Когда Женевьева со своим отрядом добралась до зловонного лабиринта Чертова логова, уже стемнело и сильно похолодало. Из дырявого одеяла облаков на них сыпалась снежная крупа, мелкая, как соль; она била в лицо тысячами тонких иголок, но была не настолько густой, чтобы прикрыть отбросы и грязь во всех закоулках Чертова логова и отбить вонь отходов и прокисшего эля. Здесь повсюду валялось битое стекло и повсюду громоздились огромные кучи мусора. Женевьева едва сдерживалась – ей очень хотелось предупредить детей, чтобы они ступали осторожнее, но она поклялась памятью отца, что не откроет рот, и теперь шла молча, стараясь быть как можно незаметнее.

Вообще-то она думала, что в ее нынешнем облике нет ничего особенного. В заляпанном грязью старом платье, с присыпанными пеплом волосами, с загримированным лицом и со свертком в руках, она изображала несчастную молодую мать. Оливер заставил ее замазать передние зубы желтым воском, хотя Женевьева уверяла его, что не раскроет рта. В результате между зубами и верхней губой налип бугорчатый холм, и создалось впечатление, что ее недавно ударили кулаком в лицо. Дорин сказала, что в Чертовом логове женщины регулярно подвергаются избиениям, и поэтому распухшая губа поможет ей выглядеть «как положено».

Из труб домов грязными клубами валил дым, а воздух наполнялся запахами гнилой капусты и тухлого мяса. От этой вони у Женевьевы разболелась голова, и ей казалось, что ее вот-вот стошнит. Она закрыла нос шарфом и заставила себя дышать как можно реже. Шагая следом за Оливером, она думала о тех несчастных, которым приходилось здесь жить, думала о том, что эти люди, наверное, никогда не моются – во всяком случае, никогда не принимают ванну.

– Вот этот, – сказал Джек, указав в сторону ветхого дома в самом конце улицы.

– Уверен? – спросил Оливер.

Джек кивнул:

– Да, уверен. Его втащили в ту дверь. Я подождал, потом пошел за ними. По-моему, они поднялись на второй или на третий этаж. А потом они скрылись в какой-то квартире. Я не пытался их искать, потому что не хотел шуметь. К тому же я торопился вернуться домой.

– Смотрите! – Джейми показал на кучу отбросов.

– Стой на месте. – Дорин ухватила его за плечи. – Это крыса. Здесь на улицах полно крыс.

– Правда? – Джейми с интересом смотрел на мусор. Внезапно из кучи высунулась полосатая рыжая головка.

– Кошка! Это кошка! – Он с восторгом смотрел на животное.

– Бедняжка, у нее голодный вид. – Женевьева протянула руку: – Здравствуй, киса.

Кошка подняла голову и обнюхала руку – нет ли в ней чего-нибудь съедобного.

– Не дотрагивайтесь, она, наверное, в лишаях, – предупредила Юнис. – Бог знает, какие гадости водятся в ее шерсти.

Женевьева присела возле кошки.

– Бедненькая, должно быть, она голодная.

– Если и так, нас это не касается, – заявила Юнис. – У нас есть о чем беспокоиться и без этой вшивой твари.

Женевьева жалобно посмотрела на нее:

– Но если мы ее здесь оставим, она умрет от голода.

– Глупости! Здесь столько мышей и отбросов, что ей на год хватит.

– Не забыли про наш план? – спросил Оливер. – Помните, что мы решили?

Все утвердительно закивали.

– Тогда пошли. Только молчите, все разговоры будем вести мы с Дорин.

Они перешли через улицу, которую уже прикрыл снежок, так что ногам в ветхой обуви было холодно. Все были одеты в рванину, и все несли какие-нибудь сумки. Только Шарлотта шла без ноши, она опиралась на костыль, которым обычно старалась не пользоваться. Они походили на семью бедняков, бродившую в поисках жилья, – для Чертова логова это было обычное зрелище, поэтому никто их не тревожил, никто не задавал вопросов. Люди, с которыми они сталкивались на улице, отводили глаза и ускоряли шаг. Женевьева догадывалась: люди боялись, что у них попросят корку хлеба или место в доме, где семья могла бы отдохнуть и отогреться.

