— Можно, я буду твоей лучшей подругой? — спросила Диану на перемене Делила Грин. У Делилы были круглые синие глаза, темно-русые кудри, маленький розовый ротик и таинственный слегка вибрирующий голос. Этот голос сразу очаровал Диану.

В школе знали, что у Дианы Блайт нет близкой подруги. Два года она дружила с Полли Риз, но семья Полли уехала из Глена, и Диане стало очень одиноко. Полли была славная девочка. Правда, она не обладала мистическим очарованием уже почти забытой Дженни Пент. Зато она была веселая и здравомыслящая — наивысшая похвала в устах мисс Бейкер, которую вполне устраивала такая подруга для Дианы.

Диана с сомнением посмотрела на Делилу, а потом бросила взгляд на Лауру Карр, которая тоже появилась у них в классе в новом учебном году. Диана с Лаурой проболтали всю первую перемену и расстались весьма довольные друг другом. Но у Лауры были веснушки на носу и вихрастые, песочного цвета волосы. Делила же отличалась красотой и некоей аурой загадочности.

Делила правильно истолковала взгляд Дианы. Ее лицо затуманилось, и глаза наполнились слезами.

— Если ты любишь ее, то меня, конечно, любить не сможешь. Тебе придется выбирать, — сказала Делила своим вибрирующим голосом, драматическим жестом вытягивая вперед руки. У Дианы даже холодок пробежал по спине. Она взяла руки Делилы, и они обменялись серьезным взглядом, навсегда закрепляющим их дружбу. Так, по крайней мере, думала Диана.

— Ты будешь любить меня всегда-всегда? — страстно спросила Делила.

— Всегда-всегда, — поклялась Диана.

Они обнялись и пошли к ручью. Четвертый класс понял, что создался новый союз. Лаура Карр тихонько вздохнула. Ей очень нравилась Диана Блайт, но она понимала, что не может соперничать с Делилой.

— Я так рада, что ты позволила мне себя любить, — говорила Делила Диане. — Мне нужно кого-то любить… Я легко привязываюсь к людям. Пожалуйста, Диана, не обижай меня. Я — дитя печали. На мне с детства лежит проклятие. Меня никто… никто не любит.

Делила сумела вложить в одно слово «никто» ощущение бесконечного одиночества и трепетной красоты. Диана крепче обняла ее за талию.

— Тебе больше никогда не придется так говорить, Делила. Я тебя всегда буду любить.

— До конца света?

— До конца света.

Они поцеловались, и ритуал был завершен. Двое мальчишек на заборе заулюлюкали, но кто обращает внимание на мальчишек?

— Вот увидишь, я понравлюсь тебе больше, чем Лаура Карр, — заверила ее Делила. — Теперь, когда мы стали подругами, я могу тебе сказать то, чего никогда бы не сказала, если бы ты выбрала ее. Она лжива. Притворяется твоей подругой, а у тебя за спиной смеется над тобой и говорит о тебе гадкие вещи. Я знаю девочку, которая была с ней в одном классе в Моубрей Нерроуз, и она мне все про нее рассказала. Ты вовремя от нее избавилась. А я совсем не такая. Я буду тебе верна, Диана.

— Я и не сомневаюсь. Но что ты имела в виду, когда сказала, что ты дитя печали?

Глаза Делилы стали огромными.

— Я живу с мачехой, — прошептала она.

— С мачехой?

— Когда у тебя умирает мама и отец женится снова, его новая жена называется мачехой, — еще более таинственным голосом поведала Делила. — Теперь ты все знаешь, Диана. Ты не представляешь, как она со мной обращается! Но я никогда не жалуюсь. Я страдаю молча.

Если Делила страдала молча, непонятно, откуда у Дианы взялось столько сведений о ее несчастьях, которые она в течение следующих недель изливала за столом в Инглсайде. Она страстно привязалась к несчастной, преследуемой Делиле и без конца рассказывала о ней всем, кто соглашался ее слушать.

