— Брайан! — крикнула Патрисия что было мочи. — Брайан!!!

— Я здесь.

От звука его голоса она подскочила. Голос раздавался откуда-то сверху, но видно не было откуда.

Задрав голову, она искала его глазами и наконец разглядела его яркую рубашку. По пальме, цепляясь за лианы, он забрался прямо на холм. Их отделяли всего несколько метров, но, не подай он голоса, она ни за что бы его не заметила.

— Лезь ко мне!

Патрисия почему-то опасливо огляделась вокруг. Экзотические бабочки и птицы, раскрашенные во все цвета радуги, это, конечно, здорово, но у каждой экзотики есть оборотная сторона: змеи, ядовитые насекомые, пауки с огромными цепкими клешнями.

Еще не хватает мне бояться, подумала Патрисия. И так уже тот краб поставил меня в дурацкое положение!

Она решительно отбросила опасения и полезла наверх. Брайан подал ей руку. Патрисия уже открыла было рот, чтобы попенять ему и сказать, что им нужно держаться вместе. Но вспомнила, что еще недавно собиралась отправиться сюда в одиночку, умолчав о своем местопребывании. Пожалуй, после такого говорить об опасности как-то даже неприлично.

И лишь тут она увидела картину, открывшуюся сверху.

— Боже правый!..

Вход в гробницу представлял собой расщелину в скале, расположенной напротив. Придерживая соломенную шляпу, Патрисия посмотрела выше. Можно тысячу раз быть здесь, но так и не осознать, что перед тобой. Вход покрылся растительностью, однако археологам пришлось срубить дикие лианы, чтобы проникнуть внутрь, а под лианами оказались какие-то древние скульптуры.

Патрисия отступила на шаг, пытаясь разобрать, что они изображают. Так сразу не поймешь: вроде птица какая-то, но с двумя головами. Может, это двуглавый дракон? Какие у него отвратительные морды!

У Патрисии волосы зашевелились на голове.

— Какой ужас! — сказала она.

— Это еще мягко сказано, — согласился Брайан. — Но производит впечатление. Прямо-таки благоговейный страх навевает.

Патрисия поежилась. Теперь ей было совсем не жарко.

— Собственно, для этого дракон и предназначен, — сказала она. — Но все-таки выглядит он ужасно, да еще такой громадный! — Патрисия задумалась. — Сама бы я гробницу ни за что не нашла. А ведь до нее от тропинки метров пять-шесть вверх, не больше.

— Ее скрывают лианы, издалека вообще ничего не заметишь.

— Как же ты заметил?

Брайан оглянулся на тропинку. Джунгли тянулись, казалось, до самого океана.

— Так… — неопределенно ответил он. — Догадался.

— Удивительная догадливость.

— Это есть, — согласился он. — Думаешь, поэтому местные жители боятся говорить про гробницу? Из-за того, что она наводит на них страх?

— Может. Как знать? — В голосе Патрисии слышалось сомнение. Дракон произвел на нее удручающее впечатление, хотя она, разумеется, прекрасно понимала: бояться тут совершенно нечего. Это только скульптура.

— Мало того, — продолжил Брайан. — Представь, ты пробираешься сюда, раздвигая заслоняющую путь густую растительность. Тебя снедает любопытство: что тут такое? И вдруг твоим глазам предстает это чудище и земля уходит из-под ног.

— Как это?

— Ты знаешь, на Синушари повышенная сейсмическая активность. Теперь подумай: археологи, а может, просто какие-то местные жители, пробираются сюда, и вдруг — гнев богов! следует сейсмический толчок! Все в ужасе! — Он указал на огромный камень, упавший в ущелье. Когда-то этот камень, похоже, изображал драконье крыло. — Землетрясение не из самых крупных, но достаточно, чтобы перепугать до смерти самозванных археологов.

— Испугались они или нет, но золото-то захватить не забыли! — заметила Патрисия.

Она более или менее пришла в себя, настроила камеру и приготовилась делать снимки. Ведь ради этого она сюда и забралась.

— Возможно, сначала они разграбили могилу, взяли все золото. — Брайан сделал несколько шагов и склонился над землей. — А потом вернулись взглянуть, не осталось ли еще чего интересного. Судя по земле, тут шли ливневые дожди. Основание гробницы они порядком подпортили, фундамент расшатался, и, когда началось небольшое землетрясение, посыпались камни.

— Версия имеет право на существование, — признала Патрисия. — Думаешь, разгадал тайну Инди Топану?

— До некоторой степени. — Брайан огляделся. — Этот Топану явно не простак, его россказнями про гнев богов не испугаешь. Но тот факт, что строительных лесов не видно, говорит сам за себя: восстановительными работами тут и не пахнет. — Он взглянул на Патрисию. — Хочешь зайти внутрь?

Не слишком, мрачноватое все-таки место.

— Думаешь, это не опасно?

— Я же не инженер! Какие я могу дать гарантии?!

Да уж, дождешься от тебя! От Брайана Лавджоя пока одни неприятности, и только. Наверное, решил, что у нее коленки от страха дрожат… Ну ничего, она сейчас покажет, кто из них трус!

Бояться тут нечего. Просто у нее воображение разыгралось, вот и все.

— Будет достаточно твоего мнения, — холодно произнесла она. — Ты же мужчина. И в состоянии высказать обоснованное мнение.

— Перестань, Пат! — В его голосе послышались резкие нотки.

От неожиданности она застыла с камерой в руках.

— Что?

Он молчал. — — Что перестать? — повторила она вопрос.

— Ты снова воспринимаешь меня как врага.

Я же здесь, рядом. — Брайан взглянул ей прямо в глаза. — Чтобы защитить тебя, а не ставить палки в колеса. Если хочешь посмотреть, что там внутри, я пойду с тобой.

Патрисии показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Что, снова землетрясение?

Нет, это слова Брайана произвели на нее такой эффект: все принципы, с которыми она жила столько лет, вдруг в одночасье перестали существовать.

Сначала за руку ее взял, а она ее не отдернула. Естественно, она же умная, ему не удастся ее одурачить. А когда поняла, что бессильна сопротивляться чувствам, которые возбуждает в ней прикосновение этого мужчины, его взгляд, было уже слишком поздно.

А потом началось самое ужасное. Она совсем раскисла, стала о нем беспокоиться. Прибежала посреди ночи на пляж, чтобы убедиться: с ним все в порядке. Он обо всем догадался и поцеловал ее. Она же, вместо того чтобы дать ему пощечину, страстно отвечала поцелуем на поцелуй.

Забыв, что они соперники, что между ними схватка и ставки в этой игре слишком велики.

Что он задумал? Зачем ему все это?

Она не знала. А знала лишь одно: ей нужно, чтобы он был рядом, когда она войдет в гробницу, в это царство неизведанного.

Брайан будто читал ее мысли.

— Доверься мне, Пат, больше я тебя ни о чем не прошу. Ты же можешь просить меня о чем угодно.

Птицы перестали радостно щебетать вокруг, ожидая ее ответа.

Надо стоять до конца. Еще совсем недавно она была самодостаточна, автономна. Ей никто не был нужен.

Патрисия взглянула на чудище у входа. Какой ужас!

Но она не отступит, пройдет до конца и это испытание. Ни гробнице, ни Брайану не удастся ее запугать.