Они открыли дверь дома, и в нос ударила тошнотворная вонь от старых трущобных печей и переполненных ночных горшков. Но был здесь и другой запах – запах человеческих тел, не знавших ванны. Джейми с отвращением поморщился, но остальные дети никак не реагировали. «Возможно, – подумала Женевьева, – им слишком хорошо знаком этот ужасный запах».

– Простите, сэр, – обратился Оливер к прыщавому молодому человеку, спускавшемуся по лестнице. – Я ищу своего сына…

– Иди к черту. – Парень направился к двери. – Пропади пропадом! – заорал он, когда полосатая кошка шмыгнула у него под ногами. Он занес ногу, чтобы ударить ее, и Шарлотта взвизгнула.

– Оставь ее! – рявкнул Джек и подхватил на руки лохматую тварь.

Глаза парня сузились:

– Ты что, собираешься мне приказывать?

– Ну-ну, хватит, нам не нужны неприятности, – сказал Оливер, заслоняя Джека. – Это его кошка, вот и все. Конечно, паршивая тварь, но полезна от мышей. Вы сами не хотели бы избавиться от мышей, а?

Парень нахмурился:

– Держи от меня подальше этого костлявого ублюдка.

– Да, конечно, – кивнул Оливер, не зная, о ком речь – о Джеке или о кошке.

Парень вышел за дверь и с треском захлопнул ее за собой.

– На. – Джек сунул кошку Аннабелл. – Подержи для Шарлотты.

Аннабелл вытаращила глаза:

– Но она такая грязная!

– Аннабелл, пожалуйста! – взмолилась Шарлотта. – Я бы сама подержала, но не могу из-за костыля.

– Есть идея. – Саймон снял с себя шарф и обмотал им кошку, так что она стала похожа на мумию. – Теперь не будет вертеться.

– Может, хватит играть с кошками? Можно продолжать? – в раздражении проговорила Дорин.

Оливер окинул взглядом коридор и выбрал ближайшую к лестнице квартиру. За дверью слышалась какая-то возня, а из глубины квартиры доносился визгливый женский голос.

– Сюда, – сказал Оливер, увлекая всех за собой. Он постучал кулаком в дверь.

– Эй, не открывайте! – закричала женщина, но было поздно – дверь открылась. – Я же велела не открывать, негодники!

К ним проковыляла женщина на последних месяцах беременности, на руках у нее был тощий годовалый малыш. Она отогнала остальных своих детей от двери и уставилась на Оливера с откровенной враждебностью. У нее были маленькие, близко посаженные глазки; под одним глазом расплылся багровый синяк.

– Чего надо?

– Простите, что мы побеспокоили вас, миссис, – сказал Оливер, приложив руку к шляпе. – Видите ли, мы с женой ищем своего сына…

Дверь перед ними захлопнулась.

Оливер не расстроился и двинулся к другой двери. На этот раз им открыла сухопарая молодая женщина лет двадцати. Ее землистое лицо было густо нарумянено, а сальные волосы уложены в неряшливую прическу. От нее исходил запах дешевой парфюмерии и застарелого пота. На лице же отразилось удивление, и Женевьева поняла, что она ждала кого-то другого.

– Извините за беспокойство, мисс, – опять заговорил Оливер, – но мы с женой пытаемся разыскать своего сына, а последнее, что мы о нем слышали, – что он живет в этом доме. Может быть, вы его видели? Наш Гарри фигурой похож на бочку с элем, а нос расплющен в драке. Может, вы видели его дружков? Джордж – такой большой, с животом, как у свиньи. А Эван – тощий, долговязый, волосы цвета репы.

В глазах девушки что-то промелькнуло, казалось, она что-то знала о тех, кого описал Оливер.

– Это вот жена Гарри и его отпрыски. – Оливер указал на Женевьеву и детей. – А этот бедняга никогда не видел своего папочку. – Он показал на сверток в руках Женевьевы. – Гарри ушел и не знает, что сделал еще одного. – Оливер покачал головой и добавил: – Я уже старый, не могу заботиться о ней и ее потомстве. Пора бы Гарри вернуться домой и заняться ими.

Дети с мольбой в глазах смотрели на женщину – все, кроме Джека, но его упрямое безразличие вполне соответствовало четырнадцатилетнему парню.

Женщина медлила с ответом, но тут распахнулась дверь на верхнем этаже, и она, вздрогнув, заявила:

– Я ничего не знаю, – и закрыла дверь.

