В понедельник Джимми Сэндс с утра пораньше пригласил меня в свой кабинет. Увидев меня, он заулыбался до ушей, а это означало, что он чем-то доволен.

– Садитесь, Расс, – пригласил он.

Я послушно сел. Сэндс угостил меня сигаретой, мы закурили, глядя друг на друга, как два премьер-министра, готовые обсудить судьбу вверенных нам наций.

– Как вам понравилась первая неделя у нас?

– Все замечательно, сэр.

– Никаких проблем?

Я покачал головой.

– Ни малейших, сэр. Я очень доволен.

– Прекрасно, – просиял он и выдул облако дыма на муху, примостившуюся на его пресс-папье. – Чарли в вас просто души не чает. Уверяет, что вы уже разбираетесь в швейных машинках так, будто всю жизнь возились с ними.

– Я очень признателен Чарли, – неуклюже пробормотал я.

– Поэтому пора уже переводить вас на следующую ступень. Я хочу, чтобы эту неделю вы сопровождали Джима Стэнфорда во всех поездках и внимательно следили за тем, как он работает с клиентами. Я уже с ним поговорил – он ждет вас с нетерпением.

– Я очень признателен Джиму, – тупо пробубнил я.

Сэндс кивнул.

– Отлично. Что ж, тогда остается только пожелать вам успеха.

Мы обменялись рукопожатием, и я вышел.

Стэнфорд встретил меня, как блудного сына. Мы не виделись с прошлого четверга.

– Как неделька? – поинтересовался я.

Стэнфорд самодовольно подмигнул.

– Пятнадцать, – небрежно бросил он.

– Ого!

– Недурно, да?

Я расхохотался.

– Еще бы.

– Скоро и у тебя будет так же, – заверил он. – Эту неделю я тебя поднатаскаю, а потом – отправишься в свободное плавание.

– Отлично, – бодро сказал я. – Кстати, про машину ничего не слышно?

– Позвоню им после утреннего собрания. На этой неделе что-то должно подвернуться.

Вошел жизнерадостный Аллен Дрейпер, расточая улыбки налево и направо. Однако вид у него был несколько потасканный. Парень явно не вел по уик-эндам отшельническую жизнь.

Он вскарабкался на платформу и поздравил аудиторию с удачной неделей. Средняя цифра продаж подскочила до восьми, а Джим со своими пятнадцатью, как всегда, возглавлял славные ряды нашей торговой братии.

Когда все разошлись, Джим сразу позвонил в гараж. Поговорив, он положил трубку и повернулся ко мне.

– Все в порядке. Машина будет у них в четверг, а в пятницу утром мы можем подъехать и взглянуть на нее.

У меня приятно защекотало в груди. Пусть драндулет и старый, но это ведь мой первый автомобиль. Водительские права я получил три года назад, а теперь ждать оставалось всего пару-тройку дней. Воображение мое разыгралось. Не торчать больше под проливным дождем в ожидании автобуса. Не опаздывать на важные встречи из-за никудышной работы городского транспорта. А девочки! Теперь вся жизнь моя перевернется. Что может быть глупее фразы: “Жду тебя на автобусной остановке, дорогая”. Или: “Помоги мне найти трусы, крошка, а то я опоздаю на последнюю электричку”.

Автомобиль – другое дело. Сразу видно, кто мужчина, а кто – сопливый юнец.

Стэнфорд просматривал свои сегодняшние заказы.

– Хорошо… тоже хорошо… отлично… гмм…

– Что-нибудь не так? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Сразу не скажешь, Расс. Последний адрес находится в шикарном районе, а это бывает либо очень хорошо, либо совсем скверно.

– Почему?

Стэнфорд шмыгнул носом.

– Богатые люди могут быть либо бесшабашны – тогда они сорят деньгами, тратя их напропалую, – либо, напротив, очень осмотрительны и прижимисты – в этом случае продать им что-либо бывает крайне сложно.

Мы вышли во двор, где стоял его “консул”.

– Я уже загрузил его, – сказал Джим, улыбаясь. – Я стараюсь всегда опередить остальных, в противном случае приходится торчать тут пол-утра, пока Чарли раздает машинки. Это тоже учти. И ещё – оставляй машину вот здесь, а не там, где остальные. Пусть это дальше от входа, зато никто не помешает отъехать.

– Спасибо, – с чувством поблагодарил я.

– Не за что.

Он выкатил на улицу, все ещё запруженную утренним транспортом.

– Торговля это состояние души, – распинался Стэнфорд. – Покупателю твое настроение передается за милю. Если ты стучишь в дверь, не веря в успех, ты обречен заранее.

