Получение отвара вещества в колбе без добавления каких-либо других материалов.

Олимпия Афина Монтелимар, герцогиня де Пигаль, пребывала в трауре. Она со скорбным видом вышла навстречу посетительницам, с головы до ног закутанная в черный атлас; морковного цвета волосы, казалось, освещали ее лицо подобно ослепительному нимбу.

— Моя догогая Эшби! — Раскинув руки, она шагнула к графине, готовая принять ее в свои объятия. — Я знала, что ты ко мне пгидешь.

Увернувшись, графиня прижалась к дверному косяку и выставила руку.

— Не подходи, лесбиянка, — твердо заявила она. Пигаль пожала плечами и покачала головой на галльский манер.

— Но я подумала…

— Если я в мужской одежде, совсем не обязательно, что я стала последовательницей Сафо. — Графиня прошла в затемненную комнату. — Почему задернуты все шторы и зажжены свечи? На дворе белый день.

Резко обернувшись к подруге, ее светлость покачнулась и ухватилась за ближайший столик, взор ее упал на истерзанное тельце рыжей белки.

— Боюсь, это Джогдж, — с неистребимыми французскими интонацией и акцентом проговорила Пигаль, любовно склоняясь над открытой шкатулкой. — Он умег пгошлой ночью. Тяжелая выдалась для меня неделя. В понедельник кгыса добгалась до моего соловья, вчега моя милая галка улетела с моими любимыми сегьгами и не вегнулась, а тепегь вот… Джогдж. — Она погладила узловатым пальцем шелудивый трупик. — По-моему, это была малягия.

Моргая в полумраке, Элпью осмотрелась. Она никогда не видела ничего подобного. Никогда еще ей не доводилось бывать в столь цветисто разукрашенных комнатах, как эта. Великолепные стены были задрапированы шелковыми и атласными полотнищами. Над камином и на стене напротив окон висели великолепные картины, изображавшие красивую женщину в разной степени обнаженности. На другой стене висела гитара. Мебель была выдержана в красно-золотых тонах. Повсюду, где только можно, что-нибудь стояло или лежало: большая витая раковина, ожерелье, часы, кочан капусты, кувшин с кистями для рисования, пара тамтамов, спящая кошка, чучело крокодила. Ковер напоминал толстое шерстяное одеяло в цветах и лентах, с рисунком в белый горошек. При ближайшем рассмотрении Элпью обнаружила, что это птичий помет.

— Нам нужно убежище, — как бы между прочим сказала графиня.

— Опять кредиторы, догогая?

— Боюсь, хуже, Олимпия, дорогая. Меня разыскивают за убийство.

Ярко-красные от помады губы Пигаль расплылись в улыбке.

— Что ты такое говоришь! Как чудесно! — Она хлопнула усатому лакею. — Азиз! Поставь карточный столик. Нас как раз четверо для бассета. — Она сочувственно посмотрела на графиню. — Кто этто был, догогая? Этта свинья, твой муж?

— Но, мадам, — кашлянув, Азиз посмотрел на мертвую белку, — церемония…

— Ах да, конечно. — Пигаль захлопнула крышку шкатулки и подошла к камину. — Пгощай, вегный слуга! — воскликнула она и, небрежно швырнув гробик в огонь, вернулась и села рядом с графиней, которая скромно примостилась на краешке обитого красным бархатом дивана. — Гасскажи мне ВСЕ…

Пока Азиз и Элпью расставляли стулья и выкладывали карты, графиня поведала герцогине о событиях последних нескольких дней.

— И кто же, по-твоему, этто сделал? — спросила Пигаль, встав по окончании рассказа с дивана и направляясь к своему месту за карточным столом.

— По моему мнению, дело яснее ясного. — Графиня потерла руки. — Это была его жена.

Пигаль принялась тасовать карты.

— Или служанка, — проговорила Элпью.

— У меня нет денег, — опускаясь на свой стул, сказала графиня.

— Ну газумеется, догогая. Я бегу долговые гасписки. — Пигаль протянула руку. — Азиз! Мою маску.

Азиз снял с дверной ручки висевшую на ней маску, расшитую красными блестками, и передал своей госпоже. Та надела ее.

— Мне важно, чтобы я была в маске — вы не должны видеть по моему лицу, выиггываю я или пгоиггываю. — Она ознакомилась со своими кагтами, потом шлепнула одну на зеленое сукно стола. — Откгываю.

Элпью заерзала на стуле. В какое же безвыходное положение они попали! Пока они здесь сидят, нет никакой возможности начать поиск настоящего преступника, но если они осмелятся выйти, над ними повиснет опасность ареста за это преступление. Она выложила семерку треф.

— Что вам обеим нужно, дгузья мои, так это Тайбегнский билет, — пгокудахтала Пигаль. — Этто последняя мода. Все мои дгузья желали бы заполучить такой билет. Делается этто так — сначала вы ловите ггабителя с большой догоги, сдаете его властям, и они выписывают вам Тайбегнский билет, и тогда вас не смогут казнить чегез повешение.

Передернувшись и схватившись за свою тощую шею, графиня предоставила Пигаль достаточно времени как следует разглядеть свои карты.

Элпью закатила глаза и выложила тройку червей. Поймать разбойника с большой дороги будет сложнее, чем выяснить, кто убил Бо.

— Все эти газговогы об отгавлении, как в статью вгемена. Ты помнишь, Эшби, в Пагиже? Все этим занимались. Отгавление было, можно сказать, национальным газвлечением. А когда ловили виновного, то сжигали его заживо, и все мы пгиходили посмотгеть и погтили свою одежду.

Графиня рассмеялась.

— Покрывались копотью! О, Олимпия, дорогая, какие были времена!

— И все мы любили нашего коголя, пгавда? Графиня сладко вздохнула.

— Что верно, то верно.

— Я помню, ты была такая озогница. — Пигаль слегка подтолкнула подгугу локтем и повнимательней заглянула в ее кагты. — Помнишь, как ты написала на изголовье своей кговати «Здесь был Легва»! Как же мы смеялись!

— Лерва? — переспросила Элпью, перекладывая свои карты и бросая на стол туза.

— По-фганцузски, догогуша! Le roi! Коголь. — Она посмотгела на стол. — О, туз. Он бьет коголя.

Азиз собирал карты, готовясь перетасовать их.

— Теперь все по-другому. — Графиня поняла, что проиграла, и отдала свои карты.

— Au contraire, подгуга, ничего не изменилось, — бросила Пигаль, в ярости от того, что проиграла прислуге. — Пгосто сегодня пгикгываются словоблудием. Пги двоге все газглаголъствуют о добгодетели, но под покговом ночи по-пгежнему занимаются тем же самым. Азиз снова сдал карты.

Пигаль взяла свои и с недовольным видом принялась их рассортировывать.

— На завтга у меня ложа в театге. Пгедставление в пользу месье Фингега, музыканта. Будет петь знаменитый итальянский кастгат Сигизмондо Фидели. Поедете со мной? — Она пошла с валета.

— С удовольствием, — запрыгала на своем стуле и закивала графиня.

Для Элпью это было уже слишком — она вскочила.

— Могу я напомнить вам, ваша светлость, что нас разыскивают по обвинению в убийстве? И если мы не докажем свою невиновность, то до конца жизни нам придется находиться в бегах.

Графиня закусила губу. Жизнь здесь, в этом очаровательном доме, с подругой, которая помнит прежние дни, — для нее это звучало как обещание рая.

— И рано или поздно, — добавила Элпью, прочитав мысли графини, — если мы здесь останемся, нас найдут и препроводят в Тайберн, где повесят за шею и удушат до смерти. Играю в открытую. — И она выложила свои победные карты.

— Этта девочка пгава, — заявила Пигаль, бросая карты на стол. — Вы можете здесь пегеночевать, но, пока еще будет темно, вы должны пойти к эттой женщине, миссис Уилсон, и заставить ее сознаться… Пгежде чем она… — Пигаль скорчила гротескную гримасу, призванную изобразить состояние смерти.

