Брайан стоял у самой кромки моря. Ветер трепал его волосы, обдавал приятной прохладой обнаженное тело.

А в руках он сжимал заколку. Заколку, которую украл у Патрисии. Когда он укладывал ее в постель, он снял с нее заколки и положил их на ночной столик, рядом с бутылкой минеральной воды. Положил все, кроме одной.

Потому что в заколке кроется разгадка ее тайны. Тайны Патрисии Кромптон.

В том, что эта тайна существует, Брайан не сомневался. Это что-то личное, сокровенное, то, в чем она ему вряд ли признается. Да и не только ему…

И уж во всяком случае, Синклеру до этого не должно быть никакого дела. Его это никак не касается. Как, впрочем, и Брайана.

Но ему ужасно хотелось знать, что же загнало ее под эту броню, что заставляет изображать из себя недотрогу? Она не из тех, кто, едва обжегшись, прячет голову в песок. Она сильнее.

Зря он сбежал от нее. Лучше бы она стояла сейчас с ним. Темнота располагает к откровенности. Как знать, возможно, она раскроет перед ним душу.

А может, и нет. Вряд ли ему удастся сломить ту неприступную стену между собой и окружающими, которую она воздвигла.

Ведь он сам тоже едва ли смог бы раскрыться перед человеком, которого почти не знает, поведать о своей боли.

Брайан тряхнул вихрами и, сунув заколку в карман шорт, бросился в море.

При свете луны он выглядел еще великолепнее. Широкая грудь, мускулистые руки, сильные ноги, волосы, развевающиеся на ветру, — вот картина, достойная пера живописца.

Но Патрисии было не до красот. Надо же быть таким идиотом, чтобы в одиночку отправиться плавать посреди ночи, к тому же в незнакомом месте!

— Брайан…

Она едва услышала собственный голос. Ее босые ноги утопали в мягком песке. Кромка воды казалась такой далекой… Нет, ей не добежать…

— Брайан! — Патрисия остановилась и крикнула, теперь уже сильнее. — Брайан!

Но он уже исчез в волнах. Крик замер у нее в груди. Минута, и он вынырнул, но уже дальше от берега.

— Какой идиотизм… — едва выговорила Патрисия, садясь на песок.

Зачем? Чтобы следить за ним. И что она подразумевает под словом «идиотизм»? Чье поведение — его или свое?

Кого она ругает? Его — за то, что он пошел плавать ночью? Или себя — за то, что бросилась за ним? А может быть, за то, что ее нет сейчас с ним рядом?

Как же ей хочется именно этого — оказаться с ним рядом. Ощутить, как струится по ее разгоряченному телу нежная морская вода. Прижаться к Брайану — и чтобы их не разделяло ничего, кроме тонкого слоя воды.

Такое чувство, что мне снова шестнадцать, подумала Патрисия. И я по уши влюбилась в самого прекрасного человека на свете и не в состоянии больше думать ни о чем другом.

Она застонала и легла прямо на песок, вцепившись руками в камни, чтобы преодолеть искушение и не броситься к нему.

Брайану редко случалось терять контроль над собой. Он научился сдерживаться, владеть своей болью. Обычно он был так занят, что просто не успевал подумать о себе. Лишь в свободную минуту на него накатывали печальные мысли и воспоминания.

Он плыл и плыл, все дальше удаляясь от берега, он сознательно доводил себя до изнеможения, думая, что физическая боль заглушит душевные страдания.

Но ничего не вышло.

Боль становилась сильнее. Думая о ее переживаниях, он вспомнил о своих, отчего на душе стало еще паршивее. Смирившись с тем, что этой ночью ему не будет покоя, он поплыл к берегу. Тут он и заметил Патрисию, распластавшуюся на песке. Одной рукой она прикрыла глаза.

Выйдя на берег, он встал и несколько минут смотрел на нее, пораженный ее красотой.

Ее тело было почти полностью закрыто шелковым халатиком — она бросилась спасать его, не успев даже накинуть на себя что-нибудь более подходящее. Но налетевший ветерок теребил легкую ткань, подчеркивая контуры ее тела.

