Настал понедельник – день, с которым я связывал столько радужных надежд и иллюзий, которые теперь рассеялись в пух и прах.

В “Райтбай” я приехал спозаранку – не потому, что решил последовать совету Джима Стэнфорда и загрузиться первым, а потому что хотел посоветоваться с ним по поводу продажи “мини” дяде Реновски. Когда я подкатил, Джим был уже во дворе, и я рассказал ему обо всем, что случилось – почти обо всем

Джим едва не умер от смеха, особенно в той части моего повествования, когда мне предложили испытать машинку на кухонной раковине. Немного успокоившись, он вытер слезы и сказал:

– Да, бедняга, и угораздило же тебя вляпаться в свой первый день.

Мы прошли на склад и начали отбирать машинки.

– Не расстраивайся, Расс, – серьезным тоном произнес он. – Положение у тебя и впрямь было абсолютно безвыходное. Я бы на твоем месте поступил точно так же… разве что отправил бы Реновски в нокаут и кинулся наутек.

– Ты не шутишь, Джим? – с надеждой спросил я.

– Нисколько, черт побери, – ответил он. – Во-первых, на какую продажу можно рассчитывать, когда клиент едва держится на ногах от поглощенного шампанского, а вокруг толпятся восемь тысяч человек? Свадьба есть свадьба. Джимми Сэндс должен был сам это понять. Послал тебя на заклание. На твоем месте, я бы выкинул этот случай из головы как кошмарный сон, и начал все сначала. Считай, что твоя первая продажа состоится сегодня.

Славный все-таки малый этот Джим – разговор с ним вернул меня к жизни. А вот О’Нил разделал меня под орех. Кисло выслушав мой сбивчивый рассказ, он язвительно хмыкнул и сказал, что мне следовало собрать всех гостей вместе и заставить смотреть, как работает машинка. Потом он покровительственно потрепал меня по плечу и произнес:

– Ничего, парень. Я пошутил. Тут и самый опытный продавец сел бы в лужу. Давай работай и ума набирайся.

Еще одно подтверждение, что нельзя судить о людях по первому впечатлению.

После собрания О’Нил вручил мне заказы на сегодняшний день, подмигнул и пожелал удачи.

– Успеха тебе, Расс! – окликнул Джим Стэнфорд, когда я вышел во двор.

– Спасибо, Джим. До вечера.

Когда я заводил машину, мои ноги так дрожали, что “хиллман” сорвался с места, подпрыгивая, как горный козел.

Отъехав подальше, я остановился в тихом местечке, чтобы успокоиться и разобраться, куда ехать. Оказалось, что все адреса находятся по соседству, да ещё и в одном из самых благополучных районов – должно быть, О’Нил так постарался, чтобы помочь новичку. Я закурил сигарету, завел мотор и покатил на поиски своего счастья.

Первый клиент жил на Смитдаун-Роуд, неподалеку от парка. Дом располагался на тихой респектабельной улочке. Все особняки были аккуратно покрашены, на окнах красовались симпатичные шторы, а стены не были разукрашены нацарапанными мелом непристойностями.

Вняв совету Джима Стэнфорда, я остановил “хиллман” в некотором отдалении от нужного дома и посидел пару минут, обдумывая тактику предстоящей продажи “макси”. Потом, преисполненный решимости, вылез и зашагал к дому.

Я надавил на кнопку звонка и услышал, как в прихожей звякнул колокольчик. В ту же секунду мне стало не по себе. Я вдруг представил, как дверь откроется и в прихожую вывалятся десять тысяч пьяных гостей, пришедших на свадьбу, каждый из которых потребует себе по шесть “мини” за наличный расчет. Я ещё раз нажал на кнопку.

Или на порог выйдет краснорожий Онслоу с хлыстом в руке и заорет:

– Пошел вон, не то шкуру спущу!

– Что вам нужно? – пропищал мне в самое ухо тоненький голосок.

Я испуганно обернулся – дверь-то никто не открывал. Да она и оставалась закрытой.

– Что вам нужно, мистер? – повторил таинственный голосок.

Два голубых глаза таращились на меня через прорезь для почты.

– Привет, – улыбнулся я. – Мама дома?

– Нет! – прорычали глаза.

– Вот как? – произнес я, подрастерявшись.

– Что вам нужно-то?

– Да я принес швейную машинку, сынок.

– Я вовсе не сынок, – обиженно пискнул голосок. – Я девочка.

– А куда уехала мама? – спросил я.

