— Клянусь пальцами святого Андрея, нет худшей работы в мире, чем потрошить скользкую вонючую рыбу, — жаловался Оливер, морщась от отвращения.

— Если бы ты меньше ворчал, работа была бы уже сделана, — огрызнулась Юнис. Бросив кучу рыбьих голов в ведро с холодной водой, тут же стала их мыть, засунув руки по локоть в ведро.

— Едва ли можно ожидать, что мужчина не будет жаловаться, когда его заставляют выполнять женскую работу, — отозвался Оливер, отрезая голову очередной треске. — Уверен, что ты тоже не обрадуешься, если я велю тебе наколоть дров, развести огонь в камине или почистить серебро.

— Ты не колол дрова уже три дня — с тех пор как узнал, что это единственное дело, берясь за которое Джек не кривит физиономию, — заметила Дорин, продолжая энергично чистить морковь. — Джейми и Саймон дерутся из-за того, кто будет следующим разводить огонь — для них это забава, а вчера ты убедил девочек, что если они почистят несколько серебряных вещиц, которые остались у мисс Женевьевы, то наверняка вызовут джинна, про которого Аннабелл читала в одной из своих сказок, — Она бросила на него насмешливый взгляд.

— Я просто хотел позабавить малышек, — заявил Оливер с невинным выражением лица.

— Ты пытался свалить на них свою работу, — поправила Юнис. — Я не возражаю, чтобы ты приучал детей к домашнему хозяйству, но так как тебе сегодня нечего делать, а я по уши в рыбьих головах и бараньих потрохах, то не вижу, почему бы тебе не помочь Дорин и мне приготовить три блюда к обеду и отнести еду его лордству. Клянусь святой Колумбой, я в жизни не видела, чтобы мужчина ел так много, — продолжала она, бросая рыбьи головы в огромный котел на плите. — Пробыл здесь всего три дня и уже умял две кастрюли бульона, четыре буханки хлеба, дюжину пресных лепешек, три сковородки картофеля с луком и весь ливер в телячьем рубце. — Юнис вылила в ведро с головами кувшин свежей воды.

— Ну ест — и слава богу. Это хороший признак, — заметила Дорин, яростно набрасываясь с ножом на очередную морковку. — Значит, ему лучше.

— Если его светлость столько ест, когда болен, то я и думать боюсь о том, сколько он съедает, когда здоров. — Юнис бросила в кастрюлю с супом несколько веточек петрушки, закрыла ее крышкой и проверила другую кастрюлю, где кипели бараньи потроха. Удовлетворенная процессом, она подошла к столу и стала раскатывать скалкой овсяные лепешки, которые собиралась поджарить на плоской чугунной сковороде, уже стоящей на огне. — Благодаря его светлости и Джеку к концу недели в кладовой ничего не останется.

— Юнис, они ведь совсем недавно из тюрьмы, — сказал Оливер. — Мы все знаем, что такое голодать в камере. Я до сих пор помню, как мисс Женевьева привела меня сюда. — Рот его расползся в довольной улыбке. — Она усадила меня за этот стол и подала мне блюдо твоего жаркого из кролика с клецками. Честное слово, мне казалось, что я умер и угодил прямиком в рай. — Рассказывая, он не переставал ловко потрошить рыбу.

— Да уж, конечно, — отозвалась Юнис, стуча скалкой по тесту. — Мое жаркое всем по вкусу. Лорд Данбар всегда говорил, что из-за моей стряпни на званые обеды, которые он с женой так любили устраивать, ходит половина Инверэри.

— Ишь ты, стряпню твою, значит, любил, — в голосе Дорин слышались нотки гнева, — а денег хороших платить тебе не пожелал. Ты сколько лет на него работала!

— Ну, теперь он за это расплачивается, — заметила Юнис, раскатывая тесто в тонкие пластины. — Мисс Женевьева слышала, что лорд Данбар уволил еще одну кухарку. Она подала испорченного цыпленка, и все его важные гости заболели. Бедная леди Баркли даже не успела добежать до двери — ее вырвало прямо на новые туфли лорда Данбара.

Все трое расхохотались.

— Простите, если помешал.

Испуганно обернувшись, они увидели стоящего в дверях Хейдона, замотанного в плед.

В конце концов он решился встать с постели. Когда жар отступил, а раны и ушибы перестали болеть, уютная спальня Женевьевы стала такой же тесной, как тюремная камера. С трудом, но все же он смог подняться с мягкой перины и, когда улеглось головокружение, понял, что силы возвращаются к нему.

Ободренный, Хейдон направился к гардеробу в поисках своей одежды, но, не обнаружив там ничего, кроме нескольких скромных платьев и аккуратных стопок нижнего женского белья, решил обойтись пледом. Он обернул его вокруг пояса и, не зная, что делать с лишней тканью, небрежно перебросил ее через плечо.

— Прошу прощения, леди, — извинился Хейдон, поняв по вытаращенным глазам женщин, что привел их своим видом в изумление. — К сожалению, я не смог отыскать свою одежду.

— Потому что мы сожгли ее, приятель, — весело сообщил ему Оливер. — Сам посуди, хорошо ли хранить в доме тюремную робу. Не ровен час, кто-нибудь ее найдет.

Хейдон смутно припомнил, что Женевьева уже говорила ему об этом. Ощутив внезапно пряные ароматы, плавающие в воздухе, он с жадностью посмотрел на кастрюли, кипящие на плите. Прошло уже два часа, с тех пор как Женевьева принесла ему бульон с хлебом, и он успел проголодаться.

— У вас там мясо?

— Бараньи потроха, — ответила Юнис, — но они еще не готовы. Как только они сварятся и остынут, я покрошу их как следует и сделаю к обеду ливер в телячьем рубце.

— А что в другой кастрюле? — Хейдон не возражал против ливера, но ему хотелось чего-нибудь посытнее.

— Отойдите от нее подальше, — с усмешкой предупредил Оливер, — а то как бы не стошнило при виде множества глаз, которые уставятся на вас из кастрюли.

Хейдон почувствовал, что у него скрутило живот. Что, черт возьми, плавает в этом супе, которым его кормят с первого дня пребывания здесь?

— Что еще за глаза?

— Да рыбьи головы это, — объяснила Юнис, бросив сердитый взгляд на Оливера. — Будет очень вкусный рыбный суп. Мне казалось, разнообразие вам не помешает.

— Очень любезно с вашей стороны. — Хейдон был уверен, что, если ему еше раз подадут бульон, его тут же вырвет. — У вас случайно нет ростбифа или цыпленка под соусом? — у него едва не потекли слюнки при мысли об этих яствах.

— Боюсь, что нет, — покачала головой Юнис. — Ведь сегодня четверг.

— Четверг? — озадаченно переспросил Хейдон.

— К вечеру четверга мяса не остается, — объяснила Дорин. — Ну разве только потроха.

— Понятно, — сказал Хейдон, хотя в действительности не понял ровным счетом ничего.

— На обед у нас будут жареная треска и ливер с картошкой и горохом, — продолжала Юнис, видя его замешательство. — Завтра вечером подадут мой рыбный суп. В субботу я постараюсь раздобыть кусок говядины подешевле, чтобы сварить его с капустой, картошкой и пастернаком. В воскресенье будет тушеное мясо с клецками, а в понедельник — мясной суп. Во вторник мне снова придется покупать кусок мяса, а может быть, я найду бараньи отбивные и воловий хвост, если мясник уступит его подешевле. Всем этим нужно три дня кормить десять человек, нет, одиннадцать, включая вас. Вот почему в четверг вечером мяса не остается — мы уже съедаем все, что закуплено.

