Этого не может быть, не может…

Но он знал — может.

Заставив себя отключиться от посторонних мыслей и полностью сосредоточиться на одном, Эгар снова оседлал коня, повесил топор и щит, взял в руку копье. Пальцы дрожали. Перед глазами снова мелькнула фигура в кожаной накидке. Он отогнал ее усилием воли — не время сейчас для нее. Как и не время искать ответы на вопросы, что холодными червяками шевелились в голове. Поискал глазами всадников. Нашел пониже горизонта, почти невидимых на сумрачном фоне степи. Одеты они были неброско, что непривычно для махаков, если только речь не шла о скрытном набеге.

Или братоубийстве.

Эгар сжал губы. Пересчитал головы. Семь, может быть восемь, идут гуськом. Шансы неравные, и время на исходе. Всадники двигались не особенно быстро, но уверенно, точно зная, куда им нужно, и держа верное направление — на одиноко стоящее дерево и могилу Эркана.

Оставленный без присмотра, костер потрескивал, набирая силу.

Вот сволочи.

Глаза затуманились, всадники расплылись, а из памяти выплыло лицо Эргунда.

— Я поеду с ним, Эг. Ты же знаешь, каким бывает Алраг, когда напьется. Знаешь, что он думает об отце. Если я его не оттащу, он обязательно полезет с кулаками.

— Да. — Эгар вспомнил пьяную ссору с невозмутимым имперским солдатом в таверне. Когда ж это было? Лет двадцать, пожалуй, прошло. — Не староват ли для такого вот дерьма?

Эргунд как-то странно посмотрел на него.

— У каждого свой путь в жизни, Эг. Кто сказал, что твой лучше нашего?

— Я ничего такого не говорил.

— Да, но…

— Ладно, оставили. Делай, что считаешь нужным. Присматривай за ним.

И отправился на какую-то встречу с соплеменниками, рассчитывая закончить дела часика за два. К тому времени Сула уже освободится, примчится в его юрту и, конечно, будет крутиться перед большим кириатским зеркалом. Он подойдет к ней сзади и…

Эгар помнил, не спуская теперь глаз с пересекающих равнину всадников, как провожал взглядом спускавшегося по склону Эргунда, как радовался, что брат уезжает. Вспоминал приятное, тянущее напряжение внизу живота, которое неизменно сопровождало все мысли о Суле, о ее горячем молодом теле.

Исполнение поминального долга требовало присутствия одного сына, и согласно традиции нести бдение должен был именно он. Больше всего ему не хотелось провести ночь в компании Эргунда или Алрага, или, если уж на то пошло, других своих братьев. Ни в шумной, вонючей таверне, ни здесь, у могилы, в продуваемой всеми ветрами степи, им одинаково не о чем было поговорить друг с другом.

Он подтянулся в седле, развернул коня и взял наперевес копье. Губы растянулись в недоброй гримасе.

Ну что ж, теперь, наверно, недостатка в словах не будет.

Пришпорив коня, вождь направил его к вершине холмика, где и остановился. Положил копье поперек седла под слегка наклонным углом и стал ждать, пока всадники подъедут поближе.

Он узнал Алрага, когда до небольшого отряда оставалось еще добрых сто ярдов, — старший брат имел привычку слегка покачиваться в седле, и хотя для нынешнего дела он завернулся в темную, с капюшоном накидку, поза выдавала его с головой.

Другие — их, хвала Уранну, оказалось все же семь, а не восемь — оделись соответственно. Какое оружие скрывала одежда, можно было только догадываться. Топоры? Булавы? Кто знает? Но у четверых имелись мечи — обнаженные клинки высовывались из-под накидок. Значит, наемники. У махаков мечи встречались редко — слишком дорого, слишком по-южному показушно и не очень удобно, поскольку служили они лишь для одной цели: убивать людей. Кочевники предпочитали оружие практичное, которое и на охоте сгодится, и для домашних дел подойдет. Похоже, Алраг договорился либо с южанами из того сброда, что не находил себе более достойного применения, либо с теми подонками из махаков, которые, поклоняясь во всем южным соседям, перенимали у них далеко не самое хорошее.

