— Привет.

Голос в трубке абсолютно бесцветный. Так мог бы говорить робот, желающий подчеркнуть, что ему на все плевать..

— Слышу, ты не очень удивлен? В общем, я предполагал, что ты догадаешься, когда увидишь телефон.

Голос в трубке ни высокий, ни низкий; ни грубый, ни мягкий. Никаких эмоций. Хотя говорить по-японски без интонаций практически невозможно, ему это удается. Правда, сложно уловить смысл произнесенных слов. Когда он замолкает, приходится напрячь память, чтобы вспомнить, что он говорил секунду назад.

— Я догадался.

— Ну, нужно быть полным идиотом на твоем месте, чтобы не догадаться.

Он замолкает, будто сказал все.

— Чего ты хочешь?

— Поговорить.

— О чем?

— О тебе. Обо мне. О нас с тобой. Ты ведь меня ищешь, верно?

— Ага, — говорю я.

Смешок в трубке. Безжизненный, тусклый. Просто набор характерных звуков. От него по спине пробегает холодок.

— Где Юрико? — спрашиваю я.

Когда тебе страшно, можно либо идти на поводу у своего страха, либо попытаться превратить его в злость. Опять же иллюзия свободы выбора. По телефону быть храбрецом очень просто. Главное, не думать, что на том конце провода сидит человек, который был психом еще до рождения. Если воспринимать его просто как бестелесный голос в трубке, можно проявлять чудеса героизма.

— Давай договоримся сразу — ты не задаешь мне вопросов. Я разговариваю с тобой не для того, чтобы облегчить тебе жизнь. Свои проблемы ты решаешь сам.

— Хорошо. А для чего ты со мной разговариваешь?

— Просто так. Считай, что ты мне интересен как человек. Тебе разве никогда не хотелось поболтать ни о чем с незнакомцем? Разговоры с близкими людьми — это не то… Там ты вынужден говорить то, что от тебя ждут. Общаясь с первым встречным, ты, наконец, можешь побыть собой.

— Ты хочешь убить меня, потому что я кое-что знаю о тебе? Знаю, чем ты занимаешься?

— Ну-ну, стоит ли все так упрощать? Твое знание не может причинить вреда никому, кроме тебя. Ты насмотрелся детективов и мыслишь шаблонно. Трудно поверить, что я хочу просто побеседовать с тобой?

— Еще как, — говорю я.

— Считай наш разговор просто моей попыткой завязать новое знакомство. Это ведь не преступление?

— Где Юрико?

— Мы же договорились — ты не задаешь вопросов. Все равно ни на один из них я не отвечу. Не теряй понапрасну время.

— Если с ней что-нибудь случится, я доберусь до тебя.

На этот раз в его смехе появляются эмоции. Почти человеческий смех.

— Ты меня напугал, — отсмеявшись, говорит он. — Даже не знаю, как мне теперь быть… Знаешь, у тебя неплохое чувство юмора.

— А у тебя с ним плоховато.

— Нет, ты заблуждаешься. Я умею веселиться и понимаю толк в шутках. Но тебе плевать на это… Ты ведь думаешь, что я сумасшедший, так? И только это тебя волнует. Но на самом деле я вполне адекватен…

— Ты адекватен? Ты, придурок, который доводит людей до самоубийства?

— Ты ведь не знаешь всей правды. Зачем спешить с выводами? Вот я, например, знаю, что ты стал мелким воришкой после смерти жены. Но я понятия не имею, о чем ты думаешь… И потому не тороплюсь называть тебя ненормальным. Хотя, согласись, бросить хорошую работу и стать вором — тоже не образец адекватного поведения. Нужно быть терпимее к людям…

— Откуда ты знаешь про…

— Опять вопросы? — шелестящий вздох. — Вопросы, вопросы, вопросы… Как будто ответы могут что-то изменить. Еще одно глупое заблуждение. Ответы лишь порождают новые вопросы, но ничего не проясняют. Если я расскажу тебе все, что ты хотел бы знать, ты окажешься в еще большем тупике. Не загоняй себя в угол.

— Хорошо, чего ты от меня хочешь?

— Я тебе уже сказал. Поговорить, познакомиться, узнать что-то новое друг о друге и, возможно, о самих себе.

— Сегодня я слишком устал для знакомств.

— А что так?

— Искал тебя.

— Успешно?

— Как видишь. Кстати, Судзуки Муцуми из твоей шайки?

— Это вопрос, — в трубке слышится легкий вздох.

— Я знаю. Вот и ответь на него.

— По правилам я не отвечаю на вопросы. Ты забыл?

— Где Юрико?

— Я же тебе сказал — перестань расспрашивать меня.

— Хорошо. Нет ничего проще… Перестану. Но только когда увижу Юрико.

— Больше всего не люблю, когда мне ставят условия. Это меня по-настоящему бесит, — говорит он.

— Ничем не могу помочь.

— Знаешь, прежде чем ставить условия, надо разобраться, к тому ли человеку ты обращаешься.

— Я сказал все, что хотел.

— Девушка — это твоя головная боль, не моя.

— Ошибаешься.

Он замолкает.

Я слушаю дыхание в трубке и думаю о том, что за его спокойным ровным тоном, если постараться, можно расслышать ледяную ярость одержимого какой-то чудовищной идеей психа.