— Ты пойдешь со мной? — неожиданно для самой себя спросила она тихим шепотом.

— Дай руку. — Он протянул ей свою широкую ладонь.

Поколебавшись, Патрисия вложила в нее свою руку.

Он сжал ее и сказал:

— Все обойдется. Если, конечно, мы не будем пыхтеть как паровоз.

— Как паровоз?.. — повторила она, словно не понимая, что он ее имеет в виду.

Он крепче сжал ее руку.

— Готова?

А ведь правда: готова ли она?

К чему? К тому, чтобы сделать шаг в неизведанное.

Готова ли пойти на риск?

Патрисия тяжело вздохнула.

— Готова, — произнесла она.

Они подошли к входу. Вошли внутрь. Патрисия повернулась к Брайану и спросила:

— О чем угодно?

— Что? — не понял он.

— Ты сказал: проси о чем угодно. — Патрисия включила фонарик. Его луч пробежал по каменному полу и остановился на каком-то изображении на противоположной стене. — Ты и впрямь к этому готов?

А Брайан-то думал, что она его и не слушает, что гробница интересует ее гораздо больше, чем то, о чем он ей говорит.

Оказывается, она слышала каждое слово.

— А ты? — спросил он.

Патрисия помолчала. Задумавшись, она покрутила фонарик, чтобы осветить всю каменную стену. Перед ними предстала скульптура: на великолепном троне, украшенном драгоценными камнями, сидит великолепная женщина с распущенными волосами, мягко струящимися по плечам и обнаженной груди. Голову ее венчает диадема, на запястьях и лодыжках браслеты, на шее в несколько рядов ожерелье.

— Все так и есть, — прошептала Патрисия.

— Как же иначе?

— Я посчитала, что Топану лжет и никакой гробницы Нусанти-Хо не существует. И не было даже такой женщины. Он просто раздул эту историю для рекламы. Как-никак, он же министр туризма. Я думала, что они обнаружили какие-то развалины, сделали вид, что нашли там драгоценности, необычные ткани и все прочее, а на самом деле это подделка.

После чего Топану отправил мне телеграмму, чтобы я приехала, взглянула на фотографии и в наивном угаре раздула вокруг этого дела шумиху. Но, оказывается, гробница существует на самом деле.

— Невероятно. — Брайан был поражен, но вовсе не тем, что сказала Патрисия. Он приблизился к статуе и осторожно коснулся лица Нусанти-Хо. — Похожа на тебя, Пат. — Она повернулась к нему. — Стоит тебе распустить волосы, надеть на себя эту корону — и вас друг от друга не отличить. — Профиль Патрисии светился, будто золотой, от луча фонарика. Брайан коснулся рукой ее шеи. — Надеть на тебя бриллианты и изумруды, украсить руки золотыми браслетами…

Она сглотнула.

— Не говори ерунды. Я совсем на нее не похожа.

— Да ты — вылитая она! — Он нежно обхватил ее лицо руками и закрыл глаза. — Такие же брови. — Он потрогал их. — Носик. — Он провел по нему кончиком большого пальца. — Губы. — Ему не нужно видеть ее губы, он знает их до последней детали. Знает, какими они были перед самым поцелуем. И какими стали во время поцелуя, доставившего ему столько блаженства.

Зачем смотреть, если он и так все помнит? Эту вдруг появившуюся робкую улыбку, огонь в глазах, подсказавший ему: ей хочется того же, чего желает он сам. И, наконец, сам поцелуй. — Ты такая же, как она, — повторил он.

Патрисия отстранилась от него.

— Ничего подобного. Просто тебе кажется, что у меня слишком большой нос.

Брайан открыл глаза.

— Разве я сказал «нос»? Я сказал «носик».

Если бы я считал, что у тебя не нос, а носище, я нашел бы слова, чтобы ясно выразить свою мысль. У тебя очень красивый носик, и, если хочешь знать, он отлично дополняет и без того красивое лицо. Твое лицо. — Не давая ей и слова вставить, он наклонился, снял резинку, державшую пучок у нее на голове, и сказал: Стой спокойно. Пожалуйста! Позволь мне хотя бы это. А потом я сниму вас обеих, тебя и Нусанти-Хо. И ты собственными глазами увидишь сходство. — Он осторожно принялся высвобождать ее волосы. — Так ты о чем-то хотела спросить меня, Пат? Или попросить?

Патрисия не шевелилась. Медленно, очень осторожно он вынул из пучка одну прядку волос, затем еще одну. Он едва дышал.

Она тоже затаила дыхание.

— Спросить, — наконец сказала она. — Ты сказал, что спрашивать можно о чем угодно.

Но это личный вопрос. Глубоко личный.

Они едва касались друг друга. Он случайно провел ладонью по ее груди и ощутил: ее соски напряглись под шелковой рубашкой, словно умоляя его коснуться их.

Но Брайан не откликнулся на этот зов. Он продолжал трудиться над ее волосами.

— Спрашивай. Спрашивай о чем угодно.

— Я… Мне… нужно знать… Ты любил когда-нибудь?

Этого вопроса Брайан не ожидал.

— А что значит «любить»?

— Я знала, что ты не захочешь отвечать.

Он дотронулся до ее запястья, повернул фонарик, который она по-прежнему сжимала в руке, и осветил корону, венчавшую голову Нусанти-Хо. Несколько секунд он молча смотрел на нее, не в силах и слова вымолвить от восхищения.

— Вот что они перевезли в музей! — сказал он. — Эти люди положили в могилу принадлежащие ей драгоценности. И корону.

— Наверное. — В ее голосе слышалось раздражение.

— А Топану не упоминал про скульптуру?

— Ты что? Неужели он сказал бы? Нет, он вовсе не глуп! Обмолвись он об этом хоть словом, я тут же бросилась бы разыскивать гробницу. Или у тебя есть другие соображения на этот счет? Ты считаешь, что он хотел удержать меня по какой-то другой причине?

В темноте она не могла иронично улыбнуться, не могла махнуть рукой, делая вид, что все в порядке. Брайан понял: она сердится из-за того, что он не ответил на ее вопрос. Сердится даже не на него, а на себя. За то, что поверила, что может спросить у него о чем угодно.

— Один раз я думал, что влюблен, — медленно произнес он.

Патрисия затаила дыхание.

— Мне казалось, это настоящая любовь. Но я ошибся.

— Что произошло?

— Ничего. Месяца три мы были вместе. В один прекрасный день она поцеловала меня в щеку и заявила, что между нами все кончено. И ушла.

— И ты не умолял ее остаться? Не предлагал жениться на ней? — Патрисия поспешила задать этот вопрос, будто боялась, что еще секунда — и ей не хватит смелости спросить.

Брайан невольно улыбнулся. Сам виноват. Заявил: спрашивай о чем угодно. Вот она и спрашивает.

— Да, я хотел, чтобы она осталась. И я действительно просил ее стать моей женой.

— Она была беременна?

— Нет. Вернее, тогда я этого не знал. Я узнал обо всем уже через несколько лет. Когда понял: это была не любовь. То, что я испытывал к ней… это была страсть. А она… Она тоже не любила меня.

Патрисия смотрела на него во все глаза и молчала, боясь пошевелиться.

Брайан получил ответ на вопрос, который его мучил. Он думал: смогу ли я раскрыть душу перед другим человеком? Смогу ли поведать о том, что меня гложет?

