Королева Эобил смотрела туда, где всего лишь несколько секунд назад в ее королевской резиденции перед ней стоял последний принц Д'Жай. Теперь Адам исчез. Отправился в мир людей.

Эобил вздохнула, чувствуя себя ужасно утомленной. Она спорила с ним, она подкупала его, она ему угрожала. Но ничего не помогло.

«Этот приговор ты вынес Дэрроку в качестве наказания за его деяния, Адам, – и теперь ты сам просишь для себя такой участи?»

«Да».

«Ты знаешь, что превращение необратимо! Я не смогу ничего изменить, даже если ты передумаешь. В отличие от всех твоих прежних авантюр это нельзя будет исправить в последнюю минуту».

«Я понимаю».

«Ты умрешь, Адам! Одна смертная жизнь – причем никто не может гарантировать, что она будет долгой, – и тебя нет».

«Я понимаю».

«У тебя нет души. Ты не сможешь последовать за своей Видящей Сидхов, когда она умрет».

«Я знаю».

«Святая Дэнью! Так почему же?»

Он стоял перед ней, такой спокойный, такой собранный. Такой величественный и красивый и такой – неожиданно поняла она – недосягаемый для нее.

«Я не хочу жить без нее, Эобил. Я люблю ее. – Он пожал плечами. – Больше жизни».

Это было для Эобил так непостижимо, что какое-то время она не могла прийти в себя, чтобы что-то возразить.

«Сделай меня человеком, Эобил».

Пока она остановилась, чтобы сообразить, стоит ли продолжать спор или лучше просто заточить его куда-нибудь – в недра какой-нибудь горы или на самое дно океана, – пока Видящая не умрет, он опустился перед ней на колени без тени надменности или гордыни на лице. Тщеславный, пылкий, страстный принц смиренно склонил перед ней голову. И он произнес слово, которое она никогда не слышала из его красивых, чувственных уст, ни разу за шесть тысяч лет:

«Пожалуйста».

В этот момент королева поняла, что все уговоры напрасны.

Поняла, что, если она не удовлетворит его просьбу, она сделает его – принца, пользовавшегося наибольшей ее благосклонностью, – своим заклятым врагом. Она не боялась, что он причинит ей вред, ведь она была очень могущественна (хотя, учитывая то, что он бывал непредсказуем, она уже начала в этом сомневаться); но, если уж ей придется его потерять, она не хотела, чтобы он ее возненавидел. Она сама уступит его другой женщине, как бы больно это ни было.

Эобил закрыла глаза, сжав нежные руки в кулаки. Если бы она хоть на миг могла предположить, что все закончится именно так, когда выбирала ему наказание, она никогда бы этого не сделала. Она бы пренебрегла рекомендациями Совета и действовала по своему усмотрению.

Именно так она и будет поступать впредь – помня недавнее предательство своих ближайших соратников: своего супруга и старейшины Совета. И Адам больше не сможет охранять ее.

– Ах, Амадан, – прошептала она, – я буду скучать по тебе, мой принц.

Габби покачала головой, направляя спортивный автомобиль по аллее, ведущей к ее дому. Мужчина в «Лексусе» ехал за ней от бакалейного магазина до самого дома, проскочил на красный свет и пытался оставить ей свой номер телефона.

В последнее время мужчины преследовали ее, как сумасшедшие.

«Это потому, что ты проявляешь к ним явное равнодушие, – сказала Хло прошлым вечером по телефону. – Для многих мужчин женщина, которой на них наплевать, – это вызов, которому они не могут противостоять».

«Да нет, все дело в машине», – ответила Габби, закатывая глаза. Все-таки нужно было от нее избавиться. Она привлекала внимание каких-то непонятных парней. Нет, она не делила мужчин на «тех» и «не тех», – она уже почувствовала вкус сказки и встретила принца, с которым не мог сравниться ни один мужчина.

Неделю назад она наконец-то ответила на многочисленные сообщения Гвен и Хло – в тот ужасный вечер, когда нашла «Книгу о син сириш ду».

