В душную гостиную врывается ветер. Он кружит, пританцовывая, по паркету, смеется, шумит, сбрасывает небрежной рукой газету с журнального столика, разворачивает скрипучее кресло, но ни минуты не может усидеть на месте:

– Здесь слишком душно! Не прогуляться ли нам в саду?

Бабушки и Кармиры нет дома – уехали, должно быть, с обычными своими утренними визитами. Тетин муж, любитель поспать, спуститься к гостю не изволил, поэтому Велана встречаем мы с мамой.

– У меня болит голова, – виновато улыбается мама. – С вашего позволения, л’лэард Трагад, я уйду к себе. Ах, эта проклятая мигрень! Сибрэ, покажи нашему гостю бабушкин розарий. На него стоит взглянуть, уверяю вас.

– Охотно!

За эти несколько дней ветренник целиком оправился от полученных на турнире ранений. Только в ярком солнечном свете можно заметить на лице несколько тоненьких розовых шрамов.

– Знаете ли вы, л’лэарди Верана, какие страшные слухи ходят в столице о вашем суровом пиратском нраве? Л’лэарди Риннэн, да и другие невесты теперь боятся за свои жизни!

– Видимо, недостаточно боятся. Ни одна пока не отказалась быть невестой, – буркнула я угрюмо. Еще и ветренник пришел нотации читать!

– Нет, они не откажутся. Они попытаются вынудить тебя отказаться, – хмыкнул Велан. – Серьезно, Сибрэ, ты приобрела себе множество врагов. С чего все началось? За что ты так эту Риннэн, «лакейшей»?

Родственникам я про ленточку не рассказывала, когда они узнают, что я оскорбила не только невест, но и Его Величество, меня съедят заживо. Но от ветренника утаивать смысла не было. Он выслушал внимательно, присвистнул даже:

– Ничего себе! Л’лэарди Риннэн, л’лэарди Риннэн! Я почему-то думал, она такая чопорная, холодная, как рыба. Нет, все равно не понимаю. Бред какой-то. Зачем ты согласилась повязать эту ленту? Все знали, что Анкрис и император будут драться.

– Я не знала! И у Риннэн тоже была эта ленточка. Но она ее сняла до того, как император увидел.

– И он на тебя разозлился?

– Да не то слово.

– Это сложно, – признал ветренник. – Знаешь, у мамаши Риннэн есть возможности настроить против тебя всю столицу, она сейчас этим и занята. Подставу с лентой общество, конечно, осудит, это ведь подло. Если только поверит. Все знали, что будет поединок за трон, как можно было. Ладно, скажем, что она тайком повязала ленту на твою сумочку. У тебя ведь была сумочка?

– Нет.

– Э-э-э… Ладно, это несущественно. Главное – распустить слушок достаточно широко, чтобы он дошел до самого императора. Хороший план? Хороший план. Я тебя спас? Я тебя спас.

– Возможно, план неплох, – согласилась я. – Только неосуществимый. Я не умею запускать сплетни. У меня нет знакомых.

– О! Интриги – моя стихия! Я займусь этим. Но награда?

– Чего ты хочешь?

Он пожевал губы, попялился задумчиво в безоблачные небеса, стрельнул насмешливым взглядом:

– Поцелуй?

– Чего?!

– То, что было на турнире, неубедительно как-то получилось. Я считаю, тебе необходима практика. Готов побыть учителем!

Я не сопротивлялась, когда он положил руки мне на талию, притягивая к себе, наклонился так, что наши носы почти соприкоснулись. Велан невысок и выглядит очень хрупким, но он почти на голову выше меня, намного шире в плечах. Глаза такие светлые, такие голубые, что слепят, тонешь, как в холодной, божественной безмятежности осеннего неба. Он настолько больше знает и умеет, чем я, настолько опытнее. Нет больше моего друга детства. Взрослый, опасный мужчина с непонятными целями, чужая стихия.

