1858 год
Доведите до сведения всех постоянных или временных жителей правительственного округа Джханси, что вследствие злокозненного поведения сипаев в Канпуре были загублены драгоценные жизни и разрушена собственность, но могущественное и влиятельное британское правительство посылает тысячи солдат из Европы в местности, где происходили беспорядки. Также будут предприняты другие меры ради установления в Джханси порядка.
До прибытия наших солдат в Джханси рани продолжит управлять от имени британского правительства в соответствии с традициями британского правления. Мы призываем всех великих и малых подчиняться воле рани и платить ей налоги, ибо она пользуется нашим доверием.
Британская армия заняла город Дели и убила тысячи мятежников. Мы будем вешать и расстреливать мятежников, где бы мы их ни нашли.
Британское правительство присылало солдат. Советники госпожи считали, что этим распоряжением правительство Англии как бы подразумевает отстранение рани от власти, инициированное компанией, ошибкой, и теперь Лакшми Баи будет править снова, только на этот раз с благословения британского правительства.
– Ничего такого здесь не написано, – поправил их Моропант. – До прибытия наших солдат в Джханси… – прочел он. – До прибытия…
В зале дурбара поднялся шум, но рани тотчас же его заглушила, сказав:
– Я напишу им письмо и попрошу разъяснить, что они собираются делать. В одном документе британцы называют меня мятежной королевой, в другом уполномочивают от их лица вершить правосудие. Пускай объяснят мне, каково мое положение.
* * *
Вошедший в зал дурбара мужчина утверждал, что является посланцем тайного поклонника рани. Эти последние слова были произнесены на английском языке, поэтому я заподозрила, что поклонник этот – англичанин.
Щеки рани порозовели.
– Передайте письмо моей дургаваси, – приказала она.
Старик протянул мне большой, пухлый голубой конверт. Поддев его край пальцем, я распечатала письмо и прочла первую строку: «Рани Джханси от майора Эллиса». Я протянула госпоже письмо. Пробежав его глазами, рани передала письмо отцу.
– Решение принято?
– Британцы не собираются оставлять мне трон Джханси, – молвила женщина, и я услышала в голосе рани былую твердость. – Ордер на мой арест до сих пор в силе.
Женщина поникла головой так, словно на ее плечи давил тяжелый груз.
– У них нет желания закончить дело миром. Майор Эллис приводит в пример Лакхнау. Вот что может случиться с нами.
Лакхнау был сожжен, женщины изнасилованы, мужчины и дети убиты.
Рани закрыла лицо руками. Предательство британцев едва не сломило ее.
Я посмотрела на Кахини. Что скажет госпожа, если узнает, насколько глубоко пустило корни это предательство?
Рани некоторое время приходила в себя, но когда наконец заговорила, голос ее был спокоен:
– Мы выпустим воззвание. В нем будет говориться, что все простолюдины и раджи, вне зависимости от их веры, должны воссоединиться и восстать. Британцы не смогут захватить нас без сопротивления.
Было объявлено о наборе добровольцев. Только в Джханси около четырнадцати тысяч мужчин пожелали стать солдатами. Если вы когда-либо заливали водой муравейник, а затем наблюдали за лихорадочной суетой муравьев, спасающихся от наводнения, вы имеете представление, как выглядел наш город в течение нескольких последовавших за приездом посланца недель. Днем и ночью мы слышали грохот телег, едущих по улицам. Люди перевозили свои семьи, оружие, пищу и все, что может себе представить ваше воображение. Храмы и сокровищницы опустели. На все это покупалось оружие. Я присутствовала при том, как из Гвалиора привезли двести фунтов черного пороха. Жители этого соседнего княжества были слишком трусливы, чтобы сражаться с британцами, и слишком жадны, чтобы устоять перед искушением продать свои боевые средства. Пороховой подвал располагался в конце дороги, ведущей от дворца. В нем хранились запасы пороха и прочие боеприпасы. Ружья, сабли, стрелы и длинные ножи складывали в арсенале. Появилось шесть новых пушек. Еще восемь орудий привезли из Калпи, соседнего города, где британцы забрали по одной девочке из каждого дома. Люди, которые доставили пушки, поделились с нами знанием изготовления медных ядер. Их отливали без остановки и днем и ночью.
