Шему. Сезон урожая

Дитя Нефертити должно было появиться на свет в пахоне. Нефертити отказалась рожать наследника египетского трона в том же самом павильоне, в котором рожала Кийя, поэтому Аменхотеп приказал рабочим, трудящимся на строительстве храма, возвести у пруда с лотосами родильный павильон.

— В нем должны быть окна, глядящие на все четыре стороны света. — Моя сестра раскинула руки, дабы рабочие поняли, что ей видится — помещение, полное воздуха и света. — Окна от потолка до пола, — распорядилась она.

Солдаты послушно поклонились, и скульпторы принялись трудиться, вырезая листву на столбиках кровати и рисуя рыб на зелено-голубых плитах пола.

Когда Нефертити не руководила возведением своего павильона, она ездила вместе с Аменхотепом посмотреть, как там продвигается строительство храма — а теперь, когда часть рабочих занялась другим, оно замедлилось.

— Мутни, найди свой плащ! — крикнула мне сестра. — Мутни, мы едем в храм!

В храме я увидела военачальника Нахтмина. Он отдавал распоряжения строителям. Что он делает в Мемфисе? Он же был твердо намерен оставаться в Фивах! Когда мы проезжали мимо, Нахтмин улыбнулся, и я отвела взгляд, чтобы Нефертити не подумала, будто между нами что-то есть. Но Ипу, ехавшая в одной колеснице со мной, тихонько прошептала:

— Фараон сделал солдатам предложение, от которого не отказываются. Двадцать дебенов серебра в месяц за работу на стройке в Мемфисе.

Я обернулась к ней, потрясенная:

— Военачальник Нахтмин явился сюда ради серебра?

Ипу посмотрела на военачальника и улыбнулась, заиграв ямочками на щеках.

— Или по иной причине.

Однажды утром сестра слишком плохо себя чувствовала, чтобы ехать в колеснице, и она захотела, чтобы вместо нее поехала я.

— Я не хочу, чтобы Аменхотеп отправился туда с Кийей! — со злобой произнесла она. — Я прямо вижу, как она едет по строительной площадке и сочиняет стихи в честь сверкающих новых зданий! А с него еще станется ради нее написать это на стене храма!

Я бы засмеялась при этих словах, но просьба Нефертити меня напугала.

— Ты хочешь, чтобы я поехала на стройку? Одна?

— Конечно не одна. Ты возьмешь с собой Ипу.

— Но что я буду там делать?

Нефертити положила руку на живот; моя неосведомленность утомила ее.

— То же самое, что всегда делаю я, — огрызнулась она. — Будешь присутствовать в храме, чтобы строители не ленились. Будешь смотреть, чтобы рабочие не воровали золото, алебастр или известняк.

— А если они все-таки будут воровать?

— Не будут, — невозмутимо произнесла Нефертити. — У тебя на глазах — не посмеют.

Пока главный конюший готовил мою колесницу к выезду, Ипу поинтересовалась:

— А где фараон? Он разве не едет?

— Моей сестре нездоровится, и она хочет, чтобы фараон был рядом с ней.

— Так мы едем одни? Без охраны?

— Совершенно одни.

Когда колесница была готова, мы покинули дворец и поехали туда, где строился храм. Солдаты ломали каменные глыбы и обтесывали их. Алебастр, похоже, никто не воровал, но несколько человек весело помахали Ипу, когда мы проезжали мимо. Я приподняла брови. Ипу улыбнулась:

— У меня есть друзья в странных местах, госпожа. А поскольку вы не можете заводить друзей среди солдат, я завожу их для вас.

Я проследила за ее взглядом и увидела, что какой-то человек встал на пути у нашей колесницы, раскинув руки. Лошади остановились, словно подчинившись некоему приказу, и Нахтмин улыбнулся нам.

— Военачальник, — официальным тоном произнесла я и поклонилась.

— Госпожа моя Мутноджмет, — отозвался он.

Ипу ухмыльнулась.

— И как продвигается работа в храме? — спросила я.

Мне же нужно было делать вид, будто я надзираю за его людьми. Рабочие с ворчанием устанавливали на место тяжелую каменную колонну.

