Лизель работала в ресепшен, модернизируя сайт «Совершенный отель», программу, которую Мэрилин приобрела вместе с новым компьютером, чтобы заменить устаревшую, содержавшую предыдущие данные.

Маленькая Раби свернулась у нее на коленях. Спала, как всегда, на спинке, подняв вверх лапки, что мешало Лизель печатать, но она не собиралась тревожить свою любимицу, когда та спала так сладко и так мирно.

В ресепшен было пусто, только из бара доносились взрывы смеха. Эд развлекал засидевшихся гостей, рассказывая анекдоты, даже Мэрилин оторвалась от работы и присела на барный стульчик, увлеченная рассказом.

Лизель подняла глаза, когда раздался очередной взрыв смеха, ругая себя за мрачное настроение. Ей на самом деле не стоило работать, она могла присоединиться к компании в баре и разделить их веселье. Выпить вместе с Мэрилин сухого, вина и посмеяться… Но проблема заключалась в том, что только работа могла отвлечь ее от мыслей, которые не давали, ей покоя последние два часа: уже девять часов, скоро стемнеет, и, похоже, Том не приедет ее навестить. Нет, не ее, а Раби… И зачем ему ехать так далеко, чтобы увидеть кого-то?

Она набрала на компьютере еще один адрес, чересчур сильно стуча по клавишам, и молча извергла проклятие, когда новый компьютер ни с того них сего завис.

— О, черт! — раздраженно вскрикнула Лизель.

— Что-то не ладится?

Она подняла глаза и увидела Тома. Он вошел на ресейшен и теперь с улыбкой смотрел на Лизель.

Раби издала жалостливый писк с коленей Лизель, однако, когда ее хозяйка в изумлении резко выпрямилась, собачка встала на задние лапы и начала лизать ее подбородок, потом запрыгнула на стойку реселшен и подарила ту же ласку Тому.

— Кажется, у нее все хорошо. — Он улыбнулся имягко опустил щенка на пол. — Извините, что я так поздно. Меня вызвали на ферму рядом с Кувертам. Я собирался позвонить вам по дороге, но как назло батарейка села, и я нигде не мог ее зарядить.

Лизель с усилием проглотила вздох и сумела воздержаться от того, чтобы отшлепать себя по щекам, дабы привести в чувство. Потому что постепенно до нее дошло, что Том не только здесь, но и одет в соответствии со вкусом драматической редакции Би-би-си, а именно как одеваются герои экранизаций… На нем были сапоги и бриджи, и от него пахло свежей землей и лошадьми.

Том был перепачкан землей, а в волосах у него застряли соломинки, но выглядел он потрясающе.

«Стоп! Я не нахожу его привлекательным, — сказала себе Лизель. И тут же поправила себя: — Это ложь».

— Ну как вы, все хорошо? — нахмурился Том.

— Конечно! — ответила Лизель и улыбнулась.

Она разглядела круги под глазами Тома, и вообще он выглядел усталым.

— Я выбрал это место, потому что очень люблю море, а на самом деле едва нахожу время, чтобы побыть на пляже, однако страшно хочу этого. Пойдемте прогуляемся.

— Сейчас? По темноте?

— Это только отсюда кажется, что темно, — Том протянул Лизель руку. Но она поняла, что он просил ошейник Раби, который она только что взяла с прилавка ресепшен.

Она отдала ему ошейник, Том наклонился и надел его на пушистую шейку щенка.

— Когда я надеваю Раби ошейник, она обычно ведет себя так, как будто я собираюсь задушить ее, — засмеяласьЛизель.

— Что ж, у меня обширная практика, а вы новичок в этой игре. И поверьте мне, с собаками многие вещи нужно делать играя.

— Практиковались на собственных собаках?

Он поднял голову.

— Нет, в клинике.

Лизель сбросила лодочки, заменив их кроссовками, и взяла из офиса теплое пальто Мэрилин.

— А дома нет ни одного?

— Щенка?

— Да.

— Нет.

— Ветеринар без животных?

— Представьте себе.

— Это из-за работы?

Том кивнул.

— Жаль, — вздохнула Лизель.