Рани приказала крестьянам сжечь урожай на полях, отравить колодцы и срубить все деревья, растущие на их земле. Когда придут британцы, им ничего не должно достаться, даже вода. Сами крестьяне должны были довольствоваться припрятанными заранее припасами.
Со времени совместных вечеров во дворце Рани-Махал ничего не изменилось, и Арджун вместе со своими стражами продолжали чаевничать с дургаваси в зале рани. Никто не возражал.
– Я слышала, что в Нагпуре британские солдаты даже побросали своих раненых товарищей, чтобы ничто не мешало им грабить храмы, – сказала Мандар.
Она поближе придвинулась к жаровне. Той ночью нам впервые пришлось греться у огня.
– Нагпур всего в трех днях пути верхом.
Пройдет немного времени, и враг будет то же самое делать в Джханси. Я думала о Барва-Сагаре. Что его ожидает? Нет, Барва-Сагар – небольшая деревенька. Британцы вряд ли заинтересуются ею.
– Британских солдат ничего, кроме денег, не интересует, – заявил Моропант, словно подтверждая мои мысли.
– Генерал-губернатор, лорд Каннинг, осудил их поведение, – глядя на пылающие угли, сказала рани. – В британских газетах пишут, что королева Виктория тоже ими недовольна.
– Думаешь, что-то может измениться к лучшему? Все это началось еще тогда, когда компания только-только начала хозяйничать в Индии. Просто на то, чтобы пламя разгорелось до небес, понадобилось двести пятьдесят лет.
Лично мне не хотелось больше слышать о пламени. Я встала с подушки и вышла наружу. Изморозь, покрывшая землю, посверкивала в лунном свете. Я дрожала.
– Ты когда-либо задумывалась о том, сколько еще ночей нам предстоит вот так стоять и смотреть на луну?
– Да.
– Я хочу взять тебя в жены, Сита.
Я повернулась, чтобы увидеть его в лунном свете. Плакать сейчас было неуместно, но на глазах у меня выступили слезы.
– Женщина живет и умирает дургаваси.
– А ты не думаешь, что рани, возможно, сделает для нас исключение?
Рани и впрямь могла так поступить, но теперь слишком поздно. Действительность была настолько невыносима, что я не смела взглянуть ей в лицо, боясь сломаться под неподъемным грузом. Я позволила мужчине обнять меня. От него пахло древесным углем и кедровой древесиной.
– Если мы останемся живы, я на тебе женюсь, – прошептал Арджун.
– Но…
Он прикоснулся пальцем к моим губам.
– Ты выживешь. Когда британцы придут, мы будем жить и увидим, чем все закончится.
* * *
В феврале до нас начали доходить тревожные вести из соседних княжеств. В них говорилось о мародерстве, разрушениях и изнасилованиях. Во всех этих злодеяниях были замешаны воины княжеств Скиндия и Орчха, предоставленные их правителями в помощь британцам.
Наступил Холи. Обычно в это время улицы были заполнены детьми, забрасывающими друг друга красками, но сейчас в городе царила гробовая тишина.
Мы сидели в зале рани и ели жареные орехи.
Ананд взял один орешек в ручку и произнес:
– Моя настоящая мама жарила мне орехи.
Лицо рани исказилось от пронзившей ее боли. Эти шесть слов произвели на госпожу такое удручающее впечатление, что на нее нельзя было смотреть без жалости. Я первым делом подумала о том, что во всем этом виновата Кахини. Если бы не она, раджкумар наверняка выжил бы и княжество Джханси никто бы не пытался аннексировать. Не было бы марша на Дели и резни в Канпуре. Британцы не стали бы никому мстить. Я посмотрела в сторону Кахини, и наши взгляды встретились. Она оставалась невозмутимой и даже не отвела своего взгляда. Я вновь подумала о том, что мне, возможно, стоит рассказать рани все, что я знаю. Но кому она поверит? Мне или своей любимой двоюродной сестре мужа, женщине, которая развлекала раджу, когда он был еще жив?
* * *
Генерал Хью Роуз во главе своей армии подошел к Джханси двадцать первого марта. Погода стояла прохладная, и звуки тревожного набата разносились над Джханси. От генерала приехал парламентер с предложением мира.
Моропант, лишь взглянув на письмо, отверг предложение:
– Их мир означает поражение и смерть каждого мальчика старше тринадцати лет.