Напряжение немного спало. С этими он справится, пожалуй, без особых проблем. Не выдавая своего присутствия, Эгар молча ждал, пока всадники подъедут ближе. Когда расстояние сократилось, он поднял голову.

— Ну что, брат, может снимешь дурацкий капюшон и явишь мне свою мерзкую рожу?

Три руки натянули поводья, а одна даже вскинулась, но тут же опустилась. Так и есть, отметил про себя Эгар, трое без мечей. Значит, они здесь все. Три предателя. Алраг и Эргунд — эти наверняка. Третий — либо Гант, либо Эршал. Скорее всего, Гант. Он и раньше частенько разевал рот насчет того, какой негодный у них вождь. Не иначе как видел себя на этом месте.

Отряд остановился менее чем в двадцати ярдах от Эгара.

— Ну что ты так, Эргунд? Приехал убивать меня, а в глаза смотреть не желаешь? Отец гордился бы тобой.

Один из всадников поднял руку и откинул на спину капюшон. Лицо Эргунда защищал шлем. В тусклом свете оно казалось бледнее обычного, но в чертах под железной маской сквозила решимость.

— Мы здесь не для того, чтобы убивать тебя! — крикнул он. — Если ты просто…

— Да ладно, для этого мы и пришли. — Алраг сбросил капюшон. Шлем у него был поискусней, чем у Эргунда, с гребнем из конского волоса. — Больно уж он упрям, чтобы откланяться по-хорошему. Это всем ясно.

— Но вовсе не обязательно…

— Обязательно, Эргунд. — Голос из-под третьего капюшона принадлежал Эршалу. Шлема на нем не было. — Алраг прав, полумерами тут не обойтись.

Эгар постарался скрыть удивление. Появление Эршала стало для него неприятным и обидным сюрпризом.

— Привет, братишка. Вот уж кого не чаял здесь увидеть. Был о тебе лучшего мнения.

— Я тоже был о тебе лучшего мнения, — парировал Эршал. — Одно время казалось, что ты заслужил это место. Семь лет, Эгар! Мы дали тебе семь лет. И чем ты расплатился с нами за верность? Что сделал для нас? Ты все проссал. Выставил нас шутами. Весь клан потешается над нашей семьей. Ты не годен быть вождем. Такова правда, и все это знают.

— Все, вот как? А что же Гант? С ним что приключилось? Сломал ногу, когда залезал на лошадь? Или не набрался храбрости в харчевне, чтобы отправиться с вами?

Эршал сбросил капюшон. Из трех братьев он один отправился в путь с непокрытой головой.

— Мы не пьяны, — спокойно возразил он. — Гант не участвует в этом, но согласен с нами. Он, как и все мы, понимает, что вождем должен быть другой.

Эгар пристально посмотрел на него.

— Вы ведь понимаете, что вам придется меня убить.

— Тебе выбирать. — Эршал не отвел глаза. — Но другого выхода ты нам не оставил. Шаман прав. Если бездействовать, ты навлечешь на нас гнев Серого и всех погубишь.

— Шаман, говоришь? Вон оно что. Ты, значит, слушаешь этого старого пройдоху? Ну и дурак…

— Нам было видение! — перебил его Эргунд. — Ты оскверняешь имена небожителей! Мы все это слышали! Ты оскорбляешь уважаемых людей, не уважаешь наши традиции, не занимаешься делами клана, а все потому, что тебе некогда, что надо бежать в юрту, чтобы сунуть любой сучке, согласной под тебя подлезть. А когда напиваешься, сидишь один в углу или шатаешься ночью и поешь, как хорошо на юге, как ты по нему скучаешь, и что нам всем надо измениться, стать цивилизованными. У тебя даже нет достойного наследника. Какой пример ты подаешь молодым? Уклоняться от обязанностей и бежать всем на юг? За приключениями? Да тискать сопливых молочниц?