На губах военачальника заиграла едва заметная улыбка.

— Как видишь, люди трудятся изо всех сил ради великих устремлений его величества. Но разве ты не хочешь спросить, почему я здесь?

От работы на солнце кожа военачальника приобрела оттенок темной бронзы, сделавшись темнее, чем его длинные волосы и светлые глаза.

— Я уже знала, что ты здесь, — ответила я. — Фараон сделал солдатам предложение, перед которым невозможно устоять. Двадцать дебенов серебра в месяц.

Военачальник Нахтмин сощурился под безжалостным солнцем.

— Так вот что ты думаешь? Что я продался за горсть серебра?

Я взглянула на него в упор.

— А почему же еще ты мог приехать?

Нахтмин отступил на шаг, и вид у него сделался задумчивым.

— В юности я скопил деньги, полученные в войске, и купил ферму в Фивах. А когда мой отец умер, я унаследовал его владение. Так что нет, я явился сюда не ради пригоршни дебенов.

Я почувствовала, что чем-то обидела его. Военачальник не отводил взгляда, и мне пришлось спросить:

— Тогда почему ты приехал?

Нахтмин посмотрел на Ипу.

— Возможно, ты, госпожа, сможешь это объяснить. А я должен вернуться к моим солдатам, пока они не начали воровать известняк. — Он улыбнулся. — Или алебастр.

Я посмотрела ему вслед и повернулась к Ипу:

— Почему ему нравится играть со мной?

— Потому что он тобой интересуется. И не уверен, что ты интересуешься им.

Я онемела.

— Только смотри, чтобы твоя сестра не застукала тебя в таком виде, — предостерегла меня Ипу. — А то во дворце поднимется буча похуже той, которая была при рождении царевича.

Храм Атона закончили строить своевременно, к тому моменту, как Нефертити пришла пора рожать. Она сильно отяжелела и теперь сидела в особом павильоне, украшенном изображениями Хатор и Беса, подложив под ноги пуховые подушки, а в передней сидели арфисты и играли для нее. Во всех углах стояли слуги с опахалами. Моя сестра правила со своего ложа и рявкала на всех, кто оказывался рядом, даже на нашего отца.

— Почему никто не сказал мне, что Кийя отправилась с ним посмотреть на храм? Она что, теперь заняла мое место? — Нефертити негодующе повысила голос. — Так, что ли?

— Мутноджмет, закрой дверь, — велел отец. Он посмотрел на лежащую Нефертити. — Тебе придется несколько дней просто потерпеть. Ты ничего не можешь поделать.

— Я — царица Египта!

Нефертити попыталась сесть, и служанки тут же кинулись к ней.

— Пошлите за Аменхотепом! — приказала она.

Девушки посмотрели на отца.

— Я сказала — пошлите за фараоном! — пронзительно взвизгнула Нефертити.

Отец повернулся к ближайшей служанке и кивнул. Девушка поспешно умчалась.

— Ты бы лучше побеспокоилась о состоянии дел в твоем царстве, — сказал отец. — Ты хоть потрудилась выяснить, что происходит в Фивах?

Нефертити пожала плечами:

— А зачем?

Лицо отца потемнело.

— Да затем, что Старший болен.

Служанки изо всех сил старались не смотреть друг на друга, но ясно было, что вечером они посплетничают всласть. Нефертити приподнялась на подушках.

— Насколько болен?

— Если верить новостям, Анубис может вскоре забрать его.

Нефертити попыталась сесть.

— Почему я об этом не слышала?

— Потому что ты не слушаешь ни о чем, если это не касается храма Атона, — упрекнул ее отец. — Когда Аменхотеп в последний раз наведывался в Зал приемов? Или писал чужеземным князьям? Каждый день я сижу у подножия трона Гора и распоряжаюсь, словно царь.

— А разве ты не этого хотел? Чтобы египетское царство лежало перед тобой?

— Только не тогда, когда твой муж целыми днями играет в фараона и посылает своим союзникам позолоченные статуэтки вместо настоящего золота. А мне приходится все поправлять за ним. Мне приходится объяснять правителю Квилту, почему войско не готово выступить на его защиту в то время, как хетты нападают на его царство.