Габби так рыдала, что, когда Хло взяла трубку, не смогла сказать даже «Привет».

Но Хло сразу же поняла, что это она, а Гвен сняла трубку на параллельном телефоне, и жены МакКелтаров плакали вместе с ней, хоть их и разделял океан. Они пытались уговорить ее вернуться и остаться у них еще на какое-то время, но Габби была не готова снова увидеть замок Келтаров.

Наверное, она никогда не будет к этому готова. В этом замке она провела лучшие дни и ночи своей жизни, в Хрустальной комнате она потеряла свою невинность и свое сердце. Там она носила его бриллианты, там она стала женщиной. Она вспомнила, как стояла на отвесной скале в объятиях своего принца и смотрела, как рождается новый день.

От одной мысли об этом ее глаза наполнялись слезами.

«Нет, я совершенно не готова к возвращению в Шотландию».

Взяв купленные продукты, Габби поставила машину на сигнализацию и поспешила вверх по ступенькам черного хода. Она как раз вставляла ключ в замок, когда дверь открылась изнутри так внезапно, что она чуть не упала.

И наткнулась на крепкое тело.

Она отпрянула назад. Пакет с продуктами выскользнул из ее ослабевших рук, а глаза вдруг расширились.

– Привет, Габриель, – сказал Адам.

И у нее подкосились ноги.

– Перестань меня таскать!

– Я тебя не таскаю, – ласково ответил Адам, воспользовавшись положением тела Габриель, чтобы провести ладонью по ее кругленькой стройной попке. Когда она начала падать, он подхватил ее и перекинул через плечо. – Ты упала в обморок. Я просто поймал тебя.

– Я не падала в обморок. Я никогда в жизни не падаю в обморок! – прокричала Габби, колотя его ладонями по спине. – И это мой зад, а не твой, так что прекрати к нему прикасаться!

Адам расхохотался. Как же он скучал по своей вспыльчивой ka-lyrra!

– Вопросы собственности занимают девять десятых права, Габриель. Поскольку твой зад находится в моих руках, а не в твоих, думаю, он принадлежит мне. – С насмешливой ухмылкой он потрепал ее упругий, вздернутый кверху задок, просунув руку в ямку между ягодицами.

– О-о-о! Это самое жалкое обоснование, которое я когда-либо слышала! Это что – логика Существа? Девять десятых самоуверенности и одна десятая грубой силы? Поставь меня. Что случилось? У тебя опять проблемы? Нужна помощь какой-нибудь Видящей? Что ж, не повезло тебе. Убирайся вон.

Он продолжал гладить ее зад, шагая по дому широким шагом и направляясь к ступенькам.

– Я никогда не уберусь, ka-lyrra, – довольно промурлыкал Адам, наслаждаясь прикосновением к ее гибкому, нежному телу, которое упиралось в него. Похоже, прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз держал ее в своих объятиях.

– Ну да. Конечно. Давай, брось на ветер еще пару пустых обещаний. На этот раз номер не пройдет. Я больше не играю в твои глупые игры, что бы ты там ни замышлял. Думаешь, ты можешь меня бросать, а потом появляться, когда тебе заблагорассудится? Здесь тебе не проходной двор. Эй, ты! Поставь меня на пол, слышишь?! Что ты там задумал?! Куда ты меня несешь? – кричала она.

Он почти прикоснулся своим лицом к ее лицу и легонько ущипнул ее бедро.

– В постель, Габриель.

– Я думаю, ты очень сильно ошибаешься, – прошипела она и пустилась в рассуждения о том, что он больше никогда не окажется с ней в постели. Что если она и была когда-то легковерной, то теперь уже нет. Что он вылечил ее от всех иллюзий. Извиваясь у него на плече изо всех сил, она сердито заявила ему, что не хочет больше иметь дело с таким бессердечным мерзавцем, что она его ненавидит и что единственное, чего она от него хочет, – это чтобы он стал смертным и вечно горел в аду.