— Завидуешь, Эргунд?

— Пошел ты!

Эгар повернулся к Алрагу. Взгляды братьев встретились.

— А ты что скажешь? Какие еще претензии ты мне предъявишь? Какие такие границы я, по-твоему, преступил?

Алраг пожал плечами.

— Мне наплевать, кого ты дрючишь. Ты просто стоишь у меня на пути.

Раньше, отбросив капюшоны, они показали лица — теперь же Алраг обнажил правду, явил истинную причину, и она предстала перед ними во всей своей мерзкой откровенности, с кривой ухмылкой на хищной роже. Маску разговора стащили и отбросили за ненадобностью. Все замерло в холодной тишине ночи, ожидая неизбежного.

Эргунд почувствовал это острее остальных.

— Послушай, Эгар. Так быть не должно. Ты можешь уйти, только отдай нам оружие и коня. Поклянись на могиле отца, что не вернешься. Тебя довезут до гор и отпустят.

Впору было рассмеяться — Эгар довольствовался ухмылкой.

— Это они тебе так сказали? Потому ты и согласился? Дал себя уговорить?

— Это правда.

— Вранье, пустоголовый ты чурбан. Они даже не потрудились придумать что-нибудь поубедительнее. — Эгар кивнул в сторону молчаливых, так и не снявших капюшонов наемников. — Посмотри на них. Они перережут мне глотку хотя бы ради того, чтобы не тащиться к каким-то там горам. Удивительно, что они вообще согласились появиться здесь до того, как вы меня разоружите. Надеюсь, вы не заплатили им вперед.

Кто-то из наемников выругался, кто-то заворчал, а один даже вытащил меч и угрожающе замахнулся. Не привыкшая к резким движениям лошадь подалась в сторону, и весь эффект от жеста смазался.

— Заткни свое поганое хлебало, — прозвучал молодой, напряженный голос.

— Я, пожалуй, подожду, пока ты подъедешь и сделаешь это сам. — Все время, что шел обмен репликами, конь и всадник на холмике оставались абсолютно неподвижными. Эгар увидел, как дрожит вытянутый горизонтально меч, каких усилий стоит наемнику удерживать его в таком положении. Увидел и усмехнулся. — Сынок, тебе не все сказали. Ты хоть знаешь, кто я?

Паренек отбросил капюшон и, воспользовавшись моментом, опустил меч. На нем тоже был шлем, правда, весьма грубой работы, а вот шею и плечи закрывало что-то наподобие кожаного панциря. Лицо вполне соответствовало голосу — жиденькая бородка, угри на лбу и подбородке, бледная кожа. Наверно, из свободных городов. На вид восемнадцать-девятнадцать. Губы влажные, растянуты — надо же выплеснуть весь свой гнев.

— Считай, ты уже покойник! — завопил он.

— Мы все ими будем, раньше или позже. Но, полагаю, ты пройдешь по Небесному Пути прежде меня. Мне ведь доводилось убивать драконов. Тебя я использую вместо зубочистки.

— Да я тебе кишки выпущу!

— Да-да, во сне твоей сифилитички мамаши.

И тут, разумеется, все посыпалось.

Эгар услышал, как крикнул Алраг, но был ли крик попыткой предотвратить намечающуюся бойню или выражением нетерпеливого желания поучаствовать в ней, он так и не понял. В любом случае это уже не имело значения — юнец наемник пришпорил коня и с искаженным злостью лицом устремился в неподготовленную атаку. За ним, размахивая мечом, последовал второй — он даже не удосужился снять капюшон, и тот то съезжал назад, то наползал на глаза. При этом сопляк орал что-то, но разобрать было трудно.

Неучи вшивые.

