Ловкое посредничество Архелая утешило бурю, бушевавшую в душе Ирода. Миротворец был осыпан подарками: он получил от Ирода золотой трон, осыпанный драгоценными камнями, несколько евнухов, красивую наложницу, по имени Паннихия, и семьдесят талантов золотом. Свита его была также щедро одарена, да и родственники Ирода не отстали от царя в своей щедрости.

В заключение, чтобы дать своему гостю эстетическое наслаждение в римском духе, Ирод назначил гладиаторские состязания в иерусалимском цирке. Этот цирк-амфитеатр был сооружен Иродом вслед за возобновлением храма и постройкою дворца с замком Антония. Для гладиаторских боев доставлены были из Аравии и Нубии великолепные львы, тигры и другие дикие звери. Из Греции и Рима приглашены были за огромное вознаграждение гладиаторы, наездники, музыканты. Самое здание было украшено воинскими трофеями и римскими легионными орлами.

В назначенный для состязаний день амфитеатр был весь занят зрителями, большею частью из придворной знати, уцелевшей от последних казней, друзьями и приближенными Ирода, знатными идумеями, самарянами и прибывшими из Галилеи, из Цезареи и других городов. Но из природных иудеев и жителей Иерусалима было очень не много: истые иудеи ненавидели эти кровавые языческие зрелища, на которых людей бросали на растерзание диким зверям.

Когда Ирод и Архелай заняли свои места в царской ложе, распорядитель игр, по знаку Ферора, приказал нубийцу-сторожу, на попечении которого находился огромный африканский лев, отворить железным шестом дверь, за которою в своем каменном логове помещался страшный нубийский зверь. Перед предстоявшим состязанием льва не кормили более суток и держали в подвале, лишенном на это время света.

Увидев отворенную дверь своей тюрьмы, лев с громовым рычанием радости выпрыгнул на арену. Но свет ослепил его, и он на минуту остановился, не двигаясь, а только ощетинив косматую гриву и колотя по бокам упругим хвостом.

— Какой красавец! — невольно воскликнул Архелай, любуясь зверем. — Но найдется ли для него противник?

— Найдется, — с улыбкой отвечал Ирод. — Мне уже о нем говорили, хотя я сам еще не видал его.

Настала мертвая тишина. Весь амфитеатр замер. Вдруг послышался звонкий отчетливый голос Ферора:

— Кто из гладиаторов, для открытия состязаний, желает получить первый приз из рук царя пустыни? — провозгласил он, обращаясь к гладиаторам, которые находились за каменным барьером на скамье гладиаторов.

— Я! — поднялся со скамьи черный великан с курчавой головой...

Это был гигант негр. Обнаженное черное тело его со стальными мускулами отливало черным полированным мрамором. Он был весь голый, только от кожаного пояса его, на котором висели два огромных меча, ниспадал на бедра льняной фартук, далеко не доходивший до колен.

Черный гладиатор вышел на арену, держа по мечу в каждой руке, и пошел прямо на льва!

— Мой брат!.. Мой маленький брат! — послышался крик ужаса из царской ложи.

Все обратились по направлению крика. В углублении ложи Ирода, у колонны, стоял Рамзес, протягивая вперед руки.

— Мой маленький брат! — простонал он.

Ирод и Архелай вопросительно, а первый гневно, оглянулись на него.

— Он был маленький такой... евнухом в свите Клеопатры... это мой брат.

Черный гладиатор при первом крике вздрогнул было, быстро глянул на царскую ложу и, протянув вперед руки как бы для объятий, еще решительнее пошел на льва. Зверь увидел его и заревел в неистовой радости, сделав страшный прыжок вперед, разметая по арене сухой песок. Потом он остановился и прилег, как кошка, готовясь сделать последний прыжок прямо на жертву. Присел и черный гладиатор. Лев тихо поводил хвостом, видимо, соразмеряя расстояние до своего врага. Он так мощно дышал своими ужасными легкими, что гнал впереди себя песок арены, словно ветром.

Амфитеатр замер...

Страшный прыжок как раз на гладиатора!.. Меч последнего сверкнул и глубоко вонзился в левый глаз зверя, который с ужасающим ревом опрокинулся на спину.

— Habet! Habet! — раздались неистовые восклицания радости. — Прямо в глаз! В мозг!

— Non etiam habet! — проговорил Ферор.

Черный гладиатор сам это знал хорошо, прыгнув к опрокинутому льву, всадил в него другой меч под левую лопатку, в сердце. Зверь захрипел и конвульсивно вытянулся.

— Habet! — нервно проговорил Ферор.

— Habet! Habet! — повторили голоса по всему амфитеатру.

Вдруг за царской ложей раздались тревожные голоса и послышался лязг оружия. Ирод, нащупав свой меч, быстро поднялся и вышел в аванложу.

— Что здесь? — спросил он, видя какую-то возню.

— Вяжем твоих злодеев, великий царь! — отвечал начальник царских галатов.

— А-а! — протянул Ирод. — Отвести их ко мне, я сам допрошу злодеев.

Не дождавшись конца состязаний, Ирод оставил амфитеатр и отправился во дворец. Там уже ждали его арестованные заговорщики. Их было десять человек. Они стояли в линию, со связанными назад руками и перевязанные за шею одним длинным канатом из верблюжьей шерсти. Впереди всех выделялся своим внушительным видом высокий старик с белою до пояса бородой. Лицо его показалось Ироду знакомым.

