Кнопки звонка рядом с дверью Вик не было. Я постучал и прислонился лбом к косяку. Единственное, что я сейчас чувствовал, – свинцовую усталость и опустошенность. Я был выпотрошен, как жертва врачей отряда 731.

Мысль, что сейчас мне предстоит непростой разговор с Вик, бодрости не прибавила. Мне самому нужен врач. Хирург и психотерапевт. Вик их не заменит. Во-первых, не захочет, а во-вторых, не сможет. Второе, в общем, не важно, учитывая первое.

Вик, Вик… Если бы я знал, как далеко все это зайдет, я бы не подошел к тебе тогда, в самом начале сезона дождей, когда ты сидела на скамейке напротив книжного магазина и смотрела на меня. Ни за что не подошел бы со своим идиотским вопросом: «Вы что-то хотите спросить?» Я прошел бы мимо, отправился спокойно домой, приготовил себе простой ужин и потом до вечера читал бы Чехова или этого сумасшедшего Достоевского… И остался бы тридцатилетним мальчишкой. Потом стал бы мальчишкой сорокалетним… А умер бы восьмидесятилетним мальчишкой. Тихо и спокойно. Никого не убив и не сойдя с ума. Вик, Вик, если бы я только мог знать, как далеко это все зайдет…

Тут я понял, что стою, прислонившись к косяку, и жалею себя уже с минуту. Мне стало тревожно. Она слишком долго не открывала дверь. Я постучал еще раз. Повторялась сцена у дома Ямады. Только затаенного облегчения я не испытывал. Наоборот. Внизу живота заныло, будто я получил удар по яйцам.

Я приложил ухо к двери. В квартире было тихо. Абсолютная, мертвая тишина. Неужели опоздал?.. Я несколько раз ударил в дверь ногой. Не слишком сильно, чтобы не привлекать внимания соседей. Будет не очень хорошо, если кто-нибудь вызовет полицию. Покемоны… Они все время дышали мне в спину.

Тишина. Только выше этажом что-то громыхнуло. Я покрылся испариной и замер. Если кто-то сейчас спустится вниз… Выглядел я, наверное, так, что даже якудза позвонил бы в полицию. Но все было тихо. Больше никто ничем не гремел.

Осмелев, я постучал снова. И приник ухом к двери. Бесполезно. Или Вик нет дома, или… Или она уже мертва. Если это так, я никогда не прощу себе поездку к Ямаде.

Зачем же я отправился к нему? Чего добился этим? Убедился в том, что он убийца? Вроде бы похоже… Он оказался законченным психом, извращенцем, вполне способным на такой трюк, как уродование трупов. Но с другой стороны, какого черта он пытался внушить мне, что убийца я? Просто для того, чтобы послушать мое вранье? Ерунда… Хотя кто знает, что происходит в голове у маньяка.

А если у него был диктофон? Просто этот чокнутый решил провести собственное расследование. И записал мое признание… Возможно? Во всяком случае, если он пойдет с этой записью в полицию, ему придется долго объяснять, зачем он отрезал мне ухо. Сукин сын!

Нет, скорее всего, у него тоже раздвоение личности. Одна половина – добропорядочный гражданин, который хотел отправить меня за решетку, потому что вбил себе в голову, что убийца – я. Вторая, чокнутая, половина по той же причине хотела услышать от меня и посмаковать подробности убийства. Только лишь потому, что сам Ямада никак не мог отважиться на преступление. Хотя, наверное, мечтал об этом, как подросток мечтает о настоящем половом акте. Подросток занимается онанизмом, разглядывая порнографический журнал. Ямада тоже хотел заняться своеобразным онанизмом. Я был вместо порножурнала. Отличная теория.

Или все-таки он и есть убийца?..

Как же все запутано… И Вик… Где же она?

Ты опоздал, парень, – прошептала какая-то часть сознания. Ты опоздал.

Нет! Я не мог опоздать… Негр сказал, что если встать на правильный путь, препятствий на нем не будет.

Ах, негр… Ну, конечно, к мнению этого парня следует прислушаться.

– Вик, – позвал я, наклонившись к замочной скважине. – Вик, это я, Котаро. Если слышишь, открой.

Бесполезно. Ни шороха в ответ.

Я опустился на пол и прислонился спиной к двери. Все кончено. Оставалось только сломать дверь. И пускай соседи вызывают полицию. Пускай. Может быть, это то, что мне сейчас нужно, – поговорить с покемонами. По душам…

Рука нащупала бутылку в кармане. Я отвернул пробку и сделал большой глоток. Дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы. По пищеводу скользнула струйка жидкого огня. Я обхватил колени руками и положил на них голову. Закрыл глаза.

Все зря. Абсолютно все…

Внизу хлопнула дверь. Кто-то зашел в подъезд и начал подниматься по лестнице. На всякий случай я встал и убрал бутылку в карман. Впрочем, вряд ли это какая-нибудь добропорядочная старушка. Старушки не гуляют в три часа ночи… Три часа? Я посмотрел на «гамильтоны». Похоже, они стояли.

Шаги были все ближе. Наконец внизу в пролете показалась ярко-рыжая шевелюра Вик. Бегемот, которого я таскал на плечах весь вечер, вздохнул и лениво сполз на пол.

