Похоже, телефон звонит с перерывами уже несколько часов, но Софи просто лежит в постели, закрыв лицо подушкой и едва не задыхаясь. Потом она убирает подушку и поворачивает лицо к потолку, растягивая губы в виде овала. Затем морщится и обнажает зубы. После чего издает странные гортанные звуки, притворяясь умалишенной и жалея, что на самом деле это не так. И наконец опять накрывается подушкой.

Разумеется, у Софи болит голова. Чего и следовало ожидать. Вообще-то, мигрень не такая уж и сильная, просто тупая боль. Похмелье у нее какое-то странное. Во рту нет неприятного вкуса, а, наоборот, чувствуется приятный привкус мускатного ореха.

Софи предпочла бы нормальное похмелье, которое помогло бы ей забыть это постыдное ощущение, когда Кэллум оттолкнул ее. Отвращение на его лице. Как будто он проглотил муху! Как будто она старая перечница, попытавшаяся засунуть ему язык в глотку.

А потом начался настоящий кошмар! Софи увидела красивое лицо Грейс, искаженное судорогой, с пеной в углах рта, с закатившимися глазами, как у испуганной лошади. «О господи, похоже, она умирает», – произнес кто-то с ужасом. Рядом с ней на коленях стоял Кэллум, вцепившись пальцами в землю. Мать Грейс вынула из сумки пластиковый шприц с желто-черной надписью, сняла колпачок и, не теряя ни секунды, решительно вонзила иглу в ногу дочери. Толпа дружно издала негромкий вздох, как это бывает в церкви. Тело Грейс изогнулось дугой, а потом рухнуло на землю, и Софи заметила, что Вероника, тоже стоявшая на коленях, разрыдалась. Софи прежде не видела Веронику плачущей. Томас с покрасневшим лицом кричал в мобильник: «Анафилактический шок!» Софи никогда раньше не слышала, чтобы Томас повышал голос. Все это было ужасно, по-настоящему ужасно.

Через двадцать минут вверх по реке уже мчался с ревом катер службы спасения, но к тому времени все знали, что с женщиной, у которой случился приступ, все будет хорошо. Благодаря быстрой реакции своей матери она уже нормально дышала. Окружающие говорили: «Если у тебя такая жуткая аллергия, надо быть осторожной, сто раз проверить, что ты ешь!» Вечер Годовщины неожиданно закончился, и гости двинулись к пристани, неся на руках спящих детей с раскрашенными лицами и выстраиваясь в очередь на паром.

Грейс увезли на катере в больницу, Кэллум и Лаура поехали вместе с ней. Вероника вновь обрела свое обычное буйное равновесие, без умолку тараторя о том, что не понимает, как это Грейс могла съесть пирожок, если мама написала ей записку, и какой придурок, черт побери, догадался положить в самосу грецкие орехи, и что надо строго отчитать поставщиков продуктов. Вероника допытывалась, слышала ли Софи потрясающую новость: оказывается, вся эта история про Элис и Джека – элементарный развод и в действительности они никогда не существовали. Тетя Роза в пятнадцать лет забеременела и родила вне брака Энигму, а Конни выдумала эту изощренную ложь и столько времени водила всех за нос. Вероника возмущенно вопрошала, кто будет сегодня ночью сидеть с Джейком, ведь она привезла с собой Одри не для того, чтобы та бесплатно нянчилась с чужим ребенком.

– А еще, представляете, тетя Лаура видела папу, уезжавшего куда-то на водном мотоцикле в праздничной одежде, причем вид у него был совершенно безумный! Как вы думаете, мама уже вернулась домой со своей вечеринки «Взвешенных людей»? Подумать только, если бы у матери Грейс в сумке не оказалось эпипена, бедняжка наверняка умерла бы, вот кошмар!

– Вероника всегда такая или это реакция на стресс? – спросила Одри у Софи. – Может быть, отхлестать ее по щекам?