В последний момент я отвернулась, избегая поцелуя, его губы скользнули по моей щеке. Шепчу ему в ухо:

– А ты дурак. Какая глупость, какое непростительное легкомыслие.

Слегка отстранился, нахмурился:

– Ты о чем?

– Моя родня не чает сбыть меня с рук, чтобы я позорила какой-нибудь другой род. А после этого скандала у них весьма немного шансов. И тут ты. Свидание наедине, поцелуи, вся эта близость, которая только между помолвленными уместна. И тут-то бабушка со свидетелями из кустов ка-ак высочит!

– А-а-а. А зачем бабушка? А! Жениться меня заставить?

– А зачем ты еще нужен?

– Ты хочешь за меня замуж?

Я как закричу:

– Бабушка, он согласен!

Ах, выражение его лица в этот торжественный миг! Я так смеялась, что чуть не свалилась в куст бабушкиных роз.

– Это… Это была глупая шутка! – Ветренник не сразу слова подобрал, аж заикался от возмущения, злой, раскрасневшийся.

– А вы бесчестный саган, л’лэард Трагад. И все-таки трус!

– Это я бесчестный?

– Соблазнять девушку, не имея серьезных намерений, – это разве благородный поступок?

– Я беден, как крыса на севшем на мель корабле. Мой отец оставил меня без наследства. Я плохая партия для невесты императора. – Краснота медленно сходила с его щек, Велан уже засверкал снежнозубой улыбкой. – Как я могу требовать у вас связать жизнь с нищим? Единственная жертва, которую я смею у вас вымаливать, – несколько поцелуев.

– Прикинуться нищим – хорошая отговорка, – оскалилась я. – Но знаешь, мертвым – оно надежнее. Надо было сказать, что тебя смертельно ранили на турнире, – какое-нибудь смертельное заклятие замедленного действия, пришел за предсмертным поцелуем. О, или тайная помолвка! Тоже хороший предлог. Связан обещанием с другой, которую давно уж не люблю, но долг чести! Запоминай отговорки на будущее.

– Я прошу прощения, если оскорбил вас – Лицо ветреника мгновенно стало серьезным, а тон холодным, жестким. – Напомните мне, будьте так добры, л’лэарди Верана, когда я давал вам какие-либо обещания, в неисполнении которых вы упрекаете меня сейчас. Меня, видимо, на турнире и впрямь слишком сильно били по голове – запамятовал!

– Благородные девы не остаются наедине с посторонними мужчинами и уж тем более не целуются с ними. Если вы просите деву допустить такую степень близости, она вправе думать, что вы, как честный саган, имеете серьезные намерения в ее отношении. А со мною вы позволяете себе такие вольности, но при этом как-то само собой подразумевается, что безо всяких намерений. Вы не стесняетесь говорить, что это просто мужские вольности, как по отношению к портовой девке, и я, разумеется, даже думать не могу, что у вас какое-то серьезное отношение ко мне.

– Сибрэ, послушай.

– Вы привезли меня на вечеринку к своим Друзьям, куда они привели женщин легкого поведения. Привезли на спор, на развлечение всем им, как одну из тех женщин. Как одну из шлюх. И с того дня я все думаю и никак понять не могу – какими же поступками я заслужила подобное мнение о себе?

Я отвернулась, сорвала розу с куста. Почувствовала на плечах его руки.

– Я всегда был самого высокого мнения о вас, л’лэарди Верана. Как я могу заслужить прощение?

– Мне не нужны ваши извинения и увиливания. Я просто хочу ответ на вопрос. Просто честный ответ. Ведь было в моем поведении что-то, что объяснило бы почему. Что-то недостойное саганы, приблизившее меня к тем женщинам на корабле. Что?

Смотрю ему в лицо. Он прячет глаза.

– Дело не в вас, л’лэарди Верана. Я поступил недостойно в отношении вас и прошу за это прощения.