Том снова кивнул, потому что она была права.

— Может, когда-нибудь…

— Вам хотелось бы завести хотя бы одного?

— Я бы хотел шестерых. — Он улыбнулся, повернувшись, чтобы погладить по голове подбежавшего Годрича. Большой пес понял, что его тоже берут на прогулку, и закрутился вокруг Тома и Раби, когда они направились к выходу.

Лизель шла следом за Томом и не могла налюбоваться им. Что в нем было такого, что заставляло ее сердце трепетать? Может, его походка? Что бы это ни было, но когда Том предложил ей руку, чтобы помочь пройти по обрывистому берегу, который отмечал конец подстриженной лужайки и начало береговой полосы между ними и пляжем, ей пришлось унять волнение, чтобы не выдать себя.

К счастью, обе собаки отвлекали внимание на себя. Лизель громко засмеялась, когда они бросились по скалистым уступам и выскочили на пляж. Перегоняя друг друга, Годрич и Раби понеслись к руслу реки, которое было наполовину заполнено водой. Там Годрич остановился и погрузил лапы в воду, проверяя температуру, словно пожилая леди в холодный день.

Раби, напротив, с разбега бесстрашно плюхнулась в воду и, распуская вокруг себя круги, поплыла, словно плавала всю свою короткую жизнь, и это было вовсе не в первый раз. Видя, как его маленькая подружка смело возится в воде и не тонет, а напротив, явно наслаждается, Годрич глубоко вздохнул и сделал решительный шаг.

— Раби смелее его. — Том кивнул на Годрича.

— Она научит его и многим другим вещам. Он любит Раби.

На самом деле Годрич обожал щенка и испытывал к Раби преданное, братское чувство. Куда бы Раби ни пошла, Годрич никогда не отставал от нее, а Алекс замыкал шествие. Пес во всем подражал ей. Для него словно наступила вторая молодость, что было очень хорошо, и именно это имел в виду Том, когда уговаривал Лизель взять щенка. Казалось, Раби показывала ему, какой должна быть собака.

И сейчас, когда Том учил Раби сидеть, стоять и идти рядом, Годрич тоже учился.

Лизель наблюдала за ними, засунув руки в карманы пальто.

Он был так терпелив с ними. Они выполняли то, что он просил. И получали угощение: маленький кусочек цыпленка или что-нибудь другое. За час он научил Раби садиться по команде, лежать, идти радом, и она почти всегда прибегала, когда ее звали, в зависимости от того, что еще было интересного кругом иневольно отвлекало любознательное маленькое животное.

Лизель никогда прежде не держала собак, но всегда хотела завести. Ее изумляло, как она за такое короткое время настолько привязалась к Раби.

— Она такая умная, — гордо сказала Лизель, когда Раби, проигнорировав набежавшую волну, самоотверженно продолжала идти рядом с Томом, — не представляю, как вам удается так быстро их учить?

— Годрич уже знал многие команды.

— Да, но он вряд ли выполнял их до этого.

— Он не глупый, просто очень самостоятельный и не любит никого слушаться.

— Вы не можете винить его за это. Разве люди не такие же?

— Но он не человек, он собака.

— Ш-ш-ш-ш… — пошутила Лизель, приложив палец к губам. — Не напоминайте ему, он расстроится.

— Он думает, что он человек?

— Возможно, но с тех пор как у нас появилась Раби, он очень изменился. Например, он обычно подходил к своей миске с едой с большой осторожностью, как будто это была еда, которая собиралась съесть его, а не наоборот. Каждый раз, когда мы кормили его, он словно думал, что мы хотим его отравить. Теперь, когда Раби просто утыкается в свою миску, так делает и он. Он даже стал спать, как она. Если она выглядит очень забавно с лапами, задранными вверх, то Годрич при этом выглядит довольно странно — как мертвый осел посреди поля.

Лизель умолчала о том, что когда Раби спит в ее комнате, она часто просыпается посреди ночи от того, что Годрич открывает ее дверь своим носом. Или, проснувшись, видит его крупную фигуру в дальнем углу кровати.

А спит пес так крепко, что можно использовать одну из его четырех лап как вешалку для шляп, и он этого не заметит.