Ему это удалось. Патрисия окутала его невидимым, но таким сильным теплом своего сердца, и он понял, что может довериться ей.

— Стать моей женой я попросил ее тогда, когда пришел в особняк, где она жила. И увидел ее в саду. Ее и шестилетнего паренька, с которым она играла. Своего сына.

— Может быть, это не… — Патрисия запнулась. — Нет.

— Нет. Ты сама видела фотографию. Когда я… — Брайан запнулся и помолчал, — когда я увидел его, мне показалось, что я смотрю на самого себя в детстве.

Как странно! Здесь, почти в кромешной тьме, он доверяет ей свои тайны! Может, потому, что это место само окутано таинственностью, само располагает к тому, чтобы излить душу. Излить душу той, с которой он хотел бы познать самую большую тайну на свете.

Он не видел реакции Патрисии, но ему это и не было нужно: по ее прерывистому дыханию, по тому, что разлилось в воздухе вокруг них, он понимал: она сейчас рядом с ним не только физически, но и чувствует то же, что и он. Ведь именно это называется эмпатией.

— Значит, ты ничего не знал? Она тебе ничего не сказала?

Наконец он распустил ее волосы. Они заструились волнами, как у таинственной Нусанти-Хо, сидевшей и смотревшей на них. Ему так хотелось снять ее рубашку, увидеть, как ниспадают волосы на ее грудь… Но нет! Здесь это невозможно. Он разделил волосы на две пряди и перекинул их вперед, так, как на скульптуре.

— Я оказался прав, — не без гордости произнес он. — Вы словно сестры. Никогда не верил в переселение душ, но факты опровергают… — Он вдруг нахмурился. — Ты слышала?

Они прислушались. Издалека донесся какой-то шорох.

— Листья шелестят, — сказала Патрисия. Ей не терпелось получить ответ на свой вопрос. — Брайан… — Она взяла его за руку.

— Нет, я ничего не знал. Она скрыла от меня правду о ребенке. Ей не нужно было, чтобы я о чем-то знал. А сам я не догадался бы. В нашу первую встречу я принял ее за скучающую миллионершу, которая ищет приключений. Я тогда только что закончил университет и переехал в Европу. Сначала пожил на материке, а затем отправился в Англию изучать британскую систему права. В свободное время подрабатывал в кафе, просто так, для расширения кругозора. Конечно, ей и в голову не могло прийти, что простой официантишка, которого она подцепила в кафе, через шесть лет заявится к ней в дом — да не где-нибудь, а в Австралии — в качестве юриста, консультирующего ее мужа по вопросам законодательства.

Патрисия прижалась к нему.

— Брайан… Значит, она выбрала тебя, чтобы зачать ребенка? В этом состоял ее план?

Схватывает на лету!

— Мне она, естественно, об этом не говорила. Я думал, что ей лишь хочется развлечься со мной. Как можно устоять перед печальной красавицей? Кстати, печаль, думаю, была неподдельной. Она жила далеко от родины, рядом ни родных, ни друзей. Мне стало ее жалко.

Ну, а потом… удовольствие от… близкого общения со мной тоже было натуральным.

Патрисия болезненно поморщилась.

— На самом деле, — продолжал Брайан, она, оказывается, следовала трезвому расчету. Занималась, так сказать, селекцией: рост, телосложение, цвет волос и так далее. Я подошел.

— Расчетливая стерва! — вырвалось у Патрисии.

— Прекрати. Я ей нравился, пусть и не сильно, но нравился.

— Конечно!

— Вообще-то она любила своего мужа. Он аристократ с огромным состоянием, но вот беда: не мог иметь детей. Истратил целое состояние на врачей, но все бесполезно. Оставалось усыновить ребенка, что, однако, требовало мороки с бумагами. К тому же ребенок в таком случае был бы не его по рождению, и алчные родственники смогли бы вчинить иск и даже выиграть дело, урвав себе жирный куш.

Значит, надо было раздобыть наследника каким-то другим способом. Чем она и занялась.

— Ее муж обо всем знал?

— Догадывался. В подробности она его, конечно, не посвящала. И меня умоляла ничего ему не говорить. Он любит своего сына и…

— Своего? Но это же твой сын!

— Да. Ну и что с того? Что мне оставалось?

Заявить о своих правах и поставить крест на жизни троих человек?

Патрисия недоверчиво хмыкнула.

— Они хорошие люди, — добавил он.

— Еще бы!

— Правда. Они оказались в отчаянном положении, у них не было другого выхода. Так они, во всяком случае, думали. Но я видел, как любит ее муж сына, моего сына. Внутри у меня все переворачивалось, но я не мог ничего поделать.

— И все же просил ее стать твоей женой?

— Я предпринял последнюю попытку. Сначала она вообще не хотела меня видеть, потом испугалась, что я обо всем расскажу мужу или ребенку, и назначила мне встречу. И мы встретились… Я вышел из себя. Угрожал ей, требовал, чтобы она ушла от мужа и вышла за меня, потом даже упал на колени и умолял ее вернуть мне ребенка. Она молчала. Позволила мне выговориться, потому что знала: мне не остается ничего, кроме как смириться. Ведь я отец мальчика лишь биологически. Во всем остальном он сын ее мужа.

— Как его зовут? — спросила Патрисия.

— Морис. Красивое имя, правда?

Она кивнула. Брайан с облегчением вздохнул. О том, что у него есть сын, он узнал давно.

Настолько давно, что успел смириться с тем, что сын этот ему не принадлежит и никогда не узнает, кто его настоящий отец.

И все же ему нужно было выговориться, почувствовать, что кто-то разделяет его боль.

— Я не присутствовал при его рождении, сказал он. — Меня не было рядом, когда он произнес первое слово, когда начал ходить. Я не ухаживал за ним во время болезни и не пел ему колыбельную. — Брайану очень хотелось объяснить все Патрисии: так хоть чуть-чуть стихало чувство вины за свою отцовскую безответственность. — Ведь для этого и нужен отец. А Морис просто счастливый мальчуган. Заяви я о своих правах, потребуй провести экспертизу, принесло бы это счастье хоть кому-то? Ему, мне, его матери?

Патрисия по-прежнему держала его за руку.

Слегка сжала его ладонь, чтобы он знал: она понимает его, считает, что он поступил правильно.

— И больше никто об этом не знает?

— А кому я могу все рассказать? Родителям?

Представляю, каково будет им узнать, что у них есть внук, но увидеть этого внука, поговорить с ним им не удастся! Морису почти одиннадцать, он уже не ребенок. Если у него когда-нибудь возникнет во мне необходимость, я буду с ним. Но, честно говоря, лучше всего, чтобы я ему никогда не понадобился.

Патрисия высвободила ладонь. Она поднесла руки к его щеке и нежным прикосновением вытерла слезы, о которых он и не подозревал, после чего обхватила его голову руками.

— Ты сказал, что не знаешь, что такое любовь. Как ты ошибаешься! Узнав о ребенке, ты не стал настаивать на своих правах. И тем самым доказал, как любишь его. — Она взглянула ему в глаза. — А еще спасибо, что рассказал мне обо всем. Это доказывает, что ты мне доверяешь.

— По-моему, давно настало время нам довериться друг другу. Зачем лезть в драку?

