Объяснение это было в высшей степени интересным и заставило Джорджа еще и еще раз взвесить все аргументы.

— Казиль, — проговорил он после продолжительного молчания, — я верил тебе безгранично, но последний случай заставил меня пересмотреть свое отношение к тебе, ведь ты изменил мне и фактически предал меня…

Казиль, не отвечая, понурил голову, он чувствовал и сознавал свою вину и справедливость упреков.

— Не должен ли я и теперь подозревать существование ловушки? — продолжал Джордж.

Казиль выпрямился, гордо поднял голову и в упор посмотрел в лицо молодого человека, твердо проговорив:

— Вот рука моя, господин, возьмите ее и держите до тех пор, пока мы отсюда не уйдем.

Если я обману вас, убейте меня. Смерть будет платой за мою неверность.

Слова эти были произнесены с такой искренностью, что не могли не запасть в душу Джорджа. Они совершенно успокоили его, развеяв малейшие сомнения.

— Я слышу шаги, — проговорил мальчик тихо, — сюда идут. Нам надо спрятаться, — и он указал на вход в галерею, закрытый занавесью.

— Но ведь могут выйти именно через эту дверь, — заметил Джордж, — и тогда мы попадемся неминуемо.

— Опасения ваши напрасны, — возразил Казиль, — галерея эта не имеет выхода.

Шум шагов раздавался все ближе и ближе.

— Торопитесь, — прошептал Казиль, приподнимая занавесь, — и не шевелитесь. Нужно вести себя очень тихо, чтобы даже дыхания не было слышно.

Джордж и Стоп вошли в галерею вслед за мальчиком. Едва занавесь сомкнулась за ними, в пагоду вошли человек десять индусов.

Железная дверная решетка, скрипя ржавыми петлями, закрыла вход. Лица вошедших были закрыты длинными темными покрывалами с отверстиями для глаз подобно средневековым монашеским капюшонам.

Судя по одежде, среди индусов находилась женщина. Это была принцесса Джелла, а рядом с ней — раджа Дургаль–Саиб, факир Суниаси и другие служители богини Бовани.

— Мне послышалось, будто здесь только что кто–то разговаривал, — предположил Дургаль–Саиб, войдя в святилище. В его беспокойном взгляде затаились страх и подозрительность, а презрительная улыбка свидетельствовала о двойственности души.

— Вы слышали голоса жриц, раджа, которые удалились, чтобы очистить святилище по повелению высшей воли, — успокоила говорившего принцесса.

— Мы находимся под священными сводами, так поклонимся же нашему богу и вознесемся в молитвах.

Все пали ниц и коснулись лбами пола.

— Бовани! Бовани! — говорил торжественным голосом факир Суниаси.

Все отозвались на этот призыв поднятием рук и новым возгласом:

— Бовани! Бовани!

После краткой молитвы все поднялись, и раджа обратился к принцессе:

— По вашему приказанию, принцесса, мы собрались здесь. Объясните же нам причину этого обстоятельства и цель вашего прихода в святилище.

— День свершения нашего дела настал! — заговорила Джелла. — Дело, зревшее в течение стольких лет, созрело окончательно и свершится через два дня.

— Уже! — воскликнули в изумлении индусы, и на лицах их засияла радость.

— У нас все готово, — ответила Джелла, — и я скоро представлю вам доказательства этого.

— Что следует делать? — спросил Дургаль–Саиб.

Вместо ответа принцесса приказала:

— Дайте сигнал!

— Каким образом? — спросил факир. — Через звон колоколов, как у нас принято?

— Да, пусть этот звон раздастся под сводами храма, центр которого — пагода, где день и ночь бодрствуют наши брамины, наши жрицы и наши собратья.

— Повинуюсь приказаниям твоим, царица! — проговорил факир.

Мраморный пол пагоды состоял из красных, черных и белых плит, слагавшихся в разные изображения. Факир наступил на плиту, окрашенную в красный цвет. Она опустилась едва приметно, и затем последовало действие вполне неожиданное. Вдали раздался один удар колокола, потом другой, третий… Постоянно учащаясь, их звуки распространялись во всех направлениях то слабо и глухо, то громко и мелодично. Несколько секунд продолжался этот звон, затем колокола разом замолкли. Гробовое молчание последовало за этими звуками.

— Мы предупредили наших собратьев, — тихо проговорила принцесса, — через минуту они будут здесь.