— Сейчас уже почти темно. — Элпью сгребла выигранные деньги, включая и долговую расписку графини.

— Нет, нет, — заверещала Пигаль. — После полуночи гогаздо лучше… попозже. Когда вся стгажа уснет, а бидл со своими констеблями будут навеселе. Лучше всего незадолго до гассвета.

Графиня искоса посмотрела на нее.

— А ты откуда знаешь?

— Я столько газ забигалась в дома за своими любовными письмами, написанными под влиянием погыва.

— Я хожу, — вмешалась Элпью, переворачивая бубнового валета.

— Кстати, к эттому плащу я, пожалуй, могу пгедложить хогошие мужские панталоны.

Графиня пришла в смятение.

— Могу одолжить вам из своего, — улыбнулась Пигаль. — У меня есть пгекгасная мужская одежда. Тебе подойдет, догогуша.

Облезлый попугай в углу разразился неистовой тирадой, а обезьяна, которая до этого момента спала на буфете, подпрыгнула и полезла вверх по шторам.

— Я что-то совсем запуталась, — сказала графиня. — Пигаль, милая, я так голодна, что ничего не соображаю.

— Но почему же ты не сказала? — вскочила со своего места Пигаль. — У меня есть идеальный легкий ужин для нас. Азиз, подоггей сыг с огехами, s'il vous plait.

Элпью содрогнулась. Опять французская еда. Однако в кармане у нее лежали деньги, выспятся они с графиней с комфортом, а потом, после полуночи, отправятся на встречу с миссис Уилсон.

Вздрогнув, миссис Уилсон проснулась. Графиня приложила палец к губам.

— Это мы, миссис Уилсон, — прошептала она. — Вы нас нанимали.

Миссис Уилсон резко села. Элпью отдернула шторы — первые проблески рассвета уже высветлили крыши.

После ужина, который оказался восхитительной трапезой, состоявшей из перепелок, поджаренных с сыром и запитых бокалом шипучего вина «Асти» («Его доставляют для меня специально из Пьемонта, догогая»), графиня с Элпью крепко уснули и проснулись, разбуженные грохотом тележек молочников по мостовой.

Было все еще темно, когда сыщицы в своих мужских нарядах добрались через весь город до Эйнджел-Корта. Проникнув в дом через окно на первом этаже, они тихонько поднялись по лестнице наверх. Элпью указывала графине дорогу в спальню миссис Уилсон.

— Зачем вы здесь? — Вдова убрала с лица волосы. — Я думала…

— Вы думали, — сказала графиня, поправляя тяжелый парик, — что я в тюрьме. Но, как видите, меня освободили. — Она непринужденно прошлась по комнате и уселась у столбика в изножье кровати. — Поэтому скажите правду. Это были вы? Вы наняли нас, чтобы замаскировать собственное преступление? Это вы убили своего мужа, будучи уверены, что мы с Элпью первыми наткнемся на его труп и таким образом правосудие сочтет нас виновными? Таков был ваш план?

Прежде чем миссис Уилсон заговорила, Элпью, которая присела по другую сторону кровати, прошептала ей на ухо:

— Кто ваш сообщник? Крупный мужчина, который тоже следил за вашим мужем? Он ваш любовник?

— Или вы наняли его следить за нами? — подхватила графиня.

— Чтобы быть уверенной, что мы будем там в нужное время? — прошипела Элпью.

Серый свет, заполняя комнату, осветил бледное лицо миссис Уилсон. Она молчала.

— Зачем вы наняли нас, миссис Уилсон? Назовите нам истинную причину, по которой вы оплачивали слежку за вашим мужем.

— Я все сказала вам тогда. — Вдова откинулась на подушки. — Я подозревала, что мой муж встречается с другой женщиной. Думала, что он дает ей деньги. Иначе с чего мы оказались по уши в долгах?

Вскинув бровь, Элпью оглядела со вкусом отделанную и обставленную по последней моде комнату.

— Я была богатой женщиной. Я принесла своему мужу значительное приданое. А теперь мои адвокаты говорят, что у меня нет ничего, кроме этого дома и его содержимого. Мой муж, когда я выходила за него, был удачливым купцом. Однако его сейф полон лишь долговыми обязательствами.

— Поэтому вы убили его, чтобы перекрыть утечку?

— Нет. Я его не убивала. Я его любила. В нем была вся моя жизнь.

— Вы позволили властям арестовать меня и ничего не сделали для моего освобождения. — Графиня прислонилась к столбику. — Мы свои обязательства выполнили, — сказала она. — Не могли бы вы объяснить властям, что это вы наняли нас и не имеете к нам претензий? Тогда они оставят нас в покое.

В комнате стало почти светло. Элпью поднялась и озабоченно посмотрела в окно. Туда-сюда сновали слуги, неся ведра с водой, молоко в кувшинах, хлеб.

— Сделайте это для нас. Напишите собственной рукой, что мы следили за вашим мужем, но вы не считаете, что мы виновны в его смерти.

Миссис Уилсон покачала головой.

— Я не могу этого сделать.

— Потому что вы сами его убили? — нависла над ней графиня. — Вы должны. Иначе мы устроим так, что констеблям станет известно: всего за два дня до убийства вашего мужа вы желали его смерти.

— Я не желала.

Элпью развернулась к ней.

— Вы сказали, что если у него есть другая женщина, то «пусть он уходит. Уходит навсегда. И никогда больше не возвращается».

Миссис Уилсон покачала головой.

— Всего несколько слов, — сказала Элпью, доставая из кармана перо и бумагу. — Вот. Пишите же.

— Это невозможно. — Миссис Уилсон опустила голову. Элпью сунула перо ей в руку.

Вдова расплакалась.

— Но я не умею писать. Я неграмотная. — Она судорожно всхлипнула. — Я знаю, что вы не убивали моего Бо. Но я тоже этого не делала. Вы должны мне верить. Я любила его. Ион заставил меня поверить, что любит меня. Я хотела родить ему ребенка и переехать в деревню, подальше от всего этого шума и суеты. Но теперь этого уже никогда не будет.

Элпью с графиней переглянулись.

— Но разве не чувство вины заставило вас принять яд?

— Я не принимала никакого яда. Прошлой ночью я чуть не умерла от горя.

Элпью рассмеялась ей в лицо.

— Мадам, могу вас заверить, что вы приняли яд. Вы приняли некоторое количество чистой сурьмы. Я была у аптекаря, когда он в присутствии вашего юриста определил, что содержалось в вашей чашке.

— Нет. — Миссис Уилсон казалась очень озадаченной. — Это невозможно. Просто я была убита горем.

— Нет, мадам, — покачала головой Элпью. — Уверяю вас, вы выпили яд.

— Я приняла порошок до того, как узнала, что Бо… — Голос ее прервался, и на глазах выступили слезы. — Я приняла порошок, как обычно перед сном. — Миссис Уилсон выдвинула ящик ночного столика. — Я приняла порошок, приготовленный для меня мужем.

Графиня подняла подведенные карандашом брови.

— Муж приготовил для вас отраву?

— Не отраву. Лекарство, которое я пила каждый вечер для укрепления сил, чтобы забеременеть и подарить нам наследника. Бо всегда сам его смешивал. — Она вынула из ящика скомканную бумажку.

Графиня взяла обертку — кусок белой бумаги, сложенный в виде пакетика для порошка и помеченный ♀.

— Это женский знак, — тихо проговорила миссис Уилсон.

Графиня внимательно рассмотрела бумагу и, положив ее в карман, заглянула в ящик. В нем было полно обычных женских мелочей: булавки, брошки, ленты, пудра, румяна, папильотки и коробочка с притиранием телесного цвета. Ее светлость поздравила себя: она правильно угадала, что миссис Уилсон накладывает тон.

— Кажется, здесь больше нет порошков, мадам. Однако вы говорите так, словно принимаете их регулярно.

— Так и есть… Бо готовил сразу много этого снадобья, раскладывал по пакетикам, а моя служанка Бетти каждый вечер приносила мне порошок.

