Грузин и школьница

Надя и Сталин были мужем и женой четырнадцать лет, но у большевиков, в том числе и семейных, год считался за три. Сталины вместе занимались подпольной работой, поддерживали близкие отношения с Лениным. Затем была Гражданская война. Сталин знал семью Аллилуевых почти тридцать лет. С Надей же он впервые встретился в 1904 году. Ей тогда было три года, а ему – двадцать пять, и он уже шесть лет был марксистом.

Иосиф Виссарионович Джугашвили родился не 21 декабря 1879 года, как было написано во всех официальных биографиях. Сосо, именно так его звали в детстве, появился на свет в маленькой хижине (она сохранилась и сейчас), принадлежащей родителям – Виссариону или Бесо Джугашвили и Екатерине, Кеке, урожденной Геладзе, а произошло это на год раньше официальной даты, 6 декабря 1878 года, в Гори, маленьком городке на берегу реки Кура.

Отец Сосо был сапожником. Горячий грузин не любил сидеть на одном месте. Зато он любил выпить и часто лупил жену с сыном. Кеке тоже любила распускать руки и, как позже вспоминал Сосо, нередко колотила его. Однажды мальчик бросил в отца, в очередной раз избивавшего мать, нож.

Наконец, Кеке выгнала мужа из дома. Сталин гордился, что у его матери был сильный характер. Позже Бесо заставил Сталина поехать с собой в Тифлис. Там он начал учить его ремеслу сапожника, но Кеке при помощи знакомых священников отбила сына.

Мать Сталина работала прачкой в домах горийских богатеев. Она была очень набожной женщиной, регулярно ходила в церковь и часто разговаривала со священниками, которые защищали ее. Набожность не мешала Кеке быть практичной женщиной, решающей вполне земные заботы: не исключено, что для того, чтобы прокормить себя и сына, она могла быть любовницей хозяев. Эти слухи породили легенды, которые часто вплетаются в истории происхождения многих знаменитых людей. Возможно, отцом Сталина был не Виссарион Джугашвили, а Коба Эгнаташвили, состоятельный владелец харчевни, бывший офицер и большой любитель борьбы. Официально он считался его крестным отцом. Во всяком случае, спустя много лет Сталин всячески защищал и опекал двух сыновей Эгнаташвили. Они до самой смерти поддерживали с ним дружеские отношения и в старости часто вспоминали о том, как отец умел и любил бороться. И все же нужно признать, что даже великие люди часто бывают детьми простых родителей. Скорее всего, отцом Сталина все же был Бесо. Это подтверждает и поразительное сходство между ними. Хотя Сталин, большой любитель мистификаций и тайн, однажды сказал, что он сын священника.

Родился Сталин со сросшимися вторым и третьим пальцами левой ноги. Оспа сделала его рябым, а после столкновения с лошадью у него начала сохнуть левая рука. Со временем Сосо превратился в вечно мрачного юношу с нездоровым цветом лица, красновато-карими глазами в крапинку и густыми черными волосами. Таких в Грузии называют «кинто», сорванцами. С раннего детства он отличался большим умом и смекалкой. Честолюбивая Кеке хотела, чтобы он стал священником.

В зрелом возрасте Иосиф Виссарионович хвастался, что в пять лет он уже умел читать. Учился маленький Сосо у отца Чарквиани.

В 1888 году Сталин поступил в Горийское духовное училище, а затем, в 1894 году, с отличием его закончил, получил пятирублевую стипендию и направление в духовную семинарию в Тифлисе, главном городе Грузии.

В 1910 году Бесо погиб в пьяной драке.

Грубоватый юмор и суровую дисциплину Иосиф Виссарионович унаследовал от матери. Иногда он посылал Кеке деньги, но, начиная с юных лет, никогда не был с ней особенно близок. Сталин не любил говорить о родителях и детстве, но бессмысленно чрезмерно копаться в его психологии. Очевидно, что его эмоциональное развитие затормозилось и ему не хватало жалости и сочувствия. Однако это не помешало Иосифу развить в себе необыкновенную проницательность.

* * *

Духовная семинария дала Сталину только формальное образование. Ему не нравились система обучения школы-интерната. Она строилась на вопросах и ответах, «иезуитской» слежке, вторжении в личную жизнь семинаристов, подавлении их чувств и свобод. Но жизнь в семинарии оказала на него столь большое влияние, что всю оставшуюся жизнь он продолжал оттачивать и совершенствовать стиль и методы своих наставников. Семинария пробудила в Иосифе страсть к чтению и самообразованию. Сталин стал атеистом уже на первом курсе. Вскоре Сосо увлекся марксизмом.

В 1899 году отчисленный из семинарии Сталин решил сделаться профессиональным революционером, вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию и взял кличку Коба – в честь героя его любимого романа Александра Казбеги, «Отцеубийца», смелого и мстительного кавказского разбойника. Коба объединил научный марксизм со своим буйным воображением: он опубликовал несколько романтических стихотворений до того, как поступил работать на Тифлисскую метеорологическую станцию, – это была единственная официальная работа Сталина до революции 1917 года, после которой он стал одним из правителей России.

Коба был уверен, что панацея от всех бед человечества заключается в марксизме. Эта философская система как нельзя лучше подходила его требовательному характеру. По натуре он был драчуном, мелодраматическим буяном, поэтому марксизм устраивал его еще и наличием классовой борьбы. Доведенная до паранойи конспиративность нетерпимой и болезненно обостренной большевистской культуры идеально подходили самоуверенной замкнутости Иосифа и его любви к интригам. Российские социал-демократы представляли собой настоящий интернационал, где были русские, армяне, евреи и грузины, рабочие и аристократы, интеллектуалы и сорвиголовы. Они организовывали забастовки, создавали подпольные типографии, проводили митинги и устраивали самые банальные грабежи. Несмотря на объединяющее всех начало – марксизм, – в партии всегда существовало четкое разделение между образованными буржуазными эмигрантами, такими, как сам Ленин, и грубыми «людьми дела», которые оставались в России. Подпольная жизнь с ее постоянными переездами с места на место и вечной опасностью ареста оказала огромное влияние на формирование характера Сталина и его товарищей.

В 1902 году Кобу арестовали и отправили в Сибирь. Это была первая из семи ссылок будущего вождя, причем из шести он благополучно бежал. Нельзя не заметить, что царские ссылки по условиям содержания и быта не шли ни в какое сравнение со сталинскими концентрационными лагерями. Русские цари оказались плохими полицейскими. Ссылки больше походили не на суровое наказание смутьянов, стремящихся свергнуть существующий строй, а на отпуск в какой-нибудь отдаленной сибирской деревне. Здесь заключенные отдыхали от революционной работы, читали, знакомились, начинали любить и ненавидеть друг друга, переписывались с товарищами в Санкт-Петербурге или Вене, обсуждали темные и малопонятные проблемы диалектического материализма и заводили романы с местными девушками. За порядком среди сосланных обычно следил один жандарм. Когда ссыльным надоедало такое вольное, но скучное существование или их звала революция, они бежали. Хотя, по большому счету, уход из ссылки и побегом-то нельзя назвать. Главное было пройти через тайгу и добраться до ближайшей железной дороги. Как неприятное воспоминание о ссылках у Кобы остались проблемы с зубами, которые мучили его всю оставшуюся жизнь.

Коба быстро сделался активным сторонником и верным последователем Владимира Ильича Ленина. На какое-то время ленинская работа «Что делать?», положившая, собственно говоря, начало всему ленинизму, стала его настольной книгой. Конечно, Ленин был гигантом мысли. Его заслуга состоит в том, что он сумел объединить маккиавелистическую практичность захвата власти с теоретической идеей господства марксистской идеологии. Воспользовавшись расколом в стане российских социал-демократов, Владимир Ильич со временем создал собственную большевистскую партию. Он выдвинул теорию, согласно которой высокоразвитая боевая партия профессиональных революционеров сможет захватить власть для рабочих. Затем, утверждал он, партия будет править от их имени при помощи диктатуры пролетариата. Необходимость в диктатуре пролетариата, по Ленину, отпадет только тогда, когда будет построен социализм. Видение Ильичом большевистской партии как передового отряда армии пролетариев, небольшой группы руководителей, сражающихся за правое дело, сделали большевизм воинствующей идеологией.

Вернувшись в 1904 году в Тифлис, Коба познакомился с будущим тестем. Сергей Аллилуев был на двенадцать лет старше его; неплохой инженер-электрик был женат на Ольге Федоренко, женщине с очень сильным характером. В жилах этой красавицы текла грузинская, немецкая и цыганская кровь. Такой коктейль делал ее очень страстной натурой. Она завязывала романы с революционерами. Среди ее любовников были русские, поляки, венгры и даже турки. Ходили слухи, что перед чарами Ольги не устоял и молодой Сталин – якобы он является настоящим отцом своей будущей жены, Нади. Конечно же, это не так, по крайней мере в части отцовства. Наде Аллилуевой было три года, когда его родители встретились со Сталиным, так что стать отцом девочки он никак не мог. Однако слухи о романе с Ольгой звучат вполне правдоподобно. Кстати, не исключено, что Сталин сам их и распускал.

Задолго до того, как между Сталиным и Надей родилась любовь, они уже были частью большой большевистской семьи, собиравшейся в доме Аллилуевых. Кое-кто из них присутствовал и на том роковом ноябрьском ужине на квартире Ворошилова в 1932 году. Между прочим, по слухам, существовала еще одна причина тесной связи Аллилуевых и Кобы: в Баку будущий вождь спас Надю – девочка упала в Каспийское море и едва не утонула. Очень романтичное начало, ничего не скажешь!

* * *

В первый раз Коба женился на представительнице другой многочисленной большевистской семьи. Екатерина, или Като, как ее звали родные и друзья, была привлекательной смуглой грузинкой. Все, кто знал эту женщину, отмечали, что у нее мягкий, покорный характер. Она родилась в известной семье грузинских революционеров Сванидзе. Ее брат Александр в свое время закончил Тифлисскую духовную семинарию, ту самую, из которой отчислили Кобу. Позже он на правах родственника вошел в кремлевский клан. Като жила в жалкой лачуге около нефтяных промыслов в Баку. Вскоре она родила сына Якова. Коба продолжал активно заниматься подпольной работой и редко бывал дома.

Во время революции 1905 года, в ходе которой еврей-журналист Лев Троцкий попал в Петербургский совет, Коба утверждал, что организовал крестьянские выступления в грузинской области Картли. После решительных действий царского правительства он отправился на конференцию большевиков в Таммерфорсе, в Финляндии. Там Коба впервые встретился со своим кумиром, Лениным, которого называл «горным орлом». В следующем году Коба приехал на партийный съезд в Стокгольм. По возвращении начал вести жизнь кавказского разбойника, организовывая ограбления инкассаторов и банков, «экспроприации», как их называли революционеры. Эксы были главным источником доходов партийной казны. В старости вождь любил хвалиться, что только во время экспроприации на Ереванской площади он с друзьями захватил четверть миллиона рублей!

По возвращении с очередного партийного съезда, на этот раз из Лондона, Иосифа Виссарионовича ждала личная трагедия. 25 ноября 1907 года у него на руках в Тифлисе скончалась от туберкулеза горячо любимая, хотя и основательно позабытая жена. Коба говорил, что ее смерть разбила ему сердце.

Сталин оставил сына Якова родственникам жены, Сванидзе, а сам вернулся к революционной борьбе. Он отправился в Санкт-Петербург, прятался у Аллилуевых, но был схвачен и в конце концов вернулся на место своей последней ссылки, в маленький городок Сольвычегодск. В январе 1910 года Коба поселился в доме молодой вдовы Марии Кузаковой, которая родила ему сына.

После очередного побега в 1912 году Коба вернулся в Петербург и поселился на одной квартире со скучным большевиком, который со временем стал одним из его самых близких друзей. Вячеславу Скрябину тогда было двадцать два года. Следуя неписаным революционным законам, он взял промышленный псевдоним – Молотов. Коба тоже решил придумать аналогичный псевдоним. Так в 1913 году Иосиф Джугашвили стал Сталиным. Не исключено, что Коба пользовался этим псевдонимом и раньше, и не только из-за аналогии со сталью. Возможно, он позаимствовал его у пышногрудой привлекательной большевички Людмилы Сталь, с которой у него в свое время был роман.

На Пражской конференции большевиков 1912 года «чудесный грузин», как называл Сталина Ленин, был кооптирован в состав ЦК партии. В ноябре того же года Коба отправился из Вены в Краков на встречу с Лениным и жил у него некоторое время: Ленин помогал своему истовому ученику писать статью по очень важному вопросу – о национальной политике большевиков, по которой с тех пор Сталин считался большим специалистом. В работе «Марксизм и национальный вопрос» автор утверждал, что большевики должны сохранить Российскую империю. Эта статья принесла Кобе статус партийного идеолога и еще больше укрепила доверие Ленина.

В феврале 1913 года Иосифа Сталина вновь арестовала охранка, тайная царская полиция. И опять – последовала удивительно легкая ссылка. По одной из версий, мягкость приговора объясняется тем, что Коба был агентом охранки. Многие большевики являлись даже не двойными, а тройными агентами. Коба наверняка был не прочь избавиться от товарищей, которые выступали против него, но, как отмечали сами сотрудники охранки в своих рапортах, при любых обстоятельствах он оставался фанатичным марксистом: это стало основополагающей чертой характера.

Местом последней ссылки Сталина выбрали северо-восток Сибири. Его отправили в далекий Туруханск, крошечный городок, расположенный за Северным полярным кругом. Боясь очередного побега, полиция перевела Сталина в удаленную деревню Курейка. Местные жители придумали ссыльному новое прозвище: Оська Корявый – из-за рябого лица. Однако вскоре успехи на рыбалке убедили крестьян, что Сталин обладает какими-то сверхъестественными способностями. Отношение к нему изменилось. В Курейке у него появилась очередная пассия. Сталин жаловался Сергею и Ольге Аллилуевым на ужасную природу Туруханского края и умолял прислать хотя бы почтовую открытку.

Несмотря на все невзгоды, это было удивительно счастливое время в его жизни. О Курейке Сталин вспоминал до самой своей смерти. Особенно нравилось ему рассказывать об охоте.

Просчеты царских генералов и продовольственных интендантов в годы Первой мировой войны подточили силы монархии, которая, к удивлению самих большевиков, не ожидавших такого развития событий, в феврале 1917-го сменилась Временным правительством. Сразу же после известия об этом Сталин выехал в столицу. 12 марта он приехал в Петербург и в тот же день навестил Аллилуевых. Черноволосой Наде в то время было уже шестнадцать, она превратилась в настоящую красавицу. Надежда, ее сестра Анна и брат Федор, открыв рот, слушали рассказы гостя о его приключениях в Сибири. От Аллилуевых Сталин отправился в редакцию «Правды».

«Правду» тогда редактировал Молотов. Иосиф Виссарионович немедленно оттеснил его от руководства органом большевистской партии и занял место главного редактора. Весной 1917 года Молотов занимал радикальную антиправительственную позицию. Сталин и один из самых близких друзей Ленина, Лев Каменев (настоящая фамилия Розенфельд), придерживались умеренных взглядов. Ленин приехал в Петербург 4 апреля и быстро уговорил Сталина перейти на более жесткую платформу.

Временное правительство решило арестовать Ленина. Ему пришлось бежать в Финляндию. Сталин спрятал его на время у Аллилуевых, сбрил ему бородку и затем отвез в безопасное место.

25 октября 1917 года Ленин начал большевистскую революцию в России.

* * *

Скорее всего, в те дни Иосиф Виссарионович Сталин был лишь не очень заметным «серым пятном», но самое главное – он был пятном Ленина. Троцкий соглашался, когда говорили, что Ленин действовал главным образом через Сталина. Причина проста: у полиции Коба вызывал гораздо меньший интерес. В правительстве Ленина Сталину достался Народный комиссариат по делам национальностей с маленьким штатом: один секретарь, Федор Аллилуев, и одна машинистка – Надя.

В 1918 году дела у большевиков обстояли плохо: они изо всех сил боролись за выживание. Перед угрозой стремительного немецкого наступления Ленин и Троцкий были вынуждены пойти на прагматический Брестский мир. По нему кайзеру досталась большая часть Украины и Прибалтика. После разгрома Германии положение не особенно улучшилось. На смену немецким интервентам пришли британские, французские и японские. Одновременно с иностранцами на шатающийся красный режим, который для укрепления безопасности перенес столицу из Петербурга в Москву, со всех сторон наседали белые армии. Скоро осажденная империя Ленина сократилась до пределов Московского княжества в его средневековых границах.

