— Кала-Ратжада, — назидательно произнес Патрик в ответ на вопрос Тони, — это одна из самых живописных рыбачьих гаваней Мальорки. Она расположена в семидесяти пяти километрах к востоку от Пальмы на скалистом побережье и окружена сосновыми рощами и горами. Посмотрите — не пожалеете.
— В следующий раз будешь знать, как спрашивать ирландца, — сказал я, подавив зевок. Но Патрик ещё не закончил.
— Оттуда в Пальму регулярно ходит автобус с заходом в Арту. Отъезд в семь тридцать утра, возвращение в шесть вечера. Другие автобусы четыре раза в день отправляются в Капдеперу и Арту, кроме того, там можно взять напрокат автомобиль. Даже с водителем. Справки и заказы в приемной отеля.
— Какого отеля? — спросил Тони.
— Вот здесь ты застал меня врасплох, братец. Об этом путеводитель умалчивает.
— Какой же ты после этого курьер! — презрительно фыркнул я. — Сейчас, в этой Кала-как-там-ее, должно быть, уже четыре сотни отелей. К тому времени, как ты обойдешь все приемные, отпуск успеет закончиться.
— Я готов рвать на себе волосы, Расс, и посыпать их пеплом, но не поддашь ли ты газу, не то мы и до завтра не доберемся.
Вы, возможно, уже догадались, что мы ехали на вечеринку, которую устраивал Гарри Оньон. Стоял теплый субботний вечер и жизнь казалась восхитительной. По пути мы заскочили в Пальму, перехватили в "Кантина Кристи" по паре коктейлей и теперь неслись по автостраде в самом радужном расположении духа. Предстоящая вечеринка приятно будоражила воображение.
Лично я подготовился к долгожданному уик-энду на славу. Во всяком случае, зубная щетка надежно покоилась во внутреннем кармане. Будучи наслышан про знаменитые междусобойчики Гарри Оньона, я тем не менее решил лишний раз попытать Патрика.
— Слушай, Холмс, а ты абсолютно уверен, что девчонок там на всех хватит?
— Ну, "на всех", это, конечно, относительно, Расс. Себя ты, надеюсь, в виду не имеешь?
Я терпеливо вздохнул.
— Холмс, ты можешь хоть раз в жизни прямо ответить на поставленный вопрос?
— Если ты имеешь в виду, хватит ли девушек нормальным особям мужского пола, привыкшим ограничивать себя двумя — тремя сексуальными контактами в день, то ответ, конечно, положительный…
— Хватит, — заверил я Тони.
— Отлично.
— … если же баловница-природа наградила тебя таким могучим либидо, которое проявляется в сверхъестественных потребностях…
— Наградила? — полюбопытствовал Тони.
Я кивнул.
— …то, при всем к тебе уважении, я буду не столь уверен в своем ответе. Скажу так: возможно, но гарантировать ничего не стану.
— Патрик… — произнес я.
— Что, дорогой?
— Ты уверен, что девчонок там на всех хватит?
— А, понимаю, ты относишься к тем людям, которым нужно все объяснять на пальцах. Слушай сюда. На последней вечеринке Гарри Оньона, которая состоялась в отеле "Вилланова", присутствовало двести восемьдесят шесть гостей. Из них добрых две сотни приходилось на лиц женского пола в возрасте от восемнадцати до тридцати. Такой расклад тебя устраивает?
Я кинул взгляд на Тони. Тот закивал. Я тоже кивнул.
— Вполне.
— Тогда, вперед, половые бандиты!
Тони похотливо потер ладоши, а я надавил на педаль акселератора.
Почти час спустя Патрик, высунувшись из окна машины, спросил встречного испанца:
— Эй, сеньор, вы не подскажете, где здесь особняк графа Буэнано?
Угрюмый и неопрятный крестьянин приблизился к нам и пробурчал:
— Проедете ещё километр, потом свернете влево, подниметесь в гору и увидите. Он торчит посреди поляны в сосновом лесу, откуда виден весь город.
— Спасибо, сеньор, примите это в знак нашей благодарности.
Патрик вручил ему горстку песет, которые крестьянин с удовольствием принял, обнажив рот, полный гнилых зубов.
Я поднажал на газ, и мы покатили дальше.
— Что-то ты сегодня подозрительно любезный, — заметил я, обращаясь к Патрику.
— А что он сказал этому пейзану? — полюбопытствовал Тони, который не знал ни слова по-испански.
Я объяснил.
— Мир сегодня как-то особенно прекрасен! — воскликнул Патрик. — Я ощущаю настоящий прилив великодушия и любви к ближнему своему. И твердо намереваюсь сохранить этот настрой до самого окончания вечеринки.
— Храни Господь твою пассию — кем бы она ни оказалась, — истово перекрестился я. — Как вы думаете, наш приятель имел в виду вот этот поворот?
— Попробуй, я разрешаю, — великодушно предложил Патрик.
Я попробовал, и мы въехали на мусорохранилище консервной фабрики. Так, во всяком случае, мне показалось — уж очень там воняло рыбой. Я дал задний ход, снова выбрался на главную дорогу и снова съехал налево на следующем повороте. На этот раз длинная, как тонкая кишка, дорога завела нас в тупик, который заканчивался отвесной каменной стеной.
— Давай вернемся и отнимем у этого проходимца наши политые потом песеты, — предложил я. — И намекнем парой увесистых тумаков, что врать грешно.
— Терпение, — провозгласил Патрик. — Времени у нас ещё хоть отбавляй. Не повезло сейчас — получится в следующий раз. Разворачивайся, и поищем другой поворот.
С третьей попытки мы наконец попали куда стремились. Вот и гора, вот и сосны, а вот — трижды ура! — особняк графа Буэнано. Оле!
* * *
Въехав в высоченные кованые ворота, мы очутились в сказочных владениях маркиза де Карабаса. Так, во всяком случае, они могли выглядеть, по представлениям Шарля Перро. Бесконечная череда аккуратно засеянных полей, ухоженных тучных лугов и аккуратно подстриженных лужаек, изумительные рощицы серебристых березок, загадочно покачивавшихся в лунном свете. Захваченный этим зрелище, я совершенно позабыл, что нахожусь на Мальорке.
— Господи, вы только посмотрите на эту красоту! — не выдержал Патрик. — Ух ты, ребята, вот это дворец!
Как будто мы оказались в волшебной стране. Когда росшие впереди сосны расступились, нашим ошеломленным взорам открылось совершенно фантастическое зрелище — колоссальный белокаменный замок в испанском стиле, настоящий сказочный чертог! Спален, должно быть, в сорок. Возведенная на самой вершине утеса, твердыня эта господствовала над раскинувшимися внизу городком и широкой гаванью, которые были видны, как на ладони.
Дворец окружала каменная, высотой примерно по плечо, ограда, отстоявшая от него на довольно значительное расстояние. Миновав широченные ворота, мы въехали во внутренний двор, окруженный фонтанами и пестрыми клумбами, и подкатили по усыпанной гравием аллее к самому входу.
Дом был ярко освещен, со всех сторон лилась громкая музыка. Повсюду сновали людские толпы. В нескольких местах весело полыхали огни барбекю, вокруг которых сгрудились гости с веселыми, раскрасневшимися физиономиями. Отовсюду доносился громкий смех. Словом, веселье было в самом разгаре.
