Третий день перед ноябрьскими нонами

Широкую площадку у жалких строений, где в ужасающей нищете жили сельские рабы, украсили дубовыми и лавровыми ветками. Сейчас все столпились у пресса для отжима оливок, возле которого поставили простой каменный алтарь. Несмотря на недавнее несчастье, ожидали самого главу семьи, поскольку именно ему надлежало совершить жертвоприношение.

Уже отобранные животные стояли рядом на привязи: робкая лань с большими грустными глазами — в честь Фавна, черная коза — для бога Авернского озера, а Юпитеру Всеблагому и Величайшему предназначалась белая годовалая телка, которая тоскливо мычала в загоне, словно предчувствуя свою судьбу.

Рабы ликовали: в этот день у них будет мясо на обед! Ни один кусочек туши жертвенных животных не пропадет. Бессмертные, по счастью, вполне довольствовались дымом, поднимавшимся к небу, и внутренностями, по кровоточащему рисунку которых те, кому это было дано, прочитывали грядущую судьбу семейства. Остальное попадало в крестьянские желудки, никогда не бывавшие достаточно полными.

В ожидании ритуала и, самое главное, еды рабы радовались долгожданному дню отдыха, кто-то пил дешевое, разбавленное водой вино, кто-то пытался настроить незатейливые музыкальные инструменты, чтобы немного оживить скромный праздник.

— Как все это не похоже на жизнь обитателей виллы, — заметила Невия.

Девушка не могла скрыть радости, что сумела уговорить сенатора сопровождать ее на жертвоприношение, и весело, по-детски горделиво, красовалась рядом с ним.

Аврелий согласился с ее замечанием. Но в отличие от Невии ему было совсем не весело: исхудалые, изможденные рабы улыбались ему своими широкими беззубыми ртами, удивляясь присутствию столь почтенного гостя; грязные дети надоедливо носились вокруг, дивясь его нарядным, разукрашенным сандалиям. Он терялся, глядя на их лица, на которых словно застыло изумление, и чувствовал себя весьма неловко.

И с удивлением обнаружил вдруг, что думает о своих владениях в деревне, о бескрайних латифундиях, где не бывал ни разу в жизни, а ведь там точно такие же люди жали для него пшеницу, собирали виноград для его вин, стригли шерсть с его овец. Что значила та сотня слуг в его римском доме — а ведь он гордился, что знает всех по именам! — в сравнении с тысячами брошенных на произвол судьбы людей, влачивших нечеловеческое существование в эргастулах его имений, разбросанных по всей империи?

— Господин, господин! — направился к нему взволнованный Деметрий.

Рыбовод выделялся среди селян, словно маленький король, — опрятный, в праздничной, вышитой тунике. Патриция позабавило, что на поясе у него висел чудодейственный амулет Кастора. Очевидно, славный Деметрий опасался дурного влияния Секунда не меньше, чем сельский люд, подумал сенатор, потому и защитился старинным талисманом киммерийцев.

— Какая честь, господин! И даже kyria Невия здесь! — продолжал Деметрий. — Пойдем, сенатор, посмотришь, как мы живем, если не слишком боишься перепачкаться! — Деметрий проложил ему дорогу в толпе оборванцев с гордостью бедняка, показывающего свое ревностно сбереженное добро. — Принесите вина благородному Публию Аврелию Стацию! — приказал он. — Хозяин прислал нам в подарок четыре кувшина вина, и сегодня у нас большой праздник!

Кивнув в знак благодарности, патриций взял небольшую чашу, в которой плескалась какая-то жижа неопределенного цвета и столь же странного вкуса, и, с усилием скрыв отвращение, сделал крохотный глоток.

— Мне хотелось бы отблагодарить вас за ваше великодушное гостеприимство. В моем обозе на той стороне виллы есть вино, которое я везу в Рим. Так вот, Деметрий, позови слуг и прикажи выгрузить его, чтобы выпить за ужином!

Рыбовод с удивлением посмотрел на Аврелия и поспешил повиноваться прежде, чем странный аристократ передумает.

— Прокул, Модест, бегите! Благородный сенатор дарит нам кувшин вина. Принесите его сюда, и мы выпьем за здоровье патриция!

