Осторожность индусов вошла в поговорку, так же, как и осторожность змеи, но нужно согласиться, что в этом отношении человек намного превосходит пресмыкающееся.

Хитрый, как и все из его племени, Согор прежде всего постарался уничтожить следы своего пребывания. Потом вместо того, чтобы идти к дому по аллеям, на песке которых могли остаться следы, он пошел по траве, хорошо зная, что, примятая ночью, она поднимется к утру под живительной влагой росы.

Наконец, он достиг дома.

Как мы уже сказали, многие окна были еще освещены. В нижнем этаже светился огонек в кабинете Джона Малькольма; наверху — в комнатах двух сестер и, наконец, в спальне Джорджа Малькольма. Эдвард же, озабоченный меньше брата, давно погасил лампу.

Согор не мог войти в дом, не зная внутреннего расположения комнат. Он рисковал столкнуться с лакеем, который сразу бы поднял шум, вынудив индуса бежать. В этом случае слуга не выполнил бы поручение своей госпожи.

Поэтому Согор подошел к нижнему освещенному окну, стараясь проникнуть взглядом во все уголки комнаты. Он увидел старика, сидевшего в кресле и перебиравшего большие связки бумаг. Это был сэр Джон Малькольм.

— Это — отец! — прошептал Согор, направляясь вдоль стены дома к тому месту, где располагалось раскрытое настежь окно комнаты Джорджа. Штора была приподнята, в комнате слышались шаги. По–видимому, молодой хозяин ходил по ней в лихорадочном волнении.

«Это, наверное, он», — подумал индус.

У каждого из окон первого этажа был балкон. Вьющиеся растения обвивались вокруг прутьев решетки, специально предназначенной для этой цели, и превращали окна как бы в корзины с цветами.

Согор, несмотря на свой высокий рост, соединял в себе ловкость обезьяны с гибкостью пантеры. Он ухватился за железные прутья, казавшиеся слишком слабыми, чтобы выдержать тяжесть его тела, и одним прыжком достиг верхнего балкона.

Заглянув в окно, он убедился, что не ошибся в своем предположении о расположении комнат.

Дождавшись минуты, когда молодой англичанин отвернулся к нему спиной, Согор прыгнул в комнату так, что, повернувшись, Джордж увидел неподвижно стоящего индуса. Он видел Согора в белом одеянии, скрывавшем его с головы до ног, поэтому не мог узнать индуса с открытым лицом. Мы должны прибавить, что геркулесова фигура, далеко не ангельское выражение лица этого человека, и к тому же в такой поздний час, отнюдь не были приятны хозяину комнаты.

Чрезвычайно удивленный и немного испуганный этим неожиданным появлением, Джордж остановился. Он уже хотел закричать, рука его инстинктивно потянулась к оружию.

Согор остановил его жестом, прошептав:

— Никого не зовите. Не нужно защищаться. Я — не враг.

— Кто же вы? — спросил Джордж.

— Мой голос хорошо вам известен, хотя моего лица вам видеть не приходилось раньше. Я тот, кто напрасно ждал вас целый вечер на дороге.

— Мой проводник! — вскричал Джордж.

— Да.

— Зачем вы пришли ночью в этот дом?

— За вами.

— С какой целью?

— Проводить туда, где вас ждут.

— Кто вас послал?

— Она.

По губам Джорджа пробежала самодовольная улыбка.

— Та, о которой мы говорим, знает, что вы призывали меня два раза, а я не ответил?

— Она знает это.

— И все же велела вам вернуться?

— Да. «Иди, — сказала она мне, — скажи ему, что я жду его, и он придет».

Джордж некоторое время молчал.

— Пойдемте, — продолжал Согор, — лошади ждут нас.

— Поезжайте без меня, — возразил Джордж, — я не поеду с вами.

Согор сделал порывистое движение, на его лице отразилось удивление. Он не верил своим ушам. Неповиновение воле незнакомки казалось ему невозможным.

— Я приехал затем, чтобы взять вас с собой, — прошептал он.

— Я прекрасно понял ваше намерение, — возразил Джордж, — но не все желания осуществляются. Вы приехали один, один и уедете.