Лорд Рэдмонд, разумеется, был абсолютно незнаком с работой своей кухонной прислуги. Он знал только одно: трижды в день ему подают свежеприготовленную рыбу и мясные блюда. Мысль о необходимости покупать дешевые мясные обрезки и растягивать запасы пищи на несколько дней никогда не приходила ему в голову.

При виде разочарования на его красивом лице Юнис ощутила жалость.

— Но это не значит, что вам придется голодать, милорд — через несколько минут будут готовы овсяные лепешки, а у меня есть масло и сыр. Этого должно хватить до обеда.

— Почему бы вам пока не присесть на этот стул, приятель? — предложил Оливер, только что обезглавивший последнюю рыбу. — Похоже, вы еле держитесь на ногах. Как бы вам не упасть, милорд.

Хейдон сел, поправив плед. Пожалуй, неплохо закусить лепешками с сыром, пока ливер и треска будут готовы.

— А где мисс Макфейл?

— Повела детей смотреть картины, — ответила Дорин. — Раз в неделю она водит их в художественную галерею.

— Девочка считает, что это им на пользу. — Оливер недоуменно сдвинул седые брови. — Она говорит, будто картины помогают им правильнее видеть окружающий мир.

— Не знаю, почему для этого нужно смотреть на картины, — сказала Юнис, смазывая сковороду куском сала и кладя на нее лепешки. — По-моему, достаточно просто открыть глаза. Лучше бы поучились делать клецки или помогли мне стирать белье.

— Ты так говоришь, Юнис, потому что раньше жила в богатом доме, где было полным-полно картин, — возразила Дорин. — До того как мисс Женевьева повела меня в галерею, я и не знала, что существуют такие прекрасные вещи. Мисс Женевьева хочет показать детям то, чегс они здесь никогда не увидят, — большие корабли, сражения, ангелов…

— Ангелов! — фыркнула Юнис, наблюдая, как поджариваются ее лепешки. — Летают полуголыми перед всем миром! По-моему, это чистый срам и уж никак не подходящее зрелище для детей.

— А сколько детей у мисс Макфейл? — спросил Хейдон.

— Теперь шестеро, включая Джека, — ответила Дорин. — Три мальчика и три девочки.

— И кто-нибудь из них действительно ее ребенок?

Хотя Женевьева была не замужем и источала ауру абсолютной невинности, Хейдону пришло в голову, что она может быть матерью по крайней мере одного из ее подопечных.

В глазах Оливера мелькнули веселые искорки. — Ну, дружище, если вы зададите ей этот вопрос, она вам ответит, что все эти дети — ее собственные, и ошибки тут нет. Но если вы спросите, скольких из них она родила, то ответ будет «ни одного».

— Джейми и вправду можно назвать ее родным сыном, — заметила Юнис, ставя перед Хейдоном тарелку с тремя золотистыми лепешками и куском сыра. — Мисс Женевьева заботится о нем с тех пор, как ему исполнилось несколько часов от роду.

— И заботится как следует, — добавила Дорин. — Если бы не она, бедного малыша не было бы в живых, и никто бы этого и не заметил.

Хейдон отрезал себе ломтик сыра и положил его на теплую лепешку.

— Почему?

— Джейми — незаконнорожденный ребенок покойного отца мисс Женевьевы, виконта Бринли, и одной из его горничных, — объяснил Оливер. — А незаконные дети служанок никого не интересуют.

— Даже отца Женевьевы?

— Виконт умер до того, как малыш появился на свет, — ответила Юнис. — Думаю, будь он жив, то обеспечил бы бедняжку Кору и маленького Джейми.

— Или выставил бы ее за дверь с несколькими фунтами в кулаке, сказав, что это его не касается, — сердито возразила Дорин. — Мужчины всегда говорят разные красивые слова, когда хотят залезть девушке под юбку, но сразу поют другую песню, когда узнают, что там начало кое-что расти.

— Кора была хорошенькой, — припомнила Юнис. — С огненно-рыжими волосами и веселыми глазами. Я тогда служила у лорда Данбара и встречала ее иногда на рынке. Неудивительно, что виконт затащил ее к себе в постель.

— Представляю, как удивилась мачеха мисс Женевьевы, узнав, что ее горничная вынашивает ребенка ее покойного мужа, — промолвила Дорин. — Она вышвырнула Кору из дому без всего, кроме большого живота и того, что на ней было.

— Скандал вышел жуткий, — продолжала Юнис, кладя на сковородку новую порцию лепешек. — Все в Инверэри только об этом и говорили. Ну и куда ей было деваться? Многие думали, что Кора поехала к родственникам, но если даже и так, то они ее не приняли, потому что она вскоре вернулась с животом, как дыня, без работы и без денег. А когда она украла несколько яблок и булку с изюмом, ее приговорили к двум месяцам тюрьмы.

Хейдон чуть не подавился.

— Беременную женщину посадили в тюрьму за кражу яблок?

— Вот это называют правосудием. — Оливер с отвращением покачал головой.

— И что случилось потом?

— Ну, Кора знала, что у мисс Женевьевы доброе сердце, и передала ей весточку, — ответила Юнис. — Мисс Женевьева пришла к ней, и Кора попросила ее взять ребенка, когда он родится.

— Каким же образом Женевьева могла взять ребенка, если она зависела от мачехи? — удивился Хейдон.

— Никаким. Она объяснила это бедняжке Коре. Мисс Женевьеве тогда только исполнилось восемнадцать, и она была помолвлена с графом Линтоном. Отец устроил этот брак, счел, что будущее дочери обеспечено, и не оставил ей никаких денег — только этот дом и какие-то картины. Надеялся, должно быть, что они перейдут к его будущим внукам. Вот мачеха мисс Женевьевы и прикарманила все денежки.

— Мисс Женевьева обещала Коре помочь ей найти работу, как только она выйдет из тюрьмы, — сказал Оливер, нарезая почищенную Дорин морковь. — Тогда бы Кора смогла сама заботиться о ребенке.

— Не забывайте, что мисс Женевьева была почти ребенок. Что она могла знать о том, как живут люди ниже ее по положению? — Дорин явно пыталась защитить хозяйку. — К тому же она понятия не имела, скольких хлопот требует ребенок. Наверняка она думала, что он будет весь день спать, а Кора сможет спокойно работать.

— Но когда мисс Женевьева в следующий раз пришла навестить Кору, то узнала, что бедняжка умерла от родов в своей камере. — Оливер даже перестал возиться с овощами, так взволновал его собственный рассказ. — Начальник тюрьмы сказал ей, что ребенок родился хилым и скорее всего не протянет до ночи. Это, мол, избавит их от необходимости отправлять его в приют, где он все равно бы умер. Мисс Женевьева потребовала показать ей младенца. Когда ей принесли маленького Джейми, она взяла его на руки и заявила: «Это мой брат, и я заберу его домой». — Морщинистое лицо Оливера сияло от удовольствия, словно он представлял себе эту сцену.

— А что подумал об этом ее жених? — поинтересовался Хейдон.

— Сначала он решил, что она слегка повредилась в уме из-за какой-то женской болезни, — фыркнула Дорин. — Хотя мисс Женевьева просто горевала после смерти отца. Граф вызвал врача из Эдинбурга, тот осмотрел ее, а через неделю представил его милости солидный счет и сказал, что его невеста абсолютно здорова. Просто она очень устает, как и большинство молодых матерей.

Юнис усмехнулась.

— Доктор даже настаивал, чтобы граф нанял женщину помогать мисс Женевьеве, так как она ничего не знает об уходе за младенцами. Он ей кое-что объяснил кое-что показал, но этого мало.

Хейдон невольно улыбнулся. С того момента, как Женевьева появилась в его камере, подобно негодующему ангелу, он понял, что она обладает необычайной силой духа и целеустремленностью. Тем не менее неопытной и воспитанной в знатной семье девушке требовалось поистине из ряда вон выходящее мужество и сострадание, чтобы взять на себя заботу о незаконнорожденном ребенке. Тем более что ни ее мачеха, ни жених этот поступок не одобрили.