Не успел я приглушить мотор, как невесть откуда выпрыгнувший лакей в ливрее уже открыл мою дверцу и заботливо проворковал:
— Пожалуйста, оставьте ключи, сеньор. Я поставлю вашу машину на удобную стоянку прямо за домом.
— Э-ээ…
— Мистер Оньон находится сейчас в главной гостиной и будет рад приветствовать вас.
— Э-ээ, спасибо.
Мы вылезли из машины и проводили её слегка одуревшими взглядами. Челюсти у всей нашей троицы поотвисали. Нет, вру — только у нас с Тони. Патрику уже приходилось бывать здесь и раньше.
— Господи, ты когда-нибудь видел нечто подобное? — проквакал Тони.
— Нет, — ошеломленно помотал головой я.
— А что я вам говорил! — торжествующе воскликнул Патрик. — Гарри открыл летний сезон. Это считается здесь событием огромной общественной значимости. Король вернулся из изгнания. Наполеон сбежал с Эльбы. Пойдемте, заплатим дань уважения.
Видели бы вы такую прихожую! В зале с выложенными черными и белыми мраморными квадратами полами можно было спокойно летать на вертолете. Наверх вела широченная величественная лестница. С потолка свешивались огромные золоченые хрустальные люстры, покрытые тонкими, как паучьи лапки, узорами. Повсюду были в изобилии расставлены тропические растения в кадках и горшках. И люди… сотни, тысячи, миллионы беззаботно расхаживающих, жующих и хохочущих людей.
Я спросил одного из бесчисленных лакеев, стоявшего у зеркальной стены:
— Как пройти в главную гостиную?
Он указал в противоположный конец залы. Я мог бы не спрашивать. Там столпилось около десяти миллионов человек. Шум стоял одуряющий!
Мы протолкались через несметную толпу, сшибаемые с ног терпкими винными парами. Да, народ гулял на всю катушку! И все же, над ревом толпы явственно слышался раскатистый хохот Гарри. Он стоял, окруженный плотным кольцом поклонниц, приятелей и просто халявщиков, любителей повеселиться на дармовщинку. Как и прочая публика, одет Гарри был свободно, даже небрежно, но со вкусом — белоснежная, шитая золотом рубашка с расстегнутым воротничком, мышиного цвета брюки и коричневые туфли аллигаторовой кожи.
В одной руке Гарри держал огромный дутый бокал, наполненный чем-то розоватым, а в другой — сигару размером с изрядную торпеду. Выглядел он потрясающе — бронзовый от загара, безукоризненный и счастливый.
Наступая на чьи-то ноги, на ходу извиняясь и чертыхаясь, мы пробились к нему — возглавлявший наш маленький отряд Патрик рассекал толпу, как русский атомный ледокол.
— Привет, дружище! — радостно проорал Гарри, перекладывая сигару в левую руку и жизнерадостно вцепляясь в руку Патрика. Друзей прихватил? А, вижу — привет, ребята! Что ж, Патрик, ты наши правила знаешь: ешьте, пейте и трахайте все, что приглянется! На всех хватит. Жаркое на воздухе, бары и бля… то есть, девушки — повсюду. Хотите задержаться на ночь — или на неделю — располагайтесь, где душе заблагорассудится. Словом, чувствуйте себя, как дома.
— Спасибо, Гарри! — прокричал в ответ Патрик. — Сколько у вас гостей на сей раз?
Гарри выразительно развел руками, облив кого-то напитком из своего бокала.
— Понятия не имею. Человек триста. Какая разница? — Он покатился со смеха, выплеснув добрый галлон розового коктейля на ближайшую к нему парочку. — Жизнь дана нам лишь однажды.
Вперед, ребята! Оле!
Мы протолкались к одному из баров, установленному в самом углу. Трое ладных испанцев, еле различимых за батареями бутылок, едва успевали поворачиваться, обслуживая жаждущих гостей.
— Что вам взять? — прокричал Патрик. — Шампанского для затравки?
Мы дружно закивали.
Выбравшись с бокалами из толпы, мы остановились у стены, чтобы без помех полюбоваться на гостиную. От обстановки и пышного, даже роскошного убранства захватывало дух. Высоченные потолки украшали великолепные лепнина и мозаика — преобладали бирюзовый, белый и золотистый тона. Затянутые бледно-зеленым шелком стены украшали живописные полотна, многие из которых выглядели старинными и ценными. Напротив бара высился колоссальных размеров камин — я даже не представлял, что такие бывают, — сделанный, как мне показалось, из чистого серебра и украшенный зеркалами. Пол устилали плиты розового, белого и бирюзового мрамора, в обычные дни, наверное, покрытые коврами. Сегодня же, по случаю веселья, ковры и мебель, должно быть, куда-то вынесли.
Возраст гостей колебался, по-моему, от восемнадцати до восьмидесяти. Каких только образчиков здесь не было: веселые, угрюмые, разбитные, заносчивые, красивые, милые, тщедушные, уродливые… Словом, на любой вкус. И откуда их только понабрал Гарри? Я даже не мог представить, как могли попасть сюда некоторые из них. С другой стороны, глядя на нас с Патриком и Тони, любой из них мог легко впасть в такое же недоумение.
— Наш Гарри — пылесос людского общества, — шепнул мне на ухо Патрик.
Догадавшись, что он, наблюдая за мной, прочитал мои мысли, я согласно ухмыльнулся и кивнул.
— Кстати, как тебе окружающие девицы? Положил хоть на одну глаз?
Патрик потряс головой.
— У меня здесь выработалось твердое правило: никогда не набрасываться на какую-нибудь одну девчонку, пока не пересмотрю всех. Порой случается так, что самые отборные штучки появляются уже за полночь.
— А он и в самом деле не возражает, если мы останемся на ночь? поинтересовался Тони.
— На ночь? — хохотнул Патрик. — Да оставайтесь хоть до Рождества. Только заботьтесь о себе сами — здесь официально не принято навязывать гостям любой сервис, так что, если умрете от голода — будете виноваты сами. Невероятно, но это факт. Потрясно, да? Пошли гулять. Посмотрим, кто тут ещё есть, а потом подышим воздухом.
Мы поднялись по сказочной лестнице и протопали несколько миль по лабиринту бесконечных коридоров и холлов. Внутри дом оказался даже больше, чем выглядел снаружи. Спальням, ванным, кабинетам, гостиным не было числа. И все роскошно, с самым утонченным вкусом обставлено. Примерно четверть комнат стояли запертые, должно быть, чтобы уберечь личные сокровища графа. Все остальное было в полном распоряжении орды гостей.
Мы с Патриком случайно заглянули в комнату, оказавшуюся библиотекой, когда сзади из коридора послышался истошный крик Тони:
— Ко мне, братва!
Выйдя, мы увидели, что он стоит на пороге полуоткрытой двери, отчаянно размахивая руками.
— Сюда, вы только посмотрите!
Это оказалась ванная, но ничего подобного вы точно не видывали. Представьте себе выложенную бирюзовым с золотом кафелем залу размером с волейбольную площадку, посреди которой красуется круглый бассейн диаметром футов в восемь и фута в три глубиной, окруженный диванчиками с пушистым белым мехом. И это ванная!
