолжала давить она.

— Конечно. Сражался с ним бок о бок.

— Ты делал что-то с Дэйгисом после того, как мы ушли? — перефразировала она.

— Я попытался вернуть его обратно.

Она посмотрела на Кристиана, который кивнул ей.

Джада овладела искусством лжи в совершенстве, поэтому знает — стоит облечь свою ложь в достаточно правдивую оболочку, и тело само начнёт подтверждать искренность и правдивость твоих слов. Используй неопределенность высказываний — и не к чему будет придраться. Секрет же в том, что, чем проще вопрос, тем выше вероятность выудить правдивый ответ.

— Дэйгис жив? — спросила она у Риодана.

— Насколько я знаю, нет, — ответил он.

— Он мертв?

— Предполагаю, что это так, — он скрестил свои руки, копируя ее позу. — На этом всё.

— О, нет.

— Полагаешь, он сделал что-то с моим дядей, милая? — спросил Кристиан. — Думаешь, он чего-то не договаривает?

Милая. Другие презирали ту, кем она стала. А Темный Принц по-прежнему звал ее милой.

— Я чётко объяснил, — сказал Риодан, — что сделал всё от меня зависящее, чтобы вернуть Дэйгиса. Я вернул твоему клану не то тело. Все мы ошибаемся.

— Только не ты, — ответила она. — Ты никогда не ошибаешься.

Он улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз. Впрочем, так было всегда. Её улыбки были редкими и такими же.

— Даже я.

— Правда, — подытожил Кристиан.

— Я полагаю, — ответила она Кристиану, не отводя взгляда от Риодана, — что штурмом этого мужчину не возьмёшь. И большего из него ты не вытянешь.

— Правда, — передразнил Риодан.

В конце коридора началось неожиданное оживление, раздался резкий крик и сумбурная речь.

— Она здесь, Джада! Та, в которой находится Синсар Дабх! — закричала Миа.

— Дайте ей пройти, — приказала Джада. — В настоящий момент есть более существенные угрозы, чем она.

И хотя ее женщины зароптали и отступили с большой неохотой, тем не менее они подчинились приказу.

Без единого лишнего слова она скользнула в воздушный поток и вернулась в свой кабинет, зная, что они последуют за ней.

Зачастую, выбор поля сражения не менее важен, чем тактика боя.

 

Глава 11

Я вошла в кабинет, который раньше принадлежал Ровене, и вдохнула легко, но глубоко, готовясь к общению с Джадой.

По-другому на этот раз.

Спешно идя по аббатству, я раздумывала над словами Танцора, пытаясь справиться с эмоциями и перестать смотреть на Джаду как на врага. Мне стоит стать более открытой и попытаться узнать эту хладнокровную незнакомку. Хочется дать себе пинка за то, что кому-то пришлось указать мне на то, что моё собственное чувство вины вынуждало меня желать, чтобы Дэни оставалась такой как прежде, ведь в этом случае мне не нужно было бы казнить себя за то, что преследовала её в ту ночь.

Танцор прав. То, что я отвергала Джаду, было напрямую связано с тем, что я винила себя и, как он справедливо подметил, дело вовсе не в Джаде, а исключительно во мне.

Проблема в том, что нас никто не предупредил и не дал нам времени, чтобы прийти в себя. В один день Дэни была здесь, а несколько недель спустя исчезла, уступив место кому-то совершенно другому, кто, вполне возможно, является её другой личностью, и кто старше неё на пять лет.

Всё, чего я хотела это чтобы Дэни вернулась. Я негодовала на ту, кто её у меня отобрал — на новую Дэни. Это был удар ниже пояса, и я среагировала инстинктивно, ослеплённая болью и горем.

А сейчас, вдохновленная ясностью ума, силой и энергией, которые давала темная плоть, я могла абстрагироваться от своих чувств по поводу этой ситуации и увидеть всё в новом свете.

Я не имела права отвергать Джаду. Нравилась нам эта личность или нет — не важно, ведь это Дэни.

Всеми правдами и неправдами она пять с половиной лет пробивалась сквозь одному богу известно что, чтобы вернутся назад, домой, но никто из нас не обрадовался её прибытию. И её с таким трудом добытое возвращение на родину обернулось полным провалом.

И если Дэни скрывалась в ней подавленной личностью, наши действия просто непростительны. А если она и есть на самом деле Дэни? Вдвойне непростительны. Мы все изменились. Даже моя мама. Но рядом с ней есть несокрушимая скала — Джек Лейн, с которым она может разделить невзгоды, кто облегчит её страдания. А что есть у Дэни?

Я вздохнула, глядя на неё, сидящую за столом. На самом деле посмотрела на неё, наверное, впервые с тех пор, как она вернулась.

Дэни «Мега» О'Мэлли.

Такая взрослая.

Как я и предполагала, она стала настоящей красавицей. Кремовая ирландская кожа, легкая россыпь веснушек, длинные рыжие волосы, собранные в высокий хвост, перетянутый кожаным шнурком. Девичьи черты одновременно заострились и смягчились, и в результате её лицо стало утончённо рельефным, умопомрачительным.

На этот раз вместо того, чтобы сожалеть о тех особенностях Дэни, которых я в ней больше не вижу, я сконцентрировалась на тех, которые по-прежнему чётко различимы.

Она сильная. Чёрт возьми, она всегда была сильной, а теперь так и подавно.

Умная. Галочка: острый ум сияет в этих раскосых изумрудных глазах над высокими скулами.

Внимательная. О да, её взгляд так и скользил по комнате, оценивая нас, ничего не упуская. Он задержался ненадолго на моих плохо «подкрашенных» волосах. Дэни бы померла со смеху. И мы бы прикололись, что мне только ирокеза не хватает.

Джада лишь заметила и продолжила свои наблюдения.

Как и я.

Преданная. Она поселилась в аббатстве и тренирует ши-видящих, делая то, чего предыдущая грандмистресс делать и не пыталась.

Воин. Как и Дэни, она патрулирует улицы, без устали круша врагов.

Как и Дэни, сражается за то, во что верит.

Я улыбнулась ей. Это оказалось не сложно. Это же Дэни. Она сумела выжить. А ведь мы могли её потерять. Но не потеряли. И я найду способ полюбить и эту версию Дэни тоже. И может быть однажды мне удастся увидеть в ней больше от той девочки, которую я когда-то знала. Напоминание Танцора о том, что она не так давно вернулась стоит принять во внимание. Солдатам, вернувшимся с передовой, нужно время, чтобы выйти из состояния стресса, вызванного пережитыми кошмарами. Солдаты, прошедшие через тяжелые битвы, постоянно на взводе. По себе знаю, что это такое: после изнасилования я чувствовала себя совершенно беспомощной. И ещё я знаю, как хочется закрыться, когда существует хоть малейший намёк на возможность встретить тех, кто ассоциируется у тебя с пережитым ужасом.

— Джада, — произнесла я выбранное ею имя так тепло, как только смогла.

— Мак, — ответила равнодушно Джада. Как и Риодан с Бэрронсом она не прокомментировала мою видимость. Этих товарищей нелегко удивить. Затем она посмотрела мне за спину, и её лицо застыло, она словно превратилась в каменное изваяние женщины.

— Джада, добро пожаловать домой! — счастливо проговорил Танцор позади меня.

И я почувствовала себя самым большим говном на свете. Танцор сделал то, чего не сделал ни один из нас. Сказал то, что нужно — приятные слова, которые она, наверное, так хотела услышать. По сравнению с ним, все мы выглядим как монстры.

Воодушевление вернулось на лицо Джады, ну, настолько, насколько оно было там прежде, и она ответила:

— Спасибо. Хорошо быть здесь снова.

Нормальный приятный ответ. Чего ни один из нас не удостоился.

— Могу себе представить, — продолжил Танцор. — Хотя нет, даже представить себе не могу. Я и понятия не имею, через что тебе пришлось пройти, но ты же надрала там всем задницы, ведь правда, Джада? И ты вернулась, как всегда. И это очень хорошо, потому что мы по уши в дерьме.

— Черные дыры, — согласилась она.

— Я столько всего должен тебе рассказать, когда у тебя будет время. В основном это гипотезы на данный момент, но мы с тобой разберемся с этим вместе. А ещё я завершил работу над спреем против Папы Таракана, можешь заскочить за ним, если найдётся минутка.

— Никто и никуда не заскочит, — послав многозначительный взгляд Джаде, сказал Риодан. — Кое-кто издал ряд публикаций, из-за которых нас всех разыскивают.

— Говорю тебе, я не верю, что Джада издала ту, в которой идёт речь обо мне, — снова заступилась я.

— И уж точно Джада не публиковала ту, в которой речь идёт о ней самой, — добавил Бэрронс.

— Зато она признала, что издала ту, в которой речь идёт о нас, — отрезал Риодан.

Бэрронс резко повернул голову в сторону Джады, сузив глаза.

— Ну, а почему бы ей этого не сделать? — спросил Танцор. — Чем больше целей, тем тяжелее охотиться.

— Совершенно верно, — сказала Джада. — Думаю, это Риодан издал первые две, которые разоблачают меня и Мак.

— Похоже на него, — согласился Кристиан. — Затравленных женщин легче контролировать.

— Тот, кто стоит за Попечителями, издал те публикации, — огрызнулся Риодан. — Вот кого вам стоило бы поискать.

— И кто же, чёрт тебя дери, стоит за Попечителями? — спросил Кристиан.

— Не надо так на меня смотреть, — ответил Риодан.

— Ну, это точно не я, — сказала я. — Не забывайте, меня сделали мишенью.

— Довольно! — произнесла Джада, вставая. Она выпрямилась во весь свой рост, который не переставал меня поражать. Теперь она выше меня. — Мы снова скатились до препирательств. Я не для того с боями пробивалась сюда, чтобы потерять свой мир. Если вы не способны сосредоточиться, — она указала на двери, — убирайтесь. Сейчас же.

Я не расслышала ни слова из того, что она сказала. Когда она поднялась, что-то серебристое сверкнуло на фоне её черной одежды, привлекая мое внимание. Пока она сидела, его не было видно. От шока у меня дар речи пропал на мгновение.

— Почему меч у тебя? — требовательно спросила я.

— Потому что я использую его по назначению. Тёмных убиваю.

— Ты говорила, что потеряла его!

— Я этого не говорила. Это ты сказала, что я его потеряла. На что я тебе ответила, что прекрасно знаю, где он.

Я прищурилась.

— Ты одурачила меня.

— Ты сама себя одурачила. Я просто не стала тебе мешать. Не моё дело исправлять твои ошибки. Копьё в твоих руках было абсолютно бесполезным. А сейчас оно используется по назначению.

— Ты отняла у Мак копьё? — спросил Бэрронс. — И оставила её без защиты, в то время как меч был у тебя.

— Ты с Дэни разговариваешь, Бэрронс, — вкрадчиво произнёс Риодан. — Не забывайся.

— Серьёзно? — рявкнула я на него. — А складывается ощущение, что разговариваем с тобой. Уж больно похоже.

— Меня зовут Джада, — сказала она Риодану. — И не надо меня защищать. Те времена, когда ты был мне нужен, прошли давным-давно.

— Прошли, — эхом повторил Риодан.

— Не то чтобы ты был мне нужен, в принципе, — исправилась она.

— Мне всё равно, кто она, — рявкнул Бэрронс. — Я дал копьё Мак. Оно принадлежит ей и никому больше.

Я с любопытством посмотрела на него.

«Тебе не нравится, что я ношу его. Сам это говорил.»

«А ещё больше мне не нравится, что оно у кого-то, кто может навредить тебе. Уверен, что Джада не направит на тебя меч, а вот ши-видящим я не доверяю. Это недопустимый риск,» — выпалил он в ответ.

— Я дала ей браслет Крууса, — сказала Джада. — А ещё она может стать невидимой по собственному усмотрению. Правда при этом она не может с волосами собственными управиться. Тем не менее, беззащитной её не назовешь.

Моя рука взметнулась к волосам.

— Это краска, — натянуто произнесла я. — Из-за той публикации в меня стреляли Стражи. Они вломились в КиСБ, залив всё красной краской. И я не становлюсь невидимой по собственному усмотрению. Это дело рук Синсар Дабх, не моих.

— Значит, она контролирует тебя, — произнесла Джада ледяным тоном.

— Это не то, что… — взорвалась я.

Мои волосы взметнулись вверх, когда мини-торнадо пронеслось мимо. Я разговаривала с воздухом.

Джада исчезла из вида. Как и Бэрронс.

Я взглянула в сторону Риодана. Но и он тоже исчез.

Раздался пронзительный свист, словно они кричали и рычали с такой скоростью, что мой мозг был не в состоянии обработать эти удаляющиеся по коридору звуки.

Затем наступила тишина.

Мы остались одни в кабинете Джады.

Я посмотрела на Кристиана, который смотрел на Танцора. Танцор смотрел на двери, выглядя при этом обеспокоенно. Мы так и стояли в тишине втроем, пока Кристиан не произнёс:

— Пока этот ублюдок занят, попробую найти тело, — после этого он исчез.

Танцор покачал головой и медленно перевёл на меня взгляд.

— И ты рассчитываешь на то, что мы спасём мир, когда мы в одной комнате и пяти минут пробыть не в состоянии?

— Нам нужно сначала разобраться с некоторыми обстоятельствами, — раздраженно ответила я. — Мы уже в процессе.

— Черным дырам до одного места наши «обстоятельства». И она права насчёт копья. На улицах интересовались, почему никто не убивает тёмных. Почему ты этого не делала?

— Не твоё дело.

Он натянуто улыбнулся, но в глазах его была грусть.

— Знаешь, что в Дэни самое удивительное?

Этот список длинный.

— Она ничего не боялась. А знаешь, перед чем страх бессилен?

Я склонила голову в ожидании.

— Перед смехом, — ответил он.

— К чему ты клонишь? — сухо спросила я. Я была не в настроении для его очередного проницательного вывода. Мы ничего так и не добились сегодня, разве что вывели друг друга из себя. Снова.

— Смех — это сила. Одно из самых мощных орудий, которые нам доступны. Он может сразить дракона и может исцелить. И у Джады этой силы нет. И пока это так, она более уязвима, чем вы это осознаёте. Хватит беспокоится о своих идиотских «обстоятельствах», побеспокойся лучше о ней. Заставь её смеяться, Мак. Заодно и сама вспомнишь, как это делается. Прикольная причёска, кстати.

Сказав это, он тоже ушёл.

* * *

И раз уж мы были на первом этаже, я решила выйти через окно. Во-первых, я не знала, как долго будут отсутствовать Бэрронс, Риодан и Джада, но была уверена, что к вечеру копьё будет у меня.

Я столько раз ела темных, что если меня кто-нибудь им проткнёт, то я буду умирать мучительно, как Мэллис. Пока я была невидимой, особо по этому поводу можно было не переживать.

Хотя опять же, благодаря таинственному эликсиру, которым меня напоил Круус, я могу выжить и бесконечно гнить заживо, еле волоча ноги и оставляя за собой при этом след из неудачно окрашенных волос.

О да, Бэрронс однозначно отберёт копьё.

Я бы и сама не отдала ей его, если бы заподозрила хоть на мгновение, что она передаст его ши-видящим. Ведь они не только не знали меня, но и были в курсе, что каким-то непостижимым для них образом, я приютила их древнего врага.

Я давала его ей и никому больше. Это оружие — серьёзная угроза, и я, как и Бэрронс, не доверяла новым ши-видящим, а старые слишком долго жили в страхе, и ими слишком сильно манипулировали. Джаде понадобиться гораздо больше чем пара недель, чтобы их переучить.

Второй причиной, по которой я решила выскользнуть сквозь высокую оконную створку, была чёрная дыра. Я хотела получше её рассмотреть, и мне бы понадобилось целых десять минут, чтобы пройти через всё здание, а затем уже обойдя его снаружи снова вернуться к дальнему концу аббатства.

Я с опаской приблизилась к дыре, помня о том, что говорил Танцор о силе её притяжения. Она была диаметром около четырёх с половиной метров, и зависла где-то в метре над землёй. Прямо под ней стелился ковер из аномально буйной, высокой травы, усеянной огромными красными маками, которые раскачивались на ветру и сверкали от капель дождя. Большинство цветков были размером с мою ладонь. Я глубоко вдохнула, воздух за здоровенной каменной крепостью был наполнен ароматом восхитительно пикантным и, учитывая моё усиленное обоняние, просто одурманивающим. Ночь была жаркой и знойной, как летний полдень в Джорджии, растительность жадно впитывала тепло и влагу, словно подпитанная удобрением из тёмной плоти.

Я осмотрела прилегающую территорию. Возле парящей сферы не было деревьев, сломанных веток или ям в земле — следов того, что они здесь когда-то росли, но были поглощены.

Так отчего аномалия так разрослась? Не поверю, что она была такой здоровой всё это время, и об этом никто не упомянул. Логичнее предположить, что она была маленькой и быстро разрослась.

Но что её подпитывает?

Я плюхнулась на ближайшую скамейку, метрах в шести от зловещей воронки, подтянула ноги, обняла колени руками, оперлась о них подбородком и принялась разглядывать её.

Когда я подошла на подобное расстояние к той, что находится под Честером, меня атаковала мелодия настолько неправильная и отвратительная, что казалось межмолекулярные связи частиц, из которых я состою, разрушатся, и я развалюсь на составляющие, на мельчайшие частицы, которые разбросает по разным концам вселенных.

Но сегодня, объевшись темнятинки, я ничего не слышала. Мои человеческие чувства были усилены, но чувства ши-видящей стали бесполезными. Если я вернусь через несколько дней, когда эффект выветрится, услышу ли я ту же душераздирающую песню, что слышала до этого?

Я прищурилась. Маки дрожали под весом блестящих насекомых, покрытых слоем нектара, которых я не заметила сначала в тусклом свете луны. Их тихое жужжание приглушалось ночной симфонией сверчков и лягушек, и десятком фонтанов, распыляющих по-фэйрийски разноцветную воду.

Их были сотни, нет — тысячи. Пчёлы облепляли маки, земные создания жадно поглощали фэйрийский нектар. Они летали беспорядочно, резко взлетая в воздух, зависали, опускались, с невероятной скоростью сновали из стороны в сторону.

Я поднялась и осторожно подошла ближе.

Метрах в трёх от черной дыры я почувствовала, что воздух едва уловимо изменился. Он, казалось… стал гуще… почти липким, словно я погружалась в размягченную невидимую мазь.

И если она так влияет на меня, с моей существенной массой, то как она влияет на пчёл?

Я приблизилась ещё на три шага и тихо ахнула. Пчёлы одна за другой исчезали в чёрной дыре. Опьяненных маковым соком и дезориентированных аномальной густотой воздуха их затягивало прямо в сферическую пропасть.

Как долго это продолжается? С той самой ночи как они уничтожили ЛК? Сколько десятков тысяч пчёл она поглотила?

Я ощутила движение наверху и подняла голову. Не только пчёл, но и летучих мышей. Неужели она искажает их эхолокацию? Они летят прямо на неё, словно заманенные песней сирены. Может она и птиц с курса сбивает?

— Что ты делаешь? — раздался голос за моей спиной, и я резко обернулась.

Лунный свет озарял двух ши-видящих. Бойцов Джады. Они смотрели на меня с холодным расчётом. Я так была поглощена собственными мыслями, что даже если и слышала их приближение, не обратила на него внимания.

— Пытаюсь понять, почему вы позволяете этой штуковине бесконтрольно расти, — холодно ответила я. Не по душе мне было стоять между ши-видящими, которые знают, что у меня внутри Синсар Дабх, и черной дырой, которая может проглотить меня живьём и мгновенно.

Я скользнула левее. Они тоже.

Я шагнула ещё левее, и они двинулись вместе со мной, продолжая меня прижимать. Черная дыра была у меня за спиной в каких-то двух — двух с половиной метрах. Я почувствовала легкое непоколебимое притяжение и вздрогнула.

— Забавно. А мы пытаемся выяснить, почему Джада позволяет тебе бесконтрольно разгуливать, — с презрительной холодностью сказала высокая блондинка.

— Она знает меня, — ответила я. — И знает, что я не стану пользоваться книгой.

— Никто не может сопротивляться подобному искушению бесконечно, — сказала брюнетка.

Что же, это именно то, что и меня саму беспокоит, но я в этом ни за что не признаюсь, тем более им, так что я не стала развивать тему.

— Она засасывает пчёл, летучих мышей и мелких зверей. Вы должны остановить её рост. Выжгите землю под ней. Избавьтесь от чёртовых цветов. Оградите, не знаю, стеной что ли от летучих мышей.

— Мы не подчиняемся тебе, — ответила брюнетка.

— Если вы подчиняетесь Джаде, то знаете, что я неприкосновенна. Так что отвалите.

Но они приближались, с угрозой. Обе подтянутые, атлетического телосложения, увешанные оружием и боеприпасами. Мне оставалось надеяться лишь на то, что у них нет моего копья.

— Если ты на самом деле не представляешь угрозы, то пойдешь с нами назад в аббатство, — сказала блондинка.

— Я же сказала тебе, Кара, что она замышляет что-то, раз вылезла в окно, — проворчала брюнетка. — Она тут, наверное, тем и занималась, что подкармливала дыру.

Так вот как они нашли меня. Следили за офисом Джады и видели, что я из него не вышла.

— И зачем мне это? — спросила я ледяным тоном.

— Потому что ши-видящие заклятые враги Синсар Дабх, и ты хочешь нас уничтожить, — натянуто ответила брюнетка. — Так почему бы не отобрать у нас крепость, которая хранит огромное количество знаний о нашем враге?

— Если у тебя действительно добрые намерения, — сказала Кара, — ты позволишь нам взять себя под стражу на то время, пока Джада будет пересматривать свое решение относительно тебя. Добровольно или нет, но ты пойдешь с нами, — всё ещё продолжая говорить, Кара набросилась на меня.

Если бы я не наелась тёмных, её рывок застал бы меня врасплох, на что она и рассчитывала, но я среагировала с нечеловеческой скоростью — пригнулась, откатилась, исчезла. Им, наверное, показалось, что я, как Джада, перешла в режим стоп-кадра и просто улетучилась.

Я мгновенно осознала свою ошибку.

— Нет, Кара, нет! — кричала брюнетка.

Я резко обернулась, убирая волосы с лица. Кара падала в сторону чёрной дыры, и дико махая руками, пыталась восстановить равновесие с выражением ужаса на лице. Она не знала, что я ела тёмных, и не могла предвидеть, что я отодвинусь так же быстро, как это сделала бы Джада, поэтому для неё оказалось полной неожиданностью, что на её пути не оказалось никакого препятствия, способного загасить силу её атаки.

Брюнетка нырнула за ней, а я могла думать лишь о том, что если она будет держаться за Кару, когда та коснется черной дыры, то они обе умрут. Я схватила за брюнетку и, припечатав её к земле, перепрыгнула через её распластанное тело, ухватила Кару за лодыжку и повалила.

Если бы не тёмная плоть во мне, я бы ни за что не смогла провернуть это. Но обостренное восприятие, сила и скорость обеспечили превосходную точность моим движениям. «Чёрт, — подумала я, — а я могу и привыкнуть к подобной скорости.» Не удивительно, что Дэни просто ненавидела обычную манеру передвижения, которую называла походочкой в замедленном режиме.

Когда Кара упала на землю, едва не коснувшись края черной дыры, из меня вырвался выдох облегчения. Мне хватает и одной ши-видящей на совести. И пусть на этот раз я была бы не виновата, всё равно чувствовала бы вину.

— Ой! Чёрт! Ой! — Кара лежала прямо под черной дырой, ударяя себя по лицу, и я увидела, что вокруг неё кишит целый рой. Множество пчёл, ещё более дезориентированных, чем прежде, залетало прямиком в сферу.

— Замри, — рявкнула я. — И не поднимай свою хренову голову.

Между ней и мгновенной смертью было чуть меньше метра.

На четвереньках я поползла к ней, прижимаясь к земле. Воздух стал ещё плотнее, притяжение становилось всё сильнее по мере моего приближения. Любопытно, насколько крупнее должен быть человек, чтобы он, минуя точку невозврата, не смог уже больше сопротивляться. В два раза крупнее? В три? И как быстро всё произойдёт? Потянувшись вперед, я ухватилась за лодыжку Кары и, оттягивая нас обеих назад, вытащила её из усеянных пчелами маков.

Тяжело дыша, мы лежали на земле некоторое время.

В конце концов, Кара прекратила лупить себя, улеглась на бок, подперев голову локтем, и молча уставилась на меня. Лицо её было покрыто красными волдырями, и они продолжали опухать, но она не обращала на это внимания.

Я спокойно встретила её взгляд. Я знаю, о чём она думает. Если бы я ничего не предприняла, они обе растворились бы в чёрной дыре. И об этом никто бы не узнал. Наш квантовый враг не оставляет улик. Они бы просто исчезли. Как и многие другие в Дублине.

Сжав челюсть, Кара отодвинулась от дыры подальше и встала. Когда к ней подошла брюнетка, они обменялись взглядом, а затем Кара медленно и сдержанно кивнула мне.

Она ничего не сказала, но я этого и не ждала. Женщины, которых Джада приблизила к себе, были из военных, и им не так-то просто изменить мнение о том, кого они считают врагом. Но они не дуры, и мои действия заставили их задуматься.

Пока и этого достаточно. Хочу, чтобы настал день, когда мне будут в аббатстве рады. И перестанут подозревать, как это было с самого первого дня.

Когда они, не проронив ни слова ушли, я отряхнулась и встала на ноги. Трудно сказать, выросла ли сфера ощутимо из-за внезапного притока пчёл.

По крайней мере, она не вобрала в себя массы двух ши-видящих.

Налетел внезапный порыв ветра, а следом за этим между мной и сферой материализовалась Джада.

А потом за спиной у меня возникло ещё два потока воздуха. Я почувствовала электризующее присутствие Бэрронса и более сдержанное — Риодана.

На лице Джады читалось неодобрение, но она протягивала мне копьё, рукоятью вперёд, остриём к себе.

— Я согласилась с аргументами Бэрронса, — натянуто сказала она. — Многие из моих ши-видящих убеждены, что тебя следует убить. Они подчиняются мне, но… некоторые из них юны и непредсказуемы.

«Ого, серьёзно?» — не сказала я и напряглась. С темной плотью в крови, я остерегалась того, что моё копьё может сделать мне. У меня с моим оружием непростые отношения «от любви до ненависти…» Острие больше не завернуто в фольгу, а ножен у меня с собой не было. Я не ожидала получить его сегодня обратно.

— Ты тоже была однажды юной. И непредсказуемой. И это было славно, должна заметить.

— И совершала ошибки, и как следствие, переживаю за тех, кто находится на моем попечении. Возьми копьё.

— Должна признать, что я скучаю по твоим «чувиха» и терпеть не могу твои «как следствие». Ты многое делала правильно, Джада, — я сделала акцент на её имени, подчеркивая, что принимаю такой, какая она есть.

— Твое мнение о том, что я делала, значения не имеет, как и твое мнение о моей манере речи. Просто я хочу сказать, что согласна с его словами. И пока мы не разобрались с текущей проблемой, — она кивнула в сторону черной дыры позади неё, — ты нужна нам живой.

Она пихнула мне копье. И если бы его остриё было направлено на меня, мне пришлось бы снова испытать свою подпитанную тёмной плотью скорость. Мне хотелось сделать это ещё тогда, когда они стоп-кадром умчались из здания аббатства, но я решила не вмешиваться в разборки между этими тремя, последнее, что мне нужно — ещё один повод для ссоры с Джадой.

По той же причине мне и не хотелось возвращать себе копьё. Она может уже и не та упрямая Дэни, но она чётко-сконцентрированная-на-текущей-цели Джада, и подозреваю, что она с места не сдвинется, пока не достигнет своей цели, вернув мне его.

— В противном случае тебе бы и дела не было до того жива я или нет, — добавила я то, что она подразумевала.

— В противном случае это не имело бы никакого значения.

Я не стала принимать близко к сердцу её выпад и сосредоточилась на ней самой, осознав, что как никто другой понимаю Джаду. Я уже и позабыла что однажды тоже исчезла, а вернулась уже совершенно другой. Когда я думала, что убила Бэрронса, горе и ярость превратили меня в хладнокровную, зацикленную сучку. И пусть Джада не рассказывала мне о том, через что ей пришлось пройти в Зеркалах, но это точно была не прогулка по парку. Мог ли кто-то достучаться до меня в те заполненные навязчивыми идеями дни и ночи, когда мне казалась вполне приемлемой мысль о том, чтобы переспать с любовником моей сестры, и когда я вынашивала планы о разрушении мира? Смог бы хоть кто-то тогда до меня достучаться?

— Я знаю, ты не Дэ… не тот человек, которого мы помним. Но я хотела бы узнать, какая ты теперь.

— Возьми копьё. Я такая, какой кажусь. И нечего тут узнавать.

— Хочу узнать о времени, проведенном тобой в Зеркалах, — может быть тогда можно было смягчить меня правильными действиями. Любовью, например, если бы кто-нибудь встряхнув меня хорошенько, смог сделать так, чтобы я её почувствовала. Я достаточно хорошо помню тот тёмный период, и последними людьми на земле, с кем мне хотелось тогда встречаться, были мои родители. Джек Лейн глубоко смутил бы меня. Сложно было бы оставаться психованной дикаркой рядом с мужчиной, который учил меня не быть такой. Что может расколоть ледяной фасад Джады? — Я хочу узнать, какой была твоя жизнь.

— Жизнь — это то, что происходит со мной сейчас.

— Джада я сожалею о том, что преследовала тебя тем вечером. Хотела бы я иметь возможность изменить это. И уберечь тебя от того, что случилось.

— И вот ты снова подразумеваешь, что я — ошибка. Что я вернулась назад какой-то неправильной, — она перевела взгляд на Бэрронса и Риодана, которые стояли позади меня в полной тишине. — Как заставить её сконцентрироваться?

Я выхватила копьё из ее руки.

— Пчёлы, — сменила я тему, продолжать которую явно не имело смысла. — И летучие мыши. Я тут не просто так прогуливалась по твоему саду. Я занималась расследованием. Сообрази, как сделать так, чтобы проклятые зверушки не попадали в дыру, иначе нам придется сравнять с землёй аббатство.

— Я не допущу, чтобы моё аббатство сравняли с землей. Вечером, — сказала Джада. — Галвей. В пяти километрах к востоку от города одна из этих аномалий зависает достаточно высоко в воздухе. Приводите Танцора. Встретимся там.

— Вечером. В Честере, — отрезал Риодан. — Можешь присоединиться к нам. Если конечно не думаешь, что в состоянии спасти мир в одиночку.

Джада застыла на мгновенье.

— Карта, которую я видела…

— Карта, которую Дэни видела, — поправил он.

— …предполагаю ты продолжаешь отслеживать аномалии.

— Каждую из них, чёрт возьми. И их гораздо больше, чем было. Ты не владеешь информацией. В отличие от меня.

— Значит сегодня вечером. В Честере, — она развернулась и умчалась стоп-кадром.

* * *

Рассвет уже заглядывал из-за края портьер, когда Джада добралась до своей резиденции, чтобы поспать пару часов. Она уже трое суток не отдыхала, а на сегодняшней встрече ей хотелось быть в лучшей форме.

Работать в команде гораздо сложнее, чем работать одному. Но то, чему она научилась в Зазеркалье, никак не сказывалось на растущих разрывах в материи их реальности. Закрыть Крууса было сложно, но вполне осуществимо. А вот на черных дырах не срабатывало ни одно заклинание и ни одни чары, которым она овладела. Она тщательно испробовала их на маленьких и удаленных аномалиях.

Давным-давно она бы продолжила свое расследование в одиночку, но она столько всего потеряла, что не готова была терять ещё больше. Девчонка, которой она была когда-то, была настолько импульсивной, что это причиняло вред ей самой. Джада приучила себя выдерживать паузу, перед тем как приступать к действиям. И она с тревогой осознавала, что это и послужило причиной того, что она не успела предупредить действия Кровавой Ведьмы на обрыве. Интеллект и интуиция — совершенно разные вещи, несопоставимые по своим достоинствам и недостаткам.

Несовершенный ребёнок. Несовершенная женщина. По крайней мере, она сама выбирает собственные несовершенства.

Она обустроилась в восточном крыле, в библиотеке Драконихи. Оградилась замками, заклятьями и охранными чарами так, что без её разрешения никто не мог ни войти, ни выйти. Внутри изысканного и в то же время комфортабельного, заполненного книгами кабинета было всё, что нужно для того, чтобы выжить. И ещё кое-какие вещи, которые она собрала без видимых на то причин.

Встреча с Танцором потревожила её. Остальных ей было легче переносить — вспоминая о тех или иных происшествиях в прошлом, она укрепляла барьеры между ними и собой.

Но это не срабатывало с Танцором. Между ними произошла одна единственная ссора на почве границ их дружбы и неприкосновенности личного пространства, но и она испарилась как туман солнечным утром.

Он принял её с первого взгляда, назвал «Джадой», давая понять, что между ними всё по-прежнему хорошо. Так же, как давал ей понять это в прошлом, держа за руку так, что решение оставаться или уйти оставалось за ней. Сказал: «Добро пожаловать домой,» — и именно это и имел в виду, улыбнулся, и улыбка его была искренней, без намека на отвержение, которое она видела на лицах остальных.

Мак тоже, казалось, изменила отношение, но Джаде и думать об этом не хотелось.

Она вошла во вторую комнату апартаментов, бросая рубашки, полотенца и покрывала на лампы и бра по дороге, чтобы приглушить свет. Благодаря Круусу, освещение работало всё время, и она пока не разобралась, как разрушить эту магию. Теней в аббатстве можно было не опасаться, её ши-видящие истребили те их них, которые ещё тут оставались.

Подойдя к кровати, она вытащила из-под неё небольшую деревянную коробку, в которой хранились различные предметы, собранные по пути в город. Она достала сложенный лист бумаги, перемазанный шоколадом, села на кровать, распустила волосы и запустила в них пальцы.

Время. И враг, и союзник.

Они думают, что она потратила пять с половиной лет своей жизни зря. Это не так. Она прожила их. Это они пропустили пять с половиной лет её жизни. А винят в этом её.

Абсурд.

Она повернулась, чтобы посмотреть на написанные от руки слова, которые знала наизусть.

Она прикоснулась к шоколадным пятнам. Прошла целая вечность, с тех пор как Танцор вручил ей свою поэму. Той же ночью он дал ей браслет, который она потеряла в Зеркалах. Он был так туго повязан, что ей пришлось выбирать, чем жертвовать: им или рукой. В какой-то момент ей пришлось пожертвовать практически всем.

— Что за ерунда, — раздраженно проворчал Шазам, развалившись посреди кровати в ворохе подушек и заглядывая ей под руку. Он зевнул, обнажая огромные зубы и завернутый кверху розовый язык с черным кончиком. — Полная неразбериха. Вместо «встречаться» должно быть «сражаться». То немногое, в чём есть хоть какой-то смысл, исковеркано в угоду рифме. Неумёха.

— А кое-кто только критиковать и умеет.

— Будто часы можно убить, и даже если было бы можно, я сильно сомневаюсь, что даже тогда на эту примитивную расу снизошло бы озарение, дарующее осознание многогранности истин, применительных ко времени. Почему ты настаиваешь на том, чтобы оставаться среди этих трехмерных людей? Вне всякого сомнения, один из вас умудриться уничтожить этот мир. И этот день не за горами. Нам нужно уходить отсюда. Ты принесла мне что-то поесть? — жалобно спросил он. — Что-то с кровью и бьющимся сердцем? — его усы задрожали в предвкушении.

— Энергетические батончики…

Он хмыкнул.

— Вот это я понимаю, искажение названия. Они не только не добавляют никакой ощутимой энергии, а уверен, еще и истощают мою. И ещё, они невкусные и вызывают у меня угнетённое состояние, — его фиолетовые глаза увлажнились.

— Тебя всё угнетает. Если бы ты хоть иногда выбирался из кровати…

— Какой смысл в том, чтобы выбираться из кровати, если ты заставляешь меня сидеть в этих тесных, грязных комнатушках?

— Я не заставляю тебя ничего делать. Я просто прошу…

— Твои «просьбы» висят булыжником на моей шее, — горестно проговорил он. — Я такой же невидимый, каким и был на Олине.

— Так же, как и я, — сложив поэму по сгибам, она убрала её в ящик и, растянувшись на кровати с мечом под боком, закрыла глаза. Она не стала раздеваться. Никогда этого не делает. Спать и так достаточно опасно. Ей хватило тех раз, когда она, просыпаясь, была вынуждена сражаться обнаженной. Хотя у этого и были свои преимущества — кровь смывать гораздо легче, и это зачастую приводит в жуткое замешательство противников мужчин — она предпочитала не делать этого.

Шазам тут же поднялся, обернулся по кругу три раза, лёг и тут же снова вскочил, ощетинившись так, что матрас задрожал.

— Ты плохо пахнешь. Хищником. Я не смогу спать, из-за тебя тут всё провоняет. Кто к тебе прикасался? Зачем прикасался?

— Я не пойду в душ, — сказала она, не открывая глаз. — Я слишком устала. К тому же бывало, мы оба пахли и похуже.

— Ну и хорошо. Тогда никаких обнимашек.

— Я и не просила. Я никогда не требую обнимашек. Я даже слово такое не использую.

— Тебе и не нужно. Твои ожидания — решетки моей клетки.

— Я просто предложила их в обмен на уход, ведь у тебя есть мех, и ты горячий как маленькое солнышко и мог меня согреть. А некоторые из тех миров были холодными, — и всё равно она часто чувствовала, будто в костях у неё был лёд.

— Здесь-то не холодно. И ты целый день за мной совсем не ухаживала. А это был длинный день. И я был один всё время. Потому что ты заставляешь меня сидеть тут безвылазно.

— Ты привлечешь к себе слишком много внимания.

— Я буду оставаться в высшем измерении.

— До тех пор, пока не решишь, что тебе не хватает внимания.

— Мне нравится внимание.

— А мне нет.

— А когда-то нравилось?

— Не помню.

— Ты меня стыдишься. Потому что я толстый. Вот почему ты не хочешь, чтобы они меня видели.

Она слегка приоткрыла глаза, её веки были тяжелыми.

— Я не стыжусь тебя. И ты не толстый.

— Посмотри на мой живот, — печально произнёс он и, прижимая обе лапы к нему, потряс им.

Она улыбнулась.

— Мне нравится твой животик. Думаю, это идеальный, прекрасный животик, мягонький и кругленький.

Вчера он был убеждён, что у него слишком большие уши. А за день до этого, что-то не так было с его хвостом.

— Может тебе за себя стыдно. Тебе должно быть стыдно. У меня шёрстка за ушами скаталась.

— Ты красавчик, Шазам. Я займусь тобой завтра, — сонно сказала Джада.

— Завтра уже настало.

Она вздохнула и протянула руку, и Шазам с упоением подсунул под нее свою голову.

Джада запустила пальцы в длинную шерсть за его ушами и начала нежно распутывать её. Она никак не могла понять, откуда у него брались колтуны, если он почти всё время спит и редко из кровати вылезает.

Он задрал мордочку и с глазами, полуприкрытыми от удовольствия, заурчал:

— Я вижу тебя, Йи-йи.

«Йи-йи» назвал он её в тот день, давным-давно на Олине, когда она дала ему имя. Он повторял одни и те же слова на протяжении четырёх лет, когда она просыпалась и засыпала, и не успокаивался до тех пор, пока она не отвечала ему.

— Я тоже тебя вижу, Шазам.

Немного позже они, свернувшись калачиком вместе, заснули, как делали это в других мирах. Голова Шазама лежала на подушке поверх её волос между её шеей и плечом, одной передней лапой он обнимал её руку, а одна задняя лапа торчала вверх и дёргалась, когда он видел сны.

 

Глава 12

Мы с Бэрронсом приземлились на безопасном расстоянии от огражденной черной дыры, зависающей в воздухе около подземного входа в ночной клуб «Честер».

Джейни и Стражи под руководством Риодана заградили подходы к каждой черной дыре в Дублине. Я оглянулась на неё через плечо и вздрогнула. Они беспокоят меня на клеточном уровне, даже когда мои чувства ши-видящей приглушены. Убить теперь стало тревожно легко: просто толкнуть кого-то в парящую сферу, и не останется ни единой улики. Хотя сейчас некому и расследованиями убийств заниматься — все слишком заняты тем, чтобы выжить самим. Бесконечная очередь из желающих попасть в клуб держалась подальше от огражденного участка, видимо им дыры нравились не больше, чем мне.

Бэрронс соскользнул со спины Охотника и грациозно приземлился на тротуар. Меня не перестаёт удивлять, как этот большой и массивный мужчина может двигаться с такой лёгкостью, почти растворяясь в тени, без видимых усилий.

Он потянулся, чтобы помочь мне спуститься, словно то, что я пойду с ним, дело решенное.

Не сомневаюсь, что он собирается вместе с Риоданом заняться Дэйгисом, о котором, кстати, мне так и не рассказали, а я всё это время должна буду проторчать в каком-то подклубе, зажатая сверху и снизу черными дырами, и убивая время, наблюдать за различными мыльными операми и дожидаться, когда же «мой мужчина» придёт за мной, и как послушную марионетку потащит дальше.

Ну уж нет.

Будучи женщиной, воспитанной в южной глубинке — хотя мама настоятельно советовала нам с Алиной быть независимыми — я была склонна идти на поводу у сильного мужчины.

А Бэрронс, который объявился непонятно из какого катаклизма, имел тенденцию сажать без спроса на поводок. К людям он относился как к своей собственности.

Но я научилась отличать воспитание от врожденных качеств, и по натуре я совсем другая, чем прежде о себе думала. Более жесткая. Более обособленная. Не такая общительная. И мне было бы гораздо проще принять свою истинную сущность, если бы не темный самовольный подселенец, из-за которого я сомневаюсь в себе невероятно.

Я слишком долго была невидимой и пассивной. На улицах я превратилась в мишень для каждого, кто видел разгромные Дублин Дэйли. Наверху я буду гораздо в большей безопасности, ведь там мои преследователи хотят лишь удушить меня противной желтой пылью, а не убить или контролировать.

— Иди без меня. Я хочу побыть в небе, Бэрронс.

Утро сверкало блекло-пастельным обещанием по-фэйрийски ослепительного рассвета.

— Я хочу, чтобы ты была в «Честере».

— Потому что хочешь, чтобы я была в безопасности. Темный Король тоже хотел, чтобы конкубина была в безопасности. И выстроил для неё неслабую такую клетку. В «Честере» я буду чувствовать себя бесполезной и раздраженной. А высоко над Дублином буду ощущать себя изумительно живой. И не спорь.

Он застыл, и на мгновение я почти потеряла его из вида, хотя он стоял прямо передо мной. Большой темный мужчина превратился в прозрачную тень.

— Я не Тёмный Король, — натянуто ответил он.

— А я не конкубина. Рада, что мы всё прояснили.

Хотя было время, когда я была склонна полагать, что мы ими были.

— Вас преследуют, мисс Лейн.

— Тоже мне новости.

— Чувствуете себя неуязвимой, потому что наелись тёмной плоти? — язвительно спросил Бэрронс.

Почувствовала себя живой, потому что секс с ним напомнил мне, кем я на самом деле глубоко внутри являюсь и каким-то непостижимым образом собрал меня воедино, но я не собиралась сообщать об этом высокомерному зверю. Барьеры необходимы для успешных отношений. Большинство отношений рушатся на стадии установления барьеров. Не потому, что люди требуют то, что им необходимо, а потому, что сожалеют, не потребовав этого.

Я хочу долго идти бок о бок с этим мужчиной, и поэтому должна оставаться сама собой. А я всё ещё не выяснила, кем являюсь. Не уверена, что смогу однажды назвать нас «парой». Но мы вместе. И преданы друг другу настолько, насколько на это способны. Интересно, каковы будут мои правила? Интересно, какой была та женщина, что была для него однажды солнцем, луной и звёздами? Пытался ли он контролировать её?

— Не смейте лезть мне нахрен в голову, мисс Лейн.

Я моргнула. Даже не заметила, что пыталась это сделать.

— Она была самодостаточной женщиной, — сказал он. — Как и вы.

— Что и требовалось доказать.

— В следующий раз просто спросите, — прохладно сказал он.

Я фыркнула.

— И ты ответишь?

Он развернулся и ушел, бросив через плечо:

— Попытайтесь остаться в живых, мисс Лейн.

— Ты тоже, Бэрронс, — мягко проговорила я, когда громадный зверь между моих ног взмахнул крыльями и взлетел, унося нас в раскрашенное всеми цветами радуги утро.

* * *

Если бы год и день назад, когда я сошла с самолёта из Ашфорда после многочисленных, изматывающих пересадок, кто-то сказал мне, что однажды я, вдыхая морозный морской воздух, буду лететь над Дублином, проверяя мой город, на спине драконоподобного создания, которое не из нашего мира, я бы рассмеялась и указала бы ему направление в ближайшую психиатрическую клинику.

И была бы очень не права.

Тогда я была не права в отношении многих вещей.

Невозможно было сопротивляться соблазну полюбоваться рассветом с Охотника. Мы прорезали облака, и я устроилась поближе к ледяному основанию его крыльев, так что его горячее серное дыхание проплывало мимо моего лица. Сжав бёдрами костлявый гребень, я широко раскинула руки, пропуская сквозь одетые в перчатки пальцы алый, оранжевый и розовый туман. Закинув назад голову, я вглядывалась в рассвет, наслаждаясь моментом незатейливого блаженства.

Я была просто Мак. А не чьей-то дочерью, любовницей, сестрой или ходячей бомбой замедленного действия. Летя в одиночестве по безграничному утру, я чувствовала себя хорошо и просто, ощущала себя частью всего: небес вверху, земли внизу, огня внутри.

И хотя мне было невыносимо присутствие Фэйри в моем мире, я была вынуждена признать, что из-за него он стал прекраснее. А в том и заключалась убийственная сила их расы: они соблазняли красотой и способностью удовлетворять желания.

Лучи солнца время от времени прорезали фантастически раскрашенный туман, и Охотник, возможно, почувствовав мое врожденное желание наслаждаться солнцем при каждой возможности, взмыл ввысь, вырвавшись из густого покрова, и лениво воспарил над радужными кучевыми и дождевыми облаками, растянувшимися насколько мог видеть глаз, открывая мне обзор на звезду, которую я так обожала, и чье присутствие, на редкость в дождливом Дублине, сегодня ничто не скрывало.

Я продолжала тянуться, игнорируя лёд подо мной, впитывая золотые лучи, и нежилась как кот у тёплого очага. Кому нужны фейрийские путешествия на пляж, когда я могу позагорать в небесах? Но вскоре в моём сознании снова стало пасмурно, и я неохотно переключила внимание, подгоняя мое транспортное средство спустить нас снова, чтобы я могла взглянуть на город с высоты охотничьего полёта.

Мы резко падали сквозь туман, всё ниже и ниже, пока я в конце концов не увидела крыши, улицы, газовые лампы, рассеивающие мрачное хмурое утро, такое типичное для Дублина.

Люди шли помогать отстраивать город в обмен на продовольствие. Уличные торговцы снова продавали с лотков товары, включая еду и напитки. По четверо Стражей стояло около каждого торговца, как напоминание о том, что в городе далеко небезопасно.

Но я всё равно почувствовала острый прилив гордости и оптимизма. Стены пали. Но мы встали с колен. Заявился ледяной монстр. Мы выжили, и город восстановился. И с черными дырами мы тоже разберёмся.

— Ниже, — подгоняла я, желая поближе взглянуть на некоторые части города. Я хотела выяснить, не вернулись ли тени, не объявились ли в городе новые касты Тёмных, и нет ли чёрных дыр больших настолько, что им стоит уделить особое внимание. Я бы занялась черными дырами вплотную, но судя по всему, этим уже некоторое время занимается Риодан. Не вижу смысла делать то же самое.

Когда мы, пролетая сквозь белую мглу над доками, делали широкий разворот, чтобы вернуться в город, я ахнула от неожиданности.

— Нет! Остановись! Поверни в другую сторону!

Стая моих устрашающих преследователей только что материализовалась прямо перед нами, промелькнув в низко нависающих облаках.

Но я опоздала со своим предупреждением. Мы влетели прямо в центр выводка, и я, готовясь ощутить их удушающее присутствие со всех сторон, зажмурилась, поддавшись нелепому инстинкту страуса, словно если я их не увижу, они тоже не смогут увидеть меня.

Ничего не произошло.

Я осторожно принюхалась. Ни ужасного зловония, ни шелеста кожистых накидок, ни жуткого стрёкота.

Я слегка приоткрыла глаза.

Я была по-прежнему в одиночестве на спине Охотника.

Я широко раскрыла глаза и оглянулась. Мои мерзкие сталкеры уже исчезали из вида.

— Они не увидели меня? — воскликнула я. Может, я слишком незаметная по сравнению с Охотником, и они не ожидали меня на нём увидеть? Я легонько толкнула ледяного монстра, чтобы привлечь его внимание. — Ты знаешь, что это за твари, мимо которых пролетел сейчас?

«Прихвостни, — проговорил он в моем разуме. — Того, кто почти такой же древний, как и я.»

— Кого того? Охотника?

«Коллекционера.»

— Коллекционера чего?

«Обладающих силой сломанных вещей. Он полагает, что может починить их. Однажды даже пытался починить того, кого ты называешь Тёмным Королём,» — он заурчал, мягко смеясь.

Представить себе не могу того, кто пытался «починить» Тёмного Короля. Что он хотел изменить? С чего думал начать? И насколько силён этот «коллекционер», если пытался чинить всемогущего короля Темных фейри?

— Полагаю, затея не увенчалась успехом.

«Смотря как посмотреть.»

— Был ли коллекционер среди тех, мимо кого мы пролетели?

«Он не объявляется до тех пор, пока не примет решение. Сначала он отсылает своих приспешников для оценки. Не всё можно починить.»

Я напряглась. Меня оценивали на протяжении нескольких месяцев чьи-то приспешники? Где-то есть древнее существо, которое решило, что я «сломана», и оно не было уверено в том, что меня можно починить? Это настолько оскорбительно, что невозможно передать. У меня есть ещё один враг где-то тут, а я даже не знаю, как он выглядит.

Но он за мной наблюдает.

Всё это время, сквозь бесчисленное количество прикрытых глаз. Прижимался ко мне, спал со мной рядом в «Честере», следил за каждым моим движением. А когда я убивала его приспешников, он просто присылал новых. Всё время наблюдал за мной. Пока книга не сделала меня невидимой, тогда коллекционер, видимо, потерял возможность за мной следить.

Я вдруг посмотрела на свою руку, опасаясь худшего. Нет, я по-прежнему видима. Почему тогда они не заметили меня?

— У него есть имя?

Я хочу точно знать, как зовут моего врага. Это даст мне зацепку в расследовании, я смогу порасспрашивать. Риодан сказал, что однажды мои упыри обхаживали Тёмного Короля в его покоях. Теперь я знаю почему. Давным-давно они и за ним наблюдали.

«Чистильщик.»

Простое слово, но у меня по спине от него побежали мурашки. Я его слышала прежде. Парень с мечтательными глазами — одна из оболочек Тёмного Короля, не так давно сказал мне: «Опасайся Чистильщика, красавица. И не разговаривай с его прихвостнями.»

Проклятый король всё это время знал, что за мной охотятся. Ну что это за предупреждение?

— Ненавижу Тёмного Короля, — пробубнила я.

«Саму себя.»

— Я не король, — проворчала я. И не о чем тут говорить. Может полубезумное существо и внедрило в меня своего паразита, но я точно не сам король.

«Если бы ты не была им, ты бы не летала.»

— Расскажи мне про Чистильщика, — сказала я. — Расскажи всё.

Он ничего не ответил.

— Ты его видел?

Охотник покачал головой из стороны в сторону, втягивая воздух в открытую пасть.

— А знаешь кого-то, кто знает о нём больше?

«Возможно тот, кто вдохнул ребёнка.»

— К'Врак!

Он снова заурчал, смеясь надо мной.

«Все-то тебе нужно назвать.»

— Ты знаешь, где К'Врак?

«Ночьветерполётвысотасвобода.»

— Можешь найти его?

«Я тебе не гончая. Не-король.»

Я вздохнула.

— Если увидишь его, передашь, что я его ищу?

Он снова ничего не ответил. В следующий раз мне стоит быть более осмотрительной с Охотниками в вопросе того, что я не являюсь королем. Если они чувствуют во мне что-то, что вызывает у них уважение, то мне не следует отказываться от этого. И от их содействия.

Я пригнулась к спине Охотника. Кое-что попалось мне на глаза, поверить не могу, что мы об этом забыли.

— Спустись ниже и приземлись тут, — я указала в центр самой большой тёмной зоны в городе.

Несколько месяцев назад В'лейн/Круус заново отстроил дольмен на ЛаРу 1247, чтобы помочь Келтарам освободить Кристиана из тюрьмы для Тёмных. И вот он стоит тут, высокий и зловещий, за нехарактерно торжественным домом, прямо в центре кратера, образовавшегося после того, как Круус уничтожил склад, в котором он когда-то находился. Либо горцы не побеспокоились о том, чтобы разобрать каменные ворота, ведущие в тюрьму, после того как воспользовались ими, либо их снова отстроили.

Я вздрогнула. Я была в тюрьме для Тёмных. Она не была пустой. В иссиня-черных расселинах скрывались создания, которые не спешили покидать тюрьму, несмотря на то, что могли выйти на свободу.

Любой портал между моим миром и Фэйри — плохой портал.

И если мне повезет, мы с Охотником долетим до аббатства, где я тоже опрокину подобные камни. Возможно, я даже смогу убедить его помочь мне, и он скинет их массивным крылом или испепелит своим дыханием.

«И я тебе не фокусник,» — проговорил он в моём уме.

Охотник приземлился на широком перекрестке, вздымая своими огромными кожистыми крыльями облака мусора и усеивая булыжную мостовую чёрными льдинками

— Жди здесь, пока я не вернусь.

Я сняла перчатки, проверила, что копьё надежно закреплено в моих самодельных ножнах из шарфа, и поспешила по улице, направляясь к зданию, которое однажды служило домом Гроссмейстеру.

* * *

Особняк на ЛаРу 1247 был точь-в-точь таким, как и в последний раз, кода я его видела: экстравагантным, заброшенным и таким же неуместным в этом обветшалом промышленном районе, как хрупкая Кэт в хорошо оснащенном и скрытом от посторонних глаз подземном спортзале Кастео.

Первый раз я попала сюда, следуя последней подсказке моей сестры, которую она нацарапала для меня, умирая. Тогда я думала, что она приведёт меня к книге, которую я должна была найти, но вместо этого обнаружила её бойфренда и выяснила, что он был главным злодеем, приведшим Тёмных в наш мир. Тогда меня чуть не убил его кровожадный подельник. Спустя шесть месяцев я снова побывала в этом доме, потому что Дэррок захватил в плен моих родителей, а я была настроена освободить их любой ценой.

Мой план провалился тогда, как, впрочем, и большинство моих авантюр в этом городе.

Сегодня у меня был простой план.

Я обойду дом, пойду прямиком к гигантским камням дольмена и посмотрю, смогу ли с помощью подпитанной темной плотью силы и цепи или верёвки, позаимствованной из соседнего здания, завалить всю конструкцию на землю.

А может, мне удастся найти в складах неподалёку небольшой погрузчик и воспользоваться им. Я могу водить всё, что угодно, лишь бы в нём было топливо.

Одним порталом будет меньше.

Я не собиралась заходить внутрь высокого, элегантного кирпичного дома с нарядным фасадом и закрашенными венецианскими окнами, которые вызывали у меня ассоциации с жуткими прикрытыми глазами иссохшего черепа, что могут распахнуться в любой момент и внезапно засветиться изнутри.

Пока я стояла у кованых ворот, положив руку между острыми прутьями, густой туманный покров устремился ниже, окутывая в саван эти веки, и потянулся своими призрачными щупальцами к пустынному двору.

Я поплотнее укуталась в куртку и подняла воротник. Ни один луч солнца не проникал сквозь туман, и заброшенное строение внезапно окрасилось в оттенки тюрьмы для Тёмных: пронзительно белый, свинцово-серый и неестественный синий.

Эта Тёмная Зона, укрытая густым туманом, не самое моё любимое место в Дублине.

Я стряхнула с себя гнетущее чувство, открыла ворота и поспешно ступила на длинную изогнутую тропинку. Когда я торопливо шагала мимо деревьев-скелетов, ворота со скрипом захлопнулись за моей спиной с хорошо различимым щелчком.

Год назад я, пройдя по элегантной дорожке, подошла к двери и ударила резным молоточком по полированному дереву.

Вошла без приглашения, порылась в вещах и с изумлением обнаружила следы присутствия сестры вперемешку с теми, что принадлежали изысканному мужчине, предпочитавшему роскошь Людовика XIV в интерьере и имевшего на удивление схожий с Бэрронсом вкус в одежде.