На Вик были протертые на коленях светло-голубые джинсы и застиранная футболка – когда-то, видимо, темно-синяя. Волосы как обычно всклокочены.

– Долго ехал, – недовольно бросила она вместо приветствия и открыла дверь.

– Где ты была?

– Звонила в полицию, придурок.

Она могла бы быть повежливее. Хотя, плевать. Главное, что она жива. Это все, что мне было по-настоящему нужно. Увидеть ее живой. И мне это удалось.

Я снял туфли, мокрый пиджак, вытащил из кармана бутылку виски и последовал за ней в комнату.

Она сидела прямо на полу, скрестив босые ноги, и смотрела телевизор. Я подошел к ней и сел рядом.

– Плохо выглядишь, – сказала она, не отрываясь от экрана.

– Чертов псих Ямада.

– Что с ухом?

– Этот сукин сын отрезал от него кусочек.

– Зачем?

– Хотел, чтобы я ответил на один вопрос.

– Пошли в ванную. Надо обработать твое ухо.

Такого проявления заботы я не ожидал. Что это с ней случилось?

В ванной я посмотрел в зеркало. Вид был и правда кошмарным. Лицо в кровоподтеках, губы распухли, одно ухо короче другого на целый сантиметр. Непонятно откуда взявшаяся ссадина на лбу. И повсюду засохшая кровь… Впечатление такое, будто я одолел в рукопашной схватке аллигатора.

Вик быстро и ловко промыла рану перекисью водорода, не обращая внимания на мой скулеж. Потом залепила ухо пластырем и принялась за остальные «подарки» Ямады. Покончив с первой медицинской помощью, она бросила мне полотенце.

– Давай, приведи себя в порядок.

Горячий душ. Об этом я даже не мечтал. Раздевшись, я внимательно изучил тело. Все оказалось не так плохо. Пара синяков на ребрах, распухшая лодыжка да ссадины от наручников. Голове досталось куда больше.

Из ванной я вышел человеком, победившим аллигатора и принявшим душ. То есть кардинально мое состояние к лучшему не изменилось. Но легче все-таки стало. Чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы вспомнить о виски.

Я зашел в комнату. Вик сидела перед телевизором в той же позе.

– Дай стаканы и лед, – сказал я.

– У меня нет льда.

– А содовая?

– Нету. Только простая вода.

– Давай простую воду и стаканы.

– Пожалуйста? – Она подняла бровь.

Я улыбнулся.

– Пожалуйста.

– То-то же, придурок.

Она поднялась с пола и вышла. Я огляделся. В прошлый раз комната была похожа на поле после битвы при Секигахара. Теперь это была операционная, подготовленная для проведения сложнейшей операции.

Что это с ней? – подумал я про Вик. И через минуту понял – она приготовилась. Убрала квартиру, привела все дела в порядок… Завершающий штрих перед последним актом драмы.

Меня вновь охватило чувство, которое я испытал тогда, на берегу моря. Еще до безумной гонки… Я снова был солдатом, дравшимся в окружении. И услышавшим, как замолчал автомат брата по оружию.

Только не сейчас, Вик, – пронеслось в голове. Черт, только не сейчас. Я не хочу остаться один на один со своими страхами. Мне нужна твоя поддержка… Только не сейчас, Вик.

Я был готов простить все ее выходки, которые сводили меня с ума. Готов был простить даже то, что благодаря ей я стал беглым преступником. Черт, да даже потерянный навсегда дом и пруд с карпами кои и отрезанное ухо…

Все это я простил ей в тот миг, когда понял, что конец уже близок.

Она вошла в комнату, держа в руках два стакана и пластиковую бутыль с водой. Я внимательно посмотрел на нее. Никакой «печати смерти», о которой так любят говорить поэты, у нее на лице я не заметил. Лицо как лицо. Только легкая усталость. Оно и понятно – на часах было уже двадцать минут второго. Пошло всего семь часов с того момента, когда меня встретили у дверей офиса покемоны. Всего семь часов в шкуре беглого преступника. Как ни странно, я начал смиряться со своим теперешним положением. Отчаяние больше не грызло мои внутренности.

Вик села рядом и поставила стаканы на пол. Я плеснул в них виски, разбавил водой и протянул один ей. Она поднесла его ко рту, чуть сморщила нос и сделала крошечный глоток.

– Пей смелее, я разбавил хорошо. Получилось не крепче саке.

Она молча поставила стакан перед собой, обхватила колени руками и уставилась в телевизор.

– Эй, – сказал я, – человек-невидимка, не исчезай.

– Не исчезну, – ответила она. – Просто мне немного грустно. Вот и все.

– Почему тебе грустно? – осторожно спросил я.

Она пожала плечами.

– Послушай, я кажется, догадываюсь…

– Вот и молодец, – отрезала она.

Я замолчал. В баре мне казалось, что все будет просто. Я приеду к Вик, мы с ней поговорим, и проблемы исчезнут сами собой. Конечно, думать так было глупо. Но на меня подействовал уверенный тон негра… обезьяны. Я почему-то безоговорочно поверил ей.

