Однако оказалось, что ему следовало бы побольше беспокоиться о самом себе... Через полчаса после разговора с Онести Джесс уже сидел в маленькой деревянной ванне и, намылив куском душистого мыла все тело и голову, с наслаждением смывал с себя толстый слой грязи.

– Советую вам подольше полежать в ванне, чтобы принять мало-мальски приличный вид, – донесся до него голос Онести. – Только вместе с грязью не сдерите с себя кожу!

Джесс поднял голову и увидел Онести. Она наклонилась над ним, держа в руке куриную ножку.

– Ха! – рассмеялся он. – Вижу, вы все-таки нашли что-то съестное!

– Когда вы закончите свою баню, приходите на кухню. Там, на столе, стоит корзина, полная поджаренных куриных ножек и грудок.

Джесс закрыл глаза, представив, как вся эта вкуснятина будет таять у него во рту.

– Сколько времени займет у нас дорога до Техаса? – неожиданно спросила Онести.

– Вы хотите поскорее от меня отделаться?

Она не знала, чем ответить на эту очередную шпильку. С одной стороны, Онести была действительно очень зла на Джесса за его грубое до безобразия отношение к ней, а с другой – не могла не признать, что он порой бывал к ней очень внимателен и даже нежен. Уж не говоря о том, что дважды спас ей жизнь. Поэтому сама мысль, что дальнейшее путешествие ей придется совершать в одиночестве, больно ранила сердце.

– Вовсе нет, – ответила она после долгой паузы. – Я просто желаю, чтобы вы поскорее возвратились к привычной жизни и любимым занятиям.

Джесс поднял руку, и стекавшая по бронзовой коже тонкая струйка воды заставила Онести замереть. Совершенная форма руки, сильные, красиво очерченные плечи, гладкая кожа, густые волосы, мускулистая грудь... Гармонию здорового и красивого мужского тела нарушал лишь шрам чуть левее груди... И другой, на бедре, который Онести заметила во время памятного купания на втором этаже дома Скарлет Роуз.

Не в силах оторвать взгляда от шрама, Онести слегка наклонилась вперед.

– Как это случилось? – спросила она, указывая на затянувшуюся рану.

– Я уже сказал вам!

– Знаю. Это след от пули, выпущенной из «винчестера». Вы говорили, что тогда потеряли сознание. Но с кем дрались, не сказали.

– С другом.

– А точнее?

– Не важно, как его зовут. Он спас мне жизнь этим выстрелом. Я непременно отправился бы на тот свет, если бы он не сделал вид, будто пристрелил меня.

– Как же вас угораздило попасть в подобную ситуацию?

– Если хотите знать, то случилось все это из-за того, что я очень доверял одной женщине, у которой было нечто крайне ценное. Она меня предала!

Онести очень хотелось узнать, что это была за женщина и какими необыкновенными ценностями владела, если чуть не стала причиной смерти Джесса, но спросить об этом впрямую она не осмелилась. Джесс же мгновенно воспользовался паузой в их разговоре и сказал с улыбкой:

– Теперь ваша очередь!

– Моя очередь? В чем?

– В откровенности.

– А именно?

– Начать с того, зачем вам понадобилось непременно попасть в Галвестон?

Онести долго думала, прежде чем ответить. Конечно, она могла бы и дальше рассказывать легенду о давно потерянном брате. Но Джесс уже слишком много для нее сделал, а потому заслуживал большего, нежели ложь. В то же время опыт был наилучшим советчиком. К тому же Онести понимала, что ее жизнь зависела от умения сохранить тайну.

– Там я могу найти нечто такое, что утеряла в своей жизни, – ответила она. – И не успокоюсь, пока не найду это.

Сделав подобное признание, Онести тут же пожалела о нем. Ей вдруг показалось, что теперь она стала выглядеть очень слабой, жалкой и зависимой. Она бросила недоеденную куриную ножку в помойное ведро и вытерла сальную руку о юбку.

– Я, конечно, не уверена, что вы это поймете...

– Напротив, я понял гораздо больше, чем вы, возможно, хотели...

Онести смотрела в глаза Джесса, ставшие неожиданно детскими, и читала в них невысказанную, таящуюся где-то в недрах души исповедь. Она чувствовала, как между ними возникает невидимая связь, зарождается чистая, нежная дружба, которая при других обстоятельствах могла бы перерасти в нечто гораздо более глубокое, вечное и нерушимое...

Онести была готова рассмеяться над собственной глупостью. Могут ли их отношения длиться долго и стать глубокими, если они основаны на лжи? Значит, надо просто стараться сохранить то, что успело сложиться. А надежды на нечто более серьезное – глупы и даже опасны!

