Жара следовала за путешественниками по пятам. Сухой зной Мадрида сменился более влажным климатом Генуи. Город, где предположительно родился адмирал, встретил детективов чистым безоблачным небом и благословенным морским бризом. В пути Эдвин не оставлял попыток примирить враждующие стороны: между испанцем и доминиканкой сохранялись натянутые отношения, и конца этому не было видно. Гостиница находилась поблизости от площади Акваверде, являвшейся первым пунктом итальянского маршрута.
Подгоняемые нетерпением, молодые люди отправились смотреть памятник Колумбу, даже не забросив чемоданы в гостиницу. Такси дожидалось их, пока они производили первый беглый осмотр.
Памятник как памятник, никаких намеков на то, что много лет назад он стал объектом варварского ограбления. Не исключено, что давным-давно в его недрах хранились важные документы, которые теперь очень пригодились бы следствию. Но тайник в настоящий момент скорее всего пустовал.
Компаньоны несколько раз обошли вокруг примечательного монумента, но никто из них не нашел слов, чтобы выразить свои мысли. Цоколь, как и колонна, служившая пьедесталом великому мореплавателю, имел более скромные размеры, чем у памятника в Мадриде. Но изваяние хотя бы отличалось некоторой оригинальностью: героя украшали длинные волосы, слегка развевающиеся на ветру.
На четырех опорах, выраставших по углам солидного постамента, покоились скульптурные аллегории мудрости, постоянства, благоразумия и милосердия. Пространство между скульптурами заполняли барельефы, изображавшие сцены из жизни Колумба: Колумб на заседании совета Саламанкского университета, Колумб устанавливает крест на вновь открытых землях, Колумб на аудиенции у Католических королей в Барселоне после первого путешествия, Колумб возвращается в Испанию в оковах после третьего плавания.
— Не мешало бы скопировать надписи, — прервал наконец молчание Эдвин. Его спутники словно воды в рот набрали.
Читая вслух надписи на фронтальной части постамента, Эдвин сделал пометку в блокноте:
A CRISTOFORO COLOMBO, LA PATRIA.
С правой стороны значилось:
MDCCCLXII DEDICATO IL MONUMENTO.
Надпись слева гласила:
MDCCCXLVI POSTE LE FONDAMENTA.
— Посмотрим теперь, что сзади, — суетился Эдвин. К немалой его досаде, коллеги по-прежнему упорно молчали.
DIVINATO UN MONDO, LO AVVINSE DI PERENNI BENEFIZI ALL’ANTICO.
— Кто-нибудь что-нибудь понимает? — спросил доминиканец.
— Если нужно, я поясню, — апатично отозвался испанец и бесцветным голосом перевел: — «Христофору Колумбу, отчизна. Сей монумент освящен в 1862 году. Основание заложено в 1846 году. Предвосхитив мир, он нашел его ради вечного благоденствия мира прежнего».
Эдвин кивнул и вскарабкался на массивное основание монумента, пытаясь понять, какая именно его часть пострадала от рук злоумышленников. Вскоре ему пришлось признать: за истекший век время стерло все следы ограбления. Отказавшись от мысли обнаружить зацепки, которые могли бы навести их на след, детективы вернулись в гостиницу.
Получив ходатайство испанской полиции расследовать обстоятельства инцидента на площади Акваверде, случившегося столетие назад, дежурный агент итальянского отделения Интерпола Бруно Верди удивился неожиданной просьбе: не иначе испанские коллеги решили над ним подшутить.
Оливер встретился с ним в условленное время в вестибюле гостиницы. Итальянский инспектор был облачен в кремовое. Костюм его, слегка облегая фигуру, намекал на превосходную физическую форму обладателя. Светлые, до плеч, волосы придавали полицейскому сходство с каким-то персонажем из американского телесериала, во всяком случае, так показалось испанцу. Под мышкой итальянец держал пухлую картонную папку с подшивкой пожелтевших и пропыленных бумаг, явно насчитывавших не один десяток лет.