— Одного кувшина на всех не хватит. Скажи, чтобы принесли все! — повелел патриций, с некоторым злорадством припомнив тех, чьему изысканному вкусу предназначалось старое фалернское, формийское и драгоценное калийское двадцатилетней выдержки. Но, перехватив восхищенный взгляд Невии, он почувствовал, что готов влить в пересохшие глотки крестьян содержимое всех своих богатейших подвалов.

Между тем его жест восхитил не только девушку. Из угла, где он сидел, чтобы не слишком обращать на себя внимание, на него растерянно смотрел Сильвий.

— Ave, Невия. Ave, Публий Аврелий. Какая приятная встреча, сенатор, не думал увидеть тебя здесь.

— Я тоже, по правде говоря, — ответил Аврелий, откровенно рассматривая нарядное одеяние вольноотпущенника и дорогое кольцо на его указательном пальце.

Скоро этот парень получит полмиллиона сестерциев, вспомнил он, и станет управлять всем как хозяин. И все же он держится так, словно его место среди самых несчастных рабов…

— А почему же мне не быть здесь? Я ведь недалеко ушел от раба, — ответил молодой человек.

— Есть рабы и рабы. Посмотри, например, на Кастора, моего секретаря: он богаче иного патриция и нисколько не завидует знатным господам! — пошутил патриций.

— Но все равно он только вольноотпущенник, бывший раб, а ты господин, которому он должен повиноваться.

— Очень хотелось бы мне, чтобы и он понимал это, — вздохнул Аврелий.

Тут александриец, словно прочитав его мысли, подлетел к ним в крайнем волнении.

— Dominus, dominus, у нас воруют вино! — в испуге закричал он. — Вот они, смотри, те двое. Они все забрали, даже калийское по пятьдесят сестерциев! Задержим их, пока не выпили все!

— Успокойся, Кастор, я сам так распорядился — я угощаю их вином…

— Ты… — Грек побледнел так, словно перед ним возник вдруг призрак его матери, славной женщины, душу и тело отдававшей своей работе, честной профессионалке, которую до сих пор вспоминало бесчисленное множество моряков. — Десять кувшинов барийского, фалернского, эрбульского! — с возмущением произнес Кастор, схватившись за голову. — Отдал этим вонючим рабам, ты, не давший мне ни капли, когда я умирал от жажды!

— Кастор, не хочешь ведь ты, чтобы говорили, будто Публий Аврелий Стаций, римский сенатор, угощает плохим вином! Я горжусь тем, что могу предложить вино только лучшего качества любому гостю, — засмеялся хозяин, а грек тем временем поспешил взять дело в свои руки, чтобы сократить потери.

— Я знаю этого Кастора, — сказал Деметрий. — Умный и честный человек. Представь себе, он продал мне очень нужный амулет всего за два сестерция.

— Мне довелось встретить твоего слугу в комнате одной служанки, — заметил Сильвий с явным неодобрением.

— Хорошо, что не в комнате ее хозяйки, — утешил его Аврелий.

Юноша с изумлением посмотрел на него, не веря, что аристократ может позволить себе подобную шутку. Ничего не ответив, он подал гостям две чаши.

— Невия, девушки из хороших семей не должны пить, — заметил патриций.

— В прежние времена, — шепнула она ему на ухо, — женщины держались подальше от вина, чтобы оно не подавляло половое влечение.

Аврелий заметил, как побледнел Сильвий. Он, конечно, слышал слова Невии, и они неприятно поразили его.

— Ты знаешь здесь кого-нибудь? — спросил его сенатор, желая сменить тему.

— Всех, разумеется. Прокул, которого ты послал за вином, мой отец, — сообщил Сильвий, спокойно указав на согбенного старика, что, хромая, нес на плече кувшин.

— А как же… — начал было Аврелий, но его прервали крики крестьян, приветствовавших хозяина.

Возможно ли, чтобы Сильвий оставался единственным, кому неизвестно его происхождение? — усомнился сенатор.

