Всплытие легкой фракции вещества, отделяющейся от грубой фракции, в верхнюю часть сосуда.
— О, Элпью, давай уйдем из этого страшного места. — Элпью обмахивала графиню, которая, откинувшись, сидела на скамейке рядом с парадной дверью коттеджа. — Что это значит? Кто-то убил миссис Рой и разрезал на тысячу кусочков? — Она перекрестилась, потом поморщилась. — Прости. Старая привычка, осталась от жизни во Франции, понимаешь, но когда я думаю о вчерашнем дне… Мы с Пигаль были здесь, и она была жива… — Она слегка вздрогнула и задрожала. — А теперь… теперь…
Элпью положила руку на колено графини.
— Успокойтесь, миледи. Есть и другая возможность.
— Да? И какая же? Может, эта женщина сама себя заколола, а потом, когда умерла, затолкала платье в дальний угол своего же гардероба?
— На ткани не было дырки от кинжала. — Элпью хорошенько осмотрела платье, прежде чем сунуть его назад, в укромный уголок. — Кровь на этом платье принадлежит не миссис Рой, а кому-то другому.
— Ты хочешь сказать?… — Графиню даже затошнило от страха. — Что миссис Рой — сама убийца?
Элпью кивнула.
— Этот наряд мне смутно знаком. Не похож ли он до странности на платье женщины в маске, которая была на кладбище в ту ночь, когда Бо Уилсону перерезали горло?
Графиня ахнула так громко, что две вороны, что-то клевавшие на газоне, тут же взлетели.
— О, Элпью, если ты права, то какой же опасности подвергались вчера мы с Пигаль? Нас никто никогда не нашел бы здесь. Она могла бы расчленить нас и закопать под этой ромашковой лужайкой… — Носком башмака она поддела отошедший кусок дерна. — О, господи! — Прижав пальцы к губам, она уставилась вниз. — Может, кто-то уже и похоронен здесь. Потому что, клянусь, вчера этого куска здесь не было.
— Тогда это должен быть очень маленький человек, миледи, потому что размер куска всего шесть квадратных дюймов.
— Его могли похоронить стоя, как поэта Бена Джонсона в Вестминстерском аббатстве.
Элпью посмотрела на графиню и, достав из кармана маленький перочинный ножик, встала на колени и принялась ковырять газон.
— Возможно, мы найдем орудие убийства.
— Что найдем? — Графиня съежилась на скамейке.
— Смотрите в оба! — прикрикнула Элпью. — Если кто-нибудь вернется, нам придется давать серьезные объяснения. А учитывая только что сделанное нами открытие, не стоит задерживаться здесь дольше, чем нужно.
— Нужно уходить сейчас же, — подскочила графиня, осознавая правду, заключенную в словах Элпью. — Идем же, Элпью.
— Если мы найдем здесь кинжал, которым убили Бо…
Графиня была уже на полпути к калитке.
— Лезьте через калитку, мадам. Я вас сейчас догоню.
Она расковыряла землю и приподняла кусок дерна с растущими на нем ромашками, не переставая орудовать под ним ножиком.
Внезапно послышался глухой звук.
— Мадам! — в ужасе подняв глаза, позвала графиню Элпью. — Я до чего-то добралась. Похоже на деревянный ящичек.
— Мария, Матерь Божья, спаси наши души! — Графиня трижды перекрестилась. — Не гроб?
— Нет. Слишком маленький. — Элпью раскапывала газон, разгребая землю голыми руками — Похоже на коробку для рукоделия. — Она смахнула с крышки землю.
— По виду индийская шкатулка! — воскликнула графиня, наклоняясь, чтобы рассмотреть ее. — А ты что думаешь?
Элпью извлекала коробку из тайника.
— Я думаю, что мы должны привести газон в порядок, спрятать коробку под плащом и убраться отсюда.
Они решили перенести расспросы о Подлеце на другой день, а пока извлечь все, что можно, из своей находки. Элпью безрезультатно попыталась вскрыть замочек своим перочинным ножиком, потом шпилькой.
— Дай мне.
Графиня перевернула ящичек вверх дном и стала нажимать пальцами, крепко придерживая крышку. Пружинка поддалась — и крышка открылась.
— Как это у вас получилось?
— Скрытая пружина. Ими начали пользоваться во время гражданской войны.
Откинув крышку, графиня заглянула внутрь. Содержимое коробки было скудным — всего лишь пачка писем. Графиня вынула одно и указала на тонкий неразборчивый почерк.
— Мужской, если я не ошибаюсь.
— Они все написаны одной рукой?
— Нет, но кто бы ни написал вот это, пишет он как курица лапой. — Она извлекла листок бумаги, покрытый очень грубыми каракулями — это оказался список какого-то белья, видимо, отданного в стирку.
— Немыслимо! — Взяв список, Элпью принялась его изучать. — Неужели это писала дама?
— Нет. — Графиня наморщила нос. — Это совершенно очевидно рука мужчины. Причем принадлежащего к низшему сословию. Необразованного.
— Наш приятель Подлец?
Графиня отдала Элпью список, и та вслух зачитала:
— Платье, перчатки, корсет, чулки, туфли, башмаки для грязи, ночное белье… Что это? Список покупок?
— Похоже на то, — ответила графиня, уже перейдя к письмам. — Потому что, смотри, большинство пунктов вычеркнуто.
Элпью перевернула список. На обороте были выведены жирно подчеркнутые буквы «БГК». Элпью осторожно положила список на дно шкатулки и взяла аккуратную пачку писем.
Некоторое время они сидели молча, просматривая их. Накренившись, карета громко загрохотала по маленькому деревянному мостику.
— Адреса нет, как я вижу, — заметила Элпью. — Имени тоже.
— Но даты проставлены. В моих сплошные нежности, немыслимые любезности, уверения в пылкой страсти и тому подобное, все начиная с января этого года… — Графиня положила свои письма. — А у тебя?
— То же самое.
Они сунули письма в коробку и захлопнули крышку.
— Теперь, мадам, — Элпью глубоко вздохнула, — мы должны выработать план действий. Время против нас. Надежды миссис Уилсон тают, и если ее действительно повесят, то за наши старания нам никто не заплатит. Не говоря уж о том, что мы позволим повесить невинную женщину.
— Я думала о миссис Уилсон, Элпью. — Графиня отряхнула с юбки землю. — Если она призналась в убийстве мужа, ее не повесят. Убийство мужа — это преступление против лица, которому она обязана хранить преданность. Это как если бы она убила короля.
— И что с ней будет? Графиня тяжело вздохнула.
— Ее сожгут заживо.
