За шесть дней до июньских ид

— Хозяин, позволишь… — Парис, управляющий домом семейства Аврелиев, с почтительным видом ожидал на пороге. — Прибыли ответы из Бононии, куда их положить?

— На стол в моем кабинете, — ответил сенатор. — Кстати, почему ты не сообщил мне о приходе архитектора, который строит виллу на Питекузе?

Парис покраснел и в полнейшем смущении опустил глаза.

— Наверное, я забыл, хозяин… — растерянно признался он.

Аврелий с удивлением посмотрел на него. Поистине необыкновенная память управляющего вошла в поговорку: за многие годы службы пунктуальный слуга ни разу не забыл ни об одной, даже самой мелкой, детали.

— Скажи-ка, тебе не кажется, что с Парисом что-то происходит? — вскоре после этого разговора спросил Аврелий Кастора. — Какой-то он последнее время странный. Будем надеяться, что не заболел, а иначе что же я без него буду делать!

Грек проглотил, не подав виду, столь лестное суждение об управляющем. Противоположные по характеру и склонностям, Кастор и Парис, хоть и служили у одного хозяина, считались вечными соперниками.

— Помочь тебе разобраться с этими двумя-тремя посланиями? — поинтересовался секретарь, желая показать хозяину, что без него, Кастора, ему тоже не обойтись.

Всегда стоит, считал Кастор, добровольно взяться за какую-нибудь несложную и легкую работу, дабы избежать потом долгой и трудной. Он быстро просмотрит вместе с хозяином пару писем и будет свободен целый день.

— Если пожелаешь… — с благодарностью согласился хозяин.

Кабинет, где Публий Аврелий любил изучать в уединении труды своих любимых философов, выходил в перистиль, самую спокойную часть дома.

— О боги! — воскликнул патриций, открыв дверь.

Кастор в изумлении вытаращил глаза: повсюду лежали сотни и сотни запечатанных свитков. Они заполняли стол, стулья, полки, громоздились вокруг бюста Эпикура, грудой лежали на полу.

— Как хорошо, Кастор, что ты согласился помочь мне… Подумать только, а я хотел дать тебе выходной! — усмехнулся сенатор.

Подавив стенание, секретарь опустился на пол там, где еще оставалось немного свободного места.

— Ну что же, начнем, — сказал хозяин, садясь рядом. — Смотри-ка, смотри… Вот человек, родившийся в Форуме Галльском, пишет, что знал Хелидона в молодости…

— Куртизанка Квинтилла хвастается, что часто бывала у него…

— Прачка из Мутины уверяет, что Хелидон не расплатился с ней за стирку… Это еще что, Кастор, послушай вот это письмо: «Септиций Рустик Публию Аврелию Стацию. Знаменитый сенатор, вы там, в Риме, не такие хитрые и потому всему верите. Хелидона, говорю я вам, на самом деле зовут Плацид, он работал в Мутине у веревочника Спурия и доставил ему много хлопот, даже служанка от него забеременела. Хорошо знаю это, потому что названный Спурий — мой свояк, то бишь женат на моей сестре Деции и теперь живет здесь, в Бононии, и награда ему была бы весьма даже кстати, потому как ему надо кормить четырех детей, а вместе с ним самим и женой всего, значит, шестерых человек, а веревки теперь очень плохо продаются»… Герой военнопленный, единственный, кто уцелел в деревне!.. Неплохую легенду придумал себе Хелидон, — присвистнул Аврелий.

— Вот тоже интересно, хозяин, — сказал Кастор, — письмо некоей Плациды, простой горожанки из Форума Галльского. Она спрашивает, когда Сергий Маврик решится наконец отдать ей собственность ее сводного брата Хелидона, единственной наследницей которого она является.

— Неплохо, неплохо… — согласился патриций, явно довольный.

Спустя два часа, внимательно просмотрев всю почту, Аврелий и Кастор располагали подробнейшей биографией прославленного гладиатора: родился в Форуме Галльском, настоящее имя Плацид, со временем перебрался в Мутину. Свободный человек и гражданин Рима. С самого детства приводил мать в отчаяние. Поработав веревочником, каретником, продавцом овощей и фруктов, носильщиком, Плацид попробовал себя на арене, и это дело пришлось ему по душе. С тех пор в Мутине он больше не появлялся, но заботился, правда, о сестре, испытывавшей финансовые затруднения, ежемесячно отправляя ей некую сумму.

И все это отлично знал Сергий Маврик, поскольку именно он пересылал ей деньги…

— Будет тебе чем позабавиться завтра вечером, — заметил Кастор.

— Да, но сначала… Спорю, еще кто-то в курсе всей этой истории. Помнишь того Турия, в казарме? Думаю, надо бы навестить его.

С почтительным видом в дверях появился Парис.

— Хозяин, к тебе гость, — сообщил он, и на этот раз в его тоне не слышно было обычного порицания по отношению ко всяким странным и мало отвечающим сенаторскому достоинству людям, с которыми Аврелий любил встречаться. — Это уважаемый, очень приличный человек, — продолжал он, не скрывая удивления. — Торговец, наверное, или представитель какого-нибудь торгового общества. Я позволил себе предложить ему подождать в таблинуме.

