1

1910

Воды Ривер-То застоялись от сентябрьской жары. По обе стороны реки склонились иссушенные травы и поникшие ряды кукурузных стеблей. Красный коршун кружил над долиной Гларморган, и великолепие его крыльев оттеняло пасмурное синее небо. Серая в яблоках кожа Инира блестела в лучах солнца, как будто его массивные плечи и взмокший от пота круп были покрыты драгоценными камнями. В порыве нежности Морвен, подавшись вперед, обхватила его шею руками. Он фыркал, пребывая в обычном хорошем расположении духа, а она смеялась, переполненная радостью жаркого дня. Река сияла, руины замка вдали так и манили к себе.

Из сбруи на Инире были только кожаный недоуздок и веревка. Морвен ослабила веревку в холке. Она знала, куда хотела отправиться. Всегда знала. Широкая спина коня для нее так же привычна, как и стул в гостиной Морган-холла, а мерное покачивание во время подъема по тропе у реки напоминало нежное убаюкивание в качалке нянечки. Шляпа спустилась ей на спину, удерживаясь на шнурке вокруг шеи, и она подставила лицо солнечным лучам. От этого могли появиться веснушки, но ей было безразлично. Даже если леди Ирэн и заметит эти отвратительные пятна, то все равно забудет о них к тому времени, как Морвен отправится наверх переодеваться к ужину.

Морвен поерзала ногами по брюху коня, отметив, что теперь они достают намного дальше, чем полгода назад. Ей было почти шестнадцать. Она была такой же высокой, как мать, и на голову выше отца. Иногда она ощущала на себе озадаченный взгляд лорда Ллевелина, сравнивающего ее рост и цвет лица со своими. Отец и дочь не были похожи вообще. Глаза и волосы Морвен были подобны темноте полуночи, тогда как глаза лорда Ллевелина – смутно голубыми, а его тонкие волосы были светлыми, пока не стали седыми.

Морвен однажды спросила няню – это было еще в те дни, когда она ужинала в детской комнате, – почему ее папа намного старше мамы. Няня ответила:

– О, это не так уж необычно, мисс Морвен. Многие отцы старше матерей. Лорд Ллевелин уже получил титул, когда женился на леди Ирэн.

– Почему же он не женился на ком-нибудь старом? – не успокаивалась Морвен.

– Ну… – ответила няня, фыркнув. – Несомненно, для леди Ирэн его предложение стало большой честью. Отличная партия для девушки из бедной семьи – стать хозяйкой в Морган-холле.

– У мамы не было титула?

Няня поджала губы:

– Нет, не было, а сейчас есть. И хватит задавать вопросы. Ешьте свой ужин, и пойдем на прогулку перед сном.

– Разве я не увижу папу с мамой?

– Не сегодня. Они вечером на приеме.

Только повзрослев, Морвен поняла, что у матери не было ни титула, ни отца, ни приданого. Жизнь Морвен и ее родителей отличалась от жизни других дворян Вейл. Морганы были старинной семьей в Сент-Хилари, но лорд Ллевелин и его леди посетили лишь несколько званых ужинов и вечеринок в саду, организованных другими дворянскими родами. Ничего не поделаешь, низкое происхождение леди Ирэн делало ее нежеланной в кругу аристократии. Морган-холл был местом, где проводились приходские праздники и пикники, поэтому Морвен знала почти всех детей рабочих, врача, учителя и священника. Данное обстоятельство приводило гувернантку в отчаяние при попытках научить свою подопечную тонкостям светского общения.

Морвен не придавала этому значения. Она предпочитала скитаться в полях с Иниром, а не играть в белом кружевном платьице в крикет. Ей было по душе чистить конюшню, а не сидеть в гостиной за чаепитием и светской беседой. И редко когда ей не удавалось улизнуть от гувернантки, чтобы бегом броситься к конюшне.

Инир всегда знал, когда Морвен придет, и с нетерпением ржал и бил копытом, пока не замечал ее вдали. Гувернантка жаловалась леди Ирэн на неуправляемость подопечной, но все было безрезультатно. Леди Ирэн зачастую забывала о замечаниях мадемуазель к тому времени, как вновь виделась с дочерью. К счастью для Морвен, мадемуазель Жирар благоговела перед лордом Ллевелином, его родословной, богатством и важностью его в правительстве. Она была безмолвна в его присутствии. Не было случая, чтобы она жаловалась его светлости.

Морвен запрокинула голову, оглядывая разрушенные стены старого замка Бопри. Она выросла, видя на горизонте это обвалившееся строение, которое было неотъемлемой частью пейзажа, как и река, поля, квадратная башенка и надгробья церкви четырнадцатого столетия, однако побывать там ей удалось лишь однажды. Это была обучающая экскурсия с гувернанткой.

Она скромно следовала на своем пони за мадемуазель Жирар, которая медленно ехала на толстой кобыле. Шествие замыкал объездчик лошадей Яго. Мадемуазель организовала эту поездку, чтобы наглядно проиллюстрировать свои рассказы о готических арках и греческих колоннах.

Замок вовсе не был таинственным. Его давно забросили, отдав предпочтение более современному строению. И все же Морвен часто подумывала о здании, манящий отдаленный силуэт которого видела из окна своей спальни. Прошлой ночью замок приснился ей, и она слышала, как кто-то незнакомый произносил ее имя. Во сне она бродила по пустым комнатам, тщетно пыталась пройти по заканчивающимся тупиками лестницам в поисках хозяина голоса.

Средневековая часть замка была построена в 1300 году, что представлялось девочке маловероятным. Тот факт, что здесь в течение шести столетий до ее рождения могли жить люди, казался непостижимым. Мадемуазель Жирар сказала, что даже крыльцу уже триста лет, и строго-настрого запретила Морвен подниматься на него. Одна из стен могла обрушиться на нее, и что тогда скажет лорд Ллевелин?

Естественно, мадемуазель не знала о сегодняшнем визите. Она ужаснулась бы, увидев ее на Инире, который, кстати сказать, был не под седлом. Морвен притворилась, что не замечает зрителей, с благоговением уставившихся на нее, стройную девушку, разъезжающую верхом.

Яго знал о связи Морвен и Инира. Когда конь начинал бить копытом и ржать у дверцы стойла, Яго выходил встречать Морвен, улыбаясь при мысли, что жеребец чувствует ее приближение.

Инир взобрался по травянистым склонам и пересек последний клочок пустого поля, прокладывая себе путь среди норок сусликов и ежевичных зарослей. Но вот они добрались до полуразрушенной стены, окружавшей замок, и Морвен остановилась на мгновение, наслаждаясь тишиной. В Морган-холле все постоянно суетились: горничные, повара и гувернантки, снующие по лестницам, заходившие в комнаты и покидающие их. Там было просто невозможно остаться одной, но здесь, на холме над рекой, царило восхитительное спокойствие. Никто не следил за ней, кроме тучных бурых коров на лугу.

Морвен перебросила ногу через Инира и спешилась. Он пасся, а она очистила юбку от шерсти и прошлась по траве, растущей в тени руин. Незастекленные окна смотрели в сторону Вейл. Три этажа здания уже почти превратились в прах. От дома благородных дворян остался лишь жалкий костяк. Он стоял, отданный на волю стихии, и был защищен меньше, чем простенький свинарник. Только башня в углу была, казалось, достаточно укреплена. Эта башня оставалась загадкой старого Бопри. Никто не знал, как она могла бы использоваться.

Морвен пробежалась кончиками пальцев по покрытым мхом стенам и пробралась внутрь. Она шла по тому, что осталось от древнего коридора, пока не наткнулась на внутренний дворик, где, вероятно, когда-то собиралась вся семья. Внезапный холод охватил ее. Она бродила по полуразрушенному коридору, пытаясь представить себе, как мог выглядеть этот замок раньше.

Во втором внутреннем дворике, местами заросшем травой, сохранились остатки фонтана. Широкая лестница из речного камня вела к окну, выходившему на северную сторону. Морвен подумала, что из него можно увидеть Морган-холл.

Перил не было, многие ступеньки оказались сломаны, и, поднимаясь по накренившейся влево лестнице, Морвен чувствовала, как дрожат ноги. Добравшись до окна, она ухватилась за холодный каменный подоконник и, приподнявшись на цыпочки, выглянула.

Очертания Морган-холла, обрамленного желтыми и зелеными полями, хорошо просматривались. Трубы дома выпускали колечки дыма в ясное небо. Ряды крыш конюшен виднелись за имением, а вокруг него располагались домики, крытые соломой и тростником.

Морвен видела, как подъехал автомобиль. Она прищурилась, пытаясь рассмотреть Яго за рулем. Появился лорд Ллевелин – полная темная фигура с ранцем для книг в руках. Несомненно, он приехал из Кардиффа на поезде.

Морвен наблюдала, как Яго сдал назад и развернулся. Он потел от усилий, когда приходилось так маневрировать. Поездки за покупками в Каубридж показали, что он это просто ненавидит.

Яго чувствовал себя уверенно с животными, а не с автомобилями, однако лорд Ллевелин наотрез отказался нанимать водителя. Морвен и Яго незаметно обменивались улыбками, когда поднимался вопрос о новом автомобиле. Из всех живущих в Морган-холле Морвен доверяла только Яго. Именно он учил девочку ездить на пони, когда ей было всего четыре года.

Ей было шесть, когда она впервые прокатилась на Инире. Яго никогда не позволил бы этого, но Морвен выждала, пока он отправится в поездку с лордом Ллевелином, и открыла стойло Инира. Конь послушно опустил голову, чтобы она могла пристегнуть веревку к недоуздку. Подставка для посадки была недостаточно высокой, поэтому она залезла на забор загона. Инир снова проявил послушание и приблизился, чтобы она смогла забраться на него. Морвен ударила его ногами по ребрам, и они медленно двинулись по загону. После Яго отчитал обоих, но девочка видела, что его глаза светились гордостью за нее…

Вдруг краем глаза Морвен заметила какой-то отблеск. Держась за подоконник, она повернула голову и взглянула на узкое окно в стене башни. Солнце било в лицо, но ей показалось, что что-то мелькнуло в окне. Она прикрыла глаза рукой и посмотрела снова, полагая, что это скорее игра света, блеск вкраплений кварца в каменных стенах или тень проплывающего облака. Но вот опять что-то неуловимое, мерцающее… Морвен затаила дыхание. Это животное? Большое, должно быть. Человек не мог вдруг появиться в пустующей башне.

Далеко внизу послышалось ржание Инира. Топот его копыт среди руин замка звучал приглушенно. Осторожно, опасаясь упасть, Морвен спускалась по разрушенной лестнице. Стук копыт приблизился, и она услышала обеспокоенное фырканье.

Она встала на последнюю ступеньку как раз в тот момент, когда конь, наклонив голову и царапая круп о притолоку, пробирался через дверной проем.

– Инир! – закричала она. – Тебе нельзя сюда!

В ответ он ткнулся мордой Морвен в плечо. Она обхватила его голову руками и поцеловала чуть ниже челки.

– Глупыш! Со мной все в порядке!

Конь фыркнул и помотал головой, обрызгав ее слюной. Она вытерла ее и повела Инира за собой. Ему пришлось то и дело пригибаться, протискиваясь через дверные проемы. Морвен попала в замок через черный ход, но теперь с ней был конь, и она направилась в сторону проема, где раньше, должно быть, была двойная дверь. Инир свободно прошел через нее, и они продолжили путь через затененное крыльцо под аркой в тюдорском стиле. Солнечный свет ослепил Морвен, и она прищурилась, нащупывая в траве веревку, которой привязывала коня.

Потом подошла к Иниру, чтобы пристегнуть веревку к кольцу повода. Ее левая рука лежала на широкой спине коня, правой она потянулась к его голове, и он наклонился, чтобы помочь хозяйке. И вдруг заржал, запрокинув голову и не давая пристегнуть веревку. Рука Морвен повисла в воздухе.

– Инир! В чем дело?

Конь смотрел перед собой, и она повернулась, чтобы увидеть, что его испугало.

Странный силуэт замер в тени крыльца. Девушка не могла сказать наверняка, какого пола был человек, поскольку темные одежды окутывали его с ног до головы. Некогда высокий, сейчас он был согбенным, ссутуленным. Капор с полями, словно из сказки, скрывал его лицо. Растерявшись, Морвен даже подумала, что перед ней призрак старого Бопри.

Но запах от этого создания развеял данное предположение: человек издавал зловоние заношенной одежды и немытого тела. Рука, поднявшаяся, чтобы опустить капор, была серой от пыли, ногти – грязными и неухоженными. И все это было устрашающе настоящим.

Морвен сделала шаг назад, чтобы оказаться поближе к Иниру. Нет, она не испугалась, имение было неподалеку, однако она выехала оттуда без сопровождающего или горничной, и это делало ее уязвимой. Если это нищий, то у нее не было денег, чтобы ему дать. А если не нищий…

Капор был опущен, и показалось лицо, которое, скорее всего, было женским, хотя из-за морщин и худобы нельзя было сказать точно. Облако седых волос было настолько белым, что поблескивало на солнце. Глаза черные, подобно ночи, но зоркие смотрели из-под серебристых бровей. Когда женщина открыла рот, стали видны ее белые, как и волосы, острые зубы.

– Ты, должно быть, малышка леди Айрин, – сказала она.

– Я не малышка! – возмущенно возразила Морвен. – Мне пятнадцать лет.

– О да, я знаю. Пятнадцать.

Старуха внезапно ухмыльнулась, что только умножило морщинистые складки на ее щеках.

– Мисс Морвен, так тебя зовут.

Хотя она и выглядела дряхлой, ее голос был звонким, даже приятным, причем говорила она с непонятным Морвен акцентом.

Она подошла ближе, чтобы рассмотреть Морвен, и девушка подалась назад, к Иниру.

– Чего вы хотите от меня? – спросила она, стыдясь дрожи в голосе.

Потом выпрямилась, ободренная присутствием Инира, и решительно пристегнула веревку к поводу.

– Нам пора, – бросила она через плечо.

– Я не буду мешать. Я просто хотела тебя увидеть.

Старуха стояла неподвижно, только бриз развевал ее лохмотья да солнечные лучи посверкивали в волосах.

Морвен, которая собиралась уже вести Инира к одной из разрушенных стен, обернулась:

– Что вы имеете в виду?

Старуха снова улыбнулась, отчего морщины стали еще глубже, и вдруг на ее лице проступили следы далекой молодости.

– Я хотела взглянуть на тебя еще раз, мисс Морвен, перед тем как умереть.

Жуткое чувство охватило Морвен. Она уставилась на грязную старуху с блестящими темными глазами и белозубой улыбкой. Это было узнавание. Или предчувствие. Оно озадачивало и вызывало головную боль.

– Я не… Это не… – Морвен никак не могла подобрать слов.

– Она, значит, ни разу обо мне не упоминала, – сказала старуха. Ее улыбка исчезла, веки опустились. – Ты ничего не знаешь о своей grand-mère.

– Моя grand-mère? Она умерла, – ответила Морвен, удивляясь тому, что отвечает на французском.

Леди Ирэн мечтала научить дочь говорить по-французски без акцента. Лорд Ллевелин одобрял такое стремление, считая, что это способствует выгодному браку. Мать Морвен никогда не объясняла своих побуждений, но наняла гувернантку-француженку и в основном говорила с дочерью на французском.

Пожилая женщина тут же перешла на французский. Ее веки поднялись, и суровый взгляд впился в девушку.

– Отчего ты так думаешь, мисс Морвен? Кто тебе такое сказал?

– Моя мать. – Она чувствовала, как глаза старухи буквально пронизывают ее. – И моя н-няня.

– Да? – захихикала старуха. – Так кто из них? Твоя мать или твоя няня?

Вызов с претензией на ответ, брошенный незнакомкой, оказался чрезмерным. Морвен отвернулась от старухи в зловонных лохмотьях и спешно подвела Инира к стене. Она нашла достаточно высокое место, поднялась, закинула ногу и уселась на коня.

– Вперед, Инир! Давай же!

И уже во второй раз за этот день конь ее удивил. Вместо того чтобы мчаться вниз по склону, он, качая головой и подергивая ушами, отступил на два шага. Морвен настаивала, положив руку ему на шею, но он только мотал головой, как будто муха кусала его за морду.

– Что такое, Инир?

Конь очень осторожно развернулся и в два прыжка доставил ее к старухе. Потом нагнул голову и замер.

– Что вам надо? – вскрикнула Морвен.

– Я же сказала, – ответила карга. – Твой конь понимает. Я знаю его.

– Не может быть!

– Оказывается, может. И он меня узнал.

Морвен не могла этого отрицать. Инир стоял с опущенной головой и поникшими ушами. Когда она погладила его гриву, он уперся копытом задней ноги в землю, давая понять, что не сдвинется с места.

– Что вы с ним сделали?

Морвен услышала в своем голосе мольбу. К чему этой женщине запугивать ее? И почему Инир, славный Инир…

Рука старухи опустилась на морду Инира. Эта рука была на удивление большой, с сильными пальцами. Потом старуха нагнулась и пробормотала что-то ему в ухо. Когда она выпрямилась, он поднял голову и уставился на нее. Так бывало и с Морвен, о чем Яго говорил как о чем-то невероятном.

Старуха улыбнулась и махнула рукой. Инир, взмахнув хвостом, развернулся и помчался вниз по склону. Морвен ухватилась за его гриву, чтобы не упасть. Потом обернулась на женщину в тени замка, но та уже исчезла.

 

2

Они уже достигли конюшен Морган-холла, а Морвен все не могла успокоиться. Яго вышел ей навстречу и помог спуститься. Он окинул девушку взглядом и взялся за недоуздок.

– Хорошо прокатились?

Морвен не хотелось рассказывать ему о странной старухе, а тем более о поездке в замок. Яго не выдал бы ее, но начал беспокоиться. Она улыбнулась:

– Прекрасно. Идеальный день.

– Правда?

Яго отвел Инира к поилке. Конь окунул морду в воду и принялся жадно пить.

– Какой-то ты уставший, измученный.

Морвен прошла за ним и стояла, опершись о старый деревянный чан. Она задержалась, не желая покидать Инира и наслаждаясь певучим уэльским акцентом Яго. Она задумалась, пытаясь сообразить, сколько же Яго лет. Ее матери было сорок, Морвен догадалась об этом, когда леди Ирэн отказалась праздновать свой день рождения. Отец, несомненно, был в летах, ему стукнуло по крайней мере шестьдесят. Яго был где-то между ними. Он выглядел невероятно привлекательно: длинноногий и худощавый, с прямыми черными волосами, которые падали на лоб, словно челка у лошади. Уголки его миндалевидных глаз были опущены, из-за чего он казался немного сонным.

Яго кивком указал в сторону дома:

– Мадемуазель Жирар ищет вас.

– Мадемуазель Жирар всегда ищет меня, Яго.

– Везет вам.

– Определенно. Я такая везучая!

На прощание она похлопала лошадь по крупу, и по коже животного пробежала мелкая дрожь.

– Я предпочла бы остаться здесь, – сказала Морвен. – Я могла бы подмести сарай со сбруей.

– Вы оставите меня без работы, – возразил Яго, и его лицо озарила редкая улыбка. Уголки сонных глаз приподнимались, когда он это делал.

Морвен улыбнулась в ответ. В присутствии Яго таинственная старуха в лохмотьях казалась такой далекой. В ее странных словах не было никакого смысла, но все же Морвен решила никогда больше не возвращаться к руинам замка.

– Вам нужно идти, – напомнил Яго. – Наверное, пора за уроки.

– Полагаю, что да. До завтра.

Он кивнул и, когда Инир закончил пить, повел его в тень конюшни. А Морвен направилась к зданию в георгианском стиле, который и был ее домом.

Яго, похоже, прав. Мадемуазель Жирар наверняка ожидала ее в классной комнате с открытой книгой по искусству или отрывком из речи какого-нибудь греческого философа, чтобы Морвен могла его разобрать. А еще гувернантка постоянно укоряла Морвен за то, что она ходит без шляпы, ездит без сопровождающих и без седла… Словом, по любому поводу, какой только попадал в фокус ее внимания.

Она прошла по зеленой лужайке сада, но задержалась у кислицы, перистые изумрудно-зеленые листья которой превратились в багрово-красные. Великолепная белая гортензия оттеняла заросли лобелии и лириопе. Морвен нагнулась, чтобы пробежаться пальцами по соцветиям. Садовник снял шляпу, приветствуя, и она помахала в ответ, прежде чем войти в дом.

Морвен подумала, что хотела бы жить вольно. Быть цыганкой, представительницей загадочных темных людей, которые передвигались по стране в кибитках, предсказывали судьбу, торговали вразнос драгоценностями и одеждой. Она видела их дважды. Там были дети, которые резвились на траве, как лисята. Такую жизнь она предпочла бы уединенности. Им наверняка не нужно посещать воскресные службы или вести бессмысленные разговоры в гостиной.

Ее мать не знала о подобных мыслях, так как Морвен молчала о них. Когда леди Ирэн однажды проронила, что она «удивительно податливое дитя», Морвен сдержала смешок. Она могла бы сказать матери, что была покорной лишь оттого, что так проще. Настоящая Морвен изумила бы леди Ирэн, и было благоразумно с ее стороны держать это в тайне.

Она прошла через двустворчатые двери в малую столовую и направилась через холл к лестнице. На шум ее шагов из главной столовой показался Чесли. Поверх черного костюма на нем был безупречно белый фартук.

– А-а, это вы, мисс Морвен.

Его голос был, как обычно, едва слышен, и она думала, что он звучит скучно и серо. Примерно так же выглядели его волосы.

– Да, Чесли, – ответила она, страстно желая никого больше не встретить.

– Ее светлость желает вас видеть.

Морвен уже ступила на ступеньку, но остановилась.

– Мама?

– Да, мисс.

– Где она?

– В будуаре, я полагаю.

– Но, Чесли… Она точно хочет, чтобы я пришла?

Чесли медленно моргал, словно большая сова.

– Не могу сказать, – сказал он и удалился в столовую.

Морвен колебалась. Закатное солнце поблескивало в узких окнах парадного входа, и перила под рукой казались теплыми. Взгляд ее скользнул к затененному второму этажу, а в душе нарастало желание убежать в конюшню. Но что-то заставило ее поправить юбку для верховой езды, растрепанные на ветру волосы и смело подняться по лестнице. Встречу с матерью не стоило откладывать. Леди Ирэн могла смотреть сквозь пальцы на веснушки, появляющиеся на лице дочери, но если ей вздумалось позвать ее к себе не во время ужина или чаепития, то это точно не сулило ничего хорошего.

Морвен постучала в дверь будуара – звонко, уверенно, но достаточно вежливо. Низкий и мягкий голос ответил по-французски:

– Войдите.

По-другому и быть не могло. Закрыв за собой дверь, Морвен, тщательно следя за произношением, сказала:

– Bonsoir.