Эгар встретил обоих сразу. Ударом снизу одним концом копья рассек горло первой лошади, которая в панике пронеслась мимо. В воздухе блеснули сорвавшиеся с лезвия капли крови, предсмертное ржание смешалось с воплем перепугавшегося юнца. Конь Эгара элегантно отступил в сторону, словно избегая коллизии с дамской коляской на бульваре. Второй наемник резко натянул поводья, чтобы избежать участи товарища. Кровожадные мысли, похоже, вылетели у него из головы. Эгар, наклонившись, одним жестоким ударом вверх снес ему половину физиономии вместе с капюшоном. Бедняга взвыл от боли, наугад рубя мечом воздух. Шлем слетел с него, как кружка со стола в таверне. На месте лица болтались рваные полоски плоти. Запаниковавший скакун резко взял в сторону, добавив испуганное ржание к воплю всадника, и рухнул на землю. Эгар тронул своего коня, и тот, сделав шаг вперед, элегантно прошелся стальными подковами по грудной клетке наемника. Затрещали под копытами кости. Эгар вскинул голову и завыл.

А на него, оскалившись и выставив копье, уже несся Алраг. Отразить этот удар Эгар не успевал.

Но…

Эгар бросил коня вбок, оказавшись на неприкрытом фланге. Алраг заметил маневр брата, однако перебросить копье в другую руку не хватило времени, и он успел лишь схватить его второй рукой и выставить блок. Два копья столкнулись по касательной, и уже в следующее мгновение Алраг промчался мимо и тут же осадил коня, чтобы развернуться для новой атаки. Эгар знал, времени у него мало — старший брат был опытным наездником и умелым воином.

Два оставшихся наемника держались пока вместе и расставаться не спешили. Один помахивал мечом, а второй возился с небольшим арбалетом, торопясь пустить его в дело. На них, пустив коня в галоп и снова издав долгий, пробирающий до костей вой, и нацелился Эгар.

Как он и ожидал, лошади испугались и подались в разные стороны. Не обращая внимания на того, что с мечом, Эгар ринулся к его товарищу с арбалетом, представлявшему куда большую опасность. Острие копья ударило в спину с силой вполне достаточной, чтобы выбить всадника из седла, и легко пробило тонкие доспехи, если таковые имелись, и раздробило позвоночник. Эгар вырвал копье из раны, чтобы не лишиться оружия, когда враг упадет. Лезвие вышло легко, тело сползло с седла и, кувыркнувшись, как куль соломы, брякнулось на землю. Правда, Эгар этого не видел — он уже разворачивал коня.

Алраг изготовился для удара.

Эгар взревел и успел лишь выставить копье навстречу брату. Алраг отклонился. Копья столкнулись и разлетелись. Всадники разъехались. Вождь бросил взгляд вправо-влево. Последний наемник удирал, отчаянно, будто его преследовали демоны, нахлестывая лошадь. Эгар ухмыльнулся.

— Ну что, теперь только свои? — крикнул он в темное небо. — Так ведь удобней?

Что-то просвистело над головой. Конь под ним заржал и вздыбился. Из шеи животного торчала короткая стрела с черным оперением. Эгар оглянулся — Эршал, держа в одной руке маленький лук, другой тянулся к висящему у седла колчану. Младший братишка с детства отличался ловкостью во владении именно этим оружием.

— Ах ты говнюк!

Он подал жеребца вперед, и тот, выполняя команду, пошатнулся. Вторая стрела засела в боку. Из раны ударила кровь. Конь снова заржал, рванулся вперед, но после нескольких шагов его повело в сторону. Эгар вскрикнул вместе с ним, но остался в седле.

— За это, тварь, я вырву твое черное сердце!

Третья стрела угодила в глаз. Словно взбесившись, животное вскинулось и завалилось, выбросив Эгара из седла. Он упал, прокатился по земле, сумев каким-то чудом сохранить копье и даже не напороться на него, и остановился в высокой траве. За спиной у него бился в предсмертной агонии конь.

Кружилась голова. Эгар поднялся на четвереньки. Рыкнул негромко, стиснув зубы. Вставай, махак. Живей, кнут тебе в задницу. Лошадь опять заржала. Он огляделся. В свете Обруча силуэты Эргунда и Эршала четко вырисовывались в дюжине шагов на фоне почти черного неба. Алраг направлялся к ним, держась в седле уверенно, прямо, довольный собой. Метнуть нож не позволяло расстояние.