— И граф нанял кого-нибудь?

— Нет. — Лицо Оливера помрачнело. — Этот подлец разорвал помолвку, заявив, — что его невеста не в своем уме и он не собирается жениться на сумасшедшей.

— А потом виконтесса собрала вещи и уехала, — добавила Дорин. — Это было бы к лучшему, если бы она не забрала с собой все деньги и не рассчитала слуг, оставив мисс Женевьеву ни с чем, кроме старого дома и кучи долгов.

— В первый год ей пришлось тяжело, — сказала Юнис, ставя перед Хейдоном свежую порцию лепешек. — Она жила в этом доме одна — никто не помогал ей и не объяснял, как заботиться о малыше. Те, кто считался ее друзьями, перестали приходить. Никто не приглашал ее к себе, потому что не хотел быть замешанным в скандале. Покуда я не перебралась сюда, бедняжка еле справлялась.

— А вы-то как сюда попали? — спросил Хейдон.

— Ну, тут не обошлось без еще одного скандала. — Пухлые щеки Юнис, и без того розовые, еще больше покраснели от смущения. — Мисс Женевьева узнала, что меня собираются выпустить из тюрьмы. Я сидела там за кражу броши у моего бывшего хозяина, лорда Данбара.

— Он ведь не платил ей достойное жалованье. Юнис ничего не могла откладывать на старость, — вмешалась Дорин, пытаясь объяснить, что у Юнис была веская причина для кражи. — Ее заставляли там трудиться, как рабыню, с утра до ночи, а потом вышвырнули на улицу, словно старую тряпку, даже спасибо не сказав.

— Мисс Женевьева взяла с собой Джейми, пришла в тюрьму и попросила поговорить со мной, — продолжала Юнис, благодарно улыбнувшись Дорин. — Она была очень вежливой — совсем не похожей на тех богачей, которых я знала прежде. Мисс Женевьева спросила, есть ли у меня планы на будущее. Я ответила, что нет. Кто же наймет служанку, которая обокрала бывшего хозяина? Ну она и спросила, не соглашусь ли я жить с ней и Джейми, потому что они нуждаются в моей помощи. Мисс Женевьева сказала, что не сможет платить мне много, но у меня будут крыша над головой и хорошая еда. А если я попрошу о чем-нибудь еще, то она постарается меня этим обеспечить. С тех пор я здесь и каждый день благодарю бога за то, что он послал мне мисс Женевьеву. Не знаю, что бы со мной сталось без нее.

— А потом пришли и остальные, — сказала Дорин. — Мисс Женевьева особенно заботилась о детях, которым некуда было идти после тюрьмы. Сначала появилась Грейс, затем Аннабелл и наконец Саймон и Шарлотта. Меня мисс Женевьева пригласила сюда, когда я отсидела за воровство. Таскала мелочь у посетителей таверны. Я там работала, но на это разве проживешь. — Она презрительно фыркнула, словно не понимая, как можно отправлять в тюрьму за такие пустяки. — Мисс Женевьева сказала, что ей нужна моя помощь. Я умею подавать на стол и убирать в доме.

Хейдон посмотрел на Оливера. — А вы?

— Ну, приятель, могу с гордостью сказать, что я здесь единственный профессионал с длинной и славной родословной, — заявил Оливер.

— Ваш отец был дворецким? — удивленно спросил Хейдон.

— Он был вором, — весело поправил Оливер. — И одним из лучших во всем графстве Аргайл. Он начал обучать меня семейному ремеслу, когда мне было всего семь лет. Я мог спросить у джентльмена: «Сколько сейчас времени, сэр?» — и стянуть у него бумажник, прежде чем он мне ответит. У меня были такие способности, что мой папаша еще мальчишкой брал меня грабить дома и экипажи. Во всем Инверэри не найдется лучшего взломщика, чем я. Но сейчас чести в этом занятии нет никакой, — добавил он, почесывая седую голову. — Теперь воры просто пугают людей ножами и пистолетами, заставляя их все отдавать. Какой в этом интерес, скажите на милость?

— Значит, мисс Макфейл и вас забрала из тюрьмы? Лицо Оливера смягчилось.

— Она явилась, словно ангел, — сказал он. — Холод пробирал меня до костей, я начал скверно кашлять и думал, что мой смертный час уже недалек. А она вошла ко мне в камеру и просто спросила, люблю ли я детей.

Хейдон погрузился в молчание. Где эта хрупкая девушка брала столько сил, чтобы спасать чужие искореженные жизни? И как она умудрялась всех этих людей содержать? С деньгами у нее было туго, судя по экономному обращению Юнис с мясом. На жалованье этим троим, безусловно, уходило немного, но содержание дома, кормление и одевание десяти человек обходится недешево. А его присутствие только увеличивает расходы! Хейдон ощутил угрызения совести. Ведь только благодаря поразительной способности Женевьевы заботиться о других он смог провести последние три дня в спокойствии, тепле и сытости и не попасть в руки полиции.

Нужно поскорее уйти из этого дома, пока на эту девушку и ее домочадцев не обрушился всей своей суровой тяжестью закон.

— Ну, приятель, если вы съели достаточно, чтобы потерпеть до обеда, вам лучше вернуться в постель, — предложил Оливер. — Если мисс Женевьева вернется домой и застанет вас шатающимся по дому в одном пледе, я уверен, это ей не понравится.

— Когда вы их ждете домой?

— Обычно после похода в галерею мисс Женевьева ведет их в кафе, чтобы они учились прилично вести себя на людях, — отозвалась Дорин, ставя на плиту кастрюлю с морковью. — Их не будет еще часа два, если не больше.

Хейдон почесал многодневную щетину на подбородке.

— Мне нужна бритва и какая-нибудь одежда. — Он вопросительно посмотрел на Оливера. — У вас не найдется чего-нибудь, что бы пришлось мне впору?

— Разве что вы согласитесь носить рубаху с рукавами до локтей и штаны до колен, — пошутил старик. — Думаю, нам лучше поискать что-нибудь еще, если мы не хотим, чтобы вас арестовали за непристойный вид.

— А как насчет одежды виконта? — предложила Дорин. — На чердаке целых два сундука. Там хорошие вещи — мисс Женевьева хранит их для мальчиков, если мода не слишком изменится, когда они подрастут.

— Пожалуй, это подойдет, — сказал Оливер, окинув Хейдона придирчивым взглядом. — Насколько мне известно, виконт был ниже и толще вас, но если мы кое-где подошьем, а кое-где распустим, то получится вполне сносно. Юнис и Дорин умеют обращаться с иголкой и ниткой, а я могу так начистить пару ботинок, что они засверкают, как стекло.

— Думаю, хорошая ванна пойдет вам на пользу, — заметила Юнис. — Почему бы тебе, Олли, не отвести его наверх и не приготовить ванну, пока мы с Дорин подберем что-нибудь подходящее среди вещей виконта? Если мы все постараемся как следует, к возвращению мисс Женевьевы и детей его светлость будет выглядеть вполне презентабельно.

— Ладно, дружище, — кивнул Оливер, довольный, что избавился от обязанностей на кухне. — Посмотрим, удастся ли нам сделать вас более похожим на того джентльмена, которым вы были до того, как началась эта история с убийством.

Парадная дверь с шумом распахнулась, и дети с криками ворвались в дом.

— Я выиграл! Я прибежал первым! — торжествующе заявил Джейми.

— Только потому, что ты меня оттолкнул, — пожаловался Саймон, толкая его в свою очередь. — Так нечестно.

Грейс потянула носом воздух.

— Пахнет имбирным печеньем!