– Она знает, где они, – сказал разъяренный Джек и занес кулак, чтобы постучать в дверь.

– Конечно, знает, – прошипел старческий голос.

Из двери напротив выглядывала сморщенная старуха с пучком жидких волос на голове.

– Эта мерзкая шлюха знает каждую пару брюк в Чертовом логове! – Она засмеялась, открыв темную пещеру рта с желтыми и редкими зубами.

– Позор. – Оливер покачал головой и придвинулся к ней. – Вот что бывает с девицами, когда у них нет семьи, которая бы им помогала. Уж и не знаю, что станет с этими крошками, если я не найду их папашу. Скорее всего попадут на улицу.

– Что, надул тебе пузо и оставил гнить, дорогуша? – Водянистые глазки старухи почти слипались под тяжестью морщинистых век. – Бедная девочка. У теперешних парней совсем нет совести. Быстро задрал юбку и сбежал, не думая, что оставляет после себя. По-моему, это бесчестно. Был бы это мой сын, я бы не пожалела для него плетки! – Она уставилась на Дорин, словно та была виновата в поступке «беглеца».

– Я так сделаю, если только найду его, – заверила старуху Дорин. – Не знаю, где он такого набрался, как видите, его отец – прекрасный человек. Он скорее сам будет голодать, чем позволит голодать бедным цыпляткам. – Она с нежностью посмотрела на Оливера.

– Что ж, когда делаешь добро, получаешь удовольствие, это по-божески, – одобрила старуха. – А что до вашего сына, то волк может потерять зубы, но не свою волчью натуру. Так что даже если вы притащите его домой за шиворот, не ждите, что он изменится. – Она в задумчивости посмотрела на Оливера: – Говорите, он здесь живет?

– С приятелями, – уточнил Оливер. – Может, вы их видели? Гарри невысокий, но сильный, как бык. А нос ему много раз ломали. Потом Джордж – серые волосы и вздутый живот. И высокий тощий Эван…

– Рыжий, лицо в пятнах? – Старуха кивнула. – Видела я их. Не так здесь много комнат, где бы жили три парня, не имеющие девиц, чтобы согревали им постель. Но они-то не мерзнут, все ходят к этой шлюхе напротив. – Она с сочувствием посмотрела на Женевьеву: – Твой муж не лучше и не хуже других. Все они только то и делают, что спят, напиваются и дерутся. Сегодня еще одного притащили – такой пьяный, что идти не мог. А ведь было только утро!

Женевьева побледнела.

– Где они? – спросил Джек, сжимая кулаки.

– Что, парень, злишься на папу? И правильно. – Сдвинув седые брови, старуха какое-то время разглядывала его, потом перевела взгляд на Женевьеву: – Похоже, ты начала рожать, как только тебя отлучили от груди.

– Если не возражаете, миссис, я бы хотел найти сына, чтобы заставить его вернуться домой, – вмешался Оливер, не давая старухе вовлечь Женевьеву в разговор.

– Найдешь. Поднимись по лестнице, потом налево, последняя дверь в конце коридора. Должен быть дома, я не слышала, чтобы кто-то из них уходил. Скорее всего спят, налакавшись виски.

Оливер положил руку Джеку на плечо, чтобы тот не ринулся вверх по лестнице и не стал ломиться в дверь к похитителям.

– Большое спасибо, миссис. Я уверен, Гарри будет очень рад снова увидеть семью. Очень рад.

На лице старухи отразилось сомнение.

– Не знаю… Ведь всех их надо кормить. Но сюрприз будет огромный! – Она хохотнула, опять показав редкие желтые зубы.

Оливер повел свой маленький отряд вверх по скрипучей лестнице, придерживая Джека возле себя.

– Значит, так… Как в любом деле, для нас главное – все проделать быстро. Вошли, забрали его светлость и вышли. Любые драки – на нас с Джеком, если придется. Ваше дело заставить их суетиться, пока мы будем освобождать его светлость. Если понадобится, пользуйтесь своим оружием, но всегда действуйте вместе. Их трое, а нас десять. Быстрая рука, острый глаз – и они не успеют понять, что произошло, как будут лежать на полу и молить о пощаде.

Дорин его поддержала:

– Помните, что главное в драке – быстрота и решительность.