«Клянусь Гермесом, только делового посетителя мне сейчас не хватало», — подумал Аврелий, не решившись во второй раз за утро упрекнуть своего усердного управляющего.

Однако на этот раз Парис ошибся, оценивая важность гостя. В таблинуме на почетном месте сидел, потягивая из кубка отличное вино, гладиатор Галлик.

— Сенатор, извини за беспокойство. Но произошло несчастье, и я подумал, что надо бы сообщить тебе. А любого другого, кто бы ни пришел из нашей школы, этот твой цербер управляющий вряд ли пустил бы дальше вестибюля…

— Какое несчастье? — прервал его Аврелий, недовольный церемонным тоном кельтского гладиатора.

— Несчастье произошло с одним нашим атлетом.

— Что же тут странного, — пожав плечами, заметил сенатор. — Многие из вас погибают во время тренировок.

— На этот раз все не совсем обычно, — спокойно ответил Галлик. — Мы нашли Турин мертвым в его комнате, которая была заперта изнутри на тяжелую задвижку…

— Турий! — изумился патриций. — О боги Олимпа, этого не должно было случиться. Идем туда сейчас же! — приказал он, сдержав гневный жест.

Через несколько минут носильщики паланкина уже быстро бежали к Лудус Магнус.

— Сенатор, я погиб! — встретил его ланиста Ауфидий в полном отчаянии. — Кто-то напустил порчу на моих лучших атлетов. Смотри, смотри, что я нашел в комнате Турия! — воскликнул он, с ужасом указывая на округлый кусок темного дерева, лежавший на полу.

Аврелий подобрал его и внимательно осмотрел. На дереве был грубо вырезан глаз, в центре которого чернели два зловещих одинаковых круга.

— Видишь, зрачки! — простонал ланиста. — О боги, что это все значит? Дурной глаз, не иначе! Мои гладиаторы умирают без всякой определенной причины, тут явно какое-то колдовство, уверяю тебя! Осторожно, сенатор, брось его! — в ужасе вскричал он, увидев, как Аврелий, веривший в колдовство не больше, чем в богов, совершенно спокойно прячет ужасный предмет в складках своей туники. Они наняли колдуна, чтобы его погубить! Это наверняка задумал какой-нибудь одержимый. Поставил на него, потерял деньги и решил отомстить… Или какой-нибудь жалкий философ, из тех стоиков, что осуждают бои гладиаторов из-за какой-то там глупой человечности. Это же провокаторы, трусы, паникеры, подлецы, нанятые врагами Римской империи… — возмущался Ауфидий.

Патриций, не обращая на него никакого внимания, быстро направился в сполиарий, где врач Хрисипп ожидал его, склонившись над трупом.

— На этот раз тоже никаких ран, кроме вот этой небольшой царапины на шее… — пояснил медик, сразу же переходя к сути.

— Такой же точно, как у Хелидона! — заметил Аврелий. — Тоже мне, дурной глаз! — воскликнул он. — Скорее, Хрисипп, вскрой эту рану — может, удастся понять, как они убиты!

Врач взял тонкий скальпель и принялся за дело. Но тут же остановился.

— Ну как? Что-то нашел? — с надеждой спросил сенатор.

— Нашел, — подтвердил Хрисипп. — Какое-то инородное тело, что-то вроде крохотной щепочки… Глубоко вошла, тут надо действовать осторожно, иначе сломается, — произнес он, профессионально подходя к делу, и взял пинцет. — Вот смотри: кончик острый, как у иголки.

— Отравлен… Давай еще раз осмотрим труп Хелидона, может, найдем такую же, — предложил Аврелий.

— Он сожжен на траурном костре, и пепел развеян, — огорчил его Хрисипп.

— Клянусь бородой Зевса, разве ты не мог осмотреть его тогда внимательнее? — взорвался гневом патриций.

— Ты тоже, если не ошибаюсь, находился здесь, сенатор, но не просил меня об этом, — обиделся врач.

— Покажи иглу. Она слишком короткая, чтобы вылететь из лука. И все же проникла настолько глубоко, что не видна снаружи… Как это могло случиться?

— Не спрашивай меня, благородный Стаций, — ответил врач, разводя руками. — Знатоков оружия у тебя сколько угодно, стоит выйти за дверь. Я врач, а не мясник, — сокрушенно произнес он, старательно отмывая руки уксусом.

И все же, несмотря на совет Хрисиппа, никто в казарме не сумел помочь сенатору.

— Мы используем меч и кинжал, пожалуй, еще копье или трезубец, но не яд! Мои ребята — убийцы настоящие. И убивают безо всяких хитростей, а как порядочные люди, — возмущался Ауфидий. — Никогда, никогда не опустились бы они до такой низости, подобные коварные приемы не для них!

— А ну покажи стрелу! — усмехнулся Геракл, протягивая огромную волосатую ручищу.

— Нет, — отрезал Аврелий.