Гней тем временем появился из леса в сопровождении Паулины, Плаутиллы и мрачного Секунда, лицо которого, как всегда, было заносчивым и злым. Завидев младшего Плавция, Деметрий тут же схватился за талисман, сжал его и даже потряс, чтобы лучше подействовал.

Короткий кивок отца семейства дал всем понять, что старик еще не отошел от свалившегося на него горя и не намерен затягивать обряд. Действительно, он сразу же приказал привести корову, предназначенную Юпитеру. Жертвами Фавну и Аверну позднее займется Деметрий. Ни Фабриций, ни Елена не появились, отметил сенатор. Возможно, воспользовались ритуальным жертвоприношением, чтобы на свободе предаться любовным утехам.

Алтарь был готов, и к нему подтащили мучительно стонавшее животное с крепко связанными ногами. Все умолкли, наступила полная тишина.

Рабы с сокрушенным видом расположились полукругом возле жертвенника, под которым уже собрали вязанки сучьев для костра. В тот момент, когда остро отточенный нож Плавция вонзился в горло коровы, Аврелий краем глаза заметил, как Секунд, содрогнувшись, отвел взгляд.

Кровь хлынула к ногам Плавция и быстро впиталась в солому под вязанками. Точными движениями, повторявшимися его предками из века в век, Гней рассек туловище животного и красными, липкими руками извлек окровавленную печень.

Лицо Гнея Плавция, до сих пор спокойное и суровое, потемнело, когда трепыхающиеся внутренности выпали у него из рук и плюхнулись на песок.

Паулина тут же оказалась рядом с ним, а рабы в суеверном ужасе что-то глухо забормотали.

— Она гнилая! — объявил Плавций и еще более помрачнел. Жена взяла его под локоть, как бы поддерживая, и поспешно увела, рабы и крестьяне по-прежнему волновались.

— Несчастье, несчастье! Гнев богов сошел на нас!

— Плохое предзнаменование, — вздохнула Невия, — по меньшей мере, для тех дураков, кто в них верит.

Плаутилла в раздражении обернулась к ней.

— Тебе тоже стоило бы побеспокоиться, девочка, по крайней мере, пока ешь наш хлеб! Не хотелось бы, чтобы от знакомства с сенаторами у тебя закружилась голова! — прошипела она с искаженным от гнева лицом.

— Эй, а ты, случаем, не ревнуешь? — засмеялась Невия, придя в восторг.

Но Плаутилла Терция уже отвернулась, еле заметно всхлипнув, и поспешила в сторону виллы, вслед за ней направился и брат.

Когда Секунд дошел до леса, пальцы Деметрия, уже посиневшие от напряжения, с каким он сжимал волшебный амулет, немного расслабились.

— Слуги дома Плавциев, еще не сказано последнее слово. Взглянем на внутренности лани! — постарался он успокоить тревогу собравшихся возле алтаря крестьян.

— Братья, наш покровитель — Фавн, поэтому первое предзнаменование нас не касается, — помог ему Сильвий. — А с козой подождем до заката, мы же знаем, что боги Аида не любят свет. Пусть пока Деметрий чествует богов леса, и увидим, сердятся ли бессмертные на нас или наших хозяев!

Рыбовод, когда миновала угроза, олицетворяемая Секундом, вновь преисполнился энергии, быстро взял дело в свои руки и принес на алтарь вторую жертву.

Толпа испустила долгий вздох облегчения: внутренности молодой лани оказались красивыми и здоровыми. Рабы, успокоившись, предались праздничному веселью. А Невия, излишне возбужденная вином, начала было танцевать, подмигивая Аврелию.

— Что скажешь, сенатор? — спросила девушка, кружа возле него.

— Очаровательно и неприлично, — ответил патриций.

Однако выражение, какое он уловил в эту минуту в глазах Сильвия, нисколько не понравилось ему. «Завтра меня найдут мертвым в моей спальне, — неожиданно для самого себя подумал он. — Этого юношу уважают все рабы. Готов спорить, ради него они сделают все, что угодно…»

Но потом, взглянув на улыбающуюся Невию, он решил, что, пожалуй, рискнуть все-таки стоит…

* * *

Сильвий давно ушел. Видеть Невию в обществе этого красавца сенатора ему удовольствия явно не доставляло. С другой стороны, какие он может предъявлять на нее права? Ведь Сильвий — всего лишь вольноотпущенник, хоть в жилах его и течет хозяйская кровь.