— Это не имбирь, а перец, — сказала Аннабелл, недовольно наморщив нос. — Юнис опять делает ливер в телячьем рубце.

— Может быть, она делает и печенье, и ливер, — с надеждой предположила Шарлотта.

— Даже если итак, Юнис все равно не даст тебе печенья, — с уверенностью сказал Джейми. — Она скажет, что уже скоро обед.

— А ты скажи ей, что видел сегодня на картинах голых леди, — посоветовала Аннабелл. — Тогда она даст тебе печенье, чтобы ты поскорее об этом забыл.

— Если ты хочешь рассказать Юнис о картинах, это очень хорошо, — сказала Женевьёва, входя в дом. — Но вы только что пили чай с пшеничными лепешками, и до обеда вам этого хватит.

— Я выпил только одну чашку, а Саймон — две, — пожаловалась Грейс. — Это несправедливо.

— В следующий раз ты выпьешь две чашки, — пообещала Женевьёва. — Тогда справедливость восстановится.

— А можно я в следующий раз сяду рядом с Джеком? — спросил Джейми, улыбаясь старшему мальчику, шагнувшему через порог.

— По-моему, тебе лучше спросить об этом его самого.

Джейми с обожанием посмотрел на Джека.

— Можно?

Джек пожал плечами и отвернулся.

Женевьева внимательно наблюдала за ним. Весь день он держался поодаль от остальных детей, едва отвечая на их вопросы, словно его смущал их явный интерес к нему. Она понимала, что Джек все еще полон мыслей о бегстве, и это огорчало ее. Джек старше остальных детей и, конечно, более самостоятелен. Его будет трудно удержать.

Женевьева могла лишь надеяться, что Джек поймет все преимущества пребывания здесь в сравнении с сомнительной свободой и независимостью, которых он, очевидно, жаждал.

— Повесьте в шкаф пальто и шляпы, — велела она детям, — и пойдем в гостиную читать дальше «Путешествие Гулливера». Саймон, пожалуйста, повесь мою накидку.

Похожий на эльфа мальчик взял у нее тяжелую накидку, которая почти полностью накрыла его своими складками. Его маленькие ручонки не могли удержать больше ничего, поэтому Женевьева надела свою шляпу ему на голову, к удовольствию всех детей.

— Смотрите на меня — я Женевьева! — пискнул Саймон, поворачиваясь, чтобы все могли его видеть.

— Не помни, — с притворной строгостью предупредила Женевьева. — Все готовы? Ну, пошли. — Она распахнула двери, ведущие в гостиную, и застыла как вкопанная при виде высокого, элегантно одетого мужчины, поднявшегося ей навстречу с кресла, в котором он удобно устроился.

— Добрый вечер, мисс Макфейл, — поздоровался Хейдон, церемонно поклонившись. — Надеюсь, вы и дети приятно провели день.

Свирепый преступник с всклокоченными темными волосами, обросший щетиной, с трудом державшийся на ногах, исчез бесследно. Подбородок Хейдона был тщательно выбрит, демонстрируя чеканные линии, которые могли бы вдохновить художника эпохи Ренессанса, а густые, черные как смоль волосы — вымыты и причесаны. Его мускулистое тело было облачено в черный сюртук, серый жилет, белую рубашку с аккуратно завязанным галстуком и свободного покроя брюки. Женевьева сразу узнала одежду своего отца, но каким-то образом она была идеально приспособлена к внушительной фигуре ее странного подопечного. Хейдон выглядел вполне здоровым. С головы до пят — безукоризненный джентльмен, готовый то ли принимать гостей на званом обеде, то ли просто отбыть в свой клуб.

А скорее всего в свой особняк в Инвернессе…

На Женевьеву нахлынуло острое чувство утраты, как будто у нее отбирали недавно найденное сокровище.

— Женевьева показывала нам картины с голыми людьми, — сообщил Джейми, плюхаясь в кресло у камина, где весело потрескивал огонь. Преображение Хейдона ничуть его не удивило. Казалось, он не находил в этом ничего особенного.

— В самом деле? — Хейдон насмешливо приподнял брови. — И тебе они понравились?

Джейми пожал плечами.

— Картины с кораблями куда интереснее.

— Самое интересное было, когда мы пошли пить чай, — заявил Саймон. — Я выпил две чашки с молоком и медом и съел лишнюю лепешку со смородиновым вареньем. Шарлотта дала.

Шарлотта робко улыбнулась Хейдону.

— Мне достаточно одной.

— В следующий раз я тоже выпью две чашки, — добавила Грейс, — чтобы все было по справедливости.

— А я в следующий раз сяду рядом с Джеком, — сказал Джейми, явно возбужденный такой заманчивой перспективой. — Хорошо, Джек?

— Как хочешь, — отозвался Джек.

Он стоял, прислонившись к двери, и, казалось, был готов улизнуть при первой же возможности.

— Нет, все было очень красиво, — сказала Аннабелл, с серьезным видом расправляя складки юбок на диване.

— Не знаю, как эти женщины обходятся без одежды, — нахмурившись, заметил Саймон. — Неужели они не мерзнут?

— Они позируют обнаженными только летом, — уверенно объяснила Грейс, которая была постарше и во многом разбиралась.

— Их согревает любовь к художнику, — мечтательно промолвила Аннабелл, прижимая руки к сердцу. — Они вместе создают великое произведение искусства.

Хейдон с трудом удержался от улыбки.

— Любопытная точка зрения. Что вы об этом думаете, мисс Макфейл?

Женевьева быстро заморгала, безуспешно пытаясь оторвать взгляд от необычайно привлекательной фигуры лорда Рэдмонда.

— Что?

— Во время вежливой беседы нужно говорить не «что», а «прошу прощения», — пискнул Джейми.

Дети захихикали.

— Конечно, я это и имела в виду, — сказала Женевьева, ощущая непонятное волнение. Она подняла руку, чтобы пригладить волосы, чувствуя, что ее щеки покраснели. — Так о чем вы говорили, лорд Рэдмонд?

— Мисс Аннабелл предполагает, что женщину может согреть пламя любви, — объяснил Хейдон, которого забавляло впечатление, произведенное на Женевьеву переменой в его облике. — Вы согласны? — В его глазах мелькнули насмешливые искорки.

— Право, не знаю, — отозвалась она, надеясь, что ее голос звучит беспечно. — Очевидно, да.

— А ты когда-нибудь была влюблена, Женевьева? — спросила Шарлотта.

Женевьева беспомощно смотрела на нее, абсолютно не готовая к подобному вопросу.

— Конечно, была, — пришел ей на помощь Хейдон. — Ведь она любит всех вас.

— Это не одно и то же. — Джейми задумчиво наморщил маленький лобик. — Это не та любовь, которая заставляет женщину лежать голой перед мужчиной, как тех дам на картинах.

— Думаю, на сегодня мы достаточно обсудили обнаженных дам, — сказала Женевьева, отчаянно пытаясь переменить тему.

— Если бы вы не показывали им все эти непристойности, они бы о них не болтали, — упрекнула ее Юнис, внося в комнату блюдо с печеньем. — Поешьте лучше сладкого, ребятишки, и забудьте об этой чепухе.

Дети радостно окружили ее.

— Смотрите, не сбейте бедную Юнис с ног, — предупредила Дорин, входя в комнату вместе с Оливером.

— Святые угодники, вы ведете себя так, словно не ели с утра, — заворчал Оливер. — Разве мисс Женевьева не водила вас пить чай?

— Это было уже давно, — возразил Джейми.

— Я выпила всего одну чашку, — сказала Грейс.

— А я отдала Саймону мою вторую лепешку, — добавила Шарлотта.

— К тому же лепешки были очень маленькие, — заметил Саймон.

