Прошло полчаса. Огонь продолжал горсть благодаря веткам, подбрасываемым Казилем в импровизированный костер. Ветер снаружи бушевал все сильнее, но дождь перестал, молнии блистали реже, изредка гремел гром.

— Гроза, кажется, проходит, — сказал путешественник, парусиновое пальто которого совершенно высохло.

— Да, — отвечал Казиль, — я ошибся, считая, что ураган продлится всю ночь, через два часа все кончится.

— И тогда мы сможем продолжать путь.

— Нет, господин. О путешествии раньше восхода солнца нельзя и думать.

— Почему?

— Нужно переждать, пока вода стечет с горных дорог. Поверьте мне и спите спокойно. Я вас разбужу, как только увижу, что можно двинуться в путь.

— Да, да, ваша светлость, — поддержал мальчика Стоп, едва сдерживаясь от зевоты. — Поспим, дремота одолевает меня…

— А ты? — спросил англичанин Казиля.

— Я буду бодрствовать.

— Разве ты из железа?

— Да, — просто ответил ребенок.

«Какой счастливец! — подумал Стоп. — Мне бы такую выносливость. У меня же подкашиваются ноги».

— Ладно, — сказал путешественник, — к тому же меня что–то лихорадит после этого ливня. Я с удовольствием отдохну час или два. Советую последовать моему примеру и мистеру Стопу.

— Благодарю, ваша светлость, я непременно воспользуюсь вашим позволением.

Казиль разложил подушки возле стены, и путешественник тотчас же прилег на них. Стоп, не имея подушки, растянулся на полу, проклиная жесткие плиты.

Что касается Казиля, то молодой индус, скрестив на груди руки, прислонился к стене напротив входа и стал насвистывать едва слышным образом куплеты индусской мелодии, сходные по монотонности с напевом колыбельной песни, которой кормилицы во всех странах мира убаюкивают детей.

Не прошло и трех минут, как Стоп захрапел.

Глаза его господина оставались открытыми немного дольше, но постепенно его взгляд, устремленный на мрачный купол храма, потерял способность различать цвет и форму. Усталость взяла верх. Веки опустились, и он тоже заснул богатырским сном.

Через некоторое время недалеко от круглой залы послышался слабый крик совы.

Казиль снова вздрогнул. Перестав петь, он стал внимательно вглядываться в кусты лиан, как бы выспрашивая у темноты, что это значит.

Крик ночной птицы больше не повторился, ничто не нарушало ночного спокойствия. Но зато некто, похожий на фантастическое явление, показался внутри круглой комнаты. Один из нижних барельефов, изображавших шестое воплощение бога Вишны, сдвинулся с места без какого–либо шума, образовав четырехугольное отверстие. Это отверстие находилось напротив подушек, на которых спал путешественник. Некоторое время отверстие оставалось незаполненным, но потом в нем показалась женская головка удивительной красоты. У женщины были черные роскошные волосы, заплетенные в густые косы, губы ярко–красного цвета и большие черные глаза, источавшие магнетические токи. Взгляд черных глаз устремился на лицо спящего и, казалось, не мог оторваться от него. Затем зрачки глаз оживились и блеснули в темноте подобно бриллианту. Губы открылись для улыбки, обнажив при этом ряд зубов, которые могли бы соперничать белизной с жемчугом.

Одним словом, лицо женщины было столь дивной красоты, что ни перо писателя, ни кисть знаменитого художника не смогли бы передать его волнующего очарования.

Сверхъестественное или земное существо, которому принадлежало это личико, должно было быть или царицей, или феей…

Казиль, продолжавший неподвижно стоять, устремив взгляд на барельеф, ничего не заметил.

Спустя несколько минут головка исчезла, но отверстие не закрылось. Видение, видимо, должно было повториться. Еще не все закончилось.

Неожиданно одна из плит в круглой комнате отодвинулась почти у самых ног Казиля. Мальчик хотел закричать, но не успел. На месте, где раньше находилась плита, показалась бронзовая фигура индуса гигантского роста. Этот человек приложил палец к губам, а другой рукой сделал какой–то таинственный жест. Казиль, без сомнения, понял его, потому что губы, открывшиеся для крика, снова замкнулись. Отпечаток страдания и печали появился на его выразительном лице — он опустил руку и глубоко вздохнул.

Индус вылез из отверстия, подобно сказочным чародеям или демонам, остановился перед Казилем и, дотронувшись пальцем до его плеча, откинул широкий рукав, скрывавший мускулистую руку, и показал мальчику синий знак, глубоко вырезанный на бронзовом теле.