Когда Адам повалил ее на кровать, у Габби из груди вырвался слабый крик, и Адам спросил:

– Ты ненавидишь меня, Габриель? Очень жаль. Потому что я не шутил, когда говорил, что не уйду. Я никогда не уйду. Я люблю тебя.

Его ka-lyrra замерла, раскрыв рот и отчаянно пытаясь сделать вдох. Ее горло судорожно сжалось. Наконец, сделав один глубокий вдох, она разразилась стремительным, неистовым ураганом слез, бешено колотя кулаками.

И, сползая на пол, он вдруг подумал, что, наверное, никогда не понимал женщин. Габби лежала на полу в объятиях Адама, чувствуя головокружение. Он дал ей потузить себя кулаками, пока она не лишилась сил. Позволил ей беситься, вопить и визжать, пережидая в терпеливом молчании, пока – наплакавшись до всхлипов – она не начала икать. Тогда он приблизил ее к себе, прислонил спиной к своей крепкой груди, обнял руками и держал так, пока она не успокоилась, шепча ей на ухо тихие утешения.

– Т-с-с-с, маленькая. Успокойся, любовь моя. Все хорошо. Все будет хорошо.

Любовь? Адам сказал слово на букву «Л»? В какую еще невообразимую сказку она попала?

– Я не сплю? Это не сон? – прошептала Габби.

– Если бы это и был сон, – шепотом ответил он, – я бы хотел, чтобы он никогда не кончался. Ну, не та часть, где ты плачешь, – поправился он, – а та, в которой я тебя обнимаю. —

Он нежно повернул ее к себе лицом. Она уткнулась ему в грудь, шмыгая носом и пытаясь понять, что происходит. И боясь поверить в то, что она не спит. Боясь, что как только она в это поверит, то сразу же проснется. И увидит, что она лежит в постели одна в большом тихом доме.

– Посмотри на меня, ka-lyrra, – прошептал Адам.

Тихонько всхлипнув, Габби запрокинула голову и встретилась с его темным взглядом. И нахмурилась, стараясь справиться с удивлением. Она была так ошарашена, обнаружив его у себя дома, что не разглядела как следует. Что-то в нем было не то. Но что? Глаза?

– Я люблю тебя, Габриель О'Каллаген.

Эти слова поразили ее; она молча смотрела на него.

Адам поцеловал ее, его губы плотно прижались к ее губам, язык скользнул внутрь. И она отдалась этому поцелую. Сон это или нет, для нее больше не имело значения. Она была в его объятиях, и он говорил, что любит ее, и если она спала, то надеялась, что сможет видеть этот сон вечно.

Она смутно поняла, что даже поцелуй его стал каким-то другим. Ее тело вспыхнуло неистовой, жгучей жизнью в его руках. В Адаме чувствовалась какая-то спешка, которой никогда не было раньше. Куда-то исчезла его неторопливая манера бессмертного Существа – напротив, ощущалось какое-то безрассудство, жадность и страсть смертного.

И это так ее потрясло, что она ответила ему безумным, пылким поцелуем, повалив его на пол, забравшись на него сверху и зарывшись руками в его волосы. Целуя и целуя его после долгих недель страданий, ожидания и тоски. Габби не помнила, как они остались без одежды, знала только, что позже они лежали обнаженные на полу ее спальни и она была под ним, когда он начал входить в нее.

И она снова почувствовала, что живет. В ее жилах снова текла кровь, а не лед. И в груди было сердце, а не...

– Адам, – ошарашенно замерла она, – я слышу, как у тебя стучит сердце. – Раньше она никогда этого не чувствовала.

Хоть он и был человеком, ни разу она не слышала сильного стука его сердца под своей ладонью, биения пульса у его шеи. И она никогда не замечала их отсутствия до того момента, как почувствовала их.

Он отклонился назад, и его смуглое красивое лицо озарило желание.

– Я знаю. – Он одарил ее ослепительной улыбкой. Потом стал двигаться в ней и Габби забыла о всяких сердцебиениях и пульсах, которых она не ощущала раньше. Она полностью отдалась чувствам. И спальня в башне наполнилась безумными, страстными звуками, когда женщина и ее сказочный принц занимались любовью.