Что я должен сказать или сделать? Вот я рядом с девушкой, с которой все началось. И на которой, по словам обезьяны, все замыкается. И что? Что дальше?

Я глотнул виски. Вик по-прежнему смотрела на экран телевизора. Ей ничего не нужно решать. Она уже все решила. По большому счету, ее здесь и нет. В комнате осталось только тело. Сама она в пути. И все, что осталось в этой комнате, для нее уже не имеет значения. В том числе и я. Со своими страхами и сомнениями.

Надо заставить ее вернуться – вдруг понял я. Хотя бы на время. Свернуть с дороги, ведущей в серые пределы…

– Ты ужинала? – спросил я. Мне показалось, что это будет неплохим началом.

– Не помню, – тускло ответила Вик.

– У тебя не найдется чего-нибудь перекусить?

Я и правда был голоден. Заговорив о еде, я вспомнил, что ничего не ел почти двенадцать часов. Ну да, последний раз я поел на работе. Кажется, сэндвичи с индейкой… Или с тунцом? Не помню. Это было слишком давно. Еще в прошлой жизни.

Какой-то шутник схватил мой желудок и начал тянуть в разные стороны.

– Правда, давай поедим? – сказал я.

Вик, не говоря ни слова, встала и отправилась на кухню. Вернулась она с засохшим куском пиццы. Определить, с чем она, было уже невозможно.

– Больше ничего? Даже соуса нету?

– Нет.

Она опять уселась в свою любимую позу – колени подтянуты к груди, подбородок опущен на руки.

Вздохнув, я принялся за черствую пиццу. Однако, против ожидания, она показалась мне самым изысканным блюдом из всего, что я когда-либо пробовал. Исчезала она с небывалой скоростью.

Покончив с пиццей, я глотнул виски.

– Спасибо.

– М-м-м.

– Очень вкусная пицца.

– М-м-м. Зачем ты поехал к Ямаде?

– Хотел выяснить, не он ли убил тех парней в больнице.

– Ну и как?

– Никак. Вроде бы он. Во всяком случае, очень похоже. Он действительно свихнувшийся маньяк. Веришь, он там чуть не кончил, когда мы говорили об этом убийстве.

– Кончил?

– Да, самым натуральным образом. Но это мелочь… Зачем-то ему понадобилось, чтобы я признался в убийстве. Он мне и ухо-то отрезал потому, что я все отрицал. Вот это меня беспокоит. Он запросто мог убить. И изуродовать трупы. На него это очень похоже. В то же время, он вел себя так, словно был уверен, что убийца я. Или ты… Бред какой-то…

– Да уж…

– А что ты сказала ему? После разговора с тобой он чуть от ярости не лопнул.

– Да ничего особенного. – Вик со скучающим видом пощелкала пультом управления, переключая каналы. – Уже не помню…

– Жаль, хотел взять на вооружение. Вдруг придется еще раз с ним встретиться.

– Как ты выбрался?

– Разбил ему яйца. Одному покемону, кстати, тоже.

– Зачем?

– Не знаю. Что мне оставалось? Они сказали, что в больнице нашли отпечатки пальцев. Моих пальцев, понимаешь? Мне было не выкрутиться…

Вик хмыкнула.

– А откуда у них твои отпечатки пальцев? В смысле, как они могли узнать, что те отпечатки – именно твои?

Я замер с открытым ртом. Если бы меня огрели по голове фонарем-дубинкой, эффект был бы не таким сокрушительным.

Идиот! Как же я сам об этом не подумал? Они не могли сравнить отпечатки. Не могли… Это был просто блеф. И за этот блеф Рейчу поплатился яйцами.

Ха-ха-ха!

Я сам написал признание. Собственными руками открыл дверь камеры… Интересно, сколько лет мне дадут за мою глупость? Наверняка столько, что я успею десять раз поумнеть.

Мне хотелось завыть от отчаяния.

Но воем делу не поможешь. Все, что можно было испортить, я испортил. И ничего уже не исправишь. «Ребята, простите, я немного погорячился. Не оценил вашу шутку»…

М-да… Молодец, нечего сказать.

– Что ты сказала покемонам? – спросил я, чтобы хоть что-то спросить. Я знал, что если буду дальше думать о своей глупости, свихнусь.

Что сделано, то сделано.

– Кому?.. А-а… Сказала, что тебя в данный момент убивает маньяк. Что происходит это в той самой клинике, которую показывали по телевизору. Ну, или в доме маньяка. Еще сказала, что фамилия маньяка Ямада, а твоя Ито… В общем, все, что знала.

– А откуда ты узнала, что мы можем быть в клинике?

– Догадалась. – Она пожала плечами. – Вы оба психи. Догадаться, что может сделать псих, очень просто.

– Понятно, – сказал я.

Хотя, ни черта мне было не понятно. Но выяснять, что к чему, я не стал. Сейчас было важно другое.

– Я говорил сегодня с обезьяной… Кстати, это она меня довезла. Обезьяна за рулем, представляешь?

– Поздравляю. Можешь быть спокоен, смирительную рубашку тебе уже подобрали.

– Она сказала, что ты знаешь ответы на все мои вопросы.

– Много вопросов?