Здесь, сидя на нижней ступеньке лестницы тихого, шикарного дома, я разглядывала фотографии Алины, которые нашла в спальне наверху. Здесь листала снимки с ней и её загадочным, красивым любовником. Здесь же впервые увидела необычные зеркала, хотя тогда ещё не понимала, чем они являются.

Зеркала. Я стукнула себя по лбу. Вот дерьмо.

Я остановилась в нескольких шагах от крыльца. Интересно, потрудился ли кто-нибудь разбить их? Или, может, Бэрронс запечатал их заклинанием после того, как шесть месяцев назад, ввалившись в одно из них, я планировала выйти в Джорджии, но вместо этого застряла в Зале Всех Времён, где, как и Дэни, глядя на миллионы зеркал, гадала смогу ли найти

путь домой.

Мне не по душе мысль, что одно из созданий, которых я мельком видела в этих адских зеркалах, сможет добраться до нашего мира. У нас и без того проблем хватает.

Я вздохнула. Ни при каких обстоятельствах не уйду отсюда пока не закрою тут все возможные порталы.

Я сделала шаг вперед, осознавая, что он дался мне с трудом. Там полно напоминаний о моей сестре. И заходить туда мне не хочется. Но желания и обязательства редко бывают закадычными друзьями.

Сделала ещё один шаг.

И застыла.

Одно из окон в доме не было закрашено.

Витражное полукруглое окно над покрытой резьбой входной дверью.

И где-то внутри этого заброшенного дома, только что зажегся свет.

 

Глава 13

Копье — галочка.

Плоть Темных в моей крови — галочка.

Настрой — галочка.

Я молча поднялась по ступенькам крыльца и прижала руку к двери.

Вот черт. Чувства ши-видящей отсутствуют.

Я понятия не имела, что там за дверью: фейри, человек или что-то совершенно другое. Я больше ничему не верила. Кем бы оно ни было, оно по какой-то причине нуждалось в свете. Я не могла себе представить, чтобы Темный щелкал выключателем или дергал за цепочку. Они любят темноту. Они скрывались в ней так долго, что их глаза уже привыкли к сумраку.

Я проверила ручку, медленно повернув ее.

Не заперто.

Я собралась с духом и приоткрыла дверь так тихо, как только смогла, ровно настолько, чтобы мельком заглянуть в дом.

И ничего не увидела. Но с другой стороны, с этого угла обозрения много не рассмотришь.

Я внимательно прислушалась. Благодаря моим усиленным чувствам я смогла расслышать мягкую поступь по толстому ковру на верхнем этаже. Одного существа. Наверху передвигалась одна живая душа.

Я решила подождать, вдруг присоединятся еще чьи-то шаги.

После того, как я целую минуту прислушивалась к звукам шагов лишь одного человека/фейри/кого бы то ни было, я открыла дверь, быстро скользнула внутрь и закрыла ее за собой.

Глубоко вдохнув, я пыталась найти разгадку, кем же был наш незваный гость. Я обращала внимание на каждую мелочь: грибок на стенах старого необитаемого дома, едкую плесень, вызванную непрекращающимся дождем без единого намека на тепло в холодные месяцы и полным отсутствием движения воздуха, когда становилось теплее. В воздухе витал запах серы, и он, несомненно, исходил от одного из чертовых зеркал, также там был след от пролитого давным-давно вина, которое, быть может, моя сестра распивала вместе с Дэрроком, прежде чем страстно заняться с ним любовью, напрочь позабыв о винных бокалах.

Пончик.

Я снова глубоко вдохнула, принюхиваясь. Определенно я почувствовала запах пончика. И кофе. Аромат дрожжей и чего-то сладкого невероятно манил. Меня восхищало то, что где-то в Дублине кто-то снова делал пончики. Желудок громко заурчал. Я сделала мысленную пометку найти этого умельца. Еда так долго была дефицитом, что оставалось лишь выразить признание черному рынку, если кто-то смог раздобыть ингредиенты для выпечки.

Я бесшумно переместилась в холл с черно-белыми мраморными полами и затейливой хрустальной люстрой и сфокусировалась на том, что находилось впереди: обогнув большой круглый стол с пыльной вазой, заполненной искусственными цветами, мой взгляд остановился у подножия элегантной спиральной лестницы.

Тихие шаги раздались прямо надо мной.

Звук открывающегося ящика. И приглушенные проклятия.

Многого мне расслышать не удалось, поскольку стены и полы были сделаны из твердого материала столетней давности и служили своего рода звукоизоляцией.

Я склонила голову и, прислушиваясь, пыталась понять, кому могло понадобиться устраивать здесь обыск. Помимо меня, конечно. На мгновение я задалась вопросом, могу ли я, поднявшись по спиральной лестнице, обнаружить там саму себя, пойманную в ловушку какой-то временной петли или же ставшую жертвой одной из игр Синсар Дабх.

Если я все-таки решусь на подъем по этой лестнице, покрытой коврами, обнаружу ли я там себя?

Как я говорила, я уже ничему не верю. Ни черта.

Или это Дэррок? Умер ли он на самом деле?

Или кто-то из ши-видящих, посланный Джадой, чтобы разведать обстановку в доме?

Неа. Ши-видящие работают в паре или больше, не поодиночке. Мы с Джадой были скорее исключением, а не правилом.

Я шагнула на первую ступеньку, ступая прямо посередине, поскольку лестницы имеют обыкновение скрипеть, когда ты пытаешься беззвучно подняться по ним. И понятное дело, раздался зловещий скрип.

Покусывая губу, я остановилась и осторожно расставила ноги пошире, пытаясь равномерно распределить свой вес.

Надо мной хлопнула дверь, и я услышала еще одно приглушенное проклятие, за которым последовало злое:

— Где же ты?

Я замерла. Втянула носом воздух, принюхиваясь. Едва различимый, но все-таки есть. Такой слабый, что я не уловила его, но, впрочем, я и не ожидала его тут обнаружить.

Распрямив плечи, я поднялась по лестнице, решив раз и навсегда разобраться с этим дерьмом.

Хлопнула еще одна дверь, шаги приближались. Я остановилась и застыла посреди лестницы, когда незваный гость неожиданно вышел из одной из спален и помчался по направлению к той самой лестнице, на которой стояла я.

О, нет. Нет. Нет.

Это было неправильно. Чертовски неправильно.

Алина стояла наверху лестницы, на ее прекрасном лице эмоции сменялись одна за другой.

Шок. Потрясение. Радость.

Слезы блестели в глазах, которые я знала так же хорошо, как свои собственные. А может и лучше, поскольку на нее я смотрела гораздо чаще, чем на себя в зеркало.

— Мак? — выдохнула она. — Святые угодники, это действительно ты, младшая? Ох, боже мой, боже мой! — завизжала она. — Когда ты приехала? Что ты делаешь в этом доме? Как ты узнала, где искать… О! Ааах!

Она застыла на полуслове, ее радость сменилась чистым ужасом.

Я тоже замерла, поднявшись еще на две ступеньки, нога так и застыла в воздухе.

Она начала отступать, согнувшись пополам и обхватив руками голову, сжимая ее.

— Нет, — простонала она. — Нет, — снова повторила она.

— Ты не моя сестра, — зарычала я и продолжила подниматься по лестнице. На этот раз я встречусь с этим лицом к лицу. Одержу победу в психологической дуэли. Выясню правду, даже без моих чувств ши-видящей. Я не буду играть в эту игру с моей чертовой Книгой или Круусом, или кем бы то ни было, кто, черт возьми, мог стоять за всем этим.

Только не в эту игру.

Копия Алины развернулась и побежала, согнувшись и схватившись за живот, как будто ее так же, как и меня, ударили в живот.

— А ну-ка вернись, кем бы ты ни была! — проревела я.

— Оставь меня в покое! О, боже, я не готова. Я многого не знаю, — заплакала она.

— Я сказала, тащи свою чертову задницу сюда! Встретимся лицом к лицу!

Сейчас она мчалась по дому, всхлипывая на ходу, врезаясь в стены и врываясь в двери, захлопывая их за собой и запирая на замок.

— Алина! — закричала я, прекрасно осознавая, что это не она. Я просто не знала, как по-другому обратиться к монстру. Неужели моя Книга проецировала картинку? Или же сейчас воплощался в жизнь мой самый худший страх?

Неужели с той ночи, когда мы «вроде бы» уничтожили Синсар Дабх, я так и не вышла за пределы иллюзии?

Неужели она обвела меня вокруг пальца, и я лишь «верила» в то, что победила ее, когда на самом деле жила в своеобразном матричном коконе, пока мое тело находилось в летаргическом сне, находясь под контролем Книги, и моя жизнь мне лишь снилась? И что же мне снилось: приятные сны или кошмары?

Многие месяцы меня парализовывал этот лишающий сил страх.

И я не доверяла ни единой чертовой мелочи в моей так называемой реальности.

— Алина! — снова прорычала я, выламывая очередную запертую дверь на моём пути. Это продолжалось коридор за коридором. Дверь за дверью.

И наконец, она зашла в тупик. Она заперлась в одной из дальних спален, где была лишь разделявшая нас дверь, и никакого другого выхода. Я слышала ее всхлипывания по ту сторону двери.

В какую хренову игру играет Книга на этот раз?

Я с остервенением толкнула дверь, быть может, с большей силой, чем требовалось.

Она закричала и схватилась обеими руками за голову, отвернулась и ее вырвало.

Я сделала шаг к ней, и она снова закричала, словно ее разрывали на части.

А я стояла и наблюдала за происходящим, пытаясь понять, что же на самом деле происходит.

— Пожалуйста, — застонала она. — Пожалуйста. Ты не… нужна мне. Я не… искала… тебя. Я вернусь… домой. Я… уеду.

Какого черта?

— Мы закончим все здесь и сейчас, — прорычала я.

— Пожалуйста, — продолжала плакать она. — Нет! — она отняла одну руку от головы, подняла ее, начав трясти так, как будто пыталась отогнать меня как какого-то злого духа. — Дэррок! — закричала она. — Ты мне нужен!

— Дэррок мертв, — холодно проговорила я: — так же, как и ты.

Моя сестра, свернувшись на полу калачиком, все продолжала кричать.

* * *

Все закончилось тем, что я ушла.

Не могла больше выдержать ни секунды. А что мне оставалось? Убить иллюзию собственной сестры?

Я развернулась и направилась вниз по лестнице с опущенной головой, сунув руки в карманы. До меня доносился аромат лавандового кондиционера для белья.

На обратном пути я захватила пончик. Он был в пакете на столе, рядом с пыльными цветами в вазе.

И кофе, стоявший рядом, я тоже решила прихватить с собой.

Вместе с кораллово-розовым отпечатком помады на чашке именно того оттенка, что предпочитала моя сестрам — «Летняя Сирена».

Раз уж мне приходится иметь дело с недостатками своего сумасшествия, то почему бы не воспользоваться и его преимуществами.

Жуя недожаренный пончик (может, у них и были необходимые ингредиенты, но мастерством настоящих пекарей они определенно не обладали, и почему же, если все это было иллюзией, мой пончик не безупречный? Неужели я настолько подвержена самовредительству, что собственными руками испортила своё угощение?), я проигнорировала зеркала, мимо которых прошла, и даже не вспомнила о дольмене, пока не оказалась на перекрестке, где оставила Охотника.

Понятное дело, на месте его не оказалось.

Я раздраженно топнула ногой, расколов тонкий слой черного льда, устилающего тротуар.

Я чувствовала себя совершенно потерянной.

Только что я видела невозможное, в очередной раз убедившись, что страх того, что я на самом деле застряла в иллюзии, от которой никогда и не избавлялась, вовсе не беспочвенен.

Но вот остальные детали, вроде неидеального пончика, едва теплого кофе (с пышной пенкой и без сахара, прямо как любит моя сестра), тонкий слой льда на тротуаре — все намекало на то, я пребываю в реальности.

Этим я занималась последние несколько месяцев — постоянно оценивала все, что меня окружало, в попытке обнаружить Истину в последней инстанции.

Действительно ли Бэрронс выдернул меня из моей иллюзии в ту ночь, в Книгах и Сувенирах Бэрронса, когда (как я надеялась) я сквозь проекцию Ислы увидела, что Ровена, одержимая Синсар Дабх, приняв облик моей биологической матери, пыталась обманом заставить меня отдать ей/Книге мой амулет? Быть может иллюзия, в которую погрузила меня Книга, так никогда и не заканчивалась.

Действительно ли я помогла упокоить Книгу в аббатстве, а затем наблюдала за тем, как ее поглотил Круус, которого после всего заточили внизу?

Или я никогда и не выбиралась из цепких лап Книги?

Вот, мать вашу, в чем вопрос.

Вот он — червячок в моем яблочке.

Той ночью со мной произошло что-то, что заставило меня начать по-настоящему сомневаться в реальности происходящего. Будучи введенной в заблуждение — пусть и в течение ограниченного промежутка времени — я задавалась вопросом, обманывают ли меня до сих пор. Иногда я жила спокойно, веря в то, что я выбралась из иллюзии. Мир вокруг себя я воспринимала как вполне реальный.

Но иногда по ночам, особенно когда мне снилась та жуткая песня, преследовавшая меня последнее время, я задумывалась, может ли случиться так, что из моего подсознания пытается прорваться в сознание что-то, чему я не могу дать конкретного определения — чем бы это ни было — и это что-то существует по другую сторону иллюзии, в которую меня вовлекла Книга.

Планы спасли меня от безумия. Одержимость охотой на Темного Короля ради того, чтобы он избавил меня от своей Книги, поддерживала меня в тонусе.

Эта цель не давала мне растянуться где-то на диване и сдаться из-за того, что я не могу обнаружить приемлемый способ доказать самой себе, что реальность, в которой я живу, вовсе не выдуманная.

Мои фальшивые мать и отец, Питер и Исла, тоже казались вполне реальными.

И вот теперь Алина.

Но история с Алиной была какой-то странной.

Со всем разнообразием несостыковок. Сверкающий бриллиант на ее безымянном пальце. Ее рыдания и то, что она пыталась скрыться от меня. Ее крики, когда я приближалась слишком близко. И то, как она взывала к Дэрроку.

Она жива.

Нет.

Я прижала пальцы к вискам и потерла их.

— Сконцентрируйся, сконцентрируйся, сконцентрируйся, — бормотала я. — Не воспринимай единичную иллюзию как доказательство того, что все вокруг — сплошная иллюзия. Вывод вовсе не столь очевиден. Ты в правильной реальности. Ты победила Синсар Дабх. Единственная иллюзия здесь — это Алина.

Но почему?

Неожиданное безмолвие той, что находилась внутри меня, той, что способна создать такую же убедительную иллюзию, которую мастерски создавала и истинная Книга, было хуже ее «подшучиваний» и моих ответных цитат из По. По крайней мере, наши бессмысленные, странные и безобидные споры были чем-то привычным для меня. И я, можно сказать, уже почувствовала облегчение, когда она вынудила меня убить Мика О'Лири.

Потому что это дало мне возможность сказать: «Эй, так вот в чём дело. Мне просто нельзя больше пользоваться копьем. Я в своей реальности. Я уяснила правила.»

Ничего этого я не сообщила Бэрронсу. Я ото всех это скрыла.

На самом деле, исчезнув, я испытала облегчение.

Но даже полагая, что нахожусь в правильной реальности, я все не могла избавиться от чувства, что Книга по-прежнему коварно оплетает меня своими сетями, и стоит мне ошибиться — она затянет петлю.

Я уставилась на пустынную улицу, переполненную мусором. По брусчатке печальными перекати-поле скользили высушенные человеческие оболочки.

— Это не желание, — проревела я. — Я не хочу быть невидимой.

Я хочу снова быть собой. В душе я отчаянно жаждала определенности. Меня ужасало осознание того, что я практически сдалась. Я отдалилась от Бэрронса, т убив (действительно убив ли?) Ровену, я едва отвлекалась от поисков короля, и не прерываясь даже на секс. От родителей я отдалилась тоже.

Но Бэрронс и Темная плоть снова зажгли во мне огонь, в котором я так нуждалась.

В общем, решено, буду постоянно трахаться и есть Носорогов, пока не преодолею кризис веры.

А для этого мне понадобится просеиватель.

И где я, черт возьми, раздобуду просеивающегося фейри?

* * *

— Кристиан, — с улыбкой выдохнула я. — Так и знала, что найду тебя здесь.

— Мак, — ответил он, не поднимая глаз от хрустального стакана с виски.

Я уселась на стул рядом с ним в баре, который однажды обслуживал Парень С Мечтательными Глазами, и который ненадолго после этого стал и моим.

Клуб Синатры был одним из самых тихих в Честере, в нём собирались мужчины, чтобы обсудить бизнес, и лишь изредка встречались странные Темные, ненадолго занимавшие столик. В том подклубе собиралась изысканная публика, которая не привлекала фейри. Они предпочитали более дерзких, сексуальных и безрассудных.

Я бросила на него беглый оценивающий взгляд. Горячий сексуальный Горец с необыкновенными глазами, которые, слава богу, сейчас были устремлены в его напиток, а не обращены на меня. Но что-то изменилось. Он выглядел ужасно… нормальным.

— А куда делись твои крылья? — спросила я.

— Чары. Чертовы женщины прямо сходят с ума — стоит лишь их увидеть.

— Ты ведь можешь просеиваться?

— Ага. И что с того?

— Ну, я надеялась, что ты доставишь меня в одно место.

— Я и шагу не ступлю отсюда. Этот гад Риодан солгал. Он сказал, что пытался вернуть нам тело Дэйгиса, но это не так. Он не догадывается, что я знаю о том, что мужчина, которого он принес нам, был из Дублина, а вовсе не из ущелья. Видимо, он стащил кусок пледа из наших комнат наверху и испачкал его кровью. Зачем ему понадобилось возвращать нам чье-то чужое тело, Мак?

Я резко ударила по стойке, заказывая выпивку. И когда выполнили мой заказ, подняла свое виски, будто бы провозглашая тост.

— Похоже появилась загадка, которую тебе требуется разгадать. У меня самой такая имеется. Предлагаю сделку: ты помогаешь мне разгадать мою, а я посмотрю, чем смогу помочь в разрешении твоей, что скажешь?

Он медленно повернул голову и посмотрел на меня.

И я тут же опустила взгляд.

Он тихо засмеялся.

— Что, всё настолько плохо, Мак?

Я сделала глубокий вдох и мельком взглянула сквозь опущенные ресницы. Я уже встречала такой взгляд, может даже тысячу раз, пока была укутана великолепными крыльями Темного Короля. Я снова прикрыла веки и подготовилась, а затем уставилась прямо в его глаза.

И выдержала ровно две секунды.

— Не так уж и плохо, Кристиан, — ответила я, снова опустив взгляд к выпивке. — Просто по-другому. Он стал более глубоким. Как будто смотришь на звезды. Но ничего, мы привыкнем, — я сделала паузу, а затем добавила: — Ты же знаешь, что я могу проникнуть в этом ночном клубе в те места, куда тебе дорога заказана. Могу кое-что подсмотреть. Чуть позже я разведаю обстановку, посмотрим, смогу ли что-то узнать о твоем дяде.

Понятное дело, я не собиралась ему ничего говорить. Я целиком и полностью верна Бэрронсу. Навеки. До конца. И это одна из тех немногих вещей, в которых я абсолютно уверена. В нашей связи. Нашей религии для двоих. Но я попробую повлиять на Бэрронса, чтобы он повлиял на Риодана, и они рассмотрели возможность ввести Кристиана в курс дела. Хотя бы частично. Я знаю, каково это терять семью. Я десятки раз винила себя в том, что не сделала чего-то ради спасения Алины. И я могу лишь представить, насколько сильно Кристиан винит себя в дядиной смерти.

Выдержав паузу, он чокнулся своим стаканом с моим.

— Возможно, мы и сможем быть полезными друг другу. Но тебе, милая, стоит знать, что я далеко не профи в просеивании. До того, как я оказался на тех скалах, все было гораздо легче.

— Из-за того, что ты не завершил полноценную трансформацию в Темного?

— Ага. Это мои предположения. Я все еще могу просеиваться, но сейчас это дается труднее. Мне просто нужно больше пространства для маневра. Куда ты хочешь попасть?

 

Глава 14

Эшфорд, Джорджия: население 3979 человек, площадь 23 квадратных километра. Он является домом для 964 семей и может гордится более чем 100 зданий довоенной постройки. А расположен он в самом красивом, из всех виденных мной, уголков южных штатов.

Конечно, я могу быть и предвзятой.

Ведь я люблю каждый укромный уголок и каждый закоулок моего родного городка.

Я не просто побывала в каждом из этих домов — исторических памятников, которые к Рождеству украшали до самой крыши (мы с Алиной обожали праздники), а практически жила в этих атмосферных старых домах. Знойное послеобеденное время и выходные мы с друзьями проводили на обшитых деревом верандах с медленно вращающимися потолочными вентиляторами и на белых плетеных качелях. Попивая холодный сладкий чай, мы верили, что так будет всегда.

Я посетила тут каждый затейливый ресторанчик и потусовалась в каждом баре. Выпустилась из местной старшей школы и не раз бывала на концертах, проводимых на центральной площади. Лично была знакома с владельцами всех магазинчиков и даже была более-менее осведомлена о политической ситуации в регионе.

Учитывая размер Эшфорда, кто-то мог бы предположить, что это скучный городок, и что населяют его посредственные люди, но благодаря его богатой истории, дорогостоящим, просторным домам, обладающим исторической ценностью, и близости к Атланте, он привлекал множество переселенцев из крупных, бурлящих городов, которые, как и мои родители, искали более спокойной жизни и при этом ценили прекрасное.

Мама с папой купили построенный в 1905 году в стиле неоклассицизма обветшалый особняк, окруженный старыми, огромными магнолиями с вощеным пышным цветом, и с любовью реставрировали его на протяжении многих лет. Дом мог похвастаться типичной для юга добротной фасадной верандой, роскошными белыми колоннами, просторной и в то же время тёплой застеклённой задней террасой и, конечно же, бассейном на заднем дворе, который я так любила. Место, в котором мы росли, было беззаботное, счастливое и безопасное. В нашем городе преступности практически не существовало.

Эшфордское кладбище занимало чуть меньше квадратного километра земли, был на нём и большой мемориал неизвестным солдатам Конфедерации, и несколько более мелких мавзолеев, и многоярусный фонтан. Сады его были ухожены, а дорожки содержались в прекрасном состоянии.

Его покатые склоны, цветущие кустарники и расположенное на границе участка прохладное озеро служили местным ещё и парком. По выходным половина взрослого населения города прогуливалась между надгробий. Кладбище было разделено на секции: старое, новое и мемориал. Алину мы захоронили в южной части современной зоны под красивой мраморной плитой.

Было далеко за полдень, когда мы с Кристианом прибыли в Эшфорд, вернее его окрестности. Мне понадобилось несколько часов, чтобы тайком пробраться в Честер, избегая столкновения с людьми и фейри; чтобы укрыться от Стражей, я ныряла в дверные проёмы, один раз даже опустилась до мусорного бака. Учитывая мое шоковое состояние и то, что весь город был увешан моими портретами, я была не в настроении для конфронтаций. Но неподалеку от Честера всё же не удалось этого избежать и пришлось впервые использовать на посторонних Глас, которому меня обучил Бэрронс. Он прекрасно сработал. Они мне тут же подчинились, развернулись и убрались восвояси. Вслед им неслись мои крики:

— И не смейте никому обо мне рассказывать. Навсегда забудьте об этом дне! — последние слова обдуманными не назовешь, но я ведь импровизировала. Мне не по нраву мысль, что эти люди утратят воспоминания о целом дне из своей жизни. Знаю, что это за ощущение — провалы в памяти, была при-йей, и мне доводилось сомневаться в собственных умственных способностях, так что в будущем решила выбирать выражения.

Кристиан сказал правду о своих навыках в просеивании. Частично проблема заключалась в том, что он никогда не бывал в Штатах. Да и Тёмные не больно-то вызвались информировать его об обретенных возможностях. Он был аутсайдером для обоих рас. Всему учился методом проб и ошибок. И даже признался, что понятия не имеет, как просеивание должно работать. Проще всего было с местами, в которых он прежде бывал. Он ещё не разобрался, как отслеживать индивидуумов, но слышал, что должен быть и на это способен.

Нам пришлось просеяться для начала в КиСБ, что ему далось легко, там я вытащила из-под завалов карту и показала ему, куда хочу переместиться. Детальной топографической карты города не нашлось — он слишком мал для этого — поэтому мы очутились посреди кукурузного поля, и до кладбища пришлось идти пешком ещё минут двадцать. Когда мы до него наконец-то добрались, я истекала потом. Очередной знойный августовский денёк в Джорджии: солнце палит нещадно, влажность зашкаливает.

Он предложил просеяться поближе, но мы материализовались до ужаса близко к громадному дубу, укрытому испанским мхом — в каких-то миллиметрах от массивного ствола. Он, может, и переживёт, если очутится в массиве дерева, а вот насчет себя не уверена, так что оттуда я решила прогуляться пешком. Мне всё равно надо было сжечь лишнюю негативную энергию.

— Зачем, говоришь, мы здесь? — спросил он.

— Хочу проверить кое-что, — промямлила в ответ я. Я не потрудилась сказать ему, что планирую откопать могилу. Не была уверена, что он согласится переместить меня.

Я оглянулась через плечо. Он плёлся позади меня, пялясь по сторонам.

— Господи, — сказал он с отвращением, — здесь всё такое новое.

Я бы рассмеялась, если бы не была в таком паршивом настроении. Всегда считала, что мой город пропитан историей, что правда нашей всего-то несколько веков, а вот шотландской — несколько тысячелетий. Подозреваю если у тебя на заднем дворе доисторические каменные обелиски, американские города могут показаться препубертатными.

Я с удовольствием отметила, что защита В'лейна/Крууса смогла сохранить Эшфорд после падения стен в его прежнем виде. В окнах горел свет, разбитые машины не перегораживали улицы, и не было никаких следов зверств и бесчинств. Никаких Тёмных Зон и Тёмных, шныряющих по переулкам, а по пустым улицам ветром не носило оболочки умерших.

Видимо мой город и после падения стен был слишком провинциальным и скучным для фейри.

Словно война между нашими расами обошла это место стороной, как и армия Шермана, которая своим опустошающим маршем прошлась по Атланте, испепелив её дотла. Хоть Эшфорд и не сожгли мародёры Шермана в своих попытках «заставить Джорджию взвыть от боли», центр города сгорел в пожаре в конце 1890х и был впоследствии отстроен с заделом на получение прибыли: вокруг прекрасной благоустроенной площади разместили большое количество магазинчиков и ресторанов.

Мы прошли мимо «Кирпичного завода», где я работала барменом.

Я едва удостоила его взглядом.

Голова была забита мыслями о мёртвой сестре, которая, свернувшись калачиком, рыдала на полу. Боялась меня. И звала Дэррока.

Это было уже слишком. Одно дело — столкнуться с иллюзией сестры, и совсем другое — наблюдать за тем, как она по каким-то причинам до смерти напугана тобой. Момент, когда её радость обернулась ужасом, навсегда запечатлится в моей памяти, затмив собой все хорошие воспоминания о ней.

Что за садистскую игру затеяла Книга?

— Видишь тот хозяйственный магазин? — спросила я, указывая на него Кристиану. Он был открыт, подозреваю торговали в нём по бартерной системе, мне не хотелось столкнуться с кем-то из знакомых. — Можешь просеяться туда и раздобыть лопату?

В его более чем красноречивом взгляде читалось: «Ты за кого меня, чёрт возьми, принимаешь? За своего мальчика на побегушках?»

— Пожалуйста, — добавила я. — Две штуки.

Он выгнул бровь.

— Думаешь, я стану копать?

— Надеюсь.

— Я, знаешь ли, Мак, могу просто заставить землю двигаться. Ещё будучи друидом был на это способен. Что тебе нужно переместить?

— Прости меня, глупую, — сухо ответила я. Даже не думала, что Кристиан — персонаж из «Моя жена меня приворожила», за которого я в шутку принимала Бэрронса. И если честно, даже предвкушала физическую нагрузку. А всё этот чёртов пар, который мне нужно выпустить.

— Пойдём, — вздыхая, сказала я. — Кладбище там.

— Прекрасно. Хреново кладбище, — ответил он и вздохнул, вторя мне. — Никак мне не избавиться от Смерти.

* * *

На могиле моей сестры не было цветов. Город понатыкал по всему кладбищу пластиковые букеты, которые привлекательными кажутся только издалека, вблизи они всегда казались мне жуткими. Застывшие бутоны для застывших людей.

Я остановилась у подножия её могилы и закрыла глаза. Больше года прошло с тех пор, как я стояла тут, добавляя потоки слёз к проливному дождю, пыталась найти смысл жизни и представить своё будущее — хоть какое-нибудь будущее — без неё.

Если бы тогда я знала, насколько хуже мне станет, я, наверное, растянулась бы на её могиле и осталась лежать на ней.

Открыв глаза, я прочла надпись на её надгробии, хотя и без того ее знала. Родители не в состоянии тогда были думать и лишь безучастно кивали, когда в очередной раз кто-то из их друзей, прижимая к себе своих детей, печально шептал о том, что ни один родитель не должен пережить своего ребёнка.

В общем, похоронами занималась я.

«Алина МакКена Лейн. Возлюбленная дочь и сестра.»

А ниже наклонным шрифтом: «Если бы любовь могла спасти тебя, то ты жила бы вечно.»

Кристиан хмыкнул, стоя рядом со мной.

— Хочешь разрыть могилу своей сестры?

— Да, — резко ответила я.

— Зачем?

— Хочу увидеть её тело.

— Это уже слишком, даже для тебя.

— И это говорит тот, кто охотится за трупом дяди. Ты говорил, что можешь двигать землю. А поднять её гроб сможешь? — я огляделась по сторонам. — И чары наложить заодно, чтобы те, кто окажется поблизости, не смогли увидеть, чем мы тут занимаемся.

— Чёрт тебя дери, Мак, для тебя же лучше, если обещанная информация о дяде окажется стоящей.

— Все фейри становятся такими раздражительными, когда люди просят их о небольших одолжениях?

— Я не фейри, — рявкнул он и подошел ко мне ближе.

— Ай! — вскрикнула я. — Что ты делаешь?

Я почувствовала, как он дернул меня за волосы достаточно сильно, чтобы вырвать прядь с корнем.

— Прости, дорогуша. Крылья. Вечно они куда-то влезают. И похоже эта красная ерунда, которой измазаны твои волосы, до сих пор липкая.

Я потерла голову там, где почувствовала боль. И не нащупала никакой краски.

Но я забыла о своих волосах, как только почва у моих ног задрожала и затряслась так, словно что-то огромное восставало из недр земли. Земля у меня под ногами заходила ходуном, когда грунт извергся и обрушился в стороне от погребального места, и на поверхности всплыл гроб.

А Кристиан, чёрт его дери, может быть полезен.

— Не знаю, зачем ты всё это затеяла, Мак, — раздраженно сказал он.

— Я должна убедиться в том, что она мертва.

Он странно посмотрел на меня.

— В нём нет ничего мёртвого.

— Но кое-что мёртвое там было, — огрызнулась я. — И лучше бы, чёрт возьми, оно по-прежнему было там.

— Как знаешь, — пожал плечами он.

Когда гроб приземлился около зияющей дыры в земле, я подошла к нему и провела рукой по крышке.

Холодное дерево. Вот что стало пристанищем для моей сестры.

Я с трепетом очистила поверхность от комков земли.

Несколько месяцев назад, прямо как сегодня, мы уже стояли с Кристианом около другого гроба. Мы одновременно и хотели, и боялись его открыть. Но то был ледяной гроб, в котором лежала конкубина/Светлая королева.

А это гроб смертной, не фейри. Помню день, когда я выбирала его. Изысканный, с затейливой инкрустацией, подбитый элегантным кремовым шелком. Забавно, как мы зациклены на деталях, связанных с погребением, когда теряем кого-то из любимых, словно они смогут оценить ту заботу, с которой мы делаем для них что-то в последний раз. Я выбрала такой, в котором было множество скрытых отделений, и поместила в них ценные для неё вещи, чтобы, увидев их на небесах, она могла улыбнуться. Знаю, нелепо. Ведь даже если небеса и существуют, и она попала на них, сильно сомневаюсь, что гроб туда тоже попал бы. Но то были времена безумия. Гроб стоил целое состояние. Мне было плевать. Алина достойна всего самого лучшего.

Я закрыла крышку и даже настояла на том, чтобы самой закрыть замок. Я и ключ себе в карман положила по некой абсурдной причине. Словно однажды навещу её, вырою и поговорю с ней или типа того. Тот ключ в моей шкатулке с драгоценностями в нескольких километрах отсюда.

— Сломай замок, — попросила я Кристиана. — Открой его.

Гроб издал глухой утробный звук, и крышка слегка приоткрылась.

Я стояла там, застыв так же, как и тогда, чуть больше года назад, чувствуя себя такой же холодной и жёсткой, как её новый дом. Слёзы застилали мои глаза.

Трясущимися руками я подняла верхнюю часть гроба.

Я не должна была быть такой удивлённой.

Думала меня ничем уже не удивишь.

Внутри было пусто.

Я потеряла сестру.

А теперь потеряла и её труп.

 

Глава 15

Я вломилась в Честер в препаршивейшем настроении, оставив Кристиана в подклубе Синатры с очередным стаканом виски в руках. Он отклонил мое приглашение присоединиться к нашей встрече. Сказал, что у него есть дела более важные, чем спасение мира, и что он уверен, мы и без него прекрасно справимся, учитывая то, насколько Риодан любит контролировать до мельчайших подробностей всё, что считает своим — а мир и всё, что в нём, он считает своим, играя всеми словно шахматными фигурами — то ублюдок уж точно найдёт способ уладить всё с выгодой для себя. А ещё он добавил, что мы с ним теперь в одной лодке, и что, возможно, мне следует расспросить Риодана и о моём пропавшем трупе.

Не знаю, кто был на взводе больше: я или он. Но он точно был более словоохотлив по этому поводу.

Я пробивалась сквозь толпу, впервые радуясь тому, что Честер не был местом, где придерживались законов и чествовали мораль. И хотя в глазах многих я замечала шок и долю страха, никто не осмелился связываться со мной.

О чём я почти жалела.

Гроб моей сестры пуст.

Я знаю наверняка, что похоронила её.

Знаю наверняка, что похоронила именно её.

Мне знакома каждая её черта. Едва различимые растяжки на бедрах, которые появились после того, как она сначала потеряла одиннадцать килограмм, заболев мононуклеозом, а потом резко набрала снова, и из-за которых она ненавидела ходить в купальнике. Родимое пятнышко, которое так похоже на моё. Забавная форма её вторых пальцев на ногах, они были длиннее, чем большие. Ноготь на правой руке, который потемнел, отвалился и впоследствии отрос правильно, после того как она прищемила его дверью машины.

Я хоронила Алину.

И если это не так, то ни в чём больше я не могу быть уверена.

Я хлопнула ладонью по стене офиса Риодана и влетела внутрь.

— Мисс Лейн, — произнёс Бэрронс.

— Мне нужно поговорить с тобой, — рявкнула я. — Наедине. Срочно.

— У нас встреча… — начал Риодан.

— Мне. Плевать, — затем обращаясь к Бэрронсу: — Срочно, — и с трудом выдавила ещё и: — Пожалуйста?

Он подскочил ещё до того, как я добавила «пожалуйста». Я развернулась и выскочила оттуда, промчалась по ступеням вниз и дальше по клубу, всё время чувствуя его позади себя. Остановилась я лишь тогда, когда добралась до коридора, ведущего в крыло для персонала. Там я резко обернулась к нему.

— Ты знаешь, где тут приватная кладовка? — спросила я голосом на грани истерики.

— Не уверен, что знаю разницу между приватной и общественной кладовкой, мисс Лейн, — сухо ответил он.

— Какое-нибудь место, где нет чёртовых камер!

Он застыл, окинул меня мрачным непроницаемым взглядом, и после этого его губы приняли иную форму.

— Мисс Лейн, вы вытащили меня оттуда, чтобы перепихнуться?

— Ясное дело!

— Чёрт возьми. Не знаю, что стряслось…

— Я не хочу об этом говорить! Так ты согласен или нет? — сердито рявкнула я.

— …но треклятая вы женщина. Вы нравитесь мне такой.

Он толкнул меня к стене, открыл ладонью дверь, которую я даже не заметила, затолкал меня в неё, развернул и припечатал к стенке, захлопывая дверь за нами.

А потом стянул мои джинсы, вошел в меня с грубым рычанием — я уже была готова, я всегда для него готова — и продолжил врываться всё глубже и всё сильнее. Прижатая к стене, с руками над головой и голой задницей, я нашла способ не потеряться и не сойти с ума.

* * *

Когда мы вернулись в офис Риодана, я чувствовала себя гораздо лучше. Могла снова мыслить трезво. И не была уже комком оголенных нервов. Всю боль, растерянность и страх, всю злость на саму себя и окружающий мир я выместила на большом и твёрдом теле Бэрронса. Кусалась, дралась, трахалась и очищалась.

Боже, я люблю этого мужчину.

Он понял, что я делала. Без слов. Обсуждений. Бессмысленных вопросов и избитых фраз о том, что меня беспокоит.

Он догадался.

Меня переполняла боль и ярость.

Он предложил своё тело в качестве повязки на рану.

Подозреваю, настанет день, и он захочет получить то же от меня, и я пообещала себе в той замечательной, изумительной, чудесной кладовке, что если когда-нибудь почувствую в нём то, что переполняло меня сегодня, то добровольно и в полной мере отплачу ему, дав то, в чём он будет нуждаться.

Он брал и давал, потворствовал и подстрекал… и в конце концов, усмирил мою ярость.

Секс чертовски целителен.

— Полегчало? — иронично поинтересовался Риодан, когда мы вошли.

Мои волосы были в беспорядке. Рубашка Бэрронса перекошена. А Риодан ничего не упускает из вида.

— Намного. Спасибо. Сам-то как? — в тон ему ответила я.

— Не так хорошо, как ты, — тихо ответил он, сверкая холодным серебром глаз.

— Где Дэ… Джада и Танцор? — спросила я, оглядываясь по сторонам. По запаху поняла, что они были здесь недавно. Мы, наверное, разминулись.

— Я не посчитал нужным тратить впустую их время только потому, что вы потратили впустую моё.

Я изогнула бровь.

— И что это значит?

— Что он отослал их заниматься чем-то другим, потому что хотел с тобой поговорить, — ответил Бэрронс.

Я напряглась и скинула ногу с подлокотника кресла, в котором сидела, уютненько устроившись. Села прямо и сложила на груди руки. Желание Риодана поговорить со мной никогда не предвещает ничего хорошего. А разговор без свидетелей вообще пугает до чертиков.

— Поговорить о Синсар Дабх, Мак, — произнёс Риодан.

Я шумно выдохнула. Не считая секса, этот день праздничным не назовешь.

— А что с ней? — спокойствия моего как не бывало.

— У Танцора есть теория. Он считает, что Ледяной Король непреднамеренно оставил после себя элементы Песни Разрушения. Он думает, единственное, что может воспрепятствовать черным дырам поглотить этот мир целиком — Песнь Творения.

Тоже так думаю. Но промолчала.

— Синсар Дабх, предположительно, содержит элементы этой песни.

— Предположительно, — подчеркнула я. — Но дело в том, что никто из нас ничего не знает о проклятой Книге. И всё это легенды, мифы и догадки.

— И именно по этой причине нам нужно, чтобы ты сказала, что конкретно в ней содержится. Если, конечно, ты не предпочтёшь, чтобы мы спросили об этом у Крууса, — ответил Риодан.

Даже Риодан не может быть самонадеянным настолько, чтобы допрашивать Крууса в его тюрьме.

— Думаешь, сможешь добиться чего-то от психованной копии Книги?

— Подозреваю, что он далеко не психопат.

— Что ты имеешь в виду?

— В прошлом Книга овладевала всеми, кто к ней прикасался. Но к нему это не относится. Он знал Изначальный Язык и смог прочесть её. Чары, пройдя по его рукам, проникли в его тело. Ты видела такое, когда в прошлом кто-то пытался приручать её?

Я покачала головой. Она всегда забирала себе контроль над теми, в чьи руки попадала, полностью подчиняя их. И никогда сама книга в результате не разрушалась.

А на той плите от Синсар Дабх осталась лишь горстка золотой пыли и жменя красных, мигающих камней.

— Древняя книга истлела после того, как он поглотил её. Легенды гласят, что Синсар Дабх состоит из двух частей. Первая — это страницы со словами и заклятьями, а вторая — сущность, которая эволюционировала, превратившись в живое, разумное, ведомое ненавистью существо, обладающее силой гораздо большей, чем слова, которые она содержит. Похоже, что разумное существо было уничтожено той ночью, а Круус лишь впитал все знания.

— О, боже, — выдохнула я. — Может быть, ты и прав, — вот же козлина, неужели ему даром досталась вся сила? Теперь он практически… практически Тёмный Король. Я прищурилась. — Но мы не знаем этого наверняка.

— Но если это всё-таки правда, нам интересно, сможешь ли ты сделать то же самое.

— Что скажете, мисс Лейн? — спросил Бэрронс.

Я повернула к нему голову. Всего пару минут назад я была «Мак».

— Почему ты так поступаешь?

«На самом деле хочешь называть меня Иерихоном?» — спросили его глаза.

Я задумалась на минутку и с удивлением обнаружила, что не хочу. Иерихон… слишком сокровенное имя. Иерихон и Мак — совершенно иные существа, чем Мисс Лейн и Бэрронс. Они существуют в другом измерении. В среде свободы, в священной среде. И мне нравится это различие. Я кивнула, слегка улыбаясь. В его тёмных глазах засветилось одобрение, и я чуть не лопнула от гордости.

«Ты все развиваешься, — говорили его глаза. — Продолжай трахаться со мной вместо того, чтобы переживать.»

— Расскажи мне о Книге, — сказал Риодан. — Хочу понять, как вы с ней взаимодействуете.

Я вздохнула, пытаясь сообразить, как это получше объяснить.

— Внутри меня есть место. Я не знаю, где оно именно, думаю, у меня в голове. Вроде глубокого тёмного озера с зеркальной поверхностью, но это далеко не всё. Там есть ещё пещеры и галечные берега. Кто знает, может, внутри меня целая чертова страна. Думаю, озеро — это моя сущность как ши-видящей. Но оно изменилось из-за чего-то внутри меня и теперь уже… другое. И если раньше я знала, где его берега, то теперь уже не знаю.

— Книга, — сказал Риодан.

Я посмотрела на Бэрронса. Не знаю зачем. Может, чтобы убедиться, что он рядом, как был рядом каждый раз, когда я ныряла на дно своего тёмного зеркального озера и лицезрела Синсар Дабх во всей её искушающей красе. Просто хотела убедиться, что он рядом, на случай того, что разговоры о ней спровоцируют её сделать что-то ужасное.

— Она там, — неохотно сказала я. — На дне озера. Но мне надо нырнуть в самую глубь, чтобы добраться до неё. Лежит в тёмной пещере, на пьедестале. Закрытая, — я взглянула на него. — И на то есть причины, — я закрыла её тем днём, несколько месяцев назад, вместе с Бэрронсом. Захлопнула наглухо.

— Углублялась в себя в последнее время, искала её, — произнёс Риодан.

— Неа, — ни то, ни другое. С моим-то счастьем она может оказаться открытой именно на странице с заклинанием, которое мне может показаться полезным, необходимым, или без которого я попросту не могу жить.

— Хочу, чтобы ты это сделала, — сказал Риодан.

— И ты это поддерживаешь? — выпалила я Бэрронсу.

Его тёмные глаза вспыхнули: «У нас у всех есть монстр внутри.»

«Думаешь, сможешь справится с моим?» — парировала я.

«Думаю, я прекрасно с этим справляюсь,» — образы того, чем мы только что занимались, появились в его глазах.

«Это не одно и то же.»

«Своих мы подчинили. На это просто нужно время.»

«Сколько?»

«Мы тоже совершали ошибки,» — единственное, что он ответил.

«Ты хочешь, чтобы я это сделала.»

«Я хочу сохранить этот мир. Хочу тебя. А это, возможно, единственный способ. Пока я не вижу других вариантов. И если внутри тебя скрыт способ остановить уничтожение Земли чёрными дырами, то он нам нужен.»

Хочу тебя. О, эти два простых слова. Они выбили меня из колеи. Расплавили. И в тоже время закалили как сталь. Вера Бэрронса в меня — чистейший титан.

«Я тысячелетиями искал заклятие, способное освободить моего сына, и ни разу даже упоминания не встречал о чём-то другом, кроме книги, за которой гонялся. И она, предположительно, содержит части Песни Творения.»

Он сказал «тысячелетия». Бэрронс прожил тысячи лет. Одно дело подозревать это, и совсем другое — добиться от него подтверждения. Моему любовнику тысячи лет. А мне — двадцать три. Не удивительно, что между нами не всё гладко.

Я нахмурилась, вспомнив ещё об одной вещи, которая может оказаться сейчас полезной для нас. Вещи, которую я видела в Белом Дворце, пока мы с Дэрроком искали Зеркало, ведущее обратно в Дублин.

Но я стоически старалась не думать об этом с тех самых пор, как поняла, что скрывается во мне, я не хотела, чтобы мой внутренний монстр об этом пронюхал, если, конечно, он этого уже не сделал.

Я вздохнула.

— Я гляну. Но если я съеду там с катушек, не говорите, что я вас не предупреждала.

— Съедешь? — спросил Риодан, и по его интонации стало понятно: он думает, я и так уже с прибабахом.

Я состроила ему гримасу.

— Мне нужно выпить, перед тем как приступить к этому.

— Я скажу, чтобы прислали выпивку, — ответил Риодан. — Выбирай отраву.

— Сама с этим разберусь, — сдержанно ответила я, прекрасно осознавая, что лишь пытаюсь отложить неизбежное. Но мне хотелось сходить куда-то по собственной воле, почувствовать себя живой и свободной хотя бы ещё несколько минут, а потом уже рисковать телом и душой.

— Тогда пойдём и выпьем вместе, — сказал он, вставая из-за стола.

Если бы взгляды могли убивать, я была бы мертва так и не успев спуститься по лестнице из хрома и стекла. Ведь пока я шла по ней с Бэрронсом по левую руку и с Риоданом по правую, из всех подклубов на меня смотрели завистливые глаза.

Если бы они только знали.

* * *

Я предпочла бы пойти в подклуб Синатры, но Риодан заметил там у стойки мрачного Кристиана и направил нас в другой клуб.

Детский, где одетая в короткую провоцирующую клетчатую юбку, белую блузку и туфли «Мэри Джейн»[21] обслуживала столики Джо. Выглядела она шикарно, в её темных коротких волосах выделялись золотистые и светлые прядки. Когда Риодан подозвал её, она настороженно подошла, чтобы обслужить нас, но он лишь заказал три Макаллан Рэр Каск голосом, лишенным всяких эмоций. Когда она бросилась выполнять заказ, я заметила переполох на танцполе.

Оглядываясь по сторонам, я пыталась понять, чем он вызван, и заметила, что толпа по какой-то причине расступилась, пропуская кого-то или что-то.

Джо поставила передо мной на два пальца редчайшего скотча из хересных бочек. Я подняла стакан, взболтнула жидкость и принялась с благодарностью цедить, продолжая следить за толпой. И вот, наконец, появилась женщина, на которую все сворачивали шеи.

Джада.

Она просто чертовски умопомрачительна в этом красном платье и на шпильках. Без чулок, волосы убраны с прекрасного лица и собраны в высокий хвост, который едва касается попки и покачивается в такт походке. Её кожа однотонная и кремовая, а на лице — так и вообще без изъянов, в глазах полыхает сдерживаемое пламя. За ней виднелась голова Танцора, он был выше неё, даже когда она была на каблуках. В отличие от одного из Девятки он не следовал за ней по пятам, используя свое тело как щит. Он просто шёл с ней рядом.

Дэни стала совсем взрослой и носила платья, которые облегают её как вторая кожа. А эта походка! Грациозное длинноногое проявление силы и страсти. Она осознавала насколько прекрасна.

Дэни больше не носилась, задрав нос.

Теперь она плыла. Дефилировала. Величаво ступала.

Она воспламеняла мужчин по ходу своего шествия. Её с вожделением и похотью пожирали глазами и люди, и фейри. Она сияла. И пусть она не была больше нашей Дэни, в ней было что-то нереально притягательное, ослепительное. О, там внутри всё ещё есть огонь. Готова поставить на это своё здравомыслие. Стойте-ка, это не такая уж и надёжная ставка. В общем, руку готова дать на отсечение.

Не то что бы она не замечала всё это внимание. Ей просто было плевать на него.

Я украдкой глянула на Риодана. Сама не знаю, что я вечно пытаюсь там найти. Его лицо было таким же лишенным выражения, как и у Джады.

Но эти глаза, эти холодные серебряные глаза, полыхали таким же сдерживаемым пламенем. Взгляд его скользнул по ней вверх. Вниз. Снова вверх. Там задержался. И после этого он резко отвернулся.

Мне на мгновенье показалось, что Джада и Танцор подойдут к нам, но они пошли вправо, а не прямо.

— Какой интересный выбор наряда для расследований, — прошептал Бэрронс.

— Она уже не Дэни, — отрезал Риодан.

— Ты предпочел бы, чтобы она носила джинсы и кеды? — спросила я.

— Я предпочел бы, чтобы она носила хреновы доспехи, — холодно ответил Риодан.

И пояс верности, если я правильно прочитала по глазам. А я прочитала правильно.

— Она стала женщиной, Риодан, — мягко сказала я. — Придётся тебе смириться. Прав был Танцор. Мы должны просто принять её.

— Не тебе говорить мне, с чем я должен смириться, Мак. Или забыла, что я тот, кто нарушает все правила.

Я уставилась на него.

— Этим утром, увидев в аббатстве Кристиана, ты думала о том, как следила за нами в подземелье. Ты была в моем офисе, наблюдала за происходящим через мои мониторы.

— Не лезь в мою голову, чёрт тебя дери! — рявкнула я. Неужели под столом скрывался таракан или парочка, которые меня и сдали?

— Не выдавай себя так легко. Ты видела запретное.

— А ты сделал запретное, — отрезала я. — И поверь, я помалкиваю о многих вещах, которые мне довелось увидеть.

Он посмотрел на Бэрронса.

— Она знает о Горце.

— Но ничего об этом не сказала, хотя и могла, — ответил Бэрронс.

— И ты копался в моей голове? — кисло поинтересовалась я у него.

— Я отношусь к вам с должным уважением. И впредь Риодан будет это делать тоже, — это было предупреждение.

— Снова станешь невидимкой, и я закрою для тебя доступ в клуб. Навсегда, — сказал мне Риодан, и уже обращаясь к Бэрронсу: — Я нарушу столько же правил, сколько и ты нарушил, братишка.

Полагаю, каким-то образом он выяснил и то, что я в курсе их родства, раз больше не скрывал его от меня.

Больше никто из нас ничего не сказал. Я потягивала свой напиток, пытаясь снова разглядеть Джаду, но она ушла.

— Кстати о горце, — не удержалась и вставила свои пять копеек я, — тебе стоит рассказать Кристиану. Он может оказаться полезным, — мне стоило на этом остановится, потому что единственное, что интересует Риодана, это то, в чём есть хоть какая-то выгода для него самого, но снова не удержалась: — Кроме того, это его семья. Он имеет право знать.

— Не глупи, Мак. Никогда больше не упоминай при мне о том, что ты в курсе.

— Ну и хорошо, — раздраженно ответила я. А затем у меня вырвалось: — Вот дерьмо!

Алиноподобие стояло на танцполе и крутилось из стороны в сторону, стоя на цыпочках, словно пыталось разглядеть что-то поверх голов. И выглядело таким же взволнованным и расстроенным, как при первой нашей встрече. Выглядело так, словно глаза у него на мокром месте. И выглядело так мучительно похоже на мою сестру, что мне захотелось разрыдаться.

Рядом со мной Бэрронс напрягся. Я глянула на него. Он смотрел туда же, куда смотрела я.

— Та женщина выглядит так же, как ваша сестра, мисс Лейн.

Он тоже видит Алиноподобие?

Я была так ошарашена, что на несколько мгновений лишалась дара речи.

— Подожди-ка, откуда ты знаешь, как выглядела моя сестра?

— Из ваших альбомов. Из фото, которое вы подложили в почтовый ящик ваших родителей, и которое впоследствии Дэррок повесил на мою дверь.

Вот оно что, а я об этом и забыла.

— Может кто-то из фейри, наложил чары? — предположил он, рассматривая меня.

Об этом я не подумала. Если он тоже её видит, то… с радостью ухватилась бы за это предположение, если бы не открыла сегодня в Эшфорде пустой гроб.

Может… это всё-таки дело рук фейри. Этот самый фейри мог и тело похитить, чтобы сыграть со мной нездоровую шутку. И светлые, и тёмные безупречно накладывают чары. А пока во мне есть тёмная плоть, я не смогу сквозь них увидеть.

Вот чёрт. Это было бы весьма правдоподобным объяснением.

«Не считая того, — разочарованно поняла я, — что в первый раз я столкнулась с иллюзией ещё до того, как вкусила запретный плод.»

Даже не знаю, что думать.

Бэрронс видит мою иллюзию.

Риодан тоже видит её? Я повернулась к нему. Он смотрел прямо на неё.

— Какая милая женщина, — тихо проговорил он.

— Не лезь к ней, — рявкнула я, не удержав язык за зубами. Чем бы это подобие не являлось, я просто не в состоянии буду наблюдать за тем, как Риодан подкатывает к тому, что выглядит точь-в-точь как моя сестра. — Я имела в виду, — спешно добавила я, — что на это нет времени.

— Но ты-то находишь на это время.

— Фейри? — повторил вопрос Бэрронс. А повторение — это небывалое проявление интереса с его стороны. Ох-ох.

— Кто знает? Может быть, — пожала плечами я. — Но опять же, говорят ведь, что у каждого где-то есть двойник.

Бэрронс пристально смотрел на меня.

«Не хочешь поговорить об этом?»

«Неа. Не о чем тут говорить,» — быстренько ответила я.

Ещё одна вещь, которую я в нём обожаю: он замял тему. И вот эту услугу вернуть мне будет чрезвычайно сложно, когда настанет мой черёд.

— Полагаю, ты готова окунуться в то озеро, — сказал Риодан и залпом допил остатки своего напитка.

О, да, я готова сбежать от явно видимой для всех иллюзии на танцполе, прежде чем мы с ней снова столкнёмся, и я окончательно потеряю связь с реальностью. Алина мертва. Я чую это сердцем. Полностью уверена в этом. А если это не так, то ничему, что я знаю, доверять нельзя. Ничему, чёрт возьми. Легче отвернуться от иллюзии, чем встретится с ней лицом к лицу.

Я допила виски и встала.

«Почему бы и нет? — саркастически подумала я. — Хуже уже быть не может».

 

Глава 16

Я не должна была даже и думать об этом.

Пора бы уже это уяснить.

Но я всё продолжаю упорствовать, и каждый божий раз для вселенной это как красная тряпка для быка, и она бьёт копытом, фыркая: «Эй, МакКайла Лейн только что решила, что хуже уже быть не может. Докажу-ка я, насколько она не права!»

Риодан повел нас на подземный уровень, который я видела вчера на мониторах. Не в камеру с Дэйгисом, а в маленькую каменную комнату в конце узкого коридора.

Я вела пальцами по прохладной влажной каменной кладке, пропуская вкрапления яркого мха на стенах. За исключением практически флуоресцентных пятен этих странных светящихся клубков на камне, в подземелье царил мрак и холод.

Ненавижу находиться под землёй. Интересно, кто с Дэйгисом? Или они оставили его наедине с трансформацией? Хоть я и прислушивалась, ничего не расслышала: ни отчаянных воплей, ни мучительных стонов.

— Э, Бэрронс, а почему мы в подземелье? — спросила я, пытаясь отыскать взглядом древние кандалы, вмонтированные в стены, или что-то вроде «железной девы»[23] и окровавленных балок.

— Предосторожность. Не более того. На тот случай, если, как вы сами выразились, слетите с катушек, тут особо некого убивать.

— Но выбираться всё равно я буду через клуб, — а это значит, могу уничтожить всех, кто будет в нём находиться. — Может, нам стоит сделать это в чистом поле? Подальше от города.

Он покосился на меня.

«Вы не потеряете контроль. Вы не будете сегодня открывать Книгу. Мы просто хотим изучить ваш внутренний ландшафт.»

Я шумно выдохнула с облегчением.

— Ну, тогда давайте приступать, — я глянула на Риодана, который запирал нас в узкой каменной клетушке. — Раз уж ты в курсе, что я в курсе, что за дела с Кэт и Кастео?

— Ещё одна тема, которую мудрая женщина не стала бы поднимать.

— Я же в разговоре с тобой подняла её, а не с кем-то другим, — сказала я. — Так в чём там дело?

Он подтолкнул мне стул с прямой спинкой.

— Садись.

Я не сказала, что предпочла бы постоять. Не вижу смысла в том, чтобы вымещать своё неудовольствие текущим положением дел в моей жизни на окружающих.