Все в ней было позолочено: трубы, смесители и краны, крючки для полотенец и халатов; и даже сам бассейн был выложен яркой золотистой мозаикой. Повсюду были раскиданы огромные мягкие подушки, стояли покрытые шкурами шезлонги, а в углу рядом с приличных размеров баром был установлен телевизор с огромным экраном.
— Да, ребята, — Тони сокрушенно покачал головой. — Держу пари, что его жена никогда не ломится в запертую дверь, крича: "Выходи, эгоист, папочке нужно бриться!"
Закончив обход дворца, мы в очередной раз наполнили бокалы и вышли на свежий воздух.
— Жрать хотите? — спросил Тони. — Я проголодался, как целая стая бродячих собак.
Мы побрели к одной из гигантских жаровен, где готовили барбекю. Масштабы стряпни впечатляли: вокруг хлопотала целая троица поваров, лица которых при свете полыхающих углей блестели от пота.
Патрик принюхался:
— Эх, какой аромат! Даже ноздри щекочет. Что за божественные яства вы тут сотворили, сеньор?
Польщенный шеф-повар поочередно потыкал ножом в сторону нескольких котлов и вертелов:
— Pinchitos arabes, сеньор… bacalao a la vizcaina… cocido madrileno…
— Что он говорит? Что он говорит? — засуетился Тони.
— У него тут есть сухари, бульонные кубики, консервированная треска в томатном соусе, бобы с тушеной морковью…
— Да! — сказал Тони.
— Что "да"?
— Хочу!
— Что?
— Вот этого замечательного жареного поросеночка — вон он там остывает, под деревом.
Глотая слюнки, мы приблизились к дереву, возле которого жарили на вертеле молочных поросят. Три поджаренные тушки лежали на подносах, окруженных толпой алчущих гостей, которые вытягивали шеи, жадно принюхивались и вообще всячески выражали свою готовность принять немедленное участие в трапезе. Среди этой кучи мы разглядели трех или четырех девах вполне подходящей наружности. Не успели мы к ним приблизиться, как Тони подскочил к симпатичной брюнетке и что-то прошептал ей в самое ухо.
— Наш Тони зря времени не теряет, — завистливо вздохнул я. — Да и обаяния ему не занимать.
— Угу — и нахальства, — добавил Патрик.
— И нахальства тоже, — согласился я. — Ладно, полюбуемся, как ему дадут под зад коленкой.
Однако зад Тони отнюдь не пострадал. Девушка обернулась, наградила его обольстительной улыбкой и чмокнула в щеку. И тут я её узнал. Это была та самая хорошенькая стюардесса, с которой он уговаривался о свидании сразу после прилета в Пальму, в аэропорту. Тони приветливо помахал нам, потом, взяв девушку под руку, куда-то увел. Больше в тот вечер мы его не видели. Лишь три дня спустя он объявился в своей квартире, выглядя примерно на сто четыре года, но страшно довольный собой.
* * *
Оставшись вдвоем, мы с Патриком решили просто понаслаждаться жизнью: гуляли, пили шампанское, снова гуляли, снова пили…
— Расселл, — сказал Патрик, с ловкостью бандерильеро, который вонзает свои дротики в загривок быка, схватив два бокала шипучего напитка с подноса пробегавшего мимо официанта. — Что-то безошибочно подсказывает мне, что с каждой минутой я неотвратимо приближаюсь к состоянию свинского, скотского, чудовищного опьянения. Давай посидим, переведем дух.
— Патрик, старина, ты сырвал эти влова из моего рта… То есть вырвал слова. Твое здоровье!
— Давай присядем под этим деревом и передохнем.
Мы присели. И передохнули.
Я даже не понял, как это случилось, но вдруг заметил, что разговариваю с Иисусом Христосом и его подружкой. Бородатое лицо Христа, почти не различимое под копной длиннющих нечесаных волос, росших, как мне показалось, сразу отовсюду, близоруко пялилось на меня из темноты. А вот подружка была вроде бы недурна. Во всяком случае — без бороды.
— Слушай, корешок, не возражаешь, если мы тут с вами чуток потусуемся? На, глотни.
Он протянул мне бутылку, из которой я послушно отхлебнул.
— Вкусно. Что это такое?
— Лошадиная примочка. В конюшне нашли.
— Здорово. Похоже на яичный грог.
— Нет, это примочка. Необычный вкус, да? Вы из Армии спасения?
Я кинул вопросительный взгляд на Патрика.
— Как ты думаешь?
Патрик неуверенно пожал плечами.
— В Иерусалиме-то бывали? — поинтересовался хиппи. — Мы только сейчас оттуда. Ну дела, скажу вам. Полный умат.
— Хорошо там, да? — спросил Патрик, не будучи уверен, что правильно понял своего собеседника.
— Суперклево, кореш, — подтвердил хиппи. — Клевее не бывает. Мы с Бойди кайфовали целых две недели — накирялись и нашизились так, что старина Иисус едва в своей жестянке не перевернулся. До сих пор глючит.
— Бойди? — переспросил я.
Хиппи ткнул грязным пальцем с обкусанным ногтем в свою подружку, которая с отсутствующим видом пялилась на барбекю и одновременно старательно ласкала свою промежность через разодранные джинсы. Мне показалась, что девушка погружена в какой-то транс.
— С ней все в порядке? — спросил я.
— С ней-то? Еще бы! — хмыкнул хиппи. — Не видишь — она кончает. Это её сам старикан Чарли научил. Офигительный мужик. Настоящий гуру.
— Сам Чарли? — полюбопытствовал я.
— Чо — ты его знаешь?
— Знал я одного старика Чарли в Англии — маленький колченогий толстячок, который принимал ставки на бегах, пока не свалился с велосипеда и не сломал вторую ногу. Теперь дома штукатурит. Это навряд ли — он.
— Да, Чарли им всем навпендюривал, — продолжал, словно не слыша меня, хиппи. — Бойди прежде в жизни никогда не кончала, а он её только разок поводил, и — все! Абзац! Сечешь?
— Да, сурово, — вздохнул я.
— Тяжело, — согласился Патрик. — Но теперь у неё все нормально?
— Теперь она щелкает оргазмы, как орешки. Во — как раз кончает!
Мы уставились на девицу, замурзанная мордашка которой почти целиком скрывалась за спутанными волосами. Еще пристальнее глядя на раскаленную жаровню, она вдруг начала раскачиваться, одновременно вращая задом, как будто пыталась провертеть в песке дырку. В то же время девчонка как-то странно мычала, словно пчела во время родовых схваток. Не в силах сдержать любопытства, я спросил у лохматого:
— А что она на самом деле вытворяет?
— Ждет огня, — торжественно ответил тот.
Я повернулся к Патрику.
— Она, оказывается, ждет огня.
— Ах, вот в чем дело, — понимающе кивнул Патрик и кинул взгляд на едва тлеющие угли. — Она готова долго ждать?
— Огня Кундалини, — мечтательно произнес патлатый. — Он придет… Непременно придет.
— Откуда? — заинтересованно спросил Патрик.