В августе 1918 года на Ленина было совершено покушение. Большевики ответили врагам волной террора. В сентябре выздоровевший Ленин провозгласил Россию военным лагерем. Самыми безжалостными исполнителями приказов Ленина по уничтожению врагов революции были Троцкий и Сталин. Троцкий, нарком по военным и морским делам, создал Красную армию и руководил ею из бронепоезда. Только эти два лидера могли попасть в кабинет Ленина без предварительной записи у секретаря.

Для принятия решений Ленин создал Политическое бюро (политбюро) партии из пяти человек, куда входили и Троцкий со Сталиным. Троцкий, еврейский интеллектуал в очках, был героем Октябрьской революции, по славе немногим уступал самому Ленину. Сталин был менее известен широким массам и многим казался грубым провинциалом. Но высокомерие Троцкого и его манера разговаривать со всеми свысока обижали «старых нелегалов» на местах, говоривших на простом русском языке; им более импонировали упрямство и практичность Сталина. Коба видел в Троцком главное препятствие своего карьерного роста.

Решающую роль в карьере и женитьбе Сталина сыграл Царицын, город, занимающий стратегически важное положение на нижней Волге. В 1918 году возникла реальная угроза захвата белыми этих ворот к зерну и нефти Северного Кавказа, а также ключевого пункта на пути к Москве. Ленин назначил Сталина ответственным за продовольственные запасы на юге России и отправил в Царицын. Вскоре Коба стал комиссаром и получил практически неограниченные полномочия в управлении войсками.

Сталин прибыл в Царицын 6 апреля в бронепоезде под охраной 400 красногвардейцев. Его сопровождали Федор Аллилуев и совсем юная машинистка Надя. В городском руководстве царили полная некомпетентность и предательство. Коба взялся за наведение порядка засучив рукава. Первым делом он приказал расстрелять всех, кто подозревался в связях с контрреволюционерами. Пройдет много лет, и Ворошилов назовет деятельность Сталина в Царицыне безжалостной чисткой тыла, проведенной железной рукой. Ленин был доволен своим помощником, но потребовал действовать еще беспощаднее.

Именно в Царицыне Иосиф Виссарионович окончательно понял, что самым простым и наиболее эффективным орудием в политической борьбе является физическое уничтожение врагов. К такому же выводу приходили и другие революционеры. Большевики времен Гражданской войны, одетые в кожаные пальто, черные сапоги и перепоясанные ремнями, на которых висели маузеры, с радостью приняли культ насилия.

В этом же городе на Волге Сталин встретился и подружился с Ворошиловым и Буденным, еще двумя участниками того рокового ноябрьского ужина в Кремле 8 ноября 1932 года. Эти кавалеристы стали ядром зарождающейся группы поддержки будущего вождя. В июле, когда положение на фронте резко ухудшилось, Сталин заявил, что ему нужна военная сила, и взял под контроль армию. Такой метод руководства – обычный для революции – необходим для выживания, однако это был и открытый вызов Троцкому, который создал Красную армию при помощи так называемых военных специалистов, бывших царских офицеров. Сталин сомневался в их полезности, не доверял им и при первой возможности расстреливал.

Коба жил в роскошном спальном вагоне, раньше принадлежавшем известному цыганскому певцу. Бывший владелец обтянул стены светло-синим шелком. Здесь Сталин и Надя, вероятно, стали любовниками. Ей было семнадцать, ему тридцать девять. Наде поездка в Царицын, наверное, казалась очень увлекательным приключением. Свой штаб Сталин разместил в поезде. Отсюда он постоянно посылал в ЧК приказы о расстрелах.

Сталин и Ворошилов с Буденным образовали военную оппозицию против Троцкого, которого прозвали опереточным командиром и болтуном. Когда Коба арестовал большую группу военспецов и посадил ее на баржу на Волге, Троцкий прислал гневную телеграмму, требуя всех немедленно отпустить. Сталин не обратил на нее внимания и приказал баржу затопить. «Смерть решает все проблемы, – будто бы сказал тогда Сталин и произнес свою крылатую фразу: – Нет человека – нет проблемы». Это было вполне по-большевистски.

Ленин отозвал Сталина в Москву. Не имело значения, что Коба, очевидно, ухудшил положение на юге, уничтожив опытных офицеров, которые могли бы оказать помощь красным командирам, и поддержав размахивающих саблями авантюристов и сорвиголов. Главным для Ленина было то, что Сталин действовал безжалостно. Больше его ничто не интересовало.

В Царицыне Сталин, наверное, увидел мельком свою будущую славу генералиссимуса. Более того, вражда со Львом Троцким и дружба с царицынскими кавалеристами были взаимосвязаны: не исключено, что Кобу восхищали в Буденном и Ворошилове храбрость и наплевательское отношение к опасности – качества, которыми сам он не обладал. Ненависть к Троцкому стала одной из главных движущих сил его жизни на протяжении следующих двадцати лет.

Вернувшись в Москву, Сталин женился на Наде. Молодожены въехали в скромную кремлевскую квартиру, куда вселилось и все семейство Аллилуевых. Вскоре Иосифу Виссарионовичу выделили прекрасную дачу в Зубалове.

В мае 1920 года очередная опасность возникла на западе. Поляки захватили Киев, и Ленин назначил Кобу политическим комиссаром Юго-Западного фронта. Политбюро приказало захватить Польшу и перенести революцию на Запад. Западным фронтом, наступавшим на Варшаву, командовал блестящий молодой военачальник Михаил Тухачевский. Сталин получил приказ передать кавалерию Тухачевскому, но медлил его выполнять. Нежелание Кобы расставаться с кавалерией стало главной причиной разгрома Красной армии под Варшавой. Сталин и Тухачевский возненавидели друг друга. Поражение в Польше положило начало кровной мести. Ее результатом через семнадцать лет стала резня советских военачальников.

В 1921 году Надежда Аллилуева, как положено истинной большевичке, пешком отправилась в больницу рожать сына. Через пять лет после Василия в семье Сталиных родилась дочь, Светлана. Надя в то время работала машинисткой в секретариате Ленина. На этом месте она оказалась очень полезной для мужа. Начиналась яростная борьба за власть.

* * *

Империя лежала в развалинах. Страной, окруженной врагами, управляла партия большевиков. В основном это были еще молодые люди. В ходе ожесточенной борьбы с внутренними и внешними врагами они уже успели запачкать руки в крови. Ленин, всегда относившийся с презрением как к рабочим, так и к крестьянам, тем не менее с удивлением обнаружил, что ни те ни другие его не поддерживают. Ильич предложил создать единый орган, который станет направлять и надзирать за строительством социализма, – партию. Неприятный разрыв между реальностью и желаниями привел к тому, что поистине религиозная верность идеологической чистоте среди партийцев приобрела очень большое значение, а армейская дисциплина стала обязательной.

Большевики оказались перед неприятным выбором и начали экспериментировать. Результатом этих опытов и импровизаций стали уникальная политическая система и не менее уникальный взгляд на окружающий мир. Главным органом партии являлся ЦК, состоявший примерно из семидесяти партийных лидеров, которых избирал съезд. Сначала съезды проводились ежегодно, со временем – все реже и реже. ЦК выбирал из своего состава маленькое политбюро и секретариат. Политбюро представляло собой своего рода кабинет министров военного времени, который решал все важнейшие вопросы внешней и внутренней политики. Секретариат состоял из трех секретарей для руководства большевистской партией. Политбюро и секретариат руководили работой правительства (в общепринятом понимании) крайне централизованного и исключительно однопартийного государства.

Михаил Иванович Калинин, родившийся в 1875 году, единственный настоящий крестьянин в руководстве Советской Россией, известный как «всесоюзный староста», стал формальным главой государства в 1919 году. Фактически Россией правил Ленин как председатель Совета народных комиссаров.

Обескровленная Гражданской войной партия лихорадочно пополняла свои ряды миллионами новых членов, но высшее руководство сомневалось в том, что на них можно положиться. Постепенно откровенные дебаты и острые обсуждения первых дней существования Советского Союза сменились авторитарной диктатурой бюрократов и аппаратчиков.

Владимир Ленин, несомненно, достиг огромных высот в искусстве импровизаций. В 1921 году он, чтобы спасти правящий режим, решил до определенной степени восстановить в России капитализм. Этот вынужденный компромисс получил название новой экономической политики, или нэпа.

В 1922 году Ленин и Каменев предложили избрать Сталина Генеральным секретарем (генсеком) ЦК, чтобы руководить партией. Сталинский секретариат быстро превратился в главный мотор нового государства. Свои способности Коба ярко продемонстрировал в «грузинском деле», в ходе которого они с Серго присоединили отделившуюся от империи Грузию и навязали свою волю местным большевикам, выступавшим за независимость.

Ленин возмутился, но удар, который произошел с ним в декабре 1922 года, помешал выступить против Сталина. Политбюро постановило взять под контроль здоровье самого ценного достояния партии и запретило Ленину работать больше десяти минут в день. Когда Ильич стал нарушать приказ товарищей и попытался вернуться к работе, Сталин набросился на его жену Крупскую с грубыми упреками и оскорблениями. Эта несдержанность едва не стоила ему карьеры.

Пожалуй, в то время только Ленин понимал, что Сталин постепенно становится его наиболее вероятным преемником. Поэтому он секретно продиктовал завещание, в котором критиковал Кобу и требовал снять его с поста генсека.

21 января 1924 года Ленина не стало. Против воли самого Ленина и его родных Сталин велел забальзамировать тело и фактически обожествил как православного святого. По приказу Кобы Ленина положили в мавзолей, построенный специально для этого на Красной площади. Затем, опираясь на культ предшественника, Сталин начал потихоньку забирать власть в свои руки.

Посторонний наблюдатель в 1924 году мог бы смело предположить, что к власти придет Лев Давыдович Троцкий. Но у большевистских олигархов блеск и слава беспечного наркома обороны не вызывали особых восторгов. Взаимная ненависть между Сталиным и Троцким основывалась не только на их разных характерах, но и на разногласиях в стиле руководства и методах ведения политической борьбы. При помощи секретариата Сталин уже выдвигал на руководящие посты верных союзников: Молотова, Ворошилова и Орджоникидзе. Всеевропейской революции, за которую ратовал Троцкий, Коба противопоставил вполне реальную альтернативу – «социализм, построенный в одной стране». Оппозицию Троцкому в высшем органе государства возглавляли Григорий Зиновьев и Лев Каменев, ближайшие соратники Ленина. Когда вскоре после смерти Ленина на заседании политбюро было зачитано его завещание, Каменев предложил оставить Сталина на посту Генерального секретаря ЦК. Он, конечно, тогда еще не понимал, что другой реальной возможности убрать Кобу с политического Олимпа в следующие тридцать лет не будет. Троцкого подвела самонадеянность. Его сумели разбить с удивительной легкостью и быстротой. Убрав Троцкого с поста наркомвоенмора, Зиновьев и Каменев слишком поздно обнаружили, что реальной угрозой является третий участник их триумвирата, Сталин.

К 1926 году Коба расправился с недавними союзниками при помощи своих правых соратников, Николая Бухарина и Алексея Рыкова, который заменил Ленина на посту премьера. Сталин и Бухарин поддерживали нэп, но большинство местных руководителей боялись, что компромисс ослабит большевистскую партию, отсрочив решение другой важной проблемы – враждебной настроенности крестьянства. В 1927 году зерновой кризис превратил отношения с крестьянством в главный вопрос внутренней политики, который был закрыт большевиками экстремальными методами. С тех пор в стране установилась репрессивно-воинственная атмосфера, продержавшаяся до самой смерти Сталина.

В январе 1928 года Сталин отправился в Сибирь, чтобы на месте лично разобраться, почему уменьшились поставки зерна. Наверняка вспомнив славное комиссарское прошлое Гражданской войны, он приказал форсировать сбор зерна и обвинил в его укрывательстве зажиточных крестьян, так называемых кулаков. Те припрятывали урожай, чтобы выручить за него больше денег. Обычно кулаком считали крестьянина, который нанимал пару работников или владел хотя бы двумя коровами. Позднее Сталин, по его собственному признанию, «хорошенько встряхнул партийные органы» на местах, но вскоре понял, что «правым его жесткие меры не по душе… потому что они считали их началом гражданской войны в деревне». Особенно возмущен был председатель Совнаркома Рыков. Он пригрозил вернувшемуся Сталину: «Мы выдвинем против вас обвинения в совершении уголовных преступлений!»

Однако молодые комиссары, комитетчики в сердце партии, были за решительные действия. Они поддержали насильственное изъятие зерна. Зимой сторонники Сталина разъезжались по отдаленным деревням, чтобы выдавливать зерно из кулаков, которых сейчас считали главными врагами революции. Комиссары почувствовали, что нэп на исходе. Поэтому им хотелось найти радикальное военное решение проблем с продовольствием.

По своей природе Сталин был радикалом. Но сейчас беззастенчиво воспользовался фразеологией и доводами левых, которых только что разгромил. Он со своими союзниками уже говорил о новой революции, Великом переломе влево, который поможет решить проблему крестьянства и экономической отсталости России.

Большевики ненавидели деревню. Они были твердо уверены, что отсталые крестьяне тормозят строительство социализма. Крестьян, по их мнению, следовало загнать в коллективные хозяйства, а зерно – конфисковать и продать за границу. На вырученные деньги Сталин собирался совершить гигантский скачок в развитии индустрии и в кратчайшие сроки превратить Советский Союз в промышленно развитую державу, которая будет производить танки и самолеты. Частная торговля зерном и продуктами была запрещена. Кулакам приказали сдавать зерно, а тех, кто отказывался, объявляли спекулянтами со всеми вытекающими отсюда малоприятными последствиями. Постепенно крестьян согнали в колхозы. Конечно, многие не хотели лишаться личного хозяйства. Эти крестьяне автоматически попадали в разряд кулаков и становились врагами государства.

Если в сельском хозяйстве объектом для преследования большевиков были кулаки, то в промышленности они объявили войну техническим специалистам. Техспецов еще называли буржуазными специалистами, хотя они относились к среднему классу и были простыми инженерами. Лихорадочно создавая новую промышленную элиту, красную по цвету и марксистско-ленинскую по убеждениям, большевики старались запугать сомневающихся. Тех, кто говорил, что планы Сталина по индустриализации страны выполнить невозможно, было очень много. Начались суды. Первым из фальсифицированных показательных процессов, призванных запугать инакомыслящих и сомневающихся, стал Шахтинский. Наступали времена, когда из обихода исчезало слово «невозможно». Результаты кошмарной сельскохозяйственной политики напоминали войну без боев и сражений, но с крупномасштабными жертвами. Эта война никак не повлияла на жизнь полководцев, которые ее вели. Соратники Сталина и их жены по-прежнему жили в Кремле, на удивление, дружной и тесной семьей.

 

Кремлевская семья

«Какое же замечательное это было время, – писала в дневнике жена Ворошилова. – Какие простые, хорошие и дружеские отношения…» Внутренняя совместная жизнь вождей до середины тридцатых годов сильно отличалась от привычного представления о мире Сталина как о страшном и жутком. Они жили в Кремле и постоянно ходили друг к другу в гости. Родители и дети виделись каждый день. Кремль был чем-то вроде маленькой деревни. Здесь все знали друг друга и все дружили между собой. Дружба нередко длилась не одно десятилетие и с годами только крепла, а старая вражда (конечно, бывало и такое) разгоралась с новой силой.

Сталин часто заходил к своим ближайшим соседям, Кагановичам, сыграть в шахматы. Если Анастасу Микояну было что-то нужно, он просто переходил дорогу и стучал в дверь квартиры Сталина, который всегда приглашал гостей на ужин. Когда Сталин уезжал в отпуск, эта веселая компания часто приходила к Наде передать письма от мужа и окунуться в мир последних политических сплетен и слухов.

Правда, были и такие семьи, которые держались немного особняком. Самыми общительными среди членов политбюро были Микояны, а вот жившие с ними на одном этаже Молотовы проявляли больше сдержанности и даже запирали дверь, соединявшую квартиры. Если Сталин был несомненным директором этой большой семьи, похожей на школу с ее суматохой, весельем и ссорами, то Вячеслав Молотов идеально подходил на роль сверхстрогого старосты.

