– Конечно, ты должна быть Элейн, Энн, – сказала Диана. – Мне бы не хватило смелости поплыть самой в лодке.

– Мне тоже, – сказала Рубин Гиллис, с дрожью в голосе. – Я не против поплыть в лодке, когда нас двое или трое, и мы можем сидеть. Тогда это интересно. Но лежать и притворяться мертвой – я не смогла бы, я бы умерла от страха.

– Конечно, это было бы романтично, – сказала Джейн Эндрюс, – но я знаю, что не смогла бы усидеть на месте. Я бы вскакивала каждую минуту, чтобы увидеть, где я плыву, и не унесло ли меня слишком далеко. И ты знаешь, Энн, что это бы всё испортило.

– Но это ведь смешно – рыжая Элейн, – сокрушалась Энн. – Я не боюсь плыть одна, и я хотела бы быть Элейн. Но это просто смешно. Руби должна быть Элейн, потому что она такая светленькая и у неё такие красивые длинные золотистые волосы. А про Элейн говорится, что «её светлые волосы струились по спине». И Элейн была «лилейной девой». А рыжая девочка не может быть лилейной девой.

– Твоя кожа такая же светлая, как у Руби, – сказала Диана искренне, – и твои волосы стали темнее, чем были до того, как ты отрезала их.

– О, ты действительно так думаешь? – воскликнула Энн, вспыхивая от радости. – Мне тоже так кажется, но я не осмеливалась спросить кого-нибудь. Боялась, что мне скажут, что это не так. Думаешь, их можно назвать каштановыми сейчас, Диана?

– Да, и я думаю, что они очень красивые, – сказала Диана, глядя с восхищением на короткие, шелковистые кудри, обрамляющие голову Энн и перехваченные по её совету черной бархатной ленточкой с бантом.

Они стояли на берегу пруда, за Садовым склоном, на небольшом мысе, окаймленном березами. На его конце был деревянный помост, поставленный в воде для удобства рыбаков и охотников на уток. Руби и Джейн пришли в гости к Диане в этот летний день, а Энн присоединилась к ним, чтобы поиграть.

Тем летом Энн и Диана провели большую часть времени на пруду. Убежище Безделья было в прошлом, весной мистер Белл безжалостно вырубил маленький круг деревьев на заднем пастбище. Энн сидела среди пней и плакала, хотя и отдавала должное романтичности ситуации; но она быстро утешилась, потому что, в конце концов, как она и сказала Диане, они уже большие девочки тринадцати лет, которым скоро исполнится четырнадцать, и они слишком взрослые для таких детских забав, как домики для игры. На пруду они обнаружили гораздо более увлекательные для себя занятия. Было чудесно ловить форель с моста, ещё они научились грести в плоскодонке, которую мистер Барри использовал для охоты на уток.

Это Энн придумала – поставить сценку про Элейн. Они изучали стихотворение Теннисона в школе прошлой зимой, потому что министр образования включил его в курс английского языка для школ острова Принца Эдуарда. Они анализировали его, разбирали каждую строфу, критиковали и рассматривали со всех сторон, так что было вообще удивительно, что после всего этого они ещё находили в нём какой-то смысл. Но, по крайней мере, Лилейная дева, Ланселот, Гвиневер и король Артур стали для них реальными людьми и Энн втайне жалела, что не родилась в Камелоте.

– В те дни, – сказала она, – было гораздо больше романтики, чем сейчас.

План Энн был встречен с энтузиазмом. Девочки обнаружили, что, если лодку оттолкнуть от помоста, она проплывёт по течению под мостом и, наконец, приплывёт к другом мысу ниже по течению, где пруд изгибался. Они часто так плавали, ничего не могло быть более удобным для игры в Элейн.

– Хорошо, я буду Элейн, – сказала Энн, неохотно уступая, поскольку, хотя она была бы в восторге сыграть главную роль, но ее художественное чутье требовало точности в деталях, и это, как она понимала, было невозможным из-за её внешности. – Руби, ты должна быть королём Артуром, Джейн будет Гвиневер, а Диана сыграет Ланселота. Но сначала вам придётся быть братьями и отцом. У нас не будет старого немого слуги, потому что не хватит места для двоих в лодке, чтобы лечь. На дно лодки нужно постелить чёрную парчу. Старая черная шаль твоей матери как раз подойдёт, Диана.