Чуть дальше, слева, молодой наемник, словно споткнувшись обо что-то, упал и затих. Похоже, при падении несчастный сильно ударился головой. Больше он уже не поднялся.

Эршал выпустил в раненого коня еще одну стрелу. Тот ответил слабым ржанием.

— Да добей же его, ради Уранна!

Эргунд всегда переживал, когда страдали животные. Эгар до сих помнил один случай…

Свист стрелы. Конь всхрапнул и затих. Эгар, пригнувшись, скользнул в сторону. Пальцы сжали древко копья. Пульсирующая ярость пикой била в мозг. Что бы теперь ни случилось, он порвет Эршала на части.

— Хватит, Эгар, выходи!

Голос брата прозвучал спокойно на фоне угасающих хрипов боевого коня. Эгар осторожно выглянул, подняв голову над покачивающейся травой. Эршал сидел в седле ярдах в десяти и целился ему в грудь. Холодный ужас прошиб вождя в те мгновения, пока он ждал удара. Промахнуться с такого расстояния невозможно.

— Вот так. Поднимись, чтобы я тебя видел.

Эгар выпрямился. Горькая усмешка тронула уголки губ. В запасе оставался только нож. Попробовать? Он разжал пальцы — копье упало в траву.

— Что ж, давай. Закончим это дело.

— Тебе давали шанс. Мог бы и…

— Ладно, не тяни.

Подъехавший сбоку Алраг остановился, смерил взглядом путь стрелы.

— Чего ждешь? — раздраженно спросил он.

Эршал мельком, не выпуская из поля зрения Эгара, посмотрел на одного, потом на другого брата.

— Ну что, все согласны?

Эгар потянулся за кинжалом.

Эршал выстрелил.

Мир накрыла тьма.

Нет, понял он, не тьма. Стрела не ударила.

Не тьма встала перед глазами, а полумрак, какой бывает, когда, прежде чем войти в юрту, долго смотришь на солнце. Или в ихелтетском театре перед началом представления.

Даже степной ветер как будто затаил дыхание.

На пути выпущенной Эршалом стрелы встала появившаяся невесть откуда фигура в кожаной накидке и надвинутой на глаза широкополой шляпе. Призрак — если это был призрак — вытянул руку и, не особенно напрягаясь, схватил стрелу прямо в воздухе. Пальцы его при этом — Эгар хорошо разглядел — удлинились и согнулись так, как никогда не смогли бы человеческие. В повисшем над степью безмолвии прозвучал голос, одновременно далекий и близкий.

— Боюсь, этого я допустить не могу.

И ветер внезапно вернулся, налетел, принеся с собой снова отчетливый привкус паленого. Лошади тоже почуяли его — заржали испуганно и даже попятились. Эршал выругался и, пытаясь удержать коня, выронил лук.

— Харджалат! — прохрипел Арлаг.

— Не совсем. — Привидение опустило руку и ловко переломило стрелу. Половинки упали на землю. — Харджалат… он другой и, когда желает показать себя, является в ином обличье. Впрочем, в данном случае различие значения не имеет.

Эргунд, отпустив поводья, торопливо осенил себя защитным знамением.

— Мы здесь выполняем поручение Келгрис. Изыди, демон. Нам ты не воспрепятствуешь.

— Все не так просто, — прошептал дух. — Вот…

Той же рукой, что переломила стрелу, он, словно по водной глади, провел по траве. От прикосновения по ней побежали волны, вроде бы беспорядочные, но определенно бросая вызов дующему с севера ветру. Трава наклонилась, зашевелилась, заметалась, образуя бугорки, будто под ней двигались невидимые морские существа.

— Видите?

Бугорки стали вдруг разрастаться, увеличиваться, подниматься и принимать более строгую форму. В несколько мгновений вокруг привидения образовалось с десяток таких холмиков. У Эгара перехватило дыхание — он понял, что видит перед собой. Дух в кожаной накидке окружал себя солдатами, но солдатами не из плоти и костей, а сплетенными из травы, и все они находились в постоянном движении, как зашедшие по пояс в воду купальщики.