– Не знаю, – сказал я. – Честно говоря, пока ни один в голову не приходит. Наверное, она имела в виду те вопросы, которые нельзя озвучить. Они есть, но не в голове, понимаешь? Не сам вопрос, а лишь ощущение того, что должен быть какой-то ответ, который все расставит по своим местам. Ответ без вопроса… Такое ведь бывает.

– Бывает, – как эхо повторила Вик.

– Вот такой ответ ты и можешь мне дать. Так сказала обезьяна.

– И ты ей поверил.

– Кажется, да. Это единственный выход для меня. Даже если он иллюзорен. Лучше уж такой выход, чем никакого. И потом, ты же сама видела обезьяну. Значит, должна меня понимать. Когда она говорит, не верить нельзя.

– С чего ты взял, что я ее видела? – спросила Вик и впервые за весь вечер посмотрела на меня.

– Ты сама мне об этом сказала. Помнишь? Когда мы лежали на берегу моря, и спустился туман. В этом тумане ты мне и сказала, что разговаривала с белой обезьяной.

– Туман на берегу моря? Это что-то новое… В тот раз ты просто поднялся и ушел. Даже не попрощавшись. Лежал, лежал, кажется, плакал… А потом встал и пошел к дороге. Вот и все.

– А туман? – растерянно спросил я.

– Тумана на берегу моря не бывает.

– Постарайся вспомнить. Ты еще сказала, что хотела научить меня умирать…

Вик вздрогнула.

– Что?

– Что – «что»?

– Как я сказала, придурок?

– Ты сказала, что хотела научить меня умирать. И это тебе разрешила сделать обезьяна.

Вик ткнулась лбом в колени. Некоторое время она сидела молча, покачиваясь взад-вперед, как китайский болванчик. Потом, не поднимая головы, сказала:

– Не было там никакого тумана, Котаро. Не было. Ты просто встал и пошел.

Голос ее звучал глухо. Почти как в том тумане, которого, по ее утверждению, вовсе не было.

– Но знаешь, что самое интересное?

– Что?

– В своем глюке ты слышал то, что я на самом деле думала, когда разгоняла машину. Я действительно хотела научить тебя умирать. И знаешь, почему?

– «Пока не умеешь умирать, жить плохо получается», – повторил я слово в слово то, что произнесла Вик в моей галлюцинации.

– Точно.

Мы помолчали. Никогда не замечал за собой способности читать мысли. Было что-то пугающее во всем этом. Похоже, я зашел очень далеко в своем помешательстве. Осталось только посмотреть пару пророческих видений – и готово дело. Я выйду на площадь перед Токио-но То и начну вопить о грядущем конце света. А потом поеду выращивать репу. Может быть, встречу парня, мешавшего мне спать со своим футоном. Не удивлюсь, если в скором времени к нам присоединится Ямада-сан. В такой компании мне скучно не будет… Во всем можно найти хорошие стороны. Если как следует поискать.

Кстати, это идея. Надо было рассказать покемонам о том, что я умею читать мысли и разговариваю с обезьяной, которая очень любит пиво. И вместо тюрьмы я оказался бы в психушке. Все-таки условия получше. Наверное…

– Ты, оказывается, еще больший псих, чем я думала, – оборвала мои размышления Вик.

– Честно говоря, я и сам не знал, как далеко зашло дело.

– Ладно. С психами даже интереснее. Во всяком случае, с тобой. Когда мы познакомились, ты был почти нормальным. И скучным… Как вспомню наш разговор в ресторане, когда ты пытался мне внушить мысль, что убивать себя нехорошо, так смеяться хочется. Помнишь? Вид у тебя был такой важный… А говорил глупости. Умора.

Она натянуто хохотнула.

Разговор сам собой свернул в нужную мне колею. Теперь главное удержать его там. Не дать Вик опять уйти в себя.

– Да, тогда я был нормальным… Ни обезьян, ни проблем с начальником.

– Вообще никаких проблем, да?

– Ну, были какие-то, конечно. Как у всех, впрочем. Но не то, что теперь…

– Ты считаешь, это я виновата?

– Да нет… Не знаю. Не то чтобы виновата. По обезьяньей теории, я вошел в твою жизнь для того, чтобы выполнить какую-то миссию. Громко звучит, но другого слова найти не могу. Что именно я должен был сделать – непонятно. Но что-то должен был. И не сделал. Отсюда и все неприятности. Понимаешь? Как бассейн… Нырнул – плыви, шевели руками и ногами. Иначе утонешь. А я нырнул и замер. Теперь иду ко дну. Не знаю, можно ли уже что-то исправить…

Виски в моем стакане закончилось. Я налил себе еще и разбавил водой. В голове уже шумело. Вик к виски почти не притронулась.

– И ты считаешь, что я могу тебе помочь? – спросила Вик.

– Нет, не так. Я сам должен себе помочь. Вернее, помочь тебе, и тогда вернусь в свой лабиринт. Только вот я даже не представляю, что должен делать.

– Ты веришь, что когда, как ты выражаешься, вернешься в свой лабиринт, твои неприятности закончатся?

– Так сказала обезьяна.