Элпью, которая по-прежнему занимала своей пост у окна, обернулась. Таинственная Бетти! А она-то как связана со всем этим делом?

— Скажите, кто-нибудь мог желать смерти вашему мужу? — спросила она. — Я имею в виду — помимо вас.

— Этого я не знаю. Его все любили. Даже слуги. Бетти не скрывала, что обожает его. Он был чудесным человеком.

Элпью подняла брови. Снова Бетти! Она своими собственными глазами видела проявление этого обожания и знала, что если Бо и нравился Бетти, то к его жене она не питала ничего, кроме презрения.

— Кто бы ни забирал иногда моего Бо на ночь, — вздохнула миссис Уилсон, — теперь он забрал его навсегда. — Она сжала руку графини. — Мне правда очень жаль, что своим поручением я навлекла на вас все эти неприятности. Теперь я прошу вас только об одном — помогайте мне по-прежнему. Пожалуйста, леди Эшби де ла Зуш, умоляю вас, помогите мне найти убийц Бо и отдать их в руки правосудия.

Графиня слегка попятилась.

Отбросив покрывала, миссис Уилсон открыла маленькую коробочку, стоявшую на столике у кровати.

— Я щедро заплачу вам, клянусь. Но заплатить я могу, если только вы добудете для меня эти сведения. — Она вынула небольшой кошелек на завязках. — Вот пять гиней на покрытие ваших расходов. Узнайте, кто убил Бо. И почему.

— Но вы говорите, что у вас нет ничего, кроме долгов, мадам. Каким образом вы сможете щедро заплатить нам?

— Теперь, когда Бо умер, у меня будет достаточно денег…

Резкие удары в парадную дверь заставили Элпью отскочить от окна.

— О, господи, мадам, это констебли. Должно быть, кто-то видел, как мы сюда пробрались.

Миссис Уилсон перевела взгляд с Элпью на графиню и обратно.

— Значит, вас вовсе не выпустили, да? Вы сбежали… — Она схватила графиню за пухлую руку. — Если вы поможете мне, я помогу вам.

Графиня кивнула, переминаясь с ноги на ногу, словно могла таким образом исчезнуть из этого опасного места.

Миссис Уилсон отдернула висевший на стене рядом с кроватью гобелен. Схватив графиню за плечи, она втолкнула ее в маленькую потайную дверь.

— Что это? Убежище священника?

— Это моя гардеробная, дура! Быстро. Элпью последовала за графиней в крохотную комнатку, и женщины укрылись за рядами рубах, платьев, плащей и камзолов для верховой езды. Элпью быстренько обследовала помещение и обнаружила в конце одного из рядов маленькое оконце.

Через гобеленовый занавес они слышали, как кто-то быстро поднимается по лестнице, затем дверь в спальню миссис Уилсон распахнулась.

— Миссис Элизабет Уилсон? — прогремел мужской голос.

Вдову было слышно очень ясно. Должно быть, она стояла у занавеса.

— Да. — Голос ее слегка дрогнул.

— Вы одна?

Последовала пауза. Элпью надеялась, что миссис Уилсон не указывает предательским кивком на гардеробную.

— Где вы были между девятью и десятью часами вечера в тот день, когда погиб ваш супруг Бо Уилсон?

— Я была дома. — Миссис Уилсон отошла от гобелена, негромко скрипнула кровать. Очевидно, женщина села.

Указывая на крохотное оконце, Элпью одними губами прошептала графине:

— Я попробую…

Она медленно отодвинула щеколду и задрала ногу на подоконник.

— Нам сообщили, что видели, как вы быстро удалялись от кладбища при церкви Святого Павла за несколько минут до того, как констебли наткнулись на мертвое тело вашего мужа.

— Нет, нет. — Теперь голос миссис Уилсон дрожал. — Клянусь, что я была здесь, дома.

Обе ноги Элпью были уже снаружи, и она протискивала в отверстие зад.

— А где ваш любовник?

— У меня нет любовника.

Элпью перевернулась на живот и приготовилась спрыгнуть на землю. Помахав рукой, она соскользнула с подоконника и исчезла из поля зрения графини.

— Довольно. Констебль, свяжите ей руки. — Внезапный топот. — Мы ведем вас к мировому судье, где вам будут предъявлены серьезные обвинения.

— Но…

— О-ох!

Графиня скривилась. Это приземлилась Элпью.

— Что это было? — Шаги приблизились к гобелену. — Так кто там у вас? — Гобелен отдернулся, дверь отворилась и висевшая в ряд одежда раздвинулась, явив сидевшую на корточках графиню. Она качнулась вперед.

— Ваш дружок?… — Вытащив графиню за плащ из гардеробной, констебль окинул ее взглядом. — Черт побери, миссис Уилсон. Что это за презренный разбойник?

— Это не мой дружок, сэр. Это женщина.

— У каждого свой вкус… — Констебль с интересом взирал на невысокую улыбающуюся графиню, пухлые телеса которой были втиснуты в мужской наряд, а парик очаровательно сполз на один глаз. — Итак, миссис Уилсон, вы нас не познакомите?.

Графиня стащила парик и расстегнула камзол, явив очертания своего внушительного бюста под льняной рубашкой и шейным платком.

— Миссис Уилсон говорит правду, констебль. Я не любовник этой дамы. Я леди Эшби де ла Зуш.

Помощники констебля прыскали в рукава.

— Так, так. — Констебль кашлянул. — Как раз та женщина, которую мы разыскиваем. Вчера вы весьма ловко сбежали, мадам.

Обернувшись, он дал знак своим людям, которые уже связали миссис Уилсон и набросили ей на плечи плащ поверх ночной сорочки.

— Ведите ее вниз, ребята.

— Что ж, леди, как вас там. Могу сообщить вам, что, учитывая показания разных свидетелей, которые видели высокую, элегантную женщину, убегавшую с места преступления… — Констебль оглядел невысокую, коренастую фигуру графини. — Вы, похоже, оказываетесь вне подозрений. И, видимо, мировой судья поверил в ваш рассказ о том, как вы споткнулись о труп. Так что вы свободны. Хотя, возможно, вы соизволите объяснить, что вы делаете здесь.

Графиня соображала быстро.

— Я знала, что единственным человеком, который мог помочь мне с освобождением, была миссис Уилсон. Я пришла сюда попросить ее…

Констебль улыбнулся и хлопнул ее светлость по плечу.

— Значит, вы говорите, что, когда дело дойдет до суда, дадите показания против миссис Уилсон?

Графиня кивнула.

— Да, я дам показания.

Она была уверена, что к этому времени Элпью уже заняла удобный наблюдательный пункт и приготовилась следовать за скорбной процессией, сопровождающей миссис Уилсон к мировому судье, а затем в арестантскую или в тюрьму, какая будет назначена для ее содержания под стражей.

— Вы живете в собственном доме?

Ее светлость энергично кивнула.

— Меня можно будет найти в Энглси-хаусе, да.

— Тогда можете идти.

Приземлившись не самым удачным образом — на куст можжевельника, — Элпью потеряла парик. Нахлобучивая его, она пробежала через сад и, войдя с черного хода, появилась в вестибюле с видом человека, который имеет полное право находиться в этом доме.

Кухарка, которая подслушивала на лестнице и теперь сплетничала с камердинером Бо, уставилась на нее. Прикоснувшись к шляпе, Элпью на самых низких тонах произнесла:

— Я с констеблями, мадам, — и быстро покинула дом через парадную дверь.

Она покрутилась на улице, на том самом месте, где стояла, наблюдая, как привезли тогда тело Бо, пока, к удивлению сыщицы, констебли не вывели миссис Уилсон.

Элпью заколебалась. Что делать? Пойти за миссис Уилсон или узнать, что стало с графиней? Она решила пойти за констеблями.

Постояв на ступеньках у входа в контору мирового судьи, куда привели вдову, Элпью услышала, как он приказал отправить ее в тюрьму Флит. С этой новостью она поспешила назад, в Чейл-хаус.