Леди Ирэн всегда требовала, чтобы она говорила bonsoir, но сейчас, похоже, ей было не до того. Она указала на роскошный стул напротив парчовой кушетки:

– Садись, Морвен.

Морвен повиновалась, настороженно следя за матерью, но холодный пристальный взгляд той не позволял понять, в каком расположении духа она пребывает. Дверь в будуар была, как всегда, плотно закрыта – Морвен и подобные ей посетители допускались лишь в приемную будуара леди Ирэн, исключение делалось только для горничной. Поэтому она никогда не видела спальни матери. Они были очень похожи: обе высокие, стройные, с копной темных волос. Только нос Морвен был длиннее, а глаза леди Ирэн на тон темнее, но всякий замечал сходство, случись увидеть их вместе.

Тотчас же, что не могло не показаться Морвен странным, ей вспомнилась старуха из замка Бопри. Ее черты как будто наложились на лицо леди Ирэн. Тонкий нос, густые брови, полные губы…

Морвен удивленно вздрогнула.

Леди Ирэн в изумлении приподняла брови:

– Тебя что-то поразило в моей внешности?

Морвен откинулась на спинку стула.

– Нет, – ответила она.

Леди Ирэн вопросов больше не задавала. Ее вообще не интересовало то, что не касается ее напрямую. Морвен дошла до этого своим умом годам к десяти, а к двенадцати поняла, что все в Морган-холле – прислуга, ее отец и даже Яго – знали об этом многие годы.

– Чесли сказал, что ты хочешь видеть меня.

Леди Ирэн отложила книгу, которую читала, в сторону. Ее лицо было абсолютно бесстрастным.

– Где ты была сегодня днем?

– Каталась на Инире.

Леди Ирэн поджала губы, и на мгновение лик старухи из замковых руин наложился на ее лицо. Когда она заговорила, это впечатление пропало.

– Мне известно, что ты каталась, Морвен. Я хочу знать где.

– У реки. Не так далеко.

Леди Ирэн подалась вперед, ее голос стал суровее. Как и глаза, что отнюдь не делало ее привлекательнее. Она выглядела раздраженной.

– Я спрашиваю еще раз и хочу услышать ответ. Где ты была?

На мгновение у Морвен появилось желание обмануть мать. Почему, в конце концов, ее вообще могло интересовать то, что дочь осматривала руины? Обычно она любезно разрешала мадемуазель Жирар улаживать такие дела без своего вмешательства. Она заглянула в глаза матери и поняла, что скоро грянет буря. Вспышки гнева у леди Ирэн были редкими, но свирепыми. Когда она злилась, то была поразительно жестока с прислугой, с мужем, с дочерью. Для ее быстрого и острого языка положение человека ровно ничего не значило. Лучше было сказать правду.

Морвен поежилась:

– Я ездила в замок.

– Зачем?

– Когда мадемуазель водила меня туда, то запретила входить внутрь, и я хотела посмотреть, что там.

Выражение лица леди Ирэн не изменилось, но это не ввело Морвен в заблуждение. В считаные доли секунды мать из ледяной статуи могла превратиться в вулкан гнева. Она хладнокровно продолжила расспросы:

– Кого ты там видела? – Ее голос чуть дрогнул. – Морвен, скажи, кого ты там видела?

У девушки похолодело внутри.

Схожесть строгих черт матери с морщинистым лицом мрачной старухи из Бопри поразила ее. Морвен пыталась, но не могла избавиться от навязчивого видения. Она вспомнила, что почувствовала тогда, и вздрогнула.

– Что там было? – раздраженно спросила леди Ирэн.

– Что? – Морвен едва дышала, съежившись на стуле.

– Ты вздрогнула. Ты что-то скрываешь от меня! – Она вскочила с кушетки и схватила Морвен за руку. – Я этого не потерплю!

Морвен взглянула на изящную белую руку матери и вспомнила заскорузлую руку старухи на пегом лбу Инира. Уверенность ее нарастала, а вместе с ней и бунтарский дух. Она ответила на английском, сама удивляясь, что эти слова слетели с ее уст:

– Мама, убери руки!

Такого прежде не бывало, что весьма шокировало леди Ирэн. Она стояла, задыхаясь от гнева, и, сама того не замечая, подняла руку, словно собираясь ударить дочь.

Морвен знала, что мать не сделает этого, но все же увернулась и вскочила со стула. Лицо леди Ирэн побагровело, затем стало мертвенно-бледным. Она свирепо глядела на дочь, по-прежнему стоя с поднятой рукой. Ее хрупкий, как хрусталь, голос прозвучал чуть слышно, и Морвен едва смогла разобрать, что она произнесла:

– Да как ты смеешь…

Морвен дрожала от осознания того, что натворила, и последствий своего поведения, но в ней уже бурлило ощущение силы. Это чем-то напоминало галоп на Инире, когда она смотрела на уплывающую из-под копыт коня землю и поднятые удивленные лица. Она почувствовала, что стала морально выше и сильнее, как никогда прежде за свою недолгую жизнь.

– Я не совершила ничего плохого. С какой стати ты сердишься?

– Ты что-то скрываешь. – Теперь это прозвучало, как шипение змеи.

– С чего ты решила? Я же сказала, куда ходила.

Морвен оперлась спиной о дверь будуара, но сдаваться не собиралась.

Мать втянула воздух изящными ноздрями:

– Мне известно, что девочки могут быть лживыми.

Она проследовала к туалетному столику, подобрала длинную юбку и уселась на украшенный оборками табурет перед зеркалом. В его отражении она увидела глаза дочери.

– Больше так не поступай, Морвен. Иначе я прикажу удалить Инира.

Это было худшим из наказаний, какое только можно придумать. Морвен так и не поняла, за что может быть наказана, но перепросить не посмела.

– Я больше не буду.

Леди Ирэн вздохнула и взялась за расческу. Цвет ее лица восстановился, она снова была невозмутима.

– Скажи Чесли, что меня не будет за чаем, – сказала она. – Он может отправить ко мне горничную с подносом.

– Да, маман, – ответила Морвен и ускользнула, чтобы не вызвать очередной вспышки раздражения матери.

Намного позже она поужинала в полном молчании. Потом переоделась в ночную сорочку, и служанка расчесала ей волосы, а когда свет в Морган-холле погас, лежала под одеялом, глядя на мерцание звезд над долиной Гларморган и теряясь в догадках, что вызвало подозрения матери.

Горничные и мадемуазель Жирар постоянно перешептывались о том, что у хозяйки всегда «глаза на затылке». Ложь никому не сходила с рук – ни лорду Ллевелину, ни прислуге, ни дочери. Умение леди Ирэн распознать неправду было прямо-таки сверхъестественным.

Сегодня, однако, Морвен показалось, что мать была несправедлива. Сама леди Ирэн часто надолго исчезала, причем ни Чесли, ни служанка не могли сказать, где она и когда вернется. Морвен, как правило, радовали необъяснимые отлучки матери, но сегодня она бодрствовала под звездным небом над долиной, и ей было не по себе.

Морвен откинула одеяла и босая направилась к окну. В последнее время она ощущала странное беспокойство. Ее грудь наливалась, болел живот, а кожа, казалось, стягивала тело.

Она опустилась на стул у окна, наслаждаясь прохладой оконного стекла, разглядывая сады и длинную крышу конюшни. В сиянии звезд деревья и кусты отбрасывали серебристые тени. Гравийная подъездная дорожка поблескивала в свете луны, а пустой выгул был всех оттенков серого. Около получаса Морвен вглядывалась в звездное небо, пытаясь различить созвездия на нем. Зевая, она уже собиралась встать со стула, как вдруг заметила какое-то движение на освещенной дорожке, там, где она извивалась возле конюшни.

Морвен прильнула к стеклу и затаила дыхание.

Стройная фигура, держась по возможности в тени, стремительно прошла мимо лавровых кустов, окаймлявших дорожку, и поспешно направилась к дому.

Морвен узнала мать и вздрогнула.

Она вскочила и схватила платье со стула, где его повесила Розмари. Она надевала его на ходу, просовывая руки в рукава уже за дверью, и чуть не споткнулась о подол, спеша в комнаты леди Ирэн. Сжавшись от холода, Морвен замерла у будуара матери в ожидании, что та откроет парадный вход.

Но этого не случилось. Должен был послышаться хотя бы щелчок, но ничего подобного не произошло.

Морвен нахмурилась, раздумывая, куда же повернула мать – в сад или в сторону конюшни. Половина ночи уже прошла, и ей хотелось вернуться в постель.

Она испугалась, когда услышала в будуаре шум закрывающейся двери и скрип гардероба. Как она могла пробраться в комнату незамеченной?

Озадаченная, Морвен застыла на месте. Поколебавшись немного, она собралась с духом и постучала в дверь.

Через мгновение она открылась. Леди Ирэн застыла в дверном проходе, раздраженно глядя на дочь. Потом, выпрямившись, развернулась, и длинное бесформенное пальто колыхнулось вокруг нее так, что был виден подол сорочки под ним.

– Маман! Где ты была? Что ты…

Леди Ирэн жестом приказала ей молчать и сбросила перепачканное пальто прямо на пол. Гобеленовая сумка с ее плеча упала на кушетку.

– Маман! – воскликнула Морвен.

Леди Ирэн опустилась на кушетку рядом с сумкой и прошипела:

– Тише! И закрой дверь за собой. Ты весь дом разбудишь!

Морвен прошла в будуар и закрыла дверь.

– Почему ты в таком виде?

Мать прищурилась так, что зрачки стали невидимыми, и раздраженно прошипела:

– А тебе какое дело?

Морвен возмутилась и, хотя и с опаской, требовательным тоном спросила:

– Почему тебя должно касаться, куда я хожу, а меня твои дела – нет?

– Я твоя мать, – холодно ответила леди Ирэн.

– De temps en temps, – огрызнулась Морвен. Ей понравилось, что слова попали точно в цель. Она чувствовала себя как жеребенок, которого впервые отпустили на пастбище.

Они пристально смотрели друг на друга: кровь стучала в висках Морвен, а ее мать все бледнела и, казалось, вот-вот исчезнет.

Наконец-то леди Ирэн, скривив губы, нарушила тишину:

– Очень хорошо. Я все расскажу, Морвен. Я пыталась оградить тебя от этого. Но ты, по-видимому, считаешь себя взрослой.

В комнате было темно. Леди Ирэн взяла спички и зажгла свечу на инкрустированном столике между кушеткой и мягким стулом. Потом указала на стул, и Морвен, охваченная любопытством, села. Тени от свечи плясали на обоях. Леди Ирэн открыла сумку, достала оттуда что-то объемное, завернутое в белую льняную ткань, и положила на стол.

Она развернула сверток, и у Морвен перехватило дыхание. Там оказался чудесный хрустальный шар на серой каменной основе, который можно было обхватить ладонями. Пламя свечи, отражаясь, плясало в нем, как будто живое. Морвен потянулась, чтобы потрогать шар.

– Нельзя! – воскликнула леди Ирэн и ударила ее по руке.

– Почему нет? – удивилась Морвен и прижала руку к груди. Было не больно, но неприятно. – Что с тобой, маман?

– Ты не знаешь, что это такое, – сдержанно произнесла леди Ирэн, – и я должна рассказать тебе об этом.

Она снова завернула хрустальный шар в ткань, откинулась на кушетке и сложила руки на коленях. Потом внимательно посмотрела на дочь:

– Надеюсь, ты не устала. Это займет некоторое время.

* * *

– Я родилась не в господской комнате на верхнем этаже, – приступила к рассказу леди Ирэн. – В доме, где я была рождена, не было этажей вообще.

Морвен заморгала от удивления, и мать презрительно усмехнулась:

– Конечно, тебе этого не понять, ведь у тебя было все, что пожелаешь, с момента рождения. И даже до него.

Морвен нахмурилась, но леди Ирэн только махнула рукой.

– Не обращай на мои слова внимания. Это не часть истории, всего лишь ее результат. – Она подтянула к себе шаль с другого конца кушетки и укутала ею колени, а потом повернулась к звездному небу за окном. – Единственная вещь, унаследованная тобой, – это французский язык. По крайней мере за этим я проследила. Однако мне следует вернуться к самому началу.

Морвен слушала, и ее глаза раскрывались все шире. Леди Ирэн рассказывала о французских корнях семьи, о том, как они, спасаясь от гонений, покинули родной берег в утлой лодке и, преодолев бурные моря и непогоду, нашли новый дом в Корнуолле. Она рассказывала о таинственных ритуалах, о подозрениях и преследованиях… И наконец о побеге.

– Ее звали Урсулой. Она занималась хозяйством на ферме, ухаживала за животными, была вынослива, с большими, как у мужчины, руками. Она сбежала из Корнуолла, оседлав жеребца-тяжеловоза, в чем была.

Морвен, сидевшая не шелохнувшись, подняла голову:

– Тяжеловоза? Такого, как Инир?

– Именно как Инир, так бывает. Теперь слушай внимательно, Морвен. – Леди Ирэн поправила шаль. – Она была беременна. Мною.

Морвен не смогла скрыть своего изумления.

– Да, это так, – подтвердила леди Ирэн. – Меня родила крестьянка. У нее не было мужа. И родственников тоже не было. Она назвала меня Ирэн.

– Красивое имя.

– Может быть. Уэльсцам сложно его произносить.

– Где ты выросла?

– Достаточно далеко отсюда.

– Но почему, маман? И что случилось с Урсулой?

– Она пропала.

– Как жаль, что я ее не знала!

– Почему? Тебе все равно не о чем было бы с ней говорить. Она целыми днями ухаживала за коровами и вычищала сарай.

– Она была моей бабушкой. Твоей матерью. Разве тебе не жаль, что она исчезла?

– Мы не ладили с ней.

– Но ведь и мы с тобой не ладим…

Морвен ожидала гневной реакции, но взамен получила печальную улыбку.

– Мы больше сродни друг другу, чем ты думаешь.

– О чем ты?

Леди Ирэн беспокойно пошевелилась, и шаль сползла с ее колен. Она не торопилась поднимать ее, устремив взгляд за окно, где небо постепенно окрашивал рассвет.

– Ты никогда не задумывалась, почему Инир знает твои мысли?

Морвен вздрогнула:

– Ч-то т-ты имеешь в виду? Откуда тебе это известно?

Леди Ирэн не пошевелилась, только взгляд ее скользнул по Морвен.

– Я знаю все.

– Яго, должно быть, рассказал тебе.

– В этом не было нужды.

– Инир смышленый.

– Такой же, как его предок.

– Ты знала его?

– Его предком был Арамис. Именно он увез Урсулу из Корнуолла.

– Тогда куда…

– Он был ее единственным достоянием. Арамис да еще этот хрустальный шар. Она использовала обоих.

– Шар? – Морвен беспомощно подняла руки и снова опустила их. – Маман, пожалуйста… Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Надменная улыбка леди Ирэн погасла.

– Мне начать рассказ заново?

– Нет, просто объясни, что все это значит.

Леди Ирэн поднялась с кушетки и направилась к окну. Ночная сорочка струилась вокруг нее, словно легкий утренний туман. Она коснулась руками оконной рамы и замерла, всматриваясь в дымку, а потом с невозмутимым видом повернулась к дочери:

– Ведьмы, Морвен.

– Ч-что, маман?

– Ведьмы. Вот о чем я тебе рассказывала. Неужели так трудно понять? Они были ведьмами. Они покинули Бретань, потом Корнуолл, скрываясь от охотников на ведьм. Урсула была ведьмой. И я ведьма. В хрустальном шаре я могу видеть что угодно, например свою дочь, когда она думает, что за ней никто не следит.

Морвен вскочила на ноги, кровь пульсировала в ее голове.

На лице матери расплылась ледяная улыбка.

– И ты тоже, как оказалось. Я надеялась, что ты ею не станешь, – так жить было бы легче. Это опасное знание, а я тебе не доверяю.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – прошептала Морвен.

– Обычно ты гораздо сообразительнее, Морвен! Подумай, почему Инир знает твои мысли? Ты – ведьма. Ведьма. Как твоя мать. И как бабушка. Как все женщины семейства Оршьер. К несчастью, это правда.

У Морвен перехватило дыхание. Она не увидела горького триумфа на лице матери. Тьма облаком опустилась на нее, и девушка в глубоком обмороке рухнула на пол.

 

3

Четыре дня после того, как леди Ирэн показала ей хрустальный шар, Морвен была больна. Кто-то помог ей добраться до постели. На следующее утро ее мучили горячка и тошнота. Пришел доктор и констатировал грипп, но Морвен ему не поверила: она заболела от потрясения и замешательства.

Она пыталась убедить себя, что мать придумала историю о колдовстве, чтобы наказать ее. Или, что гораздо хуже, леди Ирэн просто не в своем уме. Если так, то что же делать? Морвен не могла обратиться с этим к отцу, но и то, что сказала ей мать, не могло быть правдой. Просто не могло быть! Она была в растерянности, и попытки понять услышанное только ухудшали ее состояние. Морвен не могла ни есть, ни пить, ни разговаривать.

И не к кому было обратиться за защитой. Она не доверяла мадемуазель Жирар, поскольку знала, что та доносит все до ушей леди Ирэн. Яго был ее поверенным, однако предупреждение матери держало Морвен в страхе, и она не могла ему ничего рассказать. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой.

Морвен лихорадило три дня, а она отчаянно пыталась принять решение. Отец приходил навестить ее и, стоя у двери, осведомлялся, есть ли у дочери все необходимое. Горничная приносила подносы с едой, от которой Морвен тошнило. Мать написала ей записку, но держалась подальше от комнаты больной.

Когда Яго сообщил, что Инир не ест, как и она, Морвен поняла, что больше так продолжаться не может. Она не знала, что думать и чему верить, но лежать в постели не было никакого толку.

Она подождала, пока горничная, оставив бульон и стакан воды, вышла, опустила ноги на пол и встала.

Это было нелегко. В голове туманилось, колени подкашивались, но мысль об Инире заставила ее подойти к окну. Морвен открыла его и села, вдыхая свежий летний воздух. Немного погодя она почувствовала прилив сил, выпила воду и осилила половину куриного бульона. Потом подождала еще немного, чтобы убедиться, что ей не стало хуже, и вызвала служанку.

Тепло одетая, с шалью на плечах, хотя солнце пригревало, она вышла из дома через вход для прислуги и направилась к конюшне. К своему большому облегчению, Морвен услышала ржание Инира, и Яго вышел ее встретить.

– Почувствовали себя лучше? – спросил он. – А то этот великолепный конь голодает.

– С ним все в порядке?

– Теперь так и будет.

Яго проводил ее к стойлу Инира. Морвен обняла коня за шею и осталась, чтобы убедиться, что он съел меру овса и выпил достаточно воды. Она не находила в себе сил, чтобы прокатиться верхом, и они просто прогулялись на залитом солнечным светом выгуле. Яго был рядом, но они говорили только о том, как Иниру набрать потерянный вес.

В тот вечер леди Ирэн послала за ней очень поздно, когда весь дом крепко спал. Морвен была уже в постели, но охотно поднялась и, набросив халат, направилась по коридору. Возможно, думала она, мать признается, что все это было выдумано. Возможно, даже извинится, чего до сих пор никогда не делала. Может быть, болезнь дочери заставила ее образумиться.

Ничего подобного не произошло. Наоборот, леди Ирэн с важным видом достала спрятанный хрустальный шар и поставила его на инкрустированный столик. Потом вытащила из кармана крошечную фляжку и круговым движением брызнула на пол. После заменила стоявшую на столике свечку массивной свечой из белого воска и разложила вокруг нее зеленые и коричневые веточки каких-то растений.

– Мама, что… – начала было Морвен.

Леди Ирэн жестом заставила ее замолчать. Потом обхватила ладонями шар и сидела в полной тишине, как показалось Морвен, довольно долго.

Девушка томилась от нетерпения. Она смотрела на часы, на потолок, глазела в окно, где над серпом луны проплывали тучи, хмуро вглядывалась в извивающееся пламя свечи и совсем уже собралась заговорить, как внезапное изменение внутри шара завладело ее вниманием.

Морвен подалась вперед. Ей показалось, что она видит отражение пламени свечи или лунного сияния. Руки леди Ирэн обхватили шар, и Морвен в ужасе вскочила на ноги.

Внутри него, прямо от гранитного основания, вырисовывался образ. Морвен однажды видела такое в кинетоскопе, когда ездила в Кардифф. Эта фигура выглядела точно так же, как в том приборе. Она была настоящей, но далекой и явно не осознающей, что за ней наблюдают.

– Маман, что происходит?

– А ты как думаешь, Морвен?

– Ты… ты можешь видеть людей в этой штуке?

– Так и есть. Это фамильный хрустальный шар Оршьер. И да, я могу видеть в нем людей. Как, впрочем, и ты.

– Это же Яго!

– Да, – спокойно подтвердила леди Ирэн. – Это он.

– Разве это не то же самое, что слежка?

– Это не то же самое, что слежка. Это она и есть. Лично я предпочитаю более традиционный термин – «гадание на магическом кристалле». Но мне все равно, как ты это будешь называть. Это вещь полезная.

Морвен взглянула матери в глаза. Они в полутемной комнате казались почти черными.

– Так вот как ты узнала, что я была в замке!

– Знание делает нас сильнее, Морвен. У женщины источники власти весьма ограничены.

– Но, маман, для чего тебе власть? Конечно, отец…

Злой блеск глаз леди Ирэн остановил ее. Морвен попятилась от шара, не желая тайком наблюдать за Яго, опустилась на стул и закрыла глаза руками.

– Будь благодарной, Морвен, – сказала леди Ирэн. – Не всякий может это видеть, а ты обладаешь даром. Он привел к тебе Инира. Тебе следует радоваться этому.

– Инир любит меня.

– Может быть, и так. Но это не главное. Он – твоя родственная душа.

Руки Морвен опустились.

– Что ты сказала?

Леди Ирэн раздраженно махнула рукой:

– В церкви тебе скажут, что верить в такое грешно, но это неправда.

– Отец Пью не обманывает.

– Пффф! Все врут. – Леди Ирэн погасила фитиль большим и указательным пальцами и начала заворачивать шар. – Инир – дух-фамильяр, верный товарищ твоего сердца. У нас у всех он есть, если судьба к нам благоволит.

– И у Урсулы был?

– Урсула прекрасно ладила со многими животными, особенно с лошадью, принадлежавшей ее мужу. Ее фамильяром был конь.

– А у тебя, мама, он есть?

Ее мать завернула наконец хрустальный шар и встала.

– Был когда-то.

– А теперь?

– А теперь нет. – Леди Ирэн отвернулась.

– Маман, подожди! Кто был твоим фамильяром? Почему у тебя его больше нет?

Леди Ирэн остановилась. Ее глаза были устремлены на озаренный лунным сиянием парк за окном.

– Это был лис, – прошептала она, словно говорила сама с собой, – красивый рыжий лис, который нашел меня в моем старом доме и привел сюда, в долину. В мою новую жизнь. За это его застрелили.