Они шли по тускло освещенному коридору, и у Женевьевы все быстрее билось сердце. Как и на первом этаже, мужчины и женщины орали из-за дверей, а дети визжали и плакали. Семьи за покосившимися дверьми были слишком заняты собственными проблемами, чтобы обращать внимание на то, что в соседней квартире, возможно, кого-то бьют или убивают. Женевьева бессознательно прижала к груди свой сверток. Если что-нибудь случится, ждать помощи от жителей дома не придется.

Оливер подал знак, и все замерли. Приложив ухо к двери, он слушал с минуту и, видимо, остался удовлетворен тем, что услышал. Подняв руку, он постучал кулаком в дверь.

Все затаили дыхание. Даже противная кошка перестала вертеться у Аннабелл в руках. За дверью послышался скрип отодвигаемого стула, затем тяжелые шаги. А потом воцарилась тишина.

Оливер снова постучал.

Послышался скрежет железной задвижки, дверь со скрипом отворилась, и перед ними возникло прыщавое лицо Эвана. Туманным взором он окинул всю компанию, но, конечно же, никого не узнал – семейство, стоявшее у двери, совсем не походило на ту семью, к которой он и его сообщники наведались утром.

– Извини, парень, но мы хотим показать Гарри его нового ребенка. – Оливер показал на сверток в руках Женевьевы, сам же при этом встал в дверном проеме.

Эван тупо уставился на сверток из одеял:

– Ребенок Гарри?

– Он очень похож на Гарри, – заверила Юнис. – Даже носик такой же приплюснутый. Посмотри, если хочешь.

Женевьева приподняла «ребенка», предлагая Эвану посмотреть. Не в силах сдержать любопытство, Эван наклонился.

Дорин тут же выхватила из сумки тяжелый утюг и обрушила его на голову бедного Эвана. Долговязый парень еще мгновение постоял, потом глаза его закатились, и он рухнул на пол.

– Чертовски хороший удар, – похвалил Оливер.

Морщинистое лицо Дорин залилось румянцем.

– Что ж, спасибо, Олли. – Она по-молодому кокетливо поправила прядь волос, выбившуюся из-под шляпы.

– Эй, Эван! – раздался из глубины комнаты пьяный голос. – Какого черта! И что там происходит?

– Ну-ка, киса, – прошептала Аннабелл, размотав кошку. – Пойди поймай хорошую жирную мышку! – И она подтолкнула кошку к двери и вбежала за ней сама, вопя во всю силу легких: – Назад, киса!

Остальные дети вбежали следом за ней; они кричали и вопили, подгоняя перепуганную кошку.

– Какого черта? Что здесь происходит? – прохрипел Гарри, изумленный внезапным вторжением. Он отодвинул стул от стола, за которым ужинал вместе с Джорджем, и в замешательстве уставился на детей.

– Моя кисочка, – заныла Аннабелл, и дети в безумном танце забегали по комнате. Все кричали: «Иди сюда, иди сюда!» – от чего кошка носилась как бешеная.

– Эй, сюда нельзя! – Лицо Джорджа исказилось от ярости, когда Грейс и Джейми полезли под стол. – Убирайтесь, говорю вам!

Они сделали вид, что слушаются, и, вылезая из-под стола, опрокинули его. Кружка и тарелки тотчас же полетели на грязный пол.

– О чем вы думаете, маленькие негодники?! – заорала Юнис, врываясь в комнату. За ней последовали Оливер, Дорин и Женевьева. – Уходите отсюда, паршивцы…

– Она у тебя под юбкой! – заорал Саймон. – По-моему, она взбесилась!

Юнис взвизгнула и стала крутиться на месте, приподняв юбки.

– Помогите, помогите! – Она крепко обняла Джорджа за шею. Помогите, спасите!

– Я… дышать не могу, – пропыхтел Джордж, пытаясь освободиться.

– Нет, она вон там! – заорал Оливер, показывая за спину Гарри.

Дети бросились к Гарри, а тот, вытаращив глаза, завопил:

– Прочь, проклятые обезьяны!

Суматоха отвлекла этих двоих, и Джек, Женевьева и Оливер подбежали к двери, ведущей в спальню. Джек распахнул ее, и они увидели Хейдона. Он лежал на полу, привязанный к опрокинутому стулу, рот был туго завязан длинной окровавленной тряпкой. По всему было видно, что он пытался подобраться к осколкам разбитого стекла от керосиновой лампы, которую ему удалось столкнуть со стола. Увидев ворвавшуюся троицу, он замер в изумлении.