В самом деле, не прошло и минуты, как одна за другой решетки галерей медленно отворились и множество браминов и жриц Бовани появилось в храме. Впереди них шла Жюбэ. Она приблизилась к небольшой группе священнослужителей, стоявших с покрытыми головами, и, поклонившись им, спросила:

— Кто из доверенных богини ударил в колокол?

Джелла выступила вперед, проговорив:

— Я, ваша царица!

Жюбэ благоговейно распростерлась перед ней и, взяв конец ее одежды, поднесла к своим губам.

Это выражение покорности было принято Джеллой с особым величием.

— Что угодно возлюбленной дочери богини? — спросила Жюбэ. — Пусть она скажет, пусть выразит свое повеление.

— Накануне окончания священного дела, начатого нашими отцами, — отвечала Джелла, — я хочу всем, кто верен памяти предков и кто поклялся освободить нашу землю от жестоких завоевателей, представить ясные доказательства, что мы продолжаем пользоваться покровительством богини Бовани, предложив осмотреть таинственные залоги нашего могущества и убедить всех, кто ей служит, что особые знаки ее милости все еще находятся в нашем святилище.

Верховная жрица указала рукой на маленькое здание из красного мрамора, увенчанное стальным куполом и отделенное от остального храма мрачным рвом.

— Царица, — выговорила она торжественно, как бы давая слушающим время вникнуть во всю глубину ее слов, — вот святилище, оно перед вашими глазами. Оно окружено бездной, на дне которой и день и ночь катятся волны Ганга, священной реки. День сменяет ночь и наоборот, но наше наблюдающее око не смыкается ни на минуту. Священные залоги, доверенные нашему наблюдению, не оставят святилища до того дня, который определен нашими волхвами.

— Какой же это день? — спросила Джелла.

— Тот, в который богиня Бовани отдаст покрывало и кольцо человеку, избранному ею, и который благодаря ее озарению станет достойным посланником Шивы.

— Когда наступит этот день?

Жюбэ молчала.

— Завтра или через тысячу лет? — вновь спросила принцесса.

— Только богиня могла бы ответить на этот вопрос, — ответила Жюбэ и жестом выразила свое полнейшее бессилие.

— Нам известно это, жрица Жюбэ — истинная хранительница священных залогов, — ответила Джелла.

— Я только исполнительница своего долга, который очень легок. Страшная, неминуемая смерть ожидает безумца, который покусится проникнуть в святилище.

— Неминуемая? — повторила Джелла с сильным ударением в слове.

— Разумеется. Бездна темная, непроницаемая, бездонная

— еще не единственное препятствие, которое ожидает богоотступников на их грешном пути.

— Какие же препятствия их еще ждут? — спросила Джелла.

Жюбэ указала на плиту из красного мрамора, которую за минуту перед тем прижал факир, и проговорила:

— Если нога святотатца встанет на эту плиту, то колокола зазвенят, собирая всех, кто верен нашей солнцеподобной богине.

Сделав по каменному полу еще несколько шагов, жрица указала на плиту черного цвета, находившуюся невдалеке от первой.

— Если же он ступит на эту, — пол провалится под ним, и сам он упадет в мрачную, бездонную пропасть, — пояснила верная исполнительница воли богов. — Но вот еще плита. Она заключает в себе опасность другого рода: под ней жертву ждут отравленные ножи. Везде опасность! Она ждет всякого, кто проявит неповиновение этой воле. Тот, кто намерен испытать терпение Шивы, пусть знает: его ждет жестокое наказание.

— И это справедливо! — прошептала Джелла.

— О! — вскричала Жюбэ, — священные залоги хорошо оберегаются. Индия может быть спокойна, они не исчезнут. Слуги Бовани ценят эти божественные знаки дороже своей жизни.

— О, достойная жрица! Покажите нам священные залоги! — приказала Джелла, — я — повелительница, и я приказываю.

— Повинуюсь.

На окраине рва стояло черное мраморное изваяние индийского божества, которое изображало лошадь с тремя собачьими головами. Жрица положила руку на одну из этих голов и повернула ее. Одновременно с этим брамин по знаку главной жрицы нажал на пружину, скрытую в основании статуи. Решетка, окружавшая алтарь, отворилась, не произведя ни малейшего шума: медная дверь легла поперек бездны. Жюбэ, твердо ступая по этому мосту, перешла к зданию, вход в которое был закрыт второй, внутренней дверью.

Она обернулась.

— Преклоните колени! — крикнула жрица, — склоните головы перед величием богини Бовани!