На острове Скрибли-Гам воскресенье. Роза сидит на задней террасе, и на коленях у нее лежит старая обувная коробка с фотографиями. Вдали она видит маленькое пятнышко – это паром, направляющийся из Гласс-Бэй и заполненный очередными экскурсантами, которые прихватили с собой крикливых детей, фотоаппараты, корзинки для пикника и, главное, кошельки и бумажники: сколько лет уже остров кормит их семью.
Роза наугад достает из коробки снимок. Конни и Джимми танцуют в день своей свадьбы. Малышка Энигма несла тогда цветы, а Роза была подружкой невесты. Джимми с обожанием смотрит на Конни, склонившую к нему свою темноволосую головку. А приятно, наверное, когда тебя так сильно любит мужчина? Самой Розе этого пережить не довелось, и сейчас она спрашивает себя: «Изменилось бы что-то в твоей душе, если бы каждое утро ты просыпалась с сознанием, что тебя любят, что кто-то хочет прикасаться к твоему телу, даже когда оно становится старым и морщинистым?»
Однако мысль о том, что какой-то мужчина стал бы прикасаться к ее руке, плечу, груди, как будто все это его собственность, вызывает у Розы тошноту. «Двигайся так, двигайся этак. Открой рот для поцелуя. Приподними бедра».
Она сталкивает коробку с коленей, и некоторые снимки падают на пол. Ветерок подхватывает фотографию Конни и Джимми и, прихотливо кружа, уносит к реке. Роза не пытается ее поймать. Так мило, что их вдвоем уносит ветер.
Она приготовит себе чашку хорошего чая, но сначала еще раз почистит зубы, чтобы избавиться от этого противного привкуса во рту.
* * *
Господи, до чего же у нее много дел! Ну и как прикажете все успеть? Марджи ставит в духовку мраморный пирог и, стаскивая через голову обсыпанный мукой фартук, идет к лестнице, чтобы переодеться. Сегодня ее очередь проводить экскурсию по Дому Элис и Джека, а перед этим еще надо занести Розе лекарство из аптеки.
Она также собирается поговорить с Розой насчет уборщицы. У нее есть на примете симпатичная девушка по имени Керри, дочь Пухлого Рона. Конни всегда возражала против уборщиц, но Маргарет уже выдохлась. А теперь еще и ее мать взяла моду, придав своему голосу старческое дребезжание, с невинным видом интересоваться, а не хочет ли Марджи помочь ей, «пробежавшись с пылесосом по дому». Керри может приходить пару раз в неделю и убирать их собственный дом, а также жилье Розы и Энигмы. Они в состоянии себе это позволить!
Маргарет замечает, что поднимается по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. В последнее время она вообще стала очень энергичной и передвигается быстрее, чем раньше.
Она стаскивает с себя домашнее платье и достает ту симпатичную прошлогоднюю юбку. Марджи застегивает молнию, и юбка падает на пол, обвившись вокруг ее лодыжек.
Боже правый!
Ошеломленная Маргарет пялится на юбку.
Потом наклоняется и поднимает ее. Наверное, она плохо застегнула молнию? Нет, все нормально. Марджи отпускает пояс, и юбка опять соскальзывает прямо на пол. Она ей сильно велика.
А ведь прошлой зимой эта юбка была ей мала. Она уберет юбку или, лучше того, проявив щедрость, отдаст ее кому-то более толстому!
Вне себя от радости, Марджи крутит постройневшими бедрами из стороны в сторону, а потом танцует вокруг юбки, напевая сначала тихо, а потом все громче и громче.
* * *
Энигма собирается поехать в Теннисный клуб. Они с подругами продолжали играть в теннис почти до семидесяти лет, а теперь просто по привычке собираются там, чтобы поболтать. Вокруг столько интересного, и в клубе регулярно проводятся различные мероприятия.
Сегодня, например, они встречаются с женщиной, которая будет рассказывать о своей жизни за границей: она выросла в Италии, на каком-то винограднике, а потом стала писательницей. Энигме это не кажется особенно увлекательным. Ее собственная жизнь куда более интригующая.
Она заранее договорилась с парикмахершей в Гласс-Бэй: надо сделать укладку на тот случай, если писательница из виноградника – просто уловка, а на сцене собирается появиться ведущий популярного шоу «Это твоя жизнь», сказать в микрофон: «А сегодня у нас в гостях Энигма Макнаб!» – и направить на нее луч прожектора. Энигма давно об этом втайне мечтает. А почему бы и нет? В конце концов, она же знаменитый на всю Австралию младенец Манро! Может получиться очень хороший сюжет. В этом шоу участвуют и гораздо менее интересные личности. Энигма не сомневается, что ее звездный час рано или поздно настанет, а потому она всегда должна выглядеть хорошо.
Звонит телефон, и она не спешит отвечать, но потом все-таки берет трубку на тот случай, если это журналист, который решил написать о ней статью.
Оказывается, это Вероника, которая действительно собирается написать книгу под названием «Тайна младенца Манро». Но согласитесь, это все же далеко не то же самое, что журналист. К тому же девочка чересчур настойчиво пытается разрешить загадку, как бы это не вышло им всем боком.
