День за днём безжалостно мело. Наконец вьюга улеглась. Холодное солнце роняло слабые лучи на занесённую снегом землю. Вселенная погрузилась в сияющее белое безмолвие. Даже самая старая ель не могла припомнить такого глубокого снега и такого лютого мороза. От холода потрескивали, звенели деревья. Всё живое попряталось. Голод в белом саване пришёл в горы. Смерть подстерегала за каждым кустом обитателей безмолвных просторов.

Долина Юнавип в этот день казалась совершенно вымершей. Под вечер над горной грядой показался огромный рогатый филин. Он летел, обмахивая крыльями снег с деревьев. Круглыми злыми глазами оглядывал он землю и щёлкал клювом. Филин привык голодать, но не неделями. Он терпеливо взмахивал сильными крыльями и был готов броситься на любую живность.

Каркаджу вылез из узенького елового перелеска и окинул взглядом сверкающий мир. Впервые за много месяцев он был по-настоящему голоден. Филин описал круг и камнем ринулся вниз на Каркаджу, со свистом прорезая холодный воздух. Каркаджу приподнялся и зарычал. Он согласен был закусить и филином, хотя обычно пренебрегал такой пищей.

Но филин уже понял свою ошибку; он сначала замер в воздухе, а потом круто свернул вправо. Если бы у него хватило смелости, он с удовольствием изорвал бы неуклюжего чёрного зверя в клочки. Он ненавидел Каркаджу. Эти два лесных разбойника были чрезвычайно похожи друг на друга — с одинаковой неутомимостью преследовали жертву и нападали с одинаковой яростью.

Каркаджу ушёл обратно в своё укрытие. Выходить на охоту было ещё рано — солнце стояло слишком высоко. Его глаза не выдерживали такого яркого света. Уже через полчаса нестерпимое сияние снега и солнца ослепили бы его. Филина в полёт над сверкающими горами толкнул лютый голод.

Злобно ворча, хищник улёгся и стал ждать наступления темноты. Никогда раньше не случалось ему ощущать такой мучительной потребности в пище. Не раз, бывало, ему хотелось есть, но до сих пор он никогда ещё не встречался лицом к лицу с настоящим голодом. Всю последнюю неделю долина Юнавип была похожа на кладовую, из которой вынесли все припасы.

Он не встретил в лесу ни одного обитателя. Кролики попрятались в глубоких расщелинах скал или в подземных переходах под густым кустарником. Там же скрывались куропатки. Добраться до них можно было, только делая подкопы под сугробы.

Бледное солнце медленно исчезало за неровной линией горизонта, и холод стал ещё пронзительнее. Синие тени поползли со дна каньона наверх, обволакивая вершины гор леденящим сумраком. Каркаджу шёл, принюхиваясь к морозному воздуху. С глухим ворчанием заглянул вниз, в долину. Летом на этой долине обязательно паслись бы два-три оленя. Теперь его глазам представилось безмолвное белое поле.

Каркаджу вышел на открытое место, отряхивая с загривка иней. У него было свирепое настроение, не сулившее добра ни одному зверю, которому довелось бы повстречаться с ним.

Над головой Каркаджу всё ещё отчаянно метался огромный филин. Вылазка при дневном свете обошлась ему дорого, и теперь он расплачивался за неё. Филин ощущал страшную режущую боль в злых стеклянных глазах. К тому же он видел гораздо хуже, чем обычно в сумерках. Дважды он натыкался на верхушки елей, попадавшихся ему на пути, и оба раза его спасали только когти и крепкий клюв.

Он то кружился, то парил в воздухе и, низко пролетая над землёй, высматривал, не покажется ли из ельника хоть какая-нибудь живность. Он тыкался туда-сюда, злобно шипел и щёлкал клювом. Вдруг внизу на расстоянии грех метров от себя он увидел живое существо. Филин не мог разобрать, кто это. Ему показалось, что существо поднялось на задние лапы и ждёт. Филин сделал круг, сильно взмахнул крыльями и кинулся вниз.

