Фэй показалось, будто ей нанесли удар в сердце. Широко раскрыв глаза, она уставилась на молодую женщину.

Та отвернулась, наблюдая за дочерью. Губы Рози дрожали, словно она вот-вот заплачет, но, совладав с собой, женщина заговорила охрипшим голосом:

– Удивительно, что вы об этом не знали, Фэй. Отец вроде бы должен был рассказать вам. Но в общем хорошо, что теперь вы в курсе. Мы с братом… Ну, нам трудно жить с подобным секретом. Мы до сих пор никому не рассказываем о матери, вы знаете. Папа приучил нас держать язык за зубами. Так, наверное, чувствуют себя члены семьи, где кто-то заболел неприличной болезнью. В детстве мы много страдали. Не могли, скажем, пригласить друзей в дом, потому что никому не дано было знать, в каком состоянии окажется мать даже в десять часов утра.

Фэй ахнула:

– Уже с утра?!

Рози, взглянув на нее, грустно усмехнулась.

– О, вы не знаете, что значит жить с пьяницей под одной крышей. Пожалуй, больше всего это напоминает жизнь на склоне вулкана. Вы никогда не знаете, когда наступит катастрофа и насколько она будет губительна. С самого утра, – продолжала Рози, – если она вообще поднималась с постели, хотя временами на весь день оставалась лежать пластом, мать неизменно буйствовала. Мы молились о том, чтобы она не вставала, так как знали, что она станет набрасываться на нас по малейшему поводу. Мы должны были разговаривать друг с другом шепотом, иначе она принималась вопить, будто мы слишком шумим. Мы вынуждены были ходить на цыпочках, в доме нам вообще запрещалось играть.

После первых возлияний мать приходила на некоторое время в отличное расположение духа, становилась почти нормальным человеком. Однако она никогда не ограничивалась малой дозой, поэтому вскоре настроение ее снова менялось. Мы знали все стадии опьянения, научились безошибочно определять ее состояние… Не знаю, что хуже, когда она напивалась до положения риз и лежала почти без сознания или когда вела себя шумно и агрессивно, кричала, выла, все разбрасывала, ломала, бросалась с кулаками на окружающих.

– Не детей тоже? Неужели она била вас и сына? – Фэй была потрясена рассказом. Невозможно даже представить себе, чтобы деликатная, хрупкая и нежная на вид Джулия была способна вообще ударить кого-либо, в особенности собственного ребенка.

– Избивала все время, – сказала Рози, и глаза ее заблестели, явно от набежавших слез. – Папа вступался за нас, когда бывал дома, и старался не оставлять с нею наедине. Мы были не богаты, но нам с братом отец постоянно нанимал няню. Пока я не подросла, мне не приходило в голову, что сиделка, конечно же, должна была присматривать и за нашей матерью. Но никто не мог удерживать ее подальше от нас. Тем более что настроение пьяницы меняется с неимоверной скоростью, и никогда не знаешь, каким будет ее следующий шаг. Она был коварна и лжива.

– Просто неслыханно! – ужаснулась Фэй.

Наверное, Рози преувеличивает. Фэй редко встречалась с Джулией, но все, что сейчас услышала, полностью противоречило ее впечатлениям от общения с женой Харди.

– Да, понимаю вас, – вздохнула Рози. – Вы, разумеется, не предполагали, что подобное возможно. Да практически никто не подозревал, что творится в нашем доме, и папа потратил столько усилий, чтобы люди не видели ее во время запоя. Он обычно говорил, что у нее слабое здоровье, и это, в сущности, было правдой. Бог свидетель – в конце жизни мать превратилась в развалину.

– Но разве она не лечилась? Была же какая-то причина, почему она пила? Применяли ли психоанализ?

– Папа испробовал все – психиатрию, наркологические клиники, групповую терапию. Он пытался уговорить ее вступить в Антиалкогольную лигу, но она не хотела ходить на встречи, проводившиеся этой организацией. Мать категорически отрицала, что у нее есть какие-то проблемы. Все время твердила, будто способна остановиться, как только пожелает. Но она лгала себе, как и нам. Помню, папа говорил о болезни. Он объяснял нам, что у матери нет сил сопротивляться, она не в себе, надо пытаться понять ее…

Рози провела по глазам тыльной стороной ладони, всхлипнула, как дитя.