— Ты имеешь в виду наши профессиональные взаимоотношения или личные?

— И те и другие.

Патрисия кивнула.

— Ну, на все посмотрела? — спросил Брайан. Сверху донеслось негромкое повизгивание и шум крыльев. — По мне, так нам пора выбираться отсюда.

— Я еще не все сняла. Неудобно снимать и фонарик держать. Может, возьмешь его, посветишь? А то совсем не видно, что я снимаю.

Сейчас быстренько закончу, и мы устроим пикник на пляже.

— Я не взял плавки.

— А я купальник.

— Ты вознамерилась сделать так, чтобы мы попали в кутузку, Патрисия Кромптон!

— Не знаю, как насчет «нас», а вот Джессика была бы не прочь увидеть тебя за решеткой.

Брайан рассмеялся. Эхо далеко разнесло его голос под сводами пещеры, но его перекрыл какой-то странный звук. Не то вой, не то стон…

И еще это шелестение сверху, сбоку — повсюду…

Патрисия навела камеру и приготовилась снимать. И тут Брайан понял в чем дело.

— Патрисия! — крикнул он. — Не надо!..

Но было уже поздно. Темноту пронзила вспышка камеры, на несколько секунд Брайан ослеп, на ощупь взял Патрисию за руку и потащил к выходу.

— Я не закончила!

Но у него не было времени спорить. Он вытащил ее на свет, ослепивший их. Они стояли и моргали, пытаясь привыкнуть к яркому солнцу.

— В чем дело?

— Летучие мыши, — ответил Брайан.

Словно по сигналу, из ущелья полетели темно-серые создания: три, пять, десять, затем все больше и больше — целая уйма. Все вокруг наполнилось шумом крыльев, из щели словно клубы густого черного дыма валили.

Патрисия побелела, от ужаса ей хотелось кричать, но в глотке пересохло. Брайан заметил ее реакцию, открыл было рот, чтобы успокоить ее, но она вырвала руку и бросилась бежать.

— Пат! Стой!

Она неслась во весь опор.

— Стой, тебе говорят! — Он бросился догонять ее.

Краб просто душка, жаль, он оказался не в то время и не в том месте. Пауки еще куда ни шло, змеи — черт с ними. Но летучие мыши!..

Нет, это невыносимо! Она схватилась за голову: что, если они запутаются у нее в волосах?

Глупо, конечно, но что делать?

Она перепугалась не на шутку.

— Пат! Ничего страшного не произошло!..

Брайан попытался схватить ее, но она увернулась и принялась лезть вниз, туда, где стоял джип.

— Осторожно!

Патрисия зацепилась за корень и растянулась на земле. Но даже боль была не в состоянии остановить ее позорное бегство. Вскочив на ноги, руками по-прежнему держась за голову, она снова понеслась во весь опор, сама не зная куда.

Но Брайан оказался проворнее. Он успел схватить ее за рубашку. Патрисия рванулась, ткань начала рваться.

Брайан произнес:

— Хватит! Остановись.

Его голос, громкий, но спокойный и уверенный, наконец подействовал на нее. Она остановилась и призадумалась. А ему только это и было нужно.

— Пока я с тобой, ты в безопасности, — мягко произнес он, целуя ее в макушку. — Все будет хорошо. Все уже хорошо. Хорошо… — Он повторял это снова и снова, прижав ее к себе, и наконец она поверила ему.

— Прости, — сказала она, прильнув к его груди. — Прости меня. Не знаю, что на меня нашло.

— Все нормально.

— Просто я жутко перепугалась!

— Знаю.

Она взглянула ему в лицо: он что, смеется над ней?

— Конечно, это всего-навсего летучие мыши, — сказала она с чувством собственного достоинства.

Он поцеловал ее в губы.

— Летучие мыши. И крабы. — Уголок его рта слегка приподнялся.

Нет, он все-таки смеется над ней! Или не смеется? Просто слегка подшучивает. И, как ни странно, почему-то ей очень нравится, когда Брайан Лавджой над ней подшучивает. С чего бы вдруг?

— Самое главное — предупредить меня заранее, — сказал Брайан. — Чтобы я успел приготовиться. Какой реакции ожидать, если тебе подвернется нечто, действительно представляющее опасность. Гадюка? Здоровенный скорпион?

Патрисия застонала.

— Знаю, ты боишься их до смерти, — добавил он.

— Ничего подобного, — запротестовала она. — По крайней мере, теоретически.

— А практически?

— Мда… Но зато я не боюсь мышей!

— Каких? Цирковых?

— Нет, я правду говорю! — Она оперлась на правую ногу, схватившись за его рубашку, чтобы не упасть, и собралась встать.

Но Брайан вовсе не собирался отпустить ее просто так. Он взглянул на ее колено, увидел разорванную ткань и кровь и, ни слова не говоря, подхватил ее и понес к машине, осторожно ступая ногами, чтобы не покатиться кубарем вниз.

Первым ее побуждением было выразить протест: что это, в конце концов, за самоуправство? Но почему-то вместо этого она обняла его за шею, опустила голову ему на грудь и стала слушать мерное биение его большого доброго сердца.

— Держи. — Брайан открыл дверцу джипа, достал из дорожной сумки бутылку с водой и протянул Патрисии. Она благодарно кивнула.

Промочить горло — это как нельзя кстати!

Он тем временем занялся ее ногой. Извлек из аптечки спирт и пластырь, промыл водой рану, обработал края спиртом и заклеил пластырем.

— Может, забинтовать?

— Нет, не стоит, — сказала она. — Все просто замечательно. Родись ты женщиной, из тебя вышла бы отличная медсестра.

— Вот как? Родись ты парнем, из тебя вышел бы отличный бегун. Можешь участвовать в марафоне.

Патрисия покачала головой.

— В ближайшую неделю мне это явно не грозит. Но спасибо за предложение, надо будет попробовать!

Он хмыкнул.

— На, — она отдала ему бутылку, — заткни себе ею рот, а то еще какую-нибудь гадость скажешь.

Брайан поднес горлышко ко рту. Ей хотелось взглянуть ему в глаза, но она и так знала, что прочтет в них.

— Спасибо, Брайан. — Она махнула рукой в сторону гробницы. — За то, что вытащил меня оттуда. Справился с моей истерикой.

— Не стоит благодарности. — Он выпрямился и взглянул на нее. — Сейчас ты в порядке?

Сердце из груди не выпрыгивает?

Она-то, может, и в порядке, а вот сердце…

Что-то слишком часто оно бьется!

— Не совсем, — сказала она. — Честно говоря, никогда не чувствовала себя такой дурой.

Я же знаю: летучие мыши совершенно безобидны. Нечего их бояться. Теоретически, конечно.

— У меня тоже волосы встали дыбом. Надеюсь, тебя это утешит. Я ни капли не жалею, что мы подобру-поздорову убрались оттуда.

— Какой ты милашка! Правда, я тебе ни капельки не поверила, но все равно спа…

— Называй меня как угодно, Пат, только не милашкой! На милашку я совсем не похож.

Это точно. Она-то тоже хороша! Вот его братец Синклер порадовался бы, узнай он о том, что произошло. Подумать только, какую характеристику он бы ей дал: безответственная, истеричная, к тому же недалекая девица!

Патрисия поежилась.

— Теперь понятно, почему аборигены говорят, что это недоброе место.