Девочка задумалась. Потом вспомнила.

– В Париж.

– А когда вернется?

– Через минутку.

Я растерянно поскреб затылок. Что мне делать? Женщина не могла уехать далеко, ведь ребенок остался один.

– Я не могу вас впустить, – пропищала почтовая щель. – Мамочка не разрешает.

– А когда она ушла, сынок?

– Я не сынок, я…

– Извини, милая.

– Я не милая, я девочка.

– А как тебя зовут? – спросил я.

– Андромеда.

Я содрогнулся.

– А как тебя зовут сокращенно – Анди?

– Нет! – выкрикнула она. – Целиком. Мама говорит, чтобы я не разрешала называть себя Анди.

– А сколько тебе лет, Андромеда?

– Шесть. А вам сколько?

– А где твой папа или твоя бабушка?

– Сколько вам лет, мистер?

– Сто восемьдесят. Где твой папа?

– В тюрьме. А ваш где?

Бред какой-то! А ведь Джим Стэнфорд никогда не влипает в такие истории. У него-то проблемы пустячные, вроде Джо Онслоу.

– Где ваш папа? – настаивала Андромеда.

– В Лондоне. Он король.

Воцарилось уважительное молчание. Поделом маленькой вредине.

– Врешь ты! – выкрикнула она. – У нас не король, а королева!

Я отошел от крыльца и кинул взгляд на улицу. Потом поймал себя на том, что пялюсь на небо, не летит ли самолет из Парижа.

– Послушая, мил… Андромеда, – сказал я, сытый по горло затянувшейся сценой. – Не могла же мама и вправду бросить тебя одну в пустом доме! Где она?

– В уборной.

Это уже походило на правду.

– Скажи ей, что я здесь. Пожалуйста.

– Сам скажи!

Я надавил на кнопку звонка и прижал ухо к прорези, чтобы послушать, что там творится. Это было ошибкой. Андромеда плюнула прямо мне в ухо.

– Ах ты, мерзавка! – взорвался я.

Вытащив носовый платок, я принялся утираться, а Андромеда начала вопить, как стадо свиней на бойне. Потом я услышал быстрые шаги и женский голос:

– Андромеда, цыпочка моя, что случилось? В чем дело?

Андромеда выла во весь голос.

– Т-там гадкий д-дядька… он в меня п-плюнул!

– Ой, бедняжка моя! – заквохтала мама-клуша.

Дверь резко распахнулась и на пороге, уперев руки в бока, возникла разьяренная фурия.

– В чем дело? – угрожающе спросила она.

Я широко улыбнулся, призвав на помощь все свое обаяние – больше мне ничего не оставалось.

– Доброе утро, мэм, – сахарным голосом пропел я. – Боюсь, что вышло… небольшое недоразумение.

Она кипела, как чайник.

– Вы плюнули в мою малышку?

О, мой пресвятой дядюшка Сэм! Неужто кто-то в здравом уме способен поверить, что взрослый дядя может плюнуть в ребенка через щель для почты?

Я театрально воздел руки.

– Нет, что вы! Разумеется, нет. Скорее… было чуть-чуть наоборот.

Она метнула на меня испепеляющий взгляд, потом опустила голову и посмотрела на свою дочь, которая, видимо, сообразила, что я способен доказать свою правоту, и спряталась за материнские ляжки, на которые, кстати, стоило посмотреть.

– Вы хотите сказать, что Андромеда плюнула в вас? – не веря свои ушам, спросила мать.

Я усиленно стирал платком уже несуществующую слюну.

– В общем-то, да… но мне кажется, она просто испугалась…

Личико Андромеды вынырнуло из-за бедра матери – она не могла поверить, что я в самом деле за неё заступаюсь. А что мне оставалось делать, черт побери? Не прими я вины на себя, мне не продать её мамаше машинку и за триллион лет.

Мамаша, между тем, смягчилась и метнула укоризненный взгляд на маленькое отродье.

– О, Андромеда, как ты могла? Сейчас же извинись перед этим милым джентльменом.

О, совсем другое дело!

– Ой, извините, пожалуйста, – запричитала мамаша, прижав руки к пышной груди. – Я была наверху… застилала постели. Надеюсь, она вам не нагрубила?

– Нет, нет, конечно! – пылко заверил я.

– Заходите, пожалуйста.

Андромеда метнулась в коридор, справедливо опасаясь, что я могу шлепнуть её по попке.