– Ты сам себя послушай! Сидит взрослый мужик и говорит, что обезьяна обещала ему решение всех проблем, если он поможет какой-то девушке. Ключевые слова: обезьяна обещала. Шизофрения. Самая настоящая шизофрения… Чертов псих! Полицейские и твой мерзкий шеф должны будут лопнуть, как мыльные пузыри, да? Как только ты что-то сделаешь для меня – бамс! И их нету. Ты так думаешь?

– Конечно, нет, – горячо начал я, но тут же замолчал.

А действительно, как я представляю себе будущее? Преступление было, побег был, Ямада тоже был и есть… Никуда все это не денется, помоги я всем чокнутым девушкам в мире. Да и так безоговорочно верить обезьяне… Типичный случай шизофрении. «Доктор, обезьяна велит мне послать вас к черту…»

Единственный вариант – я уже давно целиком и полностью живу в мире своих иллюзий. Нет на самом деле ни Вик, ни моих преступлений. Все это – плод больного воображения. Нужны эти глюки, чтобы я мог избавиться от какого-то комплекса. Тщательно подавленной психологической проблемы… Для этого мое сознание придумало новую реальность, в которой я обязан помочь девушке. Помогая девушке, я избавляюсь от своей душевной травмы. И как только помогу – проблема уйдет и я вернусь в реальный мир. В котором нет и никогда не было Вик, покемонов, обезьяны, бара… Отличная теория. Она могла бы все объяснить. И, пожалуй, сработать. Но есть одно «но». Ямада. Он работал в конторе уже тогда, когда я только в нее пришел. Ямада не может быть галлюцинацией. А учитывая, что он очень плотно взаимодействует с другими элементами реальности, с теми же полицейскими, например, – все остальные неприятности тоже не иллюзорны.

Такое вот хитрое доказательство того, что я по уши в дерьме. В свежайшем дерьме.

Или нужно допустить мысль, что и пять лет назад, когда я начал работать в этой фирме и познакомился с садистом Ямадой, я уже был болен. Уже тогда жил в собственном бреду. Ого! Так можно додуматься до того, что в данный момент я лежу в отдельной палате, спеленатый по рукам и ногам. И вся моя жизнь – всего лишь галлюцинация, иллюзия.

Очень, очень интересно…

– Я не знаю, Вик, – сказал я. – Совсем запутался. Даже не уверен в том, что ты настоящая…

– Настоящая, будь спокоен.

– Откуда мне знать? Обезьяна тоже выглядит и говорит, как настоящая. У тебя когда-нибудь были галлюцинации?

– Нет. По крайней мере, не помню.

– Ну вот. В них все, как на самом деле. От реальности не отличишь.

– И что ты предлагаешь? К чему вообще весь этот разговор? Псих ты или нет – это твои заботы. Мне на это наплевать.

– Понимаю, – кивнул я и отпил из стакана. – Давай не будем выяснять, псих я или нет. Поговорим лучше о том, что я должен сделать для тебя. В твоем лабиринте… У тебя есть какие-нибудь мысли?

– Ни одной. Могу сказать только одно – если хочешь что-то сделать, поторопись.

– Почему?

– Я умру сегодня на рассвете. У тебя есть несколько часов.

Я моментально протрезвел.

– Подожди… Ты не можешь так…

– Мы с тобой договаривались. Ты не будешь меня уговаривать. Помнишь? Только на этих условиях я согласилась встретиться с тобой. Если собираешься спасать мою молодую жизнь – можешь сразу убираться.

– Почему так неожиданно?

– Неожиданно для тебя, придурок. Ты все это время не относился ко мне всерьез. Думал, что я просто экзальтированная дура. Так ведь?

Я промолчал.

– Можешь не отвечать. Я и так знаю… Ты даже не слушал меня. Может быть, – сказала она задумчиво, – в этом-то и заключалась твоя роль. В том, чтобы принять меня всерьез и попытаться что-то понять. Меня, себя… Изменить ты ничего не мог. Но мог просто быть рядом. Сделать мои последние дни не такими дерьмовыми. И чему-то научиться. Не исключено, что самому важному в своей жизни. Тогда, в машине, ты был к этому близок. Но предпочел опять закрыть глаза. В общем, все понятно – полиция, Ямада… Тебе было не до меня. К тому же, чего обращать внимание на дуру, так? Она того не стоит. Вот психопат-шеф – это да, это важно. Ведь это и есть моя жизнь… Хоть теперь не напрягайся.

Я подавленно молчал. Вик повторяла слова обезьяны, но от этого было не легче. Я налил себе виски и залпом выпил. Напиться – единственное, что мне оставалось. Как следует напиться. Похоже, я и правда опоздал…

– Давай попробуем начать все сначала, – робко сказал я и почувствовал себя непроходимым тупицей.

Вик расхохоталась. На этот раз почти искренне.

Ощущение собственной глупости усилилось.

– Отложи все, – попробовал я зайти с другой стороны. – Не убивай себя сегодня. Подожди какое-то время…

– Кусотарэ! Самоубийство – это не поход в парикмахерскую. Его нельзя отложить… Не ты приходишь к нему, а оно к тебе. Тебе остается только открыть дверь.

Она говорила о действии, как о живом существе. Было в этом что-то жутковатое.