Самая удивительная часть ею поведения заключалась, в том, что он был очень предан Алексу и никогда не спускался в комнату Лизель, прежде чем Алекс не заснет. Зато всегда исчезал утром и возвращался в комнату Алекса, прежде чем тот проснется.

— Вы правы, когда говорите, что Раби оказывает хорошее влияние на него, — заметила Лизель и, достав из кармана коробочку с лимонным щербетом, протянула ее Тому. — Иногда необходимо, чтобы кто-то новый достал вас из вашей коробки и заставил испытать новые ощущения. Потому, что так просто погрязнуть в болоте привычных эмоций! Вы понимаете, что я имею в виду? — Лизель посмотрела на Тома, смущенно прикусив нижнюю губу.

Нет. Нельзя сказать, чтобы он смотрел на нее открыв рот, но она подумала, что эмоции, отразившиеся на его лице, близки к удивлению.

— Извините. Яиногда слишком много болтаю… Мэрилин подтвердит. Просто спросите о чем-то, а дальше наблюдайте, как меня понесет…

— Не наговаривайте на себя. Все, что вы говорите, очень основательно.

— Основательно глупо, согласна.

— Я этого не говорил.

— Может быть. Но наверняка вы так подумали.

— Нет, просто ваши слова, заставили меня кое-что понять, вот и все.

Лизель позвала собак и теперь в отчаянии наблюдала, как Годрич галопом бросился в другом направлении. Раби, тем не менее, сразу же засеменила к ним.

— Хорошая девочка! Она более послушная, чем Годрич! — воскликнула Лизель.

Она схватила собачку на руки и покрыла ее душистую мордочку поцелуями. Раби, под впечатлением ласк хозяйки, убежала прочь. Она прыгала и каталась по песку, пока вся не вывозилась в нем, а Лизель весело смеялась, когда Раби осыпала ее песком.

Том улыбался, наблюдая за ними. Лизель так естественна и так безыскусна, и сама похожа на маленького щенка, подумал он, не подозревая, что повторяет слова Мэрилин. Просто в ней была такая полнота жизни, что сравнение было вполне логично.

Он был так поглощен мыслями, что не заметил, как совсем стемнело, и единственный свет был светом луны да еще от домов на берегу реки, поэтому, когда он взглянул на часы, то удивился. Оказывается, уже половина одиннадцатого.

— Который час? — Лизель подняла голову.

— Уже поздно. Нам пора идти.

— Завтра рабочий день?

Том кивнул.

— Но не ночью?

— На этой неделе нет. Официально нет.

— Вам далеко ехать?

— Не очень. Я живу дальше по побережью в Порт-Исааке. Отсюда минут сорок.

— Вы не проголодались? — спросила Лизель, когда они шли по саду.

— Еще нет.

— Может, съедите тарелку вкуснейшего цыпленка от Эрика? Это нечто!

— Звучит заманчиво, но, к сожалению, мне пора.

— Несколько минут в микроволновке, и когда вы доберетесь до дома, у вас будет готовый ужин. Вот увидите, это фантастика.

— Что ж, если это не хлопотно, то я готов.

— И потом, вы заслужили. Вы столько сделали для Раби и для моего пальца…

— Плата натурой? — пошутил Том.

— Я возьму еду, — смутилась Лизель и бросилась в отель. А через пару минут вернулась с пластиковой коробкой, в которой был еще теплый цыпленок.

— Спасибо. Такой аромат, что слюнки текут.

— Очень вкусно.

— Значит, в следующий раз встретимся на той неделе?

— Это свидание? — сказала Лизель, не подумав.

— Увидимся на следующей неделе, — улыбнулся Том. — А сейчас просто подержите секунду руку.

Лизель подумала: что он хочет сделать? Он быстро повернул ее руку ладонью кверху и перочинным ножом снял с пальца швы.

— Теперь можете идти. — Он улыбнулся, отпуская ее руку. — Дело сделано.

Лизель смотрела, как Том уходит. А потом прижала к себе Раби и, взяв ее лапку, помахала вслед его отъезжающему автомобилю.