– Я устала, Джесс, – сказала она, тяжело вздохнув. – Позвольте мне прилечь возле лошадей и чуть-чуть вздремнуть.

– Надеюсь, мне не придется вновь разыскивать вас, когда надо будет уезжать? Я бы не хотел тратить на это время!

Грубоватая фраза Джесса разрушила наметившееся было примирение.

– Не беспокойтесь, – сквозь зубы Онести. – Я не хочу, чтобы вы тратили что-нибудь на меня. Особенно свое время!

Она повернулась и пошла к лошадям. Глядя вслед Онести, на ее ссутулившуюся спину и опущенную голову, Джесс принялся проклинать себя: «Ну зачем я это сказал?»

Его размышления прервал приближающийся скрип колес. Он мгновенно смыл с тела остатки мыла, выскочил из ванны и бросился туда, где оставил одежду. Но ее там не оказалось...

– Черт побери! Онести, куда вы дели мою одежду? – завопил он.

Ответа не последовало. Джесс почувствовал, как комок подступает к его горлу.

– Помогите мне, Онести! – вновь закричал он истошным голосом. – Иначе я исполосую вас до полусмерти!

Скрип колес приближался и слышался уже совсем рядом. Джесс стыдливо прикрылся ладонью, как фиговым листком, и обернулся.

Две молодые монахини с интересом наблюдали за ним из открытой двери только что подкатившего фургона...

Дальше дела пошли еще хуже.

За спинами монахинь в глубине фургона Джесс различил лицо человека, которого не видел уже лет десять и не желал бы увидеть вообще.

Мистер Купер!

Когда-то он был первым лудильщиком в небольшом городке штата Канзас. Причем его кошелек был толще, чем у местного шерифа, и это стало вызывать подозрения у членов городского муниципалитета. Для расследования дела в город под видом разорившегося скототорговца приехал Джесс. Он довольно быстро разоблачил преступную шайку, занимавшуюся кражей и перепродажей ворованного скота, в которой состоял также означенный Купер...

– Вы слышали его, святой отец? – задыхаясь от негодования, воскликнула монахиня, что была чуть повыше. – Вы слышали, как он угрожал расправой той бедной овечке?!

«Бедной овечке?» – усмехнулся про себя Джесс, но вслух сказал:

– Я же почти не знаю ее! Мы встретились с этой девушкой в одном из салонов штата Колорадо.

– Боже праведный! – закричала вторая монахиня, что была пониже ростом. – Он к тому же еще и развратил ее!

– Я никого не развращал и не намерен этого делать! – не на шутку разозлился Джесс.

Однако по лицам святых сестер он понял, что доказать им что-либо невозможно. И все же Джесс сделал такую попытку.

– Видите ли, я обещал отвезти эту девушку к ее родному брату. Вот и все! А потом намеревался вернуться назад в Колорадо.

– Для того чтобы сбить с пути истинного еще какую-нибудь несчастную женщину? – замахала обеими руками первая монахиня. – Святой отец! Вы должны что-нибудь сделать! Ведь мы здесь все – пастухи и пастушки Божьи, которым Всевышний доверил защиту его невинных овечек и барашков!

«Невинных овечек и барашков!» Не может быть, чтобы, он и они имели в виду одну и ту же женщину!

– Сестры, подождите меня в часовне, – торжественно произнес святой отец. – Я должен поговорить со своим братом.

Джесс был готов поблагодарить этого человека за избавление от благочестивых монахинь. Тем более что стоять перед ними абсолютно голым не входило в меню его воскресного пикника.

Святые сестры тем временем поднялись по ступенькам часовни и в течение нескольких минут решали, кто из них должен войти туда первой.

– Прошу вас, сестра Маргарет!

– Только после вас, сестра Агнес!

Наконец обе скрылись за дверьми, и Джесс остался один на один с Купером. Тот некоторое время внимательно разглядывал его. Джессу это надоело, и он сказал с саркастической улыбкой:

– Что вы делаете в этом городе, Купер?

– Я теперь зовусь святым отцом Купером. И сутана священника стала частью меня самого!

– Что?! Вы священнослужитель? Это с каких же пор слуга дьявола стал прислуживать Богу?!

– Спасибо, что вы не позволили себе какого-нибудь еще более омерзительного богохульства! Должен также сказать вам, что три года, проведенные в тюрьме, дали мне массу времени для того, чтобы поразмышлять над своим греховным прошлым и полностью исправиться.

– Вот как?! Значит, я стал ангелом, давшим вам крылья?

– А вы, насколько я вижу, совсем не изменились за эти годы! – фыркнул Купер. – Что ж, я тоже не прочь посмеяться, мистер Законник! И ответить вам той же монетой, которую получил от вас тогда!