Согор с недоумением покачал головой.

— Это невозможно, — сказал он.

— Почему же?

— Госпожа приказала, и ей нужно повиноваться! — воскликнул посланец незнакомки.

— Вы обязаны ей повиноваться, и хорошо делаете, говоря так. Вы — верный слуга и достойны хорошего господина. Если когда–либо вы потеряете место, которое сейчас занимаете, я с удовольствием возьму вас к себе.

Затем, открыв ящик и вынув из него десять гиней, англичанин прибавил:

— Много раз вы служили мне проводником, сегодня же подверглись серьезной опасности, чтобы добраться до меня. Это заслуживает награды. Вот она!

С этими словами Джордж положил золотые монеты в руку индуса.

Согор в течение минуты с наивным удивлением смотрел на блестящий металл, затем на его бронзовом лице возникло выражение крайнего презрения. Он раскрыл руку, как бы желая избавиться от неприятного прикосновения к золоту, и гинеи рассыпались по ковру.

— Что вы делаете? — воскликнул Джордж.

— Господин, — ответил Согор с надменной вежливостью, — та, которой я принадлежу, богаче бриллиантовых приисков Голконды и щедрее самого бога Вишну! Золото течет между ее пальцев, как вода из источника! Золото так обыкновенно во дворце, что самые бедные из слуг презирают его!

«Странное племя, — прошептал Джордж, глядя на индуса, — какая гордость даже у рабов!»

Потом громко прибавил:

— В нашей стране принято вознаграждать за оказанные услуги. Я не хотел оскорбить вас, поступая таким образом.

— Господин не оскорбил своего слугу, — возразил Согор, — он только ошибся.

Затем, подойдя к окну и увидев, что луна зашла за вершины деревьев, сказал:

— Время проходит, госпожа ждет! В последний раз, господин, спрашиваю вас, идете ли вы?

— Я уже ответил вам, — возразил Джордж с твердостью, не позволявшей Согору больше надеяться. — Мое решение непоколебимо, я не поеду с вами.

— Но почему?

— Я не обязан никому давать отчета.

Это было сказано с гордостью. Точно так же ответил и Согор:

— Господин ошибается! Он должен дать отчет той, которая ждет его и которая еще никогда никого не ждала. Поэтому отказ равнозначен оскорблению.

— Пусть будет так! — воскликнул Джордж. — Я напишу письмо, которое вы ей отдадите. И она не обвинит вас в том, что вы плохо поняли и не выполнили ее приказание.

Англичанин сел к столу и, взяв лист бумаги, быстро написал:

«Той, лицо которой мне незнакомо, той, имя которой мне неизвестно.

Благодаря Вам, сударыня, я видел сон, обворожительный, сладострастный сон, который должен был привести меня к любви. К счастью для моего сердца, между любовью и мной была маска. Я умолял, но всегда напрасно. Ревнивая маска не упала! Она закрывала дорогу к любви!

Сегодня я проснулся. Сон окончился, но никогда не изгладится из моей памяти. Ваш очаровательный образ, хотя и неполный, существует и навсегда останется в признательном сердце Джорджа Малькольма».

Наш герой вложил письмо в конверт и запечатал его перстнем с гербом Малькольмов.

— Возьмите, — сказал он, протягивая письмо Согору. — Вам остается только передать это послание вашей госпоже.

Индус поклонился, опустив голову и приложив руки к груди. Потом, повернувшись спиной к своему собеседнику, достиг балкона и прыгнул вниз.

Джордж быстро подошел к окну, чтобы проследить за странным визитером, но никого не увидел. Темная фигура посыльного исчезла во мраке.

Молодой англичанин задумался.

«Хорошо ли я исполнил свой долг? — спрашивал он самого себя. — Не преступно ли я поступил с женщиной, перед которой остался должником, хотя бы только потому, что она выделила меня из остальных и доказала это лучшими минутами моей жизни? Не обязан ли я был пойти на свидание в последний раз, вместо того, чтобы на приглашение отвечать запиской? Индус, не без основания, сказал, что мой отказ является оскорблением, тогда как если бы я пошел на свидание, то оскорбительный характер разрыва странной связи был бы значительно снижен».

