ясо кончилось в тот день, когда они поднялись на вершину холма и наконец увидели реку. Обгладывая кость, Захар глядел на просторную равнину между двумя грядами гор. Посредине, широкая и медлительная, вилась река. Захар размахнулся, чтобы забросить кость подальше.

Возглас Тайина остановил его:

— Давай ее сюда.

Захар отдал кость:

— На что она тебе?

— Молоть будем, кушать будем.

«В чем ты ее молоть будешь? И то, хоть и размолоть, тоже мне еда — толченые кости», — подумал Захар, но промолчал. Он уже не удивлялся способности Тайина из ничего делать что-то.

Из камешков, связанных в цепочку лыком, Тайин соорудил снаряд для охоты на птиц. Он показал Захару, как метать снаряд. чтобы, падая, он образовывал петлю, и однажды Захар уже поймал так перепелку. Перья пригодились для стрел, которыми заранее запасался Тайин. Был у них уже и лук, и маленький лучок для разжигания огня. Однако и для лука, и для огневого лучка нужна была тетива.

Спускаясь к реке, они замечали на каждом шагу признаки наступающей весны. Бархатистая кора деревьев была усеяна молодыми почками. Птицы порхали среди ветвей, подрагивавших от стремительных прыжков белок; петляли среди кустов кролики. Земля была черной от помета оленей, лис и прочего лесного зверья.

— Да, проснулся лес, — вздохнул Захар. — А ивы-то, гляди, в воде купаются — словно девки волосы в реке полощут.

Они остановились. Широкая река лениво катила свои воды на север. На другом берегу стеной стоял лес, за ним возвышались холмы.

— Смотри! — воскликнул Захар. — Дым!

На том берегу поднимались в чистое ясное небо далекие столбы дыма.

— Индейцы, должно быть, — сказал Тайин.

— Почем ты знаешь? Могут быть и испанцы. Миссия или ранчо.

Тайин изучал противоположный берег.

— Вырубки нет. Дома нет. Скота на холмах нет. Индейцы. Мы идем здесь, они там. Мы их не трогаем, они нас не трогают. — Он медленно двинулся по берегу, вглядываясь в землю под ногами. — Пошли, ужин делать будем.

— Какой там ужин! Ничего у нас нет. — Захар плелся за ним, у него живот подводило от голода.

— Ищи круглый камень, — сказал Тайин.

Они продолжали идти по берегу. Цапли, стоявшие как снежно-белые статуи, при их приближении лениво взмахивали крыльями и улетали. Вдруг Тайин воскликнул:

— Гляди, вот ступка!

Он нагнулся над маленькой круглой выемкой в каменном наплыве у самой воды. Захар подобрал круглый твердый камень величиной с кулак. Тайин взял у него камень, достал кости, оставшиеся от съеденного мяса, сложил их в ямку. Присел на корточки и стал терпеливо дробить кости камнем.

Захар наудачу побрел в ивняк на поиски пищи. В лабиринте старой ботвы он обнаружил несколько горлянок — черно-белых бутылочных тыкв, оставшихся здесь с прошлой осени. У двух тыковок оболочка все еще была твердой. Он вернулся с ними на берег.

С невероятным терпением Тайин продолжал размалывать осколки костей в муку. Когда Захар протянул ему тыквы, он прекратил работу:

— Хорошо, чашки будут.

Постукивая по кинжалу камнем, Тайин срезал верхушки тыкв, извлек сухие семечки, бросил их в ту же ямку и вместе с костями размолол в муку.

Захар промыл тыквенные чашки, заодно сам искупался. По сравнению с ледяной ручьевой водой ленивая неглубокая река показалась ему теплой ванной. Крупные темные рыбины, которых он заметил, тоже были ленивые. Время от времени Захар неожиданно бросался на них, но они плавно увиливали и удалялись на безопасное расстояние.