— Какой ужас, — ахнула Элпью. — Сожгут заживо. Чем мы можем помочь?
— Если она сделала добровольное признание, все пойдет быстро. Суд не потребуется. Я знала подобные случаи — от убийства до казни проходило очень мало времени.
— Насколько мало? — Элпью мысленно принялась отсчитывать дни.
— Иногда неделя, десять дней.
— А Бо убили четыре дня назад. — Элпью схватилась за кожаную петлю-ручку, когда карета резко свернула с каменистой Шеферд-Буш-лейн на Кенсингтонскую дорогу — Сознание того, что миссис Уилсон может встретить свою смерть такой молодой и таким противоестественным образом, наталкивает меня на мысли о хрупкости нашего собственного существования. — Стиснув зубы, Элпью вцепилась в ручку так, что побелели костяшки пальцев: карета снова накренилась, но страшнее возможного падения была для Элпью уверенность в том, что они чрезмерно глубоко увязли в предприятии, чреватом такими ужасами. — Мы попали в опасный и страшный мир, графиня. Я не хочу рисковать ни вашей, ни своей жизнью. Важно, — она понизила голос, хотя и без того говорила шепотом, дабы слова не долетели до любопытных ушей кучера, — чтобы никто не знал, где мы и что делаем. И с этого момента мы должны действовать с большой осторожностью.
— Но Годфри, Пигаль, мой муж… — Графиня рассмеялась. — Наверняка…
— Никто. — Элпью схватила руки графини в свои. — Миледи, я видела тело Бетти. Девушка умерла в мучениях. Тот, кто сделал это, вероятно, убил и Бо Уилсона. А вы видели его мертвым. Мы находились совсем рядом с убийцей. Насколько можно судить, он уже о нас знает.
— Понимаю, о чем ты… — В горле у графини пересохло, и она тщетно попыталась сглотнуть. — Но мой муж…
— Нет, ваша светлость. — Элпью посмотрела в окошко на игравший в лучах дневного солнца яркий Кенсингтонский дворец. — Никто.
— Но как мне скрыть это от него?
— Ведите себя как обычно, графиня. А я буду продолжать расследование. Когда он будет уходить по делам, вы сможете ко мне присоединяться.
— А как же мы будем разговаривать, планировать следующие шаги?
— Это придется делать вне вашего дома. — Элпью на минутку задумалась. — Можем встречаться в парке.
— Фу! В парке? Но сейчас зима.
— Тогда мы скажем Годфри и сэру Питеру, что уходим, а сами проберемся в ту комнату наверху.
— В спальню Годфри? — Ее светлость пришла в ужас. — Но там холоднее, чем в парке. И к тому же там голуби.
— Голуби. — Элпью передернулась. Она терпеть не могла птиц. — Так что же нам делать? Куда мы пойдем?
— Не знаю. Завтра что-нибудь придумаю.
— Красивый дворец, правда? Кенсингтон. Но Уайтхолл все же был более величественным. Жаль, что он сгорел. — Графиня поставила ногу на индийскую шкатулку, которая соскользнула на пол, когда карета поворачивала. — Но что же может связывать эту женщину и Бо Уилсона? И как сюда вписывается этот тип Джек Фрай?
— И кто такой мистер Рой?
Внезапно графиня испустила дикий вопль, заставив Элпью подпрыгнуть на сиденье.
— СТОЙ! — закричала графиня, барабаня кулаком в потолок кареты. — КУЧЕР! СТОЙ!
— Миледи? — Элпью осторожно огляделась. — Что случилось, мадам? Что с вами приключилось?
Графиня указывала на обочину. Озаряемые холодным зимним солнцем, по ней плелись сэр Питер и Годфри, волоча за собой по болотине ярды парусины.
— Супруг! — закричала графиня. — Годфри!
Карета остановилась. Узнав ее, мужчины перешли на рысь. Подбежавший сэр Питер забрался внутрь, Годфри попытался прежде запихнуть внутрь парусину.
— Нет, — сказала графиня. — Ты сесть можешь, но только не с этой вонючей дрянью. Никогда!
— Но мы не можем оставить ее здесь… — Сэр Питер выпрыгнул и подобрал ткань.
— Тогда идите пешком, сударь. — Графиня толкнула его в плечо. — Кстати, напомню, что идти добрых две мили.
— Ладно. — Сэр Питер поднял, сдаваясь, руки и, оставив парусину на краю дороги, залез в карету. — Твоя взяла.
Годфри сел между женщинами, сэр Питер примостился у него на колене.
Графиня ждала объяснений.
— Так что же случилось?
— Принцесса Анна! Ну и мегера! — На лице сэра Питера отразился ужас. Придавленный хозяином Годфри тоненько застонал. — Надеюсь, Бог поможет королю Вильгельму найти новую жену, которая принесет ему наследника. Принцесса Анна сущая ведьма. Помоги нам Господь, если она станет королевой. — Он огляделся в надежде сменить тему. — А как вы? Удачно провели день?
— Интересная поездка, — ответила графиня, понявшая взгляд Элпью и решившая больше ничего не рассказывать. — Но Актон оказался не таким зеленым, как можно было подумать по твоему описанию.
И пока они не приехали на Джермен-стрит, вся компания хранила молчание.
Ночь Элпью провела у Пигаль. Объяснить, почему вдруг графине снова понадобилось ехать в деревню, оказалось трудновато, но сыщица сослалась на то, что им нужно было поговорить без участия сэра Питера.
— Этто хогошо, Элпью. Надеюсь, ты заставишь ее взяться за ум. — Пигаль надула губы и с французским жеманством пожала плечами, а потом сменила тему. — Так что мы будем есть на ужин?
Элпью мысленно прошлась по содержимому герцогининой кладовки.
— Окорок и жареный сыр, — предложила она. Пигаль засияла улыбкой.
— Великолепно. А пока мы будем есть, ты гасскажешь, когда этто жалкое мелкое ничтожество с богодой, сэр Питег, вегнется в Новый Свет.
— Хотела бы я знать, герцогиня. — Засучив рукава, Элпью уже приступала к стряпне. — Но мне кажется, что он надеется здесь осесть.
— Quel horreur! — Ошеломленная Пигаль без сил опустилась на кухонную табуретку и сидела, ссутулившись, у печки, тихо постанывая: — Quel horreur! Quel horreur!
— Согласна. Но возможно, он переворачивает новую страницу. Он пообещал графине завтра вывезти ее на прогулку.
— Не сомневаюсь, что на какое-нибудь бесплатное увеселение. — Пигаль запустила длинные пальцы в свою шевелюру, волосы у нее встали дыбом, так что герцогиня уподобилась человеку, увидевшему привидение. — Quel horreur! — еще раз повторила она.
