Целую неделю я с большим удовольствием провел в мастерской. Иногда, когда Чарли заваливали работой, я задерживался, чтобы помочь ему, а в другие дни с утра разбирал и собирал машинки, а после обеда разъезжал с Вэнсом.

Несмотря на его дьявольскую манеру вождения, грозившую тем, что каждая поездка могла стать для нас последней, я уже стал заранее предвкушать их. Каждое посещение прибавляло мне опыта, а также учило лучше разбираться в человеческой натуре. А интересных образчиков было, хоть отбавляй.

Вот, например, случай с миссис Хендерсон.

Дело было в четверг. Мы с Чарли ковырялись в мастерской, и время уже клонилось к обеду, когда нагрянул Аллен Дрейпер и заявил, что в магазин пришла миссис Хендерсон, которая требует срочно починить её машинку. Судя по тону Дрейпера, миссис Хендерсон была по меньшей мере пэром Англии.

– Иди и узнай, что у неё случилось, Расс, – попросил Чарли. – Занеси её в заявочный список и скажи Вэнсу, чтобы сегодня же заехал к ней.

Я проследовал за Дрейпером в торговый зал и увидел царственного вида дамочку, разодетую в меха. Лет, должно быть, под семьдесят. Нет, она не выудила из сумочки пенсне и не смерила меня взглядом, а только довольно приятно улыбнулась, когда Дрейпер представил меня. Я счел не лишним поклониться.

– Мистер Тобин займется вами, мадам, – произнес Дрейпер и, ослепив её лучезарной улыбкой, удалился к кабинкам.

– Вы хотите отремонтировать машинку? – спросил я.

Она снова улыбнулась.

– Да, будьте добры. Не могу понять, что с ней стряслось. Внизу что-то звякает.

Я послушно начертал в заявочной квитанции “внизу что-то звякает”, а также записал её адрес и телефон.

– Вы сможете приехать сегодня днем? – спросила она.

Что ж, если столь почтенная дама просит об одолжении, Расс Тобин не способен отказать.

– Конечно, мадам, – расшаркался я. – Непременно. Вы будете дома весь день?

– Да, я никогда не выхожу до вечера.

– Мы приедем, – великодушно пообещал я.

Вэнса чуть не хватил удар, когда я ему об этом сказал.

– Черт побери, ты же знаешь, сколько у меня уже этих долбаных заказов!

Он помахал перед моим носом толстенной пачкой квитанций.

Я пожал плечами.

– Извини, Вэнс, но она очень важная клиентка.

Вэнс вздохнул и выдохнул с такой силой, что загасил сигарету во рту Чарли.

– Ладно, – сказал он. – Но только поедем мы к ней в самую последнюю очередь.

К дому миссис Хендерсон мы подкатили в половине пятого.

Огромный старый дом, казавшийся особенно сумрачным под льющим, как из ведра дождем, напомнил мне особняки, окружавшие крикет-клуб. К дому вела широкая подъездная аллея, окруженная моими самыми нелюбимыми деревьями и кустарниками – увядшими гортензиями, лавром и бирючиной.

Оставив фургон перед воротами, мы прошли во двор и поднялись на шаткое крыльцо.

– Веселенькое место, – поежился Вэнс.

Я поднял руку, позвонил в дверь и выругался – в рукав налилась почти тонна воды.

– Ты что-нибудь слышишь? – спросил Вэнс, приплясывая под дождем.

Я слышал только рев воды, вырывающейся из водостока рядом с крыльцом. Я помотал головой.

– Музыка, – вдруг произнес Вэнс.

Я наклонил голову набок и услышал отдаленное громыхание рок-гитар и ударника.

Я снова надавил на кнопку, уже подольше.

– Видимо, она не слышит, – предположил Вэнс. – Может, постучать в окно?

Мы выждали ещё с минуту, потом пустились в сафари через мокрые заросли, поочередно заглядывая во все окна. Наконец, мы продрались к окну кухни.

В центре просторнейшей кухни размером с футбольное поле на зеленом линолеуме красовался сверкающий белый стол, напоминающий одинокий островок посреди безбрежного океана. На столе рядом с надрывающимся транзисторным приемником стояла бутылка апельсинового сока, початая бутыль джина невообразимых размеров и торт с пятью незажженными свечками. Миссис Хендерсон с коктейлем в руке, лихо приплясывая, скакала вокруг стола в такт бешеному ритму. Глаза её были прикрыты, на губах играла мечтательная улыбка, а второй рукой она приподнимала краешек юбки, весело размахивая ею из стороны в стороны.