— Нет в степи угла, — загадочно молвил призрак странно усталым, почти сонным голосом. — Но кровь человеческая пала на землю и удобрила ее. Иногда степь можно заставить вспомнить такие дела. Убейте их.

И травяные человечки, вняв приказанию, бросились вперед.

Оружия у них не было, как не было вообще ничего, кроме неуклюжих цепких рук-усиков, но они накатывали злобными волнами, цеплялись за ноги лошадей, ползли по ним вверх, оставляя после себя содранную в кровь кожу. Эгар видел, как барахтается в безжалостных объятиях конь Эргунда, как закатывает от страха глаза, как сам Эргунд осеняет себя охранительными знаками и выкрикивает пронзительно имя Келгрис, как плетеные щупальца тянут его вниз следом за животным и как затихают хриплые, булькающие стоны. Видел, как Алраг отбивается копьем, вопя и изрыгая проклятия, как разворачивает лошадь Эргал, лицо которого превратилось в маску ужаса…

Кончилось все быстро. Пара плетеных тварей накинулись было на Эгара, и он наклонился, чтобы поднять копье, но трава уже обвилась вокруг древка, зацепилась за лезвия и упрямо отказывалась вернуть добычу. Несколько секунд поединок напоминал какое-то безумное перетягивание каната, одно из любимых состязаний махакской молодежи, потом Эгар вырвал оружие и даже успел отсечь длинную размашистую руку и ткнуть пару раз в образовавшиеся на травяной голове крохотные глазки. Отрубленная, условно говоря, у локтя рука просто-напросто снова стала травой. На голове появилось подобие рта, из которого вылетел жуткий, напоминающий шорох пронзительный звук, от которого кровь стыла в жилах.

— Не его.

Фигура в кожаной накидке прошипела эти слова, не поворачиваясь, лишь дернув, словно стегая кнутом, рукой через плечо — у человека от такого жеста наверняка бы выскочил сустав. Две травянистые формы опали, будто растекшиеся по берегу волны, и исчезли. Только легкий шорох ветра — и ничего больше. Эгар облегченно выдохнул и огляделся. Сброшенный с коня Алраг еще ревел в объятиях травы, а Эршал уносился прочь, нахлестывая своего рысака и как сумасшедший рубя пустой воздух. Трава вспухла в нескольких местах, будто выискивая новую жертву, потом опустилась, сникла. Эгар остался один на один с призраком.

Тот медленно повернулся к нему. Черты лица, напоминая человеческие, не поддавались описанию. Глухой, будто донесшийся из пустоты, голос отозвался в голове Эгара тупой пульсирующей болью, какая бывает лишь с сильного похмелья.

— Ты должен был остаться в живых, Дрэгонсбэйн. Для этого тебя и предупредили.

— Кто… — Эгар никак не мог отдышаться, — ты… такой?

Глаза под шляпой недобро блеснули.

— Это сложно объяснить.

— Спешить некуда. Нам никто не помешает.

— Времени у тебя не так много, как ты думаешь. Твой брат Эргунд упоминал Келгрис, слышал? Ее расположением пользуется шаман Полтар. Я всего лишь дал тебе небольшую передышку.

Гнев превозмог страх. Эгар сжал копье. Скорчил гримасу.

— Послушай. Не подумай, что я не благодарен за помощь. Спасибо. Ты спас мне жизнь. Колдовством или как, не знаю, но это долг крови, и я готов рассчитаться, когда тебе будет угодно. Но чтобы рассчитаться, надо знать, кому должен. Это справедливо.

Было темно, но Эгару все же показалось, что его странный избавитель закатил глаза. Потом отвернулся на мгновение, будто оглядывая степь. А может, просто посмотрел на тонкую струйку дыма, поднимавшуюся еще от костра.