Графиню она нашла на улице, ее светлость разглядывала витрины магазина заморских товаров на углу Ладгейт-стрит.

— Посмотри на эти подносы японской работы! Какая красота, и всего по гинее за штуку.

Элпью мельком глянула через плечо на великолепную выставку картин, вееров, фарфора и других модных пустячков.

— Идем, Элпью. — На ладони графини блеснули пять гиней. — У нас есть деньги, давай же посидим среди всех этих модных безделушек и за чаем пожуем нашу жвачку.

— Но, мадам, мы же не можем… — рвалась в бой Элпью.

Схватив напарницу за руку, графиня втащила ее в магазин.

— Что мы можем сделать в такой спешке? Наша главная подозреваемая арестована, а наш лучший план — это выработать хоть какой-нибудь план. Составить список улик.

Они заняли столик в дальнем углу магазина и, прихлебывая чай, с удивлением наблюдали, как приходившие покупатели платили по две гинеи за такую мелочь, как веер из сандалового дерева, букетики бумажных цветов и керамические чашки.

— Итак, могла ли миссис Уилсон быть женщиной с церковного кладбища? — Графиня звучно прожевала маленькое круглое печенье. — Думай, Элпью, думай. Констебль говорит, что она там была. Могла ли миссис Уилсон скрываться за серебристой маской?

— Думаю, нет. — Элпью покачала головой. — Слишком высокая. Слишком элегантная.

Графиня отхлебнула чаю.

— Согласна. Я считаю, что эта Уилсон говорит правду. Хотя я не уверена, что это — вся правда и ничего, кроме правды. Как ты думаешь, она умеет писать?

— Говорят, что теперь в Лондоне каждая горничная умеет писать, но сие не означает, что это верно в отношении купеческих жен.

Две квакерши, кланявшиеся всем, кто попадался им на глаза, и изучавшие цены на предметы, выставленные в ближайшей витрине, одарили Элпью улыбкой, которая скорее походила на угрозу.

— Мне кажется, мы заняли их столик, — сказала Элпью.

Графиня ответила им высокомерным взглядом.

— Даже и не подумаю уступить. Продолжай, Элпью.

— Если миссис Уилсон хотела избавиться от мужа — и вспомните, мы слышали, как она сегодня сказала, что теперь, после его смерти, у нее будут деньги, — даже если сама она там не была, она вполне могла нанять человека, который выполнил бы грязную работу.

— И приняла порошок… — Посмотрев на квакерш, графиня положила в рот еще одно печенье и, громко хрустя, продолжала: — … чтобы своим нездоровьем отвести от себя любые подозрения. — Кинув в рот очередное печенье, она остановилась, не прожевав, — во все стороны полетели крошки. — Но помогло бы ей это? На мой взгляд, уловка с ядом только сделала бы более очевидной ее вину. Как будто она пожалела о содеянном.

— Значит, дела обстоят таким образом, — вздохнула Элпью. — Она виновна, и нам ничего не заплатят сверх этих пяти гиней?

Графиня покачала головой.

— Нет…

Подошедшая служанка взяла их чашки.

— Что-нибудь еще? — Она кивнула в сторону квакерш. — Видите ли, на этот столик очередь.

Графиня сердито посмотрела. Квакерши одновременно поклонились.

— Принесите нам меню, — велела ее светлость. — Мы хотим еще. Дожидающие дамы наверняка могут пока полюбоваться диковинками, которые продаются в вашем заведении.

Девушка отошла. Квакерши надулись.

— Я не потерплю, чтобы меня подгоняли последовательницы какого-то нелепого нового культа. Если миссис Уилсон виновна и мы отдадим ее сообщников в руки правосудия, возможно, мы получим награду. А в том маловероятном случае, если она окажется невиновной, она же нам в конце концов и заплатит. Мы не прогадаем.

Служанка, угрюмо взглянув на графиню, сунула ей меню. Элпью ясно услышала, как со стороны квакерш донеслись слова «странно» и «противоестественно».

— Будьте любезны, еще пинту черного китайского чая. — Графиня вернула меню подошедшей девушке и повысила голос. — И блюдо миндального.

— Так что мы имеем, миледи? Давайте установим факты.

— И в самом деле, что у нас есть? — Графиня стала считать на пальцах. — Подозреваемые: миссис Уилсон, высокая элегантная дама в маске и громила, который увез Бо в лодке.

— Вы одного пропустили. — Элпью задумчиво наклонила голову набок. — Мне подозрительна эта служанка Бетти. Бьюсь об заклад, она больше всех остальных осведомлена о том, что тут на самом деле происходит.

Она напомнила графине, что видела Бетти убегающей из дома Уилсонов в то утро, когда отравилась вдова.

— И еще — я говорила вам, с какой страстью она бросилась на тело Бо.

— Как много загадок, — вздохнула графиня. — Кто, например, написал записку, которую Бо на наших глазах достал из апельсина?

— Ну, явно миссис Уилсон.

— Но она только что сказала, что не умеет писать.

— Ах да.

— И этот порошок. Если это был обычный порошок, тогда мы знаем, почему она его приняла, но если нет — кто осуществил подмену?

Прибыла служанка с чайником и блюдом, на котором стояли два бокала с темно-красной жидкостью. Хотя было еще совсем рано, девушка уже, очевидно, как следует приняла.

— Что это такое? — уставилась на бокалы графиня.

— Два миндальных, мадам. — Девушка поставила их на столик.

— Миндальных?

— Да, мадам, два бокала миндального ликера.

— Да не ликера, пустая твоя голова, — вздохнула Элпью. — Миледи хотела миндального печенья. С чего ей просить блюдо ликера?

— Ничего, ничего. — Графиня замахала рукой. — Мы выпьем ликер, но, пожалуйста, принесите и печенья.

Квакерши теперь смотрели на них, не скрывая осуждения.

Элпью поймала их взгляд и прошептала:

— Мы не можем пить крепкие напитки в такой час…

— Почему нет? Мы можем пить, что хотим и когда хотим, без их на то одобрения. — Графиня сделала глоток, держа бокал так, словно провозглашала тост. — М-м-м! Восхитительно!

Элпью прикусила губу.

— Недоразумение, недоразумение! — пробормотала она, пытаясь задобрить пыхтевших от негодования квакерш.

Графиня отхлебнула ликера.

— Миссис Уилсон должна ответить еще на несколько вопросов. Но лучше пусть она немного потомится во Флитской тюрьме, а мы пока найдем неуловимую Бетти и выкурим ее из норы. — Графиня залпом допила ликер и прополоскала рот чаем. — Идем, Элпью, допивай, допивай давай. Знаешь, мне кажется, что квакеры — это секта, в которую входят самые злокозненные и лживые существа в мире, которые, кичась своей кажущейся святостью, слишком уж гордятся и требуют к себе большего почтения, чем то прилично благочестивому человеку. — Она нарочно немного повысила голос.

Глядя на свой бокал, Элпью состроила гримасу и покачала головой.

— Слишком рано для крепленых вин, мадам. У меня разыграется мигрень.

— Не волнуйся, моя дорогая. — Графиня одним глотком осушила второй бокал и легкомысленно улыбнулась. — Умоляю вас, дамы, перестаньте строить из себя святош и постарайтесь походить на обитателей нашего грешного мира. Очень скоро вы уже окажетесь в мире ином. — Она подошла к стойке расплатиться и наклонилась к принимавшей деньги девушке. — Я очень удивилась, увидев этих гордых, благочестивых сестер среди всех этих очаровательных вещиц, которые они считают хламом и мишурой. — Пока графиня платила, служанка принесла печенье. Элпью сгребла его с тарелки и, распихивая по карманам, направилась к выходу.

И только когда двое мальчишек, которые неуклюже переваливались мимо с пустым портшезом, остановились и принялись над ними смеяться, Элпью с графиней посмотрели друг на друга и поняли, что они все еще в мужской одежде. Вспомнив возмущение, написанное на лицах квакерш, сыщицы принялись хохотать как сумасшедшие.