В общем, я села. Спустя мгновенье прикрыла веки, хотя необходимости в этом не было. Прекрасно помню, как в тот период, когда я была тёмной версией себя, мне было достаточно всего лишь расфокусировать зрение, чтобы плавно переместиться в место силы, которое я называю своим тёмным зеркальным озером. И схватить руны, плавающие на поверхности, силу, которую я наивно считала своей по праву рождения, частью своего наследия ши-видящих. Но позже я выяснила, что это было искушение, подкинутое Синсар Дабх, дар, которым она соблазняла и заманивала.

Та сила вовсе не принадлежала мне.

И, пожалуй, впервые за всё время я задумалась о том, где же всё-таки находится моё озеро? Разговор с Риоданом о нём, вынудил меня взглянуть на это по-новому. Теперь я воспринимаю его не как норму, а как нечто необычное.

Почему внутри меня есть озеро? Есть ли оно у каждой ши-видящей? Или оно всего лишь моя визуализация внутреннего источника силы, и каждый представляет его себе по-разному? Я живу как на вулкане, поэтому у меня никогда не было времени, чтобы задать вопросы моим сёстрам по крови, поделиться с ними наблюдениями.

Я нахмурилась. Теперь, когда я подключила к делу мозг, пытаясь определить метафизические координаты моего тёмного зеркального озера — словно я могла зафиксировать его квантовую широту и долготу — стало сложнее. Внезапно это место начало казаться иллюзорным.

Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула, пытаясь расслабиться. «Ныряй, ныряй, не размышляй,» — шептала я мысленно.

Ничего.

Даже лужицы никакой на горизонте.

Я открыла глаза, думая, что мне нужно перефокусироваться и попытаться снова. Бэрронс многозначительно посмотрел на меня.

— Потерпите, — сказала я, — мне нужно время.

— Не пытайся играть со мной в игры, Мак, — предостерёг Риодан.

— Я и не пытаюсь, — ответила я. — Это не просто. Несколько месяцев подряд я пыталась держаться от этого места подальше, а теперь ты хочешь, чтобы я с разбегу окунулась в него. Я приучала себя к тому, чтобы даже не думать о нём, — хоть и не всегда успешно.

Расфокусировав слегка свой взгляд, я представила себе огромное бездонное озеро с зеркальной поверхностью. Уделила особое внимание деталям: укрытым галькой берегам, тусклому солнечному свет, исходящему откуда-то издалека. Много внимания уделила я и его гладкой чёрной поверхности. Убеждая себя в том, что мне не терпится поплавать, забралась на огромный валун и, когда сцена стала выглядеть именно так, как надо, закрыв глаза, прыгнула, чтобы нырнуть.

И ударилась о землю. Сильно.

Нигде ни единой чёртовой капли.

— Охренеть, — выругалась я, потирая голову. Она болела так, словно я на самом деле ударилась головой о камень. А руки будто были в ушибах. Я посмотрела на Бэрронса. — Не могу найти его.

— Попробуй ещё раз, — приказал Риодан.

И я попробовала.

А потом ещё раз.

И ещё раз, и ещё.

Доводя нас до белого каления своими провалами.

— Ты слишком зажата, — ворчал Риодан. — Чёрт тебя дери, это всё равно что стараться достичь оргазма, не получая удовольствия от процесса.

— Чёрт тебя дери, разговаривай о чёртовых оргазмах со своей собственной чёртовой женщиной, — натянуто сказал Бэрронс. — О её оргазмах ты ничего не знаешь и никогда не узнаешь.

Риодан мрачно посмотрел на него.

— Это была метафора вообще-то.

— Мне не нужно стараться, чтобы достичь оргазма. С Бэрронсом не нужно, — сказала я.

— До хрена информации, Мак, — ответил Риодан.

— Ты сам заговорил об оргазмах.

— И больше он этого делать не будет, — подчеркнуто сказал Бэрронс.

— Заткнитесь вы. Я пытаюсь сосредоточиться.

Теперь я думаю об оргазмах. Я все же приняла во внимание совет Риодана. Может, мне действительно стоит немного расслабиться.

Спустя час я была покрыта потом, голова просто раскалывалась, а руки болели так, словно я отрабатывала рубящие удары каратэ на кирпичной стене.

— Я не могу попасть туда, — в конце концов устало признала я. — Не знаю почему.

Риодан пристально посмотрел на меня, прищурившись.

— Ты говорила, что думаешь, будто это место ши-видения.

Я склонила голову, ожидая продолжения.

— Бэрронс сказал, ты ела…

— Ага! Тёмное мясо! — воскликнула я с облегчением, ухватившись за оправдание. — Так это все-таки место ши-видения, вот почему я не могу найти его! Сейчас я просто не смогу увидеть мое озеро! — а то я уже начинала бояться, что Синсар Дабх притаилась в последнее время, чтобы исподтишка сделать внутри меня перестановку, спрятав то, что мне может понадобиться, и расставить ловушки. Интересно, она это может?

Риодан закатил глаза.

— Замечательно. Поприветствуйте Мак, наркошу.

— Не наркоша я.

— Сколько раз за последнюю неделю ты его ела, — потребовал он.

— Дважды. Но я была вынуждена: в первый раз — потому что собиралась спускаться со скалы, а во второй раз — потому что в меня стреляли Стражи, — оправдалась я.

— Уверен, в следующий раз, ты тоже будешь «вынуждена».

— Я не подсела.

— Короче, как долго длится чёртов кайф, — рявкнул он.

Я пожала плечами.

— Не знаю наверняка. Дня три. Через пару дней я приду в себя.

Конечно, буду при этом жутко раздраженной и уставшей, но буду собой.

Он перевёл взгляд на Бэрронса.

— Не позволяй ей снова есть его.

— Она сама принимает решения, — ответил тот. Но послал мне взгляд: «Нам нужна информация, мисс Лейн. Я предпочел бы, чтобы вы воздержались на некоторое время.»

Замечательно. Из двух методик, с помощью которых я приводила себя в чувство — секса с Бэрронсом и поедания темнятинки — одна теперь мне недоступна.

Я как раз думала о том, какой паршивый денёк выдался, когда Риодан открыл дверь.

За ней стоял Кристиан МакКелтар.

 

Глава 17

Три часа назад…

Джада могла и не надевать это красное платье.

Она сделала это намеренно.

Мужчинам всех планет и всех измерений, будь они фейри или людьми, свойственны общие черты.

Им не хочется убивать красивых женщин.

Сначала.

Сначала им хочется другого.

Красота — это оружие, одно из многих.

Потому она и отрастила волосы снова. Но за непокорные локоны оппоненту слишком легко ухватиться, а в битве — это слабое место, вот она и научилась убирать их с лица назад, высоко поднимая. Иногда она даже прятала длинную косу под одежду.

Могла она и не танцевать.

Это она тоже сделала намеренно.

Когда она вошла в Честер и на другом конце танцпола увидела одного из Девятки, который поманил её с явным энтузиазмом, демонстрируя, как он рад её видеть, она не стала отклонять предложение.

Лор.

Мужчина был зверем. Первобытным пещерным человеком, которому нравилось быть тем, кем он был. Грубым, демонстративно сексуальным, неугомонным рок-н-рольщиком, любителем покуралесить и ярым фанатом горячих блондинок. Перед его знаменитым: «Эй, хочешь перепихнуться?» — не смогло устоять до смешного огромное количество женщин. И всё это благодаря привлекательной внешности этого викинга и скрывающемуся за ней обещанию чего-то грязно-извращенно-разнузданного, находящегося в состоянии полной боевой готовности подорвать женские комплексы, превратив их в пыль.

Между ними было что-то, когда она была юной.

Но не то, что первым приходит в голову.

Их связь была невинной и в то же время глубокой. Они нашли друг в друге родственную душу, ведь оба всегда оставались самими собой безо всяких оправданий и уловок.

Он по достоинству оценивал её тогда и, судя по выражению лица, был готов ценить и сейчас.

Как-то он принёс ей стейк с картошкой. Таскался за ней, чтобы убедиться, что она в безопасности. Поддержал советом в ту ночь, когда они сцепились с Риоданом, после того как она, ослушавшись его, вырезала половину посетителей одного из подклубов. Помог ей сбежать из комнаты, в которой босс её запер.

Он потворствовал её импульсивности и агрессивности, и этого достаточно, чтобы его избегать. Эти её недостатки остались в далёком прошлом.

Но звучала соблазнительная музыка, и эта песня была одной из самых её любимых. И несмотря на ледяной фасад, которым она прикрывалась, внутри неё полыхала страсть. Она и не собиралась этого отрицать. Отрицать — значит проявлять слабость.

А страсть — это сила. Её можно использовать, направить, как и всё прочее, в нужное ей русло.

Сексуальность тоже оружие.

Лор пошел ей навстречу, проталкиваясь сквозь толпу, совершенно игнорируя блондинок, зазывающих его взглядами. Его улыбка была широченной и предназначалась лишь ей одной.

Она шла к нему, позволив себе лёгкую улыбку. Они встретились в центре танцпола.

— Привет, малыш, — мягко проговорил он. — Шикарно выглядишь, сладкая. Рад тебя видеть.

— Ты тоже, Лор.

Она могла пересчитать на двух пальцах тех, кто был рад её видеть.

— Хренасе, так я всегда шикарно выгляжу. Таким уж уродился. Потанцуем?

И пока Hozier просил свою возлюбленную отвести его в церковь, она с непринуждённой грацией подстроилась под тело Лора, следуя движениям его мощного торса. Танец его исходил от бёдер, как и у большинства сильных, уверенных в себе мужчин, и за ним легко было следовать.

В одном из миров, которые ей довелось посетить, сама природа танцевала: гибкие лианы, свисая с деревьев, двигались в такт ритму, который она не была способна услышать. Сначала она опасалась их, считая, что они таят угрозу, но пробыв там неделю, увидела, как тонкое стелющееся растение исцелило израненное животное своим танцем.

И однажды ночью под тремя полными лунами она сняла с себя одежду и, приобщаясь к обычаям местных, притворилась частью растительного мира. Она имитировала чувственные волнообразные движения до тех пор, пока не прочувствовала телом ритм.

Её это тоже исцелило. Раны на спине закрылись, исторгнув инфекцию. Лишь шрамы остались на их месте.

Вот и теперь, слегка прикрыв глаза и следуя движению бёдер Лора, она откинула голову назад, изогнув спину, и всецело отдалась музыке. У тела есть потребности, которые невозможно игнорировать. Ему просто необходимо бегать, сражаться, есть, дышать, двигаться. Есть у него и другие потребности, которые теперь, когда она вернулась в этот мир и попала в окружение людей с их запутанными чувствами, дают о себе знать. Но пока она не готова иметь с ними дело.

К ней давно никто не прикасался. Было тяжело находиться так близко к Лору и двигаться с ним в тандеме.

Так что она просто представила себе, что он лиана, а она танцует в огромном тёмном лесу, в котором было гораздо безопаснее, чем в других местах, ведь тот мир не был населён прямоходящими созданиями. Представила себе, что этот танец предназначается лишь для неё одной, даруя душе возможность дышать и наслаждаться возможностью прожить ещё один день. В её сознании лунный свет целовал её кожу, а нежный благоухающий бриз играл её волосами. Она была поглощена моментом, ритмом и тем, что можно было расслабиться и не думать наперёд.

— Ох, сладкая, продолжишь в том же духе, и я — покойник, — прошептал Лор ей на ухо.

— Сомневаюсь в этом, — сухо ответила она.

— Хотя ради этого можно и умереть. Меня так прёт выражение лица этого козла, что оно того стоит.

Она не стала притворяться. Спрашивать, кого он имеет в виду. Она знала, о ком речь, и он знал, что она знает. Лор как кувалда. Он называет вещи своими именами, вбивая слова в разговор как гвозди, и плевать ему, что о нём подумают.

— И какое же выражение лица у этого «козла»? — шепотом спросила она. — Он у меня за спиной. Мне не видно.

Лор рассмеялся и развернул их так, чтобы она смогла увидеть Риодана на краю танцпола. Высокий, сильный, одетый в чёрные брюки и белую рубашку с закатанными рукавами, обнажающими сверкающий браслет, он стоял и мрачно смотрел на них.

Однажды она видела, как он смеётся.

Однажды она наблюдала за тем, как он трахается. Целую жизнь назад.

Они встретились взглядами. Он сделал два шага, направляясь к ней, но она раздула ноздри и холодно посмотрела на него.

Он остановился.

Лор обнял её рукой за талию и развернул в другую сторону.

— Что же он не нашел меня? — спросила она. Она хотела узнать, как сильно он пытался. Организовал ли спасательную экспедицию, и если да, то насколько она была широкомасштабной. Ей больше не у кого было спросить. Любой другой тут же доложил бы ему об этом.

А Лор не станет. Они уже покрывали друг друга в прошлом.

— О, детка, он пытался. Как только услышал о том, что ты пропала. Мы узнали об этом лишь спустя пару недель. Мак не сразу сказала Риодану.

Джада продолжила двигаться, сопротивляясь желанию застыть.

— Мак не сразу сказала вам о том, что я попала в Зал?

Лор покачал головой.

На мгновенье у неё перехватило дыхание. Она думала, что они все искали ее. Места себе не находили. Горы сворачивали. Она ждала. И жила по принципу ЧБСР: Что Бы Сделал Риодан.

— Босс говорил, что Мак била копытом и хотела ломануться за тобой, но Бэрронс запретил. Сказал, что если бы они последовали за тобой, ты продолжала бы убегать.

«Это правда,» — признала она. Той ночью она убегала, словно сами адские гончие преследовали её по пятам — так хотела сбежать ото всех и особенно от самой себя. Она не остановилась бы, если бы Мак последовала за ней. И сиганула бы в первое попавшееся зеркало в Зале. Но от того, что это правда, не становилось легче. Правда — зловредная сучка.

— Но почему она не сказала Риодану?

— Не знаю. Придётся тебе об этом у неё самой спросить. Но, сладкая, эти двое не особо ладят. Они и видятся-то не часто. Может, хотела дать тебе время найти выход самостоятельно. Может, у самой были какие проблемы.

Джада подсчитала, что хоть для неё и прошло пять с половиной лет, её начали искать лишь спустя две недели после её возвращения. Эти две недели она хладнокровно прочесывала страну, собирала свою армию из ши-видящих, которые по тем или иным причинам направлялись в Дублин, вдохновляя их своей силой и целеустремлённостью, претворяла в жизнь планы, которые составила, блуждая по аду и пыталась понять, как вновь обрести утраченное, вернувшись домой. Для неё те годы показались столетиями. А для тех, кого она считала друзьями, прошла всего неделя.

Она закрыла глаза в поисках центра равновесия. Того места, где не существует боли, где есть лишь цель. И укрепившись там, она открыла глаза, легонько поцеловала Лора в щёку и поблагодарила за танец.

Потом обернулась, чтобы отыскать Риодана, на встречу с которым намеренно опаздывала.

Но его уже не было.

* * *

— Я думала, у нас должна быть встреча, — сказала Джада, войдя в офис Риодана.

— Она и есть, — ответил он, не сводя глаз с монитора над её головой.

— Не назвала бы это встречей, ведь нас тут только двое.

— А как бы ты назвала нас?

Он сказал «нас». С вопросительной интонацией. Словно есть какие-то «мы». Когда-то она думала о них как о Бэтмене с Робином, двух супергероях, спасающих мир.

— Неужто это был настоящий вопрос с соответствующей интонацией? — передразнила она.

— Дэни было необходимо с кем-то сражаться. И я был разумным выбором. Даже такая малость как неверная интонация способна была удерживать её внимание.

— Что ты пытаешься этим сказать? Что дело вовсе не в том, что ты сам по себе вредный, а исключительно в том, что тебе нужно было меня чем-то занять?

— Что незачем выискивать драконов, когда рядом с тобой есть один, который всё время дёргает тебя за цепь. А тогда ты была скованна множеством цепей, за которые можно было подёргать.

Она пристально наблюдала за ним, а он так и не посмотрел на неё. Так оно и было: он заставлял её метаться с места на место, провоцируя на каждом шагу. И делал это с таким успехом, что даже когда его не было рядом, она не переставала думать о том, как он её раздражает, и о том, как бы ей его обыграть.

Или о том, как бы его впечатлить.

Заставить его смотреть на неё с уважением, восхищением.

Боже, как же она боготворила этого мужчину! Чего только не фантазировала.

И вот он посмотрел на неё. Проницательно. Пристально. С опозданием она вспомнила, что он читает умы. Оставалось лишь надеяться, что на этот раз читал он бегло, а последние её мысли не были выделены курсивом, и он не обратил на них внимания.

Но на всякий случай она решила сбить его с толку.

— Я ненавидела тебя, — дерзко заявила она.

— Ты была эксплозией[25] необузданных эмоций.

— А ты был вакуумом, их лишенным, — не всегда правда. Только когда она была рядом.

— А теперь ты имплозия[26] подавленных страстей. Найди золотую середину.

«Ты мне не указ,» — чуть не сорвалось у неё с языка, но она прикусила его до крови. Как же её бесило, что меньше чем за месяц в этом мире она настолько деградировала, что скользила по наклонной прямиком туда, откуда начинала — к себе прежней.

— Никогда не говори мне, какой по-твоему я должна быть, — ответила она. — Ты понятия не имеешь, какой я стала. Не знаешь, через что мне пришлось пройти и на что пришлось пойти.

Он склонил голову в ожидании.

— О, нет. Не бывать этому. Я никогда не расскажу тебе, — произнесла она.

— Никогда — долгий промежуток времени. И когда он подойдёт к концу, я всё ещё буду здесь.

Он поднялся, открыл ящик стола, вытащил оттуда что-то и протянул ей.

Она изогнула бровь.

— Телефон?

— Я не могу отслеживать тебя в других мирах. Если ты позволишь мне снова сделать тебе тату и всегда будешь иметь при себе этот телефон, то не найдётся такого места, где бы я не смог тебя найти. Ты больше никогда и нигде не потеряешься.

Именно потерянной она себя и чувствовала. Ужасно потерянной. Она исчезла с лица земли. Другие миры были такими странными, большинство из них — враждебными, и с таким скудным количеством пищи, что зачастую ей приходилось проползать сквозь очередное Зеркало, в надежде найти за ним лучший мир. Она была так голодна, и её так лихорадило, что не приходилось и надеяться на то, чтобы вступить в воздушный поток. Шазам для разнообразия прерывал тогда череду пророчеств о неизбежном роковом конце и, стоя у неё над душой, причитая и рыдая, поторапливал её.

— Хочешь сказать, если бы я не срезала тату, и если бы этот телефон был у меня с собой… — не закончила она. — Даже в Зале?

— Я бы пришёл за тобой, как только бы ты позвонила.

— Куда угодно?

— Да.

— Без каких-либо оговорок? — ей пришлось постараться, чтобы скрыть недоверие. Неужели он был настолько могущественным?

Он кивнул.

— Тогда какого чёрта, ты не дал мне его раньше?

— А ты бы носила его с собой?

Честность по отношению к самой себе стала частью её натуры, её фундаментальной частью. Когда ей было четырнадцать, она носила с собой телефон исключительно ради музыки и игр. Она бы закипела от одной лишь мысли о том, чтобы носить с собой телефон ради Риодана, решив, что это очередной его способ следить за ней и контролировать её; очередная цепь, на которую её хотят посадить взрослые, которые её не понимают. Она бы попросту рассмеялась, зашвырнув телефон в мусор. А затем бы ещё пнула мусорный бак для пущего эффекта и рассмеялась бы ещё сильней.

— Позволь мне снова сделать тебе тату, — он сделал паузу и продолжил, — Джада.

Она замерла, ей совсем не нравилось, как он себя вёл, это настораживало. Он был слишком прямым, и без намёка на агрессию. Обращался с ней, как должно обращаться с женщиной, которая побывала в аду и вырвалась оттуда исключительно благодаря усилиям воли. Назвал её по имени, которое она сама выбрала. Просил её разрешения на то, чтобы сделать что-то. Больше не упрекал её в том, что она не такая, какой он хочет её видеть. Предложил своё покровительство. Не подстрекал её и не провоцировал сражаться.

А она не знала, что с ним ещё делать, если не сражаться.

— Нет, — ответила она.

— Возьми хотя бы телефон.

Она посмотрела на телефон, словно на змею, которая укусит её, как только она к ней прикоснётся.

— Поздновато начинать беспокоиться обо мне.

— Я всегда о тебе беспокоился.

Дверь позади неё с шумом раскрылась.

— Привет, ребята, — Танцор вошел и присоединился к ним. Он скользнул по ней взглядом, потом ещё раз. — Вау, изумительно выглядишь, Джада.

Она оторопела, подобного ей уже несколько лет не доводилось испытывать. Лёгкий румянец попытался окрасить её кожу, но она внушила своим капиллярам сжаться, не желая этого допускать. Танцор уже видел её в юбке и на каблуках однажды в прошлом, когда Риодан заставил её переодеться, потому что одежда её пропахла Кристианом. Тогда, как и сейчас, ей стало неловко из-за того, как он смотрел на неё, в животе запорхали бабочки.

Иногда она чувствовала себя такой разделённой, какой они её и считали: девчонкой, которую тянуло проводить время с хорошим и настоящим мальчишкой, и женщиной, которую тянуло к взрослому мужчине, об одну из острых граней которого можно было порезаться.

Но желания, как и любые другие эмоции, могут заставить человека совершать глупые поступки. А глупые не выживают.

— Всё дело в платье, — уклончиво ответила она.

— Нет, не в платье, Мега, — тихо ответил Танцор. — А в женщине, которая его надела.

Он улыбнулся ей, и она обнаружила на своём лице лёгкую ответную улыбку. «Мега». Стоило поправить его. Какой же юной и наивной она была в те далёкие годы.

Она была влюблена в Танцора. В выдающегося, более взрослого мальчишку-гения, которого идеализировала. И не знала, что с этим делать. Не была тогда к этому готова. У неё практически не было детства, поэтому не хотелось прощаться с ним раньше времени. А секс необратимый шаг на пути к взрослению. Она скучала по нему в Зеркалье. Тосковала по его находчивости, острому уму и способности обставить всё так, словно они вдвоем против целого мира, и этого вполне достаточно, чтобы выигрывать каждую битву.

Она прищурилась, изучая его. Теперь, без очков, он выглядел старше. У него очень красивые глаза, в которых, как в тропическом море, смешались все оттенки зелёного и голубого, и длинные чёрные ресницы. И он стал по-другому одеваться. Она с удивлением обнаружила, что под этими джинсами и кожаной курткой скрывается мужское тело, мужские глаза. Может, раньше он подстраивался под её стиль, чтобы выглядеть моложе. А может, её четырнадцатилетние глаза просто были не в состоянии разглядеть те его черты, с которыми она не готова была иметь дела.

Теперь она их видит.

Риодан бросил телефон назад в ящик и закрыл его.

— Я хочу, чтобы вы собрали всю возможную информацию об аномалиях к завтрашней встрече.

— Уже готово, — сказал Танцор, размахивая кипой бумаг. — Всё здесь.

— Сегодня я занят.

Джада посмотрела на Риодана, но его взгляд был отстранённым, закрытым, словно и не было разговора перед приходом Танцора.

— Ты сказал, у тебя есть карта, на которой отмечены все чёрные дыры, — сказала Джада. — Она нужна мне.

— Я дам вам завтра по копии.

— Время не ждёт, — прохладно сказала она. Почему он не хочет давать ей карту? Не уверен, что она вернётся, если заполучит её?

— Первая дыра появилась больше двух месяцев назад, Джада, — сказал, Танцор. — Они растут медленно. Не думаю, что ещё один день сыграет большую роль. Кроме того, карта не самое главное. От того, что мы узнаем их расположение, мы не выясним, как с ними бороться. У меня есть кое-какие наработки по этому вопросу.

— Свободны, — отрезал Риодан.

Раньше она продолжала бы настаивать, спорить с ним, возможно перешла бы в воздушный поток и подняла бы шум ради того, чтобы добиться своего. Шоу ему бы точно было гарантировано.

Сейчас же она просто отвернулась к двери и даже оборачиваться на него не стала, хотя и чувствовала на себе его тяжелый взгляд.

И всё же голос Риодана прозвучал в её голове так отчётливо, словно он произнёс сказанное вслух:

«Пересмотри свое решение, Джада. Не глупи. Тебе это ничего не будет стоить. Позволь мне стать твоим якорем. И я никогда не позволю тебе потеряться снова.»

Она всегда ненавидела двери в Честере.

Их невозможно открыть ногой и невозможно с шумом захлопнуть.

 

Глава 18

Я солгал Мак.

К счастью, ей не так легко определить это, как горцу, принцу фейри, друиду, детектору лжи — как мне.

К тому же она была так поглощена вскрытием пустой могилы своей сестры, что почти и не обратила внимание на мою маленькую кражу. Услышав моё оправдание, она тут же позабыла о том, что я дёрнул её за волосы.

Я прекрасно знаю, как просеяться к тому, кто мне нужен.

Мне нужно держать в руках что-то с его тела, чтобы отследить его, раздвигая пространство, как ветки деревьев, мешающие обзору.

Что-то вроде вымазанных краской светлых прядей, лежащих теперь в моём кармане.

Я знаю, кому она предана.

Бэрронсу.

Девятке. И гораздо больше, чем мне и моему клану.

Я не осуждаю её за это. Я понимаю, что такое клан, и она выбрала свой. Клан особенно важен в такие времена, как эти.

Вот я и решил поиграть в «лошадку», чтобы подобраться к ней поближе и вырвать несколько длинных волос. Затем я засел в баре и, потягивая виски, терпеливо дожидался признаков того, что в утробе Честера началась какая-то активность. Я ставил на то, что она окажется среди тех избранных, кому туда открыт доступ.

Раздобыть волосы этого выродка было бы гораздо сложнее, и по правде, я не был уверен, что с ним это вообще сработает. Хоть я и могу определить, когда кто-то из девятки лжёт, когда пытаюсь выделить кого-то из них среди прочих живых существ, возникает такое чувство, что их попросту не существует.

Я близко знаком со смертью. Знакома мне и жизнь. Девятка ни туда, ни туда не вписывается. Когда час назад с мрачным выражением лица поднялась Мак, а вслед за ней и Бэрронс с Риоданом, я понял, что-то приближается.

Я следовал за ней на расстоянии, просеиваясь. Было важно проникнуть туда незамеченным, поэтому я прикрылся чарами, притворяясь мхом на стенах, мхом, к которому она прикоснулась, вынудив меня содрогнуться. Мхом, который опал со стен и слился в одно целое, преобразуясь в тёмного принца-горца-меня, как только они вошли в дверь в конце коридора.

Украдкой я обследовал каждый сантиметр бесконечного, простирающегося на большое расстояние подземелья. Пустого подземелья. Абсолютно пустого за исключением одного коридора.

Замаскированного.

Стеной, которой там на самом деле не было. Я ощущал, что эта преграда ложная, каждой клеточкой своего тела.

И всё равно не мог преодолеть её. У этого ублюдка мощные защитные заклинания, способные ограждать как от людей, так и от фейри, а я был и тем, и другим, поэтому и не смог преодолеть этот блок.

Я собирался вломиться в комнату, в которой они исчезли, предполагая, что тело дяди в той маленькой клетушке, и что они пытаются провести над могущественными останками друида какой-то дикий ритуал.

Но она тоже оказалась ограждена от людей и фейри.

Я стоял снаружи, дожидаясь их с терпением бессмертного.

И в конце концов, узкая дверь открылась.

— Где, вашу мать, мой дядя? — потребовал я ответа.

Риодан безучастно заявил:

— Я уже ответил на твои вопросы, горец. Ты ведь сам видел, что тут ничего нет.

Я перебрал его слова по крупицам, чтобы отделить ложь от правды. И ничего подозрительного в них не нашёл, и это заставило меня задуматься о том, что этот козёл каким-то образом предвидел, что я тут буду рыскать, и намеренно оставил часть подземелья без охраны, надеясь на то, что я не смогу обнаружить замаскированную стену в северном коридоре.

— Твоя фальшивая стена. Убери её. Тогда я тебе поверю, — сказал я.

Глаза Риодана вспыхнули, и я понял, что прав. По какой-то причине тело моего дяди находится за той стеной.

— Убери её, — сказал ему я, — или я уничтожу этот клуб и всех, кто внутри него.

Я призвал элементы, притягивая их к себе, маня их как любовник, медленно и протяжно выдохнул, и лёд заблестел на стенах, извергся из пола, покрывая камень толстым скользким чёрным слоем.

— А следующим делом призову огонь и молнии с неба и испепелю само место.

Риодан исчез.

На меньшее я и не рассчитывал.

Я просеялся оттуда, возник в другой части коридора. Соблюдая между нами приличное расстояние. Девятка может убивать фейри. Понятия не имею как. И не подпущу ни одного из них к себе, только чтобы это выяснить.

Риодан снова скрылся из вида.

Я просеялся снова и возник рядом с Мак, держа одной рукой её за горло. Она вырывалась и брыкалась, а я рычал. Она сильна, но я сильнее. Она пахла как я, так я понял, что она снова съела кого-то из моих. Может, я и сжал её горло чуть сильнее, чем надо было, но чёрт её дери, её каннибализм надо остановить.

— Отпусти меня! — закричала она.

Бэрронс улетучился.

Я просеялся оттуда вместе с вырывающейся Мак и вновь появился прямо над их головами с распростертыми крыльями.

— Мы можем продолжать всю чертову ночь напролет, — сообщил им я. Еще одно просеивание, и я покину клуб ненадолго. Дам им прочувствовать тот факт, что Мак у меня, вне их досягаемости.

Бэрронс зарычал.

— Ты не навредишь Мак, — отрезал Риодан.

— Но клуб твой уничтожу.

Я мягко приземлился и воссоздал то, что сделал Круус в пещере ночью, когда мы захоронили Синсар Дабх. Я прочувствовал его методы, впитал заклинание, распробовал его текстуру. Обследовал библиотеку короля. Я лишь недавно научился пользоваться своей силой. И сейчас воспользовался ею, чтобы возвести непроницаемую стену вокруг нас с Мак. Стену, которую они не могли преодолеть, стоя в пещере под аббатством.

— Ага, можете убить меня, если поймаете, — признал я невысказанную угрозу, полыхающую в их мрачных взглядах. — Но вы ко мне и прикоснуться не сможете, — я невесело улыбнулся.

Как и, скорее всего, никто другой. Я даже трахаться не рискую после обрыва, а мне это необходимо как воздух. Но у меня нет абсолютно никакого желания убивать женщин. Подобное опасно для меня как горца, это меня оскверняет.

— Бэрронс, — настойчиво произнесла Мак, — заключите союз. Нам не нужна война с Кристианом. Вы прижали его к стене. Вы оба поступили бы точно так же на его месте.

— Союз, мать вашу, — огрызнулся Риодан.

— Она права, — сказал я. — Мы можем быть либо союзниками, либо врагами. Выбирай тщательно.

Бэрронс посмотрел на Риодана.

— Он может оказаться полезным.

Я фыркнул.

— Если я и соглашусь на то, чтобы стать союзниками, то у меня будет ряд условий. И первое из них — верните останки моего дяди.

В моих руках Мак вздохнула и расслабилась.

— Говорила же, что ты должен рассказать ему.

Я повернул голову так, чтобы видеть её.

— Рассказать мне что?

— Я говорила им, что они должны тебе довериться. Что ты имеешь право знать.

Правда. Я ослабил свою хватку, и она выпрямилась в моих руках, но высвободиться не попыталась.

— Ты бы не стал делать то, что сделал, — многозначительно сказала Мак Риодану, — если бы не был готов иметь дело с этой неотъемлемой составляющей жизни того, с кем ты это проделал. И это больше, чем чтобы то ни было, свидетельствует о твоём отношении к клану Келтаров. Доверься Кристиану. Сделай из него союзника. Врагов у нас и без того хватает.

Риодан долго смотрел на Мак, а потом усмехнулся.

— Ах, Мак, иногда ты удивляешь меня.

— Приму это за тот ещё комплимент, — с иронией ответила она. — Я веду к тому, что вы можете и дальше пытаться задать Кристиану жару. Можете начать на него охоту и однажды, возможно, даже сможете поймать его и убить. Но при этом вы проведёте маленькую вечность как накачанные тестостероном дикари, какими время от времени все вы бываете.

Бэрронс и Риодан окинули её идентично неодобрительным взглядом, и я тихо рассмеялся.

Она проигнорировала их.

— Поразмыслите над силой, которой он обладает. Неужели хотите, чтобы она была направлена против вас. Подумайте о возможностях, которые откроет перед вами этот союз. И о том, сколько всего потеряете, если станете врагами. В этом коридоре трое невероятно могущественных мужчин. Если хотите устроить потасовку, то сначала заключите союз, а затем отметельте друг друга. Но с одним условием. Никаких убийств. Никогда.

— Хреновы Горцы, — заворчал Риодан. — Как только увидел вас, тут же понял, что от вас будут одни неприятности.

— Друг или соперник? — спросил я.

Риодан долго смотрел на меня, не двигаясь. И в конце концов сказал:

— Бывают времена, когда я мог бы воспользоваться просеивателем, — заметил он.

— Думаешь, я подпущу тебя к себе настолько близко? — хмыкнул я.

— Который переместил бы кого-то, вроде Танцора или Джады, обследовать различные места.

Я кивнул. Это не сложно.

— Бывают времена, когда мне тоже не помешало бы содействие.

— Как например тогда, когда мы стащили твой зад с обрыва, — отрезал Риодан.

— Видите, как у вас здорово получается работать вместе? — с энтузиазмом спросила Мак.

— Ты никогда не заговоришь о том, что узнаешь сегодня, — сказал Бэрронс.

— На это я не соглашусь.

— Тогда вперёд, можешь разрушить клуб, — холодно произнёс Риодан. — А я и мои ребята будем охотиться на тебя до конца времён. Враг или союзник, Горец. Так или иначе, но это будет колоссально.

— Дай слово, что будешь верен союзу со мной. Пообещай, что никогда не попытаешься убить меня. Скажи это, — потребовал я, чтобы оценить его слова. Для этих мужчин честь важна так же, как и для меня. Какими бы мы не были испорченными, внутри нас остается этот стержень, иначе мы превратились бы в злодеев. Если Риодан скажет это вслух, и это окажется правдой, то он будет держать слово, которое дал. Как и я.

— Я не могу дать гарантию, что это прозвучит как правда, — предупредил Риодан. — Во мне есть что-то, что никому и ничему не покоряется. И если ты сосредоточишься на этом, то что бы я ни сказал, будет казаться тебе ложью.

— Тогда мы станем врагами. Советую тебе быть убедительнее.

Риодан посмотрел на Бэррронса, и они обменялись долгим взглядом. Затем Риодан отвернулся от него, выглядя крайне раздраженным.

— Мы союзники, — произнёс он.

— И мы будем защищать друг друга и сражаться вместе против общих противников. Скажи это.

Он повторил хладнокровно.

Я ждал.

Он смотрел на меня, а я — на него. Я не просил продолжить. Он и так знал, чего я жду.

— И мы никогда не станем нападать друг на друга.

От его слов веяло холодом. Это не имело значения. Он их произнёс.

Затем я посмотрел на Бэрронса, который повторил то же самое. В голосах обоих звучали отголоски священной клятвы. Правда.

Неторопливо подойдя к стенам, которые я воздвиг, скрестив со мной взгляд, Риодан вкрадчиво и с угрозой произнёс:

— И мы будем охранять секреты друг друга, как свои собственные.

«Мудила,» — подумал я. Но понимал, что без этого он не скрепит сделку. Если я не соглашусь на это условие, мы зайдём в тупик. А по правде, я предпочитаю превратить их в союзников, а не во врагов. Тёмные уж точно меня не прикроют.

Бэрронс эхом повторил слова.

— Твоя очередь, Мак, — произнёс я.

Она пораженно посмотрела на меня, но повторила всю клятву.

Я произнёс её с ней вместе. От начала и до конца. Включая часть про секреты. А затем я достал нож и полоснул себя по запястью.

Бэрронс и Риодан обменялись очередным загадочным взглядом.

— На крови, — потребовал я. — Моей и вашей. Таков древний и нерушимый завет Тёмного Принца.

— Охренеть какой требовательный, — тихо сказал Риодан Бэрронсу.

— Магия не имеет силы против нас, — сообщил мне Бэрронс.

— Слышал, что кое-какая имеет, — ответил я. Ходят слухи, что Лора приковала Тёмная Принцесса в офисе Риодана.

Бэрронс мрачно ухмыльнулся, и это мало что прояснило.

— Ты хоть догадываешься, что нахрен творишь, горец?

— Не сомневаюсь, что разделив с вами двумя кровь, попаду так, что мне мало не покажется. И тем не менее, я это сделаю.

Я убрал стены, отпустил Мак и медленно пошел вперёд.

Мы вчетвером с осторожностью сблизились и остановились в центре коридора.

И лишь тогда, когда над порезом на руке у каждого из нас, включая Мак, что оказалось целым делом, учитывая, как быстро она исцелялась, оказался мазок из смешанной крови, я расслабился.

Я видел, как вокруг нас замерцала магия нашей священной клятвы. Ритуал был проведён должным образом высшим друидом, и потому имел невероятную силу. Им стоило беспокоиться не только о крови Тёмного во мне.

Бэрронс стоял рядом с Мак, посылая мне убийственные взгляды, в которых ясно читалось: «Никогда больше не смей угрожать моей женщине.»

Боже. Эти двое.

— Идём, — Риодан развернулся и пошел прочь.

* * *

Я последовал за ним в северный коридор, приподняв крылья так, чтобы они не волочились следом, подметая пыль и талый лёд. Не хочу, чтобы мои крылья были перемазаны в болото.

У стены, которая не была на самом деле стеной, но была такой же неприступной, как стены в тюрьме Тёмных, Риодан остановился, приложив ладони к воздуху, словно там действительно была какая-то поверхность. Он тихо зашептал, прикасаясь то тут, то там, а затем нарисовал в воздухе руны.

Перед нами открылся коридор.

Из его дальнего конца доносились ужасные звуки.

Я застыл. Что там, чёрт возьми, такое? Держа язык за зубами, я вошел в коридор, мои шаги эхом отдавались от каменного пола, но были почти не слышны из-за этого шума.

Риодан остановился снаружи камеры, из тех, что с маленьким зарешеченным окошком в двери. Завывания стали почти оглушительными, но потом внезапно прекратились.

Я подошел к нему ближе, пытаясь понять, что они, чёрт их дери, сделали с трупом моего дяди. Неужто скормили какой-то твари, в надежде облегчить её страдания? В древние времена кровь и плоть друида считалась священной и была известна своими невероятными целительными свойствами, особенно сердце.

— Подумай, прежде чем реагировать, — предупредил Риодан и отступил, чтобы я мог заглянуть внутрь.

Я заглянул.

Моргнул и уставился.

Задрожал и призвал гром с небес неосознанно. Высоко надо мной гремели раскаты, и сверкали молнии, вслед за этим раздались крики и звуки, словно обвалилось и разлетелось на мелкие кусочки что-то огромное. Уверен, это часть бетонного потолка в одном из подклубов Честера.

— Я сказал, чёрт тебя дери, подумай, прежде чем реагировать! Если ты намерен быть союзником, то научись нахрен держать себя в руках, — рявкнул Риодан. — А позже исправишь все, что сломал.

Я медленно отвернулся от двери. Я чувствовал себя высеченным из камня, однажды в ледяной тюрьме со мной уже такое было. Я ощущал, как во мне зарождается ураган, ураган, который может разорвать, разломать и разодрать всё на части.

Но Риодан прав. Я должен думать, прежде чем действовать. С моей силой я всегда должен думать прежде всего. Я не превращусь в источник бессмысленных разрушений, как мои братья, мои мёртвые братья, которые без сомнений снова восстанут внутри каких-то других истерзанных мужчин. Я сделал свой выбор на том обрыве, умирая вновь и вновь, я высек его в своём сердце Горца-друида. В сердце, которому я не позволил застыть и потемнеть. В сердце, которому я не позволил остановиться усилием воли, наполняя его воспоминаниями о любви. И во многом это мне удалось благодаря тому, кто содрогаясь лежал за этим зарешеченным окошком.

Со вздохом я сосредоточился, что потребовало невероятных усилий, и призвал в свои вены бесконечное лето светлого двора. Заманил в своё тело погожий денёк с безоблачным небом и колышущейся по ветру травой.

Ни намека на гром.

И обретя самоконтроль, я открыл глаза и спросил:

— Что, чёрт возьми, ты сделал с моим дядей? Что это… за тварь там?

— Дэйгис теперь один из нас, — натянуто ответил Риодан.

— Ты нахрен превратил его в… Кто вы нахрен вообще такие?

— Он умирал. Другого выхода не было. Из всех возможных вариантов развития событий в будущем, в пятидесяти двух процентах случаев более предпочтительно было бы, чтобы я его спас.

— В пятидесяти двух процентах? И ты считаешь, что этого достаточно? В сорока восьми процентах, значит, это вовсе не предпочтительно? Боже, даже знать не хочу, что такой больной козёл как ты, считает нежелательным.

— Тебе бы это не понравилось, — согласился Риодан.

— Так каков был твой план? Отослать нас домой не с тем трупом и продолжать это скрывать? — спросил я.

— Некоторое время он будет не в состоянии разговаривать. Трудно сказать, как долго это продлится, — сообщил Риодан.

— А потом, когда он заговорил бы, ты бы сказал нам?

Взгляд Риодана был непроницаем.

— При удобном случае, который был бы… удобным.

— Боже, — снова повторил я с отвращением. — Ты даже не планировал дать нам знать о том, что он жив. И как, нахрен, ты собирался заставить Дэйгиса молчать? Думал, держать его в клетке вечно?

Во мне снова начали вздыматься раскаты грома. Я глубоко вдохнул, сжав кулаки, медленно выдохнул и разжал их.

— Мы работали над этим, — произнёс Бэрронс.

— Дэйгис никогда не откажется от Хлои, — сказал я.

Я снова посмотрел в окошко. Резко отвернулся. Мой дядя страдал от такой же невыносимой боли, что и я на том чёртовом обрыве.

И он тоже не человек. Не совсем человек.

И никогда снова не будет просто человеком.

Он меняется. Превращается в кого-то. Желчь подступила к моему горлу. Теперь Дэйгис тоже что-то ещё, что-то большее. А он и человеком-то был не простым.

— Ты не имел права…

— Твой дядя жив, — огрызнулся Риодан. — Предпочел бы, чтобы было по-другому? Или, может, Хлоя предпочла бы? Я нарушил все возможные правила в нашем кодексе ради того, чтобы спасти жизнь этому ублюдку. И мне придётся заплатить за это невероятную цену, если это всплывёт.

— Вот и прекрасно, — рявкнул я.

— Не будь бараном, — заворчала Мак. — Риодан спас твоего дядю. Дэйгис тут. Да, он не такой, каким был прежде, и сейчас с ним далеко не всё в порядке, но со временем он будет точно таким же, как Бэрронс и Риодан.

— И это должно было меня утешить? — спросил я.

Она хмыкнула.

— Я не это имела в виду. Он сможет снова жить.

— Чем он станет? — я посмотрел на Риодана. — Какую цену придется ему платить за свою чудесную вторую жизнь.

— Он будет жить вечно, — возбужденно сказала Мак. — Как и ты. А значит у тебя всегда будет семья. И это бесценно.

— Но цену-то платить придётся. Ту, что плоть от костей отделяет. Я ведь не тупой, милая. У подобных вещей всегда есть последствия. И причём ужасные.

— Возможно, он решит обсудить это с тобой. И если так, нам, наверное, придётся убить тебя, — сказал Риодан.

— Мы заключили договор, — напомнил я ему.

— Неужели это так важно, Кристиан? — продолжила Мак. — Твой дядя не лежит на дне ущелья и не зарыт в землю. И однажды ты сможешь снова поговорить с ним. Он не умер из-за тебя. На твоих плечах нет этой ноши.

— Мой клан имеет право знать.

— Если ты расскажешь клану, об этом узнает трибунал, и ты его потеряешь, — предупредил Бэрронс.

— Что за трибунал? — потребовал я.

Рядом со мной Мак оживилась и навострила уши.

Бэрронс бросил на меня взгляд своих тёмных глаз, в которых мелькало что-то древнее и дикое.

— Не твое нахрен дело. Условия, Горец. Ты знаешь, что он жив. И можешь помочь ему пройти через то, что его ждёт. Но больше об этом никто не узнает. Если информация о его существовании просочится, то ты отнимешь его у клана снова, едва вернув. Необратимо.

— Наши секреты. Теперь твои. А твои — наши, — напомнил Риодан.

— Ты не знаешь моих секретов.

Он ухмыльнулся.

— Ты можешь удивиться. Мы разделили кровь.

По его глазам было видно, он знает, что это подразумевает собой. Для друида. А вот я, скорее всего, не знаю, что это подразумевает собой для кем-бы-он-там-нахрен-ни-был. И что я так же связан с ним, как и он со мной. Второй раз я задался вопросом, а не оставил ли он большую часть подземелья без защиты намеренно? И не устроил ли он это всё для того, чтобы привязать меня к ним? Разве есть способ добиться помощи в вопросе моего дяди более подходящий, чем втянуть в это дело ещё одного Келтара? Неужели он так дьявольски хитёр?

Я проигнорировал его и оценил правдивость слов Бэрронса.

— Ваш трибунал разберётся с ним? Он может отнять его у вас?

— Да. И да, — ответил спокойно Бэрронс.

— Правда. Охренеть.

— Его существование должно оставаться в тайне. Твой дядя умер в том ущелье, — сказал Риодан.

— Хлоя.

— Может, со временем, — ответил Бэрронс. — У неё, как и у Мак, будет весомая причина хранить его секрет. Если она пройдёт нашу проверку.

— Вы будете испытывать мою тётю.

Я был возмущен.

— Надейся, что так оно и будет, — сказала Мак. — Нет смысла обретать его лишь для того, чтобы снова потерять.

— Всему моему клану можно доверять.

Бэрронс с Риоданом хмыкнули.

— Прибереги требования на другой раз, Кристиан, — сказала Мак. — Разберись с текущими проблемами.

Я развернулся, чтобы посмотреть на Дэйгиса, который содрогался на каменной плите. И в конце концов спросил:

— Что с ним происходит?

— Дальше я сам займусь горцем, — сказал Риодан Бэрронсу. — Уведи её отсюда, — кивнул он на Мак.

— Ну же! — запротестовала Мак. — Неужели ты мне по-прежнему не доверяешь?

— Информация для ограниченного круга лиц, Мак. В которой ты не входишь. А он, — Риодан кивком указал на меня, — может побыть нянькой, пока мы будем выяснять, как спасти мир.

Нянькой, мать вашу.

Мак и Бэрронс растворились в коридоре.

Когда Риодан открыл дверь, я вошел внутрь следом за ним, но так и не смог отделаться от ощущения, что вечер закончился именно так, как он и планировал.

 

Глава 19

— Ты обнаружил местонахождение других Тёмных Принцев? — спросил Круус.

Тараканий бог, чтобы ответить, должен был завершить формирование человекоподобного коротышки из множества тараканьих частей.

— Всех, кроме одного, вырезали, — сказал он, когда сформировался его язык. Он задрал голову, чтобы рассмотреть высокого принца, тараканы суетливо перемещались, давая ему возможность совершить это движение. Было сложно функционировать в этой форме. Она требовала постоянной реорганизации, и в то же время именно эта его способность подражать окружающим, позволила ему давным-давно вступить в первый из его союзов. И чем дольше он был вынужден применять её, тем больше презирал её за ограничения, которые вынужден был терпеть, и завидовал тем, кто не страдал от них.

— Который из них выжил?

— Тот что был прежде Горцем, но мутировал.

Он слегка пошевелился, помогая выбившимся из строя занять свои места.

— Бесполезен. Кто убил моих братьев?

— Риодан и Бэррронс, — ответил он, внимательно следя за своим новым союзником. — Я был там, под столом, когда они положили их головы на него.

Крылатый принц не страдал от проявлений слабости — новость не вызвала у него приступа ярости. Он просто впитал её и двинулся дальше. Удовлетворение тараканьего бога в связи с выбором союзника от этого лишь возросло. Успех сопутствует не отчаянным глупцам, а терпеливым, незаметным, тем, кто умеет таиться, выжидать и выискивать удобный момент.

— Светлые Принцы? — требовательно спросил Круус.

— Тоже мертвы. Последнего убили всё те же двое.

— Конкубина? Женщина, которая была в этой же пещере в ночь, когда меня тут заключили, — уточнил Круус. — Та, что была с Тёмным Королём. Ты же был тут той ночью, не так ли?

— Риодан тогда приказал мне рассредоточиться по аббатству, охранные заклинания не работали, и я собирал информацию. Он не упускает возможностей. Никаких следов той женщины я не видел.

— А сам Тёмный Король? — спросил Круус.

Он покачал головой, масса тараканов заколебалась и затряслась, но ни один из них не выскользнул. В этой «связанной» форме он был способен на некоторые действия. Но слишком пластичен, чтобы что-то предпринять. Его это глубоко оскорбляло. Он был мелким и слабым в мире гигантов, которые норовили его раздавить, забрызгать его липким лаком для волос или отравой, от которой ему было плохо, плохо, плохо, некоторые даже пытались смыть его в унитаз, словно он какие-то экскременты.

— Никто не управляет моей расой. Они потеряны. За кем они следуют? — спросил Круус.

— Они рассеяны, разбили несколько небольших лагерей, которые воюют между собой. Но большинство просто устраивает бойню и объедается.

Круус покачал головой.

— Как же пала моя раса.

Тараканий бог внимательно изучал мир тысячелетиями. Когда фейри перестали скрываться, он наконец-то тоже смог показать истинное лицо могущественного существа, коим являлся. И зная самые большие секреты мира, может управлять им. Он не обманывается полагая, что может сам быть королём. Но намерен быть тем, кто будет стоять с королем рядом, пользуясь всеми привилегиями.

По его мнению, недавно вырвавшиеся на свободу Тёмные и Светлые, у которых не было правителя, были склонны последовать за любым могущественным, целеустремленным фейри. Так он и сказал принцу.

— Но всё же, — заскрипел он, — я не в состоянии открыть эту пещеру, — свои следующие слова он подобрал с особой тщательностью: — В этом мире объявилась Тёмная Принцесса. Это она потребовала, чтобы принцы умерли. Она и твоей смерти потребовала бы, если бы знала, что ты жив.

— Это угроза?

Лёд застелился по полу, мгновенно примораживая множество его лапок к твёрдой, холодной поверхности.

Все же не смог он подобрать нужные слова.

— Конечно же нет. Предостережение от союзника.

Круус некоторое время молчал. В конце концов лёд под ногами тараканьего бога размяк настолько, что он смог пошевелиться и высвободиться. Затем принц тихо произнёс:

— Я думал, что сучек уничтожил давным-давно сам Король. Она одна?

— Я видел только одну. И не слышал о других.

Принц поразмыслил об этом, а затем сказал:

— Рискованно привлекать её внимание, но так тому и быть. Насколько устойчива форма, которую ты сейчас принял?

Гори оно синим пламенем. Совершенно неустойчива. Он провел достаточно времени среди людей, чтобы научиться изображать их эмоции, имитируя их, как он имитировал самих людей. Тараканы переместились, принимая огорченное выражение лица: глаза прищурены, уголки губ опущены. Он и представить себе не мог, насколько легко это давалось тем, у кого «цельное» тело.

Круус прочел выражение его лица. Он поднялся на ноги и выдернул перо из громадного черного крыла, отливающего всеми оттенками синего и серебряного.

— Сможешь забрать это с собой, когда будешь уходить?

Тараканий бог кивнул, тысячи жёстких блестящих коричневых оболочек зашуршали, чтобы сделать возможным это простое движение.

Принц задал ему ещё множество вопросов о вещах, которые ему казались несущественными, но помогали нарисовать более цельную и масштабную картину, которую таракану с его многочисленными частями и глазами было не углядеть, и этим очень напомнил ему Риодана. Тараканий бог ответил на них, ничего не утаивая. Ни экстренных выпусков газет, которыми был увешан буквально весь город, ни странных чёрных сфер и разговоров о них, которые ему удалось подслушать, ни навевающей ужас ходячей мусорной кучи, которую видел накануне.

Когда он закончил, Круус сказал:

— Найди Тёмного, который называет себя Ток, — он описал его тараканьему богу. — Скажи ему, что Круус на этой планете, и что он объединит Тёмных и приведёт их к власти. А затем скажи ему… — Крылатый принц нагнулся и дал пространные инструкции, которые тараканий бог, кивая, запечатлел в своей пространной памяти.

— До того, как они придут, — закончил Круус, — мне нужно, чтобы ты принёс ингредиенты, которые я сказал тебе раздобыть у Тока. С их помощью я зажгу ледяное пламя. Когда я сделаю это, ты спрячешь его там, где я скажу.

— А я смогу его пронести?

— Потому я его и выбрал. Одна капля крови Тока, добавленная к каждой капле ледяного пламени приведёт к тому, что огонь разрастётся так, что никакой водой его будет не угасить. Он очень быстро распространяется. Насколько ты устойчив к пламени?

Тараканий бог улыбнулся. Он пережил ядерный удар. Огонь для него — ничто.

— Ты на самом деле веришь, что это сработает? И ты будешь свободен через несколько дней? — он облизнул губы от нетерпения, шелестя тараканами о тараканов. Свобода. Так близка. Его больше никогда не будут контролировать. И возможно его новый союзник вынудит его предыдущего господина дать ему то, чего он так хочет.

А потом великий крылатый принц может и раздавить высокомерного ублюдка как букашку.

Круус тихо рассмеялся.

— Не так быстро. Но это запустит эффект домино. А когда кости начнут падать, освобождение мне будет обеспечено. Отыщи Тока и передай ему то, что я сказал. И помни, впредь докладывая Риодану, упускай информацию, которую я указал.

Тараканий бог расслабился, позволяя себе разлететься на полчище блестящих, практически неразрушимых насекомых. Несколько своих частей он отправил подобрать и протащить сквозь незаметную трещинку под дверью перо, которое плавно опустилось на пол пещеры.

 

Глава 20

Я запустила руку в волосы, уставившись на свое отражение, и фыркнула.

Краска была по-прежнему на волосах, не помогло даже многократное применение масла и шампуня. Я даже испробовала банку с залежавшимся арахисовым маслом. В спасательной операции ковров Бэрронса я также не преуспела. Проблема была в обоих случаях все та же: применить средства агрессивной химии для выведения масляной краски — значит разрушить шерсть или волосы.

А я вовсе не горела желанием стать лысой.

После часа бесплодных усилий по выведению красноты со своих светлых волос, я признала поражение. Со временем краска смоется, а становиться тёмной снова мне не хотелось. Мне сама фраза «стать тёмной» не по душе.

Высушив волосы феном, я сбросила банный халат и оглядела свою спальню, сейчас расположенную на шестом этаже, в поисках чего-то, что можно было надеть. В комнате царил полнейший бардак. Месяцами я не наводила здесь порядок.

Несмотря на то, что комната меняла этажи, она предпочитала находиться в задней части КиСБ так, чтобы её окна выходили на задний двор и гараж, в котором Бэрронс держал свои машины, и под которым мы с ним зачастую отдыхали, трахались и жили. Когда Бэрронса нет поблизости, я не могу пробраться к нашему подземному убежищу под гаражом. Единственный способ проникнуть на нижние уровни — пройти сквозь опасное многоуровневое Зеркало в его кабинете, а у меня не хватит сил, чтобы разобраться с многочисленными ловушками, которыми он усеял путь. Однажды, Книга помогла мне преодолеть те смертельно опасные дебри, но мой внутренний демон больше не предлагает свою помощь.

Потому я и приняла душ наверху. Спасибо и на том, что моя спальня, спонтанно меняя дислокацию, делает это целиком, то есть со всем содержимым. Жаль только, что в процессе она сама себя не убирает.

В поисках джинсов и футболки я рылась в груде одежды, которая предположительно была выстиранной, затем поместила свое копье в ножны и расположила его под своей левой рукой. Учитывая количество темной плоти в моем теле, лучше перестраховаться.

Я остановила свой выбор на двойных плечевых ремнях, так что я смогу разместить свой 9-тимиллиметровый пистолет PPQ[30] с обоймой на шестнадцать патронов под левой рукой и прикрепить к поясу дополнительную обойму. Я засунула в оба ботинка по кинжалу, а свой Ruger LCP[31] с лазерным прицелом засунула в задний карман — у него бескурковый спусковой механизм[32] , так что маловероятно, что я смогу подстрелить саму себя в задницу. Браслет Крууса я подняла повыше, чтобы не болтался на руке, затем поверх всего этого надела легкую куртку, молнию которой застегнула не до конца. В карманы я положила еще две бутылочки с темной плотью (только на крайний случай!) и потянулась за своим рюкзаком, чтобы выбросить все ненужное, устаревшее и пополнить освободившееся место новыми запасами.

