– Я хотел высечь вас розгами, но, глядя на вашу спину, понимаю, что это было бы излишним.
Авердан сидит в кресле, устало откинув голову на подушки, щурится, как хищный зверь перед прыжком. Недобро. Я полулежу в горячей ванне посреди комнаты, две служанки суетятся вокруг.
– Где я, Ваше Величество?
– В красной крепости.
Это словосочетание мне ни о чем не говорит.
– Здесь вы в безопасности. Пока.
– А как же приговор?
Молчит. Слуга приносит поднос, уставленный едой. Император лично разливает вино из хрустального графина по бокалам, поднимается, чтобы передать один мне.
– Ваше Величество, я уже сполна узнала и пытку ожиданием, и пытку неопределенностью. Скажите откровенно, зачем меня сюда привезли?
Он запихнул в рот кусок баранины и поднялся.
– Л’лэарди Верана, чтобы остаться в живых, вам потребуется неукоснительно выполнять три правила, – сказал с набитым ртом. – Запомните их хорошо. Первое: ничего не есть и не пить, пока слуга не попробует это перед вами. Второе: никому никогда не повторять то, что вы сказали мне в монастыре после суда. Третье: беспрекословно выполнять мои приказы.
Он выловил мое запястье из воды, щелкнул браслетом-эскринас. Торжествующе взвыл ветер. Его Величество вышел из комнаты.
Император с грохотом ставит чашку на блюдце. Вздрагиваю, еще ниже опускаю голову.
– Почему вы молчите, л’лэарди Верана? Вы чем-то недовольны?
– Нет, Ваше Величество.
Я очень недовольна собой. Я уважала себя как первую деву-мага, сагану, которая самостоятельно решает свою судьбу, в конце концов, как человека, у которого в жизни есть Цель, и он идет к ней сквозь любые препятствия. А сейчас что? Только всех перебаламутила, причинила кучу неприятностей маме и Дану, всех близких подставила под удар и – ничего не добилась. Позорнейше проиграла. Осталась в живых только благодаря милости мужчины, которого обидела и унизила на глазах у подданных. У императора сбежала невеста! Какая мерзость. Ненавижу себя.
– Тогда почему вы сидите перед вашим императором с такой кислой миной?!
Он редко повышал голос. Почти никогда.
– Простите, Ваше Величество.
Он имеет полное право на меня кричать.
– О, вы сказали «простите»? Неужели я не ослышался?
– Я не вправе просить вашего прощения.
– Вот как? Оскорблять меня вы были вправе. Нарушать законы Империи и мои приказы. Устроить неслыханный скандал на глазах у всего мира! А когда дело дошло до последствий ваших поступков, вдруг вспомнили, что «не вправе»! Какая трогательная щепетильность!
– Я приму любое ваше наказание.
– Вот как? Где же ваша знаменитая дерзость? Испарилась перед лицом смертной казни?
По золотой ряби травяного чая плыли какие-то мелкие белые цветы. Их запах меня успокаивал. Вам не удастся задеть меня сильнее, чем уже задели, Ваше Величество.
– Раньше, когда я читала книги, всегда недоумевала, почему некоторые герои говорят: «Хотел бы умереть в бою». Что хорошего-то? А теперь поняла, что по сравнению с бессонной ночью в вонючей келье, пока ждешь последнего утра и вспоминаешь слезы мамы, лучше умереть в бою. Ни о чем не думаешь. Значение имеет только текущее мгновение. Не успеваешь понять серьезность раны, рвешься в бой – и всего один шаг из Ярости в Спокойствие.
Стиснул губы, сделал движение, будто хотел подняться. Но остался сидеть.
– Мне сказали, что вы сражались с л’лэардами с помощью стихийного оружия, рассекли одному лицо и даже летали. Это правда?
– Да! – сказала с проблеском гордости.
– Покажите крылья.
Я нерешительно поднялась из-за стола, вышла на середину комнаты. В этом месте нет окон – за день, пока император отсутствовал, я успела осмотреть все доступные помещения. Воздух сухой и невкусный. Тонны земли и камня давят на плечи. Пытаюсь вспомнить, что чувствовала, когда взлетела.
Эти крылья существуют только в полете. Прыгаю. Головой ударяюсь о низкий потолок, с криком падаю на пол. Но на какой-то миг они появились!
– Тут слишком тесно. Меня ведь никто не учил, как правильно летать, – пытаюсь оправдаться.
– У вас платье на спине в клочьях и порезы на коже. Это всегда так? – Авердан уселся рядом на пол, полез рассматривать спину.
– Я не знаю, как должно быть правильно. У меня были очень большие крылья, сильные. Их бы хватило, чтобы перелететь океан. Но у меня не хватило бы сил.
Император со вздохом откинул голову на спинку кресла.
– Я слишком устал, чтобы ругать вас.
– Как вам удалось отменить казнь? Вы же говорили, что это невозможно.