Джим небрежным поворотом руля объехал внезапно вильнувшее перед самым нашим носом такси, и я ожидал, что он высунется в окно и обматерит таксиста.

– Скотина чертова! – сказал я, так и не дождавшись.

Стэнфорд посмотрел на меня с улыбкой.

– Вот этого я тоже стараюсь избегать, Расс. Я никогда не распаляюсь за рулем. Убежден, что благодаря этому мне удается продать больше.

– Понятно.

Он кивнул.

– Сам посуди. Спусти я сейчас всех собак на этого таксиста, я бы получил определенный заряд на весь день. По пути к первому покупателю я бы разругался ещё с дюжиной водителей и приехал уже на взводе. А дальше допустим, первая домохозяйка заупрямится и даст мне от ворот поворот. Значит, дальше я еду злой как собака и уже ищу, на ком выместить обиду. В итоге, к концу дня я сварлив, как блохастый пес, а ведь это только понедельник! В среду я уже просыпаюсь взбешенным, а в пятницу уже готов устроить самосожжение на Трафальгарской площади. Представляешь, в каком состоянии я предстану перед клиентом? И буду счастлив, если сумею продать пять машинок.

Я кивнул и благоговейно посмотрел на него.

– Урок усек, шеф.

– Не забудь, – назидательно сказал Стэнфорд.

Мы выехали из города в предместье и вскоре уже катили по дороге, ведущей в Уэвертри. Место было тихое и спокойное, вдоль узкой улочки выстроились ряды небольших опрятных особнячков.

– Номер восемнадцать, кажется? – спросил Джим.

Я проверил по списку.

– Да.

Он притормозил напротив дома номер восемь.

– Нет, Джим, восемнадцать, – напомнил я.

Он кивнул.

– Я знаю. Это у меня привычка. Я люблю остановить машину подальше от нужного дома, чтобы осмотреться. Почувствовать дух тех, кто живет в данном районе.

Я начал потихоньку понимать, как ему удается неизменно продавать больше, чем остальным.

– Какой, по-твоему, народ живет здесь? – спросил он.

Я обвел глазами окрестные дома. Приземистые особнячки с двумя-тремя спальнями, без палисадников, туалет, должно быть, на заднем дворе.

– Рабочий класс, – уверенно сказал я.

Он кивнул.

– Совершенно верно. Снимают – тридцать шиллингов в неделю. Ни гаражей, ни машин на улице. Лишних денег почти ни у кого нет, поэтому швейные машинки мало кто покупает – жены штопают одежду. Скорее всего, у миссис Кеннеди уже есть старая машинка.

Предвосхитив мой вопрос, он продолжил:

– Да, я понимаю, мы спрашиваем об этом напрямик, но я предпочитаю знать ответ заранее. Это прибавляет уверенности, которая передается и домохозяйкам.

Я восхищенно покачал головой.

– Да, Джим, ты просто гений.

Он кинул на меня удивленный взгляд.

– Ведь это моя профессия, Расс. Пойдем-ка, потолкуем с миссис Кеннеди.

Миниатюрная, с лицом, испещренным преждевременными морщинами, миссис Кеннеди сразу засуетилась вокруг нас, как наседка над цыплятами. Усадила в крохотной уютной гостиной, поставила на плиту чайник. Пока она хлопотала на кухне, Джим, перекрикиваясь, выяснил, что у неё есть трое детей, а в придачу – допотопный “зингер”.

Пока закипал чайник, Джим показал и блестяще продал “мини”. Миссис Кеннеди немедленно отсчитала ему пять фунтовых бумажек.

Когда она встала, чтобы заварить чай, Джим спросил, слышала ли она нашу рекламу по радио с “исключительным предложением”. После её “нет”, я сбегал к “консулу” и приволок “макси”. Видели бы вы, как загорелись глаза женщины, когда я снял футляр. Как у беспризорника в кондитерской лавке.

Не буду повторять, что случилось затем, потому что все шло точь-в-точь, как в сценке, разыгранной неделю назад на моих глазах Джимом Стэнфордом и О’Нилом. Я был поражен. Миссис Кеннеди приводила те же самые возражения, что и О’Нил. Словом, не успел я и глазом моргнуть, как она уже приобрела “макси”.

Решила исход дела покупка её старенького “зингера”. Оказывается, всего несколько дней назад старьевщик предложил за машинку десять шиллингов как, скажите, могла миссис Кеннеди устоять после этого перед пятью фунтами, на которые расщедрился Джим?

Потом мы попили чаю, хотя миссис Кеннеди вся трепетала от нетерпения, чтобы выпроводить нас и вволю налюбоваться своей новой игрушкой.

