— Егеря, — скомандовал барон, — свяжите этих негодяев и привяжите к левому стремени. При первой попытке взбунтоваться или бежать приказываю стрелять.

Бросив на Жоржа Праделя ненавидящий взгляд, денщик послушно протянул руки, и Ракен последовал его примеру, не говоря ни слова. Молодой офицер приблизился к дверце купе и наклонился к Леониде.

— Опасность миновала, — сказал он тихо. — У нас есть будущее.

— Ах! — прошептала бедная женщина. — Какое это будущее? Смерть, возможно, была бы лучше.

Дилижанс медленно продолжил прерванный путь. Егерский эскадрон, сопровождавший его, обеспечивал безопасность, и дилижанс прибыл благополучно, но опоздав на три часа, в то время как в Алжире уже не надеялись на спасение путешественников. Госпожа Метцер пожала руку Жоржу Праделю и вернулась на улицу Баб-Азун, где ее никто не ждал. Она вынуждена была послать за слесарем, чтобы вскрыть замки.

Паскуаль и Ракен внешне покорились своей участи и казались послушнее ягнят. По прибытии их посадили в военную тюрьму. Барон де Турнад, ехавший рядом с Жоржем Праделем, тактично не заговаривал с ним о госпоже Метцер. Жорж вернулся домой, разбитый усталостью, и заснул тяжелым сном. На рассвете его разбудил вестовой. Полковник немедленно вызывал к себе Жоржа Праделя. Лейтенант, очень встревоженный, наскоро оделся и отправился к своему начальнику.

Накануне того дня, когда Даниель Метцер должен был везти жену в Буджарек, Жорж, после разговора с Леонидой, письменно попросил у полковника недельный отпуск, а на другой день, обезумев от любви и беспокойства, уехал до получения ответа. Это было серьезным нарушением дисциплины, и совершивший этот проступок подлежал военному суду. Жорж был офицером образцовым, его любили начальники, и полковник не хотел портить будущность молодого человека. Он сурово принял лейтенанта, но мало-помалу смягчился, прочел молодому человеку родительское наставление и посадил на две недели под арест.

— Видите, — сказал он, — я поступаю с вами так снисходительно, что совесть старого военного упрекает меня. Я очень хорошо понимаю, что за этим кроется какая-нибудь история, в которой замешана женщина, но подумайте, что последствия нового проступка будут непоправимы. Дайте мне честное слово, как человек и солдат, во время ареста не выходить из дома ни днем ни ночью ни под каким предлогом.

— Господин полковник, даю вам честное слово.

— Хорошо. Ваш арест начнется сегодня же. Распорядитесь, чтобы обед приносили вам на дом. Денщик остается при вас.

— Господин полковник, у меня нет больше денщика. Он оказался одним из негодяев, которые вчера попали в руки егерей барона де Турнада, когда вместе с арабскими мародерами напали на дилижанс из Блида.

— Надо провести расследование. Я пришлю вам другого солдата на замену.

— Господин полковник, можно ли мне принимать моих товарищей?

— Нет, напротив, это вам официально запрещено. Часовому будет приказано никого не пропускать. Ступайте, лейтенант, и помните, что вы дали слово.

Жорж поклонился и ушел, сильно обеспокоенный. Он хорошо понимал, что отделался очень дешево, тем не менее на две нескончаемые недели он был разлучен с Леонидой. Написать он не мог, потому что некому было поручить отнести письмо и доставить ответ. Что подумает госпожа Метцер о его отсутствии и молчании? Офицер не мог изменить положение дел. Оставалось покориться и ждать.

Вечером четырнадцатого дня полковник прислал сказать лейтенанту, что на другой день, ровно в девять часов, он будет освобожден. Жорж, не спуская глаз с часов, ждал первого удара из девяти. Тогда, освободившись от данного слова, он побежал на улицу Баб-Азун. Он решил смело позвонить у двери. Если мулатка, вернувшаяся в Алжир, отворит ему, он без труда привлечет ее на свою сторону. Если, напротив, он очутится лицом к лицу с Даниелем Метцером — ну так будь что будет! Или Леонида все еще в одиночестве и примет его…

На углу одной из улиц он чуть не наткнулся на человека, которого считал удавленным, — Ришара Эллио. Синеватые и фиолетовые полосы все еще виднелись у него на шее. Миллионер узнал офицера, отскочил в сторону, побледнел от гнева и страха, ссутулился, точно ожидая нападения, и удалился самым быстрым шагом. «Этот человек жив и здоров! — подумал лейтенант. — Конечно, он все рассказал, и Даниель Метцер знает об исчезновении своей жены. Он, конечно, мучает ее! Но я свободен! Я здесь, и низкий негодяй будет дрожать передо мной!»

Вскоре он пришел на улицу Баб-Азун. Но разочарование, ожидавшее его, было ужасно. На двери виднелась бумага, прибитая четырьмя гвоздями, а на ней слова:

«Дом, меблированный по-европейски, сдается внаймы, обратиться к караульщику».

Жорж в первую минуту не поверил своим глазам, потом позвонил в колокольчик.

На громкий трезвон прибежал старик с гнусной физиономией. Это был жид Исаак Вормс, который свел мужа Леониды с Ришаром Эллио.