– Я уже ухожу, детка, – нетерпеливо говорит Энигма.
– Хорошо, бабушка, но ты можешь сказать мне, когда будешь свободна, чтобы я пришла и загипнотизировала тебя? – спрашивает Вероника.
– Что, прости?
– Знаешь, я тут думала и пришла к выводу, что у тебя, вероятно, есть некие вытесненные, травмирующие психику воспоминания, которые могут проявиться под гипнозом. Возможно, таким путем я смогу разгадать тайну младенца Манро.
Слышится треск, как будто она щелкнула пальцами.
Господи ты боже мой, только этого еще не хватало!
– Нет уж, спасибо, я не согласна на гипноз и прочие эксперименты. Это может быть чрезвычайно опасно для здоровья, а у меня и так высокое давление! И с чего, интересно, ты вообще решила, что сможешь меня загипнотизировать? Ты же не специалист!
– Подумаешь, большое дело! Я много читала на эту тему. И наверняка справлюсь. Уверяю тебя, бабушка, это совершенно безопасно. А вдруг мы узнаем что-нибудь интересное?
– Нет, детка, об этом и речи быть не может. Мне подобные эксперименты не по душе. И не пытайся тайком гипнотизировать меня, когда я не смотрю, или я очень на тебя рассержусь! Мне пора идти, Вероника. Пока! – Наступает пауза, и Энигма сразу становится подозрительной. – Ты меня, часом, не гипнотизируешь, а?
– Нет, бабушка. Просто я подумала… Ладно, не волнуйся, не имеет значения. У меня возникла другая идея.
* * *
Софи пригласила к себе на обед Грейс и Кэллума, и сейчас они сидят у нее на террасе. Она долго ломала голову, чем их угощать, просматривала старые поваренные книги Конни, но в конце концов решила не рисковать и купила в кафе грибной суп и хрустящие хлебцы.
День прекрасный, гости съели суп и, похоже, остались вполне довольны. А теперь она подает им бельгийский шоколад и ликер «Гранд Марнье» – то, в чем понимает толк.
– Софи, как по-твоему, какие школы лучше: частные или обычные? – спрашивает Грейс.
Софи подметила у Грейс странную привычку: неожиданно интересоваться ее мнением на тему, как будто совершенно не относящуюся к предмету разговора. Грейс при этом внимательно выслушивает ответ Софи, но никак его не комментирует и переключается на что-то новое. У Софи возникает ощущение, что она проходит собеседование при приеме на работу.
– Почему ты спрашиваешь об этом? Собираешься записать Джейка в школу?
Софи пытается перевести разговор в более привычное русло.
– Да нет, просто мне интересны твои взгляды на проблему образования, – отвечает Грейс, и Софи замечает, что Кэллум, держащий на руках сына, смотрит на жену несколько озадаченно.
– Ну, полагаю, это все очень индивидуально, – говорит Софи. – Думаю, следует выбирать школу с учетом характера и способностей каждого конкретного ребенка. А то некоторые родители стремятся непременно запихнуть свое чадо в элитное учебное заведение, поскольку это престижно. Мне кажется, это неправильно, надо в первую очередь думать о том, чтобы твоему ребенку было хорошо.
– Точно! – подхватывает Кэллум. – Я тоже так считаю. Одним детям подходят крупные гимназии, где культивируется дух соревнования. А другим, наоборот, будет лучше в классе, где всего несколько человек и каждому ученику уделяется повышенное внимание.
Они оба выжидающе смотрят на Грейс, но она ничего не говорит, только удовлетворенно кивает и переводит взгляд на реку.
Софи поднимается, чтобы сварить кофе, и тут у Кэллума звонит мобильный.
– Алло? О, привет, минуточку.
Не спрашивая согласия Софи, он передает ей ребенка и отходит с телефоном на дальний конец террасы.
– Похоже, разговор напряженный, – говорит Софи, глядя на отчаянно жестикулирующего Кэллума.
– Наверняка это прораб, – поясняет Грейс. – Строительство нашего дома затягивается, он не укладывается в обещанные сроки.
– Это обычное дело, так сплошь и рядом бывает.
– Гмм.
Похоже, мысли Грейс витают где-то далеко. По временам с ней очень трудно разговаривать.
– Ой, посмотри-ка, Джейк, – обращается Софи к ребенку, – к нам в гости прилетела наша кукабарра.
– И не одна, а с другом, – замечает Грейс.
Некоторое время они молча наблюдают за двумя птицами.
– Что это они делают? – Софи наклоняет голову набок. – Никак дерутся?
Грейс тоже наклоняет голову набок.
– Ой! – вдруг произносит Софи.
– Ага, вот именно, – отвечает Грейс.
Птицы на перилах террасы яростно занимаются сексом: ну прямо порнография. Софи ладонью прикрывает Джейку глаза, а на Грейс вдруг нападает приступ безудержного смеха, какого Софи прежде у нее не слышала. Она хохочет так заразительно, что Софи тут же к ней присоединяется, и вскоре обе они смеются этим глупым девчачьим смехом, от которого болит живот. А совместное веселье, как известно, сближает. Может, теперь их отношения с Грейс перейдут на новый уровень?