Я слушаю ровное дыхание. Не какие-нибудь зловещие хрипы. Не какое-нибудь чокнутое бормотание. Нет нервного постукивания острым ножом по коллекционному черепу. Нет полязгивания любимых наручников. Нет дебильного сопения и звука всасываемых обратно слюней. Всего лишь спокойное дыхание человека, решающего какой-то серьезный вопрос.

Он, а не я размышляет о том, как дальше будут развиваться события.

И тут до меня доходит, что точка возврата пройдена. Я в игре. Что бы я теперь ни сделал, это будет очередным ходом в партии. Я играю с того момента, как ударил Юрико. Все сомнения и колебания — самообман.

Словно прочитав мои мысли и поняв, что слова больше не нужны, он все так же молча дает отбой.

Тишина в трубке звучит для меня как смертный приговор.

Я медленно закрываю телефон и подхожу к распахнутому настежь окну. Там, тремя этажами ниже, на узкой улочке идет обычная жизнь. Разбивающийся об асфальт Sanyo на мгновение останавливает ее. Радиус поражения осколками составляет где-то три метра. Несколько человек задирают головы вверх, пытаясь увидеть, откуда их бомбардируют сотовыми телефонами. Я прикрываю окно, возвращаюсь на середину комнаты и сажусь кресло.

Странно, я абсолютно ничего не чувствую. Будто поговорил о погоде со старым приятелем. А ведь, наверное, должен с ума сходить от страха и попыток найти выход. Ничего подобного. Даже выпить не тянет…

Ситуация выходит из-под контроля. Если, конечно, вообще можно говорить о каком-нибудь контроле. Случайное совпадение твоих планов с тем, что происходит на самом деле, — вот что такое контроль.

Я звоню Муцуми. Она снимает трубку после пятого звонка и говорит, что просто перепутала имена и адреса.

— Это случайность. Мне так неловко, что из-за меня вы потеряли целый день. Простите, пожалуйста, меня.

Я все равно простил бы ее. Ей не нужно извиняться. Она могла бы произнести тем же голосом что-нибудь вроде: «обычно зимой выпадает снег», и я простил бы ее. Она могла бы нести любую чепуху, и мне в голову не пришло бы обижаться на нее. Как только я ее услышал, как только представил ее губы, почти касающиеся телефонной трубки, когда она мягко говорит «это случайность», я простил.

— Кажется, нужно сместить имена на одну строчку вниз, понимаете? Первое имя — второй адрес, второе — третий… Понимаете?

— Но это адреса учреждений, — возражаю я, хотя мне не хочется возражать ей.

— Да, конечно. Я не могла дать вам домашние адреса этих людей. Они неправильно бы поняли…

Ну, разумеется. Почему я сам об этом не подумал?

— У вас странный голос. Что-то случилось? Вы как будто напуганы…

Я мечтаю о том, чтобы после падения на Землю гигантского метеорита произошла глобальная подвижка материковых плит, и все человечество повторило судьбу Атлантиды. Я мечтаю о том, чтобы мы с Муцуми положили начало новой жизни на случайно уцелевшем островке, среди бесконечного океана…

Сейчас я не боюсь ее красоты. Сейчас я не хочу уничтожать то, что никогда не будет принадлежать мне вечно.

— Не то чтобы напуган, — отвечаю я. — Он мне звонил.

— Кто?

— Он.

Она замолкает на несколько секунд.

— Что же теперь будет?

— Не знаю.

— Я могу вам чем-то помочь? Вы сообщили в полицию?

— Что я им скажу? Что со мной разговаривал тот самый парень, который вроде бы заставляет людей убивать себя?

— А почему бы и нет? Хотя, конечно, глупо. С другой стороны, они могут установить подслушивающее устройство или как там это у них называется… Могут устроить засаду у вас в квартире на случай, если этот человек надумает прийти к вам.

— Я думаю, все эти возможности он просчитал. И вряд ли предпримет что-то такое, чего от него ожидают. Судя по разговору, он не дурак. Сумасшедший — да. Но не дурак… И потом… Я еще надеюсь, что Юрико жива. Если в дело вмешается полиция, девушка может пострадать.

— Он вам угрожал?

— Не знаю. Его трудно понять.

— Послушайте, приезжайте ко мне. И мы все обсудим. К тому же вам опасно оставаться в своей квартире. Если он знает номер телефона…

— Он звонил не на городской. Когда я вернулся домой, на журнальном столике меня ждал подброшенный им сотовый.

— Тем более, — тревога в ее голосе звучит для меня как чарующая музыка. — Приезжайте немедленно.

— Не могу.

— Почему?

— Тогда вы тоже окажетесь в опасности. Вряд ли ему нужны лишние свидетели.

— Я вам говорила, что чувствую ответственность за смерть сестры. Может, настало время сделать что-то для нее…

— Еще нет, — говорю я. — Еще рано.

— Приезжайте.

— Нет.

Только если в Землю врежется гигантский метеорит, думаю я. Только тогда…

Страх потерять то, чем по определению не можешь владеть. Это не совсем точная формулировка. Но это единственное, что приходит в голову…

— Нет, — повторяю я и вешаю трубку.

Когда знаешь, что не один смотришь в темноту ночи, становится немного легче. Кто-то скажет: мелкий эгоизм. И я с ним соглашусь.