Пора вернуться к Джорджу Малькольму и его проводникам, которых мы оставили в тот момент, когда они крупной рысью скакали вдоль подножия каменистых скал. Часом раньше, в то время, когда они ехали через густой Перавасский лес в тени гигантских деревьев, на которые густыми волнами лился лунный свет, с противоположной стороны мимо них с поразительной быстротой промчались несколько всадников. Ничто не подсказало Джорджу Малькольму, что мимо него промчались похитители его отца, целью которых было лишить его жизни.

— Скажи, что это за люди? — обратился Джордж к Казилю, который скакал рядом с ним.

— Не знаю, господин, и не могу угадать, — отвечал мальчик.

— Ах! — Закричал Стоп, природная трусость которого проявилась и на этот раз. — Ах, что за мерзкие ночные птицы! Это сами черти или их товарищи и сообщники, клянусь честью! От встречи с ними не следует ожидать чего–нибудь путного. Прошу вас, ваша светлость, последуйте хоть раз в жизни совету благоразумного и опытного слуги, осторожность которого равна преданности вашей особе. Поверьте, кладбище слонов — отвратительное место, там нас поджидает какое–нибудь несчастье! Не лучше ли повернуть лошадей и скакать обратно в Бенарес? К полуночи мы будем уже дома, а утренний сон придаст нам новые силы.

— Послушай, бедный Стоп, — с иронической усмешкой произнес Джордж, — видно, годы не в силах излечить тебя от трусости, горбатого могила исправит. Езжай в Бенарес, если что–то влечет тебя туда! Я же поеду дальше!

— Ох, горе! — заунывным голосом застонал Стоп. — Всегда так, никто не слушает благоразумных и опытных людей, и потому все дела в мире идут шиворот–навыворот.

Причитая и жалуясь на судьбу, он не переставал следовать за своим господином, ехавшим на чистокровном жеребце Джали, подарке принцессы Джеллы, который ржал и рвал удила, прыгал от нетерпения, покрываясь белой пеной.

Вдруг до слуха сэра Джорджа донеслось пение поклонников Шивы, уходивших с кладбища. Пение слышалось вдалеке, и потому Джордж не мог разобрать слов, зато напев, смутно и неопределенно доносимый ветром, сильно поражал своей мелодичностью и слаженностью исполнения.

— Это факиры, не так ли, Казиль?

— Похоже, господин, — отвечал юноша.

— Тогда вперед! Вперед! Я сгораю от нетерпения.

Он дал свободу коню, и Джали полетел подобно урагану. Однако через некоторое время Джордж остановил его и стал внимательно, прислушиваться: пение смолкло.

«Возможно, они ушли?» — подумал он.

— Казиль, где вход на кладбище?

— Примерно в ста шагах от нас, вон там, среди тех черных мрачных скал, нависших над долиной, — отвечал мальчик.

— Тогда поспешим! Вперед!

Джордж хотел было уже опустить поводья и скакать дальше, когда Казиль схватил за уздцы его лошадь.

— Что это значит? Почему ты пытаешься остановить мою лошадь? — с изумлением воскликнул сэр Джордж.

— Я всего лишь исполняю свои обязанности: вы взяли меня в проводники, и я повинуюсь вашему приказанию.

— Ну и что?

— Обязавшись быть проводником, я вовсе не соглашался позволить вам бездумно, безрассудно бросаться навстречу опасности без всякой пользы для себя.

— Но почему ты так решил?

— Я хочу, чтобы вы остались под защитой этого огромного серого утеса, тень которого скрывает вас от посторонних взоров. Это мое дело — пойти на кладбище, разузнать дорогу, убедившись в безопасности, и вернуться, чтобы сообщить, свободен ли путь.

— Скажи, чего ты боишься, Казиль?

— Известно ли вам, что непосвященным запрещается проникать в тайны факиров. Всюду здесь могут скрываться караульные, которые, без сомнения, охраняют вход на кладбище. В любой момент они готовы поразить насмерть любопытного безумца, который осмелится приблизиться к ним.

— Все равно! Разве ты не знаешь, что я всегда стремлюсь навстречу опасности? — заметил Джордж с плохо сдерживаемым нетерпением.

— Мне это прекрасно известно, господин, и вы только вчера, в который раз спасая мне жизнь, доказали это. Но ваша храбрость, смелость и решительность служат для меня священным залогом любви, преданности, благодарности к вам, и я не хочу видеть вас у своих ног, удавленным индусским лассо или пораженным среди ночного мрака ударом кинжала в грудь, нанесенным опытной рукой. Неужели такая смерть была бы достойна вас, мой господин?

— О, он прав! Он прав! Клянусь вам, маленький индус говорит правду! — горячо заверил Джорджа Стоп. — Мы рождены не для гнусной смерти от меча презренного убийцы, мы рождены для великих дел, для геройских подвигов! Жизнь наша не только полезна миру, но даже необходима ему! К чему же рисковать этой драгоценностью без всякого смысла, без какой–либо прибыли для кого бы то ни было?

Неизвестно, насколько подействовали эти красноречивые убеждения на сэра Джорджа Малькольма, однако ему пришлось сдаться, когда Казиль со всей решительностью заявил, что отказывается быть проводником, если не получит позволения предварительно осмотреть ущелье. Это был — самый неопровержимый довод, и Джорджу Малькольму пришлось подчиниться.