— Странное же дело вам понадобилось! — протянул Верди, разглядывая испанского детектива.
— Мы расследуем кражу останков Колумба в Доминиканской республике и в Испании, — объяснил Оливер. — Любые соображения по поводу происшествия на площади Акваверде сто лет назад могут сослужить нам службу.
— Не понимаю, каким образом. Что за след привел вас в Геную? — Итальянец продолжал внимательно изучать визави, пытаясь понять, с кем он имеет дело.
— Воры в Санто-Доминго и в Севилье изобразили на гробницах подпись адмирала, повторив ее в мельчайших деталях. Мы прочитали в вырезках их итальянских газет, что монумент на Акваверде после ограбления тоже разукрасили живописью, как и у нас.
Итальянец, открыв папку, начал доставать из нее бумаги. Оливер заметил, что большую их часть составляли отчеты. Через пару минут инспектор наткнулся на несколько рисунков. Они изображали место преступления.
— Вот вам зарисовки, сделанные по горячим следам очевидцами, жителями квартала. Но имейте в виду: изобилия фотокамер в ту пору не наблюдалось! — Верди усмехнулся.
Перед испанцем лежал не рисунок, скорее схема. На ней хорошо было видно: грабители сняли четвертую мемориальную плиту. Как раз ту, на которой текст чуть более сложный, подумал Оливер.
— «Divinato un mondo, lo avvinse di perenni benefizi all’antico», — прочитал по-итальянски Верди. — Эту плиту они разбили, чтобы проникнуть внутрь. Никто и не подозревал, что в цоколе такая глубокая полость.
— А известно, что было в нише?
— Да. Не меньше трех свидетелей наблюдали, как грабители, убегая, тащили охапку связок бумаг. Но у нас нет информации о содержании.
— А откуда явствует, что речь шла именно о текстах, а не, допустим, рисунках или чем-то подобном? — спросил заинтригованный Оливер.
— Вообще-то не знаю, — неохотно признался Верди.
Слегка раздраженный, он повернулся на стуле и закурил, заполнив пространство меж ними дымом.
— Очень прошу, если узнаете что-нибудь еще, сообщите нам, — серьезно проговорил Оливер. — Мое правительство придает большое значение этому делу. Если нужно, я обращусь к испанскому послу.
— Так и быть. Мы располагаем по крайней мере одной оригинальной страницей, уцелевшей после ограбления. Ее подобрали свидетели.
— Можно взглянуть? — оживился Андрес.
— Да, но сначала я хотел бы услышать, что вам удалось выяснить в процессе следствия. — Верди не спешил.
Оливер это предвидел. Итальянец не отдаст ему документ просто так. Интересно, почему тот проявляет столь повышенный интерес к делу? И что может содержаться в том документе?
Не вдаваясь в подробности, Оливер рассказал историю ограбления кафедрального собора Севильи, упомянув о его сходстве с преступлением на Маяке в Санто-Доминго. О документах, извлеченных из памятника Пикман в картезианском монастыре Севильи, и об их последующем похищении он намеренно умолчал.
— Иными словами, вы не имеете представления, с какой елью похитили останки первооткрывателя, то есть нашего соотечественника Христофора Колумба? — вопросительно уточнил Верди.
— Пока нет, но мы занимаемся этим. Надеюсь, источник, что вы собирались мне предъявить, поможет нам продвинуться дальше.
Помедлив, Верди вытащил фотокопию текста, написанного по-испански.
Оливер, сгорая от любопытства, прочитал вслух:
— «Где он, там и мы. Прошло много лет, и вот мы здесь. Наша миссия должна продолжаться, и наступит день, когда мы достигнем цели. Бог да поможет нам.
Наше сокровище где-то там, в том самом море, поглотившем нас на много месяцев. Море уносило нас куда хотело, мы же были бессильны выправить курс. Единственными свидетелями тех страшных дней остаются ветер, дождь и течения, сопутствовавшие нам.