— И смородины в них почти не было, — подытожила Аннабелл.

— Ну, детки, вечером у нас будет жареная треска и вкусный ливер с картошкой и горохом, так что вы сможете набить животы, — сказала Юнис, опуская блюдо пониже, чтобы детям было удобно брать печенье. — Конечно, если его светлость не съест все это, прежде чем Дорин подаст обед на стол — у него такой аппетит, что, похоже, нам скоро придется прятать от него мебель.

— Вообще-то и табурет может оказаться довольно вкусным, — задумчиво промолвил Хейдон, — если к нему добавить превосходной подливы, что готовит Юнис.

Дети разразились смехом.

— Прошу прощения, мисс Макфейл. Мы не собирались вам мешать.

Веселье, наполнявшее комнату, тотчас испарилось. Все испуганно посмотрели на констебля Драммонда, начальника тюрьмы Томпсона и графа Чарлза Линтона, бывшего жениха Женевьевы, которые стояли в дверях гостиной.

— Дверь была приоткрыта, и никто не слышал нашего стука, — не без смущения объяснил Томпсон.

— А я заверил начальника тюрьмы и констебля, что вы не будете возражать, если мы войдем, — спокойно добавил Чарлз.

Устремленный на Женевьеву взгляд красивого светловолосого графа был высокомерным и слегка обиженным, как будто зрелище хозяйки дома, смеющейся с детьми и слугами, казалось ему предосудительным. Он был одет по самой последней моде в изысканно скроенный черный сюртук, клетчатые брюки в обтяжку и отполированные до блеска коричневые ботинки. Поверх этого ансамбля на нем было тяжелое черное пальто из шотландской овечьей шерсти с бархатными отворотами. К тридцати восьми годам начали сказываться последствия чрезмерно обильного питания — граф изрядно растолстел в талии и бедрах, а золотистые волосы стали редеть на макушке.

Окинув критическим взором Женевьеву, граф скользнул глазами по детям и слугам и наконец посмотрел на Хейдона, которого уже пожирал хищным взглядом констебль Драммонд.

Хейдон понял, что это конец, и его сердце мучительно сжалось. Бежать он не мог. Даже если бы путь к двери был открыт, он ни за что не оставил бы Женевьеву и детей на милость этих блюстителей закона. Темные волны отчаяния захлестывали его. Хейдон с горечью спрашивал себя, зачем бог дал ему эту краткую отсрочку? Почему он продлил его мучения, позволив ощутить мимолетный вкус свободы только для того, чтобы отнять ее так безжалостно вместе с самой жизнью?

«Потому что грехи твои очень велики», — мрачно напомнил себе Хейдон. Он убил человека, защищаясь, но длинный перечень других прегрешений лишал его надежды на прощение. Самым худшим из них был отказ от дочери, Эммалайн. Он поступил с ней так, что теперь не имел ни малейшего права на милосердие.

Лучше покинуть этот дом спокойно, не устраивая сцен.

Хейдон посмотрел на замершую неподвижно Женевьеву; в ее блестящих карих глазах застыла тревога. Внезапно ему захотелось так много ей сказать — поблагодарить ее не только за убежище и нежную заботу, но и за нечто гораздо большее. Она показала ему, что на свете существуют по-настоящему добрые люди. Это явилось для Хейдона подлинным откровением. Он был рад, что узнал об этом до того, как должен будет умереть на виселице. Хейдон хотел поблагодарить Женевьеву за то, что она вызволила Джека из тюрьмы и дала ему шанс начать новую жизнь, а также за надежду, пусть недолгую, что в его израненной душе есть хоть что-то, достойное спасения.

Хейдон смотрел на нее, стараясь скрыть свои чувства под личиной холодного равнодушия. Он вовсе не собирался раскрывать свою душу перед теми, кто окружал их. Нельзя еще сильнее втягивать мисс Макфейл в эту историю. Он скажет констеблю Драммонду, что силой проник в ее дом и угрожал расправиться со всеми его обитателями, если они не спрячут его. Наскоро обдумывая свой план, Хейдон не сводил глаз с Женевьевы, надеясь, что она без слов поймет его.

Затем он отвел взгляд и спокойно посмотрел на своих преследователей — его расслабленная поза ничем не выдавала испытываемых им мучений.

— Прошу прощения, сэр, — с несколько принужденной любезностью обратился к нему Чарлз. — Кажется, мы с вами незнакомы?

— Нет, — вмешалась Женевьева, прежде чем Хейдон успел ответить. — Вы никогда не встречались.

Ее сердце бешено колотилось в груди. Она была слишком испугана, чтобы быстро сообразить, как действовать в сложившейся ситуации. Но то, что Чарлз не знал, кто такой Хейдон, вывело ее из оцепенения. Женевьева поняла, что граф действительно никогда не встречался с лордом Рэдмондом. Быстрый взгляд на начальника тюрьмы и констебля убедил ее, что они не узнали в спокойно стоящем перед ними элегантно одетом джентльмене разыскиваемого ими убийцу. Возможно, что перемены в одежде, облике и манерах Хейдона действительно сделали его неузнаваемым. «Надо действовать!» — подумала Женевьева. Ведь когда лорд Рэдмонд поднялся с кресла ей навстречу, она сама не сразу поняла, кто перед ней. А ведь у нее была возможность детально изучить его внешность. Оставалось надеяться, что Томпсон и Драммонд, которые видели лорда Рэдмонда только в обличье грязного пьяницы с всклокоченными волосами и заросшим бородой лицом, не сумеют опознать своего заключенного в новом обличье.

Все выжидающе смотрели на Женевьеву, включая Хейдона, который не мог понять, что у нее на уме. Женевьева между тем быстро перебирала варианты: кем может оказаться Хейдон — кузеном, дядей, другом, знакомым, — отвергая их один за другим.

Наконец она остановилась на единственной роли, которая обеспечит ему защиту. Он так отчаянно нуждался в помощи. И Женевьева кинулась напролом.

— Джентльмены, я хочу представить вам мистера Максуэлла Блейка — моего мужа.

Было непонятно, кто в переполненной гостиной выглядит более потрясенным — дети, незваные гости или Юнис, Дорин и Оливер, изумленно таращившиеся на свою хозяйку.

— Мужа? — переспросил Чарлз, выпучив светло-серые глаза. — Вы вышли замуж?

— Да. — Женевьева подошла к Хейдону и посмотрела на него с улыбкой, молясь про себя, чтобы ему хватило ума ей подыграть. Хейдон уставился на нее, опешив от столь неожиданного оборота событий.

Поняв, что у него нет выбора, он положил ей руку на плечо жестом, намекающим на законные права мужа. Женевьева вздрогнула, и Хейдон с болью в душе подумал о том, какой страх она испытывает в этот момент.

— Да, — заговорил он, решительно привлекая ее к себе. — Боюсь, что это так.

Сильная рука Хейдона обхватила Женевьеву, прикрывая, словно надежный щит. Жар его тела проникал сквозь тонкую ткань ее платья, помогая унять дрожь. Женевьева понимала, что они оба ступили на опасный путь, но ничего другого не приходило ей в голову, спасти Хейдона было необходимо. Черпая силу из его прикосновения, она сделала глубокий вдох и заговорила вновь:

— Максуэлл, это лорд Линтон — мой старый друг, который, я уверена, позволит тебе называть его просто Чарлз, и мистер Томпсон — достойный начальник нашей тюрьмы, не раз поддерживавший мои усилия помочь детям. А это констебль Драммонд, который усердно трудится, чтобы сделать улицы Инверэри безопасными для всех нас.

— Рад с вами познакомиться, джентльмены. — Хейдон протянул руку каждому. — Особенно с вами, Чарли. — Он с удовольствием подметил, как граф раздраженно поджал губы. — Моя жена мне много о вас рассказывала.