– Простите. Вы, наверное, думаете, что мне пора бы уже перестать лить слезы по поводу трагедии нашей семьи, не так ли? У меня глаза на мокром месте, видимо, потому, что я снова беременна.

– Правда? Рози, как это замечательно! – с теплым чувством воскликнула Фэй, огорчившаяся было слезам молодой женщины. – Примите мои поздравления. Я знала, что вы хотели еще одного ребенка. Ваш супруг рад?

Тема разговора переменилась, и это принесло облегчение. Фэй пришла в полное замешательство от рассказа Рози. Прошлое воспринималось теперь в совершенно ином свете, по-другому выглядел Джеральд, вся его семейная жизнь.

«Почему он никогда не говорил мне об этом?» – задумалась Фэй. Впрочем, Рози уже дала ответ: его мучил стыд. Больше всего он старался не упоминать о своей жене, никому о ней не рассказывать.

Достав носовой платок, Рози привела в порядок лицо, робко улыбнулась.

– Сэм в восторге. Мы оба страшно рады. Нам хотелось завести еще одно дитя, пока Мелисса не выросла. Единственный ребенок в семье может оказаться одиноким, его часто портят воспитанием. И родителям легче растить детей, пока сами молоды. Проще выдерживать все передряги. Нужны ведь огромные запасы энергии, чтобы справиться с двухлетней малышкой.

Обе женщины взглянули на Мелиссу, которая носилась кругами, безудержно хохоча.

– Осторожно, Мелли! Не упади! – крикнула слегка встревоженно мать, готовая вскочить на ноги.

Девочка приостановилась, подошла к взрослым и присела на дорожке неподалеку. Ее внимание привлек жук, взбирающийся на камень.

– Мама! – возбужденно закричала Мелисса. – Жук-ползук! Он кусается?

– Нет. Но лучше не трогай его руками, а главное не бери в рот.

Фэй засмеялась, а Рози лишь улыбнулась.

– Ведь она в таком возрасте, что все тащит в рот, причем самые неожиданные вещи. Детей я люблю, но должна сказать, что время от времени приятно поговорить с кем-нибудь из взрослых. Когда весь день общаешься только с ребенком, то порой начинаешь бояться, не свихнулась ли ты. Потом я планирую вернуться на работу, пока не поздно, продолжу свою карьеру. Мы хотим только двоих малышей, поэтому мне будет лишь тридцать с небольшим, когда оба пойдут в школу. Я смогу еще найти работу.

– Когда вы ожидаете младенца?

– О, еще через семь месяцев. – Рози провела ладонью по своему плоскому животу. – Пока ведь незаметно, а?

Фэй оглядела молодую женщину и кивнула.

– Совершенно незаметно. Но вы, помнится, сохраняли фигуру очень долго, когда ждали Мелиссу, верно? – Фэй умолкла, прислушиваясь к звону часов на колокольне. – Ой, уже два! Я должна возвращаться. Прошу извинить меня, Рози, но сделка, о которой идет речь, может оказаться очень важной. Ваш отец убьет меня, если клиент обидится и продаст серебро кому-нибудь еще.

– Мне известны кровожадные замашки этого тирана, когда он на работе, – расхохоталась Рози, вставая с места. Она позвала девочку, затем, смущаясь, бросила быстрый взгляд на Фэй. – Спасибо за прекрасный обед, миссис Стил. Знаете, а я ведь впервые говорила сегодня вне пределов семьи о моей матери. Но вас я не считаю посторонней. Вы практически – одна из нас.

Румянец залил лицо женщины.

– Спасибо, Рози.

– Вы ведь помиритесь с папой, да?

Фэй не успела ответить, к ним подскочила Мелисса и потянула мать за руку.

– Я хочу еще покачаться на качелях, мама!

– В следующий раз, дорогая. Нам пора идти.

– Ну, мама… Еще не пора.

– Мы снова придем в парк завтра, – пообещала мать.

Втроем они пошли в направлении аукционного зала. Мелисса – посередине, крепко держа за руки взрослых. Каждый раз, подходя к перекрестку, Фэй и Рози поднимали девочку и торопливо пересекали улицу. Мелисса вскрикивала от восторга и не хотела, чтобы ее опускали на землю.