— Вот уж не думал, что дойдет до этого, — пробормотал призрак под нос. — Объясняться с каким-то вонючим скотником. Бывает же такое. Ладно, слушай. Когда-то в далекие времена я воровал огонь. Знаешь, что это такое, ты, жалкий овцелюб? Я приносил владыкам приговор судьбы. В незапамятные времена, когда Земля была еще юна, когда луна висела в этом небе, я, облачившись в подходящую плоть, вселял ужас в сердца вознесенных на трон и облеченных властью. И не только здесь, на этом жалком комочке глины, но и в десятке иных миров. Я принимал обличье духа и проходил бескрайними… а, пропади оно все пропадом. Неважно. Значит, так. Имя. Ты его знаешь.

И Эгар вдруг понял, что — да, он знает имя.

Озарение пришло внезапно, словно кто-то снял с его глаз повязку, словно он сам выбрался из мутного тумана лихорадки. И кожаная накидка, капитанский плащ, вызвала из памяти древний махакский миф. Сказания о путешественнике, страннике, бродившем по суше, но чаще по морю, мастере перевоплощений и уловок, смертельно опасной и неразборчивой в своей жестокости силе, мрачном заемщике человеческих тел. Самом непредсказуемом, самом капризном и несговорчивом из небожителей.

Загробным холодом дохнуло на него.

— Такавач, — прошептал вождь.

Призрак в шляпе едва заметно кивнул, но в глазах его блеснул отсвет ледяной улыбки.

— Вот и хорошо. Ну что, теперь, когда знаешь, ты доволен?

— Что? — Эгар с усилием сглотнул. Голос вернулся к нему лишь шепотом. — Что ты хочешь от меня?

— Так-то лучше. Всему свой черед. Перво-наперво я хочу, чтобы ты заткнулся и послушал. Твой брат Эршал ушел живым. Через несколько часов он поднимет всех и расскажет, что ты одержим демонами.

— Одержим демонами? Да кто ему пове…

— Перебьешь еще раз — зашью рот травой. И не думай, что пожалею. — Существо, назвавшееся Такавачем, раздраженно вздохнуло. — Итак, внимай. Эршал скажет, что вместе с братьями отправился разделить ночное бдение у могилы. Скажет, что они изрядно выпили — такое объяснение все примут. Что ты рассвирепел, призвал демонов и убил Алрага и Эргунда, а ему едва удалось избежать участи братьев. Полтар подтвердит его рассказ своей обычной трепотней насчет того, как растленные южные привычки разъедают присущую махакам нравственную чистоту. Он, кстати, уже давно об этом твердит. На рассвете твои соплеменники примчатся сюда и сами все увидят. Хочешь посмотреть, как именно умерли Алраг и Эргунд?

Вопрос прозвучал риторически, поскольку Такавач уже направлялся к тому месту, где пал Алраг. Эгар поплелся за ним. Сначала путь им преградил труп лошади — в пятнах крови, опутанный травой. Эгар переступил через него и увидел за вывалившимися внутренностями животного то, что осталось от брата.

Алраг лежал на примятой, залитой кровью траве, прикованный к земле. Стебельки и побеги обвились вокруг членов и туловища, впившись в плоть и даже порвав местами кожу, проникнув в глаза, нос и рот и превратив все в кровавое месиво. Шея вывернулась под неестественным углом, лицо приникло к земле, рот растянулся. В горло уходила плетеная веревка толщиной в руку и влажная от крови.

В бледном мерцании Обруча все это выглядело нереально, словно на вытравленной на металле картине. Усилием воли Эгар не отвел глаз, заставляя себя смотреть — в упор, не мигая, пока не заболели глаза.

Братоубийца.

Кого обвинял прозвучавший в голове голос? Он не знал.

Стоявший рядом Такавач с любопытством посмотрел на кочевника, потом шагнул к телу и опустился на корточки у головы Алрага. Кожаная накидка накрыла его, лишив всякого сходства с человеком. Эгару он напомнил нахохлившегося, приготовившегося к пиршеству стервятника. Небожитель взглянул на него через плечо.