Софи хотела было сказать, что может ночью побыть с Джейком, но быстро отказалась от этой мысли. Что, если Кэллум вернется домой и, ужаснувшись тому, что Софи притрагивается к его ребенку, опять оттолкнет ее? Кроме того, она хлебнула лишнего, а присматривать за детьми в нетрезвом состоянии так же недопустимо, как и садиться пьяным за руль. К счастью, и помимо нее желающих взять Джейка на ночь оказалось достаточно. Сперва вызвалась тетя Роза, но бабушка Энигма сказала: «Не смеши меня, у тебя болезнь Альцгеймера, тебе не справиться с ребенком». Томас заявил, что они с Деборой с удовольствием помогут, они ведь молодые родители, и у них есть опыт обращения с младенцами. Правда, Дебби являла собой не слишком хорошую рекламу материнства – она сидела на земле рядом с коляской Лили, опустив голову и печально покачивая ею над пустым стаканом глинтвейна, а дочурка гладила маму по волосам. Вероника решительно воспротивилась: Джейку явно понравилась Одри, и они с Одри, забрав его в дом Кэллума и Грейс, останутся там на ночь. На этом и порешили: ни у кого уже не осталось сил спорить с Вероникой, и к тому же Джейку действительно было комфортно со спокойной и умелой Одри. Так что все разошлись по домам.

Софи как в тумане добрела до дома тети Конни. Сняв лишь одну туфлю, она прямо в платье феи рухнула на кровать. Очевидно, она собиралась почистить зубы, потому что, проснувшись, по-прежнему сжимала в руке зубную щетку с аккуратно нанесенной на нее пастой. Софи совершенно не помнит, что именно делала вчера вечером.

Телефон звонит снова. Возможно, это ее мать, которой неловко за вчерашний разговор. На этот раз он звонит всего несколько раз, а потом резко умолкает, словно на том конце провода бросили трубку. Продолжая прижимать к лицу подушку, Софи пытается думать о чем-нибудь очень скучном, не затрагивающем чувства. Например, о том, как правильно заполнять налоговую декларацию. Ну-ка, проведем небольшой тест: сколько разделов в этом документе и какой там первый пункт? Что за глупости! Она помнит только, как танцевала с Кэллумом и как ее губы трепетали от ожидания, и он наклонил голову… Но почему так щиплет нижнюю губу?

Софи убирает подушку и осторожно прикасается пальцем к губам. Боже правый, вот почему у нее всю ночь щипало кожу – вылез герпес.

У нее с шестнадцати лет не было ничего подобного. Софи выбирается из кровати и ковыляет в ванную, по-прежнему в одной туфле, а там смотрится в зеркало. «Свет мой зеркальце, ответь – долго ли еще терпеть?» Прямо по центру губы́ у нее большая болячка в форме земляничины. Ее заклеймили за то, что она целовала чужого мужа. А что на голове творится: ну просто воронье гнездо. Под глазами – полумесяцы размазанной туши. Старая ведьма с герпесом, да еще вдобавок с похмелья. Она такая страшная, что даже смешно.

Смешнее всего то, что Софи действительно любит Кэллума. Это не какое-то там глупое увлечение или минутный каприз. Но они никогда не будут вместе. Софи даже не хочет, чтобы Грейс ушла от него. Просто она хочет жить в параллельном мире, где Кэллум никогда не встречал Грейс, а вместо этого еще тогда, в восьмидесятые, познакомился с Софи на концерте «Псевдоэха». У них вспыхнул роман, а потом они поженились и произвели на свет троих детей. И теперь она принимает все как само собой разумеющееся, и сидит у мужа на коленях, как на старом кресле, и они стараются как-то оживить свою сексуальную жизнь. По субботам они с детьми садятся на паром и отправляются на футбол и нетбол, а по воскресеньям работают в саду. Ей так нужна эта жизнь.

Но время упущено. Забей на это, милая.