Мы удобно обосновались в гостиной за достаточно большим столом, и я тут же приступил к демонстрации “мини”; Андромеда предусмотрительно держалась на расстоянии от меня. Мамочка купила машинку сразу, не раздумывая. Прямо-таки влюбилась с первого взгляда. Именно о такой она, оказывается, всегда мечтала. Я взял деньги, отдал ей квитанцию, и она, покачивая бедрами, направилась на кухню.

– Вы, конечно, не откажетесь от чашечки чая, – сказала она, оглянувшись через плечо. – После такого испытания. Чувствуйте себя, как дома.

Я подумал, что настало время нанести удар.

– Вы, случайно, не слышали утром нашу рекламу по радио? – выкрикнул я ей вслед. – С исключительным предложением.

– Нет, – рассмеялась хозяйка. – А что вы предлагаете? Машинки с крыльями?

– Ха-ха! – хохотнул я, уже уверенный в успехе, а также нутром чуя, что с мамочкой можно и пошутить. Так мне показалось по её походке. Держу пари, что до замужества она вертела хвостом налево и направо, да и сейчас, похоже, не отказала бы себе в таком удовольствии.

– Вы много потеряли, – сказал я.

– Неужели? – кокетливо откликнулась она.

– Да, вот. Одну минуточку!

Я ужом выскользнул за дверь и мгновенно вернулся с “макси”.

Кокетливая хозяйка вышла из кухни и остановилась в проеме двери, выпятив животик и скрестив руки на груди. В глазах плясали чертенята.

– Что это у вас там такое? – спросила она таким тоном, словно речь шла о моей ширинке.

Андромеда усиленно ковыряла в носу.

– Сейчас увидите, – игриво сказал я.

Я снял футляр и мамаша, издав восхищенный вопль, оттолкнулась выпуклым задиком от дверного косяка и шагнула к столу.

– Вот это да! – восторженно твердила она. – Вот это настоящая машинка!

Андромеда, не вынимая пальца из ноздри, приблизилась ко мне и вскарабкалась на стул.

– Андромеда, прекрати сейчас же!

Андромеда надулась и принялась чесать попку.

– И это прекрати! – топнула ногой мать.

Потом посмотрела на меня и смущенно улыбнулась.

– Что делать, детишки…

– Вот это и есть наше исключительное предложение, – величественно объявил я. – Знаменитая “Райтбай-макси”.

– Сейчас, одну минутку, – возбужденно зачирикала мамочка, глаза которой азартно заблестели. – Я принесу чай, а потом вы мне все покажете.

Она умчалась на кухню, а я приготовил машинку к работе.

– А это что? – спросила Андромеда.

– Маховик.

– А это?

– Лапка.

– А зачем?

– В носу ковырять.

– А это?

– Ножной привод.

– А зачем?

Я вздохнул.

– Он офигительно каннибалирует форсмажоринг выкрутасера и донкихотирует неперпендикулярность бип-бопа.

– А что такое бип-боп?

Поделом мне!

– Это касается назойливых девочек, которые слишком много болтают, прорычал я. – Он стаскивает с них штанишки, а потом – бип-боп!

Андромеда попятилась и её нижняя губа предательски задрожала. Я испугался, что девчонка заревет, и попробовал более дипломатичный подход. Протянув ей кусочек цветной ткани, я улыбнулся и сказал:

– Вот, сшей платьице своей куколке.

– Спасибо, – прогундосила Андромеда и высморкалась прямо в мой подарок.

Я ожег крохотную дрянь злобным взглядом, а она вызывающе уставилась на меня.

– Не нравится мне твоя швейная машинка, – заявила она.

У меня уже на языке вертелся достойный ответ “ты ей тоже не нравишься”, но я сдержался. Начинающая стервочка могла запросто разрушить мою сделку и, похоже, именно это и собиралась сделать.

– Почему бы тебе не поиграть в куколки? – медоточиво просюсюкал я.

– У меня нет кукол. Только пистолеты и дохлый жук.

– Покажешь мне пистолеты?

Она на секунду задумалась.

– Хорошо, только скажи “пожалуйста”.

– Пожалуйста, Андромеда.

– А вот и не покажу!

Вплыла мать, неся поднос с двумя чашками чая и шоколадными бисквитами на тарелке.

– О, я вижу, вы уже подружились, – проворковала она. – Мистер…

– Тобин, – улыбнулся я. – Расс Тобин.

– Сахар, мистер Тобин? Бисквит?

Я, поблагодарив, отказался. Трудно расписывать достоинства машинки с набитым ртом.