Спустя два дня, вечером двадцать третьего марта, британцы вступили в пригород Джханси. Там они обнаружили, что все колодцы либо сухие, либо отравлены, а во всем городе не осталось ни единого зернышка. Британцы медленно двигались по улицам мимо домов с закрытыми ставнями, направляясь к нашей крепости, за стенами которой располагались дворец, храмы и казармы. Издалека крепость Джханси казалась весьма незамысловатым гранитным строением, возведенным на низком холме. Но на самом деле, за исключением южной стороны, она была неприступной. Высоченная гора поднималась с запада. С юга крепость защищали башни, в каждой из которых можно было расположить пять пушек. Никто не помнил, когда были возведены эти укрепления, примыкающие к восьми городским воротам, но они и поныне служили надежной защитой.
Британцы открыли огонь.
Это может показаться странным, но постепенно мы привыкли к орудийной пальбе. И утром, на занятиях йогой, и в храме, во время молитвы, и даже на майдане звук этой пальбы постоянно сопровождал нас. В конце концов мы перестали его замечать. Стрельба пугала детей. На улицах они жались к своим матерям или просили взять их на руки. Но в общем ничего в городе не изменилось: книжную лавку хозяин не закрывал, тележки с овощами, как и прежде, возили по улицам города, даже мужчина на обочине жарил на металлической сковороде пури, а кипящий жир, разбрызгиваясь по сторонам, все так же пачкал ему одежду.
На четвертый день осады Сундари разбудила нас на час раньше, чем обычно. Когда мы пришли на майдан, рани была уже там. На голове у нее была повязана голубая муретха, хорошо гармонировавшая с бело-голубой ангаркхой и голубыми чуридарами. Как только мы заняли свои места на траве, рани встала с подушки. Ее речь была краткой.
– Многих из вас я знаю уже почти десятилетие, некоторых, как Сундари и Хееру, даже дольше. Никто не может сказать, что жизнь дургаваси легкая. Но никто не будет требовать от дургаваси, чтобы она умерла за рани. Вскоре британцы подтянут тяжелые орудия, и тогда начнется настоящая война. Сейчас каждая из вас должна решить, пойдет ли она вместе со мной в бой или останется дома. Я не осужу ту из вас, которая решит покинуть дурга-дал сегодня.
Над майданом повисла такая тишина, что я слышала, как негромко ржут лошади в близлежащей конюшне.
– Если есть такие, кто хочет уйти, прошу, уходите сейчас.
Мы переглядывались в ожидании, что кто-то встанет. Я думала, что Кахини, возможно, захочет уйти… или милая низкорослая Моти, но они оставались неподвижно сидеть.
– Не относитесь легкомысленно к своему выбору. Я не знаю, как бы поступила на вашем месте… особенно если бы у меня был муж…
Взгляд ее устремился к Джхалкари.
– Мы остаемся с вами, – ответила та.
Мы подняли сжатые в кулаки руки. Рани смахнула с глаз слезы.
Было решено, что, если британцы пробьются сквозь стены крепости, Каши будет защищать Ананда. Мы будем защищать рани, а ее личные стражи будут охранять женщин и детей в Панч-Махале. Я пыталась представить, при каких условиях нашу крепость могут взять штурмом, и не смогла додуматься. Гранитные стены способны выдержать любую осаду. У нас шесть тысяч солдат. Наши шпионы докладывали, что у британцев – полторы тысячи. У нас семь колодцев и запасов пищи на два месяца. У них нет запасов свежей воды.
Огромную пушку, названную нами Гханагарадж, что в переводе означает «могущественный из могущественнейших», установили на южной башне, возвышающейся над холмом Капу-Тикри. Восемь других орудий прикатили на позиции позади крепостных стен. Британцы, в свою очередь, подкатили свои орудия поближе.
Многие люди уже описывали до меня, как ядра пробивают стены домов, как кричат в агонии раненые с оторванными или искалеченными руками и ногами. Огонь… битый камень… хаос… смерть… Скажу только, что все описания не передают в полной мере того ужаса.
Стоя рядом с Арджуном и Моти за крепостной стеной, я видела, как наполовину разрушилась южная башня. Вместе с капитаном и Мандар я принимала участие в вылазке за стены крепости. Каждая моя стрела несла смерть чьему-то отцу. Сколько матерей будут оплакивать своих сыновей? Вдруг страшный взрыв сотряс до основания крепость. Старший канонир погиб, и никто больше не стрелял из Гханагараджа.