Морвен зажала рот руками:

– О нет! О нет, мама, кто же…

И тотчас поняла. Это было невыносимо!

Лорд Ллевелин постоянно хвастался перед гостями вычиненной шкурой лиса, которая лежала в гостиной. Он кичился своей сноровкой, меткостью выстрела, умелым мастером и расходами на сохранность. Морвен вспомнила, что ходила по ней сотни раз, и каждый шаг, вероятно, отзывался болью в сердце ее матери.

– Ох, маман, мне так жаль, – прошептала она. Леди Ирэн не ответила, и Морвен осторожно спросила: – Что же все-таки случилось?

Леди Ирэн неподвижно смотрела в парк, лунный свет обрисовывал очертания ее лица.

– Он появился, когда я узнала о своем даре, – негромко сказала она. – Я сразу же почувствовала, кто он такой, а когда наступил час покинуть дом, он последовал за мной. У него была нора в этом парке. Он раньше ждал вон там. – Она подняла руку, и шелк пеньюара замерцал на ней. – Прямо возле леса.

– Папá… Он знал?

Лицо леди Ирэн было неподвижным, как гравий на подъездной дорожке.

– Я не знаю. Он следит за мной. Я видела в хрустальном шаре, как он роется в моем шкафу и просматривает дневник.

– Почему же ты вышла за него? – не сдержалась Морвен.

– Чтобы стать леди Ирэн. Мне до смерти надоела жизнь на ферме.

– И между вами не было любви?

– Любовь – это иллюзия, Морвен. Она не длится долго. На нее нельзя надеяться.

– И сейчас ты ненавидишь отца?

– С чего ты решила? Я к нему равнодушна. – Леди Ирэн нетерпеливо вздохнула. – А теперь иди спать. Я научу тебя всему, мы всегда так делаем. Ты будешь знать имена наших предшественниц, научишься вызывать духов и пользоваться хрустальным шаром. Я научу тебя соблюдать саббаты и ритуалы, которые достались нам от прежних поколений. Но помни…

Морвен уже прошла через комнату и взялась за ручку двери, но тут остановилась.

– Помнить что?

– Об этом нельзя никому говорить, – строгим голосом произнесла леди Ирэн. – Ни Яго, ни отцу Пью.

– Конечно, маман, но отцу Пью…

– Особенно ему, Морвен. – Ее губы презрительно скривились. – Пусть его кротость не вводит тебя в заблуждение. Священное Писание приказывает уничтожать нас. И ему хватит на это смелости.

– А Яго…

– Никому, Морвен! Для ведьмы раскрыться – значит, подвергнуть себя опасности.

– Но мы живем в двадцатом столетии!

– Ну и что? Да хоть в каком!

– Я не понимаю. – Морвен покачала головой.

Леди Ирэн прищелкнула языком:

– Морвен, ты уже достаточно взрослая, чтобы разбираться в мужчинах. Они любят, когда женщины хорошо выглядят, имеют подобающие манеры и рожают им сыновей. Они не ожидают… вернее, просто не хотят, чтобы у нас было личное мнение. Женщины не должны спорить, устраивать сцены и иметь чувства.

– Но папá…

– Твой папá ничем не лучше. Он вводит тебя в заблуждение тем, что потакает во всем. Но если понадобится, он даже не спросит твоего мнения. Просто сделает по-своему.

– Как это связано с тем, что я ведьма?

Леди Ирэн замолчала, ее глаза казались мерцающими темнотой омутами. Она безрадостно улыбнулась:

– Ты меня не слушаешь, Морвен. Я рассказываю тебе, почему мужчины ненавидят наше племя. Думаешь, я та женщина, которую только что описала? Или ты?

– Нет, – прошептала Морвен, и ее сердце упало.

– Ты же понимаешь, что твой отец, как и многие мужчины, боится женщины, которая не вписывается в этот идеал, потому что не знает, как ее контролировать. Тебе нужно помнить, что всякий напуганный мужчина опасен.

Холодная улыбка леди Ирэн исчезла. Она снова повернулась к окну и бросила через плечо:

– Я скажу тебе правду, Морвен. Мне нравится, когда мужчина меня боится. Это моя награда за то, что я не даю пропасть нашему ремеслу.

* * *

Через неделю лорд Ллевелин объявил, что на шестнадцатилетие его дочери будет устроен бал.

Леди Ирэн восприняла это известие без возражений. Естественно, она поручила все приготовления Чесли, повару и мадемуазель Жирар. Мадемуазель объяснила Морвен, что ее ждут примерки платья, походы к парикмахеру, частные уроки танцев, и девушка бросилась к отцу:

– Папá, мы никогда не устраивали ни балов, ни вечеринок, кроме церковных празднеств. К чему нам все это?

Отец вынырнул из «Таймс» и хмуро посмотрел на нее из-за стальной оправы очков:

– Что?

– Я имею в виду этот бал, папá. – Морвен стояла у камина, скрестив руки и нетерпеливо постукивая пальцами по локтям. – Это мой день рождения. Я не хочу никакого бала!

– Хочешь ты или нет, это неважно. Я сам знаю, что лучше для тебя. Тебе пора выходить в свет.

– Откуда? – спросила Морвен и получила в ответ раздраженный взгляд отца.

– Девушек из благородных семей нужно выводить в общество подобающим образом, – произнес он и раскрыл газету, отгораживаясь от дочери.

– В общество? Его здесь нет! А впрочем, мне все равно.

– Тебе будет не все равно, если не выйдешь удачно замуж, – ответил лорд Ллевелин с той стороны «Таймс».

– Замуж?!

Морвен обернулась, надеясь на поддержку матери, но леди Ирэн сидела, поглаживая ногой лисью шкуру на полу, и делала вид, что не слышит их разговора.

Коврик из ярко-красной шкуры и с лисьей головой был обездвижен мастером из Каубриджа навсегда, и Морвен содрогнулась. Она не понимала, как мать могла выносить сам его вид и то, что по нему ходят, как будто он никогда не был живым существом. Если бы кто-нибудь застрелил Инира, она отомстила бы убийце, даже если бы стрелком оказался ее отец.

Морвен, обогнув коврик, выбежала из гостиной, оставив погруженного в «Таймс» отца в блаженном неведении относительно пламенного протеста, который охватил его дочь.

Она взлетела по лестнице и тут заметила, что дверь в комнату матери открыта, словно в ожидании, что скоро леди Ирэн придет переодеваться к ужину.

У разгневанной Морвен возникла дерзкая идея. Хотя она и колебалась, опасаясь крутого нрава матери, но не смогла отказаться от нее. Это было опасно, но она ощущала непреодолимое желание воспользоваться хрустальным шаром самостоятельно.

Она окинула коридор взглядом. Прислуга в кухне готовит посуду и столовое серебро под надзором Чесли. Мадемуазель Жирар пьет чай в своей комнате. Отец сидит в гостиной с леди Ирэн.

Морвен проскользнула в будуар, закрыла за собой дверь и повернула ключ в замке.

Она не знала, где мать прячет шар, но он должен быть где-то в спальне, там, где Морвен никогда не бывала. До этого момента она вела себя бесстрашно, теперь же подбиралась к круглой хрустальной ручке на цыпочках. Замок щелкнул, и дверь подалась. Морвен осторожно толкнула ее пальцем.

Дверь на хорошо смазанных петлях распахнулась беззвучно, обнажая полутьму комнаты. Занавески складками падали вниз, окна были закрыты. Морвен вошла и в изумлении осмотрелась.

Морган-холл изобиловал восточными коврами и массивными драпировками, старинными вещами и статуями, которые, словно странные семейные портреты, украшали лестничный пролет, холл, большую и даже малую столовую. Это был богато, но безвкусно обставленный особняк. Сам дом был в георгианском стиле, интерьер – в викторианском, но с замашками на эдвардианский. Все было хаотично собрано в одном месте лордом Ллевелином и его предшественниками, явно убежденными, что в этом изобилии и заключается его ценность.

Личная комната леди Ирэн была выдержана в ином стиле. Морвен, сложив руки под подбородком, медленно поворачивалась, чтобы все осмотреть.

Стены не оклеены обоями, а выкрашены в цвет слоновой кости. На полированном деревянном полу ничего, кроме вязаного коврика, украшенного цветочным узором пастельных тонов и настолько милого, что Морвен не решилась ступить на него. Кровать была сделана из ели по французскому дизайну, искусную резьбу украшала позолота. Покрывало бледно-зеленого цвета с ирисами. Гардероб кремовый, в тон стенам, и всего лишь одна картина на стене напротив.

Увидев картину, Морвен забыла, зачем пришла сюда. Книги по искусству, которые давала ей мадемуазель, были иллюстрированы греческими скульптурами и религиозными фигурами эпохи Возрождения. Морвен никогда не видела картины, подобной этой. Девушка в багряной мантии держала в руках хрустальный шар. На столе возле нее лежала раскрытая книга с чем-то вроде волшебной палочки на ней, а рядом с книгой был череп. Женщина на картине вполне могла быть леди Ирэн, такая же стройная и темноволосая. Невозможно, чтобы она была натурщицей! Лорд Ллевелин никогда бы не позволил этого…

Шум автомобильного мотора вспугнул Морвен и напомнил, зачем она пришла. В спешке она принялась искать место, где мать могла бы прятать шар. Она нагнулась и посмотрела под кроватью, но там не было ничего, кроме комнатных туфель, аккуратно стоявших рядом. Тогда Морвен открыла гардероб. Платья, накидки и пеньюары дохнули на нее ароматом роз. Она подобрала длинные юбки и заглянула в выдвижной ящик, но свертка из льняной ткани среди обуви не нашла.

Морвен продолжала искать, хотя ощущала каждую минуту, истекающую неумолимо быстро. Возможно, леди Ирэн унесла его в то место, где занималась своим «гаданием».

Но через мгновение Морвен поняла, что это не так. Она чувствовала его присутствие. Шар был здесь и, казалось, призывал ее к себе, окликая по имени.

Такое уже случалось: например, что-то звало ее к руинам замка, где странная старуха сказала, что хотела ее увидеть.

Все это пронеслось в голове Морвен в один миг. Она попятилась к центру прелестной спальни матери, закрыла глаза и развернула руки ладонями вверх. Она слушала не ушами, а сердцем.

Она не могла бы объяснить источника этого знания. Это было чутье. Пульсация до боли в груди. От поворота налево она еще усилилась. Морвен, по-прежнему не открывая глаз, повернулась в другую сторону, и боль угасла. Еще одно движение налево – и боль опять терзала ее, как будто кто-то (или что-то) дергал за нити, привязанные к ее ребрам.

Она открыла глаза и позволила боли протащить себя к окну. Кресло возле него было уютным и удобным, с кучей зеленых и белых бархатных подушек. Морвен убрала их и тщательно осмотрела деревянный каркас кресла. Под ее пальцами основание кресла подалось, открыв просторную нишу. Это и был тайник.

Вероятно, он предназначался для одеял и подушек. Теперь в нем хранился круглый предмет, завернутый в льняную материю, который Морвен сразу же узнала. Она нашла хрустальный шар!

В этот момент из коридора донесся звук, за которым последовал стук в дверь будуара. Времени для раздумий не было. Морвен схватила шар, вернула сиденье кресла обратно и взгромоздила подушки на место. Осторожно, стараясь не издавать ни звука, она приоткрыла дверь и на цыпочках проскользнула в опочивальню.

Деваться ей было некуда. Кто-то стоял у двери, и он обязательно сообщит леди Ирэн, что Морвен дерзнула проникнуть в ее спальню. Она осмотрелась, размышляя, где же спрятаться. Было одно только место – святая святых, личная ванная комната ее матери, установленная по-особенному и баснословно дорогая.

Это была еще одна запретная комната, которая появилась, когда Морвен была маленькой. Она помнила, как отец ворчал на водопроводчиков, столяров и плиточников, снующих туда-сюда по лестнице, и возмущался, когда получал от них счета за работу. Когда все было сделано, Морвен с няней поспешили туда, предвкушая небольшую экскурсию. Но им решительно отказали, ничего не объясняя и не извиняясь. Няня ничего не сказала, но Морвен заметила, как она, приподняв брови, обменялась со старшей горничной взглядами. Только леди Ирэн и ее личная горничная допускались в эту ванную комнату и к следующему году обновленную опочивальню. Горничная ее светлости была маленькой, неприметной женщиной, которая ставила себя выше остальных слуг. Морвен слышала, как няня и другие горничные упрашивали ее рассказать, какая ванная комната у ее хозяйки, но та только презрительно фыркала в ответ.

Сейчас Морвен могла созерцать эту красоту. Как красиво! Блестящая мраморная плитка на полу была инкрустирована мозаикой. Доминирующим цветом был белый с вкраплениями лазурного, алого и изумрудного. Ванна, стоявшая на огромных безобразных ножках, казалась необъятной. Краны отсвечивали серебром, а на стене с множеством серебряных крючков висели разнообразные щетки и полотенца.

За комодом, закрытым шторой с аппликацией, висящей на крученом карнизе, была непонятная маленькая дверь: узкая, белая, с низкой притолокой. Морвен отдернула занавеску и, нагнувшись, прошла под притолокой.

Морган-холл не был настолько старым, чтобы иметь убежище для священника, но пространство за дверью вызывало мысль о нем. Там была тесная неосвещенная лестничная площадка, а ведущая вниз лестница еще ýже. Несколько секунд Морвен озадаченно раздумывала, куда она может выходить. Пока она размышляла, дверь будуара открылась и голос мадемуазель Жирар позвал:

– Моя леди! Мисс Морвен!

Мадемуазель не посмела бы войти в опочивальню или ванную комнату, но Морвен все равно почувствовала себя в ловушке. Она осторожно закрыла за собой дверь. Свет пропал. Она постояла, думая, что через несколько минут ее глаза привыкнут к темноте, когда же этого не случилось, начала опасаться, что столкнется с матерью, поднимающейся по лестнице.

Очевидно, именно таким образом леди Ирэн отлучалась из Морган-холла. Лестницей, похоже, часто пользовались – здесь не чувствовалось ни пыли, ни влажности. Вероятно, леди Ирэн брала с собой свечу или светильник. Морвен же пробиралась вниз по лестнице ощупью, шаг за шагом.

Она пальцами ноги исследовала каждую ступеньку, перед тем как полностью опустить ступню. Внизу теплился свет, и она продвигалась вперед, не спуская с него глаз. Вдруг Морвен ощутила резкий запах дикого майорана, который безошибочно подсказал, где она находится. В отличие от парадной лестницы с широкой площадкой между первым и вторым этажом, эта вела прямо вниз.

Садовник посадил растение у южной стены за флигелем, откуда не было видно ни парадного входа, ни подъездной дорожки. Здесь оно купалось в солнечных лучах, как он говорил, и, хотя в период покоя казалось неприметным, применялось для отдушки мыла. Морвен любила его желтые с восковым налетом цветки, которые распускались, когда все в саду погружалось в зимний сон. Иногда она срывала их и приносила себе в комнату.

У изножья лестницы была простая старая дверь со щеколдой и без окна. Свет пробивался по краям, где стена осунулась, отчего дверь висела неровно. Морвен подняла щеколду и выглянула.

Косые лучи закатного солнца ослепили ее, затуманив глаза слезами. Сад был по правую сторону, а конюшня – позади. По левую сторону лениво поблескивала река. Морвен вышла, увернувшись от раскинувшихся ветвей дикого майорана, а когда оглянулась, то увидела, что дверь стала не видна.

Она поспешила в конюшню через сад, не желая столкнуться с мадемуазель Жирар или, что было куда хуже, с матерью. Ноги сами несли ее туда, где ей всегда были рады.

Еще за сотню ярдов Морвен услышала призывное ржание Инира и ускорила шаг, крепко зажав шар под мышкой.

Яго вышел ей навстречу, держа в одной руке сбрую, а в другой – шило. Он редко когда ходил с пустыми руками и, как Морвен подозревала, проводил вечера за починкой сбруи или прохудившихся кормовых мешков.

– Вы куда-то спешите, – заметил он.

Морвен перешла на шаг.

– Мне нужно вернуться, чтобы переодеться к ужину, – ответила она.

– Нет времени, чтобы покататься? Вон тому коню это не понравится.

Его глаза, такие же темные, как у Морвен, прищурившись, смотрели на нее. Она была высокой, но Яго все равно был на голову выше, и ноги его были длиннее.

– Наверное, я прокачусь к реке.

– Подать седло?

Она засмеялась, проходя в прохладный полумрак конюшни. Это была их постоянная шутка: он предлагал седло, а она отказывалась. Ей не нужны были поводья и уздечка, но они были в наличии, чтобы не вызывать лишних вопросов любопытных.

Инир ожидал, опустив голову через дверь приоткрытого стойла. Морвен откинула щеколду, и он вышел, осторожно ступая. Она сняла со стены его уздечку, надела ее и встала на подставку.

– Что это? Может, подержать? – спросил Яго, указывая на сверток.

– Нет, спасибо, – ответила она ему. – Это что-то вроде секрета.

– Как угодно, мисс Морвен, – произнес он торжественно.

Она показала ему язык и уехала в надвигающемся сумраке. Яго только рассмеялся в ответ.

У Ривер-То было место, где Морвен могла, укрывшись от мадемуазель Жирар, коротать полуденные часы. Это был уютный уголок, беседка, укрытая тремя плакучими ивами, которые были настолько старыми, что уходили корнями в воды реки. Ветви с золотистыми листьями склонялись до земли, как спицы сломанного зонта. Инир довез Морвен туда не более чем за четверть часа. Там девушка спешилась и, нагнувшись, прошла под свисающими ветками, оставив коня пастись в тени.

Она опустилась на колени на влажную землю между наклонившимися стволами деревьев и развернула хрустальный шар.

В тени желтых ветвей старый камень засиял, как закатное солнце, золотисто-бронзовым, ржавым оттенком. Морвен было достаточно того, что она просто всматривалась в шар, уже это облегчало болезненное ощущение в груди. Он удивительным образом притягивал ее к себе. Морвен погладила шар. Обычно от камня веет холодом, но сейчас рукам было странно тепло. Казалось, шар вот-вот оживет от ее прикосновений.

И он действительно подавал проблески жизни!

Морвен охнула от изумления. Леди Ирэн рассказывала, что обладает даром, что доказательство собственной силы поражало ее. Могло ли такое быть на самом деле? Морвен все еще не верилось, что ее мать была ведьмой, но…

Она не успела перевести дух, как в шаре возникла фигура.

Это была старуха из замка Бопри. Морвен видела ее морщинистое лицо, ореол серебристых волос, темные горящие глаза. Вот ее губы зашевелились, и она подняла заскорузлую руку.

Морвен не могла расслышать слов, но одно эхом отдалось в ее голове, как удар гонга:

– Venez!

Изображение пропало так же быстро, как и появилось. Дрожащими руками Морвен завернула шар в ткань, как будто это могло помочь выбросить из памяти увиденное и не слышать призыва, который продолжал звучать в ее голове.

От этого не было никакого толку. Морвен не могла повернуть время вспять, чтобы уклониться от созерцания старухи, как не могла забыть обращенных к ней слов. Желание покориться было слишком сильным. Морвен даже решила не относить шар снова в замок, просто завернула его получше и осторожно положила между торчащими из земли корнями дерева. Вынырнув из-под ивовых ветвей, Морвен увидела Инира у валуна, с которого ей было удобнее садиться. Голова коня была поднята, уши настороженно торчали.

– Ты тоже это слышал, – вздохнула Морвен.

Он тихонько фыркнул и покачал головой.

– Ладно, давай поедем. Но я не понимаю, что все это означает.

Инир топтался на месте, что было признаком нетерпения, и рванул с места, как только Морвен села верхом. Она едва успела ухватиться за недоуздок.

Она опоздает к ужину. Отец будет раздражен, мать разозлится, Яго станет волноваться, что хуже всего… Но ничего не поделаешь. Иниру, как и ей, было прекрасно известно, что ехать необходимо.

Она схватилась руками за гриву коня и уперлась ногами в его бока. Почувствовав, что хозяйка в безопасности, Инир припустил рысью вверх по тропинке у реки. Казалось, он появился у разрушенного замка на вершине холма через мгновение.

Жеребец замедлил шаг. Морвен изо всех сил старалась успокоиться перед тем, как узнать, что ее ожидает.

 

4

К тому времени, как Инир добрался до окружающей замок разрушенной стены, тени стали длиннее. Он осторожно ступал по камням и обвалившейся кладке, прокладывая путь к внешнему двору и наконец остановился у крыльца с колоннами. Морвен, ощущая дрожь во всем теле, спешилась.

Лучи закатного солнца не попадали во внутреннюю часть замка. Морвен обхватила себя руками, чтобы согреться, и прищурилась, вглядываясь в темноту.

Смутная закутанная фигура постепенно становилась все отчетливее. Морвен учуяла запах прежде, чем увидела ее. Старуха передвигалась нетвердыми, шаткими шагами, пристально глядя на Морвен. Она приветственно подняла руку и хотела что-то сказать, но ее перебил знакомый голос.

При звуках его сердце Морвен бешено заколотилось. Она повернулась и заметила, что Инир фыркнул и отступил в тень.

– Что это ты делаешь?

Гневный голос леди Ирэн звучал пронзительно, но при этом немного испуганно. Морвен в отчаянии думала, что сказать, чтобы предупредить надвигающуюся бурю.

– Как ты думаешь, что я делаю, Ирэн? – ответила старуха. – Я собираюсь поговорить со своей внучкой.

– Кто тебе сказал, что она твоя внучка? – раздраженно возразила леди Ирэн.

Морвен изумленно уставилась на нее. О ком они говорят? Старуха вышла из тени и сняла капор, открыв копну седых волос.

– Мне не нужно, чтобы кто-то об этом мне говорил, – ответила она. – Ты все не так понимаешь, Ирэн. Хотя я больше не владею хрустальным шаром, – ее улыбка исчезла, а черные глаза сверкнули молнией, – ремесло не покинуло меня. Я могу гадать в отражениях луж, на чайных листьях и рассыпанной муке. Шар имел больше силы, однако…

Леди Ирэн, яростно уставившись на Морвен, перебила ее.

– Что ты с ним сделала? – прошипела она. – Ты пробралась в мою комнату, что было запрещено, и украла его!

И снова Морвен не дали ответить. Старуха засмеялась, что больше походило на воронье карканье.

– Украла, говоришь? Так эта малышка стащила у тебя шар, Ирэн?

– Я вовсе не хотела брать его… – нерешительно пробормотала Морвен.

Но женщины не обратили на нее ни малейшего внимания. Они стояли лицом к лицу – согбенная седая старуха и темноволосая красавица. Напряжение между ними было физически ощутимо. Морвен казалось, что их ярость достигла такой степени, что могла подобно молнии сжечь ее в любой момент.

Старуха перешла на французский:

– Ирэн, дочь моя, какая ирония судьбы! Ты украла шар у меня, а теперь твоя дочь стащила его у тебя. И что ты можешь без него?