— Надеюсь, эта новая привязанность постепенно войдет в рамки, — улыбнулась Энн. — Кто эта Делила, Сью? Я не хочу, чтобы дети росли снобами, но после того случая с Дженн?

— Грины — вполне достойные люди, миссис доктор, голубушка. Их хорошо знают в Лоубридже. В этом году они купили дом Хантера. Миссис Грин — вторая жена, и у нее двое своих детишек. Я плохо ее знаю, но, по-моему, характер у нее легкий и добрый. Что-то не верится, чтобы она так плохо обращалась с Делилой, как рассказывает Диана.

— Не принимай на веру все, что говорит Делила, — предупредила Энн дочку. — Она, наверное, преувеличивает. Вспомни Дженни.

— Но, мама, Делила совсем не похожа на Дженни, — негодующе воскликнула Диана. — Ну, нисколечко. Она никогда не говорит ни слова неправды. Если бы ты только на нее посмотрела, мама, ты бы убедилась, что она не способна солгать. Дома к ней придираются, потому что она непохожа на других. А она такая привязчивая. Но ее с рождения преследуют. Мачеха ее ненавидит. У меня сердце разрывается от жалости, когда она мне про нее рассказывает. Мама, ей даже есть досыта не дают! Она всегда голодная. Ее часто отправляют спать без ужина, и она засыпает в слезах. Ты когда-нибудь плакала от голода, мама?

— Часто, — ответила Энн. Диана с изумлением воззрилась на мать. Она не ожидала такого ответа.

— До того как я приехала в Грингейбл, я очень часто была голодной. В приюте… и до него. Я просто не люблю вам про это рассказывать.

— Ну, тогда ты должна понять Делилу, — сказала Диана, постепенно преодолевая свое изумление. — Когда она голодна, она сидит и представляет себе то, чего бы ей хотелось съесть. Ну, подумай — представлять еду!

— Вы с Нэн тоже это делаете, — возразила Энн, но Ди ее не слушала.

— Она страдает не только физически, но и духовно. Она хочет стать миссионершей, посвятить свою жизнь благому делу… а они смеются над ней.

— Бессердечные люди, — согласилась Энн. Но что-то в ее тоне вызвало у Ди подозрения.

— Ну, почему ты так против нее настроена, мама? — укоризненно спросила она.

— Я еще раз хочу напомнить тебе про Дженни Пент. Ты и ее каждому слову верила.

— Я тогда была ребенком, меня было легко обмануть, — с достоинством ответила Диана. Она чувствовала, что мама почему-то не хочет понять и пожалеть Делилу Грин, хотя она обычно полна симпатии к людям. После этого разговора Диана стала рассказывать про Делилу только Сьюзен, поскольку Нэн при упоминании имени Делилы насмешливо фыркала. «Ревнует», — грустно думала Диана.

Не то чтобы Сьюзен выказывала особое сочувствие, но надо же было Диане кому-то рассказывать о Делиле, а насмешки Сью были не так обидны, как мамины. От нее Диана и не ждала понимания. Но мама сама была девочкой… у мамы такое доброе сердце. Почему же плохое отношение мачехи к Делиле нисколько ее не трогает?

«Может быть, мама тоже немножко меня ревнует, за то что я так сильно люблю Делилу? — размышляла Диана. — Говорят, что с мамами это бывает. Считают, что ты их собственность и ничья больше».

— У меня просто кровь в жилах стынет, когда я слышу, как с ней обращается мачеха, — говорила Диана Сьюзен. — Эта девочка — страдалица! На завтрак и на ужин ей не дают ничего кроме овсянки… всего несколько ложек. И сахаром посыпать не позволяют. Я тоже перестала посыпать овсянку сахаром — мне просто стыдно, что нас так хорошо кормят, а ее…

— Ах, вот в чем дело. Ну, что ж, сахар подорожал на цент, так что, может, оно и к лучшему.