По затемненным окнам склада в «Эльзасе» невозможно было сказать, находится ли Бетти или вообще кто-нибудь внутри.

Побывав на Джермен-стрит, где они вернули себе привычное женское обличье, Элпью с графиней наведались в Чейл-хаус, осведомившись там о горничной, но рыдавшая кухарка сказала, что ее не видно со вчерашнего утра: она скрылась еще до того, как с миссис Уилсон «сделалось плохо».

— Это когда я видела, как она пробиралась мимо лавки аптекаря, — сказала графине Элпью на пути в Солсбери-Корт.

При дневном свете переулки «Эльзаса» выглядели не так скверно. А вот их обитатели при ближайшем рассмотрении оказались еще хуже.

— На всех лицах написаны ложь, мошенничество, бесстыдство и нищета, — прошептала графиня, пока они стремительно пересекали маленькую площадь, на которой околачивались подозрительные типы, попыхивавшие трубками и потягивавшие спиртное из черных бутылок. — В каждой черточке сквозит только порок.

Держась за руки и озираясь, сыщицы свернули в узкий переулок.

— Воняет сильнее, чем нужник в августе. — Графиня приложила к носу платок и, оглядевшись, заметила в верхних окнах испитых женщин, подсматривавших из-за драных занавесок. — Возможно, Бетти принадлежит к преступному сообществу, населяющему это жуткое место.

— Возможно, — согласилась Элпью, — она воровала у Уилсонов. Забрала всю эту мебель, про которую говорила миссис Уилсон, — ту, что бесследно пропала. Вчера утром она точно что-то несла под плащом.

Они шарахнулись в сторону от высокого темноволосого мужчины, который выхаркнул на мостовую комок мокроты.

— Никогда не видела места, населенного столь отвратительной породой развращенных нечестивцев, — пробормотала графиня, поплотнее заворачиваясь в плащ. — Подобно летучим мышам и совам, прячутся они в своих темных норах днем, выбираясь оттуда ночью, чтобы вершить свои гнусные злодеяния. Лондон, по-моему, совсем скоро превратится в Содом.

— Вот то место, куда она вошла. — Элпью пыталась заглянуть в затемненные окошки, верхние рамы которых находились на уровне ее щиколоток.

— Какие сокровища мы обнаружим за этими стенами? — Подойдя к маленькой готической двери, графиня посмотрела в замочную скважину. — Там горит свеча, — прошептала она Элпью. — Внутри кто-то есть.

Графиня взялась за дверную ручку.

— Что ж, ничего другого нам не остается! — воскликнула она, толкая дверь, которая, к ее удивлению, открылась. Женщины скатились по короткой деревянной лестнице и рухнули на каменный пол.

Казалось бы, подвал, расположенный в непосредственной близости от причалов Темзы, должен был представлять собою сырое, холодное место, но сыщицы оказались в загроможденной мебелью, необыкновенно теплой комнате. Вдоль стен были устроены полки. На них рядами стояли банки, бутылки, книги, ступки, коробочки. На стойке во всю ширину дальней стены громоздились груды ложек и пестиков, диковинные стеклянные сосуды и медные тазы. Печка в одном из углов помещения источала тепло и оранжевое сияние. Другой угол был задернут несвежей серой занавеской. Возможно, за ней скрывалась ночная посудина, подумала графиня. По всей комнате, которая, очевидно, служила лабораториумом, была там и тут расставлена солидная мебель. Дорогое с виду мягкое кресло, дубовый сундук, инкрустированный слоновой костью, красивый маленький секретер, скамеечка для ног.

В центре на полу лежало скомканное шерстяное одеяло и перьевая подушка.

— Фу! — воскликнула графиня, махая рукой. — Что это за отвратительный запах?

Элпью поднесла палец к губам. Она заметила, как за занавеской мелькнул краешек юбки. Стремительным движением сыщица отдернула занавеску. Забившись в угол, на полу скорчилась, словно защищаясь от удара, служанка Бо Уилсона — Бетти. Вид у нее был взъерошенный, лицо — заплаканное.

— Вот это да! Что тут у нас? — вскричала графиня, принимая вертикальное положение. — Добыча поймана.

Как загнанное животное, Бетти метнулась к ступенькам, ведущим к открытой двери. Но Элпью успела схватить ее за волосы, а графиня — загородить дорогу. Бетти размахивала руками, нанося графине удары, цепляясь за ее одежду. Она не собиралась сдаваться без борьбы.

— Это ваше с Бо Уилсоном любовное гнездышко? — насмешливо спросила графиня, наблюдая, как Элпью и Бетти соревнуются, кто из них выдерет у другой больше волос. Внезапно девушка опустила руки и с плачем упала на пол.

Воспользовавшись моментом, Элпью села на служанку верхом, пригвоздив ее к полу, графиня тем временем поднялась по лестнице и закрыла дверь на улицу.

Но когда дверь закрылась, обнаружилось, что подвал погрузился во тьму, ибо в пылу схватки загасили единственную свечу. Освещение — оранжевое сияние — теперь давала только кирпичная печка. Графиня осторожно спустилась в темноте вниз.

— Итак, Бетти, — сказала Элпью, хватая Бетти за запястья и прижимая их к полу, — ты его убила?

Бетти перестала извиваться и тихо заплакала, слезы катились по ее щекам и капали на пол.

— Конечно нет. Зачем мне это? Он был для меня всем.

Натыкаясь на мебель, графиня искала свечу.

— Всем?

— Он держал в своих руках мое будущее. — Теперь Бетти лежала совершенно неподвижно, голос ее хрипел и прерывался. — Я его обожала.

— А как Бо Уилсон относился к тебе? — едва слышно спросила графиня, шаря по стойке в поисках свечи. — Он был твоим любовником?

— Да разве такое возможно? — Бетти снова заплакала, мотая головой — Конечно нет. Я всего лишь служанка, а он — джентльмен. — Она попыталась свернуться в комочек, но ей мешала сидевшая на ней Элпью. — Она его убила. Я знаю, что она.

— В самом деле, она? — Графиня кивнула Элпью: славненько. А кроме того, графиня нашарила свечу. Теперь оставалось только найти трутницу. — Похоже, тебя все это чрезвычайно огорчило, Бетти. И неудивительно! Как тебе сейчас должно быть одиноко. — Наклонившись, она погладила девушку по голове. — Никто тебя не понимает. — Она повернулась к Элпью и приказала: — Хватит жестокости, мистрис Элпью. Вы тут не в театральной постановке «Королев-соперниц» участвуете, прекратите изображать Роксану, сражающуюся со Статирой, и помогите мистрис Бетти подняться.

Элпью была озадачена. Она ничего не знала об этой пьесе и никогда ее не видела, но по рассказам имела представление о знаменитой сцене, которая пользовалась огромной популярностью как у зрителей, так и у актрис: самые известные актрисы, исполняя ее, до того входили в раж, что сражались за любовь Александра Великого не на жизнь, а на смерть, так что только клочья летели (пару раз даже по-настоящему пырнув друг друга бутафорскими кинжалами). Элпью помогла Бетти подняться.

— Он был одиноким человеком, мистер Уилсон. — Девушка все плакала. — Таким добрым. Таким ласковым. И мухи не обидел бы. Я ни от кого не видела столько добра, как от него.

— Принеси одеяло, Элпью. — Графиня помогла Бетти сесть в кресло. — Бедная Бетти пережила ужасное потрясение.

Пока Элпью укутывала девушку, графиня, глаза которой привыкли к скудному освещению, оглядела помещение, которое по всем признакам — большие глиняные сосуды, непонятные металлические штуковины и емкости, множество трубок и полок с книгами и банками — было ремесленной мастерской.

— Что это за место, где ты нашла убежище? — спросила графиня. — Здесь, должно быть, очень неудобно жить.

Взгляд Бетти тревожно заметался, словно ее светлость могла увидеть что-то, чего ей видеть не следовало.