– Вот где они тебя прячут. – Оливер вынул из кармана два тонких металлических штыря, наклонился и стал ковыряться в наручниках за спиной Хейдона.

– Вам случалось выглядеть и хуже, – пробормотал Джек. Он вытащил из ботинка короткий кинжал и стал перепиливать узел на щиколотках Хейдона.

Женевьева подавила рыдания и развязала окровавленную тряпку, на губах пленника. «Живой, – говорила она себе, с трудом сдерживая слезы. – Избитый, в крови, но живой. Теперь надо только всем отсюда выбраться».

– Ради Бога, Женевьева, что вы здесь делаете? – пробормотал Хейдон, отбросив тряпку.

– Знаешь, парень, она настроилась идти выручать тебя, а мы не могли отпустить ее одну, – с радостной улыбкой объяснил Оливер. – А теперь, если ты не против, пойдем позаботимся о Гарри и Джордже, чтобы можно было спокойно уйти…

– Я вас убью! – взревел Джордж, появившийся в дверях. С искаженным от ярости лицом он выхватил из-за пояса сверкающий клинок. – Всех убью!

Но тут Шарлотта просунула костыль ему между ног, а проворный Джейми высыпал на него муку из своего ранца. Ослепленный Джордж с яростным рычанием повернулся к Джейми:

– Ах ты, маленький гнусный…

В комнату вошла Юнис со скалкой в руках. В следующее мгновение верзила Джордж повалился на пол. Джек мигом оседлал его, надел на него наручники, а ноги связал веревкой, которой до того был связан Хейдон.

– Это правильно, – кивнул Оливер. – Добавим еще одного, и можно идти домой.

А в другой комнате Грейс и Саймон вертелись вокруг Гарри; тот был бы способен отразить их нападение, если бы не количество выпитого эля. Дорин стояла над Гарри с утюгом, готовая ударить его по голове, как только представится возможность.

– Получай, подлый рыцарь! – кричал Саймон, тыча в Гарри медной кочергой, которую держал как шпагу.

– Вот тебе, вот тебе! – кричала Грейс и лупила его по заднице медной сковородой для согревания постели.

Гарри наконец собрался с духом и, издав пронзительный вопль, вырвал орудия пыток из рук детей.

– Я вам покажу! Вы надолго запомните мой урок, ублюдки!

– Гарри, скорее спасай своего ребенка! – Женевьева бросила в него потрепанный сверток.

Гарри в изумлении бросил на пол кочергу и сковородку и на лету поймал «ребенка».

– Я его держу! – победно взревел он.

Опустив глаза на размотавшееся одеяло, он увидел уютно свернутый пухленький мешок с овсянкой фунтов на десять.

– Какого черта…

Хейдон ударил его кулаком в челюсть, так что зубы хрустнули. Гарри тупо уставился на него, все еще баюкая мешок с овсянкой, но тут Хейдон ударил еще раз, и Гарри рухнул на пол, сжимая огромными ручищами еще теплую овсяную кашу.

– Молодец, так это и делается, – похвалил Оливер. – Теперь парни проспят до утра.

– Напоминаю: не забывайте свои вещи, дети, – сказала Дорин, укладывая в сумку утюг. – Глупо будет потерять хорошую сковороду.

– А где кошка? – спросила Шарлотта, оглядывая комнату.

Джейми показал на дверь, куда тайком пробиралось животное.

– Киса, иди ко мне, – позвала Аннабелл, подкрадываясь к ней.

Кошка громко мяукнула и выскочила в коридор.

– Нет, киса, вернись! – Аннабелл распахнула дверь, бросилась за кошкой в погоню и уткнулась прямо в живот Винсенту.

Увидев из коридора, что Эван лежит на полу, граф Ботуэлл насторожился – значит, не все идет по плану. На всякий случай он схватил Аннабелл и приставил пистолет к ее голове.

– Пустите! – взвизгнула девочка и лягнула графа дырявым ботинком.

Винсент поморщился и прошипел:

– Стой смирно, а то проделаю дырку в твоей хорошенькой головке! – Он заломил ей руку за спину и, убедившись, что она не сопротивляется, окинул взглядом стоявшую перед ним компанию.