— Что простые жители думают, понятно, а вот почему Инди Топану так не хотел, чтобы ты сюда заявилась, — вот вопрос!

— Наверное, эти летучие мыши какой-то редкой породы. Их нельзя беспокоить.

— Что ж он тогда об этом умолчал? Нет, мы оба понимаем: творится что-то странное. Так что, с твоего позволения, поехали-ка отсюда подобру-поздорову! — Он засунул бутылку на место, спустил ноги Патрисии на пол, сам залез на место водителя и вставил ключ в замок зажигания.

— Брайан…

Он взглянул на нее.

— Да?

Патрисия сглотнула, вдруг застеснявшись.

— Спасибо… Я так тебя как следует и не поблагодарила. За то, что… донес меня до самой машины. Тащить меня вниз по тропинке было непросто.

Брайан ухмыльнулся.

— Ничего, привыкну. Хотя, если ты считаешь, что мне придется заниматься этим постоянно, тебе не мешало бы слегка похудеть. А то я аж вспотел.

— Как это любезно с твоей стороны!

Патрисия, как ни странно, обрадовалась этим словам. Лучше правда, чем затасканный комплимент вроде: пустяки, ты же легкая как перышко!

— Другое дело, если ты намерена передвигаться на своих двоих. Тогда у меня никаких возражений: ты мне нравишься такой, какая ты есть.

Патрисия почувствовала, что краснеет. Пусть Брайан думает, что это из-за жары!

— Кроме заколок в волосах, — заметила она.

А то он стал что-то уж больно мил!

— Это да, — согласился Брайан. — К черту заколки!

— И накрашенные ногти на ногах?

— Против этого у меня, по-моему, не было возражений.

Она нарочно завела об этом разговор. Хотела узнать его мнение и поделиться своими тайнами. Брайану и самому хотелось узнать, что за этим кроется. Но не здесь, не при этих обстоятельствах.

Мотор взревел, джип выехал на узкую дорогу и покатил обратно, туда, где было асфальтированное шоссе. Оказавшись там, где обнаружились явные признаки цивилизации в виде фонарей и телеграфных столбов, они вздохнули спокойнее.

Патрисия молчала. Она глядела в окно: на море, на горы и песчаные отмели вдали. Брайан вдруг съехал на обочину. Ему в голову пришла одна мысль.

— Что случилось?

— Ничего. Мы отстали от графика. Все достопримечательности нам осмотреть явно не удастся. Может, устроим пикник прямо сейчас?

— Нет, Брайан… — сказала она.

Брайан тем временем вылез из машины и распахнул перед ней дверцу.

Патрисия раздумала пировать на берегу моря, у нее возникли другие планы: принять душ, смыть с себя пот, а вместе с ним и ужасные воспоминания о летучих мышах.

— Я хочу вымыться.

— Вымыться? Почему бы не искупаться в море? — Он указал на океан, переливавшийся под солнцем всеми цветами радуги. Патрисия почувствовала, что ее сопротивление слабеет.

Брайан скинул кроссовки и разделся до трусов.

— Конечно, я не вправе тебя ни к чему принуждать. И все же, по-моему, будет неплохо, если ты избавишься хотя бы от части своей одежды. Ты вся в пыли.

Патрисия сглотнула.

— Да, конечно.

— Тебе помочь?.. — начал он.

— Нет! — Она не дала ему договорить. — Я… сама справлюсь. — Она начала расстегивать пуговицы на рубашке.

— ..снять кроссовки? — закончил он. И ухмыльнулся.

— Н-нет, я сама. — Патрисия почувствовала, что ее рот словно набит ватой.

Но он все равно решил ей помочь. Наклонился, закрывая широченной спиной солнце, и принялся развязывать шнурки на кроссовках.

Патрисия тем временем сняла с себя рубашку, представ перед ним в спортивном бюстгальтере из плотной материи. Она и сама не знала, радоваться ей тому, что выглядит она вполне благопристойно, или печалиться?

Брайан осторожно стянул с ее ног кроссовки. Патрисия приподнялась, чтобы снять брюки, и, охнув, тут же опустилась обратно на сиденье. Колено пронзила боль, немилосердно вернувшая ее к жестокой реальности.

— Ничего не выйдет, — произнесла она с искренним огорчением. — По песку до моря мне не дойти. Да и плавать я с больной ногой не смогу. Прости, Брайан, мне, право, очень жаль.

Ты здорово приду… — Она взвизгнула. — Что ты делаешь?

Брайан просунул руки под ее колени и сказал:

— Наклонись и обними меня за шею. — Патрисия не пошевелилась. — Доверься мне. Пат.

Я же должен повсюду сопровождать тебя или ты забыла? А сейчас нас вообще не разлей водой. Причем в буквальном смысле.

Он легко подхватил ее и, пронеся по песку, окунул прямо в море.

Очутившись в прохладой воде, Патрисия воспрянула духом. Ее волосы расстелились по глади воды. Брайан нежно сжимал ее за талию.

Чего еще нужно для счастья? Такого она не могла себе представить в самом прекрасном сне.

— Вот что я скажу тебе, Брайан. — Она слегка обернулась, чтобы видеть его глаза. — Ты знаешь, как выбрать пляж. — Об этом она заговорила нарочно, чтобы не дать воображению разыграться. — Светлый песок, эти пальмы и водопад вдалеке. Ты здорово придумал!

— Да, случается иногда.

— Какой ты умный!

— Будь я умен, нашел бы способ отговорить тебя от посещения гробницы.

— Нет. Я ни о чем не жалею. — Патрисия говорила правду. Она помнила: там, в пещере, Брайан доверился ей, раскрыл ей душу. — Кроме летучих мышей, — добавила она.

— Я тоже рад. Так я узнал, какой была эта Нусанти-Хо.

Несколько секунд они плавали молча.

— Может, она приходила сюда, — сказала Патрисия. — Поплавать со своими подружками.

— Или с дружком. Ночью, при свете луны.

Патрисия вздохнула.

— Как жаль, что я не писательница! О ее жизни можно написать настоящий роман. Ведь мы ничего не знаем, кроме ее имени. Неизвестно, кто она, почему ее похоронили в той пещере с такими почестями.

Она снова посмотрела на него. Он глядел на нее в упор, и Патрисия вдруг почувствовала, что во рту у нее пересохло.

— Спасибо, что тебе хватило ума не отпустить меня сюда одну. Зная, сколько хлопот я тебе доставлю, ты все же решился пойти со мной.

— Как же иначе? Я был просто обязан это сделать. — Он вдруг взял ее за руку и поплыл с ней к берегу.

— Искупалась? — спросил Брайан, когда они вышли на песок. — Тогда пойдем под душ. — Он кивнул в сторону водопада, взял ее на руки и понес туда.

— Это уже не смешно! — заявила она. — Я же ногу подвернула, плюс у меня царапина на коленке. Это все-таки не открытый перелом!

— Я не готов рисковать твоим здоровьем, заявил он, поставил ее ноги и прижался к ней всем телом.

— Господи, Брайан, в каком я перед тобой долгу! — сказала она. — Никогда не забуду, что ты для меня сделал.

— Поосторожнее с этим, а то я еще потребую в счет возмещения долга твою долю фирмы.

Патрисия посмотрела ему в глаза. Она и забыла об этой чертовой фирме.