Харди смотрел на них из окна здания фирмы. Мелисса прокричала:

– Дед!

Тот помахал в ответ рукой.

Фэй ощутила болезненное потрясение где-то в глубине своего существа. Если бы Джеральд принадлежал ей, это была бы незабываемая минута для каждого из них – для нее самой, для его дочери и внучки. Только представить себе: в ярком солнечном свете весны они возвращаются домой, и Джеральд машет им сверху из окна! Это была бы уже семья.

«Но Харди не хочет принадлежать мне, – думала Фэй. – Он предпочитает свободу».

Однако теперь, узнав о том, что его жена пила, она начала понимать, почему тот столь неумолим.

Что же означала для Харди семейная жизнь?

Весь день Фэй постоянно возвращалась к этому вопросу. Какие шрамы остались в его душе от череды страшных лет? Раны, должно быть, зажили настолько, что их можно спрятать – даже теперь, даже от нее. Можно понять нежелание оповещать весь мир о роковом пороке жены, но почему Джеральд уходит от разговора об этом даже с ней? Множество раз она расспрашивала Харди о его браке, и он неизменно отказывался отвечать и при этом злился.

Ночью Фэй лежала без сна. Мозг лихорадочно работал. Она размышляла о несчастной женщине, которая прожила свои годы, словно бледный призрак, прячущийся от людей. В сущности Фэй и Джулия не знали друг друга по-настоящему, и сейчас отдельные кусочки мозаики, как в детской игре, загадочным образом не складывались вместе. Так много вопросов остается без ответа. Когда, скажем, Джулия стала пить? Что послужило толчком к пьянству? Что способствовало превращению склонности в привычку? Безусловно, будь Джулия счастлива с Джеральдом, она не превратилась бы в алкоголичку. Значит, их брак был с самого начала катастрофой? Может, Джулия вообще не любила его? А Харди любил жену?

Единственный ответ на свои вопросы Фэй получила только от Рози, хотя годами пыталась разговорить Джеральда. Однако только что услышанное не могло пролить свет на тысячу других загадок, и Фэй горела желанием докопаться до всей правды.

Рози оставалась в Мэйфорде до конца недели. Они виделись каждый день, но больше ни разу речь не заходила о прошлом семьи Харди. Почти всегда рядом со взрослыми находилась Мелисса, что уже затрудняло разговор на эту тему. Однако дело было не только в присутствии ребенка. Тогда, в парке, Рози излила душу и выплеснула свои горькие воспоминания. Это принесло глубокое облегчение, но строжайший запрет говорить о матери стал еще в детстве ее второй натурой и она, похоже, не собиралась нарушать его опять. Рози носила в себе новую жизнь и считала, что лучше держать дверь в прошлое закрытой.

Накануне возвращения гостей в Бельгию Фэй ужинала с Рози и ее мужем в доме Джеральда. Сэм развлекал общество забавными историями из жизни стоматологов. Временами, однако, Джеральд казался нервным и был рассеян. Часто Фэй ловила озабоченные взгляды, которые дочь бросала на отца и на нее.

Когда Фэй уходила домой, Рози крепко обняла ее и сказала:

– Не забывайте, о чем я вас просила, ладно?

– Не забуду, – ответила Фэй, заметив, что Джеральд наблюдает за ними, прищурив глаза.

– Что там за заговор у вас, милые дамы?

Фэй состроила забавную мину.

– Занимайся собственными делами.

Сэму стало смешно.

– У женщин свои секреты. Разве вы не знаете, Джеральд?

Но тот не смеялся. Он не сводил глаз с Фэй, пытаясь понять, в чем дело.

В машине по дороге домой ей все время вспоминался этот взгляд, нахмуренное лицо Джеральда. О чем он тогда думал? Не подозревал ли, что дочь что-то рассказала ей о нем или о его покойной жене? Джеральд взбесился бы, узнай, как много услышала она от его дочери.

На следующий день в воскресенье Фэй снова отправилась на рыбную ловлю с Денисом Сильвером. В такой спокойный денек можно прекрасно отдохнуть. Собственно, на берегу реки Фэй быстро уснула, лежа на шотландском клетчатом пледе с парой подушечек под головой, и проснулась от запаха печеной на углях форели – Денис устроил примитивную жаровню из камней, положив поверх рыбу на шампурах.