– Добрый вечер, Хейдон, – процедил он, вталкивая Аннабелл в комнату и закрывая за собой дверь. – Должен признаться, не ожидал застать у тебя так много гостей. Я бы предпочел уладить наше дело без свидетелей.

Хейдон с невозмутимым видом посмотрел на Винсента, он ничем не показывал, что тревожился за Аннабелл или кого-нибудь другого из собравшихся в комнате.

И все же, увидев графа, Хейдон был немало удивлен. Как он, оказывается, ошибался… Ведь он-то полагал, что Винсент уже отомстил ему тем, что издевался над Эммалиной, пока она не покончила с собой, не в силах дольше терпеть. Он считал, что этого графу вполне достаточно – смерти до ужаса одинокой девочки. Но вот теперь стало ясно: такая месть совершенно не удовлетворила человека, чью жену он уложил в постель и наградил ребенком. Вероятно, только смерть врага могла бы успокоить графа.

– Приветствую, Винсент, – кивнул ему Хейдон. – Должен признаться, не ожидал, что ты ходишь по таким омерзительным местам. Как поживаешь?

– Неизменно любезный маркиз Редмонд… – Граф усмехнулся с горечью и презрением. – В самой неприятной ситуации склонен проявлять безукоризненную вежливость. Даже когда втискивался между ног моей жены под моей же крышей, на следующее утро, за завтраком, был необычайно со мной любезен. Полагаю, это делало игру особенно веселой, не так ли?

Хейдон промолчал. Не хотелось раздражать Винсента. К тому же его поведению действительно не было оправдания.

– Я бы предпочел, чтобы все бросили на пол любое оружие, которое у вас имеется, – продолжал Винсент.

И тут же на пол упала скалка Юнис, затем кочерга Саймона и сковородка Грейс. Оливер немного помедлил, потом неохотно отбросил свой нож.

Винсент вопросительно посмотрел на Хейдона и Джека.

– К сожалению, у меня ничего нет. – Хейдон поднял вверх руки.

Винсент перевел взгляд на Джека, который ловко спрятал кинжал в рукав.

– У меня тоже. – Он смотрел на графа с нескрываемой ненавистью.

Винсент прищурился:

– Врешь.

– Нет, не вру.

– Я уверен, что врешь. И если через пять секунд ты не бросишь свое оружие, то мне придется проделать дырку в голове твоей подружки.

Аннабелл тихо всхлипнула.

Решив, что у него нет выбора, Джек разогнул пальцы, державшие кинжал в рукаве, и он со стуком упал на пол.

Губы графа растянулись в улыбке:

– Прекрасно.

– Отпусти ее, Винсент, – сказал Хейдон. – Она не имеет отношения к нашим делам.

– Знаешь, ты действительно ужасно меня утомил, – пробормотал Винсент, по-прежнему не отпуская Аннабелл. – Когда я готовился к твоей поездке в этот город, я думал, что идиоты, которых я нанял, просто убьют тебя – и дело с концом. Но ты как-то ухитрился убить одного из них, а остальных напугать. Должен заметить, это раздражает.

– Прости, что разочаровал, – ответил Хейдон. – Я не знал, что тебе пришлось так потрудиться.

– После того как тебя приговорили к повешению, я решил, что так даже лучше. Будешь болтаться на виселице вместо того, чтобы тебя прирезали в темном переулке. А дополнительное удовольствие – скандал вокруг суда и черное пятно на имени Редмондов. По-моему, самый подходящий для тебя конец.

Хейдон не спорил.

– И надо же было вам вмешаться! – Винсент злобно посмотрел на Женевьеву. – Вас, конечно, нельзя обвинять за женскую слабость, мисс Макфейл. Понимаю, у вас причудливая склонность помогать преступникам. Достаточно посмотреть на мерзавцев, которыми вы себя окружили. – Он поморщился и окинул взглядом оборванных детей и взрослых, стоявших вокруг. – К тому же моя потаскушка-жена в красках описала мне, какие способности проявляет маркиз в постели. Я уверен, мисс Макфейл, что вы по достоинству оценили его способности.

Юнис в ужасе ахнула.

– Придержи свой грязный язык, пока я его у тебя не вырвал! – Голос Оливера дрожал от ярости; старческие руки сжались в кулаки.

