Вокруг никогда не бывает спокойно. Все и всё находится в движении. Даже в собственном лабиринте внутреннего самопоиска. Что мы ищем? Выход из «подземелья», куда однажды сами себя заточили, обрекая на мучения и бесконечный водоворот забот бытия, а может бескрайнюю долину, куда приходят люди в конце своего путешествия или же ответы на вопросы, которые попросту не могут существовать?

Мы настолько сильно привязали себя к ничто и продолжаем мчаться на встречу этому, даже не зная, а есть ли там хоть что-то похожее? Желаем сбросить с души оковы, которые так обременяют, чтобы в конце признать, что жизнь — это не только радость и наслаждение, но и страх, и боль и презрение к самому себе.

Наверное, бывает по-другому… Но мне, как героине своей жизни было суждено испытать всё, но, увы, в не равных пропорциях. Мои весы жизни никогда не любили равновесие.

Утро наступило как не странно скоро. Проснулась я без четверти восемь, когда свет в комнате был уже нереально ярким. Кажется, вчера я забыла опустить жалюзи.

Чуть позже, как обычно, пришла медсестра и поставила мне капельницу, а уходя, одарила улыбкой. «Как банально», — подумала я. А сожаление так и отражалось на ее лице. По-моему, медицинскому персоналу нужно непременно обладать актерскими навыками или хотя бы научиться поувереннее врать, а то не убедительно смотрятся. Наверно со стороны для них все больные выглядят уныло, а я, так вообще, похожа на человека, утратившего что-то необыкновенно для него дорогое. Занятно, а жизнь считается?

Вот сижу я тут, прислонившись к подушке, и наблюдаю, как белая жидкость струится по тонким, прозрачным трубочкам и через иголку входит в меня. Ну и зачем, спрашивается, мне эти «витаминчики»? Всё равно, никакого эффекта. Настроение мне это точно не улучшает, только синяки на руках прибавляет. Если присмотреться, я похожа на труп: холодные руки, бледное тело и нулевое желание продолжать дышать. Как же я устала. А как было бы хорошо открыть глаза и осознать, что дома. Где-то внизу слышатся приятно знакомые голоса, все та же суета и нелепая спешка в предвкушении каких-то сборов. И всё происходившее до этого было лишь сном. Но как ни крути, ничего нельзя изменить.

Я с трудом сдерживаю слезы. Окидываю взглядом палату. Белые стены. Белый потолок. Всё неестественно, всё!

Долго не раздумывая, тянусь к рядом стоящей тумбочке и с ее поверхности стаскиваю ноутбук. Открываю. В середине электронного рабочего стола красуется ярлык на сайт под названием — «Я хочу умереть». Кликою по нему два раза и вот я на месте. Здесь я своя среди чужих.

Наткнулась я на это сообщество совершенно случайно. Хотя можно ли считать за случайность то, если тебя обуяло желание умереть, и ты лезешь в сеть в поисках чего-то. Ключевой вопрос лишь в том, в поисках действительно чего?

Эх, знала бы об этом моя матушка и расправа для меня была бы неизбежна. Это уж точно. Она бы не сидела, как я сейчас, с лицом, напоминающим неподвижную маску, и не испытывающая никаких эмоций. Был бы грандиозный скандал. А мне бы светил отпуск в самом фешенебельном заведении — психушке, и радовалась бы я там разноцветным таблеточкам в прозрачном стаканчике. Вот это перспектива, я понимаю.

По-правде говоря, я не искала способов лишить себя жизни, скорее я искала причины, чтобы не сделать этого. Тогда мне было действительно плохо. Для этого было много аспектов. Но переломным стало электронное письмо моей по-настоящему близкой подруги. Ее послание содержало всего пару фраз, но даже их было много для меня одной.

«Мы больше не друзья, и я не желаю иметь с тобой ничего общего! Это конец — тема исчерпана. Спасибо, что сообщила о переезде…».

Мне не понадобилось время, чтобы понять — она серьезна, как никогда. Мое сердце разбилось, разлетевшись на мелкие осколки. Я потеряла дар речи.

Есть выражение, которое гласит: «Вычёркивать людей из своей жизни надо чёрным маркером, а не простым карандашом, надеясь, что в любой момент сможешь найти ластик». Я усвоила этот урок вполне и выполнила на твердые пять балов.

В глубине души я всегда знала, что однажды до этого дойдет. Но не ожидала, что события примут такой оборот. Я была совершенно потрясена, напугана и растерянна. В конечном итоге, решать было Кристине, не мне. А что, по сути, я могла вообще? Только испортить все еще больше и обидеть её сильнее?