— Но как?.. — осведомился Чарлз с побагровевшим лицом. — Когда?..

— Мы поженились несколько месяцев тому назад, — вмешалась Женевьева, лихорадочно пытаясь выстроить правдоподобную последовательность событий. — Возможно, вы помните, Чарлз, что мне пришлось отправиться в Глазго по делам, касающимся состояния моего отца. Мы познакомились там с Максуэллом в картинной галерее.

— У нас с женой общая страсть к искусству. — Хейдон ласково улыбнулся ей.

— Боюсь, период ухаживания был у нас довольно кратким, — добавила Женевьева, отчаянно стараясь придумать убедительные подробности.

— Я попросил ее руки в первый же день знакомства, — невозмутимо продолжал Хейдон. — Вы, безусловно, понимаете, джентльмены, что я был сражен красотой Женевьевы и твердо решил жениться на ней. — Он бросил самодовольный взгляд на Чарлза, давая понять, что ему хорошо известно об их отношениях. — Сначала она мне отказала. Но я не из тех, кто легко отступает — особенно если награда столь велика. — Хейдон провел кончиками пальцев по щеке Женевьевы и улыбнулся, когда ее кожа порозовела.

— Ну, полагаю, вас следует поздравить, — с трудом вымолвил Томпсон, все еще выглядевший ошарашенным.

— Спасибо, — поблагодарил Хейдон. — Ваши добрые пожелания весьма кстати.

— Не понимаю. Вы ничего не говорили о вашем замужестве, когда мы заходили к вам несколько дней назад. Согласитесь, это выглядит более чем странно. — Констебль Драммонд смотрел прямо в глаза Женевьеве, словно пытаясь разглядеть, что кроется под ее внешним спокойствием.

— Боюсь, это моя вина, — беспечно признался Хейдон. — Дела в Лондоне только теперь позволили мне присоединиться к моей новой семье. Мы с женой решили не объявлять о нашем браке, покуда я не появлюсь в Инверэри. К тому же мы беспокоились, что дети будут слишком взволнованы моим грядущим прибытием, если узнают об этом заранее. Так как я провел здесь всего несколько дней и мы практически никуда не выходили, моя жена никому не сообщала о своем замужестве. Что касается вашего неожиданного визита в то утро, — он слегка подчеркнул слово «неожиданного», напоминая, что они явились без приглашения, — то я еще не закончил одеваться, поэтому не мог спуститься и быть представленным вам должным образом. Наконец, я не думаю, что моя жена уже совершенно привыкла к своему новому статусу замужней женщины — не так ли, миссис Блейк? — Хейдон одарил Женевьеву очаровательной улыбкой, от которой ее щеки снова зарделись. — Я уверен, джентльмены, что вам понятна наша тяга к уединению после долгой разлуки, — с усмешкой закончил он.

— Да-да, разумеется. — Томпсон кашлянул, смущенный столь деликатной темой.

— Естественно, — процедил сквозь зубы Чарлз.

Его враждебность не осталась не замеченной Хейдоном. Было ясно, что теперь граф сильно сомневается, что поступил правильно, разорвав помолвку с Женевьевой. Возможно, он давно успокоился, убедив себя, что больше никто не захочет на ней жениться. Эта мысль вдруг привела Хейдона в ярость. Интересно, какая безмозглая пустышка согласилась бы выйти замуж за Чарлза?

Неловкую паузу нарушил странный звук.

— Мы скоро будем ужинать? — спросил Саймон, поглаживая урчащий живот. — Я проголодался.

— Святые угодники, я совсем забыла! — воскликнула Юнис. — Ужин на носу, а я еще не приготовила картофельное пюре. Извините, мисс Женевьева, и вы тоже, сэр… мистер Блейк. — Она неуклюже присела в реверансе и быстро вышла из комнаты.

— Господи, я и не знала, что уже столько времени! — Дорин посмотрела на часы, стоящие на каминной полке. — Пошли, детки, поможете мне накрыть на стол. — Она направилась к двери, но внезапно остановилась. — Если, конечно, вы прикажете, мистер и миссис Блейк. — Ее колени затрещали, как хворост, когда она неловко присела перед хозяйкой и мнимым хозяином.

— Да, можешь идти, Дорин. — Женевьева была благодарна Юнис и Дорин за то, что они дали понять незваным гостям, что уже поздно и визит пора заканчивать. — Мистер Блейк и я скоро придем в столовую.

— Пошли, ребята, — сказал Оливер. — Постараемся хорошенько отмыть ваши руки, прежде чем вы возьметесь за вилки.

Дети колебались.

— Хотите посмотреть, как я красиво складываю салфетки, мистер Блейк? — предложил Джейми, взяв Хейдона за руку. — Я долго учился и теперь уже умею.

— А я хочу показать вам, как отполировала чайник. — Шарлотта, прихрамывая, подошла к Хейдону и робко коснулась его рукава.

Хейдон почувствовал, что девочка вся дрожит. Что-то подсказывало ему, что она боится не только за его судьбу, но и за свою собственную. Быстро взглянув на гостей, он заметил, что констебль Драммонд смотрит на Шарлотту с особым презрением. Отпустив Женевьеву, Хейдон мягко положил руку на хрупкое плечо девочки.

— С удовольствием посмотрел бы на это, Шарлотта, — сказал он.

— Оливер говорит, что, если долго полировать серебро, может появиться джинн. Мы пробовали, но ничего не получилось, — пожаловалась Аннабелл, обняв Женевьеву за талию. — Вы верите в джиннов, мистер Блейк?

— Все знают, что никаких джиннов не бывает, — презрительно фыркнул Саймон. Он встал рядом с Джейми, замкнув таким образом кольцо детей вокруг Женевьевы и Хейдона. — Нет научных доказательств их существования.

Хотя дети успели с ним подружиться за эти несколько дней, Хейдон понимал, что все это представление затеяно ими ради Женевьевы, которую они обожали. Женевьева отчаянно пыталась защитить его, и дети делали все возможное, чтобы ей помочь. Хейдон был глубоко тронут их поведением. Даже Джек, забившийся в угол, когда пришли неожиданные гости, теперь стоял у стены, сжав кулаки, словно намеревался драться до последнего, если констебль Драммонд решит арестовать Хейдона.

— Простите, джентльмены, но в этой семье свято соблюдают обеденное время, — извинился Хейдон. — Вам что-нибудь от нас нужно? От меня и от моей жены? — Он ясно дал понять, что, как супруг Женевьевы, имеет право участвовать во всех беседах, которые они намерены вести.

— Мы хотим задать еще несколько вопросов этому парню. — Констебль Драммонд устремил на Джека тяжелый взгляд.

Джек весь напрягся.

— О чем? — спросила Женевьева с притворным спокойствием.

— О заключенном, который бежал из тюрьмы, — объяснил Томпсон.

— Ах да, жена мне говорила. — Хейдон поднял брови, словно удивляясь, что такое простое дело до сих пор не решено. — Неужели вы еще не нашли этого человека?

— К сожалению, нет.

— Очень жаль, — в голосе Женевьевы послышались напряженные нотки. — Судя по тому, что вы вернулись в наш дом, у вас есть веские причины полагать, будто Джек в состоянии пролить свет на нынешнее местопребывание беглеца?

— Разумеется, мы постараемся оказать вам посильную помощь, — вмешался Хейдон, ободряюще стиснув руку Женевьевы. — Не так ли, Джек?

Парень пожал плечами.

— Я уже говорил им, что ничего не знаю. Хейдон нахмурился.

— Ты абсолютно уверен? Джек кивнул.

Повернувшись к констеблю Драммонду, Хейдон осведомился:

— У вас есть к нему какие-то конкретные вопросы, помимо тех, которые вы уже задавали во время вашей прошлой встречи?