Черная шаль была принесена и Энн встряхнула её над плоскодонкой, а затем постелила на дно, после чего легла на неё с закрытыми глазами и руками, сложенными на груди.

– О, она выглядит и вправду, как мертвая, – прошептала Руби Гиллис нервно, глядя на белое личико под мерцающими тенями берез. – Мне страшно, девочки. Как вы думаете, это действительно хорошая игра? Миссис Линд говорит, что все актёрство – это ужасное зло.

– Руби, ты не должна говорить о Миссис Линд, – сказала Энн серьезно. – Это портит впечатление, потому что это всё произошло за сотни лет до рождения Миссис Линд. Джейн, наведи тут порядок. Это глупо, что Элейн говорит, если она умерла.

Джейн оправдала доверие. Золотой парчи для покрывала не было, но старая накидка на пианино из желтого японского крепа прекрасно его заменила. Белая лилия тоже отсутствовала, но эффект от длинного голубого ириса, вложенного в скрещённые на груди руки Энн был таким, как и требовалось.

– Теперь все готово, – сказала Джейн. – Мы должны поцеловать ее в спокойный лоб и Диана, ты скажешь: «Сестра, прощай навсегда», а ты, Руби, скажешь: «Прощай, дорогая сестра». Скажите как можно печальнее, Энн, ради Бога, улыбнись немного. Ты помнишь – Элейн «лежала, как будто улыбаясь». Вот так лучше. Теперь толкаем лодку.

Лодку оттолкнули, при этом она задела старый деревянный столб, торчащий из воды. Диана, Джейн и Руби подождали, пока лодку не подхватило течение и бегом направились через лес, на дорогу, ведущую к мосту и вниз к нижнему мысу, где, в качестве Ланселота, Гвиневер и короля Артура, они должны были встретить Лилейную деву.

В течение нескольких минут, пока Энн плыла медленно вниз по течению, она наслаждалась романтичностью своего положения в полном объеме. Потом произошло нечто не столь романтичное. В лодку начала просачиваться вода. Немного времени было необходимо Элейн, чтобы вскочить на ноги, подобрать золотую и чёрной парчу и с ужасом увидеть большую трещину в нижней части лодки, через которую буквально лилась вода. Когда лодка задела столб, при ударе оторвалась полоса ватина, прибитая ко дну лодки. Энн не знала точно, но у неё не заняло много времени, чтобы понять, что она оказалась в опасном положении. При такой скорости лодка будет заполнена водой и потонет задолго до того, как она доплывёт до нижнего мыса. Где же весла? Остались на берегу!

Энн сдавленно вскрикнула, но её никто не услышал; она побелела, но не потеряла самообладания. Оставался один шанс – только один.

– Я ужасно испугалась, – рассказывала она миссис Аллан на следующий день, – и казалось, много лет прошло, пока лодка доплыла до моста, а воды становилось всё больше с каждой минутой. Я молилась, миссис Аллан, очень искренне, но не закрывала глаза, потому что знала, что единственный способ, которым Бог может спасти меня – это позволить мне уцепиться за сваю и подняться на мост, когда плоскодонка будет проплывать мимо. Вы знаете, сваи там – это старые деревья и на них есть много сучков и выступов, за которые можно зацепиться. Нужно было молиться, но я должна была также внимательно наблюдать, чтобы не упустить подходящий момент. Я просто повторяла: «Дорогой Бог, пожалуйста, направь лодку близко к свае, а я сделаю все остальное,» – снова и снова. При таких обстоятельствах не думаешь о том, чтобы приукрасить молитву. Но моя молитва была услышана, лодка наткнулась прямо на сваю на одну минуту. Я набросила шаль и накидку на плечи и вскарабкалась на большой деревянный столб. И там я сидела, миссис Аллан, цепляясь за этот скользкий старый столб, не в состоянии сдвинуться вверх или вниз. Это было очень неромантичное положение, но я не думала об этом тогда. Вы не будете заботиться о романтичности, когда только что избежали водной могилы. Я прочитала благодарственную молитву сразу же, а потом сосредоточилась на том, чтобы крепко держаться, потому что я знала, что мне нужно дождаться помощи людей, чтобы вернуться на сушу.