Фэй страшно проголодалась после сна на открытом воздухе и нескольких часов, проведенных у реки. Она с удовольствием съела невероятно вкусную форель с овощным салатом, захваченным из дому, за рыбой следовал сыр чеддер и яблоки.

– Как продвигается ваша книга? – спросила Фэй.

Он лениво зевнул и пожал плечами.

– Ничего не делал всю неделю. Я открыл смысл жизни – это полное безделье.

Денис умеет рассмешить. Однако Фэй посмотрела на него несколько встревоженно.

– Разве не установлен для книги определенный срок?

– У издателя он есть, а у меня нет.

Денис разлил кофе из термоса и передал ей ярко-желтую кружку, которую Фэй обхватила ладонями, наслаждаясь теплом.

Сильвер сделал глоток, прикрыл глаза и блаженно застонал:

– О, какое наслаждение! Вот это жизнь, Фэй! У меня достаточно денег для безбедного существования, и я счастлив. Просыпаюсь каждое утро, любуюсь окружающим миром и чувствую себя просто великолепно. Рано или поздно я возьмусь за книгу. Спешить мне некуда.

– Я думала, что вам не терпится увидеть поскорее свои фото, воспроизведенные в книге.

– Ничего подобного! Да кому до них дело? Фотографии так мимолетны, а жизнь слишком коротка, чтобы заботиться о славе или богатстве. Вспоминаю, как я носился по свету, пока работал… практически без выходных. И видел такие вещи, что можно было спятить. Однако я просто заряжал новую пленку и снова снимал. Честно говоря, я не обращал внимания ни на что. Смотрел на мучения людей и смерть не моргнув глазом, не думая о том, что стоит за сделанными мною фотографиями. Ненавижу себя, вспоминая тогдашнее свое состояние. Сама жизнь ничего не значила для меня. Как же в таком случае снимки могут что-то означать для других? Перед моими глазами содрогалось в агонии человечество, а я пытался передать весь ужас трагедии с помощью бездушного аппарата и куска целлулоида.

– Вы ошибаетесь, Денис, – горячо возразила Фэй. – Глубоко заблуждаетесь. Миллионы людей стали очевидцами трагедий благодаря вашему искусству.

Он криво усмехнулся.

– В самом деле? Спасибо на добром слове, Фэй, но я не уверен, что вы правы. Во всяком случае, теперь я перестал носиться как угорелый. Пусть работают не ноги и руки, а мозг.

Глаза Сильвера посуровели, на скулах заиграли желваки.

– Я начал видеть то, чего не замечал все эти годы. Теперь беспрерывно вспоминаю прошлое. Смотрю на свои фото, и вдруг у меня возникает отвращение, будто сам заставлял людей страдать, и, в известной мере, это действительно так. Пусть я не убивал, но я глазел на убийц, видел, что творится, но палец о палец не ударил, чтобы остановить их.

Фэй притихла: ее пугали переживания Сильвера.

– Но что вы могли сделать, Денис. Не говорите глупостей. Вы были только свидетелем, вы не…

– Не соучастник преступлений? – закончил он мысль Фэй. – Но разве я не был им на самом деле? Я снимал те сюжеты, потому что это был мой способ зарабатывать на жизнь. Я делал деньги на страданиях ближнего своего. То есть был соучастником негодяев…

Денис побледнел, голубые глаза затуманились. Его вид вызывал сострадание.

– Но это безумие, Денис. Нельзя допускать подобные мысли. Послушайте, уж не считаете ли вы, что тех ужасов не случилось бы, не окажись вы там.

– Не знаю. Может, и не случилось бы. Когда средства массовой информации присутствуют, то…

Фэй решительно прервала его.

– При избиении младенцев царем Иродом фотографов поблизости не было, тем не менее событие это все равно произошло. А где вы находились во время битвы при Ватерлоо? И как насчет Дюнкерка? Почему же все это имело место, хотя вы отсутствовали?

Смеясь, он поднял руки.

– Ладно, ладно! Ваша точка зрения ясна. Но я все-таки должен все обдумать, Фэй, и переосмыслить. В средние века это называлось «изгнать дьявола из души». Вот чем я сейчас и занимаюсь. Удаляюсь от суеты, чтобы разобраться, где я нахожусь и куда мне идти впредь. А книга может подождать.