— Есть войско в Фивах. Пускай он посылает за ними к Старшему.

Отец в гневе встал.

— Сколько осталось времени до того, как Аменхотеп начнет и этих солдат использовать на стройке? Что будет следующей затеей? Дворец? Город?

Я быстро взглянула на Нефертити.

— В Египте зреют раздоры, — предупредил отец. — Жрецы Амона готовят мятеж.

— Они никогда не взбунтуются!

Нефертити выпятила подбородок — семнадцатилетняя царица.

— А почему бы и нет? — с вызовом бросил отец. — Если Хоремхеб будет на их стороне?

— Тогда Хоремхеб станет предателем, и Аменхотеп его убьет.

— А если войско поддержит его? Что тогда?

Нефертити отшатнулась, схватившись за живот, словно пыталась защитить своего ребенка от подобных вестей. Затем дверь распахнулась, и на пороге появился Аменхотеп.

— О прекраснейшая из цариц Египта! — воскликнул он.

— Единственная царица Египта! — отрезала Нефертити. — Где ты был?

— В храме. — Аменхотеп улыбнулся. — Алтарь уже готов.

— И ты освятил его вместе с Кийей? — прошипела Нефертити.

Аменхотеп застыл.

— Так что, это правда? — выкрикнула Нефертити. — Раз я теперь царская корова, готовая вот-вот родить царевича, я уже никого не интересую?

Аменхотеп, заколебавшись, оглядел покои, потом быстро шагнул к жене и взял ее за руки.

— Нефертити…

— Это мое изображение смотрит на египтян! Это я надзираю над этим царством — не Кийя!

Аменхотеп поспешно опустился на колени.

— Прости.

— Ты больше не пойдешь с ней туда. Скажи, что ты больше не пойдешь с ней.

— Я обещаю…

— Обещания недостаточно. Поклянись. Поклянись Атоном.

Фараон увидел, как серьезно ее лицо, и произнес:

— Клянусь Атоном.

Мы с отцом переглянулись, а сестра подняла супруга с пола.

— Ты знаешь, что твой отец болен? — спросила она, устраиваясь на подушках и превосходно притворяясь: когда она была довольна, то все делалось, как желал Аменхотеп.

Аменхотеп тут же встал.

— Старший болен?

Он взглянул на отца.

— Это правда?

Отец поклонился.

— Да, ваше величество. Так сообщили из Фив.

Аменхотеп быстро оглядел покои и словно лишь сейчас заметил служанок.

— Вон отсюда!

Ипу и Мерит быстро выгнали остальных женщин. Аменхотеп повернулся к отцу:

— Скоро он умрет?

Отец напрягся.

— Фараон Египта может прожить еще год.

— Ты сказал, что он болен. Что пришли такие вести.

— Боги могут сохранить его.

— Боги его покинули! — выкрикнул Аменхотеп. — Они заботятся обо мне, а не о дряхлом старике!

Аменхотеп в два шага перемахнул комнату, распахнул дверь и велел стражникам:

— Отыщите архитектора Майю!

Затем он повернулся к отцу:

— Возвращайся в Зал приемов и напиши правителям всех народов. Предупреди их, что через сезон я стану фараоном Верхнего Египта.

Судя по красным пятнам на скулах, отцу стоило немалого труда удержать себя в руках.

— Он может не умереть к этому времени, ваше величество.

Аменхотеп подступил к отцу настолько близко, что на мгновение мне почудилось, будто он его сейчас поцелует. Но вместо этого он прошептал отцу на ухо:

— Ты ошибаешься. Царствование Старшего окончено.

Он шагнул к двери и приказал стражникам:

— Разыщите Панахеси!

И снова повернулся к отцу.

— Верховный жрец Атона совершит поездку в Фивы, — провозгласил он. — А теперь иди и напиши всем иноземным правителям.