На полу возлежала колоссальная восточно-европейская овчарка, лет, должно быть, ста шестидесяти и глухая, как пень. Положив здоровенную и плешивую, изъеденную молью голову на изъеденные молью лапы, овчарка подремывала, время от времени приоткрывая один глаз, чтобы проверить, жива ли ещё хозяйка.

– Она уклюкалась в стельку, – прошептал Вэнс. – Что делать?

Я пожал плечами, о чем тут же пожалел – водяной вал обрушился с воротничка и промочил мне всю спину.

– Мы же обещали, – напомнил я.

Я легонько постучал в окно. Ничего не случилось. Миссис Хендерсон совершила пару изящных пируэтов, потом отхлебнула из стакана.

Я забарабанил по стеклу, но добился только того, что пес приоткрыл один глаз, который уставился на меня. И в следующий миг разверзлась преисподняя, и на нас обрушились все силы ада. Гнусная тварь, свирепо оскалясь, с немыслимой скоростью метнулась к окну; я даже услышал, как лязгнули зубы. Миссис Хендерсон едва не выронила свой коктейль. Она оторопело уставилась на нас, словно пытаясь определить, где меня видела. Пожалев её, я проорал:

– Швейная машинка!

Старушка метнула раздраженный взгляд на приемник и вдруг сообразила, что может его выключить. Сделав это, она посмотрела на нас с прежним недоумением.

Я нащупал в кармане визитную карточку и прижал её к стеклу. Пес забрызгал слюной все окно, пытаясь сожрать мою руку вместе с карточкой, а миссис Хендерсон, близоруко щурясь, пожевала губами, потом потрясла головой и куда-то удалилась.

– О, дьявольщина! – выругался Вэнс.

Пес тем временем окончательно остервенел. Дом заходил ходуном от яростного лая.

– Давай вернемся, когда она протрезвеет, – предложил Вэнс. – Через пару месяцев. Очень уж мне не нравится эта псина.

Я уже решил было последовать его совету, когда вернулась миссис Хендерсон с очками на носу. Она уставилась на карточку, хотя было видно, что она все равно ни черта не разбирает. Однако что-то миссис Хендерсон вдруг сообразила, потому что в следующий миг победоносно воздела руки, расплылась в улыбке и принялась оттаскивать четырехтонную бестию от задней двери.

Наконец, она открыла дверь и остановилась в проеме, удерживая пса за ошейник.

– Извините, мальчики, мне так неловко. Заходите, пожалуйста. На Глэдис не обращайте внимания – она не кусается. – Миссис Хендерсон заливисто рассмеялась. – Ха-ха! Она слишком стара, чтобы кусаться, как и её хозяйка.

Я в этом уверен не был. По меньшей мере, в той части, которая относилась к Глэдис.

– Хватит лаять! Заткнись, тебе говорят! – прикрикнула миссис Хендерсон и ткнула Глэдис коленкой. Пес неохотно затрусил к двери в коридор, возле которой плюхнулся на линолеум, как мешок цемента. Опустив голову на лапы, он жалобно взвыл, совсем как сирена маяка на острове Гернси в густом тумане.

– Молодец, хорошая девочка, – похвалила миссис Хендерсон. Потом уставилась на нас. – Ой, бедные мальчики, вы же совсем вымокли! Скидывайте пальто, я повешу их у камина.

Мы с благодарностью сбросили мокрые одеяния, а миссис Хендерсон без умолку тараторила:

– Вы не звонили в парадную дверь? Мне жутко неловко, что я не слышала, но я решила устроить себе маленькую вечеринку, а бедненькая Глэдис уже почти ничего не слышит…

”Бедненькая Глэдис”, определенно, прикидывала, кого из нас слопать первым.

– У вас сегодня день рождения, мадам? – поинтересовался Вэнс.

Бойкая старушенция улыбнулась и ткнула рукой в сторону стульев, задвинутых под стол. Потом принялась отодвигать стул для себя. Вэнс решил проявить несвойственную ему галантность и бросился ей помогать, однако Глэдис, неверно истолковав намерения подозрительного незнакомца, молнией метнулась к нему и вцепилась оставшимися клыками в его брючину.

