— Кто был солдатом и видел смерть вблизи, тот не думает о самоубийстве, — продолжал Сиди-Коко. — К тому же я воображал, что когда-нибудь встречусь с Мариеттой… Но, чтобы искать ее, нужны были деньги, а у меня не было ни гроша… Ах, как я жалел тогда о своих полутора тысячах франков! Как мне было заработать столько, чтобы не умереть с голоду и еще накопить немного денег?

Я взялся за свои прежние ничтожные занятия, а по вечерам стал опять развлекать публику в трактирах чревовещанием. Один старый сержант зуавов, которому пришлось служить в Париже много лет назад, помнил представления «Человека с куклой» в Пале-Рояле. Я смастерил из дерева куклу, одел ее, как мог, и придумал речь.

Жером Трабукос — честный малый, уверяю вас, — директор труппы, в которой я теперь состою, услышал меня в один вечер и тотчас предложил мне поступить к нему. Так как комедианты недолго остаются на одном месте, что дает возможность видеть много городов и поселков, то я и принял предложение Жерома, оставив, однако, за собой право покинуть труппу, предупредив об этом за неделю. Я хорошо знал, что ремесло фигляра не понравится Жаку Ландри и Мариетте, и хотел быть свободным, когда найду их…

В продолжение шести-семи месяцев я ездил с труппой по ярмаркам, не сделав никакого открытия, но не отчаивался… Наконец, четыре дня назад, здесь же, во время представления, я увидел Мариетту, сидевшую напротив меня на скамейке… Она узнала меня с первого взгляда и нахмурилась. Меня как обухом ударило… Я потерял голос… растерялся совсем… выронил из рук куклу, и сам Жером Трабукос вышел на сцену, чтобы ободрить меня.

Мариетта ушла еще до окончания представления вместе с какой-то маленькой девочкой. Я последовал за ней, догнал ее и заговорил с ней. Она отнеслась ко мне дурно. И когда я ей сказал, что люблю ее еще больше, чем прежде, и хочу на ней жениться, она ответила, что напрасно я о ней думаю и что ее отец, узнав о моем новом ремесле, выгонит меня, если я осмелюсь явиться к нему. Я пообещал ей, что больше не буду комедиантом, но она попросила меня оставить ее. Это было жестоко, но не обескуражило меня. Ничто не могло отнять у меня надежду. Главное, что я нашел Мариетту. Я мог рассчитывать на будущее… Рассчитываю и теперь… и буду рассчитывать до тех пор, пока я жив и пока Мариетта не выйдет замуж.

В тот же вечер я объявил Жерому Трабукосу, чтобы он меня заменил, так как на следующей неделе я выхожу из его труппы. Вот вся истина, господин следственный судья. Мне нечего больше вам сказать.

Судья устремил на Сиди-Коко испытующий и строгий взгляд.

— Больше нечего! — повторил он. — Уверены ли вы в этом?

— Вполне уверен, — пробормотал чревовещатель с заметным смущением.

— Таким образом, вы утверждаете, что не видели Мариетту Ландри после ее неблагосклонного приема?

— Утверждаю.

— Вы отрицаете, что, с ее согласия или нет, приближались к ней?

— Отрицаю.

— Этот ответ — не только ложь, но и промах с вашей стороны.

— Спросите Мариетту, господин судья. Вы увидите, что я не лгу.

— Но как же вы объясните показание одного свидетеля, Андоша Равье, который оказался в двух шагах от вас, когда вы выходили из парка поздно вечером с двадцать четвертого на двадцать пятое число? Этот свидетель не мог ошибиться: он видел ваше лицо при свете спички.

Сиди-Коко решил, что его арестовали по обвинению в совершении этого незначительного проступка. Он оправился от смущения и ответил твердым голосом:

— Я все-таки утверждаю, что не имел с Мариеттой другого разговора, но признаюсь, что входил в парк господина Домера, чего не должен был делать.

— Расскажите мне подробно, что вы делали вечером и ночью три дня назад, — приказал следственный судья.

— Труппа с вещами оставила Рошвиль три дня назад утром, — начал Сиди-Коко.

— И вы остались одни?