Звенит звонок входной двери. Софи даже не удосуживается пригладить волосы. Она знает, что выглядит отвратительно – ну и пусть! Сбросив с ноги туфлю, она спускается по лестнице в измятом розовом платье феи, с отвращением щупая болячку на губе и что-то ворча себе под нос, как старая карга. Потом распахивает входную дверь.

– С добрым утром, дорогая. – Это Роза, она подстриглась. Ее волосы напоминают белую шапочку эльфа, шея кажется длиннее, а глаза – больше. Она кутается в потрясающую, богато расшитую бисером шаль из кашемира. – У тебя немного утомленный вид.

Софи говорит:

– Зато вы сегодня такая красивая.

– Я нарядилась, чтобы отпраздновать конец тайны младенца Манро. – Роза приподнимает угол шали. – Это подарок Лауры. Она вроде бы из Непала или что-то в этом роде.

Роза поворачивает голову, чтобы лучше рассмотреть ткань, и Софи вдруг осеняет:

– Не могу поверить, что никогда раньше не замечала, как вы похожи на Грейс.

Роза печально улыбается:

– Что ж, неудивительно: она моя правнучка, хотя пока об этом не знает. Подумать только! Если бы Грейс вчера умерла от анафилактического шока, то никогда бы не узнала, что я ее прабабка. Ужасно, правда? Надо было открутить Конни голову! А что у тебя с губой, милая?

Софи, придерживая дверь, пропускает Розу вперед и поясняет:

– Это герпес.

– А-а, – откликается Роза. – Надо приложить лимонный сок. Кто же мне об этом сказал? Знаю. Рик, садовник. Наверное, у него это иногда случается.

Проходя в прихожей мимо зеркала, Софи корчит себе страшную рожу.

– Как сегодня чувствует себя Грейс? – спрашивает она.

– Похоже, все обошлось. Как она нас напугала! Мы могли ее потерять. Слава богу, что появилась Лаура! Знаешь, что сегодня сделал Томас? Поехал в город и купил каждому из нас это лекарство, эпипен. Оно, между прочим, стоит целое состояние! Он и для тебя одну ампулу прихватил. Ты же знаешь Тома. Он ужасный паникер. Остальные давно уже обо всем забыли, а он все еще переживает и никак не успокоится! Да, кстати, я не говорила, что Рона вчера вечером забрали в полицию?

– Нет! А что он натворил?

– Сама толком не знаю. Вообще все это очень странно. Марджи ездила туда его вызволять. Она, оказывается, вовсе не ходила ни на какую вечеринку «Взвешенных людей». Ну и денек вчера выдался! И Псих, и Лаура, которая раньше времени приехала домой, и Грейс – господи помилуй! Энигма так рыдала, так рыдала! Ладно, Софи, иди-ка ты прими душ, а я пока приготовлю чай. Хочешь, поджарю тебе яичницу?

– Нет-нет, спасибо, садитесь, пожалуйста! Я все сделаю сама.

Софи протестующе машет руками, но Роза не обращает на нее внимания. На кухне Конни она чувствует себя как дома. Она уже достала стеклянную миску и ворчит, обнаружив яйца в холодильнике:

– Надо хранить яйца при комнатной температуре. Разве я тебе не говорила? Быстро иди в душ, тебе станет лучше. Потом мы приложим к твоему герпесу дольку лимона, и ты будешь есть яичницу, а я тем временем расскажу тебе всю историю про Элис и Джека. Понимаешь, мы собираемся сделать заявление для прессы. И я хочу, чтобы, прежде чем узнает широкая публика, об этом услышал каждый член нашей семьи.

Итак, Софи стоит под душем, подставляя лицо под упругие струи и думая о том, что Роза и ее тоже зачислила в члены своей семьи. Вытираясь полотенцем и чувствуя долетающий из кухни запах яичницы и кофе, Софи удивляется собственному легкомыслию: ну как можно с удовольствием предвкушать завтрак, если твое сердце разбито?!