Сев в машину, я рассыпался в поздравлениях, крича и размахивая руками, словно ветряная мельница, тогда как Джим казался спокойным, подобно слону, укутанному брезентом.

– Но ведь сработало, Джим! – вопил я. – Совсем, как в вашем представлении с О’Нилом.

– Естественно, – отмахнулся он. Потом рассмеялся. – Нам просто повезло, Расс. Как правило, они куда менее сговорчивы. В противном случае, любой из нас продавал бы пятьдесят машинок в неделю.

Он завел мотор, включил первую скорость и “консул” плавно снялся с места.

– Я даже жалею, что все получилось так гладко, – сказал он. Потом повернул голову и ухмыльнулся. – Для твоего обучения будет куда полезнее, если нам попадется по-настоящему твердый орешек.

Встреча с настоящим твердым орешком состоялась только в четверг, но зато орешек оказался – первый сорт. Пальчики оближете.

Это был наш последний заказ в четверг, а проживала клиентка в уже знакомых мне трущобах на Скотленд-роуд, что меня вовсе не восхитило. Правда, жила она не в многоквартирном доме, а в особнячке – унылом сером строеньице, ни чем не выделявшемся среди длинного ряда таких же безликих коробок. Когда мы выехали на Скотленд-роуд, я невольно поежился и подтянул поближе дождевик. На мокром асфальте отражался тусклый свет газовых фонарей. Пронизывающий северный ветер ерошил поверхность бесчисленных луж.

Джим казался привычно веселым и невозмутимым.

Едва он успел притормозить, как машину обступила невесть откуда высыпавшая ватага ребятишек. Одни смотрели насупленно, точно папуасы-людоеды, другие утирали замурзанные мордашки и хлюпали носами. Самые старшие вожделенно разглядывали сверкающие хромированные колпаки, зеркальце и стеклоочистители.

Я ожидал, что Джим гаркнет на них, как Вэнс, или, по меньшей мере, попросит держаться от машины подальше, а он вместо этого дружелюбно улыбнулся и присел на корточки перед одним, особенно грязным шкетом.

– Как тебя зовут? – спросил он, протягивая руку.

Мальчуган недоверчиво посмотрел на руку, словно опасаясь, что она его укусит, потом замызганную мордочку озарила белозубая улыбка.

Остальные обступили парочку, вытягивая шеи и силясь увидеть, что происходит.

– Так как, говоришь, тебя зовут? – повторил Стэнфорд.

Малыш не отвечал, но с полдюжины звонких голосков наперебой заверещали:

– Джон! Джон, мистер…

Джим встал и обвел взглядом оборванную пеструю толпу. За спинами малышей жался восьмилетний громила, который пожирал новехонький “консул” таким жадным взглядом, будто готов был подвергнуть машину вивисекции в первый же миг, как мы отойдем. Его глаза метнулись к Джиму и уставились на него с нескрываемой враждебностью.

– Привет! – задорно выкрикнул Стэнфорд. – Как тебя зовут.

Мальчонка потупил взор и с трудом выдавил:

– Джек.

– Подойди ко мне, Джек. Пожалуйста.

Сорванец с явной неохотой растолкал толпу чумазых шестилеток и приблизился к Стэнфорду.

– Ты ведь здесь главный, Джек, да?

Джек слегка напыжился.

– Да, – важно произнес он.

– Как ты посмотришь на то, что я поручу тебе очень важное задание?

Глаза мальчишки подозрительно сузились.

– А что именно? – серьезно спросил он.

Джим повернулся и похлопал по сверкающему крылу машины.

– Я сейчас пойду к миссис Онслоу, и хочу, чтобы в мое отсутствие ты со своими бойцами охранял мой автомобиль от бандитов с соседних улиц. – Он обвел глазами малолетнюю аудиторию, пытаясь определить, понимают ли шпанята, куда он клонит. – Вы-то вреда моей машине не причините, ведь это ваша улица, и вы знаете миссис Онслоу, но дети с других улиц не такие взрослые и ответственные, как вы. Они могут поцарапать машину или что-нибудь отвинтить, если вы им не помешаете. Так что я полностью на вас полагаюсь.

– Сколько? – спросил Джек, смачно сплюнув под ноги.

Он далеко пойдет, этот пострел.

– Два шиллинга, – сказал Стэнфорд.

– Три, – прогнусавил Джек.

Джим протянул руку и пожал грязную лапу Джека.

– Договорились.

Я вытащил из багажника “мини”, а Джим постучал в дверь. Миссис Онслоу показалась мне запуганной, плюгавенькой и вечно опечаленной женщиной средних лет, тощей, как жертва концлагеря. Похоже, жизнь её здорово побила. Да и не только жизнь – под правым глазом багровел здоровенный синяк. Мой желудок сжался, когда я представил размеры кулака, оставившего по себе такую память.