Фараон указал на дверь, и мы с отцом вышли в коридор. Аменхотеп захлопнул за нами дверь. И тут же за дверью зазвучали приглушенные голоса, высокие и возбужденные. Отец, сердито шлепая сандалиями, направился в Пер-Меджат, я за ним.

— Что он делает?

— Готовится.

Отец явно был вне себя от гнева.

— К чему готовится?

— Чтобы ускорить путешествие Старшего в загробный мир.

Я ахнула.

— Тогда почему ты позволил Нефертити рассказать ему об этом?

Отец даже не притормозил.

— Потому что иначе ему рассказал бы кто-нибудь другой.

— Царица рожает!

Служанка отыскала меня в дворцовом саду и, задыхаясь, вывалила на меня эту весть. Я тут же поспешила к родильному павильону Нефертити и протолкалась через собравшуюся толпу. Посланцы и придворные дамы толпились вокруг павильона, укрывшись под тентами, и сплетничали о том, что будет, если Нефертити родит сына. Отошлют ли Небнефера жить в другой дворец? А если родится девочка? Как скоро царица забеременеет снова? Я вошла в павильон, захлопнув дверь и оставив все сплетни позади.

— Где ты была? — крикнула Нефертити.

— В саду. Я не знала, что уже началось.

Мать посмотрела на меня так, словно мне полагалось об этом знать.

— Принеси мне сока, — простонала Нефертити. — Быстро!

Я кинулась к ближайшей служанке и объяснила ей, где найти сок. Потом я снова повернулась к сестре:

— А где повитухи?

Нефертити скрипнула зубами.

— Готовят родильное кресло.

Тут появились две повитухи.

— Готово, ваше величество.

На кресле были нарисованы три богини — покровительницы родов: Хатор, Некбет и Таварет обнимали эбеновый трон. Тело Нефертити стремилось выпустить тяжелую ношу из чрева. Она тяжело дышала.

Повитухи помогли сестре удобно устроиться на мягком сиденье с отверстием посередине; через это отверстие ребенок являлся в мир. Мать подложила подушку ей под спину, а Нефертити вцепилась в мою руку и завопила так громко, что и Анубис проснулся бы. Болтовня под стенами павильона тут же стихла, и теперь слышны были лишь крики Нефертити. Мать обратилась вместо повитух ко мне:

— Мы можем чем-нибудь помочь ей?

— Нет, — честно ответила я, и повитухи закивали.

Та, которая была постарше, встряхнула копной седеющих кудрей:

— Мы уже дали ей кепер-вер.

Она дала сестре смесь из растения кепер-вер, меда и молока, чтобы ускорить роды. Теперь же пожилая повитуха лишь развела руками:

— Больше мы ничего не можем сделать.

Нефертити застонала. Лицо ее исказилось, а по шее стекали ручейки пота, и волосы липли к мокрому лицу. Я приказала одной из повитух убрать их с лица. Ипу и Мерит принесли блюдо с горячей водой и поставили под родильное кресло, между ног сестры, чтобы пар способствовал быстрым родам. Затем Нефертити запрокинула голову и вцепилась в кресло.

— Он движется! — воскликнула мать. — Царевич Египта!

— Тужься сильнее! — подбодрила Нефертити пожилая повитуха.

Мерит приложила к голове Нефертити прохладную ткань, а повитуха тут же встала за креслом и взялась за появившуюся головку ребенка. Сестра выгнулась с криком боли, потом ее маленькое тело содрогнулось, и ребенок вышел вместе с водами.

— Царевна! — воскликнула повитуха, оглядывая ребенка и проверяя, нет ли каких изъянов. — Здоровенькая царевна!

Нефертити оторвала голову от кресла.

— Царевна?! — взвизгнула она.

— Да!

Повитуха показала ей маленький сверток. Мы с матерью переглянулись.

— Кто-нибудь, сообщите визирю Эйе, — радостно произнесла мать. — И пошлите весть царю.

Ипу выскочила из павильона — сообщить дворцу, что царица жива. Вскоре должны были прозвонить колокола — дважды, в честь царевны Египта. Повитухи переложили Нефертити обратно на кровать и вставили в лоно свернутую ткань, чтобы остановить кровотечение.