Когда Захар вернулся к «ступке», Тайин выгреб в каждую чашку по пригоршне муки. С чашками в руке они пошли берегом, выискивая подходящее место для ночевки, и вскоре набрели на рощу, где под большим развесистым дубом пробивался родничок. Здесь они решили остановиться на несколько дней, пока Тайин не сработает какую ни на есть охотничью и рыбачью снасть.

Заходящее солнце заливало жидким золотом реку, когда они уселись ужинать. Захар разбавил костяную муку водой, получилась безвкусная кашица. Тайин ел всухомятку, он макал палец, смоченный слюной, в чашку. Дикая зелень и коренья дополняли их скудную трапезу.

Тайин набил рот зеленью и медленно, вдумчиво жевал.

— Думаю вот, как в Росс пойдем. — Он слизнул костяную муку с пальца. — Помнишь, Дэмбостон бросил наших? Три байдарки?

— За заливом Сан-Франциско? Как же, помню.

— Большая вода там кругом, — продолжал Тайин. — Море, пролив большой, бухта, еще бухта, много бухт. Хочешь идти в Росс — лодку надо. Вот я часто думаю. Думаю, пойдем за этой рекой, где-то приходим на морской берег. Попробуем прийти Монтерей. Монтерей придем, лодку крадем, а?

Захар усомнился.

— Попробовать-то можно. Однако от Монтерея до Росса чертовски долгий путь. И то еще пожалуют ли нас испанцы лодкой.

Тайин пожал плечами.

— Как думаешь, как еще пойдем? Ногами разве дойдем?

Захар ухмыльнулся. Подражая Тайину, пожал плечами.

— Кто знает?

После ужина пошли искать оленьи следы. Сумеречный вечерний свет просеивался сквозь деревья.

— Вот бы завтра добыть оленя! — с жаром сказал Захар.

Тайин шел спокойно. Если и говорил, то так тихо, что Захар еле разбирал слова. В тени папоротников почва была сырой и пружинила под ногами, как губка.

Вдруг Тайин вытянул руку.

— Там, — прошептал он.

Ручей разлился в маленький мелкий пруд. С одной стороны — поросль, с другой — луг. По луговине шла тропка и терялась в черной грязце у пруда. Сдвоенные овальные копыта оленей превратили полоску берега в болотце.

— Водопой, — выдохнул Тайин.

Дальний от тропки берег пруда был каменистый и высокий, поросший молодыми деревьями и густым кустарником.

Вдвоем они сгребли большую кучу валежника для засады у оленьей тропы.

— Ты прячешься здесь, — объяснял Тайин. — Олень придет — ты за ним, пугай его. Я — там, в деревьях, с копьем. Ты гонишь на меня, я его копьем. Понял?

Захар кивнул, облизнул пересохшие губы. Он представил себе оленью ногу на вертеле над костром, и у него потекли слюнки.

Прежде чем взошло солнце, они уже были на месте. Тайин спрятался за деревом на дальнем каменистом берегу. Захар зарылся в груду валежника, прикрыл себя ветками. Отсюда ему было видно дерево, за которым прятался Тайин. Справа от него проходила тропа к водопою.

Утро разлило сероватый свет над прудом, и тут же дружно грянул птичий хор. Захар сам не мог понять, как он прозевал первого гостя на водопое.

Рыжая лисица деликатно лакала воду. Вот она подняла голову, кончики настороженных ушей стояли прямо, как стрелки; лиса беспокойно втянула в себя воздух — что-то ее встревожило. Захар затаил дыхание. Ему казалось, что лиса глядит прямо на него. На миг зверек застыл, потом повернулся и затрусил вниз по течению. Огненно-красный пушистый хвост струился за ним следом.

Потом появился лось. Его великолепная голова с огромными ветвистыми рогами покачивалась из стороны в сторону. Уши, широкие, как снегоступы, ловили каждый лесной шорох. Лось окунул морду в поток и стал пить, подрагивая коротким белым хвостом. Захару этот матерый самец показался величиной с дом. Дрожа от возбуждения, Захар наблюдал, как лось величаво вышагивал по тропе.