Нападение филина не удивило Каркаджу. Он хорошо знал этих птиц и их наглость и нисколько не растерялся. Мощным ударом короткой передней лапы он отразил атаку. Яростное рычание нарушило хрустальную тишину. Филин распростёр крылья и опустился прямо на росомаху, норовя вцепиться ей в шерсть или в кожу. Когти вонзились Каркаджу в плечо. От жгучей боли он злобно взвыл и рванулся в сторону, рассчитывая сбросить пернатого разбойника. Но „сделать это было не так-то легко — филин держал его крепко и бил железным клювом.

Каркаджу высоко подпрыгнул, стараясь подмять под себя противника. Но филин бил его сильными крыльями по голове и по лапам, и сбросить его с себя Каркаджу никак не удавалось. Всеми силами уворачиваясь от ударов кривого клюва, он рванулся вперёд и с размаха вонзил острые, как кинжалы, клыки в горло птицы, но чуть промахнулся и лишь выхватил у филина пучок перьев.

Филин и не думал отступать. Сослепу он слегка ошибся в выборе жертвы, но этот бандит, раз кинувшись на врага, никогда не шёл на попятный. С каждым ударом острого клюва Каркаджу приходил всё в большую ярость. Он изловчился и нанёс филину сокрушительный удар, на мгновение оглушив его. Филин перестал клевать, и только крепкие когти, как стальные тиски, продолжали сжимать плечо росомахи.

Каркаджу моментально воспользовался своим преимуществом. Он прыгнул вниз по склону и, перекувырнувшись, подмял филина под себя. Манёвр удался бы вполне, если бы он не ошибся в расчёте, приняв за ровное место крутой склон. Враги покатились вниз. Стараясь задержать падение, филин инстинктивно забил крыльями по воздуху и по снегу. Каркаджу даже не заметил, что куда-то падает. Он развернулся и сильным ударом отшвырнул филина от себя. Филин взметнулся в воздух и полетел зигзагами, по-видимому плохо соображая, что с ним произошло. С яростным воплем Каркаджу подпрыгнул в тщетной надежде схватить медленно удалявшегося врага. Он забыл о голоде. Им владело одно желание — мстить! Он хотел в клочки изорвать огромного филина за то, что тот осмелился напасть на него. Недосягаемый теперь для врага, пернатый хищник подлетел к высокой ели и сел .на ветку, очевидно для того, чтобы собраться с мыслями.

Каркаджу бросился к дереву и начал карабкаться наверх. Филин смотрел вниз, но воспалённые глаза не видели ничего. Однако вой разъярённой росомахи он услышал и успел улететь, прежде чем неуклюжий Каркаджу добрался до ветки, на которой он сидел.

Каркаджу слез на землю» сел и стал, ворча, зализывать раны. Он познал то, что приходится узнавать на горьком опыте многим лесным обитателям, а именно, что с рогатым филином лучше не связываться.

Когда улеглось возбуждение драки, Каркаджу стало ещё обиднее, что филин ушёл у него из-под носа, — он снова почувствовал страшный голод.

Оскалив зубы, хищник затрусил вверх по склону горы. Он должен был любой ценой раздобыть себе пищу. В его рычании слышался вызов белому безмолвию. Никогда ещё не уходил он зимой от этих мест. Пусть приходят холод, и вьюга, и голод — он не боится их! Он — властелин, а у властелина еда быть должна.

Но властелин так и не поел в ту ночь. Он даже раскопал одну или две ловушки Гранитного Утёса в надежде найти там мёрзлую куницу или хотя бы кусочек приманки. Но везде он находил одну и ту же картину— ловушки когда-то были сломаны им же самим, а тушки и приманки хитро припрятаны.

Его собственная ловкость и изобретательность сыграли с ним плохую шутку. Он уносил награбленную добычу так далеко и прятал её так тщательно, что теперь сам не мог найти ни одного из своих тайников. Толстый пласт недавно выпавшего снега сровнял его следы и бугорки, под которыми он хоронил свои богатства.

Как правило, росомахи не пользуются старыми запасами, потому-то он и не мог найти ни один из тайников, сделанных именно на такой случай. Прекратив поиски, он отправился на вершину горы. Рассвет застал его у опушки леса. Он всё ещё был голоден.

Этот день Каркаджу провёл в небольшой пещере. Он плохо спал, постоянно просыпался и рычал на белёсый солнечный свет, пробивавшийся в пещеру снаружи.