– Я был очень зол. Вы разве не заслуживаете смерти? Это обычное наказание за предательство императора.
Я взял вину на себя. Сказал, что в день последнего бала невест, на ужине, вас кто-то отравил, с помощью чужой стихии вас спасти не удавалось, и я собственным произволом приказал снять эскринас. Ночью вас отвезли домой, утром родственники не проследили, чтобы вы надели браслет обратно, и безумие стихии толкнуло вас на побег. Ваша семья согласилась подтвердить эту версию.
– Спасибо вам, – я сжала его руку.
Какие беспомощные эти два слова по сравнению с тем, что я чувствовала на самом деле!
– Из-за вас пострадали случайные саганы. Генерал Риннэн и л’лэард Эльяс были вынуждены съесть одну тарелку живых ядовитых пауков на двоих. Из-за последнего паука едва не вызвали друг друга на дуэль. Посол Версара был так впечатлен, что побежал писать своему королю просьбу об отставке. Мне принес промокашку с письма его помощник.
– А почему генерал Риннэн и отец Л’лэарди Эльяс ели пауков?
– За неуважительные высказывания в присутствии моего императорского величества. Папа всегда так делал.
Я прижала кулак к губам.
– Я не знала, что при дворе такие обычаи…
– Не волнуйтесь. За то, что вы натворили, следовало бы не вас кормить, а пауков накормить вами.
– Ваше Величество, что со мной будет?
Он помолчал.
– У вас есть неделя в этой крепости, чтобы успеть налетаться.
– А потом что?
– Я еще не решил, кого хочу вами наказать. Или сына л’лэарда Эльяса, или одного надоедливого камердинера, служившего моему отцу. Вы же понимаете, что после всего случившегося вы не можете стать моей женой?
– Я понимаю, – сказала внезапно севшим голосом.
Ну конечно. Мир рухнул в черное безмолвие. Я перестала слышать звуки, перестала видеть его лицо. Все же хотелось бы мне умереть в бою. Это хорошая смерть.
Мерзость. Воины не бывают подстилками. Пусть слабая, глупая, проигравшая, пять минут своей жизни я была воином. Вчера, съежившись на полу кельи, просила всего пять минут простых земных удовольствий. Получила целую неделю. Не так уж и плохо.
– Благодарю вас, Ваше Величество. За эту неделю.
Повернул голову, чуть удивленно пожал плечами.
– Ну так отблагодари. Развлеки меня. Не зря же я тебя спасал. Станцуй.
– Танцевать? – Покорно вышла на середину комнаты. Нерешительно потопталась.
Я приняла решение быть смиренной и покорной, но танцевать сейчас правда не смогу. Тело не слушается, оно мне самой неприятно.
– Я не училась танцевать. Ваше Величество, давайте я вам плечи помассирую? – нашлась.
Не ответил. Встала на колени рядом с ним, запустила пальцы под полурасстегнутый воротник. Повернулся спиной, чтобы мне было удобнее, о чем-то задумался.
– Как меня нашли, Ваше Величество? Я ведь даже травой, кхасисом обсыпалась, чтобы отбить гончим ящерам нюх, если их пустят по моему следу.
Скривился.
– Я поставил воздушника-невидимку охранять ваш дом. Для вашей же безопасности. Он увидел, как выходит, пряча лицо, странный парень-воздушник. Счел подозрительным. Запомнил, в какой вы сели экипаж и куда приказали ехать, но дольше отлучаться от охраны не рискнул. Тем временем в доме обнаружили вашу пропажу.
Надо было лететь на своих крыльях. Не нашли бы, не догнали. Струсила, не поверила, что смогу. Но ведь готовилась на всякий случай. Летала ночами, запоминала путь, намечала на мысленной карте цепочку островков, скал, на которых можно будет сделать передышку в долгом пути через океан.
Надо было успеть сбежать до последнего бала невест. Откладывать все на последний момент – очень плохая привычка.
– Позвольте вопрос, л’лэарди Верана.
– Какой, Ваше Величество?
– Если вы так хотели сбежать из-под венца, зачем приходили танцевать в полуголом виде и откровенно предлагали себя? – говорит вроде спокойным тоном, но слышно, что ему непросто казаться сдержанным. – Ни одна невеста до такого не додумалась, хотя испробовали все: письма писали, поджидали в темных безлюдных коридорах дворца, л’лэарди Кир даже ходила меня привораживать к человеческой гадалке.
– Привораживать? А как вы узнали? Подействовало?
Хмыкнул.
– Нет, просто гадалка – моя бывшая няня. Магии у нее, разумеется, нисколько, просто такое вот развлечение.
Со сколь многими интересными людьми я так и не познакомилась, живя в столице. Сколь много упустила.
– Вы так и не ответили на мой вопрос.
– Я же предупреждала, что буду плохой женой. Никогда всерьез не думала, что вы выберете меня. Я же полукровка. Жреческий Совет был бы против.