Приходили напиться зайцы и еноты. Наконец на тропе появились три оленихи с оленятами. Молодые олени, со спинок которых уже сошли пятна, шагали степенно. Зато оленихи резвились вовсю. Они шли гуськом, тыкали друг дружку носами в короткие хвостики и шаловливо брыкались. Захар любовался ими, подавляя неудержимое желание рассмеяться.

Тут легкое движение по ту сторону пруда привлекло его внимание. Из-за дерева высунулась голова Тайина. Лицо его было перекошено, желтые глаза беззвучно кричали: «Ну, давай!»

С диким воплем Захар вылетел из своего укрытия. Ветки, сучки, сухие листья разлетелись во все стороны, как от взрыва. Крича во всю глотку, хлопая в ладоши, Захар огромными скачками бросился к оленям. Он обезумел от возбуждения.

Охваченные паникой, олени закружились на месте, потом понеслись через ручей, поднимая фонтанчики брызг. Мелькая белыми хвостиками, они взлетели на каменистый берег. Один олень ударил копытом о камень с такой силой, что полетели искры. В этой суматохе Захар едва успел разглядеть, как Тайин метнул копье. Затем и стадо, и охотник скрылись в подлеске.

Захар зашлепал через ручей следом за ними. На том берегу он растерянно заметался, как собака, потерявшая след. Но тут он услышал зов Тайина и побежал на голос.

Когда он подбежал к Тайину, тот вытаскивал тело оленя из-под куста. Он держал животное за заднюю ногу и, напрягаясь, волок его по неровной земле. Копье торчало из коричневой бархатистой шкуры, оно вошло под лопатку. Тайин поставил ногу на тушу и выдернул копье. Кожа у Захара покрылась холодным потом. Подавляя подступившую к горлу тошноту, он помог Тайину привязать оленя за ноги к жерди.

— Хорошая олешка, жирная, — сказал Тайин. Они подняли жердь с оленем на плечо. — Чуешь, какая тяжелая?

Захар проглотил слюну, промолчал. Они тронулись в путь. Тайин шел впереди. Туша покачивалась между ними под жердью.

Постепенно тошнота отступила от Захара. Им снова овладело возбуждение охоты, до сих пор скрывавшееся под спудом, и он разговорился.

— Знаешь, Тайин, я однажды здорово поспорил с Ильей Мышкиным. Я ему сказал, что ненавижу убивать бобров, да и вообще любых животных, что всякая тварь имеет право жить. А он говорит: «Не очень бы ты брезговал этим делом, кабы сам подыхал с голоду».

Тайин обернулся на ходу:

— Он правду сказал, разве нет?

Захар неохотно согласился.

— И все равно жалко. Вроде как я перед этим оленем виноват.

— А ты ей скажи: «Виноват». Громко скажи. Тебе лучше будет. Я ей сперва раньше уже сказал.

Захар смутился, сказал тихо:

— Прости, олень, что мы тебя убили. — Потом произнес громче и увереннее: — Но иначе мы не могли. Или твоя жизнь, или наша.

И у него в самом деле стало легче на душе.

Как только они вернулись на привал, Тайин отвязал кинжал и начал разделывать оленя.

— Сперва сначала берем жилу, огонь сверлить будем. — Он вырезал кусок упругого сухожилия и сделал из него тетиву для огневого лучка. Этой тетивой он обмотал палочку из твердого дерева. — Как огонь делать будешь, господин Петров? — спросил он, не прекращая работы.

Вопрос озадачил Захара.

— Ну, как же, ну… — и он рассмеялся. — Ей-богу, не знаю. Хоть смейся, хоть плачь, а только я не знаю. Всегда у кого-то был огонь, можно было разжиться. Вот если бы иметь огниво, кремень, трут… А так, голыми руками… — Он замолк, чувствуя себя совершенно беспомощным.