— Нет. Я поехал вместе со всеми и помогал своим товарищам устанавливать балаган на площади в Сент-Авите. В тот вечер не было представления. Мне пришла в голову мысль вернуться назад и попытаться увидеть Мариетту. Но как это сделать? Расстояние — двенадцать километров… Если бы я пошел пешком, то явился бы слишком поздно и Мариетта уже спала бы. Я отправился в трактир «Красный бык» и спросил, нельзя ли нанять лошадь. Как раз в это время трактирщик собирался запрягать свою лошадь в повозку. «Куда вы хотите ехать?» — спросил он у меня. «В Рошвиль». — «Вы там долго пробудете?» — «Не больше часа». — «Вот и отлично! Я сам еду в Рошвиль и пробуду там с час. Я возьму вас с собой и привезу обратно, это обойдется вам в сорок су. Вы согласны ехать со мной?» — «О, конечно, согласен!» — «В таком случае садитесь». Я тотчас уселся рядом с трактирщиком, и лошадь понеслась… При въезде в городок я вышел из повозки, сказав трактирщику: «Через час вы меня посадите здесь же». — «Хорошо», — ответил он.

Жобен слушал рассказ Сиди-Коко с изумлением.

«Неужели все мои соображения опять окажутся ошибочными? — спрашивал он у самого себя. — Если это так, то я просто глупец!»

А следственный судья, казалось, совершенно не удивлялся тому, что слышал.

— Продолжайте, — сказал он.

Чревовещатель собрался было продолжать, но тут вошел жандарм, держа в руке продолговатый пакет синего цвета. Этот жандарм приехал из Малоне. Он привез телеграмму из Парижа.

— Господину следственному судье, — произнес он.

«Это ответ», — подумал Жобен.

Судья быстро разорвал пакет, дважды внимательно прочел депешу, а затем подал ее сыщику.

— Мы были совершенно правы, — сказал ему судья. — Вот новое тому доказательство.

Жобен схватил бумагу и в свою очередь прочел с жадностью следующие строки:

«В Малоне, из Парижа. 26 сентября, 8 часов вечера. Начальник сыскной полиции следственному судье в Рошвиле.

Справки наведены: Филипп Домера покинул Гранд-отель 23 числа текущего месяца, в десять часов утра, отправляясь в Марсель. Он оставил письмо Жоржу Праделю, офицеру зуавов, своему племяннику. Жорж Прадель приехал в тот же день в три часа пополудни, прочел письмо Домера, взял номер, оделся, вышел в шесть часов вечера, ничего не сказав и оставив свои вещи. Больше не появлялся. Управляющий гостиницей очень этим встревожен. Нужно ли искать Жоржа Праделя в Париже?»

— Очень странно! — пробормотал Жобен. — Мало того, что лейтенант оставил здесь массу ужасных улик, он еще и покинул отель, не захватив с собой вещей и не сказав ни слова!

Следственный судья обратился к Сиди-Коко:

— Сколько времени вы не виделись с Жоржем Праделем?

— Сколько времени я не виделся с Жоржем Праделем? — повторил отставной зуав. — Я расстался с ним восемь месяцев назад, выходя в отставку. Я, кажется, вам это уже говорил.

— Вам известно, где он теперь находится?

— Полагаю, что все еще в Алжире.

— Значит, вы с тех пор не получали о нем вестей?

— Никаких.

— Вы ему не писали?.. Не получали от него письма?

— Никогда.

— И случай не устроил вашей встречи недавно?

— Для этого нужно было бы, господин судья, чтобы лейтенант находился во Франции.

— Он во Франции.

— Я этого не знал.

— Вы это знали, все объяснится со временем… Что вы делали после того, как оставили трактирщика, который, если вам верить, за сорок су привез вас из Сент-Авита в Рошвиль?

— Я вернулся к решетке парка… перелез через нее без малейшего труда и направился к замку. Между деревьями было так темно, что два человека могли бы встретиться и не заметить друг друга. Потому я смело подошел к одному окну нижнего этажа, это было окно кухни. В ней горел свет. Жак Ландри и его дочь заканчивали ужинать. Время от времени Мариетта бросала кусочек хлеба бульдогу, лежавшему у ее ног. Минут через пять бывший моряк встал и, набив трубку, закурил ее. Я подумал, что, прежде чем лечь спать, он обойдет парк и я смогу воспользоваться его отсутствием для того, чтобы войти в дом и поговорить с Мариеттой. Но Жак Ландри не оставлял кухню, а ходил взад-вперед. Я все ждал, когда он уйдет, как вдруг у решетки парка раздался звонок… Отец и дочь удивленно переглянулись. Бульдог встал на задние лапы и начал принюхиваться. «Черт возьми! — подумал я. — Как только отворится дверь, эта собака набросится на меня. Жак Ландри придет с фонарем, и меня примут за вора, а неудобно являться, как вор, для того, чтобы сделать предложение… Нужно бежать».