Приводя свой план в исполнение, Казиль сошел с лошади и направился к горному проходу. Его отсутствие продолжалось около десяти минут. Но эти мгновения показались Джорджу Малькольму вечностью. Сколько он ни напрягал слух, ему не удалось услышать смолкшего пения факиров, и ни один звук не свидетельствовал об их близком присутствии. Но вот, наконец, Джордж увидел возвращающегося Казиля, и сердце его учащенно забилось от радостного нетерпения.

— Как дела? — поспешно спросил он, подавшись вперед.

— Теперь можно и в путь: опасности больше нет. На кладбище слонов — ни души, все факиры удалились.

Стоп засмеялся от искреннего удовольствия и стал потирать руки, тогда как господин не мог подавить своего гнева.

— Для чего же туда идти, — сквозь зубы пробормотал молодой человек, — снова довольствоваться лишь скелетами слонов…

Испуганный крик Стопа поднял на дыбы его лошадь:

— Скелеты слонов! — повторил он дрожащим голосом слова господина, — там есть скелеты слонов? Правильно ли я понял?

— Разумеется.

— И мы пойдем туда?

— Конечно.

— Ох! Этого совершенно достаточно, чтобы я поседел от страха и волнений.

— И если бы это чудо могло совершиться, ты бы не оказался в проигрыше, мой добрый, верный Стоп, — с усмешкой ответил Джордж. — А так как ты, по–видимому, дорожишь своей красновато–рыжей гривой, то я не стану стеснять тебя: ты можешь поехать или с нами, или отправиться назад в Бенарес. Только в одном я стесню твою волю и твои желания: я запрещаю тебе практиковаться и дальше в твоих вздорных и глупых рассуждениях.

— Разумеется, я пойду с вами, пойду без протеста, — со вздохом проговорил Стоп.

Лошадей оставили под наблюдением одного из индусов. Другой вытащил из сумки факел, и под предводительством Казиля все направились к ущелью, замыкавшему вход на кладбище. Свет луны не проникал в середину ущелья, загроможденного мрачными и высокими скалами, а потому там царил непроницаемый густой мрак, не позволявший видеть дорогу. Индус по приказанию Казиля зажег факел, и при его мерцающем свете путники через этот узкий проход пробрались к окраине таинственного кладбища.

Джордж Малькольм был поражен величием зрелища, представившегося его взору, зрелища, уже описанного нами и казавшегося ему тем более привлекательным, что в это время яркая луна выплыла из–за закрывавших ее туч и разлила свое серебро на темные гранитные скалы и побелевшие останки слонов, гигантские позвоночные столбы которых неясно и смутно напоминали остовы кораблей. Рядом располагалось смешное и уродливое изваяние бога Шивы.

— О, как это грандиозно! — прошептал Джордж Малькольм. — И в то же время печально. Легко можно вообразить себя перенесенным какой–то чудесной сверхъестественной силой в первый день потопа, когда повсюду были рассеяны страшные останки зверей и птиц. Реальность ускользает из–под моих ног, а фантастическая галлюцинация берет надо мною верх. Я так настроен, что нисколько не удивлюсь, если все это скопище скелетов внезапно поднимется на ноги и, стуча своими гигантскими костями, начнет двигаться.

Зубы Стопа нервно стучали.

— Умоляю вас, — стонал он тоскливым голосом, выражавшим страх, — во имя всего святого, перестаньте говорить о подобных ужасах. Чувствую, что сойду с ума, мои ноги вот–вот подкосятся…

И в самом деле, тонкие ноги преданного слуги самым несчастным образом тряслись под его кругленьким полненьким брюшком.

Джордж подошел к изваянию бога Шивы, поднялся на одну из ступеней гранитного пьедестала и, так как в это время набежавшее темное облако опять заслонило месяц, взял факел у индуса и дерзким, непочтительным движением руки поднес его к лицу идола.

Казиль вздрогнул при виде этой святотатственной дерзости, сопровождавшие их индусы отвернулись и начали бормотать сквозь зубы какое–то суеверное заклинание.

Джордж, не смутившись, продолжал осмотр.

— Так вот какой он молодец, этот грозный бог Шива! — проговорил он со смехом. — Ничего хорошего! Какая гадкая и уморительная у него физиономия! Очень жаль, что он не смог воспользоваться своим могуществом, чтобы придать себе более приличный и благообразный вид. Если когда–нибудь я вернусь в Англию, то захвачу с собой статую, изображающую Шиву, и поставлю ее в качестве пугала в парке своего замка. Воробьи, самые вороватые птички и дерзкие истребители вишневых ягод, наверняка опомнятся и пощадят наши сады.

Выражение ужаса появилось в глазах Казиля и индусов, они украдкой взглянули на грозного бога зла. Они так и ждали, что вот–вот блеснет молния из глаз божества и гром поразит дерзкого святотатца. Но Шива пренебрегал насмешниками. Не видно было ни блеска молнии, ни раскатов грома. Стоп, оцепенев от страха, не произносил ни слова и лишь дрожал всем телом.

Наконец, Джордж сошел с пьедестала, возвратил факел, взятый у индуса, теперь уже ненужный, потому что луна снова выплыла из облаков, и направился к одному из слоновых останков, чтобы поближе рассмотреть белые полированные временем и непогодой кости.

Казиль удалился на некоторое расстояние и с опущенными глазами, казалось, бесцельно, размеренными шагами ступал по высокой влажной трапе. Вдруг он внезапно остановился. Дрожь пробежала по его телу. Инстинктивное чувство опасности заставило его отшатнуться, но, преодолев это чувство, он ринулся вперед, нагнулся к земле, раздвинул руками высокую влажную траву и вдруг пронзительно закричал.