Когда я была невидимой, мне не нужно было беспокоиться обо всем этом. Но сейчас на меня охотится большая часть Дублина, бесчисленное множество отвратительных призраков, сущность, которую зовут Чистильщиком, который так и жаждет «починить» меня (и я вовсе не уверена, что это подразумевает лишить меня «женских частей», хотя мне вообще, черт возьми, было весьма любопытно, что это значит). Ко всему прочему, меня преследовало что-то весьма смахивающее на мою сестру, так что при данном раскладе мне пригодится любое оружие.

Я оставила Бэрронса и Риодана в офисе в Честере, где на столе стояли красные и черные чернила, а рядом на медицинских лотках сверкали иглы. Я никогда не видела, чтобы у Риодана были те же необычные татуировки, что и у Бэрронса, однако, когда я уходила, Бэрронс выводил на его спине именно их очертания.

— Предчувствуем неприятности? — бросила я через плечо.

Они подняли головы и ответили мне одинаковыми взглядами, говорящими: «Ты все еще здесь? Какого хрена она снова задает вопросы? Господи, женщина, свали домой на какое-то время!» И я задалась вопросом, как же я раньше не замечала, что они родственники, задолго до того, как услышала их разговор об этом.

Договорившись встретиться позже тем же вечером, я воспользовалась Охотником, которого Бэрронс призвал снова к КиСБ сквозь воронкообразное торнадо. Этот мужчина определенно умеет проделывать ловкие трюки. Охотник, может, и терпит меня, быть может, даже выказывает определенное уважение, но самостоятельно, всматриваясь в небо, я, увы, призвать его не могу.

Я вывалила содержимое своего рюкзака на кровать. Первым выпал мой маленький розовый iPod, и я улыбнулась. Когда же я в последний раз несколько часов подряд слушала веселые хиты-однодневки? Я подсоединила его к своей док-станции и обнаружила, что у него села батарея. И пока я ждала, чтобы он немного подзарядился и включился, начала рыться в остальных вещах из рюкзака, вытряхнув оттуда старые бутылки из-под воды, черствые протеиновые батончики, севшие батарейки из МакНимба, которые я не захотела выбрасывать на улице, чтобы не мусорить. На одну из самых верхних полок поставила музыкальную шкатулку рядом со сверкающим браслетом с радужными камнями и биноклем, инкрустированным драгоценными камнями, развернулась, чтобы бросить свой сменный комплект одежды, перепачканной кровью и чем-то липким, в то, что посчитала грудой грязной одежды в углу…

Музыкальная шкатулка?

Я развернулась и ошарашено уставилась на нее, уютно устроившуюся на моей полке. По бокам она была украшена позолоченной филигранью, крышку украшали переливающиеся жемчужины, инкрустированные драгоценными камнями, в каждой мерцало крошечное внутреннее пламя. Она стояла на вычурных ножках и была размером с половину обувной коробки. Еще больше драгоценных камней украшало ее боковые части, и в каждом из них мерцал крошечный пляшущий огонек. На крышке располагались украшенные бриллиантами петли. Замков не было, но интуитивно я знала, что у нее имеются другие способы защиты.

Как давно я не осматривала свой рюкзак тщательно?

Браслет? Бинокль?

Я вообще туда заглядывала?

И как, черт возьми, туда попала музыкальная шкатулка?

Позабытая грязная одежда выпала у меня из рук.

Я прищурилась, раздумывая и пытаясь вспомнить, когда же я в последний раз использовала этот рюкзак. Я не носила его с той самой ночи, когда узнала, что у Бэрронса был сын, с той ночи, когда я, преодолевая трудности, пробралась в его тайное убежище, и где мне разорвал глотку прекрасный мальчик. Я искала карту таро, которую вручил мне Парень с Мечтательными Глазами, вспомнив, что тогда прикоснулась к чему-то, что вызвало во мне дрожь, но я была немного зациклена на поисках карты, так что просто проигнорировала сигнал тревоги о близости ОС. Не стала заморачиваться и выяснять, что же это было. Меня беспокоили проблемы посерьезнее.

А бывала ли я с тех пор здесь или просто заскакивала, чтобы схватить что-то или по-быстрому принять душ и поспешить прочь?

Я нахмурилась, рассуждая, что даже если и была, то могла и не почувствовать присутствия музыкальной шкатулки. Практически всегда на мне находится, по крайней мере, хотя бы один ОС, в том или ином месте на теле (браслет Крууса стал самым последним приобретением). Я и спала, и душ принимала вместе со своим копьем, и я практически всегда прикручивала свои чувства ши-видящей на минимум. Я ни за что не обратила бы свое внимание на что-то, находящееся со мной в комнате, разве что это что-то было объектом моих пристальных поисков.

Неужели я действительно стащила этот ОС в тот наполненный грезами и эмоциональным оцепенением день в Белом Дворце, несколько месяцев назад? Мне казалось, что я оставила ее там, на полке в хрустальном витринном шкафу, но я смутно помнила, что прикарманивала различные безделушки и предметы, без которых, мне казалось, я просто не смогу прожить.

Я уставилась на нее, стоящую на полке, напуганная тем, что она все это время находилась так близко ко мне, в то время как я всячески избегала думать о ней, чтобы Синсар Дабх не смогла уловить мои соображения по поводу того, чем она могла быть на самом деле.

На этот раз, когда я прикоснулась к ней, я ничего не почувствовала, но учитывая, что я сейчас была как бы под кайфом, ни один объект силы, находящийся здесь, не смог бы пробиться сквозь мое омертвевшее восприятие.

Я с осторожностью осмотрелась внутри себя в поисках моей злобной внутренней Книги.

Ничего.

Когда я прошлой ночью охотилась на свое озеро, я не смогла обнаружить ни единого намека на те спокойные с зеркальной поверхностью воды. Сейчас озеро покинуло меня так же, как и любой намек на способности ши-видящей.

Неужели это значит, что мне не достучаться до Книги, и что более важно, по аналогии — сейчас и она не может связаться со мной?

Неужели я смотрю на шкатулку, в которой содержится Песнь Творения?

Может ли решение нашей проблемы с черными дырами оказаться настолько простым? Неужели давным-давно кто-то спрятал самую могущественную из мелодий прямо под носом у будущей королевы Светлых? И если да, то зачем? Предположим, предыдущая королева, пока была ещё жива, хотела таким способом передать песню. Разумеется, она не стала бы оставлять её любовнице короля, которую так презирала! Может, это такое проявление фейрийского чувства юмора? Неужели королева спрятала то, что так отчаянно хотел заполучить король в том самом доме, где жила женщина, ради которой он этого так хотел?

Я нахмурилась. Мысль о том, что в этой шкатулке может содержаться Песня, кажется подозрительно невероятной. Из области фантастики. Чтоб мне и так повезло. Нет, для меня жизнь обычно припасает психопатов, а не всемогущие Песни.

И всё же, время от времени я вспоминала мелодию, которую проигрывала шкатулка, и силу, которую ощущала, слушая её. Может, всё-таки зря я так старательно избегала рассматривать эту вероятность, хотя все больше убеждалась, что шкатулка нам необходима, и зря просто радовалась тому, что она находится в Белом дворце, вдалеке от меня и моей Синсар Дабх? Но я ведь даже не осознавала насколько критична ситуация, пока два дня назад Риодан не открыл нам глаза на то, что черные дыры способны уничтожить и Девятку.

И вот она здесь. Прямо передо мной.

Закрыв глаза, я исследовала свои воспоминания, возвращаясь назад в тот день в доме конкубины, пытаясь воссоздать последовательность своих действий. Время, проведенное там, было таким же ярким, как и в мире Фэйри, таким же вычурным и пропитанным чувственностью, как и сами фейри. И таким же фантастическим. Каждый раз, когда я оказывалась внутри того дома, я явственно ощущала свою биполярность. Теперь-то я понимаю, что это было вызвано воспоминаниями Книги/короля, хранящимися во мне, усиленными остаточными следами их испепеляющей любви в доме, переполненном чувствами. Казалось, что я и есть Темный Король, танцующий с конкубиной, кружащий ее по будуару, снимающий с нее платье. Я в трансе бродила по ее личным покоям и обнаружила один из ее любимых браслетов и специально созданные мной (королем!) для нее очки.

Я широко распахнула глаза. Черт возьми, да я стащила все три вещи. А затем совершенно забыла о том, что сделала, одержимая своей идеей воскресить Бэрронса.

Если музыкальная шкатулка действительно содержала невероятную Песню, то осмелюсь ли я снова к ней прикоснуться, учитывая то невероятное зло, которое ношу в себе? Что, если Книга снова подчинит меня себе, как в тот день, когда я убила Стража, и уничтожит песню?

А она вообще способна на это?

Я стояла, разрываясь между желанием засунуть музыкальную шкатулку в рюкзак, чтобы уберечь ее и показать Бэрронсу, и нежеланием иметь ее при себе, на случай, если мой кайф испарится, и Синсар Дабх сможет добраться до меня.

«Хотя, — рассуждала я, — я вынесла ее из дворца, а значит, уже однажды Книга находилась в непосредственной близости к ней. И ничего не предприняла. Но тогда нам Песня не была нужна. Может ли она сейчас с ее помощью попытаться взять в заложники мою душу? Будет ли шантажировать меня, требуя, чтобы я сдалась, а не то она уничтожит ее? И вообще может ли она сделать это? И какого черта моя Книга перестала разговаривать со мной?»

Я чертыхнулась. Я ничегошеньки не знала о границах возможностей Синсар Дабх, да и особо не спешила в этом разбираться. И поскольку ничего не знала наверняка, а у страха, как известно, глаза велики, преувеличивала её потенциальные возможности. Или нет.

Я вздохнула, медля в нерешительности. Поколебавшись ещё немного, присела и отодвинула половицу, под которой хранила свои дневники в надежде, что Бэрронс никогда не найдет их — мужчина обладал сверхъестественной способностью обнаруживать мои самые сокровенные тайны. Потом я схватила рубашку и, используя ее, сняла шкатулку с полки. Спрятав её под полом, я вернула половицу на место, а затем, в качестве последнего штриха, расстелила сверху ковер.

Позже я приведу Бэрронса взглянуть на нее. Как и амулет, я скорее доверила бы ее ему, а не себе. Дэни, я мысленно исправила себя, Джада с Танцором смогут исследовать ее. Посмотрим, действительно ли нам могло так чертовски повезти. Король вмешивался в мою жизнь с самого детства. Я никогда не выпускала из вида тот факт, что директор начальной школы и тренер в средней школе были двумя из многочисленных воплощений короля. Впрочем, Светлая королева тоже наблюдала за мной. Кто знает, на что способны фейри?

Прихватив рюкзак для того, чтобы наполнить его свежими запасами, я пошла вниз, торжественно обещая себе по дороге, что однажды я перестану бояться того, кем являюсь. Что однажды я стану цельной, перестану бесконечно сомневаться и начну бесстрашно принимать решения.

Однажды, как в тот день, когда я впервые повстречала Иерихона Бэрронса в этом самом магазине и отказалась назвать ему свою фамилию, я снова стану «просто Мак». Никаких больше безбилетных пассажиров, никаких испорченных волос и никаких копий мертвой сестры.

* * *

В семь вечера того же дня, сложив энную коробку с мусором у задней двери возле шаткой груды с поломанной мебелью, я потянулась за мобильным, чтобы сбросить Бэрронсу сообщение о том, что мне минут через двадцать понадобится Охотник, чтобы не опоздать на нашу встречу.

Ресурсы Бэрронса были на удивление безграничными, и я не сомневалась, что он мог бы заставить какого-то фейри помочь мне с восстановлением магазина, но я не искала магических решений. Было что-то успокаивающее в том, чтобы самостоятельно привести КиСБ в порядок. Никакой магии. Никаких торгов и угроз. Лишь старая добрая трудотерапия. Кроме того, я выяснила, что кайфовать от Темной плоти мне ещё по меньшей мере сутки, а за это время, благодаря дополнительной силе и энергии, я могу управиться со множеством дел.

Как бы там ни было, но оглянувшись сквозь дверной проем на торговую часть магазина, я поняла, что когда дело дойдет до полов и мебели, то мне определенно понадобится помощь. Продолжая мечтать, я думала о том, что придется поторговаться с местными плотниками, если, конечно, кто-то из них пережил падение стен и последующее обледенение; научиться использовать шлифовальную машинку и морилку и сделать так, чтобы всё вокруг снова засверкало. Меня привлекала идея о реставрации книжных шкафов. Это приносящее удовлетворение задание можно осуществить без всяких волшебных примочек.

К этому времени в переулке позади КиСБ собралась невероятная куча мусора, и я вовсе не была против, чтобы Бэрронс каким-то чудесным образом избавился от всей этой рухляди. Ведь службы вывоза мусора у нас нет.

Я открыла заднюю дверь, чтобы сбросить последнюю коробку с хламом на груду мусора и застыла. День был неестественно тихим, благодаря воронкообразному торнадо, охватывающему приблизительно восемь кварталов вокруг КиСБ. В эпицентр проникала лишь малая толика звуков.

И все же я слышала приближение чего-то странного: жужжащего и бряцающего, громоздкого и массивного, оно надвигалось слева, из глубин соседней Темной Зоны.

Я прикрыла дверь, оставив крошечную щель. А не могли ли мы запереть в нашем воронкообразном торнадо какого-нибудь отвратительного Темного? Даже вооруженная до зубов, я не спешила бросаться в сгущающийся сумрак Дублина, ведь он мог нокаутировать жестко и быстро, а я вовсе не жаждала встретиться лицом к лицу с тем, что там находилось, предпочитая впустить его на свою территорию, темноту которой рассекали лучи прожекторов, расположенных на крыше КиСБ. Прежде, чем действовать, необходимо правильно оценить ситуацию.

Прошло совсем немного времени, и что-то, громыхая, появилось в поле зрения.

Прищурив глаза, я пыталась понять, что же стоит передо мной в неясном свете.

Неуклюже передвигающаяся куча мусора?

Я бросила взгляд на свою недавно созданную груду. Не похоже, чтобы из нее могло что-то вырасти.

Я снова перевела взгляд на странную штуковину.

Пока она ехала на меня, то невероятно шумела, гремела и вибрировала. Штуковина состояла из разных шестеренок, колес и серых шлангов, блестящих стальных обвязок и лопастей. И кое-чего еще — штук, покрытых скользкой слизью и весьма смахивающих на кишки, висящие снаружи. Они обматывали и пронизывали всю штуковину. И при этом никакого ярко выраженного лица. Ни рта, ни глаз. Высотой в пять-шесть метров, казалось, что она состояла из беспорядочно расположенных хрящей, внутренностей и всякого хлама.

С оглушительным дребезжанием зубцов шестеренок и колес, штуковина, накренившись, с грохотом поехала в мою сторону.

Я застыла, когда она проехала метрах в пяти от меня. Я не отступила, не закрыла дверь. Я просто застыла. И это не был сознательный выбор. Мое тело попросту перестало повиноваться всем командам, которые посылал мозг. Однажды со мной случалось подобное, когда я испытала первобытный, притупляющий все чувства ужас, съежившись перед животной формой Синсар Дабх и испытывая самый мучительный вид боли: боль, которую по моим представлениям, невозможно было вынести и остаться в живых. Похожий ужас вызвало у меня всего лишь присутствие этой груды мусора, и я как олень, ослепленный светом фар, не способна была ни сопротивляться, ни бежать.

Беги, прячься, достань копье. Но я не могла сделать ничего из вышеперечисленного. Находясь в цепких лапах паники, я молилась, чтобы ходячая груда мусора и внутренностей ни в коем случае не заметила меня, и даже не понимала причины данного желания.

Но я знала, что никогда в жизни не захочу попасть в поле зрения этой штуковины.

Пока штуковина, дребезжа как древний плохо сколоченный механизм, проезжала мимо моей собственной груды мусора, которую я собрала нынче вечером, я стояла, не дыша, не уверенная даже, что смогу когда-нибудь задышать снова, если она вдруг решит остаться где-то поблизости.

Я понятия не имела, была ли эта штуковина живой или же кем-то созданной, разумной или запрограммированной. Но если у нее и есть какое-то предназначение, я и знать об этом не хочу.

Я тихо вздохнула, наконец, вернув себе контроль над дыханием.

И все равно я неподвижно стояла в дверном проеме, пытаясь избавиться от парализующего тело ужаса, пока штуковина не исчезла, и не прибыл мой Охотник.

 

 

Глава 21

Журнал Джады

5 августа ППС

ЖИТЕЛИ НОВОГО ДУБЛИНА БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ!

Ледяной Король — тот Темный, который совсем недавно заморозил весь Дублин и людей в нем до смерти — оставил в нашем городе после себя невероятно опасные участки. Эти точки очень похожи на круглые черные сферы, зависшие в воздухе от полутора до шести метров от земли.

ОНИ СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНЫ!

НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ к этим сферам и не тревожьте их ни в коем случае.

Стражи огораживают их, чтобы обезопасить вас. Если вдруг вы заметите одну из таких черных сфер, которая еще не ограждена, пожалуйста,

СООБЩИТЕ ОБ ЭТОМ Стражам В ДУБЛИНСКИЙ ЗАМОК.

Эти сферы будут РАСТИ, если вы бросите что-нибудь в них,

и если они увеличатся, то превратятся в СЕРЬЕЗНУЮ УГРОЗУ для нашего мира.

ЗАЩИТИТЕ САМИХ СЕБЯ. И ЗАЩИТИТЕ НАШ МИР.

Если увидишь одну ты поблизости

ДЕРЖИСЬ-КА ПОДАЛЬШЕ ОТ СФЕРИЧЕСКОЙ МЕРЗОСТИ

Танцор расплылся в улыбке.

— Последняя часть мне особенно нравится. Прикольная рифма.

А Джада была вовсе не в восторге от листовки.

— Они похожи на круглые черные сферы? Это же тавтология какая-то получается! И так понятно, что сфера круглая.

— Некоторые люди не в курсе, Джада. Так что при продвижении информации в массы тебе стоит немного «поразжевывать». Чем проще и глупее, тем лучше.

Она неодобрительно посмотрела на него.

— Боже, Мега! Это вовсе не делает глупее тебя. Мы оба знаем, что твой мозг весит больше, чем вся твоя голова.

— Это противоречит законам логики.

— Только не в твоем случае. Твой мозг, скорее всего, существует в высшем измерении по отношению к твоему телу. Как по мне, листовка идеальна. Она сообщает именно то, что мы и хотим донести, причем самыми доступными словами. Давай-ка, прокати меня стоп-кадром по округе, как раньше, чтобы мы смогли расклеить эти штуки. Будет как в старые-добрые времена, — он выгнул бровь, — которые в моем случае были всего какой-то месяц назад.

Старые-добрые времена. Ей трудно было осознать тот факт, что пока для него прошло так мало времени, она успела прожить целую жизнь.

— Я расклею их и скоро вернусь.

— Не поступай так со мной, — спокойно проговорил Танцор. — Однажды ты уже отодвинула меня на задний план в аббатстве в ту ночь, когда мы сражались с ЛК. А затем отодвинули тебя. Так что ты понимаешь, каково это. Мы же команда. Даже несмотря на то, что я всего лишь чертов человечишка, я уже многократно доказал, что могу быть полезен.

Она внимательно посмотрела на него. Его глаза принадлежали кому-то, гораздо старше семнадцати.

— Ты… не такой непобедимый, как я. И нам нужен твой ум для решения проблемы с черными дырами.

— Хочешь, чтобы я отсиживался где-то, дожидаясь, пока ты не придешь воспользоваться моими мозгами? Да пойми же, наконец, «лишь чертовы людишки» сражаются за этот мир с начала времен. Не от тебя одной все зависит. Твоя позиция обесценивает усилия остальных участников этих военных действий, мужчин и женщин, сражающихся за Землю.

— Ты можешь погибнуть. Совершенно нелогично подвергать тебя риску.

— Мы все можем. Причем в любой момент, Мега. Такая фигня происходит постоянно, — он невозмутимо посмотрел на нее этими глазами цвета чистейшей воды. — Черт возьми, вся моя семья погибла, мы оба это знаем. Думаешь, у тебя одной есть желание что-то доказать? У тебя одной есть что-то, ради чего можно и жизнью рискнуть? Если не в команде, то я буду работать один. Я буду работать, — его губ коснулась едва заметная, горькая улыбка, — с тобой или без тебя. Послушай, если я буду рядом, у тебя будет больше шансов сохранить мне жизнь. Без тебя, кто знает, на какую опасность я могу напороться?

— Так нечестно.

— Такова жизнь.

— Ты говоришь, прямо как он.

— Нет ничего ужасного в том, что иногда мы сходимся с ним во мнениях, — ответил Танцор прекрасно понимая, что она мела в виду Риодана.

— Пытаясь привязать меня…

— Да черт возьми, Джада, не пытаюсь я привязать тебя. Я пытаюсь сотрудничать с тобой. А ты воспринимаешь любую попытку помочь тебе как помеху или поползновение на твою свободу.

Она застыла. Это не Танцор. Не тот Танцор, которого она знала, и который всегда соглашался с ее решениями. И никогда не нес ерунды. Ну, разве что однажды.

— Раньше ты со мной так не разговаривал, — холодно бросила она

Он фыркнул.

— Не хотел рисковать. Ведь ты чуть что сверкала пятками. Каждый мой шаг был продиктован желанием удержать великолепную Мегу от побега. Одна лишняя фраза, один намек на чувства или ожидания, и она растворялась в ночи. Я взвешивал каждое чертово слово. И жил в постоянном страхе, что ты, обнаружив моё небезразличие, уйдешь. И ты ушла. В очередной раз. На целый месяц. И даже не сообщила о своем возвращении. А затем я услышал, как ты говорила парням Риодана, что не хочешь работать со мной. Ты что, меня похоронила? Совсем вычеркнула из свой жизни и сейчас просто терпишь ради миссии, в которой я могу пригодиться. Мне жаль, если тебе не нравится то, что я говорю, но я не буду больше ходить вокруг тебя на цыпочках. Если хочешь воспользоваться моими многочисленными великолепными навыками — а они на самом деле впечатляют, — он послал ей улыбку, — будь так добра, ответь мне взаимностью. Прими меня таким, какой я есть. Реальным человеком из плоти и крови со своими желаниями и ограничениями.

Джада развернулась и пошла прочь.

— Отлично. В этом вся ты. Прекрасно. Я и один справлюсь. Всегда справлялся, — кричал он ей вслед. — Просто ты единственный человек, рядом с которым я чувствую себя на 100 % живым. Ты единственная девчонка, которая понимает хотя бы половину из того, что я говорю. Неужели я должен обзавестись какой-нибудь хреновой супер-способностью, чтобы просто тусоваться с тобой?

Она остановилась. На 100 % живым. Она не забыла, что это чувство было знакомо и ей когда-то. Когда они неслись с ним по улицам её города, смеялись, составляли планы и сражались. Её поражало и возбуждало, что она чувствовала себя живой в такие времена. Помнит она и то неповторимое чувство взаимопонимания, которое было между ними. Связь между ними была такой естественной.

— Убегай, — сказал он, качая головой. — Это тебе удается лучше всего.

Лучше всего у неё получается убивать. Она больше не убегает. Знает, к чему это приводит. И это не реакция. Она просто предпринимает логичные, наиболее эффективные меры, которые вероятнее всего приведут к желаемым результатам.

Неужели она сбегает?

Она остановилась, пытаясь отыскать внутри себя то место, где царит покой и ясность, и где она сможет распределить свои чувства и то, как они отразились на её действиях в своего рода таблицу, которая поможет ей проанализировать свои поступки. Туда же она добавила свои и его слова, учитывая их подтекст. А затем прямо посредине всего этого она пригвоздила вопрос: «Какой будет вред, если я позволю Танцору помочь мне распространить листовки?»

Абсолютно никакого.

На самом деле, велика вероятность того, что что-то пойдет не так, если она оставит его позади.

В ее действиях было недопустимое количество проявления «реакции». Кому это знать, как не той, что смогла выжить благодаря контролю над собой.

Она обернулась.

— Ты можешь пойти со мной.

— Почему у меня такое чувство, будто я выиграл сражение, но проиграл войну? — тихо спросил он.

* * *

Воздушный поток был прекрасным, складывалось такое ощущение, что они мчались по звездному тоннелю. На то, чтобы расклеить листовки в основной части Дублина, ушло полчаса. И еще несколько часов было потрачено на то, чтобы, пополнив запасы в старом здании Бартлетт, пронестись по отдаленным районам, повсюду распространяя их. Они стучались в двери домов, внутри которых горел свет, и просто цепляли их на стены, ведь им никто не открывал.

Было здорово вернуться на улицы и снова заботиться о ее городе. По пути они срывали каждую Дублин Дэйли, которая попадалась им на глаза, поскольку в них не содержалось никаких полезных новостей, и они лишь вызывали страх. Десятки раз она задумывалась о том, кто создавал эти листовки, передергивающие факты. Их единственным результатом стало то, что против нее и Мак восстал весь город.

— Святые доски для серфинга, каждый раз ты ловишь идеальную волну! — выдал Танцор, когда они остановились, вернувшись в город, возле реки Лиффи. — Ни единого резкого старта или остановки. Мы ни разу ни во что не врезались! — его прекрасные глаза сверкали от возбуждения. — Это было потрясно! Ты намного улучшила навык стоп-кадрирования.

— В Зеркалье я научилась нескольким вещам, — она внутренне содрогнулась, когда он использовал фразу Бэтмена. Сама она очень давно прекратила их использовать. Когда смирилась с тем, что Риодан не прочитал ни единого комикса и понятия не имел, на что готовы Бэтмен и его бесстрашный товарищ ради друг друга.

— Кроме шуток. Ощущения другие. Вместо того, чтобы пытаться проникнуть во что-то, что не горит желанием принимать нас, ты слилась с ним. С тобой сила.

Ей стоит поблагодарить Шазама. Без этого капризного маниакально-депрессивного чудесного котомедведя-обжоры она бы не выжила.

Танцор наблюдал за ней.

— Ты там встретила кого-то? У тебя были друзья?

— Несколько. И я не хочу об этом говорить, — некоторые вещи слишком личные. Она так много потеряла. И больше терять не собиралась. Неожиданно ощутив себя опустошенной, она схватила несколько энергетических батончиков из своей сумки, разорвала обертку, села на ближайшую скамейку и один за другим отправила их в рот. Ей не хватало сверкающих серебристых бобов, которыми ее кормил Шазам на планете с танцующими лозами, и которые обеспечивали ее энергией на несколько дней. Прежде чем покинуть планету, она наполнила ими свой рюкзак и с тех пор выдавала себе четко установленную порцию. Ну а в этом мире еда и близко не обладала той энергоэффективностью, как во многих мирах Зеркалья. Переваривать долго, а питательной ценности почти никакой. Не исключено, что на Земле в почве больше не осталось никакой первозданной природной магии.

Какое-то время они сидели в тишине, наблюдая за течением реки.

Когда Танцор прикоснулся к ее руке, Джада ее быстро отдернула. Она почти одеревенела, но успела остановиться.

— Эй, полегче, дикая штучка.

Она посмотрела на него.

— Вот значит, как ты меня воспринимаешь? — другие считали ее жесткой и бесстрастной.

— Я вижу это в твоих глазах. Очень глубоко. Ты скрываешь это. Ты стала более необузданной, чем раньше. И, должен признаться, мне это нравится. Ты изменилась, смягчилась в некоторых местах.

Он определенно сошел с ума. В ней нет ничего мягкого.

Он положил руку на скамейку между ними ладонью вверх, расслабил пальцы и посмотрел на нее. Это было приглашение. От ее желания зависело, останется лежать его рука или исчезнет.

Как давно она не переплетала свои пальцы с чьими-то, не ощущала единения, как будто что-то становится на место, жар чьей-то чужой ладони рядом с ее? Как давно не чувствовала, что она не одинока, что кто-то делит с ней жизнь. Юными, они проносились по улицам, держась за руки, с бомбами в карманах и смеялись сверх меры.

— Когда мы были детьми, — сказал Танцор, — мы были сделаны из стали. Мы считали себя непобедимыми, но в жизни всякое бывает, сталь закаляется, растягивается и приобретает различные невообразимые формы. Многие люди к моменту женитьбы и рождения собственных детей уже сломаны. А вот некоторые, совсем немногие, выясняют, как закалить и изогнуть эту сталь. И в тех местах, где другие ломаются, они лишь становятся крепче.

Прищурившись в порыве любопытства, она накрыла его руку своей, ладонь к ладони. Он не попытался переплести их пальцы. Они просто сидели так: ее рука покоилась на его руке. Она словно зависла в этом мгновении, впитывая его, пытаясь постичь его умом. Но умом не постичь прикосновений рук.

— Когда ты успел стать таким мудрым? — спросила она. — С тобой ведь никогда ничего не случалось. Пока не пали стены, твоя жизнь была сплошной сказкой, — она не хотела, чтобы ее слова прозвучали резко. Просто это было правдой, которая одновременно и восхищала, и сбивала с толку её, когда она была подростком. Они были так похожи, несмотря на то, что находились по разные стороны жизненной дороги. У нее было ужасное детство, а у него совершенно сказочное. И тем не менее они понимали друг друга без лишних слов.

— Это все мой чертовски высокий IQ, — сухо ответил он. — Кроме того, чтобы понять человека, вовсе необязательно испытать то, через что он прошел. Это необязательно, если у тебя имеются какие-никакие мозги и чуткое сердце. А когда дело касалось тебя, Мега, мое сердце всегда было чутким. Мне ненавистна сама мысль о том, что ты потерялась в Зеркалье, а я даже не знал об этом. Ненавижу, что тебе пришлось страдать. Но при этом не могу сказать, что жалею о том, что ты повзрослела.

Она молча смотрела на воду. Не знала, что сказать. Он хотел, чтобы они были больше, чем друзьями. Сегодня он это четко продемонстрировал. Но она не была готова. Возможно, будет однажды. Ну а пока это было довольно… странно. И немного… мило. Это не новость, что именно рядом с Танцором, все эти годы назад, она себя чувствовала в наибольшей безопасности.

По мнению других, в ней были жесткость и непреклонность, которые не давали ей быть гибкой. А для того, чтобы заботиться о ком-то, прикасаться к нему, нужно быть податливым. Она никак не могла избавиться от того, что ей мешало. Ох, не с теми вещами ей пришлось расстаться.

Они считают ее бесстрашной. Если бы это было так. Существуют вещи, которых она боится.

Она считала, что день, когда она вернется в Дублин, станет самым лучшим в ее жизни.

А он стал одним из худших. Цена оказалась слишком высока.

Она отдернула свою руку и положила ее на своё колено.

Танцор встал.

— Что скажешь, если мы поработаем над своей собственной картой аномалий? Пусть Риодан катится ко всем чертям со своей информационной монополией.

Вот так запросто ее грусть отступила, и она превратилась в молодую и сильную женщину, которой и являлась, и перестала быть той, кого душили слезы, запертые глубоко внутри. Она прекрасно понимала, что Риодан прав, и что невозможно избежать проявления какой-то одной эмоции. И полностью отдавала себе отчет в том, что жизнь без боли равноценна жизни без радости.

Но если она даст этим слезам волю, то попросту утонет в них.

* * *

Джада спешила по аббатству с книгами подмышкой. Через два часа она должна быть в Честере. Она потратила целый день, чтобы упорядочить свои записи и отметить черные дыры в окрестностях Дублина. На обратном пути в аббатство, она оказалась возле воронкообразного облака, окружающего КиСБ, наблюдая за ним, она заставляла себя оставаться бесстрастной, здравомыслящей, словно стрела, летящая к цели. Ничего более.

У них есть список дел на Земле. Но у нее ещё есть и свой собственный, предназначенный для других мест.

Она хотела вернуться в библиотеку Темного короля, но не могла рисковать, теряя земное время. Никто не знает, какую цену придется заплатить, войдя в Зеркала. Кроме того, пока она не поговорила с Бэрронсом, она понятия не имеет, какое из Зеркал приведет ее в Белый Дворец. Целых пять с половиной лет она провела в Зеркалье и не выучила ни единой чертовой вещи о зеркалах, которые могли как хладнокровно дарить жизнь, так ее и отнимать.

Проникнуть сквозь воронкообразное облако было несложно. Она овладела этой магией на втором году в Зеркалье. Несколько точных заклинаний могут утихомирить практически любую фейрийскую бурю, освободив проход.

С того момента, как она вернулась в Дублин около месяца назад, она искала заклинание, заговор, тотем или любой другой способ обозначить Зеркало, что-то, что можно прикрепить на его сверкающей поверхности, что-то видимое с обеих сторон.

Но пока ее попытки были безрезультатными.

Идя по коридорам аббатства, она собирала последние новости у ши-видящих и отдавала приказы. Она спешила в свои комнаты, потому что соскучилась по теплу и раздражительности Шазама, ей хотелось побыть с ним наедине, пересмотреть и доработать свои планы.

А он сутулился под своим весом и пребывал в дурном расположении духа. Даже не поднял голову, когда она вошла.

— Я кое-что тебе принесла, — проговорила она, доставая промасленную упаковочную бумагу из своего рюкзака. Он приподнял голову потому что был невероятно любопытен.

И иногда и ненасытен.

Его усы подрагивали от предвкушения, и он отрыгнул.

— Ты что-то ел, пока меня не было? — спросила она.

— Сама как думаешь? Ты же мне ничего не оставила.

— Ну, вообще-то, тебе и есть-то необязательно.

— А тебе известно, что такое скука? Чем мне тут заниматься весь день? Застилать постель, из которой я никогда не выбираюсь, потому что ты никуда не разрешаешь мне выходить?

Она окинула комнату взглядом. В ней не осталось ни одной подушки.

Когда он снова отрыгнул, из его рта вылетело перышко.

— Судя по всему, на вкус они не очень.

— Понятие «не очень» становится весьма относительным, когда тебе не из чего выбирать, — кисло проговорил он.

— Скоро я выпущу тебя. Скоро ты снова станешь свободным.

— Ну да. А ещё, скоро разумные существа перестанут уничтожать друг друга и самих себя. Не бывать этому. Мы все умрем. Одинокие и несчастные. Мучаясь от боли. Уж такова жизнь. Люди дают обещания и не сдерживают их. Говорят, что будут заботиться о тебе, а потом о тебе забывают.

— Я не забыла о тебе. Я никогда не забываю о тебе.

Она бросила три сырых рыбешки на кровать, Шазам подпрыгнул вверх, прямо в воздух, дрожа от восхищения. Он вцепился в рыбу, как будто это была манна небесная, чавкая и посасывая он жадно поглотил каждый кусочек, и в итоге на одеяле остались одни лишь кости.

— Ты прощена, — великодушно заявил он, усаживаясь для того, чтобы умыться влажными когтистыми лапками.

Если бы.

 

Глава 22

Джада прижала ладонь к двери офиса Риодана на целый час раньше, чем было назначено. Он мог думать, что она явилась по его приказу, но она больше не подчиняется чьим-то приказам. Они работают или с ней, или против нее.

Она привела в порядок свои мысли рядом с Шазамом, и вдвоем они решили, что ей стоит рискнуть и принять его предложение о татуировке.

Так что, когда дверь скользнула в сторону, не успев войти внутрь, она сообщила:

— Я позволю тебе сделать мне татуировку.

Бэрронс и Риодан оглянулись на нее через плечо, и она неожиданно замерла, пораженная, насколько… не по-человечески они выглядели: их лица напоминали звериные, а движения смахивали на плавные движения животных, которых застали врасплох, целиком поглощенными своим занятием. Но в тот самый момент, как они заметили ее, на лица их вернулись маски, и они снова стали обычными Бэрронсом и Риоданом.

Владелец Честера сидел на стуле задом наперед, наблюдая за мониторами, пока Бэрронс, сидя позади него, наносил татуировки на его мускулистую спину.

Риодан потянулся за футболкой и натянул ее через голову. Поднявшись, он обменялся взглядом с Бэрронсом, после чего тот кивнул ей и сказал:

— Джада, рад видеть тебя, — а затем вышел.

— Тебе не следует прикрывать свежие татуировки, — равнодушно сообщила она Риодану. — На них выступает сукровица.

Он стоял, широко расставив ноги, со скрещенными на груди руками, на одной из которых сверкал серебряный браслет, и смотрел на нее.

— Откуда ты знаешь о татуировках и сукровице?

Сейчас она была ростом около метра восьмидесяти, но все еще вынуждена поднимать голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Наслышана, — ответила она. Эта футболка плотно облегала его. Хотя, наверное, какую футболку на него не надень, она будет обтягивать его широкое и мускулистое тело. Сквозь футболку можно было рассмотреть очертание каждой мышцы на его животе, мышцы груди тоже так и бросались в глаза. Его спинные мускулы вздувались, бицепсы были скульптурно вылеплены, а руки были жилистыми. Глядя на него, на какое-то мгновенье она почувствовала себя снова четырнадцатилетней. И наконец-то поняла, и признала, что она чувствовала тогда. Девчонка была по уши влюблена в Танцора. А супергероиня теряла рассудок из-за Риодана. Когда Мак отвернулась от неё, эти двое стали для неё целым миром. Она чувствовала себя в безопасности рядом с Танцором. Но Риодан добился, чтобы и с ним она смогла почувствовать это.

Долгое время они стояли и смотрели друг на друга в затянувшемся молчании, их разделяли какие-то три метра.

— Что заставило тебя передумать? — наконец спросил он.

— Не уверена, что я совсем передумала, — ответила она, заметив, что он уже дважды использовал вопросительную интонацию в их разговоре, и гадая, действительно ли он прекратил насмехаться над ней. — Как она работает?

Он резко склонил голову налево.

— Если ты спрашиваешь о механизме, то не стоит. Главное, что тебе стоит знать: если ты позволишь мне сделать тебе татуировку и станешь носить с собой телефон, я смогу найти тебя, даже если ты снова потеряешься.

— Поподробнее.

— В нем сохранено три телефонных номера. Мой. Ты звонишь, я отвечаю. Второй номер — Бэрронса. Если по какой-то причине не отвечаю я, ответит Бэрронс. Третий назван ЯВСД, — произнес он и стал ждать.

— Терпеть не могу, когда говорят загадками. Пропадает всякое желание их разгадать.

Вокруг его глаз появились крошечные морщинки, когда он запрокинул голову и рассмеялся.

Джада сжала кулаки за спиной. Она ненавидит, когда он смеётся.

— Приятно видеть, что ты не до конца растеряла свою иррациональную колючесть, — произнес он. — ЯВСД сокращенно от «Я В Серьезном Дерьме». Звони по нему, если это действительно так.

— И что произойдет?

— Надеюсь, ты никогда этого не узнаешь. Но если ты наберешь этот номер в Зеркалах, то я приду.

— Насколько быстро?

— Очень.

— И что мне с того?

— Я вытащу тебя.

— А кто сказал, что твой способ будет лучше? Может, под твоим командованием у нас уйдет десять лет, чтобы выбраться оттуда.

— Сомнительно. Может, это займет десять дней. И тебе не будет одиноко.

— Кто сказал, что мне было одиноко?

— Так ты согласна или нет.

— Что, серьезно, десять дней? — она оценивающе смотрела на него, гадая, может ли это быть правдой. Этот мужчина внушал ей страх и благоговение своими непостижимыми возможностями и силой. Она никогда не забывала, что он превосходил ее во всем, начиная с того, что он мог заметить каплю конденсата на застывшей скульптуре, которую не могла увидеть она, мог быстрее перемещаться в стоп-кадре, и заканчивая тем, что всегда мог найти ее, несмотря ни на что. Однажды он сказал ей, что пробовав ее кровь, всегда сможет найти ее.

И она ему верила. Даже оказавшись в Зеркалье.

Он шумно вздохнул и запустил руку в свои короткие темные волосы.

— Ох, Дэни. Там это не работает. Хотел бы я, чтобы, твою мать, было по-другому.

— Татуировка? — уточнила она, отказываясь верить, что он только что прочитал ее мысли. — Значит, ты не будешь ее делать. И я — Джада, — поправила она. — Каждый раз, когда ты будешь неверно называть меня, я буду поступать так же. Мудак.

— То, что я знаю вкус твоей крови. В Фэйри это не работает.

— Я не приглашала тебя в свою голову, так что держись подальше от нее. Это называется уважением. Если ты не уважаешь меня, значит не узнаешь поближе, — она приблизилась к нему, став с ним практически нос к носу, и уставилась в упор в невозмутимые серебристые глаза, которые так смущали ее прежде, но она никогда не позволит ему этого узнать. Теперь они ее уже не смущают.

Он склонил голову.

— Понял. Не стану делать этого. Слишком часто. Просто обычно это был единственный способ быть на шаг впереди тебя.

— И зачем тебе это было нужно?

— Чтобы сохранить тебе жизнь.

— Думал, мне нужны приёмные родители?

— Думал, что тебе необходим могущественный друг. И пытался стать им. Будем дальше болтать, или ты уже готова к татуировке?

— Я всё ещё не понимаю, как она работает.

— Иногда приходится просто слепо верить.

Она подставила ему спину и отбросила в сторону свой хвост.

— Делай здесь.

Его пальцы прошлись по ее шее, задержавшись у основания. Она сдержала дрожь.

— Сколько на это понадобится времени?

— На этом месте сделать не выйдет. До чёртиков огромный шрам остался после той, что ты срезала.

— Почему ты не дал мне телефон, когда в сделал татуировку в прошлый раз? В чем вообще заключался её смысл?

— Мы уже обсуждали это. Ты не взяла бы его, полагая, что я пытаюсь навязать тебе очередной контракт. Но я знал, что рано или поздно ты его примешь. И приготовился на всякий случай заранее.

— Я тебе не всякий случай. И руки прочь от моей шеи, если она для дела не годится.

— Я даже не касаюсь тебя, — ответил он. — Едва дотронулся до твоего шрама.

И все-таки она чувствовала жжение от его пальцев на своей коже, едва ощутимый электрический заряд. Она развернулась, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

— И где тогда её делать?

Он изогнул бровь.

— Наиболее предпочтительным после шеи является основание спины.

— Серьезно, предлагаешь мне обзавестись клеймом шлюхи? — удивленно спросила она.

— Чем ближе к основанию спины, тем выше ее эффективность.

— Я все еще не знаю, в чем заключается эта эффективность. Она может оказаться твоим очередным…

— Вот именно поэтому я никогда не пытался дать тебе телефон, — он грубо оборвал ее. — Какого хрена? Ты исчезла, и я не мог найти тебя. Считаешь я позволю этому случиться снова? Если ты ни во что другое не веришь, согласись хотя бы с тем, что она сработает по одной лишь причине: я не теряю того, что принадлежит мне.

Она выгнула бровь и невозмутимо проговорила:

— Я тебе не принадлежу и никогда не принадлежала.

— Или клеймо шлюхи или убирайся нахрен, — холодно произнес он.

Она не двинулась с места, внутренне перенастраивая себя. Несомненно, сегодняшний день был самым сложным с момента ее возвращения. Целый день люди терзали ее своими чувствами, требованиями и ожиданиями. Она не знала, как дальше жить в этом мире. Не знала, как сделать так, чтобы её это не затрагивало и на неё не влияло. Она менялась. Она это чувствовала.

— Ладно, — решительно сказала она. Вернув стул на место и расставив ноги по сторонам, она села к нему спиной, сняла футболку, наклонилась вперед, оперлась руками о спинку стула и вытянулась перед ним.

— У нас не так много времени, — наконец, сказала она, нарушив затянувшееся молчание.

— Твою ж мать, — тихо выдохнул он, и она поняла, что он имеет в виду её шрамы.

 

Глава 23

Я отправился на поиски Джо, цыпочки, которую я вообще понять не могу.

Сегодня утром она заявила, что «не хочет хотеть меня».

Как вообще всю эту фигню можно было совместить в одном предложении? Одно «хочет» отрицает второе «хотеть», и вся фраза лишается гребанного смысла.

Всё гораздо проще. Но женщины способны сказать что-то мужчине прямо в лоб, а затем, не дав ему и шага ступить, перекрутить все, создавая сложнейший лабиринт, в котором сам черт ногу сломит.

Ты хочешь с кем-то трахаться.

Вот и всё.

И нечего усложнять.

И раз уж ты хочешь кого-то, зачем тратить время на то, чтобы это обдумывать, когда можно с пользой потратить его, трахаясь с ним? Или женщины сидят и целыми днями выдумывают какую-то противоречивую, взрывающую мозг фигню, лишь ради того, чтобы превратить нас в шизанутых психов?

Она говорит, вся такая серьезная:

— Ты очень милый парень, — с кем она, черт возьми разговаривает? Я оглядываюсь, но в постели нас только двое. — Но нам нужно прекратить всё это, — провозглашает она и подставляет при этом свою шикарную попку. И когда я вхожу в нее сзади по самые яйца, она громко стонет. — Нам вообще не стоило этого начинать, — не стоило мне трахать брюнетку с маленькой грудью, но я ведь не жалуюсь. — В общем, я не собираюсь все усугублять и повторять эту ошибку, — я не стал акцентировать внимание на том, что она чертовски наслаждается последствиями вышеупомянутой ошибки, если судить по тем звукам, которые она издает. Так и подмывает напомнить, что как раз перед тем как выдать эту несусветную фигню своим ротиком, она использовала его, чтобы отсосать мне. Но, эй, это же я — живой пример самообладания. — Так что нам нужно остановиться.

И затем она сбрасывает всем бомбам бомбу на параде бомб, из всех тех, что она уже скинула мне на голову, и мой член просто чудом не обмякает от сказанного. Хотя, на самом деле, это вовсе не чудо.

Обнаженная женщина. Стояк.

Она открывает рот… и весь этот бред-собачий-твою-ж-хренову-мать снова слетает с ее губ:

— Лор, мне может понадобиться твоя помощь. Я могу передумать, и если это случится, то мне нужно, чтобы ты мне отказал.

Я прекращаю делать то, что делаю, хватаю ее за волосы, поворачиваю ее голову к себе и пристально смотрю на нее.

— То есть ты хочешь сказать, что если ты придешь ко мне снова и попросишь, чтобы я тебя трахнул, то я должен буду тебе отказать, я правильно понял? Мне сложно вникнуть во все эти тонкости.

Она вся такая чертовски сексуальная, раскрасневшаяся и потная, с затуманенным взглядом и типа задыхающаяся, кивает и выдыхает:

— Именно так.

Я отпускаю ее голову и возобновляю то, чем был занят до этого. То, чем я, смею заметить, она чертовски наслаждается.

Обдумав все это, я пришел к выводу, что вообще не понимаю брюнеток. Потому я их и избегаю. Никогда не слышал, чтобы блондинка выдавала такую выносящую мозг фигню.

Женщина, сосущая с неугомонностью и эффективностью вакуумного пылесоса, мало того, что не хочет хотеть меня, так при этом еще и ожидает, что я помогу ей быть сильной и воздержаться от перепихона со мной, когда сам я от этого перепихона определенно балдею.

Женщины.

И кому пришла в голову блестящая идея создавать их?

Совсем неудивительно, что нас выдворили из проклятого Рая.

После нескольких дней рядом с Евой, Адам уже не мог здраво рассуждать.

* * *

Я обнаружил Джо в коридоре, ведущим к помещениям обслуживающего персонала. Ее глаза вспыхнули, и она стала отступать, когда заметила мое приближение, швырнув в меня поднос с грязными стаканами, как будто что-то настолько крошечное способно помешать мне взять то, что я хочу.

Я не строю из себя пещерного человека. Потому что с брюнетками это не работает. Поэтому я ненавижу их. С ними приходится потрудиться.

— Ты говорила, что у тебя проблемы с памятью, — говорю я.

Она с опаской смотрит на меня.

— Ты имеешь ввиду мой дар ши-видящей?

— Ясное дело, детка. Ты не можешь упорядочить ее. Ты застряла по уши в умственных детритах.

Она как-то странно смотрит на меня, когда я использую слово «детриты»[36] , как будто считает, что кроме букваря я ничего не читал. Ну что ж, продолжай так думать, детка. Лор же сродни тупой блондинке. Да я взорву ее находящийся в беспорядке ум, и когда закончу, быть может, там будет настолько просторно, что она сможет, наконец, осознать, что когда ты хочешь трахаться — нужно трахаться.

— Уроки начинаются сегодня. После окончания твоей смены.

— Я не собираюсь заниматься сексом…

— Разумеется, собираешься. Ты будешь трахаться со мной каждый раз, когда я буду преподавать тебе урок. Никакой халявы. И когда я с тобой закончу, ты станешь чертовски гениальной. И вот тогда, быть может, я больше не захочу тебя трахать.

Она с недоверием смотрит на меня.

— И как ты собираешься помочь мне упорядочить то, что находится у меня в голове?

— Локусы — от латинского «места». Мнемонические приспособления для управления памятью. Симонид[37] , Цицерон[38] , Квинтиллиан[39] — все они использовали их. Я собираюсь научить тебя, как построить дворец памяти.

— Почему я никогда раньше не слышала о них? — с подозрением спрашивает она.

— Скорее всего, ты просто не можешь отрыть эту информацию в своем беспорядке. В том беспорядке, из которого возникла мысль о том, что ты не хочешь меня хотеть.

— Хороший человек просто предложил бы обучить меня и не стал бы выторговывать сексуальные услуги.

— Ага. Хороший человек так бы и поступил. И я не сказал бы, что ты оказываешь мне услугу. Я бы сказал, это чертовски выгодная сделка для нас обоих. Ты получаешь от меня то, что надо тебе, и отдаешь мне то, что нужно мне. И я очень надеюсь, мы настолько друг другу осточертеем, когда закончим, что в итоге просто видеть друг друга не сможем.

Она прищуривается, и я могу поклясться, что идея ее заинтересовала. Боже, да она даже меня заинтересовала. Чем быстрее я смогу исключить ее из своего мира, тем быстрее моя жизнь снова станет простой.

— Откуда тебе известно о таких вещах?

— Дорогуша, если прожить так долго, как живу я, не имея при этом файловой системы, то можно оказаться в жопе. Кроме того, — я посылаю ей хищную ухмылку, — мне был нужен эффективный способ вести учет всем своим девочкам, юбочкам и малышкам в течение всех этих тысячелетий. Каждый трах. Все здесь. Каждая чертова деталь.

Она как-то странно смотрит на меня, и я понимаю: «Чёрт, походу Риодан не слишком с ней откровенничал». Но затем она улыбается, а я вздыхаю с облегчением.

— Тысячелетий? — она смеется и говорит: — Ну да, конечно. А затем она краснеет и добавляет: — Я тоже есть в твоем дворце памяти.

Есть, и в настоящий момент именно эти воспоминания мне больше всего хотелось выбросить в мусорную корзину.

— Каждый раз, когда ты кончаешь. Запах. Вкус. Звук. Так ты согласна или нет?

— Я попробую один раз, — отвечает она. — И если решу, что ты сможешь меня чему-то научить, то мы продолжим.

Ох, дорогуша, как по мне, так мы определенно продолжим.

* * *

Я начинаю с простого. Рассказываю ей о лондонских извозчиках и о проверке Знаний, которую они должны были пройти. Самое главное в усвоении любого вопроса — понять, как всё работает, какой у него механизм.

Как с клитором.

Я тщательно изучил предмет в теории и основательно на практике. Так вот, он невероятно похож на член с крайней плотью, эректильной тканью и даже с маленьким стволом. Но он даже лучше. У женщин в нем содержится около восьми тысяч сенсорных нервных окончаний. У нас в пенисе всего около четырех. Кроме того, клитор может воздействовать на остальные пятнадцать тысяч нервных окончаний, а значит подавляющее большинство чертовых нервных окончаний, около двадцати трех тысяч, взрываются во время женского оргазма.

Нам явно достался не лучший конец.

Ещё один факт: Мари Бонапарт (одна сексуальная, любящая приключения цыпочка!) при помощи хирургического вмешательства переместила свой клитор поближе к вагине, поскольку не могла достичь вагинального оргазма. Очередная чертова брюнетка, которая слишком много рассуждала и через чур часто зависала с Фрейдом. Я бы мог помочь ей разобраться с этой проблемой, ничего при этом не перемещая. Всё равно то, что она сделала, не принесло ожидаемого результата, поскольку она не учла, что три четверти клитора скрываются внутри женского тела, и эту часть его переместить невозможно.

Следующий пункт: этот невероятный маленький клитор, которым обделены мужчины, на самом деле растет в течении всей жизни женщины.

К моменту менопаузы он становится раз в семь больше, чем был при рождении — вот вам и причина того, почему женщины постарше чертовски горячи в постели! Даже представить не могу, какие яйца были бы у меня, если бы член стал в семь раз больше нынешнего. Не уверен, что вообще смог бы их где-либо уместить, так что на нынешний размер я не стану жаловаться. Но клитора-то все разные: некоторые как маленькие шишечки, некоторые большие, некоторые скрытые, некоторые выдаются вперед, каждый уникален, как и женщина, прилагающаяся к нему.

— Клиторы? — переспрашивает Джо, моргая. — Я думала, мы говорим об извозчиках.

— Клиторы, извозчики — разные предметы, суть одна. Не отвлекайся. Ты меня сбиваешь с мысли.

— Не я же заговорила о клиторах, — возражает она и выглядит сердитой.

— Но ты думала о них.

Она раздраженно выдыхает.

— Что там с этой проверкой Знаний? Какое отношение она имеет к тому, чтобы помочь мне запоминать, куда я помещаю информацию в своей голове?

— Я подхожу к этому. Чертова женщина, не торопись. Извозчики в Лондоне обучались годами, запоминая схемы двадцати пяти тысяч улиц, местонахождения около двадцати тысяч важных зданий, они должны были уметь проложить кратчайший маршрут между двумя любыми объектами, включая все значительные представляющие интерес места по дороге. И лишь двое или трое из десяти могли пройти эту проверку Знаний.

— И?

— Правая часть их гиппокампа[40] на семь процентов больше, чем у среднестатистического человека. И не потому что они такими уродились, детка. Все дело в нейропластичности[41] .

Она моргает, смотрит на меня так, как будто с трудом понимает английский, и беззвучно повторяет слово «нейропластичность».

— Откуда ты это знаешь? И зачем это тебе?

— Какое-то время я водил кэб. Парочку месяцев.

— В Лондоне?

— А зачем бы мне, твою мать, рассказывать тебе о проверке, которую я не проходил?

— Ты её прошел? И водил кэб? — спросила она, глядя на меня, как на представителя инопланетной расы.

— Знаешь, какие цыпочки бывают в Лондоне? Сколько жен без мужей прилетают туда отовсюду? Посмотри на меня, дорогуша. Я ходячий говорящий чертов викинг, который обожает трахаться. В моем распоряжении был целый аэропорт.

— О боже. Ты был извозчиком ради секса.

Я подмигнул ей.

— Отличные деньки были.

— Ладно, — отвечает она, поспешно качая головой. — Мы разобрались с клиторами и извозчиками. Как это может помочь мне с моей проблемой? Ты говоришь о том, что мне необходимо увеличить часть моего мозга? И как мне это сделать?

— Как и клитор, мозг способен изменяться. Правая часть гиппокампа отвечает за пространственную кодировку…

— Мне действительно трудно смириться с твоей неожиданной эрудицией, — говорит она, прищурив глаза.

— Детка, я вовсе не тупой. Просто практичный.

Она откидывается на стуле, смотрит на меня, и медленная улыбка касается ее губ, она изо всех сил пытается сдержаться, но неожиданно разражается хохотом.

— Будь я проклята, — наконец выдает она, когда перестает смеяться, и мне совсем не нравится, как она смотрит на меня. Как будто видит то, что я не хочу ей показывать. И никогда не хотел демонстрировать ни одной цыпочке. И тут я задумываюсь, насколько разумным было наше соглашение.

Но раз уж назвался груздем… Так что я начинаю рассказывать ей о теории подробной кодировки, дополнении воспоминаний и их пространственном расположении, об их «привязке» к определенному месту, зная, что аббатство является для нее хорошо знакомым местом, предлагаю ей выбрать именно его. Некоторые люди утверждают, что вымышленные места лучше, но если у тебя уже имеется одна огромная просторная крепость, которую ты можешь использовать, зачем делать ненужную работу? Это мой жизненный девиз.

— Ты утверждаешь, что мне надо зашифровывать все, что хочу запомнить в различных картинках и помещать их в различные места в аббатстве в своей голове? Судя по всему, предстоит большой объем работы, — выдает она.

— Ага, но только сделать это нужно лишь однажды. Когда ты поймешь в чем суть, станет легче. Лучше превратить это в игру. Причем забавную. Например, помню одну цыпочку, я так и не узнал ее имени, но захотел поместить в свою картотеку, женщина была жуткой извращенкой, поэтому я назвал ее Лолой, ну знаешь, как в той песне Кинков[42] : «Л-О-Л-А лоу-ла», — прогорланил я в манере Рэя Дэвиса, эти ребята, черт возьми, знали, как устроить стоящее шоу. — Я превратил ее в скрепку в отвороте рукава статуи Рэя Дэвиса в своем кабинете.

— Скрепка для бумаг? У тебя что, в кабинете стоит статуя Рэя Дэвиса? А что еще у тебя там есть?

— Не будь любопытной, дорогуша. Это совсем не привлекательно. Она была «повёрнутой». Как изогнутая скрепка. Для меня вполне понятная ассоциация.