— Нет, правда, — возразила Элпью, отрезая кусок окорока тупым разделочным ножом. — Он повезет ее в Геральдическую палату.
— В Геральдическую палату? — удивилась Пигаль. — Pourqoui?
— Сэр Питер надумал купить своей жене герб.
Графиня, весьма взволнованная, рассматривала большую иллюстрированную книгу.
Служащий коллегии геральдики погладил изысканный герб, изображенный на открытой странице.
— Вот этот очень красивый… пояс — чернедь, поле — золото, два вздыбленных жеребца — серебро. С тремя геральдическими черными лилиями на поясе. — Он перевернул страницу. — Но вы не можете его получить, он принадлежит бывшему секретарю Адмиралтейства, мистеру Пепису.
Графиня вздохнула. На каком языке говорит этот человек? Ее муж, сведя брови, кивнул.
— Я понимаю. Тогда что же вы нам предложите? Служащий напряженно задумался.
— Вам, как обладателям сравнительно молодого графского титула, не имеющим никаких особых заслуг, я бы предложил обыграть ваше имя.
В ответ на прямые слова этого человека графиня запыхтела и начала сожалеть о внезапном решении мужа осчастливить их гербом. В конце концов, если они не потрудились обзавестись им в шестидесятые годы, когда им только что даровали титулы, почему вдруг это стало так важно сейчас? И что ей это даст такого, чего у нее нет?
— Обыграть? — переспросил сэр Питер.
— О да. Заставить разгадывать ваш герб как шараду или ребус — Клерк одарил их покровительственной улыбкой. — Очень занятный процесс. По моему мнению, это самая творческая часть в геральдике.
Сэр Питер перелистал страницы фолианта.
— И как это делается?
Графиня, сожалевшая, что согласилась на все это, и в высшей степени утомленная процедурой, расхаживала по комнате, любуясь многочисленными гербами и геральдическими фигурами ушедших рыцарей.
— В гербе семьи Тримейнов три руки, — сказал служащий. — Trois mains. Понимаете? — Он указал на герб в книге. — Это мы называем единичным ребусом. Двойной ребус может быть, например, для семьи Бистоун, у которых в гербе…
— Пчела и камень? — Сэр Питер был горд своей сообразительностью. — Я понял вашу мысль.
— Отлично, вы схватываете на лету. — Отодвинув книгу, служащий схватил перо и бумагу. — Пендж? Пендж. Это трудно обыграть.
— А нельзя ли взять один из этих? — Графиня указывала на красную рыбу в одном из гербов, что висели по стенам.
— Простите, графиня, но кефаль предназначена для тех, кого Господь одарил свыше Божьим даром. Для епископа, например.
Она вернулась к столу и принялась просматривать список имен и загогулин.
— На этой странице тоже нет ничего подходящего, графиня. Эти символы обозначают место, занимаемое человеком в семье. Например, вот этот знак, располагаемый слева, предназначается для королевских отпрысков, не признанных наследниками из-за своего незаконного происхождения, а вон тот… — он указал на кружочек с точкой внутри, — … указывает на единственного выжившего ребенка в семье. Единственный наследник. Это ребус на основе астрологического знака. Обыгрывается «солнце», понимаете? Сын! — Он наклонил голову. — Или, если исходить из слова «единственный», — «солнце»!
Смертельно скучавшая графиня смерила его уничтожающим взглядом и вернулась к изучению стен.
— Тогда для моей жены мы можем… — Сэр Питер кашлянул. — Ясень — это легко: дерево. Пчела. Эшби. Есть ли какое-нибудь сокращение для «де ла»?
— Даже если и существует, сэр, думаю, было бы несколько затруднительно подобрать ребус для Зуш! — Глаза служащего хитро блеснули. — Нет. Нет. По-моему, я нашел.
Сэр Питер подвинулся поближе.
— Иди сюда, Эшби, старушка, давай посмотрим, что для нас придумал этот парень.
Клерк что-то небрежно набросал на бумаге.
— Думаю, две соединенные ладони, словно бы аплодирующие, и свиной окорок. — С легким поклоном он подтолкнул к ним листок. — Voila, двойной ребус, исключительно для вас. Вы понимаете? — Он указал на ладони. — Хлопок. — Показал на свинину. — Ветчина! — Он поднял листок. — Клэпхэм!
— Купите мое средство от всех болезней, — выкрикивал шарлатан хозяин в одном из аптекарских ларьков, что стояли вдоль дороги, ведущей в Грэ-шам-колледж. — Без вкуса, без запаха, излечивает боли в желудке, тошноту по утрам, чахотку, упадок сил…
— Сомневаюсь, что это нам поможет, — сказала Элпью.
— Если только основным составляющим не являются сердечные капли. — Графиня все еще пошатывалась после посещения Геральдической палаты.
— Помогает при сердцебиении, от заворота кишок, перемежающейся лихорадки, от приливов и обмороков, ангины, сильных колик, судорог, рахита и слабости у детей, от бледной немочи…
Графиня с Элпью тащились через Сити — мимо выстроившихся рядами ларьков, которые принадлежали торговцам лекарственными снадобьями и знатокам врачевания — по направлению к Грэшам-колледжу.
— Помогает при запорах, — прокаркал старик, по виду доживающий свои последние дни. — И возвращает хороший аппетит, предотвращает страшные сны, оживляет цвет лица и изгоняет червей всех видов — из зубов и нутра, приводя тело в отличное состояние. Шесть пенсов за бутылку.
Элпью несла большой холщовый мешок. В нем лежали разрозненные вещественные доказательства и бумаги, относящиеся к убийствам Бо Уилсона и Бетти. Там же находился и законченный экземпляр их еженедельной скандальной статьи, которую надо было доставить в типографию Кью.
— Хорошо бы разузнать про снадобья этих негодяев — может пригодиться нам для следующего раза, — заметила Элпью, глядя на лоток, уставленный всевозможными порошками и рядами зеленых бутылок, хозяином которого был старик с длинной белой бородой, напоминавший волшебника Мерлина.
— Несколько лет назад о них даже сочинили стишки, — хихикнула графиня. — «Прежде чем примешь мой славный состав, с друзьями простись, завещанье составь».
— Надежное средство для быстрого излечения венерического заболевания — кары Афродиты! — завопил «Мерлин». — В равной мере эффективно как для мужчин, так и для женщин, достаточно трех доз чудесных химических болюсов, приготовленных без ртути…
— Не могу поверить, что эти мерзавцы во весь голос кричат о подобных вещах. — Графиня смерила лавочника негодующим взглядом. — Я было подумала, что они смогут помочь нам с зашифрованной страничкой, но, полагаю, твоя идея лучше.