Хиппи нас определенно не слышал.
— Из всех тантристов Чарли — самый кайфовый, — гордо произнес он. Бойди он в два счета человеком сделал. — Он метнул на подружку взволнованный взгляд. — Давай, крошка, ты уже почти там… Поддай!
Бойди извивалась все яростнее и яростнее. Дыхание вырывалось из её рта хриплыми прерывистыми вздохами. Глаза были закрыты, губы растянуты. Вдруг она дико вскрикнула и начала биться в конвульсиях, бессвязно лопоча.
Закончив содрогаться, Бойди обессиленно распростерлась на земле.
Нечесаный быстро повернулся к нам и торжествующе провозгласил:
— Видели? Это все Чарли!
— Молодец Чарли, — с серьезным видом кивнул Патрик.
— Он — лучший. Хочешь ещё хряпнуть?
Я потряс головой.
— Нет, спасибо, корешок.
Отвратительный вкус, сформировавшийся у меня во рту, заставил меня заподозрить, что я и в самом деле отведал какого-то лошадиного снадобья.
— Ну, ладно, тогда мы почапали. Бум-бум!
Волосатик поднялся и рывком поставил на ноги подружку. Та пьяно покачнулась и, упав ему на плечо, мгновенно отрубилась.
— Привет старине Чарли, — пожелал я.
Хиппи потряс грязной башкой.
— Нет, корешок, теперь мы чесанем к Чи. Это, скажу вам — нечто! Вы у него были?
— Нет, в последнее время не доводилось, — честно признался я.
— Говорят, есть у него один малый — Невероятный Генри, — который может засаживать четыре часа кряду, стоя на одной руке. Я непременно должен с ним познакомиться.
— Да, должно быть, это здорово, — предположил я.
— Здорово? Ты что, корешок — это вышка!
И Гривастый заковылял прочь, волоча за собой полусонную Бойди.
Патрик осоловело посмотрел на меня. Вид у него был пьяный и озадаченный.
— Слушай, Расс, ты понял хоть одно слово из всего, что он плел?
— А как же, корешок, — я гордо щелкнул пальцами. — Старый Чарли воспользовался тантрой, и развел какой-то огонь прямо в трусиках Бойди.
Патрик сокрушенно покачал головой.
— Жаль, — сказал он. — А я вот ни черта не понял.
— Вставай, — сказал я, помогая ему подняться. — Пойдем, поищем, где здесь танцуют. Я испытываю навязчивое желание испробовать свою истосковавшуюся тантру на какой-нибудь крупной и половозрелой женщине.
Мы возвратились во дворец, вошли в вестибюль и выведали у уже знакомого лакея, что дискотека организована в садовом павильоне, расположенном на поляне у сосновой рощи.
— Это дело по мне, — сказал я Патрику. — Потопали. Только сначала я должен внять зову природы. Составишь компанию?
— Нет, спасибо, — отказался Патрик. — Мне ещё не приспичило. Я подожду снаружи и подышу свежим воздухом.
Я пересек вестибюль, толкнул дверь с пришпиленной табличкой "Для сеньоров" и очутился в самом хвосте длинной, как змея, очереди, человек, этак, из двадцати. Я решил подождать.
Каких только персонажей не встретишь в сортире. А началось все с того, что за моей спиной что-то громко звякнуло о кафельный пол, после чего послышался раздраженный возглас: "Вот срань господня!". Я обернулся и увидел пьяного в сосиску багроволицего старикана — типичного полковника британских колониальных войск, — который уставился выпученными глазами на мои туфли — так мне показалось. Я быстро посмотрел вниз. У моих ног валялся портсигар. Полковник в нерешительности возвел на меня глаза и взмолился:
— Извиняюсь, вас не очень затруднит…
— Нет, что вы.
Я нагнулся и вручил ему портсигар.
— Спасибо, юноша, чертовски мило с вашей стороны.
— Надеюсь, ничего не разбилось?
— А? О, нет… нет. — Он раскрыл портсигар, осмотрел сигареты и протянул портсигар мне. — Хотите?
— Нет, спасибо, я не курю.
— А огоньку у вас случаем не найдется?
Я вручил ему коробок спичек и полковник закурил, мигом заполнив туалет терпким запахом сизого и едкого дыма. Потом упрятал мои спички в свой карман. На нем был белый полотняный пиджак со светло-зеленой бабочкой в черную крапинку. Выглядел он упившимся в сосиску. Жиденькие седые волосы были всклокочены, мешки под водянистыми, налитыми кровью глазами свисали на щеки. Словом, типичный забулдыга. Ни разу не посмотрев мне в лицо, он вдруг спросил:
— Слушайте, а вы случаем не сын Уезерби?
— Нет, боюсь, что нет…
— Странно, вылитый Уезерби — те же глаза и волосы. А что вы здесь делаете? Вы знакомы с Оньоном?
— Да. В марте мы летели вместе с ним из Лондона.
— Понятно, — буркнул он и погрузился в пьяное молчание.
Бедняга с минуту безуспешно пытался попасть концом сигареты в свой рот, потом, оставив безнадежные попытки, пробурчал:
— Сто лет уже не видел Уезерби… прямо после истории с Баллантайном. — Он поцокал языком и потряс головой. — Грязная история… жутко грязная.
— В самом деле? — вежливо поинтересовался я.
— Что? А, да. Премерзкая история. Но поделом мерзавцу — он получил по заслугам…
Очередь продвинулась вперед, и вскоре мы оказались с полковником в соседних писсуарах. Ему потребовалась добрая минута, чтобы разобраться в ширинке, и ещё столько же, чтобы извлечь на волю член, поэтому я, закончив первым, уже успел вымыть руки и приводил себя в порядок, когда он проковылял мимо и вышел из туалета.
Я вытирался бумажным полотенцем, когда кто-то потрогал меня за плечо.
— Это ваш? Вы забыли на писсуаре.
Я оглянулся и увидел полковничий портсигар.
— Да, спасибо, — сказал я, не желая вдаваться в объяснения.
Я причесался и вышел в холл. Патрика там не оказалось. Подумав, что он вышел наружу подышать, я решил сперва отыскать полковника. Найти его сложным не представлялось. Вместе с кучкой таких же забулдыг он торчал возле стойки бара в гостиной. Точнее было бы сказать — возлежал на стойке.
Я подошел к нему и вручил портсигар. Полковник близоруко уставился на него, потом перевел затуманенный взор на меня, прищурился и наконец расцвел.
— А, это ты, мой мальчик. Чертовски любезно с твоей стороны. Чертовски любезно. Э-ээ, ты должен познакомиться с моей женой. Эй, Милдред, познакомься с этим милым юношей. Это сын Уезерби.
Маленькая седоволосая женщина с приятными чертами лица приветливо улыбнулась и протянула мне руку.
— Очень приятно. Как поживает ваш папа?
Я открыл было рот, желая сказать, что старый дуралей ошибся, но она быстро продолжила:
— Мы уже семь или восемь лет не встречались с вашим замечательным папочкой. Я была страшно огорчена, когда мы узнали про этот несчастный случай. Надеюсь, он уже поправился?
— Да, у него все в порядке, — услышал я со стороны собственный голос.