Констебль смутился, явно обескураженный теми рамками, в которые так ловко поставил его Хейдон.

— Ну, не совсем…

— Простите, возможно, вам кажется, что я слишком оберегаю мою новую семью, констебль, — перебил Хейдон. — Могу заверить вас, что мы готовы помочь вашему расследованию всем, что в наших силах. Однако мы с женой считаем, что, только доверяя нашим детям, мы можем, в свою очередь, научить их ценить это доверие. Если вы намерены задавать Джеку вопросы, на которые он уже дал ответ, это означает, что вы явились в мой дом, предполагая, что один из членов моей семьи вам солгал, не так ли?

Лицо Драммонда вытянулось. — Нет.

— Мы просто хотели выяснить, не заметил ли кто-нибудь из вас чего-то необычного в последние несколько дней. — Томпсон чувствовал, что их поведение может оскорбить Хейдона. А этот человек, похоже, не из тех, кто легко сносит оскорбления.

Хейдон окинул взглядом окружавших их детей.

— Вы что-нибудь заметили, ребята? Они простодушно покачали головами.

— Тогда, к сожалению, мы ничем не в состоянии помочь вам, джентльмены, — тон Хейдона ясно давал понять, что гостям пора уходить. — Несомненно, мы дадим вам знать, если кто-то из нас обнаружит что-либо, могущее оказаться важным для вашего расследования.

— Простите, что побеспокоили вас, мисс Макфейл… то есть, я хотел сказать, миссис Блейк, — быстро поправился Томпсон.

— Ничего страшного, мистер Томпсон.

Женевьева посмотрела на Чарлза с притворным смущением. Каждый раз, когда она вызволяла очередного ребенка из тюрьмы, Чарлз приходил к ней, чтобы прочитать ей лекцию о том, как нерасчетливо она губит свою некогда многообещающую жизнь. Очевидно, он услышал о появлении в доме Джека и явился выразить свои протесты по этому поводу.

— А какова цель вашего визита, Чарлз? — все-таки уточнила Женевьева.

Граф колебался.

— Я пришел узнать, не напишете ли вы новый портрет моей дочери, — вывернулся он из глупейшего положения. — Она уже подросла и не походит на тот, который вы написали три года назад. Если, конечно, ваш муж позволит вам продолжать этим заниматься. — И он с вызовом посмотрел на Хейдона.

Женевьева поняла, что Чарлз пытается выяснить, способен ли муж содержать ее. Годами она боролась с ограниченностью своих финансовых ресурсов. Рисуя портреты детей богатых аристократов, некогда приглашавших ее в свои дома в качестве гостьи, Женевьева кое-как справлялась с хозяйственными расходами. К тому же замедлялся процесс распродажи семейных ценностей. Хотя ей очень нравилось заниматься живописью, она испытала колоссальное унижение в тот день, когда явилась в великолепный дом Чарлза не как его невеста или гостья, а всего лишь как работающая по найму.

Женевьева подозревала, что Чарлз предложил ей эту работу, потому что испытывал злобную и извращенную радость, видя, до чего она, с его точки зрения, докатилась.

Ей не хотелось отказываться от возможного заработка, но не хотелось и давать понять, будто муж не в состоянии содержать ее и детей.

— Мы с Максуэллом еще это не обсуждали…

— Ты должна делать то, что тебе нравится, дорогая, — перебил Хейдон, сразу поняв затруднения Женевьевы. — Если тебе интересно рисовать дочку Чарли, то развлекайся, сколько душе угодно.

Краснота на лице графа распространилась до корней редких волос.

— Мое имя Чарлз, — высокомерно поправил он. Женевьева немного помедлила, словно принимая решение.

— Хорошо, Чарлз, — согласилась она наконец. — Мне действительно нравится писать портреты, а твоя дочь прекрасно позирует. Охотно сделаю это для тебя. — Женевьева улыбнулась, довольная тем, что все получилось так, будто она оказывает ему услугу.

— А теперь, джентльмены, просим нас извинить, но мы и так задержались с обедом, — снова заговорил Хейдон. — Пожалуйста, Оливер, проводи наших гостей.

— Да, сэр, — отозвался Оливер, которому не терпелось выполнить эту обязанность с момента прибытия визитеров.

— Рад был с вами познакомиться, — сказал Хейдон, когда Оливер повел гостей по коридору. — Надеюсь скоро увидеть вас снова.

— Только не вздумайте являться слишком скоро, — пробормотал Оливер, захлопнув за ними дверь.

— Видели? — возбужденно осведомился Джейми. — Они поверили, что вы поженились!

— Я горжусь, что приложила к этому руку, — весело сказала Юнис, вернувшись из кухни. — Вам понравился мой реверанс?

— И мой тоже! — подхватила Дорин, следуя за ней. — Не думайте, что для моих бедных старых коленей это было очень легко.

— Еще бы! — ухмыльнулся Оливер. — Я-то подумал, что это половицы трещат под тяжестью начальника Томпсона.

— Этот констебль Драммонд — самый неприятный человек из всех, кого мне приходилось видеть, — заметила Аннабелл. — Он выглядит так, словно проглотил лимон.

— Сначала я подумала, что он пришел за мной, — призналась Шарлотта. — Он так злился, когда Женевьева в прошлом году забрала меня из тюрьмы.

Слова Шарлотты моментально заставили Женевьеву позабыть о собственных страхах. Опустившись на колени рядом с девочкой, она посмотрела ей прямо в глаза.

— Никто не заберет тебя отсюда, Шарлотта. Я этого никогда не позволю. Ты мне веришь?

Шарлотта кивнула.

— Вот и отлично. — Женевьева обняла девочку. — А теперь иди готовься к обеду. Я приду через несколько минут.

Подождав, пока последний ребенок покинет гостиную, Хейдон закрыл двери, прижался к ним лбом и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Потом он повернулся к Женевьеве.

— Почему вы сказали им, что я ваш муж?

— Потому что я не хотела, чтобы они арестовали вас в присутствии детей. И уж совсем ни к чему, чтобы вас повесили. Мне это показалось единственной возможностью объяснить ваше пребывание у меня дома.

— Вы могли бы выдать меня за вашего дядю или кузена, черт возьми!

Его гнев застал Женевьеву врасплох.

— Это вызвало бы слишком много вопросов, — возразила она. — Они начали бы тут же допытываться, где вы остановились, когда прибыли в город и по какому делу. Вас разоблачили бы без особого труда. Я здесь белая ворона, лорд Рэдмонд, и моя страсть к необычным поступкам широко известна. Уверяю вас, жители Инверэри легко поверят, что я вышла замуж за человека, которого знала всего несколько дней. Ведь я создала целую семью из воров и малолетних преступников, о которых практически ничего не знала. Брак с незнакомцем вполне соответствует моей здешней репутации абсолютно безрассудной женщины.

«Она права», — мрачно подумал Хейдон. Стоящая перед ним женщина порвала все связи с респектабельным окружением в тот момент, когда предпочла воспитание незаконного ребенка горничной скучному, обеспеченному существованию в браке с этим напыщенным ослом Чарлзом.

Хейдон разозлился. Какого дьявола этот болван вламывается сюда и ведет себя так, будто имеет исключительные права на Женевьеву? Мысль о том, что она была обручена с таким недоумком, приводила его в ярость. Каковы бы ни были достоинства ее отца, он явно не разбирался в людях. Хейдону понадобилась вся сила воли, чтобы не вышвырнуть Чарлза из этого дома пинком в его изысканно облаченную задницу.

— Мне кажется, вы могли бы быть более признательны за риск, на который я пошла ради вас, — продолжала Женевьева, рассерженная его словами. — По-вашему, я должна была спокойно стоять и смотреть, как вас уводят? И это после того, как я поставила вас на ноги. Плохо же вы обо мне думаете, лорд Рэдмонд.