— Это лабораториум, мадам, — ответила она. — Здесь я работала для мистера Уилсона.

— А миссис Уилсон часто сюда приходила?

— Миссис Уилсон? Нет, никогда. — Бетти отерла со щек слезы. — Об этом месте никто не знал. Только мистер Уилсон и я. Я была его помощницей. Он учил меня, как подмастерье, понимаете?

— Очень странно для девушки учиться ремеслу в подобном месте, а? — удивилась Элпью. — У уксусника, у москательщика, у пивовара — и то, бывает, девушки обучаются, но это место, если я не ошибаюсь, связано с новой экспериментальной философией, а слабый пол не слишком радушно принимают в этом чудесном мире.

Графиня вертела в руках стеклянную банку, до половины заполненную ярко-зеленым порошком.

— В чем заключалась твоя работа?

— Я помогала ему смешивать… — Бетти покачала головой. — Я обещала ему. Поклялась, что не проговорюсь ни единой душе.

Графиня устроилась на обитой кожей скамеечке у ног Бетти и, схватив руку девушки, стала ее поглаживать.

— Знаю, знаю. Бедный Бо всегда скрывал свои опыты, но теперь какой в этом смысл, а? Мы с Элпью… Кстати, я — графиня Анастасия Эшби де ла Зуш. — Она кивнула в сторону Элпью. — Моя горничная Элпью. — Она продолжала ритмичные поглаживания. — Мы пытались защитить Бо, потому что знали, ему грозит опасность, верно, Элпью?

Губы девушки дрогнули. Она все еще не до конца им верила.

— Несколько дней назад Бо, мистер Уилсон, устроил так, чтобы мы с Элпью сопровождали его на лекцию в Грэшам-колледж. Даже несмотря на то, что мы женщины! Как ты знаешь, он не обращал внимания на глупые предрассудки и вселил мужество и в нас, понимаешь? Потому что он был так важен для него, этот замысел, который стоил ему стольких денег и, можно сказать, брака. И жизни… — Она подождала отклика Бетти, но девушка по-прежнему только смотрела на нее круглыми блестящими глазами. — И теперь мы все с этим связаны, потому что он… ушел. — Графиня разразилась потоком вымученных слез.

Элпью разинув рот смотрела на свою госпожу. Откуда что берется! Бетти схватила руку графини и крепко ее сжала.

Графиня лихорадочно вспоминала фразы той смертельно скучной научной лекции.

— Он внезапно получил философский камень или все еще был на стадии прокаливания? Что-то произошло, это точно. В тот день в театре, когда он получил записку…

— Вы знаете о записке? — Глаза Бетти вспыхнули. — Тогда вы должны знать, кто его убил. Эта записка направила его на встречу со смертью…

— Она, должно быть, была в отчаянии, — вкрадчиво проговорила графиня. — Узнав, что все ее деньги исчезли…

— О, думаю, денег у нее достаточно. — Глаза Бетти сузились. — Она богата. В том-то все и дело. Иначе он никогда на это не согласился бы. — Она встала, подошла к комоду и выдвинула один из ящиков, в котором оказалась груда золотых гиней. — Вот доказательство. — Она запустила руки в мерцающие монеты. — Все это она дала ему в тот день, когда убила.

— Она дала ему все это? — Элпью не могла отвести взгляда от ящика. — Да здесь, наверное, больше сотни гиней. Тогда почему она сказала нам, что нуждается?

— Вы с ней разговаривали? — Бетти гневно посмотрела на Элпью. — Где она? Приведите ее ко мне.

Графиня наклонила голову набок. Что-то тут не сходилось, и Элпью вот-вот могла сорвать их расследование.

— Элпью, дорогая, позволь мне продолжить расспросы, а сама пока зажги еще свечей. Тут ужасно темно. Итак, Бетти, мне нужно, чтобы ты рассказала о порошках, которые для нее готовила.

— Для КОГО?

— Для миссис Уилсон.

— О. — Тон Бетти сказал графине то, что она хотела знать. — Были две женщины: миссис Уилсон… И еще одна. Снадобье готовил мистер Уилсон, а я заворачивала его в бумагу.

С трудом поднявшись с низкой скамеечки, графиня обнаружила, что ноги отказываются ей служить. Ухватившись для устойчивости за голую кирпичную стену, она качнулась в сторону Бетти.

— Порошки готовились здесь, я полагаю? Бетти кивнула и спросила:

— А какое ко всему этому имеют отношение порошки?

— Кто-то пытался убить и миссис Уилсон, не так ли? — Графиня пристально следила за взглядом девушки, надеясь, что в нем что-нибудь предательски блеснет. — Покажи мне снадобье, которое вы готовили для миссис Уилсон.

Бетти указала на одну из верхних полок, заставленную множеством бутылок и банок с этикетками.

— Венера. Вон та. — Подхватив юбки, она забралась на рабочий стол и достала одну из банок — большой красивый керамический сосуд с бело-голубым дельфтским узором. — Мистер Уилсон сам составил рецепт. Это для женщин. — Покраснев, она поставила банку на стол и спрыгнула на пол. — Точнее будет сказать, для замужних женщин, потому что, кажется, это связано с деторождением и подобными вещами. Мне было строго запрещено принимать эти порошки. — Открыв ящик стола, она продемонстрировала ворох бумажек, помеченных символом ♀ — Это значит «Женщина», сказал мистер Уилсон. Понимаете, Венера была женщиной.

Графиня озадаченно разглядывала Бетти.

— Это входит в обучение, — объяснила девушка. Взяв одну из бумажек, она открыла банку и зачерпнула ложкой коричневого порошка, железной лопаточкой удалила лишний порошок, оставив вровень с краями. Ссыпала снадобье в центр бумажки и с ловкостью фокусника сложила ее так, что ни одна крупинка не просыпалась. — Одна порция, готовая к употреблению. — Она протянула готовую продукцию графине.

— Да ты настоящий специалист. — Графиня взяла пакетик и осмотрела аккуратно завернутые края. — Бо, мистер Уилсон, знал, что делал, когда взял тебя в ученицы.

Элпью осветила подвал и теперь подробно с ним знакомилась. Он казался странным. Хотя поверхность деревянного рабочего стола была грубой, полки — грязными, а стены — покрыты копотью, вся мебель словно явилась сюда из элегантной гостиной: изысканное дубовое кресло, украшенное резьбой, изящный столик на точеных ножках, секретер красного дерева, пара серебряных настенных подсвечников.

— Прекрасный лабораториум, можно не сомневаться, — сказала Элпью, рассматривая огромный металлический механизм. — Я бы и сама была рада провести здесь несколько экспериментов. Мистер Уилсон изучал труды мистера Ньютона?

— Исаака Ньютона? — Лицо Бетти засветилось. — О, он его боготворил.

— Я лично знаю мистера Ньютона, — проговорила графиня. — Он живет в соседнем с моим доме.

Элпью читала надписи на корешках книг, лежавших на рабочем столе.

— Значит, это место было тайным. Я права? В таком деле это важно.

— И всю эту красивую мебель мистер Уилсон принес сюда из Эйнджел-Корта?

— Ему надо было на чем-то писать, на чем-то сидеть. — Возможность выговориться была для Бетти большим облегчением. — Поэтому я и перенесла все это сюда, постепенно.

Это объясняло тайну исчезновения мебели миссис Уилсон.

— У меня не было достаточно сил притащить сюда кровать, так что он обходился одеялами и подушкой.

Хотя Элпью стояла к беседовавшим спиной, она замерла, предчувствуя, какой будет ответная реплика графини.

— Время от времени вы оба здесь ночевали? — Графиня растирала ступни, словно ответ ее почти не интересовал.

— Я никогда не спала здесь. Никогда, — повторила девушка. Графиня теребила лежавшее у ее ног одеяло. — До прошлой ночи.

— Почему вдруг прошлой ночью? — повернулась к ней Элпью.

Выхватив у графини одеяло, Бетти сложила его.