– Мама вас не научила, как следует разговаривать при детях? – У Дорин был такой вид, как будто она вот-вот влепит графу пощечину. – После такого надо промывать рот мылом и щелоком!

– Ох, простите… – Винсент с усмешкой склонил голову. – Я забыл о присутствии детей. Они такие загадочные и хрупкие существа, правда, Хейдон? – Он взглянул на пистолет у виска Аннабелл, потом посмотрел на остальных детей: – Хотя подозреваю, что эти детки не такие хрупкие, какой была Эммалина.

Хейдон, не удержавшись, проговорил:

– Тебе, Винсент, лучше знать. Ведь это ты замучил Эммалину до смерти.

– Заткнись, ублюдок! – вскипел граф. – Ты провел ночь в постели моей жены и даже не думал о том, что результатом вашего спаривания может быть ребенок! Ребенок, который был для тебя не больше, чем выпущенное семя! Ребенок, которого ты выдавал за моего и хихикал за моей спиной! Ты не имеешь права произносить ее имя, понял?

Глаза графа пылали ненавистью. Но в них было и нечто другое, более глубокое, скрытое под маской злобы. Хейдон этого не видел, он был слишком поглощен собственной яростью и страхом за Аннабелл и других. Но Женевьева это сразу распознала; она годами оказывала помощь людям, жестоко раненным жизнью, поэтому смогла понять Винсента. Да, она ненавидела его за то, что он угрожал Аннабелл и хотел убить Хейдона, но все же ее глубоко взволновала боль, которую она видела в глазах этого человека – его боль и отчаяние не могли не вызвать сочувствия.

Она поняла, что этот человек корчится в агонии.

– Ты смеешь думать, что ты лучше меня, Редмонд? – продолжал Винсент. – Полагаешь, твои поступки очень благородные? Или ты дошел до того, что считаешь себя героем в этой истории? Воображаешь, что любил Эммалину, потому что спал с моей женой?

– Да, я любил ее и хотел спасти от тебя, Винсент. – Хейдон уже не мог сохранять видимость спокойствия. – Я любил ее вполне достаточно для того, чтобы признать дочерью и чтобы заботиться о ней до конца своей жизни. Но ты мне отказал не потому, что тебе было до нее хоть какое-то дело, а потому, что ты ненавидел ее и хотел наказать девочку за то, что она моя, а не твоя.

– Она никогда не была твоей! – Крик графа походил на рев раненого зверя. – Она была моя!

– И поэтому ты так жестоко с ней обращался? Винсент, ты хотел показать всем, что она твоя собственность, что ты можешь ее всячески ублажать, но можешь и уничтожить, если пожелаешь. Что ты и сделал, бессердечный мерзавец. Ты мучил ее тем, что отказывал даже в капле доброты и любви, и наконец она не смогла этого дольше выносить. Ты убил ее, Винсент, все равно как если бы сам загнал в пруд и держал ее голову под водой, пока она не захлебнулась…

– Хватит, Хейдон! – раздался резкий голос Женевьевы.

Хейдон посмотрел на нее с удивлением, но внимание Женевьевы было приковано к Винсенту, который вцепился в плечо Аннабелл так, будто опирался на нее. Но пистолет он по-прежнему держал у ее головы.

– Простите меня, лорд Ботуэлл, – начала Женевьева с бесконечной нежностью. – Лорд Редмонд не понимает… Вы очень любили Эммалину, верно?

В комнате воцарилась ужасающая тишина. Граф в замешательстве смотрел на Женевьеву.

– Я это вижу, – продолжала она. – Я это чувствую. Вы ее очень любили, и когда она умерла, вам казалось, что вы не перенесете этого.

Все замерли, ожидая ответа Винсента.

– Она была… все для меня, – проговорил он наконец.

– Гнусная ложь, – заявил Хейдон. – Если бы ты ее любил, то не отвергал бы с таким презрением.

– Для вас было ужасным ударом узнать, что она не ваша дочь, не так ли? – Женевьева с искренним сочувствием смотрела на Винсента.

Тот вздохнул, но не ответил.

– В своем гневе и отчаянии вы не могли находиться вблизи нее, ведь правда?

Губы его искривились в болезненной гримасе.

– И вы, лорд Ботуэлл, попытались изгнать ее из своего сердца.