— Врачеватели и торговцы лекарствами расскажут нам то же самое, что и аптекарь, — заметила Элпью. — Кроме того, важно точно разобраться в алхимическом подтексте. В конце концов, Бо интересовался именно этим.
— Мы наверняка привлечем внимание одного из этих ненормальных философов из Зала умников, — сказал графиня, аккуратно обходя кучку конского навоза и спрашивая себя, не нужно ли подобрать ее для мужа. — Может, они разберутся в шифре.
— Ваша светлость? — позвала Элпью графиню, задержавшуюся возле лошадиных экскрементов.
— Да, Элпью?
— Я тут подумала насчет сэра Питера…
— Ну разве это не чудесно! — Графиня схватила свою спутницу за локти и развернула к себе. — Прошлой ночью он сказал мне, что вернулся навсегда. — Она взяла Элпью за руку. — Мы снова заживем одной семьей, как в старые добрые времена.
Элпью хотела была улыбнуться, но щеки словно замерзли — скорее от нахлынувших эмоций, чем от холода.
— О, прекрасно, — проговорила она без всякого выражения. — Я очень за вас рада, если вы счастливы. — Каким образом они смогут продолжать совместную деятельность, если этот человек станет повсюду совать свой нос, представить она не могла. А еще придется искать другое жилье. Втроем на кухне было вполне удобно, но жить там вчетвером — невозможно. Особенно когда один из этих четверых — сэр Надутый Хвастун, а именно — сэр Питер.
Они продолжили свой путь, графиня болтала без умолку.
— Я так волнуюсь. Он сказал, что хочет, чтобы мы вновь обменялись клятвами перед алтарем, чтобы никто не смог встать между нами. И еще он купил мне герб.
Элпью задумалась над тем, какова же истинная причина этой возвратившейся показной любви. Чего добивается этот отвратительный человек? Элпью слышала рассказ о гнусном негодяе, у которого в столовой, пока его жена не умерла, висел герб, а потом, когда она благополучно убралась с пути, он повесил его на фасаде своего дома, чтобы привлечь богатую вдову и склонить ее к замужеству.
— Так, Элпью, — вывела ее из задумчивости графиня, когда они подошли к мощеному входу в Грэшам-колледж, — скажи-ка мне, не тот ли это юноша в голубом, с которым мы беседовали, когда были здесь в прошлый раз?
Она показывала на парня с кукольным лицом, сегодня одетого в бежевый бархат.
— Он самый, мадам. В тот раз с ним разговаривали вы, так что вперед. Делайте свое дело.
В этот день в колледже было пустынно. Элпью с графиней прошли по гулкому дворику, вымощенному кирпичом, и следом за юношей вошли в просторное прямоугольное помещение, ведущее к лекционному залу.
— Эй, постойте! — позвала ее светлость. Юноша обернулся.
— Боюсь, дамам сюда вход воспрещен.
— Знаю, знаю, — задыхаясь, проговорила графиня, которая запыхалась, догоняя его. — Я лишь хотела переговорить с вами.
Юноша озабоченно огляделся и прошептал, наклонившись к ее светлости:
— Я готовлюсь к вступлению в братство. Им не очень-то понравится, если они увидят, что я нарушаю правила.
— Да плевать на правила! — фьфкнула графиня, обмахиваясь веером с внушающей тревогу скоростью. — Я та, которая видела, как Бойль ставил свои опыты с воздухом, помните? — Она бросила на него взгляд, долженствующий сойти за скромный.
— Я помню. — Взяв графиню за руку, он вывел ее назад на улицу. — Я на самом деле вас помню, но действительно не должен пускать вас сюда.
Они стояли у портика.
— Нам нужно разрешить сложную головоломку. — Элпью вытащила из мешка листок. — А найти решение — это вопрос жизни и смерти. Из-за нее уже два человека отправились на тот свет.
Внимательно посмотрев на Элпью, юноша задался вопросом, в своем ли она уме. Впервые он начал осознавать, насколько разумно правило, запрещающее женщинам посещать сей храм науки. Стоящая перед ним пожилая особа, к примеру, явно страдала от жестокого приступа удушья или даже бешенства матки.
— Простите, — сказал он, возвращая бумагу, — но я не могу вам помочь. Мы здесь занимаемся высшими понятиями экспериментальной философии. А это, судя по виду, какое-то неправильное уравнение. Вы обращались к торговцам лекарствами? Они могут быть более сведущи в таких вопросах, чем я.
— Юноша! — Графиня захлопнула веер и подбоченилась. — В прошлый раз, когда мы встречались, вы были достаточно любезны. Что за внезапная перемена в вашем поведении?
— Вообще-то… — Молодой человек потер лоб. — Я опаздываю. — И он бросился прочь, крикнув на ходу через плечо: — Обратитесь к лекарям.
— Как вам это нравится! — Элпью снова повернулась к Брод-стрит.
Графиня все еще смотрела вслед удалявшемуся юноше.
— Мы поговорим с мистером Ньютоном! — крикнула она ему вслед, когда он уже не мог ее слышать. — Мистером Исааком Ньютоном!
— Идемте, миледи, — потянула ее за руку Элпью. — У нас мало времени. Пусть засунут свои чисто мужские общества экспериментальной глупологии себе в зад.
— Однако насчет Ньютона — не такая уж плохая мысль, Элпью. Зайдем к нему по пути домой.
Они несколько раз прошлись вдоль ряда, пока не остановили свой выбор на «Мерлине».
— У него внешность алхимика, — сказала графиня.
— Почему вы так решили? — поинтересовалась Элпью. — Вы часто встречали алхимиков?
— Я видела их на сцене, Элпью. Я же говорила тебе, что алхимики — любимые персонажи в комедиях.
— … несравненное средство, свои чудодейственные свойства оно проявит уже после одной дозы, чего многие другие хорошие лекарства не достигнут, пожалуй, и десятью! — выкрикивал он, когда они подошли. — Поистине верное средство, исцеляющее, как никогда доселе, быстро и эффективно, даже когда все другие снадобья потерпели неудачу, и поскольку по качеству оно превосходит все другие известные средства…
— Но, мадам… — Элпью не могла решиться заговорить с ним. — Он говорит так непонятно…
Графиня подтолкнула ее вперед.
— Все равно попробуй. Действуй.