— Ладно, ладно, господин Петров, я покажу.

Тайин уселся, взял кусок сухой коры, перевернул его внутренней стороной кверху и прижал его к земле ногой. В рыхлую поверхность коры он воткнул деревянную палочку, обмотанную тетивой лучка. Верхний конец палочки он накрыл кусочком дерева и, придерживая его губами, начал вращать палочку с помощью тетивы. Он работал лучком до тех пор, пока не появилась первая струйка дыма; кора вокруг палочки начала тлеть, обугливаться. Тайин раздувал уголек, подкладывал кусочки сухой коры, сухие листья — и наконец появилось пламя.

Они навертывали на зеленые ветки тонкие длинные ломтики оленины и жарили их на костре.

— Боже мой, до чего же вкусно! Горячее мясо! — бормотал Захар.

— Теперь хорошо, с огнем, — кивнул Тайин. — Не хотел тебя пугать — только опасно было, чертовско дело, спать в лесу. А с огнем зверя не боимся.

Утолив первый голод, Тайин с видимым удовольствием снова взялся за работу.

Захар присматривал одним глазом за долгожданной оленьей ногой, которая поджаривалась на угольях, и не переставал удивляться: чего только нельзя сделать из оленя! Все несъедобные внутренности на что-то пригодились. В пузыре можно носить воду, в чехлах, сделанных из кишок, — сухую кору для растопки. Шкура, в которую Тайин втер немного оленьего мозга для мягкости, могла послужить надежным укрытием от дождя.

Голову оставили в целости и сохранности, Тайин собирался насадить ее на палку и использовать для маскировки на следующей охоте. Сухожилия понадобились для самых разнообразных поделок. Мелкие кости пойдут на рыболовные крючки, большие тоже на что-нибудь сгодятся.

Перед ужином Захар решил искупаться в реке, и ему удалось поймать рыбу. Он вынес ее на берег, смеясь от радости и крича:

— Тайин! Тайин!

Тайин появился на берегу как раз вовремя, чтобы увидеть, как скользкая черная рыбина вывернулась из рук Захара. Захар подхватил ее и понес в лагерь, не переставая смеяться.

— Чего смешно? — полюбопытствовал Тайин.

— Вчера, когда мы подыхали от голода, рыба меня и близко не подпускала! А сегодня, когда у нас полным-полно мяса, она сама идет ко мне в руки.

Захар насадил рыбину на ветку и повесил на дерево. Хороший будет завтрак. Рядом висела на суку оленина.

За ужином Тайин сказал:

— Завтра еще пойдем на оленя. Другой день пойдем дальше.

Ранним туманным утром они развели костер, прежде чем отправиться на охоту. Завтракать они собирались по возвращении. Захар жадно поглядывал на рыбину, висевшую на ветке. Они сложили у дуба скатанные пончо и прочие пожитки.

На этот раз Тайин вооружился новым луком со стрелами. Кинжал висел у него на поясе. Он повел Захара на новое место охоты — в густом кустарнике неподалеку от другой оленьей тропы. Оленью шкуру он набросил на спину, не забыл и оленью голову на палке. Тайину удалось подкрасться к небольшому стаду на удобное для выстрела расстояние, и охота закончилась быстро. Предрассветный туман еще не рассеялся, а они уже брели к лагерю, неся на жерди оленя. На этот раз впереди шел Захар.

Он сказал через плечо:

— Из головы не выходит эта наша рыбина. Печеная рыбка на завтрак — пальцы оближешь!

— Все время голодный, — снисходительно заметил Тайин.

Захар весело заржал:

— Что поделаешь — расту!

Костер приветливо мигал им навстречу.

Вдруг Захар заметил неясную фигуру по ту сторону костра. Ему показалось, что какой-то рослый человек тянется к их провизии, висящей на ветках.

— Эй! — Захар уронил жердь и не раздумывая бросился вперед. — Тебе чего?..

— Стой! Берегись! — завопил Тайин.