Она стала обдумывать сказанное мной, с невероятной силой посасывая свою нижнюю сексуальную губу.

— И что, это действительно работает? — наконец, спрашивает она.

— Вся фишка в том, чтобы навести порядок в своем внутреннем пространстве, детка.

Какое-то мгновение она смотрит на меня в полной тишине. Она открывает и снова закрывает свой рот, потирает лоб. А затем, как будто сама не верит в то, что говорит, выдает:

— А мы не можем просто потрахаться?

Прежде, чем она успевает закончить предложение — я на ней.

По-моему, я вышел на совершенно новый уровень пикапа.

 

Глава 24

— Вы хотите, чтобы я начал охоту на женщину, похожую на вашу сестру? — спросил Бэрронс.

Я кивнула. Мне до чертиков надоело не знать, что на самом деле происходит в столь многих областях моей жизни. Довольно ужасно было иметь внутри себя эту штуку, и если у нее и были какие-то правила, то я понятия не имела какие именно. А сейчас появился какой-то отвратительный, сделанный из кучи мусора Темный, который попросту заставил меня застыть от ужаса, несмотря на временно нейтрализованные чувства ши-видящей. Ко всему прочему объявилась еще одна неизвестная личность, прикидывающаяся моей покойной сестрой.

В отношении двух из этих вещей я могла принять решительные меры. И начну с той, которая представляет наибольшую угрозу моему здравомыслию.

— Я хочу, чтобы ты поймал ее, — внесла ясность я. — И привел куда-то, где я смогу допросить ее.

— Вы прозевали свою возможность в Честере.

Я вздохнула.

— Я не хотела ничего говорить при Риодане. Ты же знаешь, сунь ему палец в рот, так он всю руку по локоть отгрызёт. И я совсем не горю желанием стать его закуской.

— Вы верите, что это действительно Алина?

— Нет. Думаю, что это совершенно невозможно. Но я хочу знать, что это за чертовщина такая.

— Вы говорили, что похоронили сестру. Вы уверены, что именно ее хоронили. У вас появились сомнения?

— Неа. Я хоронила именно ее, — я не стала утруждать себя и упоминать, что совсем недавно при эксгумации трупа не оказалось на месте. Попросту не видела смысла в дальнейшем усложнении и так непростой ситуации. Сперва я хотела обследовать Алиноподобие, а затем уж, если понадобится, раскрыть все карты перед Бэрронсом.

— Я не смогу привести ее в книжный магазин, — ответил он.

Я кивнула. Ему придется превратиться в зверя для охоты за Алиной, и я ни минуты не сомневалась, что ни один Охотник не позволит этому воплощению Бэрронса взобраться себе на спину и уж точно откажется пролететь с ними сквозь наше личное торнадо.

— У тебя есть поблизости еще одно хорошо охраняемое заклинаниями местечко?

— Подвал, где вы побывали при-йей, все еще защищен.

Наши глаза встретились и между нами произошел безмолвный разговор, живописное напоминание о нашем сексе, жестком и агрессивном, голодном и всепоглощающем. «Ты мой мир, — сказала я. — Не покидай меня.»

«Это ты покидаешь меня, Девочка-Радуга,» — ответил он, и при этом я знала, что проникла ему под кожу так же глубоко, как и он под мою.

— Рождественская елка по-прежнему там стоит? — непринужденно спросила я.

«Я оставил все как было. Это было самое лучшее логово для траха, в котором я когда-либо жил,» — ответили его темные глаза.

«Однажды, мы это повторим,» — сообщила ему я. И мне вовсе не придется притворяться при-йей. Только не с этим мужчиной.

Он вытянулся и переместился, начиная свою едва заметную трансформацию.

— Ээ, Бэрронс, у нас вообще-то назначена встреча. Я думала, что ты сделаешь это позже.

— Риодан отменил ее, — проговорил он сквозь зубы, ставшие слишком большими для его рта. — Он делает тату Дэни. Джаде.

— Она согласилась? — не веря своим ушам, воскликнула я.

— Сама об этом попросила.

Я прищурилась, обдумывая сказанное.

— Ты делал татуировки Риодану. Такие же, какие носишь сам. Прежде, я не видела на нем таких, — а я уже видела его обнаженным. — Он даст ей телефон? И сможет отыскать ее, как смог найти меня ты?

— Кстати, — прорычал он, перемещаясь из стороны в сторону, пока раздавался устрашающий хруст, — вы все еще носите телефон, мисс Лейн?

— Всегда, — заверила я его.

— Я найду то, что вы ищете, а когда выполню просьбу, закончу делать свои татуировки.

— О боже, — медленно выдыхаю я. — Когда ты перерождаешься, твои татуировки исчезают. Даже те, которые связывают нас вместе.

— И пока я не возобновлю их, ЕВУ не будет работать. И это, мисс Лейн, единственная причина, по которой я просил, чтобы вы оставались в Честере. До тех пор, пока я их не закончу.

ЕВУ — номер в моем телефоне, сокращенно от Если Вы Умираете — по нему я могла позвонить, и это гарантировало то, что Бэрронс найдет меня, вне зависимости от того, где я находилась.

— Я не настолько беспомощна, ты же знаешь, — раздраженно выдохнула я. Зависимость от него сводила меня с ума. Когда-то мне очень хотелось полностью зависеть лишь от себя, чтобы быть достойной находиться рядом с Иерихоном Бэрронсом.

— Направляйтесь в подвал. Увидимся там. Это не займет много времени, — он развернулся, прыгнул на все четыре лапы и скрылся в ночи, черное в черном, голодное, дикое и свободное.

Однажды, я бы хотела бежать рядом с ним. И чувствовать то, что чувствует он. Знать, каково это находиться в шкуре того, в чьём обличье мужчина, которым я одержима, чувствует себя как дома.

Но в любом случае, сейчас я никуда не бегу. Я лечу на спине ледяного Охотника в дом на окраине Дублина, где однажды провела несколько месяцев в постели с Иерихоном Бэрронсом.

* * *

Забавные штуки эти сны. Как правило, я помнила каждый свой сон, просыпалась с неприятным отпечатком от него на своей психике, такие себе приключения в грезах, причем настолько реальные и насыщенные, что если я находилась в прохладном месте, то и просыпалась замерзшая. Если я слышала музыку, то напевала ее про себя. Мои сны зачастую были настолько яркими и реальными, что открыв глаза, я не всегда была уверена, что проснулась, и что эта «реальность» не является той реальностью, которая существовала за закрытыми глазами.

Я думаю, что с помощью снов подсознание упорядочивает наши переживания, создавая удобоваримую для нас интерпретацию произошедшего, символично расставляя всё по полочкам, и это даёт нам возможность жить наяву, лишний раз не задумываясь о прошлом, настоящем и будущем. А ПТСР имеет место тогда, когда происходит что-то разрушающее этот чёткий внутренний порядок, сбивая вас с толку так, что всё теряет смысл, и вы, потерянные, плывёте по течению до тех пор, пока не определитесь, что делать с эти пережитым ужасом. Будь то чья-то попытка убить вас или внезапное откровение о том, что вы вовсе не тот, кем себя всю жизнь считали.

Во снах я вижу дома, комнаты которых целиком заполнены одинаковыми предметами воображаемого «интерьера». Некоторые из них заставлены уймой светильников, и во сне, глядя на них, я вспоминаю моменты, которые каким-то образом наполняли мою жизнь светом. В них присутствует мой папа, Джэк Лейн: самый высокий светильник с прочным основанием в виде позолоченной римской колонны. Мама тоже в этой комнате — изящная кованая вещица с шелковым абажуром, в её мягких рассеянных лучах добрые и мудрые слова, которые она пыталась привить нам с Алиной.

Также у меня есть комнаты, заполненные лишь кроватями. Бэрронс практически повсюду в этих комнатах. Мрачный, дикий, порой сидящий на краю кровати, с опущенной головой, смотрящий на меня исподлобья тем своим взглядом, который заставляет меня хотеть эволюционировать или же деградировать в кого-то такого же, как он.

Есть в моих приснившихся домах подвалы и полуподвальные помещения, где таится множество вещей, которые я не могу толком рассмотреть. Порой эти полуподвальные комнаты погружены в сумрак, порой передо мной расстилаются коридоры бесконечной темноты, и я колеблюсь в нерешительности, пока мое активное сознание не погрузит себя в полудрему, а я не надену свой МакНимб и не ринусь смело вперед.

Синсар Дабх живет в моих подвалах. Когда я начинаю постоянно думать о ней, то чувствую себя собакой с занозой в лапе, которую никак не вытащить. Очень часто она обнаруживает свое присутствие, когда вступает в игру мое подсознание.

Сегодня вечером, ожидая, когда Бэрронс приведет ко мне Алиноподобие, я растянулась и заснула на шелковых простынях изысканно-украшенной кровати с балдахином времен Короля-Солнце, на которой Бэрронс трахал меня до тех пор, пока я не пришла в себя.

И мне снилось, что внутри меня Синсар Дабх лежит открытой.

Я стояла прямо перед ней и бормотала про себя слова заклинания. Я знала, что мне нельзя его использовать, но и оставить его просто лежать на сверкающей позолоченной странице не могла, потому что у меня сильно болело сердце, и эта боль измучила меня.

Я проснулась, переполненная безнадежным ощущением ужаса и провала.

Я резко вскочила, пытаясь окончательно проснуться. Во сне слова, которые я бормотала, были настолько четкими, их цель настолько ясной, и тем не менее, проснувшись, я не помнила ни словечка из проклятого заклинания.

И я в очередной раз за последние месяцы задумалась о том, что могу попасться во сне и открыть запретную Книгу.

Как я уже говорила — правил я не знаю.

Я осмотрелась вокруг широко распахнутыми глазами, пытаясь вытеснить реальностью липкий страх.

В углу зелеными, розовыми, желтыми и голубыми огнями мигала Рождественская елка.

Стены были заклеены (Бэрронсом много месяцев назад) взрывающими мозг фотографиями родителей, нас с Алиной и друзьями, играющих в волейбол за домом. К абажуру лампы были прикреплены мои водительские права. В комнате находились практически все из когда-либо созданных оттенков розового лака для ногтей, и теперь я знала, почему не могла найти половину вещей, привезенных мной в Дублин. Они были здесь, тщательно подобранные друг к другу. Боже, сколько же он сделал, чтобы достучаться до меня. Здесь были полусгоревшие свечи с ароматом персика и сливок — любимые свечи Алины — они стояли на каждой поверхности. Журналы мод и порножурналы были разбросаны по полу.

Действительно, самое лучшее логово, подумала я. Комната с наскоро установленным душем, в который, судя по всему, ему часто приходилось отправлять мою помешанную на сексе задницу, пахла нами.

Я нахмурилась. Какое ужасное место для встречи с факсимиле моей сестры. Оно наполнено воспоминаниями о том, кем я была, кем была она, и какой неотъемлемой частью моей жизни она была.

Я склонила голову, напряженно прислушиваясь к ощущениям моего последнего дня под кайфом от Темной плоти.

Раздались шаги наверху, что-то тащили, слышались звуки протеста, ругань, на которую никто не отвечал мужским голосом. Зверь тащил мою сестру-самозванку по лестнице. Надо полагать, она уже накричалась. Хотя если это был какой-то фейри, притворяющийся моей сестрой, он не стал бы кричать. Скорее всего случилась бы какая-то магическая битва. Мне было любопытно узнать, как и где он ее отыскал, и сопротивлялась ли она.

Я поднялась с кровати и приготовилась к предстоящему противостоянию.

* * *

Крики начались уже перед закрытой дверью подвала, пронзительные и мучительные.

— Нет! Я не пойду! Ты не можешь заставить меня! Я не хочу! — пронзительно кричало существо.

Я распахнула дверь и, стоя в проеме, смотрела на самозванку. Она была почти у подножия лестницы, а Бэрронс блокировал лестничный пролет в то время, как она пыталась взобраться по нему на коленках.

Она что, собирается повторить свою выходку, как на 1247 ЛаРу? Притворится, что так напугана мной, что мне не удастся как следует допросить ее?

Я приблизилась, и она свернулась калачиком и начала рыдать, схватившись за голову.

Я безмолвно подошла еще ближе, и ее вдруг сильно вырвало, что бы там не находилось в ее желудке, оно фонтаном выплеснулось на стену.

Бэрронс поднялся по лестнице, и закрыл за собой дверь на замок. Я знала, что он делает. Превращается снова в человека за закрытыми дверями. Он никогда не позволит никому, кроме меня, увидеть его трансформацию. В особенности какому-то фейри.

Я изучала рыдающую версию своей сестры, переполненная горечью своей потери и одновременно испытывающая ненависть от того, что мне напомнили об этом, была во мне и любовь, которую хотелось выплеснуть, но я не настолько наивна. Такая взрывоопасная смесь чувств была губительной. Копия Алины сейчас свернулась на полу, держась за голову, как будто та готова была вот-вот взорваться вслед за желудком.

Я прищурилась. Что-то в ней было таким знакомым. Не внешность, нет. Но что-то в том, как она выглядела, как лежала здесь, свернувшись калачиком, держась за голову, как будто она была…

— Какого хрена? — прошептала я.

Она никак не могла изучить меня настолько тщательно! Понятное дело, что она просто была не способна затеять столь глубокую психологическую игру.

Я стала отступать, удаляясь, не отрывая от нее своего взгляда. Полтора метра. Три. А затем и все шесть между нами.

Существо, воплощающее мою сестру, медленно отстранило руки от головы. Рвота прекратилась. Дыхание выровнялось. А рыдания стихли.

Я резко рванула вперед метра на три, и она снова пронзительно закричала.

Я замерла на долгое время. А затем снова отступила.

— Ты притворяешься, что можешь чувствовать Книгу во мне, — наконец безразлично заметила я. Понятное дело, Алина — моя мертвая сестра, а не это существо — была ши-видящей и ОС-детектором, как и я. Если бы моей сестре пришлось оказаться рядом с Синсар Дабх (мной), могла ли книга (я) стать причиной ее сильнейшего недомогания?

Я нахмурилась. Мы с ней жили в одном доме на протяжении двух десятилетий, и она никогда не ощущала во мне ничего неправильного. Ее не тошнило каждый раз, когда я заходила в комнату. Возможно ли, что моей внутренней Синсар Дабх для того, чтобы обрести силу, необходимо было быть признанной мной? Возможно ли, что до того, как я приехала в Дублин, она лежала, дремлющая, внутри меня и, быть может, так бы все и оставалось, если бы я не пробудила ее к жизни, вернувшись в страну, куда мне дорога была заказана? Знала ли Исла О'Коннор, что единственный способ совладать с моим внутренним демоном — держать меня подальше от Ирландской земли? Или же за всем этим стояло что-то большее? Неужели в Эшфорде не побывал ни один фейри, потому что там нечего было делать, пока мы подрастали? Или же моя биологическая мать каким-то образом запечатала наши чувства ши-видящих, и они никогда бы не проявились, если бы мы по глупости не вернулись на исконную землю нашей кровной магии?

О да, и снова это искривленное ощущение реальности, как будто ты находишься в Матрице.

Почему я вообще задумываюсь над такими глупостями? Она даже не моя сестра!

Существо подняло голову и посмотрело на меня Алиниными наполненными слезами глазами.

— Младшая, мне так жаль! Я не хотела, чтобы ты приезжала сюда! Я пыталась удержать тебя в стороне! Но она добралась до тебя! О, боже, она добралась до тебя! — она понурила голову и снова начала плакать.

— Охренеть, — выдала я то единственное, что мне в голову пришло. Спустя какое-то время, я спросила: — Что ты такое? Какова твоя цель?

Оно подняло голову и посмотрело на меня, как будто я была сумасшедшей.

— Я сестра Мак!

— Моя сестра мертва. Еще одна попытка.

Оно уставилось на меня в плохо освещенном подвале, а затем, спустя мгновение, встало на четвереньки и начало пятиться, прижимаясь к ящику с оружием, и подтянуло колени к груди.

— Я не умерла. Почему ты не причиняешь мне вред? В какую игру ты играешь? — воскликнула она. — Это Мак не позволяет тебе навредить мне? Она сильная. Ты даже понятия не имеешь, насколько она сильная. Тебе никогда не победить!

— Я не играю в игры. Играешь как раз ты. Какого черта здесь вообще происходит?

Оно сделало глубокий судорожный вздох и вытерло слюни со своего подбородка.

— Я не понимаю, — наконец, сказало оно. — Я не понимаю, что происходит. Где Дэррок? Что случилось с людьми? Почему в Дублине все такое разрушенное? Что здесь творится?

— Мисс Лейн, — глубокий голос раздался из погруженной в тень лестницы, — это не фейри.

— Нет? — резко бросила я. — Ты уверен?

— Безоговорочно.

— Тогда кто это, черт возьми? — прорычала я.

Бэрронс вышел на свет у подножия лестницы, полностью одетый, и я поняла, что ему, очевидно, приходится хранить кучу одежды по всему городу, на случай непредвиденной трансформации.

Он окинул Алиноподобие холодным, пронизывающим взглядом.

А затем посмотрел на меня и тихо произнес:

— Человек.

 

Глава 25

Когда Светлая Королева впервые увидела иллюзию-воспоминание Тёмного Короля в белой, залитой ярким светом половине будуара, где она оказалась запертой с помощью магии, которая была превыше её понимания, она вжалась в стену, обратившись в гобелен. Ей пришлось молча наблюдать за весьма живописной сценой совокупления, и если поначалу она делала это поневоле, то со временем прониклась к ней живым интересом.

Её двор был двором чувственности, и этот мужчина по праву когда-то считался его королём. Комната была насквозь пропитана страстью, насыщая сам воздух, в котором был подвешен и её гобелен, драпируя плетение его нитей ещё одним её поневоле возбужденным воплощением.

Взору посетителя на стене будуара открылась бы лишь красочная картина охоты, в центре которой, перед жертвенником, на котором лежал великолепный белый олень, стояла, глядя с гобелена, хрупкая, миловидная женщина со светлыми волосами и радужными глазами.

Она на королевский зубок выучила легенды о невероятно гениальном, ужасающе могущественном, диком, полубезумном богоподобном короле, который чуть не уничтожил всю их расу, приговорив их влачить жалкое существование из-за своей одержимости смертной.

Она презирала Тёмного короля за то, что он отгородился от неё. За то, что он убил истинную королеву, прежде чем Песнь была передана по наследству. За то, что им ради выживания пришлось вступить в союз со слабовольными существами и стать тенью былого величия и могущества.

Она и себя презирала за то, что не смогла разглядеть того, кто скрывался за фасадом ближайшего её советника В'Лейна, и позволила ему запереть себя в студёной темнице, в ледяном гробу, где ей ничего больше не оставалось, кроме как надеяться на то, что посеянное давным-давно среди Келтаров, ОКоноров и многих других принесёт свои плоды, и ей удастся выжить. Выжить лишь для того, чтобы снова поставить на кон свою жизнь уже в следующем испытании, которое тоже было ей открыто в видении.

А это её навязанное магией заточение в наполненном воспоминаниями будуаре вовсе и не жизнь. Она словно заперта в очередном гробу в то время, как её раса страдает от неизвестно каких мучений.

Стены тюрьмы для Тёмных пали. Даже будучи в ледяном плену гроба, полностью лишенная сил сутью тёмной тюрьмы, которая не допускала присутствие магии, она почувствовала, как стены вокруг неё рухнули, ощутила тот самый момент, когда древняя, несовершенная песня угасла.

Она, как никто другой из Светлых, понимала, в какой опасности находится их раса. Ведь это она использовала несовершенную Песнь, фрагменты которой отыскала то тут, то там, чтобы связать царства Фэйри с миром смертных. Она смогла уберечь свой двор, над которым нависла угроза вымирания, лишь обручив его с планетой людей.

Необратимо.

И если этот мир поглотят чёрные дыры, то та же участь постигнет и царства Фэйри.

Перед королём она притворилась, что ничего этого не знает, но именно по этой причине она так настаивала на том, чтобы он начал действовать.

Она прекрасно осознавала, насколько плачевными были их обстоятельства. Она сама пыталась найти мифическую Песнь, пытаясь восстановить ту колоссальную магию, что породила их расу. Она изучала легенды. Знала правду. Песнь взыскивала непомерную плату с несовершенных существ, коими все они являлись в разной степени. Не существовало легкого решения. Ей придётся многого лишиться.

Но ещё она знала что-то, чего не знал даже сам Король. Если ей удастся с помощью манипуляций и соблазна вынудить его спасти Дублин и соответственно её двор, наибольшую цену придётся заплатить именно ему.

Гобелен, в который она превратилась, покрылся рябью и содрогнулся от лживых иллюзий Короля. Ведь если верить им, то это именно она лежала на тех густых мехах и кроваво-красных лепестках роз, пока в воздухе витали бриллианты, освещая будуар словно миллионы сверкающих звёзд.

Если верить ему, то она когда-то была смертной и была влюблена в виновника всех бед их расы, создателя скверны, того, кому была совершенно безразлична предыдущая Королева, его суженая, и уж подавно двор, который он покинул.

— Круус вынудил тебя выпить из котла забвения, — сказал Король перед тем как уйти.

Она никогда не пила из котла. Королевам это не положено.

— До того, как ты стала Королевой. Когда ты была моей.

Она не поверила ему. Отказывалась ему верить. А даже если так и было — какая теперь разница? Она теперь та, кем является. Светлая Королева — лидер истинной расы. Целую вечность ею является. Ничего не знает о его лживых историях. И знать не хочет.

Но в то же время, ей совершенно не понятно, зачем ему весь этот фарс.

Ему ничего от неё не нужно. Он Тёмный Король. Сущность, состояние материи, которое далеко за гранью их восприятия. Ему ничего и ни от кого не нужно. Легенды становились слишком путанными, когда речь заходила о его происхождении. То же касалось и их происхождения.

Она прищурила свои тканевые глаза, плетение гобелена пошло рябью. Как такое безумное, как Король, существо смогло изобразить глубину чувств, открывшуюся её взору?

Эмоции были чужды её расе в этом их первозданном виде. Они могли ощутить лишь отголоски того, что чувствовали примитивные создания, среди которых они жили, по этой причине она и выбрала этот мир: скрасить их блеклое существование, усилить угасающие страсти, чтобы удовлетворить их в полной мере.

Но на огромном круглом возвышении женщина, которая выглядела и двигалась точно так же, как она, глядя вниз на существо, которое она впускала не только в своё тело, но и в самую свою душу, смеялась так, как сама Эобил никогда не смеялась. Прикасалась так, как она сама никогда не прикасалась. Была взволнована Королём, которого ненавидела, до такой интимной глубины, которую считала невозможной.

— Брось свою глупую затею, — произнесла женщина на кровати, внезапно став серьёзной. — Сбеги вместе со мной.

В видении Король тут же разозлился. Она это чувствовала, даже будучи гобеленом.

— Мы уже говорили на эту тему. Вопрос исчерпан.

— Мне это не нужно. Я не хочу жить вечно.

— Это не ты останешься одна после твоей смерти.

— Тогда стань таким же человеком, как я.

Эобил ещё больше сощурилась. Фейри, который ради человека готов стать человеком? Да никогда. Лишь один Адам Блэк мог настаивать на подобной глупости, так опуститься, но для этого его безумия были веские причины, и вина за это лежала целиком и полностью на ней.

Король же продемонстрировал свойственную всем фейри ответную реакцию.

Отвращение.

Он не желал отрекаться от славы Древних, достойных чести, Первородных. А в его случае, может, и самого Первозванного. Но всё же… Песнь была доверена не ему. А женщине. И на то была веская причина. Страсть не ослепляет женщин. Она их очищает.

И когда он поднялся, возвысившись над женщиной, которой по его утверждению и была Эобил, она почувствовала то, что чувствовала женщина, лежащая на кровати, и это раздражало, причиняло неудобство: бессилие от осознания того, что ей не добиться своего. Обреченность, ведь невозможно заставить слепого увидеть. Она знала, что ей уже не достучаться до своего любовника.

Но помимо этого женщина на кровати чувствовала что-то такое, чего Эобил было не понять.

Любовь была для неё самым важным во вселенной. Важнее даже самой Песни. И без любви и свободы для неё жизнь была бессмысленной.

Женщина на кровати разразилась слезами, когда Король ушел.

Женщина на гобелене молча наблюдала.

И если ради того, чтобы обезопасить свой двор, ей придётся притворятся той женщиной, так тому и быть.

Но Королю придётся за это дорого заплатить.

 

Глава 26

— Она не может быть человеком, — возразила я, уставившись на существо, так невероятно похожее на мою сестру. — Это невозможно. Я слышала о двойниках, но не верю в их существование. Они не могут быть настолько похожи. Здесь же всё сходится до мельчайших деталей, за исключением нескольких незначительных нюансов, вроде бриллиантового кольца на ее пальце.

Самозванка сидела, прислонившись к ящику, и вертела головой из стороны в сторону, переводя взгляд с меня на Бэрронса. За мной она наблюдала с опаской, как будто пыталась убедиться, что я не начну снова наступать на нее.

Я посмотрела на Бэрронса в безмолвном страдании, не желая признавать очевидное. Сейчас, как никогда прежде, я сомневалась в том, что смогла той ночью в КиСБ вырваться из лап Синсар Дабх.

«Вы здесь, я здесь, и все это реально, — Бэрронс спокойно и мрачно смотрел на меня. — Только не падайте в обморок, мисс Лейн.»

Я замерла.

«Я никогда не падаю в обморок.»

«Вот и не забывайте об этом. Не стоит. Сконцентрируйтесь. Мы во всем разберемся. Вы пытаетесь увидеть сразу всю чертову картинку целиком. У любого от этого снесет крышу. Как следует вести себя на минном поле?»

«Обойти его?»

«Продвигаться шаг за шагом.»

Он был прав. Надо сконцентрироваться.

Я оглянулась на существо, притворяющееся моей сестрой. Оно сидело и выглядело таким же сбитым с толку и обеспокоенным, как и в первый раз, как я его увидела. А затем оно вопросительно взглянуло на Бэрронса.

— Кто вы такой? Кем вы приходитесь ей?

Бэрронс не ответил. Он не отвечал ни на чьи вопросы, кроме разве что моих, и то только потому что у меня было то, что он хотел.

Оно поспешно продолжило:

— Синсар Дабх у моей сестры. Она где-то в ее одежде. Мы должны избавить ее от книги. Мы должны спасти ее, — говоря все это, она поморщилась, бросила быстрый взгляд на меня, как будто ждала, что я вот-вот обрушу на них смерть и разрушение за такие слова.

— Синсар Дабх не У меня, — бросила я существу, кем бы оно ни было. — Она ВО мне. И была там с рождения. Но она не управляет мной.

По крайней мере, я надеялась на это.

Она, моргая, смотрела на меня.

— Что?

— Моя сестра умерла больше года назад в переулке на левом берегу реки Лиффи, сразу после того, как нацарапала подсказку на асфальте. Что это была за подсказка?

— Там было написано «1247 ЛаРу, мл». Но, Мак, я не умерла.

Меня как будто разом лягнуло в живот стадо чертовых клейдесдалей[45] . Лишь на долю секунды я позволила себе предположить что это возможно.

— Кое-кто видел, как ты умираешь, — намекнула я.

— Девочка с рыжими волосами. Она привела меня в переулок. Но она ушла прежде, чем я… я…

— Прежде, чем ты что? — бесстрастно спросила я.

Она закачала головой и выглядела при этом уязвимой, обескураженной и потерянной.

— Я не знаю. Не помню. Все… как в тумане.

Боже, как удобно.

— Ты не помнишь…потому что моя сестра мертва. А мертвые ничего не помнят. Тело Алины отослали домой, ко мне. Я опознала его. И похоронила, — а ещё я оплакала его. И это стало для меня поворотным моментом, после которого моя жизнь полностью изменилась.

— Мак, — задыхаясь, проговорила она: — я не знаю! Все, что мне известно: я была в том переулке и выводила подсказку для тебя на асфальте. А затем… мне кажется… я потеряла сознание или что-то вроде того. И вот два дня назад я очнулась, стоя посреди Темпл Бар без малейшего представления о том, как я туда попала! Я понятия не имею о том, что произошло. Все так изменилось! Все так отличается, как будто я попала не в ту… — она замолкает, прищуривая глаза. — Это произошло год назад? Я была в том переулке год назад? Я потеряла целый год? Какое число, мне нужно знать, какое сегодня число! — она вскочила, из-за истерики ее голос звучал пронзительно высоко.

Я неосознанно сделала шаг вперед, и существо снова прижалось к ящику, пытаясь истончится до уровня бумажного листа. Его руки взметнулись к голове, но затем одна из них опустилась в предостерегающем жесте, не давая мне подойти.

— Нет, пожалуйста, не приближайся! — стонала она, пока я не отступила.

Я взглянула на Бэрронса.

Его глаза ответили: «Все возможно.»

— Бред собачий! — рявкнула я. — Как тогда объяснить погребенное мною тело?

«Фейрийская иллюзия?»

Я чертыхнулась и отвернулась от самозванки. Просто не могла больше смотреть на нее. Она разыгрывает меня и получается у неё это великолепно. Не могу я поверить в то, что хоронила не её. Не хочу я в это верить.

Потому что глубоко внутри — отчаянно и от всего сердца — мне так хочется в это верить. Если обнаружится, что каким-то чудесным образом, фейри спрятал мою сестру, и она вообще никогда не умирала, воплотиться в жизнь моя самая сокровенная мечта!

Но, к сожалению, я больше не верю в классические хэппи энды.

— Почему у тебя на пальце кольцо? — бросила я через плечо.

— Дэррок сделал мне предложение, — ее голос сорвался на рыдания. — Ты сказала, что он мертв. Это правда? Я действительно потерялась на целый год? Он жив? Скажи мне, что он жив!

Я оглянулась на Бэрронса.

«Это действительно человек? А может быть так, что оно и тебя обманывает?» — безмолвно спрашивала я.

«Я ощущаю ее человеком, на все сто процентов. Более того, мисс Лейн, она пахнет, как вы.»

Я моргнула, мои глаза широко распахнулись.

«Ты думаешь, она моя сестра?»

Если в это верит Бэрронс, то я определенно на грани эмоционального срыва. Ну как тут не предположить, что я живу не в той реальности. Ведь Бэрронса не так просто одурачить.

«Недостаточно доказательств, чтобы сделать окончательные выводы.»

«Что же мне делать?»

«А что вы хотите сделать?»

«Избавиться от нее.»

«Убить?»

«Нет. Просто убрать отсюда.»

«И чего вы хотите этим добиться, мисс Лейн?»

«В данный момент мне станет легче от этого, и пока этого достаточно.»

«Продолжайте задавать ей вопросы,» — приказал он.

«Не хочу.»

«В любом случае сделайте это. Я не собираюсь ее никуда уводить.»

«Не „ее“, а „это существо“.»

«Она человек. Смиритесь с этим.»

Я ожидала, что он уберёт самозванку с моих глаз. Но он не сделал этого. В приступе гнева и ярости я отпихнула ящик от стены и уселась на него.

— Ты можешь начать рассказ о себе с детства, — бросила я существу.

Оно посмотрело на меня.

— Это ты мне расскажи, — выдало в ответ оно.

— Думала, ты боишься меня, — напомнила я.

— Ты ничего такого не сделала, — пожало плечами существо. — По крайней мере, пока. И ты не походишь близко. Кроме того, если я действительно потеряла год, а Дэррок мертв, делай, что хочешь, — с горечью проговорило оно. — У тебя моя сестра. У меня больше ничего не осталось.

— Мама и папа.

— Даже не смей угрожать им!

Я покачала головой. Оно действовало как моя сестра. Блефовало так, как это сделала бы я. Я тоже попыталась бы утаить от Книги, что у меня есть родители, и перешла бы к угрозам, когда Книга начала бы угрожать им. Еще одна червоточина в моем яблоке. Я стремительно теряла ощущение реальности происходящего.

— Кто был твоим первым?

«Провалом,» — не стала добавлять я.

Оно хмыкнуло.

— Даже не напоминай. ЛВЧ.

Люк-вялый-член. Была причина по которой, наш чемпион оставался девственником гораздо дольше всех остальных парней в старшей школе. Он не хотел, чтобы пошел слух о том, что отличный футболист совсем не так хорош в постели, как на поле. Потеря девственности стала грандиозным провалом для Алины. Он так и не смог прорвать ее девственную плеву. Но сестра никогда никому не рассказывала об этом кроме меня. Вместе мы и прозвали его ЛВЧ. Я тоже никому и никогда не рассказывала об этом.

Если моя сестра жива, то ради чего я веду борьбу? Чтобы облегчить боль? Ради мести? Если моя сестра жива, где, черт возьми, она пропадала целый год?

На Дэни лежит вина за ее смерть. Если она не мертва, что же тогда на самом деле произошло той ночью в переулке?

— Правша? — я посмотрела на Бэрронса. Я не горела желанием, чтобы это существо — или, если уж на то пошло, вообще кто бы то ни было — оценивало хозяйство моего мужчины, но подобные интимные нюансы — одна из тех вещей, которыми я привыкла с ней делиться. Мы с ней оценивали мужское хозяйство, определяя в какую сторону мужчина заправляет свой член. «Если не можешь сказать, куда он заправлен, младшая, значит нечего и знакомиться с ним поближе. Кому нужны обладатели непримечательных размеров?» — учила меня сестра.

Бэрронс стоял, широко расставив ноги, со скрещенными на груди руками, блокируя лестничный пролет, и наблюдал за нами с бесстрастным спокойствием, он словно пытался выяснить имеет ли разворачивающееся перед ним безумие какой-либо смысл.

Ее брови поползли вверх, когда она взглянула на него.

— О господи! Определенно левша.

Бэрронс бросил на меня убийственный взгляд.

Я проигнорировала его. Хотелось бы мне задать мошеннице такой вопрос, ответ на который я не знала, потому что если это была какая-то разновидность проекции, то Книга внутри меня могла получить свободный доступ к любой информации, которой владела я. Она могла тщательно «прочесать» мою голову, до мельчайших подробностей. Но если я не знала ответ, то ни подтвердить, ни опровергнуть его не смогу. Вот вам и замкнутый круг.

«Вы используете для рассуждений свой мозг, мисс Лейн. Это не самый ваш проницательный орган.»

«А какой самый?» — безмолвно бросила я.

«Ваше нутро. Люди все усложняют. Тело и так все знает. Люди не доверяют ему. Спросите у него. Прислушайтесь. Почувствуйте.»

Я сердито выдохнула и отбросила волосы.

— Расскажи мне о своем детстве, — снова повторила я.

— Откуда мне знать, что ты не Синсар Дабх, которая играет со мной в игры? — ответило существо.

— То же можно сказать и о тебе, — натянуто проговорила я. — Может то, что внутри меня, проецирует тебя, — а я затерялась в ворохе этих иллюзий.

В ее глазах появилось понимание, когда она осознала то, что я сказала.

— О боже, ни одна из нас не знает наверняка. Черт, младшая!

— Ты раньше никогда не говорила…

— Знаю, е-мое, ешкин кот, петунья, маргаритки, лягушка. У нас были свои ругательства, — она фыркнула, и мы одновременно выпалили:

— Потому что красивые женщины не ругаются.

Оно засмеялось.

Я прикусила язык. Ненавижу себя за то, что разговариваю с самозванкой. У нее та же интонация. Почти такой же наклон головы. Я отказываюсь смеяться. Отказываюсь делить моменты сестринского единения с существом, которое просто не может существовать.

— Как может Книга находиться внутри тебя? Я не понимаю, — сказала она. — И почему она не поработила тебя? Я слышала, что она подчиняет любого, кто ее касается.

— Здесь я задаю…

— И вообще почему все так? Если ты действительно Мак, и Книга каким-то образом действительно внутри тебя, и ты не одержима, а я действительно твоя старшая сестра, — она подчеркнула свое старшинство так, как это сделала бы Алина, — и я не мертва, неужели я не заслуживаю хотя бы толики понимания? — она нахмурилась. — Мак, Дэррок действительно мертв? Я нигде не могу его найти, — на какое-то мгновение, казалось, ее лицо задрожало, как будто она была готова удариться в слезы, а затем застыло. — Серьезно. Расскажи мне о Дэрроке и о том, что, черт подери, произошло с Дублином, а я расскажу тебе о своем детстве.

Я вздохнула. Если каким-то чудесным образом это действительно была моя сестра, то она была такой же упрямой, как и я. Ну а если это не моя сестра, то мне не сдвинуться с мертвой точки, если не пойду на уступки.

Так что, я восполнила ее пробелы рассказом о бессмысленной смерти Дэррока, когда Книга расплющила его голову как виноградину, и кратко изложила ей события последнего времени, а затем, скрестив руки, опёрлась о стену.

— Теперь твоя очередь, — обратилась я к тихо плачущей женщине.

 

Глава 27

Джада рассекала ночь как нож, острый, несгибаемый и смертельно опасный.

Вот это было ей понятно. Убивая она чувствовала себя живой.

Хотя дневники Ровены и пестрили наполненными бахвальством намёками о том, что она мутировала, она предпочитала думать, что была рождена такой, и что для её любимого города это дар, ведь она очищала его улицы от тех, кто охотится на невинных.

И не важно, кем были ее жертвы: фейри или людьми.

Те, кто уничтожают, должны быть тоже уничтожены. Она знавала монстров и среди людей, и зачастую они были наихудшими из всех.

Убивать убийц легко и просто. Это призвание, следуя которому она очищалась, раскаляясь изнутри до бела. Не многим подобное по вкусу. Не многие готовы пачкать руки. Проявлять жестокость. И что ни говори, но как ни старайся быть беспристрастным, подобное затрагивает лично, ведь нанося решающий удар, приходится встречаться взглядом со своей жертвой: фейри или человеком. А у психопатов и монстров тоже есть планы, цели и стремления в жизни. Не желая умирать, они разбрасываются оскорблениями и проклятиями, а иногда с переполненными страхом глазами молят о пощаде.

Когда-то она думала, что они с Мак идеальные напарницы. Мак может убивать так же хладнокровно, хоть и не так быстро, но всё же со знанием дела.

Уничтожая бешеных псов, Джада спасала бесчисленное количество хороших людей, нормальных людей, не таких, как она сама. Людей, которым небезразлично, и которые ради детей, стариков и немощных смогут превратить этот мир в лучшее место. Она прекрасно понимала, кем является, а кем нет, не её забота восполнять чьи-то повседневные нужды, её удел — помасштабнее.

Она по достоинству оценивала свои дары: скорость, ловкость, проницательность, обострённые как у животных слух и обоняние, способность мыслить аналитически, быстро обрабатывать информацию и выделять среди неё приоритетную, чтобы ничто не могло помешать выполнению её миссии.

Джада прокладывала себе путь по улицам Дублина под полной луной, окруженной багряным ореолом. Кровь в небесах, кровь на улицах, её меч полыхает так же, как и её сердце. Она пронзала и разрезала на части, освежевывала и убивала наповал, упиваясь чистотой своего предназначения.

После её последнего дебоша, Тёмные изменили тактику, снова стали прикрываться чарами и объединились в группы.

Думают, что это гарантирует им безопасность. Они ошибаются.

Устранить группу для неё так же легко, как и единичного врага, это лишь экономит её время, лишая необходимости выслеживать каждого по одному. Коротконогие и медлительные Носороги, как их называла Мак, были слишком лёгкой мишенью. Она предпочитала разодетых в красное и черное стражей высших каст: они не были просеивателями, но были такими же быстрыми, как и она сама, и ещё они были хорошо обучены ведению боя.

Но наибольшее предпочтение она отдавала просеивателям. Они были уникальны, их нужно было заманить в железные ловушки или завлечь в западню с металлическими стенами. Эти вечно пытались соблазнить её обещаниями одарить чем-то, что может предложить их невероятная сила.

Но ничто не могло сломить её решимость. Она оставалась равнодушной ко всем их мольбам и обещаниям.

Она знала, кем являлась. Знала, чего хотела. И татуировка, которую Риодан не спешил наносить на её кожу, была критически важна для достижения её целей.

Она неожиданно для самой себя выпала из воздушного потока и рухнула на скамейку в парке, ушибив при этом голень. Резко выставив меч, она обернулась по кругу, проверяя окружающую обстановку. Она была одна. Убивать было некого.

Риодан. Ублюдок.

Она глубоко вдохнула свежий, влажный, морской воздух. Дыхание — это всё. Когда ничего больше нельзя поделать, можно вдохнуть и придать этому вдоху силу и предназначение. Она подняла голову и выпрямила спину.

Риодан вышиб её из воздушного потока в аббатстве.

И вот теперь, на улице, стоило лишь подумать о нём, как она тут же лишилась фокуса, ослабив хватку на деликатном измерении.

Она убрала за уши выбившиеся пряди, приглаживая их с помощью крови и слизи на руках — топорная работа, но зато ничего мешать не будет. Затем потянулась к сапогу и вытащила один из последних стручков, принесенных ею из Зазеркалья, раскрыла его и проглотила содержимое. Ей жутко не хотелось снова таскать за собой упаковки протеиновых батончиков, зря расходуя место, которое можно использовать для оружия и боеприпасов. Ей не терпелось выяснить, сможет ли Танцор изобрести более эффективный и портативный источник пополнения энергии во время своих бесконечных экспериментов в заброшенных лабораториях Тринити.

Скрипучий стрекот сверху вынудил её перебраться в тень ближайшего дверного алькова. Задрав голову, она прищурилась и всматривалась в небо, пытаясь понять, можно ли уничтожить этих существ. Проанализировала она и потенциальные возможности загнать их в ловушку. По каким-то причинам сталкеры Мак перестали преследовать её, и хотя Джада не замечала, чтобы они причиняли кому-то вред, она прекрасно понимала, что они не были ни безобидными, ни безвредными.

Стая из сотни, а то и больше мерзких духов пролетела над ней, пересекая окольцованную пурпуром луну, их накидки на фоне низко нависших облаков казались призрачными черными щупальцами скелета. Их лица блеснули металлическими вставками, и она инстинктивно вздрогнула в ответ. По тому, как выстроилась стая, она поняла, что они охотились. Но на что? Мак снова видима, и хоть подростка, коим она была однажды, заинтересовало бы как, да почему это случилось, женщине, в которую она превратилась, совершенно безразлично то, что не имеет отношения к достижению её целей.

И лишь после того, как духи, выглядящие как зомби — ДВЗ — пролетели мимо, она снова скользнула в воздушный поток и направилась в «Честер».

Он сказал, что ему понадобится три дня на то, чтобы завершить тату.

После этого в арсенале Джады появится решающее и такое необходимое ей оружие.

Великий и могущественный Риодан будет у неё на поводке.

* * *

— Проклятье, ты хоть понимаешь, что натворила? — рявкнул Риодан, когда она ворвалась в его офис.

Джада плюхнулась в кресло, перекинула ноги через подлокотник и сложила руки за головой. Она не сомневалась, что он наблюдал за её эффектным появлением на одном из своих бесчисленных мониторов. Удобно растянувшись, она невозмутимо посмотрела на него.

— Прошлась по клубу.

А посетители расступались перед ней, словно она была прокаженной. Уступали дорогу хладнокровной машине для убийства.

— До нитки промокшая тёмными соками, — отрезал он.

— И кровью, — непринужденно добавила она.

— Ты продефилировала по моему клубу, увешанная кишками вырезанных тобой фейри, а мои сотрудники обслуживают их, знаешь ли.

— Может, им стоит быть в меню, а не в обслуге, — таким злым она его ещё никогда не видела. Вот и хорошо. Может, он будет работать шустрее, чтобы избавиться от неё уже сегодня. Они с Танцором могут заняться чёрными дырами и без него, как только она заполучит карту. — Может, правила изменились, а меня не предупредили? Насколько я помню, мне запрещено убивать на твоей территории. Я этого и не делала.

Он переместился так быстро, что она и заметить не успела. Тут-то она и поняла: он не только быстрее неё в воздушном потоке, но и входит в него гораздо быстрее. Она никогда прежде не пыталась ускорить сам процесс проникновения. В списке вызовов появился новый пункт.

Он нависал над ней.

— Не играй со мной в игры, Джада. Не опускайся до противостояния.

Она не пошевелилась и не прореагировала на его критику.

— У меня времени не было переодеться.

— Ну так найди его. Я не стану работать над тобой, когда от тебя разит смертью.

Он смерил её холодным взглядом, но в глубине его серебристых глаз таилось что-то обжигающее. Что-то взволнованное буйством, в которое она была облачена. Она прищурила глаза, потянулась своим восприятием, в который раз пытаясь выведать секреты этого мужчины.

Она заметила, что они оба учащенно дышат, и тут же взяла дыхание под контроль, удлиняя вдохи и выдохи. Ей не нужно было в зеркало смотреться, чтобы знать, как она выглядела.

Дико. Глаза слишком яркие, горячие и холодные одновременно.

Кровь и слизь на лице, в волосах. Ими покрыта вся её одежда, обувь и кожа. А тело её едва не гудит от с трудом сдерживаемой энергии.

А этот голод… даже после всех совершенных ею убийств, её не покидало желание наброситься на кого-то, сделать что-то такое, что наконец уравновесит находящиеся в невероятном дисбалансе внутренние весы.

— Ты хочешь, чтобы я тратила время на душ, когда у нас… не прикасайся ко мне! — он выдернул её из кресла, поставив на ноги. Она резко подняла руки вверх, блокируя его, сбрасывая его ладони с себя.

Они застыли так, на расстоянии нескольких десятков сантиметров друг от друга, и на мгновение ей показалось, что он хочет схватить её за плечи и потрясти, но он так и не сделал этого. Держал свои руки при себе. И правильно. Она бы его пинками под зад по офису погнала в противном случае.

Он холодно произнёс:

— Ты твердишь себе, что научилась нажимать на правильные рычаги, включая и отключая эмоции. Нет, ты не научилась. Сегодня ты убивала с яростью. Я чувствую её в тебе. Ты лжешь сама себе. Убиваешь из-за боли, не зная, как дальше жить. Вживайся в роль. Супергерой не рисуется своими убийствами. Он появляется из ниоткуда, отнимает жизнь, за которой пришел, и исчезает, скрываясь в тени.

— Тебе откуда это знать? Ты тут главный злодей.

— Не сегодня, Джада. Сегодня им была ты. Скольких ты убила?

Она ничего не ответила, потому что понятия не имела.

— А сколько среди них было людей?

Она снова промолчала.

— Ты убеждена, что они заслуживали смерти. Уверена, что мыслишь настолько здраво, что в состоянии принимать подобные решения.

Она может стоять молча бесконечно.

— Предлагаю в последний раз, Джада, позволь мне учить тебя.

— Единственное, что я позволю тебе сделать, так это нанести мне татуировку.

— Ты хрупкая.

— Я стальная.

— Хрупкие ломаются.

— Сталь гнётся.

— Боже, как ты близка к этому, — он презрительно покачал головой.

— К чему? — с иронией спросила она. — К тому, какой по твоему мнению я должна быть? Не этого ли ты добивался, когда проводил надо мной эксперименты? Чем ты отличаешься от Ровены? Ты тоже хотел сделать меня такой, как угодно тебе.

Он замер, пристально глядя на неё.

— Ты знаешь о том, что делала Ровена.

— Догадалась. Я гениальна.

Он некоторое время молчал, словно не мог решить, что сказать, а чего не говорить, и ей стало интересно, что по его мнению, он знает такого, чего не знает она. Он анализировал её. Давал ей оценку. И если она правильно понимала по его взгляду, он был на грани взрыва. А она нет. Она полностью контролировала свои эмоции. И чтобы доказать это, она снова привела в порядок своё дыхание, углубив его. Она не до конца понимала, отчего оно снова стало прерывистым.

Он отступил, словно давая загнанному в угол животному пространство, чтобы не испугать его.

— Ровена хотела, чтобы ты стала такой, какой она хотела тебя видеть, — в конце концов ответил он. — А я хочу, чтобы ты была такой, какой ты хочешь видеть себя. И это не то, что я вижу перед собой.

— Ты понятия не имеешь, чего я хочу. Твои умозаключения ошибочны. Делай тату, или я ухожу.

Ещё один оценивающий взгляд.

— Помойся, и я сделаю татуировку.

— Прекрасно. Где тут ближайшая ванная?

Ей нужна эта татуировка.

Не потрудившись ответить, он повернулся к двери.

Она пошла следом, злясь от того, что у него есть что-то необходимое ей настолько, что она вынуждена следовать за ним. Злясь от того, что она была на взводе настолько, что у неё рука дрожала, когда она поправляла меч, чтобы он не мешал ей пройти сквозь дверь.

А ещё она злилась, потому что он прав.

Она убивала сегодня с яростью.

Она заигрывала со смертью, как с любовником, ища выход эмоциям. Если бы она действительно хотела помочь Дублину наиболее логичным и эффективным методом, то она отправилась бы к инспектору Джейну, заключила бы с ним новый союз и очистила бы его переполненные клетки, давая сотням Стражей возможность наполнить их снова, что привело бы к уничтожению ещё большего количества врагов. Но эффективный метод был ей не по душе, не хотелось ей методично отрубать головы тем, у кого в глазах застыло поражение. Было в пылу охоты нечто, чего она страстно жаждала.

У неё не было никакого желания анализировать мотивы, которые казались такими понятными во время прошлого полнолуния, а теперь же норовили ранить её своими осколками за каждым поворотом.

Она молча следовала за ним, потому что на всё пойдёт и что угодно сделает ради того, чтобы заполучить эту татуировку.

* * *

— Спусти джинсы.

Опустив голову на руки, сложенные на спинке стула, Джада даже не шелохнулась.

— Сделай её поменьше. Сильно сомневаюсь, что она должна доходить аж до задницы.

— Я не хочу испортить заклинание. Или хочешь расхаживать с татуировкой, которая окажется бесполезной в решающий момент?

Она расстегнула две верхние пуговицы джинсов и приспустила их. Когда он прикоснулся к её бедрам, ей пришлось прикусить язык, чтобы не вздрогнуть. Её кожа казалась слишком горячей, а воздух слишком холодным.

Однажды она наблюдала за тем, как он точно так же прикасался к женщине, сжав её руками, как и её сейчас. Он входил в неё сзади и, запрокинув голову, смеялся. Прекрасный, шикарный, сильный мужчина. Ей так хотелось поймать тот момент своими четырнадцатилетними руками, исследовать его, понять, попробовать на ощупь. Ей хотелось стать причиной того, что он испытывает.

Радость. Этот холодный, жёсткий мужчина способен испытывать радость. Парадокс восхищал её. Всколыхнул внутри неё нечто, что осознать она смогла лишь теперь, разумом зрелой женщины. В тот момент её юное тело интуитивно познало, что и она сможет испытать подобное, что оно создано для этого, и что вскоре ей станет доступна целая новая сфера переживаний, которых раньше она и представить себе не могла.

Четырнадцатилетняя девчонка затаилась в вентиляционной шахте над четвёртым уровнем и, закрыв глаза, представляла, что это она там с ним. Пыталась понять, каково быть женщиной, которая способна довести этого мужчину до такого состояния. Её лихорадило от калейдоскопа эмоций, интенсивных настолько, что они почти причиняли боль: голод, волнение, страсть, пламя, холод. Она чувствовала себя невероятно живой. Отыскав шахту побольше, в ванной, она подкралась поближе и чуть не попалась.

Похоть способна ослеплять. Хоть бери и глаза выкалывай. Но в то же время некоторые, благодаря этому танцу незнакомцев, позволяют себе чувствовать без чувств.

Она вдохнула и выпрямила спину. Юная. Сильная. Неприкосновенная. Она сконцентрировалась на том, чтобы излучать это всё, и особенно последнее.

Он работал над ней уже более двух часов, и это после часа, который она потеряла, потому что он настоял, чтобы она вымылась и отдала одному из его сотрудников одежду для стирки. Она и голой готова была сидеть перед ним, лишь бы заполучить эту проклятую татуировку.

А может, и не готова была.

Вчера она изучила начало тату, глядя в отражение зеркала с помощью другого зеркала. Узор был замысловатый, с клеймом по центру, серый наслаивался на чёрный и что-то ещё, что-то сверкающее, она никогда прежде не видела подобных чернил. Татуировка сияла в изгибе её спины и, казалось, двигалась, вторя её малейшему движению, словно серебристые рыбки в глади озера. Каким-то образом он покрывал её кожу заклинанием. Она надеялась, что всего лишь одним. Этот дьявол многолик, таким же могут оказаться и его чернила.

Её оскорблял до глубины души тот факт, что она позволяла Риодану делать это. Но в то же время, если с помощью этого он сможет отыскать её, куда бы она ни пошла, в этом мире или в Зазеркалье, она предпочитает это оружие всем остальным. Не так давно она сказала тёмной принцессе, что бывают демоны, ни на что неспособные, и не стоит опасаться, что такие тебя сожрут, а бывают и такие, которые могут сгодиться на что-то, но и сожрать такие тебя тоже могут. Она прекрасно осведомлена к какому типу относиться Риодан. И готова рискнуть.

— Она сработает даже в Зале Всех Времён? — снова переспросила она, потому что ей верилось с трудом, а она должна быть уверена, что на это можно рассчитывать.

— Даже ад не сможет меня удержать от того, чтобы присоединиться к тебе, если она будет на твоей коже.

— Зачем ты делаешь это?

У него на всё свои мотивы. И конкретно этого ей не постичь. Что ему с того, если она снова заблудится? Она не купилась на его оговорку о том, что он не теряет то, что принадлежит ему. Она не его собственность, и они оба прекрасно это знают. Ему что-то нужно от неё. Но что?

— Догадайся. Ты же гениальна.

— Я нужна тебе, чтобы мир спасти?

— Мне ничего не нужно.

Значит дело в желаниях.

— Почему ты вечно вмешиваешься в мою жизнь? Тебе заняться нечем?

Тогда, много лет назад, она чувствовала себя особенной от того что великий и могучий Риодан обращал на неё внимание, интересовался её мнением, держал при себе. Хотя она ни за что бы тогда в этом не призналась и без конца на это жаловалась. Он считал, что она на многое способна и однажды станет «невероятной женщиной». Это давало ей целевую установку. В Зазеркалье она продолжала придерживаться её.

Она так верила в его силы, в его феноменальное внимание к тому, за чем он следил.

Она ждала.

А он не пришел.

Его руки больше не двигались у основания её спины. Несколько долгих мгновений она ничего не ощущала, а потом его пальцы легонько заскользили по её шрамам. Он прикасался к ним по очереди. Ей стоило бы остановить его. Но она стала этого делать. Казалось, его пальцы пытались сказать: «Я вижу каждое оскорбление, нанесенное тебе. Ты выжила. Отличная работа, чёрт возьми, женщина.»

— Я могу убрать их, — предложил он.

— Ну да, женщине ведь негоже иметь боевые шрамы. Почему то, что делает из мужчин героев, женщин уродует?

— В тебе нет ничего уродливого. Кроме твоей жизненной позиции. Меняй её.

На это она ничего не ответила. Её настораживал этот новый Риодан: он не давил и не совал свой нос, куда не просят, относился к ней как… На самом-то деле она не была уверена, как он к ней относился, в том и была вся загвоздка. Она не знала, как реагировать на эти его попытки примирения. Это всё равно что пытаться принять теннисный мяч, когда кто-то изменил правила игры без твоего ведома, и ты уже не знаешь, как этот мяч отыграть. Раньше они отбивали мячи как профи, предугадывая движения друг друга. Теперь же, когда он подаёт, она слишком долго разглядывает траекторию полёта мяча.

В его офисе она поцеловала его. Он не ответил на поцелуй. Теперь же прикосновения его были интимными, а она была без рубашки, но он ничего не предпринимал и даже не сказал ничего такого, чтобы дать ей понять, что прикосновения эти к делу не относятся. Не то чтобы она готова была принять от него что-то большее. Но зачем он сказал «поцелуй меня или убей» в тот день в офисе? Или это его очередная разведка боем, как в ту ночь, когда она узнала, что несмотря на то, что Кровавая Ведьма убила его, он каким-то образом восстал из мёртвых и потребовал, чтобы она определилась разочарована она от того, что он жив, или наоборот несказанно этому рада.

Она была весьма уверена в том, что он привел её в свои личные апартаменты, которые представляли собой несколько комнат спартанского типа, глубоко под Честером. А ещё она была уверена в том, что это не единственное его пристанище, и что подобно ей самой и Танцору, у него далеко не одно такое прекрасно укомплектованное логово, в которое он может удалиться, чтобы побыть от всех подальше.

Суперсовременная, ультраэлегантная комната с акцентами хрома, графита и стали. Черная, белая и, как сам мужчина, всех возможных оттенков серого. В комнате, смежной той, в которой они сидели, находилась кровать с белоснежными простынями и мягким, тёмным бархатным покрывалом. Ванна пахла им одним и больше никем, и это её совсем не удивило. Он никогда не приведёт женщину к себе. Для него всё это не настолько лично. Декор был фактурным, замысловатым, но не вычурным. Кухня была белой и опять же стальной. Ванна отделана массивным мрамором с серебристыми прожилками и стеклом. Куда ни глянь — простые, чистые, острые и жесткие грани, подобные чертам его лица и его философии.