* * *

Единственным человеком, которому довелось здороваться за руку с Лениным, Гитлером, Гиммлером, Герингом, Рузвельтом и Черчиллем, был Вячеслав Михайлович Молотов. За феноменальную работоспособность Молотова нередко называли «Каменная задница». Когда его так обзывали, Вячеслав Михайлович всегда говорил, что это не совсем так. Оказывается, Ленин дал ему прозвище «Железная задница». Молотов был низеньким крепышом с большим выпуклым лбом. Из-за круглых очков холодно поблескивали карие глаза. Он часто заикался, когда сердился или разговаривал со Сталиным. Тридцатидевятилетний Молотов больше был похож не на большевика, а на буржуазного ученого, которым он, по существу, и являлся. Даже в политбюро, сборище фанатиков, слепо веривших в большевистские идеи, этот Робеспьер сталинского двора выделялся фанатичной преданностью марксизму-ленинизму и суровой дисциплине. Феноменальный инстинкт самосохранения позволял ему почти всегда предвидеть серьезные повороты в политике и большие перемены. «Я человек девятнадцатого столетия», – часто повторял он.

Родился Вячеслав Скрябин в Кукарке, провинциальном городишке недалеко от Перми, при советской власти переименованной в Молотов. Он был сыном купца и обедневшего дворянина, большого любителя выпить. В детстве Вячеслав Михайлович часто играл на скрипке для купцов в родном городке, но никакого отношения к известному русскому композитору не имел. В отличие от большинства соратников Сталина Вячеслав почти закончил школу, хотя и стал в шестнадцать лет революционером.

Молотов считал себя профессиональным журналистом. С Кобой он познакомился в Петербурге, когда они работали в «Правде». Отличительными чертами характера Молотова были жестокость и мстительность. Обид он не прощал. Многие расплачивались за неосторожность своими жизнями.

Вячеслав Михайлович был груб с подчиненными и часто выходил из себя. Если говорил своим помощникам, что уснет на тринадцать минут, то просыпался ровно через тринадцать минут. В отличие от большинства шоуменов из политбюро Молотов был настоящей рабочей лошадкой: ни особого воображения, ни полета фантазии у него никогда не наблюдалось.

Кандидатом в члены политбюро Молотов стал в 1921 году. Он был секретарем большевистской партии до Сталина, однако Ленин часто критиковал Молотова за «самый бесстыдный бюрократизм и страшную глупость». У него так же, как у Сталина и Ворошилова, имелся внутренний комплекс интеллектуальной неполноценности. Отвечая как-то на критику Льва Троцкого, Вячеслав Михайлович заявил: «Нельзя же всем быть гениями, товарищ Троцкий». Эти доморощенные большевики звезд с неба не хватали.

В начале тридцатых Вячеслав Молотов работал вторым секретарем ЦК и был помощником Сталина. Кобой Молотов восхищался, но не преклонялся перед ним. Он часто не соглашался со Сталиным и до самого конца не боялся его критиковать. Еще одним отличительным качеством Молотова, возможно унаследованным от отца, была любовь к крепким спиртным напиткам. Говорят, он мог перепить всех в высшем руководстве большевиков.

Была у этого ближайшего соратника вождя и одна по-настоящему положительная черта – он безумно любил жену, Полину Карповскую, еврейку, больше известную под псевдонимом Жемчужина. Полина не была красавицей, но отличалась недюжинным умом и смелостью. Она командовала мужем, преклонялась перед Сталиным и сумела сделать хорошую карьеру. Фанатично преданные делу революции Молотов и Жемчужина встретились и полюбили друг друга на женской конференции в 1921 году. Молотов считал жену «умной, красивой и прежде всего – настоящей большевичкой».

Полина скрашивала жизнь этого большевистского крестоносца, ведь Молотов не был бесчувственным роботом. Полина Жемчужина была для него «светлой любовью», «сердцем и счастьем», «сладким медом», «Полинкой».

* * *

Светлана, избалованная дочь Молотовых, так же как дети других членов политбюро, играла во дворе. Детям партийных руководителей не нравилось жить в Кремле, потому что родители постоянно просили их не шуметь. «Ты не на улице, – говорили они, – а в Кремле». Кремль был для детей чем-то вроде тюрьмы. На каждом шагу приходилось показывать пропуска. «Если мы хотели привести к себе кого-нибудь из друзей, – вспоминает Наташа, дочь Андреева и Доры Казан, – то приходилось заказывать пропуска и для них». Дети руководителей каждый день встречались со Сталиным.

Часто обед Сталина становился продолжением совещаний с его соратниками-трудоголиками. На стол ставились тарелки с борщом. Сталин с друзьями часто ел и работал до трех ночи.

Жены руководителей тоже обладали немалой властью. Сталин часто прислушивался к мнению Надежды Аллилуевой. Она познакомилась в академии с молодым лопоухим украинцем, слесарем из Донецка, по имени Никита Хрущев. Послушав, как Хрущев энергично громит на студенческих митингах оппозицию, порекомендовала его мужу. Сталин дал толчок его головокружительной карьере.

Молодой Хрущев часто ужинал с ними. Сталину Хрущев понравился с первого знакомства, немалую роль в этом сыграла и Надина рекомендация. Позже Хрущев вспоминал, что встреча с Надеждой Аллилуевой была для него счастливым лотерейным билетом. Он долго не мог поверить, что рядом с ним сидит, скромно шутит и смеется сам Сталин, живое божество СССР.

Полина Молотова была очень амбициозной женщиной. Когда она решила, что ее шеф, нарком легкой промышленности, не соответствует своей должности, то прямо за обедом попросила Сталина разрешить ей начать выпускать советские духи. Коба подозвал Микояна и велел ему создать для жены Молотова трест «ТеЖе». Так Полина стала царицей советских ароматов. Анастас Микоян часто хвалил ее ум, энергию и талант руководителя, но упрекал за высокомерие.

* * *

За исключением снобов Молотовых, остальные вожди продолжали обитать в своих кремлевских квартирах просто, без каких бы то ни было излишеств. Такого образа требовали от них преданность делу большевизма и обязательная большевистская скромность. О коррупции и экстравагантности в быту в те годы еще почти не знали. Члены политбюро жили так скромно, что нередко не могли даже одеть детей. Документы из недавно открытых архивов свидетельствуют, что порой без денег сидел даже Сталин.

Надежда Аллилуева-Сталина и Дора Казан, которая со временем сделала неплохую карьеру, каждый день ездили на занятия в академию не на служебных автомобилях мужей, а на трамвае. Надю считали эталоном большевистской скромности. Она всегда пользовалась девичьей фамилией. Дора тоже никогда не афишировала фамилию мужа. Серго Орджоникидзе не разрешил дочери кататься в школу на его лимузине, заявив, что это чересчур «буржуазно»! С другой стороны, считалось, что Молотовы уже жили «не по-пролетарски»: Наталья Рыкова слышала, как ее отец ругал Молотовых за то, что они никогда не приглашали за стол своих охранников.

В семье Сталиных за хозяйство отвечала Надя. Светлана утверждает, что мать с большим трудом ухитрялась вести хозяйство на скромный семейный бюджет. Надежде Аллилуевой регулярно не хватало денег.

У Микоянов было так много ребят, пять своих сыновей и чужие дети, которых они воспитывали, что семья всегда сидела без средств. А ведь Анастас входил в число высших руководителей Советской России. Неудивительно, что его жена Ашкен тайно занимала до получки у жен других членов политбюро, у которых детей было поменьше. Если бы Микоян узнал о займах, он бы, если верить его сыновьям, устроил страшный скандал.

 

Очаровашка

Группа идеалистически настроенных и безжалостных вождей, большинству из которых не было еще и сорока, являлась мотором огромной и страшной революции. Они мечтали немедленно построить социализм. Их индустриальная программа, так называемый пятилетний план, должна была превратить Россию в крупнейшую промышленную державу, которую Запад больше никогда не сможет унизить, а война с крестьянством должна была окончательно уничтожить внутреннего врага, кулаков, и обеспечить возврат к ценностям 1917 года.

Тысячи молодых большевиков полностью разделяли идеализм вождей. План требовал невиданного роста производительности труда – на 110 процентов. Сталин, Орджоникидзе и Куйбышев утверждали, что это возможно хотя бы потому, что нет ничего невозможного.

Любое колебание считалось изменой. Смерть была ценой прогресса.

Николай Бухарин был противником «сталинской революции», но он и Рыков не могли состязаться со Сталиным в могуществе и умении убеждать. В 1929 году Троцкий был выслан из СССР. Вскоре он превратился за границей в самого язвительного критика Сталина, а дома стал главным символом предательства и инакомыслия. Бухарина вывели из состава политбюро. Сталин стал главным среди руководителей партии и правительства, но еще далеко не диктатором.

В ноябре 1929 года, когда Надя Аллилуева готовилась к экзаменам в Промышленной академии, отдохнувший Сталин вернулся в Москву из отпуска и немедленно приказал усилить войну с крестьянством, требуя развернуть наступление против кулаков. Партия должна была нанести кулакам как классу удар такой силы, чтобы они больше никогда не встали на ноги. Но крестьяне отказывались сдавать зерно, объявив войну правящему режиму.

21 декабря 1929 года, в самый разгар этого колоссального и страшного эксперимента над огромной страной, молодые вожди со своими женами, усталые, но испытывающие лихорадочный восторг от грандиозных успехов в строительстве новых городов и фабрик, разгоряченные после кровавых экспедиций против упрямых крестьян, приехали в Зубалово, чтобы отпраздновать официальный пятидесятый день рождения Сталина.

Каждый руководитель написал в тот день в «Правду» по статье. Они прославляли Сталина, называли его вождем и наследником Владимира Ленина.

* * *

Вскоре после юбилея вожди решили, что пришло время усилить войну против крестьянства и «ликвидировать кулаков как класс». Окружению Сталина предстояло пройти испытание тяжелыми условиями коллективизации, потому что они сами себя обрекли на это. Те лихорадочные месяцы отравили отношения Сталина с друзьями, даже с женой, дали толчок изменениям в его сознании, кульминацией которого стали репрессии и пыточные камеры 1937 года.

Письма Сталина соратникам в те дни можно в основном разделить на два вида: в одних он выходил из себя, в других – извинялся за грубость и несдержанность. Сталин вникал во все дела, не пропускал ни единой мелочи.

В январе 1930 года Молотов планировал уничтожение кулаков, которых разделил на три категории. «Первую необходимо уничтожить немедленно; вторую следует заключить в лагеря; третью, 150 тысяч дворов – депортировать». Словно профессиональный военный, Молотов следил за организацией расстрельных команд, железнодорожных составов, концентрационных лагерей. В эти три категории в общей сложности попали от пяти до семи миллионов человек. Четких критериев для определения кулака не существовало.

В течение 1930–1931 годов на восток и север были вывезены 1,68 миллиона человек. План Сталина и Молотова стал причиной 2200 бунтов, в которых приняли участие более 800 тысяч человек. Каганович и Микоян во главе отрядов ОГПУ отправились в сельскую местность. Так же, как полководцы времен Гражданской войны, они передвигались на бронепоездах.

Эти страшные звери из политбюро обладали всеми качествами, которые необходимы для сталинских комиссаров. Сталин требовал от своих подчиненных партийности, высокой морали, требовательности, вежливости, крепкого здоровья, хорошего знания порученного дела, но прежде всего, как он сам говорил, «бычьих нервов».

Крестьяне наивно полагали, что можно заставить власть остановиться, если уничтожить скот. Всего было забито 26,6 миллиона голов крупного рогатого скота и 15,3 миллиона лошадей.

16 января 1930 года вышло очередное правительственное постановление. Оно предписывало конфисковывать имущество у тех кулаков, кто уничтожал скот. Если крестьяне думали, что большевики будут кормить их, то они глубоко ошибались.

По мере углубления продовольственного кризиса даже самым преданным соратникам Сталина все труднее становилось отнимать зерно у крестьян, особенно на Украине и Северном Кавказе. Сталин обрушивал на помощников потоки критики и брани, но они, хотя и были на двадцать лет моложе, часто тоже не сдерживались и отвечали такими же взрывами гнева и угрозами отставки. В таких случаях Сталину приходилось менять тактику и брать назад собственные слова.

* * *

Фундаментом сталинской власти в партии был не страх, а обаяние. Сталин подчинил себе волю соратников, но и они в подавляющем большинстве случаев были полностью согласны с принимаемыми им решениями. Он старше их всех, за исключением Калинина, однако, несмотря на разницу в возрасте, соратники все равно обращались к нему на «ты».

Близкими друзьями, которые потенциально могли объединиться против Сталина, были Орджоникидзе и Каганович, два очень сильных руководителя. Ворошилов, Молотов и Микоян часто не соглашались со Сталиным. Ему приходилось постоянно бороться с дилеммой. С одной стороны, он возглавлял партию, которая была не знакома с идеей фюрерства; с другой – управлял страной, за многие сотни лет привыкшей к царскому самодержавию.

Сталин вовсе не был тем ужасным бюрократом и аппаратчиком, каким его старательно изображал Лев Троцкий. Конечно, он был прирожденным организатором. Он отличался феноменальной работоспособностью. Его рабочий день нередко длился шестнадцать часов. Однако архивные документы свидетельствуют, что настоящая гениальность Сталина заключалась в другом, неожиданном для многих качестве: «он обладал огромным обаянием». Был тем, кого сейчас принято называть «человек из народа». С одной стороны, неспособен на настоящую дружбу и любовь, а с другой – умел, как никто другой, расположить к себе человека и сделать своим преданным другом. Сталин обладал вспыльчивым характером и часто выходил из себя, но, если ему было необходимо завоевать чье-то доверие, он становился неотразимым.

Казалось, Сталин излучал энергию. Люди, встречавшиеся с ним хотя бы раз, мечтали увидеться снова. Он умел создать ощущение возникновения какой-то невидимой нити, которая, казалось, навсегда соединяла собеседников. На гостей, бывавших у Сталина дома или на даче, сильное впечатление производили его простота в общении и скромность в быту. Особенно умиляли многих спокойствие и трубка, которой он постоянно дымил.

Сталин покровительствовал молодым большевикам и ни на минуту не прекращал искать среди них еще более жестоких и безжалостных, преданных и неутомимых. К нему всегда можно было попасть на прием. При этом – без всяких бюрократических проволочек.

За спиной Сталина часто называли Хозяином. Николай II называл себя «Хозяином земли Русской». Когда Сталин слышал это обращение, он безотчетно раздражался: «Я не богатей-землевладелец из Средней Азии!»

Партийные руководители видели в нем своего патрона, но сам Сталин считал себя большим, чем просто патрон и покровитель. Вождь видел свою задачу в том, чтобы соединить рыцарские отношения эпохи короля Артура и идеалы христианской святости. «Не сомневайтесь, товарищи, я готов отдать делу рабочего класса все свои силы, все свои способности, а в случае необходимости и всю свою кровь, каплю за каплей, – написал он, благодаря партию, провозгласившую его своим вождем. – Ваши поздравления я отношу не на свой счет, а на счет великой партии… которая выпестовала меня и сделала по своему образу и подобию». Таким рыцарем, всегда готовым к самопожертвованию, Сталин и видел себя.

Для достижения целей этот самопровозглашенный мессианский герой не забывал ни о каких мелочах. Он следил за своими протеже, заставлял их заниматься самообразованием, переводил в Москву, постоянно уделял им очень много времени и сил. Лично следил даже за жилищными условиями своих соратников.

В 1913 году, когда будущий вождь жил в Вене на квартире Трояновских, он каждый день дарил дочери хозяина кулек с конфетами. Потом через какое-то время поинтересовался у матери девочки, к кому первому она подбежит, если они одновременно ее позовут. Когда Сталин и Трояновская позвали девочку из разных комнат, она бросилась сначала к нему, надеясь получить конфеты. Такие же приманки этот циник-идеалист использовал и в политбюро.

Например, Сталин лично распределял среди помощников машины и последние новинки техники. В архивах имеется любопытный документ, написанный рукой Сталина: список с указанием, какую машину должен получить тот или иной руководитель.

Нельзя забывать и о деньгах. Членам политбюро, несмотря на высокие руководящие должности, часто не хватало средств. Дело в том, что в те годы они получали оклады по так называемому партмаксимуму. Это означало, что даже самый ответственный работник не мог зарабатывать больше квалифицированного рабочего.

Впрочем, и до отмены в 1934 году партмаксимум можно было обойти без особого труда. К примеру, каждый партийный руководитель получал продуктовые корзины из кремлевской столовой и спецпайки из правительственных продовольственных магазинов. Членам политбюро также давали наличные в конвертах и специальное денежное довольствие для отпуска.

Формально размеры продовольственной и денежной помощи находились в компетенции Калинина и секретаря Центрального исполнительного комитета (ЦИК) СССР Енукидзе, но Сталин вносил, если считал нужным, любые изменения в распределение материальных благ. Когда он замечал, что подчиненным не хватает денег, то чаще всего тайком помогал. К примеру, он организовал выплату литературного гонорара своему главному секретарю Товстухе.

Советскую элиту с иронией называли «аристократией», на самом деле она больше походила на служивое дворянство Средних веков, привилегии которого зависели главным образом от степени преданности сюзерену.