Вэнс испустил такой истошный вопль, что его, должно быть, услышала даже сама Глэдис, и запрыгал по кухне, волоча за собой овчарку.

Миссис Хендерсон чуть кондрашка не хватила. Она принялась истошно вопить:

– Глэдис, отпусти его! Это добрый джентльмен, слышишь? Он не хотел обидеть мамочку! Глэдис! Нельзя, тебе говорят! Пошла на место!

Однако Глэдис явно решила понаслаждаться на полную катушку, и ни за какие коврижки не желала разжать челюсти. Гулять, так гулять. Они совершили три полных витка вокруг стола, после чего случилось неизбежное. Брюки лопнули под коленкой, и Вэнс отлетел в коридор, а бедняга Глэдис, не выпуская из пасти оторванную штанину, покатилась по скользкому линолеуму и остановилась лишь тогда, когда её зад уткнулся в камин. Примерно секунду озадаченная собака пыталась сообразить, что случилось, но уже в следующий миг, издав дикий вопль, который, должно быть, был слышен в Лондоне, она сорвалась с места и пулей вылетела в коридор, опрокинув по пути поднимавшегося с пола Вэнса.

Я услышал, как бедное животное с жалобным воем носится по дому, сметая все встречные препятствия.

Вэнс на четвереньках выполз в кухню, пугливо оглянулся, закрыл за собой дверь и задвинул засов.

– Чертова зверюга совсем взбесилась! – выкрикнул он.

Потом опустил голову и осмотрел на свою оголившуюся ниже колена конечность.

– 0, какой кошмар! – воскликнула миссис Хендерсон. – Бедный мальчик! Сядьте… Давайте все присядем и выпьем. Вам сразу полегчает.

Кудахтая и причитая себе под нос, она просеменила к буфету и достала ещё два стакана.

– Господи, никогда прежде за Глэдис такого не водилось. Она такая кроткая и послушная, к тому же ей ведь уже семнадцать – я взяла её совсем крошкой. И никогда – никогда она ни на кого не нападала. Такая тихоня сущий ангел.

Миссис Хендерсон щедро наполнила наши стаканы джином, добавив в каждый пару капель апельсинового сока.

– Ну, вот, – заявила она, придвигая нам стаканы. – Пейте.

Я приложился к стакану и сразу почувствовал, как крепчайшая жидкость, ошпарив горло, обожгла пищевод, после чего начала выедать мои внутренности. Я сделал ещё глоток и вдруг увидел, как стены кухни поплыли, грозя опрокинуть потолок.

Кинув взгляд на Вэнса, я убедился, что с ним творится то же самое. Он разрумянился и замурлыкал. Миссис Хендерсон уже осушила свой стакан и счастливо хихикала.

– Ну что, лучше? – полюбопытствовала она.

– Гораздо, – ответил Вэнс.

– Это очень хороший джин, – с гордостью сказала миссис Хендерсон. Может, даже самый лучший. В нем, кажется, градусов шестьдесят, а то и больше. Мой сын привозит его из-за границы. Он у меня служит в военном флоте.

– В самом деле? – вежливо произнес Вэнс. – Да, это так.

– Что так? – спросила миссис Хендерсон.

– Джин и вправду хорош.

Она восприняла это как просьбу подлить еще, и снова наполнила его стакан до краев.

– О, нет, не надо, – вяло принялся возражать Вэнс после того, как стакан наполнился.

– Надо, – улыбнулась она. – Пейте, мальчики. Ведь сегодня мой день рождения, и я по этому случаю испекла праздничный торт. Вам нравится?

Она придвинула ко мне торт, и я убедился, что сверху нетвердой рукой выведена кремовая надпись: “С днем рождения, Генриетта!”.

– Вам, наверно, кажется, что это очень глупо… печь самой себе торт?

Я потряс головой, которая показалась мне чужой.

– Вовсе нет, – проквакал я. – Это очень даже мило.

Она вздохнула и приложилась к стакану.

– Все мы, старея, делаем глупости, – философски изрекла она. Особенно, когда живешь в одиночку. Впрочем, вы ещё слишком молоды, чтобы это понять. А мне только и остается, что петь и плясать в полном одиночестве.