Ни леди Ирэн, ни старуха словно не замечали Морвен.

– Думаю, тебе известно предостаточно! Ты знаешь, что я – леди, что я живу в приличном доме, что у меня есть прислуга и благородный муж.

Старуха покачала головой, и серебристая грива ее волос колыхнулась.

– Он хоть любит тебя, этот лорд? Неужто твоей силы для этого хватило?

– Он взял меня в жены и дал титул. Это все, что мне было нужно.

– Ну да. – Старуха растянула губы в белоснежной улыбке. – И еще твоя дочь. Именно он подарил ее тебе, как я полагаю.

Леди Ирэн не ответила. Старуха хихикнула, покачав шапкой волос, отчего в исчезающем свете она снова блеснула серебром.

– Кто же, как не он, Ирэн? – злорадствовала она. – Кто подарил тебе эту прелестную девочку?

– Маман! – окликнула Морвен, и женщины повернулись, наконец-то вспомнив о ее присутствии. – Что все это значит? Кто это?

Леди Ирэн ледяным взором ответила на ее изумленный взгляд.

– Это твоя бабушка, Морвен. Твоя grand-mère Урсула. – И добавила, скривившись: – Крестьянка.

Морвен перевела взгляд с нее на старуху.

– Это так? – прошептала она. – Вы действительно моя grand-mère?

Старуха выпрямилась, чтобы посмотреть Морвен в глаза. Ее морщинистое лицо смягчилось, голос стал нежнее:

– Oui. Bien sûr, ma petite fille.

Морвен с неприязнью посмотрела на леди Ирэн:

– Ты украла хрустальный шар у своей матери.

Это прозвучало как обвинение, и теперь в ее голосе слышалась нотка презрения.

Глаза леди Ирэн вспыхнули.

– Да кто ты такая, чтобы судить меня? У тебя всегда было все самое лучшее. Ты не имеешь понятия о том…

– Лучшее? – переспросила Морвен, повышая голос. – Почему тогда я не была знакома со своей бабушкой? Она могла бы меня любить! – Последняя фраза прозвучала так пронзительно, что Инир встревоженно заржал.

– Какой чуткий конь! – заметила Урсула.

– Да. – Морвен прижала руку к груди, чтобы успокоить бешеный стук сердца.

Старуха, которую отныне Морвен не могла называть иначе как бабушкой, пробормотала:

– Давай-ка успокоим его.

Морвен пошла следом и вдруг поняла, что исходивший от старухи запах уже не кажется ей таким зловонным. Он был скорее знакомым и напоминал запах конюшни, ароматы которой она любила.

Уже стемнело, и на черном бархате неба загорелись первые звезды. Во мгле Инир словно переливался серебром.

Как и раньше, он опустил голову, чтобы Урсула могла погладить его и шепнуть что-то на ухо. Морвен, потрясенная услышанным этим вечером, обняла коня за шею, закрыла глаза и почувствовала его дыхание на своих волосах. Открыв глаза, она увидела, что бабушка, стоя чуть в стороне, любуется ими.

– Ты обладаешь даром большой силы, – сказала Урсула. – Я очень рада, ведь так бывает не всегда.

Морвен повернулась к Иниру спиной, прислонившись к его теплому телу.

– Я не знаю, что и сказать…

– Естественно, что не знаешь, дорогая. – Урсула скрестила руки под накидкой. – Уверена, ты не общаешься с работниками.

– Это не так. Я все время разговариваю с Яго.

Седые брови Урсулы поднялись.

– Яго? Кто это такой?

– Мой самый любимый человек в мире. Наш объездчик лошадей. Думаю, он не совсем работник. Он позволяет мне убирать в хлеву и причесывать Инира, и… – Морвен пожала плечами.

– Ага, – улыбнулась Урсула. – Значит, есть в тебе что-то от меня.

Леди Ирэн сжала кулаки, глаза ее сузились.

– Не слушай ее, Морвен!

Урсула ответила, даже не взглянув на нее:

– Я не сказала ничего такого, Ирэн, только правду.

– Ты знаешь, что я не могу переступить через себя.

– Переступить через себя?

– Ты сама рассказывала, что я родилась самолюбивой, потому что меня зачали в корысти.

– C’est vrais. Но я не думала, что твой эгоизм настолько укоренился.

Леди Ирэн скривила губы:

– Морвен, идем домой, уже поздно.

– Мы не можем оставить бабушку здесь, маман! Ей нужно пойти с нами в Морган-холл. У нас предостаточно места.

Терпение леди Ирэн явно закончилось.

– В Морган-холл? Да ни за что! Это невозможно! – закричала она.

– Но почему?

– Ты только подумай, Морвен… Твой отец… и прислуга…

Урсула повернулась к Морвен:

– Моя дорогая, могу дать голову на отсечение, что лорд Ллевелин толком не осознает, на ком женился. Это было крайне необходимо для плана Ирэн.

– Для какого плана?

Морвен спрашивала Урсулу, хотя мать стояла рядом.

– Убежать от меня и от жизни, полной трудов и забот. Воспользоваться своим милым личиком, удачно выйти замуж, жить в роскошном доме. Быть леди.

– Но папá…

Слезы смущения и шока затуманили взор Морвен, и она отвернулась, чтобы уткнуться лбом в шелковистую шерсть Инира. Почувствовав на плече крепкую теплую руку, она сразу поняла, что это не мать. Она принадлежала Урсуле, ее бабушке. Это было ободряющее прикосновение.

Урсула, живущая в нищете в заброшенном замке, старалась ее утешить. А вот мать…

– Идем, Морвен, – распорядилась леди Ирэн голосом, который напоминал скрежет камня о камень. – Мы опоздаем.

Морвен повернулась и решительно посмотрела на мать.

– Я никуда не пойду, – заявила она.

– Еще как пойдешь. И сию же минуту!

– Нет! Я останусь здесь, с бабушкой!

Губы леди Ирэн дрогнули в надменной улыбке.

– Да? Хочешь спать на соломе? Есть похлебку на завтрак, на обед и на ужин? Изо дня в день носить одну и ту же одежду?

– Да мне решительно все равно!

– Очень скоро ты об этом пожалеешь.

– Морвен, – вмешалась Урсула, – ступай с матерью. Хоть в этом она права. Тебе здесь не место.

– Я не оставлю тебя одну! – воскликнула Морвен, с удивлением ощутив невероятную привязанность к старухе, которую видела второй раз в жизни.

– Благодарю тебя, дорогая, но я не знаю, как себя вести в вашем великолепном доме, – ответила Урсула. – Я чувствую себя счастливой среди животных.

– Но я хочу быть с тобой! – не сдавалась Морвен, возмущенная жестокостью матери.

– Возвращайся завтра, – негромко сказала Урсула и погладила руку Морвен своей заскорузлой рукой. Это касание было нежнее мягких рук леди Ирэн. – Я буду здесь. Я буду ждать тебя.

– Она больше не придет! – отрезала леди Ирэн и, выпрямившись, сбежала с крыльца.

Морвен подвела Инира к развалине стены и села верхом, держась за узду.

– Я приду, бабушка, клянусь тебе!

– Она попытается остановить тебя.

Урсула вздохнула и сгорбилась, словно растратив остатки своей энергии.

– Она не сможет!

Урсула устало улыбнулась и подняла руку на прощание. Морвен помахала в ответ.

– Как бы я хотела остаться! – сказала она, но Урсула только покачала головой.

– Здесь нет постели для тебя. Отправляйся домой и хорошенько выспись.

Инир устремился к реке, в искрящемся от звезд течении которой отражалась стройная фигура леди Ирэн. Морвен повернулась в седле, чтобы в последний раз посмотреть на Урсулу, но та уже скрылась во мраке.

Это было неважно. Она все равно вернется сюда завтра, что бы там ни говорила мать.

* * *

Урсула была права. Леди Ирэн не собиралась разрешать дочери возвращаться к руинам замка. После бесконечного ужина, в течение которого был слышен только стук приборов и звон посуды, леди Ирэн, оставив лорда Ллевелина наедине с трубкой и стаканом портвейна, распорядилась:

– Морвен, зайди ко мне в будуар. Сейчас же, не переодеваясь.

Девушка чуть было не поддалась соблазну отказаться, но передумала. Возможно, проявив терпение, она смогла бы уговорить мать помочь Урсуле. Может, удалось бы найти для нее дом или место в хозяйстве одного из арендаторов.

Поэтому Морвен кивнула и последовала за матерью вверх по лестнице.

Леди Ирэн не проронила ни слова, пока они не оказались за закрытой дверью будуара, но там она без церемоний накинулась на дочь:

– Где он?

Морвен сразу поняла, о чем она спрашивает.

– Я верну его, – пообещала она. – Но я должна была его найти, маман.

– Что значит «должна была»?

– Я имею в виду, – пояснила Морвен, – что он звал меня к себе.

– Каким образом?

Морвен только сдвинула плечами.

– Я не знаю как, но это правда. Именно так я узнала, что Урсула хочет, чтобы я пришла. – И добавила: – Моя бабушка.

– Она всегда была сильной, – кивнула леди Ирэн. – Я раньше думала, что она может принудить кого угодно к чему угодно.

– Включая тебя?

– Не сразу же я обрела свою силу.

– Значит, она научила тебя. Так, как ты учишь меня.

Леди Ирэн молча отвернулась и со вздохом опустилась на кушетку. Морвен взяла стул и села, сложив руки на коленях. Мать посмотрела на нее, потом перевела взгляд на темное окно.

– В нашем роду, – сказала она, – ни у кого нет выбора. Мы должны обучать своих дочерей. Этого нельзя преодолеть. Это плата за то, чем мы являемся. – Закрыв глаза, она помолчала. – Я больше не хочу ее видеть, Морвен.

– Но почему?

– Потому что в этом нет смысла.

– Я хочу получше узнать ее.

– Я тебе запрещаю!

– Ты не можешь остановить меня, маман.

– Могу, еще как могу.

Было кое-что, что леди Ирэн могла сделать. Она могла запереть Морвен в ее комнате или силой отвезти в Кардифф. Она могла приказать Яго не выпускать Инира из конюшни. Но теперь у Морвен было оружие против нее.

– Если ты попытаешься остановить меня, – сказала она, – то никогда больше не увидишь хрустальный шар.

Глаза леди Ирэн широко раскрылись.

– Что?! Да как ты смеешь…

Ее голос стал громче и тоньше. Морвен подумала, что он напоминает отвратительное мяуканье кошки.

– Ты принесешь его обратно немедленно!

– Конечно, принесу, – ответила Морвен, встала и расправила платье. – Но это будет завтра. После того, как я встречусь с бабушкой.

Леди Ирэн тоже встала, еле сдерживаясь.

– Неблагодарная девчонка! – прошипела она. – Я дала тебе все, и что получила взамен?

Морвен задержалась у двери.

– Странно, не так ли? – сказала она, пытаясь быть любезной. – Интересно, не это ли чувство испытывала grand-mère?

Рот леди Ирэн то открывался, то закрывался – она, похоже, не находила слов.

– Перестань, маман. Ты похожа на рыбу. – Морвен повернула ручку и открыла дверь.

Но только она вышла в коридор и сделала несколько шагов, как смелость покинула ее. Девушка остановилась и оперлась о стену. Ее сердце глухо стучало.

Отныне ее отношения с матерью станут другими. Их и прежде нельзя было назвать любовью, а теперь они превратились в открытое противостояние. Папá, конечно, будет на стороне жены. Как и мадемуазель Жирар. Возможно, даже Яго. Все в этом доме были обязаны лорду Ллевелину и леди Ирэн.

А у Морвен не осталось никого.

Кроме бабушки.

 

5

Морвен проснулась намного раньше, чем осеннее солнце поднялось над полями, горя желанием выбраться из дома, пока не проснулась мать. Она надела старую юбку для верховой езды и вспомнила, что нужно взять теплую куртку, чтобы защититься от холода, который уже покрывал траву изморозью по утрам. Она была голодна. Атмосфера за ужином была настолько неприятной, что Морвен едва притронулась к еде. Она не хотела звонить, чтобы не разбудить мадемуазель Жирар, и не собиралась ждать, пока накроют завтрак в малой столовой. Поэтому она прокралась вниз по лестнице для слуг, чего делать было не положено, и увидела одну из горничных, которая с трудом поднималась, неся ведро с углем. Морвен умолила ее принести кусок хлеба с маслом, и служанка, вздохнув, направилась в кухню.

С хлебом в руке Морвен поспешила выйти через черный ход в сад, а потом – в конюшню. Солнце выглядывало из-за холмов на востоке, и ряды фасоли и гороха, с которых уже был собран урожай, сияли, словно покрытые золотом. В сбруйной был свет, и, подходя, Морвен услышала ржание Инира. Она остановилась, вытянула морковку из земли и вытерла ее от грязи.

В известной степени она ненавидела сам факт своего родства с графским семейством. А мысль, что ей на роду написано выполнять роль ведьмы, казалось, умаляла привязанность Инира, как будто его назначение ее покровителем объясняло их взаимную привязанность.

Он вновь заржал, и Яго выглянул в окно. Морвен ускорила шаг, стремясь как можно быстрее добраться до теплого и безопасного места, чтобы оказаться с теми двумя, которые любили ее всегда.

– А вы сегодня рано, – сказал Яго, когда она ступила в застланный соломой проход. Он подошел к двери сбруйной и вытер руки о тряпку, сильно отдававшую дегтярным мылом. Потом улыбнулся, и уголки его сонных глаз приподнялись. – Чай будете?

– Да, спасибо, Яго. – Морвен улыбнулась в ответ. – Я только поздороваюсь с Иниром.

– Он ждет вас.

Девушка прошла к стойлу Инира и скормила ему морковку, а также ее кудрявый вершок. Он жевал, а Морвен, бормоча что-то ласковое, расчесывала его челку руками. Когда угощение закончилось, она поцеловала коня в лоб.

– Я скоро вернусь.

В сбруйной уже был готов чай. Заваренный на маленькой угольной печи, он стоял в чашке на верстаке. Морвен уселась на один из высоких стульев и взяла чашку.

– Спасибо, Яго.

– Пожалуйста, – только и ответил тот.

Ее нисколько не обижали подобные короткие фразы. Никогда. Хотя общались они нечасто (это было неприемлемо, поскольку она – леди, а он – объездчик лошадей), их связь была так же сильна, как у Морвен с Иниром.

Яго вернулся к своим делам. Морвен разглядывала его худое лицо, темные глаза и прядь черных волос, падающую на лоб.

– Ты такой красивый, Яго. Почему ты так и не женился? – спросила она.

– Странный вопрос. – Он поднял на нее взгляд.

– Нет, все вокруг, мне кажется, в конце концов женятся.

– Не повстречал никого, на ком захотел бы жениться.

Морвен помолчала, прихлебывая чай и обдумывая его слова, потом сказала:

– Я тоже не желаю выходить замуж.

– У вас нет выбора.

Она тяжело вздохнула:

– Так все говорят. Папа́ хочет, чтобы я познакомилась с кем-нибудь на балу. Маман тоже настаивает на этом.

– Сложно быть юной леди.

– Да, иногда.

В тишине, ничуть их не смущавшей, раздавался только звук пробойника, которым Яго делал отверстия в кожаном ремешке. Морвен допила чай и соскользнула со стула.

– Я прокачусь на Инире. Солнце уже взошло.

– Куда-то конкретно?

– Да, в старый замок Бопри.

Яго отложил пробойник в сторону и нахмурился:

– Вы уже дважды там были.

Она остановилась в дверном проеме, уставившись на него.

– А ты откуда знаешь?

Вместо ответа Яго указал на сеновал над головой, который простирался по всей длине конюшни. Морвен был знаком этот чердак. Она часто играла там, когда была маленькой, и Яго притворялся, что не замечает этого. Одна сторона чердака была открытой, чтобы удобно было доставать оттуда сено вилами. А еще с чердака можно было видеть широкую панораму реки и полей.

– Ты следишь за мной!

– Всегда, мисс Морвен.

– И доносишь моей матери?

Его лицо напряглось.

– Нет, – ответил он негромко. – Я не такой, чтобы рассказывать что-то леди Ирэн. Не такой.

Морвен с ужасом поняла, как сильно только что задела его чувства.

– Конечно, Яго, нет! Мне очень жаль. Я сказала это не подумав, – принялась оправдываться она.

Черты Яго расслабились, но все же он отвел взгляд в сторону.

– Все в порядке, мисс.

Она зашла в сбруйную.

– Только раз она спросила, а потом последовала за мной, словно все знала.

Лицо Яго снова напряглось.

– Она такая, – сказал он, – о многом знает.

– Прислуга говорит, что у нее «глаза на затылке».

– Прямо в точку.

Он не смотрел в ее сторону, но Морвен видела, как по его шее поползла краска стыда, и ей стало неловко.

– Яго… – прерывистым голосом начала она.

– Забудьте. Я ни слова не скажу о вашей матери.

Морвен поняла, что лучше не настаивать. По-прежнему испытывая неловкость, она направилась в конюшню, чтобы выпустить Инира.

Сегодня конь был на удивление неподатливым, и стоило больших трудов уговорить его стоять смирно. Он переминался с ноги на ногу и нетерпеливо махал хвостом, а едва Морвен уселась, пошел рысью к тропе у реки.

– Инир, – напомнила она, – тебе следует размяться для начала.

Но тот не слушал и бежал все быстрее. У Морвен было предчувствие, что Урсула звала его, как и ее. Осознание этого отвлекло девушку от тревоги за Яго.

Осенняя дымка покрыла холмы вдоль реки и сгущалась над разрушенным крепостным валом замка. Инир легко преодолел склон, перенеся Морвен из слабого солнечного света в нависающий туман. Она была рада, что не забыла надеть куртку и теплые носки.

Когда они достигли внешнего двора, она спешилась и отстегнула недоуздок. Конь смотрел, как она подходила к крыльцу по туману, клубящемуся вокруг ног. Из-за этого стены замка казались неясно очерченными, а трава и камни были влажными. Морвен смотрела под ноги и взглянула на крыльцо, когда оказалась всего лишь в нескольких шагах от него.

Бабушка ждала ее.

* * *

– Ты вернешь хрустальный шар Ирэн?

Морвен и Урсула сидели на разрушенной стене, окружавшей замок. Инир пасся поблизости, поводя ушами, словно слушал их беседу. Туман рассеялся, осеннее солнце нагрело камни и залило нежным блеском реку у холма.

– Я сказала, что да.

– Да, ты дала слово, – кивнула Урсула. – Теперь, конечно, придется его сдержать.

Морвен кивнула.

– Мадам…

– Можешь называть меня grand-mère Урсула, Морвен.

– Мне этого хотелось бы. Я собиралась сказать, что, к сожалению, мне не удалось ничего тебе принести – ни чая, ни еды, ни…

– У меня есть еда. И чай. Не стоит обо мне беспокоиться.

Инир поднял голову и фыркнул в их сторону.

– Мой Арамис раньше так делал, когда хотел что-то сказать.

– Это Инир напоминает мне, что я должна тебя кое о чем спросить.

– Можешь спрашивать о чем угодно, дорогая. Я уже не в том возрасте, чтобы хранить секреты.

Морвен помолчала, старательно подбирая слова.

– Мне любопытно… ну, когда ты спросила маман обо мне… о том, кто подарил меня ей… Она не ответила, и я не понимаю, что ты имела в виду.

– Должно быть, это повергло тебя в замешательство. – Урсула откинула голову, подставляя лицо солнечным лучам. – Интересно, что Ирэн уже успела тебе рассказать, ma petite? Я имею в виду – о наших предшественницах.

– Немного. И я не знаю, что из этого правда, а что – нет.

На мгновение губы Урсулы презрительно скривились, и Морвен снова заметила сходство между ней и своей матерью.

Наконец Урсула заговорила:

– Я расскажу тебе все, ma petite, но это длинная история. Я начну с того, как… – Она помолчала. – Я очень любила свою мать. Я предала ее, хотя не собиралась этого делать. Я тоже не верила тому, что она мне говорила, но оказалось, что мама была права.

Глаза Урсулы заблестели.

– Так что же она рассказала тебе, grand-mère?

– Она сказала, что если бы они знали, кем она была, то убили бы ее. – Урсула повернулась, чтобы посмотреть Морвен в лицо. – Это правда, ma petite. Если они узнают, кто мы такие, то обязательно попытаются уничтожить нас.

Морвен вздрогнула.

Жесткая, сухая рука Урсулы опустилась на руку девушки, лежавшую на теплом камне, и погладила ее.

– Все будет в порядке. Мы знаем, как прятаться.

– Маман не знает… я имею в виду, она хранит хрустальный шар прямо в спальне!

– Ирэн знает, что делает, я полагаю. Она всегда это знала. – Урсула убрала прядь, упавшую Морвен на глаза. – А сейчас, ma petite, я отвечу на твой вопрос.

* * *

Это был длинный рассказ, во время которого спина Морвен разболелась от продолжительного сидения на шершавом камне, но она не смела пошевельнуться, чтобы не прервать замечательный, ужасающий, захватывающий пересказ их общей истории. Леди Ирэн тоже что-то подобное говорила, но она всего лишь сухо перечислила имена и места, а также события. Теперь Морвен с благоговением внимала рассказу об отчаянной женщине, которая наложила заклятие, чтобы защитить свой клан, и удерживала его всю ночь, пока не иссякли силы. Она проливала слезы из-за одинокой могилы среди каменных столбов Бретани. У нее захватывало дух от истории путешествия клана в Корнуолл и образования Орчард-фарм, которое предсказывала еще та бабушка. По словам Урсулы, клан полагал, что дар пропал со смертью старой Урсулы, но однажды ее мать посредством магии призвала к себе мужчину, который подарил ей дочь.

– Угасания нашего ремесла мы опасаемся больше всего, – пояснила она. – Сила передавалась от матери к дочери, а у меня было пять тетушек со скудным даром. И только моя мать передала мне его, надеясь, что на ней не наступит конец.

Урсула рассказала Морвен и свою историю: описала бездетный брак с Моркумом, жизнь, наполненную заботами о хозяйстве, призналась, что ее неверие в колдовство улетучилось, как только хрустальный шар открылся для нее. Морвен расплакалась, услышав, что ее прабабушка Нанетт была сброшена со скалы, и злилась на Моркама за его участие во всем этом.

Девушка понимала, что побег Урсулы оказался успешным, и у нее дух захватывало от описания путешествия на Арамисе, предке Инира. Она восхищалась преданностью Себастьена, своего дедушки, который последовал за Урсулой в Уэльс и навещал ее, как только выпадала возможность.