— Сэр, — сказала Элпью, беря бутылку, чтобы привлечь его внимание. Уловка сработала моментально. Он прервал свою тираду и обратился прямо к ней:
— Мадам, могу я заинтересовать вас бутылочкой этого превосходного эликсира? Он успокаивает и излечивает все недуги и недомогания, как, например, мокнущие раны, боли, опухоли, переломы…
Элпью торопливо поставила бутылку. Это было средство от сифилиса.
— Сэр… — Она наклонилась над прилавком, заговорив доверительным тоном. Торговец также наклонился вперед, повернувшись ухом к ее губам. Он был прекрасно осведомлен о том, как вести себя с клиентами, и понимал, что значит конфиденциальность. — Это дело большой срочности и огромной важности. Не знаете ли вы алхимика или ученого человека, который разбирается в алхимических символах?
Лоточник выпрямился и уставился на Элпью из-под кустистых седых бровей. У нее закружилась голова, она не могла отвести взгляда от его глаз. Они обладали такой властью, что она подумала — уж не пустил ли он в ход месмерическую силу. Она стояла под его взглядом, завороженная, пока он наконец не отвел глаза и не посмотрел на графиню.
— Она с вами?
Элпью кивнула.
— Пол! — позвал он, и из-под навеса появился мальчик. — Присмотри за лотком до моего возвращения. — Затем, сопровождаемый Элпью и графиней, он зашагал по улице. Свернув за угол, он внезапно остановился перед маленькой дверью, над которой покачивалась вывеска «Голова Сенеки».
— Многие считают, что Сенека был римлянином, поскольку учил Нерона и Калигулу, но он был родом из Испании. — Пригнувшись, старик нырнул в дверь. Элпью с графиней последовали за ним. Графиня пришла к мысли, что никогда не задумывалась над национальностью Сенеки, а Элпью вообще никогда о нем не слыхала.
Берлога «Мерлина» оказалась маленькой, но вычурно убранной.
Первое, что они увидели, — чучело крокодила на полу. То есть им бы очень хотелось надеяться, что это чучело, потому что крокодил был очень большой и лежал прямо у ног.
Как и в лаборатории Бо, вдоль стен стояла аппаратура, банки, различные сосуды и книги. С потолка свисала лампа в виде семиконечной звезды, в каждом из кончиков горел огонек. В одном из углов пылала печь, в другом приютился маленький орган.
— Садитесь. — Взмахом рук «Мерлин» указал на небольшое деревянное сиденье. Сам он присел на табурет у органа. — Так в чем же ваше затруднение?
— Мы должны узнать, что это значит. — Элпью протянула ему листок. — Чтобы спасти одному человеку жизнь.
«Мерлин» еще раз окинул Элпью пронизывающим взглядом, потом взял бумагу и, бегло взглянув на нее, принялся за толкование.
— Так, — промолвил он, поглаживая бороду. — Первый знак — это Caput Mortem, мертвая голова. — Повернувшись к органу, он извлек из него зловещий аккорд.
— Затем у нас идут, в стремительной последовательности, ртуть — среда, медь — пятница, если считать это днями, и эта маленькая штучка, похожая на корону, — это альфа Льва. — Он снова приналег на клавиатуру органа. — Выглядит примерно так. — Какофония дисгармоничных звуков оглушила Элпью.
— Альфа Льва — это звезда в созвездии? — спросила она, пытаясь прекратить концерт и вернуть алхимика к формуле.
«Мерлин» снова сердито глянул на нее. И взгляд его говорил: «Не перебивать! Не высказывать предположений!»
— Это альфа Льва сурьмы, результат одного из важнейших алхимических процессов. Это вещество — своего рода свинцово-серый металл, полученный путем нагревания сурьмы с железом и древесным углем. Можно сказать, что это семя данного металла. Но семя бесполезно и бессильно, если только не поместить его в подходящую матку. — Он снова посмотрел на листок. — Чистое чрево производит на свет чистый плод. Равенство. Равновесие. Гармония. — Он улыбнулся, излучая благожелательность. — После знака равенства мы имеем символ хаоса…
— Хаоса? — Графиня, наклонившаяся, чтобы разглядеть обсуждаемый символ, подумала, что он как нельзя лучше характеризует их дело.
— Земля над Солнцем? — спросила Элпью. — Это форма хаоса?
— Неизбежно. Солнце правит Землей, поэтому, когда Земля берет верх, дело плохо. Все выходит из-под контроля. Процесс, расшатывающий естественное состояние равновесия. Хаос.
Он распластал длинные костлявые пальцы по клавишам органа и, энергично нагнетая воздух ногами, извлек звук, достаточно громкий, чтобы перекрыть колокола Олд-Бейли. Элпью не поднимала глаз от листка, пока он не закончил. Она боялась поймать взгляд графини и расхохотаться.
— А дальше? В скобках?
— Соединение железа — вторник и снова медь — пятница. Затем немного золота. — Выпрямившись, он почесал в затылке. — Что бы это значило? Разве можно разделить сплав железа и меди с помощью золота? Полное безумие. Никакого мотива. Подобный эксперимент приведет вас в Бедлам.
— Продолжайте, — сказала графиня, полагавшая, что на Бедлам скорее похоже это место, и больше, чем ей того хотелось бы.
Положив ладони на клавиатуру, он покачал головой.
— Нет. Я был прав. Совершенно никакой гармонии. Абсолютно невозможная мелодия. — Не сыграв ни ноты, он убрал руки и снова устремил свой взор на уравнение. — Золото и меч в скобках? Возможно, золотой меч? Не знаю. — Новый взрыв музыки, на этот раз несколько напомнивший благородный рефрен из Пёрселла. — Тот, кто убивает, производит жизнь, — объявил «Мерлин», заглушая прелестный мотив. — Тот, кто несет смерть, несет и возрождение. Тот, кто разрушает — созидает. — Сыграв туш, он вернулся к формуле. — Мы приближаемся к кульминации. Вы видите? — Он подал листок Элпью, чтобы та посмотрела. — Этот благородный знак представляет собой сублимацию.
— Сублимацию?
— Процесс, в ходе которого твердое тело нагревается и появляющиеся в результате этого пары конденсируются, образуя твердое тело. Например, процесс получения соли аммония. Похоже на процесс дистилляции.
О дистилляции графиня знала.
— Шотландцы так получают виски, — сказала она, надеясь, что «Мерлин» не станет на это отвлекаться.
— Виски? — переспросила Элпью.
— Изумительный крепкий напиток, который Пигаль иногда присылали из… — Она помнила только, что доставляли его из шотландского города, который Пигаль называла Эдинбуггегом, хотя графиня подозревала, что ее подруга название перевирала.