— Царевна… — повторила Нефертити.

Она была так уверена, что родится царевич! Так уверена!

— Но она здорова, — ответила я. — И она твоя. Твое собственное маленькое связующее звено с вечностью.

— Но, Мутни… — Взгляд Нефертити сделался отчужденным. — Это девочка.

Подошедшая повитуха вручила сестре первую царевну Египта. Нефертити примостила ребенка на руках. У матери увлажнились глаза. Она стала бабушкой.

— Она похожа на тебя, — сказала мать Нефертити. — Те же губы и нос.

— И густые волосы, — добавила я.

Мать погладила мягкую пушистую головку. Малышка пронзительно завопила, и седая повитуха тут же кинулась к ребенку.

— Ее нужно покормить, — объявила она. — Где кормилица?

В родильный павильон впустили высокую полную женщину. Повитуха искоса взглянула на ее круглое лицо. Кормилица была ненамного старше Нефертити — лет семнадцать-восемнадцать, и выглядела она здоровой и сильной.

— Это тебя выбрал визирь Эйе?

— Да, — ответила девушка.

По ее разбухшим грудям ясно было, что она тоже недавно стала матерью.

— Тогда садись рядом с царицей, — велела повитуха.

Кормилице поставили кресло, и она обнажила одну грудь. Мы все принялись смотреть, как маленькая царевна жадно сосет молоко, а Нефертити изучала собственное миниатюрное подобие, устроившееся на руках у кормилицы.

Повитуха улыбнулась:

— Малышка такая же красивая, как вы, ваше величество. Фараон будет доволен.

— Но это не сын.

Нефертити посмотрела на царевну, которую произвела на свет. На царевну, которой полагалось быть царевичем.

— Как ты ее назовешь? — спросила я.

— Меритатон, — тут же отозвалась Нефертити.

Мать вздрогнула.

— Возлюбленная Атоном?

— Да. — Нефертити выпрямилась, и вид у нее сделался решительный. — Это напомнит Аменхотепу о том, что на самом деле важно.

Мать нахмурилась, а Нефертити пылко произнесла:

— О родственных чувствах.

Вдали зазвонили колокола: дважды, чтобы Мемфис узнал о рождении царевны. Нефертити схватилась за край покрывала:

— Что это?

— Колокола… — начала было мать, но Нефертити перебила ее:

— Почему они прозвонили только два раза?

— Потому что три раза звонят, когда рождается царевич, — сказала я, и Нефертити разъярилась:

— Почему? Потому что дочь менее важна, чем царевич? В честь Небнефера звонили трижды, и в честь царевны Меритатон тоже будут звонить три раза!

Мы с матерью переглянулись, а царевна Меритатон завопила.

Молчание нарушила Мерит:

— Может быть, вас проводить в купальню, ваше величество?

— Нет! Прикажите кто-нибудь, чтобы звонить перестали! — распорядилась Нефертити. — И приведите Аменхотепа!

— Сначала прими ванну, а потом уже увидишься с фараоном и все ему скажешь, — попыталась переубедить ее мать.

— Нефертити, в таком состоянии тебе ни с кем нельзя видеться, — взмолилась я.

Ее платье было в пятнах, и, хотя повитухи вытерли ей ноги и причесали волосы, сейчас она не была царицей Египта. Она была женщиной, только что произведшей на свет ребенка, и от нее воняло кровью.

— Вымойся быстренько, а потом мы позовем фараона и все ему скажем.

Нефертити послушалась. Служанки завернули ее в чистое покрывало и увели. В павильоне воцарилась тишина.

— Она родила чудесное дитя, — сказала в конце концов мать.

Кормилица продолжала кормить ребенка, а повитуха убрала родильное кресло. До появления царевича пройдет не меньше года. А может, и больше.

— Как ты думаешь, он ее послушается? — спросила я.

Мать поджала губы.

— Так никогда не делалось.

— Но и царица никогда не жила в покоях фараона.

Когда Нефертити вернулась, вымытая и одетая в белое, мать кивнула.

— Так гораздо лучше, — сказала она.

Но Нефертити не склонна была слушать лесть.