— Неужели тебя больше ничего не волнует?

Ты, наверное, следил за каждым моим движением, записывал каждую глупость, которую я совершила сегодня? — Она захотела отстраниться от него, отступила на шаг, больное колено подвернулось, но Брайан крепко держал ее в объятиях.

— Зачем мне записывать? — мягко произнес он. — Этот день навсегда отпечатался в моей памяти.

Навсегда. И в моей памяти тоже, подумала Патрисия.

— Есть правда нечто, чего я никак не могу понять, — добавил Брайан.

— Так спроси. Спрашивай обо всем.

Пусть спрашивает. Пусть, если захочет, выведает все планы Джессики, пусть ему достанется эта чертова фирма! Теперь все равно. Он видел ее с самой неприглядной стороны: она неслась во весь опор, спасаясь от летучих мышей, и подвернула ногу. Куда уж еще хуже?

— Обо всем? — переспросил он.

На них вдруг снова наползла тьма гробницы. Именно этот вопрос она ему задала, когда они вошли туда. И там он раскрыл ей душу, поведал тайну, о которой не говорил никому.

Именно в темноте она разглядела в нем такое, чего никогда не замечала при свете дня.

Брайан Лавджой оказался не плейбоем, которого заботит лишь собственное удовольствие.

Он способен на глубокие искренние чувства, и не его вина в том, что его любовь обманули и предали, что он встретил женщину, которая решила его использовать.

Патрисия чувствовала, что в долгу перед ним.

Ведь это Брайан отыскал гробницу. А когда она запаниковала и бросилась бежать, остановил ее и успокоил. Он даже носил ее на руках, чтобы уменьшить боль.

Понимает ли он ее чувства? Вряд ли. Может, потом, когда-нибудь, в далеком будущем, он вспомнит о ней и поймет, что она любила его. И хоть это позволит ему избавиться от тягостных воспоминаний о той женщине, которая предала его любовь.

— Патрисия? — услышала она его мягкий голос.

— О чем ты хочешь знать?

Она затаила дыхание. Сейчас начнется! Он попросит рассказать, что на уме у Джессики.

— Скажи… — тихо произнес он, — почему ты красишь ногти на ногах?

На мгновение ей показалось, что она ослышалась. Наверное, это сон!

— Что-что?

— Я о твоих ногтях. Просто интересно: на руках ты ногти не красишь, даже бесцветным лаком. А на ногах красишь, покрываешь розовым лаком, я видел. Почему?

Патрисия почувствовала, что снова возвращается к жизни. Что ее сердце снова бьется, и бьется радостно от сознания того, что она в раю с мужчиной из какой-то сказки, ибо наяву такие не встречаются.

И все-таки (она ущипнула себя) я не сплю!

Значит, такие экземпляры все-таки встречаются — добрый, нежный, отзывчивый… Он ни словом не упрекнул ее за то, что она втянула его в эту авантюру с гробницей.

Нет, такого не бывает! В конце концов, он же мужчина! Значит, потребует чего-то взамен.

Но чего? Не секса. Это они вчера вечером уже проходили. Стоит ему немножко поднажать, и она не совладает с собой. Против его натиска она беззащитна. А он все-таки не стал ее ни к чему принуждать, зная, какие страдания она будет испытывать потом, когда осознает, что натворила.

И вот сегодня, сейчас. Она перед ним в долгу, и сама ему об этом сказала. Он захотел задать вопрос. Но не о планах ее сестры, не о чем-то, касающемся фирмы.

— Тебя интересуют моги ногти?

— Да, вчера вечером, в гостинице, ты собралась сказать мне, зачем красишь ногти. Но мы съехали на другую тему.

— Значит, это и есть твой вопрос? — Патрисия никак не могла понять, к чему он клонит.

— В принципе да. В зависимости от того, что ты скажешь, у меня, возможно, возникнет дополнительный вопрос.

— Вот оно что…

А она-то уже была готова поверить, что поселилась в раю, в раю, сотворенном специально для нее. Как же она ошибалась! Брайан вовсе не прекрасный Принц из сказки. Он сопровождает ее по поручению кузена, его задача — доложить брату обо всех ошибках, которые она совершит, нащупать ее слабое место. И, надо признать, Патрисия сильно упрощает ему жизнь.

Но с ногтями сложнее. Вчера вечером она бы за милую душу рассказала ему всю правду.

Они вместе посмеялись бы, на том бы все и закончилось.

Теперь же это целая проблема.

— Ну? Зачем же? — Брайану не терпелось получить ответ.

— Ни за чем. Просто так.

Он молчал. Отговорки его не устраивают.

— Правда, мне даже неудобно… Все это глупости!

— Все настолько глупо, что ты стесняешься сказать?

— Я… дала клятву.

— Клятву? — недоверчиво переспросил он.

Он перестал улыбаться.

— Кому же ты поклялась?

— Это, надо понимать, дополнительный вопрос?

— Кому? — не отступал он.

Как бы ей хотелось выдать какую-нибудь историю о тайном возлюбленном, которому она поклялась: лишь смерть разлучит нас. А в знак любви пообещала красить ногти розовым лаком.

Но Брайан, увы, не настолько глуп, чтобы поверить в эту бесхитростную ложь. Стоит ей слегка зардеться — и он поймет, что она лжет.

А лгать ему она не может и не хочет.

— Я поклялась… своему крестнику.

Брайан моргнул: слова Патрисии его явно удивили. В другое время она порадовалась бы тому, что застала его врасплох, но сейчас ей почему-то было не до радости.

— Зачем?

— Не все ли равно?

— Нет. Я хочу знать. Должен знать. Мне нужно знать о тебе все.

— Правда? — Патрисия вдруг испытала какие-то явно неуместные чувства. Почему-то обрадовалась, что Брайану нужно знать о ней все, обрадовалась, что она ему небезразлична. А потом вспомнила: его фамилия Лавджой, а у Лавджоев в крови — выведать слабое место противника, а затем побольнее по нему ударить. — Он учится в престижной школе в Сиднее и участвует в соревновании по баскетболу между школьными командами.

— А при чем тут ногти?

— Ты не дослушал. В этом месяце у них игра с самыми заклятыми врагами. Я обещала ему прийти поболеть за него. Но тут подвернулась эта поездка на Лазурный берег, присутствовать на игре я не смогла.

— И все-таки я не понимаю. Ногти-то при чем?

— Видишь ли, я обязалась сделать что-нибудь такое, что постоянно напоминало бы мне о нем. В знак того, что я о нем думаю и желаю ему победы. Он заявил, что я должна выкрасить ногти цветами их баскетбольной команды — синим, розовым и белым. — Патрисия взглянула на свои ноги и пошевелила пальцами. — Мне пришлось согласиться. А что мне еще оставалось? Но я, по крайней мере, уговорила его не красить мне ногти всеми тремя цветами.

— Сколько ему лет? — спросил Брайан.

— Будет восемь.

— И он играет в баскетбол?

— Полно ребят в его возрасте играют в баскетбол.

— Но не все столь сноровисто покрывают лаком чужие ногти. К тому же на ногах.

— Я тоже приложила руку к процедуре, сказала Патрисия.

В душе она молилась: только ради Бога не спрашивай, как его зовут.

Тут же, словно прочитав ее мысли, Брайан задал вопрос:

— Как его зовут?