– Но вы же не ведете себя так по отношению к другим саганам? Только ко мне? Л’лэард Тра-гад, вы меня неверно поняли. Я не требую ваших оправданий, я всего лишь хочу знать, что со мною не так.

Он тяжко вздохнул, развел руками.

– Сибрэ, я никогда не думал о тебе ничего плохого. Ты, может быть, излишне доверчива. Это серьезный недостаток, нельзя быть доверчивой при дворе. И слишком вспыльчива, ты совсем не умеешь сдерживать свои чувства. Ведешь себя как ребенок. Ты непохожа на взрослую л’лэарди. И да, если ты хочешь честности. Тебя невозможно не попытаться поцеловать. Даже под угрозой женитьбы. Я почему-то подумал… Если Богиня была когда-то юна и спускалась на землю в облике саганы, она должна была быть похожей на тебя.

– Болтунишка ты, Велан, и богохульник, – вздохнула я. – Веришь Богине? Ты религиозен?

– Ну спросила, – ветренник оценивающе прищурился на небо. – Знаешь, есть легенда о жившем в древности дерзком ветреннике Телуре, который сумел долететь до седьмого неба и украсть у Богини, пока она спала, ее платье-покрывало дани, чтобы полюбоваться на ее ослепительную наготу. Так вот, если бы я знал, как добраться до седьмого неба, я бы тоже попытался украсть.

Я невольно улыбнулась:

– Это богохульство вообще-то! Телур, кстати, плохо кончил – его превратили в птицу сапля, которая вечно смотрит в небо в бессильной тоске, но ее куцые крылышки, как ими не хлопай, слишком малы, чтобы поднять огромное тело. А перья у него всех цветов радуги, как одежда Богини. Ты не боишься Небесного гнева? Я слышала, моряки очень суеверны.

– Да, люди очень суеверны. Но саганам-то с чего бы? Мы не молим море о хорошей погоде и попутном ветре, мы требуем. Наша удача зависит только от наших умений. Сибрэ, дай руку, – Велан поймал мою ладонь в свои. – Я поступил нечестно по отношению к тебе, когда привез на корабль. Хотя, поверь, никто из моряков не сравнивал тебя с теми актрисами, и все были рады твоему присутствию. Но я виноват, это моя вина, не твоя, что ты оказалась в таком обществе. Чем я могу искупить?

– Женись на мне! – мгновенно отзываюсь. – Ой, как я люблю выражение твоего лица в такие моменты, оно незабываемо! Жаль, я неважный художник, а то бы запечатлела сие невероятное впечатление для потомков. Ладно, не пугайся. Расскажи, как ты создавал оружие на турнире. Это было невероятно, я тебе обзавидовалась. Научи меня. Сломаю к джинкам браслет-эскринас, сбегу бороздить океаны, наводя страх и ужас на мирные купеческие судна и злых анманцев. Это мое призвание, я чувствую.

* * *

Мы с ветренником просидели в саду до полудня. Он был невероятно мил, целовал руки, восхищался моей дивной красотой, я не знала, как это все прекратить, допрашивала про ветренное оружие. Только когда раздался стук колес и я заподозрила приближение бабушки, удалось его выгнать, причем через забор. Почему-то совсем не хотелось, чтобы они с бабушкой встретились.

– Мне даже неловко показываться с ней завтра на ярмарке. Никогда еще такого не было, чтобы мне стыдно было показаться в обществе, – горько сказала бабушка тете Кармире при нас с мамою.

Мама неожиданно прижала ладонь к губам и, схватив меня за руку, увела в соседнюю комнату.

– Богиня! Богиня! Завтра же ярмарка и концерт! Что делать? Что делать? О горе! Ярмарка! Концерт! Ничего не готово, совсем ничего! Я даже придумать не могу. У тебя ведь нет ни одного рукоделия. Ни единого. И моя вышивка еще не готова. Даже за ночь не успею. Да и всего одной вещи на ярмарку мало.

Итак, нам надо придумать что-то, что можно сделать быстро и много.