– А он и был против, и все министры тоже, – вздохнул, поймал мою руку. – Раздевайтесь.
– Что?
– Раздевайтесь. Хочу посмотреть на вашу спину.
Послушно встала, расстегнула платье. Утром мне принесли сундук с моими вещами. Мама, как настоящая водяная, любила одеваться, но модных нарядов из-за нашего денежного положения не могла себе позволить. А вот нижнее белье всегда покупала самое дорогое, изысканное, в этом себе, ну и мне заодно, не могла отказать. Тончайшая батистовая сорочка вышита мелкими желтыми цветами. В таком белье и перед Его Величеством не стыдно предстать. Если бы она еще на спине не была в лохмотьях.
– Ну, полностью. И рубашку. – Недовольный жест.
Я обещала быть послушной в благодарность. Встал, обошел меня со всех сторон.
– Л’лэарди Верана, у вас были близкие отношения с мужчинами?
– Ваше Величество, у меня много грехов, но это не значит, что мне можно приписывать все существующие разом.
– С вами ни в чем нельзя быть уверенным. Каждый раз открывается что-то неожиданное. С вами необходимо проверять все лично, – внезапно потянул вниз кружево трусиков, последней одежды, которая на мне оставалась.
Крепко зажмуриваюсь. Он вправе делать все, что хочет. Накормить меня пауками, отдать замуж. Нет, в последнем решение будет только мое. Но все остальное он может.
– Пойдемте спать, л’лэарди Верана.
В спальне горел десяток свечей. Его Величество невозмутимо расстегивал рубашку, ремень. В свете огня его тело казалось отлитым из темной бронзы. Кожа медленно наливалась краснотой, багровели глаза. Лицо заострялось, переставало напоминать человеческое. Я почувствовала какой-то первобытный ужас зверя, на которого надвигается лесной пожар.
– Ложись. Будем проверять, насколько ты честная девушка.
Я хотела быть смиренной и послушной, но нервы сдали. Стащила с кровати простыню, закутываюсь.
– Это грубо, Ваше Величество!
Путь к двери перекрыт. Пожар надвигается. Сделала самое глупое: завизжала, отпрыгнула в угол и после неудачной попытки пройти сквозь стену просто прижалась к ней лицом.
– Так вы боитесь проверки, л’лэарди Верана? – хриплое шипение огня.
Издевается. Дышит в затылок, сдирает простыню, пробегается пальцами по спине и ниже. Никогда в жизни не чувствовала себя такой беспомощной.
– Ваше Величество, уберите вашу руку с места, которое нельзя трогать согласно дворцовому этикету!
Смешок.
– Так что ж вы повернулись этим местом к своему повелителю?
Торопливо поворачиваю к нему лицо, пряча в стену теперь уже более уязвимое место. У него кости просвечивают сквозь кожу на лице. Поцелуй пахнет пеплом. Задыхаюсь. Огонь теперь и под моей кожей.
– Это тоже не соответствует этикету.
– Л’лэарди Верана, вы все никак понять не можете, что императору нельзя возражать?
– Ну хватит издеваться. Я не просила вас о спасении. Добили бы уже.
Он не услышал. Засмеялся вдруг, будто придумал что-то забавное:
– Вам не хватает придворных церемоний? Можете спеть гимн во славу императора. Ну? Требую песню! Это приказ!
Испугавшись, я зачем-то действительно затянула тихонечко:
– Го-о-ори вечно, наш императо-оор, – сорвалась после очередного его неприличного поцелуя и решила намертво замолчать, не реагируя больше ни на какие его подколки.
Для меня происходящее сейчас, первая ночь с мужчиной – важно и страшно, а для него – игра, забавная, довольно жестокая. Так и должно быть. Ведь для него это – семь дней, а для меня – вся оставшаяся жизнь.
– Обе твои щиколотки я могу обхватить одной рукой.
Закидывать ноги на императора – это действительно уже край неприличия. Попыталась отодвинуться, но Дан тут же затащил меня на себя уже целиком.
– Нет, лежи. Ты легкая, но и довольно тяжелая. Будто на груди сидит большая птица.
В спальне не было отопления, ледяные полы, камень стен, помнящий холод всех зим. Но тело императора легко заменяло отсутствие камина. Я грелась его огнем и его довольно болезненными ласками, пыталась на них отвечать. Пусть в его воспоминаниях обо мне будет что-то приятное.
– У тебя глаза слезятся, молчаливая моя. Если я делаю что-то неприятное, ты можешь об этом сказать.
– Обнимайте меня. Я постоянно мерзну.
– Ты злая шутка Богини. Она хочет меня покарать. Каждый день твои шутки страшнее. И завтра ты ведь снова пошутишь? Что бы я ни делал, как бы ни просил? Небесное правосудие не знает милосердия. Все равно пошутишь, да?
По-моему, он бредил.