Патрисия молчала.

— Его ведь зовут Морис, так?

Она кивнула.

— Поэтому ты не хотела мне ничего говорить?

Патрисия пожала плечами и отвернулась от него. Она подошла к водопаду, чтобы смыть соль с кожи. А еще ей не хотелось, чтобы он видел, как она боится хоть чем-то ранить его.

— Я использую свое право на дополнительный вопрос.

— Разве ты его уже не использовал, причем дважды?

— Это не было дополнительным вопросом.

Просто мне пришлось вытягивать из тебя каждое слово. А дополнительный вопрос совсем другой. Почему ты не покрасила ногти на руках? Почему не покрыла их хотя бы бесцветным лаком? Или цветным? Кто ранил тебя, Пат? Что он натворил такое, из-за чего ты скрываешь от всех свою красоту?

— Ничего себе, дополнительный вопрос! — заметила Патрисия. — Да их тут целая дюжина!

Брайан встал рядом с ней под импровизированный душ. Он распустил ее волосы, промыл их под струей холодной воды.

— Не хочешь отвечать?

Он сказал, что она может спрашивать у него о чем угодно. Просить о чем угодно. Выложил ей свою самую сокровенную тайну, мучившую его на протяжении стольких лет.

Разве может она поступить иначе? Обмануть его доверие?

— Его звали Джейсон. — Она призадумалась.

Вернее, не звали, а зовут. Вряд ли с ним что-нибудь случилось.

— Точно? Не Джон и не Джим?

Патрисия вспомнила их давешний разговор в машине. Тогда она просто издевалась над Брайаном. А он запомнил!

— Джейсон. Никогда не забуду его имени.

— Не сомневаюсь!

— Красивее его мужчины я не видела, — сказала она. — Правда, тогда я вообще еще мало повидала мужчин. Черные вьющиеся волосы, спортивная фигура, мускулы и все прочее, что полагается пловцу-профессионалу. Он пловец.

Тренировал мою мать в нашем бассейне. Она тогда как раз развелась со своим сто двадцатым мужем и ей нечем было заняться, кроме плавания. — Патрисия отвернулась и подставила лицо под струи воды. — Это, наверное, так банально: лишиться невинности в постели у тренера?

— Не знаю… По-моему, говорить о невинности вообще банально.

— Мне было немногим больше восемнадцати. Я была наивной дурочкой, которая до этого и целоваться-то толком не умела. А он в этом деле был большой мастак!

— И ты набросилась на него?

— Да. Это ужасно?

— Почему же? Против гормонов не попрешь.

Наступает пора совершеннолетия, пора производить потомство, вот гормоны и разыгрываются.

— Наверное, ты прав. — Патрисия закрыла глаза, подставила лицо солнцу, почувствовала, как его тепло растекается по телу.

— Итак, поцелуями дело не закончилось?

— Естественно. Тогда я как раз увлеклась дизайном, начала делать сережки. Для друзей, для самой себя, разумеется. Превзошла саму себя, лишь бы он обратил внимание.

— Вряд ли его долго пришлось упрашивать.

— Ну что ты! Вначале он должен был меня немного помучить. Потом начал флиртовать. Но мне хотелось большего. Намного большего. — Она повернулась лицом к Брайану. — Сережки из перьев сыграли свою роль: ими он щекотал мне шею. Неплохо получилось и с серьгами из елочных игрушек.

— Елочных игрушек? — недоверчиво переспросил Брайан.

— Да, представь себе! Такие маленькие шарики! Они-то и навели меня на мысль. Я нацепила на себя серьги из двух вишенок, предварительно, конечно, украсила их соответствующим образом. Серьги получились броские, большие, а самое главное, съедобные.

Брайан застонал.

— Да-да! Даже святой не устоял бы перед таким искушением.

— Думаю, он был далеко не святой. Одного не понимаю: где же была твоя мать? Она не ревновала?

— Как ни странно, нет. Тогда она была слишком занята собственной персоной. Надо было слегка подремонтировать внешность, прежде чем искать сто двадцать первого мужа. А я была настолько глупа, что так и не догадалась: Джейсон увивается за ней. На меня ему было наплевать. Но я была такой наивной!

— Это, видно, его и привлекало.

— Скорее всего. Запретный плод сладок. А я постаралась на славу, чтобы сделать себя ужасно заманчивой.

— Он, разумеется, не сопротивлялся.

— Зачем? — спросила Патрисия и пожала плечами. — Очень удобно — иметь в распоряжении сразу и мать и дочурку. Одна надоела, зато другая рядом.

— Какой-то извращенец! — процедил Брайан.

— Перестань, не завидуй. Завидовать тут особенно нечему.

— Как же твоя мать обо всем узнала?

— А кто сказал, что она обо всем узнала?

Узнать горькую правду предстояло мне. Как-то раз мать поехала с ним на недельку в Европу. А по возвращении оказалось, что они уже муж и жена.

— Так это за него она вышла замуж? — озадаченно спросил Брайан. — А я думал, она недавно с тем парнем…

— Это уже другой! Странный ты! — рассмеялась Патрисия. — Она замужем больше полугода не бывает. Теперь у нее новый красавчик.

— Вы говорили с Джейсоном? Как он перед тобой оправдывался?

— Да никак! Ему все невдомек было, с чего это я так рассвирепела! А я думал, ты все знаешь, сказал он. Просто тебе хотелось показать, какая ты взрослая и самостоятельная, вот ты и решила отбить жениха у своей матери. А я тебе подыграл. Если хочешь, продолжим. Вот так вот.

— А матери ты рассказала?

— Ей? Зачем? Нет, конечно. Я же сама виновата. Сама сглупила и должна была расплачиваться за собственную наивность. К тому же злилась я не столько на него, сколько на себя саму. Джейсон мужчина. Чего еще от него ждать?

— Уж по крайней мере не такого.

— Не знаю. Отец мой, как тебе, судя по всему известно, тоже не ангел. И любовниц у него пруд пруди. Он особенно и не скрывался.

Брайан молчал.

Патрисия вздохнула.

— Не к чему было ее расстраивать. В конце концов, она в нем сама разочаровалась, без моей помощи. А я поехала развеяться во Францию, на родину импрессионизма. И немало преуспела в живописи. А когда вернулась, Джейсона уже и след простыл.

— Значит, ты никому о нем не рассказывала?

— Об этом знаешь только ты.

Он наклонился к ней и нежно дотронулся пальцами до ее лица. Ей показалось, что он поцелует ее, но сама мысль о том, что Брайан ее жалеет, была невыносима.

— Проголодался? — спросила она. Не дожидаясь ответа, повернулась и пошла к машине, стараясь не хромать, хотя колено болело.

— Кажется, ты выздоровела? — сказал он, нагоняя ее.

— Из водопада льет целебная вода. А может, холод снимает боль. — Она поежилась.

Вытерев руки и лицо о рубашку, она было собралась надеть ее, но заметила, что она разорвана: именно в этом месте Брайан дернул ее за футболку, чтобы остановить ее безумное бегство.

— На, надень. — Он протянул ей свою рубашку.

— Намокнет.

— Ну и что? Иначе обгоришь.

Патрисия заколебалась.

Брайан решительно взял рубашку и помог ей всунуть руки в длинные рукава, после чего наклонился и принялся застегивать пуговицы.