Корабли все были источены червями и не держались на воде. В конце года мы вошли в реку, предоставившую нам временное пристанище, и мы смогли собраться с силами, а также запастись фруктами, мясом и другими продуктами, которые выменяли у индейцев.
В январе устье реки стало непроходимым, и нам пришлось задержаться. К великому нашему огорчению, чтобы вывести суда, их пришлось разгрузить. Однако сокровище мы увезли с собой.
Несколько лодок возвратилось на реку, чтобы запастись солью и водой. Едва мы вышли, вновь поднялось волнение и море стало бурным. И все повторилось сначала».
— И это все, — сказал Бруно Верди.
— Но вы говорили — «по крайней мере» одна страница. Есть еще?
— Я сказал, что нашли по крайней мере одну страницу из пачки документов. Были и другие, выявленные чуть позже, но они утрачены. Мы не уверены, что в архивах сохранились хотя бы их копии. Если честно, больше мне нечего вам ответить, — категорически заявил итальянец.
— Могу я сделать копию данного текста? — спросил Оливер.
— Нет.
Оливер изумленно посмотрел на коллегу.
— Поймите, сеньор Оливер! В документе речь идет о неком сокровище. Все, что касается Христофора Колумба, для нас очень важно. Мы хотим принять участие в расследовании. Если вы согласны, мы сами выдадим вам копию текста.
— Требование некорректно и выходит за рамки всех международных соглашений. Сожалею, но я сообщу нашему послу о ваших намерениях. — Оливер не скрывал раздражения.
— Я прошу вашего снисхождения. Для нас это очень важно. Дело касается генуэзца и… сокровища.
— А для нас все еще важнее! У нас похитили останки человека, создавшего всю Испанскую империю, — отрезал Оливер на прощание.
Позже он в подробностях описал эту встречу друзьям и попытался воспроизвести текст по памяти. Построение фраз, тип письма и даже содержание очень напоминали, по его мнению, документы, найденные в Севилье. Слово «сокровище» прозвучало для его товарищей точно гром среди ясного неба, едва он его произнес.
— Хочешь сказать, в тексте шла речь о сокровище? Именно так, буквально? — поразился Эдвин.
— Да. Для меня это тоже стало неожиданностью. Вот уж не думал, что пропажа останков и следствие выведут нас на эту дорожку, — вынужден был признаться Оливер.
Альтаграсиа молчала. В голове у нее пронесся вихрь мыслей. И самой главной среди них была та, что Андрес Оливер не принимал в расчет мнение ее друзей, доминиканских ученых. А теперь, извольте видеть, подтверждалась теория, которую они выдвинули в самом начале.
— Позволю себе напомнить: донья Мерседес, дон Рафаэль и дон Габриэль еще на первом нашем совещании высказывали предположение, что мотивы ограбления были чисто меркантильными, — с упреком заметила Альтаграсиа. — Мы не сочли нужным к ним прислушаться.
Закончив фразу, она набралась мужества и взглянула Оливеру прямо в глаза — впервые за много дней. Испанец попытался переосмыслить ситуацию в свете открывшихся обстоятельств. В чем-то доминиканка, безусловно, права, учитывая содержание генуэзского документа. Оливер был человеком твердых принципов. Он не привык легко сдавать позиции, ведя следствие, предпочитая доверять собственному чутью. Оно редко его подводило, хотя дела за время службы попадались ему самые разные. Но может быть, на сей раз он совершил ошибку, не доверяя друзьям Альтаграсии?
— Прошу у тебя прощения. Я заблуждался. Факты как будто указывают на то, что теория твоих друзей небезосновательна, — с усилием выговорил испанец. — Кажется, нам теперь следует рассмотреть все возможные версии исходя из гипотезы, что грабители ищут сокровища, иными словами — деньги.