Большевистская партия не являлась простым сборищем групп и фракций, каждая из которых боролась за свои интересы. Скорее это было что-то вроде семейного бизнеса. Верхушка большевиков состояла из кланов. Лазарь Каганович, к примеру, был младшим из пяти братьев. Кроме него высокие посты занимали еще двое Кагановичей. Большими шишками были и все родственники Надежды Аллилуевой. Кавказом, где семейные связи были в особом почете, руководили два родных брата Серго Орджоникидзе. Немало руководителей состояли в родственных связях благодаря женам. Эти связи не только усложняли баланс сил в верхушке, но позже привели к трагическим последствиям. С падением вождя, как альпинисты, связанные одной страховочной веревкой, сорвались все, кто имел к нему хоть какое-то отношение.

Сталин и Молотов сдержали слово и перебили хребет крестьянству, но масштабы борьбы и кровопролития потрясли даже самых безжалостных помощников вождя. В середине февраля 1930 года Орджоникидзе и Калинин отправились с инспекционной поездкой по сельской местности. Они были так потрясены увиденным, что по возвращении в Москву предложили прекратить войну с деревней. Серго, возглавлявший Комиссию партийного контроля, ранее координировавший кампанию против правых, теперь распорядился остановить обобществление крупного рогатого скота на Украине.

Сталин понял, что начал терять контроль. Будучи ловким и опытным тактиком, он, хотя и с явной неохотой, согласился с другими членами политбюро и распорядился ослабить репрессии. 2 марта в «Правде» вышла знаменитая статья «Головокружение от успехов». В ней Сталин в свойственном ему стиле приписывал себе все успехи коллективизации и обвинял в собственных ошибках и неудачах местные власти.

Сталин считал своих помощников членами «самого крепкого кружка друзей», братством, которое сформировалось на определенном историческом этапе в «ходе борьбы против оппортунизма» Троцкого и Бухарина. Но сейчас он почувствовал, что у членов политбюро зарождались сомнения – по мере того, как сталинская революция превращала русскую деревню в антиутопический кошмар. Хотя даже в то напряженное время заседания политбюро, проходившие обычно по четвергам в середине дня в зале Совнаркома, увешанной картами (руководители сидели за двумя параллельными столами), отличались удивительно веселой и беззаботной атмосферой.

Сталин никогда не вел заседания политбюро. Он предоставлял это право председателю Совнаркома Рыкову. По словам Анастаса Микояна, Сталин никогда не говорил первым. Он не хотел, чтобы его мнение влияло на позицию остальных членов политбюро.

Многие участники этих совещаний что-то писали. Бухарин до того, как его вывели из политбюро, развлекался тем, что рисовал карикатуры на товарищей. Он часто изображал их в забавных и непристойных позах с огромной эрекцией или в мундирах дореволюционных времен, которые так обожал Ворошилов.

Ворошилова часто поддразнивали, высмеивая его тщеславие и глупость, хотя он, герой Гражданской войны, был одним из ближайших друзей Сталина. Глупость Ворошилова почти вошла в поговорку. Он редко выполнял задания, не наделав при этом ошибок.

Этот токарь из Луганска, позже переименованного в Ворошиловград, как и большинство других сталинских вождей, не закончил в школе и двух классов. В партию Клим вступил в 1903 году. В 1906-м он жил вместе со Сталиным на одной квартире в Стокгольме, но настоящими друзьями они стали в Царицыне.

После Царицына Коба поддерживал своего «главнокомандующего от токарного станка» и помогал ему карабкаться по служебной лестнице – вплоть до поста народного комиссара обороны в 1925 году.

В глубине души кавалерист Ворошилов всегда ненавидел талантливых профессиональных военных. У него был комплекс неполноценности, который являлся одной из главных движущих сил практически у всех придворных из свиты Сталина. Клим хорошо помнил давние времена, когда верхом развозил почту луганским шахтерам, и, наверное, поэтому очень долго относился с подозрением к машинам.

Ворошилова обычно считают трусом и подхалимом, Хозяина он действительно очень боялся и всячески прославлял. Но Климент Ефремович заигрывал с оппозицией и легко мог вспылить даже в присутствии Сталина, с которым часто обращался как со старым приятелем. Он был ненамного моложе Кобы и продолжал открыто называть вещи своими именами даже после начала Большого террора.

Этот розовощекий светловолосый красавец со сверкающими глазами славился потрясающей личной храбростью и был в общем-то добрым человеком. Однако под ангельской внешностью скрывалось что-то неприятное и подленькое. Любой опытный физиономист увидел бы в линии его губ раздражительный и капризный характер, мстительность и жестокость, любовь к принятию силовых решений. Политически Ворошилов мыслил узко, все приказы выполнял с неукоснительной покорностью.

По славе Климент Ворошилов уступал разве что только Сталину. Его ценили даже на Западе. Американский писатель Денис Уитли написал панегирик под названием «Красный орел». Он поведал удивительную историю шахтера, который разгромил профессиональных военных трех государств и стал главным военачальником России.

Конечно, Сталин играл первую скрипку, но он хорошо понимал, что политбюро может объединиться и вывести его из своего состава. Рыков, глава советского правительства, придерживался правых взглядов и с самого начала не верил в успех индустриализации и коллективизации. Начал колебаться и Калинин. Сталин осознавал, что может потерять не только влияние, но и власть.

Сталин не забыл и не простил тех, кто выступал против него в момент этого глубокого кризиса. В те месяцы он угрюмо размышлял о неверности окружающих людей, потому что члены его семьи и политические союзники перемешались. Сталин имел все основания быть параноиком. Большевики одобрительно относились к паранойе. Они называли ее революционной бдительностью. Позже Коба расскажет по большому секрету ближайшим друзьям, что только «святой страх» помог ему сохранить веру и энергию в те дни, когда все, казалось, висело на волоске.

Паранойя Сталина погубила не только его самого, но и принесла смерть многим, кто его знал. Это понятно и объяснимо. Радикальная политика вела к грандиозным репрессиям, которые, в свою очередь, вызывали появление оппозиции, а ее Сталин боялся больше всего на свете. На людях он на все реагировал с сухим юмором и скромным спокойствием, но без особого труда можно найти много доказательств, что, оставшись один, Сталин часто впадал в уныние или истерику.

* * *

Во время отдыха на юге Сталин узнал, что у него появились очередные враги. Старый большевик Рютин, отвечавший за кинематограф в Советском Союзе, попытался создать оппозицию. Он предлагал сместить Сталина с поста Генерального секретаря. Реакция вождя последовала немедленно. 13 сентября он телеграфировал Молотову: «…Относительно Рютина представляется невозможным ограничиться лишь исключением его из рядов партии… его следует сослать как можно дальше от Москвы. Эту контрреволюционную нечисть необходимо полностью разоружить».

Одновременно Сталин организовал серию показательных процессов и «заговоров» так называемых вредителей. Он удвоил напор коллективизации и увеличил и без того фантастически высокие темпы индустриализации. По мере роста напряжения в стране Сталин, вместо того чтобы успокаивать накалившиеся страсти, только раздувал их. Чтобы запугать своих настоящих противников в партии и технических специалистов, утверждавших, что индустриализация невозможна, Коба разжигал воинственные настроения в обществе и придумывал новых врагов.

Взбешенный Сталин приказал Вячеславу Молотову немедленно опубликовать все доказательства, имевшиеся против вредителей, и через неделю объявить, что все мерзавцы и негодяи будут расстреляны.

Разобравшись с вредителями, Сталин набросился на правых в правительстве. Он приказал начать кампанию против спекуляций с валютой. Главными виновными, по его мнению, были протеже Рыкова – народные комиссары по финансам, «сомнительные коммунисты» Пятаков и Брюханов. Сталин требовал крови и приказал начальнику ОГПУ Менжинскому арестовать как можно больше вредителей. Молотов должен был «расстрелять два-три десятка саботажников, проникших в высокие кабинеты».

Дадже в эти горячие и напряженные дни Сталин не забывал о шутках. На заседании политбюро, когда сурово критиковали Брюханова, Сталин написал Валерию Межлауку, возглавлявшему тогда Госплан: «За все прошлые, настоящие и будущие грехи подвесить за яйца. Если яйца окажутся слишком крепкими и не порвутся, простить и считать невиновным. Если же порвутся, бросить в реку!»

Межлаук неплохо рисовал карикатуры. Он изобразил предлагаемую вождем пытку со всеми анатомическими подробностями и деталями. Те, кто не сомневался в успехе индустриализации, весело посмеялись над рисунком. Брюханов был уволен и позже расстрелян.

Летом 1930 года XVI съезд партии провозгласил Сталина вождем. Надя в это же время заболела какой-то серьезной болезнью. Он отправил ее в Карлсбад, где можно было найти лучших докторов, и предложил заехать в Берлин повидаться с братом Павлом и его женой Женей.

Проблемы со здоровьем у Надежды Аллилуевой носили, очевидно, психосоматический характер. Никто не мог понять, в чем же дело. Из истории болезни Нади, которую сохранил Сталин, видно, что в разное время она страдала от многочисленных болезней. Острые боли в желудке, вероятно, были вызваны предшествующим абортом. Сильные головные боли вполне могли быть симптомом синостоза, болезни, при которой срастаются кости черепа. А может, главной причиной всех ее болезней было страшное напряжение, вызванное внутренней борьбой в СССР.

Надо сказать, что в эти дни Сталин вел себя как примерный муж. Он лихорадочно организовывал съезд, сражался с врагами в деревне и противниками в политбюро, но с женой был, как никогда, ласков.

 

Голод и деревня. Сталин в выходные

«Татка! Как прошло путешествие? Что видела? С докторами встречалась? Что они сказали о твоем здоровье? Напиши мне обо всем этом, – просил Сталин в письме 21 июня. – 26-го открываем съезд. Дела идут не так уж и плохо. Я по тебе скучаю. Поскорее возвращайся домой. Целую».

* * *

Летом Сталин при поддержке грозного Серго Орджоникидзе разыграл одну из хитроумных комбинаций, разгромив так называемый заговор «Промпартии», одновременно стараясь ослабить позиции Калинина.

Сталин регулярно встречался с Менжинским. Они обсуждали другие заговоры. Сталин сомневался в верности Красной армии? ОГПУ вынудило двух офицеров дать показания против начальника Генерального штаба Михаила Тухачевского, талантливого и смелого командира. Тухачевский с 1920 года, со времен войны с Польшей, был злейшим врагом Сталина. Тухачевского ненавидели менее сообразительные командиры, которые постоянно жаловались Ворошилову, что начальник штаба ведет себя крайне высокомерно и издевается над ними, выдвигая «грандиозные планы». Сталин соглашался с Ворошиловым. Идеи Тухачевского, считал он, были фантастичны и настолько честолюбивы, что почти граничили с контрреволюцией.

Следователи ОГПУ выбили из арестованных очень серьезные показания, согласно которым Тухачевский планировал заговор против политбюро. В 1930 году это считалось среди большевиков самым страшным преступлением. Сталин решил испытать преданность своего сильного союзника Серго: «Только Молотов и мы с тобой знаем о заговоре… Как ты считаешь, это возможно? Ну и дела! Поговори об этом деле с Молотовым…» Но Серго не захотел пойти так далеко. В 1930 году Тухачевского не тронули: он оказался «чист на все 100 процентов», как писал в октябре Сталин Молотову. «Это очень хорошо!» – лицемерно добавил он.

Интересно, что за семь лет до начала Большого террора Сталин решил устроить генеральную репетицию. Он выдвинул те же обвинения против тех же самых жертв. Но не нашел поддержки даже среди друзей. Архивные документы показывают, что первое «дело Тухачевского» имело свое удивительное продолжение. Поняв, что предложения амбициозного Тухачевского очень полезны и важны, Сталин извинился перед ним. «Сейчас, когда вопрос для меня в значительной мере прояснился, должен признать, что мое замечание было чересчур сильным, а выводы совсем неправильные».

* * *

Надя вернулась из Карлсбада и отправилась с мужем в отпуск. Мысли Сталина были заняты интригами. Он размышлял над тем, как полностью подчинить Калинина и Рыкова. Поэтому для жены времени у него было немного. Она чувствовала себя лишней. «У меня сложилось впечатление, что ты хотел, чтобы я побыстрее уехала», – обиженно написала Надя из Москвы. В столице Молотовы, которым, как обычно, до всего было дело, поругали ее за то, что она оставила Сталина. Надя сердито сообщила мужу об их упреках. Сталин рассердился. Он был зол не только на Молотовых, совавших носы в чужие дела, но и на супругу, которая подумала, что он ей не рад.

«Передай Молотову, что он ошибается, – ответил он. – Упрекать тебя может только тот, кто не знает моих дел». Через какое-то время Аллилуева выяснила у своего крестного отца Енукидзе, что Сталин откладывает возвращение до октября. Сталин объяснил, что специально солгал Енукидзе, чтобы ввести врагов в заблуждение.

«Татка, я сам запустил этот слух в целях большей секретности и безопасности, – оправдывался Сталин. – Только ты, Татка, Молотов и, может быть, Серго знают точную дату моего возвращения».

Доверяя Молотову и Орджоникидзе, Сталин разочаровался в Авеле Енукидзе, некогда одном из самых близких друзей, симпатизировавшем правым. У Енукидзе было прозвище Тонтон. Этот опытный заговорщик был на два года старше Сталина. Он знал Кобу и Аллилуевых с начала века. Еще один тифлисский семинарист, Авель Енукидзе организовал в 1904 году в Батуми подпольную большевистскую типографию. Авель никогда не отличался особым честолюбием и, говорят, даже отклонил предложение стать членом политбюро. Возможно, поэтому у него не было врагов. Он дружил со всеми. Енукидзе не рвал отношений с разбитыми оппозиционерами и всегда был рад помочь старым друзьям. Благодаря общительному характеру этот веселый грузинский сибарит имел обширные связи среди большевиков и военных. Особой популярностью Енукидзе пользовался на Кавказе. Он являлся ярким примером сложного переплетения родственных связей в мире большевиков.

Несмотря на явное охлаждение, Сталин старался не раскрывать карт и показывал, что ему по-прежнему нравится общество Енукидзе. А тем временем Коба решил взяться за Рыкова. Председатель Совнаркома быстро спивался. Он употреблял так много водки, что в кремлевских кругах ее даже называли «рыковкой».

13 сентября Сталин поделился с Молотовым своими тревожными мыслями. «Верхушка нашего государства поражена серьезной болезнью… – написал он своему заместителю. – Необходимо принимать меры. Но какие? Поговорим, когда я вернусь в Москву…» Вождь говорил об этом и с другими членами политбюро. Соратники предложили Сталину занять место Рыкова.

«Дорогой Коба, – писал ему Ворошилов, – Микоян, Каганович, Куйбышев и я думаем, что лучшим выходом было бы объединение руководства в одних руках. Тебя нужно назначить главой Совнаркома. Мы знаем, что ты думал об этом и готов работать и на новом посту со всей энергией. Конечно, сейчас не 1918–21 годы, но Ленин тоже возглавлял Совнарком».

Лазарь Каганович настаивал, чтобы правительство возглавил Сталин. Серго с ним полностью соглашался. Микоян писал, что на Украине в прошлом году уничтожен весь урожай, – это крайне опасно… «Сейчас мы нуждаемся в едином и сильном руководстве, как было во времена Ильича, и лучше всего будет, если ты станешь председателем правительства… Разве во всем мире не знают, кто правит нашей страной».

Все же ни один не предложил совместить посты Генерального секретаря партии и премьера правительства. К тому же Сталина мучили сомнения: сможет ли грузин возглавить страну? Тогда Каганович предложил другого ставленника Сталина, Молотова.

21 октября вождь разоблачил очередного предателя. Сергей Сырцов, кандидат в члены политбюро и один из протеже Сталина, был обвинен в организации заговора против своего покровителя. Разоблачения уже вошли в повседневную жизнь большевиков, стали неотъемлемой частью их ритуала. Папки Сталина распухали от писем с обвинениями и доносами. Сырцова вызвали на заседание ЦК. Он вовлек в заговор первого секретаря Закавказской партии большевиков, Бесо Ломинадзе, старого друга Сталина и Серго Орджоникидзе. Ломинадзе сознался, что тайно встречался с заговорщиками, но утверждал, что выступал только против того, чтобы Сталина не сравнивали с Лениным. Как всегда, Иосиф Виссарионович отреагировал на известия о заговоре очень театрально.

«Невообразимая низость… Они организовывали переворот и притворялись на заседаниях политбюро. Они опустились на самое дно». Пошумев, он спокойно поинтересовался у Молотова: «Как у тебя дела?»