Ночью он вернулся в лесистые места предгорья. Пробиваясь сквозь густые заросли пихты, он совал нос в ветви каждого дерева. Дважды он находил пустые гнёзда и с жадностью набрасывался на яичную скорлупу, оставшуюся от летних выводков. Но маленькие кусочки извести не могли утолить его голод, и он в совершенном неистовстве бежал всё дальше вниз.

Луна заливала просеки бледным светом, и от этого мрак, царивший в чаще, сгущался ещё больше. Каркаджу выбежал из леса и остановился с краю небольшой поляны. На снегу, рядом с полузанесённой снегом пихтой, сидело какое-то живое существо. Каркаджу нетерпеливо бросился вперёд.

Зверёк услышал приближение хищника, но не побежал. Громко чавкая, он продолжал грызть смолистую кору. Спину он выгнул, и колючки цвета слоновой кости, топорщившиеся вдоль хребта, поблёскивали при слабом свете луны.

Каркаджу приблизился к дикобразу. С трудом расслышав рычание Каркаджу, глуховатый зверёк повернул голову. Он увидел с тупым удивлением, что на него нападает какой-то зверь. Недовольно заворчав, он выгнул спину и выставил все свои колючки.

Каркаджу остановился в нескольких шагах от дикобраза и внимательно посмотрел на него. Как ни голоден был властелин, он сознавал, что в этом случае прямая атака не годится. Дважды обошёл он вокруг дикобраза, затем очень осторожно приблизился, резким движением перевернул его на спину, прыгнул на незащищённый живот и в одно мгновение прикончил его. Операция прошла легко, он даже не укололся.

И сразу же разбойник приступил к пиршеству. Он ел рыча и давясь от жадности. Дикобраз был невелик, и очень скоро Каркаджу сожрал его всего целиком, с костями и со шкурой. Потом он пошёл прочь, даже не обернувшись.

В ту ночь властелин спал хорошо. Он был сыт и мог теперь выдержать хоть целую неделю охоты. Ему не снились колючки, которых он наглотался, не тревожила мысль, что он съел зверька, за убийство которого платят жизнью все хищники.

Весь следующий день он проспал, а ночью снова вышел на охоту. До рассвета он рыскал по каньону, но безуспешно. Однако его желудок был всё ещё полон мяса дикобраза, поэтому он спокойно проспал весь день.

На следующий день разразилась буря. Выйдя вечером на охоту, хищник с победоносным ворчанием побежал навстречу ледяному ветру. Зима не страшила его. Он знал, что пройдёт и через эту пургу и добудет себе пищу. Если понадобится, он убьёт ещё одного дикобраза.

Под утро Каркаджу остановился и злобно зарычал. Он почувствовал острую боль где-то в области желудка. Скоро боль прошла, и он затрусил дальше. Но через час она вернулась и была на этот раз ещё мучительнее и продолжалась дольше. Смертоносные стрелы делали своё дело. Наконец-то Каркаджу повстречался с единственным из зверей, который мог одолеть его. Глуховатый грызун, который питается древесной корой и которому не хватает смекалки даже на то, чтобы спрятаться от опасности, вселил смерть в железный организм властелина.

Каркаджу не сдавался. Он барахтался» и рычал, и выл, но ему не на ком было сорвать своё бешенство — вокруг расстилалось только белое безмолвие, а противник, убитый им без малейшего усилия, уже давно перестал существовать. Остановившись возле осины, хищник начал в ярости рвать когтями ствол.

Смертоносные стрелы действовали медленно. Они убивали не потому, что были отравлены» — просто они неустанно пробивали себе путь наружу. Зазубрины цеплялись и раздирали мясо, а острые кончики при каждом движении впивались всё дальше. Каркаджу изнемогал, но продолжал бежать. Не так-то просто его победить! И всё же в конце концов он рухнул на снег около поваленного бурей дерева в злобно оскалил зубы. Сейчас он соберётся с силами и поднимется на вершину вон той холм! Но маленькие стрелы, стремящиеся наружу, добрались наконец до могучего сердца хищника. В последний раз скрипнув зубами, властелин растянулся на снегу. Он не заскулил, в потухающих глазах не мелькнуло и тени страха. Страха не было даже в последнем остановившемся взгляде, которым он уставился на долину.

Каркаджу погиб смертью» которой гораздо чаще, чем в бою или в капкане» погибают росомахи.