Великолепного тела, которое она зачем-то скрывала бесформенной одеждой.

На цыпочках, стараясь не производить ни малейшего шума, Брайан почти добрался до того места, где лежали его шорты.

— Плавать в одиночку в это время суток крайне неосмотрительно.

От неожиданности он подпрыгнул.

— Тебя могла бы съесть акула, и никто даже не догадался бы, что случилось.

— Что ж, если бы меня сожрала акула, — Брайан натянул шорты, — ваши проблемы мигом решились бы. — Он застегнул ширинку. — Можешь открыть глаза.

— А я их и не закрывала.

Брайан почувствовал, что краснеет. Прямо как девушка-подросток!

— Кстати, да будет тебе известно: плавать нагишом на Синушари строго запрещено. Это преступление, которое карается штрафом, а в некоторых случаях можно даже угодить за решетку.

— Откуда ты знаешь? Неужто сама пробовала?

— Нет. Просто от корки до корки прочитала путеводитель, пока ты наслаждался сиестой.

Она села, стряхнула с плеч песок и, поколебавшись, взялась за его руку, чтобы подняться.

Встала, но он не отпускал ее. Так они и стояли мгновение, держась за руки, как пара влюбленных. Тут она отдернула руку, чтобы стряхнуть песок с волос и с халата. Брайан едва не вскрикнул от разочарования: просторный халат — не халат, а балахон какой-то! — скрыл все то, свидетелем чему он был еще минуту назад.

Но Патрисия опоздала. Он все видел, все знал. И не понимал лишь одного: зачем таить такую красоту под уродливой одеждой.

На этот вопрос он не получил ответа. Ни слова не говоря, она повернулась и направилась обратно к коттеджу. Эдакая воплощенная добродетель.

Этой ночью судьба решила посмеяться над ними обоими. Над Брайаном, которому пришлось позировать голышом перед Патрисией.

И над Патрисией, дорогу которой внезапно преградил сверкающий глазами огромный краб, направлявшийся домой, в океан.

От неожиданности Патрисия вскрикнула, испортив свое эффектное шествие, и, поскользнувшись, едва не повалилась на краба, который, по правде сказать, испугался не меньше, чем она. После чего бросилась в объятия Брайана. Невольно признав, что защиты у сильного пола ищут даже феминистки.

— Пат, это же всего лишь краб, — сказал Брайан, обнимая ее дрожащее тело в стремлении сполна воспользоваться ее минутной слабостью.

Но уже в следующее мгновение отпустил ее, лишая ее возможности сказать: Брайан, горилла ты этакая, убери лапы!

Судя по всему, то ли от страха, то ли по какой другой причине, Патрисия потеряла голос. Он взглянул ей в глаза и вдруг испытал страстное желание коснуться ее губ и слиться с ней в поцелуе.

У него возникло и другое желание, гораздо более нескромное, чем поцелуй. Причем столь сильное, что он невольно отстранился, чтобы не произошло самого ужасного.

— Пожалуй, — хрипло произнес он, пытаясь придать голосу шутливое выражение, — мы, люди, для дикой природы и этих тварей гораздо опаснее, чем они для нас. Ты чуть не раздавила беднягу!

— Ничего себе бедняга! У него восемь ног, а у меня всего две! — Она вдруг нахмурилась. Или у него их десять? Сколько ног у краба?

— Столько, сколько нужно, чтобы спастись от неповоротливых двуногих. С крашеными ногтями.

Она попыталась сделать шаг назад и чуть не упала. Брайан взял ее за руку. Патрисия по-прежнему дрожала.

— Ну, все в порядке?

— У меня все отлично! — объявила она, правда не без истерических ноток в голосе.

Естественно, ей было стыдно, что она превратила себя в посмешище.

— Я так и понял, — успокоил ее Брайан. — Ты же ничего не боишься, даже гадюк. Только членистоногих.

— Я просто не ожидала… Вот и все!