– Разве у вас нет друзей? – спросил я.

Генриетта залпом опорожнила стакан и покачала головой.

– Пожалуй… нет. Есть только сестра в Манчестере, которая навещает меня примерно раз в месяц, но она глуха, как и Глэдис. Говорить с ней сущая мука. У нее, правда, есть слуховой аппарат, но почему-то вечно выходят из строя батарейки. Я ей говорю, что нужно возить с собой запасные, а она твердит, что батарейки не умещаются в её сумочке.

– А соседи? – поинтересовался я.

Миссис Хендерсон скорчила гримасу.

– Я их на дух не выношу, – пожаловалась она. – Они живут, как свиньи. Не удивлюсь, если узнаю, что они держат в спальне коз. Арабы, что ли. А как воняет их стряпня! Ведь это арабы едят бараньи глаза?

– Да, они, – с видом знатока подтвердил Вэнс, раскачиваясь на стуле.

– Во-во, – обрадовалась Генриетта. – Этим и воняет, вареными козьими глазами.

– Вы говорили про бараньи, – не удержался Вэнс.

– Нет, про козьи, – уверенно ответила миссис Хендерсон.

У меня предательски засосало под ложечкой. Чтобы унять желудок, я сделал изрядный глоток, и почувствовал себя на седьмом небе.

– О, вы уже почти допили! – обиженно воскликнула миссис Хендерсон, поспешно подливая мне джина.

– Скажите, – вдруг выпалила она. – Как вам удается помнить все эти современные танцы? Вчера вечером я смотрела телик, и попробовала их станцевать, но ничего не вышло. Как они хоть называются-то?

Лицо Вэнса прояснилось – это была его епархия. Он уже, кажется, полностью позабыл о столкновении со свирепым хищником, который едва не закусил вэнсятинкой, и теперь сидел, развалившись в небрежной позе. Вэнс говорил мне, что три вечера в неделю проводит в разных дискотеках.

– Что ж, – величественно проговорил он, – сейчас в моде крысодав, ерзик, пердунчик…

– О, Господи! – расхохоталась миссис Хендерсон. – Ну и названия! И как же это танцуют?

– Сейчас покажу! – гордо возвестил напыжившийся Вэнс.

Он попытался встать со стула, но сделал неловкое движение и упал.

– Стол мешает, – пояснил он, поднимаясь.

Он взялся за один конец стола, я за другой, и мы оттащили стол в сторону. Потом Вэнс включил транзистор, нашел нужную волну и расплылся в довольной улыбке.

– Это называется цыплячий желудок! – радостно провозгласил он, завертевшись и взмахивая руками, как кастрированный петух.

– Давайте вместе, мадам, – пропыхтел он.

Миссис Хендерсон долго упрашивать не пришлось. С молодецким визгом она выскочила на середину кухни и принялась подражать неописуемым телодвижениям Вэнса. Вы не поверите, но получалось у неё весьма недурно. Во всяком случае, Генриетта веселилась, как ребенок, звонко хохоча во все горло.

Я принялся громко хлопать в ладоши и притопывать в такт.

Когда музыка кончилась, Генриетта завопила:

– Не выключайте, я хочу еще!

Вэнс прислушался и довольно крякнул.

– Это самая модная вещь – “Со мной без дураков”. Исполняют Дури Лей и “круглые идиоты”. А танец называется – “воробьиная лапка”.

– Как?

– “Воробьиная лапка”. Вы должны прикинуться воробышком и прыгать так, будто у вас болит лапка. Вот так, смотрите!

Он показал.

Генриетта покатилась со смеху.

Откровенно говоря, я никогда не слыхал про “воробьиную лапку”. Думаю, что Вэнс тоже. Он напридумывал всю эту галиматью просто, чтобы повеселить славную старушку. А она уже рыдала от смеха.

И тут вернулась Глэдис. Дверь внезапно сотряслась от мощного удара, и послышался заливистый лай.

– Черт побери, не впускайте ее! – завопил Вэнс, веселье с которого как рукой сняло. – Она у меня последние ноги оттяпает!

– Глэдис, пошла вон! – крикнула Генриетта. – Прекрати гавкать!

Ясное дело, вредная псина не послушалась.