Щеки Женевьевы раскраснелись от гнева. Казалось, она с удовольствием влепила бы Хейдону пощечину.

Прямо сейчас. Потрясающая девушка. Неукротимая мисс Макфейл обладала поразительной силой духа и никогда не отступала, если считала, что была права. Несмотря на ужасное преступление, за которое он был осужден, она нисколько его не боялась.

Хейдону внезапно захотелось сжать Женевьеву в объятиях и прижаться губами к ее рту, ощутить упругую округлость ее груди. Его тело напряглось от давно дремлющего желания.

Он поспешно отвернулся. Как можно думать о таком в доме, переполненном детьми, находясь на волосок от веревки палача! Неужели он лишился рассудка?

— Я не хотел вас обидеть, Женевьева, — заговорил Хейдон, проведя рукой по волосам. — Но подумали ли вы о последствиях выдуманной вами истории? Вы сказали представителям власти, что мы женаты. Если я покину сейчас этот дом, весь Инверэри поймет, что вы солгали. Вы понимаете, чем это вам грозит? Констебль Драммонд немедленно потребует вашего ареста за укрывательство беглого преступника. Учитывая, что здешнее правосудие сочло возможным отправить в тюрьму беременную женщину за кражу яблок, можно себе представить, какое наказание ожидает вас. Помимо тюрьмы, вас лишат права опеки над детьми.

Женевьева побледнела — это заставило ее сразу позабыть о своем гневе. О чем только она думала? Что Хейдон просто останется с ней навсегда и никто не догадается о ее лжи?

Она без сил опустилась на стул, стараясь справиться с охватившим ее отчаянием.

Опершись рукой о камин, Хейдон мрачно уставился на языки пламени.

Ему нельзя здесь оставаться. Надо хотя бы восстановить свое честное имя, разгадав тайну нападения на него в ту ночь, когда началась вся эта история. Для этого нужно было поручить его адвокату нанять кого-нибудь для расследования, а самому скрываться вдалеке от Шотландии, покуда тайна не будет раскрыта. Хейдон не сомневался, что власти заморозили его банковские счета, но был уверен, что адвокат сможет раздобыть для него денег. А как только нападавшие будут разоблачены и обвинения против него сняты, он сможет вернутюя к прежней жизни в качестве лорда Рэдмонда.

«Но даже если расследование окончится успешно, оно может продлиться годы», — с горечью подумал Хейдон. А тем временем прекрасная и самоотверженная женщина будет арестована и отправлена в тюрьму за то, что помогла ему скрыться.

Этого нельзя допустить.

— Похоже, я застрял здесь надолго. Женевьева удивленно посмотрела на него.

— Вы имеете в виду, что намерены остаться?

— На какое-то время. Я буду играть роль вашего мужа, дабы убедить жителей Инверэри в реальности нашего брака. Потом, через месяц или два, когда властям надоест меня искать и все поверят, что мы счастливая супружеская пара, я уеду по делам в Англию, где через несколько недель погибну в результате несчастного случая. Вы будете соблюдать траур некоторое время, а потом станете жить дальше, уже как респектабельная молодая вдова.

Женевьева задумалась.

— А вы?

Хейдона не удивило, что она тревожится за него. Беспокойство за других, похоже, было у нее в крови. Это и нравилось ему в удивительной женщине, которую послала ему судьба.

— Я либо докажу свою невиновность и смогу начать жить по-прежнему, либо проведу остаток дней, скрываясь от правосудия. В любом случае я твердо решил, что ни вы, ни дети не должны пострадать за попытку помочь мне. Поэтому вы должны кое-что обещать мне, Женевьева. — Выражение его лица было серьезным. — Дайте мне слово, что, если меня разоблачат, покуда я нахожусь здесь, вы скажете то, что докажет вашу невиновность. Вы заявите, что я принудил вас силой впустить меня в дом, постоянно угрожал вам и даже бил вас, поэтому из страха за свою жизнь и жизнь детей вам пришлось подчиниться моим требованиям и сказать, что я ваш муж. Женевьева решительно покачала головой.

— Если я поступлю так, вы уже никогда не сумеете оправдаться.

— Это не будет иметь никакого значения, если меня разоблачат, пока я здесь, — отозвался Хейдон. — Я не могу рисковать, занимаясь расследованием, покуда меня считают Максуэллом Блейком. Если Драммонд и Томпсон поймут, что ваш обожаемый супруг в действительности бежавший заключенный и что их одурачили, то придут в такую ярость, что не станут ждать доказательств моей невиновности. Они будут заинтересованы в моей немедленной казни, дабы история моего бегства и последующего маскарада была похоронена вместе со мной.

— Я не стану изображать вас каким-то чудовищем, — запротестовала Женевьева. — Если вас арестуют, я пойду в суд и объясню, что произошло. Я попрошу судью пересмотреть ваше дело и…

— Послушайте меня, Женевьева. — Хейдон опустился на колени рядом с ней. — Я знаю, что вы не хотите мириться с несправедливостью. Но я не могу допустить, чтобы вы и дети пострадали из-за меня. Понимаете? Моя смерть заботит меня куда меньше, чем мысль о том, что я разрушу вашу жизнь.

Голос Хейдона был резким и суровым, словно он хотел силой принудить ее к согласию Но внимание Женевьевы было приковано к его глазам. Она видела в их холодных синих глубинах не только гнев, смешанный с разочарованием сильного человека, привыкшего, чтобы его требования выполнялись сию минуту, но и мучительную боль, которая свидетельствовала о еще не зажившей душевной ране. Это зрелище показалось ей таким знакомым, словно она смотрела в зеркало.

— Хорошо, — сказала Женевьева, отлично зная, что никогда не выполнит его просьбу. — Я сделаю так, как вы хотите.

Хейдон внимательно посмотрел на нее, но она спокойно выдержала его взгляд.

— Отлично. — Он поднялся и отошел от Женевьевы, чувствуя, что невольно раскрыл перед ней какую-то часть своей души. Подобная откровенность не входила в его привычки.

— Пойдемте в столовую и пообедаем с детьми? — предложила Женевьева.

— Прошу прошения, но я лучше поднимусь к себе и прилягу. Я очень устал. — Однако Хейдон не сделал ни шагу к двери, продолжая смотреть на огонь.

— Хотите, чтобы я принесла вам что-нибудь?

— Нет. — Чтобы сгладить резкость, он добавил: — Благодарю вас.

— Тогда, возможно, позже?

— Может быть.

Женевьева почувствовала, как Хейдон внезапно отдалился от нее, и удивилась, что это так сильно огорчает ее. На секунду она заглянула ему в душу, и ей показалось, будто ему хочется ощутить на своих могучих плечах ее слабые руки, предлагающие надежду и утешение. Ее опыт общения с мужчинами ограничивался ухаживанием Чарлза. Всего несколько бесстрастных поцелуев. Хотя светловолосый жених казался молоденькой Женевьеве красивым, его постоянно недовольное лицо и склонная к полноте фигура никак не могли сравниться с чеканными чертами лица и мощным телосложением лорда Рэдмонда. Она видела его абсолютно обнаженным и знала, что он силен, ловок и гибок, как пантера. Невольно Женевьева подумала о том, что бы она почувствовала в крепких объятиях Хейдона, ощущая на губах его поцелуи.

От этих мыслей ее бросило в жар.

Женевьева встала и направилась к двери, напоминая себе, что ее отношения с лордом Рэдмондом — следствие злосчастных обстоятельств, и ничего более.

Однако желание остаться с ним было столь сильным, что она украдкой бросила последний взгляд на его могучую фигуру, вырисовывающуюся на фоне догорающего огня в камине.