Диана чала себе клятву, что больше никогда не станет рассказывать Сьюзен про Делилу, но на следующий день пришла в такое негодование, что не удержалась.

— Сьюзен, мачеха Делилы гонялась за ней с кипящим чайником! Ты только подумай! Правда, Делила говорит, что такое бывает не очень часто… только когда она уж очень разозлится. Чаще она запирает Делилу на темном чердаке… где водятся привидения! Она их видела! Сьюзен, Делила же так с ума сойдет! Когда ее там заперли в прошлый раз, ей привиделось какое-то странное черное существо, которое сидело за прялкой и напевало!

— Какое существо? — серьезно спросила Сьюзен. Она уже начинала получать удовольствие от бедствий, обрушивающихся на Делилу, и от восклицаний Дианы, и они с Энн частенько смеялись над ними потихоньку от девочки.

— Не знаю… существо, и все. Она чуть не покончила с собой. Боюсь, что они ее до этого доведут. Знаешь, Сьюзен, у Делилы был дядя, который дважды покончил с собой.

— А что, одного раза не хватило? — бессердечно спросила Сьюзен. Ди обиделась и ушла, но на следующий день принесла новую скорбную историю:

— У Делилы никогда не было куклы, Сьюзен. На прошлое Рождество она так надеялась, что Санта-Клаус подарит ей куклу, и, что ты думаешь, она нашла у себя в чулке? Розгу! Они секут ее почти каждый день. Ну, подумай, Сьюзен, разве можно так обращаться с девочкой?

— Меня тоже секли в детстве, и ничего со мной не сделалось, — сказала Сьюзен, которая задушила бы собственными руками любого, кто попытался бы высечь кого-нибудь из детей Блайтов.

— Когда я рассказала Делиле про нашу рождественскую елку, она заплакала. У них никогда не наряжают елку на Рождество. Но она говорит, что на этот год сама устроит себе елку. Она нашла старый зонтик без материи, но со спицами, и хочет его нарядить, как елку. Ну, разве это не раздирает тебе сердце, Сьюзен?

— А она что, не может сорвать маленькую елочку? Вон их сколько кругом растет. Позади дома Хантеров все заросло молодыми елками. Хоть бы у этой девочки было человеческое имя! Ну, что это за имя для христианки — Делила?

— Но оно же есть в Библии, Сьюзен. Делила очень гордится своим библейским именем. Я ей сказала на уроке, что у нас завтра на обед будет курица, и она попросила — как ты думаешь, что она попросила?

— Да где уж мне догадаться, — ответствовала Сьюзен. — А ты зачем на уроках разговариваешь?

— Нет, мы на уроках не разговариваем. Делила говорит, что нельзя делать того, что запрещено. Она вообще ведет себя идеально. Но мы пишем друг другу записки. Так вот, Делила написала мне: «Диана, принеси мне, пожалуйста, косточку». У меня прямо слезы на глазах выступили. Я обязательно отнесу ей косточку, только не косточку, а толстенькую ножку. Ей нужно хорошо питаться. Она работает с утра до ночи, как прислуга. Вся работа по дому лежит на ней… ну, почти вся. А если Делила не успевает ее сделать, ее трясут, как щенка, или заставляют есть на кухне со слугами.

— У Гринов только один работник — молодой французик.

— Ну, вот ей и приходится есть с ним. А он снимает за столом башмаки и пиджак. Но Делила говорит, что теперь ей все это легче переносить — у нее есть я, и я ее люблю. Кроме меня ее любить некому.

— Ужасно! — с серьезной миной кивнула мисс Бейкер.

— Делила говорит, что, если бы у нее был миллион долларов, она отдала бы его мне. Я бы, конечно, не взяла, но видишь, какая она щедрая?

— Миллион долларов подарить не труднее, чем сотню — если у тебя нет ни того ни другого.