— Повтори-ка, что случится, если я наберу ЯВСД? — закинула удочку она.

Он не ответил, она на это не особо-то и рассчитывала, но попытка — не пытка. Почему бы не попробовать вытянуть информацию? Вдруг сработает. Но единственный ответ, который он удосужился ей дать, и который вовсе и не ответ: «Надеюсь, тебе не придётся этого узнать.»

Его палец медленно заскользил вдоль длинного шрама на её спине.

— Нож?

— Плеть со стальными шипами.

Он прикоснулся к россыпи белых уплотнений.

— Шрапнель?

— Духовое ружьё.

Заряженное дроблёным камнем. Из которого в неё выстрелил монстр на планете вечной тьмы.

— А этот? — он прикоснулся к грубому, неглубокому шраму около её бедра.

— Этот заработала сама. Свалилась с обрыва.

— Оставить их или убрать?

— Шрамы? Оставить. Я их заслужила.

Он рассмеялся. Спустя мгновенье она почувствовала, как к основанию её спины прикоснулось что-то очень похожее на остриё клинка.

— Я на грани того, чтобы перегрызть тебе горло, — мягко произнесла она.

— Кровные узы. Чтобы завершить этот этап заклинания, мне нужно немного твоей крови.

— Сколько?

— Немного.

— Смешаешь её со своей.

— Да.

У заклятий на крови есть опасные и серьёзные побочные эффекты. И ей бы очень не хотелось примешивать кровь этого мужчины к своей. Но ей очень хотелось иметь его тату.

— Продолжай, — сказала она безо всякого выражения.

Он так и сделал, и она почувствовала, что снова погружается в то странное, мечтательное состояние, в котором пребывала с тех пор, как он начал набивать ей тату. И пока его большие и сильные руки с ювелирной точностью скользили по её коже, яростное клокотание в её теле угасало, мышцы её расслаблялись, из неё уходило напряжение. Ей трудно было вспомнить, что привело к кровавому беспределу, который она сегодня учинила на улицах. Блаженное бессилие овладело её конечностями, боль в животе утихла. Она расслабилась и начала впадать в дрёму. Если бы ей удалось прилечь, то она спала бы долго-долго и ни о чём бы не беспокоилась, потому что этот мужчина стоял бы на страже; она могла бы отдыхать, зная, что никакие хищники ей в этом мире не страшны, потому что самый большой из них находится рядом с ней, и она в безо….

Она выпрямила спину, напрягла мышцы и перешла в режим повышенной боевой готовности.

Не существует никакой безопасности. Чувство безопасности — ловушка, недосягаемый предел мечтаний. И абсолютно бессмысленно воспевать героев. Нет никаких героев. Кроме неё.

Из-за её спины раздался его голос.

— Не обязательно быть постоянно на чеку. Тебе ничто здесь не угрожает.

Как же он ошибается. Если в одном помещении с тобой есть кто-то ещё, существует вероятность, что тебе причинят боль.

— Ты как-то влияешь на меня, — уличила его она.

— Я могу оказывать определённый… будоражащий эффект на женщину.

Под этим он подразумевал «доводить до исступления». Знает она об этом, сама видела.

— Но могу и успокаивать.

— Прекрати. Я тебя об этом не просила.

Он прижал своё запястье к основанию её спины, на некоторое время задержал его там, без сомнения смешивая их кровь, а затем сказал:

— На сегодня это всё.

— Заканчивай, — потребовала она. — Я знаю, ты можешь.

На неё внезапно повеяло холодом сзади, когда тепло его тела исчезло.

На плечо ей упала футболка, и спустя мгновение она рывком надела её поверх лифчика, понимая, что препираться бесполезно. Она поднялась, потянулась и обернулась.

— Расскажи мне, что с тобой случилось в Зазеркалье, и я её завершу.

Они смотрели друг на друга через разделявший их стул.

— Я выросла, — сказала она.

— Полную версию.

— Это она и была. Ты говорил, что дашь мне карту.

Он бросил ей её, и она, поймав карту одной рукой, запихнула её в рюкзак. Конечно теперь он готов отдать ей карту. Знает же, что она вернётся, чтобы он закончил татуировку. Карта нужна была ей по двум причинам: чтобы провести эксперименты на самых маленьких дырах, и чтобы предупредить людей об их расположении, тем самым избежав ненужных смертей. Избавиться от космических пиявок, пожирающих материю их вселенной — важнее всего.

— Завтра вечером в это же время? — спросила она.

— Завтра вечером я занят.

Ублюдок. Он собирается выносить ей мозг, отодвигая завершение татуировки?

Он проводил её до двери, его присутствие было едва уловимым и в то же время неоспоримым.

— Свидание с Джо? — невозмутимо поинтересовалась она.

— Джо теперь трахается с Лором.

Она посмотрела на него.

— И как до этого дошло? Лор предпочитает блондинок. Да и вроде у вас с Джо всё было серьёзно, — сказала она, хотя на самом деле никогда так не считала. Джо не во вкусе Риодана.

Его холодные глаза засветились весельем.

— Это она так пыталась забыть бывшего. Ну и они немного увлеклись.

Она изогнула бровь.

— Ты её бросил, и она тебе отомстила, переспав с ним?

— Это она меня бросила. И с её же слов, так она пыталась «стереть мой вкус с языка».

Ни одна женщина не бросила бы Риодана. И не пыталась бы позабыть его вкус. И если Джо так поступила, то лишь потому, что он позволил этому случиться, подтолкнув её к действиям.

— Так чем же ты так занят завтра вечером? Отмени свои планы. Это важнее. Я могу потеряться, — приказным тоном сказала она.

— Я порекомендовал бы тебе держаться от Зеркал подальше, пока мы не закончим тату. Послезавтра. В моём офисе, утром. Я её закончу.

— Завтра. Днём.

— Тоже занят.

Отчего он тянет? Зачем ему это?

— Я сама найду выход.

— Не найдёшь. При тебе меч, а у меня там посетители. И я планирую их сохранить.

Она мгновенье помедлила, а потом сказала.

— Я не стану убивать их, Риодан. Я не преступлю твоих границ.

— Если я не преступлю твоих.

— Да.

Он протянул ей телефон.

— Возьми его. ЯВСД пока ещё недоступен, но остальные номера работают.

Выскальзывая за дверь, она сунула телефон в карман.

Дверь закрылась, а он остался за ней, позволяя ей остаться без присмотра, поверив на слово. Будто её слово так же надёжно, как заверенный договор.

Без видимых на то причин она обернулась, приложила ладонь к двери, и уставилась на неё, пытаясь понять, какого черта она творит.

Спустя мгновенье она пришла в себя, энергично зашагала по коридору и, махнув рукой у панели, вошла в лифт. Девчонка, которой она была прежде, обязательно бы облазила все укромные уголки приватной зоны Риодана, которые только успела бы, прежде чем он её остановил бы. Теперь она понимает, что сделала бы это прежде всего, чтобы покайфовать от стычки, которой бы всё обязательно увенчалось.

А у женщины, которой она стала, есть дела поважнее.

Внутри комнаты Риодан убрал ладонь с двери.

* * *

— Ну что, всё готово? Ну что? Ну что? НУ ЧТО? — Шазам выскочил из-под вороха одеял и подушек, когда она тем же вечером вошла в свои апартаменты.

— Почти готово, — пообещала она и напомнила: — Говори потише.

— Ты снова провонялась, — раздраженно сообщил он, наматывая круги. — Мне не нравится его запах. Он опасен.

— Без него не обойтись. Пока.

Когда она растянулась на кровати, Шазам подпрыгнул и приземлился на все четыре лапы прямо её на живот, со всей силы.

— Дело только в том, что без него никак?

— Ай! Хорошо, что я не хочу в туалет! — восторженные утренние приветствия почти двадцати килограммового Шазама частенько становились испытанием для переполненного мочевого. Да и татушка свежая саднила на спине, вжатой в матрас. — Дело только в этом.

— Он закончил её?

— Нет пока. Скоро.

Зверёк по своему мелодраматическому обыкновению мгновенно пал духом.

— Всё будет плохо, — заныл он. — Как всегда плохо.

Он зашмыгал носом, а его фиалковые глаза заблестели от слёз.

— Не будь таким пессимистом.

Шерстка на его холке ощетинилась, он зашипел на неё и надулся.

— Пессимисты только тогда пессимисты, когда оказываются неправы. А когда они правы, их называют пророками.

— Фу, рыбное дыхание!

— Моё дыхание — результат твоих жалких подачек. Приноси мне еду получше.

— Всё будет хорошо. Вот увидишь.

Он развернул свою пушистую тушку и уселся ниже её груди (к мягким частям ему было запрещено прикасаться), его пузико было таким большим, что ему пришлось широко раздвинуть передние лапки. Он улёгся, потянулся вперед и медленно прикоснулся своим влажным носиком к её.

— Я вижу тебя, Йи-йи.

Она улыбнулась. Всё, что она знала о любви, она знала благодаря этому пухлому, капризному, склонному к маниакальной депрессии зверьку-проглоту, который прошел с ней бок о бок столько испытаний, что и не сосчитать. Один он защищал её, любил её, боролся за неё, научил её тому, что жизнь стоит того, чтобы жить, даже тогда, когда рядом нет никого, кто мог бы это увидеть.

— Я тоже тебя вижу, Шазам.

 

Глава 28

Я оставила ее. Женщину, похожую на мою сестру, хранящую слишком много ее воспоминаний и обладающую ее уникальными особенностями. Я просто оставила ее там, в подвале, где я была при-йей. Она осталась сидеть посреди ящиков с оружием, боеприпасами и едой и выглядела невероятно потерянной и печальной.

— Значит мама с папой считают, что я умерла? — спросила меня она, когда я собралась уходить.

— Они похоронили тебя. Так же, как и я, — бросила я через плечо.

— Они в порядке, младшая? Мама не сошла с ума, думая, что я мертва? А папа…

— Они здесь, в Дублине, — бесстрастно оборвала ее я. — Спроси их сама. Давай, попробуй убедить их. Хотя, погоди, лучше не стоит. Держись подальше от моих родителей. Даже не смей приближаться к ним.

— Они и мои родители тоже! Мак, ты должна мне поверить. Зачем мне врать? Кем я еще могу быть? Что не так? Что с тобой произошло? Как ты стала такой… жесткой?

Я пулей вылетела за дверь. Какая-то часть меня просто прекратила функционировать, и не было никакой надежды на ее возвращение к жизни. Я стала «жесткой», по ее словам, из-за того, что мою сестру убили.

На ближайшие двадцать четыре часа я запретила себе даже думать о самозванке. И мне удалось задвинуть мысли о ней на задний план почти так же хорошо, как мне это удавалось с Книгой.

Но если мысли о ней все-таки просачивались, то я начинала сомневаться: а то если это действительно она?

Тогда моя сестра совсем одна. Я отвернулась от Алины в этом опасном, переполненным фейри городе?

Что если она пострадает? Что если она каким-то чудесным образом все-таки осталась жива, а тут ее убьет черная дыра или Темный просто потому, что я сбежала и оставила ее одну, оказавшись осторожной и подозрительной настолько, что не смогла ей поверить?

Может, мне представился второй шанс, а я благополучно профукала его.

Весьма вероятно, что я наложу на себя руки, если вся эта история каким-то образом окажется правдой.

Что если она попытается увидеться с родителями? Они не будут столь объективными, как я. Они слепо примут ее обратно. Спустя время папа может что-то заподозрить, но я гаран-твою-мать-тирую, если эта самозванка постучится в их дверь, они впустят ее в свой дом в ту же секунду.

С другой стороны, что весьма вероятно: может, эту самозванку подослали ко мне, чтобы она, втеревшись в доверие, чертовски меня запутала? И все это лишь ради того, чтобы сделать мне какую-то пакость, когда я буду наиболее уязвима? Кто может подобраться ко мне (и моим родителям) ближе, чем сестра?

Или же я все-таки застряла в какой-то гигантской иллюзии, которая не заканчивалась с той ночи, когда, как я считала, я перехитрила Синсар Дабх?

Из-за того, что я так отчаянно хотела, чтобы самозванка на самом деле была Алиной, хотела верить, что каким-то образом Алина выжила, а я не застряла в иллюзии, я была в тысячу раз подозрительнее в отношении всей этой ситуации. Моя сестра была моей главной слабостью, после Бэрронса. Она была идеальным способом добраться до меня, чтобы манипулировать. Она была единственной вещью, которую мне обещали вернуть все: Круус, Дэррок и Книга, в той или иной степени, и все ради того, чтобы я поддалась искушению.

Я прожила с призраком Алины слишком долго. Может, я так и не смирилась, однако приняла ее смерть. И это далось мне невероятно тяжело, потому эту дверь было не так-то легко открыть снова.

Она утверждала, что не могла вспомнить ничего с того момента, как вошла в переулок, и до того времени, как два дня назад оказалась на Темпл Бар.

Не правда ли, удобно?

С амнезией не поспоришь. Не подвергнешь сомнению. Потому что нечего подвергать сомнению.

Что на самом деле могло с ней произойти? Я должна была поверить в неожиданное появление какой-то сказочной крестной (или же фейрийского крестного, если уж быть точным), который спас ее за мгновение до смерти, исцелил, а затем заморозил вплоть до этой недели? Зачем кому-то из фейри делать это?

Дэни верила в то, что она убила Алину. Не то, чтобы я знала всю историю в деталях. Я не знала, оставалась ли она в том переулке до тех пор, пока мертвая Алина не окоченела. Да и если бы я спросила, вряд ли бы Джада ответила мне. Хотя с другой стороны, я и спрашивать-то не хотела. Я не хотела, чтобы Джада/Дэни заново переживала то время.

О, боже, а что если они столкнуться друг с другом на улице?

Я посмотрела на Бэрронса, когда мы поднялись по лестнице к офису Риодана.

— Другого выхода нет, Бэрронс, — горько заявила я. — Я должна буду поговорить с ней снова. Мне нужно, чтобы ты…

Он бросил на меня сдержанный взгляд.

— Проверьте свой мобильный.

— Чего?

— Ту вещь, при помощи которой вы звоните мне.

Я закатила глаза, вытащив его.

— Я знаю, что такое мобильный. Что я ищу?

— Контакты.

Я пролистала их. С тех пор как он подключил к их непостижимой сети моих родителей, там было всего четыре номера. Но теперь их там было пять.

Алина.

— Ты внес номер существа в мой телефон? Как вообще у него оказался рабочий телефон? Единственная работающая сеть — это стационарная, а она надежна как… Погоди-ка, ты дал этому существу один из своих телефонов? Когда?

— Я дал его ЕЙ. Прекратите эмоционально отгораживаться с помощью местоимений. И я не ваша ищейка, — прорычал он. — Я не приношу добычу к ногам хозяина. Когда я охочусь, это заканчивается жестокостью, а не чертовой мыльной оперой.

— Это вовсе не мыльная опера, — оправдываясь, сказала я. Может, самозванка и была истеричкой, но я то была спокойной как удав.

Он бросил на меня взгляд.

— Возвращение умершей сестры. Или мужа. Или же злого близнеца. За которым следуют распри и убийства.

— Да кто вообще употребляет слово «распри»?

В какой-то момент, пока я спала, предугадав, что я снова захочу поговорить с существом, Бэрронс дал ему телефон и запрограммировал мой. И на этом умыл руки. Я искоса посмотрела на него. Или нет. Зная его, он будет пристально следить за самозванкой.

— Ты считаешь, что следовало продолжить допрос существа… ее, — раздраженно сказала я. Ему легко сказать. Это не его сердце истекает кровью при взгляде на нее. И это не ему приходится подвергать сомнению свою вменяемость.

Он снова посмотрел на меня.

— Прекратите быть эмоционально неуравновешенной, — отрезал он.

Я вспыхнула.

— Тебе нравится моя эмоциональная неуравновешенность.

— Лишь в одном месте, мисс Лейн. В моей кровати. На моем полу. Или же у моей стены.

— Это три места, — раздраженно заявила я.

— В любом хреновом месте, когда я в вас. Так что одно место. Держите друзей близко. А врагов еще ближе, — сурово сказал он. — В любом случае, она одно из двух. А вы, черт возьми, позволили ей уйти, — он отвернулся и направился по коридору.

Я уставилась ему вслед с нехорошим предчувствием. Черт побери этого мужчину, но он прав. Вести себя по отношению к копии Алины по принципу с глаз долой из сердца вон, конечно удобно, но это лишь повышает шансы подвергнуть в будущем ещё большей опасности себя, её, моих родителей, да и всех остальных тоже.

Я вздохнула и поспешила за ним. Я позвоню самозванке сразу же, после завершения нашей встречи.

Если мы, конечно, её переживём.

* * *

Когда мы вошли в офис Риодана, Шон О'Баннион уже был внутри. Племянник мертвого гангстера Рокки О'Банниона обладал таким же суровым и мускулистым телосложением что и его дядя. Эдакий красивый темноволосый и темноглазый ирландец, к тому же он любовник Катарины. Ну, по крайней мере, был им раньше, ведь неизвестно, что там у них внизу с Кастео происходит. Как женщина, находящаяся в моногамных отношениях, она сделала самый неудачный выбор, оказавшись в такой непосредственной близости к одному из Девятки, да еще и на такой длительный срок. Интересно, почему она вообще оказалась там? Почему Риодан это позволил. Нет ни единого шанса, что Кэт выйдет оттуда прежней.

— Ты вообще не видел Катарины? — спрашивал Шон у Риодана. — Когда ты видел её в последний раз? Киллиан говорил, что видел ее здесь пару недель назад.

— Твой Киллиан сказал, что видел ее в моем офисе? — ответил Риодан.

— Нет, он сказал, что видел ее в клубе. Сказал, что она казалась чем-то озабоченной. Он присматривал за ней, но так и не видел, как она уходила. С тех пор я и не могу ее найти.

— В последнее время я тоже ее не видел, — сказал Риодан, поднял глаза и послал мне предупреждающий взгляд: «Только попробуй открыть рот, женщина, и я разорву твою чертову глотку.»

Позади меня Бэрронс тихо зарычал.

За время моего пребывания в Дублине, я дала две клятвы. Первую — Серой Женщине, скрестив при этом пальцы, поскольку сучка пыталась убить Дэни, а это само по себе было непростительным проступком, к тому же я знала, что она продолжит убивать невинных. До бесконечности, пока ее кто-нибудь не остановит. Она крала бы их красоту, мучила и играла бы ими, пока они не погибли бы. А те люди были чьими-то сестрами, братьями, сыновьями и дочерями. Человеческая раса продолжала бы нести потери. Я изначально не собиралась сдерживать то обещание. Вынужденная клятва, которую даёшь убийце, угрожающему жизни любимого человека, не имеет силы настоящей клятвы. Это шантаж.

И совсем недавно я дала еще одну, которую буду сдерживать вечно. Даже если придется заплатить непомерную цену. Даже если она будет причинять мне невероятную боль, а в том, что так и будет, я даже не сомневаюсь. Я ответила Риодану спокойным взглядом: «Твои секреты — теперь мои.»

Спустя мгновение, он кивнул головой.

Шон повернулся ко мне.

— А ты не видела Кэт, Мак?

— В последнее время нет, — я позаимствовала у Риодана его манеру уклонятся от ответов, поскольку даже Кристиан с трудом мог распознать в его словах ложь. Я ведь не видела ее. В последнее время. «Последнее время» понятие растяжимое. Фокус тот же, как и при обмане полиграфа: пока врешь, говори своему мозгу правду. — Но я уверена, что с ней все в порядке, — поспешно добавила я, не желая, чтобы он беспокоился еще сильнее. От стресса и недосыпа у него под глазами образовались темные круги. Могу представить, через что ему приходится проходить.

— А я в этом, черт возьми, вовсе не уверен. Ее никто не видел вот уже несколько недель.

— Дэни тоже не было несколько недель, — ответила я. — И она вернулась в целости и сохранности, — ну, это не совсем соответствует истине, но она же вернулась. — Уверена, что она объявится. Может, она отправилась по конфиденциальным делам ши-видящих или что-то наподобие, — одно я знала наверняка, Кэт была в безопасности. По крайней мере, физически. По большей части.

Он покачал головой.

— Никто в аббатстве ничего не слышал о ней. А Кэт никогда не исчезает, не сообщив мне. Мы рассказываем друг другу все.

Риодан сухо заметил:

— Никто не рассказывает друг другу все.

— Только не мы, — невозмутимо заявил Шон. — Говорю тебе, я сильно обеспокоен. Это непохоже на мою Кэт. Я дважды в день прохожу мимо Дублинского Замка, проверяя тела, которые Стражи убирают с улиц.

Я мысленно поежилась.

— Мне жаль, Шон. Я могу чем-то помочь? — едва удержалась, чтобы не бросить на Риодана язвительный взгляд. Шон очень переживал из-за Кэт и имел на это полное право. Если кто-то сейчас терялся в Дублине, то шансы обнаружить его мертвым были весьма высоки.

Утвердительно кивнув, Шон сказал:

— Да, посматривай по сторонам. Дай знать, если услышишь о ней хоть что-то. Я почти каждый вечер провожу с парнями в фортепианном пабе. Если меня там нет, любой из них сообщит мне.

— Если я что-то услышу, то сообщу тебе, — пообещала я.

Он кивнул и вышел.

В тот же момент, когда закрылась дверь, я развернулась к Риодану и прошипела:

— Я не выдам твоих тайн, но каким-то образом ты должен дать ему знать, что с ней все в порядке.

— Потому что это несправедливо, — передразнил он.

— Потому что нет необходимости причинять страдания, когда этого можно избежать, — резко парировала я.

Серебристо-серые глаза отмахнулись от меня.

— Он поразмыслит, попереживает. Она вернется. Он справится. Никто не пострадает.

Я зарычала на него. Мужчина был таким же непреклонным, как и Бэрронс. Они не считали чем-то особенным месяц беспокойства, поскольку для них этот месяц пролетал как мгновение, да и кроме того, все и так умирали.

Бессмертные. Каждый из них как заноза в заднице.

— Давайте побыстрее покончим с этим, — бесцеремонно заявила я. — У меня еще есть дела.

* * *

На этот раз наше путешествие в крохотную камеру подземелья было прервано Кристианом МакКелтаром.

Как только мы вышли из лифта и повернули налево, я почувствовала за спиной ледяной ветер, и после этого он объявился.

Я повернулась и, ахнув, застыла. Кристиан выглядел практически как полноценный Темный Принц, выше обычного, гораздо шире в плечах, с огромными поднятыми черными крыльями, которые все равно волочились по полу. Злость окрасила его в оттенки тюрьмы Темных. Лед покрывал его крылья и лицо.

— О чем ты нахрен думал? — рычал он на Риодана. — Я не могу делать это. И не стану.

— Значит твой дядя будет страдать.

— Ты сделаешь это!

— Я сделал самое трудное. Он жив.

— Он никогда не простит тебя.

— Простит. Потому что однажды он сможет почувствовать что-то, кроме боли и ужаса, и будет рад, что остался в живых. А цена не имеет значения. Для таких, как он. Но тебе это отлично известно, правда, Горец?

Риодан отвернулся, и мы продолжили путь к камере в тишине сквозь порывы ледяного ветра.

* * *

В узкой каменной камере я уселась на стул, озабоченная и нервная.

Мой кайф от Темной плоти испарился без предупреждения, этим вечером в КиСБ, пока я пыталась высвободить один из моих наименее пострадавших книжных шкафов от груды поломанной мебели и снова поставить его в вертикальное положение.

Громоздкая башня из полок, падая на пол, поломала несколько моих пальцев, мышцы которых стали неожиданно слабыми. К счастью, даже без Темной плоти, я быстро исцелилась и даже не прихрамывала.

Но к несчастью, кайф исчез, сделав меня вспыльчивой и более нетерпеливой, чем я была.

Мне хотелось, чтобы это поскорее закончилось. Я уже решила, что скажу им, что по-прежнему не могу найти Книгу, даже с помощью вновь вернувшихся чувств ши-видящей. Как бы они себя почувствовали, если бы я попыталась их заставить погрузиться в себя в поисках чего бы там ни было? Если бы попыталась заставить их дать мне воспользоваться их внутренним демоном в его самой дикой и неконтролируемой форме?

Они бы не стали и секунды терпеть это. Так почему я должна? Должен был быть другой способ спасти наш мир. Кстати говоря, прежде чем я побеспокою то, что не следует беспокоить… Я посмотрела на Бэрронса:

«Я должна показать тебе кое-что в книжном магазине. Сегодня вечером.»

«Это не может подождать?»

«Нам не следует откладывать. Это может помочь нам с черными дырами. Но я хочу, чтобы эта вещь была у тебя. Мне не следует использовать ее.»

Он кивнул в знак согласия.

«Если что-то пойдет не так…» — я сказала ему, где ее найти, представляя, как он, ко всему прочему, находит мои дневники, но если сегодня произойдет худшее, то для меня это уже не будет иметь никакого значения.

«Все будет в порядке.»

Легко ему говорить. Последнее время моя Книга была слишком молчаливой.

Я закрыла глаза и притворилась, будто погружаюсь внутрь в поисках своего внутреннего озера, под которым сверкает монстр. Я вспоминала, как обнаружила впервые это место, эту темную комнату, вспомнила о свободе и силе, которые я почувствовала тогда. Это было прежде, чем я узнала, насколько все было испорченным.

Когда-то мне нравилось иметь это внутреннее озеро. Сейчас же я презираю его.

Поток воды взорвался внутри меня, он бил ключом, ледяной и темный. Я стала задыхаться, отплевываться, и мои глаза широко распахнулись.

— Что такое, — спросил Риодан.

Несмотря на потоки воды внутри меня, моё горло было пересохшим, и я сглотнула.

— Несварение, — ответила я. — Мне кажется, что ничего не выйдет.

На что Риодан ответил:

— Впереди вся ночь.

А я не сомневалась, что он просидит здесь всю ночь только для того, чтобы убедиться, что я тоже тут сижу.

Я снова прикрыла глаза и сидела, не двигаясь, не пытаясь никуда дотянуться, а только почувствовать. Что же будет дальше? Мое озеро никогда раньше не взрывалось таким потоком при встрече со мной — оно почти утопило меня.

Вода подернулась рябью и всколыхнулась. Глубоко внутри, быстрый стремительный поток высекал расселину в моей душе. И мне это не нравилось. Раньше такого никогда не случалось. Мое озеро всегда было спокойным, безмятежным, с прозрачной поверхностью, которая покрывалась рябью лишь тогда, когда вещи невероятной силы всплывали на ней.

И все же я чувствовала себя так, будто там существовало какое-то яростное подводное течение, и если я не буду осторожной, то оно меня поглотит.

Я открыла глаза.

— А чем именно, по твоему мнению, нам может быть полезна Книга?

— Мы уже обсуждали это.

— Я не могу читать ее. Я не буду ее открывать.

— У страха глаза велики, — сказал Бэрронс.

— Если то, чего я боюсь, размером хотя бы с десятую часть моего страха, это уже плохо, — резко возразила я. — Ты стоял рядом со мной на улице и видел, что она сделала с Дереком О'Баннионом. Она и тебя преследовала. Ты чувствовал ее силу. И именно ты был тем, кто сказал мне, что если я воспользуюсь хотя бы одним заклинанием, которое она предлагает, то уже никогда не буду прежней.

— Я сказал, если вы «воспользуетесь» заклинанием. Весьма вероятно, существует способ получить доступ к информации, не воспользовавшись ни единым заклинанием. Вполне возможно, вы смогли бы прочитать ее и не использовать её магию. Как это сделал Круус. Вы ведь владеете Первоначальным Языком.

Возможно ли это? Его утверждение не такое уж и невероятное. Я действительно знала Первоначальный Язык, где-то там, глубоко внутри, в недрах памяти Короля. Но эти воспоминания были частью самой Книги. Если я воспользуюсь своими знаниями Первоначального Языка без ее согласия, значит ли это, что я открою Книгу?

— Я всегда чувствовала, если я открою ее по собственному желанию — это предопределит мою судьбу.

— Она и так была открыта. Вы закрыли ее.

В течение нескольких месяцев я не думала об этом. Я засунула каждую мысль о Синсар Дабх в самый дальний и темный угол своего сознания. Он был прав. Книга уже была открыта внутри меня тем вечером, когда он обнаружил меня снаружи КиСБ с отсутствующим взглядом. Я потерялась в собственном сознании, и спорила с самой собой о том, стоит ли мне рискнуть и воспользоваться заклинанием из Синсар Дабх, чтобы освободить его сына.

Но я не открывала ее. Она уже была открыта, предлагая себя. А это большая разница.

Могла ли я прочесть заклинание для спасения его сына и не превратиться при этом в бездушного злобного психа, всего лишь отсканировав слова, и не потревожив при этом магию? Ведь книги читают. А над заклинаниями работают. Так может, знание заклинания вовсе не то же самое, что его использование? Не уверена, что смогу уловить это тонкое различие. Да и Книга вряд ли может.

И все-таки Бэрронс в чем-то прав. У страха действительно глаза велики. Однажды я и его боялась. И сейчас вообще не понимала, как я могла испытывать это чувство по отношению к нему.

Я отчаянно хотела верить в то, что Книга не является на самом деле невероятным, всезнающим и все выведывающим злом, каким я её считала.

К несчастью, чтобы выяснить это, я должна была встретиться с ней лицом к лицу.

Быть может, она оставалась безмолвной, потому что исчезла. А может, мое озеро поглотило и нейтрализовало ее. Что-то в последнее время появилось слишком много «может быть». А это лишний балласт, с которым ничего нельзя поделать.

Я вздохнула и закрыла глаза, на этот раз не притворяясь. Я хотела знать. Что там сейчас на дне? Что творится там, в этом порождающем ужас вакууме, который я ношу внутри себя каждый божий день.

Я глубоко нырнула, прорвавшись сквозь поверхность, отринув страх. Со мной в комнате были Бэрронс с Риоданом. О чем еще я могла просить при встрече со своим внутренним демоном?

Я плыла, сперва задерживая дыхание, погружаясь в одну накатывающую волну за другой, насквозь промокнув из-за сильно бурлящей воды, увенчанной массивными пенными гребнями. У меня закончился воздух, и я стала бороться с ощущением удушья. Я заставила себя расслабиться, как и в тот день, когда мои легкие застыли после того, как я прошла сквозь великолепное зеркало Темного Короля в их с конкубиной будуаре. Я знала, что там нужно дышать иначе. Вот и теперь я позволила воде проникнуть в легкие, сливаясь с ней в единое целое.

Волны сопротивлялись, били меня, как будто пытались от меня избавиться, но это лишь усилило мое намерение. Может, из-за этого я чуть не утонула, когда впервые увидела ее? Может Книга не обладала больше колоссальной силой — быть может, она ею и не обладала никогда — и всячески противилась тому, чтобы я это выяснила? Может она создала огромный экран водной дымки, чтобы не дать мне обнаружить правду? Быть может, мой категоричный отказ той ночью, когда она сделала меня невидимой, каким-то образом ослабил ее. В конце концов, ведь именно с той ночи она перестала разговаривать со мной. И, возможно, я снова стала видимой, потому что то единственное заклинание, которое она предложила, было временным, с весьма определенным, хотя и чертовски удобным, сроком действия.

Я нырнула глубже, вдыхая свое ледяное озеро, чувствуя, как оно струится по моему телу, наполняя меня силой ши-видящей. Я оттолкнулась и поплыла, следуя за золотистым огоньком, прокладывая путь сквозь леденящее кровь подводное течение и, наконец, легко заплыла в темную, наполненную тенями пещеру.

Последний раз, когда я была здесь, Синсар Дабх приветствовала меня как любовник, напевая, приглашая войти.

А на этот раз передо мной появилась высокая стена.

Я разбила ее кулаком.

За ней появилась еще одна!

Я прорвалась сквозь нее, уворачиваясь и чертыхаясь.

За каждой стеной вырастала ещё одна, но я прорывалась сквозь них, будто от этого зависела моя жизнь.

Что бы там Книга ни пыталась утаить от меня, я все равно увижу.

Все закончится.

Здесь и сейчас.

Я не уйду из этой пещеры, пока не выясню, с чем имею дело.

Стены падали одна за другой, я с яростью преодолевала их, пока моим глазам не предстала картина: на затейливо украшенном постаменте из черного дерева лежала сверкающая золотом Книга.

Открытая. Как и в моем недавнем кошмаре.

Застыв, я стояла в пещере.

Итак… Она могла открывать себя сама. Я и так знала это. Подумаешь, большое дело.

Я и раньше закрывала ее.

И закрою снова.

Но сперва я попытаюсь убедиться, что могу заглянуть в нее, понять слова и при этом не воспользоваться заклинанием.

И все-таки… если мне это не удастся… я превращусь в невменяемого маньяка?

Моя уверенность пошатнулась. Я стояла, с меня стекала вода, но я не могла заставить себя сделать шаг вперед.

Я могу развернуться и уйти. Сказать, что не смогла найти ее. Убраться отсюда и держаться от этого места от греха подальше.

Я вздохнула.

Готова ли я жить, пребывая в состоянии неуверенности? Готова ли день за днем страшиться неизвестного? Мне давным-давно пора встретиться со своими демонами.

Сжав зубы, я направилась к постаменту и заставила себя посмотреть вниз. Я была почти уверена в том, что не смогу понять ни слова. Возможно, там и вовсе не будет слов. Возможно, мои клокочущие воды ши-видящей стерли подчистую всю запрещенную магию.

И тут у меня кровь застыла в жилах.

— Нет, — выдохнула я.

Я стану злом, если воспользуюсь ей.

Стану сумасшедшей.

Психом.

А это всё не про меня.

По крайней мере, я так думаю.

— Нет, черт возьми, нет! — снова повторила я, отступая.

От Синсар Дабх не донеслось ни шепота, ни смеха, ни издевки.

Раздавалось лишь гулкое эхо моих шагов.

Это провал.

Нет, у меня не возникло проблем с чтением и пониманием слов, выгравированных на страницах Книги, обрамленных золотым орнаментом. Первоначальный Язык так же легко, как и английский, готов был слететь с моего воображаемого языка.

Слова казались знакомыми, как любимая детская песенка.

Синсар Дабх была открыта на заклинании воскрешения мертвых.

 

Глава 29

Джада двигалась по воздушному потоку в прохладе рассвета в идеальной гармонии с окружающим её пространством, с закрытыми глазами, ориентируясь на свои ощущения.

Шазам научил её тому, что всё существующее обладает своей собственной частотой, и тому, что все живые существа способны улавливать эти вибрации, если очистят свой разум — то есть отбросят эго, прошлое, будущее, все свои мысли. Очистят восприятие. Он утверждал, что люди не способны настолько освободиться, что они слишком поверхностны для этого, и что их ограниченность лишь усугубляется их одержимостью собой/временем, и что, учитывая сложное строение её ума, он сильно удивится, если ей самой это когда-либо удастся.

Как раз сложное строение её ума и придавало уверенности, что ей это удастся.

И ей удалось.

Она знала, как стать никем и ничем.

И сейчас она слышала с помощью необъяснимого чувства глухой, незамысловатый шум, издаваемый кирпичами, сложный гул живых, движущихся существ, вкрадчивую песню реки Лиффи, мягкий шелест бриза и, мгновенно реагируя, лавировала между препятствиями, которые сливались воедино с острыми углами зданий.

Её преследовали.

Она промчалась мимо небольших скоплений разъярённых, вооруженных людей, сжимающих листовки с её изображением. В основном это были мужчины, жаждущие обрести власть и толику стабильности в этом нещадно переменчивом городе, заполучив в свои руки легендарную Синсар Дабх.

Глупцы. Они ощутили лишь легкое дуновение ветерка, когда она пронеслась мимо них по пути к своему священному месту. Месту, с которого открывался обзор словно с высоты птичьего полёта. Она мчалась к водонапорной башне, где когда-то она в длинном чёрном кожаном плаще с мечом в руках смеялась вслух, опьяненная восхитительной жизнью.

Когда она соскочила на платформу с последней ступеньки наружной лестницы, на неё обрушился запах кофе и пончиков, и хотя лицо её осталось бесстрастным, внутренне она нахмурилась.

Она выпала из воздушного потока, чтобы послать Риодана куда подальше с её водонапорной башни. До их встречи оставалось ещё несколько часов, и это была её территория.

Но на уступе устроилась, как у себя дома, Мак. Она развалилась в автокресле, которое Джада собственными руками притащила сюда. Бейсболка прикрывала её лицо и плохо прокрашенные волосы. Одета она была почти так же, как и сама Джада: в джинсы, военные ботинки и кожаную куртку.

— Что ты забыла на моей башне? — потребовала ответа Джада.

Мак посмотрела на неё снизу-вверх.

— С чего видно, что она твоя?

— Ты знаешь, что это моя водонапорная башня. Я тебе об этом говорила.

— Прости, чувиха, — кротко ответила Мак.

— Не чувихай на меня, — резко отрезала Джада, а затем глубоко вдохнула. — В городе полно мест, где можно побыть. Найди свое собственное. Придумай что-то оригинальное.

— Час назад я наблюдала за тем, как Тёмная Принцесса убила одного из Девятки, — сказала Мак так, словно не расслышала её. — Теперь она использует человеческое оружие. Её сопровождает маленькая армия. Они прострелили в Фейде решето. А затем начали разрывать его на ошметки.

— И? — спросила Джада, позабыв о своём раздражении, вызванном присутствием Мак. Она пыталась заключить союз с Тёмной Принцессой, но могущественная фейри предпочла ей Риодана, договорившись с ним о том, что он убьёт трёх принцев. Очевидно, этому союзу пришел конец, раз она принялась убивать Девятку.

— Он исчез. Принцесса это видела.

Джада застыла. Она знала, что Девятка возвращается. Каким-то образом. Подробностей она не знала, хотя и очень хотела бы.

— Зачем ты рассказываешь мне всё это? Ты предана им, а не мне.

— У них нет эксклюзивного права на мою преданность. Она и твоя тоже. Кофе хочешь? — Мак протянула ей термос.

Джада проигнорировала его.

— У меня и пончики есть. Жирноватые, но блин, сладкого много не бывает.

Джада развернулась, чтобы уйти.

— Прошлой ночью я виделась с Алиной.

Она застыла как вкопанная.

— Это невозможно, — ответила она.

— Знаю. И тем не менее.

Джада расслабила мышцы одну за другой, начиная с головы. Оппоненты обычно фокусируют внимание на уровне глаз, потому она сперва устраняет признаки напряжения именно там. Она не хотела разговаривать об этом. Она об этом вообще больше не думает.

— Я видела, как она умерла, — в конце концов произнесла она.

— Уверена? Может, ты ушла раньше? — Мак протянула ей пончик.

Джада откусила от пончика два раза, и с ним было покончено. Она не исключала, что Мак попросту издевается над ней. Она залпом выпила кофе из маленького пластикового стакана, который ей предложила Мак.

— Твою мать, — вскрикнула она. — Горячо.

— Пф. Это же кофе, — изогнув бровь, ответила Мак.

— Давай ещё пончик. Где ты нашла их?

— У уличного торговца в паре кварталов от КиСБ. И это не моя заслуга, — нахмурилась она. — Мне пришлось просить Бэрронса раздобыть завтрак, и поверь, каждый раз, когда я прошу его о чем-то, вынуждена выслушивать лекцию о том, что он мне не мальчик на побегушках. Мне приходится украдкой пробираться по улицам, постоянно прячась. За мной охотятся.

— Невзирая на листовку с опровержением обвинений в мой адрес, за мной тоже охотятся, — признала Джада. — Вчера у аббатства собралась небольшая шайка.

— И что ты сделала?

— Меня тогда не было. Девочки сказали им, что обвинения беспочвенны. И хотя им не поверили, мои ши-видящие потрясающие, а толпа была небольшой. Но рано или поздно они вернутся в уже большем количестве, — сказала она, сама не понимая, зачем ведёт этот разговор.

Но скользя по Дублину сегодня на рассвете, она впервые после возвращения почувствовала… что-то… что-то, связанное с домом, что она сюда вернулась, и что, возможно… возможно, всё наладится. И что они с Шазамом найдут здесь своё место.

Она взяла второй пончик, протянутый Мак.

— А они ничего так, — признала она, на этот раз жуя достаточно медленно, чтобы распробовать.

— Да уж получше протеиновых батончиков. Я слышу музыку, которая доносится из чёрных дыр. А ты?

Джада перевела на неё взгляд.

— Что за музыку?

— Нехорошую. Ужасную, если честно. Последние пару дней я ничего не слышала, но когда кайф от темнятинки развеялся, я снова стала ее слышать. Не из каждой дыры, правда. Маленькие издают что-то наподобие безобидного гула, но от крупных у меня голова раскалывается. Ты видела, как Алина царапала что-то на асфальте?

Джада не ответила ей.

— Ты не виновата в этом, — сказала Мак.

— Виновата, — монотонно ответила Джада. — Мои действия привели к этому.

— Я не отрицаю этого. Я лишь говорю, что у тебя были смягчающие обстоятельства. И что ты слишком строга к себе.

— Ничего подобного.

— У тебя гипертрофированное чувство ответственности.

— Кто бы говорил.

— Ты была ребёнком, а старая карга — зрелой. Она тебя принудила. В том, что случилось, нет твоей вины.

— Я не нуждаюсь в оправданиях.

— Вот и я об этом.

— Так почему ты на моей водонапорной башне? — ледяным тоном поинтересовалась она.

— Отсюда открывается лучший в городе вид.

И то верно. Джада присела на парапет и посмотрела вниз.

— Я не видела, чтобы она что-то царапала на асфальте.

— Тогда она могла выжить, — медленно сказала Мак.

— Нет. Однозначно не могла. Ровена ни за что не позволила бы мне уйти раньше времени. Она всегда заставляла меня оставаться до последнего, — она посмотрела на Мак. — Алина не выжила. Не позволяй никому одурачить себя.

После этого она поднялась и пошла к лестнице.

— Если ты встретишь кого-то похожего на неё, сделай мне одолжение, не трогай её, — попросила Мак. — До тех пор, пока я не выясню что к чему.

Джада застыла на мгновенье, ей совсем не понравилось то, что ей рассказала Мак. Алина мертва. И если кто-то расхаживает, притворяясь ею, проблем не избежать.

— Сделай и ты мне одолжение, — сдержанно попросила она.

— Всё, что угодно.

— Держись, нахрен, подальше от моей башни.

Перед тем, как она проскользнула в воздушный поток, до неё донеслись слова Мак:

— Глядя на тебя, я вижу не женщину, убившую мою сестру, а женщину, которая пострадала в той аллее не меньше Алины.

Джада заскользила по великолепию воздушного потока, растворяясь в рассвете.

* * *

— Позавтракаешь? — спросил Риодан, едва Джада переступила порог его офиса.

— И почему сегодня утром все пытаются меня накормить?

— А кто ещё пытался тебя накормить?

— Ты мне не друг, — ответила Джада. — Так что не притворяйся, что им являешься.

— Тебе что в кофе кто-то плюнул?

— Смотрите, как заговорил. Не в твоём это стиле, ты же Риодан.

— Я знаю, кто я.

— Да что же со всеми вами сегодня такое? — раздраженно спросила она.

— Откуда мне знать. Ты ведь так и не сказала мне, о ком идёт речь.

— Хватит болтать. Заканчивай тату.

— После того, как поешь, — он снял серебряную крышку с подноса и пододвинул к ней тарелку.

Она уставилась на еду.

— Яйца, — прошептала она. Как же давно она их не ела.

И бекон, и сосиски, и картошка. Божечки.

— Попробуй йогурт. Он с добавками, — сказал он.

— С ядом?

— С протеиновой смесью.

Она холодно глянула на него и покачала головой.

— Еда — это энергия. Энергия — это оружие. Нелогично отказываться.

Джада плюхнулась на стул, стоящий с противоположного от него края стола, и взяла вилку в руки. Сказанное им имело смысл. Да и это же яйца. С беконом. И йогурт. Тут даже апельсин был. Пахло всё просто невероятно.

Она быстро всё проглотила, едва жуя, и не проронив при этом ни слова. Он должен закончить тату сегодня. Она была наэлектризована, боялась, что он передумает. И когда последний кусочек исчез с тарелки, она отодвинула её от себя, рывком сняла рубашку через голову, расстегнула верхние пуговицы джинсов и выжидательно уставилась на него.

Он не сдвинулся с места.

— Ну что? — резко спросила она.

— Повернись, — ответил он. — Я работаю над твоей спиной, а не над грудью.

Его глаза были как лёд.

Она развернулась, сев на стуле задом наперёд, завела ноги за задние ножки и облокотилась о спинку.

— Расслабься, — прошептал он, устроившись на стуле позади неё.

— Я и не напрягалась, — дерзко ответила она.

Он провёл пальцами по напряженным продольным мышцам, тянущимся вдоль её позвоночника.

— Ничего себе не напрягалась. Они как камень. Тебе же будет больнее, если не расслабишься.

Закрыв глаза, она приказала себе стать более гибкой и пластичной.

— Я боли не замечаю.

— А должна. Это сигнал тела, на который следует обращать внимание.

После того, как его руки побыли несколько минут у основания спины, она почувствовала, как уже знакомая истома растекается по её телу и велела:

— Прекрати это.

— Ты все ещё напряжена.

— Неправда.

Он снова провел пальцами вдоль её спины, очерчивая зажатые мышцы.

— Хочешь поспорить.

— Ты наносишь татуировку на кожу, а не на мышцы.

Она вдохнула медленно и глубоко, снова расслабляясь. Ей просто очень хотелось заполучить эту татуировку, вот и всё.

— На этот счёт ты ошибаешься.

Она не была уверена, касался ли его ответ её слов о мышцах или её мыслей о сильных желаниях.

— Если будешь препираться, я прекращу работу.

— До чего же ты любишь помыкать окружающими.

— Ну тебе-то я как раз предоставляю возможность помыкать собой.

Она закрыла глаза и ничего не ответила. Так вот чем в его представлении являлась татуировка, которую он набивал ей? Неужели таким образом он покорялся ей? И снова она задумалась о том, что произойдёт, когда она наберёт ЯВСД. Насколько коротким будет этот поводок, и насколько великий Риодан умён и могущественен?

Она надеялась, что невероятно.

— Встречала что-то похожее на чёрные дыры за время, проведённое в Зеркалье? — спустя некоторое время поинтересовался он.

Она покачала головой.

— Отвечай словами. Не шевелись. Татуировка должна быть чёткой.

— Я много чего повидала. Но ничего подобного чёрным дырам.

— В скольких мирах ты побывала?

— Ты мне не друг.

— Кто же я тогда?

— Ты уже задавал этот вопрос. Я не стану повторяться.

Он тихо рассмеялся и сказал:

— У основания твоей спины слишком глубокая впадина. Согнись так, чтобы она выровнялась.

Она так и сделала, но он выгнул её ещё больше, положив ладонь ей на бедро.

Она почувствовала, как к её спине прикоснулось остриё клинка, а вслед за этим её обжег глубокий надрез, и она ощутила, как заструилась тёплая кровь.

— Почти всё, — прошептал он.

Иглы, укол за уколом, порхали по её коже в стремительном танце.

Время текло странно, как в грёзах, и она смогла расслабиться так, как ей уже давненько не удавалось. Она поняла, что это не так уж и плохо. То, что он делал с ней, было сродни отдыху во сне. Она перезарядилась, словно полностью отключилась, а очнулась уже с полным зарядом.

Но когда она почувствовала, что он прикоснулся языком к основанию её спины, подскочила так резко, что опрокинула стул и врезалась в стену.

— Что, черт тебя дери, ты творишь? — прорычала она.

— Татуировку заканчиваю.

— Языком?

— В моей слюне содержатся энзимы, которые способны закрыть рану.

— Ты не облизывал меня в прошлый раз.

— В прошлый раз надрез не был таким глубоким, — он указал ей на зеркало над маленьким шкафчиком в алькове. — Сама посмотри.

Она настороженно повернулась спиной к зеркалу и заглянула в него через плечо. Кровь струилась по её спине, стекая на джинсы, капая на пол.

— Заклей рану пластырем.

— Не будь идиоткой.

— Я не дам тебе себя облизывать.

— Абсурд. Это всего лишь способ. И ничего больше. Рана должна зажить, прежде чем я нанесу последний штрих. Садись уже нахрен. Если, конечно, у тебя нет веской причины отказываться от того, чтобы моя слюна закрыла твою рану.

Его слова стали решающими. Слюна и заживление раны. А вовсе не язык Риодана на её коже. Именно так она и должна была на это смотреть — аналитически. У многих животных в слюне содержатся необычные энзимы. Кровь у неё текла довольно интенсивно, а она даже не осознавала, насколько глубоко он её порезал.

Она подняла стул, поставила его на место и снова уселась.

— Продолжай, — сказала она безо всякого выражения. — Ты застал меня врасплох. Нужно было просто предупредить меня.

— Я собираюсь закрыть рану с помощью своей слюны, — произнёс он медленно и подчёркнуто.

А затем она почувствовала его язык у основания своего позвоночника, его щетину на своей коже. Его руки лежали на её бёдрах, его волосы касались её спины. Она закрыла глаза и окунулась в небытие внутри себя. Спустя несколько мгновений всё закончилось. Он нанёс последний узор своими иглами и сказал ей, что она свободна.

Она сорвалась с места и направилась к двери.

— Хорошо подумай о своём выборе, Джада, — мягко произнёс он ей вслед.

Она замерла, занеся руку над панелью, и посмотрела на него. Она не намеревалась ему отвечать, но губы сами произнесли:

— О каком выборе идёт речь?

Он улыбнулся, но улыбка не затронула его глаз. Этот холодный, серебристый взгляд всегда, казалось, проникал прямо в её душу. Изучая его, она осознала, что не такой уж его взгляд и непроницаемый, как ей всегда представлялось. Было в его глазах что-то… древнее. Вечное? И терпеливое, неимоверно терпеливое. Это и позволяло ему спокойно перемещать фигуры по шахматной доске. Существо было сознательным, жестоким, невероятно живым и ко всему готовым. И она внезапно осознала, что Риодан видит её насквозь.

Он знает. И всё время знал, чего она от него хотела.

— Зачем же ещё ты могла позволить мне сделать тебе татуировку, — тихо сказал он.

Нанося эту татуировку, он прекрасно осознавал, что делает, собственноручно вручая ей поводок и ошейник. Теперь она может выдернуть его в любое время и в любое место, а у него нет абсолютно никакой возможности к этому подготовиться, он даже не знает, как она этим воспользуется. Почему он пошел на это?

И в этом непростом взгляде глаз всех оттенков серого, она, как ей казалось, увидела что-то ещё. Ей показалось, что она услышала, как он мысленно сказал:

«Когда придёт время, твоя доверчивость тебя погубит.»

— Я всегда хорошо думаю, прежде чем действовать, — сказала она, перед тем как уйти.

* * *

Тринити Колледж. Джада помнит, как открыла его для себя во время своего первого тура по городу, когда ей было девять. Огромное количество снующих туда-сюда людей произвело на ребёнка неизгладимое впечатление: они смеялись, общались, флиртовали, жили. Ее лихорадило от того, насколько живой она себя чувствовала тогда. Порождением дурацкой лихорадки называла её мать, язык её по обыкновению заплетался от алкоголя и накопившейся усталости от работы в две смены и встреч с любовниками по ночам. Джада знать не знала, да и не желала знать обстоятельств, связанных с её зачатием, и того, насколько они были дурацкими. Единственное, что ей было известно — лихорадка эта делала её жизнь более яркой, жгучей и динамичной.

Большую часть жизни она провела в одиночестве. Люди на ТВ не такие, как в жизни.

К девяти годам, не зная отца и потеряв мать, она была более одинокой, чем большинство взрослых. У неё не было дома. Лишь жёлтая наволочка с вышитыми уточками по краям, пропитанная запахом матери, в квартире с железной клеткой, которую она никогда больше видеть не желала.

Тринити — это колледж. Волшебное слово для ребёнка, место, которое раньше она видела лишь по ТВ, где прямо посреди бурлящего жизнью города собиралось огромное количество людей, чтобы узнавать что-то невероятно интересное, влюбляться, расставаться, ругаться, работать, играть. Жить.

Джада шла по кампусу, решив про себя, что, если Танцор попытается её накормить, она просто вернётся в аббатство. Хватит с неё на сегодня их чудачеств.

Она нашла его в лектории, напичканном музыкальными инструментами, включая рояль, и компьютерным оборудованием. Либо всё это находилось в лектории изначально, либо он стащил всё в него, чтобы поберечь время и силы и не курсировать из здания в здание.

Он был не один. Когда, выпав из воздушного потока, Джада вошла в зал, он сидел на скамейке у рояля, положив руку на плечо привлекательной девушки, они вместе смеялись над чем-то.

Она остановилась. Даже уйти хотела. Они хорошо смотрелись вместе. Как она умудрялась не замечать, насколько зрелым мужчиной он был уже тогда, когда ей было четырнадцать? Её снова осенило, что тогда он попросту подстраивался под неё, чтобы иметь возможность проводить с ней-малолеткой время. Теперь, когда она повзрослела, он больше этого не делал.

Были ли они с этой молодой женщиной любовниками? Судя по тому, как та льнула к высокому атлетически сложенному телу Танцора, она бы не отказалась. Его тёмные густые волосы снова отросли, ниспадая на лицо, и она сжала руки в кулаки. Раньше она подрезала их, предварительно вымыв и накрыв его плечи полотенцем. Он закрывал глаза, сняв очки, и она, пользуясь случаем, беспрепятственно пялилась на него. Они разными мелочами проявляли заботу друг о друге. Она тайно лелеяла мысль о том, что однажды, когда она станет женщиной, а он мужчиной, между ними произойдёт что-то волшебное. Танцор был единственным по-настоящему хорошим человеком в её жизни, человеком, который ничего не усложнял.

Видимо, она издала какой-то звук, потому что он внезапно обернулся через плечо, и лицо его засияло.

— Джада, проходи. Хочу, чтобы ты со всеми познакомилась.

Она пошла навстречу, пытаясь понять, что происходит. Они всегда были командой. Только они двое. Она никогда не видела его с кем-то другим. Никогда. Она даже не знала, что у него есть друзья.

Он шагал к ней: длинноногий, красивый и полный юношеского энтузиазма и энергии. Красотка следовала за ним по пятам, настороженно переводя взгляд с Танцора на Джаду.

— Рад тебя видеть, — улыбаясь, сказал он.

— Ты ведь не собираешься меня кормить? — решила сразу прояснить она.

Он поднял бровь.

— Ты голодна?

— Нет.

— Тогда не собираюсь. Джада, это… — он подтолкнул девушку вперёд, приобняв её за плечи: — Квива Галлахер. Она работала над докторской диссертацией по теории музыки до того, как пали стены. Она и… — он указал на ряд мониторов, за которыми согнулся в три погибели молодой мужчина с выкрашенными яркой краской волосами, — Дункан жили в одном из общежитий.

Джада изучающе смотрела на молодую женщину, которую он назвал Квивой, пытаясь понять, не принадлежит ли она часом к клану О'Галлахеров из ши-видящих. Если так, то её место в аббатстве.

— Ага, а это Сквиг и Дулин, — сказала Квива, застенчиво улыбаясь, и указала в сторону мониторов. — Они гении математики, но не очень разговорчивы. Мы понятия не имели, что они были в старой библиотеке. Немало нас спаслось, тех, кто прятался на кампусе.

Танцор пояснил:

— Я нашёл их почти сразу, как начал работать в лабораториях. Видимо, я сильно шумел, — он расплылся в улыбке. — Квива помогает проверять некоторые мои теории о чёрных дырах, об их происхождении, о том, как с ними бороться. Посмотрим, что ты скажешь о её соображениях по поводу музыки и её возможностей. У неё идеальный слух, её уши офигенные!

Джада посмотрела на эти самые уши и ничего примечательного в них не нашла.

— Она сыграет, что бы я не напел, — пояснил Танцор. — Я задаю частоты, и она сочиняет из них песни.

— Не знала, что с нами работает кто-то ещё, — сдержанно ответила Джада.

— Пока на нас не свалилась Песнь Творения, как снег на голову, нам одним не справиться, Джада, — сказал он. — Ну же. Мне не терпится тебе всё показать.

* * *

Час спустя она покинула Тринити в поисках уединения.

В прошлом Танцору удавалось ненавязчиво подзарядить её, он дарил ей ощущение того, что всё идеально. Сегодня она осознала, что он многим дарует подобные ощущения.

Его «команда» ценила в нем то же, что в нем ценила и она: супермозг, непредсказуемость, чувство юмора, неугомонность, привлекательность.

Ей нравилось, что он принадлежал ей одной. Она приходила в замешательство, глядя на то, как он общается с людьми, которых уже давненько знает, и понимая, что у него была жизнь, в которой ей не было места.

Ей казалось, что, пока она проживала жизнь, в которой не было места ему, она заменяла ему собой весь мир.

Сегодня она задумались о том, что «Крик» он вполне мог посмотреть с Квивой в один из вечеров, когда она была занята. Может, с этими своими друзьями, о которых ей ничего не было известно, он смеялся, работал и строил планы, когда исчезал в прошлом на несколько дней.