— О да, — вздохнул «Мерлин». — Виски. Идеальный пример алхимического искусства. Искусство начинается там, где прекращает действовать Природа. Таким образом, беря семя ячменя и дистиллируя его сущность, получаем воду, которая содержит жар и огонь. Чудо Алхимии.
Это вызвало новый всплеск органной музыки, только на этот раз «Мерлин» стал подпевать.
— В затмении астрономического знака Весов. — Он расцветил мелодию модуляциями. — Кто не знает движения, тот не знает Природы. — Еще один полутон. — Ничто нельзя получить без длительных страданий. — И еще один. — Есть только одна Правда. — «Мерлин» пел уже почти дискантом. — То, чего можно достичь простым способом, не должно достигаться сложным. — Он извлек из клавиш арпеджио. — Природе должно помочь Алхимией, когда первой недостает силы. — И снова вниз. — Природу нельзя исправить, кроме как изменив ее суть.
Затем «Мерлин» упал на клавиши, исторгнув грандиозный аккорд на три октавы. Он лежал, тяжело дыша в изнеможении.
— Вы понимаете? — выдохнул он, поднимаясь с инструмента и потягиваясь. — Какое чудесное уравнение! Какая музыка сфер заключена в нем. Видите ли, это моя новая теория: Экспериментальная Философия — это Мужское Начало. Музыка, как мы знаем от музы Терпсихоры и святой покровительницы музыки святой Цецилии, — это Женское Начало. Они должны быть соединены. Ибо все на земле умножается и увеличивается с помощью Мужского и Женского Начал. — Подойдя к сыщицам, он пожал им руки. — Блестяще. После этого сеанса я чувствую себя чудесно. Большое спасибо, что принесли мне вашу мелодию. В высшей степени оригинально.
Графиня уже пятилась к двери, надеясь, что теперь, когда толкователь оторвался от органа, он не утратит разум окончательно. Элпью тихонечко взяла страничку из книги записей и опустила ее в холщовый мешок.
— Спасибо вам! — Наградив «Мерлина» болезненной улыбкой, она стала пятиться к двери.
Наклонив голову, он снова уставился на Элпью этим своим странным, острым взглядом.
— Вас не беспокоят вялость, мигрени, ангины, навязчивые идеи, меланхолия или потеря памяти?
Не переставая пятиться, Элпью покачала головой:
— Только не в настоящий момент.
— А если такое случится, моя милая девушка, наведайтесь к моему лотку, и я снабжу вас цефалическим эликсиром, который, будучи растворен в чашке черного чая, — абсолютно безвкусен. Совершенно бесплатно, разумеется.
Элпью с графиней благополучно выбрались на улицу. «Мерлин» запер за ними дверь, и пока они шли по улице, вслед им несся его смех.
Парочка дотащилась до типографии Кью на Шу-лейн и отдала статью за эту неделю. Миссис Кью, раскрасневшаяся и перемазанная типографской краской, прочитала ее прямо у стойки с набранными материалами.
Читая, она фыркала и поднимала брови.
— Роберт Смит? Кто бы мог подумать? Такой чопорный, рассуждает о семейных ценностях, не устает поддерживать Общество исправления нравов. И платит за то, чтобы его отхлестали, да уж. — Она опустила листок. — Коротко, но хорошо. — Из кармана фартука она извлекла банкноту и вручила ее графине. — До следующей недели.
Выйдя на улицу, Элпью и ее госпожа вздохнули с облегчением.
— Я думала, она скажет, что этого маловато, — хихикнула Элпью.
— Я тоже! — Графиня схватила ее за руку. — Идем, уберемся отсюда, пока она не передумала.
Они побежали по Флит-стрит и, протолкнувшись сквозь сутолоку на мосту, свернули на канал Флит. Без приключений отойдя туда, где их не могли услышать озабоченные покупатели и уличные торговцы, сыщицы, облокотясь на ограду, уставились на канал.
— План действий на остаток дня? — спросила графиня. — Мой муж не ждет меня до вечера.
— Отлично. — Элпью тряхнула мешком. — Сначала давайте навестим бедную миссис Уилсон и посмотрим, узнает ли она почерк в письмах или в списке.
— О такой возможности я не подумала. — Графиня пинком отправила в воду камешек. — Ты думаешь, что господин в карете, который навещал миссис Рой и которого, я полагаю, мы можем считать мистером Роем, приехавшим с одним из своих нечастых визитов, — это не кто иной, как мистер Уилсон?
— Почему нет?
— Хозяйка таверны сказала, что тот мужчина был низеньким. Бо Уилсон был высоким.
Элпью задумалась, склонив голову. Потом щелкнула пальцами.
— Да, но письма не подписаны. Возможно, были два человека — мистер Рой и мистер Уилсон, и это совсем не письма мистера Роя. Может, они от мистера Уилсона? Послушать ту женщину, так мужчины за ней табунами ходят.
— И разумеется, грубый почерк списка может принадлежать мистеру Рою. Ибо это, без сомнения, мужская рука.
У решетки Флитской тюрьмы они прождали добрых полчаса. В конце концов вызов дошел до миссис Уилсон, она протолкалась к окошечку и, не поздоровавшись, крикнула:
— Что говорит мой дурак юрист?
Элпью застыла. Пребывая в смятении, вызванном смертью Бетти, она совсем забыла о своем обещании сходить к нему.
— Полагаю, ничего. Он гений, когда речь идет об имущественном праве, но отнюдь не лучший, когда невинную женщину обвиняют в убийстве мужа.
— У него есть несколько ниточек по этому делу, — с запинкой проговорила Элпью, вытаскивая из мешка одно из любовных писем, которые они нашли в Актоне. — Он спрашивает, не знаком ли вам этот почерк?
Миссис Уилсон взяла письмо и припечатала:
— Нет.
— А этот? — Элпью просунула грубо накарябанный список.
— Мои дни сочтены, вы, тупоголовые дуры, — заверещала миссис Уилсон, комкая бумагу и швыряя ее обратно. — Чего вы маетесь дурью с любовными письмами и списком отданного в стирку белья?
Элпью попыталась было ответить, но взбешенная миссис Уилсон решительно продолжила:
— Сходите ко мне домой. Проследите за моими слугами. Пришлите ко мне Бетти.
— Но Бетти… — Элпью умолкла, и миссис Уилсон вклинилась снова.
— Идите сейчас же в контору Коули. Я плачу ему за то, чтобы он заботился о моих законных интересах, так почему же он ничего не делает? — Она прижалась лицом к холодным черным прутьям железной решетки. — Мне тут сказали, что надо подать какое-то прошение про Неподсудность светскому суду. — Она пнула мальчишку лет четырнадцати, чтобы удержаться у окошка. — Говорят, есть такая лазейка в законе. Она может мне помочь.