Много раз задавал себе он этот вопрос с той минуты, как, оставив отца и брата, направился к себе в комнату. Эти мысли сильно беспокоили его. Но, наконец, он приподнял голову, как бы избавившись от страшной тяжести.

«Да! Сто раз да! Я исполнил свой долг! Один только долг! Такая любовь, которую я чувствую глядя на Марию Бюртель, должна быть совершенно чиста! Неверность, даже и невольная, загрязнит в моем сердце чистый образ этого невинного существа! Честь приказала мне отказаться, и я отказался!»

Погруженный в такие мысли, Джордж Малькольм не заметил, как прошел целый час после ухода Согора.

Вдруг англичанин вздрогнул. К его ногам упал белый, довольно тяжелый предмет. Он наклонился, чтобы поднять его и заметил, что это не что иное, как письмо, привязанное к камню. Развернув его, он прочитал строки, написанные прекрасным почерком по–английски:

«Приходите. Маска спадет, и сон не окончится, потому что возобновится в любви».

А немного ниже еще два слова:

«Посланный ждет».

Джордж снова подошел к окну, желая проникнут в ночной мрак. Он заметил стоявшую под балконом человеческую фигуру. Это был Согор.

Джордж — отдадим ему должное — не колебался ни минуты. Взяв лист бумаги, он написал только два слова:

«Слишком поздно».

Затем, обернув им, в свою очередь, камень и бросив его в сад, он с шумом затворил окно, чтобы предотвратить дальнейшие попытки индуса проникнуть в комнату.

— Ну, теперь все кончено! — прошептал он с видимым облегчением.

И он бросился в постель, измученный усталостью и волнениями этого вечера, и быстро заснул, мечтая о Марии Бюртель.

Согор же несколько минут спустя уже отдавал записку Джорджа Малькольма прекрасной незнакомке.

Во время чтения ответа ее лицо побледнело еще сильнее. Горькая улыбка сжала губы.

— А! — вскричала она. — Слишком поздно! Ну, хорошо! Ты отталкиваешь мою любовь! Так я обещаю мою ненависть! Принцесса Джелла не знает забвения и прощения! Берегись, Джордж Малькольм!

Принцесса, назвавшая свое имя, высокий титул, произнесла это громко перед Согором.

— Госпожа, — спросил индус, — что вы думаете делать?

— Отомстить за себя! — ответила Джелла.

— Каким образом?

— Еще не знаю как, но клянусь тебе, что месть будет ужасной и достойной оскорбления!

— Госпожа поручит исполнить месть мне?

— Тебе?

— Вы же знаете, для вас Согор готов на все!

— Знаю, но что ты можешь сделать?

— Я могу убить! По одному вашему знаку я могу влить в жилы Джорджа Малькольма яд, убивающий через год и заставляющий переносить страшные страдания! Может быть, лучше удушить его сегодня ночью? Я готов! Мой аркан задушит его!

Принцесса, посмотрев на Согора, приподняла плечи.

— Запрещаю тебе и думать о Джордже Малькольме, — прошептала она. — Для тебя среди всех англичан этот должен быть священным. Помни это!

На лице индуса появилось выражение удивления.

— Как? — прошептал он. — Вы хотите, чтобы он жил?

— Да, я хочу, чтобы он жил, страдая! Чтобы он жил, видя, как все, кого он любит, умирают, как гибнут все его надежды! Я хочу истоптать ногами слишком гордое сердце, отторгнувшее мою любовь! Хочу, наконец, чтобы он долго призывал смерть, и убью его сама, сказав за что убиваю! Понимаешь ли теперь мою месть, Согор, и не находишь ли ее лучше своей?

Индус распростерся перед принцессой, глаза которой мрачно блестели непримиримой ненавистью.

— Госпожа, — пробормотал он, — вы велики! Я обожаю в вас дочь Шивы и Бовани — богини ненависти.

— Тамерлиды — сыновья богов, — возразила принцесса с гордостью, — а я — дочь тамерлидов.