– Ирэн негодовала, – с печальным смирением рассказывала Урсула. – Она считала, что он должен жить дома и стать прилежным отцом. Но он не был работником, мой Себастьен. Его руки были мягкими, как твои, ma petite. Он играл на арфе, и его голос был самым благозвучным в мире. Твоя мать хотела, чтобы он забрал ее с собой, научил петь и играть. Она не знала, как это – жить, переезжая из города в город, не будучи уверенным в ночлеге и в том, что кто-то заплатит за твою игру. Но он часто, очень часто возвращался. Всякий раз, как только мог. – Ее глаза потеплели от воспоминаний. – Иногда он тайком проникал в мою спальню, и я просыпалась от того, что он целовал мои волосы или клал руку мне на плечо. Очень жаль, что ты с ним не знакома.

– Что же случилось с ним, grand-mère?

– Я так об этом и не узнала. Однажды он ушел, сказав, что будет играть с труппой в Лондоне, да так и не вернулся. Я думаю… – Она вздохнула и перевела взгляд на залитую солнцем реку. – Я думаю, он умер, ma petite. Если бы он был жив, обязательно бы пришел.

– Разве ты не могла воспользоваться хрустальным шаром, чтобы узнать это?

– Нет. К тому времени Ирэн уехала, чтобы стать леди, и забрала его с собой. Я могу обходиться без шара, но не настолько сильна, чтобы следовать за Себастьеном без помощи его.

– Мне так больно это слышать!

Урсула развела руками:

– Я работала на ферме на хуторе близ Тенби, ты знаешь. Жизнь была тяжелая, но хорошая. Я была счастлива, а Ирэн – нет. Она решила стать леди и, как только получила силу, воплотила эту мечту в жизнь.

– Я верну шар тебе.

– О нет, не делай этого. Это уже неважно, ma petite. Мне он больше не надобен. Я скоро отправлюсь к своей матери.

– Grand-mère, но твоя мать умерла!

– Она покинула этот мир, это правда. И будет ожидать меня в ином.

– Нет, пожалуйста, не оставляй меня, я же только что нашла тебя! Вернее, ты меня нашла, но…

– Такова жизнь, Морвен. Слишком длинная или короткая, иногда сладкая, порой горькая. Не огорчайся по этому поводу. Мы, женщины, посвященные в тайну, имеем над ней больше власти, чем другие. И помни, что в словах есть великая сила. А также в обрядах.

– Но я не знаю никаких обрядов.

– Ты научишься, а если нет, на все воля Богини-Матери. – Она нежно прикоснулась к руке Морвен. – Я устала, душенька моя. Я слишком задержалась в этом мире. Я чувствую, что пелена рассеивается… – Она вздохнула и прошептала: – Самайн вот-вот наступит, это саббат урожая, самый главный, завершающий ход времен года. Как раз подходящий момент.

– Я не хочу, чтобы ты меня покидала, – заплакала Морвен.

– Я буду недалеко от тебя, – успокаивала ее бабушка. – Просто смотри в хрустальный шар, ma petite. Я буду там.

* * *

К тому времени, как Инир доставил Морвен обратно в Морган-холл, солнце поднялось уже высоко над долиной. Казалось, день прощается с летом: синева реки поблескивала под потускневшим небом, под косыми лучами солнца раскинулись золотистые поля. Голова Морвен гудела от историй, которые она услышала: об ужасной кончине своей прабабушки, о любви и похоти, о горестях и надеждах, о предательстве матери… Хрустальный шар, тяжелый и безжизненный, Морвен спрятала у себя под мышкой.

Она так и не узнала, был ли папа́ ее настоящим отцом. Об этом знала, как говорила Урсула, только Ирэн, но та, похоже, собиралась унести эту тайну с собой в могилу. Морвен ничего не понимала в отношениях мужа и жены. И не была уверена, что ей это нужно знать.

Яго появился, как только она с Иниром прибыли в конюшню.

– Мисс Морвен, вас дома обыскались.

Морвен надеялась провести время с Иниром, ухаживая за ним и убирая его стойло. Она раздраженно спрыгнула на утрамбованный пол конюшни. Обычно это вызывало улыбку Яго, но не сегодня. Она недоуменно взглянула на него.

– Кто искал меня?

– Не могу знать, мисс, – последовал уклончивый ответ. – Чесли присылал вашу горничную. – Яго перевел взгляд на Инира. – Я позабочусь о лошади. Вам следует поторопиться.

Морвен неохотно отдала ему недоуздок и направилась к выходу. Вдруг Инир громко и протяжно заржал, чем очень ее удивил. Она обернулась, но Яго уже тянул его в стойло. Инир снова заржал, задирая голову и словно бросая кому-то вызов. Такого он никогда не делал. И это очень обеспокоило Морвен.

В замешательстве, прижимая к себе хрустальный шар, она направилась в сторону Морган-холла через сад.

Чесли отворил дверь и отступил в сторону, глядя поверх ее головы.

– Его светлость ожидает вас в гостиной, – медленно произнес он.

– Спасибо, Чесли.

– Его светлость хочет, чтобы вы переоделись. Гости пришли на чай.

– Кто же это?

Чесли фыркнул:

– Его светлость представят вас, мисс Морвен. Велите позвать горничную?

– Нет, я сама справлюсь. Я приду, как только переоденусь.

– Я доложу об этом его светлости.

Чесли закрыл дверь, так и не взглянув Морвен в глаза.

Охваченная сомнениями, она медленно поднималась по лестнице. Урсула говорила о силе, но Морвен ощущала все, кроме нее. Ей казалось, что она живет в тюрьме, удобной, но все-таки тюрьме, где не может принимать решения самостоятельно и делает все, что велят, не обращая внимания на свои чувства. Ей хотелось убежать в замок или спрятаться в конюшне с Яго и Иниром. Голова кружилась от рассказов Урсулы, и ей меньше всего хотелось пить чай в компании незнакомых людей.

– Морвен! – достаточно громко, но так, чтобы этого не было слышно внизу, позвала леди Ирэн.

Морвен обернулась:

– Да, маман.

– Он у тебя?

Девушка приподняла сверток, и леди Ирэн с коротким возгласом выхватила его у нее из рук. При этом она оцарапала Морвен острыми ногтями, но даже не заметила, как та вздрогнула, и едва ли не бегом бросилась в свои покои. Глядя ей вслед, Морвен вспомнила, сколько неприятностей доставляла мать окружающим. Ей было стыдно называть себя дочерью леди Ирэн.

У себя в комнате, пытаясь распутать волосы, Морвен взглянула в зеркало и тут же отложила расческу. В этот момент она выглядела почти так же, как мать: сжатые губы, горящие гневом глаза… Она медленно закрыла лицо руками, а опустив их, заметила, что чуждый ей лик пропал.

– Если мне суждено быть похожей на кого-то, – сказала она, глядя в зеркало, – то пусть это будет Урсула, а не маман.

Она пожелала – и через несколько минут добилась этого. Значит, не такая уж она бессильная, как кажется!

Морвен кивнула своему отражению, отошла от туалетного столика и принялась выбирать платье.

* * *

– Наконец-то, Морвен!

Папа́ встал при ее появлении, чего никогда не делал в присутствии только домочадцев. Потом подошел, взял ее под затянутую в перчатку руку и подвел к мужчинам.

– Лорд Уильям Селвен, – представил он и, немного подумав, добавил: – И его сын Давид. Лорд Уильям, моя дочь Морвен.

Пожилой господин и его сын, ровесник Морвен, поклонились. Лорд Уильям был коренастым мужчиной с русыми волосами, которые уже седели на висках. Когда он улыбался, его свисающие усы подрагивали. Они напоминали, как показалось Морвен, беличьи хвостики.

– Ну, Ллевелин, – довольно произнес лорд Уильям, – она такая, как вы и говорили. Милая девушка. И высокая.

Давид, стройный, с такими же русыми волосами, все время смотрел на свои начищенные сапоги. Морвен стало интересно: он застенчив или, как она, просто не желает здесь присутствовать?

Леди Ирэн сидела за столом в своем лучшем чайном платье, юбки которого ниспадали до пола, молчала и даже не взглянула на дочь.

– Лорд Уильям будет почетным гостем на твоем первом балу, – сказал папа́.

Он проводил Морвен к столу и жестом предложил мужчинам садиться. Затем появился Чесли и горничная внесла поднос с чаем.

Леди Ирэн наливала чай, папа́ и лорд вели беседу, а Морвен и Давид сидели по разные стороны стола и слушали их разговор, который напоминал скорее торг.

– Она прекрасно владеет французским, – сказал папа́.

– Действительно? – ответил лорд Уильям, улыбаясь Морвен усами-хвостиками. – Великолепно! Я так понимаю, она еще и опытная наездница. Давид тоже уверенно держится в седле. И любит охотиться на лис, правда, Давид?

– Да, отец, – подтвердил юноша.

– Хотите сэндвич, Давид? – предложила леди Ирэн.

Он взял один, положил себе на тарелку, но не притронулся к нему. Морвен проделала то же самое. Ее мысли снова вернулись к Урсуле. Она мечтала остаться одна, поразмыслить над услышанными историями и над поступком матери. А еще увидеть Инира и понять, что же его беспокоило.

Мужчины все говорили и говорили, теперь они обсуждали политику. Морвен ненавидела светские чаепития. Спуск на воду лайнера «Лузитания» не интересовал девушку, разве что ей позволили бы на нем поплавать. А ссоры королей и герцогов в Европе вообще никак не касались Уэльса.

Морвен почувствовала на себе чей-то взгляд, покосилась на Давида и увидела, что он смотрит на нее. Выражение его лица не изменилось, когда он незаметно подмигнул ей.

Морвен еле сдержала смешок. Тут лорд Уильям, похоже, вспомнил о ее присутствии и с улыбкой сказал:

– Мисс Морвен, нам с вашим отцом нужно обсудить крайне важное дело. Вы не могли бы показать Давиду конюшню?

Леди Ирэн безмолвствовала. Лорд Ллевелин одобрительно кивнул, услышав такое предложение, и одарил дочь улыбкой, чего прежде за ним не наблюдалось.

Морвен воспользовалась возможностью сбежать и поднялась на ноги. Она чуть не выскочила из гостиной, но вспомнила уроки хороших манер и сделала реверанс лорду Уильяму, а потом отцу.

– Конечно, сэр, – с благовоспитанным видом ответила она.

Ей не было нужды смотреть на Давида. Она и так знала, что он давится от смеха. Оставив отцов продолжать разговор, они помчались в сад, как школьники после уроков. Оказавшись неподалеку от конюшни, они услышали ржание Инира. Давид пошел медленнее.

– Что это? – спросил он.

Не считая фраз, предписанных этикетом, это были его первые слова, обращенные к ней. Морвен тоже замедлила шаг. У Давида было приятное лицо. Ей нравились его глаза и рот, сейчас преображенный улыбкой.

– Это мой конь, Инир.

– Вы ездите не на пони? – Его глаза расширились от удивления.

– Я слишком высокая для пони. Погодите, вы еще увидите моего Инира. Он раза в два больше пони!

– Вы преувеличиваете!

– Идем, сами увидите!

Морвен бросилась через проход, благоухающий соломой, к открытым стойлам. Инир ждал ее, опустив голову за дверцу стойла и поводя ушами. Увидев Морвен, он уперся в дверцу, и дерево заскрипело.

Появился Яго с уздечкой в одной руке и шилом в другой. Поняв, что Морвен не одна, он кивком поздоровался с Давидом и снова скрылся в сбруйной.

Давид во все глаза смотрел на Инира.

– Этого не может быть! – наконец воскликнул он в изумлении. – Это же тяжеловоз, правда?

– Да. – Морвен подошла к Иниру, и он, опустив голову, коснулся широким лбом ее щеки. – Я езжу на нем.

– Не могу представить себе, какое бы седло ему подошло!

Морвен повернулась спиной к дверце стойла, позволяя Иниру потереться мордой о ее волосы.

– Мне не нужно седло, – сказала она.

– Вы ездите верхом без седла?

Морвен пожала плечами.

– Многие женщины так делают. Дамские седла несуразные и опасные, – добавила она, бросив на гостя настороженный взгляд.

Она думала, что сейчас он скажет что-нибудь презрительно-насмешливое. Статьи, полные возмущения женщинами, не желающими ездить в дамских седлах, то и дело появлялись в газетах. Но Давид кивнул.

– Конечно, они опасные, – согласился он. – Если бы все женщины отказались от них, эта нелепость исчезла бы за год. Но я не ожидал, что дочь лорда Ллевелина будет такой бунтаркой! Он такой… такой…

Давид покраснел, но Морвен только передернула плечами.

– Папа́ такой консерватор.

– Мой тоже, – сказал Давид и подошел к Иниру, чтобы погладить его серебристую гриву. – Надеюсь, вы не будете против.

Морвен удивленно посмотрела на него:

– Мне все равно.

– Как это вам все равно? – Давид, задержав руку на гриве, бросил на нее странный взгляд. – Конечно, вы, мисс Морвен… Я имею в виду, вы знаете, почему мы здесь, не так ли?

Сердце Морвен замерло. Инир фыркнул, топнул задней ногой и задрал голову, заставив Давида попятиться.

– Инир, что с тобой? – спросила Морвен.

Реакция Инира всегда что-то означала. У девушки возникло ужасное подозрение, и оно все усиливалось. Она поняла, почему сэр Уильям и его сын прибыли сюда и почему ей было велено принарядиться.

Яго вышел из сбруйной.

– Мисс Морвен, все в порядке?

– Да, Яго, спасибо, – заверила она.

– Мне очень жаль, мисс Морвен… Я полагал, вы знаете об этом, – неловко оправдывался Давид.

– Отец должен был предупредить меня!

– Вы, значит, не давали своего согласия…

– Согласия выйти замуж за вас? – Морвен возмущенно посмотрела на него. – Вряд ли…

– О нет, мисс Морвен! Мне жаль… – начал Давид, покраснев. – Черт, мне ужасно жаль… Я, черт возьми… Не я этого хочу!

– Что вы имеете в виду?

Давид выглядел совсем мальчишкой. Холодок пробежал по спине Морвен.

– Мой отец хочет жениться на вас. Они уже договорились…

Холод волнами расходился по телу Морвен, словно грозя заморозить ее мысли. Она переспросила, запинаясь:

– Ваш отец? Т-тот старик?

Давид чуть не плакал.

– Мне бы очень хотелось, чтобы это оказалось неправдой.

Ноги Морвен затряслись, она покачнулась.

– Мисс Морвен, все в порядке? – спросил Яго.

Давид подошел ближе, и она оперлась на его руку, содрогаясь всем телом.

– Не могу поверить, что вам не сообщили об этом.

– Я тоже не могу.

Она выпрямилась и высвободилась из его рук.

– Я не знаю, что и сказать, мисс Морвен… С того времени, как моя мать умерла, отец искал себе жену, а лорд Ллевелин сказал, что вы скоро выходите в свет.

– Словно лошадь продал. Или корову, – горько прошептала она.

– Я понимаю, но так это обычно и делается.

– Я не согласна на это!

– Конечно, мой отец стар для вас. Он хотел, чтобы я сказал вам, будто я не против того, что вы так молоды. Но теперь, когда я познакомился с вами…

Колени Морвен больше не дрожали, а холод тела превратился в пламя негодования.

– Теперь, когда вы познакомились со мной, – что?

– Ну… – начал Давид, переводя взгляд с нее на Инира, который злобно глядел на него, словно юноша был во всем виноват. – Ну, теперь я действительно против. Вы слишком молоды, чтобы выходить за человека намного старше вас. Это несправедливо!

– И этому не суждено случиться, – заявила Морвен, махнув рукой. – Седлай Инира, Яго, я уезжаю.

Яго ушел в сбруйную, вернулся с недоуздком и прошел к Иниру. Тот опустил голову и просунул ее в ремни.

– И это все? Ни удил, ни уздечки? – спросил Давид.

– Мне этого не нужно, – ответила ему Морвен.

– Вы переоденетесь? – спросил Яго.

– Папа́ не отпустит меня. А мне нужно кое-кого повидать.

– Я поеду с вами, мисс Морвен, если вы одолжите мне лошадь, – предложил Давид.

Яго вопросительно приподнял брови. Морвен покачала головой:

– Спасибо, Давид, но ваш отец будет гневаться. Мой тоже разозлится, когда узнает, что не может… – Ее голос дрогнул. – Он не может продать меня, словно скаковую лошадь!

– А мой отец просто не имеет права вас покупать, – поддержал ее Давид. – Хотите, я им об этом сообщу?

Морвен помолчала, глядя на этого, казалось бы, неприметного героя.

– Вы посмеете? Будет невероятнейший скандал!

– И пусть! – засмеялся Давид, и на его щеке заиграла милая ямочка. Морвен заметила, что у него длинные густые ресницы и глаза цвета ясного неба. – Это будет прелестной забавой!

Она попыталась улыбнуться:

– Простите, Давид, мне хотелось бы взять вас с собой, но я не могу.

Она отворила дверцы денника и выпустила Инира. Глаза Давида широко раскрылись при виде коня в полный рост, но он преодолел благоговейный страх и подошел к нему, сложив руки в форме стремени. Морвен встала на его ладони и уселась Иниру на спину. Ее юбка поднялась к коленям, обнажив ноги в белых чулках. Давид с трогательной галантностью отвел взгляд.

– Вы в замок? – спросил Яго.

– Да. Не поднимай шум, Яго. Я побуду там некоторое время.

– Берегите себя.

– Я постараюсь. Прощайте, Давид. Не знаю, увидимся ли мы снова.

Давид поклонился, и она погнала Инира вниз, к реке.

 

6

К тому времени, как Морвен с Иниром взобрались от берега реки наверх, тени уже вытянулись им навстречу, удлиняя очертания зубчатых стен замка. Одетая в белое легкое платье, Морвен дрожала от дурного предчувствия, внезапно обдавшего ее холодом. Чтобы чувствовать себя спокойнее, девушка уговорила Инира подняться по крыльцу, где теперь эхом отдавался стук его копыт.

– Урсула! Grand-mère! – позвала Морвен.

Ответа не последовало.

Последние отблески солнечных лучей на разрушенных стенах были чуть ли не единственным источником света. Морвен с неохотой повернула к башне. Только присутствие Инира придало ей храбрости, чтобы дойти туда, заглянуть в пустой дверной проем и позвать еще раз:

– Grand-mère, ты здесь?

Притолока была слишком низкой, чтобы Инир мог пройти под ней, поэтому Морвен погладила его – чтобы успокоить не только коня, но и себя, – и шагнула в сумрак башни.

До этого она не бывала внутри, поскольку Урсула всегда встречала ее на крыльце. Хотя было слишком темно, чтобы различить детали, не оставалось сомнений, что бабушка уже какое-то время жила здесь. Напротив округлой стены Морвен различила очертания печки на треноге, кучу каких-то вещей, котелок и чашу, которая очень напоминала ведерко для угля. На противоположной стороне у каменной стены что-то темнело. Морвен подумала, что это, должно быть, постель Урсулы, и медленно двинулась туда, борясь с желанием вернуться к Иниру. Сердце ее неистово стучало, когда она позвала:

– Grand-mère!

Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и Морвен различила что-то, напоминавшее груду одеял. На подушке, похоже, что-то лежало. Быть может, белый кот, шерсть которого слегка поблескивает в темноте? Морвен подошла ближе, протянула руку и тут же с криком ее отдернула.

Это были серебристые волосы Урсулы, сверкающим каскадом рассыпавшиеся по потрепанной диванной подушке.

Морвен упала на колени рядом с закутанным в одеяла телом бабушки.

– О нет! – выдохнула она. – Бедная, бедная grand-mère! Умереть здесь, в холоде и одиночестве… О нет!

Морвен знала Урсулу Оршьер мало – слишком мало! – но боль потери пронзила ее сердце так, словно они были знакомы всю жизнь. Она опустилась на ледяные камни, и из ее глаз, обжигая щеки, на белое кружево платья полились слезы.

Инир предостерегающе заржал, и Морвен подняла взгляд. На замок уже опустился вечер, но внутри было темнее, чем снаружи, и в дверном проеме, оттененный более бледным сумраком небес, явственно вырисовывался силуэт матери. На леди Ирэн тоже еще было чайное платье, но поверх его она набросила шерстяное пальто, а вокруг шеи повязала платок.

– Морвен, – сказала она, – что, объясни на милость, ты здесь делаешь?

– Маман, бабушка мертва! – воскликнула Морвен хриплым от слез голосом. – Она умерла одна! – Она снова разрыдалась и воскликнула: – Совсем одна!

Леди Ирэн подбежала, наклонилась и сунула руку под потрепанное одеяло, которым было накрыто тело матери. Потом, вздохнув, выпрямилась и сложила руки перед грудью.

– Ты права, – сказала она. – Ее больше нет.

Морвен с трудом поднялась с холодных камней.

– Ты бросила ее здесь! – воскликнула она. – Ты бросила свою мать умирать в темноте, и рядом не было никого, кто бы утешил ее, кто бы ей помог!

– Не глупи! – отрезала леди Ирэн. – Ей не было нужды умирать здесь. У нее есть дом.

– Где? Где ее дом?

– Ферма, на которой я выросла.

– И как далеко она отсюда? Как она должна была туда добраться?

Морвен прокричала эти слова, подавшись к матери, и ее слюна, блеснув в тусклом свете, упала на бледное лицо леди Ирэн.

Та отшатнулась.

– А как, по-твоему, она добралась сюда? – спросила она, но голос ее звучал рассеянно. Она нахмурилась, глядя на груду одеял под ногами. – Ты уже бывала здесь раньше? Знаешь, где лежат ее вещи?

Морвен прижала дрожащие руки к лицу и застонала от бессильной ярости:

– Вещи… Маман, у нее не было никаких вещей! У нее ничего не было!

– У нее была книга. Она не могла не взять ее с собой.

– Книга? О чем ты? Какая книга? У нее даже кровати не было!

– Морвен, я говорю о гримуаре.

Леди Ирэн уже поднимала потрепанные одеяла и шарила под ними руками.

– Гримуар? Что это такое?

– Я о нем тебе пока не говорила. – Леди Ирэн выпрямилась и принялась просматривать немногочисленную утварь Урсулы. – Это книга заклинаний. А еще в ней рассказывается о снадобьях… и других вещах, – бросила она через плечо.

Морвен обняла себя за плечи, спасаясь от промозглого холода башни.

– Не понимаю, о чем ты.

Леди Ирэн уперлась руками в бока, с раздражением глядя на дочь:

– Она бесценна! Поверь, она ни за что бы не оставила ее. Мы должны ее найти.

– Меня не интересует эта книга, – сказала Морвен. – Я найду Яго, и мы позаботимся о том, чтобы у Урсулы были подобающие похороны.

– Сначала мы найдем книгу.

– Я же сказала, маман, она меня не интересует, и я не собираюсь тебе помогать…

И тут леди Ирэн издала возглас, эхом отбившийся от каменных стен:

– Вот она!

В руках у нее был толстый бесформенный фолиант в старинной обложке из потрескавшейся кожи. Леди Ирэн подняла его и показала Морвен.

– Это оставшаяся часть того, что причитается мне по праву рождения, – с победным видом заявила она.