Уже стемнело, когда они уехали с реки. Оказавшись у дома, Фэй пригласила Сильвера к себе на ужин, но он покачал головой.

– Спасибо. Я очень устал, Фэй. Пожалуй, сварю себе яйцо и пораньше отправлюсь спать. – Он едва коснулся губами ее лба, словно Фэй была ребенком. – Спокойной ночи.

Сильвер остановил машину у главного подъезда, не заехав в подземный гараж. Фэй вышла и направилась домой, чувствуя, что ноги почти не повинуются. «Ревматизм», – мрачно подумала она. Порой при дождливой погоде у нее возникали резкие боли, но сегодня это было особенно ощутимо.

Она тоже чувствовала усталость и решила последовать примеру соседа и рано улечься спать.

Фэй вошла в квартиру и собралась уже делать омлет, как резко зазвенел дверной звонок. Денис передумал, что ли?

Она открыла дверь, и глаза ее широко открылись, когда увидела Харди.

– Ты, видимо, каждое воскресенье проводишь теперь с ним? – прорычал Джеральд. – Я видел, как он высаживал тебя из машины. Очень трогательная картина с поцелуем в лобик. Вы зашли так далеко? Не слишком ли он торопится, в конце концов, а?

– Что тебе надо, Джеральд? – вялым голосом спросила она, слишком усталая, чтобы сердиться. – Я прекрасно провела выходной, а теперь ты хочешь отравить мне остаток дня?

Серые глаза Харли странно заблестели.

– Пока вы развлекались, твой сын и его жена лежали в операционной.

– Что-что? – Кровь сразу же отхлынула от ее лица. – Джон и Элен? Что ты имеешь в виду? Что с ними?

– Попали в аварию, – проворчал Джеральд, впившись глазами в ее побелевшее лицо. – На автостраде… Не смотри на меня так. Я сожалею, что съязвил. Пострадали оба, но операции уже сделаны, и врачи настроены самым оптимистическим образом.

Фэй наконец смогла глубоко вздохнуть, но ноги подгибались. В отчаянии она прислонилась к стене, стараясь не потерять сознание. Нельзя падать в обморок. Надо узнать все о Джоне, о внуках.

– Откуда ты услышал об этом? Кто тебе сообщил? И почему связались с тобой?

– Сначала пытались разыскать тебя, – заговорил Харди, сердито выпячивая губы. – Весь день звонили, но твой телефон молчал. В конце концов, мать Элен, нашла мой номер через телефонную справочную и связалась со мной. Я подозревал, что ты отправилась на рыбную ловлю с Сильвером, но не знал куда. Подумал, однако, что после наступления темноты рыбалка кончается. Поэтому примерно полчаса назад приехал сюда и сидел в машине, ожидая тебя.

Сознание Фэй работало с перенапряжением. Она почти не слышала слов Джеральда. Слишком велика была тревога.

– А дети – Рой и маленькая Фэй? Они тоже были в машине? Они в порядке? Надеюсь, их не ранило?

– Нет, к счастью. Отделались несколькими царапинами.

– Слава Богу! – простонала Фэй.

Она чувствовала себя совсем разбитой и замерзла.

Внезапно пол пошел кругом. Джеральд схватил ее за талию обеими руками и поддержал. Он посадил Фэй на диван, сам устроился рядом, затем начал пригибать ее голову к коленям, сжимая затылок рукой, как тисками.

– Дыши глубже, – резким тоном приказал он.

Фэй повиновалась, содрогаясь всем телом. Наконец ей было позволено распрямиться. Она бессильно упала на подушки с закрытыми глазами.

– Принесу что-нибудь выпить, – отрывисто бросил Джеральд.

– Не надо! – Она схватила его за руку. – Раскажи… как все случилось.

– Я не хочу, чтобы ты снова потеряла сознание.

– Обещаю, обморока не будет. Я должна знать, Джеральд.

Он посмотрел сверху вниз, заколебался, затем все-таки выложил все начистоту:

– Джон и Элен отправились на машине в Олтенрой в гости к ее матери. На автостраде попали в густой туман. Машины начали врезаться друг в дружку. Гармошка битых автомобилей становилась все длиннее, а началось все с поломавшегося грузовика. Джон въехал прямо в багажник шедшей впереди машины, но двигавшийся следом водитель, к счастью, увидел, что происходит, и затормозил. Если бы не повезло, машина твоего сына оказалась бы сдавленной, и все в ней могли погибнуть.