Лодка проплыла под мостом, а затем быстро затонула. Руби, Джейн, и Диана, уже ждавшие её на нижнем мысу, увидели, что она исчезла у них на глазах, и они не сомневались, что Энн утонула вместе с ней. На мгновение они стояли неподвижно, белые, как бумага, окаменевшие от ужаса. Затем, крича во весь голос, они побежали через лес, не останавливаясь, и помчались по главной дороге, даже не взглянув на мост. Энн, цепляясь отчаянно за свою ненадёжную опору, видела, как они бежали и слышала их крики. Помощь скоро должна прибыть, но пока ее положение было очень неудобным.

Минуты пролетали, каждая казалась часом несчастной лилейной деве. Почему никто не приходит? Куда делись все девочки? Предположим, что они все упали в обморок! А что, если никто не придёт?! А что, если она так устанет от неудобного положения, что не сможет больше держаться?! Энн посмотрела на страшные зеленые глубины внизу, где колыхались длинные, размытые тени, и содрогнулась. Ее воображение начало рисовать всякие ужасные картины перед ней.

Когда она подумала, что больше не сможет вытерпеть боль в руках и запястьях ни минуты, Гилберт Блайт появился под мостом в лодке Хармона Эндрюса!

Гилберт взглянул вверх и, к своему удивлению, увидел маленькое бледное гордое лицо, смотрящее вниз на него большими, испуганными, но также полными презрения серыми глазами.

– Энн Ширли! Ты как туда попала? – воскликнул он.

Не дожидаясь ответа, он подплыл близко к свае и протянул руку. Другого выхода не было – Энн, уцепившись за руку Гилберта Блайта, спустилась в лодку, где уселась на корме, грязная и злая, с мокрой шалью и накидкой, с которой капала вода, в руках. Конечно, крайне трудно было сохранять достоинство в таких обстоятельствах!

– Так что произошло, Энн? – спросил Гилберт, берясь за весла. – Мы играли в Элейн, – объяснила Энн холодно, даже не глядя на своего спасителя, – и я должна был плыть в Камелот на лодке. – Я имею в виду – в плоскодонке. Лодка начала тонуть, и я вылезла на сваю. Девочки побежали за помощью. Не будешь ли так любезен подвезти меня к берегу?

Гилберт любезно подплыл к помосту и Энн, отвергнув помощь, выскочила проворно на берег.

– Я тебе очень благодарна, – высокомерно сказала она, отвернувшись. Но Гилберт также вылез из лодки, и теперь положил руку ей на плечо.

– Энн, – поспешно сказал он, – посмотри на меня. Разве мы не можем быть хорошими друзьями? Мне ужасно жаль, что я высмеял твои волосы. Я не хотел обидеть тебя, я только хотел пошутить. Кроме того, это было так давно Я думаю, твои волосы очень красивые сейчас. Давай дружить.

На мгновение Энн заколебалась. Несмотря на своё оскорбленное достоинство, она осознала, что ей приятно видеть это наполовину скромное, наполовину горячее выражение в карих глазах Гилберта. Ее сердце быстро и громко застучало. Но горечь старой обиды быстро укрепила ее колеблющуюся решимость. Эта сцена двухлетней давности пронеслась в ее воспоминаниях так ярко, как если бы она произошла вчера. Гилберт назвал ее «морковкой» и опозорил перед всей школой. Ее обида, которая взрослым людям могла показаться смешной, как и её причина, ничуть не смягчилась и не прошла за столько времени. Она ненавидела Гилберта Блайта! Она никогда не простит его!

– Нет, – сказала она холодно, – я никогда не буду с тобой дружить, Гилберт Блайт! И я не хочу этого!

– Хорошо! – Гилберт прыгнул в лодку, покраснев от гнева. – Я никогда не буду просить тебя снова стать друзьями, Энн Ширли. Меня это тоже больше не волнует!