— Хочешь посмотреть на Эргунда?

— Нет, — с трудом выдавил Эгар. — Достаточно.

— Думаю, что да. — Такавач потянул за уходящую в рот Алрага веревку — она почти не поддалась. — Ты, наверно, согласишься, что иначе как колдовством такое объяснить трудно.

— Объяснить? — Он еще раз посмотрел на старшего брата и резко повернулся. Повесил за плечо копье, бросил взгляд на небо и зашагал в сторону лагеря. — Я им объясню. Засуну Эршалу лук в его поганую глотку, вот и все объяснение.

— И куда ты теперь? — торопливо бросил вслед Такавач. — А шаман? А Келгрис?

Эгар не только не остановился, но даже и не обернулся.

— В лагерь. Выпущу кишки этому недоноску, потом насажу на кол и оставлю на корм стервятникам. А если Келгрис вмешается, устрою и ей праздник.

Где-то за горизонтом прогрохотал гром. Собравшиеся над ним тучи на мгновение вспыхнули недобрым лиловым отсветом.

— Вот, значит, как. — Такавач внезапно оказался рядом с ним. — Эгар Сокрушитель Драконов уже вознамерился сражаться с богами? А не великоват кусок будет? Не боишься, что подавишься, скотник? Келгрис все-таки небожительница. Ты понятия не имеешь, как ее убить. Даже не знаешь, как к ней подступиться.

— Вот ты и подскажи, — бросил на ходу Эгар.

Короткое молчание. Такавач не отставал.

— Этого я сделать не могу. Есть определенные правила, соблюдать которые обязаны все. Клятвы, узы… то, что нас объединяет.

— Ну и ладно. Тогда ничего не говори. Ты для меня и без того много сделал.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, — бросил Эгар. — Ничего не хочу сказать. Там остались два моих брата, и я намерен довести дело до конца. Вот и все. Может, оставишь меня в покое? Чего увязался? Отвали.

К его удивлению, небожитель так и сделал. Отстал и только смотрел вождю вслед. На горизонте снова ударил гром, и если бы Эгар обернулся, то увидел бы, как Такавач содрогнулся.

— Отлично. Валяй. Ищешь смерти, поспешай. Только до лагеря тебе не дойти — Келгрис пошлет против тебя легион степных демонов и легион степных волков, а если и этого покажется мало, напустит призраков. С нее станется. А у тебя, дурья башка, и коня даже нет!

Эгар сделал вид, что не слышит. Перед глазами стояло изуродованное тело Алрага.

— Вот оно как! — заорал ему в спину Такавач. — Вот как скаранакский вождь расплачивается по долгам! Вот и вся его благодарность!

Это остановило Эгара лучше стрелы. Секунду он стоял, опустив голову. Потом перевел дыхание. Кивнул себе самому. И повернулся к закутанной в кожаный плащ фигуре.

— Чего ты хочешь от меня, Такавач?

— В данный момент я хочу только одного: чтобы ты оставался среди живых. Разве это так уж плохо?

Братья его остывали в траве у отцовской могилы. В памяти всплыли слова Марнака.

«Выходишь живым из боя и думаешь: как же повезло. Стоишь и не можешь себе объяснить, как же ты уцелел, почему цел, когда все поле завалено телами и залито кровью. Почему небожители оставили тебя в живых. Для какой цели. Что тебе предназначили там, в Небесном Доме».

В запертые двери мира снова постучал гром.

Лицо вождя дернулось, словно от тика. Буря приближалась, тучи бежали уже над степью, сгущаясь, теснясь. В какой-то момент показалось, что само будущее коснулось его Шеи холодными пальцами. Те, кто служит далеким целям Небесного Дома, редко получают за это награду, а уж герои меньше всего. Для них награда — легенда. Он сплюнул в траву.

Вернулся к тому, кто ждал его, закутавшись в накидку. Посмотрел в мерцающие глаза под низко надвинутой шляпой и вдруг понял, что в странной буре, охватившей его сердце, совсем не осталось места для страха.

— Ладно.