Танец закончился, и мы все без сил повалились на стулья. Миссис Х. вновь наполнила стаканы. Мы уже так набрались, что джин показался легкой водичкой.

– За вас, мамаша! – провозгласил Вэнс, воздымая стакан. – С днем рождения. Расс, давай споем. Паздравля-а-ем вас, паздравля-а-ем вас, паздравляем все вместе, паздравля-ааа-ем вас! Уррааа!

Генриетта посмотрела на Вэнса, потом перевела взгляд на меня. Глаза её увлажнились. В следующий миг – кап, кап – на стол закапали слезинки.

Вэнс оторопел. Впрочем, замешательство продлилось недолго. Он обнял Генриетту за плечи.

– Ну полно, мамаша. Нам же весело, правда?

Миссис Х. кивнула, всхлипнула и высморкалась в крохотный платочек.

– Да, мальчики, потому-то я и плачу. Я сидела одна-одинешенька, приготовившись провести день рождения вдвоем с Глэдис, съесть мой праздничный торт, а тут… такая радость…

– А можно его попробовать? – вызвался я, чтобы отвлечь её от слез. Маленький кусочек.

– Конечно! – обрадовалась она и поспешила к буфету за тарелками. Тем временем Вэнс зажег свечки.

– Давайте, мамаша, – предложил он. – Дуйте. Это на счастье.

Генриетта одним махом задула свечки и принялась разрезать торт.

– А почему пять? – спросил я. – По одной на каждые семь лет?

Генриетта хихикнула.

– Эх, хотела бы я, чтобы мне было тридцать пять, – вздохнула она, раскладывая куски торта. – Увы, в последний раз мне было столько тридцать лет назад. Мы с мужем жили тогда в Китае. У нас был прекрасный дом со слугами, в бассейне плескались золотые рыбки. Красивая была жизнь…

Торт оказался на удивление вкусным.

– А ваш сын, – спросил я. – Вы часто его видите?

– Нет, – ответила Генриетта. – Он приезжает только в отпуск.

Вэнс сочувственно потряс головой.

– Неужели у вас больше никого нет?

– Только сестра. Мой любимый муж скончался пять лет назад…

Внезапно её лицо прояснилось.

– Хватит печалиться! – воскликнула она. – Ведь у нас праздник. Как вас зовут, мальчики?

– Расс, – представился я. – А это Вэнс.

– Что ж, Вэнс, вруби-ка приемничек, и давай ещё потанцуем.

Вэнс попытался украдкой кинуть взгляд на часы.

– Я… э-ээ, – проблеял он. – Мне нужно позвонить в “Райтбай”.

– Какой “Райтбай”? – озадаченно спросила миссис Хендерсон.

– Мы там работаем. Продаем швейные машинки.

Ладонь миссис Хендерсон взлетела ко рту.

– Швейная машинка! – воскликнула она. – Конечно же. У меня совсем из головы вылетело. Надеюсь, вам не попадет?

– Нет, – с пьяной беззаботностью отмахнулся Вэнс. – Мой катафалк вечно ломается. Позвоню им, скажу, что прокололся, и поеду домой.

– Что ж, раз так… – произнесла миссис Хендерсон.

Она встала, осторожно открыла дверь в коридор и ловко схватила Глэдис за ошейник.

– Запру её в передней, – сказала она через плечо. – Телефон в коридоре, Вэнс.

Эх и погуляли же мы, скажу я вам. Прикончив бутылку джина, мы плясали, как людоеды вокруг костра; потом миссис Хендерсон приготовила изумительный ужин, зажарив бифштексы с яйцами и картошкой, которые мы уплели, запивая вкуснейшим вином.

Было уже одиннадцать, когда мы собрались уходить. Не хочу хвастать, но миссис Хендерсон была счастлива. Она заставила нас пообещать, что мы будем приходить к ней всегда, когда захотим, добавив, что, случись кому из нас оказаться на мели, она готова кормить его совершенно задаром.

Вот ведь как меняются люди. В магазине она выглядела королевой, а у себя дома оказалась просто одинокой пожилой женщиной, которой безумно не хватает обычного человеческого общения. Так что, не стоит составлять о людях мнение по первой встрече – можно здорово наколоться. А вообще, люди часто оказываются на поверку куда лучше, чем пытаются выглядеть.