Вокруг нее люди просовывали сквозь решетку руки в надежде на милостыню от прохожих. Миссис Уилсон непрерывно отпихивала их локтями. Костяшки ее пальцев, вцепившихся в решетку, побелели от напряжения.
Графиня наклонилась поближе к узнице, чтобы не пришлось перекрикивать свистки.
— Мы делаем попытки раздобыть вам Тайбернский билет, миссис Уилсон. Это еще одна лазейка. Вас не смогут предать казни. — Она доверительно наклонилась еще ближе, чтобы ее не подслушали. — Нам остается только поймать разбойника.
Миссис Уилсон схватила графиню за оборки платья и притянула к себе, так что лицо ее светлости тоже прижалось к решетке.
— Послушай, ты, старая карга, — закричала она, — ты настолько никчемна, что не смогла бы поймать сифилис, не то что разбойника. — Она потянулась к Элпью, пытаясь схватить и ее. — Так что кончайте маяться дурью и вытаскивайте меня отсюда.
Графиня застыла на месте, и даже когда бурлящая толпа заключенных, жаждущих своей очереди, оттеснила миссис Уилсон, она осталась сидеть на корточках, пялясь на тюремную стену.
— Идемте. — Наклонившись, Элпью обняла свою госпожу за плечи. — Она в смертельной опасности, миледи. Не стоит обижаться на ее слова — она не понимает, что говорит. Не забывайте, если мы ее не освободим, у нее отсюда только один выход — быть сожженной заживо или повиснуть на виселице в Тайберне.
Они медленно пошли прочь.
— И она ведь ничего не знает о том, какими страшными деталями обросло это дело. Миссис Уилсон даже не подозревает о смерти Бетти или о связи Бо с этой женщиной и его грандиозном открытии.
— Ты права Элпью. — Графиня стиснула зубы. — Положение у нее отчаянное. И даже хуже, чем она думает. Честно говоря, судя по тому, что я знаю о законе, большого утешения она в нем не найдет.
Они поднялись по лестнице в контору юриста, которая располагалась на углу Феттер-лейн и Мэгпай-ярд. Это было большое здание, поделенное на тесные конторы. На двух дверях — одна вела на верхний этаж, другая на нижний — теснились вывески, из которых явствовало, что небольшое здание приютило в своих недрах юристов, писцов и торговцев всеми мыслимыми товарами: специями из Индий, жемчугом с Востока, книгами, письменными принадлежностями, сахаром из обеих Америк, посудой из Голландии, винами из Франции.
— Как они хранят столько товаров в таком маленьком доме? — спросила Элпью, толкнув дверь и начиная подниматься по лестнице.
— Они и не хранят, — ответила графиня. — Здесь сидят только бумагомараки, клерки, оформляющие сделки.
Миновав контору торговца испанскими веерами, Элпью постучала в дверь, на которой висела табличка «Мистер Джон Коули, бакалавр права»; резкий голос ответил:
— Войдите.
Помещение оказалось очень маленьким, в нем едва умещались стол и три стула. Коули писал. Подняв глаза, он приказал:
— Садитесь! — и вернулся к своей писанине.
Элпью и графиня опустились на скрипучие деревянные стулья и огляделись. Одна стена вся была заставлена книгами. Графиня узнала многие из них: Брэктон, Хейл, Литтлтон, Коук и стопки ежегодников. На другой стене висели рисунки и свидетельства.
Маленькое закопченное оконце обрамляли несвежие кремовые шторы, а позади стола, отгораживая угол, висела занавеска из того же материала, доходившая до пола.
На столе громоздились папки, распухшие от бумаг и перевязанные розовыми ленточками.
Элпью рассматривала самого Коули. Здесь, в конторе, он чувствовал и вел себя по-хозяйски. Она вспомнила его белое, покрытое испариной лицо в то утро, когда миссис Уилсон чуть не умерла от отравления сурьмой.
Коули посыпал влажные чернила песком, потом стряхнул его с бумаги, сдул на пол и только затем спросил:
— Чем могу служить, дамы?
— Мистер Коули… — Графиня сдвинула в сторону стопку документов и облокотилась на стол. — У нас вопрос жизни и смерти.
Вздохнув, Коули вынул из ящика стола маленькую трутницу. Зажег свечу и подержал над ней сургуч, пока тот не начал плавиться.
— В самом деле? Мне не раз приходилось слышать подобное.
Он поднял глаза, покачал головой и накапал сургуча на документ, который только что составил. Прижав печать, он отложил документ в сторону и принялся перебирать бумаги, выдвигать ящики и убирать в них различные предметы.
— Видимо, ваш домовладелец отравил вашу обезьянку?
Графиня была поражена его грубыми манерами.
— Я леди Анастасия Эшби де ла Зуш, баронесса Пендж, графиня Клэпхэмская. У меня нет ни домовладельца, ни обезьяны. Я здесь по поручению Элизабет Уилсон.
— Миссис Бо Уилсон, — добавила Элпью.
— Вы зря теряете время. — Он снова поднял глаза, пристально всматриваясь в их лица. — Она виновна. Это как пить дать. Бо был моим другом. Ему вообще не следовало жениться на этой женщине. Это мегера. Выскочка. В высшей степени неприятная особа.
— Но Бо ее любил. — Элпью пришла в бешенство от его равнодушно-халатного отношения к делу, даже несмотря на то, что за короткое время их знакомства миссис Уилсон проявила все те черты характера, о которых он говорил. — И она очень красива.
— Ну и что с того, — сказал Коули. — Бо не так уж сильно ее любил. Видимо, у него была какая-то женщина. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — красивая миссис Уилсон узнала о его возлюбленной и, снедаемая ревностью, заманила своего мужа на выдуманное свидание, а там перерезала ему горло от уха до уха. Классическое дело.
Коули выровнял бумаги в одной из папок, убрал ее на полку позади себя.
— Жены убивают мужей, мужья убивают жен. Это, как мне кажется, весьма распространенный способ расторжения брака — встречается гораздо чаще, чем развод, если только у вас нет друзей в палате лордов. Ас другой стороны — это доход для юристов вроде меня.
— Мне кажется, мистер Коули, — твердо произнесла графиня, — что вы нарисовали не совсем верную картину происшедшего.