Своей неуклюжей лапищей сарматский гладиатор не сумел бы удержать стрелу. С этой тоненькой острой иголочкой нужно обращаться осторожно.

— Сенатор, забыл тебе сказать, — растерянно произнес ланиста, — Турий говорил вчера, что ему необходимо повидать тебя.

— О богиня Диана! И ты не предупредил меня? — в отчаянии воскликнул Аврелий.

Ауфидий растерялся.

— Я не хотел беспокоить такого важного человека, как ты, из-за простого ретиария, — сокрушенно признался он. — Я сказал, что он сможет поговорить с тобой, когда ты снова приедешь в казарму продолжать расследование.

— Глупец! — вскипел патриций. — Дождался, пока ему не заткнули рот!

Ланиста сжал кулаки и опустил глаза, сдерживая гнев. Теперь этот спесивый магистрат поговорит с Клавдием Цезарем — и прощай Лудус Магнус…

— Покажи, где нашли труп! — потребовал Аврелий, решительно отодвигая его в сторону.

И уже через минуту он стоял в жалкой комнатке, обставленной в спартанском стиле — там была всего лишь скамья с ящиком для одежды и доспехов. Низкое узенькое окошко на уровне пола, единственное в этой конуре, было затянуто металлической решеткой.

— Он лежал на кровати?

— На полу, ничком, вон там, у окошка, — ответил Ауфидий.

Аврелий прикинул расстояние. Слишком далеко, чтобы дотянуться снаружи до Турия рукой. Подойдя ближе и потрогав решетку, он убедился, что она весьма прочная. К тому же, судя по паутине, к ней, похоже, давно никто не прикасался.

Вдруг за дверью раздался какой-то шум и громкий крик.

— Пустите меня! — требовал высокий, визгливый голос. — Пустите меня, ради всех богов!

Публий Аврелий поспешил открыть дверь. Недоставало только, чтобы эти тупые охранники помешали ему говорить с гладиаторами!

— Наконец-то, сенатор! — обрадовалась Ардуина, как только патриций впустил ее.

— Садись, пожалуйста, — любезно предложил Аврелий, помогая ей освободиться от легкого копья и шлема.

Гладиаторша она или нет, но в любом случае Ардуина — женщина, и поэтому с ней следовало обращаться как с таковой. При всем желании сделать это оказалось не так-то просто, тем более что и сама она со своими грубыми, мужскими ухватками отнюдь не облегчала задачу.

— Слушаю тебя, — вежливо обратился к ней сенатор, ожидая узнать нечто важное.

— Что случилось с твоим слугой? Он явился сюда на днях, принес мне прекрасный подарок. И обещал вернуться, но… — Круглые глазки гладиаторши зажглись похотью.

Боги небесные, два трупа в морге, а эта мужеподобная женщина страдает по Кастору! Аврелий уже хотел было довольно резко ответить ей, однако сдержался: не следовало портить отношения с британкой — он видел в цирке, на что она способна.

Успокоив ее туманными обещаниями, Аврелий направился к жилищу ланисты.

— Ауфидий! — призвал он его. — Отмени все бои и тренировки ретиариев. Не хочу, чтобы из них выпустили кишки, прежде чем закончится расследование. Это относится и к Квадрату!

— То есть как это? — запротестовал ланиста. — Квадрат должен завтра выйти на арену! Я поставил его сражаться с животными, надеясь избавиться наконец от него раз и навсегда — он не оправдывает даже расходов на содержание!

— Полный отдых и для Ардуины, мне нужно, чтобы она была в форме… — добавил Аврелий, имея в виду своего секретаря.

— Да я же так разорюсь, — заныл ланиста.

— По-твоему, пусть лучше Цезарь убедится, что ты не умеешь должным образом беречь его атлетов? Эти люди принадлежат Клавдию, не забывай, и ты отвечаешь за них, — напомнил патриций, выходя на площадку.

Тренировка еще продолжалась. Слуга подошел к бойцам и подал сигнал остановиться.

Облегченно вздохнув, Квадрат в изнеможении опустился на скамью, и блаженная улыбка расплылась на его лице.

— Невероятно! — воскликнул он. — Завтра не будет боев! А мне предстояло сразиться с дикими зверями… Должно быть, на божественном Олимпе кто-то решил помочь мне.

— Или на божественном Олимпе, или здесь, на земле, — засмеялся патриций, похлопав его по широкому, как у крестьянина, плечу.

— Уже второй раз богиня удачи целует меня в лоб. Не хочу обманываться, но иногда я думаю, что мне все же удастся спастись… — тихо проговорил Квадрат, качая головой.

— Все возможно, — приободрил его Аврелий. — Не исключено, что еще и героем станешь, — заверил он, снова похлопав гладиатора по плечу.

— Если так и дальше пойдет, сенатор, если и дальше так… — вздохнул Квадрат, провожая его до паланкина.

Нубийцы, черные как смоль, вскочили, увидев, что патриций направляется к ним.

— Жду твоего красавца секретаря! — напомнила Ардуина, когда Аврелий садился в паланкин. — Передай ему привет!