— Вы ещё не знакомы с нашей младшей дочерью. Клариса, это сын лорда Уезерби. Его зовут… э-ээ…
— Рассел, — подсказал я.
— Ах, да, — немного неуверенно произнесла она. — Странно. Почему-то у меня в голове засело имя Джереми. Может, так зовут вашего брата…
Я кинул взгляд на Кларису, и остолбенел. Вот это бомба! Ракета! Секс из неё так и сочился. Высокая, крепкая, длинноногая и цветущая. Настоящая валькирия.
— Я очень рада, — пропела она, вцепившись в мой локоть железными пальцами — с такой хваткой ей ничего не стоило удержать на скаку необузданного жеребца.
Потрясающая деваха — вьющиеся каштановые волосы до плеч, точеные ножки. Белое хлопчатобумажное мини-платье безуспешно пыталось удержать в себе роскошную пару грудей, но силы были явно неравны. Эх, только бы она не раскрывала рта.
— Папулькин! — позвала Клариса.
Старикан беспробудно спал, привалившись к стойке.
— Папулькин, я же тебя зову!
— А? Что? — ошалело встрепенулся полковник. — Как, вы ещё здесь, молодежь? А почему бы вам не повеселиться где-нибудь?
Дай я тебя расцелую, золотой ты мой!
— Прогуляйтесь на бабри… брабе… Словом, сходите туда, где чего-то жарят, и…
Он уже снова спал.
Клариса хищно посмотрела на меня сияющими синими глазами.
— А что? Давай? Я обожаю жареных поросят. Мамулькин, ты не возражаешь, если мы с Расселом тебя ненадолго покинем?
"Мамулькин" наградила меня чисто мамулькиной улыбкой, мысленно погладив по голове.
— Нет, дети мои, идите погуляйте.
И мы ушли. Я шарил глазами вокруг в поисках Патрика, но он как сквозь землю провалился.
— Как хорошо, что мы наконец встретились, — трещала Клариса. — Я столько о тебе слышала. Какой ты молодец, что заработал столько денег. Ты просто гений. Хотя, честно говоря, я представляла тебя иначе.
— О, прошу прощения.
— Ну что ты! — расхохоталась Клариса. — Ты в сто раз лучше, чем я думала. Мне говорили, что ты… строгий и неприступный зануда. А ты такой милый…
Я заставил себя рассмеяться вместе с ней. Девушка и впрямь была славная.
— Послушай, Клариса, а ты и в самом деле любишь жареных поросят?
Синие глаза озорно блеснули.
— Если честно — нет. Я бы куда охотнее потанцевала.
— Что ж, пошли потанцуем.
— Ты не шутишь?
— Нисколько. Здесь на какой-то поляне есть дискотека…
— Я знаю, где это. Пошли…
Она схватила меня за руку и поволокла к соснам. Всю дорогу трещала, как сорока. Я оглядывался по сторонам в поисках Патрика, но его и след простыл.
Залитый лунным светом павильон являл собой дивную картину. Он был отстроен в виде античного греческого храма с колоннадой и всем прочим. Не знаю, с какой целью его возводили первоначально — возможно, хотели разместить в нем мавзолей, — но теперь это было что-то потрясающее, скажу я вам. Более разнузданной, разудалой и разухабистой дискотеки нельзя было и представить.
Мы лихо вбежали по ступенькам храма и ворвались внутрь. Темно было, хоть глаз выколи, но музыка, гремевшая со всех сторон благодаря удивительной акустике, просто ошеломляла.
— Какой кайф! — вскричала Клариса.
И мы пустились вскачь.
— Ты потрясающе танцуешь! — прокричала Клариса. — Как будто только этим в жизни и занимаешься.
Это меня удивило — что она могла разглядеть в кромешной тьме?
— С другой стороны, — рассмеялась она, — я убеждена, что у тебя все здорово получается.
— Я стараюсь.
— Это ведь ваш фамильный девиз, да?
— Э-ээ, в некотором роде.
— Мой дядя, лорд Бэнстед всегда говорил, что Уезерби — единственная семья, которая неукоснительно следует фамильным традициям.
— Очень мило с его стороны.
Лорд Бэнстед — её дядя! Значит, папулькин — полковник — вовсе не полковник. Тоже какой-нибудь лорд! А Клариса… Точно я не знал, но какой-то титул она наверняка носила. Что ж, Расселл, ты и не мечтал затесаться в круги родовой аристократии.
После пары быстрых танцев заиграла медленная музыка. Начинались обжималки. Не зная, как танцует аристократия, я занял выжидательную позицию, положившись на Кларису. Я уже заранее ожидал, что она притянет меня к себе, стиснув медвежьей хваткой, и, как выяснилось, не ошибся. Обхватив меня за шею двойным нельсоном, Клариса приникла ко мне могучим бюстом, вдавив упругие полушария мне в ребра.
— Ой, как приятно, — заквохтала она, прижимаясь ещё теснее. Я поспешил согласиться.
Минуту спустя Клариса затеяла рискованную игру. Вращая в такт музыке бедрами и тазом, она то прижималась к моему лону, то на мгновение отдалялась, чтобы в следующий миг снова игриво потереться о самую сокровенную часть моего естества. Ее щека прижалась к моей щеке, а дыхание с каждой секундой становилось все более и более прерывистым — и возбужденным!
— О-ооо… как мне хорошо, — стонала она, извиваясь. — Я просто плыву.
Сколько, по-вашему, способен выдержать такую пытку молодой и полный сил парень? Я не выдержал. Когда неизбежное свершилось, Клариса просто рассыпалась на куски, растаяла, как желе на солнце.
— О-оо! — стонала она, прижимаясь ко мне так, словно пыталась протиснуться мне за спину — только не вокруг, а сквозь меня. — О-оо!
Ее бедра переплелись с моими, а рыскавшие по моему лону пальцы ласкали, гладили, искали, щекотали или тискали все, что попадалось по пути.
— Я хочу тебя, — вдруг прошептала она. — Боже, как я тебя хочу! Просто сгораю…
— Как… здесь?
— Нет, нет — в доме. Наверху. Я хочу, чтобы все было, как надо.
— А как же мамуль… мама и папа? Они нас увидят.
— Нет. Я знаю, как пройти через черный ход. Мы часто гостили тут у графа.
— Что ж… Тогда пойдем?
— О-оо! — взвыла она, ещё раз пощупав меня напоследок.
Мы, крадучись, как злоумышленники, выскользнули из храма, стараясь держаться за кустами, подобрались к дворцу и, обогнув его, приблизились с обратной стороны. Некоторые балконные двери, выходящие на широкую террасу, были распахнуты настежь.
— Сюда! — прошептала Клариса.
Она увлекла меня за руку (мне уже начинало казаться, что Клариса никогда её не выпустит) в темную пустую кухню с выложенным плиткой полом. Она так уверенно обогнула стоявший посередине стол, который я бы даже не заметил, что я сразу догадался: Кларисса не впервые проделывала этот номер.
Узкий темный коридор, поворот налево… потом направо… на цыпочках к деревянной лестнице.
— Тише! — шикнула она, когда я споткнулся о первую же ступеньку.