— Хорошо погуляли? — Голос Мэрилин заставил Лизель обернуться.

— Мы не гуляли. Просто тренировали собак, — поправила ее Лизель.

— И как тренировка?

— Была бы хорошая, если бы я не вела себя как полная идиотка.

— Я уверена, Том не считает тебя идиоткой. Что ты ему сказала?

— О, обычная болтовня о всякой чепухе.

— Это нормально, если учесть, что ты решила воздержаться от отношений с мужчинами. Не так ли?

— Это не имеет значения, потому что он все равно думает, что я идиотка.

— И он помолвлен, — повторила Мэрилин привычное заклинание Лизель.

— Да, и он помолвлен, — кивнула Лизель.

— И вы просто друзья, — сказала Мэрилин.

— Имы просто друзья, — повторила Лизель.

Раби не пришлось ждать назначенного визита неделю. Том приехал два дня спустя, как раз когда Лизель открыла бар для гостей.

— У меня освободилась пара часов, поэтому я решил воспользоваться этим, чтобы дать Раби еще один урок. Я не вовремя? — спросил он, переводя взгляд с одной сестры на другую.

Лизель открыла рот, чтобы объяснить, что должна работать, однако Мэрилин опередила ее:

 — Вовсе нет. Как видите, у нас сегодня немноголюдно. Лизель вполне может составить вам компанию на час или два… или три, — добавила она с лукавой улыбкой.

— Великолепно. Просто я не уверен, что смогу появиться у вас на следующей неделе, и так как у меня образовался, свободный вечер, я решил приехать и повидать вас, то есть Раби… и заняться ее обучением.

— Идите, — приказала Мэрилин, видя, что Лизель колеблется. — Мы здесь справимся без вас.

Эд появился с ящиком инструментов, он только что починил задвижку на двери туалета.

— Я все сделал и могу постоять за стойкой, пока Лизель гуляет.

— Тогда ступайте, мы разберемся, — улыбнулась Мэрилин. И мягко подтолкнула сестру к дверям.

Эд заметил, что Мэрилин наблюдает за сестрой и Томом, которые гуляли в саду.

— И что все это значит?

— Лизель запала на Тома Спенсера.

— Ммм… Да, отец что-то говорил об этом.

— Он рассказал вам, что Том помолвлен?

— Да, и также сказал, что запретил бы ему приезжать сюда. Удивляюсь, что вы поощряете его ухаживания, зная, что он несвободен.

Мэрилин нахмурилась, обдумывая его слова.

— Если подумать, вы правы. Но тогда идите и скажите ей, что она должна работать.

Эд рассмеялся. И Мэрилин тоже улыбнулась.

— Между нами, — предупредила она, — я думаю, это больше чем увлечение. Мне кажется, она всерьез в него влюбилась.

— Что ж, тогда это другое дело.

— Вы думаете?

— Есть старая пословица: «В любви, как на войне — все справедливо», и еще: «Те, кто слишком много рассуждает о любви, не способны на это чувство», «Не имеет значения, что у него есть подруга, она же не ваша подруга». Вы, возможно, догадываетесь, что я просто говорю об этом, чтобы заставить вас чувствовать себя лучше, если вы решили поддержать сестру, которая идет на свидание с женатым мужчиной.

— Он не женат. Пока, — улыбнулась Мэрилин.

— И это «пока» включает в себя возможность отсрочки, однако также напоминает, что все еще существует вероятность того, что это случится.

— Что означает, что я не должна поддерживать ее в том, что она тратит свои чувства на кого-то, кто не способен, ответить взаимностью.

— «Не говорите о пустой трате чувств, чувства не могут быть пустыми», — заметил Эд.

Мэрилин неожиданно начала смеяться.

— Вы первый человек, про которого я могу сказать: он понимает, что я имею в виду.

Эд улыбнулся ей.

Мэрилин ответила улыбкой.

— Вы когда-нибудь любили, Эд?

— Пока нет.

— Нет?

— Но я не теряю надежды.

— Это редкость в наши дни.

— Что именно?

— Надежда.

— Не думал, что вы циник, миссис Гамильтон.

— О, ради Бога, не называйте меня так.