Серго Орджоникидзе требовал исключить заговорщиков из партии, однако Сталин, который уже понял по делу Тухачевского, что его положение еще недостаточно прочное, просто исключил провинившихся из ЦК.

19 декабря 1930 года собрался пленум. Главной его целью была консолидация партии после побед Сталина над противниками. Пленум так же, как всемогущий ЦК, который Коба сравнивал с древнегреческим ареопагом, заседал в одном из залов Большого Кремлевского дворца. Стенные панели из темного дерева и скамьи придавали залу сходство с церковью мрачных пуритан. Здесь московские вожди и региональные руководители, первые секретари республиканских и городских партийных организаций, собирались на совет, словно средневековые бароны. Заседания пленума и ЦК напоминали собрания злобных проповедников. Они проходили под аккомпанемент постоянных выкриков с мест: «Правильно!»; «Звери!» – или взрывов язвительного смеха.

Декабрьский пленум 1930 года оказался одним из последних собраний, где еще сохранялась большевистская традиция интеллектуальных споров и остроумных замечаний.

Ворошилов и Каганович схлестнулись с Николаем Бухариным, который после поражения правых перешел на сторону Сталина.

– Мы поступили очень правильно, разгромив самый опасный правый раскол в партии, – сказал Бухарин.

– И тех, кто заражен им! – выкрикнул с места Клим Ворошилов.

– Если вы говорите об их физическом уничтожении, то я оставляю этот вопрос на рассмотрение товарищей, которые заражены кровожадностью, – парировал Бухарин.

В зале послышался смех, но шутки и замечания с каждой секундой приобретали все более зловещий и угрожающий характер. Репрессии против верхушки партии и государства в 1930 году еще казались невероятными. Но Каганович настойчиво уговаривал Сталина быть пожестче с оппозицией, Ворошилов требовал от прокуратуры занять более активную позицию.

Пленум снял Рыкова с поста премьера и назначил вместо него Молотова. В состав политбюро вошел Орджоникидзе. Ему также доверили возглавить Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), индустриальный колосс, который должен надзирать за выполнением пятилетнего плана. Серго идеально подходил на роль бульдозера, который должен расчищать дорогу индустриализации.

Новые назначения и стремление закончить пятилетку в четыре года вызвали среди руководства много споров и ссор. Каждый нарком защищал собственный комиссариат и своих людей. Когда вожди переходили на другую работу, то меняли и взгляды. На посту председателя Контрольной комиссии Орджоникидзе был обеими руками за кампанию против саботажников и вредителей в промышленности. Но став во главе промышленности, поменял позицию на 180 градусов. Теперь положение заставляло его защищать техспецов. Результатом этих перемен стали регулярные столкновения по вопросу о бюджете с Молотовым, которого Орджоникидзе недолюбливал. Никаких радикальных групп в партии не было. Просто в разное время то одни, то другие занимали более радикальную позицию, чем остальные. Сам Сталин, главный организатор террора, поддерживал то одних, то других.

В спорах вождь выступал не участником, а третейским судьей. Без арбитра обойтись было трудно. Полемика и споры принимали такие горячие и острые формы, что Куйбышев, Орджоникидзе и Микоян, защищая свои комиссариаты, угрожали уйти в отставку.

«Дорогой товарищ Сталин! – холодно писал Микоян. – Две последних ваших телеграммы так разочаровали меня, что я не смог проработать и двух дней! Я готов принимать любую критику, за исключением той, когда меня обвиняют в предательстве ЦК и вас лично. Без вашей личной поддержки я не смогу работать наркомом снабжения и торговли СССР. Считаю, что будет лучше подыскать на мое место нового руководителя, а мне дать другое задание».

Сталин извинился перед Микояном. Извинялся он часто, для него это не представляло никакого труда.

Тем временем вернувшийся из Ростова Андреев возглавил Контрольную комиссию, а Каганович, которому было тогда всего тридцать семь лет, был назначен заместителем Сталина в секретариате партии. Таким образом он стал третьим человеком страны. В правящий триумвират входили Сталин, премьер Молотов и Каганович.

* * *

Лазарь Моисеевич Каганович был высоким и сильным мужчиной. Стремительный и мужественный, он так же, как остальные большевистские вожди, был трудоголиком. Это был красивый брюнет с длинными ресницами и замечательными карими глазами. Он всегда перебирал янтарные четки или играл цепочкой с ключами. Образования у него практически не было. Сапожник по профессии, Каганович первым делом смотрел на ноги человека. Если ему нравилась обувь собеседника, он иногда мог даже попросить его разуться, чтобы полюбоваться чужой работой. В углу кабинета Каганович хранил ящик с инструментами сапожника, подарок бывших коллег.

Лазарь Каганович представлял собой образец мужественного современного руководителя. Он был таким же вспыльчивым, как и его близкий друг Серго Орджоникидзе. Каганович нередко занимался рукоприкладством или поднимал подчиненных над землей, схватив за лацканы пиджака.

Возможно, Лазарь и предпочел бы ручке молоток сапожника, но он был отличным руководителем и организатором. Несмотря на горячий и несдержанный характер, в политике он отличался крайней осторожностью, решения принимал умные и быстрые. Каганович постоянно спорил с медлительным Молотовым. Вячеслав Михайлович считал коллегу грубым, жестким и строгим, но ценил за энергичность и отличные организаторские способности. Каганович, по мнению Молотова, плохо разбирался в теоретических вопросах и часто ошибался, но был наиболее преданным Сталину вождем. Он говорил с сильным еврейским акцентом, однако несмотря на это Серго Орджоникидзе считал Кагановича лучшим оратором. «Он умеет подчинять себе аудиторию!»

За бьющую ключом энергию Кагановича прозвали Локомотивом. Молотов говорил, что Лазарь не только знает, как надавить на человека, но и сам может дать фору любому головорезу. Сталин называл его Железным Лазарем.

Лазарь Каганович родился в ноябре 1893 года в деревне Кабаны, расположенной на границе между Украиной и Белоруссией, в бедной ортодоксальной еврейской семье. Все пять братьев и сестра спали в одной комнате. Лазаря, самого младшего, вступить в партию в 1911 году уговорил брат. Он пропагандировал идеи марксизма на Украине под не очень подходящей для еврея в царской России фамилией – Кошерович.

Со временем Каганович обратил на себя внимание Ленина, который разглядел в нем задатки большого руководителя. Вообще Лазарь Каганович был намного умнее, чем казался: постоянно занимался самообразованием и читал книги из своей огромной библиотеки, в первую очередь – царские учебники по истории и романы Диккенса и Бальзака. Этому пролетарию, ставшему интеллектуалом, государство рабочих и крестьян обязано милитаризацией. В 1918 году двадцатичетырехлетний Каганович железной рукой наводил порядок в Нижнем Новгороде. В 1919-м он потребовал ввести жесткую диктатуру, выступал за централизм и военную дисциплину. В 1924 году Каганович в блестяще написанных фанатичных работах заложил основы того, что затем стало называться «сталинизмом». После успешного выполнения нескольких серьезных поручений ЦК Железный Лазарь был послан руководить Средней Азией. В 1925 году его перевели на Украину. В 1928-м он вернулся в Москву, а через два года, на XVI съезде партии, вошел в состав политбюро.

Со своей будущей женой Марией Лазарь Каганович познакомился во время выполнения тайного задания партии. В целях конспирации двум большевикам пришлось изображать семейную пару. Они полюбили друг друга, поэтому играть роли молодоженов оказалось нетрудно. Вскоре они стали настоящими мужем и женой.

Кагановичи жили дружно. Они души друг в друге не чаяли и были счастливы. Лазарь и Мария всегда держались за руки, даже во время поездок в лимузинах политбюро. Их дочь и приемный сын росли в любви и нежности. Кагановичи не забывали, что они евреи. В семье царила национальная атмосфера. Эмоциональный Каганович, большой любитель посмеяться и пошутить, был заядлым спортсменом. Зимой он катался на лыжах, а летом – верхом.

Так же как другие соратники Сталина, Железный Лазарь обладал высокоразвитым инстинктом выживания. Он понимал, что национальность делает его особенно уязвимым. Быть евреем в России, как при царе, так и после Октябрьской революции было непросто. Вождь понимал его настроение и, как мог, старался защищать любимого ученика и соратника от нападок антисемитов.

Каганович стал первым истинным сталинцем. Ему принадлежит и честь введения в обиход этого слова. Произошло это знаменательное событие на одном из ужинов на сталинской даче в Зубалове.

– Вот все говорят о Ленине и ленинизме, – произнес Каганович, – но Ленина уже давно нет. Да здравствует сталинизм!

– Как ты смеешь говорить такие вещи? – скромно отозвался Сталин. – Ленин высок, как башня, а Сталин не больше мизинца.

Но Каганович всегда относился к Сталину с куда большим почтением, нежели Орджоникидзе или Микоян. Каганович был, как пренебрежительно отзывался о нем Молотов, «сталинистом на все двести процентов».

Сталину нравилось, что Каганович относится к нему, как школьник к учителю. Он указывал Железному Лазарю на орфографические и другие ошибки даже тогда, когда тот уже входил в политбюро. Конечно, для Сталина безжалостность и твердость Железного Лазаря были куда важнее, чем умение правильно расставлять точки и запятые. Совсем недавно Каганович жестоко подавил восстания на огромных просторах Советской России, начиная от Северного Кавказа и кончая Западной Сибирью. Культ личности Кагановича уступал лишь культу личности Сталина. Москва многим обязана этому пламенному революционеру, сменившему на посту столичного руководителя Молотова. Именно Каганович начал создавать столицу большевиков, приказывая взрывать старые постройки, имевшие огромную историческую ценность.

Летом 1931 года серьезная нехватка продовольствия в сельской местности переросла в страшный голод. В середине июля политбюро решило смягчить репрессии против инженеров, но борьба на селе продолжалась с неослабевающей силой. Из городов в деревню отправились отряды сотрудников ГПУ и 180 тысяч рабочих, которые при помощи револьверов уничтожали русскую деревню. Больше двух миллионов человек были сосланы в Сибирь и Казахстан. В 1930 году в лагерях находилось 170 тысяч заключенных, в 1935-м их число приблизилось к миллиону. Организация репрессий и системы принудительного труда стала главной задачей политбюро.

* * *

Война, направленная на истребление кулаков, никак не отражалась на загородной жизни Сталина и других большевистских вождей. Сразу после победы Октябрьской революции все высокопоставленные большевики получили дачи. В этих загородных особняках часто принимались судьбоносные решения.

Центром этой идеалистической жизни было Зубалово, расположенное неподалеку от станции Усово. Здесь, в 35 километрах от Москвы, Сталин и несколько близких его соратников имели дачи. Перед революцией богатый нефтепромышленник из Баку, Зубалов, построил два больших особняка, один для сына, второй для себя, и обнес их высокими стенами. Всего на территории комплекса в Зубалове было четыре дома с готическими башенками – по проектам немецких архитекторов.

Микояны жили в Большом доме вместе с командиром Красной армии, польским коммунистом и Павлом Аллилуевым. Ворошилов с другими командирами останавливался в Малом доме. Жены дачников ходили друг к другу в гости. Они напоминали большую большевистскую семью, которая, как чеховские герои, выбралась летом из города на природу.

Сталинская дача была любимым местом отдыха детворы. Взрослые жили наверху, дети занимали комнаты на первом этаже. Яркое солнце заливало светом большие сады. Сталин любил возиться с деревьями и цветами, хотя и предпочитал вместо тяжелого труда давать указания. В архивах имеется немало фотографий, на которых он снят вместе с маленькими детьми, прогуливающимся в садах.

В доме была библиотека, бильярдная, русская баня, позже появился кинотеатр. Светлана обожала эту полную счастья и изолированную от жестокого внешнего мира жизнь с фруктовыми садами, грядками и маленькой фермой, где они доили коров и кормили гусей, кур и индюков, кошек и белых кроликов.

В доме Сталина всегда были гости. В Зубалово часто приезжали родители Нади, Ольга и Сергей Аллилуевы. Они к тому времени уже развелись и жили отдельно. Ольга и Сергей занимали комнаты в дальних углах дома, но это не мешало им спорить и ссориться по любому пустяку при встречах в столовой. Сергей Аллилуев с удовольствием чинил все по дому и быстро подружился с прислугой. Ольга, по словам Светланы Аллилуевой, играла роль «благородной дамы». Надежда не унаследовала страсть матери к лоску и до самой смерти оставалась простой большевичкой.

Надя играла в теннис с безукоризненно одетым во все белое Ворошиловым, когда тот был трезв, и Кагановичем, который выходил на корт в рубашке и сапогах. Микоян, Ворошилов и Буденный любили кататься на лошадях. Их специально привозили из конного полка, расположенного под Москвой. Зимой Каганович с Микояном ходили на лыжах, а Молотов впрягался в санки, как лошадь в крестьянский плуг, и возил дочь. Ворошилов и Орджоникидзе были заядлыми охотниками. Сталин предпочитал бильярд. Андреевы увлекались походами в горы. Они считали альпинизм самым достойным спортом для настоящих большевиков.

В 1930 году даже Николай Бухарин часто приезжал в Зубалово с женой и дочерью. Бухарины привозили с собой маленький зверинец. Прирученные лисицы с удовольствием бегали по поместью. Надя любила Бухарчика и часто гуляла с ним по садам. В эту большую семью входил и Енукидзе.

Все эти дачники приезжали в Зубалово не только отдыхать, но и трудиться.

* * *

Дети членов политбюро привыкли к телохранителям и секретарям. Охранники тоже считались членами семьи. Паукер, начальник отдела охраны, и личный телохранитель Сталина Николай Власик всегда находились вместе с ним в Зубалове. «Паукер был очень веселым человеком, – вспоминала Кира Аллилуева, племянница Сталина. – Он, как все евреи, любил детей, и был не очень высокого о себе мнения. А вот Власик был ему полная противоположность. Он ходил по Зубалову, как расфуфыренный индюк».

Фаворитом детей был тридцатишестилетний Карл Паукер. Его уважал и Сталин. Паукер являлся ярким примером космополитической политики, царившей в ЧК в те времена. В его жилах текла еврейская и венгерская кровь. Прежде чем попасть в армию Австро-Венгерской империи, он работал парикмахером в Будапештской опере. В 1916 году Паукер попал в плен к русским и стал большевиком. Он был неплохим актером и часто устраивал для Сталина пантомимы.

Невысокий Паукер обладал круглым животиком, поддерживаемым корсетом, над которым все смеялись. Лысый и всегда надушенный шоумен с ярко-алыми чувственными губами обожал чекистскую форму и ходил в сапогах с пятисантиметровыми каблуками. Иногда он вспоминал первую профессию, присыпал тальком следы от оспы на лице Сталина и брил его, как самый настоящий лакей. Для членов политбюро Карл Паукер доставал деликатесы, машины и новые продукты. Конечно, он знал много сокровенных тайн о руководителях Советской России. Ходили слухи, что Паукер поставлял балерин Калинину и Ворошилову.

Карл Паукер любил показывать детям свой «кадиллак», подарок Сталина. Задолго до того, как Сталин согласился в 1936 году официально вернуть советской детворе новогоднюю елку, главный телохранитель играл Деда Мороза для кремлевских ребятишек, раздавал подарки и проводил праздники. Сотрудник тайной полиции в роли Деда Мороза – прекрасный символ того удивительного и странного мира.

Еще одним вечным спутником Сталина был начальник его канцелярии, тридцатидевятилетний Александр Поскребышев. Практически каждый день этот маленький, уже начавший лысеть мужчина с рыжеватыми волосами привозил на дачу самые свежие документы. Он родился на Урале в семье сапожника, учился на фельдшера и проводил тайные собрания большевиков в операционной палате. Со временем Поскребышев попал в секретариат ЦК. Сталин однажды увидел его, покачал головой и сказал: «Ну и уродец. Такой кого угодно напугает!» Узкоплечий и низенький Поскребышев многим напоминал обезьяну. Ему в самом деле было очень далеко до Аполлона. Но у него имелось немало достоинств. Главными из них являлись феноменальная память, удивительный педантизм и аккуратность в работе. Александр Поскребышев отвечал за очень важный участок работы генсека. Он готовил заседания политбюро и присутствовал на них в качестве секретаря.

Подвижное и всегда печальное лицо этого придворного квазимодо было своего рода барометром, по которому можно судить о настроении вождя. Если он встречал посетителей дружелюбно, значит, Сталин был в духе. Когда Поскребышев мрачно молчал, это означало, что следует готовиться к худшему.

Приближенные вождя хорошо знали, что самый надежный способ доставить письмо или записку на стол Сталина – адресовать их Александру Николаевичу.