А бойкие птицы не теряют даром времени.
Закончив разговор по телефону, Кэллум возвращается обратно как раз в тот момент, когда самец-кукабарра совершает заключительный отчаянный толчок и улетает, оставив взъерошенную самку в оцепенении.
– «Одним махом, благодарю вас, мэм», – произносит Софи, и это не так уж смешно, но достаточно для того, чтобы вызвать у них новый приступ смеха.
Грейс упирается ладонями в бедра и, чтобы отдышаться, наклоняется вперед, как будто пробежала стометровку. Софи прижимает Джейка к себе, а из глаз ее струятся слезы.
– В чем дело? – Искренне недоумевающий Кэллум барабанит пальцами по столу. – Что вас так развеселило?
Но от этого женщины смеются пуще прежнего.
Позже тем же вечером Кэллум ведет переговоры по телефону, а Грейс пытается уложить ребенка, но он чем-то раздражен, и ему все не нравится. Джейк ведет себя так, словно очень голоден, лихорадочно хватая губами воздух, но стоит ей приложить его к груди, как он через несколько секунд недовольно отворачивает голову, словно бы терпеть не может мать. Он действительно терпеть ее не может, Грейс это знает. Она и укачивать сына по-всякому пыталась, и купала его, и, уложив в коляску, возила взад-вперед по коридору, и давала соску, и отнимала соску, и закрывала дверь, оставляя его в кроватке, но Джейк все плачет и плачет.
Очень жаль, потому что по дороге от Софи домой Грейс на несколько минут почувствовала себя почти нормальной. После этого глупого истерического смеха над кукабаррами в голове у нее каким-то образом прояснилось, а когда Кэллум положил руку жене на плечо, ей стало легче. По пути домой она решила, что приготовит на ужин пасту с семгой, ибо понимала, что одного супа мужу на обед недостаточно, и принялась обдумывать все в деталях. Грейс в точности знала, как приготовит это блюдо, у нее как раз имелись все ингредиенты. И может быть, потом они вместе выпьют по бокалу вина.
Может быть, в конце концов, не стоит спешить с осуществлением ее Плана? Может быть, все образуется и эти сжимающие голову тиски немного ослабнут?
Но потом, едва они вошли в дом, ребенок заплакал и никак не мог успокоиться. Кэллум сказал, что не хочет ужинать, мол, наелся у Софи. (Супом с двумя тостами!) Он был не в духе, потому что прораб сообщил о новых проблемах с плиткой для ванной, а они и без того не укладываются в бюджет. Муж долго сидел, согнувшись за кофейным столиком, изучая контракт на строительство и нервно покусывая нижнюю губу, а ребенок все плакал и плакал.
Теперь мысли Грейс вновь сплелись в тугой клубок, а тиски еще сильнее сжимают голову, потому что чуть раньше появилась надежда на облегчение.
– Ну и чего же ты хочешь? – шипит она на ребенка. – Скажи, и я сделаю!
Подруги говорили ей, что иногда младенцы никак не могут успокоиться и надо просто набраться терпения и переждать, но сейчас Грейс кажется, будто ребенок плачет умышленно, ей назло. Умом она понимает, что это полная чушь, что такого быть просто не может, но, вопреки здравому смыслу, в глубине души все-таки считает, что сын попросту насмехается над всеми ее усилиями. Он не любит ее, а она не любит его, и если Джейк сейчас не заткнется, она может шмякнуть его о стенку. Со всей силы.
– Кэллум!
Он с испуганным видом сразу же выходит из кабинета:
– Что случилось?
– Я понимаю, что ты работаешь, но мне надо выйти прогуляться. Извини, но мне надо выйти прямо сейчас.
Твоему сыну небезопасно находиться рядом со мной.
– Хорошо, – успокаивающим тоном говорит он. – Конечно, подыши немного.
Кэллум гораздо лучший муж, чем она – мать. Грейс передает ребенка ему на руки и буквально бежит к двери.
– Ты бы оделась потеплее! – кричит ей вдогонку Кэллум, но Грейс делает вид, что не слышит, и, с трудом сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью, закрывает ее.
От холодного воздуха глаза у нее начинает щипать, и она почти бегом спускается по ступеням и идет по мощеной тропе, опоясывающей остров. Тропа эта похожа на сказочную дорогу из желтого кирпича, как говорит Роза. Но почему, скажите на милость, она никуда не приводит, а все петляет и петляет до бесконечности? Ну просто какой-то замкнутый круг!
Я чуть не совершила это.
Грейс спотыкается, но удерживается на ногах и продолжает идти тяжелым шагом, размахивая руками. Грейс? Грейс? Явно неподходящее имя для человека вроде нее. Она вспоминает о том, как Кэллум автоматически передал Джейка Софи, когда у него зазвонил телефон. Они уже сейчас выглядят как одна семья.
Я едва не швырнула о стенку родного сына.