– Это каким же образом?

– Посадив вас под арест!

– Что?!

– Да, вы не ослышались. Я посажу вас под арест за неприличное поведение в общественном месте и аморальность.

Серьезность ситуации стала для Джесса совсем очевидной, когда Купер хлопнул ладонью по его плечу, а затем со всей силой толкнул к входу в часовню.

– Вы не имеете никакого права меня арестовывать! – запротестовал Джесс. – Это может делать шериф, а уж никак не священнослужитель!

– Имеет право тот, кто отмечен печатью Господа! И это – я! А теперь посмотрим, хватит ли вам месяца в тюрьме, чтобы осознать все свои прегрешения!

– О, сестра Агнес! Это было просто великолепно!

Онести сказала это сидевшей рядом женщине после того, как проглотила последний кусочек испеченного ею пирога. И, выдержав короткую паузу, добавила:

– У вас настоящий кулинарный талант!

– Всевышний одарил всех нас талантами, чтобы мы могли прославлять его.

Сестра Агнес взяла ладони Онести в свои:

– Я очень рада, что вы пришли к нам, дитя мое!

– Мне хотелось бы побыть с вами подольше, но, увы, нужно поскорее вернуться к Джессу, пока он не забеспокоился, куда я могла деться.

– Не бойтесь, дитя мое! Здесь вы надежно защищены от него.

– От кого? От Джесса?

Онести чуть не рассмеялась над абсурдностью слов Агнес. Несмотря на черствость и даже грубость, она чувствовала себя рядом с Джессом в полной безопасности. Как ни с кем другим...

– Он никогда не обижал меня! – убежденно ответила она монахине.

Но та поняла эти слова по-своему.

– Да, дитя мое, – улыбнулась она. – Здесь вам больше ничто не угрожает. Ведь мы нередко предоставляем убежище женщинам, которым угрожает опасность со стороны тех грубых созданий, которые сами напрашиваются на наказание. Здесь вас никто и никогда не обидит. Святой отец Купер защитит вас!

Когда смысл слов сестры Агнес дошел до сознания Онести, ее лицо стало белее снега.

– Что вы сделали с Джессом?! – воскликнула она, сжав костлявую руку монахини.

Камера Джесса была шириной в четыре шага и длиной в пять. В ней не было практически ничего, кроме помойного ведра в углу. Приподнявшись на цыпочки, он мог заглянуть в узкое окошко, прорезанное в верхней части двери, выходящей прямо на улицу.

Джесс коротал время, шагая из угла в угол или же присаживаясь на холодный каменный пол, обхватив руками колени.

Он всегда был готов к неожиданностям и опасностям, но никогда не думал, что попадет в подобную ситуацию. Купер даже не позволил ему взять с собой одежду. И теперь он, абсолютно голый, трясся от холода. Время он определял по солнечному лучу, пробивавшемуся из-под двери. К полудню этот луч становился длиннее, а к вечеру – короче. Цементные стены душили несчастного узника, притупляли ум, затрудняли дыхание. Перед глазами плыли темные круги. Душу же охватывало беспредельное отчаяние.

Нет, он должен выбраться из этой клетки!

Но как?

Джесс еще раз огляделся и снова убедился, что выхода отсюда нет. Кроме железной двери, через которую его сюда втащили.

Черт побери, но где же Онести? Если Купер решил использовать ее против него, он непременно так и поступит! А Джесс не сможет воспрепятствовать этому!

А что, если все это не что иное, как часть хитро задуманного плана с целью избавиться от него? И именно Онести подговорила Купера?

Джессу трудно было поверить, что Онести оказалась способной на подобное предательство. Но ведь такое нередко случалось в жизни. В том числе и в его... Невольно он вспомнил Миранду, которая предала его самым омерзительным образом...

Он прижался спиной к стене, постоял так несколько минут и рухнул на холодный каменный пол. Сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот разорвется.

И вдруг откуда-то сверху донесся знакомый женский голос:

– Джесс, вы здесь?

Он замер и прислушался. Голос повторил:

– Джесс, ответьте мне! Милый!

Он посмотрел вверх, но ничего не увидел, кроме густой темноты. Ноздри наполнял запах угля и пакли. Джесс громко чихнул и крикнул, обращаясь к потолку:

– Это вы все задумали?

– Я задумала? – раздался удивленный вопрос. – О чем это вы?

– Вы отлично знаете, о чем, Миранда! Когда-то я по неопытности вам поверил. Но больше такое не повторится!

Несколько минут длилось гнетущее молчание. Потом снова до ушей Джесса донесся тот же голос – слабый, но отчетливый:

– Джесс, что за ерунду вы мелете? Я никакая не Миранда, а Онести! И пришла вам помочь.