Граф молча смотрел на Женевьеву. Внезапно с губ его сорвался какой-то странный звук – то ли смех, то ли плач, и он наконец заговорил:

– Жена рассказала мне об этом со смехом. Сказала, что я дурак, что они с Редмондом до конца жизни будут потешаться надо мной, потому что ребенок, которого я пять лет считал своим, на самом деле вовсе не мой.

– Но это не делает из вас дурака, лорд Ботуэлл, – возразила Женевьева. – Вы ее любили. Она была вашей дочерью.

Он покачал головой:

– Я ей не отец.

– По крови – нет, но не кровь образует сильнейшие узы любви, не кровь объединяет семью. Спросите любого из моих детей.

Граф снова вздохнул и посмотрел на детские лица.

– Эммалина не могла отвечать за обстоятельства своего рождения, как и любой из нас, – продолжала Женевьева. – Вы напрасно наказывали ее, потому что она была жертвой обстоятельств. Но я не верю, что вы сознательно довели ее до такого отчаяния. Я уверена, вы обнаружили, что ваша любовь к ней слишком для вас мучительна, и тогда выстроили стену и постарались вытолкнуть ее за другую сторону этой стены. А она не смогла этого вынести.

– Я не понимал, какая она нежная, – прошептал граф; он вдруг ослабил хватку на плече Аннабелл, словно испугался, что она тоже может оказаться гораздо нежнее, чем ему казалось. – Я думал, она просто отвернется от меня и перенесет свое внимание… на что-то другое. Я убедил себя, что так будет лучше, потому что боялся: когда-нибудь она узнает правду. Я думал, ей будет легче, если она не будет всю жизнь держаться за мою руку. Но получилось, что я ее погубил. – Он посмотрел на Хейдона: – Ты тоже, Редмонд. Ты бездумно породил ее вместе с женщиной, которая не способна питать нежность к своему ребенку, а значит, я неизбежно должен был со временем узнать, что это ты произвел ее на свет. А Кассандре было наплевать, как это отразится на Эммалине. Она совсем не любила дочку. Более того, она почему-то хотела наказать Эммалину – наверное, за то, что та являлась постоянным напоминанием о тебе, Хейдон. А я был ослеплен яростью и не понял этого. – Граф закончил срывающимся голосом: – В тот день тебе надо было схватить ее и увезти с собой. Если бы ты так сделал, моя малышка была бы жива.

Хейдон с удивлением смотрел на Винсента. Два года он ненавидел его до тошноты, умышленно подпитывал эту ненависть, потому что она помогала смягчить тяжесть собственной вины за трагическую смерть Эммалины. Но сейчас он смотрел на Винсента и видел, что тот глубоко несчастен и уничтожен. И он уже не мог испытывать к нему ненависть. Не мог ненавидеть человека, которого так мучает смерть его единственного ребенка. Винсент мстил ему, Хейдону, только потому, что считал его виновником своих страданий.

И граф был прав.

– Прости меня, Винсент, – прохрипел Хейдон. – Я совершил ужасную ошибку и стыжусь этого. Но Эммалины больше нет, осталась только память о ней. Не будем омрачать эту память прежней ненавистью, несчастьями, смертями. Давай покончим со всем этим. – Он сделал шаг вперед и протянул руку: – Отдай мне пистолет, Винсент.

Граф посмотрел на него в растерянности:

– Ты меня убьешь, Хейдон.

– Нет.

– Но я пытался тебя убить…

– Тебе же это не удалось.

– Значит, ты отведешь меня к властям, чтобы я страдал от тех же унижений, которым подверг тебя…

– Нет, я и этого не сделаю.

Винсент в замешательстве смотрел на маркиза.

– Все кончено, Винсент, – сказал Хейдон. – Пусть Эммалина спит спокойно. Отпусти Аннабелл, отдай мне оружие. Она ведь совсем еще ребенок, Винсент. Я знаю, что ты не хочешь ее пугать.

Граф с удивлением посмотрел на Аннабелл; он словно забыл о том, что все еще держал ее. Ее голубые глаза от страха стали огромными, а личико в мягком свете лампы казалось особенно бледным.

Опустив пистолет, Винсент пробормотал:

– Ах, Эммалина… – Он ласково погладил Аннабелл по светлым волосам. – Прости меня малышка. – Наклонившись, граф нежно поцеловал девочку в лоб.

Потом выпрямился, поднес пистолет к своему виску и нажал на курок.