Мамаша стала придвигать свой стул поближе ко мне, пока её коленка не уперлась в мою.

– Прошу прощения, – целомудренно сказала она, но пять секунд спустя коленка вернулась и прижалась к моей ещё сильнее. Мне показалось, что у меня в горле застрял мяч для игры в крикет.

– Ну, показывайте свою сказочную машинку, – игриво произнесла хозяйка.

– А мне можно бисквит? – проныла Андромеда.

– Нет, миленькая, ты только что позавтракала.

– Итак, модель “макси”… – начал я.

– Мамочка, ну, пожалуйста…

– Нет, Андромеда, я уже сказала…

– Ааааааооооооуууууыыыыыыиииииии!

– Андромеда! Сейчас же отправляйся в свою комнату!

Молчание.

– Ну, хорошо, возьми один бисквитик, – сдалась мамочка, – но только попробуй не съесть весь обед!

– Итак, наша “макси”…

– А можно два?

– Один!

– Жук тоже хочет.

– Жук мертвый. К тому же, жуки не едят шоколадные бисквиты.

– Мой ест!

Я представил, что сейчас творится у милого доброго Уэйнрайта. Сидят, должно быть, в благословенной тишине, строчат в гроссбухах…

– Извините, мистер Тобин, что вы говорили?

– Я хочу писать!

– Иди, Андромеда, ты это можешь и сама сделать.

– Я сейчас не хочу.

– Тогда зачем ты сказала?

– Тогда мне хотелось, а сейчас уже расхотелось.

Мама на секунду закрыла глаза, потом открыла и сказала:

– Извините, мистер Тобин…

Андромеда молчала секунд четырнадцать, если не считать внезапного приступа кашля – маленькая ведьма поперхнулась, пытаясь затолкать в пасть слишком большой кусок бисквита, и нам с мамочкой пришлось колотить её по спине и утирать слезы, – и я ухитрился изложить основные прелести нашего “исключительного предложения”. Пока я говорил, мамочка пожирала меня глазами, в которых плясала загадочная улыбка, словно все происходящее было нашей с ней сексуальной тайной. На самом же деле, мы просто совершали глазами половой акт, и, сознавая это, она упивалась.

То и дело её колено, которое уже откровенно прижималось к моему бедру, начинало елозить по нему, как бы лаская. Несколько раз она беспричинно закидывала ногу на ногу и тут же меняла ноги, всякий раз показывая мне соблазнительные бедра, а пару раз и трусики.

Примерно половину времени я не сознавал, что несу, потому что принц Ричард, отчаянно брыкаясь, рвался наружу, а перед глазами стоял туман.

Как бы то ни было, показ состоялся, и я уже решил, что сделка у меня в кармане. Ни одна женщина ещё не проявляла столь откровенного и пылкого интереса, что к машинке, что к продавцу, а тут – и то и другое!

Я прошил кусок ткани вдоль и поперек, стараясь хоть изредка отводить глаза от полностью открытых моему алчному взору обнаженных грудей, которые столь щедро показывала мне низко склонившаяся над столом мамочка.

Потом она попросила: “можно теперь я?”, и, встав у меня за спиной, принялась нажимать на рычаг, в то время как я отчаянно пытался не обращать внимания на две мягкие груши, прижавшиеся к моей шее. Я уже почти его не обращал, когда это случилось. Чертова девчонка ухитрилась запутаться в машинке!

Она вскарабкалась на стол и, пока мы не смотрели, просунула грязную лапу прямо в одно из отверстий махового колеса, а потом, когда попыталась её вытащить, поняла, что лапа застряла.

Вой, которым она огласила гостиную, ливерпульские докеры вполне могли принять за сигнал на второй завтрак. Мама, сорвавшись с места, начала оглашать воздух угрозами вызвать сразу полицию, пожарных, скорую помощь, суффражисток, лигу трезвости и общество защиты животных, а я пытался одновременно урезонить маму и заткнуть пасть ревущей, как иерихонская труба Андромеде.

– Вазелин у вас есть? – проорал я.

Мамочка метнула на меня ошарашенный взгляд. Когда до неё дошло, что я имею в виду вовсе не половой акт в извращенной форме, она опрометью кинулась в спальню.

– Вот видишь, – назидательно сказал я тем временем дочери Дракулы, что бывает с непослушными девочками.

Мамочка, кубарем скатившись с лестницы, едва не сломала себе шею.

– Ой, бедная моя малышка! – причитала она.