— В самом деле, мадам? — Откинувшись на стуле, он чиркал трутницей. — Если все было не так, как я предполагаю, тогда как объяснить последующее поведение этой презренной женщины? Почему в ту ночь она приняла яд? Ответ прост. — Выдвинув ящик, он убрал трутницу. — Она пыталась лишить себя жизни, потому что чувствовала вину и раскаивалась в том, что совершила. Она отомстила и таким образом лишилась средств к существованию. — Коули рассмеялся, снял с полки у себя за спиной книгу и полистал ее. — Не забудьте, закон запрещает убивать кого бы то ни было. Включая себя. Так что, даже если вы правы и миссис Уилсон невиновна в убийстве мужа, она все равно виновна в felo de se.
— В фело де что? — переспросила Элпью.
— В самоубийстве, — шепнула графиня. Коули ткнул в открытую страницу.
— Хейл ясно говорит: «Felo de se представляет собой убийство, совершенное человеком в отношении себя». Осмелюсь напомнить, что здесь нет смягчающих обстоятельств. Нет такого понятия, как самоубийство по неосторожности. Миссис Уилсон будет казнена, так или иначе, и если по обвинению в попытке самоубийства — освященная земля не примет ее тело, и она будет похоронена на перекрестке большой дороги.
— И вы хотите меня убедить, что Коук не предлагает никаких поправок к этому средневековому бреду? — поинтересовалась графиня.
Коули смерил ее отвратительным взглядом.
— Что вы знаете о Коуке… вы, обычная женщина?
— «Коук против Литтлтона» много лет был моей настольной книгой. Я запоем читаю книги по юриспруденции.
— Любительница, — проговорил адвокат. — А я, мадам, профессионал.
— Могу сказать вам, мистер Коули, что миссис Уилсон не пыталась убить себя, — спокойно вступила Элпью. — Это был несчастный случай. И у нас есть тому доказательства.
— Я был там в то утро. — Мистер Коули улыбнулся. — Аптекарь подтвердил попытку самоубийства. Она приняла сурьму.
Поднявшись, графиня принялась рассматривать висевшие на стене рисунки.
— Вы, должно быть, забыли меня, сэр. — Элпью перегнулась через стол. — Я знаю, что для некоторых людей слуги — пустое место. Но я вас не забыла. Я тоже находилась в лавке аптекаря в то утро. Напомню: вы до того перетрухнули, что даже не сумели принести чашку с опасным питьем. Это было поручено мне. Ну как, вспоминаете?
— Да неужто я должен запечатлевать в памяти внешность каждой служанки, с которой сталкиваюсь? — Коули всмотрелся в лицо Элпью. — Мне есть о чем думать и без этого.
— Например, найти кого-нибудь, кто бы поклялся, что видел миссис Уилсон на кладбище, когда был убит Бо.
Мистер Коули заерзал на стуле.
— Зачем мне это делать?
— Это вы мне скажите.
Графиня перешла к изучению безделушек на каминной полке.
— Я согласна с вами, мистер Коули, что миссис Уилсон очень трудная женщина, — бросила она через плечо. — Но служитель закона должен выполнять свою священную задачу согласно его букве.
— Вы знаете, что миссис Уилсон невиновна. — Элпью ухватилась за подсказку графини. — Какая вам выгода от ее смерти?
— Никакой. — Губы поджаты, лицо сосредоточенное.
— И тем не менее вас как будто беспокоит, что ее попытка самоубийства не удалась.
— Ко мне это не имеет никакого отношения. Занавеска в углу комнаты зашуршала, и из-за нее высунул голову «слуга» юриста, с которым Элпью столкнулась у дома Уилсонов.
— Вам нужна помощь, мистер Коули? Законник круто развернулся.
— Все в порядке, Натаниэл. Ты отнес письма в Коллегию гражданского права?
Натаниэл покачал головой.
— Тогда отправляйся. — Коули поднялся и крикнул, задергивая занавеску: — Немедленно!
Юноша исчез. Коули озабоченно смотрел на графиню, которая перебирала вещицы на каминной доске — часы, китайская безделушка, ваза — и изучала их донышки.
— Продолжим, — не дала отвлечь себя Элпью. — Я полагаю, что вы хотели смерти миссис Уилсон.
— Она сама приняла порошок, никто ее не заставлял.
— Нет. Она просто ошиблась — неверно прочитала знак на обертке. И приняла порошок, который мистер Уилсон купил для совершенно иных целей, вместо своего обычного вечернего питья.
— Теперь я знаю, что вы лжете. Миссис Уилсон не умеет ни читать, ни писать.
Элпью по-прежнему, не отрываясь, смотрела ему в глаза.
— Именно потому она и ошиблась с символами. Знак, который Бо ставил на приготовленные для жены порошки, в перевернутом виде означает сурьму — ее он купил за день до своей смерти в аптекарской лавке напротив.
Мистер Коули снова сел, его загнали в угол.
— И откуда вы все это знаете?
Элпью сделала глубокий вздох.
— От Бетти, служанки мистера Уилсона.
— Мне нужно найти Бетти. — Адвокат принялся озабоченно вертеть перо. — Где она?
Элпью с графиней переглянулись.
— Она скрывается.
— Где?
— Если я вам скажу, ее уже больше нельзя будет считать скрывающейся, не так ли, сэр?
— Для меня это важно, — дрожащим голосом проговорил Коули. — Я должен с ней поговорить.
— Зачем это? — Тон графини сделался капризно-ребячливым.
— Вам не понять, — бросил он. — Я должен завершить формальности по описи имущества покойного мистера Уилсона. Насколько мне известно, у него была и другая собственность. Какой-то склад. Я просто не могу исполнить свой долг и утвердить его завещание, пока не узнаю адреса этого склада. Он говорил мне, что Бетти единственная из его окружения, кто знает про это место. Таким образом, я должен найти Бетти…
— Об этом нам ничего не известно, — сказала Элпью, пожимая плечами. — Мы здесь только затем, чтобы передать послание от миссис Уилсон, которая, хотите вы этого или нет, по-прежнему является вашей клиенткой.
— И что это за сообщение?
— Она просит вас обратиться с апелляцией о неподсудности светскому суду.
Мистер Коули рассмеялся.
— Тогда эта женщина совсем спятила. — С полки у себя за спиной он снял еще одну книгу. — «Неподсудность светскому суду: применимо к преступникам, обвиненным впервые», она под это подходит. «К лицам, не обязательно принадлежащим к служителям церкви, но служащим в религиозных учреждениях: привратники, церковные чтецы и тому подобное». В прошлом веке рамки данного закона были расширены, включив любого человека, умеющего читать. — Он захлопнул книгу. — Миссис Уилсон читать не умеет. Следовательно, миссис Уилсон не может даже пытаться прибегнуть к закону о неподсудности светскому суду. Она должна посмотреть правде в глаза. Она умрет.