— Потому что мне было страшно. После того, что случилось с мистером Уилсоном, я подумала, что они могут разыскивать меня.

— Почему ты не ушла сразу, как принесли тело мистера Уилсона?

— Вы же видели здешние улицы, — вскинула руки Бетти. — Мне было бы очень страшно в темноте.

— Но иногда мистер Уилсон оставался здесь с ней на ночь?

— Она не знала, где он работал. — Бетти нахмурилась. — Нет. Он оставался здесь, когда надо было следить за ходом процесса, а в остальные ночи он спал дома.

— Всегда дома?

— Кроме… — Бетти плотно сжала губы. — Кроме шести раз, когда он ездил к ней.

— Шесть раз? А почему ты так хорошо помнишь?

— Он ходил к ней дважды в месяц, начиная с января.

— А эта вторая его женщина, — подала голос графиня, — миссис Уилсон о ней знала?

— Нет-нет! — Бетти была непреклонна. — Но, по-моему, она начала подозревать неладное. Мистер Уилсон сказал мне, что, кажется, она наняла каких-то престарелых ворон следить за ним.

Только через некоторое время графиня смогла продолжать расспросы.

— Ты так и не выяснила имя другой его женщины?

— Нет. — Бетти подошла к стойке и принялась складывать книги аккуратными стопками. — Но вряд ли и мистер Уилсон его знал. Все должно было храниться в тайне.

— Сколько здесь тайн, а, Бетти? — Ее светлость засучила рукава. — Давайте, мистрис Элпью, поможем мистрис Бетти.

Элпью встала рядом с девушкой с другой стороны. Графиня потянулась к тряпке, собираясь вытереть столешницу.

— Вот почему так трудно передать убийцу мистера Уилсона в руки правосудия. — С неистовым усердием отдраив свою часть стола, графиня с улыбкой передала тряпку Бетти. — Но по крайней мере закон пришел в движение, ибо сегодня утром миссис Уилсон арестовали.

Бетти ахнула.

— Ее арестовали?

Элпью кивнула.

— Арестовали миссис Уилсон? За что? Не…

— За убийство ее мужа, разумеется, — пожала плечами графиня.

Бетти прижала ладони ко рту, потом знаком попросила графиню сесть.

— Я расскажу вам все, что знаю, ваша светлость. Если вы пытаетесь помочь мадам, я должна помочь вам. — Бетти оперлась о стойку. Говорила она быстро, каждая фраза произносилась обдуманно, звучала искренне. — Мистер Уилсон работал со мной здесь, в своем лабораториуме. Мы изучали алхимию. — Взмахом руки она указала на оборудование, банки, печку. — Это дорогостоящее занятие, как видите, и он наделал значительных долгов. Его жена ничего об этом не знала. Чтобы не разориться самому и не разорить жену, он взялся за выполнение одного дела для какой-то дамы. Кто эта дама была и что он должен был для нее делать, я не знаю.

— Так как же назначались эти встречи? — Элпью опустилась на колени у ног графини.

— Он получал записку, в которой указывалось время и место свидания. Насколько я знаю, он всегда встречался с мужчиной. Я как-то раз видела его. Грубый тип, похожий на головореза. Потом он уходил с этим мужчиной и занимался, чем уж он должен был там заниматься. Возвращаясь домой, он всегда приносил деньги. Всегда монеты, ни разу — векселя. Это было необходимо для сохранения тайны, анонимности, как он говорил; секретность, по его словам, была «жизненно важна для этого предприятия». Монеты он отдавал мне, а я заворачивала их в узел с тряпьем, будто белье для стирки, и приносила сюда, в лабораториум, чтобы он мог расплачиваться со своими кредиторами и чтобы жена не знала, что у него вообще есть долги.

— Значит, это место было не только его лабораториумом, но и тайной конторой и банком?

— Это было место, где он мог спастись от повседневной лондонской жизни, так он говорил.

— А ты с мистером Уилсоном никогда не… — Элпью не закончила фразы.

Бетти вспыхнула от гнева.

— Никогда. Я была ученицей мистера Уилсона. Когда он совершил бы великое алхимическое открытие, мое имя как его помощницы-химика тоже стало бы известно…

— А ты уверена, что про это место никто не знал? Никто не приходил сюда, кроме вас с мистером Уилсоном?

Бетти кивнула.

— Даже миссис Уилсон?

— Это должно было стать для нее сюрпризом, — сказала Бетти. — Он собирался рассказать ей, когда получил бы философский камень или хотя бы достиг сублимации. Потому что тогда он стал бы по-настоящему богатым.

— А обладание философским камнем, сублимация влекут за собой?…

— Превращение простых металлов в золото, разумеется. Процесс состоит из нескольких стадий, и в заключительной его части начнет появляться золото.

— А какова была твоя роль в процессе? — подалась вперед Элпью.

— Я вела записи. Описывала каждый процесс, силу жара, составляющие вещества, результаты. Вот… — Повернувшись, Бетти сняла с полки книжечку в зеленом кожаном переплете. — … это был его рабочий дневник. Здесь записана вся наша работа.

Графиня пролистала страницы, покрытые, казалось, бессмысленными иероглифами. Подняв глаза, она улыбнулась Бетти.

— Могу я взять это на время?

Бетти выхватила книжечку и засунула ее поглубже в карман.

— Теперь, когда мистер Уилсон больше не в состоянии… — Приложив палец к губам, графиня бросила на Бетти загадочный взгляд. — Возможно, мы могли бы прибегнуть к помощи мистера Ньютона?

— Даже ради мистера Ньютона. — Бетти похлопала по карману. — Я с этой книжкой не расстанусь.

На Брайдуэлле пробили часы. Одним плавным движением графиня поднялась и направилась к двери.

— Время летит, мистрис Бетти. Ты останешься здесь?

Скользнув вдоль стойки, Элпью прикарманила помеченный знаком Венеры пакетик с порошком, который свернула Бетти. Она боролась с искушением стянуть и пригоршню золотых монет, но графиня уже стояла на верхней ступеньке.

— Думаю, он что-то узнал… — Бетти судорожно вздохнула, словно желая сбросить с себя последний груз осведомленности, прежде чем снова остаться одной. — Накануне ночью он был с ней. Днем он пошел в театр, чтобы получить записку о следующем свидании. Пьесу он до конца не досмотрел и, придя домой, сказал мне…

Графиня опасно балансировала на верхней ступеньке.

— Сказал тебе?…

— Что он сделал великое открытие. Открытие такой важности, что оно заставит содрогнуться все общество и что это знание сделает его очень, очень богатым человеком.

Элпью подскочила к Бетти.

— И это открытие заключалось в?… Бетти в отчаянии воздела руки.

— Этого я никогда не узнаю. Он ненадолго пришел сюда из дому, а потом…

— А потом?… — в унисон спросили сыщицы.

— Пошел на встречу, чтобы объявить о своих требованиях. Там его и убили.

Элпью расхаживала взад-вперед по берегу реки, сбрасывая ногой камешки в мутные воды Темзы. Графиня пристроилась на кабестане. В разгар дня на реке было очень оживленно: с обеих сторон к Флиту шли на разгрузку лихтеры с углем, хозяева барж с запада направляли свои полные суда к причалам в Тилбери и обратно, шлюпки пересекали реку, перевозя на южный берег самых разных пассажиров — священников, размалеванных уличных девок, перепачканных землей садовников и солдат в алой форме. Все лодочники осыпали друг друга ругательствами, разносившимися над водой, так что на реке было так же шумно, как на улице.

— Ну и как, по-вашему? — Обернувшись, Элпью посмотрела на облупившийся фасад заколоченного театра в Дорсетском парке. — Мистрис Бетти говорит нам правду?

— Не думаю, что мы смогли бы хоть что-нибудь извлечь из этой абракадабры в его записях. — Выпрямившись, графиня всмотрелась в противоположный берег Темзы. — По-моему, это даже не английский язык. Непонятные иероглифы. Непостижимые знаки.

Элпью снова спустилась к воде.