Тихонько поднявшись, мы очутились в длинном, застланном ковром коридоре. Осторожно огляделись. Никого. Миновали с дюжину дверей, когда Клариса вдруг решительно распахнула ближайшую дверь справа и толкнула меня внутрь.
— Заходи… быстро!
Прикрыв за мной дверь, она включила свет. Спаленка оказалась довольно небольшая и на удивление скромно обставленная: двуспальная кровать, комод, небольшой гардероб и умывальник. И все.
— Это комната одной из горничных, — запыхавшись, пояснила Клариса. Она уехала вместе с графом.
— Здорово ты придумала, — восхитился я. — И так все организовано.
Она накинулась на меня, как изголодавшийся лев на добычу. Ее руки были сразу повсюду, словно щупальца осьминога. Губы впились в меня с жадностью вампира.
— Давай же… раздевайся скорее, — прерывисто пробормотала она.
Не переставая целовать меня, она нетерпеливо срывала с меня пиджак, теребила пуговицы, дергала за брюки…
— Раздевайся сама! — быстро проговорил я, на мгновение высвободив губы. — Я сам их сниму.
Не успел я стащить первую брючину, как Клариса уже стояла передо мной в чем мать родила. Никакая профессиональная стриптизерша не разделась бы быстрее. Взззз! — жикнула "молния", пшшш! — соскочило платье, пссс! трусики и лифчик полетели на пол, и вот она уже стоит передо мной абсолютно голая — стройная, загорелая, с пышными бедрами и круглыми упругими грудями, манящая и возбуждающая…
— Скорей же, чего ты копаешься! — набросилась на меня Клариса, хватая меня за руку и увлекая к постели.
— Погоди, у меня нога запуталась.
Плюх! — мы шлепнулись на кровать; брюки с трусами каким-то непостижимым образом соскочили с меня уже в воздухе.
— Я хочу тебя! — взвыла Клариса, ложась на спину и прижимая меня к своей мягкой груди. — Возьми меня, Рассел… Изнасилуй, если хочешь!
Что? О-оо!
Клариса схватила меня за волосы и, широко раздвинув бедра, прижала меня к себе, сдавив ногами с такой силой, что, окажись на моем месте рыцарь в доспехах, от него осталась бы только кучка покореженной жести.
— Ааооууыыии! — взвыл я.
Ее рука нырнула вниз и схватила моего наездника, чтобы направить его в цель. В следующий миг глаза Кларисы ошалело расширились.
— Рассел!
— Ну что теперь?
— Покажи мне его! Я должна на него посмотреть!
Она отшвырнула меня в сторону, рывком встала на колени, потупила взор и восторженно завопила:
— Ой, как красавчик!
И, блаженно сопя, опустилась, лаская моего дружка язычком и покрывая поцелуями. Ее ротик пылал, как жаровня для барбекю.
Вдруг Клариса отстранилась и посмотрела на меня испуганно расширенными глазами.
— Ой, Расселл… он стал ещё больше!
— А ты чего ожидала? — только и промямлил я.
— Скорее! Сейчас! Я хочу его прямо сейча-а-аааас! А-ааа! О-ооооо! О Боже, Рассел, я чувствую его где-то в груди… в горле! О-ооо, это просто фантастика! Невероятно! Не-ве-ро-ят-но!
Она извивалась, барахталась и брыкалась, словно впервые жеребящаяся кобыла. С её губ слетали жуткие стоны, бессвязные междометия и похабные возгласы, мощные когти немилосердно терзали мою плоть, раздирая спину. Внезапно она завопила, испугав меня:
— Расселл! Теперь — на спину!
Мы поменялись местами.
— О-оооо! О Боже, ты протыкаешь меня насквозь! Меня посадили на кол! Ха-ха! О-хо-хо! — Она вдруг демонически захохотала. — Клянусь всеми Богами, ты просто супержеребец, Расс! Ай да Уезерби! Погоди только, пока я расскажу про тебя Андреа Уорстхорн! Моей подружке. Она не поверит! Ха-ха! О-оо! О Боже, Расс, я умираю… Я кончаю! Я конча-аа-аа-ю! О-оооооооо-оооооооо!
— Йе-ху! — проорал я.
На какое-то страшное мгновение мне показалось, что Клариса умрет, не выдержав всесокрушающего оргазма. Вцепившись в подушку, она так рванула её, что пух разлетелся по всей спаленке. Ее голова заходила вверх-вниз, как у разгоряченного коня, бьющего копытом землю. Она кричала, смеялась, плакала, хихикала, вздыхала, охала и ахала. И все одновременно.
— Ффууу, — выдохнула Клариса, падая лицом навзничь на остатки подушки и увлекая меня за собой. — В жизни со мной ещё такого не случалось. Боже, как мне не терпится рассказать все Андреа. У нас с ней договор — всегда делиться самыми классными трахарями. Она тебе понравится — она обожает это дело… Ой, мне пора бежать! Папулькин вечно засыпает на вечеринках. Мамулькин требует, чтобы к двум часам мы всегда были дома. Слушай, носовой платок есть?
Мы быстро оделись, осторожно выбрались тем же путем, что пришли, и, уже не таясь, как ни в чем не бывало прошагали к парадному входу.
Папулькин по-прежнему дрых без задних ног, а мамулькин, улыбнувшись, сказала:
— Клариса, детка, что-то ты такая растрепанная и раскрасневшаяся. Надеюсь, ты не слишком перетанцевала?
— Нет, что ты, мамочка. Мы с Расселом держались очень степенно. Правда, Рассел?
— Да, очень, — лицемерно кивнул я.
— Нам пора отвезти папу домой, Клариса. Он очень устал.
Повернувшись к почтенному седовласому джентльмену, с которым беседовала до нашего прихода, она протянула ему руку. — Была рада вас видеть, сеньор Сервера. К сожалению, нам пора ехать.
Испанец склонился над её сухонькой ручкой и почтительно поцеловал её.
— Вы доставили мне несказанное счастье, леди Уоринг. — Он повернулся к храпящему папулькину. — Спокойной ночи, лорд Уоринг. Э-ээ… Лорд Уоринг, спокойной ночи!
— А? Что? А, вы уезжаете, Сервера?
— Нет, сэр, насколько я понимаю — уезжаете вы.
— Да? Почему?
— Пойдем, Генри, — сказала мамулькин, беря его под руку. — Спокойной ночи, Рассел, рада была вас повидать. Кланяйтесь вашему отцу.
— Спасибо, непременно.
Клариса протянула мне руку.
— До свидания, Рассел. Я получила огромное удовольствие.
— Я тоже, Клариса.
Чуть поотстав от родителей, она прошептала:
— Как мне с тобой связаться? Позвонить в замок? В нем есть телефон? Ты остаешься здесь на ночь?
— Да. А телефон есть в книге.
— Прекрасно. Андреа просто обалдеет! — Вздохнув, она добавила: — О, Расс, я уже снова хочу!
— В любое время, Клариса.
— Я скоро позвоню.
— Я буду ждать.
— Я верну тебе твой платок. В следующий раз непременно прихвачу свой.
— Хорошо.
— Пока.
— До встречи, Клариса.
Я проводил её взглядом. Походка девушки показалась мне несколько странной — как будто Клариса только что соскочила с лошади.