Какие-то необычные нотки так и не исчезли из ее голоса. Глядя на ее зардевшиеся щеки и чувственные губы, Брайан никак не мог понять: неужели краб всему виной?

Решив во что бы то ни стало докопаться до истины, он сильнее сжал ее руку, а другой обнял за талию и притянул к себе. Мгновение — и Патрисия оказалась в его объятиях.

А он-то думал, что она будет сопротивляться!..

Наверное, он просто застал ее врасплох. А может, все дело в терпком запахе моря, в плеске волн. Это, наверное, они подавляют разум, вынуждая подчиняться велениям сердца.

Теперь не осталось ничего, кроме них двоих, они почти слились воедино, и разделяет его бешено колотящееся сердце и ее нежные груди лишь тонкий шелк ночного халатика.

— Брайан… — выдохнула она.

Что это — предупреждение или мольба?

Брайану пришлось решать самому, пришлось отважиться на риск. Но он готов был рисковать. Мягко обхватив ее голову ладонями, он прижал ее к себе, но не успел еще коснуться ее губами, как она снова прошептала:

— Брайан…

И он понял, что она хочет того же, чего и он.

Ее губы задрожали, в ней боролись два противоречивых стремления: поддаться велению страсти или подчиниться голосу разума. Страсть победила.

Их поцелуй был подобен дождю, пролившемуся в иссушенной солнцем пустыне.

Так, наверное, впервые поцеловались в раю Адам и Ева.

Он целовал ее, как целовал сказочный Принц свою Спящую красавицу, желая пробудить ее после столетнего сна: сначала нежно, едва касаясь губ, а затем входя все глубже, дерзко исследуя языком ее язык.

Когда она открыла рот, ожидая продолжения, Брайан не бросился в атаку. Как опытный полководец, он предпочел ждать, когда противник сам отважится на вылазку, зная что чем дольше он заставляет ее ждать, тем сильнее становится ее желание.

И он не прогадал. Какое-то мгновение они, не расцепляя объятий, смотрели друг на друга, затем Патрисия застонала и припала к его губам, не в силах больше сдерживаться.

А он-то думал, что ей и невдомек, для чего предназначено ее тело! Боже, как он заблуждался! Он прекрасно понимал, как непросто ей было решиться на такое, и от этого вкус победы становился еще приятнее.

Но ни на секунду Брайан не забывал о задаче, которую поставил перед ним Синклер: втереться ей в доверие, вызвать ее на откровенность и выведать их планы. Осталось лишь затащить Патрисию в постель — и приз ему обеспечен!

Сердце Брайана восставало против подобной холодной расчетливости. Ведь она не в бирюльки с ним играет. Здесь нет победителей и побежденных, она ему не противник, чтобы сдаваться.

Она предлагает ему то, что уже очень давно не предлагала никому: свое сердце. Потому что верит ему.

Мысль об этом буквально пронзила его, она стала для него полной неожиданностью, буквально откровением. Он вдруг ощутил, что должен взглянуть ей в глаза, чтобы прочесть по ним ее чувства.

Он поднял голову. Ее глаза жарко горели, щеки покрылись румянцем. Но было в ее лице нечто помимо страсти, нечто потаенное, чего он не мог понять.

И эта тайна испугала его. А правда ли, что этот несчастный краб так перепугал Пат? — вдруг подумал Брайан. Что, если она ухватилась за первый же подвернувшийся случай, чтобы сблизиться с ним?

Вот, оказывается, что задумала Джессика Кромптон! Соблазнить его! Действительно, зачем выкладываться на все сто, доказывать, что у сестер хватит мозгов заправлять фирмой? Зачем? Ведь можно затащить его в постель — и дело в шляпе!

Теперь все понятно. Понятно, почему Патрисия так одевается, понятно, зачем ей эти дурацкие заколки в длинных волосах. Имей она вид заправской соблазнительницы, Брайан бы мигом усек что к чему и был бы настороже. А так…

Так он растаял и попался в ее сети.

Когда она вдруг появилась из темноты, когда он увидел, как струится шелк по ее телу, рассмотрел распущенные волосы, она стала совсем иной и он не смог с собой совладать.