– Но все-таки, – не сдавался я. – Хотя бы на немного… Скоро первое июля… Начнется ямабираки. Мы могли бы отправить твоему отцу открытку или письмо.

Идея показалась мне не такой уж и плохой. Может быть, из-за виски. Но я, наверное, так бы и сделал, если бы собрался наложить на себя руки. Поднялся бы на гору, разослал всем знакомым письма с ее вершины, а потом спустился вниз и приставил ствол пистолета к виску.

Я увидел, что Вик чуть заколебалась. Едва заметно. Похоже было, что ей самой такая идея в голову не приходила.

– Ведь ты никогда не отправляла отцу письма с вершины Фудзи, верно? Это было бы неплохим прощанием… И с ним, и вообще.

– Нет, – тряхнула головой Вик. – Я не могу больше ждать. Чувствую, что еще день-два, и я не успею…

– Как можно не успеть умереть, Вик? Что ты такое говоришь?

– Если можно прожить не свою жизнь, то можно и умереть не своей смертью. У меня не было своей жизни. Это очень тяжело – не иметь собственной судьбы. Настолько тяжело, что даже говорить об этом не хочется… Все равно, что быть бездомным. Не можешь сказать себе: «Что бы ни случилось, я вернусь домой, и все будет хорошо». И никогда не скажешь: «Ну, вот я и дома». Я бродяга, Котаро. Всегда была бродягой. И я устала от этого. Мне хочется, наконец, обрести свой дом. Прийти, скинуть обувь и спокойно вздохнуть, ощущая надежность и тепло родных стен. Так что у меня одна надежда на смерть. Если я сваляю дурака и с ней…

Она замолчала. В комнате было темно. У меня вдруг мелькнула бредовая мысль, что герои фильма так же смотрят на нас с той стороны экрана. Смотрят и сетуют, что у нас темно и из-за этого им не найти что-то очень нужное. Возможно, герой так же сидит и думает, а может, говорит своей собеседнице: «Единственный источник света – мерцающий экран телевизора. Но там, в беззвучном фильме, тоже ночь». Мне даже захотелось включить свет, чтобы тем ребятам стало светлее.

Усилием воли я отогнал эти мысли. Чего только не лезет в голову по ночам, когда сидишь с девушкой, которая собирается умереть через несколько часов, и пьешь виски, стакан за стаканом, потому что тебе больше ничего не остается делать. Да, в таком положении мысли могут быть самыми разными…

Ну и дельце.

Вик тихо плакала. Я этого не видел, но знал, что плечи ее мелко подрагивают в такт срывающемуся дыханию, а по щекам текут слезы, полные отчаяния, страха, жалости к себе, жажды жизни и решимости оставить эту жажду неутоленной. Успокаивать ее было не нужно. Я это понял сразу. Некоторые вещи просто знаешь и все. Они не требуют объяснений или доказательств.

Я сидел рядом и пил виски, зная, что Вик уже в пути. Сердце ее гонит по венам и артериям кровь. Печень исправно очищает ее. Легкие поглощают кислород. Щитовидная железа деловито вырабатывает гормоны. Но Вик в пути. Она уже простилась с этим миром. И теперь прощается со своей короткой жизнью.

Поэтому я и не стал ее успокаивать. Сейчас любые мои слова и действия были бы абсолютно бессмысленны. Я был лишним. Что-то вроде третьей ноги. Или шестого пальца на руке. Бесполезный, мешающий отросток. Неудавшийся эксперимент природы.

Так что я просто сидел и пил виски.

Сидел и пил виски.

Сидел и пил…

Вик не переставала плакать. Почти беззвучно. Но в этих едва различимых всхлипываниях была такая тоска и обреченность, что становилось страшно. Это плакала маленькая жизнь, не нашедшая себе места в мире живых.

Постепенно на меня накатила такая тоска, что даже виски не могло с ней справиться. В окно робко стучался дождь. Будто родственник-бедняк в дом к забывшим о всяком родстве богачам. И от этого стука становилось еще тоскливее.

Солдат все-таки остался один в окопе. Несмотря на мольбы и старания вызвать огонь на себя. Со всех сторон приближаются чужие каски, и некому прикрыть спину.

Я представил себе, какое одиночество сейчас должна чувствовать Вик, и по спине пробежал холодок. Мое одиночество, наверное, не шло ни в какое сравнение с ощущением человека, заглянувшего в бездну. Оставшегося с ней один на один… Я почувствовал себя парнем, который жалуется на зубную боль у постели умирающего от рака желудка.

Мне было жаль ее. И тех, кто, как Вик, решил умереть. Не потому, что не захотел сдаваться. А потому, что понял – конец все равно будет тем же самым. К чему тратить лишние патроны? Но мне было жаль и себя. И всех тех, кто продолжает драться в окружении, зная, что помощи ждать неоткуда.

Кажется, я и сам плакал. Как тогда в тумане. Глаза, вроде, были сухими, но на губах я чувствовал солоноватый привкус.

Наконец Вик пошевелилась. Она больше не плакала. Прощание закончилось. Уезжающий вошел в вагон и занял свое место. Поезд еще не тронулся, но все мысли уже только о дороге…

Все это чертовски неправильно. Свежайшее дерьмо. Вот уж точно. Точнее не скажешь.