— Ты кто? — спросил его Ирод, не решаясь взглянуть в глаза старику.

— А! Ты не узнал меня? — отвечал последний. — Я пришел к тебе от имени Малиха, зарезанного тобою в Тире, от имени царя Антигона, обезглавленного тебя ради, от имени первосвященника Гиркана, тобою убитого, от имени первосвященника Аристовула, утопленного тобою в Иерихоне, от имени царицы Мариаммы...

— Замолчи, несчастный! — крикнул Ирод, обнажая меч. — Говори, кто ты?

— Я Манассия бен-Иегуда, — отвечал старик, — а это — мои дети... За поругание обычаев Иудеи, за пролитую тобою кровь последних потомков Маккавеев, за осквернение храма водружением на его воротах римского золотого орла, за разорение иудеев поборами, за кровавые языческие игры в амфитеатре — за все, за все мы поклялись убить тебя, пролить твою нечистую кровь... Говорите, дети! — обернулся он к другим заговорщикам.

— Клялись и клянемся! — отвечали все девять в один голос.

— Взять их и бросить в темницу! — в запальчивости крикнул Ирод, обращаясь к страже. — Я сам буду судить их всенародно.

Суд, действительно, был назначен вскоре, так как приближался праздник пасхи.

В назначенный для суда день весь Иерусалим собрался к дворцу Ирода. На лицах всех было тревожное и угрюмое выражение. В толпе слышались иногда угрозы, возгласы негодования, несмотря на присутствие вооруженного отряда галатов.

Вскоре, в сопровождении сильного конвоя, показались и заговорщики. За ними с воплями следовали мать девяти связанных сыновей своих, семидесятилетняя жена Манассии бен-Иегуды, поддерживаемая внуками, их жены и дети, а также масса родственников.

Заговорщиков поставили внизу дворцовой террасы между рядами плотно сомкнутого конвоя.

Скоро на террасе показался Ирод в сопровождении своих трех сыновей и Ферора. Народ встретил его сумрачным молчанием — ни одного приветствия! Только галаты и отряд тяжело вооруженных гоплитов приветствовали царя ударами в щиты.

— Иудеи! — обратился Ирод к народу. — Эти люди виновны пред Богом и законом в открытом покушении на жизнь царя. Они взяты в амфитеатре с оружием в руках и мне лично повинились в своем преступном замысле. Само небо взывает о мщении! Признаете ли вы себя виновными, ты, Манассия бен-Иегуда, и твои девять сыновей? — закончил он обращением к подсудимым.

— Признаем! — в один голос отвечали все десять энтузиастов. — Но только виновны в том, что не умели убить тебя.

Ирода передернуло. Послышались сильнейшие вопли. Но Ирод скоро овладел собой.

— Иудеи! Слышали вы преступное признание злодеев? — снова обратился он к народу. — Я, Божиею и сената, и народа римского милостию Ирод, царь иудейский, осуждаю их на крестную смерть! Но, иудеи, у вас есть обычай отпускать на пасху одного из осужденных на казнь. Кого вы хотите, чтобы я отпустил?

— Всех! Всех! — в один голос закричал народ.

— Такого обычая нет, — побледнев от гнева, возразил Ирод. — Одного я отпущу... Кого?

— Всех! Всех! Или пусть все погибнут за Иудею.

— Да будет так! — сказал Ирод. — Всех на крест! На Голгофу! — И он быстро удалился.

— Кровь их на тебе и на детях твоих и на детях детей твоих вовеки! — прогремел в толпе чей-то одинокий голос.

Галаты бросились было ловить дерзкого, но он исчез в толпе.

В тот же день страшная процессия двигалась мимо дворца Ирода к Судным воротам, а оттуда на Голгофу. Все десять осужденных несли на себе огромные тяжелые кресты. Впереди шел отец девяти народных героев. Старик шел бодро, как бы совсем не чувствуя креста. Шли осужденные один за другим, а впереди их и по бокам — вооруженные галаты, сдерживая напор толпы, среди которой слышались душу потрясающие вопли и рыдания.

Из всех шествовавших в этой страшной процессии на Голгофу никто не предвидел, что через несколько десятков лет по этому же пути на Голгофу будет следовать подобная же страшная процессия — процессия, последствия которой будут неисчислимы для всего человечества на многие тысячелетия — до самой кончины мира...

Но вот осужденные уже на Голгофе. На лобном месте воины только что покончили свою работу — вырыли десять глубоких ям для крестов и стоят, опершись на лопаты.

Осужденные кладут свои кресты на землю. К ним подходят воины из иноземных наемников и срывают с них одежды, оставляя только прикрытие для бедер.

Вопли усиливаются...

Осужденные, без слов, без стона, сами ложатся на кресты, каждый на свой крест и распинают руки...

Подходят воины с молотками и гвоздями и приколачивают распятые руки гвоздями к дереву... Стук-стук-стук... ужасные звуки!..

Но опять — ни стона, ни возгласа... только кругом вопли потрясают воздух...

Руки и ноги прибиты гвоздями. Кресты с распятыми поднимаются и нижними концами вставляются в ямы, потом обсыпаются землей.

Распятые смотрят с высоты крестов на несметную толпу. Теперь им видно все — и плачущие жены, и дети, и дворец Ирода, и амфитеатр, и храм, и покрытая оливковыми деревьями Елеонская гора... И их все видят...

Вопли, ужасающие вопли!