— Кажется, тебе пора спать, — резко произнес Брайан.

Она глубоко вздохнула, то ли от облегчения, то ли от разочарования. А может, от того и другого. Брайан вдруг захотел снова обнять ее, прижать к себе и… пропади все пропадом!

Но разум взял свое. Он мягко взял ее за плечи, поцеловал в лоб и сказал:

— Спасибо, что беспокоилась обо мне. — После чего отпустил ее.

Патрисия заколебалась. Ее разрывали два прямо противоположных чувства: стремление убежать со всех ног и вожделение, бушевавшее в груди.

Она отступила.

— Ну что ты! На моем месте ты поступил бы так же. — В ее тоне не слышалось ничего, кроме светской непринужденности. Но она тут же испортила всю сцену, добавив слабым голоском:

— Ты ведь не пойдешь больше плавать, правда? В одиночку?..

— На сегодня, пожалуй, хватит, — сказал Брайан. И хотел добавить: если, конечно, ты не хочешь со мной. Но предпочел оставить это пожелание при себе. Вместо этого он произнес:

— Ну тогда до встречи. Увидимся утром!

— Брайан… — начала она.

Он знал, что она спросит. Почему он поцеловал ее? И почему так резко остановился.

— Завтра, Пат. Завтра мы обо всем поговорим.

Она стояла, не шевелясь, лишь сжав пальцы в кулачки, и смотрела на него. А затем…

Затем она превратилась в прежнюю Патрисию Кромптон, истинную сущность которой не разглядишь под напускной холодностью.

— До завтра, — наклонив голову, произнесла она так, будто прощалась с секретаршей, и направилась к бунгало, ни разу не оглянувшись.

Вошла и закрыла за собой дверь. Через десять секунд в ее окне погас свет.

А Брайан еще долго стоял на месте, пытаясь понять, что произошло. Увидеть Патрисию — такую Патрисию — он не ожидал. У нее такое тело, что, одевайся она как следует, все мужчины были бы у ее ног. Но дело даже не в этом.

Оказывается, ей тоже ведомы плотские страсти! Из бесчувственной деловой женщины она превратилась в тигрицу. Или не в тигрицу, а в сгусток лавы, плавящей все вокруг силой своего вожделения.

Как она издевалась над ним за то, что он боится ядовитых змей! А сама, едва заприметив ночного краба, задрожала, перепугалась до смерти и бросилась ему в объятия.

Нет, такое невозможно сыграть! Или у нее актерские способности, достойные драматической актрисы самого высокого ранга?

Брайан невольно улыбнулся. Но радоваться, собственно, было нечему. Ведь страх перед несчастным крабом — первое проявление слабости. И пока что единственное.

Во всем остальном она железная леди, не отступающая перед лицом опасности. И чертовски упрямая и любопытная. Она не привыкла, чтобы ей отказывали, и пойдет на все, чтобы добиться своей цели. Значит, жди беды.

Она поставила перед собой задачу: найти гробницу Нусанти-Хо. Желание вполне понятное. Больше того, Брайан тоже был бы не прочь поглядеть, что это за пирамида такая. Но внутренний голос подсказывал ему, что лучше держаться от этого места подальше. Конечно, вовсе не потому, что строение ветхое и вот-вот свалится на голову любопытствующим туристам из Австралии, как утверждает Инди Топану. В это Брайан ни на секунду не поверил. А по каким-то другим причинам, говорить о которых Топану не захотел.

Может, конечно, стоило позволить Патрисии дожать этого хитреца министра. Он, естественно, все равно не раскололся бы, на то он и политик, но Патрисия хотя бы задумалась, что его нежелание сводить их к гробнице на экскурсию неспроста. Что-то за этим кроется.

Пока же…

Черт! Пока же Брайан вдруг понял, зачем понадобились ей ключи от джипа.

Женщинам вообще свойственно коварство, а уж Патрисии Кромптон тем более, особенно тогда, когда она вознамерилась добиться своего. Брайан почесал макушку.