— Циником?

— Нет, миссис Гамильтон.

— А, понимаю. Ненавидите свою фамилию… Это объясняет цинизм. Но думаю… вы любили когда-то?

— Давным-давно, — ответила Мэрилин. — Как говорят: «Обжегшись на молоке, дуешь на воду».

— Я не это имел в виду. — Эд нахмурился. — Похоже, вы сдались?

— А вы, выходит, придерживаетесь другой поговорки: «Один раз не повезло, повезет в другой»?

— Я так думаю. Но я слышал другое изречение, когда был в прошлом году в Китае… — Он пошел за стойку бара и налил Мэрилин бокал ее любимого вина. — Не знаю почему, но оно мне запомнилось: «Сохрани в своем сердце зеленое деревце, и, может быть, прилетит певчая птичка…»

На этот раз они пошли на пляж и прогуливались вдоль русла реки, уровень воды становился все меньше, так как она ушла в океан с началом отлива… Цель урока заключалась в том, чтобы удержать Раби рядом, пока они гуляют. Том объяснял, что для того, чтобы все ее внимание было сосредоточено на них, необходимо исключить все отвлекающие моменты.

— Вы должны удержать ее внимание на себе или добрым словом, или угрозой, или… — Он полез в карман и вытащил желтый мячик. — Или вот этим.

Лизель кивала, слушая со вниманием.

— Вы должны быть убеждены, что во всем мире, вы единственная, от кого она не может отвести глаз… Что быть рядом с вами — это лучшее, что может быть… — Он бросил мяч и крикнул: «Лови!» И на какой-то момент возникло сомнение, к кому относится эта команда: к Раби или Лизель?

Час спустя по дороге в отель Раби, выполняя команду, послушно шла рядом, а Лизель была под впечатлением от занятия.

— Итак, что вы думаете о Корнуолле? — спросил ее Том.

— Если честно, я пока мало видела. У нас есть планы, но все время что-то мешает, вечно что-нибудь требует безотлагательного вмешательства. Столько всего надо сделать… И ни одно из дел не ждет… А так бы хотелось посмотреть местные достопримечательности.

— Например?

— Я страшно хочу поехать в галерею Тейт в Сент-Айвс… даже не обязательно Тейт, я слышала, что церковь Святой Агнессы тоже представляет художественный интерес, а в Труро есть несколько интересных галерей…

— Вы любите живопись?

Лизель кивнула:

— Люблю.

— А сами пишете или рисуете?

— О нет, — быстро ответила она с очаровательной прямотой. — Ни то, ни другое. Боюсь, мне не нравятся люди, которые стараются подражать Тому Джонсу, но сами завывают как мартовские коты, стоит им открыть свои рты. О, извините, я не то хотела сказать. Я думаю, можно заниматься искусством без того, чтобы преуспевать в нем лично. Несмотря на то, что у меня столько же таланта, как у Раби, если она вздумает превратить свой хвост в кисть, я изучала историю искусств в школе. И относилась к этому с обожанием. Я даже подумывала, не заняться ли этим профессионально, но это означало бы лишь самый низкий уровень, а поступить в университет я не могла… — Она замолчала.

— Не могли? Почему? — удивился Том.

— Я не могла даже продолжать занятия в школе, — ответила Лизель. — Мне нужно было зарабатывать на жизнь…

— А что случилось? — мягко спросил он.

— Вмешалась реальная жизнь. — Лизель обрисовала предмет тремя простыми словами, которые она использовала уже не один раз. Эта лаконичная фраза и ее очевидное желание свернуть разговор все эти годы спасали ее от многословных объяснений.

Это не означало, что она избегала возможности рассказать людям о том, что случилось. Что она не любила, так это сочувствие, которое вызывала ее история, это смущало. Люди жалели ее, а жалость она не выносила. Она хотела, чтобы знакомые вели себя с ней так же, как с любым другим человеком, но когда кому-то говоришь, что ты сирота, отношение автоматически меняется.

Ее родителей больше нет, но в мире есть много других людей в том же положении и еще хуже, и посмотрите на нее, она уже взрослая, и родители могли бы сказать, что теперь пришла ее очередь нести ответственность. Жизнь ставит вопросы, и решение их зависит только от тебя.