* * *
Что ж, час ночи, а я был ещё полон сил и энергии. Интересно, куда запропастились Патрик и Тони? Если о судьбе Тони я ещё мог строить какие-то предположения, то участь Патрика представлялась крайне неопределенной. Я решил, что пора отправляться на поиски друга.
Прошагав вдоль сосновой рощи, я заглянул в Диско-Парфенон — вдруг Патрик забрел туда потанцевать. Стоя в полумраке, я следил за мелькающими пятнами незнакомых лиц, пока одно из них не подплыло ко мне.
— План?
Я недоуменно воззрился на него.
— Ну — марька? Травка.
— Нет.
— Герик?
— Нет.
— Кокаинчик?
— Опять мимо.
— Жопа!
Физиономия растворилось в темноте. Я толкался между танцующими парочками, случайно ловя обрывки фраз.
— … такая огромная и розовая, как зияющий разрез при операции на сердце. У меня тут же упал и больше не вставал. Нет, что ни говори, нельзя снимать влагалище крупным планом…
— … мужчины-испанцы делятся на два типа — быстрые и сверхбыстрые! Ха-ха!..
— … уж я то знаю, как Стелла пробилась в кино, поверь мне. Таланта у неё кот наплакал, зато их продюсер, Мак-Дональд, переимел её во всех позах…
Патрика я нигде не обнаружил.
Выходя, я наткнулся на длинную и тощую девицу с волосами до колен. Руки и ноги, как спички. Твигги рядом с ней показалась бы раскормленной на убой.
— Извини, — брякнул я.
— Поплаваем?
— Что?
Вместо ответа она стала молча извиваться передо мной, как былинка на ветру. Вид у девчонки был такой отрешенный, словно меня и не существовало.
— Прекрасный вечер, — выдавил я.
— Как думаешь — может дождь погубить мои часики?
— Что?
— Понимаешь, я купила вчера часы, но не хочу, чтобы они испортились из-за дождя…
— Ты считаешь, что пойдет дождь?
— Я боюсь, что капля просочится внутрь, и они заржавеют. Поэтому я их и не ношу. Они лежат в сумочке. Всякий раз, как идет дождь, я хватаюсь за запястье, и закрываю их… Мне это надоело, вот я теперь и решила носить их в сумочке. Как думаешь, я права?
Дождей на Мальорке не было уже больше месяца.
— Я… э-ээ… — запнулся я.
— А этого китайца я встретила возле своего отеля в Пальме.
— Вот как?
— Представляешь, он оставил меня на тротуаре! Отвез в Кала-Майор и высадил прямо на тротуаре. Терпеть не могу таких мужиков… никакого уважения…
— Ты должна вести себя поосторожнее, детка. Ты ведь издалека, верно?
— Да, из Канады.
— Ты знакома с Гарри Оньоном?
— С кем?
Она не знала никакого Гарри Оньона.
— А кто тебя сюда привез?
— Вот в том-то и дело… никакого уважения… Я просто горю…
— Слушай, ты извини, но я должен отыскать приятеля…
Она даже не заметила, что я слинял. Я уже достиг двери, а она все продолжала танцевать и бубнить себе под нос.
Я вернулся на дворцовую площадь и хорошенько огляделся по сторонам. На площадках для барбекю по-прежнему суетились повара. Вокруг толпился народ. Я обошел все жаровни, прислушиваясь к голосам, и уже собрался было отправиться на разведку во дворец, когда зычный голос окликнул меня:
— Эй, Расс!
Я обернулся и увидел самого Гарри, который, стоя с кучей приятелей возле вертела с молочными поросятами, уписывал что-то с тарелки. Он жизнерадостно махнул мне вилкой и пригласил подойти.
— Привет, Гарри.
— Слушай, тебя тут твой дружок разыскивал, примерно с четверть часа назад. Он страшно огорчился, не найдя тебя — говорит, что на сей раз подобрал нечто, ну совершенно необыкновенное.
— Я его тоже повсюду разыскиваю.
— Попробуй хоть свеженького мясца, пока ты здесь. Может, он ещё вернется. Иначе будете искать друг друга до утра. Хосе! Тарелку мяса для этого джентльмена!
Проглотив очередной кусок, Гарри ткнул вилкой в сторону мужчины, стоявшего рядом. Я уже обратил на него внимание — он относился к числу тех людей, на ком взгляд всегда задерживается. Средних лет, спокойный и уверенный, с довольно длинными седеющими волосами и маленькой аккуратной бородкой клинышком. Несмотря на неформальный костюм — незнакомец был облачен в джинсы и светлую рубашку, — от него исходила сила и властная уверенность.
— Расс, — сказал Гарри. — Познакомься с мим дружбаном, Фрэнком Чаппелом. Фрэнк, это Расс Тобин — он служит курьером у Ардмонта.
Фрэнк Чаппел коротко, но по-дружески сдавил мне руку.
— Очень приятно.
— Мне тоже, — улыбнулся я. Фрэнк понравился мне с первого взгляда.
— Давно вы работаете у Ардмонта, мистер Тобин?
— Нет, только с марта.
— Это ваш первый сезон здесь?
— Да.
— И как — нравится?
Минут пять мы говорили о моей работе — её прелестях, сложностях и недостатках. Фрэнка, похоже, интересовало все — крайне необычно для такой вечеринки и столь позднего времени. Он серьезно смотрел мне прямо в глаза, время от времени улыбаясь, в то время как я вываливал на него все свои накопившиеся чувства. Наконец, он произнес:
— Что ж, несмотря на все трудности, я вижу, что работа вам нравится.
— Да, очень. Приятно сознавать, что помогаешь людям как следует отдохнуть.
— Вы вернетесь сюда на будущий год?
Я улыбнулся.
— Точно ещё не знаю, но скорее всего — нет.
И я рассказал ему про "Уайт-Марвел", про свою карьеру звезды телерекламы и про грандиозные планы на будущее.
Услышав, что я собираюсь путешествовать, Фрэнк изогнул брови.
— Путешествовать? Вы имеете в виду что-то конкретное или ещё не решили?
— Нет, но я хотел бы побывать на Карибском море, в Соединенных Штатах, в Африке, да и кое-где в Европе… — Я рассмеялся. — Если не считать Россию и Китай, остается уже не так много.
Фрэнк кивнул и многозначительно посмотрел на Гарри. Тот понимающе кивнул и сказал:
— Ты имеешь в виду… А что — почему бы и нет?
Чаппел посмотрел на меня и произнес:
— Мы с Гарри провернули одно совместное дело. Мы организовали туры в Центральную Африку — я имею в виду сафари, — и нам необходимы надежные гиды.
— Вот как?
— Из того, что вы рассказали, я понял, что вы можете и сами посмотреть Африку, не устраиваясь на работу, но с другой стороны — чем плохо посмотреть её даром, ничего не платя? К тому же, по окончании сезона, вы можете там задержаться и…
Я уже вовсю кивал.
— А в чем состоит работа гида?