Мы дружили с ней с детства и жили по соседству. Подумать только, она пришла в этот мир, опередив меня всего-то на каких-то три месяца. А насколько дольше проживет?

— О, господи, ну как я могла ей сказать, что умираю? — слезно промямлила я.

В детстве мы играли в куклы и мечтали, что однажды также будем вместе катать коляски с малышами, а когда наши дети вырастут, то обязательно поженятся. И мы будем одной большой семьей. А если у нас обоих будут мальчики или девочки, то они будут такими же дружными, как и их мамы.

Как же наивны мы были, позволив себе грезить о вещах, которые могут воплощаться лишь в мечтах и никогда не станут действительностью.

Мой голос дрожал, руки не слушались, и меня бил озноб. Однако, снова и снова, я пыталась звонить, но Крис — так я ласково называла её, категорически отказывалась подходить к телефону, а автоответчик, наверно, уже отплёвывался мною. Будь он живым человеком, а не механическим прибором связи, у него бы точно развилась аллергия на такую особу, как я. А потом… меня послали в зону недоступности. У меня возникло желание — пойти и закопать себя.

С того дня она со мной не разговаривала. И единственной моей отрадой остались письма, которыми я атаковала её электронный почтовый ящик, надеявшись, что она, хотя бы читает их между строк, а не отправляет сразу же в мусорную корзину. Я извинялась, выдумывала разные объяснения и очень надеялась на ответ. Но его не было.

Три месяца молчания, раздумья и неутихающей, ноющей боли в области груди сделали свое черное дело. Я не выдержала, собралась и выложила всю правду об истинном положении вещей.

Ответ пришел почти сразу, буквально через пару часов. Я даже испугалась, но не звука оповещения доставки, а самого письма, а точнее его содержания. Мне было не по себе, но переборов страх, я все же удостоила его чести открыть.

«Это ведь шутка, да?».

«Нет».

Наступило молчание, я нервно проверила почту несколько раз, но она была пуста. Спустя десять минут раздался звонок. Вызов был из Москвы.

— Привет, — тихо послышался из трубки голос, который заставил меня прослезиться. — Как поживаешь?

— Жутко скучаю, — отвечаю, а сама еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.

Следующим действием развернувшейся драмы стал допрос. Вопросы сыпались один за другим. Я честно отвечала на все. Но они были лишь фоном и только один важным:

— Почему ты не поделилась со мной?

Слова её прозвучали вовсе не вопросительно, скорее — обвинительно. Но… что, по её мнению, еще оставалось мне делать?

— Прости. Я сожалею и пожалуйста, если сможешь… — Не успев договорить, посреди моего монолога, она оборвала меня:

— Нет. Это ты меня прости. Я была слишком зациклена на себе. Я такая дура. Без тебя мне было так одиноко, словно я потеряла саму себя. Обещай, что больше не дашь такому повториться?

— Обещаю! — заверила я.

Воцарилась тишина. Неожиданно я поняла — Кристина плачет.

— Друзья? — переспросила она.

— Друзья — ответила я.

А потом пошло, поехало. Словно мы и не ссорились. Никакого раздражения или неловкости.

— Что ты хочешь на завтрак, милая моя? — весело пропела она в телефонную трубку.

— То есть на ужин?

— А?

— Ты забыла про часовые пояса!

— Ой, точно.

— Знаешь, меня всегда поражали твои знания в области географии, — подкалываю её я.

— Умолкни! — восклицает она. — Не всем быть такими зубрилками, как ты.

— Ха-ха, — мы обе заливаемся звонким смехом.

— Так что ты хочешь на ужин? — копируя мой голос, воспроизводит она.

— Много мороженного! — завопила я.

— Фисташкового с шариком ванильного, шоколадным соусом, украшенного свежей клубникой и мятой?!

— Да, да, да! — мурлычу я. Кто, как не она, знает обо всех моих предпочтениях.

— Уже делаю заказ. Жди!

Мы снова хохочем. Я чувствую себя живой. Счастливой. И знаю, она испытывает схожие чувства. Но наряду с этим, я отчетливо понимала, что последнее время было искажено болью и страданием у нас обоих. Не было и тени сомнения, что сколь отчаянно мы тянулись к прежней жизни, уже означало — в душе она ничуть не хуже меня осознавала, что это больше невозможно. И так, как было раньше, уже продолжаться не сможет.