Сталин Поскребышева уважал. В официальной обстановке, на работе, он называл его «товарищ Поскребышев», дома или на даче секретарь превращался в Сашу.

* * *

Сталин просыпался поздно, около одиннадцати. После завтрака он работал днем с горой бумаг. Документы обычно заворачивал в газету. Портфелей не любил. Когда Сталин спал, озабоченные взрослые умоляли детей вести себя потише.

Обед накрывали в 3–4 часа дня. За столом собирались родные вождя и, конечно, половина членов политбюро с женами. Когда за столом были гости, Сталин, как и полагается настоящему грузину, играл роль гостеприимного хозяина. «Он всегда отличался типично восточным гостеприимством, – вспоминал Леонид Реденс, его племянник. – С особенной добротой он относился к детям».

К услугам Василия и Светланы, когда дети Сталина хотели поиграть, всегда были двоюродные братья и сестры из семейства Аллилуевых: Кира, Саша и Сергей, дети Павла Аллилуева, и совсем еще маленькие сыновья Анны Реденс. Помимо родственников сталинские дети играли с детьми других членов политбюро. Особенно с сыновьями Микоянчика (как его называл Сталин), который жил по соседству.

Светлане не повезло. В детской компании преобладали мальчики. Брат Василий часто пугал ее и, чтобы подчеркнуть разницу в возрасте, рассказывал сексуальные истории, которые, как она призналась много лет спустя, смущали и расстраивали ее.

«Сталин очень любил Светлану, а к сыновьям относился без особой теплоты», – вспоминает Кира Аллилуева. Он придумал девочку по имени Лелька, идеальную подружку для Светланы.

Проблемы со слабохарактерным Василием возникли уже в детстве. Надя понимала это и, наверное, поэтому уделяла сыну больше внимания, чем дочери. Родители-большевики сами детей не воспитывали, потому что у них не было времени для подобных мелочей. Этим занимались няньки и учителя. «Мы жили, как какая-нибудь аристократическая семья в викторианские времена, – рассказывала Светлана. – Такой же была жизнь и детей других вождей».

Сталин горячо, по-грузински, целовал и сильно обнимал дочь. Светлана позже призналась, что ей не нравились запах табака и колючие усы отца. Мать, любви которой было так трудно добиться, превратилась в глазах девочки в неприкосновенную святую.

 

Отдых и ад. Политбюро на море

В сентябре 1931 года Сталина и Надю, отдыхавших на Черном море, навестили два грузинских партийных руководителя. Одного гостя Аллилуева любила, второго ненавидела. Надежда очень хорошо относилась к Нестору Лакобе, старому большевику, возглавлявшему большевистскую организацию Абхазии. Лакоба правил солнечной республикой с удивительной мягкостью, как своим княжеством. Он защищал местных начальников от центральной власти и боролся с коллективизацией, утверждая, что в Абхазии нет кулаков. Когда руководители из Тифлиса пожаловались на его самоуправство в Москву, Сталин и Орджоникидзе поддержали старого товарища.

Нестор, стройный щеголь со сверкающими глазами и зачесанными назад черными волосами, бродил, как средневековый трубадур, по узким улочкам своего королевства и заглядывал в кафе. Он плохо слышал, поэтому носил слуховой аппарат. Нестор был хозяином курортов, где отдыхала партийная элита, и поэтому знал всех вождей.

Лакоба постоянно строил для Сталина все новые и новые дачи, устраивал для него пышные банкеты. Короче, все, как в повести Фазиля Искандера «Сандро из Чегема». Коба считал Нестора Лакобу преданным союзником и близким другом.

Лакоба тоже входил в большую сталинскую семью и часто часами сидел со Сталиным на веранде после обеда или ужина. Когда Лакоба приезжал на дачу, нагруженный грузинскими блюдами, и начинал петь абхазские песни, вождь громко кричал: «Виват Абхазия!»

Сталин благосклонно выслушивал советы Лакобы о политике по отношению к грузинской компартии. Она отличалась от остальных республиканских организаций особой клановостью и нередко игнорировала распоряжения из Москвы. Чересчур сильная независимость Тифлиса от Центра послужила причиной для приезда и другого гостя – Лаврентия Павловича Берии, начальника Закавказского ГПУ.

Это был невысокий и очень энергичный лысый мужчина с широким мясистым лицом и пухлыми чувственными губами. За блестящими стеклами пенсне бегали змеиные глазки. Он был, несомненно, талантливым, умным и безжалостным интриганом и авантюристом. Спустя много лет Сталин назовет этого большого льстеца «наш Гиммлер».

Все, кто близко сталкивался с Берией, обращали внимание на то, что он буквально излучал сексуальную страсть. Лаврентий Павлович карабкался по карьерной лестнице с ловкостью и коварством опытного византийского царедворца. Сначала он дорос до руководства Кавказом, потом пробрался в сталинскую семью друзей и соратников и, наконец, стал одним из самых влиятельных руководителей Советского Союза.

Родился Лаврентий Берия в деревне под Сухуми, в семье мингрелов, грузинских евреев. Скорее всего, он был незаконнорожденным сыном одного абхазского землевладельца и очень набожной грузинки. Сейчас практически не осталось сомнений в том, что Берия был двойным агентом, и во время Гражданской войны работал на антикоммунистический режим мусаватистов в Баку. Говорят, что от расстрела его спас Сергей Киров, близкий друг и соратник Сталина. Впрочем, вмешательство Кирова могло и не понадобиться, если бы предателя Берию просто успели расстрелять.

Лаврентий Берия учился на архитектора в Бакинском политехническом институте. Но его влекла работа не архитектора, а чекиста, которая давала почти неограниченную власть. Лаврентий стал чекистом и никогда не жалел о своем решении. Он начал быстро подниматься по служебной лестнице благодаря недюжинным способностям и поддержке Серго Орджоникидзе. Молодой чекист с самого начала выделялся садистскими наклонностями даже в этой страшной организации.

В ЧК началась еще одна жизнь Лаврентия Павловича Берии, жизнь сексуального маньяка. Через много лет он расскажет своей невестке о поездке в Румынию. Там юного архитектора соблазнила женщина, годившаяся ему в матери.

В тюрьме, куда Берия попал в годы Гражданской войны, он влюбился в белокурую золотоглазую племянницу сокамерника. По происхождению Нина Гегечкори была дворянкой. Один ее дядя был министром в меньшевистском правительстве Грузии, другой стал министром у большевиков.

В момент знакомства Лаврентию было двадцать два года, Нина на пять лет моложе. Берия уже занимал высокий пост в ЧК, поэтому девушка попросила его освободить дядю. Молодой чекист начал ухаживать за семнадцатилетней дворянкой. В конце концов они бежали на чекистском поезде. Берия и Нина полюбили друг друга.

Сейчас Берии было тридцать два года. От революционеров первого поколения – таких как Сталин и Калинин, которым перевалило за пятьдесят, и второго – таких как Микоян и Каганович, которым было под сорок, – Лаврентий отличался в первую очередь знаниями. Он был намного образованнее.

Так же, как Железный Лазарь, Берия хотел всегда и во всем быть первым. Он был заядлым спортсменом, играл на месте левого защитника за сборную Грузии по футболу и занимался джиу-джитсу.

Этот очень опытный льстец и интриган славился талантом находить влиятельных покровителей. Орджоникидзе, правивший Кавказом в двадцатые годы, помог Берии сделать карьеру в ГПУ. В 1926-м Серго познакомил молодого чекиста со Сталиным. Дружба и «родственные отношения» закончились в том же году, когда Серго уехал в Москву. Берия быстро понял, что на данном этапе Орджоникидзе уже не нужен, и начал искать дружбы Нестора Лакобы. С помощью Лакобы он хотел вновь попасть к Сталину.

Сталина раздражала бериевская лесть. Когда ему сообщали о приезде грузинского чекиста, он недовольно хмурился. «Что, он опять приехал?» – ворчал Сталин и посылал помощника со словами: «Передайте, пусть уезжает, и скажите, что хозяин здесь Лакоба!»

С Лакобой Лаврентий Павлович не прогадал так же, как в свое время с Орджоникидзе. Когда молодой чекист попал в опалу у грузинских боссов, считавших его шутом, его защитил именно Нестор. Однако сейчас Берию успехи местного масштаба уже не устраивали. Он метил выше.

Лакоба сам привез Лаврентия Берию к вождю. Сталина привело в ярость неповиновение грузинских руководителей, которые назначали старых друзей и родственников на высокие посты, сплетничали с московскими покровителями и знали слишком много тайн юности вождя. Нестор предложил заменить этих заевшихся большевиков Берией, который являлся представителем нового поколения партийцев, беззаветно преданного Сталину.

Надя возненавидела низенького мингрела с первого взгляда.

– Как ты можешь принимать в доме такого человека? – возмущалась она.

– Но он хороший работник, – отвечал Сталин. – Это все эмоции. Дай мне факты.

– Какие тебе нужны факты? – крикнула жена. – Неужели ты не видишь, что он негодяй? Я не потерплю его в нашем доме.

Через много лет Сталин вспомнил, что послал ее к черту.

– Он мой друг и хороший чекист, – решительно закончил он разговор. – Я ему доверяю.

Киров и Орджоникидзе, хорошо знавшие Лаврентия, предупреждали Сталина, что ему нельзя доверять, но вождь не обращал внимания на слова старых друзей, о чем позже сильно пожалел.

Мингрел стал новым протеже вождя. Сталин, если верить дневникам Нестора Лакобы, согласился продвинуть молодого грузинского чекиста.

– Берия не подведет? – все же поинтересовался он. – С ним проблем не будет?

– Не сомневайся, – заверил его Лакоба, который вскоре тоже очень сильно пожалеет о своей доброте и уверенности.

Из Сочи Сталин с Надей отправились на воды в Цхалтубо. Оттуда Коба написал Орджоникидзе письмо, в котором делился своими планами относительно их общего протеже. Он пошутил, что встретился с местными начальниками, один из которых был комиком, а другой – толстяком. «Они согласились взять Берию в крайком Грузии», – сообщил Сталин в самом конце письма.

Серго и грузинские руководители пришли в ужас от того, что выскочка-чекист взял верх над старыми революционерами.

* * *

Ежегодное принятие ванн было у большевистских вождей своего рода паломничеством. В 1923 году Анастас Микоян узнал, что Сталина мучают ревматические боли в руке, и предложил принимать ванны в Мацесте под Сочи. Микоян даже выбрал бывший купеческий дом с тремя спальнями и гостиной, где и остановился Коба. Этот поступок подтверждал, что между двумя кавказцами, по крайней мере в те годы, действительно существовала близкая дружба.

Сталин часто брал с собой Артема и ехал в Мацесту в старом открытом «роллс-ройсе», сделанном еще в 1911 году. Никакой охраны не было, вождя сопровождал только личный охранник, Николай Власик.

Коба очень стеснялся раздеваться на людях. Возможно, причина заключалась в усохшей руке, возможно – в псориазе. Только один человек из его друзей и соратников мог похвастаться тем, что ходил в баню с самим Сталиным. Это был Киров. Взрослых вождь стеснялся, а против Артема ничего не имел. Пока они парились в бане, он рассказывал приемному сыну истории из своего детства, вспоминал приключения на Кавказе и говорил о здоровье.

Иосиф Виссарионович был помешан на здоровье – своем и соратников. Они были ответственными работниками, заботились о благе народа, поэтому государство должно было поддерживать их здоровье. Это стало традицией в Советской России. Начало ей положил Ленин, который тщательно следил за здоровьем своих помощников. К началу тридцатых сталинское политбюро работало очень много, испытывало сильные стрессы и чудовищные перегрузки. Неудивительно, что здоровье советских вождей, основательно подорванное царскими ссылками и Гражданской войной, серьезно ухудшилось.

Вождю так понравился доктор из Мацесты, профессор Валединский, что он даже однажды пригласил доктора выпить коньяка на веранде с ним, его детьми, писателем Максимом Горьким и членами политбюро. Позже Коба перевез Валединского в Москву. Этот профессор оставался его личным врачом до войны.

Сильно болели порой и зубы. Дантист Шапиро, по просьбе Нади, героически лечил восемь пожелтевших и гнилых зубов Сталина. Вождь был ему очень благодарен.

* * *

У Нади начинался осенний семестр, поэтому ей пришлось уехать в Москву. Сталин же опять вернулся в Сочи, откуда писал ей полные любви письма. В отличие от предыдущего отпуска, в этом году Сталин и Надя почти не ссорились. Несмотря на размолвку из-за Берии, ее письма были веселыми и полными уверенности. Надежда Аллилуева хотела сообщить супругу о положении в Москве. Конечно, она поддерживала линию партии.

Надя очень хотела сдать экзамены и стать квалифицированным специалистом. Они с Дорой Казан напряженно работали над текстильными рисунками и узорами.

«Москва изменилась в лучшую сторону, – писала Аллилуева, – но как женщина, которая пудрится, чтобы скрыть недостатки». Грандиозная перестройка, затеянная Кагановичем, потрясла город, такова была его взрывная энергия. Разрушение храма Христа Спасителя, не слишком красивого собора XIX века, для того чтобы построить на его месте еще более уродливый Дворец Советов, продвигалось медленно.

Затем Надя начала сообщать подробности, которые, по ее мнению, захочет узнать Сталин, но она видела происходящее с точки зрения женской логики и эстетики. «В Кремле чисто, но хозяйственный двор такой же страшный, что и раньше. В магазинах очень высокие цены, хотя товаров очень много. Не сердись, что я пишу о таких мелочах, но мне хотелось бы, чтобы людей избавили от этих проблем. Это было бы хорошо для всех работников». В конце она возвращается к самому Сталину: «Пожалуйста, побольше отдыхай».

Пока вождь загорал, в стране набирал силу голод. Ворошилов предложил разослать партийных руководителей по регионам, чтобы они собственными глазами увидели, что творится в России.

«Ты прав, – согласился Сталин 24 сентября 1931 года. – Мы не всегда понимаем значение поездок на места. С делами нужно знакомиться лично. Мы бы значительно чаще одерживали победы, если бы больше ездили по стране и лучше знали заботы людей. Мне очень не хотелось ехать в отпуск, но я очень устал и должен был заняться здоровьем».

Ворошилов был не единственным из отпускников, кто обсуждал с вождем проблему голода. Семен Буденный писал о том, что люди умирают от голода. В конце письма в свойственном ему стиле он сделал приписку: «Я закончил строительство новой дачи. Домик получился очень красивый».

На Сочи тем временем налетел сильный ураган.

«Ветер завывал двое суток, как разъяренный зверь, – сообщал жене Сталин. – Только у нас на даче он с корнем вырвал восемнадцать огромных дубов». Он был счастлив получить письма от детей.

Вот что написала Светлана в коротеньком письме, которое так обрадовало Генерального секретаря большевистской партии: «Здравствуй, папочка. Быстрее возвращайся домой. Это приказ!»

Сталин повиновался. Кризис углублялся.

 

Поезда с трупами. Любовь, смерть и истерия

«Крестьяне едят собак, лошадей, гнилую картошку, кору с деревьев, все, что могут найти», – сообщал Федор Белов в самый разгар кризиса, 21 декабря 1931 года, когда Сталин отмечал в Зубалове свой очередной день рождения.

На этих праздниках Иосиф Виссарионович всегда занимал место у американского патефона. Он ставил пластинки и развлекал гостей. Ему нравилась веселая музыка. Молотов с женой Полиной танцевали «русскую», взяв в руку платок. Сразу было заметно, что он брал уроки бальных танцев. Вообще-то тон в танцах задавали выходцы с Кавказа. По словам Екатерины Ворошиловой, Анастас Микоян, усатый армянин с черными волосами и сверкающими глазами, часто танцевал с Надей Сталиной.

Стройный и жилистый Анастас со сломанным в молодости орлиным носом так же, как Сталин, в юности едва не стал священником. Он любил хорошо одеваться, знал толк в одежде, но даже в обычной рубахе и сапогах казался модником.

Анастас Иванович отличался большим умом. У него были неплохое чувство юмора, такое же язвительное, как у Сталина, и несомненные способности к иностранным языкам. Микоян понимал английский, а в 1931 году учил немецкий, переводя «Капитал».

Анастас Микоян не боялся спорить с Кобой. Тем не менее он оказался самым долговечным большим политиком в истории Советского Союза. Этот армянин занимал высокие посты даже при Леониде Брежневе.

В партию он вступил в 1915 году. Только чудом ему удалось избежать трагической участи двадцати шести знаменитых бакинских комиссаров, расстрелянных в годы Гражданской войны в Азербайджане. Сейчас он правил советской торговлей и снабжением.