Онести?!

Сердце Джесса перестало бешено колотиться и почти замерло.

– Вы слышите меня? Я пришла вам помочь!

Онести... Купер... Камера... Разве это не звенья одной цепи?

– Уходите, Онести! – громко крикнул Джесс. – Ваша помощь мне не нужна!

– Но кто еще может вызволить вас отсюда?

– Повторяю: я не желаю никакой помощи от вас!

– Послушайте, Джесс, не будьте ребенком!

– Ребенком? Это вы мне говорите?! После того как украли мою одежду и при этом сумели убедить мошенниц в том, будто бы я избивал вас и пытался изнасиловать!

– Я действительно взяла вашу одежду и отдала сестре Агнес, которая согласилась ее выстирать. Сегодня утром она вернула мне все в чистейшем виде. И вы очень ошибаетесь, называя этих монахинь мошенницами. Они честные миссионерки, поверившие в мою чистоту и невинность.

– Невинность? Изволите шутить? А знают ли они, чем вы зарабатываете себе на жизнь?

– Вы, конечно, успели все им рассказать? – прошептала Онести после продолжительной паузы.

– Они бы мне не поверили!

Онести больше не могла сдерживать слезы. Они хлынули из глаз и полились по щекам. Ведь это по своей вине она сейчас оказалась здесь! Онести думала, что оставить Джесса голым и беззащитным стало бы достойной и вполне безвредной местью за его прошлое поведение. Она не могла предвидеть, какой взрыв оскорбленной мужской гордости это вызовет у Джесса. Он просто не мог простить ей того, что она увидела его униженным и наказанным. А Онести неожиданно почувствовала непреодолимое желание дотронуться до него и убедиться, что с ним все в порядке. Она приподнялась на цыпочки, просунула ладонь в окошко, уверенная, что непременно почувствует прикосновение его рук. Но ощутила лишь пустоту...

– Я хочу вызволить вас отсюда, Джесс! – крикнула она в темноту камеры.

В ответ послышалось фырканье, смысл которого Онести не могла понять. То ли он издевался, предлагая ей не беспокоиться, или же согласился принять помощь. Но так или иначе она непременно освободит его!

Часом позже Онести сидела за столом в одной из маленьких подсобных комнатушек часовни напротив человека, который мог освободить Джесса. Святой отец Купер был высокого роста, худощавый, с крючковатым носом, узенькими глазками и скорее походил на служащего похоронного бюро, нежели на священника. Вглядевшись в его лицо, Онести поняла, что шансов выпросить у этого человека свободу для Джесса очень мало.

Все же она решила не сдаваться. Ведь Джесс спасал ей жизнь! А потому она должна освободить его! Даже если для этого придется чистосердечно исповедаться этому священнику!

– Видите ли, святой отец, – начала Онести, – произошло недоразумение. Джесс никак не компрометировал меня, не пытался соблазнить и вообще причинить мне какой-нибудь вред. Что же касается всего остального, то за это надо скорее наказывать меня, а никак не его.

Отец Купер откинулся на спинку стула и, опустив руки на колени, захрустел пальцами.

– Позвольте мне высказать то, как я все это понимаю. В последние три недели вы путешествовали вдвоем, ночевали в греховодных домах, вступали в добрачные интимные отношения и обманывали друг друга.

Онести слушала Купера, и с каждым его словом ситуация, в которой она очутилась, представлялась ей все более постыдной и компрометирующей. Она наклонила голову и тихо сказала:

– Да, святой отец, вы правы.

Она подумала, что вот-вот сама попадет в такую же камеру, как и Джесс. Но меньше всего ожидала, что ее собеседник вдруг разразится громким хохотом. Между тем именно это и произошло.

– О да! – загремел священнослужитель, сотрясаясь от неудержимого смеха. – В конце концов должна же существовать хоть какая-нибудь справедливость на этом свете!

Онести была удивлена. На лице Купера появилось злобное выражение. Водянистые глаза загорелись торжеством.

– Лучше скажите мне, как Джесс воспринял обвинения, выдвинутые против вас обоих?

Вопрос застал Онести врасплох. Она понимала, что от ее ответа зависит, останется ли Джесс в заточении или же выйдет из камеры свободным человеком. Но решила, что не может солгать священнику.

– Он воспринял обвинение мужественно и с честью. Правда, я боюсь, что он не мог сохранить при этом свойственное ему чувство юмора.

По удовлетворенной улыбке, с которой священник выслушал ответ Онести, она поняла, что он остался им очень доволен.

– Тогда, полагаю, остается только один путь, чтобы с честью выйти из ситуации, в которой вы оба оказались, – торжественно объявил отец Купер.