Захар понял свою ошибку, лишь когда очутился на расстоянии вытянутой руки от огромного медведя, — это он хозяйничал в их лагере. Медведь с рычанием повернулся. Захар едва успел заметить белые клыки, маленькие, горящие красным огнем глазки, и тут же его сбил с ног могучий удар медвежьей лапы.

Очнулся он, стоя на четвереньках у костра. Грозное рычание раздавалось за его спиной, земля дрожала от топота медвежьих лап. Захар замотал головой, приходя в себя, оглянулся.

Медведь сжимал Тайина в своих чудовищных объятиях. Стоя на задних лапах, огромный зверь топтался взад и вперед, прижав Тайина к своей груди. Они танцевали свой смертельный танец между дубом и костром.

Захар бессмысленно глазел на них. Он дрожал всем телом, подавляя безумное желание бежать прочь.

Он вскочил, выхватил из костра горящий сук и бросился к боровшейся паре. Перед ним мелькнуло лицо Тайина, искаженное мучительной гримасой. Вот медведь повернулся к Захару. Горячее зловонное дыхание обдало Захара. И тогда он сунул свой факел прямо в рычащую морду над головой Тайина. Медведь жутко взревел, выпустил Тайина и бросился прочь, круша подлесок. Тайин привалился к дубу, обхватил голову обеими руками и сполз на землю. Захар стоял над ним пошатываясь, тяжело дыша.

— Тайин, как ты, жив? — прохрипел он.

Тайин жадно ловил ртом воздух. Кровь тонкими струйками стекала по его шее. Он ощупал свою голову:

— Не знаю. Медведь мою голову ел. Чертовско болит. — Тайин уронил голову на грудь и потерял сознание.

У Захара подкосились ноги, и он тоже свалился на землю рядом с Тайином…

Захар пришел в себя раньше Тайина, с трудом сел. Левое ухо, к которому приложился медведь, горело как в огне. Захар осторожно потрогал его. Ухо, вся левая половина лица и даже шея распухли. Он заковылял к роднику, плеснул воды на лицо и поспешил к Тайину, скорчившемуся под деревом.

Захар стал искать для него пончо — и чуть не заплакал, увидев, что натворил медведь. Все их пожитки были раскиданы и попорчены, от огневого лучка остались одни обломки, одна из двух чашек была раздавлена. Одеяла-пончо медведь истоптал и изодрал когтями, когда пытался дотянуться до рыбы.

Захар встряхнул изодранные пончо, расстелил одно и уложил на него Тайина. Снял с его плеча лук, снял оленью шкуру, на которой явственно виднелись следы медвежьих когтей. Если бы не шкура, медведь содрал бы Тайину всю кожу со спины. Захар укрыл алеута вторым пончо, принес поды в чашке, утер кровь с его лица и шеи, осторожно обмыл его голову. Кожа на голове во многих местах была проколота когтями, но, к счастью, не очень глубоко. Захар перевязал Тайину голову как умел, пытаясь остановить кровотечение. Скатал оленью шкуру и подложил Тайину под плечи.

— Уже лучше, — проворчал Тайин, и его веки дрогнули. Его загорелое широкое лицо было зеленовато-бледным.

Захар устроил его поудобнее, подкинул веток в костер — день был хмурый и ветреный. Подобрал кинжал, который Тайин выронил во время схватки с медведем, и обломки охотничьей и рыбачьей снасти, разбросанные вокруг костра. Придется Тайину все делать заново. Когда Захар вернулся к дубу, Тайин уже спал, бледность постепенно сходила с его лица. Захар заботливо подоткнул пончо под его подбородком.

Когда Захар нагнулся, кровь горячо запульсировала в щеке, ухе, шее, даже зубы заныли с левой стороны. Захар выпрямился, свирепо поглядел на весь этот разгром. А ведь еще нужно было позаботиться о еде.

— Проклятый медведь, — проворчал он и принялся за работу.