Казиль взглянул на знак и сделал слабое движение, вызванное страхом перед гигантом.

Индус, без всякого шума, приблизился к путешественнику, все еще глубоко спящему, и, став перед ним на колени, начал водить над ним руками, подобно гипнотизеру.

Головка с черными волосами опять появилась в отверстии и стала следить за каждым движением индуса.

Вскоре дыхание молодого человека стало порывистее и громче, его тело вздрогнуло. Потом наступило полнейшее спокойствие, скорее похожее на смерть, чем на сон.

Тогда индус вынул из–за складок пояса пузырек с красной, как кровь, жидкостью и, налив несколько капель на руку, потер ею виски англичанина, который тотчас же перестал дышать. Но это было только началом. Индус подошел к лакею и проделал с ним ту же операцию, что и с господином. Затем возвратился к англичанину и, по–видимому, уверенный в том, что тот уже не проснется, поднял его на руки с такой легкостью, как поднимают ребенка.

— Неужели сыновья Бовани решили умертвить иностранца? — спросил Казиль дрожащим голосом у проходившего мимо индуса.

Гигант отрицательно покачал головой.

— Какие будут приказания?

— Оставайся здесь.

— До какого времени?

— До моего возвращения.

— Когда же?

— В следующую ночь.

Казиль протянул руку по направлению к Стопу и спросил:

— А что делать, если проснется этот человек?

Улыбка пробежала по губам индуса:

— Он не проснется.

— Он жив?

— Да, но его сон очень похож на смерть, и он будет длиться целые сутки.

— Бахисы, несшие паланкин иностранца, не осмелились войти в пагоду и ждут снаружи.

— Пусть дожидаются.

— У них нет съестных припасов.

— Им принесут их.

— Повинуюсь…

— Хорошо.

Затем индус направился к отверстию и исчез в нем вместе с путешественником. Приподнятая плита захлопнулась и скрыла таинственный ход. В ту же минуту исчезла и прекрасная головка, наблюдавшая за всем происходящим в комнате. Нижний барельеф стал на свое место, и в круглой комнате снова воцарилось молчание.

Последуем за высоким индусом.

Спустившись по лестнице, он оказался в подземной комнате, слабо освещенной маленькой лампой, стоящей на большой глыбе гранита. В середине этой глыбы имелось углубление для стока крови, как будто еще вчера на нем совершали ужасное жертвоприношение. Подземная комната была такого же размера, как и круглая.

Не успел индус спуститься с последней ступеньки лестницы, как перед ним возникла таинственная незнакомка, укутанная в белое покрывало, усыпанное золотом.

Это была женщина среднего роста, прекрасно сложенная. На ее маленьких обнаженных ручках виднелись драгоценные перстни, а на почти детских ножках красовались миниатюрные туфли.

— Я исполнил ваше приказание, госпожа, — сказал индус негромким голосом. — Вот иностранец…

— Как он прекрасен, Согор, не так ли? — спросила молодая женщина.

— Не знаю, госпожа.

— Как не знаешь! Ты разве не смотрел на него?

— Конечно, смотрел, но не нахожу ничего особенного в красоте белого лица и в волосах солнечного цвета. Я не считаю мужчинами тех, которые похожи на женщин!

Незнакомка улыбнулась под вуалью.

— Согор, — спросила она, — где немые?

— В подземной галерее с паланкином.

— Хорошо, я отопру железную дверь.

— Куда мы пойдем, госпожа?

— Во дворец.

— Должен ли я идти впереди?

— Нет, немые отнесут иностранца в паланкине.

— Но там может поместиться только один человек

— Я пойду пешком.

— Но…

— Никаких но!

Молодая женщина прервала индуса повелительным жестом, не терпящим возражений.

Согор поклонился и замолчал.

В одной из стен подземной комнаты виднелась массивная железная дверь, похожая на те, которые обычно закрываются за осужденными на смерть. Незнакомка, отвязав от пояса ключ, отперла ее. За дверью шла галерея, которая, казалось, служила дорогой к центру земли. Двенадцать негров, одетых в красное платье, с цветными тюрбанами на голове, стояли возле паланкина, окрашенного в темный цвет. Двое факельщиков, с атрибутами, необходимыми для их профессии, находились тут же.

Все эти люди были действительно немы, и ни один из них не умел писать. Поэтому им смело можно было довериться, не боясь излишнего любопытства с их стороны.