Он быстро отплыл от берега, яростно гребя вёслами, а Энн поднялась по крутой тропинке, поросшей папоротниками, между кленами. Она держала голову очень высоко, но ощущала странное чувство сожаления. Она почти жалела, что не ответила Гилберту согласием. Конечно, он оскорбил ее ужасно, но всё же! Но сейчас, – подумала Энн, – самым большим облегчением будет сесть и поплакать. Она чувствовала себя как выжатый лимон, перенесённый стресс и усталость давали о себе знать.

На полпути вверх по тропинке она встретила Джейн и Диану, которые бежали обратно к пруду в состоянии, похожем на безумие. Они не нашли никого в Садовом Склоне, так как мистер и миссис Барри уехали по делам. Там Руби Гиллис впала в истерику, и осталась, чтобы попытаться успокоиться, в то время, как Джейн и Диана помчались через Лес с Привидениями и ручей в Зеленые крыши. Там они тоже не нашли никого, потому что Марилла уехала в Кармоди, а Мэтью заготавливал сено на дальнем поле.

– О, Энн, – выдохнула Диана, кидаясь ей на шею и плача с облегчением и радостью —, ой, Энн, – мы думали, – ты – утонула … и мы чувствовали себя убийцами… – потому что заставили тебя быть … Элейн. А Руби в истерике, – о, Энн, как ты спаслась?

– Я залезла на одну из свай, – объяснила Энн устало, – Гилберт Блайт приплыл в лодке мистера Эндрюса и отвёз меня на сушу.

– О, Энн, как он прекрасно поступил! Ведь это так романтично! – сказала Джейн, которая, наконец, перевела дух. – Конечно, ты помиришься с ним после этого.

– И не собираюсь! – вспыхнула Энн, мгновенно возвращаясь к воинственному настроению. – И я не хочу больше слышать слово «романтично», Джейн Эндрюс. Мне ужасно жаль, что я вас так напугала, девочки. Это все моя вина. Я чувствую, что родилась под несчастливой звездой. Всё, что я делаю, доставляет неприятности мне или моим близким друзьям. Мы взяли и утопили лодку твоего отца, Диана, и у меня есть предчувствие, что нам больше не позволят грести на пруду.

Предчувствие Энн оказались верными. Когда события того дня стали известны, это вызвало большой переполох в семьях Барри и Касберт.

– У тебя когда-нибудь появится здравый смысл, Энн? – со стоном спросила Марилла.

– О, ну когда – нибудь – да, Марилла, – ответила Энн оптимистично. Хорошо выплакавшись в благодатном одиночестве своей комнаты на крыше, она успокоилась и вернулась к привычному бодрому состоянию духа. – Я думаю, что мои шансы стать благоразумной больше, чем когда-либо.

– Не понимаю, каким образом, – сказала Марилла.

– Таким, – объяснила Энн, – что я получила новый и ценный урок сегодня. С тех пор, как я приехала в Зеленые крыши, я делала ошибки, и каждая ошибка помогла мне избавиться от какого-то большого недостатка. Случай с аметистовой брошью отучил меня брать чужие вещи. Лес с Привидениями заставил меня сдерживать мое воображение. Ошибка с болеутоляющим в торте научила меня быть внимательной при готовке. Окрашивание волос избавило меня от тщеславия. Я никогда больше не думаю о своих волосах и носу – по крайней мере, очень редко. А сегодняшняя ошибка удержит меня от излишней романтичности. Я пришла к выводу, что нет смысла пытаться быть романтиком в Эйвонли. Это было, вероятно, достаточно легко в замке Камелота сотни лет назад, но романтика не ценится в настоящее время. Поэтому я совершенно уверена, что вы скоро увидите значительное улучшение у меня в этом отношении, Марилла.

– Надеюсь, что так, – сказала Марилла скептически.

Но Мэтью, который сидел молча в углу, ободряюще положил руку на плечо Энн, когда Марилла вышла.

– Не теряй свою романтичность, Энн, – прошептал он робко, – немного романтики – это хорошо – не слишком много, конечно, – но сохрани немного, Энн, сохрани.