— Знаешь, мне говорили, что вы, испанцы, заносчивы, а я еще удивлялся! — не без иронии прокомментировал Эдвин. — Но теперь вижу: нет дыма без огня.
— Между прочим, я извинился, — возразил Оливер. — Заносчивая как раз она. Не я.
— Хорошо, — примирительно кивнул доминиканец. — Мальчик просит у девочки прощения. Может, девочке стоит простить мальчика, а?
Альтаграсиа подняла глаза на Оливера и одарила его едва заметной улыбкой.
— У нас в стране принято урегулировать подобные недоразумения и конфликты поцелуем. Разве нет, Альтаграсиа? Ну так вперед.
Испанец и доминиканка встали на ноги и положили конец своим разногласиям, скрепив мировую легким поцелуем в щеку. Эдвину он показался страстным лобзанием в губы. И очень ему не понравилось, как они обнялись после поцелуя. Если уж на то пошло, совсем не понравилось.
Летний вечер в Генуе сулил хороший отдых. Напряжение, не покидавшее их от самого Мадрида, похоже, спало. Обстановка разрядилась. Они обосновались в открытом, показавшемся им уютным кафе в сердце Генуи и с радостью почувствовали, как возвращается прежняя атмосфера приязни и доверия, установившаяся в их отношениях с первых дней знакомства в Санто-Доминго. Заказанное пиво и наметившийся прогресс в расследовании способствовали безоблачному настроению. Все серьезные вопросы отложили до завтра. Утром они подведут итоги по состоянию дел на данный момент и наметят план действий. А сейчас — развлекаться!
— Как твоя голова, Эдвин? — спросил Оливер.
— Хорошо, уже почти не болит. Завтра нужно наведаться к врачу, чтобы он снял швы.
— Рад слышать! — вздохнул Оливер с облегчением. — Никогда себе не прошу, что оставил тебя одного.
— Да будет об этом! Самое главное, нам удалось вскрыть новые факты в деле.
— Вы хорошо знаете Геную? — спросил испанец приятелей.
— Нет, — ответила Альтаграсиа. — Я несколько лет училась в Париже и оттуда объездила почти всю Францию, Германию и Италию, но в Генуе не была никогда.
— Я не знал, что ты училась во Франции, — заметил Оливер.
— Да. Сначала я получила высшее образование в Санто-Доминго, а затем училась в докторантуре в Париже, в Сорбонне.
— А ты знаешь город? — обратился Оливер к Эдвину.
— Нет. Боюсь, у нас с Альтаграсией изначально были разные возможности. Я фактически не выезжал из страны до вот этого нашего путешествия. Я впервые в Италии и никогда не бывал во Франции.
— Италия — великая страна, накопившая огромные исторические богатства. У итальянцев с испанцами, а также и со всеми латиноамериканскими народами очень много общего. Помимо прочего похожи язык, традиции и даже музыка. И я хочу сделать вам сюрприз. Вставайте и пойдемте со мной.
Самолет, на котором летела донья Мерседес с неизменными своими спутниками, совершил посадку в аэропорту Христофора Колумба в Генуе. Путешествие из Мадрида выдалось беспокойным, а так как донья Мерседес недолюбливала высоту, рейс показался ей бесконечно долгим. Она испытывала недовольство собой, поскольку в полете от страха была сама не своя и не сумела скрыть слабость. А она не привыкла выставлять чувства напоказ. Как могла, она собралась внутренне и попыталась вести себя с присущей ей сдержанностью. Такая женщина, как она, не могла позволить себе утратить силу воли в ответственный момент. Являясь потомком древнейшего рода, плоть от плоти родной земли, она внушала уверенность: ее предки заставляли уважать себя первых европейских поселенцев в Новом Свете. Кровь, что текла в ее жилах, принадлежала народу, запугать который невозможно ни под каким видом.
