Видеть, как снег идет, — это видеть, как время идет. Как белые нити ветра плетут и плетут понемногу редкий мех горностая, устилающий склоны холмов.

Сколько галактик в снежинке, едва коснувшейся моего рукава?

Зима до костей проморозила дерево, остекленила. Снег спешит очертить его контуры, обернуть слезной тканью                                            из фальшивой шерсти небес.

Снег рисует, Ветер стирает. Мой след рассыпается в прах, чтобы меня тут как бы и не было никогда.

Снег идет и вдруг прекращается разом, как по команде какого-то белого сердца. Будто оно решает, будто торопит, будто следит, чтобы время не отставало.

Прежде чем убить, снег рыбьим голосом шепчет на ухо мягкие сказки.

Кровь показалась, значит, покинула тело и умирает. Если кровь прольется на снег, то, свернувшись, смерть замрет и застынет сургучной печатью.

Жажда живет в соли и мечтает угаснуть в снеге.

Снегу снится, как он утоляет жажду соляных пустынь.

Между снегом и солью Расстояние, равное жажде.

И вот что важно: снег — это соль минус жажда.

Снег и соль одноцветные разновкусные. Вот и говорите после этого о вкусах цветов.

Пуантилизм: снег забыл упасть и плывет, притворившись пыльцой.

По лестнице гамм пианино взбегает навстречу снегу, который, танцуя, дрожит шитым белыми нитками телом. Стежок за стежком год за годом нити, сплетенные ветром, пронзают ночь, словно мысли, тревожные мысли без цели.

За тень до наступленья ночи по снежной равнине проносится поезд. Скользит по рельсам, застегивая до утра на молнию всю окрестность.

Под утро за дальним полем тянутся к небу деревья дыма, у каждого дерева в корневище живая овца под снежной шапкой. Теплая белизна в поединке с властью белизны ледяной.

— Жара убивает пустыню или дарит ей жизнь? — Жизнь, смерть, снова жизнь для пустыни — как две сложенные ладони дня и ночи. — Когда же она жива? — Ее жизнь — договор между жизнью и смертью, скрепленный печатью песков. — Есть у нее надежда? — Она до сих пор вспоминает ледниковый период. — Ей ночью хватает тени? — Одна краткая ночь для неё ничто. Только снег способен напоить ее звездами вдоволь и раскинуть бескрайнюю ночь, в которой она спокойно и гордо будет ждать вожделенных льдов.

Снег живет и как-то справляется молча. А ведь это нелегкий труд — падать каждый день на огромные ломти мира, одушевлять тени, освещать все вплоть до сомнения, маячащего на горизонте. А потом умереть в кулаке, не оставив по себе памяти, только всхлипнув, как срезанный стебель. Или зачахнуть под солнцем с неповторимой в каждом отдельном случае медлительностью агонии.

Снег смерти приносят коварные ветры. Снежные плети, извиваясь, хлещут деревья, мчатся по лесу туда и обратно, гонясь за забвеньем. Раствором влаги и воя полируют щербатые горы, и словно больная кровь, снег оседает везде, где случится несчастье. Снег сеется и вырастает в гигантский медленный гриб… А ветер уносится прочь, прыгает за горизонт — и только его и видели, оставляя снег позади вместе с виной и смертью.