Мы пришли к пруду, старик-негр с широкой улыбкой снял с лодки цепь.
– Пожалуйста, пусти меня на вёсла, – попросила Клэр. – Мне что-то холодно.
Она выглядела утомлённой, я с тревогой предложил:
– Хочешь недельку отдохнуть? Я намекну Великому князю, после Виллы Клара мы с ним большие друзья.
– Это весна, – сказала Клэр. – Весной мне всегда плохо, в голову лезут грустные мысли: природа обновляется, я старею.
– Форменная старушка! – пошутил я. – Скоро на пенсию.
– Я бы пошла. Всё-таки прадеды были правы: женщина должна жить для дома, а наши учёные занятия – плачевное искажение природы… У тебя что-нибудь продвигается?
– Как у гончей, потерявшей горячий след.
Она подняла на меня широко раскрытые глаза:
– Для тебя действительно так важно найти эту патологию?
Вопрос меня озадачил:
– Что значит действительно? Разве ты не билась над тем же?
– Я чуть не разревелась, когда Великий князь решил перевести меня в парк. Мне казалось, что у Сида я двигаю науку, а в парке превращаюсь в няньку, приставленную к мумиям. Когда Великий князь сказал: "Они платят достаточно, чтобы получить право видеть вокруг себя только красивых людей", я приняла это как наказание. А теперь считаю благословением. По крайней мере, я твёрдо знаю, что если никто и не ожидает выздоровления моих старичков, никто и не торопит события. Я выполняю элементарный долг врача -стараюсь продлить существование пациентов, ничего больше.
Её слова меня сильно озадачили. Она не должна была знать о Сонароле. Не должна была!
Внешне у нас всё было устроено безупречно. Пациенты, прибывавшие в клинику в полицейских фургонах, тем же путём должны были и возвращаться после выздоровления. А полиция не могла приезжать за каждым, кто изволит излечиться. Полицейская машина забирала клиентов партиями, а пока партия набиралась, над выздоровевшими проводились тесты. В университете я сам с интересом читал рефераты Линдмана и Биверли о психике излеченных: что сохранилось у них в памяти от прежней жизни, о днях болезни, каковы перемены в характерах и как это связано с методами лечения. Для этого у нас была лаборатория Си-1. Не вина клиники, что часть пациентов – незначительная часть – умирала, не дождавшись возвращения домой. В конце концов, никто не может поручиться, что медикаменты, применяемые для восстановления психики, не подрывают жизнеспособность отдельных людей, к тому же действительно поражённых, кроме помешательства, болезнями, присущими алкоголикам и наркоманам.
Клэр могла знать, что мы иногда неосмотрительно рискуем, форсируя лечение. Если она узнала больше – это могло ей стоить слишком многого. Видимо, Сид неосторожно намекнул на кое-какие обстоятельства, но я не допускал, что он мог сказать больше.
– Если ты скорбишь печалями Сида, то самое печальное, что он всё чаще черпает мудрость на дне бутылки, – сказал я.
Она нагнулась ко мне, заглядывая в лицо:
– Не осуждай Сида. Пока ты был в отъезде, у Мэри нашли злокачественную опухоль. Язевель, они родились в одном доме, мамы катали их в колясках рядом. Они никогда не расставались, с самого рождения.
На меня в этот день свалилось чересчур много! Клэр заметила мою удручённость.
– Давай поменяемся местами. Ты засиделся в лаборатории, поработай веслами.
Она села на переднюю скамейку, укутала шерстяным платком плечи и стала такая непривычно домашняя, что я чуть не сказал: "Бедняжка Клэр! Тебе надо замуж, нужен хороший муж, детишки, дом с палисадником – только не я. Я люблю тебя, Клэр, но у этой любви нет шансов выжить. Таким как я разрешается ухаживать, женимся мы только по приказу".
– Язевель, – неожиданно сказала Клэр, – а может быть, наплевать?
Я уставился на неё.
– Уехать, освободиться… Можно махнуть в Перу, в Уругвай… Там всегда не хватает врачей.
– А дядя Джо?
– Ты ему много должен? Но разве ему не всё равно, где ты заработаешь, чтобы отдать?
– Джо страшно гордится, что я стажирую у Линдмана.
– Ну, и чёрт с ним. Бабка оставила мне немного денег, можно обойтись и без Джо…
Старик-лодочник не дал ей договорить. Он что-то кричал, подзывая нас рукой.
– Сэр, с вами будут разговаривать. С вами будет разговаривать сам Хозяин.
– Сейчас? В такое время?
– Иди, – сказала Клэр. – Я поднимусь домой, сварю кофе, я тебя буду ждать.