Спустившись по трапу, она полной грудью вдохнула генуэзский воздух. Он был более свежим, чем мадридский. Вот они, бодрящие свойства универсального наследства, обладателем коего рано или поздно становится любой турист! Увидев во второй раз город, с которым было связано столько воспоминаний, она захотела пережить хотя бы намек на те чувства, что хранились на дне ее души.
Ученые приложили определенные усилия, чтобы случайно не поселиться в отеле, где обосновались детективы. Они выбрали маленькую гостиницу рядом с аэропортом на окраине города. Гостиница фактически была обычным придорожным мотелем, но выглядела вполне прилично. Во всяком случае, приемлемо, чтобы там можно было отдохнуть после трудного путешествия. Разместившись, они первым делом позвонили инспектору Бруно Верди.
— Нужно встретиться, — произнесла донья Мерседес.
— Да, непременно, — отозвался итальянец. — Завтра рано утром я представлю подробный отчет о встрече.
— Надеюсь, вы дали ему вполне конкретную информацию. Мы не имеем права рисковать.
— Именно так. Мы с вами тщательно все обсудили. На меня можно положиться, не сомневайтесь.
«Асукар». Так называлось заведение, куда пришли детективы. В отделке фасада бара были щедро использованы карибские мотивы: явный намек на то, что в этом местечке можно потанцевать под музыку Центральной Америки. Ритмы доминиканской меренге так грохотали в зале, что прекрасно было слышно на улице. Альтаграсиа с восторгом приняла предложение Оливера, предвкушая удовольствие. Она и вообразить себе не могла, что в этом городе можно будет от души потанцевать. Заведение соответствовало концепции ресторана с живой музыкой. Владельцы — семья кубинцев — предлагали здесь разнообразные танцевальные мелодии в стиле латино, включая сальсу и прочие карибские ритмы. Компания выбрала столик поближе к сцене. В ресторане подавали блюда, адаптированные к итальянским вкусам: паста присутствовала в меню во всех видах.
— Да уж, на нашу кухню это ничуть не похоже, — возмутился Эдвин. — Не предлагают ни чичаррон-де-польо, ни тостонес.
— Зато у них наверняка найдется доминиканский ром, — рассмеялся в ответ Оливер. — Дела не так уж плохи! Вот посмотришь! Но почему вы не танцуете?
Доминиканцы вышли на площадку. Другие парочки тоже двигались в ритме меренге, однако от наших друзей невозможно было отвести глаз. Они словно растворились в музыке, следуя каждому ее такту. Взгляды присутствующих были прикованы именно к ним. Испанец наблюдал за друзьями с улыбкой, испытывая чувство гордости оттого, что находится в компании тех, на кого с благоговением взирает весь зал.
Танец закончился. Ресторан взорвался аплодисментами. Эдвин раскланялся в ответ на овации, Альтаграсиа поспешно проскользнула к своему столику, спасаясь от пристального внимания. Как только оба уселись, Оливер не удержался:
— Никогда не видел ничего подобного! Вы великолепная пара.
— В танцах — да, — ответила Альтаграсиа.
— А ты? Может, рискнешь? — подзадорил приятеля Эдвин.
— Ни за что, — откликнулся тот. — Я бы с радостью! Но сначала мне нужно поучиться летать.
Пока друзья хохотали, кто-то поинтересовался, какую для них сыграть песню, чтобы продолжить танцы. Эдвин настойчиво попросил исполнить старинную бачату, очень популярную на Гаити. Зазвучала музыка, медленная и романтическая, и доминиканец вновь пригласил свою соотечественницу в круг. Испанец разгадал стратегический замысел коллеги. Музыка, более плавная и чувственная, чем меренге, обязывала партнеров держаться почти вплотную друг к другу. Избитая тактика, подумал Оливер. В этот момент зазвонил его мобильный. Чтобы услышать хоть что-нибудь, ему пришлось выйти из ресторана.
Звонил Ричард Рональд — с предложением встретиться в Майами, и поскорее.
Сердце Оливера учащенно забилось, но он не понимал причины.