Я потер лоб. Куда ни посмотри – оно. Свежайшее дерьмо.

И буквально через несколько секунд этого дерьма стало еще больше.

Я тупо смотрел на экран телевизора. Фильм уже закончился, теперь шли ночные новости. Я следил за мелькающими картинками, видя и не видя их. Так смотришь на пламя костра. Психологи утверждают, что для современного мужчины телевизор в какой-то степени является тем, чем был костер для наших предков. То есть объектом, на который можно бездумно потаращиться после тяжелого дня. Может быть. Сейчас я смотрел на телевизор именно так.

И вдруг почувствовал, как по спине побежали мурашки. Целый выводок. Ладони вмиг стали влажными, а сердце сделало кульбит и выдало короткую дробь по ребрам.

На экране крупным планом показывали ту самую больницу. Можно было даже разглядеть вновь появившуюся на двери надпись FUCK OFF. Кто-то заботливо ее обновил…

Выйдя из секундного оцепенения, я схватил пульт и прибавил громкость.

– …В которой сегодня произошло уже третье кровавое убийство. Труп мужчины изуродован до неузнаваемости так же, как два найденных ранее тела. Причем, что интересно, нож, которым были нанесены ранения, в этот раз принадлежал самой жертве. Теперь полиция не сомневается, что имеет дело с опасным серийным убийцей…

Я выключил звук. Пальцы не слушались.

Мой страшный сон. Господин Ямада. Маньяк-садист. Кто-то превратил его в мазохиста, проделав в нем десяток дырок бритвенно-острым ножом. Вжик-вжик.

И сделал это сразу после моего ухода. У этого парня было не так много времени. Полиция должна была приехать самое большее через час-полтора после того, как я ушел оттуда.

– Дерьмо, – сказал я.

– Почему? – спросила Вик.

На нее, похоже, известие о бесславной кончине господина Ямады особого впечатления не произвело. Я понимал, почему.

– Значит, Ямада не убийца. Неужели непонятно?

– Ну и что?

– Да то, что я остаюсь подозреваемым номер один у полиции. Только теперь у них куда больше оснований заняться мной всерьез. Это раз. А главное – настоящий убийца следует за мной по пятам. И я не уверен, что тот третий, который был у больницы тогда, ночью, убийца.

– Почему?

– Да потому что. Убийца должен был знать, что мы с Ямадой появимся там сегодня. Знать, понимаешь? В совпадения я не верю… Для этого он должен был либо следить за кем-то из нас, либо жить в этой чертовой клинике. Нет, это кто-то из ближайшего окружения Ямады. Или из моего окружения…

– Слушай, а не ты это сделал? – спросила она.

– Ты в своем уме? Я что, похож на убийцу?

– Если бы все убийцы были похожи на убийц, они бы уже перевелись. Как динозавры. Если бы те меньше высовывались, может, дожили бы и до наших дней. Убийцы сделали правильные выводы из этого. Они не высовываются.

Резонно. Не про динозавров, конечно, а про убийц.

Она немного помолчала. Я подумал, что сейчас, наверное, глаз у нее косит особенно заметно.

– А может, убийца все-таки ты? Знаешь, как бывает в триллерах. Живет себе человек тихо-мирно, никого не трогает. А потом бац! У него съезжает крыша. Раздвоение личности. Одна половинка не знает, что вытворяет другая. Одна, к примеру, сидит днем в офисе, а вторая по ночам режет начальников. Как тебе такая теория? Между прочим, все сходится. Началось с пустяка – обезьяны мерещились. Потом дело дальше зашло… Вроде как доктор Джекил и… как его?

– Говнюк, – мрачно сказал я. – Мистер Говнюк.

– Ну, примерно.

– Не говори чушь. Я не убийца.

– Ты в этом уверен?

– Да.

– Как и в том, что разговариваешь с обезьянами?

Я не мог понять, говорит она серьезно или издевается. В любом случае, ее слова мне не понравились. Ее теория и правда все объясняла. У меня заныло внизу живота.

Доктор Джекил и мистер Говнюк.

А если она права?

Что, если она права?

Тогда я опасный для общества псих. Меня отправят в специальную клинику, где такие же психи сидят в палатах с зарешеченными окнами. Принудительное лечение. Уколы, электрошок… Я слабо представлял себе, как живется психам-преступникам в этих заведениях. Но в одном был уверен – репу мне там сажать не придется. Об этом останется только мечтать.

Правда, поверить в это трудно. Одно дело кино, другое – жизнь. Сомневаюсь, что такое раздвоение вообще возможно. То есть, раздвоение до такой степени.

Надо было сразу идти к врачу. Как только увидел эту обезьяну. Теперь поздно. «Доктор, я вот сомневаюсь, не убил ли я трех человек в моменты помутнения рассудка. Может, пропишите мне успокоительное?»

– Не расстраивайся. Может быть, убийца я, – сказала Вик.

– Что?

– Ну ты ведь не можешь гарантировать, что это не я убила тех парней. Я была с тобой в клинике тогда, я знала, где ты находишься сегодня… Запросто.