Позже Адам ей все рассказал.

Ну, почти все. Он умолчал о том, что чуть не забрал у нее душу. А поскольку Габби не знала, что сначала он не был до конца честен с ней, не стал упоминать и о том, что рассказал Цирцену и Лизе правду об эликсире бессмертия, а потом доставил их к королеве, чтобы та вернула им смертную форму.

Он исправил все насколько мог. Он не хотел, чтобы его упрекали в ошибках, которые он исправил, или в поступках, которые «чуть не совершил». Он уже не тот, кем был когда-то.

Адам рассказал ей, что стало с Дэрроком. Рассказал, что в разных мирах время течет по-разному и что он не хотел оставлять ее одну так надолго. Шепотом, крепко прижав ее к себе, он сообщил ей, что понял: он не сможет остаться с ней и увидеть, как она умрет, как это было с Морганной.

В тот миг, как эти слова слетели с его губ, Габриель напряглась в его руках, вырвалась из его объятий и выпрямилась на кровати.

– Вот как! – крикнула она, сверкнув глазами. – Зачем же ты вернулся? Ты хочешь сказать, что опять меня бросаешь?

Адам поспешно покачал головой и объяснил, что, хоть раньше он и думал, будто стал смертным, он никогда им не был. Что королева лишь сделала так, чтобы он думал, будто стал смертным, в наказание за его провинности. Он рассказал ей, что королева объяснила ему: такое превращение необратимо для Туата-Де.

А еще он сказал, что наконец понял: раз уж он не может жить без нее, но и не может видеть, как она умирает, ему оставалось только одно.

– Ты слышишь мое сердцебиение, ka-lyrra, потому что теперь я действительно стал смертным. На этот раз все по-настоящему.

Глаза Габби расширились, она уставилась на него, и ее нижняя губа задрожала.

– Но ты же сказал, что это необратимо.

Он кивнул.

– Ты хочешь сказать, что умрешь? – прошептала она.

Обняв ее голову руками, Адам привлек ее к себе, чтобы поцеловать глубоким, властным поцелуем.

– Нет, ka-lyrra, я хочу сказать, что наконец-то буду жить. Здесь. Сейчас. С тобой. – Он сделал глубокий вдох. – Выходи за меня замуж, Габриель. Я подарю тебе такую жизнь, о которой ты всегда мечтала. Теперь я могу это сделать. Я человек, такой же, как и ты. Позволь мне быть твоим мужем и стать отцом твоих детишек. Позволь провести с тобой остаток своей жизни.

– О Боже, – тихо промолвила Габби, и в ее глазах блеснули слезы, – ты пожертвовал своим бессмертием ради меня?

Он поймал ее слезинки языком, когда они текли у нее по щекам, и поцеловал ее мокрые щеки.

– Не плачь, Габриель. Я ни о чем не жалею. Ни капельки.

– Как ты можешь так говорить? Ты пожертвовал всем! Бессмертием. Непобедимостью. Всем, что присуще Туата-Де.

Он покачал головой.

– Я получил все. Во всяком случае, я считаю, что получу все, – прогремел он, внезапно став нетерпеливым и взволнованным, – когда ты дашь мне чертов ответ на мой чертов вопрос. Сколько раз я должен спрашивать у тебя? Ты выйдешь за меня, Габриель О'Каллаген? Да или да? И если ты все еще не поняла, я подскажу тебе, что правильный ответ здесь «да».

И кстати, если вдруг захочешь сказать, что любишь меня, я всегда рад это слышать.

Габби восхищенно вцепилась в него, усевшись сверху и обхватив ногами, запустила руки в его волосы и поцеловала. Он купался в счастье, обнимая ее и чувствуя прикосновение ее уже родного тела, и его язык проникал все глубже, сплетаясь с ее языком.

– Я принимаю это как положительный ответ, – промурлыкал он, ловя ее нижнюю губу и нежно покусывая ее.

– Я люблю тебя, Адам Блэк, – проговорила Габби. – И говорю «да». Да, черт возьми!