— Приведите Аменхотепа.

Мерит отворила дверь родильного павильона и позвала фараона. Он тут же вошел, и Нефертити немедленно набросилась на него.

— Я хочу, чтобы в колокола прозвонили трижды! — приказала она.

Аменхотеп кинулся к жене и погладил ее по щеке.

— С тобой все в порядке? Ты…

— Пусть сегодня колокола звонят трижды!

— Но ведь… — Фараон посмотрел на спящую Меритатон. — Посмотри, какая она красивая…

— Я говорю о колоколах! — выкрикнула Нефертити, разбудив царевну, и Аменхотеп заколебался.

— Но ведь трижды звонят только…

— Что, наша царевна менее важна, чем царевич?

Аменхотеп посмотрел на личико дочери, и по щекам его потекли слезы. Малышка унаследовала его темные глаза и вьющиеся волосы. Затем он перевел взгляд на Нефертити. На лице царицы застыла упрямая убежденность, и Аменхотеп повернулся к Мерит:

— Передай, чтобы в колокола звонили трижды. В честь рождения царевны…

Он вопросительно взглянул на Нефертити.

— Царевны Меритатон, — ответила Нефертити, и Аменхотеп уселся рядом с ней.

— Меритатон, — повторил он, глядя на дочку. — Возлюбленная Атоном.

Нефертити гордо вскинула голову.

— Да. В честь великого бога Египта.

— Царевна.

Аменхотеп забрал хнычущую малышку у кормилицы и прижал к груди.

Появился отец и бросил проницательный взгляд на мать.

— Девочка, — негромко произнес он.

— И все же — наследница, — шепотом отозвалась мать.

Отец задержался настолько, чтобы подержать внучку, первую царевну Египта, на руках, а потом ушел, дабы написать послание царям иных земель.

Я разглядывала лежащую в кровати Нефертити. Она выглядела осунувшейся и бледной, но радовалась напоказ, для Аменхотепа, — в то время, когда ей следовало поспать.

— Как по-твоему, она хорошо выглядит? — спросила я у матери.

— Конечно нет. Она же только что родила.

Затем рядом с постелью возникла Мерит, вооруженная своей огромной шкатулкой из слоновой кости, заполненной косметикой. Сестра послушно села, хотя я на ее месте велела бы всем убраться прочь из моей комнаты. Я посмотрела на царевну Меритатон, которую сестра прижимала к груди, и ощутила укол чего-то очень похожего на зависть. У Нефертити был муж, семья и царство. Мне же пятнадцать — и что у меня есть?

Пир в честь рождения царевны был устроен в конце пахона. Золотые и серебряные сосуды искусной работы, присланные в дар от чужеземных царств, расставили на столе, что тянулся от одного конца Большого зала до другого. Там же стояли золотые изваяния и сундуки из черного дерева. Царь Миттани прислал свору гончих, а знатные семейства Фив преподнесли браслеты из серебра и слоновой кости.

В покоях Аменхотепа Нефертити собиралась на пир и приставала ко мне с вопросом, какое платье ей надеть, с большим вырезом или под горло.

Я посмотрела на ее подкрашенные хной груди, большие и привлекательные. Живот у нее был таким маленьким, что просто в голове не укладывалось, что она родила всего четырнадцать дней назад.

— С вырезом, — ответила я.

Я зачарованно смотрела, как платье облегает тело Нефертити и как она вдевает в уши золотые серьги. Нет, подумала я, мне никогда не быть такой красивой. Потом мы посмотрели на себя в зеркало: Кошка и Красавица.

Ни один мужчина из присутствовавших в Большом зале не мог оторвать глаз от царицы.

— Она великолепна, — сказала Ипу, когда моя сестра скользнула между колоннами и поднялась на помост.

Роды убрали впадинки с ее щек и придали лицу более яркий цвет. Сотни свечей, мерцая, освещали ей путь, а когда Нефертити уселась на трон, все на миг смолкли.