Как она, хотелось бы знать, собирается добраться до гробницы? Машина у нее есть, но карта-то ни к черту не годится! Может, в магазинчике продается и другая? Надо посмотреть.

Несмотря на то что уже было за полночь, Брайан отправился к центральному входу. Он знал, что туристы привыкли засиживаться в ресторане допоздна, а на пути к своим коттеджам заскакивали в магазин купить сигарет или выпивку.

Так и есть, удовлетворенно подумал он, подходя к магазину. Удивительно, скольким не спится в такой поздний час!

— Чем могу помочь? — спросил услужливый продавец.

— Есть у вас приличная карта острова?

— У нас в продаже две карты. Мисс Кромптон купила обе.

— Обе?

— Обе! — Продавец достал с прилавка две карты: маленькую, для туристов, такую удобно носить в кармане. И большую, из тех, что вешают на стену, на которой стоял штамп местного географического общества.

На несколько секунд Брайан потерял дар речи.

— Речь о большой карте. Вот об этой. Я такой неловкий: разглядывал ее вместе с мисс Кромптон и, знаете, вылил на нее целый кофейник! Представляете?

Продавец сочувственно закивал.

— Так что теперь карта совсем испорчена. — Брайану вдруг пришла в голову идея. — Продайте мне, пожалуйста, эту карту и отметьте на ней, если можно, где находится гробница Нусанти-Хо.

Это продавцу явно не понравилось.

— По правде говоря, нам это не разрешается. Я уже один раз показал мисс Кромптон, где расположена гробница. Ладно, сейчас снова нарисую. — Он склонился над картой. — Я это делаю только ради нее, она же пишет такую важную статью! Вы ведь никому не скажете, что это я вам обозначил? — Он взглянул на Брайана.

— Разумеется! — заверил его тот.

— Я беспокоюсь за мисс Кромптон. Она не должна туда ходить, так ведь?

Брайан кивнул.

— Об этом я позабочусь. Только скажите мне почему? В чем там дело?

Продавец поежился.

— Недоброе это место, мистер Лавджой, недоброе. Пожалуйста, постарайтесь ей это внушить!

Внушишь ей, когда она ничего и слушать не хочет!

Отблагодарив любезного продавца, Брайан вернулся в бунгало, стараясь производить поменьше шуму. Свет в комнате Патрисии был выключен. Он не стал проверять, на месте ли она. Уж не такая она сумасшедшая, чтобы отправиться на поиски гробницы посреди ночи!

Брайан разулся, бросил карту на кровать и уселся рядом. Его взгляд упал на серьги, которые они с Патрисией купили на рынке.

Он накрыл их ладонью, вспоминая, как они позвякивали у нее в ушах, как светились радостью ее глаза, когда она их надела. Вспомнил, как она оживилась. Нет, это не игра, она вела себя вполне искренне.

И ее решимость увидеть гробницу тоже неподдельная.

Брайан раскрыл ее план. Она так долго убеждала его пойти посмотреть местную породу лошадей, которых разводят в горах, что это неспроста! Наверняка едва они доберутся до конюшни, как она скажет: может, пойдем дальше в горы, посмотрим, как там? И незаметно доведет его до того места, где расположена гробница.

Но, голубушка, про это и думать забудь! Ничего у тебя не выйдет!

На всякий случай Брайан решил проверить свои предположения. Он развернул карту и, к своему удивлению, обнаружил, что в конюшне гробницей и не пахнет. Это на другом конце острова.

Ничего себе! Вот это наглость! Она и не думала заниматься лошадьми, она вообще не собиралась терять с ним время, развлекая его. Она решила отправиться на поиски гробницы одна!

Брайан почесал нос. Можно сколько угодно обижаться на Патрисию, но ведь сегодня вечером она не на шутку за него беспокоилась, даже пошла убедиться, что с ним все в порядке.

Он перед ней в долгу. И меньшее, чем может ей отплатить, — это сделать для нее то же самое. Присмотреть, чтобы с ней ничего не случилось.