Пока мы стояли на крыльце, Джек за нашими спинами раздавал приказания. Он расставлял своих сорвиголов по постам, угрожая четвертовать каждого, кто ослушается. Джим подмигнул мне и ухмыльнулся, но мне было не до смеха. Было что-то зловещее в этом доме и во внешности миссис Онслоу, отчего у меня предательски ныло под ложечкой.

Она провела нас по темному коридору в крохотную обшарпанную комнатенку и решила тут же проявить гостеприимность.

– Чайку? – предложила она, указывая на прегромадный металлический чайник.

– Нет, благодарю вас, миссис Онслоу, – откланялся Джим. – Мы только что почаевничали. Спасибо. Теперь, если не возражаете…

Он кинул взгляд на обеденный стол и поморщился. Стол был доверху завален всякой дребеденью – от грязной посуды до мужской пижамы, которую хозяйка, должно быть, штопала, когда мы постучали.

– Мне бы хотелось… – начал Джим.

– Да, конечно, извините – спохватилась миссис Онслоу.

Она оттащила барахло на кухню и вытерла стол губкой, оставив около миллиарда из двух миллиардов жирных пятен. Джим приступил к показу, но я нутром чувствовал, что настроения у него нет. Видимо, он сообразил, что не сможет продать “макси” даже до второго пришествия, или же мечтал, как и я, побыстрее сбежать из этой мрачной дыры. Он ещё расписывал прелести “мини”, когда на улице поднялся настоящий бедлам. Зычный мужской бас орал на наших мальчишек. Мы с Джимом переглянулись, но вот миссис Онслоу явно поняла, что происходит. Кровь отлила от её лица, а сама она просто остолбенела.

– Что случилось? – тревожно спросил Джим. Ответ я знал заранее.

– Это… мой муж… – пролепетала бедная женщина. – Я думала, вы придете раньше… пока его нет…

Мы услышали, как в замочной скважине заскрежетал ключ, потом громко хлопнула дверь, дом содрогнулся, а по коридору загромыхало стадо мамонтов. Или бронтозавров.

Дверь нашей каморки распахнулась, и на пороге возник гигантский, как циклоп из греческих мифов моряк-ирландец. От него так разило пивом, что я почувствовал, что хмелею. Набычившись, он рассмотрел нас налитыми кровью свинячьими глазками, потом перевел взгляд на швейную машинку и понимающе ухмыльнулся. В его глазах появилось такое же выражение, как у Глэдис, когда она обдумывала, какую ногу и у кого из нас оторвать в первую очередь.

– Вот, значит, что, – угрожающе прошипел он. Потом посмотрел на съежившуюся до размеров наперстка жену и гаркнул:

– Что тут происходит, Нелли?

– Джо… я… мы…

– Заткнись, сука! – приказал он. В его голосе появились нотки, от которых мой позвоночный столб вмиг покрылся арктическим льдом. Я мысленно прикидывал, далеко ли шотландская граница. И тут Джим Стэнфорд отважно шагнул вперед.

– Мистер Онслоу, – неуверенно начал он. – Позвольте мне объяснить…

– Заткнись, мурло! – рявкнул моряк, выбрасывая вперед бетонный кулак, соприкосновение с которым отправило бы Джима на околоземную орбиту, не окажись на его пути стена дома.

– Джо! – выкрикнула отчаянная женщина. – Не трогай их. Я сама их пригласила…

Воцарилось молчание, предвещавшее катастрофу. Такая тишина, должно быть, наступила в тот миг, когда американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму. Онслоу стоял, облизывая губы и поочередно переводя взгляд с меня на Джима и обратно. Я мысленно поклялся всем богам, что если выберусь живым, то овладею карате, дзю-до, джиу-джитсу, айкидо, кун-фу, тхэквандо, савате и всеми остальными боевыми искусствами, всегда-всегда буду носить с собой револьвер, гранаты, пару пулеметов, гранатомет, портативную гаубицу, а также ножи, кортики, тесаки, полицейские дубинки, нунчаки, кастеты, ампулы с ядом, баллончики с паралитическим газом, а заодно…

– Выметайтесь отсюда! – приказал Онслоу.

Мы вымелись.

– Вот видишь, – сказал Джим, опорожняя третий стакан виски кряду, торговля это не всегда чай и улыбки.

Я поднял стакан, пытаясь унять дрожь в конечностях.

– Урок усвоен, – кивнул я. – Налить еще?

Мы осушили бутылку, и уже к утру я почувствовал облегчение.