Аврелий пожал плечами. Переживания этого юноши его не касаются. И сейчас у него приподнятое настроение. Невия определенно весьма нравится ему, даже, пожалуй, слишком.

«Боги Олимпа! — сказал он про себя. — Неужели я стану бегать за этой девчонкой?» Сорок лет, целая жизнь за плечами, кресло в сенате Рима, самые прекрасные и изысканные женщины столицы в его распоряжении, и вдруг его взволновала эта невесть что о себе возомнившая дурнушка, только что вышедшая из низов Неаполя?

— Сенатор, не угостишь ли еще вином? — смеясь, попросила Невия.

— Хватит, ты и так много выпила! — ответил патриций, забирая у нее чашу. — Пора возвращаться.

— Хорошо, но давай еще немного погуляем.

— Я уже все тут видел, — отказался патриций.

— Нет, не все! — возразила Невия, лукаво глядя на него. — Пойдем! — позвала она и решительно повела его за руку мимо строений, где жили рабы. — Ну-ка, взгляни сюда, — вскоре предложила она, разворошив кучу соломы, под которой оказалось несколько грубо вырезанных из дерева фаллосов. — А такое ты видел?

— Боги небесные! — воскликнул Аврелий, вскипев гневом. — Амулеты Кастора! Целый склад!

Костлявый старик — одни глаза да уши — неожиданно выглянул откуда-то и тут же рванулся, чтобы убежать.

— Скажи-ка, что тебе известно об этих вещах? — спросил сенатор, остановив его.

Человек, тоже походивший на кусок дерева — прямой и иссохший, — страшно перепугался. Рабу всегда лучше ничего не знать и изображать полного дурака: иногда такое поведение может спасти от плетей, а иногда — и от смерти.

Понадобилось немало терпения, чтобы успокоить его и объяснить, в чем дело. В эргастуле все знали, что он мастер вырезать что-либо из коры и опавших веток. Пришел добрый такой господин с острой бородкой и с греческим выговором и пообещал ему два асса — целых два асса — за десяток этих безделушек, а сделать их ничего не стоит. Только никто, сказал господин, не должен знать об этом, иначе — прощай вознаграждение!

— Священные амулеты киммерийцев, так вот где нашел их Кастор! — расхохотался Аврелий, следуя за Невией на виллу.

Так, смеясь, они вошли в полумрак леса. Девушка все замедляла шаги и наконец остановилась.

Аврелий вопросительно посмотрел на нее. И вдруг ему показалось, что она гораздо старше своих лет, что это уже взрослая, сложившаяся женщина.

— Сенатор, темнеет… — шепотом заговорила Невия. — Кругом ароматы цветущих деревьев, птицы поют…

— Ну и что?

— Как что — ты не поцелуешь меня?

Аврелий от души рассмеялся.

Девушка, ожидавшая поцелуя закрыв глаза и откинувшись на ствол дерева, в гневе сжала кулаки.

— Да поразит тебя Юпитер всеми своими молниями! Тебя и весь твой знатный род! — вскричала она в слезах и исчезла среди деревьев.

Аврелий увидел, как густая листва словно проглотила ее, и пожалел, что обидел ее. Он не видел Невию, но слышал приглушенные рыдания и шуршание сухой листвы под ногами.

Аврелий поспешил следом за ней. Дом уже близко, среди верхушек сосен видна башенка и рядом большой вольер.

Вдруг жуткий вопль взорвал тишину, словно крик какого-то смертельно раненного животного.

— Боги бессмертные, Невия! — воскликнул патриций и ускорил шаги.

Он нашел ее на земле возле вольера — сжавшись в комочек, она мучительно стонала.

Дверь в вольер оказалась открытой: недвижные ноги и распростертое в клетке тело придерживали ее.

— Осто… Осто… Осторо… — галдела птица с загнутым клювом, удобно расположившись на спине мертвого человека.

Цапля Катилина крепко стояла на песке и, словно выискивая что-то, поклевывала пробитую голову Секунда.