Похоже было, будто праздновать рождение Меритатон пришли все придворные до единого. Я вышла из зала наружу, туда, где стояли отец с матерью, наслаждаясь моментом покоя, пока не подали еду и не подошло время садиться за стол. Внутренний двор был забит людьми, разодетыми в лучший лен и золото; кто-то входил в Большой зал, кто-то выходил оттуда с чашей вина в руке. Отсутствовал только Панахеси.

— А как получилось, что здесь собралось столько народу? — спросила я.

На празднество прибыла даже знать из Фив; они двинулись в путь месяц назад, получив известие о близящемся рождении Меритатон.

— Они прибыли засвидетельствовать почтение новому фараону, — ответил отец.

Я не поняла, о чем он, и отец пояснил:

— Старший умирает.

Я уставилась на него.

— Но предполагалось же, что он проживет еще сезон! Ты мне говорил… — Я осеклась и поняла, что имеет в виду отец. Я придвинулась к нему и перешла на шепот. — Его что, отравили?

Отец не ответил.

— Его что, отравили? — не унималась я, но лицо отца было непроницаемо. Я отступила. — Так значит, Панахеси там?

Родители переглянулись, и отец встал.

— Что бы ни произошло в Фивах, но Старший не протянет и месяца.

В Большом зале прозвонил колокол, созывая гостей к трапезе. Отец взял мать за руку и исчез в толпе, а я осталась стоять с раскрытым ртом.

— Судя по твоему виду, не то на нас напали, не то ты только что съела что-то ну очень кислое.

Я повернулась, и военачальник Нахтмин протянул мне чашу с вином.

— Спасибо, военачальник. И я тоже рада тебя видеть.

Он рассмеялся и взмахнул рукой в сторону Большого зала:

— Пойдем?

Мы вместе вошли в сводчатые двери Большого зала, украшенного великолепной колоннадой и заполненного сотнями гостей. Нахтмин должен был сидеть за столом с верхушкой войска, я — с царской семьей. Но прежде чем мы дошли до помоста, я остановила его:

— Военачальник, скажи… ты не слышал ничего о Старшем?

Нахтмин задумчиво посмотрел на меня, потом отвел от столов в уголок, где мы могли поговорить более спокойно.

— А почему ты спрашиваешь?

Я заколебалась.

— Я… я просто подумала, что ты можешь что-то знать.

Нахтмин взглянул на меня с подозрением.

— Возможно, он очень скоро перейдет под власть Осириса.

— Но ему же всего сорок лет! Он мог прожить еще лет десять… — прошептала я. — Это не яд?

И я пристально посмотрела на него, стараясь понять, честен ли его ответ.

Нахтмин мрачно кивнул:

— Так поговаривают. И если разговоры идут даже в царской семье…

— Вовсе нет, — быстро произнесла я.

Нахтмин посмотрел на меня изучающе.

— Но если… если фараон умрет…

— То что?

— Вот именно — что тогда?

— Тогда твоя сестра станет царицей всего Египта, а вдовствующая царица склонится перед своей невесткой. И кто знает, — заговорщически добавил Нахтмин, — она может даже сама стать фараоном.

— Фараоном?! — переспросила я, не веря своим ушам.

— Это что, настолько удивительно?

— Нет, это просто глупо. Женщин, которые правили Египтом, можно пересчитать по пальцам.

— А почему бы ей не войти в их число?

Мы дружно посмотрели сквозь лес колонн на мою сестру; ее блестящие волосы удерживал массивный золотой обруч, и глаза ее выглядели даже больше обычного. Со своего трона ей виден был весь зал, но смотрела она на Аменхотепа.

— Он доверяет ей во всем, — добавил Нахтмин. — Они даже живут в одних покоях.

— Кто тебе сказал?

— Я военачальник. Это мое дело — знать. Даже будь я слугой в каком-нибудь малом дворце, я и то знал бы такую мелочь.

— Но она не может стать фараоном, не став прежде вдовой.

Я посмотрела на Нахтмина. Он спорить не стал, как будто не удивился бы, если бы Аменхотеп умер. Меня пробрал озноб, хотя вечер был теплый. Гости расселись по местам, и под сводами Большого зала звенел смех. Празднество в честь рождения царевны должно было длиться всю ночь, но мне могло больше и не представиться случая поговорить с Нахтмином. Я заколебалась.