Итак, я бросился к забору, и хорошо сделал, потому что едва я отбежал шагов на сто, как старый моряк вышел из замка, а бульдог пустился за мной с ужасным лаем… В Африке я не раз был в огне… и не боялся. Но этот дьявольский бульдог напугал меня до смерти. Мне казалось, что он уже вцепился в меня. Я не бежал, а летел… Но, несмотря на это, бульдог догонял меня… еще минута и он бы меня схватил…

К счастью, я наткнулся на ветви толстого дерева и бросился на одну из них. Она захрустела подо мной. Я продолжал лезть наверх. Наконец забрался на довольно большую ветвь и устроился там… Ограда парка находилась почти подо мной, а за ней пролегала большая дорога. Под деревом с остервенением лаял бульдог. В отдалении я слышал голос Жака Ландри, довольно грубо говорившего с теми, кто звонил у калитки. Я подумал, что как только он освободится от этих посетителей, то сразу постарается выяснить причину лая своей собаки. Недолго думая, я пробрался по ветви за стену, ветвь гнулась подо мной. Почувствовав, что она ломается, я выпустил ее из рук и спрыгнул на землю.

Перед моими глазами внезапно вспыхнуло пламя. Я вздрогнул. Человек, о котором вы говорили сейчас, господин судья, находился в двух шагах от меня: он зажег спичку и узнал меня. Я был с ним не знаком. Выругавшись, я пустился бежать к тому месту, куда должен был подъехать трактирщик. Клянусь Богом, вот и все, что произошло в парке господина Домера… Теперь, господин судья, так как вы все знаете, то согласитесь сами, что не стоило за такие пустяки держать целую ночь в тюрьме честного человека, не имеющего ничего на совести!

Сиди-Коко замолчал. Судья хотел было ответить, но Жобен наклонился к нему и несколько минут что-то говорил, тихо и с воодушевлением. Судья сделал утвердительный знак и, обратившись к отставному зуаву, продолжал:

— Вы отправились, говорите вы, ожидать трактирщика, который должен был отвезти вас обратно в Сент-Авит?

— Так точно, господин судья.

— И, без сомнения, какой-нибудь непредвиденный случай помешал ему приехать?

— Случай? Нисколько! — возразил Сиди-Коко. — Хозяин «Красного быка» приехал даже раньше, чем следовало ожидать. Было не больше десяти минут десятого, когда я услышал звон бубенчиков и увидел свет фонаря.

— Как! — воскликнул Жобен, от волнения позабыв, что допрашивать может только следственный судья. — Трактирщик явился на назначенное место?.. Вы поехали обратно вместе?

— Вас как будто это удивляет, — сказал чревовещатель. — Однако же мы условились об этом, и я заплатил вперед сорок су. Трактирщику повезло, что я ехал с ним.

— Почему же это? — поинтересовался судья.

— С нами случилось несчастье: на расстоянии километра от Рошвиля наша лошадь, бежавшая крупной рысью, упала, сломала оглобли и поранила себе ноги и лопатку. Нам пришлось поднять ее, кое-как поправить упряжь и одиннадцать километров вести бедную лошадь, которая хромала, а иногда и совсем не могла идти. Мы прибыли в Сент-Авит в половине второго ночи… Без меня трактирщик не добрался бы вовсе.

Жобен, побледнев, отирал со лба крупные капли пота.

— Вы говорите, в половине второго ночи? — спросил следственный судья.

— Именно так. Когда мы въезжали в деревню, на колокольне пробило половину. Мы тащились больше четырех часов.

— Что вы сделали потом?

— Поставив лошадь в конюшню, а повозку в сарай, трактирщик поднес мне стакан пунша. Я просто выбился из сил. Затем этот добрый человек проводил меня до повозки, в которой я спал.

— Говорили ли вы с кем-нибудь, придя к этой повозке?

— С самим Жеромом Трабукосом. Заметив мое отсутствие, старик беспокоился, зная, что я всегда ночую дома.

Жобен снова наклонился к судье.

— Господин следственный судья, если рассказ этого несчастного правдив, то невиновность его должна казаться вам, как и мне, бесспорной.

— Да, действительно, если рассказ правдив, — ответил судья. — А в этом мы сейчас удостоверимся. Позвать жандармского унтер-офицера!

Последний вскоре явился.

— Знаете ли вы хозяина трактира «Красный бык» в Сент-Авите? — спросил его следственный судья.

— Дядюшку Риделя? Знаю и давно, господин судья, как не знать дядюшку Риделя!

— Он пользуется хорошей репутацией?

— Самой лучшей… про него нельзя сказать ничего дурного… Дядюшка Ридель — честный и славный малый! В его трактир ходит много народу, и недвижимости у него больше чем на сто тысяч франков… В прошлом году он выдал свою единственную дочь за сына богатого фермера из Ожской долины.

— Итак, по-вашему, его словам можно доверять?.. Так пусть сейчас же один из ваших людей отправится за ним и привезет его сюда. Я хочу допросить его.