Анастас всю жизнь хранил верность своей скромной жене Ашхен. Приглашая Надежду Аллилуеву, он, скорее всего, просто хотел поднять ей настроение. Жена Ворошилова помнила, как Микоян долго расшаркивался перед Надеждой Сергеевной и упрашивал ее станцевать с ним лезгинку. Надя была скромной женщиной. Она смущалась перед натиском этого армянского рыцаря, закрывала лицо руками, словно не могла равнодушно смотреть на его красивый и артистичный танец, и убегала в угол. А может, она отказывалась, понимая, что Сталин может приревновать ее к щеголю Микояну.

Ворошилов-танцор являлся полной противоположностью Ворошилову-политику. На танцплощадке он умел все, а в политике – ничего. Он любил отплясывать гопак, который его супруга называла «полькой, его коронным номером», и постоянно искал партнеров для танца.

* * *

Летом Фред Бил, американский радикал, побывал в деревне под Харьковом, тогдашней столицы Украины. Он обнаружил, что все жители мертвы, за исключением одной женщины, которая сошла с ума. В домах, ставших склепами, пировали крысы.

6 июня 1932 года Сталин и Молотов заявили, что никаких изменений ни в сроках поставок зерна, ни в его количестве быть не может. Через полторы недели, 17 июня, политбюро Украины, возглавляемое Власом Чубарем и Станиславом Косиором, умоляло Москву оказать республике срочную помощь. Свою просьбу украинские руководители оправдывали тем, что во многих областях возникло чрезвычайное положение. Сталин отказал в помощи. Он обвинил Чубаря и Косиора в разжигании паники и заявил, что они действуют заодно с врагами и вредителями. Возникновение голода Сталин считал враждебным актом против ЦК партии.

Когда один из руководителей Украины смело начал рассказывать на заседании политбюро, что в республике царит голод, вождь прервал докладчика. «Нам говорили, товарищ Терехов, – язвительно сказал он, – что вы хороший оратор, но теперь мы видим, что вы еще и хороший сочинитель. Вы придумали такую страшную сказку о голоде на Украине! Не иначе как надеялись напугать нас. Нет, не получится! Мне кажется, что вам было бы лучше оставить пост секретаря ЦК компартии Украины и вступить в Союз писателей. Вы будете придумывать факты, а дураки будут их взахлеб читать».

К Микояну пришел чиновник с Украины. «Товарищ Сталин или кто-нибудь из членов политбюро знает, что происходит на Украине? – спросил он. – Если нет, то я могу вам рассказать, чтобы вы имели хоть какое-то представление. Недавно в Киев пришел поезд. Он был загружен трупами людей, умерших от голода. Поезд собирал мертвые тела от самой Полтавы».

Конечно, партийные руководители в Москве и на Украине прекрасно знали, что происходит. Их письма показывают, что они видели все ужасы из окон своих роскошных поездов. Семен Буденный писал Сталину из Сочи: «Я смотрел в окно поезда и видел усталых людей в старой рваной одежде, наши лошади одни кожа да кости…»

Черный список голода, которого бы удалось избежать, если бы не все деньги пошли на строительство печей для литья чугуна и тракторов, состоит из четырех-пяти, а возможно, и даже десяти миллионов человек. По своим масштабам эта трагедия не имеет себе равных в истории человечества. Сравниться с ней могут разве что ужасы, которые творили нацисты и маоисты.

Казалось бы, кровавая резня и страшный голод должны были подорвать силы партии, но ее члены даже не поморщились.

Как написал один ветеран-партиец, большевиком считается не тот человек, который просто верит в марксизм. Большевик – это тот, «кто обладает безграничной верой в партию независимо от каких бы то ни было обстоятельств; тот, кто способен приспосабливать свою мораль и совесть по приказу партии и без малейших колебаний все время верить в правоту партии даже тогда, когда она все время не права». Сталин не преувеличивал, когда хвастливо заявлял: «Мы, большевики, – люди особой закваски».

* * *

Надежда Аллилуева была простым человеком, в ней не было особой закваски. Царивший в стране голод усиливал и царившее в семейной жизни Сталина напряжение. Во время поездки к своему дяде Реденсу, шефу ГПУ в Харькове, маленькая Кира Аллилуева открыла занавески, закрывающие окна специального поезда, и очень удивилась, увидев едва стоявших от голода на ногах людей с раздувшимися животами, которые выпрашивали еду у пассажиров проходивших мимо поездов. Кира поделилась дорожными впечатлениями с матерью, а Женя Аллилуева бесстрашно рассказала об этом Сталину.

«Не обращай внимания, – отмахнулся Иосиф Виссарионович от родственницы. – Она еще совсем ребенок, поэтому и придумывает разные небылицы». Последний год семейной жизни Сталина выдался сложным и противоречивым. В его отношениях с женой были как счастливые минуты, так и горячие ссоры.

Совмещать обязанности хозяйки, матери и студентки Наде было очень тяжело. Нервы Сталина были напряжены, как натянутая струна. Он ревновал жену. Вождю казалось, что старые друзья, Авель Енукидзе и Николай Бухарин, подрывают его авторитет у Нади и стараются украсть ее. Дома Сталин себя вел по-разному: то как постоянно отсутствующий хозяин семейства, тиран, то как нежный и любящий муж.

У Нади Аллилуевой все чаще происходили истерики. Она становилась, как говорил Молотов, «неуравновешенной». Дочь Серго Орджоникидзе, Этери, имевшая много причин ненавидеть Сталина, объясняет: «Сталин обращался с ней плохо, но она, как все Аллилуевы, была очень неуравновешенной». Надя, казалось, отдалялась не только от своих детей, но и от остального мира. Сталин как-то признался Хрущеву, что, спасаясь от ее истерик, нередко запирался в ванной комнате, а она колотила в дверь и кричала: «Ты невозможный человек! С тобой нельзя жить!»

Конечно, Сталин, который боится разъяренной жены и прячется от нее в ванной, не очень вяжется с образом железного вождя, который укоренился в истории. Те месяцы были, возможно, самыми трудными в его жизни. Он был в панике, понимая, что его власть висит на волоске, что его вселенская миссия в опасности. Хотелось бы расслабиться дома и найти там поддержку у верной и любящей жены, но… дома его ждали непонятные ему истерики Нади. Она рассказывала подругам, что теряет интерес к жизни, что ей все надоело.

Первая леди советского государства была, несомненно, больна. Для того чтобы взбодриться, доктора посоветовали принимать кофеин. После смерти жены Сталин во всех бедах обвинил кофеин. Он был прав. Вместо того чтобы помочь, кофеин должен был довести ее отчаяние до пределов, когда с ним уже невозможно бороться.

* * *

Сталин понимал, что огромные украинские степи выходят из-под контроля, и сам впадал в истерику. «Мне кажется, что в некоторых районах Украины советской власти уже нет, – писал он Косиору, члену политбюро и руководителю республики. – Это правда? Неужели положение в украинских деревнях настолько тяжело? Чем занимается ГПУ? Может, вам следует лично заняться этой проблемой и принять необходимые меры?»

Партийные руководители снова разъехались по стране собирать зерно. В этот раз экспедиции войск ОГПУ и вооруженных револьверами большевиков носили еще более жестокий характер. Молотов отправился на Урал, Нижнюю Волгу и в Сибирь. Однажды его машина попала в кювет и перевернулась. И хотя никто не пострадал, Вячеслав Михайлович утверждал, что его пытались убить коварные враги.

Вождь улавливал сомнения и неуверенность региональных руководителей. Как никогда остро он понимал, что сейчас особенно нужны еще более кровожадные помощники, еще более слепые в своей преданности. Такие, как Лаврентий Берия, которому он поручил править Кавказом.

Против Берии ополчились все грузинское руководство. Объединенными усилиями им удалось отправить молодого чекиста в провинцию, но его вновь спасли. На этот раз сам Сталин. Вождь кратко, но доходчиво объяснил преимущества своего нового протеже: «Лаврентий Павлович Берия решает проблемы в то время, как бюро только перекладывает бумаги с места на место!»

Не обращая внимания на возражения старых большевиков, Сталин назначил Берию первым секретарем компартии Грузии и вторым секретарем Закавказского бюро. Так на сцене появилось новое действующее лицо – Лаврентий Берия.

* * *

В это время американец Фред Бил бродил по обезлюдевшим украинским деревням и читал нацарапанные на стенах изб предсмертные послания, от которых в жилах стыла кровь. «Да благословит Бог тех, кто войдет в этот дом. Пусть они никогда не страдают так, как страдали мы», – написал перед смертью один несчастный. «Сын мой, мы не смогли дождаться, – читал он в другой избе. – Пусть будет с тобой Бог».

29 мая 1932 года Сталин и Надя выехали в Сочи. Там их навестили Лакоба и Берия. Лаврентий сейчас не нуждался в услугах Нестора. Он уже имел непосредственный доступ к вождю. Отношения между недавними друзьями и союзниками сильно испортились. Лакоба при встрече с Берией, не стесняясь, говорил: «Мерзавец!»

Мы не знаем, какие отношения были между Сталиным и Надеждой Аллилуевой во время этого отпуска. Ясно одно, напряжение с каждым днем росло. Сталин правил страной, которая находилась на грани взрыва, при помощи писем и телеграмм. О надвигающейся катастрофе он знал по донесениям сотрудников ОГПУ, которые приходили к нему пачками.

Сталин сидел на веранде дачи в залитом жарким солнцем Сочи и гневно думал об ослаблении дисциплины и предательстве в партии. В критические моменты своей жизни он всегда прятался в крепости, осажденный врагами.

14 июля Сталин написал Молотову и Кагановичу в Москву и потребовал издать драконовский закон, по которому голодных крестьян следовало расстреливать за кражу хотя бы одного колоска с колхозного поля. Так родился печально известный закон о «борьбе с хищениями социалистической собственности».

7 августа закон вступил в силу. Сталин к тому времени окончательно впал в панику. «Если мы не предпримем попыток по улучшению ситуации на Украине, – писал он Кагановичу, – то можем ее потерять!» В критическом положении вождь обвинял слабость и наивность своего зятя Реденса, начальника ОГПУ Украины, и руководителя республики Косиора. Украина, считал Сталин, насыщена польскими агентами, которые во много раз сильнее, чем думают Реденс и Косиор. Он решил заменить родственника более сильным и безжалостным человеком.

* * *

Тем летом Надя рано вернулась в Москву. Может, она хотела подготовиться к осеннему семестру, а может, не могла больше выносить напряжение, которым был пропитан отдых в Сочи. У нее обострились головные боли и рези в желудке. Плохое самочувствие жены усиливало тревоги Сталина. Любой другой человек на его месте не выдержал бы такого стресса, но у Сталина были воистину стальные нервы.

Гнев Сталина в те дни вызывали не только враги, но и друзья. Он сильно рассердился на Ворошилова, который робко высказал предположение, что политика вождя не найдет поддержки у политбюро. Когда украинский чекист Корнеев застрелил, скорее всего, голодающего вора и был арестован, Сталин заявил, что его следует оправдать. Но Климент Ефремович, которого едва ли можно назвать мягкотелым защитником морали, тщательно разобрался в деле и выяснил, что жертвой был подросток. Он написал вождю письмо, в котором предложил судить Корнеева, пусть даже приговор будет очень мягким. В тот же день, 15 августа, разгневанный Сталин поступил по-другому: приказал не только освободить Корнеева из-под стражи, но и повысить его в должности.

Через шесть дней после дела Корнеева, 21 августа, Рютин, ранее арестовывавшийся за критику в адрес Сталина, встретился с несколькими единомышленниками. Они договорились написать «Обращение ко всем членам партии». По их замыслу, это должен был быть мощный призыв сместить Сталина. Еще через несколько дней в ГПУ поступил донос на Рютина. У Иосифа Виссарионовича случилась истерика. 27 августа он срочно вернулся в Москву и встретился в Кремле с Кагановичем, чтобы обсудить обстановку.

Через месяц, 30 сентября, ГПУ арестовало Рютина. Возможно, Сталин, которого наверняка, как всегда, поддерживал Каганович, требовал вынесения смертного приговора. Однако казнь товарища по партии, такого же меченосца, как и они, была чересчур решительной мерой. Против нее выступали Серго Орджоникидзе и Сергей Киров. 11 октября оппозиционера приговорили к десяти годам в лагерях.

Рютинское «Обращение…» имело последствия и для семьи Сталина. Если верить охраннику Власику, Надя достала антисталинский манифест у своих друзей в академии и показала мужу. Это, конечно, не означает, что она присоединилась к оппозиции. Аллилуева могла просто хотеть помочь мужу. Утром после самоубийства брошюру Рютина нашли у нее в комнате.

В пятидесятые годы Иосиф Виссарионович не раз признавал, что не уделял жене достаточно времени в последние месяцы ее жизни. «Время тогда было очень сложное, – оправдывался он. – Мы работали в страшном напряжении, вокруг было так много врагов. Работать приходилось днем и ночью…»

 

Сталин-интеллектуал

Осенью 1932 года пятьдесят писателей, элита советской литературы, получили приглашение приехать в роскошный особняк. В доме в стиле модерн жил самый известный из всех советских писателей – Максим Горький. Ему тогда было шестьдесят четыре года.

26 октября избранные литераторы собрались у Горького в обстановке строгой секретности. Максим Горький, высокий, изможденного вида мужчина с густыми усами, встречал гостей на лестнице. В просторной столовой особняка стояли длинные столы. Они были накрыты белыми элегантными скатертями. Взволнованные писатели ждали в благоговейном молчании приезда высоких гостей. Наконец приехали Сталин, Молотов, Ворошилов и Каганович.

Партия большевиков относилась к литературе очень серьезно. О важности, которую придавали литературе революционеры, говорит хотя бы тот факт, что вожди, несмотря на громадную загруженность основной работой, находили время на редактирование произведений советских писателей.

После небольшой вступительной беседы с гостями Иосиф Виссарионович с соратниками сел за стол около хозяина дома. Неожиданно Сталин перестал улыбаться и заговорил о создании новой литературы.

Встреча в особняке Горького имела судьбоносное значение. Отношения между Сталиным и Горьким служили барометром отношения власти к литературе и писателям. Максим Горький был очень близок со Сталиным с конца двадцатых годов. Он даже отдыхал вместе с вождем и его женой.

К 1921 году Горький так разочаровался в ленинской диктатуре, что покинул родину и поселился на вилле в итальянском Сорренто. Сталин неоднократно посылал к великому писателю эмиссаров прощупать его настроения и уговорить вернуться в Россию. Затем вождь начал сложную игру: с помощью таких приманок, как деньги и власть, играя на тщеславии писателя, ему удалось заманить Горького обратно в СССР. Детские и юношеские воспоминания Максима Горького о крестьянстве как об отсталом классе заставили его выступить с поддержкой сталинской коллективизации и войны с деревней.

В 1930 году Горький начал получать щедрые подарки от довольно неожиданного благодетеля, казалось бы, далекого от литературы – ГПУ. Сталин сконцентрировал на Горьком все свое кошачье обаяние. В 1931 году писатель вернулся на родину, чтобы стать литературным украшением вождя. На жизнь он не жаловался, потому что ни в чем не нуждался. Максим Горький получал более чем щедрое денежное довольствие. Не стоит забывать и о миллионных гонорарах за его книги. Он жил в Москве в особняке, который до революции принадлежал известному промышленнику Рябушинскому. Помимо этого власти выделили ему огромную дачу за городом. В Крыму к услугам Горького была вилла, напоминавшая дворец. Многочисленная обслуга виллы работала в ГПУ. Резиденции Максима Горького быстро превратились в своего рода штаб-квартиры советской интеллигенции. Великий писатель много помогал молодым талантливым коллегам, таким как, к примеру, Исаак Бабель и Василий Гроссман.

Партийные руководители относились к Горькому с большим уважением. За содержание и быт звезды отвечал главный советский чекист. Ягода быстро улаживал все дела и проблемы Максима Горького и все больше времени проводил в его особняке. Сталин возил в гости к великому пролетарскому писателю Василия и Светлану. Они играли с внуками Горького. Внучке Горького, Марте, скучать не приходилось. Один день она веселилась с Бабелем, другой – с Ягодой.

Вождь понимал, что Горький является ценным товаром, который можно купить. В 1932 году он приказал пышно отпраздновать сорокалетие литературной деятельности Горького. Родной город писателя, Нижний Новгород, был переименован в Горький. Его именем назвали и центральную столичную улицу – Тверскую. Когда Сталин решил присвоить имя Горького и Московскому художественному театру, Иван Гронский, один из руководителей РАПП, робко возразил:

– Но товарищ Сталин, Московский художественный театр больше связан с именем Чехова.