Том смотрел на Лизель и ждал объяснений, но не только объяснений — он хотел услышать всю историю. Неудивительно, что, научившись обращаться с животными, он обладал огромным терпением, что не могло не вызывать доверия. Лизель понимала, что может рассказать ему все, и знала, что за этим последует: он примет информацию спокойно, без драматизма.

— Моя мама и отец погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было пятнадцать, — сказала она.

Он медленно кивнул. И единственная эмоция, которая выдала его, — он прикусил нижнюю губу.

— Это, должно быть, было ужасно.

— Да, было тяжело.

Том на какой-то момент поймал ее взгляд, а потом перевел разговор, на другую тему:

— Жена моего друга художник.

— Правда? И что она рисует?

— Пейзажи, портреты, дома, животных — все, что вызывает у нее чувство восхищения, — ответил он. — Она очень славная. Несколько ее работ будет представлено на выставке в Труро, которая открывается в пятницу вечером. Я обещал приехать. И еще одно… Вы бы не согласились поехать со мной?

— Вы серьезно?

Том кивнул.

Лизель улыбнулась, и ее лицо осветилось тихим внутренним светом.

— Это будет замечательно, если я смогу освободить вечер.

— Думаете, возникнет проблема?

Лизель энергично покачала головой, несмотря на то, что толком не знала. На прошлой неделе было так много гостей, что само по себе прекрасно. «Чем больше, тем лучше» — теперь это была новая поговорка Мэрилин, которую она то и дело повторяла. Но это означало, что каждый работник на счету.

— Не думаю. Я поговорю с Мэрилин.

— Конечно, — сказал Том и вытащил из кармана карточку. — Позвоните мне и дайте знать. — Он протянул Лизель свою визитку. — Здесь есть мой мобильный.

— Спасибо, я позвоню.

— Надеюсь, вы сможете освободиться, и тогда я увижу вас в пятницу. Если нет, я постараюсь выкроить побольше времени для Раби на уик-энд.

— Это тоже было бы прекрасно.

— Тогда скоро увидимся…

* * *

Оставив Эда в баре, Мэрилин прошла в столовую. Там, устроившись на софе, она обедала на скорую руку и смотрела на плейере очередную серию «Коронации улиц».

Несмотря на то, что стояло лето, и погода была мягкая, Мэрилин развела огонь в камине — это придавало комнате особую уютную атмосферу, а она всегда любила домашний уют.

Годрич растянулся на коврике перед огнем, он обожал, когда Мэрилин была рядом.

Когда Лизель спросила, сможет ли она уехать в пятницу вечером, Мэрилин улыбнулась и напомнила:

— Тебе не нужно спрашивать у меня разрешения.

— Но я думала, что работаю у тебя.

— Не у меня, а со мной, — поправила Мэрилин. — И тебе не требуется мое разрешение. Мы одна команда, где каждый работает для другого.

— Значит, я смогу поехать в пятницу?

— Конечно, сможешь.

— Я тебе не нужна?

— Мы всегда нуждаемся в тебе, но мы сможем справиться без тебя. Эд будет в баре…

— А все остальное? — Лизель вдруг почувствовала себя виноватой за то, что сестре придется работать без передышки.

— Мы все поделим между остальным персоналом.

— Значит, я смогу уехать?

— Конечно, сможешь. Ты и так пахала целую неделю.

Лизель улыбнулась, поцеловала Мэрилин в лоб, а потом закружилась и запела песню из «Звуков музыки»: «Я просто девушка, которая не может сказать "нет"».

— Она слишком много улыбается, — сказала Мэрилин Годричу, когда дверь за сестрой закрылась.

Годрич широко зевнул и, вытянув длинные лапы, перевернулся на другой бок, подставляя его огню.

— Я бы не хотела, чтобы она так часто улыбалась, — продолжала Мэрилин, бросая Годричу кусочек мяса, чтобы заставить его отодвинуться от огня, прежде чем он начнет дымиться. — Нет ничего хуже, чем любовь без взаимности.