— Я думала, ты останешься в Фивах и будешь вести там более тихую жизнь.

— О, жизнь в Фивах вовсе не тихая. Рядом с дворцом тихой жизни не бывает. Но я надеюсь когда-нибудь найти кого-нибудь, кто разделил бы со мной тихую жизнь. Вдалеке от Фив, Мемфиса и вообще любого города, через который проходит царская дорога.

Мы вместе посмотрели в зал, и я кивнула. Я понимала его желание.

— Но теперь, когда храм построен, солдаты хотят знать, что будет дальше. Фараон боится войска. Он не пошлет нас на войну, хотя хетты каждый сезон вторгаются в наши земли, а Египет не дает им отпора. С Панахеси, служащим Атону, и Аменхотепом, строящим храмы, на трон Египта взойдет твой отец. Возможно, не в прямом смысле слова, но во всех прочих смыслах фараон — он, мив-шер. Ныне настало время решать, чего ты хочешь от жизни. Имени, высеченного на камне ради вечности, — или счастья.

— А откуда ты знаешь, что я несчастлива здесь?

— Да оттуда, что ты стоишь в углу и разговариваешь со мной, в то время как твоя сестра восседает на троне Гора, а твой отец улаживает все ее трудности. Будь ты довольна жизнью, ты была бы сейчас там.

Он указал на стол для царской семьи, во главе которого восседали мои мать с отцом, а окружали их лысые мужчины в одеждах из тонкого льна.

— Так куда же это привело тебя, котенок?

— В служанки Нефертити, — отрезала я.

— Ты всегда можешь это изменить. — Нахтмин посмотрел на меня с интересом и добавил многозначительно: — Выйдя за кого-нибудь замуж.

— Мутни, ты не найдешь мое платье?

Я оторвала взгляд от доски для игры в сенет, но осталась сидеть.

— А где Мерит? Разве она не может принести тебе платье?

Нефертити посмотрела на меня огромными накрашенными глазами; она сидела рядом с кормилицей, держащей у груди Меритатон, и гладила царевну по пушистой головке.

— Я не могу оставить Меритатон. Что тебе, трудно его принести из соседней комнаты?

— Мутни, сходи, — сказала мать. — Она занята.

— Она всегда занята!

Мать бросила на меня такой взгляд, что я сочла за лучшее подчиниться и сходила за платьем. Я остановилась около Меритатон, вглядываясь в личико малышки. У нее был тот же цвет кожи, что и у ее матери, — оттенка песка, а вот глаза были желтовато-коричневые, как у Аменхотепа. Невозможно было сказать, будет ли у нее материнский подбородок или отцовский рост. Но носик был изящный и длинный, как у Нефертити.

— Она похожа на тебя, — сказала я, и сестра улыбнулась.

Мать напряглась.

— Вы слышите? — спросила она, отрывая взгляд от доски для сенета.

Все застыли, даже кормилица с Меритатон на руках. Я поняла, о чем говорит мать: издалека донеслись причитания женщин и звон храмовых колоколов.

Нефертити встала.

— Что случилось?

Тут дверь распахнулась, и появился Аменхотеп с улыбкой до ушей. Мы все поняли. Мать прикрыла рот ладонью.

— Он ушел к Осирису, — прошептала Нефертити.

Аменхотеп заключил ее в объятия.

— Старший мертв. Я — фараон всего Египта!

В комнату вошел отец, за ним по пятам — Панахеси. Охваченная радостью Нефертити даже не обратила внимания на появление мужчин в своих родильных покоях. Отец поклонился:

— Готовиться ли нам к поездке в Фивы, ваше величество?

— Никакой поездки в Фивы не будет! — провозгласил Аменхотеп. — Мы немедленно начинаем строительство города Амарна!

В комнате воцарилась тишина.

— Вы переносите столицу из Фив? — спросил отец.

— Во славу Атона, — торжественно заявил Аменхотеп.

Отец с гневом взглянул на Нефертити. Та отвела взгляд.