– Это не имеет значения, – отмахнулся вождь. – Горький – тщеславный человек. Поэтому мы должны как можно крепче привязать его к партии.

Иосиф Виссарионович вновь оказался прав. Многочисленные переименования выполнили задачу. Во время ликвидации кулачества Максим Горький выплеснул всю свою давнюю ненависть к «отсталым» крестьянам в знаменитой статье в «Правде» под заголовком «Если враг не сдается, его уничтожают». Горький ездил по концентрационным лагерям и восхищался их воспитательной функцией. Максим Горький поддерживал грандиозные стройки, на которых трудились сталинские рабы. Во время поездки на Беломорканал Горький поздравил Генриха Ягоду. Он заявил, что грубые чекисты, наверное, даже не понимают, какое великое дело делают!

Ягода, начальник тайной полиции СССР, во всем старался подражать Хозяину. По словам Надежды Мандельштам, первое поколение молодых чекистов отличалось изысканным вкусом и слабостью к литературе. «Чекисты были авангардом нового народа», – писала она.

Руководил этим авангардом тридцатидевятилетний Ягода. Он влюбился в невестку Максима Горького, Тимошу, молодую, очень красивую, простую и веселую жену Максима Пешкова.

Генрих Ягода был сыном ювелира. В молодости он изучал статистику и аптекарское дело. Ягода, настоящее имя которого было Энох, вступил в большевистскую партию в 1907 году. Он тоже был из Нижнего Новгорода. Это стало его визитной карточкой. Анна Ларина считала, что Ягода по своему развитию значительно превосходил своих помощников. Ягода быстро стал развращенным карьеристом, но он никогда не был человеком Сталина. Он разделял взгляды правых, однако в 1929 году переметнулся на сторону власти.

Величайшим достижением чекиста Ягоды, которое горячо одобрял и поддерживал Сталин, было создание трудовых лагерей. Огромная империя ГУЛАГа обеспечивала сталинскую индустриализацию необходимой рабской рабочей силой.

Генрих Ягода был хитрым мужчиной невысокого роста. Ему еще не стукнуло и сорока, а он уже начал лысеть. Ягода всегда ходил в форме, любил французские вина и сексуальные игрушки.

Он был из числа тех массовых убийц, у которых пальцы позеленели от работы в саду. Главный чекист Советской России любил хвалиться, что на его огромной даче благоухают две тысячи орхидей и роз. Ягода часто бывал в гостях у Горького, ухаживал за Тимошей и дарил ей букеты.

Когда Максима Горького назначили главой Союза писателей, он посоветовал Сталину упразднить РАПП. В апреле 1932 года эта организация была распущена, к восторгу писателей и поэтов. Литераторы искренне надеялись на то, что теперь их положение улучшится. Вскоре пятьдесят из них получили приглашения в особняк Горького.

Повертев в руках перочинный ножик, рукоятка которого была украшена маленькими жемчужинами, Сталин неожиданно нахмурился. От его прежней веселости не осталось и следа. Он заявил суровым голосом, в котором явственно слышались стальные нотки: «Художник должен правдиво изображать жизнь. Если он изображает нашу жизнь правдиво, то он не может не показать ее продвижения к социализму. Это есть и будет социалистический реализм». Другими словами, писатели, по мнению вождя, должны описывать жизнь такой, какой она должна быть, а не такой, какой она есть на самом деле. Литературные произведения становились таким образом панегириками утопическому будущему.

Затем в разговоре партийных руководителей с писателями появился элемент фарса. Его источником, как всегда непроизвольно, стал Ворошилов.

– Вы должны производить нужный нам товар, – продолжил свои наставления Сталин. – Еще больше, чем машины, танки и аэропланы, нам нужны человеческие души.

Простак Климент Ворошилов воспринял слова вождя дословно. Он прервал его и горячо возразил, что танки тоже очень важны.

– Писатели, – провозгласил Иосиф Виссарионович, – являются инженерами человеческих душ.

Произнеся эту поразительную по своей дерзости и откровенности фразу, вождь показал пальцем на сидевших рядом с ним писателей.

– Я? Почему я? – испугался ближайший из них. – Я же не спорю.

– Что хорошего в том, чтобы просто не спорить? – вновь вмешался в разговор Ворошилов. – Вы должны выполнять указания партии.

К этому моменту у части собравшихся закружились головы от вина Горького и аромата открывавшейся перед ними власти. Сталин попросил снова наполнить бокалы. Писатели чокнулись со Сталиным.

– Давайте выпьем за здоровье товарища Сталина! – громко крикнул поэт Луговской.

Внезапно писатель Никифоров вскочил на ноги и заявил:

– Я сыт по горло всем этим! Мы пили за здоровье товарища Сталина один миллион сто сорок семь тысяч раз. Наверное, он уже и сам сыт этим по горло…

В столовой повисла тяжелая тишина. Напряжение разрядил Сталин. Он пожал смельчаку руку и поблагодарил его: «Спасибо, товарищ Никифоров, спасибо. Вы правы. Я сыт этим по горло».

* * *

Сталин никогда не уставал возиться с писателями. Когда Мандельштам утверждал, что поэзия пользуется наибольшей популярностью в России, где людей за нее убивают, он был, конечно же, прав. Литературе Иосиф Виссарионович всегда уделял большое внимание. Он мог требовать от писателей быть «инженерами человеческих душ», но на самом деле вождь был очень далек от того неуклюжего обывателя, образ которого неизбежно возникает при изучении его манер.

Сталин не только восхищался настоящей литературой и ценил ее, он умел отличать гениев от бездарей. Страсть к чтению книг у него родилась еще в 1890-х годах. Сталин утверждал, что прочитывал каждый день по пятьсот страниц. В сибирской ссылке, после смерти одного из ссыльных, Коба забрал книги покойника и отказался делиться с разгневанными товарищами.

Литература играла в его жизни почти такую же роль, как марксизм-ленинизм и мания величия. Без особого риска ошибиться можно сказать, что они были главными движущими силами всей его жизни. Сам Сталин не обладал талантом к сочинительству, но принимая во внимание литературные вкусы и пристрастия этого сына сапожника и прачки, его следует считать интеллектуалом. Не будет большим преувеличением сказать, что Иосиф Сталин был самым начитанным правителем России, начиная от Екатерины Великой и кончая Владимиром Путиным. Он был даже начитаннее Владимира Ленина, который слыл большим интеллектуалом и к тому же получил дворянское образование.

«Он много работает над самообразованием», – говорил о вожде Молотов. Личная библиотека Сталина состояла из 20 тысяч томов, причем все они были, что называется, зачитаны до дыр. Здесь имелись книги по самым разным темам, самых разных писателей, от «Жизни Иисуса» до романов Голсуорси, Уайльда, Мопассана, Стейнбека и Хемингуэя. Внучка видела его за чтением романов и рассказов Гоголя, Чехова, Гюго, Теккерея и Бальзака. В пожилом возрасте Иосиф Виссарионович открыл для себя Гете, преклонялся перед Золя.

Большевики верили в безупречность нового человека и были твердыми сторонниками самообразования. Сталин выделялся среди них особым усердием. То, что он читал не для развлечения, а очень серьезно, видно хотя бы по пометкам, которые вождь делал на полях самых разных книг, начиная от романов Анатоля Франса и кончая «Историей Древней Греции» Виппера. По ним можно неплохо понять его взгляды на жизнь. Сталин заучивал цитаты, как прилежный студент.

Иосиф Сталин хорошо разбирался в античности и мифологии, вспоминал Молотов. Он мог цитировать Библию, Чехова и «Бравого солдата Швейка», а также повторять понравившиеся мысли Наполеона, Бисмарка и Талейрана. Его знания грузинской литературы были такими глубокими, что Сталин мог на равных спорить о поэзии с Шалвой Нутсибидзе, известным философом.

Нутсибидзе через много лет после того, как Сталин уже перестал быть богом, утверждал, что тот был выдающимся знатоком литературы. Вождь нередко читал вслух друзьям и соратникам отрывки из Салтыкова-Щедрина или нового издания средневековой грузинской эпической поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Он обожал «Последнего из могикан» и как-то сразил одного молодого переводчика, поздоровавшись с ним, как это делали краснокожие герои романа Фенимора Купера: «Большой вождь приветствует бледнолицего!»

По своим художественным вкусам Иосиф Виссарионович был консерватором. Он всегда оставался в XIX веке, несмотря на расцвет модернизма в 1920-х годах. Ему больше нравились Пушкин и Чайковский, нежели Ахматова и Шостакович. Будучи интеллектуалом, он уважал людей искусства и ученых. Его тон мгновенно менялся, когда Сталин разговаривал с популярным писателем или известным профессором. «Мне очень жаль, что я не могу выполнить вашу просьбу прямо сейчас, уважаемый Николай Яковлевич, – писал он профессору лингвистики Марру. – После конференции, думаю, сумею выкроить 40–50 минут, если вы, конечно, не возражаете…»

Сталин высоко ценил талант и гениальность. Но так же, как в случае с любовью и семьей, на первом месте у него всегда стояла вера в непогрешимость и победу марксизма. Сталин восхищался великим психологом Достоевским, но запрещал его, потому что считал, что эти романы оказывают отрицательное влияние на молодежь. Он наслаждался рассказами Михаила Зощенко и, несмотря на то что писатель высмеивал советскую бюрократию, читал отрывки сыновьям Василию и Артему. «Здесь товарищ Зощенко вспомнил о ГПУ и изменил концовку!» – замечал Сталин, смеясь.

Подобные шутки были типичны для этого жестокого и язвительного циника, большого любителя солдафонского юмора. Он признавал, что Пастернак, Мандельштам и Булгаков – гении, но несмотря на гениальность, их книги в Советском Союзе были запрещены. Но ни Булгаков, ни Пастернак не были арестованы. Однако горе тому писателю, который осмеливался оскорблять лично вождя.

Наиболее удивительными были комментарии Сталина, когда речь шла о таких мастерах, как, скажем, Булгаков. Его пьеса о Гражданской войне, «Дни Турбиных», была любимой у вождя. Он смотрел спектакль пятнадцать раз. Возможно, поэтому, когда другую булгаковскую пьесу, «Багровый остров», критики заклеймили как «правую», Сталин нашел время написать директору театра: «Нехорошо называть литературное произведение правым или левым. Эти слова больше относятся к политическим партиям, чем к литературе. В литературе нужно использовать классовые понятия: антисоветская, революционная или антиреволюционная, но ни в коем случае не правая или левая… Легко критиковать, отвергать хорошие пьесы, гораздо труднее их писать. Окончательное впечатление от пьесы – она полезна для большевизма, поскольку является демонстрацией его всесокрушающей силы».

Когда Булгакову запретили работать, он пожаловался Сталину. Вождь позвонил опальному писателю и пообещал: «Мы попытаемся что-нибудь для вас сделать».

Сталин обладал даром упрощать сложное и делать его понятным. Это наглядно видно на примере его объяснения большевизма, основанного так же, как катехизис, на вопросах и ответах. Для политика эта способность неоценима.

Сталин был не только главным цензором в стране. Он упивался ролью главного редактора империи. Больше всего на свете ему нравилось писать на страницах книг саркастическое замечание: «Ха-ха-ха!» Этот смешок, в котором не было ни тени юмора, можно найти в сотнях книг, хранившихся в библиотеке вождя.

* * *

Депрессия Нади усиливалась из-за кофеина и напряжения мужа. Но несмотря на это, даже в последние месяцы у них были, пусть и редкие, минуты трогательной нежности. Однажды Надя неожиданно выпила вина. Ей стало плохо. Сталин уложил жену в постель. Она посмотрела на него и жалобно то ли спросила, то ли сказала: «Значит, ты меня все же немного любишь». Прошло много лет, и Иосиф Виссарионович рассказал дочери об этом случае.

Итак, до нас дошла тревожная картина жизни вспыльчивых супругов. Сталин и Надя то относились друг к другу с большой любовью и нежностью, то изливали потоки гнева и ярости. Не стоит забывать и о том, что они были родителями и по-разному обращались с детьми. И все же Надя, похоже, до самого конца продолжала любить «своего мужчину», как она называла Сталина. Иосиф обладал необычайно сильным характером. Надя часто говорила матери: «Должна признаться, меня удивляют его сила и энергия. Только по-настоящему здоровый человек может выдерживать такой объем работы, как он». Надя же была очень слаба. Если кто-то в этой странной семье и мог сломаться от напряжения, то, конечно, она. Отчужденность и холодность Сталина позволяли ему выносить самые жестокие удары судьбы.

Лазарю Кагановичу в очередной раз пришлось покинуть свою московскую вотчину. Его отправили на Кубань громить крестьян. Железный Лазарь организовал массовые репрессии и выселил в Сибирь пятнадцать деревень. Он называл то, что сейчас происходило в деревнях, «сопротивлением остатков умирающих классов, которое вело к конкретной форме классовой борьбы».

Классы действительно умирали. Копелев видел посиневших женщин и детей с раздувшимися животами. Они еще продолжали слабо дышать, но из их пустых глаз уходили последние остатки жизни. Повсюду были трупы: на улицах, в крестьянских избах, в таящем снегу старой Вологды и под харьковскими мостами. Каганович приказал расстрелять несколько десятков похитителей зерна и с чувством честно выполненного долга вернулся в Москву. Он как раз успел на праздничный ужин у Ворошилова в честь очередной годовщины Октябрьской революции.

7 ноября партийные руководители должны были принимать парад с только что законченного Мавзолея Ленина. Сейчас монумент был не из дерева, а из серого мрамора. Вожди рано собрались на квартире Сталина. Все надели шинели и шапки, потому что на улице стоял мороз. Надя Аллилуева уже прошла по Красной площади в колонне студентов и преподавателей Промышленной академии. Домохозяйка и няни одели Васю и Артема. Светлану еще не привезли с дачи.

Около восьми утра большевистские вожди вышли из Потешного дворца и, болтая о пустяках, миновали центральную площадь и здание Сената. Они направлялись к ступенькам, ведущим на Мавзолей. Было очень холодно, парад длился четыре часа. Ворошилов и Буденный ждали начала шествия верхом у кремлевских ворот в разных концах Красной площади. Когда послышался бой курантов на Спасской башне, они тронулись с места и встретились в центре площади, у Мавзолея. Военачальники спешились, поднялись по ступенькам и присоединились к членам политбюро.

Многие видели в тот день Надю. У нее было приподнятое праздничное настроение. Казалось, она не сердилась на мужа. Первая леди Советского Союза смотрела издали на руководителей страны. Позже она встретилась с Артемом и Василием на трибуне справа от Мавзолея. Надя смотрела на мужа и, как всякая жена, тревожилась, что он забыл застегнуть шинель в такую холодную погоду.

– Мой мужчина забыл шарф, – сказала она. – Боюсь, что он простудится и заболеет.

Потом у нее внезапно начался сильный приступ головной боли. «Она простонала: „О, моя бедная голова“!» – вспоминает Артем Сергеев. После парада Василий и Артем попросили экономку уговорить Надю отпустить их на праздники в Зубалово.

– Пусть в самом деле поедут на дачу, – согласилась Надя Аллилуева и весело добавила: – Вот скоро я закончу академию, и тогда будет для всех настоящий праздник! – Улыбка сошла с ее лица, оно опять исказилось от боли. – О, моя бедная голова!

Сталин, Ворошилов и другие члены политбюро в этот момент находились в маленькой комнате за Мавзолеем. Там располагался импровизированный буфет, где можно было выпить и закусить.

На следующее утро ребят увезли в Зубалово. Сталин работал, как обычно, у себя в кабинете. В тот день он встречался с Молотовым, Куйбышевым и секретарем ЦК, Павлом Постышевым. Генрих Ягода привез запись разговоров еще одной группы противников вождя, старых большевиков Смирнова и Эйсмонта. Особенно Сталина возмутили слова одного из них: «Только не говорите мне, что ни один человек во всей стране не способен убрать его!» Сталин с соратниками приказал арестовать смутьянов. Потом они отправились на ужин к Ворошиловым. Надя надела новое платье, воткнула в волосы розу и тоже пошла на банкет. Она выглядела гораздо лучше.

За окнами, наверное, еще не начало светлеть. Она достала маузер, который привез ей Павел Аллилуев, и легла на кровать.

Большевики всегда считали самоубийства достойной смертью. В 1929 году Надя присутствовала на похоронах одного такого самоубийцы. Троцкист Адольф Иоффе застрелился в знак протеста против разгрома Сталиным оппозиции. Годом позже известный поэт Владимир Маяковский выразил протест таким же способом…

Надя поднесла револьвер к груди и нажала на курок. Никто не услышал выстрела. В Кремле толстые стены, а стреляла она из дамского оружия. Ее тело скатилось на пол.