Он был так близко, его волосы ниспадали на подбородок, терлись о ее щеку.

— Спасибо, — сказала она.

Он выпрямился. Но отпускать ее вовсе не собирался. Наоборот, крепко прижал к себе.

— Надо было с кем-то поделиться, — мягко произнес он. — Рассказала бы обо всем Джессике. Или пошла бы к психологу. Он бы помог.

Ты же не сделала ничего плохого.

— Я не могла об этом говорить.

И все же сказала. Ему, Брайану. Потому что он доверился ей, и она поняла, что может доверять ему.

— Никогда ничего от меня не скрывай, ладно? Мы же партнеры. — Он поцеловал ее в лоб. — Обещай: никаких тайн! — Он поцеловал ее в губы. — И еще; избавься от своих заколок.

— Обещаю, — шепнула она.

Пальцы Брайана, сжимавшие рубашку, напряглись. Мгновение казалось, что он отважится сделать следующий шаг. Искушение было очень велико.

Ему так хотелось показать ей: он считает ее самой красивой женщиной на свете. Ей нет равных. Но поверит ли она его словам? Поверит ли, что он достоин ее доверия?

Но, раз уж об этом речь, что он о ней знает? Они поделились своими тайнами. Он рассказал ей такое, о чем не говорил никому. Она раскрыла перед ним душу. Все произошло быстро, слишком быстро. Он вот-вот потеряет голову, и тогда…

Нет, вчера ночью она чуть ли не бросилась в его объятия, сейчас смотрит на него так, что внутри у него все закипает от желания… А ведь еще три дня назад он ее почти не знал. И сейчас она для него по-прежнему загадка.

Брайан испугался. Он побоялся, что Патрисия причинит ему боль. История с сыном и так заставила его страдать. Ему не хотелось повторять старые ошибки.

Он высвободился из ее объятий и произнес:

— Так… Ну, раз мы все выяснили, давай перекусим.

У Патрисии был такой вид, будто он дал ей пощечину. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— Если ты не против, вернемся в номер. Надо вымыть волосы хорошим шампунем, иначе я их больше не расчешу.

Оба они понимали: это всего лишь предлог.

Тем не менее Брайан забрался в машину. Патрисия села на свое место, и он включил мотор.

Обратный путь они проделали почти в полном молчании.

Зато в холле шуму было хоть отбавляй. Здесь явно что-то праздновали: расфуфыренные гости, нарядные официанты, шампанское.

В центре холла красовался толстяк Инди Топану, лицо которого расплылось в широченной улыбке. С ним рядом стояли та самая брюнетка из ресторана и импозантный мужчина лет сорока.

Заметив Патрисию и Брайана, Топану извинился перед собеседниками и подошел к ним.

— Мисс Кромптон! Мистер Лавджой! — В его голосе слышалась искренняя радость. — Вижу, вы приятно проводите время? Были у нас на пляже?

— Да, и на пляже тоже, — уклончиво ответил Брайан. — Что празднуем?

Топану подбоченился.

— Думаю, теперь вам можно сказать. Вы знаете, как бывает с такими странами, как наша.

Мы лишь недавно обрели независимость, у режима много врагов, всегда находятся люди, недовольные существующим положением дел.

— Да, конечно, — кивнул Брайан. — И что с того?

— Объявились повстанцы, которые намерены свергнуть правительство. Они заявляют, что мы предали нашу свободу… Какая чушь! Знаете, чем они мотивируют свои притязания? Тем, что мы пригласили для восстановления гробницы Нусанти-Хо инженеров из Англии — из нашей бывшей метрополии. Они устроили налет на англичан и захватили несколько человек в заложники. Среди них главу бригады.

— Что? И вам еще взбрело в голову пригласить телеграммой мисс Кромптон сюда? — возмутился Брайан.

— Все произошло так быстро! — посетовал Топану. — Заговорщики действовали чрезвычайно ловко, я даже не успел сообщить вам о чем-либо. Когда узнал о похищении, было слишком поздно.

— Что сейчас с заложниками? — вмешалась Патрисия. — Они живы? Что вы предпринимаете?

— К счастью, кризис разрешился. Сегодня утром наши войска получили приказ штурмовать убежище повстанцев. Всех заложников удалось спасти. Теперь они в полной безопасности. Он указал на брюнетку. — Это жена бригадира.

Все это время она держалась необычайно мужественно, что только можно…

— Мистер Топану! — вклинился в разговор кто-то еще. — Все разрешилось, как это здорово!

Топану извинился и повернулся к своему знакомому.

— Бедняжка, — сказала Патрисия, глядя на брюнетку. — Мне хотелось заговорить с ней, но я так и не собралась. — Она взглянула на Брайана и тут же поняла, почему он ее избегал. — Она напомнила тебе… Ох, прости!

Брайан взял ее за руку.

— Да, но это не значит, что она хотела позабавиться со мной. Нельзя предвзято относиться к людям. Надо быть внимательнее.

— Пока что мне не на что пожаловаться.

— Нет, ты слишком добра! — улыбнулся Брайан.

Топану поговорил со своим приятелем и вернулся к ним.

— Извините еще раз, старый знакомый, давно с ним не виделись. Так о чем мы говорили?

— О жене бригадира.

— Да, великолепная женщина! Я рад, что с ее мужем все в порядке. К счастью, и вы теперь, не опасаясь за свою безопасность, сможете посетить гробницу. Когда? Может, завтра утром? Вы увидите скульптуру, которая, уверен, вас поразит!

— Честно говоря, мистер Топану, — начала Патрисия, — мы уже…

— Мы уже посмотрели фотографии вещей, найденных при раскопках, — вмешался Брайан, — и остались в восхищении. Думаю, Патрисия предпочтет увидеть интерьер гробницы на фото. Не стоит зря рисковать. Зато первым же делом завтра мы отправимся в музей. Во сколько? В девять?

Топану поклонился.

— Отлично. Буду рад лично все вам показать.

Распрощавшись с Топану, Брайан подхватил Патрисию за руку и отвел ее в сторону.

— Не стоит рассказывать ему, как мы провели утро.

— Все равно я проболтаюсь!

Брайан покачал головой.

— Ту историю с пловцом ты держала при себе.

— Потому что это совсем другое. Но я не умею хранить тайны.

Он подошел к конторке портье. Патрисия была рядом.

— Значит, тебя не слишком сильно придется пытать, чтобы выведать, что задумала твоя сестрица?

— Как это — пытать?

— Прижигать пятки раскаленным утюгом.

Действует безотказно. — Казалось, Брайан говорит совершенно серьезно. — Да ты все равно ничего не знаешь, иначе давно проболталась бы.

Лицо Патрисии тут же приняло ярко-розовый цвет.

— Мисс Кромптон! — подошел к ним радушный портье. — Я уж начал беспокоиться. К вам гости?

— Гости? — машинально переспросила она, не сводя взгляда с лица Брайана.

Портье указал на мужчину и женщину, сидевших на диване.

— Вы просили их зайти, так они сказали. И решили подождать, хотя я не мог сообщить им, когда вы вернетесь.

— В любом случае, — Брайан повернулся и взглянул на посетителей, — я не хочу ничего знать.

— Но…

— Хватит. — Он прижал палец к ее губам. — Пойдем, побеседуем про сережки. Это гораздо интереснее.