– Глупости…

– Как знаешь. Больше вариантов у меня нет. Только не вали все на знакомых Ямады. Это дело касалось только нас троих. Теперь касается нас двоих. Вроде как метод исключения. Ямаду из списка подозреваемых придется исключить.

Я понял, что она просто забавляется. Ей было весело. Точнее, ей было все равно, поэтому она могла позволить себе повеселиться. Да, именно так.

Она скоро уйдет. И оставит меня одного разгребать это дерьмо.

А что, если убийца действительно она? Я искоса посмотрел на нее. Она безмятежно смотрела беззвучные новости. Нет, я не верил, что она способна на это. Вернее, способна, но вряд ли стала бы заниматься подобными вещами. И потом, убить – да. Но уродовать трупы?.. Для этого надо быть больше чем просто психом. Надо быть свихнувшимся ко всем чертям психом. Как Ямада. Или… Как я?

Что, если она права?

Я снова посмотрел на Вик. Ясно, что продолжать разговор бесполезно. Она будет и дальше забавляться. Она уже не здесь.

Влип. Очередной раз я мог сказать себе это со всей определенностью.

Парень, ты здорово влип.

Готя-готя.

Еще один вопрос нашему игроку: кто же зарезал всех этих людей? Вашего начальника, по известным причинам, мы исключаем из списка кандидатов на почетное звание серийного убийцы. Он доказал свою невиновность. Итак, ваш ответ? Раз-два-три…

Не знаю. Я уже ничего не знаю. И, пожалуй, не хочу знать.

Очень жаль, но вам придется покинуть игру. Вы не получаете приз. Вы вообще ни хрена не получаете.

– Ты сделаешь то, о чем я тебя просила? – выключив телевизор, спросила Вик.

Теперь в комнате стало совсем темно. Виден был только темно-серый прямоугольник окна. Вик превратилась в бестелесный голос.

Я вспомнил, что совсем скоро должно произойти то, что гораздо серьезнее и важнее моих дерьмовых сомнений. Вик умрет.

Вик умрет.

Так какого же хрена ты думаешь только о том, как спасти свою задницу?

Вик скоро умрет. Она умирает уже сейчас.

Почему же тебя заботит только собственная шкура?

– Эй, не молчи… Ты сделаешь?

– Открытки отцу?

– Да.

– Сделаю.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Утром тебя ожидает неприятное зрелище. Ты готов?

– Кажется, да.

– Приходилось видеть мертвых?

– Нет.

– Плохо. Я не знаю, как буду выглядеть после хлороформа… Надеюсь, что это будет не слишком мерзко.

Она немного помолчала. А я мог запросто замораживать воду в ладонях.

– Чтобы позвонить в полицию или врачам, тебе придется выйти на улицу. Дверь не закрывай. Телефон через дорогу. Направо… Увидишь.

– Увижу, не волнуйся.

– И… Котаро… Понимаю, что это глупость, но… Приходи иногда ко мне, хорошо? Нет ничего безнадежнее, чем заброшенные могилы. Хоронить меня не прошу. Знаю, что это может у тебя не получится… Но хотя бы приходи, ладно?

– Конечно.

Я кусаю себе губы.

Я сжимаю стакан так, что стекло вот-вот лопнет.

Я хочу, чтобы оно лопнуло. Хочу, чтобы осколки вошли в ладонь, разрывая кожу и сухожилия.

– И прости меня за то, что втянула тебя в это. Я была сукой.

– Нет. Ты не была сукой.

– Все равно прости.

– Ты тоже меня прости Вик.

– Тебе не за что просить прощения. Если бы дело было только в одиночестве, ты бы мог помочь. Но одиночество – это лишь следствие. Так что, как бы ты ни старался, ни к чему бы это не привело. Не вини себя. Все, что ты можешь сделать, – изредка вспоминать обо мне и отправлять открытки отцу. Не так много, правда?

Я мог только кивнуть.

В комнате снова стало тихо. Я медленно сосчитал до десяти. Потом в обратном порядке, стараясь ни о чем не думать. Лапа, сжимавшая горло, чуть ослабила свою хватку.

– Котаро… – позвала Вик из темноты.

– Что?

– Ты по-прежнему не хочешь со мной переспать?

Я вспомнил, как она стонала в клинике, вспомнил ее губы, мягко берущие соломинку, вспомнил ее крик «трахни меня» там, на берегу моря…

Внизу живота тяжело и сладко заныло. Может, это было безумием, но я ее хотел. В этом желании не было ни капли жалости или стремления выполнить последнюю волю умирающего. Но и животного зова плоти в нем было немного. Ровно столько, чтобы мозг начал вырабатывать эндорфины и смог запустить механизм эрекции.

Просто сейчас это была последняя возможность сказать без слов что-то очень важное. Я оставался, она уходила. Но мы оба знали, что выигравших в этой игре нет. Ее ждала неизвестность, меня – ожидание неизвестности…

Наши хищные губы…

…наши переплетенные тела на полу темной комнаты…

…наши медленные плавные движения…

…пот на нашей коже…

…наши стоны и хриплое дыхание в ночной тишине…

…Все это было последним пожеланием друг другу мужества перед лицом бездны.