— Она очень похожа на то, чем вы здесь занимаетесь. Разве что на воздухе вам придется бывать почаще — в саванне, например. Сафари у нас не с ружьями, а с фотоаппаратами. Там, конечно, порой жарковато, но зато всегда интересно. Кстати говоря, ваши клиенты там — люди побогаче, чем здесь, — а это, согласитесь, открывает дополнительные возможности. С ответом можете не спешить — все равно вы здесь пробудете до ноября. Вот… — он порылся в заднем кармане джинсов, вынул бумажник и вручил мне визитную карточку. Я прочитал: "Цент-Афр Тур" и ниже — лондонский адрес.
— Позвоните, если мое предложение заинтересует вас, — сказал Чаппел.
— Спасибо, я вам очень признателен.
— Вам не приходилось прежде бывать в Африке?
— Нет.
Он улыбнулся — с нежностью, как мне показалось.
— Африка вам понравится, я уверен.
— Послушай, Фрэнк, — перебил Гарри. — Не садись на своего конька, а то бедному парню придется провести тут целую неделю.
— Он прав, — расхохотался Чаппел. — Про Африку я могу рассказывать часами. Это моя любовь, Надеюсь, что вам посчастливится там побывать.
— Еще раз — спасибо.
Я упрятал визитку в карман и откланялся.
* * *
Я как раз приканчивал свою порцию жареного поросенка, к которой так и не прикасался за время беседы с Чаппелом, когда откуда-то припрыгал Патрик. Увидев меня, он расцвел, как будто избавился от непосильной ноши. Поприветствовав знакомых, он быстро отвел меня в сторону и зашептал:
— Где тебя черти носили? Я тебя просто обыскался.
— Ха! Это он меня обыскался! Когда я вышел из сортира, тебя и след простыл…
— Да, я отлучался на пару секунд, признаю.
— Волочился, небось, за какой-нибудь кралей?
Патрик потрясенно посмотрел на меня.
— Как ты догадался? Тебе кто-нибудь сказал?
Я презрительно махнул рукой.
— Слушай, а куда ты меня тащишь?
— Нужно поспешить, чтобы наших малышек… Нет, лучше помолчу — пусть это будет сюрприз.
Я застонал.
— О, нет, только не твои сюрпризы.
— Не волнуйся, Расс. И поверь — ты ещё меня на руках будешь носить за это.
Мы прошли в парадный вход, пересекли вестибюль и поднялись по мраморной лестнице; Патрик подгонял и понукал меня всю дорогу. Когда мы сломя голову неслись по коридору, мой друг вдруг возбужденно заговорил:
— Заходи первый, а потом, когда будете готовы, постучи в соседнюю дверь, и мы тут же к вам присоединимся.
— Патрик, что ты несешь, черт побери?
— Тсс, мы уже пришли.
Перед очередной дверью он вдруг замер, как вкопанный, оглянулся по сторонам и, убедившись, что горизонт чист, трижды постучал в дверь — два коротких, один длинный.
— Патрик…
— Тсс! Потом поблагодаришь меня.
Дверь внезапно приоткрылась дюйма на три, и показавшееся в проеме миловидное японское личико жизнерадостно улыбнулось Патрику.
— Привет, — сказала хорошенькая японка. А может — китаянка.
— Наконец-то! Я нашел его!
Девушка переместила овальные нефритовые глаза на меня, улыбнулась и кивнула Патрику.
— О'кей, он и вправду очень мил.
— Отлично. Давай, заскакивай, Расс, — шепнул Патрик, подталкивая меня в спину. — Желаю удачи! Я буду в соседней комнате. Не дрейфь, приятель!
— Патрик…
— Давай же, пошевеливайся!
Вообразите себе мое изумление, когда я обнаружил, что оказался в той самой волшебной бирюзово-золотой ванной, которой мы с друзьями любовались ещё несколько часов назад. За моей спиной щелкнул замок и я обернулся. Девушка смотрела на меня и улыбалась.
Она показалась мне настоящей живой куколкой. Ростом мне до подбородка, с крохотными ножками и черными, как смоль волосами, обрамлявшими прекрасное личико. Видя мое смущение, она развеселилась ещё больше. А кто бы на моем месте не смутился, если учесть, что из всей одежды на ней были лишь крохотный лифчик и абсолютно прозрачные белые трусики.
— Меня зовут Пах Вен, — представилась она, давясь от смеха.
— Пах? — тупо переспросил я, думая, что ослышался.
— Да, это мое настоящее имя.
— А я — Расс Тобин.
— Я знаю.
— Да?
— Патрик мне все про тебя рассказал.
— Как… когда вы с ним познакомились?
— В прошлом году. Мы работаем стюардессами в авикомпании "Трансуорлд". Я очень обрадовалась, увидев его здесь.
— Кто это "мы"?
— Моя подруга Сэлли и я. Она сейчас с Патриком, в соседней комнате. Они ждут нашего сигнала, чтобы войти…
Я проследил за её взглядом и посмотрел на ванну… извиняюсь — на бассейн. Он был наполовину заполнен голубой водой, от которой валил пар. На краю бассейна, на серебряных подносах разместилось множество экзотического вида бутылочек и пузырьков с лосьонами, кремами, солями и Бог знает чем еще. Рядом горделиво красовалась бутылка виски, окруженная четырьмя хрустальными стаканчиками.
Я повернулся к Пах. Она смотрела на меня и покатывалась со смеху.
— Ты имеешь в виду, что мы с тобой…
Она медленно кивнула, все ещё глядя на меня с некоторым изумлением, смешанным с некоторой серьезностью.
— Тебя никогда не купала японка? И не делала тебе массаж?
— Нет, — судорожно сглотнул я.
Она приблизилась ко мне вплотную и взялась за лацканы моего пиджака.
— Обещаю тебе, что ты получишь огромное удовольствие.
Стянув с меня пиджак, она принялась за рубашку.
— Хорошо, — проквакал я.
— Искупав тебя в горячей ванне, — а сначала я тебя тщательно вымою, я вытру тебя насухо, уложу на подушки и начну массировать… Сзади и спереди, сверху и снизу — и не только руками, но и ногами… — Говоря, она стащила с меня брюки… и трусы! — А к тому времени, как я закончу, — она сбросила лифчик, — ты станешь легче воздуха и крепче быка… — О, боже, она избавилась от трусиков! До чего она великолепна! — … и твоя сила для любви с женщиной удесятерится. Пойдем… в бассейн!
Я погрузился в горячую воду и сел; вода доставала мне до шеи. Пах взяла с подноса несколько пузырьков и вылила в воду какие-то удивительно благоухающие жидкости.
— Виски? — спросила она.
— Да… пожалуйста.
Она наполнила стаканы, добавила чуть-чуть содовой и присоединилась ко мне.
— Твое здоровье, — провозгласил я.
Пригубив свой стаканчик, Пах поставила его на край бассейна, взяла огромную пышную губку, пропитала её необыкновенно душистым мылом и, взбив целый холм ароматной пены, подступила ко мне.
— Встань, пожалуйста, — тихо попросила она. — Мы начинаем.
* * *
Домой я приполз в понедельник утром, в десять минут восьмого. Я почти уверен, что я — самый чистый парень в мире. И уж наверняка — самый усталый. Уф, ну и дела.
Зато, как сказал Патрик, когда наконец снова обрел дар речи:
— Поделом тебе, старый развратник. Будешь знать, как лазить в чужой Пах.