Фэй опять содрогнулась, крепко зажмурившись.

– Держись, все будет хорошо! – успокоил Джеральд, обнимая ее.

Фэй склонилась к нему, находя поддержку в его сильном теле. Тепло, исходящее от Джеральда, казалось, переливается в ее жилы.

– Продолжай, – попросила она шепотом. – Я должна знать все…

– Но больше нечего рассказывать. Дети остались невредимыми только потому, что шедшая сзади машина замедлила ход. Пострадали лишь родители, сидевшие на переднем сиденье.

– Что с ними – переломы?.. – Фэй боялась спрашивать, но хотела знать правду.

– У Джона типичные для водителя ранения: сломаны несколько ребер и рука, трещина на лопатке, вывих шеи. На нем в момент аварии был ремень безопасности, поэтому лицо почти не пострадало, когда лопнуло лобовое стекло.

– А Элен?

Она заметила, как изменилось, помрачнело выражение лица Джеральда.

– Ей досталось больше всех. Она тоже была пристегнута, однако это не уберегло от травм. Ее засыпали осколки стекла, поранили лицо. Есть и ушибы грудной клетки. Когда произошло столкновение, передок их машины сплющился, и Элен сдавило ноги.

Фэй зажмурилась, теряя от ужаса контроль над собой.

– О, нет! Бедная девочка…

– Да, как говорили, пожарным потребовалось несколько часов, чтобы вырезать ее автогеном из металлических тисков. Ее мать очень убивается.

– Но Элен будет жить? Что врачи?..

– Надеются. Но при всех условиях лечиться придется долго. Только через несколько месяцев она сможет встать с больничной койки.

– О Боже! А дети… Где они сейчас? Кто смотрит за ними?

– Дорин, мать Элен. Она первой узнала о несчастье. Тоже потрясающая история: увидела репортаж о массовом столкновении на автостраде в передаче местного телевидения и опознала машину зятя. Наверное, пережила страшный шок. По ее словам, капот машины был смят, как старая жестянка. Она сразу же поспешила на место происшествия, чтобы позаботиться о детях. А до её приезда за ними присматривали люди из социальной службы.

Однако для Дорин нагрузка слишком велика, так как у нее артрит. Она едва ходит. Говорит, что с детьми не справится, если это надолго. С двумя-то непоседливыми малышами! Да и квартира у нее маленькая. Нет там места для детей.

– Я их возьму к себе, – сказала Фэй, не задумываясь. – Дорин совершенно права: ее состояние не позволяет ухаживать за малышами. Тут бы молодой справиться, а что говорить о шестидесятилетней женщине с тяжелой формой артрита. В неблагоприятный день она вообще не может двинуться с места.

– Мне показалось, у нее как раз сейчас обострение. Поэтому, я думаю, тебе надо ехать немедля. Сегодня же.

– Сегодня? – Фэй озабоченно посмотрела на Джеральда.

– Чем скорее там будешь, тем лучше. Понимаешь?

– Да, но…

– Мы сможем ехать ночью…

– Ты говоришь: «мы»? – переспросила изумленная Фэй.

Харди пожал плечами.

– Чтобы доехать отсюда до Олтенроя, требуется добрых пять часов с учетом того, что погода с продвижением к северу будет портиться. Одной тебе с такой поездкой не справиться. Особенно ночью, в дождь и туман. Для женщины – ты знаешь – небезопасно разъезжать по автострадам в одиночку в ночное время. При плохой же погоде это безумие. Мы поедем не спеша, осторожно. Можем подменять друг друга за рулем.

Предложение Джеральда растрогало Фэй.

– Ты очень добр, но в этом нет нужды. Я завтра отправлюсь туда поездом.

На лице Джеральда появились признаки нетерпения.

– Ты не хочешь понять ситуацию. Из Олтенроя тебе надо будет везти с собою целую кучу вещей: весь багаж из машины Джона, включая переносную кроватку для маленькой Фэй. Значит, поездом ты не можешь ехать, а твоя машина недостаточно вместительна. Если мы двинемся на моем джипе, там хватит места и для складной кроватки, и для детской одежды и игрушек.