В очередной раз, очутившись в виртуальном мире, я открываю для себя, что я не одна несчастна. Я даже не подозревала, что стольким людям плохо. У каждого из них своя причина для нежелания жить. Человеческие проблемы разнообразны, как и сами люди в целом. Кто-то ищет поддержки, кто-то жалеет себя, а кто-то, как я, ведет дневник, рассказывая свою историю, сама до конца не осознавая, зачем мне это надо. Но пальцы послушно набирают предложения, а следом они уже висят в пространстве блога:

«Я не имею права любить, и никто не имеет права любить меня. Я сама так решила. Я не хочу, чтоб потом люди страдали. Каково это — жить в предвкушении смерти? Она, как тень, следует за мной, и я уже сама не понимаю себя. Я давно смирилась, что скоро умру. Каждый день, как подарок небес. Где же ты, моя хранительница, я хочу сказать тебе: «Ну, натешилась? Усыпи уже свою совесть и иди спокойно спать. Мне ни к чему твоя справедливость! Твоя жалость убивает меня»».

— Привет! — раздался голос, нарушивший мою идиллию. — Отлично выглядишь!

— Только не это, — взвываю я и хлопаю крышкой ноутбука.

— М-да… Вижу, ты мне рада!

— Надеюсь, это был вопрос? — улыбаюсь своей самой ехидной улыбкой, откладывая ноутбук в сторону.

— Да, не любишь ты меня совсем?! — говорит он и усаживается за стол.

Я киваю.

— Ясно, — произносит он, театрально склоняя голову.

— А за что мне тебя любить? — говорю и тут же понимаю, что совершенно неосознанно перешла с ним на «ты». Чувствую крайнюю неловкость, но не показываю ни малейшего намека.

— А за шоколадку? — Он улыбается, как ребенок. Странно наблюдать подобное. Я думала, что люди утрачивают этот навык с взрослением, но он доказывает обратное.

— Взятка?

— Ага, — говорит он и несколько раз кивает.

«И вот это — действительно лучшее, до чего его мозг смог додуматься?!» — задалась я мысленно вопросом.

— Так посмотрим, что я могу сделать для тебя, — говорит он и листает карту. Предположительно, это история моей болезни. Да уж, когда доходит до дела, все доктора одинаковы. И чего он там пытается найти? Для психиатра это должно быть, как для меня китайская грамота.

— Хочешь о чем-то со мной поговорить? — с чувством говорит он, заканчивая возню с карточкой, и разворачивается ко мне.

Я не отвечаю, полностью его игнорируя.

— Как ты понимаешь, я здесь, чтобы ты не скучала, — он садится на край моей постели и снова улыбается.

Я тут же отодвигаюсь. Не в силах проигнорировать этакую наглость, смериваю его взглядом и грубо спрашиваю:

— Может, вы сразу ко мне под одеяло заберётесь? Не теряйтесь! Милости просим, — откидываю часть одеяла.

В ответ он снимает ботинки и тут же удобно устраивается на моем спальном месте. Мои глаза округляются, я прихожу в бешенство. От такого количества взмахов ресницами, я уже должна была взлететь.

— А тут довольно удобно, ты так не считаешь? — ухмыляясь, говорит он, повернувшись лицом ко мне.

Я краснею. Предательское лицо. «Да кто он вообще такой? Моему возмущению нет предела. Хам! А как же врачебная этика? Что за отношение? Да что он себе позволяет?!» — вопросы штурмуют мой мозговой аппарат.

— Вы что, совсем свихнулись? Убирайтесь в-о-о-н, сейчас же! — чуть ли не верещу на всю палату, а нервы уже играют свинг у меня в голове.

— Ну вот, сама же предложила, а теперь выгоняешь, — отпирается он. — Ты со всеми такая приветливая?

Мое терпение лопается, как мыльный пузырь. Бах и нет его. Я хватаю первое попавшееся под руку — подушку, с криком, подобным боевому кличу индейцев, устремляюсь к его голове:

— Я вас придушу сейчас, если вы немедленно не свалите отсюда!

Сложившаяся ситуация принимает странный оборот. Мой замысел с треском проваливается. Он сумел увернуться, а я в объятиях подушки падаю на кровать. Но это было далеко не самое страшное, куда неприятней было то хихиканье за моей спиной, которое издавало нечто в белом халате.

— Мы с тобой просто прекрасная пара, знаешь?

— Не смешно.

— Между прочим, пациенты меня ценят… — произносит он со смешком.