Морвен почувствовала, как у нее дрогнула губа – привычное материнское выражение презрения, – но она ничего не могла с собой поделать.

– Тебе вообще было наплевать на бабушку, верно? – спросила она. – На женщину, которая тебя выносила, вырастила, которая…

– Не глупи! – Леди Ирэн схватила обрывок ткани и принялась заворачивать в него старинную книгу. – Чем бы ей помогло, если бы я сейчас причитала и рвала на себе волосы? Да она такого и не ожидала.

– А что бы ты делала, если бы это я лежала здесь? – с сарказмом спросила Морвен.

Леди Ирэн немного помолчала, держа в руках книгу, и наградила дочь холодным взглядом.

– К чему эти домыслы? – спросила она. – Ты здесь не лежишь.

– Ты готова просто оставить ее здесь истлевать?

– Истлевать? – рассмеялась леди Ирэн. – И где только ты берешь такие слова?

– Ты можешь так поступить? – повторила Морвен, не обращая внимания на колкости.

– Я не просила ее сюда перебираться, – заявила леди Ирэн, поворачиваясь к двери. – А тебе стоило бы извиниться перед отцом за то, что исчезла, даже не попрощавшись с его гостями.

– Его гостями?

Морвен направилась за матерью, но остановилась в дверях. Леди Ирэн взглянула на Инира, который вскинул голову и фыркнул, когда она проходила мимо.

– Маман, ты хоть знаешь, что он замышляет?

Леди Ирэн взглянула на нее через плечо. На небе уже сияли звезды, и ее бледное лицо, казалось, отражало их неясный свет.

– Разумеется, – ответила она.

– И ничего ему не сказала?

– А что я могла сказать? Такие решения принимают мужчины.

– Сэр Уильям настолько стар, что годится мне в отцы. Даже в дедушки!

– Какая разница?

– Это отвратительно!

– Ты станешь леди Селвин. Хозяйкой Суитбрайра.

– Не стану!

Леди Ирэн прошла через внутренний двор к входу на террасу. Там она остановилась и обернулась:

– Право выбора супруга для тебя не принадлежит ни тебе, ни мне. Таково правило для женщин нашего класса. И ты почувствуешь себя счастливее, если смиришься с этим.

– Тогда что толку от нашей силы?

На лице леди Ирэн появилась холодная улыбка.

– Благодаря нашей силе это можно перенести, – мягко ответила она. – Мы позволяем мужчинам думать, что они все контролируют, а взамен получаем то, что хотим, когда в другом случае они бы нам отказали. – Ее улыбка погасла. – Вот увидишь, – сказала она, отвернувшись и уже идя по террасе, – ты научишься, как и я.

Морвен едва расслышала последние слова, которые мать пробормотала уже во внешнем дворе. Инир подтолкнул ее носом, словно спрашивая, почему они до сих пор не отправились в путь. Морвен обвила рукой его шею и прошептала:

– Инир, мне нужен Яго, но я боюсь возвращаться в Морган-холл. Ты приведешь его ко мне?

* * *

– Ох и напугали вы меня, – сказал Яго и спрыгнул с Инира. – Вот. Принес вам свое пальто и сапоги. Я знал, что вы ушли в одном платье.

Морвен накинула на плечи ветхое одеяло Урсулы, но туфли у нее были слишком тонкие, чтобы защищать от холодной земли.

– Б-благодарю, – стуча зубами, пробормотала она.

– Когда Инир вернулся без вас… – Яго покачал головой. – К счастью, ваша записка не упала с недоуздка, иначе я бы уже велел констеблю разыскивать вас. Его светлости вряд ли бы это понравилось. Так что у вас стряслось?

Легче было привести Яго в башню и показать, чем пытаться объяснить. У него была с собой масляная лампа, и он высоко поднял ее, когда они оказались в холодной комнате в башне.

– Вот почему вы так часто сюда ездили.

– Да. – Морвен склонилась над неподвижным телом Урсулы и коснулась каскада ее серебристых волос, которые сияли в свете лампы, словно в них все еще теплилась жизнь. – Это моя бабушка. Я только обрела ее и снова потеряла!

– Мисс Морвен, это ваша бабушка? – Яго нахмурился и поднял лампу выше. – С чего вы взяли?

– Она сказала мне. И маман тоже.

– Она была здесь? Леди Ирэн?

– Да.

– Неужели сегодня? Но ведь… – Яго кивнул в сторону застывшего тела на убогом ложе.

– Сегодня, – с сокрушенным видом ответила Морвен.

– Она оставила вас здесь одну?

Голос Яго зловеще понизился, и в нем прозвучала нотка, которую Морвен слышала лишь дважды. Первый раз – когда конюх отхлестал жеребенка до крови. Второй – когда неосторожный наездник напугал ее пони и девочку выбросило из седла. Хотя она не пострадала, Яго угрожал избить его.

В мерцающем свете лампы черты лица Яго выглядели жестче, а темные глаза сузились до щелок.

– Мать оставила вас здесь с телом умершей женщины?!

Отвечать не было нужды: доказательство покоилось у их ног – мрачное и застывшее.

– Чего вы хотите, мисс Морвен? – спросил Яго.

– Я хочу забрать grand-mère к отцу Пью. Он позаботится о том, чтобы ее надлежащим образом похоронили.

– Тогда так и поступим.

– Яго, ты такой хороший! – воскликнула Морвен. – Ты мне как… как отец!

Это выглядело так, будто она заключила его в объятия или поцеловала в щеку. Несмотря на слабый свет, Морвен заметила, как вспыхнули его щеки. Яго приоткрыл рот, словно собираясь ответить, но только покачал головой и отвернулся. И вдруг она поняла…

– Яго?

Он был уже у дверного проема. Его шаги замедлились, но потом снова стали размеренными. Он вышел. Морвен услышала стук копыт Инира по камням террасы, затем более мягкое постукивание по покрытому травой внутреннему дворику. Яго вернулся в башню.

– Это довольно тяжело, – начал он, – но надо завернуть… завернуть тело… чтобы Инир увез его.

– Яго! – Морвен подошла, схватила его за руку и не отпускала, пока он не взглянул ей в глаза. – Это ведь ты, правда? – прошептала она. – Это не папа́, а ты.

– Мисс Морвен, я не могу… я не хочу…

– Я была бы рада этому.

Морвен сжала руку Яго, желая, чтобы он подтвердил то, что говорил ей ее дар. Сколько она себя помнила, он никогда не называл ее именем, данным при крещении, всегда обращался к ней «мисс Морвен».

Но теперь она знала… Хотя и не до конца понимала, как такое могло быть.

– Ты любил ее? – спросила она. – Она любила тебя?

– Я не могу говорить об этом, – ответил он и отвел ее руки, но сделал это мягко. – Она отошлет меня прочь.

– Я все равно уезжаю, – сказала Морвен. – Я должна уехать. Меня хотят выдать за того… того старика, отца Давида. Я не согласна!

– Но ваша мать знает, где вы находитесь, и пришлет за вами.

Эти слова заставили Морвен вздрогнуть. Она поглубже закуталась в пальто и сказала:

– Я не могу оставить бабушку здесь.

– Тогда нам следует поторопиться.

И все-таки Яго не признался, отец ли он Морвен, равно как и не ответил на другие ее вопросы. Вдвоем они бережно завернули Урсулу в ее одеяла и вынесли во двор. Инир поначалу отпрянул, но Морвен прижалась губами к его уху и прошептала:

– Пожалуйста, сделай это ради меня! Это ненадолго.

Конь утихомирился, хотя продолжал беспокойно махать хвостом, а когда почувствовал тяжесть своей ноши, прижал уши. Морвен погладила его, выражая благодарность, и, наклонив голову, Инир коснулся ее руки мохнатой мордой.

– Поедете на нем? – спросил Яго.

– Нет, пойду пешком.

– Идти придется долго.

– Я знаю.

– Тогда ступайте за мной.

Яго свернул с привычной тропы, уходящей вниз по холму к реке. Он выбрал дорогу, которая огибала холм с южной стороны, уводя их от Морган-холла прямиком к церкви Святого Илария.

Какое-то время они шли молча: Яго впереди, а Морвен с Иниром следом. Яго высоко поднимал лампу, когда им встречались препятствия: камни или корни на тропинке, колючки, которые могли зацепить бока Инира или юбки Морвен. Девушка была благодарна Яго за сапоги, которые он принес. Ее туфли были бы разорваны в клочья уже через полмили.

Пока они шли, Морвен усиленно размышляла. Ей понадобятся деньги и одежда, так что придется незаметно пробраться в Морган-холл. А потом надо вернуться в конюшню за Иниром. И еще ей нужно место, где можно было бы укрыться. Место, где родители никогда бы ее не нашли.

– Яго…

– Да?

– Ты кого-нибудь знаешь в Лондоне?

* * *

Было уже далеко за полночь, когда они добрались до церкви. Пришлось какое-то время подождать на пороге, прежде чем отец Пью, одетый в клетчатый шерстяной халат, ответил на стук Морвен. Его бесцветные волосы были примяты, как будто он не успел причесаться, а глаза опухшими ото сна. За его спиной появилась экономка – тоже в халате, с чепчиком на седых волосах. Державший масляную лампу священник, узнав дочь лорда Ллевелина, расплылся в приветливой улыбке, которая, впрочем, растаяла, стоило ему заметить позади нее Яго и Инира со странным грузом на спине.

– Мисс Морвен, что…

– Отец Пью, простите нас за вторжение. Скончалась женщина, о которой некому позаботиться.

– Там, на лошади… Это тело?

У священника было вытянутое лицо и маленький рот, который то и дело подрагивал, словно он собирался вот-вот расплакаться. Морвен всегда было его жалко.

– Она… она была… – Морвен почувствовала, что Яго пытается ее остановить, хотя он не издал ни звука. – Она была добра ко мне. Я надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы ее похоронили как подобает.

Губы отца Пью начали дрожать.

– Ох, мисс Морвен, это не то чтобы, значит, крайне необычно, но, возможно, не так следует поступать… Если эта женщина принадлежала к челяди вашей семьи, то я бы предпочел, чтобы милорд…

Морвен подумала о теле бабушки, которое лежало на Инире, как будто представляло собой не бóльшую важность, чем мешок с овсом, и на ее глаза навернулись слезы. Она попыталась заговорить, но разрыдалась.

– Ох, тише, тише… – тут же разволновался отец Пью и отступил, широко открыв дверь. – Я не думал, что вы так расстроены, моя дорогая. Мне очень жаль. Я бы не хотел, чтобы ваш отец решил… Ох, тише, тише… Заходите, миссис Велланд принесет вам чашечку чаю. Мы с вашим слугой позаботимся, значит, мы… останки…

– Видите, мисс? – сказал Яго без тени лукавства в голосе. – Разве я не говорил? Прямо как я сказал: отец Пью знает, что делать со старушкой Мэйри. Ступайте выпейте чаю. А мы пока разберемся.

Вскоре Морвен сидела на роскошном диванчике в гостиной дома священника с чашкой чая в руках и грелась у поспешно зажженного камина.

На обратном пути в Морган-холл Морвен ехала верхом на Инире, а Яго шел рядом. Она так устала, что едва была способна думать.

– Может, мы напрасно оставили ее там? Откуда нам знать…

Яго тоже, должно быть, устал, но виду не показывал. Он сказал:

– Отец Пью – человек робкий, но добрый. Ваша бабушка будет похоронена по-христиански.

Морвен не сомневалась, что grand-mère Урсула христианкой не была, но вряд ли это имело значение. На востоке забрезжили розовые и лавандовые лучи солнца, и ей нужно было спешить, чтобы собраться до того, как домочадцы проснутся.

– Я вернусь за Иниром в течение часа, – сказала она.

– Вы уж берегите себя. Помните, вашей матери многое известно.

«Мне тоже». Но вслух она ничего не сказала, так как не знала, как объяснить это Яго, даже если бы было время. Она вернула ему пальто и сапоги, приподняла подол чайного платья и побежала.

Свои промокшие туфли она бросила под кустом розмарина на заднем дворе, где лежал ключ на случай, если бы дверь оказалась заперта, босиком поднялась по лестнице для слуг и крадучись прошла по коридору в свою спальню.

Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как Морвен была здесь последний раз. Она покинула ее в своем лучшем платье, готовясь встретить к чаю гостей отца, а когда вернулась, ее мир оказался перевернутым с ног на голову, а планы испорчены – как ее некогда безупречное платье.

В комнате было чисто, ее ночная рубашка лежала на кровати, одежда была развешана в шкафу. Морвен переоделась и свалила все в кучу на холодном камине. Платью она предпочла свой самый теплый костюм для верховой езды с юбкой-штанами и длиннополым пальто. Одеваясь, она внимательно осматривала комнату, решая, что возьмет с собой и как быстро сможет упаковать дорожный чемодан.

Пятнадцать минут спустя снизу послышался какой-то шум, это слуги приступали к своим повседневным обязанностям. Морвен глубоко вздохнула, открыла дверь спальни и, прежде чем выскользнуть из комнаты, выглянула в коридор. С чемоданом в одной руке и сапогами в другой она осторожно направилась к лестнице для слуг.

И тут она услышала шаги горничной, которая поднималась наверх.

Морвен развернулась и поспешила в другую сторону, полагая, что сможет выйти через парадную дверь: просто спуститься в переднюю, а оттуда – прямиком на улицу. Она добралась до лестницы, но прежде, чем успела поставить ногу на верхнюю ступеньку, из маленькой столовой возле кухни услышала голос Чесли. Должно быть, прошло больше времени, чем она предполагала. Если она попадется на глаза Чесли, ей ни за что не сбежать.

Морвен снова повернулась и бросилась по коридору к будуару леди Ирэн. Больше ей ничего не оставалось. Если мать спит, возможно, удастся на цыпочках пробраться через спальню в ее великолепную ванную, а затем спуститься по тайной лестнице.

Морвен помедлила, положив руку на дверную ручку, но звонок из спальни отца заставил ее вздрогнуть от испуга. Если он поймает ее – если кто-нибудь сейчас ее остановит! – со свободой будет покончено навеки.

Она стиснула зубы, повернула ручку и вошла.

Будуар был слабо освещен; через занавешенное окно еще не проник ранний солнечный свет. Морвен заперла за собой дверь и осторожно, с опаской открыла дверь в спальню матери.

Ей удалось не щелкнуть щеколдой, но она шла словно навстречу утреннему солнцу. Шторы были отодвинуты, а огромное зеркало и кремовые стены пылали от света. Долгие мгновения Морвен стояла, моргая от этого блеска.

Она услышала голос матери прежде, чем смогла различить ее силуэт.

– Ее не похоронят на кладбище, ты же знаешь, – сказала леди Ирэн. – Ваши усилия впустую, твои и Яго.

Морвен снова моргнула и начала понимать, что мать стоит в центре комнаты на красивом узорчатом ковре. На ней был белый пеньюар, густые темные волосы перехвачены белой лентой. Она, казалось, материализовалась из света, и этот эффект обескураживал. Кристалл лежал у ее ног в озере из мятого полотна, на его гладкой верхушке горел солнечный свет.

Морвен указала на него.

– Ты шпионила за нами! – Она не смогла избавиться от дрожи в голосе.

– Гадала на кристалле. Морвен, тебе пора называть вещи правильно.

Девушка сделала шаг вперед:

– Маман, я ухожу.

Леди Ирэн не двинулась с места:

– Ты никуда не пойдешь. Я позаботилась об этом.

– Что это значит?

– Я отпустила его.

– Кого?

– Этого проклятого коня, разумеется.

Морвен ахнула:

– Ты не могла так поступить! Инир мой!

– Я знаю, что лучше для тебя, Морвен.

Леди Ирэн наклонилась, чтобы обернуть кристалл полотном.

– Маман, как ты могла? Ты потеряла собственного фамильяра, а теперь отнимаешь у меня моего?

– Мы найдем тебе другого духа-фамильяра, более… подходящего.

– Мне еще многое нужно узнать, но я знаю, что это фамильяры выбирают нас, а не наоборот, – сдавленным от боли голосом произнесла Морвен.

– В таком случае обойдешься без него, как сделала я, – отрезала леди Ирэн.

Держа камень в руках, она выпрямилась и повернулась к дивану у окна.

Ярость уничтожила в сознании Морвен все, кроме потребности найти Инира, и освободила разум от сомнений. Решительно настроенная, она ринулась вперед, ловким движением выхватила из рук матери кристалл, помчалась в ванную комнату и отдернула занавеску, скрывающую тайную лестницу. Леди Ирэн, от неожиданности застывшая на месте, вскрикнула, но Морвен не обратила на нее внимания. Она уже миновала маленькую дверцу и была на полпути вниз по темной лестнице, когда поняла, что не прихватила свой дорожный чемодан и деньги.

Но она даже не остановилась. Все, что сейчас имело значение, – это Инир. Единственное, что ее волновало, – это добраться до конюшни прежде, чем кто-то его уведет.

Такие вещи требуют времени, уверяла себя Морвен, сбегая по последним ступенькам. Дрожащими руками она отперла дверь. Недостаточно было просто приказать убрать Инира, или продать его, или что там еще пыталась сделать леди Ирэн. Кто-то должен был прийти, оседлать его и увести. Солнце взошло меньше часа назад, и хотя фермеры начинали работать рано, конечно, этот приказ еще не мог быть выполнен.

Морвен побежала через сад. Ее дыхание напоминало всхлипывания, а кристалл в руках становился все тяжелее. Добравшись до конюшни, она помчалась в центральный проход.

Ее встретила тишина. Не было слышно радостного ржания и нетерпеливого притопывания Инира, приветствия Яго, выходящего из сарая со сбруей.

Прижав кристалл к груди, Морвен позвала:

– Яго, ты здесь?

Никто не ответил. Дверь в сарай была закрыта, как и дверь на чердак.

При звуке знакомого голоса две другие лошади высунули головы из стойла и с любопытством посмотрели на Морвен. Она слышала блеяние овец на пастбище и мычание коров в доильном помещении, но не ржание или фырканье. Она пробежала по проходу, заглядывая в каждое стойло, и в панике помчалась в дальний конец конюшни, а оттуда наружу – в пустой загон. Она прикрыла глаза ладонью, напрягая зрение, чтобы рассмотреть дорогу и поля, выискивая проблеск серебристой шкуры Инира, сияющей под лучами утреннего солнца.

Но никого не было видно. Морвен дрожала с головы до ног и так сильно прижимала кристалл к себе, что через одежду чувствовала края его грубого основания. Она точно не знала, почему взяла его, но…

– Я же говорила, – раздался у нее за спиной холодный голос матери. – Его здесь нет.

Морвен обернулась.

– Как и Яго. Я отправила их далеко.

– Яго? Но почему? Я не понимаю, как…

Леди Ирэн сделала шаг к ней. Ее губы были крепко сжаты, глаза сузились, как у кошки.

– Я не идиотка, Морвен. Я долгое время владела силой. Я видела, как вы с Яго вошли, и отдала приказ.

– Но, конечно же, папа́…

– После твоего вчерашнего поведения мы с твоим отцом договорились, что коня необходимо убрать. – Она пожала плечами. – Морвен, дело сделано. Однажды, когда гримуар достанется тебе, ты сможешь поискать заклинание, которое я использовала, чтобы все это устроить. Пока же я заберу кристалл, а ты иди и распакуй этот дурацкий чемодан. Я не знаю, что ты собиралась сделать. Сбежать? Одна?

– Grand-mère Урсула сбежала одна.

– Но она не была юной девушкой. И посмотри, к чему это привело!

– Что ты имеешь в виду? Она была счастлива!

– Счастлива быть фермершей? – Леди Ирэн словно выплюнула эти слова. – Копаться в грязи, чистить свинарники?

– А я была бы не прочь, – сказала Морвен. – Я предпочитаю животных людям, которые весь день бездельничают!

– Ты бы не смогла, – возразила леди Ирэн. – Ты понятия не имеешь, что это такое.

– Я не хочу жить так, как ты, маман!

– Ты слишком молода, чтобы знать, чего хочешь, – леди Ирэн сделала еще один шаг. – Я устала от разговоров, Морвен. Однажды ты сама все поймешь. А теперь дай мне его.

Ее руки с длинными пальцами и острыми ногтями потянулись за кристаллом.

Морвен взглянула на мать и испытала внезапное отвращение. Ее сердце, казалось, раздулось до огромных размеров. Оно билось все сильнее и сильнее – так, что в грудь ударяла волна жара. Возможно, жар шел от кристалла, она не могла отличить откуда. Энергия ее гнева из-за Инира сосредоточилась в камне, собираясь, как штормовая туча над долиной. Морвен не имела над ней контроля – не больше, чем над грозой с молнией. И она с силой прорвалась наружу. Словно сокрушительный удар копыта шайрского жеребца.

Леди Ирэн застыла. Ее лицо побелело, руки взметнулись и упали. Она изо всех сил пыталась вдохнуть, горло ее напряглось, и она покачнулась, как саженец на резком ветру. Ноги леди Ирэн подкосились, и она рухнула на пол. Белая ткань ее пеньюара опала, словно крылья умирающего лебедя.

Морвен глядела на происходящее в изумлении, потрясенная тем, что вызвала. И только когда рой черных мушек затмил ее взор, она поняла, что тоже не дышит. Потребность в воздухе вступила в противодействие с взрывной силой внутри, и со странным скрипучим звуком Морвен сделала глубокий вдох.

Одновременно дыхание вернулось и к леди Ирэн. Очнувшись, она села, обхватила себя руками за плечи и, обнажив зубы, словно хищное животное, свирепо посмотрела на дочь.

– Надо было задушить тебя сразу после рождения! – прошипела она.

Морвен в ужасе отпрянула.

 

7

В беседке из ивовых ветвей было прохладно и влажно, так как река уже начала вздуваться от осенних дождей. Морвен, страдая от холода и жажды, свернулась калачиком в их зеленой тени. Она не ела и не спала уже больше суток и воспринимала потерю Инира так, словно кто-то вырезал у нее кусочек сердца и швырнул его в Ривер-То.

Она тосковала по Яго и беспокоилась за него. Мадемуазель говорила, что для слуги ужасно быть уволенным без рекомендаций. Это означало, что, возможно, ему никогда больше не найти другое место. Что бы с Яго ни случилось, в этом была ее вина.

Раз уж на то пошло, что будет с ней? Она не решалась показаться в Сент-Хилари. У нее не было одежды, денег и кого-то, к кому можно обратиться.

У нее не было ничего. Кроме…

Кристалла, принадлежавшего ей по праву рождения!

Он лежал у ее ног, завернутый в полотно. Морвен не сожалела, что забрала его у матери. Леди Ирэн не проявила жалости ни к дочери, ни к матери, ни к Иниру, и Морвен не собиралась возвращать камень. У леди Ирэн остался гримуар, придется ей довольствоваться им.

Леди Ирэн использовала кристалл, чтобы следить за Яго и другими людьми. Морвен молилась, пытаясь оживить его, чтобы попытаться поискать Инира.