Она все еще упрямилась.

– Ты очень добр, но я могу купить складную кроватку здесь, когда вернусь домой. Все, что нужно детям в действительности, поместится в один чемодан.

Джеральд смотрел так, как будто хотел схватить Фэй и встряхнуть. Его серые глаза грозно сверкали.

– Пойми наконец: дети пережили шок. Может, физически они и не пострадали, но попали в тяжелое стрессовое состояние. Что сейчас больше всего нужно, так это вселить в них уверенность, что их любят, окружить теплом и заботой. Дети должны видеть вокруг привычные для них вещи. Игрушки, одежда и даже складная кроватка могут серьезно помочь их возвращению в нормальное состояние. А теперь собирайся. Хватит спорить. Просто прихвати, что нужно, и в путь!

– Но зачем выезжать в данный момент? Мы не можем заявиться в Олтенрой среди ночи и забрать детей.

– Конечно, не можем. И ты захочешь прежде увидеть Джона и Элен. – Джеральд сухо заметил: – Ну, допустим, ты ляжешь сейчас в постель, неужели ты заснешь с такой тяжестью на душе?

Фэй прикусила губу. Безусловно, он прав. Она не сомкнула бы глаз от беспокойства о Джоне, Элен, о детях.

– Тебе полегчает, когда мы будем уже в пути и когда ты увидишься с ними, – продолжал Харди. – Мы остановимся, чтобы отдохнуть и перекусить в ресторане у автострады где-нибудь на середине пути. Потеряем час, но это необходимо. Поездка ночью больше выматывает.

– Ты уже все обдумал, не так ли?

Фэй не знала, возмущаться ей или быть признательной. Но Джеральд распоряжался ею, отдавал приказы, словно она сама лишь несмышленое дитя. У нее не оставалось выбора, никакой возможности принять самостоятельное решение.

– Я провел много часов, занимаясь только тем, что обдумывал, как нам быть, – резко сказал он. – Ты в это время прохлаждалась на реке с Сильвером.

Она с трудом сделала вдох.

– Ну, хорошо. Каюсь, что меня не оказалось дома, когда я была нужна. Но ты не должен сыпать соль на рану.

Его лицо сохраняло недоброе, безжалостное выражение.

– Надеюсь, игра стоила свеч.

Она задрожала от возмущения.

– Ты мне не судья! Нет у тебя такого права. Все мое преступление состоит в том, что я поехала на реку на целый день. Что тут плохого? Несчастье в Олтенрое означает только, что нам не повезло.

– Иди собирайся, Фэй, – пробормотал Джеральд. – Мы пробудем там несколько дней. Не можем же мы просто схватить детей и умчаться назад. Ты захочешь удостовериться до отъезда, что с Джоном все будет в порядке. Поэтому я забронировал нам места в мотеле с семейными домиками. Будем всего за пару миль от Дорин. Я сообщил, что мы приедем часа в четыре. Первым за руль сяду я, так как мне удалось вздремнуть в полдень: спал около двух часов. Ты меня сменишь, когда я устану.

– А как же офис? Мы не должны исчезать оба, никого не предупредив.

– Я договорился с Милдред. Сказал ей, что нас не будет, и попросил дать знать об этом тем, кому уже назначена встреча. Она же и присмотрит за делами до нашего возвращения. Очень толковая эта Милдред.

– Да, действительно. Но…

– Фэй, ты когда-нибудь перестанешь спорить? Собирай самое необходимое, мы выезжаем.

Сопротивляться было бессмысленно, и Фэй капитулировала. Если уж Джеральд принял решение, не остается никакой надежды на то, что его удастся отвлечь или разубедить. С таким же успехом можно пытаться остановить танк, прущий на полном ходу в атаку.

– Ладно, – покорилась она. – А кто-нибудь сообщил Эмери?

– Эмери? – в недоумении спросил Джеральд. – Ах, да! Твой бывший муж… Конечно, следовало поставить его в известность. Я совершенно забыл о нем.

– Я позвоню ему. Ясно, он захочет приехать, если дела Джона плохи. – Фэй подошла к аппарату и сняла трубку. – Страшно неприятная штука – сообщать по телефону дурные вести.