Тогда, в прошлом, она была ему благодарна за то, что он не давил на неё. Но она ведь думала, что когда её не было рядом, его жизнь просто-напросто замирала. Что он — в полном одиночестве — удалялся в одну из своих лабораторий, где все время думал о ней одной, изобретая штучки, которые ей могут пригодиться. Она была настолько эгоцентричной, что считала, будто те части мира, где она отсутствовала, просто пылились на полке, дожидаясь её возвращения.

Не тут то было. Его жизнь шла своим чередом, пока она держала его на расстоянии, упорно избегая всего, что хоть как-то могло посягнуть на её свободу.

Она помнит, как однажды Мак сказала ей, что взрослые для неё являются загадкой, потому что она не принимает во внимание их эмоций. Она и не осознавала насколько аккуратным с ней приходилось быть Танцору, чтобы ненароком не спугнуть её. Очевидно, ему приходилось так осторожничать, что он полностью отделял их дружбу от остальных сфер своей жизни и других друзей.

Девятерых из них она повстречала сегодня. Все они работали над различными аспектами, связанными с их проблемой. Одни занимались точными науками, имеющими отношение к чёрным дырам, другие изучали законы фейри, были и такие, как Квива, которая работала с Танцором лично, обучая его всему тому, что знала о музыке, делясь с ним идеями и соображениями, как когда-то она сама. Это потрясло её, впрочем, весь этот день выдался тяжёлым.

Она знала, что ей поможет.

Сжав рукоять своего меча, она влилась в воздушный поток.

 

Глава 30

Когда я пишу, у меня проясняются мысли.

До моего приезда в Дублин у меня не было особых поводов задумываться о чем-либо, кроме разве что новых рецептов напитков, и с каким парнем я хотела бы встречаться.

С тех пор как я приехала сюда, стопка моих дневников только растет. Как по мне, вариантов существует всего три, но, увы, у каждого из них равные шансы.

1. Синсар Дабхуже открыта. Я открыла ее во сне и бессознательно воспользовалась ею, превратив себя в невидимку, когда мне захотелось исчезнуть, и снова сделав видимой, потому что иначе мне никак не удавалось достать пули. А сестру я воскресила, потому что попросту не могла жить без нее. Либо Книга позволяет мне пользоваться собой безо всяких последствий (по крайней мере, до сих пор) с целью направить меня по «темной» дорожке со злым умыслом, который рано или поздно мне аукнется, либо я сильнее Книги и могу использовать ее, не превратившись в одержимого психа. (Боже, да это было бы просто идеально.) (И почему Книга перестала разговаривать со мной после моего исчезновения той ночью? И почему, проныв всю дорогу до Дублина, она резко замолчала? Более того, почему она всегда кажется такой… бледной копией по сравнению с реальной Книгой?)

2. Синсар Дабхна самом деле закрыта, а это лишь ее уловка, чтобы обмануть меня. И она вовсе не бледная копия, просто играет со мной как кукловод, заставляя меня недооценивать ее. Исполняет мои желания, заставив поверить, что она уже и так открыта. Зачем это ей? Чтобы я самостоятельно воспользовалась одним из ее заклинаний, свято веря, что контролирую ситуацию. И когда я так и сделаю, все будет кончено. Привет, сумасшедшая Мак.

3. Мои способности ши-видящей грандиознее, чем я считала. Я могу делать все эти вещи без помощи Синсар Дабх, и именно поэтому она хочет подчинить меня. Потому что вместе мы будем непобедимы. Весьма вероятно, что большая часть магии, которую я использовала, имеет истоки в той части озера, которая является моим наследием, а вовсе не в Книге, которая просто пытается заставить меня поверить в то, что на самом деле сила принадлежит ей, а не мне.

— Вы по-прежнему пытаетесь на все навесить ярлыки, мисс Лейн, — возразил Бэрронс, читая из-за плеча.

— Я знала, что ты здесь, — раздраженно ответила я. Я всегда знаю. Он зашел через заднюю дверь КиСБ секунд двадцать назад. Каждая клеточка моего тела напрягается, возбуждается и пробуждается к сексуальной жизни, когда он рядом. Я не ожидала увидеть его. Едва перевалило за полдень, а он, как известно, ночная сова, а вовсе не послеобеденная.

Из-за «ломки» я была не в духе, была как оголенный провод, вся издерганная и раздраженная, к тому же я потратила много часов только на то, чтобы добраться от водонапорной башни до Честера — и все лишь для того, чтобы попросить Бэрронса снова прислать Охотника, который отнес бы меня обратно в книжный магазин. Помимо всего прочего, мне не хотелось нарваться на Темную Принцессу с ее армией и человеческим оружием. Я не смогла бы использовать Глас на них всех одновременно.

При всей моей чертовой могущественности, я даже домой самостоятельно добраться не могу. И это меня бесит. Терпеть не могу о чем-либо просить Бэрронса.

— Вы не одна такая, мисс Лейн.

— Значит пора тебе принять меры, — раздраженно ответила я.

— И вот вы снова просите меня об услуге.

Я устроилась на двухместном диванчике, который притащила из его кабинета в заднюю часть разгромленного книжного магазина, и обернулась к нему. Какое-то мгновение я не могла его разглядеть. Он стоял неподвижно, прекрасный, притаившийся в тени. Практически неразличимый, словно его тут и не было.

— Ладно. Сдаюсь. Что я делаю не так?

— На данный момент? Не трахаетесь со мной.

Схватив мои волосы в кулак, он оттянул мою голову назад, выгибая шею под неестественным углом, накрывая губами мои, проникая глубоко внутрь языком. Поцелуй был таким неистовым, грубым и возбуждающим, что мой мозг отключился, и дневник упал, позабытый.

Задыхаюсь от этого мужчины. Задыхаюсь без него.

— Где ты чувствуешь себя наиболее свободно, — прошептал он у моих губ.

Я прикусила его губу.

— С тобой.

— Неправильный ответ. Знаешь, почему ты так здорово трахаешься?

Я прям расцвела. Иерихон Бэрронс считает, что я «здорово трахаюсь».

— Потому что много практиковалась?

— Потому что ты трахаешься так, будто сходишь с ума и можешь прийти в себя, лишь оказавшись на самом краю разврата. И не срезая дорогу, а прокладывая самый длинный, окольный путь. Ты выглядишь как красивая, нежная, хрупкая Барби. А трахаешься как монстр.

Подведем итог вышесказанному.

— С какой целью ты мне это говоришь?

— Не бойся монстра. Она знает, что делает.

— Почему ты все еще разговариваешь?

— Потому что мой член не у тебя во рту.

— Это поправимо, — я сползла с дивана и оказалась на нем, с силой прижав его к полу, а он, падая, лишь смеялся. О господи, как же я люблю этот звук!

Когда мы оба оказались на полу, я расстегнула его ширинку, мои руки шарили по его разгоряченной коже, рот обхватил его член. И ничто в целом мире не способно было отвлечь меня, побеспокоить, потому что я трахалась с Иерихоном Бэрронсом, и как всегда, пока это длилось, я была целостной, идеальной и свободной.

* * *

Позже он сказал:

— Вы отождествляете свою внутреннюю Синсар Дабх с настоящей.

— И? — вяло ответила я. Судя по всему, секс с Бэрронсом был универсальным лекарством ото всего, включая туго натянутые из-за ломки нервы. Целый день я украдкой бросала взгляды на свой холодильник, в котором стояли драгоценные баночки из-под детского питания, наполненные Темным мясом. Стискивая челюсти и сжимая кулаки, я отказывалась подойти к ним. Но вкус Бэрронса у меня во рту избавил меня от мысли, что там могло оказаться что-либо, кроме него.

— Неизвестно, открыта она или закрыта. Перестаньте думать о ней как о чем-то определенном.

— Ты имеешь ввиду, что она неотъемлемая часть меня, а моя нравственность — всего лишь обложка? И мне стоит перестать беспокоиться о Книге и начать переживать за себя. С чем я могу смириться. А без чего прожить не смогу.

Он подпер голову рукой, мышцы натянулись и перекатывались под кожей, и посмотрел на меня, едва заметно улыбаясь.

Я притронулась пальцами к его губам. Обожаю рот этого мужчины и то, что он делает со мной, но еще больше я люблю те редкие моменты, когда он улыбается или смеется. В приглушенном свете тёмные, резкие черты его лица кажутся высеченными из камня. Бэрронс вовсе не красавчик в классическом понимании. Он будоражит, ведь он чувственный. Первобытный. Запретный. Большой и могущественный. От него веет примитивным голодом. Его темные, древние, проницательные как у хищника глаза, врезаются в тебя как острые лезвия. Он и двигается как зверь, даже когда он в человеческом обличье. При одном взгляде на него у женщины все переворачивается внутри, и она бежит что есть духу.

Определяющим оказывается направление, которое она изберет: то ли побежит прочь, то ли к нему навстречу — все зависит от степени ее честности с самой собой, ее жажды жизни и готовности заплатить любую цену за то, чтобы почувствовать себя такой чертовски живой.

— Что? Почему ты улыбаешься? — спросила я.

Он укусил меня за палец.

— Перестаньте нарываться на комплименты. Я и так уже достаточно сказал.

— Комплиментов много не бывает. Тем более от тебя. Думаешь, я использовала ее? Как ты считаешь, это я воскресила Алину из мертвых?

— Я считаю, ни один из этих вопросов не имеет значения. Вы живы. Не сумасшедшая и не психически больная. Жизнь продолжается, всё само-собой раскрывается. Наберитесь терпения.

Я запустила пальцы в его густые темные волосы.

— Мне нравится, как ты помогаешь мне стать проще.

— Вам это необходимо. И это, мисс Лейн, та ещё работёнка.

— Ну, так я подкину тебе работёнки. Прямо сейчас я хочу, — я потянулась вперед и прошептала ему на ухо. — Именно так. Вот так и так. Хочу, чтобы ты не останавливался, пока я не начну тебя об этом умолять. Но и тогда не останавливайся. Заставь меня продержаться чуть дольше, — я жаждала стать безответственной и необузданной.

— Черт возьми, женщина, вот ты снова просишь меня, — он встал и перебросил меня через плечо (одна его рука при этом ревниво устроилась на моей голой заднице), и понес меня туда, куда мы периодически приходим, когда в моей и без того шальной голове появляется очередная шальная мыслишка.

— Жизнь жёсткая штука, Бэрронс.

— Сейчас я покажу тебе, что такое жестко.

В этом-то я как раз и не сомневалась. И покажет всеми возможными способами.

Чертовски здорово быть живой.

* * *

Гораздо позже голосом хриплым от… Ладно, не будем вдаваться в подробности, просто хриплым голосом я сказала ему, будучи практически уверенной, что он не услышит меня, поскольку совершенно определенно находился в состоянии медитации:

— Мне следовало пойти за ней.

— За Дэни, — прошептал он.

Черт возьми, ну и ладно. Он все-таки услышал.

— Как всегда.

— Да, за Дэни, — ответила я.

— Оцените расклад. Вы знали, что она не перестанет убегать.

— Но, Бэрронс, она справилась, почти не потеряв земное время. Возможно, я смогла бы каким-то образом догнать ее. Может, она попала бы в более безопасный мир, если бы я следовала по пятам, и быстрее вернулась бы домой. Быть может, ей не пришлось быть в одиночестве там все время, и мы бы вместе нашли обратный путь в Дублин.

— Все ваши «может быть» — якори, к которым вы приковываете себя. Непосредственно перед тем, как сигануть с корабля в океан.

— Я просто рассуждаю. Кажется, я знаю, что сделала не так.

— И что же?

— Я не верила в магию. Я живу в городе, пропитанном ею, битком набитым темной магией, злым колдовством, чокнутыми фейри, и я, не задумываясь, верю в них. Но почему-то перестала верить в добрую магию, — я ткнула его под ребра, где его живот пересекали красно-черные татуировки, устремляясь к паху, — как в «Моя жена меня приворожила». Или в «Волшебнике из страны Оз»…

— Неумелая ведьма и шарлатан, — раздраженно выдал он. — Вы, черт возьми, только что ткнули меня под чертовы ребра?

— Ладно, давай возьмем тогда для примера Дамблдора, он не фальшивка. Смысл в том, что надо верить не только в Волдеморта. Надо верить и в Дамблдора тоже.

— Или вам попросту стоит поверить в меня, — он перехватил мою руку и поместил ее именно туда, где хотел видеть больше всего.

Я улыбнулась. В этом я как раз весьма преуспела.

* * *

Несколько часов спустя в этой самой руке я держала мобильный, уставившись на недавно созданный контакт.

Мои мысли занимала добрая магия, которая включала в себя положительные, а не отрицательные возможности.

Бэрронс вернулся в Честер, позже мы должны были там встретиться. Я прикусила свою все еще припухшую нижнюю губу и, нажав кнопку вызова, занервничала. Она ответила спустя один лишь гудок.

— Мак? — быстро проговорила Алина. — Это ты?

Черт. Мгновенный всплеск боли. Сколько раз, сидя в своей комнате в Дублине, я набирала ее чертов номер только затем, чтобы послушать автоответчик, мечтая хоть один раз услышать ее ответ? Больше, чем могла сосчитать. И вот оно. На лишь одно это я могу подсесть. На простую возможность позвонить и услышать что-то смахивающее на ответ моей сестры. Мне было интересно, где она находилась. Где ее оставил Бэрронс, наверняка предварительно наложив на место охранные заклинания, чтобы сохранить ей жизнь.

— Привет, — ответила я.

— Привет, младшая, — казалось, она была рада меня слышать, но все же была настороженна.

— Ты где?

— У себя в квартире.

Прикрыв глаза, я вздрогнула. Я могла бы отправиться туда и подняться по лестнице, на которой однажды сидела и плакала, как будто мою душу разорвали на две части, медленно и при помощи бензопилы. Она бы открыла дверь.

И сразу же согнулась бы пополам с рвотными позывами, ведь если даже она моя сестра, я бы не смогла обнять ее, потому что сейчас стала для нее проклятием.

— Хочешь заглянуть? — нерешительно предложила она.

— Чтобы тебя снова вырвало из-за меня?

— Твой парень…

— Он не мой парень.

— Ладно, твой любимый мужчина, — спокойно сказала она, — принес мне несколько ксерокопий страниц Синсар Дабх. Он сказал, что ты использовала их, чтобы научиться управлять своим недомоганием. Я тренируюсь. Я не в восторге от своей тошноты так же, как и ты.

Работа с этими страницами помогла мне лишь до определенной степени. Но в отличие от настоящей Книги, которая наслаждалась, терзая меня, я не хотела вредить Алине. Если это действительно она. Быть может, если она будет усердно упражняться, однажды, я смогу позволить себе объятия. Если она действительно будет практиковаться.

— Когда Дэррок сделал тебе предложение? — мне не давала покоя эта деталь.

Она издала тихий звук, выражающий в равной степени раздражение и смирение. «Значит, мы будем играть в эту глупую игру?» — на пару с: — «Я люблю тебя, Мак, знаю, что ты можешь быть неврастеничкой, и все-таки собираюсь снизойти до тебя.»

— За несколько недель до того, как я потеряла счет времени. Или что там со мной произошло.

— На погребенном теле кольца не было.

— Это не лишено смысла, — подчеркнула она, — ведь это было не моё тело.

Если это Книга пыталась обмануть меня, то она могла ошибиться, поместив на ее палец кольцо, которого там не было на похоронах, понадеявшись на мою осведомленность о том, что они были влюблены, и приукрасив все чисто на человеческий манер. Я продолжала гнуть свою линию с вопросами.

— В переулке кольцо было на тебе?

— Нет. Тем вечером я сняла его. Я кое-что узнала про него. И мы поругались. Я злилась.

— Что именно ты узнала?

— Он участвовал кое в чем, о чем я не знала. Не хочу говорить об этом.

— Когда ты снова его надела?

— Когда вернулась домой, чтобы переодеться. После переулка я очнулась на улице возле Оленьей Головы, причем в весьма странном прикиде. Такую одежду я даже в Дублин с собой не брала. Даже понятия не имею, как я вообще могла такое надеть. Помнишь мое платье, которое я надевала в последнее Рождество дома? То, которое я ненавидела, а ты считала, что оно мне идет? То, в котором моя задница казалась плоской.

Я прижала внезапно задрожавшую руку ко рту.

— И кроме этого платья на мне были ужасно уродливые туфли. Я их никогда раньше не видела, и я замерзала. А еще жемчуг. Ты же знаешь, я много лет его не носила. Я хотела найти Дэррока, поэтому отправилась домой переодеться, чтобы потом отправиться на его поиски, но когда оказалась дома, то увидела, что там царит полнейший разгром. Это ты его устроила? С катушек слетела, когда думала, что я мертва?

Я прочистила горло. Лишь с третьей попытки смогла заговорить, но и тогда мой голос напоминал кваканье жабы.

— Зачем ты снова надела кольцо? Ведь согласно сказанному тобой раньше, всего лишь десять часов назад ты его сняла? — я знала почему. Я поступила точно так же в случае с Бэрронсом.

Она тихо ответила.

— Я люблю его. Он неидеален. Так же, как и я.

Что ж, очевидно, мою сестру постигла та же участь, что и меня, когда дело дошло до отношений. И не удивительно. Но моя внутренняя Книга определенно знала о том, что меня постигло подобное. Она говорит о Дэрроке в настоящем времени, отказываясь верить в то, что он на самом деле мертв. И вот снова она поступает так же, как поступала я. Если бы кто-то сказал мне, что мой жених мертв, а я не видела его тела, то тоже с трудом верила бы в это. Мне были отлично знакомы все стадии горя: отрицание было первой.

— Расскажи мне еще раз о том, что произошло на самом деле. Со всеми подробностями, которые ты помнишь, начиная с той ночи в переулке и до момента, когда ты оказалась… здесь снова, — я пыталась следовать логике, в то время как мое сердце колотилось в груди так бешено, что, казалось, может вот-вот разорваться.

— Зачем? Ты что-то выяснила, Мак? Как думаешь, что происходит? О боже, неужели ты, наконец, начала мне верить? Младшая, мне страшно! Я не понимаю, что происходит. Как я могла потерять целый год? Как я могла надеть то дурацкое платье?

Закрыв глаза, я не сказала ей: «Сестричка, дело было так: внутри твоей младшенькой сидит большая плохая Книга черной магии, и она так отчаянно хотела тебя вернуть, что воскресила тебя из мертвых. А платье это я выбрала для твоих похорон, поскольку считала, что тебе оно идёт — кстати, никто не видит твоего зада, когда лежишь в гробу — та же история и с жемчугом, который мама с папой подарили тебе на шестнадцатилетие, ты же сама заявляла, что чувствуешь себя в нем принцессой. И еще ты не права — эти туфли очень подходят к тому наряду. Уж я-то знаю. Я купила их для тебя в Блумингдейле, уже после твоей смерти.»

Господи, помилуй.

Я почти свалилась со стула, когда она упомянула платье. Но, понятное дело, если я воскресила ее из мертвых, то на ней будет та одежда, в которой я ее похоронила. Поэтому-то и гроб оказался пустым.

Моя внутренняя Книга, судя по всему, знала и это, если мы были настолько связаны друг с другом, как считает Бэрронс. Полнейший капец.

— Не знаю, — наконец ответила я. — Мы можем где-то встретиться и поговорить?

Она засмеялась и выпалила:

— Конечно, Мак. Пожалуйста. Когда? И где?

На сегодняшний вечер у меня была назначена встреча, которую я не собиралась пропускать, и я не знала, как долго она продлится.

Поэтому мы решили, что утром первым делом встретимся у нее. Она сказала, что приготовит завтрак и сварит кофе.

Сказала, что это будет как в старые-добрые времена.

 

Глава 31

— Ты разместил ледяное пламя? — спросил Круус, нетерпеливо зашагав ему на встречу с другого конца пещеры, как только он, расплющив свое пластичное членистое тельце, протиснулся под дверью.

Прошло несколько минут, прежде чем тараканий бог смог восстановить свою форму. Нелегко ему это давалось, впрочем, таракану, живущему за счёт отбросов других, мало что давалось легко. Его преследовали, на него охотились, его уничтожали. Все без разбора считали его врагом. За всю историю человечества, он так и не повстречал человека, который был бы рад присутствию таракана в своём доме или где-либо ещё. Он был как чума и вредитель. Пока.

— Да, — в конце концов протрещал он. Ему понадобилось время на то, чтобы разнести небольшие оболочки, содержащие синее пламя, которыми его снабдил Круус, но он позаботился о том, чтобы они были размещены правильно и хорошо спрятаны, и когда придёт время, множество тараканов займёт свои позиции, у каждого будет крохотный, пластиковый полученный от Тока флакон, который нужно будет раскусить чрезмерно склеротизированными челюстями, чтобы подмешать каплю крови Тмного к пламени.

— Где именно? — потребовал подробностей Круус, и тараканий бог задумался о том, что он, возможно, просто сменил одного надменного и бесцеремонного ублюдка на другого. От принца сегодня так и веяло нетерпением, он излучал тёмную энергию, его глаза сияли. А он предпочитал хладнокровного союзника, а не горячного.

Тараканий бог перечислил три локации, выбранные его союзником: старая библиотека, где хранилось преобладающее количество их древних свитков; покои, в которых жила прежняя Грандмистрисс; и те, что занимает нынешняя.

— Молодец, — сказал Круус. — Ты раздобыл кровь Тока?

Тараканий бог кивнул, удерживая форму благодаря самодисциплине, выработанной за бесконечность, и неуёмному желанию изменить свою жизнь к лучшему.

— Распечатал ли и распространил Ток бумаги, согласно моим инструкциям?

— Да.

— Отлично. Когда они придут…

— Придут ли они? — требовательно спросил тараканий бог.

Круус улыбнулся.

— О да, они придут. Мое имя — синоним революции, а у Тёмных хорошая память. Однажды мы уже сражались за свободу и почти добились её. На этот раз я не допущу провала. Я буду править обоими мирами: и Фэйри, и миром людей. Они и так уже мои. Я лишь застрял в паутине ненадолго, и скоро это закончится.

— Этот мир умирает. И если до этого дойдёт, я хочу пойти за тобой туда, куда ты пойдёшь.

Круус пристально посмотрел на него, и тараканий бог слегка задрожал. О да, этот фейри очень могущественный. И он хорошо это скрывает.

— Этот мир не погибнет. Мой мир с ним связан. Когда они придут, и начнётся битва, наблюдай и выжидай. Если покажется, что наши проигрывают, разводи огонь.

— Ты говорил, что он горит жарче, чем людской. Насколько? — одно дело уклониться от огня, и совсем другое, возможно, от фейрийского огня.

— Терпимо для тебя, — ответил Круус. — Зажигай все три одновременно. Я хочу, чтобы очаги пламени вынудили людей разделиться и рассредоточиться по аббатству. Эти глупцы попытаются загасить его, покинув битву.

— А если нет?

— Они руководствуются эмоциями. Даже лучшие из них подвержены этой слабости. Ступай. Сейчас же. Наблюдай и выжидай. И когда момент придёт, испепели это проклятое место.

Тараканий бог кивнул и позволил себе резко рухнуть на пол, мгновенно разделяясь на части, этому трюку он научился в жилищах людей, по которым он расхаживал, как по своим собственным, пока их не было дома. Он любил посидеть на их кроватях, любоваться их расчёсками и зубными щётками, он даже взбирался на их унитазы, пытаясь представить, каково это быть целым, большим, а не букашкой.

Тысячи блестящих насекомых заполонили собой каменную пещеру, перед тем как исчезнуть, проскользнув во всевозможные щели.

 

Глава 32

Пока Охотник кружил над Честером, готовясь приземлиться, я дивилась отсутствию привычной шумной толпы перед клубом, где люди готовы были дать любую взятку и поссориться с любым, лишь бы попасть внутрь.

Меньше полусотни человек слонялось возле каменных стен вышеупомянутого клуба, на безопасном расстоянии от огражденной черной дыры.

На глаза не попался ни один фейри, а их, как правило, было больше, чем людей. Низшие касты Риодан не пускал в клуб, и они обычно пытались соблазнить голодную и скучающую снаружи клиентуру мгновенным, хотя и не таким мощным кайфом.

Соскользнув со спины Охотника, я превратилась в мишень для десятков пронзительных и ревнивых взглядов. Они завидовали моей «тачке», тому, что столь могущественное чудовище, судя по всему, у меня на побегушках, и любопытствовали о магических дарах, которыми он может одарить, и какой, наверное, кайф можно получить, если его съесть.

Я не боялась группки из пятидесяти человек. Не в такой близости к Честеру.

У меня было оружие, я владела Гласом, а еще Охотник и Бэрронс на расстоянии смски. И все же я не отходила от своего средства передвижения, держась рукой в перчатке с плотным изоляционным покрытием за его ледяной бок. Я дрожала от холода. Без эффекта Темной плоти во мне, не так уж и комфортно было находиться рядом с одним из этих ледяных чудовищ. Мои бедра онемели, а задницу я вообще отморозила. Я быстро потерла ее ладонью в попытке согреть и восстановить чувствительность.

— А куда подевались все фейри? — спросила я, поглядывая на вход в подземный клуб, удивленная тем, что его не охраняли.

— Двери закрыты, — ответила женщина. — А оно позволяет тебе есть его? — спросила она с пугающе ослепительной улыбкой, бросая алчные взгляды на мое сатанинское средство передвижения.

Охотник покачал своей огромной украшенной рогами головой и, фыркнув, выпустил точно направленную огненную струю в толпу.

Волосы женщины занялись огнем. Она закричала, схватившись за голову, и сбежала. Остальная часть толпы с осторожностью попятилась от меня.

— Дверь в Честер закрыта? — не веря собственным ушам, спросила я. Никто не ответил, и я вдруг представила, как наверно выгляжу в их глазах: блондинистая Барби, как точно подметил Бэрронс, с волосами в кровавых разводах, спутанными из-за ветра, с головы до ног покрытая легким налетом из черного льда, стоящая рядом с демонически выглядящим крылатым драконочудовищем, из карманов которой торчит оружие, к бедру прикреплено копье, а на плече висит автоматическое короткоствольное ружье, которое я, не понятно зачем, прихватила с собой. Всего-то из-за плохого предчувствия, что сегодня ночью мне понадобится чуть больше оружия, чем обычно, или, быть может, все дело в офигенно-жестком сексе с Бэрронсом, который делал меня более агрессивной.

— Честер всегда открыт, — стала отрицать я. Это неоспоримо как восход солнца.

Внезапно дверь в земле затряслась и открылась.

— Мисс Лейн, — проревел Бэрронс, выходя наружу, — ну наконец-то, черт возьми. Идемте, — он закрыл дверь, затем наклонился и нанес на нее символ, тихо нашептывая что-то.

Люди окружили его, крича:

— Впустите нас, впустите нас!

— Пошли на хрен отсюда! — заревел Бэрронс Гласом, который заставил покачнуться даже меня, и я почувствовала, как мои ноги стали самовольно отступать. Он бросил на меня взгляд: «Вас это не касается, мисс Лейн».

Я остановилась и стояла, с изумлением наблюдая, как пятьдесят человек развернулись словно зомби и тупо направились вдоль улицы. Лучшее, на что я была способна — управлять четырьмя людьми одним приказом.

Я сердито посмотрела на него.

— Во-первых, — бросила я, — как тебе удается проделывать такое с пятьюдесятью людьми одновременно. Во-вторых, почему Глас сработал и на мне, когда предполагается, что у меня должен быть на тебя иммунитет, и в-третьих…

— На аббатство напали. Забирайтесь на Охотника, мисс Лейн. И прочтите вот это, — он бросил мне бумажку. — Мы не понимали, почему клуб пуст. Один из постоянных клиентов подбросил вот это. А потом позвонила Джада. Остальные уже на подходе туда.

Он ждал меня. У него, наверное, крышу сносило от осознания того, что битва уже началась, а его там не было, потому что ему приходится ждать свою девушку.

— Вы не моя девушка, мисс Лейн, — холодно заметил он.

— Ты мог отправиться без меня, — ответила я в том же тоне.

— Вам стоило проверить свои чертовы смски.

Я бросила на него отсутствующий взгляд.

— Я ни одной не получала, — я вытащила свой сотовый из переднего кармана джинсов. Он был полностью покрыт толстым слоем льда. Когда я летела, забралась на костлявый гребень между крыльев Охотника, поскольку там было за что держаться, и мой телефон, очевидно, был прижат к нижней части его ледяного хребта. Я стукнула им по ближайшему мусорному баку, чтобы расколоть лед. Как и следовало ожидать, три пропущенных сообщения, и в последнем кто-то был чертовски взбешен. Я сделала мысленную пометку в будущем на время полетов найти ему более подходящее место.

— Ты все равно мог пойти без меня.

— Я, нахрен, знаю это, — он бросил на меня гневный взгляд.

— Тогда почему не пошел?

— Потому что, мисс Лейн, когда мир катится в чертов ад, я всегда, нахрен, буду возле вас. Прочтите чертову бумажку. Даже Риодан не мог предвидеть такого. Судя по всему, его «новостной источник» уже не такой точный, как прежде.

Я развернула бумагу и быстро просмотрела ее.

Дублин Дэйли

7 августа ППС

ОСТАНОВИТЕ ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ, РАЗРУШАЮЩИЕ НАШ МИР!!!

ОСВОБОДИТЕ ПРИНЦА КРУУСА!

Под АРЛИНГТОНСКИМ АББАТСТВОМ заточен самый МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ПРИНЦ ФЕЙРИ из когда-либо существовавших!

Он наш СПАСИТЕЛЬ!

Он обладает силой остановить черные дыры, РАЗРУШАЮЩИЕ ЗЕМЛЮ.

Он ОДИН владеет магией, способной исцелить наш мир!

Сила фейри разрушила его, и лишь МАГИЯ ФЕЙРИ может его СПАСТИ!

НАШЕ ВРЕМЯ ИСТЕКАЕТ!!!

Тайный культ, известный как ши -видящие, ЗАТОЧИЛ его и держит под стражей в тщеславной попытке ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЕГО СИЛЫ для СВОИХ целей!

Они могут путешествовать в другие миры, и до ЭТОГО им нет дела.

ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К КРУСЕЙДУ [52] !

ОСВОБОДИМ ПРИНЦА КРУУСА!!!

Встречаемся в Арлингтонском аббатстве, помогите нам освободить нашего защитника!

Смотрите карту ниже!

— Кто мог напечатать это? — взорвалась я.

— Не имею, нахрен, никакого понятия, — натянуто ответил Бэрронс. — Взбирайтесь наверх. Живо.

Я вскарабкалась на Охотника и, когда Бэрронс устроился позади меня, потянулась к обширному и непостижимому разуму огромного чудовища:

«Ты можешь помочь нам в битве? Позвать больше Охотников?»

«Мы не вмешиваемся в дела людей и фейри.»

«Но ты же летал со мной повсюду.»

«Ради развлечения.»

«Ты ведь чувствуешь Короля во мне? — мысленно сказал ему я. — Приказываю тебе помочь нам в битве.»

«Даже ты не в силах.»

«Что ты хочешь взамен на помощь?»

Если он ждёт взятки, то он ее получит.

Глубоко внутри у него загрохотало, как будто он сдавленно фыркнул.

«У тебя ничего нет. А у нас есть все.»

«Ладно, тогда просто поспеши! — поторопила я его. — Мои друзья в опасности. Доставь нас в аббатство так быстро, как только сможешь!»

«На самом деле ты этого не хочешь, — у него внутри снова загрохотало, и я почувствовала его веселье. — Ты не выживешь.»

Но он захлопал своими гигантскими кожистыми крыльями, сбив под нами слой черного льда, и стал набирать высоту.

Мы запарили под облаками, где день был по-прежнему ярок, а затем пролетели сквозь них и поднялись, взмывая все выше и выше, пока не оказались в темноте со звездами и холодным-холодным небом, и когда я подумала, что мои легкие вот-вот взорвутся, когда стало очень трудно дышать, он сложил крылья подобно орлу, готовящемуся к броску, и прошептал у меня в голове с тихим урчанием:

«Держись, не-король.»

Я положила руки под его плотно прилегающие крылья и прижалась к костлявому позвоночнику, схватившись за него, сжав бедра и прижав лицо к его заиндевелой коже. Холод опалил меня, и я резко отдернулась, но было слишком поздно, я оставила кусок кожи со щеки на его спине.

— Ой!

Внезапно он остановился, зависая в небе мертвым грузом, не шевеля ни единой кожистой чешуйкой. Я тоже оставалась неподвижной, чтобы быть готовой ко всему, что бы ни произошло дальше.

Так же внезапно он ринулся вперед, и я бы точно свалилась с его спины, если бы он меня не предупредил. Я чувствовала себя Энтерпрайзом, набирающим сверхсветовую скорость.

Я опустила свое лицо (но не слишком близко!) к его коже, руки Бэрронса напряглись, обнимая меня, и я закрыла глаза из-за пронизывающего резкого ветра. Я чувствовала, как кожа на щеках оттягивается из-за гравитации, которую доводилось испытывать лишь людям в скафандрах и шлемах.

Спустя мгновение я открыла глаза и увидела, что звезды проносятся мимо словно серебристый серпантин.

Позади меня Бэрронс засмеялся, испытывая невероятно дикое возбуждение. Я чувствовала себя так же. Самый. Лучший. Чёртов. Суперкар.

Я почувствовала, как Охотник аккуратно сканирует меня, чтобы понять, по-прежнему ли я дышу и жива ли.

Ещё и самый безопасный суперкар.

Мы неслись по небу, спускаясь все ниже и ниже, пока внизу не показалось поле, покрытое буйной растительностью. Благодаря магии Крууса, оно выглядело фантастически. Мы добрались до аббатства в считанные секунды.

— Боже, Бэрронс, посмотри, сколько там фейри! — те фейри, как светлые, так и темные, которые не могли просеиваться, уже заполонили собой узкую извилистую дорогу, ведущую к аббатству, но ещё больше сползалось и стекалось по лугам, образуя плотный поток. Были среди них и люди, хотя и немного. Подозреваю, их было больше, но темная дикая армия просто-напросто поглотила их, отбросив перед безумием битвы напускные попытки добиться своего с помощью соблазна. — И все это ради Крууса? — крикнула я, обернувшись назад. — Я думала, светлые ненавидят темный двор!

— Они неуправляемы, — ответил Бэрронс, крикнув мне на ухо. — А неуправляемые всегда непредсказуемы.

Однажды я уже видела светлых и темных, собравшихся вместе. Не как обычно в Честере маленькими группами, а как две противоборствующие армии.

В'Лейн возглавлял светлых, в то время как мы с Дэрроком вели за собой темных.

Я ощущала дрожание тектонических плит нашей планеты, хотя при этом обе стороны сдерживали невероятные по своему могуществу силы.

А здесь и сейчас не было разделения на принадлежность к определенному двору. Светлые с темными стремились вперед к определенному месту с четко поставленной единой целью.

К нашему аббатству.

Чтобы его разрушить.

Освободить Крууса. Устроить побег самому могущественному из когда-либо существовавших фейри. При этом они даже понятия не имели, что он обладал всей мощью Синсар Дабх.

— Ээ, Бэрронс, кажется, мы по уши в дерьме, — пробормотала я.

— Целиком и полностью с вами согласен, мисс Лейн.

* * *

— Где Риодан и остальные? — прокричала я, когда мы пролетали низко над битвой.

Там было пятьсот ши-видящих. Но я не видела ни одного из Девятки.

Мои сестры противостояли тысячам фейри, которых становилось все больше и больше.

Передняя лужайка аббатства напоминала сцену из «Властелина Колец». Среди возвышающихся мегалитов и серебристых фонтанов люди сражались с монстрами всевозможных видов, некоторые из которых летали, другие ползали и ходили. Одни были красивыми, другие отталкивающими. Тут же были и проклятые фейри несущие-смерть-от-смеха, они шныряли вокруг головы ши-видящей! Я с ужасом наблюдала, как она смеялась, когда её убивал мертвенно-бледный Темный с трубчатыми побегами по всему телу.

Джада тоже была здесь, она кромсала все, что ее окружало, лишь было видно, как сверкало белоснежное лезвие ее меча. Оружие было одно, а вот фейри, разных мастей, были тысячи.

— Они же не чертовы просеиватели, — ответил Бэрронс и зарычал. — Они несутся на всех парах. И, черт возьми, не могут воспользоваться дорогой.

Порой я забывала, что и у Девятки имелись свои ограничения. Они казались для меня такими всемогущими. Зная их, они просеялись бы недалеко от аббатства и бросились бы в самую гущу сражения к Темным.

— Почему тогда ты не призвал для них побольше Охотников?

— Только этот откликается.

— Вот черт, — выругалась я и низко наклонилась, осматриваясь по сторонам.

Позади себя я услышала утробное рычание, за которым послышался хруст трансформирующихся костей, Охотник подо мной напрягся и стал сильно трястись. Я со всей силы схватилась за гребень его крыльев.

— Ты мне не враг, — проревел Бэрронс позади меня. — Я трансформируюсь, а затем спрыгну.

«Ты спрыгнешь, а затем трансформируешься,» — прорычал Охотник у меня в голове. Он выгнул свою длинную шею и выстрелил огромной струей пламени из-за плеча, сбрасывая Бэрроса со своей спины, подпалив при этом, черт возьми, мой плащ и волосы.

— Бэрронс! — закричала я, когда он упал на лужайку со спины Охотника, трансформируясь во время падения.

Охотник сильно накренился и начал разворачиваться. Я уставилась вниз, наблюдая за падением Бэрронса. Ко времени приземления он завершил трансформацию, у него выросли рога, клыки, и он был в ярости.

Он поднялся, обтекаемая черная тень, схватил ближайшего Носорога за глотку и оторвал его голову своей гигантской пастью.

А затем, раскрыв пасть еще шире (невероятно широко), Бэрронс-животное исчез.

Когда он спустя мгновение появился снова, Носорог упал замертво на землю.

Черт возьми. И я до сих пор не знаю, как он убивает фейри.

Зверь с черной шкурой ворвался в гущу сражения, разрывая, кромсая когтями и убивая, повсюду разбрасывая кишки и кровь, его багровые глаза сверкали неприкрытым ликованием. Он исчезал. И снова появлялся.

«Он больше не будет ездить на мне, не-король. Так же, как и ты.»

Охотник опустился ниже и повернул свою голову, очевидно собираясь сбросить меня тем же способом, что и Бэрронса. Сдаваясь, я подняла обе руки.

— Я сама прыгну, хорошо? — торопливо проговорила я. — Опустись еще чуть ниже, и я прыгну. Но попытайся не свалить меня в середину. Подберись поближе к ней, — и я указала на Джаду.

Охотник камнем упал вниз, и где-то метрах в шести от земли я собралась и спрыгнула с чертовой штуковины. Я бы не продержалась так же хорошо, как и Бэрронс, под такой же струей огня, что он пустил в его сторону. На полпути к земле я заметила, что потеряла автомат. Он упал на землю. Мне было все равно. Лишь копье имело значение в этой битве, а оно было надежно спрятано в ножнах.

Я попыталась сгруппироваться и откатиться, чтобы минимизировать столкновение с землей, но объекты, в направлении которых я падала, передвигались, так что я приземлилась аккурат на одного из красно-черных Темных стражей и повалила его на землю. Я ударила его в рифленый нагрудник, обнуляя, а затем достала копье и вонзила в его внутренности.

Меня переполнял адреналин, смягчая мои движения и совершенствуя рефлексы. Я откатилась, вскочила на ноги и методично начала прорезать себе дорогу сквозь скользких неуклюжих фейри, чтобы добраться до Джады. Вот же черт, и как ей удавалось сдерживать их в одиночку так долго?

Повсюду вокруг меня ши-видящие сражались с фейри в до ужаса неравной схватке. У нас имелось три оружия: копье, меч и Бэрронс, по крайней мере до тех пор, пока остальная Девятка не доберется сюда, а ши-видящие сдавали позиции, причем довольно быстро.

Пока я разворачивалась, пинаясь и нанося удары, услышала до боли знакомые звуки автоматной очереди «тра-та-та-та-та». Меня вообще не вдохновляла перспектива извлекать пули из своего тела без эффекта темной плоти во мне, а я изо всех сил пыталась завязать. Я развернулась, обнулила, собралась нанести удар Темному, но он отлетел, сбитый с ног градом пуль.

— Эй! — зарычала я. — Руки прочь от моей мишени!

— Прости, — в ответ прокричала мне одна их новых ши-видящих, тренированных Джадой, проносясь мимо и отрывая Носорога от земли. Я молча наблюдала за тем, как она вытащила мачете из ножен на спине, и принялась кромсать темного на кусочки. Черт. У ши-видящих, может, и нет оружия, способного убить бессмертных, но они чертовски хорошо рубили их на части, лишая эффективности.

Я почувствовала позади себя Темного, развернулась, выставила руку, готовая обнулить, ударила, направилась дальше. Обнулила. Ударила. Двинулась дальше. Начинало казаться, что фейри до невозможного просто убить. Я превзошла саму себя. Ни одному из них не удалось нанести мне удар, как будто я отражала все удары невидимым щитом. Я сама удивлялась своему невероятному мастерству, насколько же я улучшила свои навыки, даже не имея особой практики.

Я неистово ринулась в битву и периодически видела, как мелькает зверь с эбеновой кожей, он же Бэрронс. Он наносил удары, его мощные мышцы бугрились, пасть была широко раскрыта. Он разрывал когтями, кромсал клыками. Пока я прокладывала свой путь к Джаде, Бэрронс еще больше погружался в гущу сражения, и я поняла, что он огораживал ши-видящих от угроз, пытался продемонстрировать им, что он на их стороне, сбивая с ног фейри прямо у них перед носом.

Я стала кричать всем ши-видящим, мимо которых проходила, зная, что остальная часть Девятки скоро к нам присоединится:

— Черные звери с кровавыми глазами на нашей стороне! Не нападайте на них! Не убивайте черных чудовищ. Они сражаются за нас!

Черт. Даже Джада не знала об их истинной форме. Вот так незадача. И хотя они все равно вернутся, нам нужно чтобы они были здесь и сейчас и сражались бок о бок с нами.

Приближаясь к Джаде, я пыталась присматривать за Бэрронсом. Мне ненавистна мысль о том, что он может сегодня погибнуть. Тут меня и осенило, что он так же переживает обо мне. Но я-то, по крайней мере, знаю, что он вернется. Чего не скажешь обо мне: у меня-то карточки «освобождение из тюрьмы»[53] нет.

Я попыталась избавиться от этой мысли, погрузив свое копье в одного особенно мерзкого Темного, размахивающего мокрыми щупальцами, достав его и продолжив дальше прокладывать дорогу сквозь толпу к Джаде.

Затем я прищурила глаза, уставившись на браслет, сверкающий серебром на моем запястье. Следующего Темного, попавшегося мне на пути, я не стала обнулять или бить. Я просто осталась стоять, предоставив ему достаточно возможностей ударить меня. Его кулак отскочил, как будто ударился о невидимый щит.

Я нахмурилась. Дело было вовсе не в моем удивительном мастерстве.

На мне был браслет Крууса, и он был действительно таким великолепным, как его и описывал В'Лейн. Темные не могли прикоснуться ко мне. Твою ж мать.

Мелочь, а приятно.

— Следи за мечом, — бросила я Джаде, приблизившись к ней. Как и мое копье, он мог сотворить со мной ужасные вещи. И я хотела, чтобы она знала наверняка, где я нахожусь в каждый отдельно взятый момент времени.

Она повернула голову и посмотрела на меня, и я резко втянула воздух. О, да. Она убивала. Она была создана для этого. Ее изумрудные глаза были лишены любого намека на эмоции, они были пустыми. Она была так обвешана внутренностями и залита кровью, что ее лицо было как будто в камуфляже, от этого белки её глаз ярко выделялись своей белизной.

Мы встали спина к спине, действуя идеально синхронно, кружась, разрезая и нанося удары.

— Кто, черт возьми, опубликовал ту листовку? — воскликнула Джада.

— Понятия, нахрен, не имею, — хмуро ответила я ей.

— Я обнаружила ее, возвращаясь из Дублина. Они уже сдерживали их. Мои женщины умирают, — рычала она.

— Я привела кое-каких… зверей… с собой, — бросила я ей из-за плеча. — У меня есть союзник, о котором ты не знаешь. Они сражаются за нас. Сообщи своим ши-видящим об этом, — и я описала их ей.

— Где ты их раздобыла?

— В одно из своих посещений Зеркалья, — солгала я. Приятно было находиться здесь, делать то, что мы делали, убивать вместе с Джадой. Когда-то мы уже делали это, и я скучала по тем временам. Сражаясь рядом с ней, я чувствовала себя такой чертовски живой, как будто я была именно там, где и должна была быть, и вместе нам все по плечу.

— Ты доверяешь этим своим союзникам?

— Безоговорочно. Они могут убивать фейри.

— Совсем убивать? — изумленно спросила она.

— Да.

— А Ри… А Бэрронс и остальные придут?

Я не знала, что ей ответить на это, и внезапно поняла, что у нас появилась проблема. Если появятся звери, а не Девятка, она будет раздумывать, почему они не пришли на помощь.

— Не знаю, кто конкретно из них, — наконец, сказала я. — Я знаю, что некоторые из них отсутствуют по какому-то заданию Риодана, — вау. Это прозвучало жалко. Какому-то заданию?

Но Джада ничего не ответила и отошла подальше на какое-то время, а потом я выпустила ее из виду, когда она исчезла в гуще сражения, чтобы оповестить своих женщин и самой идентифицировать зверей, которых я привела с собой. Она должна была убедиться в том, что они действительно наши союзники и могут невозможное.

Я превратилась в машину для убийства, понимая наконец-то, почему Джада с Бэрронсом считают этот акт таким очищающим.

Здесь, на войне, жизнь предельно проста. Здесь есть хорошие парни и плохие. И твоя миссия так же предельно проста: убивать плохих. Не прикрываясь цивилизованностью. И сложными социальными правилами. Существует лишь несколько моментов, когда жизнь становится настолько простой и ясной. И это невероятно привлекает.

В конечном итоге я оказалась возле главного входа, где была и Джада. Вокруг неё были некоторые из Девятки в звериной форме. Они рычали, помогая заблокировать дверь в аббатство.

Риодан и Лор тоже были здесь, оба в человеческой форме, они исчезали и вновь появлялись, но всё время держались поблизости.

Я фыркнула. Риодан все продумал. Некоторые из Девятки продемонстрируют свое присутствие, в то время как другие будут «отсутствовать на каком-то задании». Великие умы мыслят одинаково.

Вокруг нас фейри стали отступать. Одно дело — попытаться освободить принца, и совсем другое — пожертвовать своим бессмертием ради этого. Людей можно убедить отдать жизнь ради детей, стариков и немощных. Мы способны на патриотизм и самопожертвование, которые гарантируют выживание нашим потомкам и благополучие нашему миру.

А фейри на такое не способны. У них нет будущих поколений, им нет дела до других представителей их вида, и они питают глубокое отвращение к самой идее о том, чтобы расстаться со своими заносчивыми эгоистичными жизнями.

Я с осторожностью применила свои чувства ши-видящей, приглушив их до минимума, поскольку не горела желанием быть оглушенной такой какофонией диссонансных мелодий.

Как я и подозревала, в рядах наших врагов начался разлад. Некоторые из внешних рядов убегали, другие, возле самого центра, прокладывали себе путь, чтобы последовать их примеру.

Это армия не была целеустремлённой. Это был сброд, неуправляемый и разрозненный. Быть может, они и последовали сюда ради общей цели, но кроме открытого нападения у них не было другого плана. И это наступление вело их к смерти. Необратимой.

Я вздохнула, понимая, что даже если сейчас фейри и отступят, то со скорым наступлением темноты некоторые из них попытаются снова напасть. Они предпримут более продуманные атаки, не такие очевидные, более направленные и жесткие. Новость уже разлетелась: легендарный принц Круус был заточен в темнице под аббатством.

Неожиданный взрыв позади меня чуть не сбил меня с ног, град разбитого стекла посыпался на спину.

— Огонь! — кто-то закричал. — Аббатство в огне!

Я начала лихорадочно осматриваться, когда очередной взрыв сотряс аббатство.

 

Глава 33

Тут и началось сумасшествие.

Половина ши-видящих ринулась к каменной крепости, оставшаяся половина осталась на поле сражения, оказавшись перед нереальным выбором. Я испугалась, поскольку даже Джада выглядела расстроенной. Она никогда не демонстрировала эмоции, но сейчас её одолела неожиданная неуверенность, а в глазах появился налет беспокойства и ранимость.

— Где огонь? В какой части аббатства? — требовательно спросила она.

— Не могу сказать, отсюда не видно, — ответила я ей. Я находилась слишком близко к аббатству для того, чтобы ясно видеть картину.

— Судя по всему, это старое крыло Ровены, — крикнула ши-видящая метрах в шести от нас.

Мне было все равно. Я хотела, чтобы все, чего хотя бы однажды касалась старая сучка, сгорело дотла, ко всему прочему это обеспечило нас дополнительным бонусом, поскольку пожар уберет с дороги расширяющейся черной дыры эту часть аббатства.

— И южное крыло с семнадцатой библиотекой! — крикнула еще одна ши-видящая.

— Давайте туда. Нам необходимо то, что находится там, — приказала Джада. — Пусть крыло Ровены горит, — зло добавила она.

— Судя по всему, жарче всего в восточном крыле, — крикнула еще одна. — Библиотека Драконихи. Наверное, оттуда все и началось. Оставим ее? Там же ничего нет, правильно?

Джада побелела и замерла.

— Что такое? — спросила я. — Нам надо её тушить? Джада. Джада! — кричала я, но она исчезла, стопкадрируя во все еще взрывающееся аббатство.

Риодан тоже исчез.

А затем Джада вернулась, ее тащил за собой Риодан. У него кровоточил рот, и намечался хороший фингал.

— Отвали от меня, ублюдок! — рычала она, пинаясь и нанося удары, но он был вдвое тяжелее ее и более мускулистым.

— Пусть другие тушат его. Твой меч нужен в битве.

Джада вытащила из-за спины меч и отбросила его.

— Возьмите чертову штуку и отпустите меня!

Я резко вдохнула. Даже не представляла, что в мире существует что-то, ради чего Джада готова бросить свой меч. Одна из рядом стоящих ши-видящих посмотрела на нее. Джада кивнула, и женщина, подняв меч, вернулась на поле битвы.

Вокруг нас бой разгорелся с новой силой, пока ши-видящие покидали лужайку, чтобы спасти аббатство.

Но для меня имело значение лишь это поле битвы. Если Джада хотела сражаться с огнем вместо фейри, это ее выбор. Подозреваю, что за всем этим стоит что-то большее. Я просто не знаю, что именно. Но сила ее реакции говорила сама за себя.

— Отпусти ее, Риодан, — потребовала я.

Они снова исчезли, оба двигались слишком быстро для моих глаз, но я слышала ворчание, проклятия и крики. Джада превосходила людей практически во всем. Но Риодан был одним из Девятки. И я знала, кто победит в этой битве. И это бесило меня. Бэрронс позволял мне выбирать свои битвы. Джада тоже этого заслуживает.

И вот они снова здесь.

— Ты можешь погибнуть, Джада, — зарычал Риодан. — Ты не бессмертна.

— Некоторые вещи стоят того, чтобы ради них умереть! — кричала она, ее голос срывался.

— Чёртово аббатство? Ты, нахрен, с ума сошла?

— Шазам! Отпусти! Я должна спасти Шазама! Он не выйдет. Я сказала ему не выходить. И он доверяет мне. Он верит в меня. Он будет до последнего там сидеть и умрет, и это будет на моей совести!

Внезапно Риодан отпустил ее.

Джада исчезла.

Так же, как и он.

Какое-то время я стояла, не видя ничего вокруг. Шазам? Что, черт возьми, за Шазам?

Я развернулась и отправилась в аббатство следом за ними.

* * *

Я не смогла даже приблизиться к ним, и, проделав треть пути по горящему коридору, так и не дойдя до цели, была вынуждена признать поражение. Огонь был неестественным, он полыхал насыщенным черно-голубым цветом. Дерево сгорало до пепла, камень пылал синим пламенем, и когда я черканула острием своего копья по ближайшей горящей стене, наружная часть камня превратилась в пыль.

Без сомнения, это был фейрийский огонь.

Я раздумывала, как он мог попасть в аббатство. Неужели в пылу битвы кто-то проскользнул внутрь? Пошел в обход и вломился через черный ход? Было ли нападение на аббатство более продуманным, чем я считала ранее?

Повсюду сновали ши-видящие, нося ведра и огнетушители, но повлиять на огонь никто так и не смог. Одеяла, казалось, сперва приглушали огонь, но затем пламя вспыхивало с новой силой, ещё прожорливее прежнего.

— Ледяной огонь, — хмуро пробормотала одна из новых ши-видящих, когда протискивалась мимо меня. — Его может создать лишь Темный Принц.

Откуда они все это знают? Ши-видящие Джады были в десятки раз лучше осведомлены и натренированы, чем наши. И все благодаря Ровене, которая лишь нескольким дала доступ в некоторые библиотеки, вот сучка. Очевидно, в других странах, им разрешалось читать древние тексты и легенды. Я прищурила глаза.

— Ты считаешь, что Круус…? — я оборвала себя на полуслове.

— Скорее всего. Или новые принцы уже заменили убитых. Его может потушить лишь Темный Принц, — бросила она через плечо. — Случаем не знаешь, где бы нам раздобыть такого, а? И чтобы при этом он не являлся вместилищем Синсар Дабх? Ой, погоди, ты же тоже ее хранишь, — выплюнула она.

Я проигнорировала ее. На самом деле, я знала, где найти Темного Принца. В темнице Честера.

А один из Девятки задолжал мне услугу.

На поле битвы имелись просеиватели, и одного из них Девятка могла раздобыть живьём.

Я развернулась и снова ринулась в ночь.

* * *

Когда я вернулась из Честера со взбесившимся Лором и закипающим Кристианом, битва уже закончилась.

Мы не выиграли, до победы было далеко. Она просто завершилась.

Ши-видящие неожиданно осознали, что на огонь не влияет ничего из того, что они делают, и вернулись на фронт, где они как минимум могли предотвратить захват пылающего аббатства. Фейри отступили, но я знала, что они вернутся. Аббатство пылало в трех крыльях, заколдованный черно-голубой огонь вздымался в небо, и я не сомневалась, что фейри свято верят, что наша крепость к рассвету обратится в пепел.

— Ледяной огонь, — сообщила я Кристиану. — Лишь Темный Принц способен потушить его.

Он горько улыбнулся, распахнув крылья.

— Ага, милая. Я видел такое раньше, — ответил он, у него был странный и отчужденный взгляд, и я поняла, что он вспомнил что-то о своем пребывании в Зеркалье или, быть может, о времени, проведенном на скале с Ведьмой. Возможно, он изучал свои запретные силы, чего я делать побоялась. А может, пытался создать что-то, чтобы согреть себя, находясь в темнице темных, кто знает. Все, что мне было известно, что он здесь и знает, что это такое, поэтому, может быть, сможет спасти некоторые части аббатства.

Внезапно он просеялся.

Движение возле входа привлекло мое внимание.

Я обернулась посмотреть, в чем там дело, и задохнулась.

Риодан, покачиваясь, стоял в дверном проеме, держась за косяк. Он настолько обгорел, что я понять не могла, как он вообще умудряется стоять в таком состоянии.

Он представлял собой груду красной сочащейся, покрытой волдырями кожи, потемневшей плоти с обугленными кусками ткани. Они спадали с него, пока он стоял.

Джада неподвижно свисала с его сильно обгоревшего плеча.

Мое сердце практически остановилось.

— С ней все в порядке? Скажи мне, с ней все хорошо? — кричала я.

— Черт возьми, — прохрипел он, покачиваясь в дверях. Он сильно и долго кашлял, это был агонизирующий влажный звук, казалось, что его легкие просились наружу. — Относительно, — он снова сильно закашлялся.

— А что там с Шазамом? Ты нашел Шазама? — поспешно добавила я. Мне невыносима была мысль, что Джада будет переживать очередную потерю. И снова я задумалась о том, кто такой этот Шазам, откуда он или она родом, и почему Джада раньше никогда не упоминала о нём.

— Почти, — снова прохрипел он, и я уставилась на него, понимая, что непобедимый Риодан едва функционирует, и что-то настолько его изумило, что он вдруг лишился дара речи. Так же чувствовала себя и я. Его глаза были дикими. Загнанными. Испуганными.

А когда Лор аккуратно забрал у него Джаду, прижав ее к своей груди, и я с облегчением увидела, что кроме ее сгоревшей одежды и обгоревших волос, она, кажется, почти не пострадала от огня. Я придвинулась ближе, чтобы взглянуть на ее лицо. Оно было мокрым от слез. Она выглядела такой молодой, такой хрупкой, ее глаза были закрыты, как у ребенка. Без ее извечной маски отстраненности, я могла яснее разглядеть Дэни в ее чертах. Она была без сознания, поникшей, но огонь едва коснулся ее.