Я обильно намазал ручонку Андромеды вазелином и принялся вытаскивать её через отверстие. Мамочка, заломив руки, ахала и охала. Наконец, ручонка обрела свободу, и мы все вздохнули с облегчением. Может, теперь, наконец, мне удастся продать эту чертову штуку!

– Мне не нравится эта машинка, мамочка! Скажи, чтобы он забрал её.

Я мечтательно припомнил времена инквизиции. Эх, мне бы сейчас пару тисков, да испанский сапог, да раскаленные угли, да…

Мамочка бросила влюбленный взгляд на “макси”, потом уныло посмотрела на меня.

– Сами видите, мистер Тобин, как она расстроена, – сказала она убитым горем голосом. – Давайте договоримся так. Вернитесь через полчаса, а там посмотрим. Мне самой машинка страшно нравится, но Андромеда в таком состоянии, что я должна её успокоить.

На мой взгляд, Андромеде требовалась только пара здоровенных шлепков, но я промолчал.

Сидя в машине в самом дурном расположении духа, я курил сигареты и размышлял о несправедливости бытия. Столь замечательно поначалу складывавшаяся сделка гибла на глазах. Притушив вторую сигарету, я посмотрел на часы. С тех пор, как меня отправили в изгнание, прошло тридцать три минуты. Что ж, была не была. Я решительно позвонил в дверь и мне открыла сияющая мамаша. Глаза кокетливее, чем прежде.

– Заходите, мистер Тобин. Извините, ради Бога. Андромеде уже гораздо лучше.

Мы прошли в гостиную и – чтоб мне гореть в геенне огненной, если дьявольское отродье не сидело за столом и не возилось с кукольными нарядами.

– Мы с Андромедой все тщательно обсудили, – сказала мамочка. – Я сказала, что, купив новую машинку, мы сможем сшить нарядные платьица для всех её кукол. Поэтому Андромеда настаивает на том, чтобы мы её купили.

У меня отвисла челюсть.

– Но… я думал, у неё нет кукол, – пролепетал я.

Андромеда презрительно фыркнула.

– Ну и дурачок же ты! У всех девчонок есть куклы…

Видите, как все оказалось просто. Правда, больше в этот день я ничего не продал. Хотя, с другой стороны, продал. Дело в том, что по возвращении в “Райтбай”, меня радостно поздравил Аллен Дрейпер:

– Молодец, Расс, с первым успехом.

Я вылупился на него.

– Откуда вы знаете?

Пришел его черед казаться изумленным.

– Ты уже продал сегодня одну машинку? – спросил он.

– Да.

– Молодчина! Ты продал две!

– Э-ээ…

– Да. Мистер… как бишь его… Ах, да, Реновски! Он зашел сегодня в магазин и принес твою “мини”. Оказывается, его дочери такая малютка не нужна. И он спросил, о каком “исключительном предложении” ты ему вчера наговорил. Я показал ему “макси”, и он купил её, не сходя с места. Вот и вся недолга. Поздравляю!

Да, выходит за один понедельник я заработал десять фунтов! Почти две трети моего недельного жалованья у Уэйнрайта. Не считая Саманты. Эх, так бы каждый день…

Вторник меня разочаровал – ни одной продажи. Двое клиентов весь день отсутствовали, а двое остальных не захотели покупать даже “мини”!

Одна из женщин встретила меня в трауре – её кошка попала под машину. В гостиной стоял крохотный гробик, и она сняла крышку и заставила меня посмотреть на останки несчастного животного. После этого я не смог заставить себя пообедать. Я быстро унес ноги, пообещав заехать через неделю.

Вторую домохозяйку я, похоже, вытащил из-под любовника. Во всяком случае, дверь она открыла в канареечном халатике, растрепанная и с размазанной помадой.

Она пригласила меня зайти и целую минуту терпеливо выслушивала, как я расхваливаю “мини”; правда, каждую секунду поглядывала на потолок. Смотреть на машинку она не пожелала, но выпроводила меня вполне любезно. Я, правда, получил маленькое удовлетворение от несостоявшейся сделки – когда она встала с дивана, халатик распахнулся и я в очередной раз убедился, как много у нас крашеных блондинок.

Словом, вторник оказался бесплодным, как кукурузное поле после набега саранчи. В “Райтбае” меня не укоряли – неудачи на первых порах случались со всеми. Это прибавило мне настроения, так что в среду я ринулся в бой со свежими силами, преисполненный дерзости и задора.

Надолго же мне запомнится эта среда!