– Стреляйте! – прокричал Арджун. – Продолжайте вести огонь!
– Что она делает? – раздался вдруг возглас Мандар.
Мы увидели, как маленькая Моти быстро взбирается по раскрошенным ступеням, ведущим наверх башни. Она успела поджечь фитиль и выстрелить из пушки всего лишь раз, потому что пули разворотили ей грудь. Взрывная волна сбила меня с ног, и я упала на землю. Повсюду звучал грохот орудийной пальбы и раздавались пронзительные крики. Я, шатаясь, поднялась на ноги. В сопровождении Арджуна и Мандар я заковыляла мимо горящих руин к Панч-Махалу.
– Где рани? – кричала я, но никто не знал.
Везде бегали люди. Вопили перепуганные дети. А затем Арджун указал мне на подвергшийся разрушению внутренний дворик. Красивые плиты, его устилавшие, теперь во многих местах были расколоты ядрами, а вода в фонтане почернела от падающего в него пепла. Рани окружали советники и военные. Лоб ее был выпачкан в саже.
– Англичане перестанут стрелять, когда стемнеет, – увидев Арджуна, сказала она. – Но с рассветом…
Недосказанные слова повисли в воздухе.
– Что нам делать? – спросил капитан.
Рани смотрела вдаль, где над местом, куда попало ядро мортиры, клубился дым.
– Соорудить защитное кольцо вокруг дворца. Надо защитить женщин и детей, укрывшихся в Панч-Махале.
В залах и коридорах дворца толпились люди. Все, кто не смог или не захотел бежать от британской армии, нашли здесь убежище. Но мы понимали, что британцам вполне под силу поджечь здания и обратить все вокруг в руины и пепел. Тех, кто попытается бежать, они просто пристрелят.
В ту ночь мы спали в коридоре перед дверями, ведущими в покои рани. Арджун стоял на первой страже. Мне как раз снилась Моти, взбегающая вверх по лестнице на башню. Она кричала: «Сита! Сита! Проснись! У меня был сон!»
Я открыла глаза и увидела перед собой лицо рани.
– У меня был сон, – повторила она.
Рани никогда прежде не говорила при мне о своих снах.
– Я видела ангела, – поведала она мне.
В индуизме нет ангелов, а вот у христиан и мусульман они есть.
– Она была одета во все красное, а драгоценные камни на ее платье сверкали ярче, чем это, – молвила рани, рукой указывая на масляную лампу, которая висела недалеко от нее. – Она держала в руках клубок пламени. Руки ее начали гореть. Ангел сказала, что такова доля крепости. Джханси обречен быть разрушенным пламенем.
– Но почему ангел? – ощущая, как дрожит мое тело, спросила я. – Почему не Дурга, не Рама, не Кали?
– Я не знаю. Но она казалась мне такой же осязаемой, как ты сейчас.
– Вы еще кому-либо рассказывали о вашем сне? – спросила я, думая о том, что не следовало бы этого делать.
– Нет. Сита, это больше чем ночной кошмар. Это видение.
Мы немного помолчали.
– Через несколько часов взойдет солнце, – произнесла я, – и англичане будут здесь.
– Да.
Видно было, что госпожа пытается избавиться от непрошеного видения.
– Мы должны приготовиться, – сказала она.
Мы начали будить выживших дургаваси и дворцовых стражей. Первой рани разбудила Кахини. Видя, с какой заботой кладет рани ладонь на руку Кахини, я пожалела о том, что вместо Моти не погибла эта особа.
К пяти часам утра все проснулись и стали ждать.
С оружием наготове мы стояли у пролома в крепостной стене и вслушивались в оживленные птичьи голоса. Птицам было все равно, что мы убиваем друг друга. Им было безразлично, кто возьмет верх. Завтра они будут щебетать как ни в чем не бывало, даже если все наши бездыханные тела поплывут по водам Ганга. Рани выглянула из-за края защитного парапета. Я увидела это в тот же миг, что и она: на северном берегу реки Бетва стеной поднималось пламя от горящей травы, а в его свете была видна армия, настолько огромная, что нельзя было различить ни конца ее, ни края.