На самом деле она очень мало знала о своей силе. У нее не было доступа к гримуару, и теперь, как она считала, не будет уже никогда. Она могла полагаться только на собственные инстинкты.

Морвен расстелила полотно на влажной земле и провела пальцами по округлой верхушке кристалла. Он засветился зеленоватым светом, отражая ветви ив, но в его глубинах не было ни искры, ни движения, ни образа. Это был просто камень – красивый, сияющий и безжизненный.

Плечи Морвен опустились под тяжестью усталости, одиночества и мучительного чувства поражения. Она хотела слышать, как щиплет траву Инир, и узнать, где Яго, чтобы пойти за ним. Она думала об Урсуле, умирающей в одиночестве в башне старого замка Бопре.

– Кажется, я знаю, как ты себя чувствовала, grand-mère, – прошептала она. – Рядом с тобой никого не было. Я хочу… О, как бы я хотела, чтобы ты была сейчас здесь, со мной!

Словно в ответ на ее слова внутри кристалла зажегся огонек. Морвен смотрела на него, отказываясь верить своим глазам. Не было ли это просто игрой воображения? Она потерла усталые глаза и посмотрела снова. Он по-прежнему был там – крошечный язычок пламени, будто фитиль горящей свечи. Тут и там внутри кристалла, как светлячки в сумерках, мерцали огоньки.

Морвен наклонилась ниже.

И тут в ее голове, смешиваясь с журчанием реки, прозвучал знакомый голос:

– Ma petite fille! Не надо пытаться. Все придет. Не спеши.

Глаза Морвен наполнились слезами.

– Grand-mère, скажи, что мне делать?

Ответа не последовало.

«Не пытайся, – вспомнила Морвен. – Не спеши». Даже если голос Урсулы ей пригрезился, это был хороший совет.

Она снова провела пальцами по кристаллу. Свет все еще был там, хотя камень оставался холодным на ощупь. Морвен склонилась над ним, думая о своих прародительницах из рода Оршьер, о женщинах, занимающихся колдовством. Казалось невыносимо жестоким, что каждая из них должна была пережить времена предательства, одиночества и отчаяния. Она чувствовала связь с ними в сердце, в душе. В груди снова нарастала сила, которая оказалась столь разрушительной для ее матери, но на этот раз все было иначе.

И, обращаясь к камню, она пробормотала:

– Ты можешь показать мне Инира?

Порхающие огоньки в кристалле вдруг успокоились и слились воедино. Инир, ее прекрасный серебристый жеребец, стоял с гордо поднятой головой, его гриву трепал ветерок, а уши навострились в ее сторону, как будто он знал, что она там. Позади виднелись арочные окна церкви Святого Илария, где они оставили тело Урсулы на попечение отца Пью.

А рядом с ним, прищурившись в попытке понять, что же учуял Инир, стоял Яго.

Ей следовало догадаться самой! Леди Ирэн избавилась от них одним ударом. Она была уверена, что сможет контролировать Морвен, если Инир исчезнет, и отправила Яго с ним, чтобы решить обе свои проблемы.

Усталость испарилась, словно туман под лучами утреннего солнца, и Морвен крикнула в кристалл:

– Я вижу тебя, Инир! Я иду! Яго, жди меня!

Яго все также глядел перед собой, не подозревая о ее присутствии, но Инир – чудесный, волшебный Инир! – кивнул головой. И хотя Морвен не могла слышать, как он фыркает, она видела, что он переступает на месте и машет длинным хвостом.

Яго потянул его за собой, но Инир тряхнул гривой, отказываясь повиноваться. Яго, нахмурившись, снова потянул за веревку. Морвен ничего не слышала, но видела, как его губы задвигались, произнося слова проклятия или, может быть, мольбы.

Она погладила камень, пробормотала слова благодарности, снова завернула его в полотно и поднялась. Обратный путь в Сент-Хилари будет долгим, так что следовало поторопиться. Инир услышал ее зов, а Яго – нет. Она должна была добраться до них прежде, чем он заставит Инира идти дальше.

* * *

К моменту, когда Морвен смогла различить серый камень шпиля церкви Святого Илария, возвышающийся на фоне подернутого тучами неба, солнце стояло уже высоко.

Под тяжелым пальто по спине катился пот, но Морвен не могла придумать, как снять его, не выпуская кристалла из рук, – сделать это она не решалась. Ее ноги просили об отдыхе, глаза от бессонницы были сухими и чесались, но она продолжала путь, щурясь из-под краев шляпы в попытках углядеть серого в яблоках коня или темную худую фигуру Яго.

Прошло еще двадцать минут, напряжение в спине и плечах нарастало. Наконец Морвен добралась до небольшого кладбища с множеством древних надгробий и, пройдя вдоль каменной ограды, направилась к задней стене церкви.

И с облегчением перевела дыхание.

Она увидела, что Яго пытается, но не может уговорить шайрского жеребца двигаться дальше. Он лишь смог заставить его перейти в тень корявых вязов на краю деревенской площади. Там Инир решительно замер на месте. Яго, тяжело опустившись на землю, прислонился спиной к стволу дерева и закрыл глаза. Голова Инира тоже клонилась к земле, а уши уныло опустились.

Морвен попыталась окликнуть их, но из пересохшего горла вырвался какой-то скрип. Из последних сил, пошатываясь, она пошла дальше.

Инир почувствовал ее приближение и поднял голову. Его ноздри затрепетали, и он сделал глубокий вдох, готовясь заржать.

– Нет, Инир! – попыталась крикнуть Морвен.

Ее голос прозвучал тоненько, едва слышно, но Инир все понял. Он не издал ни звука, только выдернул веревку из руки Яго и поскакал к ней. Приблизившись, он положил голову Морвен на плечо и замер. Всхлипывая, она прижалась к коню, одной рукой держа кристалл, а другой обхватив его шею. Так они стояли какое-то время, причем Инир дрожал так же сильно, как она.

– Мисс Морвен… – сказал Яго прерывающимся от усталости голосом.

Морвен, продолжая обнимать Инира, обернулась.

– Ох, Яго, – с болью прошептала она, – мы должны уехать, и поскорее! Моя мать…

– Она приказала мне отвезти Инира на конный рынок в Кардиффе. Я хотел отказаться, но она настояла на своем. Я не смог этого сделать… И вам предопределено остаться здесь.

– Я уеду в Лондон. Я не вернусь в Морган-холл!

– Она найдет вас, милая, – устало сказал Яго. – Никто не может ей противостоять.

– Я могу, – возразила Морвен.

Она взялась за веревку Инира.

– Боюсь, что нет, мисс Морвен. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было.

– Но почему, Яго? – Морвен слышала дрожь в своем голосе, но была настолько измучена, что ничего не могла с этим поделать. – Разве ты не… Я хочу сказать, если ты действительно приходишься мне отцом… Разве она не была тебе дорога?

Яго тоже слишком устал, чтобы подбирать выражения. Он сплюнул на землю и с горечью сказал:

– Дорога?! Нет, милая. Мне горько это говорить, но я возненавидел вашу мать с того дня, как она появилась в Морган-холле.

– Тогда почему, Яго? Почему ты… ты и она…

Он отвел глаза, глядя поверх покосившихся надгробий и покрытых лишайником камней церковной стены.

– Это они, – сказал он.

Морвен повернулась и увидела на дороге облако пыли, какое может поднять только автомобиль.

– Скорее! – закричала она. – Инир увезет нас!

– Мисс Морвен, он устал. Я не знаю…

– Мы все устали, но нам нужно ехать!

Она подвела Инира к пню в центре маленькой рощицы и взмахом руки приказала Яго следовать за ними.

– Скорее, скорее!

Яго колебался, даже когда до их ушей донесся нарастающий рев мотора автомобиля. Наконец он поднялся, но с таким мрачным выражением лица, словно шел на виселицу. Морвен забралась на широкую спину Инира и наклонилась, чтобы помочь Яго. Когда оба уселись, а кристалл был бережно уложен, она приказала:

– Давай, Инир! Скачи!

Конь пустился великолепной рысью. Яго охнул и ухватился за Морвен. Ее ноги крепко сжимали корпус Инира, правая рука вцепилась в его гриву, а левой она удерживала кристалл. Как всегда, конь понимал, куда надо двигаться, и помчался к тропе, которая шла от Сент-Хилари к месту, где река изгибалась к юго-востоку. Эта тропа была слишком узкой и неровной для автомобиля.

– Мы сможем отдохнуть, только когда окажемся вне пределов досягаемости для них, – сказала Морвен через плечо.

– Если нас поймают, меня повесят, – ответил Яго.

– А меня сожгут, – добавила она.

Яго промолчал, и Морвен заподозрила, что ему известно, кем были она и ее мать. Она крепко прижала к себе кристалл и вспомнила Урсулу:

– Они не найдут нас, Яго.

– Вы уверены?

– Да. – Она чувствовала покалывание силы кристалла, которая вибрировала через полотно, и закрыла глаза в порыве благодарности своим прародительницам. – Да, я абсолютно уверена.

 

8

Когда Морвен, Инир и Яго добрались наконец до Лондона и сняли маленькую квартирку над рыбным магазином, девушка первым делом позаботилась о том, чтобы спрятать кристалл там, где его никто не смог бы обнаружить. В те первые беспокойные недели, когда Яго из кожи вон лез, чтобы найти работу, а Морвен изо всех сил старалась оберегать Инира на шумных и грязных улицах города, оба то и дело оглядывались, боясь быть обнаруженными. Это было время неопределенности и откровенных признаний, отчаянных попыток раздобыть хоть немного денег и надежды освободиться от власти леди Ирэн.

Морвен уже знала, как ее мать использовала Яго. Она сварила зелье – отвар мать-и-мачехи и корней любистка, манжетки, коровяка и омелы, достаточно невинных самих по себе ингредиентов, но обладающих опасной силой, если их смешает ведьма, имеющая полный контроль над своей силой. Яго обладал удивительной памятью и вспомнил, как леди Ирэн торжествующе объявила ему состав.

– Не смог противостоять, – признался он. – Она вылила его в мой сидр, и я выпил прежде, чем что-то понял. После этого я почувствовал себя голоднее, чем когда-либо в жизни, – как будто умираешь от голода. А еда была прямо перед тобой, соблазняя до навязчивости. Потом я возненавидел себя, но уже слишком поздно. Дело было сделано.

Морвен потянулась, чтобы коснуться его руки, и почувствовала, как Яго вздрогнул. Она поняла, что ему нелегко привыкнуть к тому, что она относится к нему как к равному. Как к отцу.

– Мне жаль, – сказала она.

Яго взглянул на нее, и она увидела в его темных глазах гордость, грусть и страх одновременно.

– А мне нет, – ответил он. – Она заставила меня дать ей ребенка, которого она хотела, это правда. Но я ни разу не пожалел, что ты есть в этом мире, Морвен.

Она по крайней мере убедила его прекратить обращаться к ней «мисс Морвен» – в основном, чтобы не привлекать внимание. Когда их спрашивали, они называли себя отцом и дочерью, которые прибыли из Уэльса в поисках работы. Они объясняли, что Инир был последним конем из их конюшни на ферме, и отклонили несколько предложений его продать.

За первую квартиру, где несло рыбой из магазина этажом ниже, они заплатили скудными наличными, которые Яго забрал с собой. Домовладелец, который был толстым и довольно глупым, но болезненно честным человеком, позволил Морвен поставить Инира в стойло во дворе. Она платила за эту привилегию тем, что каждое утро отправлялась в Доклендс с пустой телегой, а возвращалась с наполненной рыбой. Яго сначала был против того, чтобы Морвен вставала до рассвета и ехала с толпой грубых торговцев, но она отмахивалась от его страхов:

– Я смогу справиться с ними.

– Ты больше не господская дочка, – напомнил Яго.

– У меня есть Инир, он меня защитит.

Яго хмурился, но мало что мог на это возразить. Выбор у них был небольшой. На самом деле Морвен обнаружила, что Доклендс был очарователен со своими рыбаками и продавцами, которые торговали дневным уловом. Она беспокоилась об Инире, который оступался на скользких булыжниках, но его огромные размеры предполагали, что к ее телеге будут относиться с уважением. Когда Яго нашел работу водителем такси «Хамбер» и они переехали в лучшую часть города, оставив телегу с рыбой в прошлом, Морвен даже скучала по прогулкам вдоль Темзы, чего, впрочем, нельзя было сказать о зловонном запахе рыбы.

В Ислингтоне с его основательными домами и более широкими улицами жизнь была намного легче, чем в Ист-Энде. Они нашли просторную квартиру над Чепел-маркет с окнами на три стороны и небольшой гостиной между кухней и двумя спальнями. Инира поставили в стойло в конце дороги, рядом с несколькими упряжными лошадьми, которых держали для верховых прогулок дам и джентльменов. Яго и еще один водитель такси решили открыть собственную фирму – небольшой парк транспортных средств, в котором бы работали бывшие конюхи. Морвен обратилась с этим вопросом к кристаллу, и он показал ей образ процветающего бизнеса с гаражом и штатом водителей и механиков.

Пророчество кристалла сбылось быстро, и в течение следующих нескольких месяцев Морвен училась готовить, убирать и вести хозяйство – всему тому, чему не была обучена под руководством мадемуазель. Эта жизнь отличалась от того, чего Морвен ожидала, но неприятной ее нельзя было назвать. По утрам и вечерами она была занята домашними делами, а в послеобеденное время – прогулками верхом на Инире в Риджентс-парке среди дамских верховых лошадей и скакунов.

Прошло много месяцев, а Морвен все еще оплакивала Урсулу, которую знала так мало. Она оставила кристалл в укрытии и жила так же, как любая другая молодая женщина со скромным общественным положением.

По вечерам девушка часто сидела с Яго в гостиной. Он дремал, скрестив руки на животе, а она читала «Ивнинг ньюз». Однажды вечером Морвен наткнулась на статью об уэльской аристократии и была поражена, осознав, что с тех пор, как она сбежала из Морган-холла, прошел год – удивительно короткий срок, за который ее жизнь претерпела настолько серьезные изменения. В статье упоминалось имя лорда Ллевелина, но никакой личной информации приведено не было. Морвен уронила газету на колени и уставилась на огонь в камине, думая о нем и о матери.

Леди Ирэн, решила она, при всей своей красоте и могуществе была женщиной, не ведающей любви. Она не беспокоилась ни о ком, кроме себя. Она не любила ни собственную мать, ни мужа. Она пыталась исполнить свой долг перед дочерью, объясняя тайну того, что принадлежало ей по праву рождения, но это тоже было сделано без любви. Должно быть, ей жилось одиноко.

Уголь в камине уже превратился в пепел, а Морвен все думала, можно ли было устроить все по-другому. Ее отец – или человек, который думал, что им является, – должно быть, испытывал боль и унижение от ее исчезновения. Леди Ирэн с ее бегством потеряла самое драгоценное для себя – кристалл Оршьеров. Морвен подумала, что вокруг очень много боли, и ей не хотелось быть одной из ее причин.

На следующий день она все еще думала об этом. Они с Иниром, наслаждаясь необычайно теплым октябрьским днем, позволили себе более продолжительную прогулку, чем обычно. Короткий дождь, прошедший накануне, очистил воздух от угольной пыли, и они были в восторге от золотых листьев и искрящейся на солнце воды канала. Когда пришло время возвращаться в Ислингтон, Морвен остановилась у фонтана, и Инир опустил голову в воду.

Она спешилась, игнорируя любопытные взгляды и спрашивая себя, привыкнут ли когда-нибудь горожане к виду девушки верхом на упряжной лошади, причем сидящей на спине, а не в дамском седле. Поначалу взгляды лондонцев заставляли ее щеки гореть, и Морвен частенько одолевало искушение огрызнуться. Ее многократно чиненный костюм для верховой езды сразу давал понять, что она не леди. Морвен хотелось сказать, чтобы они следили за собой, но она держала язык за зубами. Последнее, в чем нуждались они с Яго, так это в том, чтобы привлечь к себе внимание.

Пока Инир утолял жажду, она прижалась лбом к его шее и высказала вслух свои мысли, в которых все еще присутствовала мать:

– Она не могла изменить то, какой была, не так ли, Инир? Я могла бы простить ее за то, что она не любит меня. И даже за то, что она сделала с Яго. Но маман пыталась отнять тебя – а ведь она знает, что значит потерять духа-фамильяра! – и этого я не прощу никогда.

Инир, с морды которого капала вода, поднял голову и фыркнул, забрызгав ей юбку. Смеясь, Морвен погладила его по спине.

– Значит, ты согласен, – сказала она. – В таком случае я больше не стану беспокоиться об этом!

Он снова фыркнул и склонил шею, чтобы легонько боднуть ее широкой головой.

– Я бы сделала что угодно, – неистово прошептала она, – что угодно, лишь бы не потерять тебя!

Огромный конь стоял спокойно, пока Морвен обнимала его за шею, и она чувствовала биение его большого сердца рядом со своим, как будто они были одним телом.

– Вижу, вы по-прежнему разъезжаете на этом гиганте! – раздался насмешливый голос позади нее.

Ужас сковал Морвен. За все эти долгие месяцы в Лондоне она не встретила никого, кто мог бы ее узнать. Но теперь…

Она медленно обернулась, прищурившись и собираясь отрицать любое знакомство, но когда поняла, кто это, перевела дыхание.

– Давид Селвин! Как вы здесь оказались?

– Я мог бы спросить вас о том же, мисс Морвен, – ответил Давид. – Ну и суматоху вы устроили! Наши отцы были в ярости. Ни одна живая душа не знала, куда вы отправились. Все месяцами обсуждали это.

Глядя в его смеющееся лицо, Морвен вспомнила, как сильно Давид понравился ей при короткой первой встрече. Он стал выше и шире в груди и плечах. На ногах под бриджами для верховой езды проступали мышцы. Он приподнял чуть поношенную фетровую шляпу и, усмехнувшись, спрыгнул с каштанового мерина.

Инир, повернув голову, спокойно осмотрел Давида, снова фыркнул и кивнул, звякнув пряжкой недоуздка.

– Похоже, гиганту вы понравились, мастер Селвин, – серьезно сказала Морвен.

– Значит, мне повезло. – Давид похлопал Инира по спине и ослабил вожжи, чтобы его собственная лошадь могла попить. – Полагаю, у нас есть что рассказать друг другу, мисс Морвен.

– Вы не выдадите меня моему отцу?

– Нет, если вы не выдадите меня моему. – Лицо Давида посерьезнело. – Боюсь, наши отношения разладились, хотя и не так радикально, как у вас с родителями.

– Если раньше вы были близки, то мне очень жаль.

Давид вздохнул и провел рукой по густым каштановым волосам. Теперь они были пострижены короче, чем Морвен помнила, и он носил небольшие усы.

– Мы не были близки, – сказал он, – но я его наследник, и мне неловко чувствовать себя отстраненным.

– Он снова женился?

– Да, на приятной вдове в два раза старше вас. Куда более подходящая партия.

– Похоже, она вам нравится.

– Она покладистая. Гораздо больше, чем сэр Уильям.

– Вы приехали в Лондон, чтобы жить здесь самостоятельно?

– С прислугой. Я унаследовал дом от матери.

Морвен погладила шею каштанового коня и, поколебавшись, спросила:

– У вас есть новости о моих родителях?

– Боюсь, хороших нет. Хотите услышать?

Она помедлила, прежде чем ответить:

– Да. Думаю, стоит.

– Давайте побеседуем за чашкой чая. И не в Риджентс-парке, где на нас смотрит весь мир.

Она испуганно огляделась по сторонам:

– Здесь есть кто-то, кто мог бы нас подслушать и сообщить в Уэльс?

– О нет, не думаю. Просто… ну, не хочу вас расстраивать.

Морвен горько рассмеялась:

– Расстроить меня? Давид, после всего случившегося я не уверена, что вы можете рассказать что-то, что расстроило бы меня.

– Это касается вашей матери.

При этих словах смех Морвен оборвался.

– Что случилось? – прошептала она.

Давид с неохотой продолжил:

– Ходят слухи, что лорд Ллевелин в чем-то обвинил свою жену. Некоторые говорят, что в неверности, другие – якобы в чем-то похуже. В чем-то злом. Но это все слухи, мисс Морвен. Сплетни прислуги.

– Расскажите, что произошло.

– Ну что ж… – Он похлопал себя по сапогу кнутом. – Полагаю, это случилось через несколько месяцев после вашего отъезда. Кажется, – по крайней мере, так говорят, – у них была ужасная ссора, после которой леди Ирэн исчезла. Как сквозь землю провалилась. Слуги говорят, что она покинула Морган-холл среди ночи, оставив все свои вещи.

– Но куда она исчезла?

– Если кто и знает, он молчит. Лорд Ллевелин запретил кому бы то ни было искать ее. Ходят слухи, что он… – Давид замолчал и откашлялся.

– Что? – прошептала Морвен.

– Это просто дикий слух. Некоторые говорят, что лорд Ллевелин убил свою жену, но я не верю в это. Я знаю его. Он бы не…

Слова, давным-давно произнесенные ледяным голосом леди Ирэн, прозвучали в памяти Морвен: «Для ведьмы обнаружить себя означает подвергнуться смертельному риску». Но, конечно, отец не мог… он бы не стал…

Или смог бы? Если лорд Ллевелин каким-то образом узнал, что она не была его дочерью, сдержался бы он, чтобы не навредить жене? Морвен вздрогнула, подумав об этом. До этого момента она думала, что равнодушна к судьбе матери, но теперь, когда возникло такое ужасное предположение, от волнения даже почувствовала себя дурно.

– Давид, прошу извинить меня. Мне нужно идти, – сказала она.

– Мисс Морвен, я не верю в эту историю! Вы должны это знать.

– Я тоже, но… я должна идти. Я должна кое-что сделать.

Она вскочила на край фонтана, а с него на спину Инира.

– Но, мисс Морвен, не можем ли мы…

Она подняла недоуздок и торопливо ответила:

– Приходите завтра снова. Я вернусь. А сейчас я должна…

Инир сорвался с места и поскакал прежде, чем Морвен успела договорить. Она обернулась через плечо на Давида, стоявшего с фетровой шляпой в руках, щурясь от солнечного света, и подняла руку в прощальном жесте, хотя и сомневалась, что он это увидел.

* * *

Дрожащими пальцами Морвен развернула ткань, в которую был завернут кристалл grand-mère. Это был кусок вышитого шелка, найденный в магазине на площади Пиккадилли. Она не касалась камня месяцами, пыталась забыть, что он спрятан за доской, которую она расшатала в стене своей спальни. Теперь он лежал, слабо светясь в своем шелковом гнезде, на чайном столике в тесной гостиной.

Морвен вздрогнула, хотя благодаря осеннему солнечному свету в комнате было тепло. Она оставила Инира в стойле, но чувствовала, как он переступает с ноги на ногу и тихо ржет, разделяя ее тревогу.