— Крайне завышенное самомнение. Помогает при самооценке? — шиплю я.

— А ты гораздо забавнее, чем я думал, — говорит он и удаляется в сторону выхода. — Кстати, для справки, ты — проиграла! И довольно милая пижамка…

— А, — издаю я неестественный для себя возглас. — Извращенец! Старпёр несчастный! — ору я, нервно тащу на себя одеяло и понимаю, что поступаю, как маленький ребенок. Выдержав паузу, выдаю тяжкий драматичный вздох, ворчу: — Вы исчезните уже, наконец, или нет?

— Никогда! — на полном серьезе заявляет он мне. Совершенно очевидно — сдаваться не собирается. Его невинная самоуверенность действует мне на нервы. У него, что, совсем ни стыда, ни совести?!

Рывком сажусь на кровати, принимая позу Будды, частичкой сознания улавливаю отчаянный импульс назревающей выходки. Меня передергивает, и вот я поневоле уже смеюсь до колик. Наверно, видок у меня был еще тот — нелепо безумный. Ну, мне как-никак, присвоен разряд морально неустойчивого человека, с диагнозом — расстройство психики. Надо соответствовать время от времени «квалификации».

Ответная реакция была незамедлительной. Мы хохотали, как самые закадычные друзья детства. Сейчас мне хорошо, уютно и легко. Хотя, я сама до конца не понимаю почему. Людские чувства очень переменчивы, мы настолько подвластны нашему настроению, что в один момент можем испытывать до восьми разнообразных ощущений. Наверно, мне стоило бы, хоть малость рассердиться или обидеться, начать говорить всякую чушь, покуда бы дверь за ним не захлопнулась, но этим бы я только подтвердила мое и без того идиотское поведение. Поэтому, чуть переждав, я произношу столь жалкие для меня слова, но для сложившегося фактора, кажущиеся довольно неплохой мыслью:

— Прости, пожалуйста, — выдыхаю. От искренности собственных слов меня кидает в дрожь, и если честно, это пугает меня до полусмерти.

— Послушай, — начинает он, — я вовсе не собираюсь с тобой враждовать. Давай, для начала, попробуем хотя бы стать приятелями. Я не напрашиваюсь в твои друзья. Просто попробуем наладить нормальные взаимоотношения.

Его голос быстро меняет интонацию, я изумляюсь его серьезности. Невероятно! Ни каких длинных, темпераментных и врачебных речей. Все так просто и логично. Всматриваясь в конец комнаты, наталкиваюсь на непосредственно обращенный ко мне столь пронзительный взгляд, и вот странность — это ни капельки не удивляет. Я не знаю, что именно я увидела в этих глазах, но я им поверила.

Бессмыслица какая-то! Странные видения всплывают в моей голове, воображение рисует картины нереальности. Кто я и откуда пришла? Я не имею понятия…

Ненавижу я, когда меня читают, как открытую книгу. Но я также понимаю, что он, как заядлый стратег, всегда пытается найти брешь там, где стена тоньше, а я — уязвимей.

— Согласна, но только попробуем, — говорю так, чтоб это звучало, как можно беспечнее и равнодушнее. Признаюсь, я не могла не съязвить — это в своем роде было моей визитной карточкой.

Для него, должно быть, наш разговор можно считать прогрессом. Но для меня это было лишь проявлением мимолетной слабости, которая уже читалась на моем лице после его ухода.

— Нет уж, — я опускаю глаза, печально смотря в пустоту. — К нему я не обращусь никогда. И думаю — если б и обратилась, какая с того польза? Только окажусь в еще большей зависимости, вот и все. Но все же интересно, что для него это — простое милосердие, человеческая привязанность, врачебные обязательства?! Чтобы не было, я-то все равно другая! Он утверждает, что мы похожи?! Ха! Глупец. Моя мать назвала бы меня колючкой, чёрствой, лишённой эмоций куклой. Но, иногда боль становится нестерпимой, невыносимой. Вот и сейчас — я подобна растению, которое пересаживают из одного горшка в другой. Вроде бы легче, но в тоже время и тяжело — каждая мелочь мучает, как изощренная пытка.

На душе неожиданно становится плохо, такое чувство, словно, все тревоги и страхи, которые я пыталась забить в себе, фонтаном вырвались наружу.

И то, что казалось установленным перемирием, на самом деле было идеально выстроенной и замаскированной магистралью, по которой мы на всех порах мчались к подлинной трагедии. Но никто из нас об этом еще не догадывался. Судьба только готовилась преподнести сюрприз.