Когда Риодан пошатнулся, и я увидела, насколько сильно обгорело его тело, я поняла, что он, скорее всего, заслонил ее собой, без сомнений кружа вокруг нее как маленькое защитное торнадо, обгорая сам со всех сторон, лишь бы она осталась невредимой, пока искала своего друга.

— Где Шазам? — снова спросила я, преодолевая внезапный комок в горле. Их было только двое. Больше никто не выбрался.

Глаза Риодана превратились в щели, его веки покрылись волдырями, глаза блестели, сочась кровавой жидкостью. Я задержала дыхание, ожидая его ответа. Возможно, чтобы исцелиться ему нужно превратиться. Может мне лучше вытащить его отсюда, прежде чем он умрёт и исчезнет на глазах у всех.

Он вздохнул, издав еще один ужасный булькающий звук, и поднял обгоревший остаток руки, в котором сжимал обугленный предмет, из которого торчала белая набивка.

— Господи Иисусе, Мак, — прошептал он, из его рта начала сочиться кровь.

Он упал на колени, и я подбежала к нему, чтобы поймать, но он заревел в агонии, когда я прикоснулась к нему. Я быстро отдернула руки, прихватив с собой обожженную плоть.

Упав на землю и перекатившись на бок, он скорчился от боли.

— Она вернулась туда за этим, Мак, — и он швырнул предмет в меня.

— Я не понимаю, — с опаской проговорила я. — Это бессмысленно. Что это, нахрен, вообще такое? — хотя я и без него знала. Просто хотела, чтобы он сказал, что я ошибаюсь.

— А чем, нахрен, оно кажется? Это проклятая мягкая игрушка.

 

Глава 34

— Боже, Мак, чем, чёрт возьми, вы тут с Бэрронсом занимаетесь? — спросил Лор, войдя через парадные двери КиСБ.

Он оглядывался по сторонам, рассматривая разгромленную мебель, которую я была не в силах передвинуть, кровавую краску, которой всё вокруг было измазано, и небольшой кусочек порядка, который я организовала для себя в задней части магазина. Двухместный диванчик и столик казались маленьким затишьем посреди грандиозной бури. Он присвистнул и покачал головой.

Знаю, на что это похоже. На поле боя.

— Забей, — сказал он. — Не хочу знать. Видимо, не зря тебя Бэрронс держит при себе. Так где моя сладкая девочка?

— Наверху. В моей комнате, — ответила я. Мы принесли Риодана и Джаду назад в КиСБ сквозь ураганную воронку. Для этого Бэрронсу пришлось снова задействовать свои чары. — А как ты пробрался сквозь шторм?

Может они все одинаково хорошо владеют заклинаниями, а у меня почему-то сложилось впечатление, что из них всех Бэрронс более искусный, и что Риодан, обладая кое-какими навыками, предпочитает оставлять тяжелую работу на Бэрронса, и что Лору наплевать на всё… Ну, на всё, кроме блондинок с большими сиськами. И с недавних пор Джо.

— Есть способ, — уклончиво ответил он.

— И почему же его не использую я? — раздраженно спросила я. Иногда мне почти хочется быть одной из них. Почти. Охотник больше не позволяет мне летать на нём. В будущем мне придётся быть ещё более зависимой от Бэрронса. Или попросту не возвращаться домой. Внезапно меня пробрала дрожь, возникло такое чувство, что по какой-то неведомой причине в ближайшем будущем у меня не получится даже бывать здесь. Я стряхнула с себя эту тягостную мысль, явно вызванную усталостью.

Владелец Честера требовал, чтобы мы отправились в его клуб, но Бэрронс категорично настоял на своём, заявив, что КиСБ лучше ограждён заклинаниями, и что Джада далеко уйти не сможет, даже если сильно захочет, учитывая фейриское торнадо, окружающее магазин. Видимо, они оба были уверены, что она попробует сбежать, как только придёт в себя.

Она была без сознания с самого аббатства. Я уложила её в свою постель наверху, закутав в одеяла по самый нос, и долго сидела рядом, пытаясь понять, что же с ней происходит, меня волновало и беспокоило то, насколько она казалась хрупкой, юной и уязвимой.

Иногда я забывала, что Джаде всего лет девятнадцать-двадцать. Если бы она была нормальной девушкой в нормальном мире, то была бы всего то на втором курсе колледжа. Она лишь прикрывалась фасадом умудрёной опытом тридцатилетней женщины. Раньше она была четырнадцатилетним подростком, которому пришлось слишком рано повзрослеть. А теперь стала девятнадцатилетней женщиной, которой пришлось взрослеть ещё больше, быстрее и сильнее. Я горько усмехнулась, вспомнив любимый лозунг Дэни: «Выше. Лучше. Больше. Быстрее. Сильнее.» У неё всегда была неуёмная жажда жизни, ей так не терпелось всё испробовать.

Зачем, ради всего святого, она ринулась в аббатство, прямо в убийственное фейрийское пламя? Неужели для того, чтобы спасти набивного мишку с распоротым брюхом, из которого вываливался наполнитель?

— Она спит? — спросил Лор.

— Не знаю. Сложно сказать, сон это… или что-то другое, — например, полное истощение, словно она сдерживалась из последних сил, одним лишь усилием воли, на протяжении очень долгого периода времени.

Я держала её за руку, которая свисала без сил, словно жизнь иссякла в ней. Мне жутко хотелось узнать, что произошло, но Риодан тоже отключился после спора с Бэрронсом из-за того, куда следует отправиться.

Половина из Девятки осталась в аббатстве караулить фейри. Кристиана мы оставили парить над пылающей крепостью. Я отчаянно надеялась на то, что ему удастся спасти хотя бы какую-то её часть. Но ещё более отчаянно надеялась на то, что пламя не распространилось на подземелье, и что Круус не смог освободиться. Боже, ну и навалилось на нас.

«Риодан умрёт?» — спросила я у Бэрронса по дороге назад в КиСБ. «Он восстанет невредимым?» — хотелось добавить мне.

«Ни за что, — хмуро ответил он. — Он сопротивляется. Не хочет оставлять её в таком состоянии. Чёртов идиот решил восстанавливаться окольным путём, оставаясь тут.»

«Но он восстановится полностью?» — продолжала давить я. Я даже смотреть на него не могла. Всё равно что смотреть на того мужчину в фильме «Английский пациент», только без повязок, скрывающих весь этот ужас.

«Полностью. Вам покажется, что это произойдёт быстро. Но не ему. Для него это будет ад.»

Я задумалась о том, каково это иметь возможность легко и просто прекратить свои страдания, в случае серьёзных травм, всего лишь покончив с жизнью, зная, что вернёшься целым и невредимым. Это превыше моего понимания. Серьёзный шаг веры нужен для того, чтобы наложить на себя руки. Я решила, что они либо умирали так часто, что уже непреклонно убеждены в том, что смогут вернуться, либо им всё равно.

Бэрронс бросил на меня быстрый взгляд: «Вы сегодня воспользовались копьём. И не потеряли контроль над собой.»

«Знаю, — ответила я ему. — Не знаю только, что изменилось.» Может то, что первого я пронзила инстинктивно, не задумываясь. А когда это осознала, поняла, что могу так, и дальше всё пошло как по маслу. Полагаю, дело тут в одном из трёх: Книга внутри меня нейтрализована; она открыта, и я использую её, не становясь при этом её рабыней; или она по неведомой причине решила подсобить.

«Вы делаете успехи.»

Я промолчала. Всё никак не могу избавиться от предчувствия неизбежности, ведь беда не приходит одна.

Мы уложили Риодана в кабинете Бэрронса на матрасе, который он стащил сверху.

«Можешь положить его в спальне рядом с Джадой,» — предложила я.

«Он бы не хотел, чтобы она видела его таким.»

«Мне кажется, она ничего вокруг себя не замечает,» — отметила я.

«А мне кажется, что это с ней уже давненько происходит,» — он демонстративно посмотрел на покрытого копотью плюшевого зверька, которого я не выпускала из рук, пока мы ехали в одном из Хаммеров Девятки в Дублин.

Я сунула его ей в руки, уложив в свою постель.

И заметила лишь слабые признаки жизни в ней, когда она, вздохнув, крепко его обняла и прошептала что-то вроде:

— Я вижу тебя, Йи-Йи.

Моё сердце чуть не разорвалось от боли прямо у меня в груди, когда я это увидела. Mea culpa[56] . Я возненавидела себя ещё сильнее за то, что загнала ее в Зеркала в тот день. Только теперь я начала понимать, чего ей стоили те годы.

И глядя на нее, я подумала, а что если Алина все-таки жива? Ведь тогда я загнала Дэни в Зал ни за что, раз она не убивала мою сестру.

На несколько по-настоящему адских мгновений мне захотелось свернуться где-нибудь калачиком и умереть.

Я запретила себе так думать. Моя смерть ничем не поможет Дэни. А всё остальное не имеет значения.

Лор прошел мимо меня, и я последовала за ним в кабинет Бэрронса.

Плюхнувшись в кресло за столом, я с опаской уставилась на Риодана. Бэрронс оборачивал его обгоревшее тело полосками ткани, смоченными в какой-то серебристой жидкости, тихо нашептывая в процессе.

— Он очнулся, — сказал Бэрронс.

Мог этого и не говорить. Я видела, как он вздрагивал от боли всякий раз, когда Бэрронс накладывал практически невесомые сияющие бинты на его лишенную кожи плоть. Смотреть на то, как один из Девятки трясётся от боли — ужасающее зрелище.

— Может, тебе стоит вырубить его для его же пользы? — спросила я, чувствуя себя при этом неловко.

Лор рассмеялся.

— Сам не раз об этом подумывал.

— Он хочет быть в сознании, — шепотом ответил Бэрронс.

— Он разговаривает?

— Да, — сиплым голосом произнёс Риодан.

— Можешь рассказать, что случилось?

Раздался хлюпающий вздох.

— Она помчалась в то… проклятое аббатство, как… разъярённая тигрица… к своему детёнышу. Я решил… что пять с половиной лет — немалый срок… а значит вполне возможно у неё есть ребёнок… и она вернулась вместе с ним.

«О, боже!» — с ужасом подумала я, а мне ведь подобное даже в голову не приходило! Может, этот медвежонок принадлежит её ребёнку? Её ребёнку? Через что же Дэни пришлось пройти в Зеркалье?

— Я всё кружил вокруг неё, пытаясь не допустить, чтобы она… обгорела, но она вела себя так… будто не чувствует жара. Господи, я там еле дышал. Обваливались балки, рушились каменные стены.

— Почему ты, нахрен, не перекинулся? — прорычал Лор, искоса на меня поглядывая.

— Да в курсе я, — сказала я ему невозмутимо. — И ты, конечно же, в курсе, что я в курсе.

— И всё понять не могу, почему ты до сих пор жива, — холодно ответил он.

— Не мог… она бы увидела, — резко булькнул Риодан.

— Вот и я об этом, — сказал на это Лор, бросая на меня взгляд.

Я проигнорировала его.

— Ты уверен, что ему можно разговаривать? — спросила я у Бэрронса с тревогой.

Бэрронс многозначительно посмотрел на меня.

— Раз он это делает, значит так нужно.

— Продолжай, — поторопила я Риодана.

— Я должен сказать. Вы… должны знать

— Он будет без сознания, когда я закончу, — пояснил мне Бэрронс. — Некоторое время.

— Она продолжала твердить… что должна спасти… Шазама. Что без него она бы… не выжила. И что она его не может… потерять. Что не покинет его. Никогда. Что она уже однажды облажалась… и больше этого не допустит. Она была… Ах, мать вашу. Ей словно снова было четырнадцать. Её глаза… сквозь них сияло её сердце. И она начала рыдать.

Лор мягко произнёс:

— А перед этим ты никогда не мог устоять.

Риодан лежал, содрогаясь, пока Бэрронс продолжал своё дело, а затем, собравшись с силами, продолжил:

— Она перевернула ту чёртову комнату вверх дном… разыскивая… что-то. Я не мог понять, что она ищет. Там царил полный хаос… Видимо, там произошел взрыв, когда начался пожар. Я мешал… всевозможному… оружию, боеприпасам… попасть в огонь, и не давал ей обгореть. Там было полно еды… Замусоленная наволочка с уточками… Повсюду тухлая рыба. Хренова рыба. Я всё пытался понять, на кой ей нахрен… рыба.

Тухлая рыба? Я нахмурилась, пытаясь переварить информацию.

— И в конце концов, она… вскрикнула и кинулась к кровати, и я подумал… так вот где ребёнок… ну, ладно… я их обоих вытащу.

Он снова замолчал и закрыл глаза.

— А она вытащила оттуда мягкую игрушку, — тоскливо продолжила за него я.

— Да, — прошептал он.

— А почему она без сознания?

— Из-за меня.

— Ты ударил её? — зарычал Лор, приподнимаясь.

— Я хренов… идиот. Должен был думать головой.

— Что ты натворил? — воскликнула я.

— Когда я увидел… что она держит в руках… воркуя ему на ушко словно… живому, я… — он запнулся и спустя некоторое время прошипел: —…я вырвал его у неё из рук и разорвал, показывая, что это просто… набивная игрушка.

— И она сломалась, — тихо произнёс Бэрронс.

— Впала в ступор. Сначала взгляд её наполнился… невыносимой болью и горем, а затем… просто опустел. Словно она… умерла.

— Думаешь это как в том кино с Томом Хэнксом, где он застрял на необитаемом острове и разговаривал с проклятым мячом на протяжении нескольких лет? — спросил Лор.

— Только Джада забыла, что это выдумка, — ответила я с ужасом.

— Не знаю, — сказал Риодан. — Может, благодаря этому она выжила… и поэтому стала Джадой. Она не умолкая повторяла, что он такой… эмоциональный. Непостоянный. Что он нуждается в её заботе. Возможно, ей пришлось ради выживания… разделиться… создав вымышленного друга с… чертами Дэни… превратившись в Джаду.

Я закрыла глаза. По моим щекам струились слёзы.

— А я вынудил её признать… что он вымышленный. После чего… её просто не стало. Проклятье… это я виноват.

Некоторое время мы сидели в полной тишине.

В конце концов, я поднялась на ноги.

Риодан переживёт. С ним его братья.

А Дэни нужна сестра.

* * *

Лор поплёлся за мной.

— Что это было в Честере, Мак? Что в нашем клубе делал Тёмный Принц? И где он, вашу мать, прятался? — потребовал ответа он.

Я остановилась и развернулась к нему. Когда я попросила его поймать просеивателя, который смог бы переместить меня в Честер, он настоял на том, чтобы отправиться с нами. Я потребовала, чтобы он с просеивателем подождал в одном из подклубов, пока я приведу Кристиана. Я взыскала плату за оказанную ему ранее услугу и в то же время сохранила данную Риодану клятву о том, что сохраню его секреты.

Холодно взглянув на него, я сказала:

— Ты попросил меня об услуге, и я её оказала наилучшим из доступных мне способов, в обмен на услугу от тебя. И если ты попытаешься давить на меня, я буду сопротивляться изо всех сил. А их у меня больше, чем ты себе представляешь. Как и ты, Лор, я предана Риодану. Так что не доставай меня.

Он долго смотрел на меня оценивающим взглядом, а затем кивнул.

— Я оставлю тебя в покое. Пока.

Вдвоём мы поднялись наверх, встав караулом над Джадой.

* * *

На протяжении нескольких следующих часов к Джаде приходили посетители. Не имею ни малейшего представления о том, как они умудрялись проходить сквозь торнадо. Полагаю, их провожал Лор. Когда тебя окружает Девятка, тебя окружают ещё и тайны. Заходила Джо, мы провели с ней несколько часов, пытаясь понять, как можно помочь Джаде/Дэни прийти в себя. Джо рассказала, что дважды побывала в аббатстве, чтобы с ней встретиться, но та оба раза, окружив себя ближайшими советчицами, приняла от неё лишь помощь в модернизации библиотек.

Ши-видящие Джады, сменяя друг друга, сидели, хмурясь, с нами. Они делились новостями о состоянии аббатства, на которые я внимания не обращала, я не сводила глаз с её постели, всё глубже погружаясь в печаль, рискуя утонуть в ней.

Время от времени заходил мрачный, как туча, Бэрронс, чтобы узнать о том, как она.

Джада лежала в постели, застыв, словно высеченная из камня. Она прижимала к себе подпаленую игрушку так, словно от этого зависела её жизнь. Удивительно, что Риодан её не выбросил. Он сам обгорел до неузнаваемости, но умудрился как-то удержать обоих: и Джаду, и плюшевого медведя, на котором она была зациклена, — и сделать так, что ни один из них не обгорел. Любой другой просто позволил бы игрушке сгореть.

В конце концов я осталась с ней одна, тогда я и пересела на кровать. Поднимая одеяло, я наткнулась взглядом на браслет Крууса и сорвала его немедля.

Она дала мне его взамен моего копья. Не хотела, чтобы я осталась беззащитной, даже тогда. И он защитил меня в сегодняшней битве от всех возможных угроз.

Если бы он был на ней…

Ох, сколько же всяких «если бы».

Я попыталась поднять её руку, чтобы надеть на неё браслет, но она ухватилась за Шазама мёртвой хваткой, поэтому я оставила его на столике около кровати, чтобы она могла забрать его, как только проснётся.

Я легонько прикоснулась к её волосам, убирая с лица обгоревшие рыжие локоны. Они по-прежнему были собраны в хвост, но часть прядей выбилась, демонстрируя её естественные кудряшки. Я грустно улыбнулась. Хотелось бы мне однажды вновь увидеть их в виде непослушной копны.

Я погладила её по щеке, стирая засохшие с копотью слёзы, а затем, взяв из ванной губку, нежно очистила её лицо. Увлажнила её волосы, собрав их вместе. Из-за воды они завились ещё сильнее, формируя маленькие кучеряшки. Она не шелохнулась.

— Дэни, — прошептала я, — я люблю тебя.

А затем я, растянувшись на кровати позади неё, прижала её к себе, обвив руками так, как она прижимала к себе Шазама.

Я не знала, что делать, что говорить. Извиняться было бессмысленно. Что было, то было. Дэни всегда придерживалась принципа: «Прошлое прошло. Чего-то СТОИТ, только наСТОЯЩЕЕ. Оно в твоих руках, делай с ним что хочешь!»

Прижавшись щекой к её волосам, я прошептала те же слова, что и она ранее. И хоть я понятия не имела, что они значат, они явно имели какое-то значение для неё.

— Я вижу тебя, Йи-Йи, — произнесла я. — Возвращайся. Не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня, — я расплакалась. — Здесь безопасно. Мы тебя любим, Дэни. Джада. Кем бы ты ни была. Нам всё равно. Только не уходи. Я рядом, малышка, я рядом, — я разрыдалась навзрыд.

* * *

Невозможно подготовиться к последнему, роковому удару.

Когда кажется, что вброс говна на вентилятор уже закончился, и ты и так уже весь в крапинку; когда думаешь, что хуже быть уже не может, и сокрушаешься о том, что в этом мире всё неладно, ты вдруг выясняешь, что и понятия не имел о том, что на самом деле происходит, что видел лишь верхушку айсберга, на который нарвался Титаник — в этот самый момент, ты сам нарываешься на айсберг, потопивший Титаник.

Через несколько часов я спустилась вниз, еле волоча ноги, у меня всё тело ломило, голова раскалывалась, глаза заплыли, нос распух.

Джада по-прежнему не шевелилась, хоть и открыла глаза дважды на протяжении последнего часа. Оба раза, заметив меня, она их снова закрывала, либо снова уходя в себя, либо полностью отгораживаясь от меня.

В книжном магазине было на удивление тихо, и я заглянула в кабинет, чтобы узнать, как дела у Риодана. Он был один и глубоко спал, обёрнутый в мерцающие бинты, покрытые сверкающими символами.

Я проверила торговый зал, но он оказался пустым, и высунулась из задней двери, высматривая остальных. В отдалении, из глубины аллеи справа до меня донеслись голоса.

Бэрронс тихо с кем-то разговаривал.

Я вышла наружу в багровый рассвет, понимая, что всего через пару часов должна встретиться с Алиной. Мне было не до этого. Моё сердце было раздавлено. Могла думать лишь о Дэни. Я не хотела отходить от неё, несмотря ни на что. Алину позвать сюда я точно не могла. Мне меньше всего хотелось, чтобы её присутствие усугубило состояние Джады.

Я спешно пробежала по тропинке, но завернув за угол поняла, что там никого не было.

Я продолжала бездумно идти на голос Бэрронса, пытаясь сообразить, зачем они покинули магазин. Завернув за следующий угол, я услышала сухой стрекот и подняла голову.

Небо надо мной было заполнено призраками, одетыми в чёрные балахоны. Они плавно скользили по нему, парили, шумели. Благодаря Охотнику, я узнала, что они были приспешниками Чистильщика. И кем бы ни было это загадочное существо, в одном оно было право наверняка — я однозначно сломана. Моё сердце разбито.

Их были сотни. Я задрала голову выше. Ещё больше сидело, устроившись на крышах, по обеим сторонам улицы. Я оглянулась на КиСБ и, едва разглядев крышу здания, с удивлением обнаружила, что оно тоже было усеяно мерзкими падальщиками. Я так задумалась, что даже не оглянулась по сторонам, перед тем как выйти наружу. Видать, они сидели в полной тишине.

Теперь же они молчания не хранили. Их стрекот нарастал, напоминая всё больше металлический скрежет, какого мне ещё не доводилось слышать. Они смотрели на меня, потом переглядывались между собой и снова переводили на меня взгляд.

— Вот же дерьмо, — пробубнила я, когда меня внезапно осенило. Они меня видят. И я знаю почему. — Всё этот проклятый браслет.

Я оставила его на столике рядом с Джадой. Пытаясь навязать мне его, В'Лейн говорил, что браслет предоставляет защиту от фейри и «всяких мерзостей». Очевидно, мои преследователи подпадали под последнюю категорию. Если подумать, это не лишено смысла. Риодан говорил, что мои упыри когда-то шастали за Королём. Подозреваю Крууса не прельщала мысль о том, что за ним кто-то будет следить, и он доработал заклинание, которое позволяло ему скрываться от них. Это объясняет, почему они не прилипли ко мне, как только я стала видимой. Джада вручила мне браслет, когда меня укрывала Синсар Дабх.

А теперь они вернулись. Прекрасно.

И кое-кто всё ещё пытался решить, нужно ли меня «чинить». Просто замечательно. Успехов.

Я снова пошла вперёд, заколебалась на мгновение, чувствуя, как меня до костей пробирает дрожь, оглянулась на КиСБ.

Я решила дождаться Бэроронса и вернуться с ним вместе. Мне становилось не по себе от того, насколько быстро они нашли меня, после того как я сняла браслет. Помню, как они кружили над городом, выискивая. И хоть они никогда мне ничем особо не угрожали и даже спали со мной в одной постели в Честере, не причинив никакого вреда, кто знает, когда в этом сумасшедшем мире могут в очередной раз измениться правила?

«Может, Чистильщик наконец-то принял решение,» — мрачно подумала я, и мысль эта мне не понравилась.

Я резко обернулась, чтобы направиться под защиту книжного магазина.

Тогда-то они и ринулись с небес вниз как огромная, вонючая, чёрная, тесная смирительная рубаха и повалили меня на землю.

 

Глава 35

Придя в себя, я обнаружила, что лежу, уставившись в потолок плохо освещенного промышленного склада.

По количеству металлических балок, брусьев и блоков подъемных механизмов, перемещающих различные запасы, не сложно было догадаться, где я оказалась. Судя по всему, я находилась где-то в Темной Зоне, где летали костлявые призраки, которые теперь пугали меня гораздо больше, чем раньше.

Их появление было мгновенным, как при просеивании, они спустились сверху, растянув свои кожистые плащи, и я стала задыхаться. Я и пальцем пошевелить не успела, как мои руки были обездвижены.

Мое копье и пистолеты оказались бесполезными. Я не могла ни до чего дотянуться, даже до мобильного. Хотя, судя по тому, что я видела, тату Бэрронса не были закончены, а значит и ЕВУ ничем помочь мне не мог.

Казалось, вот они были в небе, и тут мои руки уже плотно прижаты к бокам, а ноги связаны. Их вонючие кожаные плащи накрыли даже мою голову, и я не могла нормально дышать. Я думала, что умираю. Самое страшное, когда тебя душат — не знать, очнешься ты потом или нет.

В последний миг, перед тем как потерять сознание, я решила, что, скорее всего, Чистильщик решил, что «починить» меня можно, лишь убив; и надо признать, бывали моменты в моей жизни, когда я вполне разделяла эту его идею.

Но определенно не сейчас. Джада нуждалась во мне. Ох, она еще не знала этого и, скорее всего, вряд ли согласится с данным утверждением, но на самом деле это правда. Чистильщик может попытаться убить меня чуть позже. Сейчас было неподходящее время. И я не собираюсь оставаться здесь на «починку».

Я вскочила.

Э-э, скорее, мой мозг послал команду телу вскочить.

Но ничего не произошло.

Оковы слегка задребезжали. Запястья и лодыжки горели огнем. Я застонала. В попытке встать я чуть не сломала шею. Я была сильной. Но мои оковы оказались прочнее.

Я попыталась пошевелить головой. Не сработало. У меня на лбу находилась широкая повязка, крепко фиксировавшая меня на поверхности, на которой я лежала на спине.

Я ужаснулась, осознав, что меня приковали к какой-то каталке из холодного металла. На мгновение я испугалась, что мне ввели парализующие медикаменты, но затем обнаружила, что все-таки могу на пару сантиметров повернуть голову, если хорошенько постараюсь. Но в остальном моё тело было настолько крепко скованно, что не могло быть и речи о том, чтобы пошевелить руками или ногами.

Внезапно в отдалении что-то зашелестело, звук моих преследователей, их сухой стрекот. От меня невероятно воняло, потому что я была вся покрыта их отвратительной желтой пылью.

Я замерла и снова закрыла глаза.

В фильмах ужасов, когда героя привязывают к такой штуке, да еще и в таком месте, злодей всегда дожидается, чтобы герой пришел в себя, прежде чем совершить по-настоящему ужасный акт варварства.

Я долго могу притворяться мертвой.

Когда стрекочущие духи подлетели ближе, я услышала жужжание и скрежет, скрип плохо смазанных шестеренок. Я не открывала глаза и сосредоточилась на дыхании, чтобы оно выглядело глубоким и естественным.

Звук я узнала.

Это нечто неумолимо приближалось, а я испытывала лишь панику и ужас, и тот самый парализующий страх, как и той ночью, когда ходячая груда мусора прошлась по переулку позади КиСБ. Так что даже если бы я и не была связана, двигаться все равно не смогла бы.

Если бы я могла шевелиться, то сама себя стукнула бы по лбу. И побежала так, что только пятки засверкали бы.

Так значит груда мусора, которую я видела раньше, оказалась таинственным Чистильщиком!

Он был здесь со мной, внутри нашего защитного урагана, и искал меня два дня назад, а я понятия не имела, что он был той штукой, чьи миньоны выслеживали меня.

В свою защиту лишь скажу, что они вообще на него не были похожи. Кто бы мог подумать, что такое древнее и всемогущее, чинящее других существо, само по себе окажется грудой отбросов?

«Хотя, — рассуждала я, — это не лишено смысла.» Быть может, оно постоянно чинит и себя, хватая все, что попадается под руку. Я вспомнила металлические вставки, украшающие позвоночник Темной Принцессы, металл, сверкающий в лицах моих разлагающихся преследователей, и все обрело смысл. Ну или вроде того. Если вообще в нашем наводненном фейри мире что-то может иметь смысл.

Штуковина, грохоча, остановилась где-то справа от меня. Я лежала, замерев от страха, и прислушивалась, пытаясь не позволить панике окончательно поглотить меня.

Раздавались и другие звуки, не такие громкие, как тяжелая походка Чистильщика. Звук скрежета металла о металл: звон и лязг открывающихся, закрывающихся и вращающихся вещей.

Свет за закрытыми веками стал ярче. Еще два раза что-то звякнуло и вдруг всё засверкало. Включились четко направленные, яркие огни, устремленные прямо на меня.

Мне это совсем не нравилось. Я была привязана к столу, над головой светил яркий свет, и меня собиралось починить что-то, не способное к прямохождению и сделанное из мусора и всякого хлама. Несмотря на панику, обездвиживающую мои конечности и затуманивающую сознание, я не могла не размышлять, какого черта, по его мнению, со мной не так. Где я поломана? Мне хотелось узнать и оспорить его мнение. Но я мудро держала глаза и рот на замке. Хотя я и так не могла их открыть. Даже намек на его присутствие оказывал паралитический эффект.

Спустя время, показавшегося мне бесконечностью, оно загрохотало и убралось прочь.

Стрекотание призраков тоже испарилось, как будто они убрались вместе с ним. Я вздохнула от облегчения, когда ко мне вернулась способность к произвольным движениям.

Отсрочка. Не понятно почему, да и по большому счёту, мне причина эта не важна.

Я слегка приоткрыла глаза и быстренько закрыла их снова, ослепленная ярким, холодным светом, льющимся сверху. Я повернула голову вправо настолько, насколько могла. Именно оттуда доносились жуткие звуки, и я хотела знать, с чем мне предстоит встретиться лицом к лицу. Я снова открыла глаза.

Убедившись, что в тени не скрываются призраки, готовые поднять тревогу, как только я пошевелюсь, я напряглась, чтобы присмотреться как можно лучше.

Длинный металлический стол.

Сверкающие ряды острых, блестящих инструментов.

Как будто сцена прямиком из фильма ужасов. Перед глазами вдруг непрошено промелькнула тревожная картинка, как пять ночей назад я сидела в КиСБ, пытаясь извлечь из себя пули, раздумывая, какие ужасные вещи можно со мной сделать, если я буду привязана, учитывая мою способность к регенерации.

«Дыши,» — приказала я себе. Над столом находился большой квадратный экран, показывающий картинку чего-то серого, черного, белого и неясного.

Прищурившись, я сконцентрировалась на экране. Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, на что я смотрю, и то лишь благодаря тому, что у меня зачесался нос, и поскольку я не могла до него дотянуться, то наморщила его, попытавшись качнуть головой, насколько смогла, и картинка на экране пошевелилась.

Это была я. Изнутри. Точнее сказать, это был мой череп изнутри.

Во всех деталях: пазухи носа, зубы, кости, мышцы. Разные части черепа были отмечены символами. Я с трудом наклонила голову и заметила, что справа на большом экране было четыре области поменьше.

На то, чтобы разобраться, что же это такое, у меня ушло времени больше, но все же я выяснила, что каждая часть демонстрирует отдельную часть моего мозга. На этих картинках также были начертаны символы, которые сосредоточились, если мне не изменяет память и мои знания по биологии, то судя по всему, сейчас с пугающей четкостью предо мной предстала — лимбическая система[57] моего мозга.

Я знала, зачем нужна лимбическая система. Мы это проходили на курсе психологии по патологическим отклонениям. Эта система представляет собой совокупность мозговых структур, расположенных по обе части таламуса, и она отвечает за эмоции, поведение и, среди прочего, за долгосрочную память. В состав лимбической системы входит гипоталамус, миндалевидное тело и гиппокамп. Она тесно связана с мозговым центром наслаждения и префронтальной корой.

Я все так подробно вспомнила, потому что во время моего обучения по программе углубленного изучения предмета наш университет участвовал в исследовании, и наш профессор искал добровольцев для проекта.

Целью исследования была возможность выяснить, является ли «отключение» лимбической системы или повреждение мозга в этой части весомым показателем в диагностировании психопатии. Он говорил нам, что благодаря преступникам, заключенным под стражу, были получены веские доказательства того, что действительно существовала определенная взаимосвязь.

Я помню, как смотрела на своих однокурсников, которые охотно тянули руки в воздух, а сама при этом думала: «Боже, какой дурак согласится быть добровольцем? Что если их мозг просканируют и выяснят, что они психопаты?» И действительно, захотел бы ты такое о себе узнать? И что более важно: хотелось бы тебе, чтобы об этом узнали окружающие?

В тот день я поглубже засунула свои руки в карманы и долго не вынимала их оттуда.

А сейчас, изучив экран с изображением моего мозга, я подумала о том, что стоило все-таки поучаствовать. Мне не хватало практики, чтобы решить, была ли моя лимбическая система «выключена» или повреждена, но судя по внешнему виду инструментов, лежащих на столе, и по символам, разбросанным по различным частям моего мозга, она все-таки пострадала.

Чистильщик посчитал, что мой мозг нуждается в починке. Я сердито нахмурилась. Все с моим мозгом в полном порядке. И если бы я могла, то схватилась бы за голову обеими руками в защитном жесте. Если он попытается сделать мне трепанацию черепа, сможет ли мой череп восстановиться? Учитывая все эти инструменты вокруг. Уверена, что какую бы варварскую операцию он ни планировал, легко не будет. Может, из-за Книги внутри меня Чистильщик посчитал, что весьма могущественная, но одновременно и надломленная я требую ремонта. Эта чертова Синсар Дабх все никак не прекратит портить мне жизнь.

Слева тишину нарушил голос, сперва до чертиков напугавший меня, а затем наполнивший непередаваемым ужасом, которого я никак не ожидала от себя.

— У меня сердце, — прошептала Джада. — А что у тебя он планирует починить?

 

Глава 36

Закрыв глаза, я безжизненно обмякла на столе.

«Нет, нет, нет, — прокричала я внутренне. — Только не это. Всё что угодно, только не это.»

А затем забилась всем телом, от макушки до пяток, пытаясь вырваться из оков. Я вертелась, дергалась и билась. Мне удавалось едва-едва пошевелится.

У меня не вышло высвободиться.

— Нет, — в конце концов шепотом выдавила я. И чуть громче повторила: — Нет.

Только не Дэни. Никому не позволю «чинить» её, в особенности её пылкое сердце.

— Итак, — шепотом поинтересовалась она. — Что будут чинить тебе?

— Ты лежишь, прикованная к столу, тебя собираются «чинить», а тебя разбирает любопытство?

— Если бы я не сказала тебе сама, тебе бы не было интересно в чём, по его мнению, моя проблема? — прошептала она в ответ.

— Откуда ты знаешь, что его цель что-то чинить?

— Это же очевидно, Мак. По снимкам, — сухо ответила она.

— А как ты узнала, что я здесь? — я-то не знала, что она тут. Я и не пыталась посмотреть налево. Оттуда не доносилось ни единого звука. Возможно, наш «хирург» успел подготовить инструменты для неё, пока я была без сознания.

— Суперслух. Ты вздыхала. Изредка похрапывала. До телефона своего дотянуться можешь?

— Неа, — ответила я.

— Я тоже.

Как она сюда попала? Неужели призраки разбили окно в КиСБ, прошмыгнули внутрь и утащили её, пока она была в беспамятстве, прямо из кровати? Может, защитные чары Бэрронса им и раньше были нипочём, и они лишь притворялись? Зачем? Насколько я знаю, мои упыри её не преследовали. Может, Чистильщик просто зацепил её по акции «купи одну, вторую возьми в подарок», потому что она под руку подвернулась и, исходя из его смутных и крайне подозрительных критериев, тоже была «сломана»?

— Как он до тебя добрался? — спросила я безжизненно.

— Я выглянула в окно и увидела, как ты шла по аллее.

— Я думала, ты была без сознания.

Чёрт возьми, если бы она была без сознания, её бы тут не было!

— Я ждала, когда все наконец-то разойдутся. Риодан завершил сегодня мою татуировку. Мне нужно было кое-куда. Но я выглянула в окно и увидела, как ты следуешь за ходячей кучей мусора.

— Я шла следом?

Я его даже не видела. Очевидно, шумная, бряцающая куча может налагать чары.

— Она была метрах в шести перед тобой. А затем я услышала, как она говорит голосом Бэрронса, и поняла, что-то не так. Как только я вышла наружу, ДВЗ набросились на меня. Я даже в воздушный поток не смогла проскользнуть.

Её они тоже связали смирительной рубашкой. Связали её и одолели, и она так же, как я, очнулась связанная по рукам и ногам.

— Воздушный поток?

— Раньше я называла это стоп-кадром.

— Есть какие-нибудь супергеройские идеи? — спросила я, хоть и не сильно на это надеялась. Даже её экстраординарные способности бессильны, ведь она связана.

— Всё, чему я научилась в Зеркалье, предполагает использование рук. Ты хоть немного пошевелиться можешь?

— Только головой, и то чуть-чуть.

— То же самое, — сказала она.

Я хотела сказать что-то обнадёживающее, но так и не смогла подобрать слов. Бэрронсу и в голову не придёт искать нас за пределами восьми кварталов, очерченных торнадо, и я очень сомневаюсь, что мы в той части тёмной зоны, что находится внутри него. Я недооценила своих преследователей. Больше я эту ошибку не допущу. Полагаю, тот, кто продумывает свою «работу» настолько детально, уделил не меньше внимания и подбору места, где ему ничто не сможет помешать.

Мы не можем рассчитывать на то, что нас вытянет Бэрронс. И уж подавно Риодан.

Рассчитывать мы можем только на себя.

— Я бывала в ситуациях и похуже, — прошептала Джада.

Я содрогнулась и закрыла глаза. Это не то, что бы мне хотелось услышать.

— Джада…

— Если ты собираешься снова извиняться, то замолкни. Я своими собственными ногами шла. И тогда, и сегодня. Это моё собственное решение.

— Вот мы и возвращаемся к разговору о твоём гипертрофированном чувстве ответственности, — прохладно сказала я.

— Гипертрофированна твоя самонадеянность, раз думаешь, что лишь твои действия имеют какой-то вес. Ты гналась за мной. А я убегала. Мы обе что-то делали. Если хочешь, давай ответственность поделим пополам. Я всё равно собиралась отправится в Фэйри. Меня тянуло на приключения. А наперёд я никогда не думала. Жила одним мгновением. Твой вины в этом нет.

Я вспомнила, как она смеялась, перед тем как сигануть в зеркало, бесстрашно, от всей души.

— Мне следовало пойти за тобой.

— Я бы прыгнула в первое попавшееся зеркало в Зале. Знаешь, что это за зеркала? В них отражены прекрасные, безмятежные места, солнечные острова с белыми замками на песке. Я не сразу поняла, что за ними скрывается совсем не то, что они показывают. Бэрронс прав. Если бы ты пошла за мной, я бы не выжила.

— Ты в курсе?

— Лор рассказал мне. А после того как я прошла бы сквозь первое зеркало, ты бы ни за что меня не нашла. В том зале миллиарды порталов, Мак. Это не просто иголка в стоге сена, это миллиард иголок в тьме тьмущей стогов.

— Но ты зря потратила столько лет, — прошептала я.

— Ты снова за своё. Я их не зря потратила. Я прожила их. И ни на что бы их не променяла. Благодаря им я стала такой. И я себе такой нравлюсь.

В аббатстве мне так не показалось, и я ей об этом сказала.

— Тяжело быть одной, — ответила она. — Поэтому делаешь всё необходимое, чтобы выжить. Иначе тебе конец.

Пять лет разговаривать с аналогом мяча? Но как бы безумно это не звучало, благодаря этому она все-таки выжила. Кто я такая, чтобы судить?

И вот она здесь, прикованная к столу, и Чистильщик собрался «поработать» над её сердцем — её восхитительным сердцем, искрящимся всеми цветами радуги, благодаря которому она жила на полную катушку. Дай этому сердцу время, чтобы исцелиться, и оно бы снова засверкало.

Но когда Чистильщик с ним закончит, этому не бывать.

Сильно сомневаюсь, что в его планы входит сделать его более заботливым и эмоциональным. Уверена, если нам и суждено пережить эту «починку», мы уже не будем собой и скорее всего превратимся в кого-то на подобии Борга — холодного киборга, управляемого искусственным интеллектом. Меня передёрнуло от мыслей о том, что я могу лишиться своей индивидуальности, особенно учитывая, что жизнь мне предстоит очень долгая. Как смеет кто-то, считающий, что он что-то улучшает, покушаться на сущность, стирая личность? Да кто он такой, чтобы решать, что в нас правильно, а что нет?

А Дэни, такую уникальную, многогранную и выдающуюся, во что он превратит её?

Я закрыла глаза. Слёзы струились из них.

— Простишь меня?

— Я уже говорила, тебе не за что извиняться, — спустя некоторое время она спросила: — А ты простишь меня? — я поняла, что она имеет в виду Алину.

— Я уже говорила… — ответила я.

Мы обе вроде как рассмеялись, и я заплакала ещё сильнее, беззвучно. Чтобы наконец-то нормально поговорить, нас нужно было приковать в одном помещении.

Чистильщик прав. У меня не всё в порядке с головой. На неё нельзя полагаться. Моё сердце всегда возьмёт над ней верх. Как в том случае, когда я была настроена вернуть Бэрронса из мёртвых. И, возможно, как в случае с воскрешением Алины. Ни за что не позволю ему прикоснуться к Дэни. Не бывать этому. И не важно, что мне ради этого придётся сделать. Правильно это или нет, мудро или глупо, станет это избавлением или обречёт меня, но я не позволю Чистильщику навредить ей.

— Мне не нравится, как ты притихла, Мак, — прошептала она. — Что творится в твоей голове, где всё набекрень? Он собрался чинить твою голову, так ведь?

Я, наверное, издала звук недовольства, потому что она захихикала.

— Так и знала, — сказала она. — Он собирается вправить тебе мозги!

— Не смешно.

— Смешно. Признай, — ответила она. — Нам дала оценку груда мусора, которая, похоже, может развалиться, сделай она один неосторожный шаг. И эта груда считает ненормальным моё сердце. И твою голову.

Я фыркнула. Все же смешно, странно, и не совсем от этого весело, но смешно.

— Заметь, он думает, что у меня с головой всё в порядке, — самодовольно сказала она.

— Ага, а ещё он считает, что моё сердце лучше твоего.

— Так и есть.

— Нет, это не так.

— Ну, мозг мой уж точно лучше твоего, — беспечно сказала она, и меня поразило, что холодная, сдержанная Джада шутила.

— Ты хоть понимаешь, что мы находимся в смертельной опасности? — напомнила я ей.

— Знаешь, что мне так нравится в Шазаме, да и не только в нём? Когда становится совсем туго, он остаётся на позитиве.

Я снова вздрогнула. Не знаю, как вести себя, когда речь заходит о её плюшевом наваждении, поэтому промолчала.

— Так что творится в твоей неудачно выкрашенной голове? Кстати, ты пробовала вывести краску оливковым маслом? Ты же не раздумываешь о том, чтобы воспользоваться Синсар Дабх, а?

Не собираюсь ни оправдываться, ни спорить. Нечего тут обсуждать. Тем более с ней. Из-за неё я и собираюсь это сделать.

— Конечно я пробовала смыть её оливковым маслом. Краска въелась в структуру волос, — раздраженно ответила я. — Смоется со временем.

— Думаешь, если воспользуешься её силой, она тебя не уничтожит?

— Сама как думаешь? — уклонившись от ответа, спросила я.

— Думаю шансы очень малы.

— Дэни бы рискнула.

— Было время, когда я, — она подчеркнула местоимение: — не осознавала, чем придётся расплачиваться.

— Ты имеешь в виду свой прыжок в зеркало, — констатировала я.

— Моё возвращение оттуда, — прошептала она. — Это самая тяжелая расплата.

— Есть идеи получше? — прямо спросила я.

После долгого молчания она ответила:

— Нет.

Закрыв глаза, я потянулась к своему озеру. Ей больше не придётся ни за что расплачиваться. Если я могу этому помешать, а я могу. И, возможно, со мной тоже всё будет в порядке.

— Мак, пообещай мне кое-что, — настойчиво прошептала она.

— Всё, что угодно, — ответила я, мысленно готовясь окунуться в тёмные воды. На этот раз они не накатывали на меня, пытаясь утопить. Поверхность озера была спокойной, гладкой, манящей, без намёка на глубинные течения.

— Если я отсюда не выберусь…

— Выберешься.

— Если не выберусь, — повторила она, — сделай кое-что для меня. Пообещай, что сделаешь. Пообещай, что исполнишь это, несмотря ни на что. Пообещай.

— Обещаю, — ответила я. Чего бы там она не хотела, сама это седлает, потому что она отсюда выберется. Я этого добьюсь.

— Зеркало, через которое я вернулась домой… — она сказала мне, где оно и как его найти. — Мне нужно, чтобы ты вошла в него.

— Зачем? — я отошла немного от своего озера, уделяя ей полное внимание.

— Чтобы спасти Шазама.

Я зависла и тупо просто лежала несколько мгновений, открыла рот, передумала, закрыла его. Мне казалось, у нас вполне адекватный диалог. Она была спокойной, разумной, рациональной. Даже чувство юмора демонстрировала, что неслыханно для Джады. А теперь вот снова заговорила о плюшевом зверьке, спасая которого из пожара, сама чуть не погибла.

— Он будет ждать меня целую вечность, — прошептала она с надрывом. — Он будет ждать и ждать, веря, что я вернусь за ним. Мне не выносима мысль о том, что он будет разочаровываться снова и снова.

Я ничего не ответила. Потому что знала, это то, через что она прошла сама. Она ждала, что кто-то придёт за ней и спасёт. Но никто так и не пришел.

— Он просто будет сидеть там день за днём. Будет думать, что это тот самый день. Счастливый день.

Она начала плакать, и от этого мои собственные слёзы потекли с новой силой. «Счастливый день», — сказала она. Сколько лет прошло, прежде чем она перестала надеяться? Надеяться на то, что счастливый день придёт?

— Он такой эмоциональный, — прошептала она. — Так легко впадает в депрессию и сдаётся. Он так долго был один. А я обещала ему, что он больше никогда не будет один.

Он был? Или она была?

— И я знаю, что он будет голоден, — взволнованно сказала она. — Будет очень голоден.

«О, Боже, — подумала я: — она, наверное, голодала в Зеркалье, с её-то потребностями в еде. И этим своим качеством она тоже наделила своего вымышленного друга.»

— Ты обещаешь, что пойдёшь и спасёшь его, если я не выберусь?

— Рыба, — сказала я натянуто. — Ты кормила игрушку рыбой.

— Скорее всего ты не сразу найдёшь его. Он прячется в других измерениях. Тебе придётся говорить с воздухом, скажи ему, что его Йи-Йи прислала тебя, и что он может показаться. Возможно, пройдёт некоторое время, прежде чем он поверит, что это безопасно. Чтобы ты ни делала, не допускай, чтобы он облизывал тебя или пытался съесть.

— Дэни, — с болью в голосе сказала я. Она хочет, чтобы я пошла в Зеркалье и говорила с воздухом.

— Я знала, что рыба была плохой идеей, — в её голосе был намёк на стыд.

Я ничего не ответила. Не знала, что сказать.

— Я не спятила, Мак. Шазам реальный, — произнесла она.

Я моргнула. О чём это она? Что пытается сказать? Видела я этого «Шазама». Это плюшевый зверёк.

Она с трудом выговорила:

— Я бросила его.

— Плюшевую зверушку?

— Нет, — раздраженно ответила она, — это совсем другое. У меня не получалось заснуть. Поэтому я представляла, что это он, чтобы нормально спать, пока не придумаю, как быть. Но я осознавала, что притворяюсь. А когда в аббатстве начался пожар, я как будто заново пережила всё. Будто тот день, день, в который я потеряла его, снова повторился. Это и спровоцировало то, что у меня слегка крыша поехала.

Я повернула голову влево так сильно, насколько это было возможно.

— Шазам реальный? На самом деле, по-настоящему реальный? — спросила я.

— Он капризный, пушистый коалокотомедведь. Я нашла его в свой первый год Зазеркалья.

Я открыла рот, закрыла его. Задумалась о том, насколько чётко и убедительно прозвучало то, что она только что сказала. Неужели она говорит правду? Или она настолько раздвоена, что теперь, когда Риодан выпотрошил её бред, она внушила себе, что бросила его?

— Коалокотомедведь, который разговаривает и прячется в воздухе? — в конце концов спросила я.

— Мак, перестань так много думать. Не удивительно, что он хочет поработать над твоим мозгом. Ты же постоянно ведешь внутренний диалог.

Меня это взбесило.

— Не будь стервой.

Я-то знаю, почему думаю так много; мне всю жизнь приходилось фильтровать мысли двух полноценных личностей, живущих внутри меня, при том что я и не подозревала о наличии второй: пятьдесят тысяч лет жизни, запечатлённых в памяти тёмного короля, вертелось в моём подсознании, навязывая мне кошмары о ледяных местах, обрывках песен, абсолютно бессмысленных желаниях. Я таила эмоции, которые никак не могла связать с событиями, происходившими в моей жизни. Мне всё казалось подозрительным, и не удивительно, ведь половина из этого мне не принадлежала. И я чертовски хорошо справлялась, лавируя между своим и чужим.

Она повторила:

— Он реальный. Ты должна мне поверить. Это часть обещания, которое ты дала мне.

— Ты не была всё время одна? — мне очень хотелось в это верить. Мне была ненавистна мысль о том, что пять с половиной лет ей пришлось отбиваться от врагов в полном одиночестве.

— Нет. Ну, кроме тех случаев, когда он исчезал. И он невероятен в битве. Ну, пока сосредоточен, и пока с ним не случается очередной приступ пессимизма. Он ненавидит одиночество. И вот он снова один, — мягко добавила она: — Он меня любит. Он этого никогда не говорил, но я это знаю. Он это подразумевает, когда говорит, что видит меня. И я не могу подвести его. Не могу его бросить. Ты должна сказать ему, что видишь его, договорились? Просто продолжай говорить воздуху, что видишь его. Он явится. И если я не смогу, Мак, ты должна любить его. Обещай, что будешь о нём заботиться.

Я попыталась осмыслить то, что она мне сказала. Хотелось верить, что всё это правда, что она не сломалась и не сошла с ума. Что она на самом деле потеряла кого-то, и это её убивало. И это настолько её опустошило, что она представляла себе его в виде набивной игрушки. У неё были чувства, и при том глубокие. И мне внезапно стало очень хорошо. Реальный Шазам или нет, а Дэни чувствовала себя любимой и любила в ответ.

— С твоим сердцем, дорогая, всё в полном порядке, — мягко сказала я.

— Оно разбито, — прошептала она. — Я не могу жить без Шазама. Не знаю как.

Господи, мне знакомо это чувство! Сестра, родители, любимый, животное. Не важно, кому вы отдаёте свою беззаветную любовь, если у вас отнять её объект, это ранит до глубины души. Хуже всего запахи — они подкрадываются исподтишка, снова окуная в пучину горя. Аромат персиково-сливочных свечей. Её любимый дезодорант. Её подушка дома. Запах книжного магазина вечером, когда я думала, что Бэрронс умер. Когда сильно любишь, жить без них не можешь. Куда ни глянь, гнетущее отсутствие того, что у тебя когда-то было, и что ты утратил навсегда. Жизнь становится до ужаса пустой, и в то же время переполненной болью, всё не так, всё ранит.

Внезапно вдалеке раздался бряцающий звук, и я судорожно вдохнула.

— Он приближается, — прошептала она.

— А теперь ты пообещай мне кое-что, — прошептала я.

— Всё что угодно, — поклялась она.

— Если у тебя появится шанс сбежать, если ты внезапно освободишься, беги без оглядки, не думая обо мне.

— Всё что угодно, кроме этого, Мак.

— Я пообещала тебе, чёрт возьми, — зашипела я. — А теперь, ты пообещай мне, искренне. Если у тебя появится шанс сбежать, не смотри на меня и убегай со всех сил.

— Я больше не убегаю.

— Пообещай мне. Ну же.

Она продолжала молчать. Раздавался лишь скрежет и грохот приближения нашего потенциального мучителя.

— Quid pro quo[59] , или я тоже не сдержу своего обещания, — припугнула я. — Я не стану спасать Шазама, если выберусь отсюда.

— Обещания, данные под принуждением, не действительны, Мак. И ты это знаешь.

— Пожалуйста, — мягко попросила я. — Мои действия окажутся тщетными, если что-то пойдёт не так, и мы обе умрём. Одна из нас должна отсюда выбраться.

Она ничего не отвечала некоторое время, а затем натянуто произнесла:

— Я обещаю сделать то, что посчитаю правильным.

Я тихо рассмеялась. А вот и Дэни. Не Джада. И мне этого достаточно, ведь я знаю Дэни: любой ценой выжить.

Я услышала скрежет металла и поняла, что у нас мало времени. Закрыв глаза, я прыгнула с разгона в своё чёрное озеро.

— Что ты творишь, Мак? — резко спросила она, больше не пытаясь быть тихой. И я поняла почему. Звуки, оглашающие приближение Чистильщика, были зловещими. Он больше не семенил. Он шел резво и целеустремлённо. Наши «операции» должны были вот-вот начаться. Не зависимо от того в сознании мы или нет.

— То, что должна была сделать, когда ты прыгнула в то зеркало, — ответила я. — Нужно верить и в хорошую магию.

Она молчала, словно собиралась с мыслями. И в конце концов просто сказала:

— Я не хочу потерять и тебя.

— А я думала, что не нравлюсь тебе, — напомнила я. Стрекот нарастал. И шелест. Я поплыла быстрее, фокусируясь на луче золотистого света, прорезающим мутные воды.

— Не всегда нравишься, — раздраженно сказала она. — Но мы…

— Сёстры? — спросила я, проворно выныривая в тёмной пещере. Она пошла за мной следом. Выглянула в окно, поняла, что я в беде, отбросила то, ради чего встала с постели — спасение Шазама? — и пошла за мной.

— Горошинки. В стручке. Хорошо подумай, что бы ты там ни делала.

Горошинками в Мега-стручке когда-то называла она нас. Моё сердце наполнилось любовью так, что стало больно.

— Я и думаю.

— И знай, что я тебя прикрою.

— А я тебя, детка, — беспечно произнесла я. Но мне пришлось перекрикивать дребезжащее приближение Чистильщика.

— Я уже не ребёнок.

— Кому как не нам это знать, — сухо сказала я. Я рванула в пещеру — ослепительно сияющую черную камеру, где хранится невероятная сила, страх перед которой парализовал меня слишком долго.

Всё, хватит.

Я понятия не имела, какое из трёх моих предположений верно, и больше меня это не волновало. Единственное, чего я хотела, чтобы Дэни жила. Продолжала любить. Спасла Шазама, если он на самом деле реальный, росла и заводила любовников, вновь обрела способность восхищаться и чувствовать свободу, и чтобы её сердце исцелилось.

И если ценой станет моя жизнь, то так тому и быть.

Думаю, это и есть любовь. Их жизнь для тебя важнее собственной. Свет в глазах Дэни не погаснет. Только не во время моей вахты.

Паника пыталась забраться мне в голову, и я осознала, что Чистильщик уже очень близко. Я ощущала зловоние призраков, окружающих нас.

Я поспешила к книге, быстро переворачивая страницы, выискивая что-то, что можно использовать.

— Мак, — услышала я издалека. — Не делай этого ради меня. Не хочу, чтобы ты из-за меня потеряла свою душу. Ты ведь знаешь, насколько у меня гипертрофировано чувство ответственности. Ты только усугубишь его.

Я рассмеялась, листая страницы в пещере. «А кто сказал, что я потеряю свою душу? Хорошая магия,» — напомнила я себе.

Вот оно! Пусть и обоюдоострый меч, но должен сойти.

Ликуя, я прокричала слова древнего заклятия, которое только что отыскала. Слоги резко отдавались эхом от каменных стен пещеры, от этого они усиливались, звучали всё громче, наполняя воздух вокруг меня сиянием. Я чувствовала, как меня наполняла сила, на всё готовая, на всё способная и более чем податливая. Я чувствовала эйфорию, я знала, то, что приносит такое удовольствие, не может быть плохим.

Когда я произнесла последний звук, Книга внезапно превратилась в горстку искрящейся золотой пыли.

Я уставилась на неё, пытаясь понять, что произошло. Выискивая взглядом мигающие красные руны, которые видела в пещере раньше.

Неужели я поглотила её? Мы с ней соединились? Я читала на Изначальном языке. Неужели мне удалось повторить то, что сделал Круус?

Я не чувствовала в себе каких-то изменений.

И просто знала, что Чистильщик и его прихвостни исчезли со склада. Заклинание сработало так, как я того и хотела. Ну, в общем и целом.

И что важнее всего, Дэни была в целости и сохранности, и она была свободна.

Вот она встает со своей каталки, оковы падают, когда она поднимается. Внутренним зрением я видела её движения.

В пещере заиграла музыка, и я нахмурилась. То была песня Сонни и Шер, которую я всегда ненавидела. «Они говорят, мы юны и не знаем…»

Кровь застыла в моих венах, и я почувствовала, о боже, я почувствовала, как внутри меня, заполоняя каждую клеточку моего существа, разрушая и стирая все, даже мельчайшие составляющие моей сущности, зашоривая мою душу убийственной яростью и бездонной жаждой, безумием и ужасом; задвигая меня на дно крохотного ящика без отверстий для воздуха, прессуя меня как сардину, Синсар Дабх замурлыкала:

— Попалась, сладенькая.

Прямо перед тем, как она захлопнула крышку, я, используя остатки контроля над собственными голосом, прокричала:

— Беги, Дэни. Беги!