Морвен искала проблески любви в своем сердце и не нашла. Зато отыскала то, что пыталась объяснить Урсула: верность и преданность представительниц женской линии, от которых она произошла. Леди Ирэн, со всеми своими недостатками и слабостями, оставалась ее матерью. Морвен должна была узнать, что с ней случилось. Если леди Ирэн умерла, она бы оплакивала ее. Если нуждалась в чем-то, Морвен помогала бы ей. Она была одной из Оршьер.

Она занавесила окно гостиной, принесла из маленькой кладовой новую белую свечу и поставила ее в блюдце на чайном столе. Потом намочила палец и опустила его в солонку, а после растворила песчинки соли в стакане воды.

Морвен побрызгала солеными каплями вокруг стола, понимая, что она знает, как делать все это, только потому, что леди Ирэн, хотя и с неохотой, научила ее этому.

Закончив приготовления, она опустилась на колени на ковер и распростерла руку над гладкой поверхностью кристалла. Тьма в нем быстро растворилась, словно заверяя Морвен, что колдовство все еще сильно в ней, возможно, даже сильнее, чем раньше, как будто оно созрело и усилилось само по себе. Она поглядела в расплывчатые глубины камня.

– Покажи мне маман, – пробормотала Морвен, – Ирэн Оршьер. Силой моих прародительниц, привилегией права по рождению, я прошу показать ее. Найти ее с помощью кристалла.

Искры света закружились и стали быстро расти, как будто какая-то энергия только и ждала ее команды. Внутренняя часть кристалла вспыхнула, и искры начали собираться в его центре.

Сначала это было пятно, видимое словно сквозь завесу тумана, но вскоре туман начал растворяться и наконец исчез. Изображение превратилось в маленькую, но узнаваемую фигуру, и Морвен испытала укол жалости. Леди Ирэн, закутанная в грязное одеяло, сидела на убогом ложе, где умерла Урсула. Казалось невероятным, что ее волосы могли так быстро поседеть, а плечи – стать такими согбенными. Вокруг виднелись жалкие вещи, которые остались после Урсулы: примитивная печь, коптящая лампа, ночной горшок.

Леди Ирэн заняла место своей матери в башне старого замка Бопре. Она потеряла все, что приобрела своим коварством, и даже более того. У нее остался только гримуар, который лежал на смятой постели из одеял.

Морвен откинулась назад, и изображение померкло. С тяжелым сердцем она пристально всматривалась в дымчатые глубины кристалла. Она не испытывала никакой нежности к матери, но могла ли она оставить ее в таком состоянии?

Когда Яго вернулся с работы, она рассказала ему все: о Давиде, о матери, даже о том, что воспользовалась кристаллом. Яго сидел в мягком кресле, держа кусок дерева в одной руке и нож, который строгал его, в другой, и с сочувствием смотрел на Морвен.

– Яго, я не знаю, что могу сделать. Если папа́ вышвырнул ее за дверь, он наверняка не будет рад меня видеть.

– Конечно нет. Ты не можешь вернуться.

– Но я не могу бросить ее.

В гостиной повисла напряженная тишина. Яго сидел, глядя на кусок дерева. Голова у Морвен болела, словно видение матери в разрушенной башне физически завладело ее разумом. За окном стемнело, звуки и запахи Ислингтона, кружась, поднимались в ночное небо. Наконец, когда Морвен подумала, что ее голова вот-вот лопнет, Яго вздохнул и сказал:

– Я поеду.

Морвен вздрогнула:

– Что?

Яго поднялся на ноги.

– Я поеду к ней, – повторил он. – Я тот, кто может это сделать. Никто ничего не имеет против меня. Уже нет.

– Но… но ты же ненавидишь ее!

– Когда-то ненавидел. Похоже, больше нет.

Морвен могла бы поспорить, возразить, что это слишком далеко, слишком сложно, что у него есть другие дела, которыми нужно заниматься. Все это было правдой, но в то же время она знала, что Яго прав.

Они никогда не обнимали друг друга, хотя и признали истинную природу своих отношений. Теперь же, преисполнившись благодарности, Морвен шагнула вперед. Привычка, приобретенная на протяжении жизни, заставила Яго отступить, но Морвен не обратила на это внимания. Она была почти такой же высокой, как и он. Обняв его обеими руками, прижимаясь щекой к его щеке, она чувствовала, как тает его сердце, которое было так близко от ее собственного.

– Будь осторожен, – прошептала она. – И возвращайся ко мне.

– А как же, милая, – ответил он. – В любом случае не стоит беспокоиться. Ты можешь наблюдать за мной с помощью кристалла.

* * *

И Морвен наблюдала. Она держала кристалл рядом с кроватью и вглядывалась в него днем и ночью, пока Яго не было. Она знала, когда он добрался до Уэльса на одном из своих такси, как поднялся на холм к замку. Она видела, как леди Ирэн прятала от стыда лицо, когда он вошел в разрушенную башню.

Наконец он был на обратном пути в Ислингтон. Морвен уже знала, что он отвез ее мать в дом, где она выросла. Элегантная, аристократичная леди Ирэн теперь была в Грандже дояркой.

Морвен была удивлена, когда Яго вошел, держа в руках громоздкий пакет, завернутый в коричневую бумагу и перевязанный бечевкой, и сунул его ей в руки.

– Что это, Яго?

– Она сказала, что ты знаешь.

– О… – выдохнула Морвен. Она взяла пакет, чувствуя его вес, ощущая текстуру через бумагу. – О да, Яго. Хотя я с трудом могу поверить, что она отказалась от нее.

– Она сказала, что больше не хочет видеть эту штуку. Что это она ее погубила.

– Так вот что случилось. Папа́ нашел ее. Он знает.

– Боюсь, что да. Он вышвырнул ее прочь.

– А как насчет остальных? Он рассказал кому-нибудь еще? Отцу Пью?

Улыбка Яго исчезла.

– Милая, если бы священник знал, кем она была, ее ничто бы не спасло.

– Но ты спас ее.

– Сделал все, что мог.

– Спасибо, – тихо сказала Морвен.

Он отвернулся, смутившись.

– Я сделал это ради тебя, дочка.

– И я всегда буду тебе благодарна.

Больше они никогда об этом не говорили.

 

9

Прошло много месяцев, прежде чем Морвен осмелилась развязать бечевку на пакете, который Яго привез из Уэльса. Она спрятала кристалл подальше и гримуар положила рядом с ним. Они с Яго строили свою жизнь в Лондоне – новую, такую же, как у других людей. Обычных людей. Она больше не нуждалась в магии.

Морвен часто виделась с Давидом Селвином в Риджентс-парке. Они катались на лошадях, говорили о путешествиях, книгах и экспонатах в музее Виктории и Альберта. Они не упоминали ни ее родителей, ни его отца. Давид был единственным обществом для Морвен помимо молчаливой компании Яго. В дни, когда они должны были увидеться, ее походка становилась легче, а настроение – лучше. Без этих дневных встреч она была бы отчаянно одинока.

За день до кануна Ламмаса, сразу после своего восемнадцатого дня рождения, Морвен чувствовала себя беспокойно и была не в настроении. Она жаждала чего-то, но ей было трудно понять, чего именно. Возможно, общества других женщин. Кого-то, с кем она могла бы поговорить о том, что чувствовала, о чем мечтала, о вещах, которые было трудно как-то назвать, но которые тем не менее были реальны.

Чувство изолированности давило на нее. Она довольно сдержанно пожелала Яго спокойной ночи и отправилась в свою спальню, где переоделась в ночную рубашку и заплела на ночь волосы в косу, но тревога не проходила.

Она взглянула в зеркало над туалетным столиком и с содроганием увидела в нем лицо матери.

Ею овладела навязчивая мысль. Морвен сказала себе, что хочет увидеть мать, чтобы убедиться, что она в безопасности, что она здорова, но, разумеется, все было не так. Это кристалл соблазнял ее. Она чувствовала его зов, как будто кто-то завязал вокруг ее груди шелковый шнур и затягивал его.

Какое-то время Морвен боролась с желанием, стоя у окна и глядя на Чепел-маркет. Огоньки гасли один за другим, погружая улицу во тьму.

Наконец, пробормотав что-то, она сдалась и направилась к шкафу для одежды, где прятала камень и гримуар. Она вытащила и то и другое.

Под рукой не оказалось новой свечи, а чтобы достать ее, нужно было пробраться в кухню, а оттуда в кладовку, где хранились новые свечи. Осторожно, чтобы не разбудить Яго, она прокралась босиком через маленькую гостиную и кухню, а потом назад. Дверь спальни Яго была закрыта, и света под ней не было видно. Морвен осторожно закрыла свою дверь. Щелчок замка в тишине квартиры прозвучал гулко и заставил ее понервничать.

Морвен поставила свечу в подсвечник и побрызгала соленой водой вокруг маленького стола-тумбы, на котором покоились кристалл и гримуар. Когда она опустилась на колени возле стола и зажгла свечу, внутри кристалла мгновенно вспыхнули огоньки. Ее сердце подпрыгнуло в ответ, и она наклонилась, чтобы вглядеться в него, прошептав:

– Маман?

Но в крутящемся вихре искр показалась не леди Ирэн. Там был Давид.

На нем были костюм-визитка и перчатки, густые волосы расчесаны на пробор и уложены. Рядом с ним были люди в официальных дневных нарядах, но Морвен не смогла детально разглядеть никого, кроме одного человека.

Это была девушка – стройная, светловолосая и очень хорошенькая. Она опиралась на руку Давида, смеясь и глядя ему в глаза. Он тоже улыбался и, пока Морвен наблюдала за ними, несколько раз погладил ее руку в белоснежной перчатке, которая покоилась на его руке.

У Морвен внезапно заболело сердце, и она прижала руку к груди. А потом закрыла глаза, чтобы не видеть Давида – очаровательного, красивого Давида – с другой. Без сомнения, подходящей девушкой с семьей, приданым и именем, которым можно гордиться. До этого момента Морвен не до конца осознавала, что всегда думала о нем как о своем Давиде. Он был ее особенным другом, даже возлюбленным. Если это было тем, что называется любовью – эта боль, этот страх, – она хотела бы никогда не узнать, что это такое.

Морвен отступила и опустила руки.

– Зачем? – прошептала она в освещенной свечами комнате. – Зачем показывать мне это? Если Давид кого-то встретил, я ничего не могу с этим поделать!

Но, говоря так, она знала, что это неправда. Она не была обычной девушкой. Она была дочерью своей матери, и она была ведьмой. В гримуаре должно быть что-то, какое-то средство, скрывающееся под потрескавшейся обложкой. Ее мать приготовила зелье, которому Яго не смог противостоять. Ее дочь могла сделать то же самое. Инструкции находились в заметках одной из прародительниц, ожидая, чтобы их нашли и применили.

Какое-то время Морвен сражалась со своей совестью. Конечно, зелье не заставило Яго полюбить леди Ирэн, но ее собственная мотивация была совершенно не такая, как у матери. Она будет действовать исходя из любви, а не амбиций! И использует зелье только для того, чтобы поддержать то, что уже существовало между ними…

Пока эти мысли вертелись у Морвен в голове, ее руки были уже заняты бечевкой. Они разгладили жесткую коричневую бумагу и открыли старинную книгу в кожаной обложке, бережно касаясь запятнанных и темнеющих страниц. В некоторых местах чернила выцвели так сильно, что написанный текст, о чем бы он ни был, оказался утрачен навсегда. В других местах он размылся, так что Морвен приходилось подсвечивать лампой, чтобы прочесть его. Все, как и говорила леди Ирэн, было написано на старофранцузском языке. Морвен потребовались бы часы, возможно дни, чтобы расшифровать текст.

И вдруг, осторожно переворачивая страницы, она увидела слова, написанные рукой ее матери черными египетскими чернилами, хорошо просушенными. Леди Ирэн потрудилась для нее: перевела рецепт со старофранцузского языка на современный.

Там были четко перечислены ингредиенты и изложены шаги.

Возьмите три листа и два цветка мать-и-мачехи, а также дюйм корня, добавьте три дюйма хорошо высушенного корня любистка, цветы манжетки, три колоска коровяка и толченую веточку омелы. Перемешайте с кипяченой охлажденной водой и оставьте на алтаре, пока не взойдет утренняя звезда.

Сделайте Богине подношение из шалфея и трижды по три раза проговорите свою просьбу. Сироп можно смешать с вином или сидром и нужно выпить за один раз.

Список ингредиентов был длинным. У зеленщика нашелся бы шалфей, но не такие травы, как коровяк или манжетка. В сельской местности мать-и-мачеха росла повсюду, но можно ли найти ее в канавах Лондона?

Разум и сердце Морвен сражались между собой, и сердце возобладало. Она сделает это. Она должна это сделать!

Она пожертвовала столь многим. Разумеется, она могла бы приберечь Давида Селвина для себя. Какая польза от того, что она была потомком рода Оршьер, ведьмой, если не могла использовать свою силу? Это было ее право.

* * *

В ту ночь Морвен спала недолго и отправилась на поиски трав еще до того, как продавцы на Чепел-маркет подняли свои навесы. Она вышла в холодный осенний туман. Через руку у нее была переброшена корзинка, а в дамской сумочке, которая висела на талии, лежали деньги на хозяйственные нужды. Сначала Морвен отправилась в лавку аптекаря, где на полке нашла вознаграждение за свои усилия в виде баночки с небольшим количеством высушенного корня любистка – название было указано на этикетке.

Она понесла маленькую баночку к прилавку.

– Полагаю, у малыша колики? – поинтересовался аптекарь сочувствующим голосом.

Морвен чуть было не принялась испуганно отрицать все, но поняла, что он предположил, будто дома у нее ребенок.

– Да, – поспешно ответила она, подсчитывая монеты. – Но это должно помочь.

– Возвращайтесь, если нет. Поищем что-то другое, – сказал аптекарь.

Она поблагодарила его и продолжила свой путь. Миновав несколько улиц и очутившись в районе, который был ей незнаком, Морвен наткнулась на маленький, плохо освещенный магазинчик, в окне которого были развешаны пучки трав и стояли банки с сиропами и мазями. Это оказалась лавка китайской травницы, и хотя у Морвен возникли кое-какие трудности с тем, чтобы быть понятой, ей удалось найти и манжетку, и коровяк. Женщина, которая продала их, настолько плохо говорила по-английски, что, когда пришло время платить, Морвен просто протянула монеты на ладони и позволила травнице выбрать те, что она захочет. Цена оказалась удивительно низкой, и Морвен в душе поблагодарила ее за честность.

Теперь не хватало только омелы, но Морвен знала, где ее можно найти. Она вернулась в квартиру и поставила корзину на кухонный шкаф. А потом нашла ножницы, положила их в сумочку и, выйдя на улицу, направилась к конюшне, откуда еще до того, как она добралась до входа, раздалось приветственное ржание Инира.

В проходе между стойлами ее встретил конюх, лопоухий парень лет двенадцати.

– Этот огромный конь всякий раз знает, когда вы приходите, мисс. С чего бы это?

Морвен усмехнулась, выудила монетку из сумочки и вложила ему в руку.

– Это самый умный конь на всем белом свете, Джорджи. Только не говори никому!

Он засмеялся и подбросил монету, прежде чем сунуть ее в карман холщовых штанов.

На дальнем краю Риджентс-парка рос неровный ряд тополей, среди ветвей которых виднелись облака омелы. К тому времени, как Морвен с Иниром подъехали к парку, туман рассеялся. Им приходилось избегать пешеходов и всадников, чтобы добраться до деревьев. Морвен заставила Инира подойти к стволу одного из них очень близко. Держась одной рукой за ветку, она встала ему на спину и осторожно выпрямилась, держа ножницы в свободной руке. Некоторое время спустя, не обращая внимания на любопытные и даже возмущенные взгляды, она радостно возвращалась в Ислингтон со связкой омелы в руках.

Весь день Морвен занималась подготовкой: нашла новую свечу, вскипятила воду, нарезала и растолкла ингредиенты в соответствии с рецептом. В ожидании Яго она поставила на медленный огонь котелок с супом к ужину, сбегала к пекарю за свежей буханкой хлеба, а потом, казалось, сама закипая от нетерпения, бродила по квартире в ожидании ночи.

Морвен одолевали сомнения. Что бы подумала Урсула, если бы узнала о ее планах? Как она будет себя чувствовать, зная, что приворожила Давида?

И хуже всего: что, если Давид обо всем узнает? Воспоминание о полном отвращения взгляде Яго, когда он говорил о леди Ирэн, повергло Морвен в ужас.

С другой стороны, убеждала она себя, что такое любовь, если не магия? Она представила себе, каким видела его в последний раз, когда они вместе катались на лошадях в Риджентс-парке: как волосы падали ему на лоб, как у него искрились глаза, как появлялась ямочка, когда он смеялся. Вспомнила острый запах лавровишневой воды, который всегда окружал его, прикосновение его теплой от солнца щеки, когда он на прощание прижимался к щеке Морвен, и внутри у нее все сжалось от тоски.

Давид Селвин стоил любого риска. Стоил того, чтобы воспользоваться магией. Она была так ужасно одинока! И Морвен поклялась себе сделать все, что в ее силах, чтобы он был счастлив.

К тому времени, как Яго вернулся домой, Морвен вела себя беспокойно, как дикая кошка. Он пару раз внимательно взглянул на нее, когда она подавала ужин, а затем мыла посуду.

Яго ничего не сказал, но она весь вечер чувствовала его внимание, будто рука Яго лежала у нее на плече. Морвен притворялась, что читает, пока он работал над затяжками на сапоге, а затем набралась храбрости и довольно рано, пожелав ему спокойной ночи, сбежала в свою спальню. Она переоделась в ночную рубашку, поверх ее накинула халат, чтобы защититься от вечерней прохлады, и погасила лампу, хотя знала, что спать не будет. Через некоторое время она услышала шаги Яго по коридору и щелчок закрывшейся двери его спальни. Шум на улице постепенно сменился тишиной. Туман закрыл звезды и даже здания на противоположной стороне.

Звезды скрылись в тумане, но она слышала колокола церкви Пресвятой Девы Марии. Пробило час ночи, затем два, три, четыре. К тому времени Морвен была уверена, что утренняя звезда уже начала подниматься, хотя этого не было видно из-за густого тумана.

Дрожа от радостного волнения, Морвен зажгла свечу и побрызгала водой, очертив круг. Потом взяла несколько стебельков шалфея и подожгла их. Осторожно, оставаясь в кругу, она обошла вокруг стола – один, два, три раза. Шалфей мягко дымился, наполняя воздух в спальне пряным ароматом. Она положила его на блюдце, чтобы он догорел, и взяла в обе руки зелье.

Держа кувшин над кристаллом, Морвен чувствовала, как звучит в крови и вибрирует в теле магия ее предшественниц. Это было старое и сильное заклинание. Одна эта мысль заставляла ее поступать безрассудно со своей силой.

Она повторила слова трижды по три раза. В кувшине возник водоворот вихрей. В воздухе, размывая мерцание свечи, плавали завитки дыма от тлеющего шалфея. Морвен чувствовала, как между ладонями разрастается энергия. Кристалл полыхал желтым, золотым и красным, как будто был из огня.

Морвен закрыла глаза, упиваясь своим колдовским могуществом, ее тело и мозг пульсировали силой магии.

В тот самый момент, когда она стояла, окруженная дымом и светом свечей, дверь с шумом распахнулась.

Морвен открыла глаза и увидела бледного Яго, который свирепо глядел на нее. Его глаза сузились, губы были крепко сжаты.

– Что это? – прорычал он.

Она открыла рот, но не нашла слов для объяснения. Внезапно Морвен ужаснулась, увидев себя его глазами. Она стояла в распахнутом халате, рядом пылал кристалл, неистово трепетала свеча, комнату окутывал дым. Столь же сокрушительным было осознание – запоздалое, но непреодолимое! – что она совершила ужасный поступок, преступление против любимого человека и против той, какой сама хотела быть. Все сомнения, которые Морвен испытывала в самом начале, вмиг вернулись и заставили ее дрожать от стыда.

Очень медленно она опустила кувшин. Энергия рассеивалась, затемняя кристалл, гася пламя свечи в озере расплавленного воска. Дым от шалфея поднялся к потолку и висел там безжизненными клочьями.

– Это… это было для Давида, – прошептала Морвен.

На Яго страшно было смотреть. Глаза Морвен внезапно наполнились слезами. Они слепили ее, сбегая по щекам и падая на руки, в которых она все еще держала глиняный кувшин и его опасное содержимое.

Сильная рука Яго обняла ее за плечи. Он жестом велел Морвен поставить кувшин и повел ее в гостиную. Она рыдала, в груди у нее болело. Обхватив себя за плечи, Морвен плакала так сильно, что не заметила, как Яго расшевелил огонь в камине, как ушел в свою комнату и вернулся обратно.

Он принес одеяло и укрыл ее, а затем сел рядом, ожидая, когда закончится поток слез. Морвен потребовалось много времени, чтобы выплакаться.

Она сжалась под одеялом, всхлипывая и дрожа, как ребенок. Когда слезы наконец прекратились, Морвен пришлось собрать остатки своей смелости, чтобы поднять голову и взглянуть ему в глаза.

Когда Яго заговорил, голос его звучал мрачно:

– Ты бы не захотела видеть его таким.

– Нет… – Она задохнулась. – Нет, я… Сейчас я это понимаю. Я не… я просто…

– Соблазн был велик.

– Но ведь это не оправдание!

– Нет, не оправдание.

Яго со вздохом поднялся, похлопал ее по плечу и пересел в кресло. Откинулся на спинку и закрыл глаза.

– Дело в том, – начал он таким тихим голосом, что Морвен пришлось наклониться в его сторону, чтобы расслышать, – что я восхищался ею. Даже хотел ее, хотя она была настолько выше, чем я… К тому же замужем.

– Ты имеешь в виду маман?

– Она была красивая. Загадочная. Вокруг нее витала какая-то сила, хотя… – По-прежнему не открывая глаз, он махнул рукой.

Морвен слушала, все еще дрожа после плача.

– После того как она околдовала меня, все изменилось. Я больше не хотел ее. Мужчинам не нравится чувствовать себя бессильными.

Морвен немного подождала на случай, если Яго захочет еще чем-нибудь поделиться, но он молчал. Тогда она встала, подошла к нему и опустилась у кресла на колени. Она взяла его руку в свои и увидела, как они похожи: те же длинные пальцы и широкие ладони.

– Яго, иди спать, – тихо сказала она и нежно погладила его ладонь, почувствовав, как задрожали его пальцы. – Я избавлюсь от снадобья. Обещаю.

Не открывая глаз, он спросил:

– Ты любишь Давида?

– Да. Очень.

– Морвен, если так должно быть…

– Я знаю.

Морвен не могла понять, почему раньше этого не понимала. Возможно, это был приступ безумия, вызванный кристаллом. Но она должна была сопротивляться, чем бы оно ни было вызвано. Она должна была иметь больше уважения к себе.