— Это вы караульщик? — спросил Жорж.

— Да, господин Прадель, — ответил жид. — Мне поручено смотреть за цветами во дворе, за мебелью и показывать дом тем, кто намерен его нанять. Угодно вам посмотреть комнаты, господин Прадель?

Лейтенант продолжал запальчиво:

— Итак, Даниель Метцер уехал?

— Уехал, господин Прадель. С неделю тому назад.

— И увез жену?

— Разумеется!

— Куда он поехал?

— Господин Метцер мне этого не сказал, и, разумеется, я не шпионил за ним. Я честный человек!

Жорж вложил монету в сто су в руку жида:

— Ответьте на мой вопрос. Господин Метцер вернулся в Буджарек?

— Нет. Я знаю, что он уехал на пароходе и что пароход этот отправился во Францию. Больше я ничего не знаю. Но одна особа, возможно, скажет вам больше. Это служанка Долорес. Господин Метцер за два часа до отъезда прогнал бедную девушку.

— Где найти Долорес?

— Точно не помню, но, может быть, вторая монета в сто су освежит мне память.

Жорж снова вынул деньги, и жид дал ему адрес жалкой лачуги, где приютилась мулатка. Лейтенант побежал туда, надеясь, что Леонида отдала своей служанке письмо к нему. Нет, Леонида не оставила ничего. Мулатка была рада рассказать ему все, что знала, но, к несчастью, сведения, которые она могла сообщить, были незначительны.

Жорж узнал, однако, что Ришар Эллио по милости доктора из Блида был на ногах уже через три дня после своего приключения и что Даниель Метцер после краткого разговора с банкиром сильно разгневался. Как только они оба вернулись в Алжир, а вернулись они вместе, Даниель очень удивился, найдя жену дома, и устроил ей страшную сцену. Леонида сидела взаперти, даже была лишена услуг Долорес и вышла из своей комнаты, или, лучше сказать, из тюрьмы, где рыдала день и ночь, только для того, чтобы отправиться на пароход, который шел в Марсель. Служанка хотела взглянуть в последний раз на свою милую несчастную госпожу и проститься с ней. Она спряталась возле дома и не могла сдержать слез, когда увидела, что госпожа Метцер побледнела и похудела так, что ее почти нельзя было узнать. Жорж щедро отблагодарил добрую девушку, а потом с разбитым сердцем вернулся домой. Его глубокое уныние длилось несколько месяцев.

Вернемся пока к Паскуалю и Ракену. Военные власти закончили следствие по делу двух негодяев — делу, впрочем, очень простому, потому что они были взяты на месте преступления. Паскуаля и Ракена судил военный суд, в котором участвовал и Жорж Прадель. Денщик выдумывал самую неправдоподобную ложь и упорствовал в ней с самой циничной самоуверенностью. Ракен же призывал Бога в свидетели своей невиновности. Он плакал, ломая руки и пытаясь растрогать судей.

Один капитан, назначенный защитником обвиняемых, пытался сослаться на смягчающие вину обстоятельства, но ввиду известных нам происшествий успех защиты был невозможен. После речи эскадронного командира, исполнявшего обязанности прокурора, члены совета, посовещавшись, объявили единогласно Паскуаля и Ракена виновными и не приняли смягчающих вину обстоятельств, предложенных защитником.

Зуав и егерь были приговорены к смертной казни. Наши читатели знают, что приговор этот не был приведен в исполнение. Бывший денщик лейтенанта имел связи с алжирским отребьем. Сообщники, оставшиеся на свободе, нашли средство доставить ему пилу, веревку и нож. Выбравшись из тюрьмы, зуав и егерь прятались некоторое время, потом ясной ночью достали лодку, пустились по Средиземному морю и чуть было не погибли от голода и жажды. Торговое судно подобрало их и высадило в Марселе. Они добрались до Парижа и жили там воровством до тех пор, пока на станции Лионской железной дороги мы не познакомились с ними и с племянником Домера.

Даниель Метцер, отказавшись на время от американских спекуляций, отправился прямо в Париж и снял особняк на бульваре Босежур. Госпожа Метцер проводила там время в совершенном уединении, на которое, впрочем, не жаловалась, и совсем не имела знакомых, кроме пожилой дамы в Пасси, которая прежде знала Галлара. Даниель играл на бирже, занимался всякими гадкими делами и зарабатывал много денег. А когда бывал не в духе, устраивал жене отвратительные сцены.

Однажды Паскуаль случайно встретил Даниеля Метцера на Биржевой площади. На другой день он явился в дом на бульваре Босежур. Даниель знал Паскуаля и не раз видел его, когда тот ухаживал за Долорес, в доме на улице Баб-Азун, но он не знал, что негодяй был приговорен к смертной казни. Паскуаль дал понять жиду, что знает многое о нем, Ришаре Эллио и третьей особе, которую не называл. Потом, намекнув, что умеет молчать, заговорил о своих стесненных обстоятельствах и стал просить помощи, в которой Даниель и не подумал ему отказать.

Паскуаль устроил для Метцера слежку, в которой иногда его заменял Ракен. Это нам объясняет, почему отставной зуав и отставной егерь находились в непрерывных сношениях с мужем Леониды. Теперь нам остается только направиться к развязке этого правдивого рассказа.