— Люблю загадки. Я как-нибудь к ней зайду, может, она и даст мне взглянуть хоть одним глазком. — Мимо пристани проплывала маленькая лодка с одним гребцом. — Куда, по-вашему, с повязкой на глазах отправился в ту ночь Бо?

Лодочник окликнул Элпью:

— Перевезти, мадам Радуга?

Элпью покачала головой.

— Нет, спасибо, остряк-самоучка.

— Я профессионал. — Лодочник снял свой короткий камзол и предъявил значок на рукаве, показывая, где он служит. — Так же, как и вы, если не ошибаюсь.

— Попридержи язык, облезлый морской волк! — рявкнула графиня. — Давай греби к берегу, и мы тебя наймем.

Пока он подгонял лодку к ступенькам, Элпью помогла графине спуститься к воде.

— Понимаешь, Элпью, мы можем узнать, куда, возможно, отвезли Бо.

Графиня пристально разглядывала лодочника, одной ногой стоявшего на пристани, другой — в своей посудине и ругавшего на чем свет стоит проходящую баржу, которая подняла волну, качавшую лодку.

— А пока, дорогая моя Элпью, давай-ка навострим наши языки, чтобы справиться с этой дерзкой водяной крысой.

— Удивительно, как лодочники вообще умудряются заработать, — вздохнула Элпью. — Для того чтобы выпытать у этого типа хоть что-нибудь, мы должны смириться с потоком речного остроумия.

— Таков их обычай, — пожав плечами, отозвалась графиня. — Как актеры только и делают, что льстят друг другу, так и лодочники сыплют оскорблениями, которые почему-то воспринимаются как дружеская болтовня.

— Куда? — Сияющий лодочник, довольный тем, что удалось заполучить клиентов в такой горячий денек, протянул руку, помогая графине.

— У миледи кое-какие неприятности с мужем, — зашептала Элпью. — Так что это скорее расследование, чем поездка.

— Стало быть, бабуля, вас обманул ничтожный плут из числа мерзких развратников?

Графиня запыхтела, готовая показать, на что она способна, но Элпью стиснула ее руку, пока сыщицы осторожно усаживались на поперечную скамью.

Лодочник выруливал на середину реки, Элпью продолжала:

— Она очень тяжело переживает свое унижение и хочет найти эту гадкую шлюху, которая залучила в свои сети ее милого.

— Откуда он отчалил?

Элпью указала на удаляющийся фасад брошенного театра.

— Мне надо знать, в какую ночь и в котором часу.

Мимо проследовала другая лодка, набитая садовниками, направлявшимися в Сити. Лодочники зацепились веслами.

— Ах вы, мерзкие червекопатели и собиратели улиток, смотрите, куда плывете! — Графинин лодочник ткнул веслом в борт другой лодки.

— Три дня назад, около девяти часов вечера.

— Три дня назад? — Лодочник помял подбородок. — Хм, холодно тогда было. Льда много. Удивительно, что вообще какие-то лодки плавали.

— Была одна, — сказала Элпью. — Я сама видела, как она отсюда отчаливала.

— Сколько было гребцов? — спросил лодочник.

— Один, — ответила Элпью.

— Сколько пассажиров?

— Один.

— И темно было к тому же. — Лодочник взялся за весла. — Я так думаю, мадам, что далеко они не уплыли. В ту ночь это было невозможно.

— Почему так? — спросила, наклонившись вперед, Элпью.

— Приливы, мистрис Вертишейка. Темза, она, как море, откликается на изменчивость луны, и мы, лодочники, зависим от чередования приливов и отливов. Три дня назад в девять вечера прилив сделал бы любое путешествие крайне затруднительным, если только тот человек не собирался кружить на месте в водоворотах. Да еще лед, который чуть было не сковал реку; я вообще удивляюсь, что кто-то спустился на воду.

— Но я сама видела, как он сел в лодку и отчалил.

— Я так думаю, только одно в тот вечер вообще могло заставить выйти на реку…

— А именно? — подбодрила графиня.

— Это же ясно, как день, бабушка Гризельда! — засмеялся лодочник. — Необходимость переправиться на ту сторону.

— Я ничего не смыслю в приливах и отливах, уважаемый, но очень хочу узнать, куда он мог поехать, если вернулся только утром.

— Что ж, мадам Ищейка, есть всего два способа пересечь нашу достославную речку — это, значит, по Лондонскому мосту или по воде, и если он выбрал воду, то, сдается мне, он направлялся вон туда.

И взмахом весла он указал на ступеньки на южном берегу.

— В таком случае, — сказала графиня, откидываясь назад и чуть не завалившись из-за отсутствия спинки, — отвези нас туда.

Лодочнику понадобилось несколько минут, чтобы перевести свое суденышко через реку, выкрикивая оскорбления в адрес всех других лодок в пределах слышимости, причем в ответ тоже доносилась ругань.

— Совсем как утром на Биллинсгейтском рынке, — пробормотала графиня, когда они врезались в усыпанный галькой берег.

— Прибыли, Ваша Важность, причал Мэри-голд.

Элпью оглянулась на причал Дорсет.

— Слишком близко, — сказала она. — У меня такое чувство, что то путешествие было подольше, цель его не была видна с того места, откуда они отплыли… — Она глянула вдоль берега и увидела, что он круто изгибается. — А там, за поворотом, нет другого причала?

— Он должен быть вверх по реке, а значит — в противоположном направлении от моста, — сказал речник, пожав плечами.

— Почему так? — поинтересовалась Элпью.

— Да как же, мистрис, если вы хотите пересечь реку ближе к мосту, почему просто не перейти по нему? — Элпью кивнула в знак того, что сочла его объяснение логичным. Лодочник снова взялся за весла. — Однако перевозчик-то был здоровяк, коли взялся переплывать реку в ту ночь — против прилива-то.

С видимым усилием работая веслами, он с трудом продвинулся на мелководье.

— А сразу за обрывом, там причал Скопидома.

Брови графини взлетели, а губы поджались почти что в ниточку.

— Причал Купидона! — Улыбнувшись, она почесала нос. — Думаю, ты попал в точку, раб великого Нептуна. Вези нас туда.

— Этот отрезок пути довольно трудный, — объяснял лодочник, налегая на весла. — Идешь против прилива, вверх по течению, да еще и против ветра сегодня. Хотя припоминаю, что в тот вечер ветра не было.

Высадившись, графиня с Элпью поднялись по шатким ступенькам, лодочник следовал за ними.

— Что это за дикое место? — воскликнула графиня, озирая обширные поля и пустоши.

— Это, что ли? — Лодочник подбоченился. — Это, старая фея, Ламбет.

— Черт с ним с названием. Живут ли здесь нормальные люди?

— Нет, если может этого избежать. Исключая, конечно, архиепископа Кентерберийского.

— Избави меня, боже, от посещения Кентербери, если там так же тоскливо, как здесь. А чем, ради всего святого, тут воняет?

— Это сыромятни в Саутуорке, — рассмеялся лодочник и указал вдоль берега в сторону южного конца Лондонского моста. — Воняют хуже, чем горшок у подхватившей триппер проститутки.

Все трое стояли спиной к реке, обозревая раскинувшиеся перед ними просторы, графиня махала веером под самым подбородком. На юг уходила узкая дорожка. Между нею и рекой на мили тянулись склады пиленого леса, по другую сторону дороги раскинулись акры болот.

— Если он высадился здесь, его должна была забрать карета, — сказала Элпью.

— Отвезите меня назад, к городскому уюту, — взвизгнула графиня, щелкнув веером и с трудом спускаясь к лодке. — Даже не представляла, что настолько унылая пустыня, как этот жуткий Ламбет, существует так близко от моего милого Лондона.

— Туда, откуда приплыли? — поинтересовался лодочник.

— Что это за очаровательное местечко? — спросила графиня, указывая на элегантные дома в окружении скверов на другом берегу реки.

— Парк Сомерсет-Хаус, мадам.

— Конечно, конечно. Отлично. Отвези нас туда.